Так, значит, пророчества из старых песен в каком-то смысле сбылись!

(Бильбо Бэггинс (Н.286))

У русского читателя есть на выбор девять[63] полных переводов «Хоббита», каждый из которых отличается от другого и, по-своему, — от оригинала. Шестеро переводчиков (отмеченные звездочкой *) также перевели и ВК.

1. Анонимный переводчик

2. Зинаида Бобырь*

3. Александр Грузберг*

4. Мария Каменкович*

5. Кирилл Королев

6. Валерия Маторина, также известная как «ВАМ»*

7. Наталья Рахманова

8. Семен Уманский*

9. Леонид Яхнин*

Переводчики ВК в дополнительном представлении не нуждаются, поскольку о них подробно рассказано в других частях данной монографии. О тех же, кто переводил только «Хоббита», необходимо сказать несколько слов.

Анонимный самиздатовский перевод взят из Интернета. Он неплохо читается, и если бы это была единственная версия, то ее можно было бы счесть достойной попыткой. Однако на фоне остальных переводов она не настолько блестящая, чтобы чем-то выделяться.

Перевод Королева, изданный в «Terra Fantastica», является частью полного собрания сочинений Толкина на русском языке. К сожалению, его отличительная особенность — отклонения от оригинала. В V главе («Загадки во тьме»), например, описание рассказчиком существ, живущих под горами, изменено так, чтобы устранить безвредных, заблудших рыб и сфокусировать внимание на более зловещих обитателях. Рассказчик Королева говорит:

Ходили слухи, что в горных подземельях обитают диковинные существа, чьи предки затаились во мраке невесть сколько лет назад, когда им опротивел солнечный свет. Отчасти эти слухи были справедливы: даже в пещерах, обжитых гоблинами, встречались такие твари, о существовании которых не подозревали и сами гоблины (вообще-то эти самые твари обитали в подземельях от начала времени — гоблины всего-навсего бесцеремонно захватили их пещеры, а потом соединили проходами) (Кр Х.90).

Дж. Р. Р. Т. (купюры выделены): Странные существа водятся в прудах и озерах в сердце гор — рыбы, чьи предки заплыли туда невесть когда, да так и не выплыли назад, и с течением времени глаза их становились все больше, и больше, и больше оттого, что они силились видеть во мраке; но есть там твари и более скользкие, чем рыбы. Даже в туннелях и пещерах, вырытых для себя гоблинами, живут другие неведомые им существа, прокравшиеся снаружи и затаившиеся в темноте. А иные пещеры существуют с начала времен, задолго до гоблинов, которые лишь расширили их и соединили проходами, а прежние обитатели все еще там, в глухих закоулках, крадутся и вынюхивают (Н. 78–79).

Перевод Рахмановой был первым полным официальным изданием, и именно он наиболее широко распространен. Впервые он увидел свет в 1976 году, когда вся печатная продукция в Советском Союзе контролировалась государством, и наследие тех времен нашло в нем свое отражение. Ее перевод наиболее литературен и продолжает постоянно переиздаваться. Недавно он был включен в русский сборник[64] лучших волшебных сказок XX столетия, где оказался в компании с «Алисой в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла, «Питером Пэном» Джеймса Барри, «Маугли» и «Рикки-Тикки-Тави» Редьярда Киплинга, «Золушкой» и «Драконом» Евгения Шварца, «Тремя толстяками» Юрия Олеши, «Маленьким принцем» Антуана де Сент-Экзюпери, «Мэри Поппинс» Памелы Трэверс, «Карлсоном, который живет на крыше» Астрид Линдгрен и «Недопеском Наполеоном III» Юрия Коваля.

Честь первого издания отрывка из «Хоббита» по-русски, однако, принадлежит журналу «Англия»[65], который в 1969 году напечатал неподписанный перевод части VII главы («Необычайное жилище»), в которой хоббит и гномы навещают Беорна. Журнал «Англия» издавался по-русски британским правительством в период «холодной войны». Он предназначался для распространения в Советском Союзе в качестве источника позитивной информации о жизни в Великобритании и с целью противостоять, как правило, отрицательному освещению Англии в советской прессе, контролируемой государством. В обмен на разрешение распространять «Англию» в Советском Союзе, Советы получали возможность распространять свой собственный пропагандистский журнал на английском языке в Великобритании. Хотя распространение «Англии» было по существу ограничено Москвой и Ленинградом, где находились британские дипломатические миссии, «Англия» до некоторой степени успешно справлялась с пропагандой британской идеологии.

Существует две редакции «Хоббита» в переводе Бобырь. Версия А вышла в 1991 г. в московском издательстве «Молодая гвардия». На версию Б с 1992 г. копирайт имеет пермское издательство «Книжный мир». Эта версия была отредактирована Юлией Баталиной, дочерью Грузберга, которая в проекте выступала одновременно в роли редактора и корректора (под псевдонимом А. Романова). Её муж, Алексей Баталин, взял на себя роль технического редактора. Первоначально «Книжный мир» собирался издать версию Б «Хоббита» Бобырь вместе с ВК в переводе Грузберга, и для этого все имена и названия были приведены в соответствие с их написанием у Грузберга. Помимо названий, различия между этими двумя версиями в основном сводятся к незначительной редакторской правке. Несмотря на то, что, по мнению коллектива «Книжного мира», перевод Рахмановой был значительно лучше, они все же остановились на переводе Бобырь, чтобы избежать проблемы с получением авторских прав на вариант Рахмановой. Планам «Книжного мира» издать перевод ВК Грузберга так и не суждено было сбыться, но, тем не менее, «Хоббит» Бобырь в 1994 г. издан был. Собственный перевод «Хоббита» Грузберг сделал значительно позже. Перевод «Хоббита» Уманского, который автор книги первоначально счел отредактированной им версией В «Хоббита» Бобырь, не издавался никогда.

В дополнение к девяти полным переводам существует перевод на русский язык сокращенного английского комикса по мотивам «Хоббита», сделанного Чарльзом Диксоном и Шином Демингом (D&D) с иллюстрациями Дэвида Вензела[66]. Иллюстрации до некоторой степени заменяют текст — чем их больше, тем сильнее можно сократить повествование, но вместе с купюрами пропадает и большинство подводных камней, с которыми пришлось столкнуться переводчикам полных версий и о которых идет речь в данном издании. Перевод комикса выполнила Людмила Каминская.

Существует еще три издания комиксов по «Хоббиту», которые сжимают повествование до соответственно 60,12 и 16 страниц:

1. Н. Утилова, издательство «Авлад» 1992 г., иллюстрации Р. Рамазанова, А. Шевцова и Р. Азизова.

2. С.Седов, издательство «Белый город» 1999 г., иллюстрации Е. Узденниковой.

3. Лев Яковлев, издательство «Эгмонт Россия» 2001 г., иллюстрации Елены Володькиной.

Тексты в комиксах сокращены настолько, что, казалось бы, на их примере невозможно обсуждать ни одну из философских проблем перевода произведений Толкина. Если верить китайской поговорке, одна картинка заменяет тысячу слов, но все иллюстрации на обложках этих трех изданий имеют характерную особенность, которая немедленно указывает на их принадлежность к русским переводам, и эта особенность сводится к одному-единственному слову — ноги. Толкин говорит, что хоббиты редко носили башмаки, «поскольку от природы ступни (feet) у них грубые и на них растет теплая густая бурая шерстка» (Н.16). В русских переводах в этом предложении, как правило, использовалось слово ноги, а не ступни ног. Слово ноги означает и то, и другое, в то время как английское слово feet — только ступни ног. По-английски часть ноги выше щиколотки называется leg. Все три книжки комиксов показывают Бильбо в штанах выше щиколотки, с густой шерстью, покрывающей его ступни и ту часть ног, которая остается видна. Создается ощущение, что в нижней своей части Бильбо смахивает на медведя.

Переводчики, которых русские читатели должны за это благодарить Рахманова, Грузберг, Уманский, ВАМ, Каменкович и Яхнин. Седов, единственный, у кого в комиксах есть эта фраза, также использовал слово ноги. Остальные переводчики справились с этой проблемой, используя одно из двух русских слов, которые соответствуют английскому foot (во множественном числе feet): ступни или стопы. Нетрудно предположить, что иллюстраторы не читали анонимный перевод, Бобырь, Каминскую или Королева.

В ВК Толкин повторил объяснение, почему хоббиты редко носили башмаки (Р.20). Из десяти переводчиков ВК, пять — Грузберг, ВАМ, Г&Г, Немирова, Уманский и Яхнин — использовали слово ноги. Яхнин употребил даже уменьшительную форму ножки, которая делает хоббитов похожими на симпатичных персонажей детской сказки (Я Х.8). Г&Г немного подстраховались, и включили в скобках после слова ноги добавку: «книзу в особенности» — не такое уж плохое решение проблемы (Г&ГБК.10). М&К, Волковский и редактор CD-ROM Грузберга Александрова написали ступня. Бобырь опустила эту деталь, а решение К&К отличается от всех остальных. Их рассказчик говорит, что «на щиколотках у них, равно как и на голове, росла густая вьющая шерстка» (К&К СК.19).

Слово feet едва ли можно счесть сложным философским понятием, но то, как оно представлено в русских переводах «Хоббита» и ВК — хороший пример бесчисленных подводных камней, с которыми переводчики сталкиваются в попытках донести Толкина до русских читателей. Перекинуть мост через пропасть, разделяющую различные культуры, намного сложнее, чем кажется.

Толкин выпустил три издания «Хоббита». Изменения в каждом из них не просто «косметические», это изменения персонажей и сюжета, частично вызванные необходимостью совместить сюжетные линии «Хоббита» и ВК. Изменения в характере Голлума, например, рассматриваются в статье Бонниджин Кристенсен в «Толкин Компасе»[67], каждое изменение текста тщательно проанализировано в «Аннотированном Хоббите» Дугласа А. Андерсона[68]. Два русских перевода были сделаны по второму изданию, а все остальные — по третьему.

Третье издание (1966 г.) «Хоббита» можно отличить от первого (1937 г.) и второго (1951 г.) по строке, в III главе «Короткая передышка», которая в первых двух изданиях выглядит так: «Однажды днем они переправились вброд через реку…». В третьем издании вместо этого написано: «Однажды утром они переправились вброд через реку…». В переводах Бобырь, Уманского и Грузберга компания пересекает реку днем (Б Х₁₉₉₄.55; У Х.39; Гр Х.47). У Рахмановой, ВАМ, Каменкович, Королева, Яхнина и анонимного переводчика через реку переправляются утром, из чего следует, что эти переводы были сделаны по третьему изданию. У D&D и в остальных комиксах это предложение отсутствует.

Второе издание (1951 г.) содержит изменения в V главе «Загадки в темноте», в которой Бильбо «выигрывает» у Голлума Кольцо, состязаясь с ним в отгадывании загадок. Второе издание можно отличить от первого (1937 г.) по строке в V главе, которая в первом издании гласит: «прежде, чем появились гоблины, и он был отрезан от своих друзей глубоко под под [sic!] горами». Во втором издании эта фраза превратилась в: «еще до того, как он потерял всех своих друзей, был изгнан, остался один, и уполз глубоко-глубоко, в самую тьму под горами». В переводах Бобырь, Уманского и Грузберга Голлум потерял всех своих друзей, что в качестве их первоисточника скорее указывает на второе, а не на первое издание (Б Х1994.89; УХ.55; Гр Х.73). Хотя параллельный английский текст на CD-ROM Грузберга/Александровой дан по третьему изданию, никто и пальцем не пошевелил, чтобы согласовать с ним русский текст, представляющий собой перевод второго.

Но что Запад, что Восток — я их нравов не знаток, как говорят у нас в Бри…

(Барлиман Баттербур (F.214))

На страницах «Хоббита» речь идет о приключениях и сражениях в преддверии войны Кольца, которые ознаменовали конец Третьей эпохи Средиземья. Но на страницах его первого официального русского перевода остались почти невидимые следы другой, близкой к нашему времени войны. Это — следы «холодной войны». Однако рассказ о «холодной войне» так умело вплетен в текст повествования, что, подобно лунным буквам, прочесть его можно только при определенном освещении — сравнивая перевод Рахмановой или с оригиналом, или с одним из других, постсоветских изданий. Русские любят такие игры. Чтение между строк — любимое занятие почти каждого русского интеллигента советских времен.

Жаргон «холодной войны» противопоставлял «Запад» «Востоку». Учитывая репутацию русских читателей, выискивающих скрытый смысл даже там, где его нет, из текста первого официального русского издания «Хоббита» изымались любые упоминания слова запад, которые могли бы быть ошибочно истолкованы как намеки на политический Запад времен «холодной войны» — враг политического Востока, Советского Союза. Однако Рахманова не уступила цензорам, а скорее умело играла с ними в прятки. Хотя упоминания запада были выброшены на свалку истории, каждый возглас удивления или восторга, который у Толкина передан пустым эвфемизмом для имени Божьего, она перевела не эвфемистически. Так «Good gracious me!» (H.19) превратилось в «Боже милостивый!». Толкин был религиозным писателем, но слово Бог ни разу не появляется в «Хоббите». Однако в версии Рахмановой Бог живет и здравствует в речи персонажей книги. Посредством такой замены Бог ненавязчиво выдвигается на передний план, в то время как по версии Толкина, Он — часть фона. Поскольку советское государство настойчиво подавляло религию в языке и в жизни, такой подход Рахмановой становился искусно завуалированным, выразительным протестом.

Некоторые русские читатели посткоммунистического поколения продолжают утверждать, что в переводе Рахмановой никаких следов «холодной войны» нет. Они заявляют, что оба слова — Восток и Запад — остались на своих местах, и слово Бог не было добавлено в текст. Если им процитировать первое (1976 г.) издание, в ответ можно услышать, что эти проблемы были устранены в более поздних изданиях. Для таких русских читателей, включены также и ссылки на перевод Рахмановой, вышедший в 2002 г.

В III главе («Короткая передышка»), в сцене, где Эльронд рассматривает мечи, найденные в пещере троллей, он говорит, что клинки были сделаны «Высокими эльфами Запада, моими родичами» (Н.61). Рахманова исключила из своей версии упоминание Запада, и «Высокие эльфы» стали «древними эльфами».

Мечи старинные, работы древних великих эльфов, с которыми я в родстве (Р Х₁₉₇₆.51, X₂₀₀₂.41).

Такое вымарывание, вероятно, стало результатом комплекса неполноценности Советов в вопросах военной технологии. Они целиком, вплоть до копирайта, скопировали печатные платы американского эхолокационного буя и хвастались, что их технология лучше. Для цензора, чувствительного к подобным вопросам, неприятным был бы сам факт, что мечи, которыми так восхищался Эльронд, сделаны на Западе. Потенциально эта фраза могла ошибочно восприниматься как ссылка на превосходство западной военной технологии, и раз так, то ее следовало убрать.

У всех остальных переводчиков, за исключением Грузберга, Уманского и Бобырь, слово Запад осталось на месте. У Каменкович даже есть сноска, объясняющая, кто такие «Высшие эльфы Запада».

Высшие эльфы — эльфы, принадлежащие к эльфийским племенам, на заре истории Средьземелья отплывшим по зову Валар(ов) в Валинор (место обитания Валар(ов)), но позже по разным причинам возвратившимся в Средьземелье (К&К СК.6ЗЗ).

Причина, по которой Запад не упоминается в переводах Грузберга, Уманского и Бобырь, в том, что они работали по второму изданию, где мечи принадлежали не «Высоким эльфам Запада, моим родичам» (Н.61), а «эльфам, которые ныне зовутся номами [Gnomes]» (AH.324). В более ранних работах в легендариуме Толкина название ном [Gnome] употреблялось по отношению к нолдор [Noldor] — обладающим знаниями, что обыгрывало значение слова gnome — сентенция или афоризм. Для русских переводчиков слово Gnomes стало серьезной проблемой, поскольку словом гном в сказках принято переводить dwarf. Так, Snow White and the Seven Dwarves обычно переводят как «Белоснежка и семь гномов», и гномы — это слово, которое используют для толкиновских dwarves все переводчики, за исключением Бобырь/Уманского в ВК и Уманского в «Хоббите». Там dwarves названы Карликами. Решение использовать слово гном при переводе dwarf, однако, грозит обернуться в будущем большой проблемой для переводчиков, которые возьмутся за перевод более ранних работ из легендариума Толкина, и им придется иметь дело с толкиновским использованием названия Gnome, подразумевающим эльфов нолдор. Грузберг и Бобырь решили эту проблему, по существу следуя инструкциям Толкина (L.318) и не учитывая конец фразы: «которые теперь называются номами». Версия Грузберга гласит:

Это древние мечи, очень древние, и принадлежали они эльфам (Гр X. 54-5 5).

В издании на CD-ROM эта фраза Грузберга осталась без изменений. В версии Бобырь читаем:

Это древние, очень древние мечи эльфов (Б Х₁₉₉₄-63).

Уманский был единственным из переводчиков, кто употребил здесь слово Гномы.

Это старинные, очень старинные мечи тех эльфов, которых теперь называются Гномами (У Х.43).

Употребление им слова карлики в качестве перевода dwarves прекрасно с этим увязывается.

В VIII главе («Мухи и Пауки») объяснение рассказчика, кто такие Лесные эльфы, опять-таки лишено ассоциации с Западом. В оригинале Лесные эльфы «отличались от Высоких эльфов Запада и были более опасны и менее мудры. Ибо большинство из них (вместе с их родичами, расселившимися по холмам и горам) происходили от древних племен, никогда не бывавших в Фаэрии [волшебной стране] на [заокеанском] Западе» (H.164). Даже только ради сохранения единообразия с предыдущим эпизодом упоминание о «Высоких эльфах Запада» в этом месте надо было изменить, и уж конечно, Фаэрия никак не могла быть расположена на Западе. В этом эпизоде она описывается как источник культуры и знаний, поскольку эльфийские народы, которые туда так и не дошли, «были более опасны и менее мудры». На пике «холодной войны» это утверждение легко могло восприниматься как комментарий в адрес Советов, которые всегда проявляли особую чувствительность к высказываниям об их культурном уровне, и постоянно расходились с принятой в западной историографии интерпретацией приоритета и авторства различных изобретений.

К примеру, хотя издание «Большой Советской Энциклопедии» 1929 года даже не упоминает об Александре Можайском (1825–1890), издание 1949 года многозначительно подчеркивает, что Можайский построил первый самолет на 21 год раньше, чем братья Райт совершили свой первый полет в 1903 году[69]. То же самое издание «Большой советской энциклопедии» гордо объявляет Александра Попова (1859–1905/06) изобретателем радио[70]. Тон этих заявлений изменился ко времени выхода «Большого энциклопедического словаря» в 1990 году. Там в статье о Можайском говорится только, что ему выдали патент на его летающую машину в 1881 году, а братья Райт вообще не упоминаются (СЭС, с. 831), хотя в статье, посвященной непосредственно им, говорится, что именно они совершили первый в мире полет (БЭС, с. 1110). Статья о Попове спокойно называет его «одним из пионеров применения эл.-маг. волн в практич. целях» (БЭС, с. 1051), без прямого сравнения с датами изобретений Маркони. Тот же комплекс неполноценности по отношению к Америке (Западу) просматривается и в политическом анекдоте, бытовавшем во времена «холодной войны»:

На массовом митинге:

Политический комментатор: «Наша цель состоит в том, чтобы догнать и перегнать Америку во всех областях!»

Голос из толпы: «А где сейчас Америка?»

Политический комментатор: «Америка находится на краю политического, экономического и морального краха».

Шутка состояла в том, что фразы комментатора были лозунгами советской политической пропаганды времен «холодной войны», в некотором роде вырванными из контекста. Рядом их, как правило, не ставили. Следовательно, с точки зрения советского цензора, — с детства уверовавшего в то, что Можайский построил первый самолет, а Попов изобрел радио, цензора, которому бесконечно внушали лозунги о необходимости обогнать Америку (Запад), Фаэрия, естественно, никак не могла находиться на Западе. И действительно, из текста Рахмановой удалены оба упоминания Запада.

Они были не так мудры, как высшие эльфы, но тоже умели искусно колдовать и были более коварны. Ведь, большинство из них, в том числе их родственники с гор и холмов, происходили от древних племен, не посещавших славного Волшебного царства (Р Х₁₉₇₆.141, Х₂₀₀₂.107).

Дж. Р. Р. Т.: Они отличались от Высоких эльфов Запада и были более опасны и менее мудры. Ибо большинство из них (вместе с их родичами, расселившимися по холмам и горам) происходили от древних племен, никогда не бывавших в Фаэрии на Западе (11.164).

Яхнин также назвал Фаэрию «Волшебным царством», но опустил слова «на Западе» (Я Х.203). Однако он оставил Запад как часть определения Высоких эльфов. Для американского читателя «Волшебное царство» Яхнина немедленно ассоциируется с «Дисней Уорлдом», в котором именно так называется один из парков.

У всех остальных переводчиков с местонахождением волшебной страны проблем не возникало. У анонимного переводчика Фаэрия была «Дивным Западным Краем». Уманский написал: «от древнего племени, родиной которого была страна Фэйрие, что на Западе» (У X.111). По версии Бобырь, Лесные эльфы никогда не были на «далекой родине эльфов — на Западе» (Б Х₁₉₉₄.193). У ВАМ Фаэрия — это «волшебная страна на Заокраинном Западе» (ВАМ Х₁₉₉₀.137, Х₂₀₀₀.208). У Грузберга — «волшебное царство на западе» (Гр X.I 60). У Королева — «чудесная страна, что лежит на крайнем западе» (Кр X.191). Каменкович расположила ее «в Эльфийской Стороне, что лежит на Западе» (Км Х.168), опять с цитируемой выше сноской о «Высших эльфах».

Несмотря на то, что даже сокращенное издание D&D полностью включает этот эпизод, в переводе Каминской он сильно переделан, и упоминание Фаэрии вообще отсутствует. В ее версии говорится:

Лесные эльфы не так мудры, как высшие эльфы из западных стран, а потому они опаснее. Большинство из них (так же, как и их родня, разбросанная среди гор и холмов) происходит от древних племен (Кск Х.80).

В варианте Каминской мысль Толкина о том, что тот, кто менее мудр, более опасен, прослеживается еще четче, чем в оригинале. Равно как и противопоставление Запада и Востока становится еще более контрастным. Оно никогда бы не было одобрено советской идеологической цензурой.

С точки зрения советского цензора, столь же сомнительным, если не хуже, является определение Запада в словах Торина Оакеншильда, когда он прощается с Бильбо. Торин называет Бильбо «дитя дружелюбного Запада» (Н.273). В советском жаргоне времен «холодной войны» Америка и Запад всегда были империалистическими агрессорами; как же политически грамотный советский цензор мог позволить Западу называться в «Хоббите» дружелюбным? Если бы Яхнин создавал свой перевод в советское время, цензура, вероятно, одобрила бы его. Он целиком опустил эту фразу (Я Х.342). «Прошедшая цензуру» версия Рахмановой говорит о Бильбо, что он «родился в доброжелательном краю» (Р Х₁₉₇₆-240, Х₂₀₀₂.17б) игнорируя географическое положение края. Из остальных переводчиков только Грузберг и Уманский присоединились к Рахмановой в выборе прилагательного, которое отражает противостояние Добра и Зла. В их версиях Бильбо был «дитя доброго запада» (Гр Х.271; УХ.180). Этот вариант наиболее точен.

Большинство других переводчиков выбрало прилагательные, благодаря которым Запад наводит на мысль о старой, доброй бабушке. Большая часть голосов в этой категории отдана слову ласковый (ВАМ Х₁₉₉₀.228, Х₂₀₀₀.348; Б Х.331; Км Х.292), хотя один переводчик не согласился с остальными и проголосовал за изнеженный (анонимный переводчик). Ни одно из этих описаний не привлекло бы внимание советских цензоров так, как изображение Запада хорошим или доброжелательным, а Востока, по умолчанию, злобным или плохим. В отличие от всех остальных, Каминская остановила свой выбор на архаичном слове странноприимный (Кск Х.127), в результате чего Запад превратился в место, куда неплохо бы съездить. Королев также избрал совершенно иной подход. Он сделал Бильбо ребенком светлого запада (Кр Х.327), что заставляет современного читателя вспомнить о свете Двух Древ Валинора. Одновременно для советских читателей светлый перекликается с лозунгом советского рая — со «светлым будущим», обещанным коммунизмом[71].

В IV главе («Через гору и под горой»), метафора, используемая рассказчиком Толкина для описания «грома и молнии ночью в горах», также является слишком политически окрашенной для идеологически выдержанной советской книги:

Еще ужаснее бывает гром и молния ночью в горах, когда бури приходят с Востока и с Запада и ведут войну (Н.65).

Для советского цензора эта метафора подразумевает немыслимый ужас «холодной войны», превращающейся в термоядерную катастрофу, и поэтому должна быть удалена. В тексте Рахмановой грозы приходят из ниоткуда, а все остальные переводчики — Яхнин опять не в счет — сохранили «порты приписки».

Всякий знает, как страшно бушуют гром и молнии в горах, ночью, когда две грозы идут войной друг на друга (Р Х₁₉₇₆.55, Х₂₀₀₂.44).

И еще раз Яхнин без проблем прошел бы советскую цензуру. Его изящно измененное описание ночной грозы в горах не содержит никакого упоминания о Востоке или Западе.

Но еще ужаснее ночная гроза в горах. Сверкание и грохот. Злобный вой и свист встречных ветров, скрутившихся в смертельной схватке (ЯХ.75).

Двое переводчиков (ВАМ и анонимный) вслед за Толкином написали Запад и Восток с прописной буквы. В русском языке, где отсутствуют артикли, эффект такого написания существенно упрощает восприятие запада и востока в политическом контексте. По версии ВАМ, это была «настоящая небесная война между Востоком и Западом» (ВАМ Х₁₉₉₀.52, Х₂₀₀₀.77). Добавление «небесной» немного смягчает воздействие, но в этой прямолинейной формулировке все же легко просматривается политический оттенок. Фраза у Толкина была гораздо более уклончивой и тонкой. Анонимная версия еще больше сглаживает проблемы войны и мира, заменяя «ведут войну» на «сходятся в единоборстве». Это поединок, сражение борцов с отчетливым налетом архаики. Хотя такая формулировка могла восприниматься в политическом контексте, все же это не «холодная война», превращающаяся в термоядерную. Это скорее встреча на высшем уровне.

Все остальные переводчики использовали строчные буквы для востока и запада, что отчасти сдерживает извечную привычку русского читателя выискивать между строк намеки на политику. Типично многословная, но точная версия Каменкович гласит:

<...> двигаясь навстречу друг другу с востока и запада, изрыгая громы и молнии, две грозы сошлись на страшную битву, да еще ночью! (Км Х.63).

Все переводчики, не написавшие Запад и Восток с прописной буквы, также не стали употреблять и слово война. Королев, подобно Каменкович, заменил его словом битва. По версии Королева:

<...> сходятся в битве стремительные вихри с запада и с востока! (Кр Х.74).

Даже Грузберг не стал использовать слово война. Его формулировка стилистически ближе к толкиновской, и может быть понята и буквально и метафорически. Хотя основное значение — сражение на поле битвы, есть и дополнительное, означающее спортивное сражение. Толковый словарь приводит в качестве примера фразу «Сражаются футбольные команды»[72].

Но еще ужаснее гром и молнии в горах ночью, когда встречаются и начинают сражаться ветры с запада и востока.

Черняк, редактор книжной версии Грузберга, придал этому эпизоду военный настрой, заменив неоднозначную фразу Грузберга на четкую формулировку «вступают в битву». Его версия гласит:

Но еще ужаснее гром и молнии в горах ночью, когда встречаются и вступают в битву ветры с запада и востока (Гр Х.58).

Фраза Уманского практически дословно повторяет исходную версию Грузберга, с той лишь разницей, что Уманский употребляет существительное вместо неопределенной формы глагола, использованного Грузбергом. Его перевод выглядит так:

Но еще ужаснее гром и молния ночью в горах, когда с востока и запада приходят ураганы и начинают сражение между собой (У Х.45).

Бобырь сформулировала фразу несколько иначе, тонко соединив близость к оригиналу и возможность политического прочтения, но без возникающего образа немыслимого ужаса «холодной войны», превращающейся в термоядерную. Согласно ее версии:

Но еще ужаснее бывает гром и молния ночью в горах, когда воюют и сталкиваются между собой бури с востока и с запада (Б Х₁₉₉₁.69).

Редакция Баталиной отличается всего одной буквой, но эта опечатка[73] удаляет из ее версии ведущуюся войну. Согласно ее варианту, бури «воют». Это — единственное отличие между двумя версиями, рассматриваемое в данной монографии.

Но еще ужаснее бывает гром и молния ночью в горах, когда воют и сталкиваются между собой бури с востока и с запада (Б Х₁₉₉₄.69).

Хотя мысль о немыслимой войне и для этих переводчиков была слишком страшной, они все же сохранили толкиновский «Восток и Запад». В сокращенной версии D&D этот эпизод оказался настолько сжатым, что советские цензоры сочли бы его вполне приемлемым. D&D опустили упоминание о «Востоке и Западе» и о «ведущейся войне», использовав вместо этого предыдущее предложение.

Все было хорошо, пока однажды они не попали в грозу — больше чем грозу, громовую битву (D&D H.29; Дж. Р. Р. Т. Н.65).

Каминская вовсе избавляется от каких-либо намеков на военный колорит, заменяя громовую битву на ураган:

Все было хорошо, пока однажды не началась буря. Да что там буря ураган! (Кск Х.29).

По существу это тот же самый подход, который использовал Уманский в эпизоде сражающихся между собой гроз с Востока и Запада, о чем говорилось выше.

Эта формулировка получает некоторый резонанс в изданном семью годами позже переводе Королева:

Началась буря — да какая там буря, самый что ни на есть настоящий ураган (Кр Х.74).

Никто из остальных переводчиков не превратил громовую битву в ураган. Анонимный переводчик, Уманский и Яхнин использовали два погодных синонима (гроза и буря), но сравнение их друг с другом слишком бледное. Изящная формулировка Яхнина носит пацифистский характер, а заключенный в ней вопрос, адресованный непосредственно его детской аудитории, заставляет их почувствовать себя более тесно вовлеченными в происходящие события.

Да что там гроза! Настоящая буря. Вы знаете, что такое буря, сметающая все на своем пути, или шторм на море, когда встречаются две разъяренные стихии? (Я Х.75).

Каменкович также выбрала пацифистский подход к громовой битве, заменив грозу на грозищу. Она использовала тот же самый суффикс, с помощью которого Волковский превратил широкий шаг в шажище, описывая гигантских людей-деревьев, замеченных в Северных Пустошах (В ДК.72).

Грузберг точно попал в цель, употребив словосочетание громовая битва. Черняк, редактор изданного перевода Грузберга, однако, изменил удачно сформулированную фразу Грузберга и приуменьшил толкиновскую громовую битву, превратив ее в ту же самую прозаичную грозу — бурю, которую использовали анонимный переводчик и Яхнин (Гр Х.58).

Рахманова создала наиболее запоминающийся и эффектный образ:

Казалось, гремит гром не грозовой, а пушечный (Р Х₁₉₇₆.55, Х₂₀₀₂.44).

У Бобырь — небесная битва (Б Х₁₉₉₄.69). ВАМ повторила слово небесное и объединила его со сражением (ВАМ Х₁₉₉₀.52, Х₁₉₉₀.76), использовав тот же самый корень, который Грузберг и Уманский употребили в своей формулировке: сражаться.

В XVI главе («Ночной вор»), Бильбо выражает желание «вернуться на Запад в собственный дом, где люд более рассудителен» (Н.256). Хотя Бильбо подразумевает Торина Оакеншильда, а не «Восток», сравнение Запада с Востоком все равно неизбежно возникло бы в советском политическом климате. Вывод о том, что народ на Востоке вовсе не рассудителен, был бы очевиден. Королев был единственным переводчиком, удалившим Запад из этого эпизода. Его пропустили даже цензоры Рахмановой. Однако надо отдать должное цензорам, в отрыве от всех остальных повторений Запада, которые уже были откорректированы, воздействие этой фразы было минимальным. Помимо этого, Рахманова написала слово запад со строчной буквы, таким образом, еще больше снижая воздействие на читателя. В версии Рахмановой просто сказано:

<...> домой, на запад, там жители гораздо благоразумнее (Р Х₁₉₇₆.224, Х₂₀₀₂.165).

Королев отверг не только Запад, но также и рассудительность:

Я всем этим уже сыт по горло и с радостью вернулся бы восвояси — там куда как спокойнее и уютнее. Загвоздка только в сокровищах. Мне кое-что из них причитается — если быть точным, одна четырнадцатая от общей доли (Кр Х.307).

Дж. Р. Р. Т. (купюры выделены): Я лично крайне устал от всей этой истории. Я хочу вернуться на Запад в собственный дом, где люд более рассудителен. Но, у меня в этом деле свой интерес — четырнадцатая часть, если точнее <...> (Н.256).

Когда Восток сопровождался в тексте Толкина отрицательными коннотациями, в руках советских цензоров Рахмановой его ждала участь аналогичная Западу с коннотациями положительными. Он попросту исчезал. В XIV главе («Огонь и вода»), рассказчик объясняет, что «люди Озерного города Эсгарота, большей частью, остались дома, ибо пробирающий до костей ветер дул с черного Востока <...>» (Н.234). В контексте ВК слово черный имеет множество отрицательных коннотаций: черные искусства (Т.363), черное дыхание (F.236, R.171), Черная Страна (Мордор), Черные Ворота (Мораннон), Черные Всадники (Назгул), Черная Земля (Мордор), Черный Властелин (Саурон), Черный (Саурон), Черная Речь, Черные Годы (F.81 F.333). Толкин, несомненно, имел в виду это значение.

Анонимный переводчик в своей формулировке уподобил Восток Мирквуду: «с мрачного востока дул пронизывающий ветер». У Каменкович ветер дул «с потемневшего востока» (Км Х.247). Обе попытки вполне приемлемые, но более завуалированные по сравнению с черным Востоком Толкина. В переводе Рахмановой направление, откуда дул ветер, было удалено, и прилагательное, которое его определяло, теперь описывало небо.

Жители Озёрного города Эсгарота сидели по домам, испугавшись сильнейшего ветра и промозглого воздуха (Р Х₁₉₇₆.202, Х₁₉₇₆.151).

Большинство остальных переводчиков вслед за Рахмановой интерпретирует черный как цвет неба, а не Востока. У ВАМ «было пасмурно и с востока дул холодный ветер» (ВАМ Х₁₉₉₀.195, Х₁₉₉₀.297). Грузберг, Бобырь и Королев вообще оставили Восток без эпитета. В переводе Бобырь жители Эсгарота остаются дома, поскольку «восточный ветер был очень холодным» (Б Х.281), без единого слова о черном Востоке. Рассказчик Яхнина также говорит о «холодном восточном ветре» (Я Х.293). По версии Грузберга, жители Эсгарота остались дома, «потому что дул холодный восточный ветер» (Гр Х.231). Королев сделал так, чтобы они остались дома, поскольку «с востока задувал холодный ветер» (Кр Х.279). Совпадение версий Грузберга и Бобырь, устраняющих характеристику Востока, можно было бы объяснить различием между вторым изданием, которое использовали они, и третьим, с которым работали все остальные переводчики. Однако это не так. Толкин ничего не пересматривал в XIV главе («Огонь и вода»)[74]. Это подтверждает Уманский, который также переводил по второму изданию. У него и Восток, и его определение сохранились на своих местах. Его рассказчик говорит:

Люди озерного города Эсгарота большей частью сидели дома, так как с темного востока дул холодный ветер (УХ.156).

Убрав из описания Востока определение черный, переводчики обрывают связь этого эпизода с ВК и снижают его до простого сообщения о погоде, в то время как здесь подразумевалась характеристика земли, откуда дул ветер.

Ни одно обсуждение геополитического значения корректировки Востока и Запада в тексте Рахмановой с целью устранения возможности ошибочного их восприятия как субъектов политики, а не обычных сторон света, не будет полным без взгляда на карту, которая сопровождала ее перевод. В первом издании 1976 года (затем часто переиздававшемся) карта была перерисована Михаилом Беломлинским, чьи иллюстрации к «Хоббиту» многими признаются классическими. Роза ветров на карге Беломлинского показывает Север наверху, что общепринято на современных картах. Однако на первоначальной карте Толкина наверху был Восток, как это принято на картах гномов. Изменение Беломлинским ориентации розы ветров создает политическое изменение в географическом местоположении событий, которое согрело бы душу советского цензора. Согласно карте Беломлинского, Бильбо и Компания путешествовали на север, а не на восток. На карте Беломлинского Хоббитон находится в левом нижнем углу (юго-запад), а Одинокая гора в верхнем правом углу (северо-восток) (см карту [75]). Кое-кто пытается доказать, что это изменение — просто ошибка, вызванная тем, что у Толкина гномы именно так размещали розу ветров. Хотя подобная трактовка и допустима, корректировки Востока и Запада в тексте Рахмановой доказывают, что цензоры не возражали бы и против корректировки розы ветров по политическим соображениям. Однако если эта причина существовала, то она сыграла с ними злую шутку, когда в 1984 году вышел армянский перевод с иллюстрациями Беломлинского, само собой, включавший и карту с измененной розой ветров[76]. В Армении политические обвинения того периода выстраивались не по линии Восток и Запад, а по линии Север (Советский Союз) и Юг (Армения). Карта Беломлинского отлично соответствует политической игре в чтение между строк на армянский манер.

Выбрасывая слово Запад из перевода, Рахманова одновременно ухитрялась вписывать в него имя Божье. Все пустые эвфемизмы Толкина в восклицаниях удивления и досады, такие как:

«Good gracious me!» (H.1 9),

«Dear me!»(H.19),

«Good gracious heavens» (H.118),

«Good heavens!» (H.96, 125),

«Good Gracious!» (H.200),

«Bless me!» (H.284),

«goodness only knows» (H.78),

«heaven knows» (H. 118),

«goodness knows» (H.I 74)

превратились в переводе Рахмановой в:

«Боже милостивый» (Р Х₁₉₇₆.10, 104, 111, 172, 250, X₂₀₀₂.10, 79, 84,129,184),

«Бог мой!» (Р Х₁₉₇₆.10, X₂₀₀₂.10),

«Боже милосердный!» (Р Х₁₉₇₆.84, Х₂₀₀₂.65),

«бог знает» (Р Х₁₉₇₆.65; Х₂₀₀₂.51)

«бог весть» (Р Х₁₉₇₆.66, Х₂₀₀₂.52),

«один бог знает» (Р Х₁₉₇₆.103, Х₂₀₀₂-79),

«а то бог знает» (Р Х₁₉₇₆.150, Х₂₀₀₂.113).

У Рахмановой не было никакой необходимости последовательно использовать набор выражений, упоминающих Бога, там, где Бог эксплицитно не представлен в оригинале. Другие переводчики нашли множество приемлемых альтернатив. Анонимный переводчик и Грузберг употребили выражения, в которых упоминается Бог, при переводе фраз «goodness only knows», «heaven knows» and «goodness knows», но, в отличие от Рахмановой, они не превратили это в систему.

Но Рахманова не ограничивалась эвфемистическими восклицаниями. В некоторых местах она добавляла Бога уже без всякого основания. В V главе («Загадки во тьме»), когда рассказчик повествует о прыжке, который Бильбо совершил через голову Голлума, в версии Рахмановой это выглядит так:

Для человека такой прыжок был бы не бог весть как труден, но ведь это был ещё и прыжок в неизвестность (Р Х₁₉₇₆.81, Х₂₀₀₂.бЗ).

В оригинале Толкина же говорится: «не такой уж гигантский прыжок для человека, но прыжок в темноту» (Н.93). Только анонимный переводчик присоединился к Рахмановой в дорисовывании Бога в этой картине: «Не бог весть какой это был прыжок».

В XVI главе («Ночной вор»), когда Бильбо и Бомбур говорят о Торине, Рахманова вкладывает в уста Бомбура следующее:

Упаси бог, чтобы я осуждал Торина, да растёт его борода беспредельно (Р Х₁₉₇₆.222, X₂₀₀₂.164).

Бомбур Толкина, говоря о Торине, не упоминает Бога. В оригинале это предложение гласит: «не то чтобы я осмелился прекословить Торину, да отрастет еще длиннее его борода» (Н.254). И в этой же главе, где описывается возвращение Бильбо после того, как он отдал Аркенстон Траина Бэрду и Королю Лесных эльфов, о веревке, оставшейся висеть на месте, рассказчик Рахмановой говорит: «Верёвка, слава богу, висела там, где он [Бильбо] её оставил» (Р Х₁₉₇₆.226, Х₂₀₀₂.1б7). Рассказчик Толкина не говорит ничего о Боге или о благодарности ему. В оригинале эта фраза звучит так: «<...> но была уже почти полночь, когда он [Бильбо] вскарабкался наверх по веревке — она все еще висела там, где он оставил ее» (Н.258). Ни один другой переводчик не испытал потребности вставить в этих местах в текст Бога.

Рахманова была опытным переводчиком и хорошо чувствовала тонкости языка. При желании она легко могла бы включить слова запад и восток и избежать использования набора выражений, содержащих Бога. Для остальных переводчиков это не составило труда. В тот период, когда она создавала свой перевод, слово Бог было больной мозолью для советских редакторов и цензоров. Оно никогда не писалось с прописной буквы, кроме как в начале предложения. Вышеприведенные цитаты из перевода Рахмановой 1976 года хороший тому пример. В издании Рахмановой 2002 года слово Бог уже везде писалось с большой буквы.

Людмила Брауде, признанный русский переводчик скандинавской литературы, рассказывает историю[77] из советских времен о том, как религиозные русские писатели и переводчики, не имея другой возможности отразить свои взгляды в создаваемых произведениях, вынуждены были выстраивать фразы таким образом, чтобы слово Бог всегда было первым в предложении и писалось с прописной буквы. Цензоры же, наоборот, старались перефразировать предложение так, чтобы слово Бог оказалось в середине и не писалось с большой буквы. В этих условиях использовать набор выражений, содержащий слово Бог, было чревато неприятностями, и все же Рахманова решилась на это. Она могла бы пойти по пути наименьшего сопротивления и употребить другие выражения, имевшие тот же самый смысл, но без Бога. Варианты остальных переводчиков, у которых не было необходимости играть в прятки с цензорами, ничуть не страдают от отсутствия подобных словосочетаний. Ключ к успеху тактики Рахмановой состоял в том, что это был перевод, и цензору, который не знал английского, в качестве оправдания использования слова Бог достаточно легко было привести аргумент: «именно так сказано в оригинале». Учитывая ее профессионализм и высокий уровень мастерства переводчика, последовательное использование Рахмановой набора выражений, содержащих слово Бог, в качестве перевода пустых эвфемизмов Толкина, и при переводе предложений, вообще в оригинале не содержащих эвфемизмов, доказывает, что она делала это намеренно, преследуя заданную цель.

Маленькая дымодышащая фигурка внезапно обнаружила их присутствие

((H.206))

Толкин пишет, что Смаугу «в качестве имени, — или, скорее, псевдонима — досталась форма прошедшего времени древнегерманского глагола smugan, «протискиваться в дыру»: филологическая шуточка низкого пошиба» (L.31), относящаяся к эпизоду, когда компания рассматривает карту Горы, и Гэндальф объясняет, что дракон не мог бы воспользоваться потайным ходом в Нижний Ярус, «поскольку ход слишком мал для него».

«Пять футов двери вышиною, пройти там трое могут в ряд», — гласят руны. В такую нору Смаугу и в юности-то было не протиснуться, а уж теперь и подавно, когда он пожрал столько гномов и жителей Дейла» (Н.32).

В первом издании было сказано: «когда пожрал столько девиц из долины» (АН.323). Упомянутая замена появилась только в 1966 году, в третьем издании.

Толкиновское объяснение происхождения этого имени, безусловно, следует считать определяющим, но еще до того, как я прочел письмо Толкина, я вывел иную этимологию, основываясь исключительно на лингвистическом анализе, и это лишний раз доказывает, что изучение происхождения толкиновских имен и названий — в большей степени искусство, чем наука.

Моя лингвистическая этимология основывалась на праиндоевропейском корне слова smoke (дым) *smeug(h)-/smeuqh-. Smaug (Дым) — было бы весьма красочным именем для огнедышащего дракона. В древнелитовском дым — smaugiu; в прагерманском — *smauk. В средневерхненемецком — smouch и в древнеголландском — smooc. Экскурс в славянскую языковую группу, к которой относится и русский, добавляет еще более интересный поворот к этимологическому изучению этого имени. В церковно-славянском смокъ означает дракон, и в древнечешском это smok. В современном польском языке дракон по-прежнему smok, что произносится почти так же, гак английское слово smoke (дым). У человека, знакомого с исторической лингвистикой, при чтении польского перевода возникает ощущение, что двоится в глазах.

Smoki, jak wiadomo, kradna zioto i klejnoty ludizom, elfom i krasnoludom, gdziekolwiek sie da; <...> Szczegolnie chciwy, silny i zly byl gad imieniem Smaug (p. 23).

Перевод: Драконы, как известно, крадут золото и драгоценности у людей, эльфов и гномов, где только могут найти. <...> Особенно жадным, сильным и злобным был змей по имени Smaug [Смауг].

Все переводчики, кроме анонимного, Бобырь, Уманского и Каменкович, передали имя Smaug как Смог, что по звучанию очень похоже на английское слово «smoke». (Лично мне кажется, что они упустили хорошую возможность, не употребив слово смокъ) Анонимный переводчик, Бобырь, Уманский и Каменкович использовали транслитерацию Смауг. Когда Кристофер Толкин читает «Хоббита», он произносит имя Smaug как [smowg][78].

Между этими двумя версиями — точно такое же различие, как между двумя вариантами русского написания имени Tolkien: Толкин и Толкиен. Tolkien пишется по-русски как Толкин в переводах Рахмановой, Грузберга, Бобырь, Уманского, ВАМ, Королева, Каменкович и Г&Г, что вполне передает реальное звучание его имени. М&К, Яхнин и неизвестные редакторы Грузберг-А и Б, а также Каминская, Утилова и Яковлев, однако, транслитерировали его как Толкиен, что отражает английское написание фамилии вместо ее звучания. Редакторы издания перевода Королева 2002 г. из «ЭСКМО/Terra-Fantastica» также поддержали такое написание, равно как редакторы CD-ROM Грузберга 2001 года издания. Выбор русского написания фамилии автора обычно служит признаком того, какой перевод был прочитан первым, или какому отдается предпочтение. По этому поводу сломано столько копий, что в издании «Хоббита» 2000 г., написав на обложке Толкиен, редакторы ЭСКМО, посчитали нужным в предисловии к отрывку «Племя Дарина», который следует за «Хоббитом» в переводе ВАМ, добавить сноску к имени Толкин: «Переводчик считает, что фамилия автора звучит именно так. (прим. ред.)»[79], таким образом, сняв с себя ответственность и перенаправив претензии читателей к переводчику.

Толкиновский Смауг, дракон с Эред-Митрин, был «особенно жадным, сильным и злобным» («a most specially greedy, strong&wicked» dragon, H.35). Большинство переводчиков выбрали прилагательные «жадный, сильный и злобный» (Гр Х.26; У Х.25). Однако у слова wicked возникли некоторые интересные разновидности. Смог[80] у Каминской был злой (Кск Х.11). У Рахмановой — отвратительный (Р Х₁₉₇₆.26, Х₂₀₀₂.23). У ВАМ — коварный (БАМ Х₁₉₉₀.28, Х₂₀₀₀.38) — это же самое прилагательное Рахманова употребила при описании «опасных» Лесных эльфов. Королев составил компанию ВАМ (Кр Х.36). В многословном варианте Каменкович wicked превратилось в свирепый (Км Х.29), за ней последовал Яхнин (Я Х.35). Анонимный переводчик, Бобырь и Яхнин употребили прилагательное, придающее привкус чрезмерной книжности, выбрав алчный в качестве перевода greedy. Бобырь и Яхнин единственные, кто проголосовал против прилагательного сильный. Перевод Бобырь сделал Смауга могучим (Б Х1994.29), что также может иметь и переносное значение и в равной степени относиться как к физической силе Смауга, так и ко власти чар (Н.214) и речей дракона (Н.215), о которых Толкин заведет речь далее в повествовании. У Яхнина отсутствует какое бы то ни было упоминание о силе Смога. Третье прилагательное у Яхнина гнусный (Я Х.35). Королев также опустил слово сильный. Вдобавок, он неверно истолковал неопределенный артикль (a most), и, приняв его за определенный (the most), написал так: «Самого злобного среди них, самого коварного и жадного звали Смогом» (Кр Х.36). Такая трактовка сильно возвышает Смауга, хотя и явно указывает на недостаточное знание Королевым английского языка. Все остальные переводчики правильно передали значение артикля.

Все эти изменения слегка меняют образ Смауга в восприятии читателей, но в целом Смауг остается отрицательным персонажем, равно как и вообще все толкиновские драконы. Описание, которое дает им Торин, сжато, но при этом содержит немало любопытных фактов.

Драконы воруют золото и драгоценности, знаете ли, у людей, у эльфов, у гномов, словом, везде, где найдут, и стерегут награбленное всю жизнь (а живут драконы практически вечно, если только их не убьют), но никогда не насладятся даже медным перстеньком. По правде говоря, они с трудом способны отличить хорошую работу от скверной, хотя обычно неплохо осведомлены о текущей рыночной стоимости вещей. А сами создать не способны ровно ничего, даже не могут укрепить какую-нибудь разболтавшуюся чешуйку в своей броне (H.35).

Все переводчики относительно успешно справились с первым предложением ториновского описания, но со второй его частью — «но никогда не насладятся даже медным перстеньком» — многим пришлось помучиться. Часть проблем здесь вызвана тем, что прямой перевод на русский фразы «enjoy a brass ring of it» имеет достаточно сильный сексуальный подтекст. Использование уменьшительной формы колечко в контексте глагола насладиться порождает сходство с физическим актом, который пьяный солдат в американской казарме нецензурно послал бы совершить с «летающим doughnut-ом[81]» того, кто наступил ему на ногу. Стилистический маркер в русской фразе, однако, менее грубый. Неудивительно поэтому, что все переводчики стремились избежать употребления этого словосочетания. Королев попросту опустил его. Трое (Грузберг, ВАМ и Рахманова) выстроили свои варианты на глаголе использовать. Грузберг в этом отношении был лучшим, поскольку сохранил «медное колечко», в то время как остальные отказались и от него: «и никогда даже медным колечком не попользуются» (Гр Х.26).

Вариант Бобырь подразумевает похожий смысл: «и никогда не тратят ни медного колечка из нее» (Б Х₁₉₉₄.29). Анонимный переводчик написал, что «они не поступятся ни медным колечком». Все эти версии вполне соответствуют истине, как выясняется позже, когда Бильбо крадет из груды сокровищ[82] «большую чашу с двумя ручками». «Драконы не умеют найти практического применения своему богатству, но они, как правило, знают в нем каждую мелочь, особенно если подолгу им владеют. Смауг не был исключением» (Н.207). Ни один из этих переводов, однако, не указывает на смысл, который попытался выразить Толкин.

Эта фраза — отправная точка для первой части следующего предложения: «По правде говоря, они с трудом способны отличить хорошую работу от скверной, хотя обычно неплохо осведомлены о текущей рыночной стоимости вещей». Отсюда становится ясно, что, говоря «(enjoy», Торин имеет в виду эстетическое наслаждение от созерцания искусно сделанной чаши или блюда, что вполне в духе гномов. Только Уманский и Каменкович правильно перевели эту фразу. Согласно многословно изящной версии Каменкович, они «не способные понять всей их бесценной красоты» (Км Х.29). Уманский был более прямолинеен: «они не умеют по-настоящему наслаждаться своими сокровищами» (УХ.25). У Яхнина была иная версия. Его Торин сказал, что драконы интересовались только золотом и драгоценностями, «а на какое-нибудь медное колечко, будь оно выковано самым чудесным мастером, и внимания не обращали» (Я Х.35).

К сожалению, успех Каменкович в этой фразе был испорчен переводом второй части следующего предложения: «хотя обычно неплохо осведомлены о текущей рыночной стоимости вещей». Она использовала неверный тон для текста рассказчика. Ее версия носит разговорный характер: «хотя прекрасно знают, что почем». Эта фраза не выдерживает конкуренции с грузберговской «хотя обычно имеют неплохое представление о текущей рыночной стоимости». В перевод Грузберга под редакцией Черняка были внесены лишь некоторые стилистические изменения (Гр Х.26).

У всех остальных переводчиков, кроме Рахмановой, Королева и Яхнина, были приемлемые формулировки «рыночной стоимости» в этих фразах, но носителю английского больше всего нравится вариант Грузберга. Рахманова и Королев целиком опустили обе фразы. Яхнин переделал их, несколько изменив повествование.

Этот же эпизод в пересказе Королева демонстрирует, насколько он хороший рассказчик. Повествование изобилует интересными образами, но все философские рассуждения Толкина в нем пропущены.

Ведь драконы — большие охотники до чужих сокровищ, им бы каждый день кого-нибудь грабить, эльфов, людей, гномов — все одно. И ведь тащат без разбору, что под лапу подвернется, и доспех изукрашенный, и кувшины медные, лишь бы захапать. А сами ничего толком не умеют — ни даже прореху крохотную в собственной чешуе залатать; правда, цену добыче ведают. Поживу они сгребают в кучу, залегают на ней и стерегут ее до конца своих дней. Век же драконий, знаете ли, еще как долог: коли дракона прежде не убьют, он всех переживет <...> (Кр Х.35–36).

Дж. Р. Р. Т. (купюры выделены): Драконы воруют золото и драгоценности, знаете ли, у людей, у эльфов, у гномов, словом, везде, где найдут, и стерегут награбленное всю жизнь (а живут драконы практически вечно, если только их не убьют), но никогда не насладятся даже медным перстеньком. По правде говоря, они с трудом способны отличить хорошую работу от скверной, хотя обычно неплохо осведомлены о текущей рыночной стоимости вещей. А сами создать не способны ровно ничего, даже не могут укрепить какую-нибудь разболтавшуюся чешуйку в своей броне (Н.35).

Оставшиеся части этого эпизода в сокращенной версии Рахмановой, по крайней мере, напоминают оригинал значительно больше:

Драконы, как известно, воруют золото и драгоценности у людей, у эльфов, у гномов — где и когда только могут — и стерегут свою добычу до конца жизни (а живут драконы практически вечно, если только их не убьют), но никогда не попользуются даже самым дешёвым колечком. Сами они сделать неспособны ровно ничего, даже не могут укрепить какую-нибудь разболтавшуюся чешуйку в своей броне (Р Х₁₉₇₆.26, Х₂₀₀₂.23)[83]

Те же сокращения, которые наблюдаются в тексте Рахмановой, можно было бы ожидать от D&D, но в самом распространенном — и, по словам многих, образцовом — русском переводе «Хоббита» это абсолютно неуместно. Хотя и сами D&D сократили этот эпизод, Каминская еще больше ужала его, а также и приукрасила.

D&D (купюры выделены): Драконы похищают золото и драгоценности везде, где только могут найти; и стерегут свою добычу до конца жизни (а живут драконы фактически вечно), но никогда не насладятся ею (D&D H.11).

Каминская: Драконы ведь отовсюду похищают золото и драгоценности, стерегут добычу до самой смерти — а они, считай, бессмертны, — и все им мало (Кск Х.11).

Благодаря внесенным ею изменениям, драконы представляются еще более жадными, но без следующей фразы, определяющей, что такое наслаждение, это дополнительное отклонение в пересказе оригинала для читателя особого значения не имеет.

Когда Яхнин берется продемонстрировать свое мастерство рассказчика, оригиналу места уже не остается. Его формулировка последнего абзаца, где он говорит о том, что драконы «цену золота знали прекрасно», смещает акцент непосредственно на драконью жадность к золоту, исключая из набора все остальное. У Толкина описание было всеобъемлющим. Трактовка Яхнина вполне соответствует взглядам Толкина на золото как корень всех зол, но все же это история Яхнина, а не Толкина.

Они [драконы] стали налетать и грабить всех без разбору — людей, эльфов, гномов. Добычу они утаскивали в свои логова и стерегли пуще собственной жизни, а живет дракон вечно, если его не убить. Зарились драконы только на золото и драгоценные камни, а на какое-нибудь медное колечко, будь оно выковано самым чудесным мастером, и внимания не обращали. Эти невежды никогда не умели отличить отменную работу от простой подделки, зато цену золота знали прекрасно (Я Х.35).

Финальная часть эпизода — «даже не могут укрепить какую-нибудь разболтавшуюся чешуйку в своей броне» — важна для сюжетной линии, поскольку это намек на слабое место (прореху в броне), благодаря которому Смауг будет уничтожен: незащищенная прореха в мягкой части его брюха, через которую его потом поразит стрела Бэрда (Н.237). Хотя формулировки сильно варьировались, у всех переводчиков, кроме Каминской, ВАМ и Королева переводы вполне приемлемые. У D&D этой фразы не было и у Каминской, соответственно, тоже. ВАМ интерпретировала броню как кольчужный жилет, наподобие кольчуги из митриля, которую Бильбо получил от гномов в качестве первой выплаты его доли сокровищ (Н.228). Ее версия гласит:

Они ничего не умеют делать сами, даже сломанное кольчужное колечко не починят (ВАМ Х₁₉₉₀.28; Х₂₀₀₂.38).

В версии Королева это не разболтавшаяся чешуйка, а чешуйка с «прорехой крохотной» (Кр Х.36), что едва ли напоминает отверстие, куда может попасть стрела.

Когда рассказчик комментирует беседу Бильбо со Смаугом, Толкин вновь раскрывает некоторые интересные подробности «драконоведения». Рассказчик хвалит то, как Бильбо отвечает на вопросы Смауга, поскольку это

способ, которым только и следует разговаривать с драконами, если не хочешь раскрыть свое настоящее имя (что весьма благоразумно) и не хочешь разгневать их прямым отказом (что тоже весьма благоразумно). Никакой дракон не устоит перед соблазном поговорить загадками и потратить время на их разгадывание (Н.213).

В ВК Толкин рассказывает о том, какой силой обладают собственные или настоящие имена, намного подробнее. К счастью, почти все переводчики (анонимный, ВАМ, Грузберг, Рахманова и Каменкович) употребили здесь словосочетание «настоящее имя», как это имело место и в лучших переводах этого термина в ВК. Оставшаяся часть абзаца всеми переводчиками передана вполне адекватно, но ни один из вариантов не был настолько изящным, как у Рахмановой:

Разговаривать с драконами нужно именно так, когда не хочешь раскрыть своё настоящее имя (что весьма благоразумно) и не хочешь разозлить их прямым отказом (что тоже весьма благоразумно). Никакой дракон не устоит перед соблазном поговорить загадками и потратить время на их разгадывание (Р Х₁₉₇₆.184, X₂₀₀₂.137).

Каменкович добавила к этому эпизоду очень познавательную сноску. В ней говорится, что разговор Бильбо со Смаугом напоминает беседу из «Старшей Эдды» между Сигурдом и драконом Фафниром, которого Сигурд ранил. Сигурд, подобно Бильбо, благоразумно не раскрывает дракону свое настоящее имя, поскольку знает, в отличие от Бильбо, что дракон может использовать это имя для того, чтобы наложить проклятье (Км Х.343).

В продолжение разговора Бильбо со Смаугом на протяжении следующих нескольких страниц, Толкин постепенно выстраивает свою трактовку «драконоведения», касающуюся драконьих чар и драконьих речей.

Вот теперь Бильбо стало и впрямь не по себе. Всякий раз, когда взгляд Смауга, шаривший во тьме, скользил по нему, он трясся от страха и его охватывало безотчетное желание кинуться вперед, обнаружить себя и во всем признаться Смаугу. Словом, ему грозила нешуточная опасность оказаться во власти драконьих чар (Н.214).

Этот эпизод однозначно демонстрирует способность драконов подчинять окружающих своей воле. Главной проблемой для переводчиков стада здесь фраза unaccountable desire. D&D вообще не потрудились включить этот отрывок. Яхнин упростил его для детской аудитории: «бедняге так и хотелось» (Я Х.268). Рахманова, Каменкович и ВАМ постарались сохранить верность оригиналу и употребили наиболее точный русский эквивалент: «безотчётное желание» (P Х₁₉₇₆.185, Х₂₀₀₂.138; Км Х.225; ВАМ Х₁₉₉₀.179, Х₂₀₀₀.271). Королев, анонимный переводчик, Грузберг, Уманский и Бобырь использовали каждый разные прилагательные, чтобы охарактеризовать желание Бильбо «кинуться вперед, обнаружить себя и во всем признаться Смаугу». Королев назвал его «почти неодолимым желанием» (Кр Х.255), Анонимный переводчик написал, что это было «безудержное желание». Грузберг назвал его «почти непреодолимым желанием» (ГрХ.211). Рассказчик Уманского говорит, что это было «необъяснимое желание» (УХ.143). По версии Бобырь, это было «непонятное желание» (Б Х.255). Варианты Грузберга, Бобырь и Уманского наименее близки к оригиналу. Анонимный переводчик и Королев выбрали вполне выразительные, но чересчур сильные формулировки. Бильбо все-таки не потерял способности сопротивляться.

В следующем абзаце, однако, Толкин показывает, что Бильбо все же не остался неуязвим перед властью речей Смауга, и в душе у Бильбо «зародилось мерзкое подозрение», что:

и гномы упустили из виду этот важный момент или же все время втихомолку над ним посмеивались? Вот как влияют драконьи речи на неопытного слушателя. Разумеется, Бильбо следовало бы поостеречься; но уж больно подавляющей личностью был Смауг (Н.215).

«Подавляющая личность» Смауга, похоже, стала почти непреодолимым препятствием для переводчиков. Самым серьезным испытанием оказалось слово personality. Сталин был «подавляющей личностью» советских времен, начиная с 1922 года, когда он захватил лидерство в партии еще при жизни Ленина, и вплоть до его собственной смерти в 1953 году. Период сталинского террора известен как «культ личности». Этот термин впервые ввел Хрущев в своем секретном докладе, осуждающем Сталина, на XX Съезде КПСС в феврале 1956 г. Благодаря этому, слово личность оказалось слишком политически заряженным, особенно если речь шла таких отрицательных персонажах, как Смауг. Большинство переводчиков поэтому предпочли не употреблять его в этом эпизоде. Вариант Бобырь, который первоначально ходил в самиздате, и поэтому переводчице не надо было заботиться о прохождении цензуры, гласит:

Смауг был в состоянии подавить своей личностью кого угодно (Б Х₁₉₉₄.256).

Использование ею слова личность могло превратить этот отрывок в потенциально излишне политический, чтобы он мог пройти советскую цензуру. В постсоветской версии Каменкович, созданной в тот период, когда термин культ личности уже не горел клеймом в сознании каждого советского интеллигента, слово личность было реабилитировано:

Смауг просто подавил его своей личностью (Км Х.226).

Для современного русского читателя постсоветского времени такой вариант вполне приемлем, хотя, возможно, он слишком вольный. В своей посткоммунистической редакции перевода (2000 г.) ВАМ изменила первоначальную, относительно мягкую формулировку «Смог подавлял его [Бильбо]» (ВАМ Х₁₉₉₀.179) и также включила слово личность. В этом издании ее рассказчик говорит: «Смог как личность подавлял его [Бильбо]» (ВАМ Х₂₀₀₀.273),

Анонимный переводчик и D&D (а следовательно, и Каминская) полностью уклонились от проблемы личности. У D&D эта фраза попросту отсутствует. Анонимный переводчик написал, что: «Смауг оказался гораздо сильнее его [Бильбо]». Такой перевод слишком неопределенный и совершенно не объясняет, как именно Смауг одолевал или подавлял Бильбо. Это — точно та же проблема, что была и в первоначальной версии ВАМ, и которую она устранила, добавив личность. Яхнин нашел легкое решение, заменив Смога на его колдовские чары («да слишком уж сильны были колдовские чары Смога») что придает фразе требуемый нематериальный контекст (Я Х.269).

Версия Уманского демонстрирует неизменную слабую сторону его переводов. Он может быть почти точным, но все же не до конца:

Таков вот эффект от разговора дракона с неопытным слушателем. Бильбо, конечно, не забывал, с кем имеет дело, но аргументы Смауга казались неотразимыми (У X.I 44).

Дж. Р. Р. Т.: Вот как влияют драконьи речи на неопытного слушателя. Разумеется, Бильбо следовало бы поостеречься; но уж больно подавляющей личностью был Смауг (Н.215).

Толкиновскому Бильбо «следовало бы поостеречься», в то время как Бильбо Уманского остерегался и «не забывал, с кем имеет дело». Толкиновский Смауг был «уж больно подавляющей личностью», а у Уманского «аргументы Смауга казались неотразимыми».

Перевод Рахмановой вышел в 1976 г., в брежневский период, когда, после кратковременного хрущевского флирта с десталинизацией страны, Сталин вновь оказался в чести. В те времена цензор тотчас отреагировал бы на политический подтекст слова личность, и было абсолютно нереально, чтобы тогдашняя цензура одобрила любой перевод фразы overwhelming personality, содержащий слово личность. При переводе этого словосочетания Рахманова продемонстрировала свой профессионализм, высокий уровень мастерства переводчика и превосходное чувство языка. Ее версия overwhelming personality не включала слова личность, но все же содержала политически заряженное слово, которое упоминалось в секретном докладе Хрущева на XX Съезде КПСС 25 февраля 1956 г.

Конечно, Бильбо следовало бы остеречься, но уж очень деспотичной натурой был Смог (Р Х₁₉₇₆.186, X₂₀₀₂.139).

В своей речи Хрущев, осуждая Сталина, все же отрицает, что тот был «безумным деспотом»[84]. Он не стал бы опровергать это утверждение, если бы это не был широко бытующий эпитет. Цель Хрущева состояла в дискредитации Сталина, но дискредитировать саму систему он не собирался. Хрущев нуждался в системе, чтобы оставаться у власти. Менее чем двумя страницами ниже, обращаясь к делегатам с просьбой помочь ему устранить последствия «культа личности» Сталина, Хрущев призывает съезд «вести борьбу против произвола лиц, злоупотребляющих властью»[85]. По сути, он здесь дает определение деспотизма. Хрущев хотел, чтобы и волки были сыты и овцы целы. Результатом его действий стал возврат к коллективному управлению, что сделало более безопасной жизнь высших чинов Коммунистической партии, но при этом не затронуло диктатуру пролетариата.

Читатели советских времен, хорошо знавшие секретный доклад, без труда видели скрытый намек на Сталина в словах «уж очень деспотичной натурой», вне зависимости от того, вкладывала ли в них этот смысл сама переводчица. В 1921 г., еще до того, как Сталин стал политическим лидером, Корней Чуковский написал детское стихотворение «Тараканище»[86]. В пост-сталинский период целое поколение тех, кто не знал, когда в действительности эта история была написана, восхищалось ею как пародией на Сталина. Идентификация таракана со Сталиным повисала на одном единственном слове усищах, визитной карточке Сталина, — но именно таким образом обычно и играли в прятки с цензором.

Учитывая ее несомненное мастерство и чувство языка, Рахмановой не составило бы труда подобрать другое, менее политически заряженное выражение. Остальные, отнюдь не настолько профессиональные переводчики, нашли вполне приемлемые варианты для фразы overwhelming personality. Свое умение играть в прятки с цензорами Рахманова уже продемонстрировала упоминанием слова Бог в обмен на Запад/Восток, поэтому выбор ею прилагательного деспотичный, никак не оправданный оригинальным текстом, был, вероятно, сознательным и рассчитанным на восприятие советскими читателями.

Перевод этой фразы у Грузберга был значительно лучше. Он избежал политических ловушек слова личность, сохранив смысл оригинала.

но уж очень подавляла натура Смога (Гр Х.212).

Грузберг использовал то же самое существительное натура, которое употребила в этой фразе и Рахманова, но вместо того, чтобы объединить его с прилагательным деспотичный, выбрал комбинацию с глаголом, который, в различных формах, получил большинство голосов в качестве перевода слова overwhelming, подавить.

Королев при пересказе этого эпизода ловко обходит политические коннотации слова личность, и, переделывая оригинал, переносит акцент на силу воли Бильбо.

У него зародилось ужасное подозрение — а что, если гномы н вправду замыслили обмануть его и все время втихомолку посмеивались над простаком Торбинсом? Нет, этого не может быть! Гномы — друзья, настоящие друзья!

Как видите, драконьи чары начинали действовать. И то сказать, редко кому удается против них устоять.

— Золото — не главное, — проговорил хоббит (Кр Х.256).

Дж. Р. Р. Т.: Теперь в душе у него зародилось скверное подозрение, что и гномы упустили из виду этот важный момент или же все время втихомолку над ним посмеивались? Вот как влияют драконьи речи на неопытного слушателя. Разумеется, Бильбо следовало бы поостеречься; но уж больно подавляющей личностью был Смауг.

— Вот что я тебе скажу, — произнес он, стараясь и сохранить верность друзьям, и не уронить достоинства, — поначалу мы и не думали о золоте. <...> (Н.215).

Версия Королева — это красивый рассказ, но это не Толкин. Это совершенно другая история, которая акцентирует внимание на иных вопросах и проблемах философского плана.

Сэму он дал мешочек с золотом.

— Едва ли не последняя капля отборного вина из золотого урожая Смауга <…> Будет кстати, если надумаешь жениться, Сэм.

(Бильбо Бэггинс (R.328))

Золото — это корень всех зол в «Хоббите». Именно из-за него дракон Смауг попал в историю. Смауг был «особенно жадным, сильным и злобным» драконом (Н.35), который прилетел с севера и опустошил владения Короля-под-Горой, похитив сокровища гномов и богатства близлежащего Дэйла. Часть истории Толкина посвящена «власти, которую обретает над душами золото, когда его долго лелеет дракон» (Н.250), и воздействию золота на гномов, людей, эльфов и хоббитов. Золото — корень раздоров между гномом Торином Оакеншильдом с одной стороны и Бэрдом, наследником Гириона из Дэйла, и Королем эльфов, с другой. На смертном одре, однако, Торин Оакеншильд осознает зло, исходящее от золота, и жалеет, что большинство его сородичей не похожи на Бильбо, который, в отличие от гномов, «не терял головы и устоял перед чарами золота» (Н.228). К этой теме Толкин кратко возвращается во «Властелине Колец», в пожелании Галадриэли Гимли, когда Братство покидает Лориэн. Она говорит ему: «пусть по рукам вашим будет струиться золото, но золото не будет над вами властно» (F.487). Это пожелание подводит итог искуплению вины гномов, начатому Торином на сметном одре, и приводит к логическому завершению толкиновскую историю золота, поскольку золото в ВК не играет никакой роли. ВК — это история власти.

Толкин противопоставляет отношение к золоту гномов и Беорна. В то время как гномы «только и говорили, что о золоте, серебре и драгоценностях, да об изделиях искусных мастеров», «Беорна такие вещи не очень-то занимали — в зале не было ни одного золотого или серебряного предмета и, кроме ножей, почти ничего металлического» (H.127). Всего лишь с незначительными расхождениями в формулировках все переводчики были единодушны в этом эпизоде и все прекрасно с ним справились, а вот у Уманского было интересное преувеличение. Его рассказчик говорит: «и вообще из металла были изготовлены только несколько ножей и топор» (У Х86).

Даже в сокращенной версии D&D сохранилось противопоставление золота и серебра, но пропала неприязнь Беорна к промышленным изделиям: металлическим предметам.

Когда обед кончился, гномы завели свои разговоры о золоте и серебре и об изделиях искусных мастеров, но Беорн не слишком к ним прислушивался его такие вещи, видать, не очень-то занимали (D&D H.66).

Перевод текста D&D Каминской вылился в интересную интерпретацию фразы «свои разговоры о золоте и серебре и об изделиях искусных мастеров». По ее версии, «гномы сели на своего конька — разговорились о сокровищах, о золотых дел мастерах» (Кск Х..66). В полной версии это было бы неуместно, поскольку само собой подразумевается, а подобных вещей Толкин не допускал. Его текст — воплощение многозначительной сдержанности. В сокращенной версии, однако, небольшие преувеличения время от времени необходимы.

В XIII главе («Никого нет дома») Бильбо приводит компанию к сокровищам, и в то время как они радуются найденным богатствам, Толкин противопоставляет воздействие, которое власть золота и богатства оказывает на Бильбо, воздействию ее на гномов.

Все же мистер Бэггинс, в отличие от гномов, сохранил ясность ума и устоял перед чарами сокровищ. Задолго до того, как гномы утомились обследовать богатства, он почувствовал смутное беспокойство и, усевшись на пол, принялся тревожно размышлять, чем же все это закончится. «Добрую долю этих драгоценных кубков, — думал он, — я бы отдал за глоточек чего-нибудь бодрящего из деревянной чаши Беорна!» (Н.228–229).

Первое предложение содержит два ключевых элемента. Первый — слово bewitchment (чары). Оно выражает идею чарующей власти сокровищ. Это повторяющийся тезис у Толкина. Второй элемент — Mr. Baggins kept his head more clear. Это положительное утверждение, которое делает Бильбо активным участником действия. Чары богатств влияли и на него, но он сохранил ясность ума. Почти все переводы этого абзаца страдают тем, что недостаточно отдают должное Бильбо, усилием воли сохранившему ясность ума и не поддавшемуся чарам сокровищ. Наиболее часто переводчики использовали формулировку «не потерял голову». Версия Рахмановой была лучшей, поскольку она добавила фразу, благодаря которой Бильбо стал активным участником действия, каковым и заслуживает быть. Ее рассказчик говорит:

Мистер Бэггинс в отличие от гномов не потерял головы при виде богатств и устоял перед их чарами (Р X.197).

Перевод этой фразы у Уманского также имел верную тональность. Его рассказчик говорит: «Все же мистер Бэггинс меньше поддался очарованию клада, чем карлики» (У X.I 52). Лаконичность и изящество этой фразы делает ее достойной соперницей рахмановской.

Варианты других переводчиков, которые использовали чары — Бобырь и ВАМ — были менее удачными, поскольку их конструкции приуменьшали активную роль Бильбо, сохранившего ясность ума. Согласно их формулировкам, чары сокровищ действовали на него меньше, и это, безусловно так, но самому Бильбо при этом отводится пассивная роль, в отличие от оригинала и варианта Рахмановой.

Бобырь: Однако голова у Бильбо была яснее, чем у прочих, и чары сокровищ действовали на него меньше (Б Х₁₉₉₄.273).

ВАМ: У господина Торбинса от сокровищ не так кружилась голова, как у остальных. Их чары на него не действовали (BAM Х₁₉₉₀.190, Х₂₀₀₀.290).

У Яхнина превосходный перевод слова bewitched — зачарован, но его формулировка, к сожалению, также лишает Бильбо активной роли в процессе сопротивления чарам сокровищ.

В отличие от гномов Бильбо не был зачарован несметными сокровищами дракона (Я Х.285).

Фраза Грузберга — менее выразительная, хотя и вполне приемлемая, также превращает Бильбо в пассивный объект воздействия сокровищ.

И тем не менее сокровище не затуманило мистеру Бэггинсу голову, как гномам (Гр Х.224).

У анонимного переводчика неплохая, хотя и лишенная очарования версия следует в том же самом направлении мысли.

И все же почтенный Торбинс менее всех потерял голову при виде груды сокровищ.

Каменкович использовала такую же основную конструкцию, как и анонимный переводчик, но, дойдя до наречия, свернула в другую сторону. Ее рассказчик говорит, что Бильбо «отнюдь не потерял головы при виде золота» (Км Х.240). Власть сокровища действовала на Бильбо, но его голова при этом оставалась более ясной.

Королев полностью обошел проблему, целиком опустив первое предложение в этом эпизоде (Кр Х.272).

Второе предложение этого эпизода делает конкретным абстрактное утверждение первого, и большинство переводчиков без труда справились с ним. «Задолго до того, как гномы утомились обследовать богатства он [Бильбо] почувствовал смутное беспокойство и, усевшись на пол, принялся тревожно размышлять, чем же все это закончится». Королев и ВАМ опустили наречие nervously, для которого остальные переводчики с легкостью подобрали слово тревожно. В идеально выверенном тексте Толкина любой допущенный пробел делает перевод лишь бледным отражением оригинала. И хотя Бильбо имел все основания испытывать тревогу на протяжении всего своего приключения, нет никакой причины убирать ее из перевода.

Яхнин опустил не только наречие тревожно, но и вообще все опасения Бильбо.

Он [Бильбо] уселся прямо на пол и, пока гномы лихорадочно копались в драгоценностях, перебирал в памяти прежние приключения (Я Х.285).

Версия Рахмановой была еще более краткой. Она обрубила предложение — и абзац — в конце первой фразы:

Гномы всё ещё рылись в сокровищнице, но Бильбо прискучило это занятие [Новый абзац] (Р Х.197).

Дж. Р. Р. Т. (купюры выделены): Задолго до того, как гномы утомились обследовать богатства, он почувствовал смутное беспокойство и, усевшись на под, принялся тревожно размышлять, чем же все это закончится (Н.228).

Третье предложение эпизода, внутренний монолог Бильбо, тщательно выстроено с целью еще четче продемонстрировать отношение Бильбо к золоту и драгоценностям. «Добрую долю этих драгоценных кубков, — думал он, — я бы отдал за глоточек чего-нибудь бодрящего из деревянной чаши Беорна!» (Н.229). Отвергнутые им драгоценные кубки, сделанные, скорее всего, из золота или серебра и инкрустированные драгоценными камнями, а вместо них желанный «глоточек чего-нибудь бодрящего из деревянной чаши Беорна» однозначно помещает Бильбо в лагерь Беорна в том, что касается отношения к золоту, побуждая читателя вспомнить, что в зале Беорна «кроме ножей, почти ничего металлического» не было (Х.127). Перевод Рахмановой этого эпизода разочаровывает, поскольку в нем пропущены второе и третье предложения. Это оправдано в сокращенной версии, такой как в D&D, но в превосходном во многих других отношениях переводе Рахмановой подобные пропуски слишком резко выделяются.

Противопоставление драгоценного кубка и деревянной чаши — ключ к успеху в этом предложении. Версия Бобырь била точно в цель: «драгоценные кубки» и «деревянная чаша». Вполне приемлемая версия Каменкович сравнивает «золотые кубки» с «деревянной чашей», но преувеличивает количество, которое Бильбо был согласен обменять: «Всю эту груду золотых кубков». Перевод Яхнина почти дословно повторяет Каменкович. Он лишь немногим более краток. У него Бильбо был готов обменять «все эти золотые кубки». Версия Грузберга несколько менее адекватна, поскольку он сравнил «бесценные кубки» с «деревянным кубком». Чтобы достичь полного эффекта, названия сосудов должны быть разными. У Уманского различные названия сосудов хорошо подобраны, но прилагательное перед кубками оставляет желать лучшего. Его Бильбо «отдал бы добрую часть этих прекрасных бокалов, — подумал он, — за то, чтобы выпить чего-нибудь ободряющего из деревянных чаш Беорна!» (У Х.152–153). Версия ВАМ еще менее привлекательна, поскольку она пропустила прилагательное перед кубками. Бильбо у нее просто говорит: «Я бы много этих кубков отдал…» (ВАМ Х₁₉₉₀.190, X₂₀₀₀.290).

В анонимной версии переводчик отказался от сравнения кубков с чашами, но, тем не менее, создал запоминающийся образ, вполне в духе взглядов Толкина на золото.

«Честное слово, — думал он, — я отдал бы половину всей этой золоченой чепухи за глоточек чего-нибудь бодрящего из Беорнова деревянного кубка!»

Королев сохранил кубки и чаши, но не учел, из чего они были сделаны. Вдобавок к пропущенному первому предложению, это полностью лишает толкиновский эпизод всякой силы.

Какой толк ото всех этих кубков, ведь они пустые, — подумалось ему. Эх, глотнуть бы сейчас из Беорновой чаши!» (Кр Х.272).

Добавление фразы «ведь они пустые» сводит комментарий Бильбо к одной лишь практичности, тогда как Толкин имел в виду комментарий философский. Благодаря практичности Королева желание глотнуть чего-нибудь из Беорновой чаши осталось без всякого raison d'etre[87]. Мечта глотнуть чего-нибудь из Беорновой чаши уже не объясняется ничем, кроме приятного вкуса напитка и жажды, испытываемой Бильбо.

Смауг и гномы не одиноки в своей любви к золоту и сокровищам, как показывает Толкин в XIV главе («Огонь и вода»), в которой Король эльфов узнает о смерти Смауга и решает забрать себе часть сокровищ.

— Боюсь, мы больше никогда не услышим о Торине Оакеншильде, — сказал Король. — Уж лучше бы он оставался моим гостем! Но порой и самый дурной ветер приносит добрую весть, — добавил он, ибо тоже не забывал легенды о сокровищах Трора (Н.241).

Процитированный диалог, в котором Король предполагает, что Торин Оакеншильд погиб, не представлял проблемы для переводчиков, но зато таковой стала идентификация говорящего в конце первого предложения. Рахманова, Каменкович, Королев и Яхнин почувствовали необходимость разъяснить, какой именно это был «Король», словно читатель мог перепутать его с кем-то другим. Рахманова и Яхнин уточнили, что это был «король лесных эльфов» (Р Х.210; Я Х.ЗОЗ), в то время как Каменкович и Королев сказали, что это был «король эльфов» (Км Х.255; Кр Х.289). Их опасения на этот счет не были уж вовсе безосновательными, поскольку ВАМ назвала говорящего «новым Главарем орков» (ВАМ Х₁₉₉₀.202). Очевидно, она просто не могла представить, что Король эльфов способен так поступить. Она забыла, что Лесные эльфы «были более опасны и менее мудры» (Н.164). Эту ошибку ВАМ исправила во втором издании, вышедшем в 2000 г. в издательстве «ЭСКМО» (ВАМ Х₂₀₀₀.348).

Рахманова и Яхнин единственные из всех переводчиков почувствовали потребность устранить сарказм второго предложения — «Уж лучше бы он оставался моим гостем!». В своих вариантах они заменили гостя на пленника. ВАМ также испытывала затруднения с этим предложением и добавила в конце смешок — «ха-ха-ха» — чтобы читатель наверняка воспринял это должным образом. Все остальные переводчики нашли различные, но вполне приемлемые формулировки для этой фразы.

В третьем предложении при выборе варианта для пословицы: «an ill wind, all the same, […] that blows no one any good», переводчики разделились на два лагеря. Одни использовали русскую пословицу, другие перевели дословно. Русская пословица, которую «Англо-русский словарь»[88] предлагает в качестве перевода «it is an ill wind that blows nobody good», чаще переводится на английский как «every cloud has a silver lining» — «нет худа без добра». Именно эту пословицу использовали ВАМ (ВАМ Х.202), Каменкович (Км Х.255) и Королев (Кр Х.289). Формулировки анонимного переводчика, Яхнина, Грузберга, Уманского и Рахмановой просто перефразировали оригинал. Рахманова, добавившая «как говорится», пожалуй, выбрала лучший из всех вариантов, который придает фразе некоторый привкус пословицы.

Рахманова: Но, как говорится, и самый дурной ветер приносит добрую весть (Р Х.210).

Анонимный переводчик: Впрочем, даже худой ветер иногда приносит добро!

Грузберг: Но даже дурной ветер способен принести добрую новость (Гр Х.238).

Яхнин: Но и плохой ветер приносит иногда хорошие вести (Я Х.ЗОЗ).

Уманский: Но все-таки нет такого дурного ветра, который не принес бы чего-нибудь полезного (У X.I 61).

Перевод Бобырь стоит особняком. Она единственная, кто не нашел ничего хорошего в новостях, принесенных ветром. Ее версия гласит:

Но все же эта весть — злой ветер, и он не принесет добра никому (Б Х₁₉₉₄.291).

Она права с точки зрения развития сюжета, но это резко изменило образ Короля эльфов. Он стал намного мудрее, чем подразумевалось из контекста.

Чтобы узнать мнение Толкина о мудром отношении к золоту Высоких эльфов, читателю следует обратиться к «Властелину Колец», где об этом говорится в восьмой главе второй книги («Прощание с Лориэном»), в сцене, когда Галадриэль вручает подарок Гимли, незадолго до того, как Братство покинет Лориэн. Гимли поначалу вообще отказывается от подарка, говоря, что ему достаточно было видеть Владычицу галадрим и слышать ее нежный голос, но Галадриэль настаивает, и он просит одну прядь ее волос. Галадриэль удовлетворяет его просьбу со словами:

— Пусть напутствие мое следует за подарком, — произнесла она. — <...> Гимли, сын Глоина, пусть по рукам вашим будет струиться золото, но золото не будет над вами властно (Р.487).

Яхнин, оставаясь верным выбранному им стилю краткого пересказа, удалил эту часть повествования (Я Хр.303). У Бобырь также был небольшой, но существенный пробел в этом эпизоде. Она опустила тот момент когда эльфы изумляются дерзости Гимли, а также одобрительную реакцию Галадриэли и ее вопрос. Гимли в ее версии говорит:

Если вы приказываете, — сказал Гимли, низко кланяясь, — то я посмею попросить у вас только прядь ваших волос, которые настолько же прекраснее золота, насколько звезды прекраснее всяких алмазов. Я сохраню их на память о ваших добрых словах при нашей первой встрече. И если я вернусь в свои родные пещеры, то велю заключить ваш подарок в нетленный хрусталь, дабы он был залогом дружбы между Горами и Лесом до конца времени (Б.120–121).

Дж. Р. Р. Т.: — Ничего, Владычица Галадриэль, — сказал Гимли, низко кланяясь и заикаясь. — Ничего, разве что… Если мне дозволено будет сказать… Я прошу прядь ваших волос, которые превосходят золото земли, как звезды превосходят сокровища недр, Я не стал бы просить такой подарок… Но вы сами приказали назвать мое желание. Эльфы зашевелились и зашушукались в изумлении, Келеборн удивленно взглянул на гнома, но Владычица улыбнулась.

— Говорят, искусство гномов в руках, а не в речах, — молвила она, но к Гимли это не относится. Никто доселе не высказывал мне просьбы столь дерзкой, но и столь учтивой. И как могу я отказать, коли сама приказала ему говорить? Но скажите, как поступите вы с таким подарком?

— Буду беречь, как сокровище. Владычица, — ответил тот, — в память о ваших словах, сказанных мне при первой встрече. И если я когда-нибудь вернусь к золотых дел мастерам моей родины, то оправлю его в нетленный хрусталь, дабы стал он наследием моего дома, залогом доброй воли между Горами и Лесом до конца дней (F.487).

Уманский не восстановил ни одну из пропущенных фраз, а оставил весь кусок в точности таким, как он был представлен у Бобырь (У II. 444).

Используя совершенно разные формулировки, все остальные переводчики правильно передали смысл. Лучшим был Грузберг, поскольку его вариант ближе всего к оригиналу, хоть и не слишком литературен, и в нем сохранен повтор слова «золото», в то время как остальные переводчики второй раз использовали местоимение.

— Пусть слова мои пойдут вместе с подарком, — сказала она. — <...> Гимли, сын Глойна, пусть ваши руки будут полны золотом, но золото не будет иметь над вами власти.

Пожелание Галадриэли в сущности завершает искупление вины гномов, которое начато было еще в «Хоббите», и освобождает их сердца от власти золота. В XVIII главе («Обратный путь»), в которой на смертном одре Торин мирится с Бильбо, Толкин показывает, насколько изменились взгляды Торина. Он говорит:

Коли среди нас побольше было бы тех, кто ценит вкусные яства, веселье и песни превыше накопленного золота, то и мир был бы радостнее (Н.273).

Толкин поменял эту фразу во втором издании (1951 г.). В первом она гласила: «Коли бы больше людей…» (АН.328). Это серьезное изменение, поскольку люди — намного более узкое понятие, чем мы. Мы может включать и людей, и гномов, и хоббитов. Новая версия Толкина придает комментарию Торина более широкий спектр значений. Часть переводчиков сузила его. Торин у ВАМ ограничился «моими соплеменниками» (ВАМ Х₁₉₉₀.228, X₂₀₀₀.348). Торин Каменкович обращался исключительно к гномам (Км Х.292). У Яхнина та же самая идея, но его вариант был более многословным. Его Торин говорит: «если бы гномы, подобно вам, хоббитам» (Я Х.342). У Рахмановой и Каминской Торин говорит: «наш брат» (Р Х.240; Кск Х.127). Торин Грузберга думал, что «мы тоже» должны ценить еду, веселье и песни больше золотых сокровищ, и в такой формулировке также дается сравнение гномов и хоббитов (Гр Х.271). В анонимном переводе слова Торина «кое-кто из нас» почти соответствуют оригиналу. Торин у Бобырь, Уманского и Королева несколько преувеличил, говоря «большинство из нас» (Б Х₁₉₉₄.331; У Х.180) и «все мы» (Кр Х.327).

Во второй части предложения с конструкцией «если… то» все прошло гладко — большинство переводчиков проголосовали за слово веселее. Королев и Яхнин выделяются и тут. У Королева Торин сказал, что мир будет «гораздо приятнее» (Кр Х.327), а Яхнин написал, что мир был бы «намного светлее и радостнее» (Я Х.342). Анонимный переводчик, однако, решил, что «мир бы был лучше», и при этом был абсолютно прав с философской точки зрения, но только не с лингвистической.

Другой эпизод из того же самого диалога дает представление о ценности золота и серебра в загробном мире гномов. Прощаясь с Бильбо, Торин говорит:

Я ухожу в чертоги ожидания к моим праотцам до той поры, когда мир обновится. Сейчас я оставляю все золото и серебро, поскольку там, куда ухожу, оно немногого стоит. Я хочу проститься с тобой по-дружески и взять обратно свои слова, произнесенные у Врат, и загладить свои поступки (Н.272).

В первом предложении диалога о примирении Торина с Бильбо рассказывается, куда Торин отправится после смерти и как долго будет оставаться там. Это предельно сжатый философский трактат о загробной жизни гномов, и любое искажение тщательно подобранных Толкином слов серьезно повредит философской системе, которую Толкин намеревался развернуть перед читателем.

Взгляд Яхнина на будущую загробную жизнь Торина наиболее далек от концепции Толкина. У Яхнина Торин уходит «в страну молчания», где он будет ждать вместе с предками обновления мира (Я Х.341). Леденящая душу концепция, и целиком в стиле Яхнина. Чертоги ожидания Толкина, скорее всего, скопированы с Вальгаллы[89] (Valhalla — Val + Holl) — чертогов павших в бою храбрых воинов (эйнхериев) во дворце Одина из скандинавского мифа. Там павшие герои пируют с богами в ожидании Рагнарёка. Довольно сложно представить себе молчаливый пир викингов.

В своем варианте «Далекие Дворцы» Уманский уловил ощущение великолепия Вальгаллы, но такое название в этой истории кажется инородным (У X.I 80).

При переводе слова halls большинство голосов было отдано варианту чертог. Его использовали анонимный переводчик, Рахманова, Каменкович и Каминская, подразумевая при этом величественный, роскошно обставленный зал. Царским чертогом называется зал коронаций русских царей в Успенском соборе Московского Кремля. Чертог — также слово, используемое в «Советском энциклопедическом словаре» (СЭС, с. 192) в статье о Вальгалле.

Королев выбрал другое помпезное слово — палата, но в данном контексте чертог смотрится лучше. ВАМ и Грузберг использовали современный, буквалистский перевод: зал. Бобырь, как ни странно, остановилась на архаичном слове обитель. Это то же самое слово, которое анонимный переводчик и Королев («Хоббит»), а также М&К, Каменкович и Волковский (ВК) используют при переводе The Last Homely House (H.60; F.296). В своем переводе «Хоббита», однако, для The Last Homely House Бобырь употребила выражение «последнее убежище» (Б Х₁₉₉₄.62; У Х.42), что верно в контексте истории, но само словосочетание лишено британской сдержанности толкиновского названия. Абзац из ВК, где упоминается The Last Homely House, пропущен и у Бобырь, и у Уманского (Б.47; У II.358).

В современном языке английское слово hall растеряло большую часть былого великолепия. «Оксфордский американский словарь» определяет его так: «большая комната или здание для собраний, банкетов, концертов и т. д.». Именно этот смысл ВАМ и Грузберг точно передают в своем переводе залы (Гр Х.270; ВАМ Х₁₉₉₀.228, X₂₀₀₀.348). Однако при употреблении этого слова возникает проблема, связанная с распространенным русским словосочетанием. Зал ожидания — вариант Грузберга — наводит на мысль о вокзалах и аэропортах. Такая ассоциация вызывает в воображении русского читателя достаточно прозаический образ, и поэтому ее следует избегать.

ВАМ постаралась обойти эту ассоциацию, добавив к залам определение. По ее версии, это были «Залы Долгого Ожидания», где каждое слово начиналось с прописной буквы, как в заголовке. Однако наиболее интересный вариант придумал анонимный переводчик. Он назвал их «чертогами безвременья», что намного лучше, чем версия ВАМ. Он не только употребляет чертоги, вместо залов, но и самое долгое ожидание надоест меньше, если будет длиться в безвременье, где тысяча или десять тысяч лет пролетают как одно мгновение. Я предпочел бы ждать в «чертогах безвременья», чем в «Залах Долгого Ожидания».

Ни один другой вариант, использованный для перевода hall, не может сравниться с образом, вызываемым употреблением слова чертог — ассоциацией с царским, неземным великолепием. Для русского читателя оно гораздо бесспорнее и яснее сохраняет связь с Вальгаллой, нежели формулировка Толкина — для английских читателей, которые давно не перечитывали скандинавские мифы или забыли, что halls — это обиталище богов. Последнее хорошо иллюстрирует нижеприведенная цитата из «Скандинавских мифов»[90]:

Чертоги имеют и прочие боги. Первый из них — Идалир — имя месту в тисовых долинах, где Улль палаты построил. Второй зовется Альвхейм, «жилище альвов». Был Фрейром получен от богов на первый зубок. Третий — чертог, с крышей, серебром украшенной богами благими; Валаскьяльв, «Чертог павших», дворец тот, он асом воздвигнут в древнее время. Четвертый — то Сёкквабекк, «погруженная скамья» — плещут над ним холодные волны, там Один и Сага пьют каждый день из чаш златокованых.

Гладсхейм, «жилище радости», — то пятый, поблизости там, как золото, пышно Вальгалла блещет, <...> Пять сотен дверей и сорок еще в Вальгалле самой, верно; когда настанет час схватки с Фенриром, восемьсот воинов выйдут из каждой. <...> Двенадцатый — Види, Видара край, покрытый кустами и высокими травами[91].

Скандинавские саги вполне соответствуют словам Торина о чертогах ожидания, как месте, где «золото и серебро <...> немногого стоит». В приведенной выше короткой цитате из «Скандинавских мифов» содержатся два упоминания о золоте и серебре: крыша Валаскьядьва, «Чертога павших», покрыта серебром, и «Один и Сага пьют каждый день из чаш златокованых», Золото и серебро используются самым прозаическим образом. Серебро в самом деле не представляет особой ценности, если им можно покрыть крышу огромного чертога. Несмотря на то, что купола русских храмов обычно покрывались сусальным золотом, параллели с малой ценностью серебра, используемого для покрытия крыш в чертогах богов, здесь не просматривается. На земле это демонстрация роскоши, гигантские денежные пожертвования Богу в надежде на Его милость, заслужить которую и призваны золотые купола и роскошное убранство храмов. В Чертогах богов — а богам не требуется прибегать ни к каким уловкам, чтобы произвести на кого-то впечатление, — ценность определяется в иных терминах.

Фраза «там, куда ухожу, оно [золото и серебро] немногого стоит» доставила переводчикам немало хлопот. Английское слово worth имеет двойной смысл, который трудно передать одним русским словом. «Англо-русский словарь» Апресяна переводит worth как: «ценность, значение, достоинство». Лучшее решение было у Уманского. Его Торин говорит: «все это [золото и серебро] ничего не стоит» (У X.I 80). Глагол здесь допускает двоякое толкование. Его употребляют при обозначении конкретной цены в таких фразах, как «эта книга стоит 10 долларов». Но также его можно использовать и в переносном смысле: «это не стоит усилий».

Варианты Грузберга, Королева и анонимного переводчика чуть менее точны, по сравнению с Уманским, а вот все остальные разбрелись далеко в разные стороны. Из этих двух лучшая версия у Грузберга. Он употребляет разговорное выражение «где от него мало проку». Хотя использованный им оборот слегка не соответствует стилизованной речи Торина, суть его верна, а это важнее. Анонимный переводчик придал фразе интересный философский поворот, переведя ее так: «золото и серебро мне там ни к чему», в результате чего утверждение общего плана конкретизируется до личной оценки Торина, но все еще сохраняет двусмысленность английского слова worth. Королев ликвидировал эту проблему, используя ту же самую формулировку, но без местоимения: «там оно ни к чему».

Четверо переводчиков — Рахманова, Каменкович, Каминская и ВАМ решили, что в контексте гномов, золота и серебра Толкин имел в виду стоимость. Такой выбор легко понятен, и в данном контексте относительно неплохо передает смысл слова worth. Все эти переводы варьировались вокруг слова цена. Трактовка Рахмановой была наиболее изящной: «оно мало ценится» (Р Х₁₉₇₆.240). Каменкович и Каминская дали одинаково интересные формулировки в том же самом ключе: «они [золото и серебро] не в цене» (Км Х.292; Кск, Х.127). Вариант ВАМ был менее удачен: «оно не имеет ценности» (ВАМ Х₁₉₉₀.228), поскольку это менее двусмысленно, чем формулировка Толкина, согласно которой золото и серебро некоторой ничтожной ценностью все же обладают: ими, например, покрывают крыши.

Бобырь, однако, решила, что Толкин имел в виду бесполезность золота и серебра для загробной жизни гномов. Такой подход приводит к серьезному философскому искажению смысла предложения. Выбор между ценностью и полезностью указывает на различные исходные посылки автора. Предпочтя ценность, Рахманова, Каменкович, Каминская и ВАМ акцентируют внимание на деньгах и богатстве, допуская также переносное значение, которое соответствует комментарию Торина о драконах, никогда не наслаждающихся ни одной из прекрасных вещей в своей сокровищнице. Выбрав бесполезность, Бобырь акцентирует внимание на прагматизме и практичности, что до некоторой степени является вариантом, аналогичным тому, на котором остановились Грузберг, ВАМ и Рахманова, переводя enjoy словом используют в комментарии Торина о драконах (Н.35). Предельно марксистское, материалистическое различие: вещи имеют ценность, потому что они полезны, а не по какой-то другой причине, непосредственно относящейся к свойствам данной вещи. Иными словами, это вполне советское различие. У Бобырь, как и у ВАМ, версия была весьма категорична. Она гласит: «где они бесполезны» (Б Х₁₉₉₄.331). Яхнин составил ей компанию. Он написал: «золото и серебро не нужно» (Я Х.341).

Пребывание Торина в «чертогах ожидания» не будет длиться вечно. Он останется там лишь «до той поры, когда мир обновится». Большинство переводчиков без проблем справились с этой фразой, использовав в переводе глагол обновиться (Км Х.292; Б Х.331; Гр Х.270), или существительное обновление (анонимный переводчик). Королев предложил интересную альтернативу — возродится (Кр Х.327). У Уманского была фактически точно такая же формулировка: «пока мир не родится заново» (У Х.180). В контексте Толкина и скандинавских мифов фраза «пока мир не возродится» вызывает образ Рагнарёка, когда боги и павшие герои из Вальгаллы устремятся вперед в последнюю битву с Фенриром и силами зла — битву, которая закончится разрушением и возрождением мира.

Земля погрузится в пучину. Земля возродится вновь из вод, зеленая и прекрасная[92].

У Рахмановой был совершенно иной подход к переводу слова renewal. По ее версии мир «изменится к лучшему» (Р Х.239). Каминская вторила ей, но изменила приставку у глагола: «переменится к лучшему» (КскХ.127). Вариант ВАМ наименее удачный из трех — она хоть и тоже проголосовала за перемену, но не уточнила, какой именно эта перемена будет. Использовав тот же самый глагол, что и Каминская, ВАМ просто написала, что «мир переменится» (ВАМ Х.228). Яхнин так и не смог решиться на что-то одно и взял у всех понемногу. Его Торин оставался бы в «стране молчания», пока «все обновится и переменится» (Я Х.341). Перемены могут быть и к лучшему, и к худшему, и именно поэтому Рахманова и Каминская определили, какими именно они будут. Хотя можно со всей убедительностью утверждать, что конец мира в Рагнарёке и его последующее возрождение — это и есть перемена, все же сам Толкин слово переменится не использует. Надежда, что обновленный мир будет лучше, безусловно, возникает при чтении этой фразы, но в формулировке Толкина это напрямую не утверждается.

Этот эпизод в переводе Утиловой — единственный отрывок из ее комикса по «Хоббиту», который рассматривается в данном исследовании. Уникальность фразы Рахмановой «когда мир изменится к лучшему», позволяет легко продемонстрировать, что ее перевод послужил исходным текстом для краткой версии Утиловой. У Утиловой читаем:

Прощай, добрый вор. Я ухожу из этого мира к моим предкам до той поры, пока мир изменится к лучшему (Ут Х.59).

Ср. с версией Рахмановой:

— Прощай, добрый вор, — сказал он. — Я ухожу в чертоги ожидания к моим праотцам до той поры, когда мир изменится к лучшему (Р Х.239).

Использование Утиловой перевода Рахмановой в качестве основы для ее сокращенного пересказа лишний раз подтверждает закрепившийся за этим переводом «Хоббита» титул образцового. Перевод Рахмановой, однако, все же нуждается в «осовремениваньи» с тем, чтобы избавиться от наследия «холодной войны» и досадных пропусков. 

Иллюстрация Михаила Маторина к самиздатовскому переводу «Хоббита» ВАМ (1985 г.) по мотивам рисунка и фотографии Толкина

Примечания:

6

Даты указаны на титульной странице рукописи.

7

Из неопубликованных воспоминаний А. А. Грузберга.

8

Par excellence фр. — преимущественно, главным образом, в основном.

9

Смагина, электронное письмо.

63

На данный момент существует уже 12 переводов. В 2003 году вышли переводы Е. Доброхотовой, Н. Прохоровой, И, Тогоевой. — Прим. перев.

64

Сказки века-2 / Составитель Ролан Быков. — М: Полифакт, 1999. Итоги века. Взгляд из России).

65

«Англия: журнал о сегодняшней жизни в Великобритании». Ежеквартально издавался, начиная с 1962 г.

66

J. R. R. Tolkien. The Hobbit: or Then&Back Again Adapted by Charles Dixon with Sean Derning, illustrated by David Wenzel), Forrestville, CA/New York: Eclipse Books, New York: BaUanrine Books, 1990.

67

Lobdell,Jared, ed. A Tolkien Compass, New York: Ballantine Books, 1980, с. 9–28.

Кристенсен Б. Перевоплощение Голлума / Пер. с англ. Н. Семеновой, 3. Метлицкой // «Знание — сила», 1998. (http://znanie-sila.ru/projects/issue-51.html)

68

Anderson, Douglas A. The Annotated Hobbit, Boston: Houghton Mifflin, 1988, с. 321–328. Во втором издании (2002 г.) эти комментарии включены в текст книги.

69

Большая Советская Энциклопедия, 1949, т. 1, «Авиация», с. 92–93.

70

Большая Советская Энциклопедия, 1949, т. 35 с. 542.

71

В. М. Мокиенко, Т. Г. Никитина. Толковый словарь языка Совдепии, СПб: Фолио-Пресс, 1998. - с. 69.

72

Ожегов/Шведова, с. 759.

73

О том, что это опечатка, а не намеренное исправление Юлия Баталина сообщила в электронном письме от 11 сентября 2003 г., 08:56 по московскому времени. — Прим. перев.

74

Anderson, Douglas A. The Annotated Hobbit, Boston: Houghton Mifflin, 1988, p. 327.

75

Карта, приводимая на следующей странице — не оригинальный рисунок из «Хоббита» Рахмановой, а, скорее, схема, дающая представление о том, какова география Средиземья с точки зрения художника Михаила Беломлинского Авторы карты — Алексей Свиридов 2-й и Алла Хананашвили — Прим. ред.

76

Дж Р. Р. Толкин. Хоббит, или Туда и Обратно: Сказочная повесть [Для сред. шк. возраста] / Пер. с рус. Э. Макарян. Худ. М. Беломлинский. Ереван: Советакан грох, 1984.

77

Благодарю Наталью Прохорову, которая пересказала мне историю, услышанную от Брауде.

78

Jane Morgan. Pronunciation for: The Lord of the Rings. Unbound folio. Эти фонетические транскрипции основываются на аудиокассете, подготовленной Кристофером Толкином 8.10.80.

79

Дж. Р. Р. Толкиен. Хоббит, или туда и обратно. — М: ЭКСМО Пресс, 2000. - с. 367.

80

Cохраняется оригинальное написание, имеющееся в переводе. — Прим. перев.

81

Американские пончики, круглые с дыркой в середине, т. е. имеющие форму колечка. Выбор автором именно такого образа для передачи ассоциации, возникающей от сочетания этих русских слов — намеренный двуязычный каламбур.

82

Слово, которое здесь использует Толкин, — hoard. Его отличает от слова treasure, также обозначающего сокровища, резко негативный оттенок. Так обычно говорят о богатстве, накопленном нечестным путем, о тайном кладе скряги. — Прим. перев.

83

В издании 2002 года слово практически заменено на фактически.

84

Хрущев, Н. С. О культе личности и его последствиях: Доклад на XX съезде КПСС 24–25 февраля 1956 года. — Munich, изд. «Голос народа», 1956. - с. 54.

85

Хрущев, с. 56

86

Чуковский, Корней. Тараканище. — Петроград: Радуга, 1923 (первое издание).

87

Разумное основание фр. — Прим. перев.

88

Новый англо-русский словарь в двух томах / под ред. И. Р. Гальперина. — М: Советская энциклопедия, 1972.

89

Транслитерация приводится по переводу «Старшей Эдды» А. Корсуна. Прим. перев.

90

The Norse Myths (Introduced&retold by Kevin Crossley-Holland), New York, Pantheon Books, 1980, pp. 61–62.

91

В переводе этой цитаты использован отрывок из перевода А. Корсуна «Речи Гримнира» из «Старшей Эдды». В нем для перевода слова Hall употребляется несколько вариантов: чертог/ чертога, палаты и двор. (Старшая Эдда / Перевод с древнеисландского А. Корсуна; Редакция перевода М. Стеблин-Каменского. — М.: Художественная литература, 1975). — Прим. перев.

92

The Norse Myths, с. 175.