|
||||
|
Часть третья Мы на удивление благополучно и быстро добрались до места. Пробок практически не было, и Лена, когда выехала за МКАД, погнала с непозволительной скоростью. На въезде оказалось два поста охраны. Один как бы внешний, а второй уже непосредственно возле ворот территории особняка. Лена на первом посту озвучила, к кому мы едем, и нас мгновенно пропустили. А на втором даже не выясняли. Ворота медленно отъехали, и джип двинулся по широкой и казавшейся бесконечной подъездной аллее. Мы перестали разговаривать и с любопытством смотрели в окна. Вдоль аллеи стояли фонари, в глубине парка мы заметили какие-то освещенные беседки, увитые зеленью, фонтан с переливающимися разноцветными струями, смутно белеющие статуи. – Версаль, мать вашу! – неожиданно с чувством заметила Ириска. И мы, включая Лену, дружно расхохотались. Это помогло снять напряжение. Лена остановила джип, мы вышли и машинально подняли головы. Особняк выглядел как высокий белый дворец с широкой лестницей, ведущей к монументальной двери. По бокам лестницы находились скульптуры – весьма традиционные на вид львы с кудрявыми гривами. Дверь раскрылась, к нам начал спускаться высокий стройный мужчина в обычном на вид синем спортивном костюме. – Слава богу, – пробормотала Ириска, – выглядит как нормальный человек. А то я боялась, что он будет во фраке и со слугами по бокам. Я прыснула и толкнула ее локтем в бок. Мужчина белозубо улыбался. – Здравствуйте, милые сударыни! – вполне искренне проговорил он. – Что ж вы стоите? Поднимайтесь! Леночка, джип отгонит мой механик в гараж, не беспокойся. Мы взяли сумки из машины, Лена закрыла дверцы. Потом представила нас спустившемуся наконец с длиннющей лестницы Алексу. Он пожал каждой руку. Его пальцы были сухими и прохладными. – Проходите в дом, – пригласил он. Когда мы поднялись, дверь плавно перед нами раскрылась. Мы вошли и оказались в огромной гостиной. У порога стоял высокий подтянутый молодой человек. – Владимир, мой дворецкий, – представил его Алекс. – Он вас проводит в ваши комнаты. Уже поздно, но если хотите, то легкий ужин вас ждет. – Ну что, девчонки? – повернулась к нам Лена. – Есть будем? – Так уже второй час ночи! – улыбнулась Ириска. – Какой там ужин? Быстрее бы в кровать! Извините! – отчего-то смутилась она и глянула на улыбающегося Алекса. – Конечно, идите отдыхайте, – сказал он. – Доброй ночи! Владимир отвел нас на второй этаж и показал каждой комнату. Хорошо, что они оказались рядом. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Я закрыла дверь и огляделась. В комнате имелось все необходимое. Большая кровать, платяной шкаф, пара кресел, столик между ними с букетом розовых роз. Пол устилал пушистый ковер. Необычным казалось то, что все в комнате было выдержано в бело-розовых тонах. Мебель была белой, ковер, покрывало на кровати, обивка кресел, портьеры – розовыми разных оттенков. Основной мотив – розы. Мне показалось, что в комнате пахнет розовым маслом. Увидев еще одну дверь, я открыла ее и оказалась в ванной. Естественно, она была тоже в розовых тонах. Только ванна, раковина и унитаз жемчужно-перламутровыми. На вешалке я заметила махровый бледно-розовый халат. Приняв душ, я надела его и вышла в спальню. Тут раздался тихий стук в дверь. Это была Ириска. Когда она вошла, я засмеялась, потому что на ней был тоже махровый, но сиреневого оттенка халат. – Ты не представляешь, Оль, вся моя комната напоминает один большой ирис! И даже букет ирисов на столе! Я в шоке! Она огляделась по сторонам. – А ты, смотрю, вся в розах, – заметила она. – Но как красиво! И как все продумано! – Интересно, Злата в какую комнату попала? – спросила я. – Я ей стучала, – сказала Ириска, – но она, видимо, уже спит, так как не прореагировала. Утром выяснилось, что Злате досталась золотая комната. Основным мотивом были желтые хризантемы. Завтракали мы на улице в одной из беседок. Невозмутимый Владимир отвел нас туда и пригласил за накрытый стол. Белые мраморные колонны беседки увивали резные листья винограда. Солнце просвечивало сквозь их сочную зелень, пятнало пол колышущимися узорными тенями. На белоснежной скатерти сияли золотые фарфоровые чашки, гладкие бока фруктов поблескивали в большом фарфоровом блюде. Алекс и Лена уже ждали нас. Они выглядели счастливыми и явно влюбленными. Алекс был в светлых льняных брюках и серой футболке. Я внимательно глянула на него. Светло-серые глаза, прямой небольшой нос, мягкие, немного пухлые губы, русые коротко подстриженные волосы, загорелое, в меру подкачанное тело выглядели обычно. Передо мной сидел обычный мужчина средних лет, здоровый, ухоженный и жизнерадостный. Он мило общался с нами, шутил, делал ненавязчивые комплименты каждой из нас. Лена сияла, не сводя с него глаз. Выпив кофе, Алекс встал, извинился и сказал, что должен уехать. Но обещал к вечеру непременно вернуться. – Отдыхайте, сударыни, – добавил он. – Лена позаботится обо всем. Да, дорогая? – улыбнулся он. – Конечно, – улыбнулась она в ответ. Алекс положил на край стола небольшую рацию, которую я вначале приняла за сотовый телефон. – Связь со всеми, кто тебе понадобится, – пояснил Алекс. – Я, кстати, распорядился, чтобы мой механик посмотрел твой джип. Профилактика еще никому не повредила. – Спасибо, дорогой, – ответила Лена и слегка покраснела. Алекс кивнул нам и направился к дому. – Ну, Ленка, ты и затусовалась! – выдохнула Злата, когда он скрылся из виду. – А тебя не напрягает такой уровень? – А он всегда такой простой и любезный? – перебила ее Ириска. – Или перед нами притворялся, как перед твоими ближайшими подругами? – Да? – не удержалась я. – Все-таки миллионер, если не миллиардер! – Девочки! – расхохоталась Лена. – Вы думаете, что миллионеры – это обязательно люди, лишенные каких-либо человеческих чувств, этакие машины для производства денег? Поймите, у Алекса капитал. И уже капитал работает на него, если, конечно, все правильно организовано. И Алекс всегда такой. Он умный, милый, воспитанный. Ему незачем что-то из себя строить. Поймите, человек, у которого такой уровень жизни, все уже себе доказал! – Это да, – вздохнула Ириска, помешивая золотой ложечкой чай. – Надеюсь, все у вас будет хорошо. А то я никогда не верила в сказку о Золушке. – Я не загадываю и не строю планы на будущее, – после паузы ответила Лена. – И к тому же я вовсе не бедная замарашка! И тоже чего-то стою в этой жизни. Она зачем-то оторвала листочек винограда и начала мять его в пальцах. Потом бросила на пол и устремила взгляд в даль. – Но стать хозяйкой всего этого разве не заманчиво? – предположила Злата. – Он, кстати, женат-то хоть раз был? – Да, давно. И дочка имеется, – сообщила Лена. – Вот-вот, – сказала Ириска. – Тебе тоже пора подумать! А то тридцать три! Пора, сама знаешь! А то поздно будет. – Да равнодушна я к детям, – отмахнулась Лена, – сами знаете! Сколько можно вам повторять? Не умею я с ними ни общаться, ни играть, ни воспитывать! К тому же, как моя работа? Я не могу себе позволить даже на короткий срок выйти из дела. – Девчонки, ну чего вы пристали? – мягко заметила я. – Пусть они сами решают. День-то какой! Давайте лучше отдыхать, раз представилась такая возможность. – Вот именно! – обрадовалась Лена. – За домом имеется нехилый бассейн. – Что ж ты молчишь?! – тут же встрепенулась Злата. – Я загорать! А вы как хотите! Я и купальник прихватила на всякий случай. – А я не подумала! – огорчилась Ириска. – Знаете, Алекс наверняка все предусмотрел, – улыбнулась Лена. – Идите в комнаты и загляните в шкафы. Встречаемся у бассейна. А я позвоню дворецкому и скажу, что мы желаем на обед. – Ну-ну! – расхохоталась Злата. – А что, кстати, мы желаем? – Вот вы мне и скажете! – подмигнула нам Лена и взяла рацию. – Значит, так, – серьезно начала Злата, – мне устрицы с лимонным соком, трюфеля, салат из спаржи, олений окорок, запеченный в красном вине, лесная земляника со сливками и какое-нибудь бордо тридцатилетней выдержки. Вначале мы онемели, а потом дружно расхохотались. Лена, держа рацию в руке, посмотрела на Злату, продолжая улыбаться. Потом стала серьезной и сказала: – Шутки шутками, но все это запросто, уверяю вас. – Иди ты! – не поверила Ириска. – Вы не представляете размеры кладовой и количество холодильников и морозильников, – ответила Лена. – Там, я уверена, и не такое найдется! А повар тут замечательный, готовит отлично. – В общем, закажи что-нибудь на твой вкус, – предложила я. – Ты же знаешь, что мы любим. Согласны? – повернулась я к Злате. – Да, – с легкой обидой сказала она, – а как же мой олений окорок? – Загорать пошли, окорок! – засмеялась Ириска. – А то солнце вон какое! Лена оказалась права. Алекс предусмотрел все мелочи, и в наших шкафах оказались купальники, причем нескольких фасонов на выбор. Мне понравился ярко-бирюзовый, гладкий и без всяких украшений. К нему было парео такого же цвета, только в белых полосах и цветах. Ириска зашла ко мне, когда я уже облачилась в этот купальник и завязывала парео на бедрах. – Классно! – восхитилась она. – А посмотри на мой наряд! Ириска распахнула халатик и продемонстрировала мне золотой, плотно обтягивающий ее фигуру купальник. – Знаешь, Лена мне как-то говорила, что этим летом модно носить купальники с обычной одеждой. Скажем, с юбкой или брюками. Или лифчик надевать под сильно декольтированную кофточку. Вот смотри, этот золотой запросто может сойти за вечерний топ, – сказала она, вертясь передо мной. – Да, интересно, – заметила я. – А Златка где? – Не знаю, – пожала плечами Ириска. – Не отвечает на стук. Мы пошли к бассейну. Злата была уже там. Она надела микроскопические трусики, лифчик лежал на шезлонге. И Злата загорала топлес. Лена плавала в нереально чистой и синей на вид воде. Бассейн оказался огромным и закругленным. Его дно пестрело яркой разноцветной плиткой. С одной стороны был натянут тент, под ним располагались банкетки, пара кресел-качалок и низкий стол, на котором стояли стаканы с соком и блюдо с фруктами. Несколько шезлонгов находились на солнечном месте. Мы подошли к ним. Ириска сняла халатик и аккуратно сложила его. Я сбросила парео на шезлонг и спустилась в воду. Она была вполне прогретой и, как ни странно, пахла морем. Я поплыла к Лене. Ириска с визгом прыгнула в бассейн и бросилась за мной. Капли попали мне на лицо, губы, я машинально слизнула и почувствовала вкус соли. – Слышь, Лен, а вода-то соленая, – с удивлением заметила я, когда подплыла к Лене. Она в этот момент выбралась из бассейна и сидела на краю, побалтывая ногами. – Точно, – подтвердила Ириска, подплывая к нам. – Это морская вода, – невозмутимо ответила Лена. – Но я не выясняла, каким образом она здесь оказалась. – В смысле? – засмеялась я. – А кто ж их знает, этих миллионеров, – лукаво проговорила Лена. – Может, из какого-нибудь океана доставляют на специальном самолете. – Иди ты! – округлила глаза Ириска. Но Лена начала смеяться. Потом сказала, что вообще-то морская соль продается в пакетах, и сделать такую воду без проблем, что есть специальные люди, которые занимаются бассейнами и всем, что с ними связано. – Ах так! – грозно сказала Ириска. – Ты еще и издеваешься?! Мочить проклятых капиталистов, пьющих кровь у мирового пролетариата! Она стянула Лену за ноги в воду. – Это ты-то пролетариат?! – хохотала та, отбиваясь. – Ты ж у нас нынче менеджер! Да еще и иностранной компании. Это Златка пролетариат! Но она, как видишь, лежит себе тихо-мирно и наслаждается солнцем. – Долго вы орать будете? – подала голос Злата, поднимая голову. – Расслабиться не даете. Кончилось тем, что мы и ее стащили в воду. А потом долго плавали вместе. Обед был вкусным и разнообразным. Несколько первых, вторых блюд на выбор, десятки закусок и салатов, десерты на любой вкус. Обошлось, правда, без оленьего окорока. После обеда мы разбрелись по своим комнатам. Я упала в кровать, стала лениво разглядывать многочисленные вариации из роз на обоях, портьерах, плафонах светильников и уже начала погружаться в сон, как зазвонил мой сотовый. Это был, конечно, Антон. – Я завтра вернусь, – сказала я, когда он начал ныть, что я так надолго его бросила. – И приеду к тебе. – И останешься на несколько дней! – не терпящим возражений голосом заявил он. – Хорошо, – согласилась я. – Оля, пойми, – неожиданно серьезно сказал Антон, – я к тебе очень нежно и даже трепетно отношусь. Мне реально плохо без тебя. Может, я уже люблю тебя! Он проговорил это убедительно и страстно. Мне стало необычайно тепло на душе и даже выступили невольные слезы, сама не знаю отчего. – Надеюсь, я тоже тебе небезразличен, – продолжил он после паузы. – Ты не представляешь, насколько я одинок! Отец умер несколько лет назад. А я был к нему необычайно сильно привязан, очень сильно. И я был единственным сыном. Мать жива, но давно ушла в себя. Оба они были музыкантами. – Но почему у тебя нет детей? – осторожно поинтересовалась я. – У меня есть сынишка от первого брака, – признался Антон. – Но я видел его последний раз, когда ему было полгода. А сейчас ему пятнадцать! Понимаешь, – начал он торопливо объяснять, – первая жена тоже была музыкантшей, играла на арфе. Мы поженились, нам по восемнадцать всего было. Какой тут брак! Я еще в консе учился, и она там же. Но сына решила родить. Но какой из меня отец в девятнадцать лет? Начали ругаться, потом она ушла. А потом познакомилась с каким-то немцем. И уже много лет живет под Берлином. Сюда, по-моему, вообще не приезжает. Как я могу сына увидеть, подумай сама? Ни разу с тех пор и не видел! Антон всхлипнул. Потом начал извиняться и торопливо распрощался. Мой сон как рукой сняло. Я чувствовала щемящую жалость к нему и решила, что как только вернусь в Москву, так сразу поеду и побуду с ним подольше.
В записную книжку
После разговора с Антоном я полежала какое-то время, закрыв глаза. Потом, чувствуя, что сон не приходит и что, в принципе, глупо спать в такое время и в таком месте, встала, надела джинсы и футболку и вышла из комнаты. Постучав в дверь Ириски и не дождавшись ответа, отправилась к комнате Златы. Ее дверь была приоткрыта. Я услышала приглушенный смех Златы, потом возмущенный голос Ириски, которая с жаром начала доказывать, что «это вещество из водорослей Мертвого моря не только восстанавливает организм на клеточном уровне, но и возвращает молодость». – И ты веришь во все это? – перебила ее Злата. – Да ведь это полный бред, чушь собачья… Я не дослушала и пошла к лестнице. Вступать в споры с Ириской по поводу чудо-препаратов совершенно не хотелось и тем более выслушивать лекции о них или о ее замечательной компании. Спустившись в гостиную, я заметила возле дверей Лену и Владимира. Она что-то четко диктовала ему, он записывал. Я подошла и неуверенно на них посмотрела. Владимир кивнул и молча удалился, ступая мягко и бесшумно, как кот. – Я не помешала? – на всякий случай поинтересовалась я. – С чего ты взяла? – рассмеялась Лена. – И что это за тон? Оля! Очнись! Это я, подруга твоя! И надеюсь, из-за всего этого, – она быстро крутнулась на месте, показывая рукой на гостиную, – ваше отношение ко мне не изменится. – Надейся, – улыбнулась я. – Но такой уровень жизни сильно влияет на сознание, и ты сама это прекрасно понимаешь. – Всегда можно остаться человеком, и в богатстве и в нищете, – заметила Лена. Но явно погрустнела. – Ириска там грузит Злату своей чудо-компанией, – перевела я разговор на другую тему, – и я решила незаметно смыться. А то я и так выслушиваю, и не один раз на дню, ее нескончаемые лекции. – Да, я тоже подверглась ее атаке, – сказала Лена и начала улыбаться. – Нам бы поучиться у сетевиков, как зомбировать умы сотрудников. Такая убежденность всегда заразительна. Клиенты поневоле заряжаются ею и легко идут и на контакт, и на траты. А ты чем хотела заняться? – спросила она. – Не знаю, – пожала я плечами. – Так, прогуляться. А то парк у твоего олигарха замечательный и, по-моему, нереально большой. – Даже не представляешь, насколько! – ответила Лена. – Я тоже с удовольствием пройдусь. А то дворецкий принимает меня за будущую хозяйку и совершенно серьезно выясняет предполагаемое меню на ужин, предпочтение в цветочных композициях и тому подобное. Когда я пошутила и сказала ему, что обожаю икебану в стиле сэйка, добавив, что это единственный стиль периода Эдо, он принял это как руководство к действию и сказал, что если я пожелаю, то он вызовет мастера из Токио. И только он будет аранжировать букеты для моей спальни или если я пожелаю, то и для всего дома. Так что сейчас я очень осторожна в высказываниях. Мы вышли за двери и начали спускаться по лестнице. – Знаешь, здесь есть одно замечательное местечко, – сказала Лена, задумчиво изучая раскинувшийся перед нами парк. – Вот только плохо помню, в какой это стороне. Она даже дотронулась рукой до рации, прикрепленной к ее ремню. Но тут же отдернула руку. – Нет, пожалуй, Владимиру звонить не стоит. А то он еще вызовет нам машину, чтобы мы доехали. – А это далеко? – поинтересовалась я. – Да нет, где-то здесь, на территории, – ответила Лена. Мы спустились с лестницы, она свернула по дорожке влево и уверенно направилась в парк. – Просто мы с Алексом поздно вечером гуляли и забрели туда. Ну, ты же понимаешь, в каком я пребывала состоянии, так что сейчас сориентироваться мне трудно. Кажется, мы шли именно сюда. Я улыбнулась, наблюдая за ее озабоченным лицом. Мы медленно двигались по довольно узкой и тенистой аллее, впереди виднелся просвет. Когда мы подошли к нему, я увидела деревянную беседку, укрытую шпалерами, сплошь увитыми зеленью. – Как тут хорошо! – восхитилась я, заглядывая в беседку. Внутри были широкие деревянные скамьи, застеленные цветастыми плотными покрывалами. Несколько расшитых подушечек с золотыми кистями лежали по углам. Я заметила раскрытую книгу. За одной из скамей виднелся кальян. – Нет, Оля, это не то, что я хотела тебе показать, – сказала Лена, и мы прошли беседку и двинулись дальше. – Там, понимаешь, такое странное место. Алекс, оказывается, очень любил в детстве сказку «Сестрица Аленушка и братец Иванушка». И вот он воспроизвел в точности пруд, который изобразил Васнецов. Ну, ты помнишь, этот растиражированный шедевр с сидящей на берегу пруда Аленушкой. Пруд соорудили на полянке. Задним фоном, если можно так выразиться, служат темные мрачные ели, на воде высажены лилии. Они как раз сейчас должны цвести. А на камне сидит настоящая девушка, в точности Аленушка, и в таком же сарафане. – Настоящая? – изумилась я. – Какая-нибудь захудалая молоденькая актриса, подрабатывающая таким эксцентричным способом? – Нет, что ты! – расхохоталась Лена. – Хотя мысль интересная! – Не вздумай озвучить тому же Владимиру, – не на шутку испугалась я, видя, как заблестели ее глаза и явно заработала креативная сторона натуры. – Ты права! – улыбнулась Лена. – В общем, это фигура, выполненная в натуральную величину. Ее лицо, руки и ноги из фарфора и так искусно раскрашены, что кажется, будто девушка живая. Коса из натуральных волос. Она сидит на камне, смотрит в воду, все это отражается, и зрелище фантастическое. Особенно, когда тебя заранее не предупреждают. А как ты сама понимаешь, мы были слишком заняты. И когда случайно вышли на эту поляну, я даже вскрикнула от неожиданности. – Хорошо, что меня предупредила, – заметила я. – И где эта Аленушка? – Вот этого-то я и не помню! – сокрушенно сказала Лена. – Но где-то в этой стороне, точно. И мы пошли дальше. Но до цели так и не добрались. Через какое-то время мы оказались у красного кирпичного забора с огромными полукруглыми воротами. – Это что, граница владений? – спросила я. – Понятия не имею, – пожала плечами Лена. Одна половинка ворот была снята. Двое рабочих приваривали к ней кованую ручку. Мы прошли мимо. Они не обратили на нас никакого внимания, продолжая свое дело. Лена зачем-то направилась в открытые ворота, я последовала за ней. Какое-то время мы шли по дорожке между невысокими пушистыми сосенками. Неожиданно Лена заметила под сухими опавшими иголками яркую шляпку рыжика и бросилась к нему. – Оль! – восторженно закричала она. – Ты глянь, сколько тут грибов! Давай собирать! – Так у нас нет ничего, – сказала я. – Куда собирать-то? – Давай в мою рубашку, – предложила Лена, стягивая свою дорогущую белую блузку от D&G. Под ней оказался лифчик от купальника. Видимо, Лена хотела поплавать, да я потащила ее гулять. Она завязала рукава и края рубашки, и получилась вполне вместительная емкость. Мы с увлечением начали собирать рыжики. Их оказалось действительно немало. – Вот Владимир удивится, когда я закажу на сегодня жаркое из грибов, – смеялась Лена, ползая на коленях под сосенками. – Так они вроде горькие, – заметила я. – Их, кажется, несколько часов вымачивать нужно. – Тогда пусть засолят, – сказала она и хихикнула. Мы так увлеклись, что не заметили, как покинули сосенки и оказались на небольшой поляне. И тут увидели, что навстречу нам идет девушка, длинное худое лицо которой показалось мне знакомым. Мы остановились, девушка тоже. Я усмехнулась, окинув взглядом ее «дачный» наряд. Девушка была в льняном с кружевными вставками костюме, состоящем из юбки до щиколоток и свободно спадающей с плеч блузки. Босоножки на невероятно высоком каблуке, плетеная сумочка, пара длинных цепей, болтающихся на ее худой шее, несколько толстых, на вид серебряных, браслетов дополняли наряд. Ее высветленные длинные волосы были забраны в высокий, нарочито небрежный узел, что делало лицо еще худее. Блестящие тени, румяна и голографическая помада выглядели нелепо при таком ярком солнечном свете, к тому же в лесу. Девушка медленно шла по лесной неровной тропинке, явно с трудом удерживая равновесие на таких высоких каблуках. Когда она приблизилась, я заметила, что несколько репьев прицепилось к длинному подолу ее юбки, и невольно улыбнулась. – Здравствуйте, селянки, – растягивая слова, проговорила она. – А вы знаете, что это частная территория? Не понимаю, как вы сюда попали! По грибы отправились и заблудились? Но в этой местности это невозможно. При звуках ее голоса я сразу ее вспомнила. Это была известная «гламурная блондинка», не буду озвучивать ее фамилию. Назовем ее, к примеру, Ксана. Я глянула на полуголую Лену, держащую в руках рубашку, из которой торчали рыжие шляпки грибов с налипшими на них сосновыми иголками. Ее светло-серые брюки были испачканы на коленях, потому что Лена, увлекшись, ползала под сосенками, как, впрочем, и я, на четвереньках. Но я была в джинсах, поэтому грязные пятна не так бросались в глаза. Но моя футболка не осталась без комментария. Мне привезла ее Варя, как она выразилась, «просто для прикола». Футболка была голубой, а на груди крупно краснела надпись: «СССР навсегда!» А так как мои джинсы были синими с красной узкой окантовкой по карманам и боковым швам, то она к ним отлично подходила. Ксана пристально посмотрела на мою грудь, потом скривила губы в ехидной ухмылке. – Очень своевременная надпись! – заметила она и подошла ближе. – Это сейчас так модно у местных селян? И в каком бутике вы ее приобрели? Я бы своему дедуле купила. – Оля, пошли! – сказала в этот момент пришедшая в себя Лена. – Извините, мы, кажется, зашли на чужую территорию, – повернулась она к Ксане. – Мы гостим у Алекса. Лена невозмутимо поправила упавшую бретельку купальника и ясно улыбнулась Ксане. Та в буквальном смысле «сделала стойку». Ее узкое лисье лицо словно еще вытянулось, глаза прищурились, рот расплылся в приторно-ласковой улыбке. – У Алекса? О! Это самый завидный жених в этом околотке, – совершенно другим тоном заговорила она. – Ну, я же не знала, милые дамы! Просто вы так эксцентрично выглядите с этими грибами, завернутыми в рубашку! – Извините нас еще раз, если мы невольно нарушили ваш покой, – мягко проговорила Лена и повернулась к Ксане спиной. – Ничего, ничего, – услышали мы вслед, – заходите еще, будем рады. Мы, едва сдерживая смех, быстро пошли обратно к сосенкам. Когда миновали по-прежнему открытые ворота, Лена заметила, что опрометчиво было снимать рубашку. На наше счастье рабочие чем-то стучали за деревьями и нас не видели. – Представляю, что подумает прислуга! – сказала она. – А ты иди сразу к бассейну, – предложила я. – А я тебе что-нибудь принесу из одежды. Ты же все равно в купальнике. К тому же девчонки наверняка уже там. Уж Златка не упустит возможности лишний раз поваляться на солнышке. – Я так и сделаю, – улыбнулась Лена. – Слушай, – сказала я. – Это ведь известная гламурная… – и я не удержалась от крепкого словца, – Ксана. И что она здесь делает? Насколько я знаю, она не живет на Рублевке. – Я тоже ее узнала, – ответила Лена. – С этой стороны, насколько я помню, находится дом известной гламурной писательницы. Лена назвала фамилию. Да, она была действительно последние пару лет на слуху. – Они сейчас часто мелькают вместе на различных приемах и на экранах ТВ, – продолжила Лена. – Какие-то совместные проекты. – Жалкая она какая-то, – заметила я, – эта Ксана. И что странно, я видела в Инете на каком-то сайте результаты опросов, так 95 процентов опрашиваемых ее не то что не любят, а просто не выносят. Она всех безумно раздражает. Ее называют некрасивой, несексуальной, неумной, и, однако, она не сходит с обложек и с экрана. В одном интервью я прочитала, что Ксана хочет сняться в порно. Мой новый «гостевой», – я хихикнула, но продолжила, – муж Антон сказал, что если он увидит такое в порно, а он очень любит фильмы для взрослых, то это зрелище сделает его психическим импотентом. Ты, Лена, все-таки человек творческий, к тому же рекламщик. Можешь мне объяснить этот феномен? – И охота тебе говорит об этой белиберде? – усмехнулась Лена. – Глянь, день какой! Она остановилась и подняла голову. Сквозь высокие кроны сосен пробивались солнечные лучи и пронизывали лес тонкими ровными золотистыми нитями. Я села на толстый пень с таким ровным и гладким срезом, словно его специально отполировали, и замолчала, глядя по сторонам. Лена остановилась напротив меня. Она помахивала рубашкой с грибами и улыбалась. Потом положила ее на землю и уселась напротив меня, привалившись спиной к толстому стволу сосны. Она подняла шишку с земли и начала катать ее между ладонями. – Понимаешь, Оля, – после паузы все-таки сказала она, – каждый старается реализоваться в этой жизни так, как может. Но кто-то, поняв, что бог вложил ему в колыбель, трудится и развивает этот талант, а кто-то пытается самоутвердиться за счет других. Лена бросила шишку и подняла глаза. Ее лицо стало серьезным. – Ксана не обладает никакими талантами, – продолжила она, – да и внешностью ее бог обидел. Но вместо того, чтобы воспитывать в себе внутреннюю красоту, чтобы постоянно совершенствоваться, она пошла по другому пути. Таких раньше называли «выскочка». А она именно выскакивает, буквально лезет из шкуры, чтобы доказать всему миру, а конечно, прежде всего самой себе, что она что-то стоит. Ты же сама видела, что она пыталась петь, танцевать, играть на сцене, вести ток-шоу, даже писать книги. И все это делала одинаково плохо. Поэтому она и вызывает у народа такую жалость и даже ненависть. – Мне на самом деле все равно, – сказала я. – Но для многих девочек она служит невольным примером. И они стремятся так же вылезти на публику и рассуждают, в принципе, логично: «Я намного ее симпатичнее, сексуальнее, почему ее показывают, а меня нет? Только потому, что у нее есть деньги? Значит, деньги решают все?» И это, в конечном счете, формирует массовую культуру. А у нас с этим сейчас, сама знаешь, явный перегиб в сторону массовой безвкусицы. А как Ксана общается? Мат-перемат с экрана. И девчонки, слушая ее вульгарную речь, считают, что и им можно материться, раз это показывают по ТВ. Вот в чем беда! – Да, – кивнула Лена, – и если, скажем, у какой-нибудь признанной звезды имеются свои перегибы, то наш народ легко это прощает за талант. Та же Алла Пугачева. Все знают, как она росла, становилась, как певица, сколько ей пришлось работать. И народ ей все прощает именно за талант, за ее песни. Или, скажем, Сергей Зверев. Несмотря на явные перекосы, на его эпатажное поведение, на которое какая-нибудь баба Маня, доярка из колхоза «Светлый путь», смотрит с веселым изумлением, его все равно любят, потому что он мастер с большой буквы. А кто такая Ксана? Что она такого сделала? Лучше бы детям помогала, – пробормотала Лена. – Взяла бы на воспитание несколько детишек с умственными отклонениями и заботилась бы о них. Тогда бы народ сразу проникся! Но ведь это не «гламурно», подтирать носы больным брошенным детям! – Просто сейчас во многих телевизионных передачах напрочь отсутствует какая-нибудь позитивная или героическая идея, – после паузы сказала я. – Сама подумай, какое сочувствие может вызвать у зрителя человек, если он лезет по узкой доске над пропастью и рискует жизнью лишь для того, чтобы получить главный приз в несколько тысяч долларов? Это, что называется, его проблемы, и меня это не трогает. А вот если он лезет по этой же доске, но чтобы спасти ребенка, то я реагирую совершенно по-другому. – Кстати! – одновременно сказали мы, глянули друг на друга и засмеялись. – Да, – кивнула Лена. – Я уже рассказала Алексу про детский дом, которому помогает мое агентство. И он обещал вложить немалые средства. – Это здорово! – восхитилась я и встала. – Пошли, а то расселись здесь, как две старушенции.
В записную книжку
Когда мы оказались у бассейна, Ириска со Златой действительно были там. Они, судя по мокрым купальникам, только что вылезли из воды и лежали в шезлонгах, попивая сок. – Ага! Явились! – громко сказала Ириска, вставая. – Могли бы нам сказать, что вы уходите гулять. – Да вы тут и без нас неплохо проводите время, – заметила Лена. – А вот мы все по хозяйству! Грибы собирали. – Она положила рубашку на шезлонг и начала снимать брюки. – Здорово! Это ж рыжики! Они соленые зимой просто объедение! – сказала Ириска. – Надо бы их на кухню отнести. – И без нас разберутся, – отмахнулась Лена, потеряв к грибам всякий интерес. Она прыгнула в воду и поплыла, громко отфыркиваясь. Вечером приехал Алекс. Мы в этот момент сидели в гостиной и болтали. Алекс приблизился к нам и пожелал доброго вечера. Его вид был немного утомленным, но он улыбался. Лена порывисто встала и поцеловала его, заботливо поинтересовавшись, ужинал ли он. – Нет, – ответил Алекс. – И хочу пригласить вас всех на ужин. Он бросил портфель на диван и широким жестом показал на двери. Мы удивленно переглянулись и встали. – В ресторан? – немного растерянно спросила Лена. – Но мы не одеты. – Нет, я решил поплавать, и думаю, вы все с удовольствием составите мне компанию. Произнеся эту загадочную фразу, Алекс пропустил нас и вышел следом. Возле лестницы стоял его «Бентли». Мы спустились, все еще недоумевая, и уселись в машину на заднее сиденье. Алекс устроился рядом с шофером. Мы миновали ворота и через какое-то время оказались на открытом пространстве. «Бентли» подкатил к небольшому самолету. Мы вышли и остановились, не зная, что и думать. Алекс пригласил нас в салон. Внутри оказались мягкие удобные кресла. Пилот поздоровался с нами, потом прошел в кабину, и мы взлетели. – Скоро будем в Сочи, – невозмутимо сообщил Алекс. – У меня там небольшая дача. Поплаваем, погуляем. А завтра утром вернемся. Он открыл шампанское и предложил нам. Лена сияла, поглядывая на нас с нескрываемым торжеством. – Мог бы и нас спросить, – прошептала мне на ухо Злата. – А то загрузил, как баранов, и повез неизвестно куда. – Не ворчи, – улыбнулась я. – Ты же понимаешь, что он хотел сделать нам сюрприз. Ты разве не хочешь поплавать в море? – Хочу, конечно, – ответила Злата. – Но как-то без вещей на море непривычно. – А зачем тебе вещи на одну ночь? – усмехнулась Ириска, прислушиваясь к нашему разговору. – Туристический рюкзак, что ли, хотела прихватить? Радуйся лучше представившейся возможности. Когда самолет сел, уже начало темнеть. Возле трапа нас ждала машина с шофером. Для начала по просьбе Лены мы заехали в город. – Милый, мы же не взяли купальники, – улыбнулась она. – Без них даже лучше, – неожиданно заявила Злата. – Скажи уж правду: тебе охота посмотреть, какие шмотки в Сочи. Да все то же самое, что и в Москве! – И это тоже! – расхохоталась Лена. Алекс высадил нас у какого-то огромного торгового центра, а сам остался в машине. – Лена, я тебя очень прошу, уложитесь в полчаса, – сказал он. – А то знаю я вас, женщин. Когда вы заходите в такое место, то словно попадаете в Бермудский треугольник. Он протянул ей кредитку. Она чмокнула его, и мы быстро направились в магазин. Народу там, несмотря на довольно позднее время, было много. И в основном туристы. – Так, девочки, – оживленно проговорила Лена, направляясь к эскалатору, – куда для начала? – Купальники все-таки стоит приобрести, – заметила Ириска. – Златка, конечно, может и голой плавать. Тем более она из нас самая загорелая. – Ага, щас! – раздраженно ответила та. – Я тоже хочу себе что-нибудь купить. Тем более, как я поняла, Алекс за все платит. У меня уже четкое ощущение, что я отдыхаю по системе «все включено». В полчаса мы, естественно, не уложились. Но когда, нагруженные пакетами, вышли к машине, Алекс встретил нас невозмутимо. Шофер уложил наши покупки в багажник, и мы поехали. Я смотрела в окно на освещенные улицы, на многочисленных отдыхающих, лениво прогуливающихся, смеющихся и пьющих пиво, на их загорелые тела, в основном в шортах и майках, и невольно начинала проникаться безмятежной атмосферой этого летнего курортного города. А когда мы выехали за его пределы и машина двинулась по высокому берегу вдоль моря, то буквально захватило дух от открывшейся красоты. Солнце только что село и окрасило небо и воду в красные с бронзовым отливом тона. Бескрайняя, постоянно меняющая свои цвета морская гладь, высокое яркое небо, многочисленные чайки, пятнающие своими силуэтами простор, притягивали взгляд, и было трудно оторваться от этого великолепия. «Небольшая дача» Алекса выглядела как дворец какого-нибудь султана. Двухэтажное белое здание в мавританском стиле располагалось в огромном на вид парке, спускающемся к морю. На пороге дома нас встретил дворецкий. Он необычайно походил на Владимира, такой же вышколенный подтянутый молодой человек без каких-либо эмоций на лице. Вначале мы разбрелись по комнатам и привели себя в порядок. Потом плавали в море, затем ужинали на длинной террасе. Около двух часов ночи я почувствовала, что валюсь с ног, и, пожелав всем доброй ночи, отправилась в свою комнату. Не успела моя голова коснуться подушки, как я провалилась в сон. В девять утра меня разбудила Ириска. – Хватит спать! – сказала она, стягивая с меня одеяло. – Так ты все проспишь! Мы вчера еще на катере по ночному морю катались. Здорово было! А сейчас поплаваем, позавтракаем и обратно в Москву. Вставай! Я с трудом разлепила глаза. Сон никак не проходил. Насыщенный день, шампанское, купание давали о себе знать. Мне безумно хотелось закрыть глаза и вновь погрузиться в сон. Я чувствовала, насколько моя нервная система расслабилась от такого времяпрепровождения. Но я заставила себя подняться и отправилась в душ. Ириска следовала за мной и без умолку болтала. Она выглядела свежей и хорошенькой. – Алекс такой прикольный, – говорила она, пока я чистила зубы, – мы вчера так хохотали, когда вышли в море. Он сам вел катер и сильно разогнался. Мы визжали от страха, так он летел по волнам. А Алекс вдруг заявил, что домчится до Турции и там нас продаст в какой-нибудь гарем. – Ну-ну, – пробормотала я, расчесывая волосы и глядя на себя в зеркало, висевшее над раковиной. – Представляешь? – без остановки продолжала Ириска. – Он с таким серьезным видом начал рассказывать нам, что продать можно запросто кого угодно этим туркам, нужно просто знать, где причаливать. Злата повелась и начала осторожно выяснять у Лены, правда ли это. Она с опаской поглядывала на Алекса, а он веселился от души. Потом мы высадились на каком-то островке и там еще шашлыки из осетрины жарили. – Бог мой! – удивилась я. – Во сколько вы легли? – Лена и Алекс – не знаю, – лукаво ответила она. – А мы со Златкой разошлись по комнатам почти в пять утра. Уже рассвело. Вот это ты зря пропустила! Рассвет на море – это фантастическое зрелище! В Москву мы вернулись около двух часов дня. «Бентли» стоял возле трапа, шофер ждал нас. Мы уселись и поехали. Алекс предложил нам остаться до вечера, но мы решили, что пора и честь знать. Пообедав в особняке, мы собрались и попрощались. Лена решила вернуться с нами, так как у нее с утра была важная встреча. Алекс глянул на нее немного грустно, поцеловал и усадил в машину. Шофер развез нас по домам. Алекс, как оказалось, приготовил каждой из нас подарок. Это были огромные морские раковины, внутри которых лежало по жемчужному ожерелью. Мне досталась закругленная, нежно-розовая с красивым перламутровым отливом. Жемчуг, лежащий внутри, тоже был розовый и крупный. Могу лишь догадаться о его стоимости. Когда я поднялась в свою квартиру, то испытала легкий шок от ее убогости. После роскошных апартаментов, в которых я последние два дня проводила время, моя стандартная хрущевка со стандартной мебелью показалась конурой. Девочки были дома и выскочили мне навстречу. – Ух ты, мать! – радостно заговорили они. – Ты так загорела за эти выходные! А это что такое? Катя выхватила раковину из моих рук и приложила ее к уху, Варя нацепила жемчуг и вертелась перед зеркалом. – Классный! – одобрила она. – Дашь поносить? Я, не ответив, отправилась в душ. Непрошеные слезы обожгли глаза. Я смотрела на облупившуюся кое-где голубую плитку, на пожелтевшую от времени ванну, на пластиковое сиденье унитаза и чувствовала, как обида наполняет сердце. «Ну почему одним все, а другим вот это? – думала я. – Неужели я не заслуживаю лучшего качества жизни? Может, действительно нужно искать обеспеченного мужчину? А я все с какими-то музыкантами да малолетками! Ох, как права была бабушка Ириски! Вопрос при выборе жениха поставлен гениально: «Как этот мужчина может улучшить мою жизнь?» Кто-кто, а вот Алекс явно может, так что Ленке необычайно повезло». Когда я успокоилась и вышла из ванной, дочки сидели на диване и смотрели на меня во все глаза. – Давай, рассказывай, как там олигархи на Рублевке живут, – возбужденно проговорила Катя. – И в подробностях! – добавила Варя. – И где ты такую раковину купила? – Мы летали в Сочи на частном самолете, – ответила я, садясь на диван. – На вечерок, просто поплавать. Алексу так захотелось. – Ни фига себе! – присвистнула Катя. – Ну ты, мать, затусовалась. А для тебя там нет еще одного свободного олигарха? – Нет, – сурово ответила я, – и быть не может. Это только в сказках олигархи женятся на бедных старых женщинах, а в жизни на молодых длинноногих моделях. – Что-то я такой сказки не помню, – улыбнулась Катя. – Тем более, – ответила я. – Даже в сказках такое невозможно, так что смотрите на жизнь трезво. Кесарю – кесарево! – А тебе разве так плохо живется? – резонно заметила Варя. – Зато без проблем! – Конечно! – улыбнулась я. – Пошли чай пить! А то я скоро ухожу. – Куда это?! – хором спросили они. – Поеду к Антону. Обещала, – после паузы ответила я. – И скоро не ждите. Дня три у него поживу, так что наслаждайтесь свободой.
Когда я приехала к Антону, дверь мне открыл какой-то незнакомый долговязый парень. Он был пьян, весел, сразу начал смеяться без причины, потом знакомиться, хватая меня за руки и пытаясь поцеловать в щеку. Как я поняла из его бессвязных объяснений, это был Саша, друг Антона и тоже музыкант. Он играл на английском рожке. – Где Антон? – поинтересовалась я, заходя в кухню и старательно отстраняясь от липнущего Саши. – За догоном побежал, – радостно сообщил он и начал обмахивать табуретку грязным кухонным полотенцем. – Садись, Олечка! Сейчас налью… только вот чего? – призадумался он. – Ага! У Антохи в холодильнике спирт оставался в канистре. Это еще после пекинских гастролей. Он тогда много купил, все с собой не взял, часть оставил дома. Ты спирт пьешь? – поинтересовался он и осклабился, глядя на меня замаслившимися пьяными глазами. – Боже упаси! – ответила я. – А по какому поводу вы тут собрались? Я окинула взглядом грязный, засыпанный пеплом от сигарет, крошками, остатками петрушки стол, посмотрела на раковину, полную посуды, потом подняла глаза на Сашу. Он стоял, пошатываясь и улыбаясь. На вид ему было около 26—27 лет. Густые темно– каштановые блестящие волосы, большие карие глаза, гладкая, ухоженная кожа лица, высокая стройная фигура производили приятное впечатление. Если бы не пьяная улыбка влажных, чрезмерно красных губ. – Так мы еще вчера, – сказал он. – Я приехал, Тоха позвонил, что новые трости ему надо… Он тут на какую-то кошмарную халтуру подписался, как дурачок. Кто ж на такие смешные деньги соглашается? Тем более это балеты! Ну ты, наверно, в курсе? А ты милая. Но сколько тебе лет? – вновь ухмыльнулся Саша и навис надо мной, засунув руки в карманы и слегка покачиваясь. – Сорок, – ответила я. – А тебя это чем-то не устраивает? – Что ты, Оленька! – еще шире заулыбался он. – Это то, что Тохе нужно! Может, ты его будешь в руках держать! А то он ведь у нас безбашенный. Впрочем, как и все мы! Но он большой талант, помни об этом и береги его! Береги! – экзальтированно закричал он и закатил глаза. – Что за шум, а драки нет? – раздался громкий веселый голос Антона, и он стремительно вошел в кухню. – Оля! Ты? Как я счастлив, зая! Что ж не позвонила, я бы тебя у метро встретил! А я ждал тебя, лапуль! Вот, смотри, винца тебе купил и сырочков в шоколаде, ты их вроде любишь. – Заботливый муженек! – захихикал Саша и погладил Антона по растрепанному чубчику. Но тот мотнул головой и грозно сказал: – Отстань, Сашок! А то Оленька еще подумает, что мы пидоры! Я, конечно, тебя люблю, но чисто платонически, – засмеялся он и протянул ему пакеты. – Давай, разгружай! Я тут всего набрал. Саша взял пакеты и открыл холодильник. Антон наклонился и начал меня целовать. От него пахло перегаром, но это меня почему-то не смутило. Я неожиданно поймала себя на мысли, что тоже не прочь выпить. Неухоженная кухня Антона, грязный стол, заляпанный какими-то пятнами пол, серые от дыма капроновые шторы вызывали странное желание махнуть на все рукой. Хотя раньше я первым делом бросалась все убирать и мыть посуду. Антон плохо справлялся с бытом. В порядке у него были только те вещи, которые служили ему для выступлений. Несколько дорогих белых рубашек, пара фраков, смокинг аккуратно висели в шкафу. Черные галстуки-бабочки лежали в коробке. Лакированные туфли стояли на полках. Гобой имел несколько футляров на все погодные сезоны. Зимний был даже выложен внутри натуральным мехом, кажется, сурка. Для тростей имелась специальная коробочка. Все это было для Антона святым. Мне не разрешалось даже трогать гобой, а не то что подуть в него. – Я очень скучал, любимая, – зашептал Антон мне на ухо, навалившись на меня. «Вот уже и любимая, – отметила я про себя. – Быстро все у него!» Но на душе стало приятно. – У вас так дело быстро до половой е…ли дойдет, – заметил Саша, выглядывая из-за дверцы холодильника. – Не беспокойся! – расхохотался Антон. – Ты вне игры! Это моя женщина! – А ругаться-то зачем? – нахмурилась я. – А кто ругается? – искренне удивился он. – Просто мы привыкли называть вещи своими именами. Е…ля она и в Африке е…ля! А как иначе? Или ты предпочитаешь на американский манер? Ох, прости, дорогая! Заниматься любовью! – Фу, как пошло звучит! – сказал Саша. Он деловито вытер стол и начал накрывать. Я сделала попытку встать, но Саша мило улыбнулся и заявил, что справится сам. – Вот какой Саша хозяйственный! – хвастливо заметил Антон и даже голову вскинул с гордым видом, словно это он сам воспитал такого парня. – Приятно посмотреть! Он на гастролях всегда со мной! А помнишь, Сашок, – громко захохотал он, – как мы на Сицилию в прошлом году ездили? Ох, и жара стояла! А этот идиот Витек сало взял с собой. Оно у него протухло, ясное дело. И он потом его всем предлагал. Помнишь? Саша кивнул и тоже начал смеяться. – Музыканты не отказываются от продуктов, – пояснил он, нарезая копченую колбасу толстыми неровными ломтиками. – Все брали это сало. Потом нюхали, морщились и отдавали в следующий номер. А оно сверху красным перцем было посыпано. Так оно и кочевало из номера в номер. Никто съесть не решался, а выбросить жалко! И мы его прозвали… – Саша сделал паузу и глянул на меня веселыми блестящими глазами. – Переходящее красное… сало! – закончил за него Антон. И они громко рассмеялись. – А помнишь ту кондитерскую в каком-то городке? – после паузы спросил он. – Которую? – заинтересовался Саша. – Это когда ты обожрался пастой с морепродуктами, а потом туалет искал? – Ну зачем такие интимные подробности? – засмущался Антон. – Оля! Ты не представляешь! Захожу я в эту кондитерскую, а она маленькая, вся виноградом увитая, внутри чистенько, пахнет ванилью, кругом белоснежные кружевные салфеточки и на фаянсовых тарелках всевозможные сладости. Но главная сласть – это хозяйка. Полная, кудрявая, черноволосая, с огромными влажными черными глазами, пухлыми красными щеками, в красной пышной юбке и белой вышитой кофточке с ох…ительным вырезом. Бюст номер пятый, как минимум, и выпирает, как подошедшее тесто. Я дар речи потерял, к тому же она по-английски ни слова. По-русски тем более! А я так бы ее там и разложил между этими пирожными! – Антон! – оборвал его Саша. – Не при жене же! – Ах, да! Простите! – смутился он и замолчал. Саша уже открыл водку и разлил ее по рюмкам. Мне он налил вино в стакан. – За все хорошее! – сказал Саша и поднял рюмку. Мы выпили. Вино разлилось приятной теплотой по желудку. Я закусила сыром. Антон тут же налил мне еще. Он возбужденно ерзал на стуле, без конца смеялся, хватал то меня, то Сашу и начинал целовать взасос как меня, так и его. – Ах, как я счастлив! – говорил он. – Как мне хорошо! Спасибо, Господи! Что еще нужно человеку? Рядом любимый друг, любимая женщина, на столе водочка, выступление на этих балетах, черт бы их побрал, только через три дня! Я могу отдохнуть с моей любимой зайкой! Он навалился на меня и вновь начал целовать. Я уже сильно опьянела и пребывала в расслабленном умиротворенном состоянии. И даже дым меня не раздражал. А ребята курили почти без перерыва. Все казалось мне замечательным. Я вспомнила свою поездку и зачем-то стала рассказывать об Алексе и его особняке. Антон попытался сосредоточиться и внимательно уставился в мои глаза. Но периодически его губы расплывались в улыбке, ноздри раздувались, и он разительно напоминал сатира, но это меня только смешило. – Ты, деточка, не видела особняк моего папочки, – неожиданно прервал меня Саша. – Тоже мне удивление! Мой папа главный дирижер, ясно? Он с самим Швыдким за руку здоровается. А ты тут восхищаешься каким-то капиталистом! Бедные они! Несчастные! Ты просто не знаешь! Все им в жизни до смерти осточертело! Представь, какая скука, когда ты знаешь, что все можешь купить. А ведь это быстро надоедает, уверяю тебя, особенно нам, мужчинам! Нам драйв нужен каждый день, а то все завянет, ну ты понимаешь, где, – хихикнул он. – Не заметила, что у Алекса что-то завяло, – возразила я. – И он вполне искренне относится к моей подруге. – Ох ты, ух ты! – расхохотался Саша. – Да ему просто любопытно, вот и все. Он и вас-то пригласил из любопытства. Вы для него словно козявки под микроскопом. А ты про искренность! Но скоро, вот увидишь, все кончится. – А может, это любовь? – сказала я. Антон налил мне вина. Я выпила залпом, словно это был сок, так как вкуса спирта уже не чувствовала. – Любите вы, женщины, на все ярлычки вешать, – заметил Антон и притиснул меня к себе. – И в твоем возрасте, лапочка, пора понять, что подразумевается под этим словом. – А он все про е…лю, – заметил Саша и засмеялся. – Слышь, Антох, может, я уже того, домой? А вы тут занимайтесь. – Нет, нет, – бурно запротестовал Антон. – Я тебя в таком виде не отпущу. Места полно, ляжешь в третьей комнате, а мы в спальне. А завтра вместе в Битцу пойдем. – А Оленька не возражает? – все-таки поинтересовался Саша. – Как хочешь, – ответила я и пожала плечами. Мне было действительно все равно, потому что я уже достигла той стадии опьянения, когда мир расплывается перед глазами, реальность искажается, сознание мутится. Я решила, что мне лучше пойти в спальню, и попыталась встать. К моему веселому изумлению, пол сразу начал качаться. – Куда ты? – спросил Антон и поднял на меня осоловевшие глаза. – Лечь хочу, – ответила я заплетающимся языком. – Понял! – тут же воодушевился он. – Идите, дети мои, – важно проговорил Саша, – а я тут пока посуду помою. Он взял пустые тарелки со стола, но не удержался на ногах, пошатнулся и уронил их. Я, не обращая внимания, поплелась в ванную. Там долго стояла под холодным душем, но опьянение не проходило. Тогда я закуталась в большое махровое полотенце и отправилась в спальню. Упав на тахту, мгновенно отключилась. Первый раз очнулась от того, что Антон навалился на меня. Он что-то бормотал, тискал меня, целовал мокрыми губами. Я вяло отвечала. Потом он перевернул меня и вошел сзади. Но я практически не реагировала, так как сознание все еще плыло, и мне, по большому счету, было все равно. Не знаю, сколько это продолжалось. Но мне показалось, что бесконечно. Антон, видимо, из-за сильного опьянения, никак не мог завершить процесс. Не помню, как уснула снова. – Зая! – раздался громкий крик. – Вставай! Я вздрогнула и открыла глаза, с трудом понимая, где я. Подняв голову, увидела, что в проеме открытой двери стоят Антон и Саша. – Который час? – пробормотала я. – Пять утра, – радостно сообщил Антон. – Вставай, лапа, помоги! Сашка лицо разбил. Я села и посмотрела на них, невольно начиная улыбаться. Антон был почему-то в светлом летнем плаще Саши, надетом на голое тело. А так как Саша был намного крупнее и выше его, то это выглядело комично. К тому же Антон не мог спокойно стоять на месте и без конца расхаживал по коридору взад и вперед. Полы плаща развевались, плечи топорщились, и он походил на маленького разгневанного фюрера. – Нет, ну как тебя угораздило? – возмущался он. – И что ты теперь будешь делать? Завтра это будет выглядеть намного живописнее! Саша мялся у двери и тихо всхлипывал, отворачиваясь и пряча лицо в ладони. Я встала, накинула халат и вышла в коридор. – Нет, Оль, ты видишь? – подскочил ко мне Антон. – Ты это видишь? Он схватил голову Саши и развернул его ко мне лицом. Часть правой щеки почти до глаза была ободрана до крови. – Ужас какой! – испугалась я и даже начала трезветь. – Где это тебя угораздило? Антон! Зеленка есть? Или перекись водорода? Это нужно немедленно обработать! – Есть, зая! – тут же обрадовался Антон. – У меня где-то автомобильная аптечка имеется. Сейчас принесу. – Иди умойся, – сказала я опечаленному Саше. Когда я обработала ссадины, Антон открыл холодильник и достал водку. – Для профилактики, – сказал он и налил в стопки. Но я категорически отказалась. Голова болела, я чувствовала себя разбитой, к тому же сильно тошнило. – Я лучше кофе сварю, – предложила я. – Да и Саше не помешает. – И ведь никто не поверит, – удрученно произнес он. – А я просто вышел прогуляться во двор, запнулся и упал на асфальт. И все! Веришь, Оленька? – Я-то верю, – кивнула я. – Ты был в таком состоянии, что наверняка упал на ровном месте. – А у меня завтра, то есть уже сегодня, спектакль в «Геликоне». И куда я с такой рожей? Ни один гример не поможет. Главный и так на меня косится и все время придирается. – Придумаем что-нибудь! – беззаботно проговорил Антон. – Но это на неделю, как минимум. Может, тебе больничный взять? – Кто даст из-за этого? – возразил Саша. – Нужно что-то другое. – Пришлось срочно уехать, – предложила я. – Родственники вызвали по семейному делу. – На неделе у меня два спектакля, – пробормотал Саша. – Ничего, заменят! Тоже мне, проблема! – сказал Антон и выпил водку. – Ладно, скажу, что любимая тетка заболела и срочно вызвала в Новгород, – решил Саша. – Где телефон? – С ума сошел? – расхохотался Антон. – Половина шестого! – Самое время! Спросонья никто ничего не поймет, и приставать с ненужными вопросами не будут. Саша позвонил, что-то жалобно начал объяснять, а я отправилась в спальню. Скоро появился Антон. Он плотно прикрыл дверь и сказал, что Сашка уладил проблему и отправился спать. Его глаза возбужденно блестели. Я вздохнула, поняв, что ночь еще только начинается. Но когда Антон неожиданно вскочил на тахту и широко распахнул полы плаща, подняв руки, а потом тихо, но грозно заявил: «Я – Бэтмен!», меня разобрал неудержимый смех. Антон скакал по кровати, размахивая полами, хохотал, без конца падал на меня, и это был целый спектакль. Вдоволь наскакавшись и нахохотавшись, он сбросил плащ на пол и улегся на меня. Я обхватила его руками и позволила делать все, что он захочет.
В записную книжку
Мы проснулись около полудня. Голова трещала, тело казалось тяжелым. Я с трудом раскрыла глаза и посмотрела на оживленное лицо Антона. Он сидел на краю постели с бокалом пива. – Добрый день, красотуля моя, – заворковал он. – Надо бы пивка, оно хорошо оттягивает. А ты вчера здорово нарезалась! – добавил он довольно ехидно. – Чья бы корова мычала! – ответила я и поморщилась. Голова начала болеть сильнее, глаза ломило. – Детка! – засмеялся он. – Слушай меня. Выпей пиво, сразу полегчает. Антон протянул мне свой бокал. Но я покачала головой и сползла с кровати. – Пойду кофе сварю, – пробормотала я, накидывая халат. Но отправилась в ванную и сразу забралась под душ. Дверь открылась, появился Антон. Он встал у стены, отпил пиво и стал смотреть, как я моюсь. Меня это смущало, но я старалась не обращать внимания. Он был, по своему обыкновению, голый. Скоро я заметила, что началась эрекция. И отчего-то начала злиться. Я мгновенно выключила воду, наспех вытерлась и накинула халат. – Ты такая аппетитная женщина, – вкрадчиво сказал Антон, блестя глазами, и обхватил меня. Я хотела закрыть дверь, но ему явно не терпелось. И через секунду я уже оказалась развернутой к раковине. Антон наклонил меня и прилип сзади. – А вы тут! – услышала я минут через пять невозмутимый голос Саши. – О! Прошу прощения! – Ничего, ничего, – ответил Антон и не подумал остановиться. Я резко освободилась, опустила полы халата и увидела Сашу. Он стоял в проеме двери, пил пиво и глядел на нас. – Хорошо смотритесь, – заметил он. – Вам бы в порно сниматься. Он двинулся на кухню, а я глянула на улыбающегося Антона. – У тебя что, так принято? – разъяренно спросила я. – Или тебе доставляет удовольствие демонстрировать свои половые акты друзьям? – Что ты, зая? – опешил он. – Это Сашка идиот! Не волнуйся! И потом мы с ним, как я говорю, «молочные братья». – Это еще что такое? – с подозрением спросила я, запахнула халат и начала завязывать пояс. – Ну, это… а ты не знаешь? – удивился он и поднял с полочки стакан с недопитым пивом. Я отрицательно покачала головой. Потом взяла расческу и занялась приведением волос в порядок. – Мы частенько е…ем одну девушку вдвоем, – после паузы сообщил Антон и захихикал. – Ну-ну, – пробормотала я. – Можно без мата? А то и так тошнит. – В Токио прикол был. Мы пошли гулять с ним, просто так, не думай! Денег на шлюх все равно не было. И случайно встретили русскую девушку. Она так обрадовалась, что мы тоже русские! Работает в Токио уже семь лет, сказала, что устроилась туда, чтобы на квартиру в Москве накопить. Повела нас к себе. Дом прямо как наши высотки семидесятых годов, квартира крохотная и пустая, правда, две комнаты. В одной на полу плоские подушки и циновки, во второй матрас и валик в изголовье. И вся ее мебля. Звали ее, кажется, Олеся. Она нам чай приготовила, а потом на радостях дала бесплатно. Обоим по очереди, а потом и вместе. – Не хочу больше про все это слушать! – окончательно разозлилась я. – Заткнись! – А что такое, лапа? – искренне удивился Антон. – Обычное дело! Я вышла из ванной и отправилась на кухню. Саша в фартуке, что меня немного насмешило, готовил яичницу с колбасой. Его вид был ужасен. Лицо опухло, глаз заплыл, ободранная щека приобрела все оттенки лилового. – Красавец какой! – озабоченно проговорил Антон. – Хорошо, что вчера позвонил и отпросился на неделю! Мы сели за стол. Я чувствовала себя неважно. Во-первых, я никак не могла понять, с чего вчера так сильно напилась. Во-вторых, присутствие Саши начинало утомлять. Но после обеда он внезапно засобирался домой. Антон искренне огорчился и начал уговаривать его остаться еще на день. – Сейчас гулять пойдем, – говорил он. – Потом пивка еще купим, вечером телевизор поглядим. А, Сашок? Оставайся! Чего тебе дома делать? – Ты бы у хозяйки вначале спросил, – пробормотал Саша и посмотрел на меня виновато. – У какой хозяйки?! – искренне изумился Антон и тут же расхохотался. – Ах да! Совсем забыл, что я же уже женат! Оль? – Я думаю, – медленно начала я, – что Саше не совсем приятно гулять в таком виде. – Вот-вот! – явно обрадовался тот. – Оля права! Я уж лучше возьму такси – и домой. И пока не заживет все это, носа не высуну. К тому же заниматься надо. А то я сейчас редко репетирую. Кое-что подучить хочу, отшлифовать. Ты помнишь, Антоха, 22-ю симфонию Гайдна? – оживился он. Антон заерзал на стуле и закивал. Потом радостно заговорил: – А как же! Изумительная музыка! Но там, насколько я помню, развернутое соло для двух рожков. – Ага, – согласился Саша. – И один из них – я! – с гордостью добавил он. Я глянула на его довольное лицо с огромным синяком, заплывшим глазом и багровыми ссадинами и неожиданно начала смеяться. Они замолчали и уставились на меня. Но я никак не могла остановиться. Уже слезы потекли из глаз, но смеялась и смеялась, показывая рукой на лицо Саши. Антон вдруг прыснул, потом сказал: – Да, картинка еще та! Такой солист с опухшей рожей и подбитым глазом трепетно выводит соло на английском рожке. И он тоже начал хохотать. Саша вначале смотрел на нас немного обиженно, но живость характера и буйная фантазия взяли свое, и он тоже расхохотался. – А для полноты картины, – захлебываясь, говорил он, – второму солисту глаз подобью. – Но с другой стороны! – живо откликнулся Антон. – И будете как близнецы-братья с подбитыми глазами и английскими рожками. – Представляю! – хохотал Саша. – Черные фраки, белоснежные рубашки и такие непрезентабельные рожи! Ой, не могу! Когда мы успокоились, Саша зачем-то начал мыть посуду. – Какой хозяйственный! – улыбнулся Антон. – Повезет же какой-то бабе! – Не дождетесь! – откликнулся Саша, продолжая мыть посуду. – Я долго не женюсь! – Я вот тоже так всегда говорю, однако уже в четвертый раз, как видишь, – заметил Антон и закурил. – Только Оля в загс отказывается идти. Но я ее еще уговорю. Она мне еще и бэбика родит! При этом заявлении я поперхнулась чаем и закашлялась. Антон и Саша дружно расхохотались. Мы проводили Сашу до метро. Я видела, как на нас поглядывают прохожие, потому что его лицо выглядело ужасно, хотя Антон снабдил его шляпой с полями и черными очками. Когда Саша уехал, я почувствовала облегчение, потому что общаться с двумя музыкантами в течение суток – это было слишком. Оба они были чрезмерно эмоциональными и совершенно без тормозов. Мы медленно побрели в сторону Битцы. Антон находился в приподнятом настроении, болтал без умолку, хватал меня, начинал целовать. В ближайшей палатке он купил чипсы и пару пива. – Я не буду, – тут же отказалась я. – Мне и так нехорошо. – А что такое, зая? – искренне огорчился он, заглядывая мне в глаза. – Антон! – возмущенно ответила я. – Сколько можно пить?! Я не в состоянии потреблять столько алкоголя. Ты всегда такой? – с подозрением поинтересовалась я. – Что ты! Это я просто отдыхаю! Я ж говорил, сезон трудный в этом году выдался, много работы, чрезмерно много, вот и устал. А сейчас расслабляюсь. Только эти балеты, будь они неладны, отпуск подпортили! А так я счастлив! Мне так хорошо с тобой, лапуля! И потом это же просто пивко! Градусы детские! Мы зашли в лес и медленно побрели по дорожке. В это время обычно гуляли многочисленные мамочки с колясками. Они ходили по дорожкам, покачивая малышей, или сидели группами на лавочках, тихо обмениваясь новостями, или дремали на травке в тени деревьев. – Ты про ребенка серьезно? – осторожно задала я вопрос. Антон глотнул пиво, потом обнял меня за талию и легко прижал к себе. – А почему бы и нет? – ласково сказал он. – Ты баба в самом соку, еще не старая, на вид здоровая, вполне можешь родить. А я так девочку хочу! Настеньку! Сказать, что я потеряла дар речи, ничего не сказать. Я остановилась. Антон тоже. Он повернулся ко мне и пристально заглянул в глаза. – Ты любишь меня? – серьезно поинтересовалась я. – Или я для тебя как все женщины? – Ты не все. Ты – всё! – уверенно ответил он. – И, конечно, я тебя люблю! Представь, у нас маленькая дочурка! Я научу ее играть на пианино, я буду петь ей колыбельные, третью комнату превратим в детскую, ты все там устроишь по своему вкусу. Мы так будем счастливы! Нарисованная им картина привлекала, трогала тайные струны моей женской души. Но здравый смысл говорил, что это совершенно бредовая и опасная идея. – А ты знаешь об особенностях поздней беременности? – спросила я. – Это не так легко, как кажется. – И в пятьдесят рожают! – улыбнулся Антон. – А тебе всего-то сорок! К тому же, насколько я знаю, у тебя уже есть дети, так что это все упрощает. Антон увидел свободную лавочку и направился к ней. Я поплелась за ним, в глубине души чувствуя изумление. Я видела, что он настроен крайне серьезно. А что я хотела? Молодой мужчина, живет один и, естественно, хочет полноценную семью. Любящая жена, ждущая его после выступлений, малютка-дочка, нежная с отцом, как все девочки, чистый ухоженный дом. Антон, словно слыша мои мысли, тихо проговорил: – Ты не представляешь, как я устал от своей собачьей жизни! Я один, всегда один! – горестно воскликнул он. – Приходишь домой после концерта, никто тебя не ждет, некому чай налить! Как это грустно! У тебя дочки, ты не совсем понимаешь. Но ведь они тоже скоро выйдут замуж, и ты одна останешься, подумай об этом. Самое время завести малышку. – Мы не так долго знакомы, – мягко проговорила я. – И только начали жить вместе, к тому же гостевой семьей. И это слишком серьезное решение, чтобы я могла вот так наспех что-то ответить тебе. – Так переезжай ко мне насовсем! – воскликнул Антон. – Что тебе мешает? Ты ведь любишь меня! Я же вижу, чувствую. Слова не нужны. Я опустила голову. Антон откинулся на спинку скамьи и закинул ногу на ногу. Я сорвала травинку и начал грызть ее. Мысли отчего-то унеслись к Нику. Я неожиданно ясно увидела его улыбающиеся глаза, словно он издалека заглянул мне прямо в душу. Сердце сжалось. «Вот кого я люблю на самом деле, – подумала я. – Вот кто мне нужен на всю оставшуюся жизнь. И если бы он захотел ребенка, то я согласилась бы, не раздумывая. И какой это был бы мальчик! Такой же кудрявый, как папа, такой же красивый и нежный. Наш сын! Точная копия моего любимого». Я почувствовала, как слезы обожгли глаза. И растерялась от силы нахлынувших чувств. Антон глянул на меня с тревогой, но промолчал, лишь обнял меня и легко прижал к себе. Я опустила голову ему на плечо и закрыла глаза. И тут же увидела круглое раскрасневшееся личико Поли и ее взгляд, обращенный к Нику с нескрываемой любовью. Я даже вздрогнула и тут же почувствовала, как Антон крепче прижал меня к себе. «Невозможно! – подумала я. – Ничего с Ником невозможно для меня. Пусть он будет с ровесницей. Все сейчас правильно, жизнь все расставила по местам». – Послушай, милая, – ласково заговорил Антон, – не нужно так огорчаться. Я понимаю, что для тебя сложно решиться на такой ответственный шаг. Тем более у тебя уже есть дочурки. И я не настаиваю. Просто предлагаю все обдумать. Ты же взрослая девочка, умница большая. Просто обдумай. Хорошо? Я вытерла слезы и тихо ответила: – Хорошо.
В записную книжку
Мы вернулись из леса немного уставшие, так как Антон, как оказалось, любил ходить. Он потащил меня в глубь лесного массива какими-то нехожеными тропами через довольно глубокие овраги. Шел он быстро, я с трудом за ним поспевала. Примерно через час мы оказались возле каких-то высоток. – Ясенево, – сказал Антон. – Сейчас пивка куплю и двинемся обратно. – Может, не стоит? Ты и так уже с утра принял. Пожалей свою печень. К тому же так хорошо прошлись! – Я маленькую бутылочку, а то жажда замучила, – ответил он и решительно двинулся в магазин. Скоро он появился с довольной улыбкой. Я увидела две бутылки пива, упаковку сухариков и вздохнула. Мы зашли в лес. Антон присел на поваленное бревно, открыл пиво и протянул его мне. Я взяла, сама не знаю зачем. Но пить действительно хотелось. Закусив сухариками, мы выпили по бутылке и двинулись в обратный путь. Когда зашли в квартиру, то сразу упали в кровать. У меня ныли ноги, но настроение, как ни странно, было приподнятым. Антон тоже без конца улыбался. Он глянул на меня, потом молча начал расстегивать ширинку. Стянув джинсы, он, как был в футболке, навалился на меня, торопливо забираясь рукой под кофточку и больно тиская грудь. Его синие глаза расширились, губы улыбались. Но я вдруг начала хохотать. Он хихикнул, раздул ноздри и закрыл мне рот жадными влажными губами. Но меня буквально душил смех. Это было что-то сродни истерике. Антон стянул с меня джинсы, резко вошел, глухо застонав сквозь стиснутые зубы, но и это меня не остановило. Я корчилась под ним от хохота и никак не могла успокоиться. Антон замер, потом сполз с меня. Он приподнялся, взял с пианино сигареты и закурил. – Извини, – едва сдерживая смех, с трудом выговорила я, – но я тут вспомнила, что какая-то негритянка родила сразу пятнадцать детей. Антон закашлялся, посмотрел на меня расширившимися глазами и уточнил: – Сколько?! – Пятнадцать! – подтвердила я. – Такие маленькие все, по полкило, что ли, весом или чуть больше. Вот я и представила, что у нас сразу столько деток появляется. И как ты их прокормишь? Извини! Я вновь начала смеяться. Антон, глядя на меня, тоже. – Вот они подросли, – продолжала я, уже задыхаясь от хохота, – ты их всех на дудке научишь играть. А как прокормиться-то иначе такой ораве? И вы все в переходе метро стоите и дудите, такой ансамбль дудочников-оборванцев. А я дома огромный чан борща варю. Ой, не могу! Антон, видимо, представив всю эту картину, тоже зашелся от хохота. Потом испуганно поинтересовался, были ли у меня в роду близнецы или, не дай бог, тройняшки. Я отрицательно покачала головой и снова рассмеялась, такой серьезный вид у него был. Он даже передумал заниматься сексом. А вечером неожиданно приехали Костик и Злата. Когда они позвонили в дверь, мы сидели на кухне и пили чай. – Кто это? – удивилась я. – Понятия не имею, – ответил Антон и пошел открывать. – А вот и мы! – радостно заявил Костик с порога. – Извини, Антоха, что опоздали! Ты вроде говорил к пяти подгребать, а время уже семь! Но Златка что-то долго копалась. Ох, уж эти женщины! – Заходите! – не менее радостно пригласил Антон. – Очень ждем! Я вышла из кухни и, увидев Злату, расплылась в улыбке. – Вот здорово! – сказала я. – Сейчас что-нибудь соображу! – Да мы с собой прихватили все, что нужно! – ответил Костик и протянул Антону пакеты. Они вместе пошли в ванную, а я тихо поинтересовалась у Антона, когда это он успел их пригласить. – А я и не помню! – рассмеялся он. – Честно! А ты разве не рада? – Что ты! – возмутилась я. – Златка одна из моих любимых подружек! Но нужно было бы купить что-нибудь к ужину, а то неудобно. Тем более ты во всеуслышание завил, что мы их ждем с нетерпением. А у самих в холодильнике нет ничего. Все вчера с Сашкой съели. – Ерунда какая! Сейчас сбегаю! К тому же они, и правда, все с собой принесли, – добавил Антон и начал выкладывать из пакетов бутылки с вином, мясную нарезку, банку маринованных огурцов, упаковку с селедкой. Я начала чистить картошку. Скоро появилась Злата и стала мне помогать, а ребята ушли в комнату. Мы услышали какую-то классическую музыку. – Ну, это надолго! – хихикнула Злата, ловко снимая кожуру с картофелины. – Твой, я вижу, тоже помешан на классике. Костик как начнет что-то мне рассказывать, а его любимый композитор Шнитке, как углубится в дебри его музыкальных экспериментов или станет подробно анализировать его произведения, я просто засыпаю, потому что половины терминов вообще не понимаю, а что понимаю, то вызывает скуку до зевоты. Но слушаю, терплю. – Вот-вот! – засмеялась я. – Любовь – это «не когда тебе дарят букет роз и ты его молча нюхаешь, а когда тебе весь день рассказывают о достоинствах двигателя внутреннего сгорания и ты молча слушаешь». Антон тоже любит меня травить своим любимым Вагнером. А его цикл «Кольцо Нибелунгов» я уже органически не перевариваю. Кстати, а ведь это как раз он! Я слышу арию Изольды. О господи! Я даже картошку из пальцев выронила. Злата громко рассмеялась и предложила закрыть дверь на кухню и включить радио. Что мы и сделали. Я обожаю рок-музыку, поэтому, попав на композицию «Металлики», я сделала максимальный звук. Мы закончили чистить картошку, поставили ее вариться, и я бросила на сковороду отбивные. Злата села за стол и открыла вино. Она налила мне и себе и подняла бокал. – А этих гавриков ждать не будем? – удивилась я. – Иди, попробуй оторви их от их любимой музыки! – хмыкнула Злата и пожала плечами. – Я даже пробовать не стану. Уже научена горьким опытом. Давай, за тебя! – сказала она. – Надеюсь, что все у вас с Антоном сложится хорошо. Мы выпили. – А с дочками ты его познакомила? – спросила она и внимательно на меня посмотрела. – Костик с моим сынишкой в прекрасных отношениях. Даже удивительно! – Ну, у тебя парень уже достаточно взрослый, – сказала я. – К тому же вы живете не вместе, что тоже плюс. – Да, то, что у наших мужчин отдельные квартиры, большое преимущество. Злата, к моему удивлению, допила вино и тут же налила еще. – Куда ты так гонишь? – спросила я. – Не знаю, – улыбнулась она. – Выпить охота. Я со смены сегодня. Так надоело, ты не представляешь! Коллеги просто замучили. Женщины они, конечно, неплохие, но слушать часами обсуждения всех сериалов, которые они смотрят, всех этих «Кумпарсит», «Сеньорит» и прочих бразильских страдалиц или их бесконечные пересказы эпизодов «Дома-2», который я терпеть не могу, это стоит мне нервов! К тому же периодически пристают рабочие-молдаване, совсем охренели! Думают, если я сижу на посту ночью, то это уже повод для ухаживаний. Вчера один в час ночи пришел, принес мне – в подарок! – бутылку кока-колы, хотя его никто об этом не просил, и начал умасливать. Особенно меня поразило, что он считает, что все москвички полные дуры, что стоит только ему, такому южному горячему красавцу мужчине, пальцем поманить, как все мы упадем у его ног. Злата говорила возбужденно, ее глаза начали блестеть, лицо раскраснелось. Я заметила, что и Антон и Костик уже стоят в дверях кухни и внимательно слушают. – Вы чего притаились? – улыбнулась я. – Заходите! – Нет, что за дела?! – с нарочитым возмущением заговорил Антон, садясь рядом со мной и обнимая меня за талию. – Они тут без нас начали! – Вы слушали любимого Вагнера, – ехидно заметила Злата, – что ж мы вас отвлекать будем! Что такое мы, простые женщины, по сравнению с великим искусством этого гения? – Это точно! – расхохотался Костик и присел за стол. – Девочкам вино, а мальчикам лучше водочки. Да, Антох? – Само собой! – согласился Антон, тут же вскакивая и доставая из холодильника литровую бутылку дешевой водки. Я даже содрогнулась, увидев ее. – О! Здорово! – восхитился Костик. – Еще картошка не готова, – заметила я. – А мы пока селедочкой закусим, – отмахнулся Антон, разливая водку. – За вас, мои дорогие! – громко и торжественно проговорил Костик и встал с поднятой рюмкой. – Мы поздравляем вас с созданием новой семьи! Пусть это гражданский брак, но все равно брак! Я вижу, как изменился Антон, как он старается пораньше уехать домой после выступлений. Он даже по секрету сказал мне, что хочет подготовиться к конкурсу, который состоится в сентябре в Питере. И для этого тщательно отшлифует одну вещицу. Это концерт для гобоя с оркестром Вивальди. Ну вам, девочки, это непонятно. Но это вещь! Так что, Оленька, все это ради тебя! Мы выпили. Антон сидел красный и необычайно смущенный, что меня удивило. – Спасибо, – тихо ответила я. – А эти молдаване, – невпопад сказал Антон, – еще те штучки! У меня тут бригада ремонт начала делать. Видите, только кухню привели в порядок, а потом я отказался. Дороговато мне всю квартиру было делать. Так была у них девчонка с каким-то чудным именем, Кира как будто, или нет. Не помню! Так тоже глазами меня ела, просто неудобно даже было. Сама заморыш, худая, черная, как жужелица, а туда же! Ишь, думаю, шустрая какая! Приглядела себе одинокого москвича с квартирой и глазки строит. Ну прям, знаете, без комплексов товарищи! Так и норовят пристроиться за чужой счет! Да еще и жалобные истории мне рассказывала, отец бросил в младенчестве, мать пьет, вот и сбежала из дому. Ну прямо все они золушки без места! – засмеялся он. – Вот-вот, – поддержала его Злата. – А у меня там «золушок» такой имеется. И не один! Тоже молодые парни, и так и норовят к бабам под теплый бок пристроиться. На соседнем посту к одной даже ходил, всячески ее убалтывал, златые горы обещал. А что она? Женщина одинокая, к тому же недалекая, поверила. А он потом после окончания работ исчез, да еще и деньги у нее в долг брал постоянно. Только она его и видела вместе с ее деньгами! – Бедные вы бабы, доверчивые, – заметил Антон, и, к моему удивлению, слезы выступили у него на глазах. – Вам наплетешь с три короба, а вы и верите! Все думаете, что наконец в сказку попали. Мы невольно переглянулись со Златой. Я видела, что Антон уже сильно захмелел. И такое заявление заставляло задуматься. Но он тут же расплылся в улыбке, обнял меня, поцеловал и ласково проговорил: – Но тебя, моя любимая зая, я никогда не обманывал! Ты самая лучшая женщина на свете! И мне очень повезло, что я тебя встретил! – Мне скажи спасибо! – ухмыльнулся Костик. – Спасибо, дорогой, – с готовностью сказал Антон и начал целовать его. Потом переключился на Злату и облобызал и ее. – Дорогие мои друзья! – патетически воскликнул он. – Как я счастлив, что мы все вместе! Как я рад! Костик решил, что необходимо выпить. Я начала накрывать на стол, потому что все уже было готово. Но Антон сказал, что такое событие негоже отмечать на кухне, и предложил перебраться в гостиную. Эта идея мне не очень понравилась, но Костик сразу вскочил и кинулся в комнату. Антон двинулся за ним. Я услышала стук, шум и поняла, что они раздвигают стол. – Он всегда такой ненормальный? – спросила Злата, собирая тарелки. – Да, – вздохнула я. – Творческий темперамент. – И как ты его выносишь? – улыбнулась она. – Я уже устала! Шумный, дерганый, эмоциональный, слезливый. Ты его любишь, что ли, Оля? – Не знаю, – честно ответила я. – Он, конечно, неординарная личность, талантливая, с ним необычайно интересно. И потом, понимаешь, Антон ничего из себя не строит. Он такой, какой есть. А это редко сейчас встречается, согласись. И поэтому я чувствую себя с ним легко. Я могу говорить все, что хочу, быть такой, какая я есть, и тоже ничего из себя не строить. И он все понимает. Он удивительно всех понимает, даже странно. Словно умеет заглянуть в самую глубину души. – Да, на это мы, женщины, без сомнения ведемся, – ответила Злата. – Но пьют они немеряно. Я смотрю, и ты тоже с ним за компанию. – Антон говорит, что когда начнется работа, то он будет употреблять намного меньше. – Ох, Олька, даже не знаю, – вздохнула Злата. – Ты помнишь, как Костик тогда напился и даже замахнулся на меня? Я же ушла, но он уговорил вернуться. А твой выглядит еще более буйным. – Пусть только попробует! – улыбнулась я. – Я такое терпеть не буду, ты меня знаешь. Меня никогда и никто пальцем не тронул. Первый муж как-то попытался в самом начале нашей семейной жизни замахнуться, когда мы очень сильно ругались. Но я тут же спокойно заявила, что если он хотя бы один раз меня ударит, то я на следующий же день пересплю с первым попавшимся мужчиной. А он и знать не будет. И это сработало. Он сразу руку опустил и отошел подальше. И потом, а ругались мы часто, я видела, что у него иногда руки так и чешутся, но он их убирает за спину и старается от меня отойти подальше. Помнил мое обещание! – Девочки! – раздался в этот момент громкий голос Антона. – Несите еду! Мы стол уже разобрали! Потом мы долго сидели, пили, болтали и даже пытались танцевать. Злата несколько раз говорила Костику, что пора и честь знать, но Антон громко возмущался и заявлял, что спрячет ключи. У него кроме верхнего английского замка имелся еще и обычный, внутренний, открывавшийся длинным старым ключом. Около полуночи Антон с чего-то решил, что самое время посмотреть порно. Костик необычайно обрадовался, но нам со Златой эта идея не понравилась. Мы ушли на кухню и принялись мыть посуду. Но скоро появился возбужденный Костик, схватил Злату за руку и потащил из кухни. Она слабо сопротивлялась, потому что уже достигла стадии опьянения, когда возбуждение переходит в сонливость. Как только они скрылись, показался не менее возбужденный Антон. Он без лишних разговоров закрыл кухню, отодвинул грязную посуду и уложил меня животом на стол. Я не сопротивлялась, так как чувствовала утомление, сонливость, перед глазами все плыло. Меня раздражал запах тарелок с остатками пищи и мокрая клеенка, но я закрыла глаза и молча ждала, когда Антон закончит. Но процесс затянулся. Когда он все-таки сполз с меня, я уже настолько устала, что хотела только одного – спать. Я даже не стала принимать душ. Когда я заглянула в гостиную, чтобы пожелать Злате спокойной ночи, они уже спали прямо на полу. – Антон! – тихо позвала я и попыталась поднять Злату. Она что-то невнятно пробормотала и обмякла у меня на руках. – Это бесполезно, – заметил вошедший в гостиную Антон. – Накрой их пледом и пусть спят. Хорошо, что рано утром никому на работу не нужно. Я посмотрела в его блестящие глаза. Он был свеж, бодр и явно хотел продолжения. – Хочешь порнушку посмотреть? – вкрадчиво поинтересовался Антон, подходя ко мне. – Спать хочу, – вяло ответила я и направилась в коридор. Антон следовал за мной по пятам, дыша в затылок и периодически шлепая по заднице. Но я не реагировала. Зайдя в спальню, стянула джинсы. Антон снял с меня футболку и сразу начал мять грудь. Но я упала на кровать и тут же провалилась в сон.
В записную книжку
Когда я проснулась, Костик и Злата уже уехали. И я испытала даже облегчение, потому что общаться с ними не хотелось. Я чувствовала вполне определенное смущение из-за вчерашней попойки, и с утра, я думаю, мне было бы стыдно смотреть Злате в глаза. Антон принес мне кофе в постель. Я хмуро смотрела на его опухшие глаза с темными кругами под ними, на бледное лицо и испытывала странную смесь отвращения и непонятного возбуждения. Антон словно излучал сексуальную неконтролируемую энергию, но она была какого-то порочного свойства. И я никак не могла понять, что не так. – Забыл тебя предупредить, – ласково проговорил Антон, – но сегодня мы идем к тебе в гости. А завтра у меня выступление в зале Чайковского. И у меня билеты для твоих подруг. Я Злате сообщил перед уходом, и она с радостью согласилась. Мне было бы приятно, если бы вы все пришли на программу. Будет неплохая подборка из произведений Грига, в частности шедевры «Пер Гюнта». – Ко мне в гости, – тупо повторила я и отхлебнула теплый кофе. В голове начало немного проясняться. – Да! – подтвердил Антон. – Я решил познакомиться с падчерицами. И я их уже предупредил. Они ждут нас с нетерпением. «Еще бы! – подумала я. – Девчонкам наверняка не терпится посмотреть на моего нового мужа. Но когда он успел им позвонить?» – Так что, зайка, пей кофе и поехали! – добавил Антон. Я глянула в его лицо. Антон выглядел спокойным, но какие-то чертики плясали в его глазах, уголки губ подрагивали от едва сдерживаемого смеха, ноздри раздувались. Он разительно напоминал сатира. Я подумала, что совсем не знаю его, хотя мы уже близки. Но все произошло так быстро! В душе я понимала, что окунулась с головой в эти отношения лишь для того, чтобы быстрей забыть Ника. К тому же Антон был таким напористым, строил планы на будущее, судя по всему, хотел нормальных долговременных отношений и даже думал о ребенке. «Ладно, – успокоила я себя, – будем надеяться, что сейчас он столько пьет потому, что действительно у него что-то типа отпуска. Хотя… он же все равно много выступает! Помимо балетов в «Космосе» еще какой-то концерт в зале Чайковского. Кошмар!» – Зая! – позвал меня Антон и расхохотался. – Ты где? – Тут, – улыбнулась я. – Но ты так глубоко задумалась! Он взял у меня пустую чашку из рук, поставил ее на поднос, а поднос перенес на пианино. И тут же лег рядом со мной. Его рука забралась под одеяло. Я вздрогнула, почувствовав, как его пальцы скользят по моим ногам все выше. Он закрыл глаза и тяжело задышал. – Давай еще разок, – зашептал он. – Ты такая сладкая! Я увидела, как он стремительно стянул трусы. Он был готов. Но я чувствовала усталость, к тому же у меня все болело после почти беспрерывного секса этой ночью. – Не могу, – тихо сказала я. – Отстань! Я отказала ему впервые и с тревогой ждала, как он прореагирует. Но Антона это не смутило. Он сел на меня и сказал, что подрочит и что это ничуть не хуже. И действительно тут же начал это делать. Я лежала под его тяжестью, не в силах пошевелиться. Вначале Антон пристально смотрел на меня, потом откинул голову назад. Это длилось минут десять, но я сильно устала и начала злиться. Когда все закончилось, я вздохнула с облегчением и отправилась в ванную смывать с себя конечный продукт. Около трех мы приехали ко мне. Я заранее попросила Антона вести себя прилично и не забывать, что это, прежде всего, мои дочери, а потом уже симпатичные девушки. Он, к моему удивлению, надел парадный костюм, белую рубашку, галстук и купил по букетику мелких розовых подмосковных роз. Волосы смазал гелем и зачем-то зачесал назад, открыв залысины. Правда, от этого его лицо стало выглядеть старше. Девочки открыли нам двери и с восхищением уставились на Антона. Он церемонно представился, подарил каждой по букетику и расцеловал в щеки. Потом с видом дипломата прошел в гостиную и чинно уселся на диван. Меня начал душить смех. Антон, несомненно, обладал недюжинными актерскими способностями, и я прекрасно видела, что он вошел в роль завидного жениха и получает от этого самое настоящее удовольствие. Девочки устроились по обе стороны и начали задавать вопросы. – А вы хотите жениться на нашей мамочке? – в лоб спросила Катя. – Вы пришли делать официальное предложение? – продолжила Варя. – И хотите понравиться нам? – не уступала Катя. – И вы хотите, чтобы мы называли вас «папочка»? – предположила Катя. Антон продолжал сохранять серьезный вид и важно кивал на все их вопросы. – А может, хватит? – попыталась я остановить этот допрос. Но не тут-то было. Антону, по-видимому, нравилась эта роль. Он поднял на меня глаза и нежно произнес: – Почему бы тебе не позаботиться о праздничном столе, дорогая? А я пока побеседую с твоими очаровательными дочурками. – Да, мама! – поддержали они. – Мы там торт купили, так что завари свежий чай. Я пожала плечами и оправилась на кухню. Накрыв на стол, достала из холодильника шампанское. Мне стало даже интересно, сможет ли Антон остановиться только на нем или все-таки захочет «догнаться» чем-нибудь покрепче. Но он выпил бокал шампанского и на этом остановился, что меня сразу успокоило. Скоро девочки уже общались с ним на равных. Я увидела, что Антон сменил роль жениха на роль рубахи-парня, вхожего в любую компанию. Они смеялись, рассказывали ему случаи из институтской жизни и даже сплетничали о своих парнях. Около десяти вечера Антон засобирался домой. – Дорогая, – ласково сказал он, – нам пора. У меня завтра с утра репетиция, вечером выступление, я же тебе говорил. Я увидела, как девочки сразу скисли и смотрят на меня умоляюще. Мне и самой никуда не хотелось идти. – Знаешь, я останусь дома, – после паузы сообщила я. – Извини. И я настороженно на него глянула. Но Антон, к моему удивлению, и не подумал возражать. – Конечно, милая, – согласился он. – У нас ведь гостевая семья. Если ты считаешь нужным, то оставайся дома. И я не хочу забирать тебя у таких милых дочурок. Он встал, потом подошел к книжной полке, взял мою большую фотографию, которая стояла там, и внимательно начал ее разглядывать. Там мне было девятнадцать лет. Волосы были темные, полудлинные и пушистые. Меня сфотографировали в тот момент, когда я поднесла к губам белую шапочку одуванчика и дула на нее. – Изумительная фотография! – сказал Антон. – Ты на ней просто моя мечта! И я возьму ее с собой! – безапелляционным тоном добавил он. – Но… – начала я. – Ты же остаешься дома, – прервал он меня. – Пусть эта девушка-мечта стоит у меня на пианино. Всегда! – Как романтично! – вздохнула Катя. Антон сверкнул глазами, гордо выпрямил спину и, не выпуская фотографию, направился в коридор. Но с утра меня замучили угрызения совести. Я знала, как Антон нервничает перед каждым выступлением. И решила поехать к нему. И сразу взяла с собой вечерний наряд. Антон все еще не дал мне ключи, и я долго звонила в дверь. Наконец он открыл, с изумлением глядя на меня сонными глазами и потягиваясь. – Я думал, ты сразу на программу приедешь, – сказал он и зевнул. – Ты же вроде хотела дома побыть с дочками. – Хотела, да решила, что тебе обед горячий не помешает, – сказала я, заходя в спальню. Антон, видимо, еще спал, хотя уже была половина одиннадцатого. – Тебе же на репетицию! – заметила я. – Так к часу, – ответил он. – А я лег поздно. – Почему это? – удивилась я и поправила свою фотографию, которую он действительно поставил на пианино. – Да так что-то, – замялся Антон и начал убирать постель. – Не спалось без тебя, – добавил он. Я пошла на кухню, сказав, что заварю свежий чай. И сразу увидела несколько рюмок и пустую литровую бутылку от вермута. Край одной из рюмок краснел жирной яркой помадой. Я замерла, не зная, что думать. Тут в кухню заглянул Антон. Я показала ему на помаду. – Что это? – спросила я, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. – Где? – глупо спросил он, не сводя глаз с рюмки. – Вот! – закричала я, схватила рюмку и бросила ее об стену. Антон зажмурился. Его ноздри раздулись. Я видела, что он с трудом сдерживается. – Шлюху притащил?! – бушевала я, бегая по кухне. – Хорош верный муж! Я за порог, и ты сразу шлюх в дом! Он сжался в углу и следил за мной расширившимися глазами с явным испугом. Когда я немного успокоилась и села за стол, Антон подошел и сухо сказал: – Прежде чем орать, могла бы и выслушать. Вчера приходил Петька, мой сосед снизу, ему дрель нужна была. Он засиделся, мы чуток выпили. И потом за ним пришла его жена Танька. И это ее помада. Не веришь? Антон навис надо мной, ехидно улыбаясь. Я смотрела на него во все глаза. Мне очень хотелось поверить в эту историю. – Сейчас я спущусь и приведу ее. И она подтвердит, – продолжил Антон и двинулся к двери. И я поверила. – Останься, – сказала я. – Верю. Извини. Он сразу заулыбался и явно расслабился. Потом взял совок и стал собирать веником осколки. – Ну и темперамент, – бормотал Антон. – Ты меня удивила! Я даже испугался. – Нужно было предупредить, – заметила я и тоже начала улыбаться. – Надо бы тебя оштрафовать, – сказал он, убирая совок и подходя ко мне. – Две «палки» вне очереди! – Отстань! – грозно сказала я. Антон начал стягивать трусы, но остановился и хитро на меня посмотрел. Я напряженно выпрямилась и скрестила руки на груди. Он начал хохотать. Потом поцеловал меня и сказал, что когда выступление, то лучше не трахаться, а то энергия не туда расходуется, куда нужно. – Очень хорошо, – заметила я. – Иди и отдохни. А я пока посуду вымою и обед приготовлю. А то тебе скоро на репетицию. Антон радостно закивал и быстро покинул кухню. А я занялась хозяйством. Вечером он уехал раньше. Я спокойно оделась, подкрасилась, уложила волосы. С девчонками договорились встретиться в метро «Маяковская», возле которого находился концертный зал. Ириска явилась без опоздания. И даже вечно занятая Лена отложила дела и приехала. Я видела, что их интересует не высокое искусство, а мой «муженек». Злата чуть опоздала и вначале смотрела на меня с легким смущением. Но видя, что я не вспоминаю о нашем загуле, расслабилась и скоро вновь общалась как обычно. Когда мы зашли в фойе, Ириска начала вертеть головой по сторонам. – И где твой-то? – спросила она после паузы. – Как где? – удивилась я. – За кулисами, вместе с остальными оркестрантами. – Я думала, что он сюда выйдет, познакомится с нами в неформальной, так сказать, обстановке. – Он всегда необычайно волнуется перед началом, – пояснила я. – Так что познакомитесь в перерыве между отделениями. – Надо было, наверное, букет ему купить, – спохватилась Лена. – Все-таки солист! – Ему и так много цветов дарят, – усмехнулась я. – Так что не волнуйся! А как там твой олигарх? Я просто все еще под впечатлением нашего отдыха. – Кстати! – поддержала меня Ириска. – Хорошо, что ты сегодня с нами выбралась, так что рассказывай! – Да что рассказывать? – чуть смутилась Лена. – Видимся, но не так часто, как обоим бы хотелось. Сами знаете, в каком режиме я работаю. Да и Алекс совсем не свободный человек. Но пока все хорошо. – И он не хочет как-то устроить совместную жизнь? – поинтересовалась Злата. – Нет, вы видели! – тут же невпопад сказала она и проводила взглядом высокую полную девушку. – А ведь мы не на панели, а в концертном зале! Мы невольно посмотрели на девушку, которая медленно дефилировала по фойе. Она была в черном, сплошь расшитом золотым люрексом наряде. Очень короткое и сильно декольтированное платье плотно обтягивало ее мощную фигуру с крутыми бедрами, выпирающим животом и огромной вываливающейся из декольте грудью. Толстые как бочонки ноги были обуты в открытые туфли на высоченном каблуке. Яркая вызывающая косметика блестела на ее лице и делала его похожим на карнавальную маску. Черные волосы, поднятые в высокую прическу, тоже блестели от обилия лака. – Это Лала, подружка нашего валторниста, – услышали мы за спинами голос Костика. – А я думал, что эта аппетитная задница свободна! – ответил ему голос, явно принадлежащий Антону. Мы обернулись. И тут они нас заметили. Антон покраснел, но расплылся в улыбке, подлетая к нам. Он был в черном смокинге, белоснежной рубашке с черным галстуком-бабочкой, тщательно выбрит, причесан и импозантен. Глаза, правда, казались черными из-за ненормально расширившихся зрачков. Костик шел за ним. – Милые дамы! – сказал Антон и скромно опустил ресницы. – Рад знакомству! Он обворожительно улыбнулся и засиял глазами. Я быстро их представила. Он расцеловался со Златой и церемонно поцеловал руки Лене и Ириске. – Мне пора, – чуть приподняв нос, заявил он. – Надеюсь, вы получите удовольствие. А я буду играть исключительно для Оленьки. – Как мило! – сказала Ириска и сжала мой локоть. – О! Это сам Антон Пряхин! – услышали мы восторженный голос. И к нам подлетела девушка с микрофоном в руках. – Вы не могли бы ответить на пару вопросов, – затараторила она, поднеся микрофон к его губам. – Это для радио. Она назвала одну известную радиостанцию. – Девушка, милая, – манерно начал Антон, – вы же видите, я спешу! Мне настроиться нужно. – Ну, пожалуйста! Это важно для слушателей, – сказала она и состроила умоляющую гримасу. Антон глянул на нее и начал улыбаться. Мне показалось, что вновь промелькнул облик сатира. – Зайдите в перерыве за кулисы, – понизив голос, предложил он, – и я вас полностью удовлетворю. Услышав эту двусмысленную фразу, девушка зарделась, но радостно закивала. Антон чмокнул меня, еще раз раскланялся и быстро покинул фойе. Костик кивнул нам и двинулся за ним. – Офигеть! – громко сказала Ириска. – Вам, девоньки, наверняка не скучно с такими богемными кавалерами! – Да уж, – вздохнула Злата, – с ними не соскучишься! Когда начался концерт, я смотрела на Антона и с трудом узнавала его. Он выглядел полностью отрешенным. Его лицо приобрело утонченность, глаза сияли какой-то внутренней красотой и силой. Это был совершенно другой человек, ничего общего с пошловатым безбашенным и необузданным Антоном, которого я знала, не имеющий. Его гобой звучал бесподобно. В одном соло он так протяжно, печально и чувственно играл, что у меня ком подкатил к горлу. Казалось, что звуки гобоя проникают прямо в сердце и что-то будят в нем, давно забытое и прекрасное. Я заметила, что Ириска, которая сидела рядом со мной, настолько разволновалась, что с трудом сдерживает слезы. – Такому таланту, наверное, все можно простить, – шепнула она мне на ухо, когда он закончил. – Сейчас я понимаю, почему ты им так увлечена.
В записную книжку
Следующие два дня мы провели вместе. Антон, правда, после выступления в зале Чайковского вновь сильно напился, но наутро долго просил у меня прощения и клятвенно заверил, что больше не будет, что он просто устал, что ему необходимо расслабляться после такого напряжения. Мне стало жаль его. К тому же он действительно выглядел уставшим. – Будем просто гулять по лесу, валяться дома на диване и смотреть фильмы, а можно съездить к моей маме, – добавил он и лукаво на меня глянул. Я вздрогнула, потому что знакомство с родственниками в мои планы не входило. Меня напрягало, что я старше Антона, пусть и на пять лет, но он выглядел явно моложе своих тридцати пяти, и реакцию матери нетрудно было предугадать. – Не знаю, – неуверенно ответила я. – А это обязательно? – Мамочка очень хочет познакомиться, – сказал он умоляющим тоном. – Ей не терпится посмотреть на мою новую жену. И когда Антон привел себя в порядок, то есть выпил бутылку пива, потом много кофе, мы все-таки отправились к его матери. Она жила, как и я, возле метро «Чертановская», что меня еще больше напрягло. Но мой дом стоял практически возле метро, а ее – минутах в десяти ходьбы. Антон купил букет розовых флоксов, которые настолько одуряюще пахли даже на улице, что у меня начала болеть голова. По пути, несмотря на все мои протесты, он выпил слабоалкогольный коктейль и стал веселым и каким-то проказливым. Когда мы отошли от метро и углубились в зеленую улочку между высотками, из-за угла вывернула какая-то женщина и пошла перед нами. Я мельком глянула на нее, тут же забыв, и продолжила разговор. Но Антон вперил внимательный взгляд в ее большую, обтянутую короткой белой юбкой задницу и начал улыбаться. Женщина была крупной и полной. Ее белые, несмотря на конец лета, ноги были похожи на столбы. Юбка едва прикрывала задницу. Врезавшиеся трусики хорошо просматривались под тонкой тканью. Розовая трикотажная кофточка плотно обтягивала валики жира на боках. Антон не сводил глаз с этой картины и ухмылялся все шире. Я ускорила шаг в надежде обогнать женщину. И тут Антон не выдержал и довольно громко сказал: – Бог мой! Какая ж…па у этой шлюхи! И как она ею наворачивает! Женщина мгновенно обернулась, гневно раздувая ноздри и глядя на нас с презрением. На вид ей было за сорок. Белесые, сильно вытравленные волосы тусклыми рваными прядями обрамляли ее одутловатое, ярко раскрашенное лицо. – Извините! – тут же сказала я и толкнула Антона локтем. Но он и не подумал извиняться. Шутливо расшаркавшись, он ласково проговорил: – Милая мадам, если вы не шлюха, то откуда я мог это узнать? По вашему виду сзади этого не скажешь. Так что обижаться нечего! Вы себя в зеркало видели? Уверяю, у меня все встало! – Как вам не стыдно оскорблять меня среди белого дня! – взвилась женщина и густо покраснела. – Я бухгалтер на фирме, ясно? А сейчас отдыхаю и могу одеваться, как хочу! Ее огромная грудь, едва прикрытая розовой кофточкой с непозволительно глубоким декольте, заколыхалась. Женщина буквально задыхалась от негодования. – Извините еще раз! – сказала я и потащила Антона прочь. Но он все никак не мог угомониться. – Зря обижаешься! – прокричал он, оборачиваясь. – Ты самая сладкая шлюшка, какую я видел! Я б тебе прямо здесь вдул! Женщина смотрела на него во все глаза, потом начала машинально поправлять вырез, натягивая край выше на грудь. – Ты что, с ума сошел?! – возмущалась я, стремительно двигаясь по улице и таща его за собой. – Разве так можно? – А зачем так одеваться? – возразил Антон. – Ведь не девочка! К тому же формы! А я люблю таких спелых ягодок! Нет, ты видела эти титьки?! – не унимался он. – Значит, так, – сурово ответила я, – или ты немедленно прекратишь, или я поворачиваюсь и уезжаю домой. Выбирай! – Прости, зая! – тут же захныкал Антон. – Я больше не буду! А ты ревнуешь! – расплылся он в улыбке и погрозил мне пальцем. – Думай, что хочешь, – ответила я. – Но мне неприятно твое поведение. Этого достаточно? – Хорошо, хорошо, – закивал он. – Не будем к этому возвращаться. Когда мы пришли в квартиру его матери, Антон был уже серьезен и старался вести себя благопристойно. Мама, ее звали Милена Ивановна, встретила нас с распростертыми объятиями. Она с порога начала целовать меня и обнимать. Я почувствовала, что от нее попахивает спиртным. Она провела нас в гостиную, взяла у Антона флоксы и всхлипнула, целуя его. – Сыночек мой единственный, – сказала она с придыханием. – Ты всегда меня балуешь! Вы усаживайтесь, а я цветы в воду поставлю. Возле дивана стоял уже накрытый стол. Он буквально ломился от всевозможных закусок. Посередине высились запотевшие бутылки шампанского и вина. Антон радостно потер руки и начал открывать шампанское. – Может, Милену Ивановну подождем? – спросила я. – Так мамочка сейчас придет! – удивился он. – А я пока разолью! – Да я уже иду, деточки! – раздался ее радостный голос из коридора. – Разливайте! Антон ловко открыл шампанское, разлил его по фужерам. Милена Ивановна принесла флоксы и поставила их у меня перед носом, отчего я мгновенно почувствовал приступ головной боли. Но почему-то застеснялась сказать об этом. Антон поднял тост за нашу крепкую семью. Милена Ивановна расчувствовалась и вновь начала целовать нас. Я видела, что она находится в странном состоянии. Не то чтобы она была сильно пьяна, просто она была как будто не в себе. Но со мной она общалась искренне, и я видела, что она испытывает ко мне теплые чувства, похожие на любовь, что меня удивляло. Она бросалась выполнять любое мое желание, без конца спрашивала, удобно ли мне, нравится ли мне этот салат, не холодное ли шампанское и не заболит ли у меня после него горло. И когда я отодвинула флоксы подальше от себя, Милена Ивановна тут же переполошилась. – Оленька, вы не любите эти цветы? – спрашивала она, с беспокойством заглядывая мне в глаза. – Вам они мешают? Вас они раздражают? Хотите, я их вообще выброшу? Антон заулыбался, глядя на нас. Я сказала, что выбрасывать ничего не нужно. Милена Ивановна немного успокоилась. Она смотрела на нас с любовью, потом начала всхлипывать. – Что с вами? – встревожилась я. – Ох, Оленька, я так рада! – ответила, задыхаясь, она. – Антоше так не везет с женщинами! Но вы, я вижу, именно то, что ему нужно. И он вас так любит! И я вас полюбила с первой секунды, как увидела! Только не бросайте моего сыночка! Он так нуждается в заботе! Ее огромные голубые глаза наполнились слезами. – И мне так хочется внука или внучку! – прошептала она и вновь всхлипнула, с испугом глядя на меня. – Я уж Антошу просила сделать мне такой подарок! – Не волнуйся, мамочка, – встрял Антон, – мы уже обсуждали это. Так что все возможно! Я, начиная злиться, смотрела на них. Оказывается, за меня уже все решили. Но рожать я не собиралась и ничего Антону не обещала. Я понимала, что эта мысль прочно засела у него в голове и он, по-видимому, успел обнадежить мать. И мне было искренне жаль ее. Милена Ивановна смотрела на меня так, словно я была, по крайней мере, Дева Мария. «Антон говорил, что она профессиональный музыкант, – припомнила я, глядя на ее голубые влажные глаза и дрожащие губы. – Арфистка, кажется. Но сейчас на пенсии и нигде не работает. Конечно, ей хочется занять себя заботой о внуках. Но эта постоянная экзальтация! Или музыканты все такие?» Я мягко улыбнулась Милене Ивановне и уклончиво ответила, что все может быть. Она сразу засияла, словно солнышко в пасмурный день, и вновь бросилась меня целовать. Поздно вечером мы отправились к Антону домой, хотя Милена Ивановна чуть ли не на коленях умоляла нас остаться. Но с меня и так было достаточно. Общение в течение нескольких часов с двумя экзальтированными подвыпившими личностями вызвало вполне отчетливое утомление. Мне даже захотелось уехать домой, но Антон при одном намеке на это тут же впал в истерику и начал орать прямо в метро, что никуда меня не отпустит. Не успели мы войти в квартиру, как Антон набросился на меня прямо в коридоре. Он выглядел обезумевшим, срывал с меня одежду, яростно впивался губами, тискал и мял все мое тело. Но я настолько устала, что не было сил сопротивляться. Он затащил меня в спальню, толкнул на кровать и резко вошел, громко застонав. Секс был бурным и необычайно продолжительным. Под утро мы уснули без сил. В конце недели мы встретились с Ириской. Она попеняла мне за то, что я совсем забыла о подружках и все время провожу с «новым мужем». – Сама понимаешь, – ответила я, глядя на ее сияющий вид. – У нас же сейчас что-то типа медового месяца. Мы вышли из метро и отправились по Тверской. Ириска захотела погулять по центру. Но вид у нее при этом был чрезвычайно хитрый. Когда мы свернули в переулок и оказались возле какого-то кафе, она пригласила меня туда зайти. Я пожала плечами и последовала за ней. За столиком у окна сидели Лена и Злата. Увидев нас, они заулыбались и замахали. – По какому случаю сбор? – поинтересовалась я, когда мы расцеловались и уселись за столик. – А Ириска тебе не сообщила? – удивилась Лена. – Я со вчерашнего дня менеджер компании, – гордо заявила Ириска и даже покраснела от удовольствия. – Меня вчера Людмила, мой директор, уже поздравила и вручила сертификат. Представляете, девочки, как быстро я набрала необходимое количество очков? Даже сама не ожидала! – Молодец! – похвалила ее Лена. – Так и нужно в любом деле добиваться успеха! – И что сейчас? – поинтересовалась Злата. – Как что? – сделала круглые глаза Ириска. – Буду дальше набирать обороты и стану директором. Подошла официантка, и Ириска сделала заказ. Когда принесли мартини, я поморщилась. Я слишком много употребляла спиртного последнее время. Но когда Ириска подняла тост, то я выпила вместе со всеми. Мы поздравляли ее, радовались ее успехам, а потом, как обычно, перешли к разговорам о мужчинах. – Твой Антон, – сказала Лена, – произвел на нас неизгладимое впечатление! Он несомненный талант! Счастливая! Ты, наверное, каждый день имеешь возможность слушать такую божественную музыку. – Ну, дома он мне концертов не закатывает, – улыбнулась я. – А когда репетирует, то это звучит совсем по-другому. На выступлении он выкладывается по полной, сами понимаете. – К тому же в тот раз Антон играл для тебя! – хихикнула Ириска. – Он так и сказал. Помните, девочки? – Но выглядит он моложе своих лет, – заметила Злата. – Это из-за того, что постоянно следит за собой, – пояснила я. – Даже маски делает для волос из репейного масла, – добавила я, понизив голос. – Да ты что?! – засмеялась Ириска. – Ага! – кивнула я. – Меня просил намазать ему волосы составом, потом платком закутать. Он еще и для лица делает. – Костя тоже, – сообщила Злата. – Я ему даже массаж лица делаю. Хотя он на сцене давно не выступает, а только инспектор оркестра. А привычка следить за собой осталась. Он сказал, что без этого уже не может. – Ну и мужики пошли! – засмеялась Лена. Нам в этот момент принесли десерт и к нему вишневый ликер. Я поморщилась, увидев его, и попросила минеральную воду. Официантка кивнула и ушла. – Можно подумать, твой красавец олигарх, – сказала Ириска, – не делает массаж лица. Да у него, наверное, целый штат из массажисток для всех частей тела. – Нет, конечно, массаж ему делают, – согласилась Лена. – Но чтобы лица? Никогда! Это точно! А из кремов у него только для бритья. – Как у тебя с ним? – поинтересовалась я. Лена улыбнулась, потом после паузы ответила: – Да все так же. Вы ему, кстати, все понравились. – Спасибо! – практически хором ответили мы и расхохотались. – Ой, какие девчоночки веселые! – услышали мы в этот момент голоса и повернулись. Через стол от нас сидела компания парней. Они, судя по их лицам, были уже сильно навеселе. Увидев, что мы на них смотрим, парни замахали нам. Но мы тут же сделали вид, что их не замечаем. – Бог мой! – заметила Злата. – На вид студенты! А туда же! – А может, мы так молодо выглядим! – хихикнула Ириска. – Ладно, забыли, – сказала Злата и подняла рюмку с ликером. – За тебя, твои успехи и счастье в личной жизни! – О! У меня полный порядок во всем! – похвасталась Ириска и довольно заулыбалась. Мы выпили. – Алекс хочет, чтобы вы еще как-нибудь к нему приехали, – сказала после паузы Лена. – С удовольствием! – ответила Злата. – А как детский дом? – Алекс дал денег, – улыбнулась Лена. – Там сейчас работы идут полным ходом. – Супер! – обрадовалась Ириска. – Я тоже пыталась поговорить со своим директором на тему помощи больным деткам. Но с этим у нас сложнее, так как фирма израильская. – Алекс дал очень много, – сказала Лена. – Хватит и на приличный ремонт, и на аппаратуру, и на одежду, и на игрушки. В этот момент к нам все-таки подошел один из парней из-за соседнего столика. Он был прилично пьян, но старался держаться с достоинством. На вид ему было около двадцати – двадцати пяти лет. Смазливое лицо, густые волосы, стройная фигура притянули мой взгляд. Он склонился к нам и тихо сказал: – А мы можем вас угостить, милые мадамы? Вас четверо, и нас столько же. Соединимся? Вы что-то отмечаете, и мы тоже. Мы защиту дипломов. А вы? – Назначение на новую должность, – строго ответила Ириска. – Вау! – восхитился парень. – Крутота! – Извините, но мы все заняты, – сказала Злата. – И не хотим общаться с посторонними мужчинами. – Так мы ведь просто… – начал он. – Знаем, что такое «просто» в вашем понятии. До свидания! Иначе мы позовем охрану, – оборвала его Лена ледяным тоном. – О! Простите, мадамы! – сразу ретировался парень. Он попытался поклониться, но пошатнулся и чуть не упал. – Нет, ну никаких тормозов! – возмутилась Ириска, когда парень вернулся за свой столик. – Молодые нынче совершенно не стесняются. – А что вы хотите? – пожала плечами Лена. – Во всех газетах и журналах, я уже не говорю об Интернете, полно заметок о личной жизни наших звезд. Сами знаете, что за пары. Алена Свиридова, дама за сорок, и ее муж двадцати с небольшим лет, Ирина Отиева, которой, по-моему, уже полтинник, и ее двадцатиоднолетний муж, Надежда Бабкина, под шестьдесят, и ее тоже двадцати с чем-то лет друг. Я уже не говорю об Алле Пугачевой. – Сорокалетняя Ольга Лазорева и ее восемнадцатилетний друг, – в тон ей добавила Ириска и заулыбалась. – Что творится, что делается! – расхохоталась Злата. – Бывший друг, – поправила я и погрустнела. Они сразу замолчали и посмотрели на меня виновато. – Ну не суть! – решительно произнесла Лена. – Главное, что наша Олечка сейчас выздоровела от этой малолеткомании и встречается с вполне достойным взрослым мужчиной. – Выпьем за это! – радостно предложила Ириска и подняла рюмку с ликером. Но мое настроение резко испортилось. Я вспомнила стройную фигуру Ника, его упругую походку, то, как он шел мне навстречу, неся в руках алые розы, его мягкие губы, целующие меня, его бархатистый голос, шепчущий мне о вечной любви, и с трудом сдержала слезы. Чтобы исправить настроение, я быстро опрокинула в рот полную рюмку ликера. Меня отчего-то в этот раз развезло быстрее обычного. Видимо, сказывались наши с Антоном предыдущие неумеренные возлияния. Я, почувствовав это, стала пить исключительно минеральную. Но когда приехала домой, все еще была сильно пьяна. Дочки встретили меня в коридоре. Они с испугом посмотрели мне в лицо. Но я приложила палец к губам. Потом пошла в ванную и вызвала рвоту. Промыв как следует желудок, почувствовала себя явно лучше. Выпив крепкого чая, легла спать.
В записную книжку
Дальнейшая наша жизнь с Антоном складывалась по привычной для нас схеме. Я приезжала к нему на несколько дней, потом отправлялась домой. Антон всегда с нетерпением ждал меня и, как правило, устраивал праздничный обед, ужин или завтрак – в зависимости от времени моего появления. И это обязательно сопровождалось распитием алкогольных напитков. Мне иногда казалось, что эта тяга к непрекращающимся праздникам вызвана у него какой-то внутренней постоянной неудовлетворенностью жизнью. Антону всегда было мало впечатлений, и он бросался со всем пылом души во все, что приходило в его жизнь, будь то отношения с женщиной, новая концертная программа, гастроли или даже просто поход в лес на шашлыки. И из всего происходящего он старался получить максимум, развивая неуемную деятельность и убыстряя этим процесс, словно торопился достичь скорейшего результата. Друзья неоднократно жаловались мне, что могут выносить общество Антона не больше трех-четырех часов, и удивлялись, как я могу находиться сутками рядом с такой батарейкой «энерджайзер» и не уставать. Мне кажется, что и неумеренное употребление алкоголя вызвано было в первую очередь тем, что Антон искал в опьянении новизну впечатлений и остроту восприятия жизни. И я понимала, что в конечном итоге все это нужно ему, чтобы творить на сцене. Его душа должна была постоянно искать новые встряски, какие-то экстремальные воздействия, чтобы не впасть в спячку. И понимая все это, я старалась подстроиться под него, не воспитывать, не читать нравоучения. Думала, что постепенно он изменится, живя рядом со мной. Но, конечно, я заблуждалась. Более того, это я менялась, так как Антон обладал практически гипнотическим воздействием, и я стала получать удовольствие от его жизненной философии и пила вместе с ним, даже не заметив, как втянулась в этот процесс. С начала сентября открылся концертный сезон, и я поняла, что в его жизни ничего не меняется. Просто выступлений стало больше, чем летом. Но жизнь шла по накатанной колее. В день, когда он выступал, с утра обычно была репетиция, затем он приезжал, обедал, обязательно спал часок, потом начинал готовиться к выходу. И тут мне лучше было не попадаться ему на глаза. Я присутствовала практически на всех его выступлениях по его настоянию. Антон говорил, что не может хорошо играть, если не видит меня в зале. А после выступления он первым делом бежал к ближайшей палатке, как, впрочем, и большинство музыкантов. Скоро они все знали меня и считали своей в их компании. И многие, подвыпив, начинали плакаться мне в жилетку, рассказывая о тяжелой беспросветной жизни классических музыкантов у нас в стране. Многие уезжали работать на Запад, в Америку. Ребята говорили об их удачной карьере там, о достатке, о возможности творить, а не зарабатывать на кусок хлеба бесконечными халтурами. Антон тоже неоднократно говорил, что пора бы и ему заключить контракт и куда-нибудь уехать. – И вот тогда, зая, – добавлял он, лукаво улыбаясь, – тебе поневоле придется выйти за меня замуж, иначе тебя из страны не выпустят. А ты же не оставишь меня одного. Но я только отшучивалась, хотя такая перспектива меня пугала. Семнадцатого октября Антону исполнялось тридцать шесть лет. Он заранее готовился к этому событию, я принимала самое активное участие. – Понимаешь, лапонька, – нервно говорил он, – музыканты вечно голодные и любят пожрать на халяву, так что никаких особых изысков не требуется. Пара тазиков с салатами, противень куриных окорочков и, конечно, как можно больше водки. Вот и все праздничное меню. В этот день у него было выступление в Государственном Кремлевском дворце. – После мы сразу всем коллективом к нам домой, – сказал он мне перед выходом. – Так что будь готова. Я позвоню, когда все закончится. За Антоном закрылась дверь, а я развила бурную деятельность. Вначале тщательно убрала квартиру, потом после небольшого раздумья сходила к метро и купила бордовые гладиолусы. Антон, как правило, всегда приходил с букетами после концертов. Но я решила, что на всякий случай пусть будут еще цветы в доме. В гостиной раздвинула стол, накрыла его праздничной скатертью, поставила приборы. Водрузила букет посередине. Затем начала готовить салаты. Антон с коллегами приехал около десяти вечера. Все было готово. Я встретила их в вечернем платье, которое купила специально для этого случая. Оно было простого силуэта, из черного переливчатого шелка, едва прикрывало мне колени и облегало фигуру. Но на спине был вырез практически до копчика. Для моего возраста это была довольно смелая модель, но мне так хотелось удивить Антона. Черные лодочки на высоченной шпильке дополняли наряд. Я уложила волосы и нанесла довольно яркий макияж. Платье украсила свежей крупной красной розой, приколов ее на плечо. Когда я открыла дверь, Антон влетел оживленный, шумный и уже в подпитии. За ним ввалилась толпа таких же шумных музыкантов. – Ого! – закричал он с порога. – Я слышу запах жареных окорочков! Ребята! Сейчас наедимся до отвала! Он сунул мне охапку цветов и помчался в спальню, на ходу стягивая смокинг. Я слегка обиделась, что он даже не оценил мое новое платье. Но потом улыбнулась, подумав, что это прежде всего его праздник, и пригласила музыкантов проходить. Но им особо мое приглашение и не требовалось. Они чувствовали себя здесь как дома, потому что частенько захаживали к Антону в гости. Правда, все мужчины заметили, как я великолепно выгляжу, и по очереди поцеловали мне руку. Я пошла на кухню посмотреть, в каком виде окорочка. Одна из скрипачек последовала за мной. – Оль, тебе помочь? – поинтересовалась она. – Да, хлеб порежь, пожалуйста, и отнеси на стол, – ответила я и улыбнулась беспомощно, потому что не помнила ее имени. Она взяла батон и начала его нарезать. – Антон сегодня играл бесподобно, – сказала она. – Но только в первом отделении, – добавила она и хихикнула. – А потом как с цепи сорвался и все мимо нот. Флейта так растерялась, пыталась как-то подстроиться. Но куда там! «Дерево» одно машет, Антон другое выводит, флейта в истерике. Мы чуть со смеху не померли! А зрители ничего, все скушали. – Зая!!! – раздался в этот момент истеричный вопль Антона. – Иди сюда немедленно! Я чуть тарелку не выронила. – Извини, – пробормотала я и отправилась в спальню. Антон выглядывал в приоткрытую дверь. Он был голым. Схватив меня за руку, втащил внутрь и закрыл дверь. – Где мои домашние джинсовые шорты? – раздраженно заговорил он. – Куда ты их подевала? – В стирке, – удивленно ответила я. – Здрасьте, пожалуйте, – окончательно разозлился он. – И что я сейчас надену?! – Антон! – возмутилась я. – Ведь у нас гости! Не будешь же ты в шортах разгуливать! – Плевать! Это мой день! В чем хочу, в том и разгуливаю! – Но я тебе приготовила чистую рубашку, твою любимую серую, и льняные брюки погладила. Я открыла шкаф и достала вешалку с брюками. Из гостиной в этот момент раздалась громкая музыка. – О! Ребята Моцарта поставили! – оживился он, прислушиваясь. – Они там уже без нас начали! – захохотал он и забегал по спальне. – Одевайся быстрее! – сказала я. – А ты классно выглядишь! – заметил Антон, останавливаясь напротив меня и окидывая мою фигуру жадным взглядом. – Что это за экстравагантное платьице? А?! Для кого это ты так вырядилась? Кого из этих мазуриков себе приглядела и решила обольстить? От такого странного и обидного предположения я опешила. Антон подскочил ко мне и сорвал с плеч платье. И тут же начал кусать соски и мять грудь. Я попыталась отстраниться. Но он вцепился в меня мертвой хваткой. – Я так люблю тебя, зая! – зашептал он. – Так сильно! И ты от меня просто так не уйдешь, запомни! Ты только моя! – Да успокойся ты! – пробормотала я, пытаясь вырваться. – Никуда я уходить не собираюсь! – Да? – тут же обмяк он и заулыбался, умильно заглядывая мне в глаза. – Девочка моя любимая! А для кого платьице? – Ты меня удивляешь! – улыбнулась я в ответ и натянула платье на плечи. – И обижаешь! Ведь у тебя день рождения! И для тебя я так оделась, хотела приятное сделать! – Странные вы существа, женщины! – хмуро проговорил Антон. – Такие наряды хорошо демонстрировать наедине. Но если ты так появилась перед другими мужчинами, что я должен подумать? Ведь на тебе словно висит табличка со словами: «Вы…би меня!» – Антон! – оборвала я его. – Ты пойми, взрослая, но глупая женщина, что все мои друзья только это сейчас на тебе и видят, и у всех наверняка ширинки трещат. Антон молча и резко развернул меня и наклонил. Когда он был пьян, то отличался огромной силой, и сопротивляться было бесполезно. К тому же за стеной были гости. А я, если честно, от такой неприкрытой буйной страсти всегда чувствовала ответное неконтролируемое возбуждение. Антон поднял подол платья на спину. – О! – пробормотал он. – Ты еще и в чулочках! Это сводит меня с ума. Когда все закончилось, мы молча оделись. Я, правда, достала из шкафа голубые брюки и белую блузку и переоделась. Мы вышли к гостям. Антон довольно улыбался, его глаза ненормально блестели. Я чувствовала себя униженной. Но когда увидела, что гостям и без нас весело, что все уже пьяны и уплетают за обе щеки угощение, то немного расслабилась и вновь почувствовала себя хозяйкой дома. Антон ринулся к столу и налил себе водки полную стопку. – Друзья! – заорал он так громко, что все сразу затихли и сгрудились возле стола. – Хочу поднять тост за мою очаровательную умницу-жену. – Ура! – закричал уже совершенно пьяный валторнист и бросился меня целовать. – Спасибо! – сказала я, когда все выпили. – Но все-таки хотелось бы поздравить именинника. – Антоха! – радостно заорали музыканты. – За тебя! Мы все тебя любим! Будь здоров! Я видела, как Антон покраснел, как он счастлив. Он без конца со всеми целовался, обнимался и клялся в любви. Гости разошлись около трех ночи. Я вздохнула с облегчением, потому что они вели себя шумно. И с нижнего этажа несколько раз приходил сосед и грозился вызвать милицию. Когда за последним гостем закрылась дверь, я почувствовала невероятную усталость. Я немало выпила, голова кружилась, хотелось спать. Но Антон был необычайно деятелен и свеж, словно не пил вовсе и позади не было тяжелого длинного дня. – Ну что, старушка? – ехидно спросил он. – Устала? Давай завтра уберем со стола. – Нет, что ты! – ответила я и поплелась на кухню. – Столько грязной посуды! Я сейчас все вымою и тогда уже спокойно лягу спать. – Сашка обещал после спектакля заехать, – вспомнил Антон и обиженно добавил: – Да где-то, шельмец, задержался. Друг еще называется лучший! – Мало ли что могло случиться! – заметила я, составляя тарелки на стол возле раковины. – К тому же уже почти четыре утра. – И что? – отчего-то разозлился Антон. – Такси вообще-то круглосуточно работают. Он даже не позвонил! Ладно, зая, – более спокойно сказал он, – ты, я вижу, полна решимости все тут убрать. Не буду тебе препятствовать. Я в ванную! Не успела я сказать, что его помощь не помешала бы, как он чмокнул меня в щеку и скрылся за дверью ванной.
В записную книжку
Я вымыла первую партию тарелок и отправилась в гостиную за следующей. Но отчего-то села на диван и вперила неподвижный взгляд в пол. Меня начали душить слезы. Контраст убранной квартиры, красиво накрытого стола с нынешним разгромом был ужасен. На столе валялись вперемежку рюмки, столовые приборы, остатки еды, поломанные цветы, скатерть была в пятнах от вина. На бежевом ковре расплылось огромное пятно возле опрокинутой вазы. Пролитое красное вино подкрасило пятно в бурый цвет. Растоптанные розы были вдавлены во влажный ворс ковра. Тут же были раскиданы диски без футляров, кое-где поблескивали вилки. Под столом я с брезгливым изумлением заметила чьи-то голубые трусики. «О господи! – подумала я, закрывая глаза. – Чем они тут занимались? Хотя мы с Антоном не лучше. До чего я опустилась! Трахаться, когда гости в доме! И как я дошла до такого?!» Слезы брызнули из глаз. Я всхлипнула, потом взяла салфетку со стола и попыталась вытереть размазавшуюся тушь. В этот момент раздался долгий звонок в дверь. Я вздрогнула и встала. – Не иначе Сашка явился! – вслух проговорила я, и пошла открывать, чувствуя разгорающуюся в душе злость. – Зая! – раздался приглушенный голос из ванной. – Кажется, звонят! Это Сашок! Впускай гостя, я уже вытираюсь. Я машинально поправила волосы и открыла дверь, тут же отпрянув в изумлении. В коридор ввалился огромный мужчина на вид лет тридцати. Он был необычайно полным и высоким. Тонкая черная линия бороды и усов казалась искусственным рисунком на его круглом жирном лице. Подбородок переходил сразу в грудь. За ним, нервно хихикая, вошли две девушки весьма специфического вида. Антон, едва прикрытый полотенцем, выскочил в коридор и сразу прыгнул мужчине на грудь. – Макс! – заверещал он в экстазе. – Это ты! Ты не забыл! А я уж и не ждал тебя! – Как же, Антоха, я мог забыть! – забасил Макс. – И подарочек тебе привез. Твои любимицы Маша и Наташа. Помнишь девочек? Я их оплатил до полудня. – Еще бы! – возбужденно захохотал Антон. – Бляндинки-куколки! Он слез с Макса и шлепнул хихикающих девиц по задницам. Они были похожи. Обе высокие, худые, с длинными, добела высветленными волосами, сильно накрашенными голубыми глазами и выпяченными губами, покрытыми блестящей красной помадой. Только на одной были черные кожаные шорты, а на другой юбочка, едва прикрывающая задницу. Расстегнутые красные блузки на голое тело позволяли рассмотреть их груди во всех подробностях. – Я их не стал в машине е…ать, – спокойно проговорил Макс, не обращая на меня никакого внимания, – решил оставить тебе первые сливки. Все– таки ты у нас именинник. Но ты, я вижу, уже вызвал себе эту старую бл…дь. Это ты поторопился, дружище! Молоденькое мясо вкуснее! Он громогласно захохотал. Я в первую минуту потеряла дар речи, потом вышвырнула в коридор вначале одну девицу, за ней другую. И быстро захлопнула двери у них перед носом. Они заверещали что-то и начали звонить. – Я не понял! – грозно сказал Макс, нависая надо мной. – Ты чего это тут распоряжаешься? Сама нае…алась, так другим дай. Слезы брызнули у меня из глаз. Я повернулась к Антону и пристально на него посмотрела. К моему удивлению, он затаенно улыбался. Его глаза расширились, ноздри раздувались. – Антон, я ухожу! – гневно проговорила я. И увидела, как он тут же испугался. – Макс, познакомься, это моя жена Оля, – тихо проговорил он. – Ах, вот как? – не меняя тона, спросил Макс. – А то твои невесты! У тебя их полный город. Как, впрочем, и у меня. Так что, Антоха, праздник отменяется? Я молча смотрела, как Антон колеблется. В его глазах ясно читалось желание отправить меня восвояси и поразвлечься как следует. И в то же время он прекрасно понимал, что в этом случае я уйду навсегда. И Антон решил пойти на компромисс. – Оля, ты тут побудь. А я кое-что с Максом улажу. – Но погоди, малый! – начал возмущаться тот. – Я тебе подарок королевский сделал, сразу двух твоих любимых девок привез, а ты на попятный?! – Пошли, – решительно проговорил Антон и подтолкнул его к двери, за которой по-прежнему орали Маша и Наташа. Он накинул куртку прямо поверх полотенца, засунул голые ноги в туфли и открыл дверь. Макс зло на меня глянул и вышел за ним. А я кинулась к окну спальни, которое выходило во двор, и, не включая свет, затаилась за шторой. Возле подъезда стоял огромный черный джип. Скоро появились Антон, Макс и девушки и быстро забрались в него, закрыв дверцы. Через пару минут Макс вывалился наружу и встал возле кабины, закурив и поглядывая на наши окна. И я отчетливо увидела, как джип начал ритмично раскачиваться. От ярости мои слезы высохли. Я схватила сумку и начала кидать в нее свои вещи. Затем переоделась в джинсы и футболку, пошла в ванную и тщательно умылась. От всего происходящего я даже протрезвела. И думала сейчас только о том, как мне незаметно уйти. Но когда я уже надела кроссовки, то услышала, как заводится джип, и вздрогнула. И почти тут же в двери возник ухмыляющийся Антон. Он старательно запахивал разъезжающиеся края полотенца, но я видела, что у него все еще эрекция. И это окончательно вывело меня из себя. Я двинулась к двери, закинув тяжелую сумку на плечо. Но тут же получила удар по лицу. – От меня, милая женушка, – заверещал Антон, – просто так никто еще не уходил! Я увидела его ненормально расширившиеся черные зрачки, ощерившийся рот, растянутые влажные губы. Это была уже маска не сатира, а зверя. Он снова замахнулся, но я ударила сумкой по его руке. Антон, к моему удивлению, согнулся. Я вновь врезала ему со всей силы, и он упал. Я не удержалась и пнула его ногой. – Я тебя научу, как вести себя с женщинами, – сурово проговорила я. – Я тебя проучу, ублюдок! Антон сжался в комок на полу и тонко заплакал. – Только по лицу не бей, по зубам! – сквозь всхлипывания скулил он. – А то играть не смогу. Олечка! Любимая, прости меня! Но я молча перешагнула через него и вышла из квартиры. Поймав такси, я поехала домой. В машине меня начало трясти так, что стучали зубы. Водитель, мужчина примерно моих лет, неожиданно остановился возле круглосуточной палатки и купил бутылку воды. Он открыл ее и молча протянул мне. Я кивнула и взяла. Он высадил меня у подъезда и осторожно спросил, не нужна ли помощь. Но я только отрицательно покачала головой. Когда зашла в квартиру, то первым делом бросилась в ванную. И долго мылась, тщательно натирая себя мылом и смывая пену очень горячей водой. Потом вновь начинала намыливать себя. Кожа горела, но я никак не могла остановиться. Мне все казалось, что я покрыта грязью и никак не могу от нее отмыться. Но постепенно я успокоилась. Накинув халат, пошла на кухню. Приняв транквилизатор и запив стаканом воды, я села за стол, глядя на белую, поблескивающую фарфоровыми боками сахарницу и такой же чайничек. Потом перевела взгляд на окно с белоснежными тюлевыми шторками и пышно цветущими кустовыми розами на подоконнике. «Никогда больше! – подумала я. – Никогда больше я не попаду в такую ситуацию! И ни за что не вернусь к Антону». Наутро девочки очень удивились, что я дома. Я не стала рассказывать им, почему решила прекратить отношения. Антон звонил несколько дней, но я не брала трубку. К вечеру третьего дня он приехал. Но я не пустила его в квартиру. Он стоял на пороге жалкий, дрожащий, без конца принимался плакать, умолял о прощении и почему-то о том, чтобы я пожалела его несчастную мать. Я послушала минут пять, потом сухо сказала: – Все кончено. Пойми это один раз. У нас нет будущего. Антон глотнул, потом как-то сник, даже стал меньше ростом, повернулся и начал, ссутулившись, спускаться по лестнице. Жалость охватила меня, захотелось окликнуть, как-то попытаться наладить то, что треснуло. Но в памяти тут же всплыла наглая ухмылка Макса, раскрашенные мордочки шлюх, возбужденная похотливая физиономия Антона, и я молча закрыла дверь. Через два месяца Антон подписал контракт с Пекинским симфоническим оркестром и уехал в Китай на год. За это время мы ни разу не виделись. Я упорно отказывалась от какого-либо общения. Он позвонил мне перед отъездом. – Давай простимся по-хорошему, – ныл Антон в телефонную трубку. – Я так хочу увидеть тебя в последний раз! Мало ли что может со мной случиться в этой стране узкоглазых! Как я буду жить, думая, что ты все еще не простила меня? Ведь ты даже не захотела проводить! Что я буду носить в своей душе? Одно горе, одно отчаяние от мысли, что упустил лучшую женщину в моей жизни! Как я смогу спокойно там жить и работать? – Это только твои проблемы, – ответила я. – Решай их сам. Удачи! И я положила трубку. Через несколько дней, после мучительных раздумий я пошла в поликлинику и сдала комплексный анализ. К моему великому облегчению, ни СПИДа, ни сифилиса, ни гепатитов обнаружено не было. Частная переписка Ольги Лазоревой
Школа золушек Февраль в Москве выдался по-настоящему лютым. Непрекращающиеся метели, сильнейший мороз, северный ветер делали погоду невыносимой, и Рике приходилось совсем плохо. Она выдерживала на улице не больше часа и шла греться в церковь. Подавали скудно. После бесконечных январских праздников денег у людей практически не осталось, и собирать милостыню было невыгодно. Рика недавно перебралась в Замоскворечье и побиралась в основном у храма Всех Скорбящих. До этого она жила на Ярославском вокзале, но обилие бомжей и проституток самого низкого пошиба пугало Рику, и она перебралась в тихое и более благопристойное Замоскворечье. Рика приехала в Москву в августе из маленького молдавского городка. Приехала, сама не понимая зачем. Проснулась как-то утром, долго смотрела в окно, потом встала, собрала дорожную сумку, взяла все деньги, какие нашла в ящике серванта, даже вытряхнула мелочь из карманов, и покинула родной дом, никому не сказав ни слова. Впрочем, и говорить-то было особо некому. Рика жила вдвоем с матерью. Отца она помнила очень смутно, так как много лет назад он уехал в Кишинев на заработки, бесследно исчез из их жизни и больше никогда не то что не появлялся, но даже не писал. Братьев, сестер у нее не было. Старенькая бабушка жила далеко, в небольшой умирающей деревеньке и с городскими родственниками не общалась. Они тоже никогда к ней не ездили. Мать Рики работала на швейной фабрике. Она целыми днями подрубала простыни и получала очень мало. Когда Рике исполнилось десять лет, мать и ее пыталась научить шить на машинке. Но у Рики не оказалось к этому занятию никаких способностей и еще меньше желания, и мать оставила ее в покое. Рика вообще мало к чему испытывала интерес. Училась она всегда плохо, школьные предметы казались скучными и ненужными, учителя занудными. Друзей у нее тоже не было, потому что к людям Рика была равнодушна. Она любила лишь одно – смотреть телевизор. И чем неправдоподобнее и жалостливее был фильм, тем он ей больше нравился. Она буквально упивалась неестественными страстями и надуманными поворотами сюжетов и потом не спала ночами и все переживала увиденное. Мать вначале пыталась заниматься ее воспитанием, но Рика от ее неумелых наставлений и надоедливых нравоучений только еще больше замыкалась в себе. А последние несколько лет мать стала много пить и часто не ночевала дома. Но Рике это было только на руку. Она могла допоздна смотреть телевизор и ничего не делать. Худо-бедно, но Рика все-таки окончила девять классов. О дальнейшей учебе речи не могло быть. Мать попыталась устроить ее к себе на фабрику уборщицей, но Рика сбежала оттуда после первой же смены. И вот, провалявшись практически все лето на диване у телевизора, Рика в одно августовское утро собралась и, не особо задумываясь, а просто поддавшись минутной прихоти, ушла из дома. Она доехала на автобусе до Кишинева и, прошатавшись по городу весь день и не найдя для себя ничего интересного, зачем-то купила билет на поезд до Москвы. Паспорта у нее еще не было, но она догадалась прихватить из дома свидетельство о рождении. Рика всем рассказывала сочиненную на ходу историю о погибших в автокатастрофе родителях, о единственной оставшейся у нее родственнице – доброй тетушке, живущей в Москве, к которой она и пробирается, так как ее хотят определить в детдом. Насмотревшись сериалов, Рика рассказывала все это вдохновенно и необычайно убедительно. И все ей верили, жалели «бедную сиротку» и всячески помогали. В поезде она познакомилась с землячками. Женщины возили фрукты в столицу. Они с широко раскрытыми влажными глазами слушали истории Рики, утешали ее, кормили и всячески подбадривали. Она чувствовала себя превосходно. Ей постоянно казалось, что она в одночасье стала героиней одного из душещипательных сериалов, которые так любила смотреть. К тому же Рика выглядела так, что ей трудно было не поверить на слово. Она была мала ростом, тщедушна и невзрачна и казалась моложе своих четырнадцати лет. Ее смуглая кожа имела нездоровый желтовато-серый оттенок, густые черные волосы выглядели лохматыми и бесформенными, потому что она подстригала их сама, большие черные глаза из-за худобы лица казались огромными и немного навыкате. Они смотрели на мир с привычным наигранным выражением детской наивности, зачастую переходившей в глупость. Но выглядело это вполне естественно и вполне сочеталось с общим видом неухоженного, несчастного, всеми брошенного подростка. Когда Рика открывала бледно-розовый ротик и начинала рассказывать о своих горестях, глядя на слушателей огромными глазами со слезинками в уголках и хлопая длинными мокрыми ресницами, те буквально умывались слезами и готовы были помочь несчастной малютке кто чем может. Попутчики давали ей деньги, продукты, а торговки оставили свои координаты и велели не стесняться и обращаться за помощью, если тетка откажется ее принять. Выйдя рано утром на Киевском вокзале, Рика мысленно восхищалась сама собой. «Все-таки я сюда приехала!» – твердила она восторженно про себя, с удовольствием вдыхая теплый, пропитанный специфическими запахами воздух вокзала. Торговки уже тащили из грузового вагона тяжелые ящики с фруктами, но почти каждая улыбнулась ей и кивнула. Рика вскинула на плечо сумку, поддернула джинсы и направилась к выходу в город. В первый день она посетила Красную площадь и Арбат и провела там много часов, изучая все, что попадало в поле ее зрения. Но была разочарована. По телевизору столица выглядела несколько иначе, более нарядно, блестяще и значительно, а на деле Рика видела обычный город с обычными улицами, домами и людьми. Она даже на какой-то миг почувствовала обиду из-за отсутствия запланированных ею чудес. К концу дня Рика сильно устала и, увидев небольшую пеструю группу цыган, бросилась к ним, как к родным, решив попросить приюта. Но тут же передумала и, свернув в узкий переулок, направилась к ближайшему метро. Она решила, что будет благоразумнее переночевать у попутчиц-землячек. Рика долго ехала на метро до конечной станции, потом еще с полчаса автобусом, потом шла какими-то закоулками между старыми кирпичными трехэтажками, и эта Москва ей совсем не понравилась. Когда она, наконец, нашла нужную ей квартиру, то была окончательно отупевшей от усталости. Рика позвонила, и ей тут же открыли, совсем не удивившись ее приходу. Она прошла в крохотную комнату, весь пол которой устилали матрасы. На них спали вповалку женщины прямо в верхней одежде. Но Рика была уже не в состоянии чему-либо удивляться. Найдя свободный уголок, она устроилась там, подложив сумку под голову, и мгновенно провалилась в сон. Землячки на следующий день попытались пристроить ее торговать яблоками на улице. Но она сбежала и начала бомжатничать, ночуя где придется и быстро научившись избегать встреч с милицией. Пока у нее имелись деньги и стояла теплая погода, такое времяпрепровождение казалось ей интересным и даже кое в чем забавным. Она постоянно представляла себя героиней какого-нибудь сериала о бедной заброшенной сиротке, скитающейся и всеми покинутой. И каждый день воспринимала как новую серию. Но где-то в середине сентября деньги закончились, пошли дожди, и Рика стала все чаще задумываться о том, чтобы вернуться домой. Однажды, когда Рика по своему обыкновению бесцельно бродила по улицам, рассматривая все подряд: людей, машины, дома, витрины, она оказалась в одном из арбатских переулков и свернула в небольшой квадратный дворик. Она сразу обратила внимание на парня, который сидел на скамейке и ел пирожки из бумажного пакета, запивая их молоком из пластиковой бутылки. Парень был чем-то похож на нее: такой же худой, смуглый и черноволосый. Рика села рядом и стала пристально и молча смотреть, как он ест. Парень стал жевать медленнее, потом закашлялся. Но Рика не сводила с него глаз. Он молча протянул ей пакет с пирожками и бутылку с остатками молока. Орест, так звали парня, работал в бригаде, занимающейся ремонтом квартир. Бригада состояла из шести человек, и все они приехали из Украины. Он сообщил ей это, пока она ела. Она же в ответ рассказала жалостливую, на ходу придуманную историю, объясняющую ее бедственное положение. Как всегда, она вошла в свою любимую роль бедной, всеми брошенной сироты, которая сбежала из-под опеки своей двоюродной тетки, отличающейся особой жестокостью характера, и сейчас пробирается в Молдавию, где у нее остался старенький, но очень добрый дедушка. Рика рассчитывала, что Орест даст ей денег на билет. Но он неожиданно предложил ей заработать, сказав, что им нужна подсобница. Рика согласилась. Когда они поднялись в квартиру, ее появление встретили равнодушно, так как все были заняты делом. Орест сразу поручил Рике вынести на помойку старые содранные со стен обои. Как ни странно, но Рика задержалась в бригаде и проработала там больше месяца. Ей понравился сам процесс превращения запущенного жилья в новое и красивое. Бригада специализировалась на евроремонте «под ключ». Рика любила постоять в уже готовой квартире, любуясь новыми обоями, блестящим паркетом, сверкающими окнами и с удовольствием вдыхая запахи красок, лака, клея. «И у меня непременно когда-нибудь будет такое жилье, красивое, новое и благоустроенное», – думала она, и самые разные истории тут же возникали в ее голове. В конце октября бригада взялась отремонтировать квартиру одному музыканту. Орест поехал предварительно договориться и согласовать детали. Рика увязалась за ним. Заказчик жил возле метро «Пражская» в обычной типовой девятиэтажке. Когда он открыл дверь, Рика с любопытством выглянула из-за спины Ореста и отчего-то сильно смутилась. Она ожидала увидеть пожилого солидного мужчину. А перед ними стоял молодой человек лет тридцати с небольшим, одетый в синие джинсовые шорты и черную майку в сеточку. Он поздоровался с Орестом за руку, сказав, что его зовут Антон и что можно сразу на «ты», окинул равнодушным взглядом тщедушную фигурку Рики и предложил им заходить и осмотреться. Орест быстро обследовал комнаты и, заглянув напоследок в туалет и ванную, зашел на кухню. Антон пригласил его присесть за стол, сам устроился напротив. Так как стульев было только два, Рика осталась стоять у двери. Она вскинула глаза и оглядела грязный потолок, потом перевела взгляд на стены с облупившейся краской. Ужасающая запущенность квартиры мало удивила ее. За время работы в бригаде она и не такое видела. Изучив стены, она стала смотреть на Антона. Он странно притягивал ее, она изучала его лицо, вслушивалась в низкий тембр его голоса. Ей нравилась его правильная речь, неторопливая манера разговаривать. Антон производил впечатление серьезного, порядочного, воспитанного человека, к тому же мягкого и интеллигентного. Правда, курил он не переставая, стряхивал пепел небольшими женственными пальцами в керамическую пепельницу в форме коричневого кленового листа. Рика, не отрываясь, смотрела на него, почти не слушая, что говорит Орест. И чем больше она изучала его лицо, тем Антон ей больше нравился. Причем она поймала себя на мысли, что ей нравится все: и темно-синие глаза, опушенные темными загибающимися ресницами, и четкие стрелки темных бровей, и светло-русые, слегка золотящиеся волосы. Правда, они были довольно редкими и уже намечались залысины, но челочка выглядела пушистой и даже слегка завивалась, что придавало лицу озорной мальчишеский вид. Ей нравился его небольшой нос правильной формы, который не портил, как ей казалось, даже шрам, тонкой, едва заметной линией проходивший вдоль всего носа, нравились ярко-красные губы с сильно приподнятыми вверх, как на масках клоунов, уголками. На подбородке под нижней губой Рика заметила поперечный маленький шрам. «Интересно, откуда они у него?» – подумала она и в этот момент столкнулась с недоумевающим взглядом Антона. Она почувствовала, как заливается краской, и сразу опустила глаза. А потом вообще ушла из кухни. «И чего я на него так уставилась?» – недовольно думала она, заходя в открытую дверь маленькой комнаты, ближайшей к кухне. Взгляд ее сразу упал на черное пианино, закрывающее собой полстены. На нем в беспорядке валялись ноты, какие-то обрывки бумаги, испещренные записями, мелочь, обгрызанный карандаш. Сверху стояла большая цветная фотография под стеклом. На ней была запечатлена молоденькая худенькая девушка с пышными темными волосами. Она улыбалась, чуть прищурив глаза, и дула на пушистый одуванчик, поднеся его к губам. «Наверняка это его девушка», – тут же решила Рика и отчего-то огорчилась. – Ты где? – услышала она голос Ореста и вышла из комнаты. Он стоял в коридоре уже в куртке и сердито смотрел на нее. Рика насупилась и стала молча натягивать свою курточку, которую ей протянул Антон, чему-то насмешливо улыбаясь. – А откуда у вас эти шрамики? – внезапно спросила она, в душе удивляясь своей смелости. – Когда мне было двенадцать лет, под машину попал, – невозмутимо ответил Антон. – Так что аккуратнее переходи дорогу, детонька! Он засмеялся. Орест глянул на нее с удивлением, потом попрощался с Антоном и вытолкнул ее за дверь. Всю следующую неделю бригада работала в квартире Антона. Но когда кухня была полностью готова, он неожиданно заявил, что возникли неожиданные денежные затруднения и ремонт всей квартиры ему не по карману. Орест спорить не стал и быстро свернул работы. И уже через день бригада уехала на Украину до следующего сезона. Но Рика, несмотря на уговоры, осталась, хотя деньги у нее имелись, хватило бы и на билет и еще кое-что оставалось. Но она при одной мысли о возвращении в их маленький городок, к вечно пьяной матери пришла в ужас. И осталась в Москве. Однако ей не везло, она нигде не могла устроиться даже подсобницей, так как не имела документов, к тому же выглядела лет на тринадцать. В феврале Рика дошла до того, что начала побираться у храмов. Она была без жилья, денег, теплой одежды, полностью истощена и слегка не в себе от непрекращающегося голода, холода и страха. В один из особенно морозных дней Рика настолько заледенела, стоя у храма Всех Скорбящих, что перестала чувствовать свое тело и практически не понимала, что с ней происходит. – Девочка, тебе нехорошо? – словно сквозь сон услышала она тихий участливый голос и с трудом разлепила смерзшиеся ресницы. Возле нее стояла маленькая старушка и внимательно смотрела ей в лицо. – Ты слышишь меня? – вновь спросила старушка, прикрывая глаза рукой в вязаной перчатке от сильного, несущего колючую снежную крупку ветра, дующего вдоль Ордынки. Но Рика молчала. У нее настолько заледенело лицо, что она не могла даже шевельнуть губами. – Чего ты пристала к этому заморышу? – раздался хриплый голос. И стоящая неподалеку женщина в рваном пальто потащилась к ним. На ее серо-синем лице краснел большой, как картофелина, расцарапанный нос. – Все равно она скоро сдохнет, – сипло засмеялась женщина и тут же закашлялась до слез. Навалившись на старушку, она яростно засипела ей в лицо: – Ты дай мне! Слышь, дай мне! На опохмелку, а то душа горит! Старушка, вздрогнув, отстранилась, схватила полубесчувственную Рику за окостеневшую ледяную ладонь и с силой потащила ее за собой. Та легко, как пушинка, двинулась за старушкой, плохо понимая, что происходит. С этого дня для Рики началась совершенно другая жизнь. Агнесса Ивановна, так звали старушку, жила одна в чистенькой двухкомнатной квартире на первом этаже дома, построенного еще в позапрошлом веке. Приведя Рику к себе, она раздела ее догола и посадила в ванну с теплой водой. А все ее вещи тут же вынесла на помойку. Затем тщательно вымыла ее, очень коротко остригла волосы и намазала их каким-то составом. Рика позволяла делать ей все, чувствуя, как блаженное тепло разливается по телу. Она лежала в ванне еще с полчаса, расслабляясь все больше. Потом Агнесса Ивановна промыла ее волосы, помогла ей вытереться, закутала в огромный махровый халат и уложила на диван в большой комнате. Затем напоила с ложечки травяным чаем. И Рика мгновенно провалилась в сон. Она проспала двое суток, ни разу не проснувшись, чем немного напугала хозяйку. Но когда она наконец очнулась от этого долгого сна, напоминающего летаргию, то чувствовала себя на удивление хорошо. Рика, быстро сев в постели, с изумлением оглядела комнату. Ранние зимние сумерки заполняли пространство нежным серо-сиреневым светом. И всюду, куда бы ни посмотрела Рика, виднелось множество сухих роз самых разных размеров и оттенков. Это были и огромные сухие букеты, стоящие в самых разнообразных вазах, и небольшие пучки, свисающие вниз головками с длинной, тонкой, почти невидимой проволоки, натянутой под потолком, и отдельные бутоны, лежащие на большом круглом столе, на подоконнике меж горшков с живыми цветами и даже на тумбочке возле телевизора, и целые вороха сухих лепестков, разложенные на полу на газетных листах. Какие-то цветы были совсем свежие, какие-то увядающие, но большинство окончательно высохшие. Густой розовый аромат пропитывал комнату. И Рика, удивленно улыбаясь от вида этой нереальной картины, глубоко вдохнула сладкий теплый воздух и зажмурилась. – Наконец-то ты проснулась, девочка! – услышала она и раскрыла глаза. К ней, бесшумно скользя меж газетных листов, приближалась хозяйка. Ее широкие, цвета чайной розы брюки мягко колыхались. В тон им, но более розового оттенка блузка струилась воздушными складками. И Рика, широко распахнув глаза, завороженно следила, как это бледно-розовое видение приближается и опускается на пуфик возле дивана. Она даже невольно вздрогнула, когда видение взяло ее пальчики в свои теплые сухие руки. Но тут же расслабилась, засмотревшись в голубые, словно незабудки, глаза. Агнессе Ивановне было явно за семьдесят, но выглядела она прекрасно. Ее худое лицо с аристократичными чертами окружал пышный ореол волнистых седых волос. Кожа, исчерченная тонкими морщинками, была мягкой и матовой, глаза – ясными. Агнесса Ивановна невольно напомнила Рике давно высохшую, но по-прежнему прекрасную розу. – Вас наверняка зовут Роза, – тихо проговорила Рика. И Агнесса Ивановна звонко рассмеялась. – Нет, моя дорогая, – ответила она. – Мое имя Агнесса. А твое Аурика. Очень необычное и красивое имя. – Для Молдавии вполне распространенное, – пожала плечами Рика. – А что оно означает? – поинтересовалась Агнесса Ивановна. – В молдавском языке «aur» – это золото, и мое имя Аурика переводится как «золотистая», «золотоволосая», – пояснила Рика. – Но ты черноволосая, – после паузы ласково проговорила Агнесса Ивановна. – Видимо, золото скрыто внутри, – добавила она фразу, значение которой Рика не поняла. – А вы откуда мое имя знаете? – спросила она. – Вы колдунья! Агнесса Ивановна снова засмеялась. – Все проще, чем кажется, – ответила она. – Я нашла свидетельство о рождении в кармане твоей кофты. Извини, но все твои вещи пришлось выбросить. Они были ужасающе грязны, дурно пахли. Мне пришлось так поступить, Аурика. – Зовите меня Рика. Меня всегда все так называют. – Хорошо, – кивнула Агнесса Ивановна. – Ты голодна? – Даже не знаю… тетя Роза, – после паузы ответила Рика. Агнесса Ивановна улыбнулась, но поправлять не стала. Она поднялась и вышла из комнаты, все так же бесшумно лавируя между газетных листов с розовыми лепестками. Рика осталась сидеть на диване. Она обхватила колени руками и уткнулась в них острым подбородком, продолжая изучать комнату исподлобья. Она заметила, что кроме роз в комнате полно различных безделушек. На стенах, оклеенных бледно-розовыми с тусклой позолотой обоями, пестрели множество картин, фотографий, вышивок. В узком простенке между двух больших прямоугольных окон были прикреплены два раскрытых веера, расписанных яркими птицами и цветами. В углу комнаты стоял массивный деревянный резной шкаф со стеклянными дверцами. Его полки были густо уставлены вазочками, фарфоровыми статуэтками, позолоченной посудой и прочими изящными вещицами. На круглом столе, расположенном у стены между окон, кроме сухих роз находилась большая, поблескивающая лаковой поверхностью шкатулка с откинутой крышкой и торчащими из нее многочисленными разноцветными лоскутками. Повернув голову, Рика заметила возле дивана, на котором она сидела, сложенные и отодвинутые к стене высокие ширмы. Она легко спрыгнула на пол и, наступив на край длинного халата, в который была закутана, чуть не упала. Подняв полы и потуже затянув поясок, Рика приблизилась к ширмам и замерла, приоткрыв рот. Ничего подобного ей видеть не приходилось. На темно-синем шелке были искусно вышиты причудливые цветы и странные фантастические птицы, горящие всеми цветами радуги. – Красота! – прошептала Рика, проводя пальчиками по шелковой глади рисунка. В этот момент вспыхнул верхний свет, и ширмы заиграли еще ярче. – Я вижу, что ты уже встала, – раздался голос Агнессы Ивановны. Рика резко обернулась. – Тетя Роза, – начала она и тут заметила, что Агнесса Ивановна несет поднос, на котором стоит чайник, чашки и вазочка с печеньем и сухариками. Рика глотнула слюну и замолчала. – Пока чаю попьем, – мягко проговорила Агнесса Ивановна, – а позже я тебя покормлю чем-нибудь более существенным. А то боюсь, тебе плохо станет от большого количества пищи. Агнесса Ивановна поставила поднос на небольшой столик, пододвинула его к дивану и начала разливать чай. Рика глядела на печенье и чувствовала, как голод начинает привычно сосать внутренности. Она робко взяла протянутую чашку, схватила печенье и впилась в него зубами. – Не торопись, – ласково заметила Агнесса Ивановна. – Прожуй тщательно, а то желудок заболит. Рика судорожно глотнула и кивнула. Когда она выпила чашку чая и съела несколько сухарей и печенье, Агнесса Ивановна налила ей еще чай и осторожно попросила рассказать о себе. И Рика, к своему удивлению, не стала ничего сочинять, как это она любила делать, а честно рассказала все, начиная со своего отъезда из дома и до того момента, как ее подобрала Агнесса Ивановна. Та слушала, не перебивая и ничего не переспрашивая, и во время рассказа шила какой-то мешочек из тонкой золотистой полупрозрачной ткани. Рика говорила и говорила, не в силах остановиться, и не сводила глаз с равномерных движений длинной поблескивающей иглы. Она даже не заметила, как ее голова коснулась подушки. Рика лишь почувствовала мягкие прикосновения руки к своим волосам и провалилась в сон. Проснулась Рика от какого-то неясного шума. Она приподнялась и тут услышала, как щелкнул замок. Быстро накинув халат, она на цыпочках пошла в коридор и в дверях встретилась с Агнессой Ивановной. – Добрый день, Рика! – сказала та, ясно улыбаясь и снимая шубу. От нее пахло свежим морозным воздухом, а на серебристых бровях и ресницах поблескивали мельчайшие капельки влаги. – А я принесла тебе кое-что из одежды, – сообщила она, входя в комнату и кладя на диван объемистый пакет. – У меня тут неподалеку живет внучатая племянница. Она, правда, постарше тебя на год, но такая же маленькая и худенькая, как и ты. Думаю, что ее вещи придутся тебе впору. А нижнее белье я, естественно, купила новое. Рика схватила пакет и вытряхнула содержимое на диван. Джинсы и пушистый красный свитер оказались как раз ее размера, и она, радостно подпрыгнув, обхватила Агнессу Ивановну за шею и звонко расцеловала ее. – Ой, спасибочки, тетя Роза! Ой, какая прелесть! – пищала она, едва переводя дыхание от восторга. Легкая, но теплая синяя куртка оказалась ей немного великовата, а вот ботинки на толстой подошве пришлись как раз по ноге. – Вот и отлично, – подытожила Агнесса Ивановна, с улыбкой наблюдая за радостными прыжками Рики по комнате. – А сейчас убери постель и сложи вещи в шкаф. И приходи обедать. Я тебя жду. Для Рики началась новая и относительно спокойная жизнь. Она много спала, хорошо ела, первое время с жадностью набрасываясь на все, что предлагала ей Агнесса Ивановна, гуляла во дворе. А через какое-то время, когда достаточно окрепла, начала во всем помогать Агнессе Ивановне. Та, получая неплохую пенсию, все равно не сидела без дела и подрабатывала тем, что шила небольшие изящные мешочки и наполняла их сухими розовыми лепестками. Капнув розового масла, завязывала мешочки изысканными бантами или, аккуратно зашив отверстие, отделывала его тесьмой или полоской кружев. Когда Рика впервые увидела готовое изделие, она с изумлением повертела его в пальцах. Лепестки приятно шуршали и распространяли тонкий сладкий аромат. – Что это такое? – поинтересовалась Рика, не выпуская мешочек из пальцев. – Раньше это называлось «саше», – пояснила Агнесса Ивановна. – Саше раскладывались по всему дому: в шкафы с одеждой, в постельное белье, их даже клали на ночь у изголовья. И в доме всегда сохранялся прекрасный запах. Агнесса Ивановна сдавала свои изделия в художественный салон. И они пользовались неизменным спросом. Розы она брала в цветочных магазинах. Продавщицы ее уже хорошо знали и с удовольствием отдавали ей увядшие или поломанные экземпляры. Агнесса Ивановна периодически дарила им готовые саше, и они были очень довольны таким товарообменом. Кроме этого родственники снабжали ее увядшими цветами, остающимися после всевозможных праздников. Рика скоро пристрастилась к новому занятию. Ее пальчики ловко и быстро сшивали куски материи. Набив лепестками готовый мешочек, Рика старалась что-нибудь придумать необычное для его украшения. Она стала шить саше из алого шифона в виде сердечек и вышивать на них золотом стандартное «I love you». Агнесса Ивановна, увидев впервые такое изделие, поморщилась, заметив, что это вульгарно. Но к ее удивлению, именно эти сердечки-саше были быстро распроданы. И с тех пор она позволила Рике делать саше по своему вкусу. Как-то в хозяйственном магазине Рика увидела дешевые стеклянные вазы, одну круглую, а другую в виде колбы, и купила их. Придя домой, наполнила эти вазы доверху сухими бутонами разных цветов. Накапав на бутоны розового масла, Рика завернула вазы в прозрачную упаковку и показала результат Агнессе Ивановне. Та одобрила и отнесла вазы в салон, где их с удовольствием взяли и сразу выставили на продажу. Обе вазы были проданы в тот же день. И Рика и Агнесса Ивановна были необычайно довольны и купили в магазине еще несколько стеклянных ваз. Время в их маленьком уютном мирке бежало незаметно. Наступила весна. В апреле Рике исполнилось пятнадцать, и Агнесса Ивановна устроила праздник. – Ты становишься взрослой, Аурика, – торжественно произнесла она, открывая бутылку шампанского и осторожно наливая пенящийся напиток в высокие хрустальные фужеры. – И тебе необходимо задуматься о своей дальнейшей жизни. – А вы, тетя Роза, разве выгоняете меня? – испуганно прошептала Рика, сжавшись и вцепившись дрогнувшими пальцами в тонкую ножку бокала. – Ну что ты, дорогая моя! Как такое могло прийти тебе в голову? – возмутилась Агнесса Ивановна. – Просто ты должна понять, что бесконечно такая жизнь продолжаться не может. Ты прописана у себя в городке, а ведь тебе через год паспорт получать. И об учебе необходимо задуматься. Ты превращаешься в умную, милую, взрослую девушку и должна думать о своей дальнейшей судьбе. Рика внимательно слушала Агнессу Ивановну, глядя на нее во все глаза. Она-то решила, что такое незатейливое житье-бытье будет продолжаться вечно. И что ее спокойствию ничего не угрожает. – Придет время, и ты влюбишься, – продолжила Агнесса Ивановна. – Поэтому тебе необходимо начинать общаться со сверстниками, а не проводить все свое время с такой старой женщиной, как я. – Вы вовсе не старая! – тут же запротестовала Рика. – И я вас люблю, мне с вами хорошо. И потом… – она замолчала. Агнесса Ивановна с любопытством на нее посмотрела. – Я уже влюблена, – решительно закончила Рика. – Что-что? – удивилась Агнесса Ивановна. – В кого это? И когда ты успела? И Рика, окончательно осмелев, рассказала ей про Антона, которого не забывала все это время. Она поведала, как впервые его увидела, каким он показался ей необыкновенным и замечательным, потом про ремонт в его квартире. А потом взахлеб начала рассказывать, как Антон дал билеты на концерт всей бригаде, и она впервые попала в Большой зал консерватории. Войдя в фойе в своих неизменных старых джинсах и увидев нарядно одетых дам, Рика ужасно смутилась. Но вскоре любопытство заставило ее все забыть, и она обежала все здание за какие-нибудь пятнадцать минут, остававшиеся до начала. Когда раздался первый звонок, она метнулась в зал и заняла свободное местечко на боковом балконе. Вся сцена с расставленными на ней полукругом стульями и пюпитрами перед ними была видна как на ладони. Она облокотилась на балюстраду балкона и ждала начала концерта, сгорая от необычайного волнения. Рика видела, как внизу заняли места ребята из ее бригады, как они озирались по сторонам в явном смущении. Но она даже не помахала им, затаившись наверху и моля только об одном, чтобы кто-нибудь не выгнал ее с этого места. Но публики было немного, и балкон оставался практически наполовину свободным. Когда музыканты заняли свои места, Рика с трудом узнала Антона, одетого в черный фрак и белую рубашку. У него было серьезное сосредоточенное лицо, и он показался Рике значительным, прекрасным и необыкновенным. Вышел дирижер, в зале наступила тишина, и концерт начался. Рика почти не вслушивалась в музыку, воспринимая ее как фон. Она, не отрываясь, смотрела на Антона. Вот он поднес к губам какую-то дудку, на которой играл, пальцы его легко запорхали над ней, глаза опустились вниз. Вот он вынул дудку изо рта, кончики его губ довольно поползли вверх, лицо стало отрешенным. Рике показалась, что такой улыбкой должны улыбаться ангелы на небе. И в дальнейшем она помнила только этот образ и бережно сохраняла его в душе. Агнесса Ивановна молча выслушала Рику, чему-то неприметно улыбаясь. Но потом вновь стала серьезной. – Может, ты ошибаешься, девочка? – мягко спросила она, когда Рика закончила свой рассказ. – Может, ты придумала этого человека? Такое в жизни часто бывает. А он совсем не такой, как ты о нем думаешь? – Нет, такой! – упрямо заявила Рика. – Он самый лучший и чистый ангел! Вы бы слышали его музыку! – Ну, хорошо, хорошо, – согласилась Агнесса Ивановна. – Право, не стоит так волноваться. Время покажет. Мы еще поговорим об этом. Она налила шампанское. И после паузы осторожно проговорила: – Аурика, я полагаю, что тебе необходимо связаться с твоей мамой. И сообщить ей о себе, наконец. Я помню, как ты упорно не хотела ничего говорить о ней. Но ты ставишь меня в затруднительное положение. Я ответила на вопрос Михеича, нашего дворника, что ты моя дальняя родственница и приехала погостить, но ты живешь уже несколько месяцев. Наш участковый, Евгений Исаевич, также интересовался тобой. У вас дома телефон есть? Рика посмотрела на нее немного затравленно. Но после длительной паузы все-таки ответила: – У нас нет, но есть у соседки. Ее квартира рядом, и мама обычно звонила от нее. – Вот и замечательно! – обрадовалась Агнесса Ивановна. – Номер помнишь? Рика кивнула. Ее большие черные глаза с тревогой смотрели на Агнессу Ивановну. – Ну что же ты? – подтолкнула та ее. – Называй! И мы сейчас позвоним. – Но, тетя Роза… – начала Рика и вновь замолчала. – Почему ты не хочешь? – строго спросила Агнесса Ивановна. – Ведь в конечном итоге ты подведешь меня. – Я боюсь, – прошептала Рика. – Чего? Кого? Родной матери? – Нет! – затрясла головой Рика. – Боюсь, что меня заберут от вас. Агнесса Ивановна на мгновение задумалась. – Возможно, мне удастся оформить опекунство, – после паузы нерешительно произнесла она. – Но для этого необходимо связаться с твоей мамой. Она направилась в коридор, где стоял телефон. Рика поплелась за ней. – Сейчас я позвоню и выясню код твоего города… А ты пока напиши мне номер. Кого спросить? – Магдалену Петровну, – тихо ответила Рика. Агнесса Петровна набрала номер, потом протянула трубку Рике. Та взяла и прижала к уху. – Тетя Магда? – спросила она. – Здравствуйте! Не узнали? Это я, соседка ваша, Аурика!.. Нет, что вы!.. Нет, нет, со мной все в порядке. Я сейчас в Москве… Так получилось. Вы маме все скажите и передайте от меня привет. И номер запишите, по которому она может звонить мне. Как она вообще? Рика выслушала ответ, потом положила трубку и тихо заплакала. – Девочка моя, – ласково заговорила Агнесса Ивановна, – успокойся! Ведь все хорошо! Ну чего ты так огорчилась? – Мама пьяная все время, – всхлипывая, ответила она. – Тетя Магда мне сказала. – Но что тут можно поделать? – тихо заметила Агнесса Ивановна. – Сейчас своей маме ты ничем помочь не можешь. После этого вечера они сблизились еще больше. У Рики не осталось никаких секретов, и она часто говорила об Антоне. О матери вспоминала неохотно. Та позвонила на следующий день, но ничего толком не сказала, а только плакала и ругала Рику за то, что та сбежала из родного дома. Наступил май, установилась отличная погода. Москва, украшенная пышно цветущими яблонями, а потом и сиренью, выглядела очень нарядно. Рика стала совершать долгие прогулки по Замоскворечью, где она жила, а потом пристрастилась ездить в Коломенское. Она часами бродила там по огромному цветущему яблоневому саду. В самой его глубине она обнаружила старое дерево с толстым изогнутым у земли стволом и подолгу сидела в этом изгибе, как в кресле, вдыхая аромат сада и безудержно мечтая. Яблоневые лепестки облетали, некоторые из них застревали в густой вьющейся шапке ее отросших волос. Но Рика ничего не замечала, грезя наяву. За эти несколько месяцев она сильно изменилась. Покой и забота сделали свое дело и полностью преобразили ее. Из грязного голодного заморыша Рика постепенно превращалась в милую симпатичную девушку-подростка. Ее лицо округлилось и посвежело. Хорошо промытые и умело подстриженные волосы ложились пышными блестящими кольцами, черные глаза под длинными загибающимися ресницами мягко сияли затаенной радостью. Постепенно и неизбежно менялся и ее характер. Рика, постоянно общаясь с Агнессой Ивановной, невольно перенимала манеру поведения, училась правильно говорить, усваивала определенные философские взгляды, меняла мироощущение. У Рики был от природы живой ум, благодаря которому она легко все схватывала, быстро восполняла пробелы воспитания и образования. Для нее наступила прекрасная пора, и душа ее стремительно раскрывалась. Хорошо понимая, что происходит с Рикой, Агнесса Ивановна не возражала против ее долгих одиноких прогулок. Как-то в воскресенье, во второй половине дня Рика сидела на своей любимой яблоне с книжкой в руках. Но она не читала, а смотрела неподвижно прямо перед собой, чему-то затаенно улыбаясь. Вдруг она услышала приближающиеся голоса и вышла из оцепенения. Она увидела между деревьями медленно идущую пару. Мужской голос принадлежал Антону. Рика не могла ошибиться. Она стремительно и бесшумно, словно змейка, скользнула с яблони и затаилась за толстым стволом. Когда пара поравнялась с ней, она осторожно выглянула из-за ствола. Мимо нее шел действительно Антон. В одной руке он держал открытую бутылку пива, в другой сигарету. Он громко смеялся, видимо, тому, что говорила его спутница. – Нет, Антош, ты не прав! – весело говорила она. – Конечно, никто не отрицает, что эта ваша Гаянэ законченная стерва и ее нужно опасаться. А вот показывать в ее адрес неприличный жест, каким бы ты пьяным в тот момент ни был, все-таки не стоило. Она тебе этого никогда не забудет. А ведь Гаянэ директор вашего оркестра, так что перспективу предположить нетрудно лично для тебя. – Да пошла она! – беззлобно сказал Антон и хлебнул пиво. – Тоже мне испугала! Подпишу контракт куда-нибудь за кордон, только меня и видели! Надоело тут за копейки париться, да еще какой-то шлюхе, пусть теперь она и директор оркестра, задницу лизать! – Ох, Антон! Ничего-то ты не хочешь понимать! – заметила женщина. – Такой вот я! – немного кокетливо ответил он. Рика во все глаза смотрела на женщину. Она выглядела немного старше Антона и была обычной на вид, миловидной и чуточку полноватой. Ее короткие золотящиеся на солнце волосы резко контрастировали с темно-карими глазами и загорелой кожей. «Может, это его какая-нибудь родственница?» – подумала Рика, не сводя с них глаз. – Но ты, Оленька, права, как всегда, – сказал в этот момент Антон, обнял женщину за талию и крепко прижал к себе. – Не трогай дерьмо, не воняет! – Прекрати! – засмеялась женщина и отодвинулась, нервно оглядываясь. – Ну, зая! – засмеялся он. – Я просто изнываю! – Мне пора! – ответила она. – Или ты хочешь, чтобы я опоздала на важную встречу? – Хорошо, пошли быстрее! – легко согласился Антон и убрал руку. И они ускорили шаг. Рика оторвалась от яблони и пошла за ними, сам не понимая зачем. Но ее тянуло к Антону как магнитом, и она ничего не могла с этим поделать. Она спустилась в метро. Когда они поцеловались и разъехались в разные стороны, Рика успела заскочить в вагон вслед за Антоном. Устроившись в уголке невдалеке от него, она периодически смотрела на него, но тут же отводила взгляд, в душе тая от любви и восхищения. Но он ничего не замечал, уткнувшись в книгу. На «Пражской» он вышел, и Рика поняла, что он направляется домой. Она вышла следом и поплелась за ним. Выйдя на улицу, Антон легкой подпрыгивающей походкой двинулся к ближайшей палатке. Рика не знала, что предпринять, но не отставала. Купив несколько бутылок пива и сложив их в сумку, Антон открыл одну и сделал несколько торопливых глотков. Тут только он заметил Рику, которая стояла неподалеку и смотрела на него во все глаза. Он вскинул брови и неуверенно улыбнулся. – Здравствуйте, Антон, – тихо произнесла она, нерешительно приближаясь к нему. – Здорово! – удивленно ответил он. – Пива хочешь? Не дожидаясь ответа, он открыл вторую бутылку и протянул ее оторопевшей Рике. Она зарделась. – Ну, чего ты? – немного раздраженно спросил он. – Давай за знакомство! Я тебя что-то не помню. – Осенью наша бригада делала у вас ремонт в квартире, – еле слышно произнесла Рика, с трудом справляясь с волнением. – Ах да! – хлопнул он себя по лбу. – Что-то припоминаю! Кира, кажется? – Рика, – поправила она его и начала улыбаться. – Точно! Странное имя какое-то! Но ты сильно изменилась. Просто красавица стала. То-то я тебя не узнал в первую минуту! – Это молдавское имя, – тихо сказала она и вновь смутилась. – Полное – Аурика. – Да понял я! – отмахнулся Антон. – Пошли ко мне в гости? И давай на «ты». А то я себя прямо стариком чувствую! Рика окончательно растерялась. Она заглянула в яркие улыбающиеся глаза Антона. Он смотрел на нее с непонятным выражением, и она не знала, на что решиться. – А ты есть хочешь? – по-простому спросил он. – Давай зайдем в «Рамстор», тут рядом и купим чего-нибудь вкусненького. Чего застыла? Пошли! И Антон решительно двинулся по улице. Рика, замешкавшись на секунду, догнала его и пошла рядом. – Ремонтом все еще занимаешься? – поинтересовался Антон, искоса оглядев ее фигуру с ног до головы. – Нет, – сказала она после паузы. – Я сейчас живу у одной доброй женщины. – По хозяйству, что ли, помогаешь? – предположил Антон и ухмыльнулся. – Типа того, – уклончиво ответила Рика. Потом добавила дрожащим от волнения голосом: – Мне очень сильно понравился ваш концерт! – Да что ты?! – оживился Антон. – Это какой? Рика напомнила ему о билетах для их бригады. Потом, осмелев, начала рассказывать о своих впечатлениях. Антон слушал, не перебивая, и, довольно улыбаясь, поглядывал на ее раскрасневшееся лицо. В «Рамсторе» он купил бутылку водки и кусок мяса. Потом, глянув на Рику, положил в корзину плитку молочного шоколада и брикет мороженого. Когда они пришли в его квартиру, Рика, отчего-то сильно испугавшись, робко остановилась в коридоре. – Чего ты там застряла? – услышала она голос Антона из кухни. – Сейчас ужин приготовлю, поедим, водочки выпьем, телевизор посмотрим. Можем мультики, – громко расхохотался он и начал чем-то греметь. Рика преодолела смущение и пошла на кухню. Она внимательно оглядела стены, но все было в полном порядке. Обои нигде не пузырились и не отошли, плитка также была на месте. Ремонт их бригада всегда делала качественно. Антон прикрыл сковороду с шипящим мясом крышкой, сел за стол и открыл водку. Он разлил ее по рюмкам и сразу выпил. – Пей! – предложил он, пододвигая рюмку к Рике. – Чего ты без конца по сторонам озираешься? – Смотрю, что ремонт хорошо сделали, – ответила она и села за стол. – Жаль, что не во всей квартире. – Ну, извини! – хмыкнул Антон. – Я бедный музыкант. Думаешь, нам много платят? Гроши! А ты чего не пьешь? Антон налил себе еще и глотнул. Рика подняла трясущимися пальцами рюмку. Она замерла, глядя на Антона с нескрываемым восхищением. Она пока не научилась скрывать свои чувства, и у нее все было буквально написано на лице. Антон курил и, чуть прищурив глаза, изучал ее. Но его взгляд оставался холодным. В этот момент зазвонил телефон. Антон ответил, не сводя глаз с Рики. Но она, очарованная его близостью, практически не слышала, что он говорил. Когда он закончил разговор, она все еще сидела неподвижно и не сводила глаз с его лица. Водка в ее рюмке оставалась нетронутой. – Слушай, бэби, – немного развязно начал Антон, – сейчас ко мне друг один приедет со своей невестой. Ты не против? – Н-нет, – удивленно ответила Рика. – Вот и славно! – расплылся он в улыбке. – А ты чего, все еще не выпила? – Хорошо, – послушно сказала Рика и умело проглотила водку, даже не поморщившись. Антон с удивлением посмотрел на нее. Он не знал, что зимой, чтобы не замерзнуть на улице, Рика частенько пила с бомжами неразбавленный спирт. Скоро мясо было готово, но друг все не появлялся. Антон начал раздражаться. Потом решил, что больше не будет ждать. Он положил большие порции мяса и овощей в тарелки, нарезал хлеб крупными ломтями. – Ешь, не стесняйся, – сказал он, пододвигая одну из тарелок ближе к Рике. Она кивнула, но отчего-то так нервничала, что у нее кусок застревал в горле. И даже водка не помогала расслабиться. Антон ел быстро и жадно. Съев все, что у него было на тарелке, он откинулся на спинку стула и закурил. Рика к еде почти не притронулась. Она продолжала завороженно смотреть на Антона. Ей все не верилось, что она сидит рядом с ним, в его квартире, что все произошло так странно и внезапно, и вот она может смотреть на него сколько угодно и даже при желании дотронуться до него. А ведь еще вчера Рика о таком не могла даже и мечтать. Сердце ее трепетало, щеки пылали, черные глаза мягко мерцали. Антон перестал курить, внимательно посмотрел на ее красные щеки. Потом перевел взгляд на влажные губы. – Слышь, бэби, пойдем поваляемся, что ли, пока Макс не приехал, – сказал Антон и встал. Он пошатнулся и взялся рукой за дверь. Рика поняла, что он уже сильно пьян. Но пошла за ним. Антон привел ее в знакомую комнату с черным пианино. Рика мгновенно узнала фотографию девушки, дующей на одуванчик. Антон подошел к пианино и зачем-то положил эту фотографию изображением вниз. Потом повернулся к Рике и притянул ее к себе. Она опустила ресницы, почему-то подумав, что девушка на фотографии удивительно напоминает женщину, которую она сегодня видела с Антоном в Коломенском. – Это Оля? – спросила она, отстраняясь от Антона и показывая на фотографию. – Откуда ты знаешь? – изумился Антон, с подозрением глядя на нее. – Ты что, цыганка-колдунья? Он вновь притянул ее к себе и начал целовать. Но Рику буквально сжигала ревность. – А кто она тебе, эта Оля? – спросила она, с трудом вырываясь из цепких объятий. – Конь в пальто! – разозлился Антон. В этот момент раздался звонок в дверь. – Это Макс! – встрепенулся Антон. – Ну наконец-то! Он быстро вышел из комнаты. Рика постояла немного, пытаясь успокоиться. Услышав голоса, она пригладила волосы и вышла из комнаты. Рика увидела высокого, безобразно толстого мужчину, который буквально заполнил собой весь коридор. Он пытался нагнуться, чтобы расстегнуть обувь, но огромный живот мешал ему, и он, улыбаясь как-то беспомощно, выпрямлялся, шумно отдуваясь. Его толстое лицо с небольшими черными усами и узкой бородкой побагровело. Антон, к изумлению Рики, стремительно нагнулся и расшнуровал его кроссовки. – Спасибо, Антоша, – пророкотал тот, подхватил объемистые пакеты и уверенно двинулся на кухню. Тут только Рика увидела, что в коридоре стоит девушка. Она была юной на вид и худенькой. Черные, в очень крупную сетку чулки обтягивали ее длинные ноги, красное платье было настолько коротким, что виднелась кружевная резинка чулок. Спереди на платье змеилась черная шнуровка почти до пупа. Она была распахнута, открывая маленькую грудь. Огненно-рыжие волосы девушки падали ей на плечи крупными завитками. Черты лица плохо просматривались из-за обилия яркой косметики. – Твоя новая невеста рыжая стерва? – громко спросил Антон, хохотнул и ущипнул девушку за ягодицы. Но та и не подумала обижаться. Она игриво повела плечами и начала строить Антону глазки. – Идите сюда! Чего вы там застряли? – крикнул Макс из кухни. Антон шлепнул девушку по заднице. Она быстро пошла на кухню. Антон не отставал. Рика понуро поплелась следом. Ее настроение резко упало. Макс вел себя на кухне как хозяин. На столе уже стояли рюмки, тарелки с колбасой, сыром, открытая банка огурцов и целая батарея спиртного. – Давайте, девушки, рассаживайтесь, – суетился Макс. – Как твою-то зовут? – Аурика, – нехотя ответил Антон. – Ишь ты, какое имя заковыристое! – хмыкнул Макс и глянул на Рику с любопытством. – А это Оксана. А старушка-то твоя где? – захихикал он. – Не нагрянет случаем? Антон нахмурился и не ответил. – Ладно, Тоша, я же шучу! Чего ты сразу надулся? Все мы очень уважаем твою Ольгу. Давайте, за встречу, за знакомство! Рика в отличие от остальных пила мало. Мужчины опрокидывали одну за одной. Оксана от них не отставала. Она сидела на необъятных коленях Макса, без конца ерзая и хихикая. – Выпьем за Антошу и его талант! – громко провозгласил Макс и поднял очередную рюмку. – Спасибо тебе! – внезапно расчувствовался Антон. – Ты один меня понимаешь! Недаром сам музыкантом был. Он, к изумлению Рики, расплакался. – И на чем Антоша играет? – заинтересовалась Оксана. – На гобое, лапочка, – перестав всхлипывать, ответил Антон. И довольно ядовито добавил: – Ты хоть знаешь, что это такое, дурочка? – Знаю! – явно обиделась она и надула губы. – Это такая дудка с дырками. Антон глянул на Макса, и они зашлись от хохота. – Сама ты дудка с дырками, – сказал, задыхаясь, Макс и сунул ей руку под подол. Но Оксана шустро соскочила с его колен и прилипла к Антону. Обняв его за шею, она начала упрашивать сыграть ей что-нибудь. – Детка, – усмехнулся он, – одна моя нота доллар стоит. Да я даже гобой из футляра не выну! – Знаешь, Антоха, – расхохотался Макс, – она с тобой в состоянии расплатиться. Ее натура тоже баксы стоит, не забывай! Так что давайте, дети мои, отправляйтесь в спальню. Чего время зря терять?! Заплывшие глаза Макса возбужденно заблестели, лоб покрылся потом. Антон нервно хохотнул и подтолкнул Оксану к выходу из кухни. Рика сидела ни жива ни мертва. Ее черные глаза с ненавистью уставились на ухмыляющегося Макса. Через пару минут раздался равномерный скрип кровати и глухие вскрики. – Ох, как славно! – обрадовался Макс, явно прислушиваясь. – Пусть мальчик развлечется. Я все оплатил. А ты чего так на меня уставилась? Не волнуйся, х… у Антохи крепкий, стоит подолгу, так что и тебе хватит, дурочка. И нечего на меня так пялиться. А то сглазишь еще! Макс вдруг вскочил и крепко ухватил Рику ледяными пальцами. – Отстань, ублюдок! – завизжала она. Но он с размаху врезал ей по лицу и потащил за собой. Пинком распахнул дверь в комнату и втолкнул туда Рику. От его мощного удара она упала на пол. Но тут же села и увидела перед носом Оксану, стоящую на краю кровати на четвереньках. Антон прилип к ней сзади и не обратил на них никакого внимания. Его лицо покраснело, глаза были закрыты, он хрипло дышал и постанывал. Рика попыталась встать, но тяжелая рука Макса придавила ее к полу. Она завизжала. Антон повернул голову и, не останавливаясь, глухо спросил: – Зачем ты ее сюда приволок? Хочешь, чтобы я с двумя сразу? Но эта дура для этого не годится! – Пусть тогда пососет! – захохотал Макс и вновь ударил Рику. – А я полюбуюсь. Но она змейкой скользнула на пол и со всей силы врезала головой ему между ног. Макс дико заорал, схватившись руками за низ живота, а Рика соскочила и метнулась к двери. Она мгновенно открыла замок и вылетела из квартиры. На улице было темно и безлюдно. Рика неслась, не останавливаясь, вдоль дома, потом завернула в какой-то темный двор и, заметив спуск в подвал, слетела вниз. Сев на нижнюю ступеньку и прижавшись к стене, словно пытаясь слиться с нею, она прислушалась. Но за ней явно никто не гнался. Ее начал бить озноб, и Рика бурно разрыдалась. Когда она наконец успокоилась, то заметила, что ступени холодные и влажные. К тому же из подвала резко пахло мочой. Рика встала, но тут же подумала, что уже глубокая ночь, что метро не работает, а денег на такси у нее нет. Она опустилась на ступеньку и вновь разрыдалась. Потом почувствовала, что начинает замерзать, и выбралась из подвала. Найдя помойные баки, она сгребла пустые картонные коробки и, спустившись в подвал, сделала себе постель. Ей показалось, что она вернулась во времена своего бродяжничества, и это вызвало новый приступ отчаяния. Зарывшись в коробки, она свернулась калачиком и попыталась успокоиться. Потом все-таки уснула. Когда начало светать, Рика выбралась из подвала и, как смогла, привела себя в порядок. Она пошла по улице, пытаясь сообразить, в какой стороне метро. Рика шла быстро, подрагивая от холода. Увидев встающий над домами диск солнца, остановилась. Рика смотрела на него не щурясь и словно впитывая чистое золотое тепло. Улыбка появилась на ее бледных губах. – Никогда больше! – сказала она вслух. – Никогда больше такое не повторится в моей жизни. Даю себе слово! Потом, словно что-то вспомнив, Рика нахмурилась и достала из кармашка джинсов измятый, все еще хранимый ею после концерта Антона билет. Она погладила его пальцами, потом улыбнулась, разорвала на мелкие кусочки и выбросила в ближайшую урну. |
|
||
Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке |
||||
|