|
||||
|
Часть вторая Мои отношения с Антоном после нашей первой встречи развивались стремительно. Он оказался необычайно активным и деятельным и постоянно что-то придумывал, чтобы увидеться со мной. К тому же свободный график работы давал ему возможность назначать встречи среди дня. Он не оставлял меня в покое. Утром звонил и желал удачного дня, попутно выясняя, чем я собираюсь заниматься, днем интересовался, где я и что делаю, вечером обязательно присылал СМС с пожеланием спокойной ночи. И уже через неделю с нашей первой встречи мне казалось, что я знаю его всю жизнь. К тому же в июле работы у музыкантов было немного, сезон обычно начинался в начале сентября, поэтому свободного времени у него было предостаточно. Мы несколько раз ходили гулять в Битцу, он приглашал меня в кафе. Вел себя Антон предупредительно и даже почтительно, в гости не напрашивался, неприличных предложений не делал. И я постепенно успокоилась и даже начала получать удовольствие от общения с ним. Антон производил впечатление открытого, веселого и умного человека. Как выяснилось, он закончил Московскую консерваторию с красным дипломом, потом аспирантуру. Помимо музыки увлекался античной литературой и философией. Когда я как-то созналась, что никогда не читала ни Канта, ни Ницше – это были его любимые авторы, – он посмотрел на меня с изумлением. Потом заметил, что в моем возрасте стыдно не знать таких авторов. И при следующей встрече подарил мне книгу Ницше «Так говорил Заратустра». То, что я плохо разбиралась в классической музыке и не могла отличить на слух Брамса от Шнитке, тоже вызывало у него недоумение. Одним из его любимых композиторов был Вагнер, и Антон увлеченно рассказывал мне о нем и его музыке. Я пока присматривалась к нему и ничего не могла решить. То, что он, как, скажем, Сергей, не пытался меня сразу затащить в постель, импонировало и вызывало даже любопытство. В воскресенье вернулась с Селигера Катя, моя старшая дочь. А через два дня и Варя, младшая. Она со своим парнем отдыхала в Анапе. Девочки выглядели замечательно, загоревшие, посвежевшие, отдохнувшие. Они наперебой рассказывали мне о своем отдыхе и сокрушались, что я так и просидела практически все лето в Москве. – Ну, еще середина июля, – отмахивалась я. – К тому же в моем возрасте уже не особо хочется куда-то ехать. Я и на даче неплохо отдыхаю. – Тоже мне, старушка нашлась! – засмеялась Катя. – Ты у нас вообще еще девушка на выданье, – добавила Варя. – Надеюсь, ты тут вела себя хорошо? – не унималась Катя. – Лучше не бывает! – отмахнулась я от них. – А от Никитки писем не было? – после паузы осторожно поинтересовалась Варя. – Нет, – ответила я и ушла на кухню. Девочки не последовали за мной, решив проявить деликатность. Я села за стол и с внезапно навалившейся тоской стала смотреть в окно. Ник до своего отъезда успел познакомиться с моими дочками, и, к моему удивлению, они довольно спокойно восприняли новость, что я встречаюсь с таким молодым парнем. Я-то думала, что девочки будут активно противиться таким ненормальным отношениям, но они проявили терпимость и даже попытались понять меня. К тому же Ник им понравился, и они быстро нашли общий язык. Но меня постоянно напрягало то, что он был младше их обеих. Когда его призвали в армию, они огорчились за меня. Но я старалась не показывать им своей тоски и вести себя так, словно ничего не случилось. Вечером мы сидели на кухне, пили чай с вишневым пирогом, который я испекла в честь приезда Вари, и весело болтали о всяких пустяках. Вдруг с улицы раздался свист. Но мы не обратили на это никакого внимания. По причине жары окно на кухне было открыто. Через минуту снизу раздались звуки гобоя и подбадривающие крики соседей. Я онемела от ужасающей догадки, но не шелохнулась. Гобой продолжал играть, звук летел в окно, кто-то громко смеялся, кто-то начинал аплодировать. – Что там происходит? – заинтересовалась Катя и перегнулась через подоконник. – Мам! – позвала она. – Тут какой-то ненормальный на дудке играет, а народ развлекается. И прямо под нашим окном. Иди, посмотри. – Где?! – заинтересовалась Варя и упала животом на подоконник. – Мам, а он поднял голову и смотрит на наши окна. Точно! – Чего вы там не видели? – еле слышно спросила я. Сердце куда-то ухнуло, в глазах потемнело от волнения. Я не знала, что предпринять. Гобой продолжать звучать. Я плохо разбираюсь в классической музыке, поэтому не могу сказать, что играл Антон. Но это было что-то невероятно жалостливое, прямо слезу вышибало. «А еще говорил, что гобой на улице ни за что не достанет! – подумала я. – А сам бесплатный концерт устроил! И что я соседям скажу?» Я взяла сотовый, закрылась в ванной и набрала его номер. Вначале услышала, что гобой замолчал, потом радостный голос Антона в телефонной трубке. – Ты выйдешь, зая? – спросил он. – Или мне продолжать? А то публика просит, – хихикнул он. – Хорошо, сейчас спущусь, – согласилась я, понимая, что у меня нет другого выхода. Я чувствовала возмущение и в то же время была польщена. Не каждый день играют серенады под окнами. «И почему было просто не позвонить и не пригласить меня погулять? – думала я, натягивая джинсы. – Зачем такие экстремальные методы?» Но тут же вспомнила, как позавчера вечером сказала ему по телефону, что приехали мои дочки, поэтому увидеться с ним в ближайшее время я не смогу и чтобы он даже не звонил. – Ты это куда? – перехватили меня в коридоре девочки. – Пройдусь немного, – стараясь говорить спокойно, ответила я. – А то что-то голова разболелась. – Ох, мать, не хитри! – сказала Катя, с подозрением глядя на меня. – Весь этот концерт в твою честь? – догадалась Варя. – То-то он перестал играть. Тебя дудкой выманивал? И что за мега чел? – А как же Никитка? – встряла Катя. – И что только вы выдумываете? – улыбнулась я, подкрашивая губы. – И при чем тут Ник? Он что, пишет мне?! – неожиданно разволновалась я и повернулась к ним. – Или позвонил хоть раз? Где он, Никита? Я взрослая женщина и прекрасно понимаю, что мужчину характеризуют только поступки. Запомните это, девочки, один раз и на всю жизнь. Слова – ничто, важны лишь поступки. – Играть под твоим окном на глазах у изумленной публики – это, конечно, поступок, – сказала Катя. – Но как же Никита? Ведь ты любишь его, мам! – Зато он меня разлюбил, – хмуро ответила я и закусила губу. Открыв дверь, я вышла из квартиры и быстро спустилась вниз. Антона у подъезда не было, что меня порадовало, так как многие соседи все еще стояли на балконах, видимо, в ожидании второго отделения. Сделав невозмутимое лицо, я покинула двор. Антон медленно прогуливался по дорожке за домом и курил. Гобой он уже разобрал и спрятал в сумку. Заметив меня, бросил сигарету в траву и широко заулыбался. Когда я подошла, он поцеловал меня в щеку и нервно заговорил: – Зая, ты не сердишься? Я тут сидел эти дни в одиночестве, работы нет сейчас, заняться нечем, читал, конечно, но все о тебе думал. Решил, что ты больше не хочешь меня видеть, а приезд дочек просто благовидный предлог. – Ты их мог видеть сейчас в окне, – сказала я и пошла в сторону метро. – И они очень хорошенькие, насколько я мог судить на таком отдалении, – произнес Антон заискивающим тоном и пристроился рядом. – Прямо как мамочка, – добавил он и заглянул мне сбоку в лицо. – Я старше тебя на пять лет, – ни с того ни с сего сообщила я. – Я знаю, лапуль, – заулыбался он. – Мне Злата сказала еще тогда. – Значит, ты интересовался моим возрастом, – констатировала я. – Просто я тобой интересуюсь, – сказал Антон. – Ты мне нравишься, мне с тобой легко общаться, к тому же ты не зациклена на деньгах, как все эти молодые девки. И я, хочу сознаться, даже прочитал одну из твоих книг про гейшу. Очень достоверно описано. А ведь я не один раз бывал в Токио на гастролях, так что могу судить. – Это не мои книги, – сухо произнесла я. – И я уже устала всем объяснять, как ко мне попали эти рукописи. – Зая, ну кому ты это говоришь? – рассмеялся он. – Я все-таки вращаюсь в мире творческих людей и знаю, что все это одни отговорки, что такое невозможно, что это рекламный трюк и ничего более. И мне ты можешь эти сказки о твоей непричастности не рассказывать. Хотя, надо заметить, только ты не обижайся, лапа, книжки так себе, чтение для женщин и сугубо развлекательное, но, конечно, возбуждающее. Я так завелся! Только о тебе и думал, чуть в штаны не кончил! – Антон! – строго сказала я. – А что такое, лапуля? Это правда жизни. Мы в этот момент подошли к метро «Чертановская». Я остановилась, не зная, что делать. Было уже около десяти вечера. – Поедем ко мне? – вкрадчиво спросил Антон и взял меня под локоть. – А то мы столько знакомы, а ты ни разу у меня дома не была. Я один живу, совсем один, – немного жалобно сообщил он и сжал мой локоть. – Зайдем в «Рамстор», я куплю чего-нибудь вкусненького, водочки возьмем, а? – Я не хочу пить, – хмуро ответила я. – Ну, тебе тогда газировочки, – не смутился он, – конфеток. Ты ведь любишь сладенькое? Сама такая сладенькая! Я глянула в его синие глаза с сильно расширившимися зрачками и отрицательно покачала головой. – А может, ты кушать хочешь? – не унимался он. – Я готовлю хорошо. Могу пельмешек отварить. Под водочку то, что надо! – Пойду домой, – решила я. – И ты тоже. – К тебе? – не понял Антон и начал улыбаться, возбужденно раздувая ноздри и чем-то неуловимым напоминая сатира. – С чего ты взял? – разозлилась я. – Тебя никто не приглашал. И попрошу больше гобойные концерты мне под окнами не закатывать! До свидания! – Погоди! – быстро сказал он и схватил меня за руку, притягивая к себе. Я почувствовала, как помимо воли возникает вполне отчетливое желание. Антон смотрел жадно, его глаза как-то неестественно ярко блестели, губы улыбались. – Я ведь знаю, что небезразличен тебе. И не пойму, что тебя останавливает. Ты одинокая, свободная баба, проблемами особо не обремененная. Так почему бы нам не попробовать? Я ведь не просто тебя трахаться приглашаю, а хочу построить отношения. Что скажешь, Оля? – Не знаю, – честно ответила я, глядя в его ставшее серьезным лицо. – Я хочу подумать. – А может, сразу в загс? – сделал он неожиданное предложение. – А что? У меня квартира, я в разводе, детей нет. А твои дочки уже достаточно взрослые, чтобы жить самостоятельно. Короче, лапа, даю тебе срок до завтра. Ночь подумаешь, а завтра я у тебя. – Прекрати, Антон, – невольно заулыбалась я. – Нельзя шутить такими вещами. – А я и не шучу. – Еще скажи, что ты любишь меня, – усмехнулась я. – Не скажу, – честно ответил он, – потому что понятия не имею, что такое любовь. А использовать это слово в общеупотребительном значении, чтобы добиться своей цели, считаю ниже своего достоинства. – Ну хорошо, – сказала я после паузы, – разреши мне подумать до завтра. – Договорились! – явно обрадовался он моей уступчивости. Антон выпустил мой локоть, обнял, нежно коснулся губами щеки и прошептал: – Надеюсь на положительный ответ. Береги себя! – Замуж – нет, – спохватилась я. – Просто я подумаю о возможности продолжения наших отношений. Он глянул грустно, опустил повлажневшие глаза и зашел в метро.
В записную книжку
Но Антон не получил ответ на следующий день. Когда я вернулась домой, позвонила Ириска. – Как посидели? – поинтересовалась она странным тоном. – Нормально, – сказала я, недоумевая. – А вы как к тетке съездили? – Как всегда, – уклончиво ответила она и шумно вздохнула. – Ириска, ты чего? – начала я сердиться. – Если хочешь что-то сказать мне, то не тяни! Зачем звонишь-то? Опять завтра на новую работу пойдешь устраиваться? – Нет, Оля, дело не в этом, – начала она еще более странным тоном. – Даже не знаю, как тебе сказать. Ириска замолчала. Я ждала, чувствуя, как нарастает раздражение, и испытывая желание попрощаться и повесить трубку. – В общем, чего от тебя скрывать? – вздохнула Ириска. – Выяснила я, где твой ненаглядный. Я затаила дыхание. – Никитка действительно в Мещерском крае, есть такой поселок Солотча, недалеко от него деревенька, а там живет его двоюродный дедушка. Вот Никитку туда и определили. И ни в какой он не в армии, – добавила Ириска и вновь вздохнула. – Это точно? – тихо спросила я, с трудом уняв волнение. – Могу сказать название деревни, – ответила она. Ночь я не спала. Часто уходила в ванную и там тихо плакала. Около пяти утра написала записку дочкам, что хочу отлучиться на пару дней по делам, собрала сумку и вышла из квартиры. До Рязани доехала на электричке, оттуда до Солотчи ходил автобус. Ехать было всего около двадцати километров. Меня удивило количество людей. Автобус набился битком, многие были с удочками, одеты по-походному. Перевозбужденные дети и собаки дополняли картину. Мне удалось занять местечко на заднем сиденье в самом углу. Рядом со мной пристроилась бабуля в аккуратном синем ситцевом платье и голубом платке. Она глянула на меня пронзительно-синими глазами, совершенно не выцветшими от возраста и казавшимися еще ярче от кирпично-красного загара и голубого платка, и радостно заулыбалась. – Отдыхать в наши края, дочка? – спросила она. Я молча кивнула. – А я ныне в Рязань ездила, сынок у меня там шоферит, так его проведывала. Невестка там же и внучок. Хотела внучка к себе забрать на каникулы, он в институте, так сейчас каникулы, да он чтой-то воспротивился. Но пообещал, что непременно позже будет. И столько денег я издержала в этой Рязани! Совсем гомонок опустел. Я слушала ее неторопливую напевную речь, почти не вникая в смысл, и молча кивала. – А сынок мне дал, – с гордостью добавила она. – Хороший он, всегда мне помогает. А мне на дрова надоть. Сейчас как раз возят по дворам. Две машины, что ли, взять на этот год, а? А внучок приедет и исколет. И нанимать никого не стану. Да? – спросила она и задумчиво на меня посмотрела. Я улыбнулась и пожала плечами. Потом спросила, как добраться до нужной мне деревни. – Так на перекладных ехай, – ответила бабуля. – Туда автобус раз в неделю ходит, по понедельникам, а ныне у нас среда. – Как – раз в неделю? – расстроилась я. – А местные жители? – Ноне все богатые, – улыбнулась она, – все на машинах. Да и кому там особо ездить? Деревня, конечно, хорошая, места знатные, там озеро большое, рыбы много, но живут старики, молодежь ныне вся в город устремляется, сама поди знаешь. Я сразу представила Ника в какой-нибудь избушке среди стариков и погрустнела от жалости к нему, захлестнувшей сердце. – Хотя чего я тебя путаю, – спохватилась бабуля. – Да ведь эта деревня знаменита своей кузницей! Вот же голова моя старая! Туда едут аж из самой Рязани. Мастера там знатные! У нас тут в Солотче даже выставки устраивают. Шибко красивые вещи продают, подсвечники там, лампы, наборы для печек и всякое другое. У нас тут отдыхающих круглый год полным-полно. Ты вот что, девонька, на остановке поспрошай, может, кто туда и поедет, так тебя и прихватят. Когда мы приехали, я помогла бабуле выбраться из автобуса и стала прощаться. Но она отчего-то прониклась ко мне симпатией и развила бурную деятельность. – Ты пока постой тут, девонька, – командовала она, поставив свою сумку мне под ноги, поправляя платок и оглядываясь по сторонам. – Я сама поспрошаю. Может, кто из наших туда поедет, мало ли! А не найдем никого, так пока у меня переночуешь. Я тут неподалеку обитаю, за монастырем нашим женским. Немного пройти, спуститься с пригорка, там мой дом и находится. Я даже немного растерялась от такой активности. Бабуля вперевалочку, но довольно быстро направилась к магазину, видневшемуся неподалеку. Я заметила, что возле него припаркованы несколько легковых машин. Она скрылась в магазине, а я стала осматриваться. За небольшой площадью, на которой все еще стоял наш автобус, виднелись высокие сосны. Между их стройных стволов в приличном отдалении я заметила какие-то белые стены. Позолоченные кресты, поблескивающие над зелеными кронами, говорили о том, что это какой-то монастырь. За низким зданием магазина также виднелся сосновый лес, а чуть левее начиналась узкая улочка с деревянными домами, палисадниками, кустами сирени и собаками, лежащими практически у каждых ворот. Когда народ, ехавший с нами в автобусе, постепенно разошелся, площадь опустела, стало тихо. Я услышала пение птиц, шум ветра в кронах деревьев и вдохнула полной грудью вкусный чистый воздух. «А здесь хорошо, – подумал я, прищурившись и подняв голову. – Недаром сюда едут отдыхать даже из Москвы». Но тут я вспомнила, зачем сама сюда явилась, и сильное волнение обожгло душу. «Ник где-то здесь, рядом, – подумала я, – всего в нескольких километрах. И что я ему скажу? Ну не дура ли я? Явилась, хотя меня никто не звал! И как я объясню свое появление его родственникам? Кто я ему? Разница в возрасте очевидна, и деревенские меня вряд ли поймут. Это вам не Москва!» Я закрыла глаза и мгновенно увидела лицо Ника, его длинные кудрявые черные волосы, гладко зачесанные назад, продолговатые светло-карие глаза с оливковым оттенком, яркие пухлые губы с приподнятыми вверх кончиками. Я даже почувствовала аромат его парфюма, прикосновение его рук, услышала его голос, говорящий мне о вечной любви. И невольно начала улыбаться, погружаясь в то сияющее счастье, которое он всегда приносил мне. – Девонька, айда! – услышала я громкий голос бабули и открыла глаза. Она махала мне рукой, стоя у довольно грязной «Нивы». Я подхватила ее сумку и пошла к машине. – Вот как славно! – радовалась бабуля. – Петруньку встретила в магазине. А он как раз туда едет. Так что тебе везенье, касатушка. С им и договаривайся. – Спасибо вам за все, – улыбнулась я, отдавая ей сумку. – Прощайте! – Удачного пути, – заулыбалась бабуля. – Ежели что не так, то возвертайся сюда в Солотчу. Тут хорошо отдыхается. А я почитай каждый день в магазин хожу, может, и встретимся. Спросишь бабушку Лизавету у продавщицы, она тебе все и скажет. – Обязательно, – улыбнулась я и забралась в машину. За рулем сидел рыжий, весь в крупных коричневых веснушках парень на вид лет двадцати пяти. На мой вопрос о плате за проезд он только хмыкнул и пожал плечами, сказав «сколько не жалко». – А вы там к кому? – спросил Петрунька, когда мы поехали. Этот вопрос поставил меня в тупик. Я не знала ни фамилии родственников Ника, ни точного адреса, поэтому после небольшого раздумья ответила, что наслышана о мастерстве местных кузнецов, поэтому еду в кузницу. – Так и я туда! – явно обрадовался он. – Дед Михей, он там главный мастер, моему дяде сродный брат, так что родня моя. У него там целое дело. Еще два кузнеца работают и недавно подручного взяли, какого-то парнишку. Красивые штуки они делают, сами увидите! Из Москвы даже приезжают. И заказов много по Интернету. – А там что, и Интернет имеется? – изумилась я. – Там-то нет, – засмеялся Петрунька. – Но офис в Солотче. Они и заказы принимают, и дизайн для заказчиков по желанию разрабатывают – все на компьютере, и рекламу на сайтах дают. Два раза в год выставки-продажи организуют, и не только у нас в Солотче, но и в Рязани. Так что все серьезно, это вам не ранешнее время! Когда мы въехали в деревню, я растерялась. Она оказалась не такой маленькой, как я думала, хотя и состояла, в основном, из одной улицы. Но так как эта улица тянулась вдоль невысокого, но длинного холма, являющегося, по сути, высоким берегом речушки, то и деревня была такой же длинной. С одной стороны высился сосновый лес, речка выглядела узкой и заросшей камышом и какими-то пушистыми кустами, дома были деревянными, с нарядными палисадниками, покрашенными почему-то в ультрааквамариновый цвет. Разницу составляли лишь деревянные украшения. У кого-то это были белые звезды, на другом палисаднике я увидела желтые и красные деревянные цветы, на следующем – серых целующихся голубей. Ставни также выглядели нарядно. Многие были в искусных резных узорах. Мы ехали по улице, собаки дружно лаяли нам вслед, жители выглядывали из окон или выходили из калиток и провожали машину внимательными взглядами. Я сидела в кабине, буквально трясясь от невыносимого волнения и пристально глядя на дома. «А ведь в одном из них живет Ник, – метались мысли. – И как мне его отыскать? И что я вообще скажу?» Петрунька, помня, что я еду в кузницу, ни о чем не спрашивал. И я решила положиться на обстоятельства. «Сейчас приедем, – успокаивала я сама себя, – познакомлюсь с дедом Михеем, тем более он там главный, скажу, что хочу купить что-нибудь. А там видно будет».
В записную книжку
Кузница находилась на краю деревни. Прямо за ней начинался сосновый лес. Я увидела довольно большое кирпичное здание, рядом какие-то деревянные постройки, кованый забор, окружающий территорию, ажурные ворота с каким-то вычурным вензелем, двор со множеством кованых решеток, каких-то оград, крестов. Мужчина в синем спецовочном халате красил одну из решеток в черный цвет. Когда мы въехали во двор, он поднял голову, вглядываясь в машину. Потом что-то крикнул, повернувшись к одной из построек. – Приехали, – радостно сказал Петрунька, загоняя машину под небольшой навес и ставя ее рядом со стареньким газиком. – Выходите. Он открыл дверцу. – А вон и дед Михей! – воскликнул он. – Уже идет! Петрунька шустро выбрался из машины и быстро пошел навстречу пожилому, но крепкому на вид мужчине с кирпично-красным лицом. Они начали о чем-то оживленно разговаривать, периодически поглядывая в мою сторону. Ничего не оставалось, как выбраться из машины. Я повесила на лицо дежурную улыбку, так как волнение вновь охватило меня, и направилась к ним. Петрунька, увидев, что я подхожу, радостно осклабился. – Знакомьтесь, – сказал он и пошел обратно к машине. – Михаил Игнатьевич, – представился мужчина, приветливо на меня глядя. – А вас, дамочка, как звать-величать? – Ольга Николаевна, – ответила я. – Наслышана о вашей кузнице. – Да, мы настоящие художники, – немного хвастливо сказал Михаил Игнатьевич. – А ведь сейчас что? Все уже досыта наелись штамповкой, всем подавай эксклюзив! И это правильно! То, что с душой сделано, что в единичном экземпляре, имеет ни с чем не сравнимую ценность. И у нас заказов хоть отбавляй. А вы откуда, Оленька? – неожиданно ласково поинтересовался он. – Из Москвы, – ответила я и улыбнулась. – Далёконько, – вздохнул он. – С дороги-то, поди, голова тяжелая? Вы пока тут походите, подышите, разомнитесь, посмотрите, что есть, а потом побеседуем. Готовые вещи вон в той деревянной пристроечке с коньком на крыше. Там у нас что-то типа выставочного зала. В день-то не по одному приезжают, думали уже, что в деревне целесообразно свой магазинчик открыть. Да маета одна это! Помещение нужно, разрешение, ставку продавца, сами понимаете! Так что подторговываем прямо здесь, в кузне. Негласно, сами понимаете, Оленька, – добавил он и остро на меня глянул. – Не волнуйтесь, Михаил Игнатьевич, я все поняла, – с улыбкой проговорила я. – Я частное лицо и хочу приобрести что-нибудь лично для себя. – Вот и славненько, – обрадовался он и расплылся в улыбке. Лучики морщин побежали от уголков его глаз. Зубы были крепкими и белыми. «Сколько ему может быть лет? – машинально подумала я, глядя в его темно-карие блестящие глаза. – Тоже мне «дед Михей»!». – А вот и наш подручный, – сказал он в этот момент. – Он вам все и покажет. Никитка! – громко позвал он. – Покажи наш товар приезжей дамочке. Я обернулась и обмерла. К нам шел Ник. Я сразу узнала его, хотя это было довольно трудно. Черная курчавая бородка и усы неузнаваемо изменили его юношеское лицо. Волосы, обычно гладко зачесанные назад и блестящие от геля, выглядели спутанными. Их непослушные завитки падали ему на плечи, топорщились в разные стороны и напоминали львиную гриву. Ник был одет в старые кое-где порванные и прожженные брюки черно-серого цвета, стоптанные кирзовые сапоги и плотную черную футболку с длинным рукавом. На его шее болталась красная ситцевая косынка. В руках он держал брезентовые рукавицы. Странно, что я не потеряла сознание и даже пыталась улыбаться. Ник смотрел в упор, словно не веря своим глазам. Я видела, что он начал кусать губы, с трудом справляясь с волнением. – Никита, я пошел к малому горну, – сказал в этот момент Михаил Игнатьевич. – Ты тут сам разберешься. До свиданья, Оленька, – повернулся он ко мне. – Всего доброго, – тихо проговорила я, не сводя глаз с Ника. Когда Михаил Игнатьевич скрылся в здании, Ник резко повернулся, взял меня за руку и пошел к воротам. Он не сказал ни слова, и я испугалась, что он сейчас выведет меня за территорию и отправит восвояси. Мы молча вышли в открытые ворота, повернули влево и направились вдоль кованого забора по узкой тропинке, сплошь заросшей кудрявой мягкой конотопкой. Я двигалась по этой тропке, а Ник шел рядом, приминая высокие стебли донника и цикория. Запах от летящей пыльцы густо цветущего донника был приторно сладким и сильным, и у меня начала болеть голова. Мелкие мушки, пчелы, златоглазки, комары вылетали из травы, потревоженные нашим движением, и кружились над нами, тонко жужжа и пища. Одна из златоглазок зацепилась за пушистую кудрявую прядку Ника и висела на ней, трепеща светло-зелеными крылышками. Я почему-то упорно смотрела на нее, но не пыталась снять, боясь коснуться даже его волос. Пальцы Ника вспотели и сильно дрожали, но он не выпускал мою руку. Скоро мы оказались за кузницей. Там было что-то типа свалки. Множество проржавевших насквозь листов железа, мотки проволоки, куски труб и прочий металлический хлам были навалены кучей возле задней стены кузницы. Мы прошли мимо, миновали группу невысоких пушистых сосенок и оказались возле кованой беседки. Как я поняла, это было место отдыха. Несколько деревянных скамеек с красивыми коваными спинками, имитирующими виноградную лозу, стояли полукругом возле беседки. Ник сел на одну из них и, наконец отпустив мою руку, достал из кармана брюк мятую пачку сигарет. Он закурил не с первого раза, потому что его пальцы все еще тряслись. Я села рядом и не сводила глаз с его лица. Любовь, которую я так тщательно убивала в себе, нахлынула с такой силой, что я с трудом сдерживала слезы. Его лицо, даже с этой незнакомой мне бородкой, было настолько родным, я так истосковалась по нему, что сердце щемило от невысказанных чувств. Мне хотелось только одного – прижаться, слиться, ощутить его, перестать быть лишь половиной и вновь почувствовать себя полноценным существом. Ник выкурил сигарету, повернулся ко мне и глубоко заглянул в глаза. Его вопрос был ожидаемым и вполне закономерным. – Зачем ты сюда приехала, Оля? – глухо спросил он и опустил ресницы. – Сама не знаю, – честно призналась я. – Но ты мог бы позвонить. – Не мог, – сказал он, все еще не поднимая глаз. – На семейном совете решили, что отец будет делать мне военный билет, а я пока тут пережду. И кому-то знать, где я скрываюсь, совершенно необязательно. Решили, что как только отец сделает билет, так я сразу вернусь в Москву. – Как видишь, я узнала, – тихо проговорила я, видя, что он молчит. – Догадываюсь, кто источник информации, – ответил Ник и посмотрел мне в глаза. Я вздрогнула от вполне отчетливого желания. И дело было даже не в длительном воздержании. Просто мне хотелось при помощи секса вновь слиться с ним и стать хоть ненадолго одним существом, как это бывало всякий раз. Я буквально сгорала от желания ощутить его в себе, увидеть его горящие от страсти глаза, припасть к его горячим и таким по-юношески нежным губам. Ник, видимо, тоже чувствовал это, так как отодвинулся и скрестил руки на груди. Он явно защищался от меня. – Я узнала только вчера, где ты, – после паузы охрипшим от волнения голосом сказала я. – И утром села в электричку до Рязани. Но почему ты в кузне? – Мне нравится, – ответил он неопределенным тоном. Потом наклонился, сорвал длинную травинку и начал ее грызть. – Понимаешь, это изумительная профессия, – продолжил Ник более оживленно, – работать с раскаленным металлом, придавать ему нужную форму, видеть, как он застывает и становится произведением. Ты же знаешь, что я всегда увлекался холодным оружием. А тут я могу познать все секреты его ковки. Дед Михей, то бишь Михаил Игнатьевич, между прочим, мастер художественной ковки. Он даже какие-то награды имеет. И я хочу стать настоящим мастером. – И в ближайшее время ты в Москву возвращаться не собираешься? – уточнила я, чувствуя, как сильно колотится сердце. – А зачем? – усмехнулся Ник. «Но ведь ты клялся мне в вечной любви и верности, – рвались с моих губ слова, но я сдерживала себя. – Ты обещал, что мы всегда будем вместе!» – Так что можешь считать себя свободной, – добавил он после паузы и искоса на меня глянул, тут же отводя глаза. – А я и так всегда свободна, – с вызовом проговорила я и вздернула подбородок. – Чего и тебе желаю! Мы замолчали. Ник снова закурил. Лазоревый мотылек опустился на его колено, но тут же порхнул вверх. Я машинально следила за его полетом. И увидела, как между стволов сосен появилась тоненькая фигура девушки-подростка на вид лет пятнадцати. Она улыбалась и быстро шла к нам. Ее крепкие загорелые ноги, едва прикрытые коротким подолом голубого в белый горошек сарафана, почти пропадали в высокой густой траве. Русые волосы были заплетены в две короткие, но толстые косы, круглые щеки разрумянились, большие серые глаза сияли. Девушка несла берестяной туесок, наполненный доверху малиной. – Привет, Никитка! – радостно крикнула она и замахала свободной рукой. Девушка подбежала к нам и робко на меня посмотрела. Потом уселась почему-то между нами, и мне пришлось отодвинуться. Она протянула мне туесок. Ее пальцы были испачканы малиновым соком, как, впрочем, и губы. – Угощайтесь, приезжая гостья, – напевно произнесла она. – Не знаю вашего имени-отчества. – Ольга Николаевна, – ответила я и взяла ягоды. Они были мелкими, но необычайно сладкими и душистыми. – Ох, и малины много в этом году! В бору красно от ягод, – сказала она. – Меня Полей зовут, – добавила она, спохватившись. Подождав, пока я еще возьму ягод, она протянула туесок Нику. – Спасибо, Полюшка, – ласково сказал он, но ягоды есть отказался. Жгучая ревность опалила мое сердце. Я заметила, как Поля смотрит на него, по-детски не скрывая своих чувств. Она заерзала на скамейке, явно пододвигаясь ближе к нему. Потом вытащила из своей косы мятый цветок ромашки и засунула в его волосы, тут же начав хихикать. Ник глянул на меня, слегка покраснел, вынул цветок и бросил его в траву. Поля надула губы, но промолчала. Я смотрела на них и понимала, как они подходят друг другу. Восемнадцатилетний черноволосый кареглазый Ник и пятнадцатилетняя русоволосая сероглазая Поля смотрелись как вполне гармоничная пара. И разве мне тут было место? От сознания, что это так, что сказка закончилась и Ник, по всей видимости, никогда не любил меня, а лишь играл в любовь, моя душа застыла, глаза высохли, губы поджались. Я резко встала и сказала, что мне пора. Ник поднял на меня испуганные глаза. Я заметила, как задрожали его губы, словно у обиженного ребенка. Внутри у меня все начало таять, но я взяла себя в руки и сказала себе, что все кончено и назад возврата нет. – А деда в кузне? – спросила Поля, ясно на меня глядя. Как выяснилось, Михаил Игнатьевич был ее родным дедом. Я кивнула и пошла к ограде. Ник встал и молча двинулся за мной. Поля шла чуть сзади, что-то без конца напевая себе под нос. Когда я вернулась на территорию кузни, то осмотрела предлагаемые изделия и выбрала витой напольный подсвечник на пять свечей. Он был покрыт каким-то составом под старинную бронзу. «Запатинирован», – как пояснил Михаил Игнатьевич. Подсвечник обмотали полиэтиленовой пленкой, уложили в красивую картонную коробку и перевязали. Петрунька отнес его в машину. – Вы со мной, дамочка? – поинтересовался он. – А то я все дела сделал и уже собираюсь обратно в Солотчу. – Да-да, конечно, – ответила я, глядя на растерянное лицо Ника. Он кусал губы и выглядел так, что вот-вот расплачется. – Тогда усаживайтесь в машину, я сейчас, – сказал Петрунька и пошел в здание кузни. Ник метнулся в соседнюю пристройку. Поля, которая сидела на толстом обрубке бревна возле двери, что-то сказала ему. Но он промчался мимо нее. Я грустно посмотрела ему вслед, не понимая, почему он со мной не попрощался. Но Ник буквально через минуту показался снова и ринулся к машине. Он забрался ко мне на сиденье и протянул что-то, завернутое в грязную тряпицу. – Это тебе, Оля, – едва переводя дух, сказал он. – На память. Я сам сделал. Я развернула тряпицу и увидела кованую розу. Несмотря на явную неровность некоторых лепестков, она была изумительна. Полураскрытый бутон крепился на коротком тонком стебле с листочками и даже шипами. Металл был не обработан, то есть изделию не был придан товарный вид, но все равно роза выглядела как живая. – Она не покрыта патиной, – сказал Ник, – поэтому выглядит так тускло. – Она прекрасна! – тихо заметила я, заворачивая розу обратно в тряпицу и убирая в сумку. – У тебя, оказывается, талант. – Я, когда ее ковал, только о тебе и думал, – признался Ник. – Решил подарить тебе розу, которая никогда не завянет. И когда я вынул ее из горна, она вся горела изнутри красным светом. Потом металл начал остывать, и роза из красной становилась малиновой, затем бордовой. – Но сейчас она черная, – сказал я и с трудом сдержала желание расплакаться. Ник неожиданно обхватил меня и припал губами к моим. – Береги себя, – сказал он, когда оторвался, – и не поминай лихом. И найди себе достойного мужчину. Я вздрогнула от этого напутствия и глубоко заглянула в его глаза. Они были влажными. Ник опустил голову, потом выбрался из машины и быстро пошел в сторону кузни.
В записную книжку
В Москву мне удалось вернуться в этот же день, но поздно ночью. Когда мы приехали в Солотчу, я расплатилась с Петрунькой за два рейса. Отдала «сколько не жалко», то есть тысячу рублей, решив, что это еще даже мало за такую поездку. Но, по-видимому, для Солотчи это было необычайно щедро. Петрунька залился краской, сунул купюру в карман и сказал, что сейчас найдет мне попутку до Рязани, хотя я его об этом не просила. Он развил бурную деятельность. Я видела из окна, как он бегает от машины к машине, потом Петрунька скрылся в магазине, а я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. «Значит, Ник отказался от меня, – с тоской думала я. – Значит, все его уверения в вечной, верной и сильной любви оказались пустыми словами. А на что я, собственно говоря, рассчитывала с такой огромной разницей в возрасте? Чудес не бывает. Чтобы молодой красивый парень смог по-настоящему полюбить сорокалетнюю женщину и быть всю жизнь рядом с ней, никогда не изменять? Этого не может быть, потому что быть не может!» Невольные слезы потекли из моих закрытых глаз. Я попыталась успокоиться, но лицо Ника стояло перед глазами. – Дамочка! – раздался в этот момент голос Петруньки, и я вытерла глаза. – Тут земляки мои в Москву едут и согласились вас подвезти. Я думаю, вы договоритесь, – добавил он и заулыбался. – Очень хорошо! – обрадовалась я. – Да вы никак плачете, – простодушно заметил он. – Нет-нет, – ответила я. – Это аллергия, что-нибудь тут рядом цветет, вот слезы и текут. – Странно, – сказал Петрунька и помог мне выбраться из машины. – Вон, черный джип видите? – спросил он и махнул в сторону магазина. – Туда и идите. – Спасибо тебе за все, – ласково проговорила я. – И до свидания! – Вам спасибо! Он подхватил коробку с подсвечником и быстро двинулся к джипу. Я отправилась следом. В джипе находилось целое семейство: полный жизнерадостный папа, не менее полная и не менее жизнерадостная мама и двое их сыночков-погодков, точные копии папы. Они радостно со мной поздоровались, устроили меня на заднем сиденье рядом с сыночками, и мы поехали. Мальчики всю дорогу приставали ко мне со всякими вопросами, так волнующими детей в десяти-одиннадцатилетнем возрасте, и не давали остаться наедине со своими мыслями. И это было для меня благом, так как я практически не вспоминала о предательстве Ника. По-другому я его поведение для себя определить даже не пыталась, хотя понимала, что не права и что иначе наша история закончиться по определению не могла. Семейство любезно доставило меня до подъезда. Было уже два часа ночи, я устала и хотела только одного – спать. Мальчишки, кстати, уже давно уснули, уютно устроившись в углу сиденья и периодически наваливаясь на меня. Я достала кошелек, но и папа, и мама резко воспротивились брать деньги. – Вы всю дорогу занимались нашими мальчиками, – сказала мама, – и хоть ненадолго избавили меня от их неуемного любопытства. Какие деньги? Что вы? – Считайте, что отработали няней это время, – засмеялся папа. – Прощайте! Приятно было с вами познакомиться. – И мне, – ответила я, не стала настаивать и выбралась из машины. Джип тут же отъехал, а я побрела в подъезд, с трудом неся тяжеленный подсвечник. Проснулась я на удивление рано, даже раньше своих дочек. Сварила кофе, села за стол и задумчиво стала смотреть в окно. Было около девяти утра. Яркое солнце заливало двор, день обещал быть погожим. «Я должна решить для себя раз и навсегда, что Ник остался в прошлом, – думала я, наблюдая за пчелой, которая пыталась пробуравить головой стекло и выбраться на волю. – Я должна избавиться от этой боли, от любви, которая все еще живет во мне. И смотреть вперед, а не оглядываться без конца назад. Ник – это мое прекрасное прошлое, и надо быть благодарным ему за то, что он принес мне столько счастья». – Мама! Ты когда вернулась? И что это за огромный подсвечник в коридоре? – услышала я голос Кати. Она вошла на кухню, потянулась и улыбнулась. Я улыбнулась в ответ. – Это я что-то не рассчитала, – сказала я. – Когда он стоял на выставке, то казался вполне адекватных размеров, но для нашей квартиры явно великоват. – Откуда ты его притащила? И вообще, где ты была? – спросила Варя, выглядывая из-за плеча сестры. «Сказать или нет? – на секунду задумалась я. – И как я им это скажу? Ведь они уверены, что их мамочку верно и преданно любит юный парень». – Я ездила в Мещерский край, – все-таки призналась я, подумав, что правда всегда лучше, даже такая. – Там есть маленькая деревенька. А в ней кузница. Именно там продают такие удивительные вещи. – А ближе кузницы не нашлось? – усмехнулась Варя. Я, не ответив, вышла из кухни, взяла свою сумку, достала пакет. Девочки, как две ищейки, неотступно следовали за мной и буквально вытягивали носы, следя за моими действиями. – А это еще что за грязная тряпка? – хмуро поинтересовалась Катя и скривила губы. Я развернула тряпицу и достала кованую розу. – Ух ты! – хором воскликнули они. – Вот это вещь! И даже лучше, что она не покрашена. Так более стильно. – Это сделал для меня Никита, – тихо произнесла я. – Он живет в той деревеньке и работает подмастерьем у кузнецов. – Откосил, значит, – спокойно заметила Катя. – И правильно! Чего он в этой армии не видел? – И как вы сейчас будете? – поинтересовалась Варя, беря розу и изучая ее со всех сторон. – Мы решили расстаться, – сказала я и с тревогой глянула на дочек. – У Никиты свой путь. То, что он сам отказался от меня, я решила не говорить. – Может, это и правильно, – неожиданно поддержала меня Катя. – Что могло быть хорошего дальше? Ты его уже разлюбила, мамуля? – Типа того, – еле слышно произнесла я, чувствуя, как ком подкатывает к горлу и становится трудно дышать. – И давайте больше не будем говорить об этом, – после паузы добавила я. – Хорошо, – согласились они. Варя кинулась в ванную «отмыть розу от ржавчины», как она сказала, а Катя пошла заправлять постель. Потом мы пили кофе и болтали на самые разные темы. И Катя и Варя сегодня собирались встречаться с друзьями и сразу предупредили, что могут вернуться поздно. – Но если ты чувствуешь, что мы нужны, то останемся, – предложила Катя. – Или, если хочешь, пойдем с нами в клуб, – встряла Варя. – Сегодня хаус-вечеринка в «Пропаганде», выступает диджей Shur-i-kan. Клёво будет, тебе понравится. – Нет, девочки, – ответила я, улыбаясь, – хочу побыть дома, заняться всякими мелкими домашними делами, постирать, вещи в шкафу перебрать. Да и себя в порядок привести. Но дома я пробыла недолго. Около двух часов позвонил Антон и сразу начал выговаривать мне за то, что я так внезапно исчезла и не предупредила его. – А должна была? – усмехнулась я. Антон замолчал, потом заявил, что ждет меня возле метро «Пражская», что мы должны погулять в Битце и серьезно все обсудить. – Что все? – хмуро поинтересовалась я. – Ты как маленькая, Оля, – строго сказал он. – В общем, жду. Полчаса тебе хватит? И не забудь паспорт. – Чего?! – расхохоталась я. – Это еще зачем? – Подадим заявление сегодня, – невозмутимо ответил он. – Это сразу избавит тебя от непрекращающихся раздумий, и ты поймешь, что между нами все серьезно. – Слушай, Антон, ты к тридцати пяти годам был уже три раза официально женат. Тебя это не настораживает? Может, все-таки стоит хорошенько подумать перед тем, как вступать в брак? Ведь мы совершенно не знаем друг друга! – Узнаем в процессе, – уверенно сказал он. – В общем, жду! Обсудим все при личной встрече. Я положила трубку и поймала себя на мысли, что такая напористость всегда приятна, что настоящий мужчина только так и должен действовать. К тому же Антон мне нравился. А Ника нужно было срочно забыть. «Клин клином вышибают», – подумала я, быстро привела себя в порядок, тщательно оделась и вышла из квартиры. Антон уже ждал меня у выхода метро. Увидев его подтянутую стройную фигуру в светлых льняных брюках и белой трикотажной рубашке с коротким рукавом, его темно-синие, сияющие неприкрытой радостью глаза, его обаятельную улыбку, я неожиданно почувствовала, как расслабляюсь, как грусть покидает мое сердце, а мысли становятся приятными. – Цветы для тебя дома, – произнес он странную фразу, но я не стала уточнять, что это значит. Антон поцеловал меня в щеку, удовлетворенно вздохнул и пошел по направлению к Битце. – Значит, загс отменяется? – пошутила я. Но Антон тут же остановился и внимательно на меня глянул. – А ты согласна выйти за меня? – серьезно спросил он. – Нет, конечно, – рассмеялась я. – Тогда вернемся к этому разговору позже, – сказал он и пошел дальше. Я пристроилась рядом. Какое-то время мы молчали. Я иногда смотрела на его профиль. Что-то в его лице было неуловимо мальчишеским, то ли слегка приподнятый кончик носа, то ли распушившаяся надо лбом челочка, то ли задорная улыбка, которая периодически возникала на его губах. Казалось, что Антон вспомнил какой-то невероятно смешной и скабрезный анекдот и не решается его рассказать даме. На тридцать пять лет он, конечно, не выглядел, к тому же обладал мальчишеской фигурой. Чуть повыше меня ростом, гибкий, сухощавый, подтянутый, Антон казался молодым мужчиной неопределенного возраста, что называется, «около тридцати». «Н-да, – подумала я, – разница в пять лет, но вместе мы выглядим наверняка нелепо. И почему я снова наступаю на те же грабли? Нет, чтобы выбрать себе мужчину лет пятидесяти, солидного, обеспеченного, знающего, чего он хочет от женщины». Я сразу представила, чего, как правило, хотят такие мужчины (как говорила Злата, «круглосуточную постельно-кухонную принадлежность», а не женщину-подругу), и усмехнулась. Да, несомненно, моя жизнь была устроена. Стабильный ежемесячный доход от сдачи квартиры моей бабушки в аренду, возможность распоряжаться своим временем так, как я хочу, отсутствие какого-либо давления со стороны, полная личная свобода – с такими ценностями было трудно расстаться в угоду какому-нибудь мужчине. И я прекрасно понимала, что это произойдет только при наличии сильной страстной любви, когда я забуду о себе, захочу быть рядом и всячески ублажать своего любимого. – Знаешь, – нарушил молчание Антон, – мне очень нравится вариант гостевой семьи. И мне кажется, что он нам с тобой идеально подойдет. Как я понял, ты женщина независимая, официальный классический брак тебе на фиг не нужен, да и мне по большому счету тоже. Если бы я раньше строил отношения по такой схеме, то и разводов бы не было. – Гостевая? – переспросила я. – Что ты имеешь в виду? – Радует то, – оживленно проговорил Антон и взял меня под руку, – что ты уже не возмущаешься при слове «семья». И я делаю выводы, что совсем тебе не безразличен, и в глубине души ты готова на более тесные отношения. – Ишь, какой быстрый! – проворчала я, отодвигаясь. – Но ведь мы прекрасно понимаем, что нам нужно, – улыбнулся он. – Все-таки возраст обязывает. А гостевая семья – это когда партнеры живут вместе не изо дня в день и общего хозяйства, как такового, не имеют. Скажем, три дня ты живешь у меня, потом на пару дней возвращаешься к себе, потом вновь на несколько дней ко мне. Очень удобно. И в нашем случае идеальный вариант. Не находишь? Ведь детей мы заводить не собираемся, так? Хотя – кто знает! – задумчиво добавил он. Тут я начала смеяться. Антон рассуждал обо всем этом с таким серьезным видом, так тщательно планировал наше совместное будущее, что это выглядело, мягко говоря, забавно, ведь никакого согласия я ему не давала. Я словно увидела нас со стороны. Ситуация показалась мне анекдотичной. Антон сразу замолчал и внимательно на меня посмотрел. Я увидела, как его лицо начинает заливаться краской, а губы дрожать. – А ведь мы даже ни разу не переспали! – с трудом сдержавшись от нового взрыва веселья, сказала я. – А вдруг мы совершенно не подходим в постели? Насколько мне известно, у тебя и член-то маленький, – опрометчиво добавила я и тут же прикусила язык. – Ох, уж эти мне подружки! – с обидой произнес Антон и даже остановился. Он достал из кармана очки, нацепил их и стал меня разглядывать, словно я была неодушевленным экспонатом в музее. – А ты жестока, – сказал он непонятным тоном. – Но мне это даже нравится.
В записную книжку
Когда мы почти дошли до леса, на горизонте появилась огромная, почти черная туча и стала на удивление быстро приближаться. – А ведь сейчас гроза начнется, – констатировал Антон, вглядываясь в небо. – Пошли быстрее! Он схватил меня за руку и потащил между домами. Мы только успели добежать до длинного серого многоэтажного дома, как подул сильный ветер и первые крупные капли дождя упали на землю, испещряя асфальт темными кляксами. Антон достал ключ от домофона и вошел в подъезд. Оказалось, что это его дом. Квартира находилась на втором этаже. Гроза уже бушевала вовсю, сверкали молнии, грохотал гром. Мне ничего не оставалось, как идти к нему в гости. – Вот она, макушка лета, – заметил, улыбаясь, Антон, когда вошел в коридор и стряхнул капли с волос. – Жара и грозы. Даже в городе это выглядит впечатляюще. А уж в деревне сейчас вообще сказка! И чего мы тут сидим все лето? Меня Пашка, наш второй гобой, в Кинешму звал, там у него домик имеется прямо на берегу Волги. Ох, и красота там! Как-нибудь, Оленька, обязательно съездим! – Возможно, – хмуро ответила я и начала машинально расстегивать босоножки. Антон посмотрел на меня и испуганно заметил: – А вот обувь снимать не стоит! У меня настоящая холостяцкая берлога. И тут довольно грязно, я так думаю. Я кивнула и не стала разуваться. – Я чайник быстро поставлю, – сказал он и ринулся на кухню. – А ты пока располагайся, будь как дома. Я прошла по коридору и увидела справа открытую дверь. Это было что-то типа спальни. У одной стены стояла тахта с неубранной постелью, книжный шкаф, очень старый, с двухстворчатой стеклянной дверью. Множество книг заполняли его прогибающиеся полки. Я увидела античных авторов, таких, как Платон, Овидий, Апулей, тома по философии Канта, Юнга, Ницше, Монтеня, биографии великих музыкантов. На нижней полке лежали стопки потрепанных нотных тетрадей. Другую стену занимал более современный на вид платяной шкаф и черное, поцарапанное кое-где пианино. В углу стояло большое зеркало, вернее, это была дверца от старого шкафа с огромным прямоугольным зеркалом. Над тахтой висела картина. Это был натюрморт, выполненный масляными красками. Стандартный набор фруктов из винограда, яблок и груш лежал на фаянсовом желтоватом блюде. Картина была слишком большой для этой комнаты, и фрукты, выполненные крупными небрежными мазками, казались неестественными. К тому же сама гамма красок была тусклой и словно пожелтевшей от времени. Я постояла немного в этой комнате, невольно усмехнулась, заметив на полу возле кровати скомканные носки, потом вышла в коридор. – Антон? – позвала я. – Я скоро, зая, – раздался его приглушенный голос и звук льющейся воды. – Не скучай. «В ванной, – подумала я и пожала плечами. – Н-да, парень без комплексов». И отправилась дальше. В конце коридора оказалась гостиная, смежная с еще одной комнатой. Я устроилась на скрипучем диване и огляделась. Напротив находилась стандартная стенка, модная в 70—80-х годах. Она состояла из серванта, книжного шкафа и пенала. Посуда оказалась обычной, несколько расписных вееров были раскрыты за сервизом. На верхней полке находился портрет какой-то суровой женщины лет шестидесяти. Она чем-то неуловимо напоминала Антона, и я решила, что это его бабушка. Слева возле большого окна находилась стойка с аппаратурой и нереально большие колонки, которые стояли на полу. Аппаратура выглядела ультрасовременной. За диваном я заметила телевизор и DVD-проигрыватель. А над диваном висела очень большая картина, наверное, полтора метра на два, в старинной позолоченной раме. Я встала и отошла подальше, насколько это было возможно. Сельский пейзаж, белая мазанка с соломенной крышей, озерцо с отражающимися в нем немного криво кустами, понурая лошадь, тянущая воз с сеном, были изображены маслом и более тонко, чем натюрморт в спальне. В углу я заметила подпись, но фамилия художника мне ничего не сказала. Правда, ниже и намного мельче был обозначен год: 1870-й. Я заметила, что небо в верхнем левом углу имеет желтоватый оттенок, и, приглядевшись, поняла, что это потеки. Видимо, на холст когда-то пролили воду. Я заглянула в следующую комнату, но она оказалась практически пустой. Трюмо в углу, висящий рядом почему-то на стене смокинг, старый письменный стол и небольшая тахта – вот и все, что было в этой комнате. Из нее был выход на лоджию. Я направилась туда. Один угол был полностью занят каким-то барахлом, включая сломанный велосипед, удочки и банки с засохшей краской, в другом стоял белый пластиковый диван. Возле него я заметила на полу кучу пустых пивных банок и бутылок. На диване валялись женские трусики-стринги. Я усмехнулась, увидев их. Вывод напрашивался сам собой. «Одинокий мужчина, – подумала я. – Что в этом удивительного?» – Зая, ты где? – услышала я голос Антона и вернулась в комнату. Он стоял в гостиной с чашками в руках. Я подошла и взяла с полки серванта чайник и сахарницу. – Решил парадную посуду достать? – не смогла я сдержать ехидного тона. – Ну зачем ты, лапуля? – обиделся Антон и пошел в кухню. – Я ведь от всей души! Я уже и стол накрыл. – Даже так? – спросила я. – Ну и молодец! – Я у тебя молодец! – хвастливо подтвердил он. Когда мы пришли на кухню, я действительно увидела накрытый стол. Посередине высилась бутылка дешевой водки, открытый пакет апельсинового сока, стояли тарелочки с нарезанной колбасой, сыром и хлебом. Тут же Антон поставил банку маринованных огурцов. – Потом чай попьем, – сообщил он, ставя чашки на разделочный столик возле плиты. – Я уже заварил зеленый, очень хороший. Из Пекина привез весной, мы там на гастролях были. Давай, садись скорее! Я опустилась на стул, чувствуя отчего-то смущение. Набор на столе меня не привлекал. Водку я вообще пила только в крайних случаях. А если и пила, то предпочитала закусывать чем-нибудь более существенным, нежели бутерброды с колбасой и сыром. – Погода-то разошлась, – заметил в этот момент Антон, разливая водку в стопки. – Придется тебе у меня заночевать, – хихикнул он. Я посмотрела в залитое дождем окно, но промолчала. – А у меня хорошо, – продолжил Антон. – И потом, места много. Не хочешь со мной лечь, можешь в другой комнате – на выбор. А дочкам твоим позвоним, предупредим. Он поднял стопку с водкой. – Давай, Оленька, за твой приход ко мне и в мою жизнь, – сказал он и чокнулся. Я выпила и поморщилась от резкого вкуса дешевого спирта. – Эта квартира мне от отца досталась, – сказал Антон, сооружая бутерброд из сыра, колбасы, майонеза и половинки маринованного огурца. – Он раньше жил на Кропоткинской в доме XIX века в большой однокомнатной квартире с пятиметровыми потолками. Потом дом стали расселять, но он не соглашался на предлагаемые варианты. Наконец ему, одному из последних оставшихся в доме, предложили вот эту. И он согласился, все-таки трешка, хоть и в новом районе. Тогда, представь, «Пражская» еще была новым районом, метро даже не было, – хихикнул он и вновь налил. – Куда ты так торопишься? – недовольно заметила я. – Между первой и второй перерывчик небольшой, – захихикал он и опрокинул водку в рот. – Я ведь сейчас типа на отдыхе. Ты не представляешь, что такое работа профессионального музыканта! – А что в ней такого трудного? – спросила я. – Это ведь не на заводе с утра до вечера и каждый день. Антон даже жевать перестал и уставился на меня блестящими, ненормально расширившимися глазами. – Ты и правда не понимаешь?! – после паузы трагическим тоном, достойным отца Гамлета, спросил он. – Нет, Антон, не понимаю. Но незачем так волноваться. – Да ты представляешь, сколько энергии я трачу на выступлении?! А репетиции! А гастроли! А вынужденная работа в двух оркестрах, и это бесконечное лавирование, потому что бывает так, что в обоих оркестрах нужно выступать в одно и то же время и приходится искать замену и придумывать правдоподобную причину для инспектора. Антон плеснул водки и залпом проглотил ее. Потом вскочил и быстро заходил по небольшому пространству кухни. – Но зачем работать в двух оркестрах? – пожала я плечами, следя за ним взглядом. Он сразу остановился и посмотрел на меня, как на законченную идиотку. И снова налил. Выпив, сел за стол и ссутулился. Мне стало жаль его, таким он выглядел уставшим и погрустневшим. – Понимаешь ли, Оленька, официальная зарплата такова, что приходится не только работать в двух оркестрах, но и соглашаться на все халтуры, которые предлагают. – Но ведь ты солист, первый гобой, – удивленно заметила я. – И что? – усмехнулся он. – Озвучить мою ставку? Он назвал цифру, действительно очень скромную. – Так что с таким ритмом работы ни о каком вдохновении речи быть не может. Крайне редко удается поймать нужную волну и почувствовать себя наравне с богом. Иногда, конечно, я засаживаю с прежней мощью, даже коллеги удивляются, – улыбнулся он. Его лицо приобрело хвастливое выражение. Антон глянул на меня с гордостью и сказал, что пригласит на ближайшую программу и будет играть только для меня. Он закурил и вновь налил водку. Я уже с испугом смотрела, как он пьет ее. Бутылка была практически пуста. Но Антон все еще выглядел трезвым. Только его глаза ненормально блестели. – А гастроли часто бывают? – спросила я, видя, что он молчит и неподвижно смотрит в стол. – Когда как, – очнулся он и поднял глаза. – И только так мы и зарабатываем что-нибудь. Но приходится на всем, буквально на всем экономить. Мы и продукты, всякие там пакетики с супами, палки копченой колбасы, сыр стараемся провезти с собой. И спирт в пластиковых бутылках, типа это вода, – хихикнул он. – Ох, уж эти мне жопочасы! – Что? – удивилась я и поморщилась. – Это мы так называем, если на автобусах по Европе катаемся, – пояснил Антон. Он вдруг начал хохотать до слез и никак не мог остановиться. Веселье всегда заразительно, и я, хотя и не понимала, в чем дело, тоже начала смеяться. Потом зачем-то выпила водки, смешав ее с апельсиновым соком. Вдоволь нахохотавшись, Антон начал взахлеб рассказывать: – Есть у нас в оркестре некий Петрович, пожилой уже, на валторне играет. И он у нас самый скромный. А тут мы в Австрии возвращаемся после программы в отель. Все сразу в автобусе пить начали коктейли из баночек, смеяться. У музыкантов всегда так. После выступления нужна разрядка, нервы у всех на пределе. А наш отель назывался «Ибис». Подъезжаем мы к нему, а уже темно было. Надпись светится, далеко видно. А знаешь, как отель пишется? Если прочитать русскими, то получится «хотэл». И вот наш скромняга Петрович высунулся в окно и громко говорит: «Ну и дела, ребята! До меня только дошло название места, где нас поселили! Хотэл ибис!» Он замолчал и вдруг добавил с каким-то невероятно смешным кавказским акцентом: «А нэ хотэл, нэ е…ись!» Мы чуть со смеху не умерли. Антон вновь расхохотался. Но я встала и вышла в коридор. Он тут же ринулся за мной, причем так рьяно, что сбил стул. – Ну куда ты, лапуль? – торопливо заговорил Антон, хватая меня за руку. – Еще дождь не кончился! Да и поздно уже! Оставайся! Я тебе в гостиной постелю, там диван большой, тебе удобно будет. Антон вдруг всхлипнул. – Опять я один буду в этой огромной пустой квартире! Ну пожалуйста! А завтра в Битцу пойдем гулять, потом я что-нибудь вкусненькое к обеду куплю. Он обнял меня и начал целовать. И я дрогнула. Так захотелось нежности, страсти, мужских объятий. К тому же от выпитой водки внутри разливалась слабость, и никуда не хотелось идти, тем более за окном продолжал лить дождь. Я позвонила домой, сказала, что ночую у тети Златы. Потом пошла в ванную. Антон дал мне свой махровый халат. Приняв душ и переодевшись, я почувствовала себя словно дома. Убрала на кухне, потом пошла в гостиную. Антон стоял возле телевизора и перебирал диски. – Что будем смотреть, зая? – оживленно спросил он. – Как насчет боевика? Я равнодушно пожала плечами. Антон поставил диск, мы уселись на диван в обнимку, а потом и улеглись. Он все крепче обнимал меня, его рука забралась под халат, и я перестала о чем-либо думать.
В записную книжку
Я прожила у Антона два дня и, в принципе, чувствовала себя отлично. Во-первых, я практически перестала думать о Нике, и уже одно это было благом. Во-вторых, мы много гуляли, смеялись, смотрели фильмы и, конечно, занимались сексом. Наши совместные трапезы он старался превратить в праздник. Антон очень хорошо готовил мясо. Он потчевал меня отбивными под сыром, котлетами, бифштексами с кровью, все это мы запивали красным вином. Я сразу сказала Антону, что не люблю водку, и он стал покупать исключительно вино. Как мне показалось, ему было совершенно все равно, что пить. Меня удивляло, что пили мы много. Для меня количество потребляемого вина было явно чрезмерным, я почти постоянно находилась в состоянии опьянения, хотя Антон выглядел трезвым. Видимо, у нас были разные нормы. Но мне даже нравилась такая жизнь. Все казалось легким, веселым, я вообще за эти дни ни разу не вспомнила о Нике и его предательстве и наслаждалась незамысловатыми отношениями, возникшими между мной и Антоном. Мы много ели, много пили и много занимались сексом. Как заявил Антон как-то поздно ночью, секрет счастья прост: человек должен быть «сыт, пьян и вые…ан». Утром третьего дня я засобиралась домой. Антон решил выйти со мной, так как у него намечалось выступление в ближайшую субботу и сегодня должна была быть первая репетиция. – Черт меня дернул подписаться на эту халтуру, – ворчал он, застегивая рубашку. – Деньги копеечные, а возни много. Лучше бы с тобой это время провел. Антон должен был играть в гостинице «Космос» в нескольких балетах подряд. – В «Лебедином» к тому же такие развернутые партии для гобоя, – продолжил он. – Да и сам балет больше трех часов. Но как я сейчас откажусь? Уже подписался. Придется отработать. – Не расстраивайся ты так! – заметила я. – Отработаешь, потом отдохнешь. – Да?! – взвился он. – Эта халтура почти весь август. А там уже сезон начинается, там уж отдохнешь, как бы не так! Да я до следующего мая инструмент изо рта вынимать не буду! Ну не дурак ли я?! Лучше бы в Италию с ребятами поехал. И денег больше несоизмеримо, и выступлений меньше. Да вот захотелось отдохнуть от жопочасов! – Успокойся и одевайся, – сухо сказала я. – Ты ведь опаздываешь уже. Антон глянул на меня и расплылся в улыбке. – Вот такая жена мне и нужна, – удовлетворенно проговорил он. – Строгая, но справедливая. А то все предыдущие были музыкантши и такие же, как и я, на голову больные. И хорошо, что ты чуток постарше меня. Я из-за этого подсознательно тебя слушаюсь. – Не выдумывай, – усмехнулась я. Мы покинули квартиру и быстро направились к метро. Когда я вышла на «Чертановской», Антон зачем-то вышел со мной. – Ты куда? – удивилась я. – Тебе ведь в центр. – Попрощаться хочу, – ответил он, обнял меня и начал без стеснения целовать. – Ты сегодня вернешься домой, ко мне? – спросил он, когда оторвался. – А то как я буду один в пустой квартире? Я уже привык, что ты рядом! – За несколько дней? – усмехнулась я. – Зая, при чем тут земное время? Все это не поддается никакому логическому объяснению, но мне кажется, что я знаю тебя целую вечность и ты мой родной человек. – Посмотрим, – уклончиво ответила я. – Позвони мне, как освободишься, и договоримся. – Хорошо, лапуль! – явно обрадовался он и заскочил в подошедший вагон. Я улыбнулась, махнула ему рукой и пошла к выходу. Дома меня ждали девочки, что меня удивило. В каникулы они обычно редко проводили время в квартире, стараясь по максимуму использовать свободные дни. – И что за новый кекс? – хором поинтересовались они, не успела я зайти в дверь. – Давай, мать, колись! – Я была у тети Златы, – ответила я и пошла в ванную. Но они не отставали. – Ладно тебе хитрить, – сказала Катя, усаживаясь на край ванны и наблюдая, как я смываю тушь с ресниц. – Знаем мы, что ты у нее не была. – И правильно, – заметила Варя, которая стояла в двери. – Сколько можно по подружкам ночевать? Пора уже по молодым людям. – Девочки! – рассмеялась я. – Любите же вы фантазировать! – Ну скажи, а! – заканючила Катя. – Поделись с дитятками своими! Я глянула в ее хитрые серо-зеленые глаза и медленно проговорила: – Да, я познакомилась с мужчиной. И он, к вашему сведению, всего на пять лет меня младше. – Прогресс! – радостно заметила Варя. – Это вам не на двадцать два! И это должно быть серьезно. – Пока ничего не могу сказать, – ответила я. – Мы должны получше узнать друг друга. – А чем он занимается? – поинтересовалась после паузы Катя. – Да, кстати? – поддержала ее Варя. – На гобое играет, – опрометчиво сказала я. – Постойте-ка! – засмеялась Катя. – А не тот ли это ненормальный, который недавно у нас концерт под окном устроил? Ну ты, мать, даешь! А мы-то удивлялись, куда ты тогда так скоропалительно исчезла! Видимо, еще тот фрукт! – И почему тебя не тянет на солидных серьезных мужчин? – вздохнула Варя. – А маме с ними скучно, – сделала неожиданный вывод Катя. – И потом, мы прекрасно знаем, что наша мамочка потихоньку пишет рассказы. А ведь для этого нужен интересный человеческий материал, понимаешь, Варюха? Вот и все объяснения. Я только вздохнула, подумав, что рациональное зерно в ее объяснении, несомненно, имеется. На следующий день я не поехала к Антону, хотя он меня активно уговаривал и всячески давил на жалость, а решила встретиться с Ириской. Она по телефону выговорила мне, что я пропала на неделю и ничего никому не сказала, потом начала взахлеб рассказывать о своей работе. Попутно она вставляла, часто не к месту, новости о Злате и ее «придурке Костике» и, естественно, о Лене и о ее «офигительно-красивом романе с душкой-олигархом». – Короче, Оль, завтра у нас встреча в кинотеатре, – в заключение сообщила она, – и я хочу, чтобы ты поехала со мной. Посмотришь, какие женщины у нас работают, может, и сама решишься. Мы договорились встретиться в центре, погулять немного, а потом поехать на собрание. На улице было прохладно, и я надела голубой брючный костюм. Под пиджак синюю в белый горошек майку. Хотя очень хотелось пойти в своих любимых удобных джинсах и футболке. Но я решила, что на встрече с коллегами Ириски в таком виде появляться не стоит. Когда Ириска впорхнула в вагон, я изумилась ее наряду. Она была в прямой, довольно свободно сидящей на ее похудевших бедрах юбке, строгом пиджаке и шелковой блузке. Юбка и пиджак были черного цвета, а блузка стального. Ириска в этом наряде чем-то неуловимым напоминала школьную учительницу на выпускных экзаменах. Туфли были соответствующие – черные, с закрытым носком и на низком устойчивом каблуке. С изумлением я заметила, что Ириска надела тонкие колготы телесного цвета. – Ты чего так экипировалась? – спросила я, когда мы поздоровались. – Да еще и в колготках. А ведь лето на дворе! – Ничего ты не понимаешь, Олька, – зашептала она мне на ухо. – Это общепринятый в Европе стиль деловой женщины. И, кстати, без колготок считается неприличным ходить на работу. К тому же босые пятки и пальцы тоже недопустимы. А обувь должна быть темной и без всяких там финтифлюшек вроде стразов, бантиков или цветочков. – Но ведь это сейчас модно, – попробовала я возразить. – Я работаю в солидной иностранной компании, – важно заявила она. – И должна придерживаться общепринятых норм. Знаешь, нам даже указали на желаемый цвет волос, – понизив голос, сообщила она, округляя глаза. – Оказывается, к блондинкам и рыжим меньше доверия у потенциальных клиентов, поэтому нам порекомендовали стать брюнетками или темно-русыми. – С ума сойти! – засмеялась я, окидывая взглядом ее пушистые золотисто-русые волосы. – И ты будешь перекрашиваться? – Пока не решила, – вздохнула Ириска. – Боюсь, моему Левке это не очень понравится. – Но насколько я знаю, ты работаешь консультантом в свободном плавании, если можно так выразиться. Не в офисе же сидишь! – резонно заметила я. – А это без разницы! – улыбнулась Ириска. – Нам на первом же занятии внушили, что мы представители компании и должны выглядеть соответственно. Но знаешь, это даже приятно, когда твои коллеги выглядят, как на подбор, ухоженно, элегантно, общаются приветливо и беспрестанно улыбаются. Хмурых лиц я у нас не видела. Все излучают оптимизм и настроены позитивно. Сама сегодня увидишь! Мы вышли на «Серпуховской» и направились на Полянку. Ириска бодро постукивала каблучками, смотрела по сторонам и без конца говорила. – Схема работы чрезвычайно удобная, – рассказывала она. – Я нахожу клиента, сообщаю ему о методах лечения, о наших врачах, о ценах. Я уже побывала в одном из медицинских центров. Он расположен недалеко от «Тульской», что удобно, так как это, сама знаешь, моя ветка. Потом записываю его на консультацию. И записываю на точное время и на свою фамилию. Потом встречаю у метро, веду в центр, отдаю врачу в руки и жду. Тот обследует и назначает лечение. – Не пойму, что ты со всего этого имеешь, – встряла я. – Сейчас узнаешь, – улыбнулась она. – Врач обязательно выпишет наши препараты. А они уникальны, уверяю тебя. И их нет ни в аптеках, ни в магазинах. Они имеются только на складе, и только мы, сотрудники фирмы, можем их купить. Но как ты понимаешь, покупаем по цене консультанта, потом по цене менеджера и так далее, а продаем по потребительской. И разницу кладем в карман. Кроме этого, получаем процент с цены консультации, но там немного. И также в центрах есть компьютерная диагностика. С нее тоже получаем, если приводим пациента. – И когда вы все это получаете? – усмехнулась я, с подозрением глядя на чрезмерно воодушевленную Ириску. – После дождичка в четверг? – С чего ты взяла? – расхохоталась она. – Еще раз повторю, это не пирамида, а вполне законный сетевой маркетинг. Я вчера получила первые деньги, – добавила она, зачем-то понизив голос. – Привела тетю Левки на обследование, а она обожает лечиться. Это у нее своего рода аттракцион по жизни. Конечно, первый раз мой директор Людмила, ну ты помнишь ее, помогла. Тетка так очаровалась врачами и препаратами, что прошла полное компьютерное обследование и сразу выкупила несколько БАДов. А я получила в кассе разницу, что и составило мою зарплату. – И много? – полюбопытствовала я. – 85 долларов, – ответила Ириска и округлила глаза. – Представляешь? А ведь я ничего особого не делала. И по времени это заняло пару часов всего-то. – Неплохо, – заметила я. – Это что! – быстро и возбужденно заговорила она. – Там я познакомилась с такими же консультантами. Так они за день умудряются по три-четыре человека приводить. Вот и считай! – И всегда сразу получают? – Нет, конечно, – вздохнула Ириска. – За консультации у врачей мы получаем сразу в центре, но это как раз немного. Весь доход с препаратов. А клиенты не всегда их выкупают. Все-таки это дорого. Иногда на 500 баксов выписывают. И не у всех сразу такая сумма имеется. Вот и приходится нам, консультантам, договариваться с ними, когда им удобнее выкупить, потом на склад ехать и за свои брать, потом с клиентами отдельно встречаться и им продавать. – А если они не захотят покупать? – предположила я. – Бывает, – согласилась Ириска. – Тогда или еще кому-то продавать или самим пользоваться. – В смысле? – Так ведь это в основном БАДы, я тебе говорила. Кроме этого, косметика очень хорошая, кремы там всякие, лосьоны, много глиняных масочек для волос, для лица, тела. И все с этим чудо-веществом из Мертвого моря, – добавила она. – Эксклюзив. Напрямую из Израиля доставлено. Я слушала ее уверенную речь, смотрела на оживленное лицо и беспрестанно улыбающиеся губы и вдруг поймала себя на мысли, что Ириску словно зомбировали, что она говорит и, видимо, думает, как запрограммированный автомат.
Мы медленно шли по Полянке. Погода разгулялась. Облака раздуло, выглянуло солнце, но ветер был северный, свежий и прохладный. Смог почти не чувствовался, на улице было комфортно. Я даже почувствовала, как терпко пахнет листва немногочисленных деревьев. – А ты, кстати, где эти дни пропадала? – совсем некстати поинтересовалась Ириска, которая только что взахлеб рассказывала о чудо-креме от морщин, «абсолютном ноу-хау компании, бесподобном и эффективном, избавляющем не только от морщин, но и от некоторых заболеваний». – У Антона, – кратко ответила я, решив не говорить, что ездила к Нику. – А, понятно, – немного разочарованно произнесла она. – А я думала, что ты к этому малолетке отправилась, – добавила Ириска после паузы и внимательно на меня посмотрела. – Давай больше не будем говорить об этом, – мягко сказала я. – Никита – это прошлое. И я сейчас серьезно подумываю об Антоне. Он милый и талантливый. И знаешь, – неожиданно разоткровенничалась я, – предлагает мне вариант гостевой семьи. Ириска даже остановилась, повернулась ко мне и широко раскрыла свои и без того большие круглые глаза. – Вот, значит, до чего уже дело дошло! – сказала она. – Быстро вы! – Сама понимаешь, – улыбнулась я, – возраст многое позволяет. И цветочно-конфетная фаза сокращается до минимума. – Ну и зря! – подытожила Ириска. – Вон, вижу кафешку. Пошли кофе, что ли, выпьем. А то от таких новостей в горле пересохло. Кстати, как у него с этим? – озаботилась она. – С кофе? – расхохоталась я. – Любит и много пьет. – Оля! – рассердилась Ириска. – Ты же знаешь, о чем я. Костик у Златы поддает, будь здоров! – Как там Лена? – перевела я разговор на другую тему. – Замечательно! – тут же воодушевилась Ириска. – Она просто на седьмом небе. Правда, мы ее не видим, она, как всегда, занята, зато слышим по телефону. Этот олигарх Саша, или, как она его называет, Алекс, по ее рассказам, оказался очень простым, милым, умным мужчиной. Но у них пока цветочно-конфетный период. Учись, мать! А то сразу в койку прыгаешь, толком не разобравшись, кто это, что это. Мы подошли к кафе. Ириска зачем-то остановилась и начала читать вслух меню, которое было вывешено на выносном транспаранте, стоящем возле входа. – Так, бизнес-ланч, это нам не надо, – бормотала она. Я потянула ее за рукав. – Пошли внутрь, – сказала я. – Мы же хотели просто кофе. – А вдруг я решу плотно поесть, – усмехнулась Ириска. – Видишь, какая я сейчас стройная? Ириска третий месяц сидела на «психологической» диете, суть которой заключалась в том, чтобы не есть после шести вечера, а в течение дня урезать порции наполовину. И надо сказать, что диета дала свои результаты. Ириска сбросила около восьми килограммов и выглядела отлично. – Ты же решила сохранить этот вес, – заметила я. – Только начни снова много есть, и сброшенные килограммы вернутся с удвоенной скоростью. – Да, это так, – вздохнула она. – К тому же желудок уже сжался, и есть хочется меньше. Мы вошли в кафе. Оно было практически пустым. Маленькие деревянные столики выстроились ровными рядами. Бармен скучал за стойкой, возле него стояли две молоденькие официантки в короткой униформе и активно кокетничали, без конца тихо хихикая. На нас они не обратили никакого внимания. Мы заняли столик возле окна. Я откинулась на спинку стула и вытянула ноги. Тут зазвонил мой сотовый. Я глянула на определитель. Это был художник Сергей. Подумав, все-таки ответила. – «Я вас любил! Любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем. Но пусть она вас больше не тревожит…» – начал он совершенно пьяным голосом. – Здравствуй, Сережа, – перебила я его и глянула на Ириску, которая навострила уши и начала улыбаться. – Оленька! – воскликнул он так громко, что я отодвинула телефон от уха. – Куда, куда ты удалилась?! – Под кустик села, провалилась, – пробормотала я. Ириска покраснела и хихикнула. Официанты перестали кокетничать с барменом и наконец соизволили обратить на нас внимание. Одна из них неторопливо подошла, виляя узкими бедрами, и сухо поинтересовалась, что мы будем заказывать. – Кофе, – кратко сказала Ириска и вновь повернулась ко мне. – Куда, куда ты провалилась? – не унимался Сергей. – Я чуть с тоски не помер тут! – Какой кофе? – уточнила официантка, явно прислушиваясь к моему разговору. – У нас есть эспрессо, капучино, латтэ. – Капучино, две чашки и мороженое, – сказала Ириска, не сводя с меня глаз. Официантка молча кивнула и удалилась. – Уезжала по делам, – ответила я. – Как ты? – Мне плохо без тебя, мой друг! Так тяжела разлука с милой! – Сереж, ты вот что, ложись спать. Потом протрезвеешь и позвонишь. Хорошо? – строго проговорила я. – А я не пьян! Нет! Пьян любовью! И жду тебя, мой милый ангел! – Ложись спать! Пока! Я закончила разговор и подняла глаза на Ириску. – Это еще кто?! – засмеялась она. – Буйный какой-то! – Художник Русаков, – улыбнулась я. – Случайно познакомилась. Официантка принесла наш заказ, пожелала приятного аппетита и удалилась, глянув на меня с любопытством. Тут телефон зазвонил снова. Я вздохнула и взяла его со столика. Но это был Антон. – Привет, милая, – заворковал он. – Ты где? – Привет, Антон! – ответила я. И Ириска начала смеяться. Я строго на нее глянула и нахмурила брови. – С подругой встречаюсь, а что? – сказала я. – Я скучаю по тебе! Очень скучаю! Когда приедешь? – Пока не знаю, – ответила я. – А ты где? Антон хохотнул, потом сообщил, что он сидит на лавке возле дома Паши. Это был один из его друзей-музыкантов, второй гобой в том же оркестре, где работал Антон. – Понимаешь, у него жена с детьми на дачу уехала, а он падшую вызвал, решил разлечься. А я как раз в гостях у него сидел. Ну, ведь ты же отказалась сегодня ко мне приехать, – добавил он плаксивым тоном, – вот я и поехал к Пашке. Да и трости он обещал мне сделать. – И ты их оставил наедине? – отчего-то начала я злиться. – Верный друг! А то, что он женат, это ничего не значит? – Да подожди ты, Оля! – прервал он меня. – Мы пиво пили, потом Пашка позвонил по газете, вызвал девку. Но такой на него странный стих нашел, что он посадил ее перед собой и начал отрывки из «Ревизора» Гоголя зачитывать. Девка вначале растерялась, глаза свои глупые таращит и с опаской на нас поглядывает. А Пашка все читает, да еще и с выражением. Я так хохотал, что чуть не описался. Деньги он ей за час заплатил, куда ей деваться? Но видно, что ей этот Гоголь поперек горла. Слушала она, слушала, а потом давай рыдать, хотя ничего такого в тексте не было, что женскую душонку растравливает. Потом начала нам рассказывать, как она на панель попала. Якобы из маленького украинского городка приехала сюда поступать в институт и провалилась, а домой вернуться стыдно. Ну, они все эту историю, как под копирку, рассказывают, так что я и не верю, больно мне надо? Но дали ей выговориться. Потом Пашка решил ее обратно отправить. Он сейчас девку на такси сажает, а я его тут на лавке жду. Вот и решил тебе позвонить. – Все? – сухо поинтересовалась я. – Я вообще-то с подругой, так что давай! Потом созвонимся. – Ты обиделась, лапуля? – искренне удивился он. – Нет, с чего ты взял? Просто кофе остывает, а мороженое тает. – Хорошо, зая. Целую. Позже позвоню. А вечером ко мне, и без разговоров! А то и мне придется снять какую-нибудь девку, чтобы ей, скажем, «Критику чистого разума» Канта почитать. Он захихикал. Я закончила разговаривать и убрала телефон в сумку. Ириска сидела с округлившимися глазами и даже мороженое не ела. – Вот это жизнь! – восхитилась она. – Мужики звонят без перерыва. А мы-то боялись, что ты у нас закисаешь. А тут, я смотрю, отбоя нет! – Это Антон, – пояснила я. – Хочет, чтобы я сегодня к нему приехала. – Я поняла. Но мы же на встречу идем! – возмутилась Ириска. – Не волнуйся, не собираюсь я к нему ехать! Я отпила кофе. – Что там Лена? – спросила я после паузы. – Забыла сказать, – заулыбалась Ириска. – Она пригласила нас всех в гости в субботу к своему новому ухажеру. – Что, серьезно? – удивилась я. – Так ведь он олигарх, а мы простые смертные. – Вот-вот, я тоже это ей сказала, – закивала Ириска. – Тем более домик у него не где-нибудь, а на Рублевке. Но Лена заявила, что он настолько простой в общении, что мы получим удовольствие. К тому же он мечтает познакомиться с Ленкиными ближайшими подругами. – Умно, – хмыкнула я. – Он действует по принципу: скажи, кто твой друг, а я скажу, кто ты. – Не знаю, – пожала плечами она. – Ленка сказала, что он просто приглашает нас отдохнуть на выходные. Ты как? – Как все, – улыбнулась я. – А Злата может? – У нее как раз в субботу смена. Но она сказала, что постарается поменяться или вообще продать эту смену кому-нибудь. У них в охране это распространенная практика, особенно в летний период. Вообще, конечно, очень удобный график сутки – трое. Одну смену отдал – и у тебя целая неделя свободна. – Да уж! – заметила я. – Зато каждую третью ночь ты не высыпаешься. А для женского организма это не есть хорошо. – Привыкают, видимо, – сказала Ириска и отодвинула пустую чашку. – Оль, мне еще хотелось бы по магазинам пробежаться. Хочу честно заработанные проценты на себя, любимую, потратить. Ну, Зойке, может, что-нибудь куплю. – Давай! – обрадовалась я. – И мне не мешало бы купить что-нибудь эротичное. – Чего? – расхохоталась Ириска. – Ну не в секс-шопе, конечно! Так, какой-нибудь новенький сексуальный халатик, да и постельное белье не мешает. – Значит, все-таки хочешь перебраться к Антону? – сделала вывод Ириска и встала из-за стола. – Хочу, – созналась я. – Вариант «гостевая семья» мне нравится. Это, по-моему, идеально для нас. И для начала нужно кое-какие свои вещи у него оставить. А то неудобно даже без обычных домашних тапочек, согласись. – А постельное белье-то зачем? – улыбнулась она. – У твоего Антона своего, что ли, нет? – Ты же знаешь этих холостых мужиков! – ответила я. – Все застиранное какое-то, мятое, даже спать на таком неохота. Лучше я принесу новое и красивое, скажем, розовое в каких-нибудь красных сердечках. Я такое у нас на «Чертановской» видела. – Бог мой, как пошло! Красные сердечки! – усмехнулась Ириска, выходя из кафе. – Но для медового месяца то, что нужно! – хихикнула она. – Получишь сейчас у меня! – грозно сказала я и легко шлепнула ее по спине. – Ладно, ладно, не буду, – заулыбалась Ириска. – Но зачем на правду обижаться? Ты ведь у нас сейчас новобрачная, пусть даже и в гостевой семье.
Мы дошли до конца Полянки и остановились в задумчивости. – А может, в универмаг на Добрынке? – предложила Ириска. – Там ты и белье себе посмотришь. – И буду таскаться с комплектом целый день? – усмехнулась я. – Давай куда-нибудь, где и для тебя тряпки есть, и я посмотрю халатик. Мы перешли через Якиманку, миновали Малый мост и направились к Большому Каменному мосту. Я начала немного нервничать, потому что это были наши любимые с Ником места. На этом мосту мы часто целовались. Я даже невольно замедлила шаг. Но Ириска истолковала мою медлительность по-другому. Она остановилась и стала смотреть на храм Христа Спасителя. – И все-таки здорово, что его построили! – с воодушевлением сказала она. – А помнишь, сколько споров было по этому поводу? Даже Лужкова обвиняли, что он начинает бесперспективный проект, что раз храм разрушен, то так тому и быть, и незачем вбухивать такие средства в «подделку». А он вон стоит и всех радует! Я посмотрела на золотящиеся купола храма, на его белые стены, потом перевела взгляд на отражение в реке. Картина выглядела необычайно красивой и странно умиротворяла. Хотелось стоять вот так, ни о чем не тревожиться и долго смотреть на огромный белый храм и его колышущегося опрокинутого двойника. Ириска помолчала какое-то время, облокотившись на каменный парапет. Но ее неугомонная натура взяла свое. Она толкнула меня локтем в бок и спросила, чего мы тут застряли. Я улыбнулась, оторвалась от созерцания храма, и мы пошли дальше. Сойдя с моста, мы, не сговариваясь, повернули к Библиотеке им. В. И. Ленина. Когда прошли мимо нее, Ириска предложила отправиться на Новый Арбат. Я поморщилась, так как не любила такие многолюдные места. – Просто забежим в пару магазинов, – оживленно проговорила она и умоляюще на меня глянула. – Там народу вечно полно! – недовольно ответила я. – Так будний день, да и все почти в отпусках, – не унималась она. – А приезжие? – засмеялась я. – Они как раз тоже в отпусках, и все в столице! – Не ворчи! А то быстро превратишься в старуху! – Это еще что за теория? – расхохоталась я. Ириска остановилась и внимательно на меня посмотрела. В ее голубых глазах сквозило недоумение. – Это же распространенная теория! – сказала она. – Мы то, что мы едим, и то, что говорим. Ты разве не знала? – Слышала, – пожала я плечами. – Чего мы встали, кстати? – Ах, какие жэнщин! – раздался в этот момент низкий мужской голос. – Вас подвэзти, красавицы? Мы резко повернулись к дороге и увидели, что возле нас притормозил серебристый «мерс» и оттуда выглядывает полный пожилой мужчина ярко выраженного кавказского типа. Он широко улыбался, сияя золотыми зубами. Я завороженно уставилась на эти зубы. Мужчина был черноволосый, смуглый, с густыми черными усами, в черной рубашке и золотом галстуке. Зубы сияли в этой черноте почти так же ярко, как и галстук. Ириска прыснула и отрицательно покачала головой. Мужчина заулыбался шире, зубы засверкали еще ярче. – Нет, золотой ты наш, – сказала Ириска. – Мы уже пришли. – Ай, красавицы! – не унимался тот. – Давайте в рэсторан! Приглашаю! – Спасибо, нам некогда, – ответила я и потащила Ириску в подземный переход. Когда мы сбежали по ступеням, то остановились и начали смеяться. – Феерическое зрелище! – говорила Ириска, с трудом переводя дух. – А может, нужно было познакомиться? – С ума ты сошла? – возмутилась я. – Зачем тебе гастарбайтер? – Во-первых, не мне, а тебе, – перестав смеяться, сказала она. – Во-вторых, с чего ты взяла, что он приезжий? А может, у него тут вся родня до седьмого колена. А то ты, Олька, все по молоденьким. А для жизни нужно с солидными мужчинами общаться. Знаешь, что мне всегда говорила моя бабушка? Я покачала головой и медленно двинулась по переходу. – Это, кстати, передается у нас из поколения в поколение по женской линии. Бабушка всегда учила: «Если ты знакомишься с мужчиной, любишь его и хочешь связать с ним свою судьбу, то должна задать себе один-единственный вопрос». И как ты, Оля, думаешь, какой? – спросила Ириска и повернулась ко мне. – Ну, не знаю, – ответила я. – Люблю ли я его по-настоящему? Не будет ли мне изменять этот мужчина? Здоровые ли дети родятся от него? Мало ли что можно спросить у самой себя! – И это распространенные установки, – улыбнулась Ириска. – А вопрос должен быть следующим: «Может ли этот мужчина улучшить качество моей жизни?» Вот и подумай! – Но это какой-то меркантильный подход, – заметила я после паузы. Мы в этот момент вышли из перехода. Ириска быстро направилась к уличному кафе, взяла, не спрашивая меня, бутылку минеральной воды и уселась за столик. Я села напротив. Ириска открыла воду и налила в одноразовые стаканчики. – Пить охота, – сказала она. – Как-то жарковато становится, а я в черный костюм вырядилась. – С утра довольно прохладно было, – ответила я и сняла пиджак. – Женщинам, как оказалось, – важно произнесла Ириска, – нельзя допускать обезвоживание организма. Это плохо влияет на кожу, да и на самочувствие в целом. Даже, нам сказали, кошмары могут сниться именно из-за обезвоживания. Она налила еще воды и быстро выпила. – Так что подумай, Оля, – продолжила Ириска. – Может, на первый взгляд кажется, что это меркантильный подход. Зато это избавит от множества разочарований и поможет сохранить брак. – Ты это вообще к чему? – поинтересовалась я. – А кто замуж собрался? – улыбнулась она. – И как Антон может улучшить твою жизнь? Ну-ка? Я задумалась. «А ведь рациональное зерно в этом есть! Вот, скажем, Ник разве мог улучшить мою жизнь? Своего жилья у него нет, он пока с родителями, значит, сразу вопрос: где? А это или у меня – но две взрослые дочки, да и квартира маленькая, – или снимать, а в Москве это невероятно дорого. Он только что закончил ПТУ, значит, с работой тоже пока непонятно. А это финансовое обеспечение «молодой» семьи. Значит, пока он не найдет подходящей работы, мы живем за мой счет. Вот тебе и меркантильный вопрос бабушки Ириски! Дочкам обязательно сообщу о таком интересном методе выбора жениха. А то мы всё – «любовь победит смерть», «с милым рай и в шалаше» и тому подобный бред. А жизнь-то диктует совсем другие условия для сохранения семьи. Кстати, Антон живет один в трешке». – Глубокая задумчивость овладела ей, – услышала я насмешливый голос Ириски и очнулась. Она смотрела на меня весело, но пытливо. – И как Антон может улучшить твою жизнь? – повторила она вопрос. – У него трехкомнатная квартира, значит, вопрос с жильем решается. Он неплохо зарабатывает, особенно на гастролях, к тому же никогда не отказывается от подработок в других оркестрах, так что у меня деньги просить не будет, и он не жмот. Я жила у него несколько дней, так он все мне покупал. – Ну, это на первых порах, – сказала Ириска. – Вначале они все пускают нам пыль в глаза, бросаются выполнять малейшую прихоть. Знаешь, как Левка говорит? Мы ухаживаем за вами два-три месяца, чтобы вы потом ухаживали за нами всю жизнь. – Цинично, – заметила я. – Зато по существу, – улыбнулась она. – Правда, мой Левушка балует меня и сейчас, после пятнадцати лет брака. Ладно, Оля, – сказала Ириска и встала, – в конце концов, решает каждый сам. Это твоя жизнь. – Но за совет спасибо, – улыбнулась я. – Вопрос твоей бабушки на самом деле поставлен очень грамотно. – А то! – хихикнула она. – Я и Зойке в свое время обязательно передам. Мы направились в магазин женской одежды, видневшийся неподалеку. Там Ириска сразу бросилась в отдел нижнего белья, что меня удивило. – Ты же, насколько я помню, хотела купить какую-нибудь блузку или платье, – заметила я, наблюдая, как она вцепилась в кружевной комплект сочного земляничного цвета. – Какой лифчик! – восторженно заговорила она, не слушая меня. – Ты только посмотри! – А не сильно ли он открыт? – заметила я. – У тебя грудь все-таки не маленькая! Все будет вываливаться! – Ничего ты не понимаешь! – хмыкнула она. – В самый раз! Должна же я постоянно держать мужа в тонусе! Короче, беру! А ты чего стоишь? Ты же хотела сексуальный халатик! Вот, Оль, смотри, как раз для тебя, – возбужденно заговорила Ириска, переходя к следующему кронштейну и снимая комплект, состоящий из прозрачной голубой майки, зачем-то опушенной по вороту голубым пухом, и атласных шортиков. Ириска приложила ко мне комплект и прищурила глаза. – Нет, – удрученно сказала она, – как-то на тебе смешно и нелепо. – Еще бы! – улыбнулась я. – Такое специфическое одеяние, которое, как мне кажется, носят профи. – Ну не скажи! Если это дома и для любимого, то какая разница? Главное, как оно на тебе выглядит и как любимый реагирует. А все остальное не имеет значения. Ириска сняла следующий комплект и вновь приложила его ко мне. – О! – восхитилась она. – Это то, что нужно. Твой новоиспеченный гостевой муж будет в восторге. Комплект состоял из очень короткой шелковой рубашки глубокого черного цвета и прозрачного, тоже черного, пеньюара. Шелковые красные розы красиво поблескивали на дымчатой поверхности его ткани. – Дорого, сексуально, элегантно, – констатировала Ириска. – Нужно брать! – Думаешь? – засомневалась я, хотя комплект мне понравился. – Еще бы! И чулки черные! – уверенно ответила она. – Ты прямо спец! – усмехнулась я и взяла комплект. – Можно и красные, – задумчиво добавила Ириска. – Будет чуток вульгарно, но некоторые мужики от этого тащатся. Я думаю, из-за непреходящей тайной любви ко всему низменному, в частности к шлюхам. Я купила этот комплект, кроме этого два халата. Один довольно короткий, синий с павлинами, в виде японского кимоно, а другой до щиколоток, но прозрачный и белый, с нежными бледно-розовыми цветочками. Ириска приобрела комплект земляничного цвета и розовую шелковую ночную рубашку на тонких бретельках и с разрезом до бедра. Довольные, мы вышли из магазина. – Я еще хотела блузку, – задумчиво проговорила Ириска. – Но неохота пакетами нагружаться, ведь у нас еще встреча. – Может, сходим в музей? – неожиданно предложила я. – А то все по магазинам. – Даже не знаю, – удивилась Ириска. – Чего это тебя по музеям потянуло? В молодости, что ли, не находилась? – Сама не знаю, – улыбнулась я. – Видимо, после всех этих тряпок тянет на что-нибудь более осмысленное. – Чего? – рассмеялась она. – А меня вот тянет хорошенько покушать! – Так ты ведь на диете! – Но я сбросила лишние килограммы, достигла оптимального для себя веса и сейчас должна просто сохранять его. А не морить себя голодом. – Не замечала, что ты умираешь от голода, – расхохоталась я. – Короче, Ольга, пошли перекусим. Можно китайскую кухню или японскую. Вон, я вижу, суши– бар. У них продукты почти все низкокалорийные. – Хорошо, пошли, – согласилась я. И мы отправились в суши-бар. Заказали салат из капусты с креветками, несколько видов суши и роллов и апельсиновый сок. – Ты же знаешь, – говорила Ириска, с аппетитом уплетая салат, – сколько я самых разных диет перепробовала! И все это, хочу сказать, просто современная развлекательная культура. Другого определения я этому дать не могу. Ну, конечно, за исключением специальных диет для больных людей. Просто нужно есть поменьше и двигаться побольше. У нас на курсах дали очень интересное понятие закона набора веса. Сказали, что необходимо представить бассейн. Чтобы сохранять уровень воды, нужно всегда столько ее выливать, сколько влилось. Налили в бассейн пять литров воды, нужно и вылить из него тоже пять. Если выльете меньше, уровень воды поднимется, если больше, соответственно, опустится. И так же происходит с энергией. Потребили на пятьсот калорий пищу, истратьте именно пятьсот калорий, иначе разница отложится в жир. Ну и, конечно, если вы истратили, скажем, семьсот, то это возьмется из основного запаса, и вы похудеете. И я сейчас всегда представляю бассейн, когда кушаю, и машинально прикидываю количество потребляемых калорий. – Интересно, – заметила я. – И главное, работает, – улыбнулась Ириска и отпила сок.
В записную книжку
На встречу мы приехали без опоздания, потому что Ириска жестко контролировала процесс и без конца смотрела на часы. Так что шопинг не затуманил нам мозги, как обычно, и мы прекрасно понимали, на каком мы свете и сколько сейчас реально времени. Когда я увидела толпу хорошо одетых, ухоженных и улыбающихся женщин, то начала немного волноваться. Мы вошли в фойе кинотеатра, и я сразу направилась к зеркалу. Внимательно оглядев себя, осталась, в принципе, довольна. Брючный костюм выглядел элегантно, а сочетание его голубой ткани с ярко-синим в белый горошек топом – классическим. К тому же голубой подчеркивал мой загар. Я поправила отросшую челку, цепко глянула на слегка подкрашенные глаза, потом перевела взгляд на губы с остатками светло-коралловой помады. – Чего ты тут застряла? – услышала я тихий голос Ириски. – Пошли в туалет, приведем себя в порядок. А то скоро всех пригласят в зал. В туалете оказалось много таких же, как мы, желающих привести себя в порядок. Ириска с некоторыми поздоровалась. Меня занимало то, что почти все женщины выглядели в одном стиле и были одной возрастной категории – от тридцати до пятидесяти. Но все были приятными, милыми, улыбчивыми, оживленными и симпатичными. «Видимо, в этой фирме существует негласный фейс-контроль. Хотя дело даже не в природных данных, а в особом выражении лица и манере общаться, – подумала я, наблюдая, как две дамы расцеловались и начали вполне искренне спрашивать друг друга о самочувствии. – У всех присутствующих даже выражение глаз одинаковое. И у всех они сияют внутренней радостью». Я глянула на Ириску, которая в этот момент раскланялась с какой-то высокой статной женщиной. Ириска тоже выглядела соответственно, ее глаза искрились радостью, губы приветливо улыбались. Когда нас пригласили в зал, я увидела, что почти все ряды заняты. Мы остановились. – Ирочка, иди сюда! – услышала я и повернула голову. С пятого ряда встала женщина, показавшаяся мне знакомой. Это была Людмила, директор Ириски. Мы пробрались к ней и уселись рядом. Людмила радостно со мной поздоровалась и выразила удовольствие по поводу моего прихода. – Сегодня будут очень интересные сообщения о новых препаратах, – сказала она. И Ириска, к моему удивлению, послушно закивала и достала из сумки толстую общую тетрадь. – В перерыве будет чаепитие, – продолжила Людмила, одобрительно глядя на Ириску. – Можно будет бесплатно попробовать наш новый чай, который нормализует обмен веществ. Особенно он полезен для женщин бальзаковского возраста, – улыбнулась она и посмотрела на меня. – А потом мы услышим выступления наших менеджеров и консультантов. – Как здорово! – восхитилась Ириска. В этот момент на сцене появились две женщины, и присутствующие зааплодировали. Они поздоровались и пожелали всем здоровья. Потом, к моему изумлению, одна из них достала из сумочки флакон и начала брызгать им в зал. До нас дошел сладкий аромат духов. – Это те новые духи, помнишь? – зашептала Ириска мне на ухо. – Вдыхай! Они лечат. Меня разобрал смех, но я сдержалась и кивнула. Ириска откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Ее лицо выражало блаженство. Но когда одна из женщин, которая представилась как платиновый директор компании, начала рассказывать о новых препаратах, она тут же выпрямилась и начала прилежно конспектировать. После ее довольно утомительной лекции на сцену вышла другая женщина. Она оказалась врачом-эндокринологом, работающим в одном из центров. Ириска перевернула страницу и приготовилась записывать. Врач начала рассказывать о действии препаратов на эндокринную систему, и скоро я начала скучать. Мысли почему-то унеслись к Нику. Я вновь вспоминала свою поездку, удивляясь в душе собственной безрассудности, его лицо, его глаза, смотревшие на меня совсем по-другому, чем раньше. Нет, он не был ни холоден, ни безразличен. Ник казался отстраненным, словно я была на одной планете, а он на другой. А вот девчушка Поля явно находилась на его планете. Я почувствовала необоснованный укол ревности и улыбнулась глупым мыслям. Ведь Поле на вид было лет 14—15, хотя она уже вполне сформировалась. Но я видела, как она смотрела на Ника, как тянулась к нему. Правда, с его стороны не было никаких намеков, что она его интересует как девушка. – А сейчас, милые дамы, просим в фойе, – услышала я и открыла глаза. – Там вас ждет наш удивительный чай. – Ты спишь, что ли? – услышала я недовольный шепот Ириски. – Столько всякой полезной информации! Нужно сейчас же приобрести этот новый чай. Он просто творит чудеса! – Не слишком ли ты очарована? – резонно заметила я и встала. – Ты просто не видела ролики нашей компании, – заметила Ириска и начала вслед за мной пробираться между сиденьями. – Там материал, как действуют препараты. Причем снято в медицинских центрах разных стран. «Ах, еще и видео! – подумала я. – А ведь все это напоминает психологическое зомбирование. Хотя, возможно, многие иностранные компании так работают. Ведь преданные делу и восхищенные продуктом сотрудники рьяно продвигают его на рынке. И всем это выгодно. Сотрудники получают свои проценты, а компания – доходы». – Ну как вам встреча в целом, Оленька? – спросила в этот момент Людмила, выходя из рядов за Ириской. – Очень интересно, – вежливо ответила я. – Познавательно. – Сейчас чай будем пить, – сказала она. – Из вас получился бы отличный консультант. – И я это говорю, – встряла Ириска. – Но Оля пока не созрела. – Вы контактная, приятная в общении, умная и воспитанная женщина, – продолжила Людмила. – Такие кадры очень ценятся в нашей компании. К тому же вы отлично выглядите, а это одна из составляющих успеха. Консультант должен отлично выглядеть, тогда клиент доверяет ему. Я начала напрягаться. Эта массированная атака раздражала. Людмила тут же почувствовала это и, мило улыбнувшись, заметила: – Но все приходит в свое время. Это закон жизни. Так что, как будете готовы, Ирина с удовольствием заключит контракт с вами. – Я с удовольствием, – закивала Ириска. Мы вышли в фойе. Пока мы сидели в зале, оно кардинально преобразилось. Несколько длинных столов занимали середину. На них стояли блестящие самовары и белые фарфоровые чашки. Коробки с шоколадными конфетами были уже открыты. Женщины подходили к столам, наливали чай и разбредались по фойе с чашками в руках. В углу я увидела отдельный стол, на котором стояли коробочки с чаем. Ириска налила мне чашку, потом себе. Я с подозрением понюхала чай, но он был ароматным и на вид обычным зеленым. Я попробовала. Приятный травяной вкус ни о чем мне не сказал. «И что в нем такого уж особенного? – с недоумением подумала я и взяла конфету из коробки. – Чай как чай! Напоминает дешевый китайский». – Очень интересный вкус! – заметила в этот момент Ириска. – И ты не представляешь, сколько всего в нем нового, полезного, необычного. Это просто эликсир здоровья! И в нем также содержится эта уникальная биодобавка из водорослей Мертвого моря. Она восстанавливает организм изнутри. – А ты уверена? – с сомнением спросила я. – Ты что, не слышала выступление эндокринолога? – возмутилась она и даже чай пить перестала. – Тебе же русским языком говорили о чудесных исцелениях, о том, что это подтверждено лабораторными анализами. – Возможно, – ответила я. – Хочу купить этот чай, – решительно проговорила Ириска и двинулась к столику. Я последовала за ней. Девушка-продавец только что отпустила предыдущего покупателя и приветливо нам заулыбалась. Ириска назвала ей свой номер, девушка сверилась по списку, кивнула и спросила, сколько мы будем брать. После краткого, но мучительного раздумья, во время которого я так и видела, как здравый смысл Ириски борется с ее желанием купить побольше, она, наконец, решила, что ей хватит пяти коробочек. Продавец на калькуляторе подсчитала сумму и показала ее Ириске. Та энергично закивала и достала кошелек. Я же, увидев эту фантастическую цифру, на миг потеряла дар речи. «Какой смысл зарабатывать, если потом все это тратится на препараты своей же компании? – подумала я. – И надо бы еще этого чайку попить на халяву. Знание, что он столько стоит, сейчас наверняка изменит его вкус!» Улыбаясь этим мыслям, я наблюдала, как Ириска расплачивается, как девушка укладывает товар в фирменный пакет с логотипом компании. – Вам сколько? – спросила в этот момент девушка с дежурной улыбкой на лице. – И ваш номер, пожалуйста. – Я не беру, – тут же сказала я и отошла от стола. Довольная Ириска, шурша пакетом, последовала за мной. – Ты офигела – покупать это за такую нереальную цену? – прошептала возмущенно я. – И зачем тебе такое количество? Ведь в коробочке, насколько я поняла, сорок пакетиков! – Тетка Левы, с которой я ездила в центр, просила привезти ей какой-нибудь наш чай. Да она счастлива будет купить у меня. Посчитай, сколько я получу на разнице! – Не знаю, Ириска, – после паузы, во время которой мы наливали чай из самовара, сказала я. – Все-таки она твоя хоть и не прямая, но все же родня. Мне было бы как-то неудобно брать с нее такие деньги, да еще и зарабатывать на «разнице», как ты говоришь. – Это бизнес, Оля, – серьезно ответила она. – И на Западе так все работают. Я приехала сюда, купила товар, потом отвезу ей прямо на дом, проконсультирую, как правильно пользоваться продуктом. А ведь это мое личное время, мои силы. И это стоит денег, не находишь? – Возможно, – тихо ответила я. «И чего я, в самом деле? – думала я, идя вслед за Ириской в зал, потому что нас пригласили на вторую часть встречи. – Она так зарабатывает, это, судя по всему, приносит ей удовольствие, никому вреда от этого нет. И разве я вправе судить? К тому же, действительно, время – деньги. Это всем известно. А тетка Левы еще та штучка! Она насмерть может заговорить кого угодно». – И как вам, Оленька, наш новый чай? – спросила в этот момент Людмила, которая уже сидела на месте. – Вкусный, – ответила я, усаживаясь рядом с Ириской. – Но вы, я вижу, не купили, – продолжила она. – Это для меня очень дорого, – спокойно ответила я. – У меня здесь осталось десять пакетиков от презентации, – неожиданно сказала она. – Возьмите, это вам. – Здорово! – восхитилась Ириска. – Но я тоже хотела Оле предложить десяток на пробу. – Что ж, замечательно, – невозмутимо проговорила Людмила. – Значит, у Оленьки будет уже двадцать пакетиков, а это половина курса. – Спасибо, – растерянно ответила я и взяла бумажную упаковку. – А я тебе дома отдам, – улыбнулась Ириска, но я незаметно толкнула ее коленом, и она хихикнула. Тут началась вторая часть, мы замолчали и устремили взгляды на сцену. Вначале выступал врач-диетолог. Потом вышла худощавая женщина и начала дрожащим от волнения голосом рассказывать, как она стала консультантом, а потом и менеджером компании. Оказывается, она долгое время пробовала самые различные диеты, потому что пребывала в твердой уверенности, что все ее неудачные романы – результат ее избыточного веса. В конце концов у нее развилась анорексия, она чуть не умерла и попала в больницу с весом 35 кг при росте 164 см. Она лежала там полгода. Когда смогла есть и вес начал набираться, выписалась домой. Еще полгода ходила на консультации к психологу. Но все равно внутреннее состояние оставляло желать лучшего. И вот она случайно познакомилась с консультантом этой фирмы, заинтересовалась, прошла обучение. И очень многое переосмыслила. И сейчас с успехом работает, восстановила вес, познакомилась с мужчиной, с которым счастлива уже полгода, и все в жизни у нее хорошо. В зале начали аплодировать, у некоторых женщин были влажными глаза. Я заметила, что она в своей речи ни разу не упомянула, что ей помогли именно препараты компании, а делала упор на психологическую помощь. «Еще бы! – думала я, наблюдя за реакцией женщин на ее рассказ. – Что-что, а атмосфера здесь воодушевляющая, и делается все, чтобы ее поддерживать». Тут на сцену вышла, как я поняла, ее директор, сообщила, что у ее «любимого менеджера», так она выразилась, к сегодняшнему дню набраны нужные очки, и она становится директором. Все дружно зааплодировали. Тут же был вручен диплом директора в красивой золотой рамочке и под стеклом и пышный букет цветов в нарядной упаковке. Я видела, что все счастливы. Ириска так растрогалась, что даже всхлипнула. Когда все закончилось, мы вышли на улицу. Я заметила, что многие женщины садятся в свои машины, и это были отнюдь не «Жигули». Людмила попрощалась с нами на лестнице и уехала с кем-то из директоров. А мы отправились к метро.
Когда я приехала домой, сонная Катя сообщила, что мне несколько раз звонил Антон на домашний. – Ты, мать, когда исчезаешь вот так неизвестно куда, то хоть бы телефон не отключала, – недовольно заметила она. – А то поклонники нас достают. – Не ворчи! – улыбнулась я. – А то я сегодня узнала, что ворчание неизбежно старит. Я была на корпоративной встрече с тетей Ирой. Все это оказалось дольше, чем я рассчитывала. А там настоятельно просили отключить телефоны, понимаешь? Где Варя? – перевела я разговор. – У своего решила остаться ночевать, – ответила Катя и зевнула. Она молча смотрела, как я снимаю обувь, потом потащилась за мной в комнату. Плюхнувшись на диван, заулыбалась. – А что, этот твой Антон всегда такой психованный? – после паузы поинтересовалась она. – Начал мне выговаривать, почему я так поздно тебя отпускаю и одну. И кто из нас мать после этого? Потом предложил приехать и ждать тебя возле метро. Я вздохнула, повесила костюм в шкаф и раскрыла пакет. – Ух ты! – мгновенно забыла об Антоне Катя и бросилась ко мне. – Вот это комплектик! Супер! Примерь, мать! – Отстань! – улыбнулась я, прикладывая к себе черный прозрачный с красными шелковыми розами халат, который я сегодня купила, и глядя в большое зеркало. – Тебе идет, – заметила Катя. – Дай примерю! Она схватила рубашку и натянула ее на себя. – Не великовата? – поинтересовалась я. – А такие моего размера были? – спросила Катя, подхватывая слетающие с плеч лямочки. – Нет, – не задумываясь, ответила я. – И вообще, это для таких дам, как я. – Это почему еще? – удивилась Катя, снимая рубашку и аккуратно вешая ее на плечики. – Тебе двадцать один год, – улыбнулась я ее явному огорчению. – Нужно что-нибудь нежное, воздушное, светлое. – Ага! – усмехнулась она. – Голубое и розовое, и в кружавчиках! А может, мне нравится что-нибудь более готическое! В этот момент зазвонил домашний телефон. – Вот видишь! – торжествующе заметила Катя. – Только ненормальный будет названивать в полночь. Ладно, я спать пошла, а ты тут воркуй хоть всю ночь. Я сняла трубку. Это был Антон. – Где ты была?! – нервно заговорил он. – Почему твой телефон был отключен?! С кем ты была? Я тут чуть с ума не сошел! Давно дома сижу, жду тебя, жду, даже котлет на ужин приготовил, пюре сделал. А тебя все нет! И не звонишь! – Но ведь я и не обещала, что сегодня к тебе приеду, – стараясь говорить спокойно, ответила я, хотя от его необоснованных претензий начала раздражаться. – Где ты была?! – закричал он на меня. – На встрече с подругой, и не нужно так орать! – Олечка, лапочка, я ведь волновался, не знал, что подумать! Ты могла бы меня предупредить, объяснить. Короче, я сейчас выхожу к метро и жду тебя! Еще поезда ходят, успеешь, если поторопишься. – Никуда я не поеду! Я устала и сейчас ложусь спать, – решительно проговорила я. – Спокойной ночи! – Оля! Я соскучился по тебе! Ну пожалуйста! – по-детски захныкал Антон. – Как я засну один? А у меня завтра трудный день, с утра репетиция, вечером выступление. – Вот и отдохнешь в одиночестве! – Это твое последнее слово? – сухо спросил он после паузы. – Да, я остаюсь дома и ложусь спать. – Тогда завтра после выступления, хорошо, зайка? Очень тебя прошу! – Созвонимся, – уклончиво ответила я. Когда легла в постель и закрыла глаза, то невольно начала улыбаться. Что-то было в Антоне притягивающее. Возможно, излишняя эмоциональность, открытое проявление чувств, желаний делали его таким привлекательным. Антон что думал, чувствовал, то и говорил. А ведь всем известно, что женщины любят ушами. Но и на следующий день я к Антону не поехала. Это была пятница. И с утра мне позвонила Ириска. Первым делом она спросила, помню ли я, что мы приглашены на уик-энд, так она выразилась, в гости к Ленкиному олигарху. – Выезжаем поздно вечером, потому что, сама знаешь, какие в пятницу вечером нереальные пробки на выезде из города, – сказала она. – Ленка нас повезет на своем джипе. Ты приедешь ко мне на «Нахимовский». Ленка заедет за нами, потом мы подберем Злату. – И когда обратно? – поинтересовалась я. – А то тут, сама знаешь, у меня новый муж, и он оказался крайне нервным товарищем. – Творческая личность, – хихикнула Ириска, – а значит, болен на всю голову. Лена сказала, что обратно вернемся в воскресенье днем. У нее и в воскресенье полно работы, поэтому отдыхать два полных дня она не может. – Понятно, – задумчиво произнесла я. – Слушай, а что с собой из одежды взять? – Вот-вот, – озабоченно ответила она, – я тоже всю ночь думала. Все-таки это сливки общества! Кто знает, в чем они там ходят. А вдруг на ужин нужно вечернее платье и украшения? Хотя Ленка сказала, что мы можем неодетыми. – В смысле? – расхохоталась я. – Голая вечеринка? – Оля! Вечно ты несерьезно относишься к таким важным вещам! – Знаешь, я поеду в том, в чем мне удобно, – сказала я. – И тебе советую особо не напрягаться. Я знала, что у Антона выступление заканчивается в десять вечера, поэтому решила позвонить ему около одиннадцати. С Ириской мы встречались почти в полночь. Но Антон сам набрал мой номер в половине одиннадцатого. Он был чрезвычайно возбужден, в трубке слышался какой-то шум, голоса, крики. – Все, зая! – торопливо заговорил он. – Отыграли! Я уже собираюсь. Сейчас гобой уберу в сумку и могу уходить. Пусть он немного остынет. А то на улице холодно, как мне кажется. А я дома фланельку забыл, в которую его кутаю. Он же сильно нагревается от моего дыхания, вредно сразу на холод выносить. Дерево трещину может дать, тогда замучаешься клеить. И все, прощай хороший звук. Ох, и устал же я! Сейчас с ребятами пивка выпью и домой. Ты вот что, лапуль, – деловито сказал он, – подъезжай сразу на «Пражскую» и вместе домой пойдем. Хорошо? Примерно через час. – Антон, – медленно начала я, прислушиваясь к его учащенному дыханию, к каким-то свисткам, хлопкам и крикам. – Спасибо! Мне очень приятно! – сказал в этот момент Антон. Я замолчала и явственно услышала звук смачного поцелуя и шуршание оберточной бумаги. – Ну что вы! – смущенно продолжал Антон. – Я даже не в форме, гобой что-то сегодня не очень звучал. Да, спасибо! Цветы очень красивые! Мне приятно! – Ау! – позвала я после паузы. – Прости, Ольга! – манерно начал Антон. – Поклонницы одолели. Такой букет! Орхидеи! Ты вроде цветы любишь, так что тебе приятно будет. А мне тоже выгода! – захихикал он. – На букеты для тебя тратиться не надо. Вот подожди, увидишь, что в сезон будет. Иногда моя квартира напоминает цветочную оранжерею. Паш, погоди! – закричал он так, что я отодвинула телефон. – Я с тобой! Сейчас пиво купим! Нет, «дерево» уже свалил, я думаю. А что ты хотел? На жаргоне музыкантов «дерево» – дирижер. – Антон! – громко позвала я. – Да, зая, – тут же отозвался он. – Извини, я хотел с Пашкой пойти. – Ты занят, так что давай закончим разговор, – торопливо сказала я. – Знаешь, но сегодня никак не получится. Дело в том, что мы сейчас с девчонками уезжаем на дачу. Я думала, что это будет завтра, но решили, что ночью машин на дороге меньше. Так что едем уже через час. Я послушала многозначительное молчание в телефонной трубке и продолжила: – Но в воскресенье днем я вернусь. И вечером у тебя. Договорились? Антон неожиданно всхлипнул. Я опешила. Зашуршала обертка. Видимо, он положил цветы рядом с собой. Он снова всхлипнул, потом высморкался. – Не нужно так расстраиваться, – осторожно сказала я. – Это глупо из-за таких пустяков. – Да?! – истерично воскликнул он. – Я так играл хорошо! Так старался! Думал, что тебя после концерта увижу. А сейчас что?! – заныл он. И вдруг неожиданно начал смеяться. Я не понимала, что происходит. И даже захотела положить трубку. Закончив смеяться, Антон хвастливо проговорил: – Хороший я актер? Да?! А ты и поверила, дуреха, что я плачу? А у меня просто аллергия началась на эти белые лилии, которые я сослепу принял за орхидеи. Меня еще удивило, почему они так оглушительно пахнут, ведь орхидеи, как правило, не имеют запаха. Придется этот букет кому-нибудь подарить. А, вон я вижу одну из скрипочек. Как ее зовут? Что-то запамятовал. Да и не обязан я, первый гобой, помнить по именам каких-то последних скрипок! Зайка! – закричал он. – Поди сюда. – Ладно, я отключилась, – быстро сказала я. – А ты там разбирайся с букетами, со скрипками, зайками и всем остальным. Пока! Я положила трубку. Потом спокойно, не торопясь, начала собираться. Антон больше не звонил. Когда я вышла из метро, то увидела, что Лена уже приехала. Ее джип был припаркован невдалеке. Ириска стояла возле него и что-то оживленно рассказывала сидящей в кабине Лене. Я быстро подошла, поздоровалась, и мы поехали за Златой. Я усмехнулась, так как обратила внимание, что мы все были одеты в джинсу. На мне были голубые джинсы, куртка и белая трикотажная кофточка. Ириска надела синюю джинсовую юбку, а Лена была, как и я, в джинсах и курточке, только светло-розового цвета и производства какой-то известной фирмы. «Натуру не переделаешь, – улыбнулась я, вспомнив, как мучилась Ириска перед выбором одежды. – А может, это и к лучшему. Зато мы все будем чувствовать себя удобно. Интересно, в чем будет Злата?» Когда мы подъехали к ее дому, она уже ждала нас у подъезда. Я увидела на ней светлый брючный костюм из плотного шелка бирюзового цвета и туфли на высоких каблуках. Злата в отличие от нас оделась парадно. Лена остановила джип, Злата замахала рукой и быстро направилась к нам. Я заметила, что со скамейки, стоящей под кустами сирени возле ее подъезда, поднялся какой-то мужчина и двинулся за ней. Это оказался Костик. – А этот что тут делает? – недовольно заметила Ириска и повернула ко мне негодующее лицо. – Он что, с нами едет? – Понятия не имею! – сказала Лена, открывая дверь. Мы высунулись из салона и поздоровались с Костей. Он кивнул нам, потом зачем-то заглянул внутрь. И тут же достал телефон и начал звонить. Злата тем временем забралась на переднее сиденье. – Слышь, Антох, – заговорил Костя довольно громко, и я затаила дыхание. – Тут твоя прынцесса. И нет никаких мужиков, уверяю. Так что прекрати психовать! Девочки едут совершенно одни, говорю тебе! Так что отправляйся домой и ложись спать. Ты забыл, что подписался на выездное выступление? Завтра будь добр в шесть утра выехать. А то сбор в семь, и автобус тебя ждать не будет. Негоже Пашку подводить. – Твой Антон донимал моего Костика весь вечер, – тихо пояснила Злата. – Звонил каждые пять минут и выяснял, точно ли мы едем за город, одни ли мы едем, к кому мы едем. Достал! – Странно, – отчего-то смутилась я. – Он уже давно дома должен быть. Костя в этот момент расцеловался со Златой, кивнул нам и пошел назад к дому. – Едем? – спросила Лена и улыбнулась. – Никто ничего не забыл? Она тронула машину с места, старательно разворачиваясь и пытаясь не задеть припарковавшегося к ней непозволительно близко маленького «Део Матисс». Злата повернулась к Ириске и стала выяснять, что она взяла с собой из одежды. А я набрала номер Антона. Он ответил не сразу, а когда я услышала его «Алло, зая!», то поняла, что он сильно пьян. Антон старался тщательно выговаривать слова, но его язык явно заплетался. – Ты почему домой не поехал? – строго поинтересовалась я. – Ты же хотел уже давно быть дома и пораньше лечь спать. Ты же сам мне жаловался, что безумно устал. Злата и Ириска перестали разговаривать и с любопытством на меня смотрели, явно прислушиваясь. – Зая, лапуля, мы тут с друзьями чисто зависаем. Ты не представляешь, какой стресс все эти выступления! Сколько лет играю, а все никак не привыкну. К тому же ты отказалась ко мне приехать, лапа, – плаксиво добавил он. – А то бы я давно с тобой в кроватке был, зайка. – Костя сказал, что у тебя завтра ни свет ни заря какая-то халтура. И когда ты успел на нее подписаться? – Забыл тебе сказать, – после паузы, во время которой я явственно слышала визгливый женский смех, – ответил Антон. – Это вместо Пашки я еду. Он меня сегодня уговорил. Это шибко крутой лицей, располагается в каком-то шибко крутом загородном особняке, да еще и XIX века. Будем выступать перед детками богатых родителей в старинных камзолах и лабать старинную музычку, так вот! И бабла заплатят немеряно. К тому же вторым гобоем, раз плюнуть. Я особо напрягаться и не буду. Так что согласился. Только больно рано вставать нужно. Вот я и решил вообще не ложиться. Мы тут в одной кафешке круглосуточной зависаем. Ты не волнуйся, все свои, все музыканты. – Веди себя прилично, – ответила я. – И больше не пей! – Да я трезв как стеклышко! – с возмущением ответил Антон. – Ты прямо строгая мамаша, – захихикал он. – Ты тоже веди себя хорошо. Целую, лапа! Закончив разговаривать, я убрала телефон в сумку. И тут только заметила, что Ириска и Злата пристально смотрят на меня и молчат. Даже Лена повернула одно ухо ко мне, краем глаза следя за дорогой. – Вы чего? – довольно воинственно поинтересовалась я и откинулась на спинку сиденья. – Оля! Что мы слышим? Ты вышла замуж? И за этого музыканта, друга моего Костика? – изумленно спросила Злата. – Мне Ириска что-то говорила, но я не верила. – Почему сразу замуж? – возразила я. – Мы пока на стадии первичного ознакомления. К тому же Антон предлагает вариант гостевой семьи, что мне в принципе нравится. – А он сам тебе как? – спросила Лена. – Пока нравится, – беспечно ответила я. – А дальше видно будет. – Но ведь он три раза был женат, – заметила Злата. – Тебя это не смущает? – А мне-то что? – засмеялась я, правда, немного нервно. – Я официально расписываться не собираюсь. – Что значит, зрелый возраст! – сказала Лена и повернула голову, оторвавшись от дороги. – Было бы тебе лет двадцать, так сразу бы в загс побежала, очаровавшись таким претендентом. – Между прочим, девочки, – встряла Злата, – Антон не так прост, как кажется. Костик говорил, что он закончил консу с красным дипломом, потом аспирантуру, выступал во многих конкурсах, причем международных, и неоднократно становился лауреатом. К тому же сейчас рассматривается вопрос о присвоении звания заслуженного артиста России. Это мне Костик по секрету сообщил. – «Конса» – это что? – поинтересовалась Лена. – Консерватория, что ж еще? – удивилась Злата. – Ты лучше на дорогу смотри, а то врежемся в какой-нибудь фонарный столб. – Обижаешь! – засмеялась Лена. – Я с пятнадцати лет за рулем. – Да, я тоже вначале половины слов не понимала, – сказала я и улыбнулась. – А ведь в каждой профессии есть свой жаргон. Лен, ты сама-то как говоришь? «Верстак» вместо «верстальщик», «светики» вместо «осветители», «локейшн» вместо «место съемок». – Вот именно! А еще удивляешься, – заметила Злата. – Музыканты тоже не отстают. Они, кстати, Чайковского «чайником» называют. – Антон как-то сказал, что они играют «картинки с мусорки», – засмеялась я. – А оказалось, «Картинки с выставки» Мусоргского. А себя он причисляет к «духовенству», – добавила я, – и с гордостью говорит, что это элита симфонического оркестра. – Духовенство? – переспросила Ириска. – То есть попросту группа духовых инструментов, – расхохоталась Злата. – Да, весело вам, девчонки, общаться с такими неординарными парнями, – подытожила Лена. Частная переписка Ольги Лазоревой 1
2
Высокое искусство Антон Пряхин, лауреат международных и всероссийских конкурсов, первый гобой двух ведущих оркестров Москвы, знал себе цену. Но все равно это не избавляло его от невыносимого волнения перед каждой программой. Вот и сегодня, приехав домой после обязательной перед концертом утренней репетиции, пообедав и по давно заведенному порядку поспав часок, он пил кофе на кухне и вновь, начиная раздражаться, чувствовал, как подступает привычное волнение. «Черт бы все побрал! И что за собачья жизнь! – подумал Антон и закурил сигарету. – Никогда я к этому не привыкну, хоть еще сто лет буду выходить на сцену. И ведь программа-то играная-переиграная». Антон выкурил сигарету и взял еще одну. Потом посмотрел в окно и встал. «Пора», – подумал он и вновь почувствовал, как волнение словно застревает в горле плотным комом и не дает глубоко вдохнуть. Хлебнув остывший кофе, Антон направился в ванную и, раздевшись, тщательно вымылся под душем. Потом побрился, нанес на волосы пенку для укладки и аккуратно расчесал их, уложив легкой волной. Волосы у Антона были светло-русые и тонкие, и уже к тридцати годам начали появляться залысины. Поэтому Антон особое внимание уделял прическе и старался уложить челку так, чтобы скрыть их. Он внимательно изучил свое лицо в зеркале, висящем над раковиной, и остался доволен. После небольшого раздумья достал с полочки косметическое молочко, принадлежавшее его подруге Ольге, и, выдавив небольшое количество, нанес на лицо легкими массирующими движениями. Затем направился в спальню. Поставив квадратную кожаную сумку на кровать, стал проверять, все ли туда положил. Вначале открыл коробочку с тростями, достал ту, которую собирался сегодня использовать, и, с силой дунув в нее, посмотрел камыш на свет. «Н-да, трость ничего, только немного кривая. Странно, что она вообще играет, – подумал Антон с усмешкой. – У Сашки все трости кривые. Вечно он их в пьяном виде делает». Гобойные трости – это особая забота музыкантов. Можно быть хоть суперпрофессионалом и иметь самый лучший инструмент, но без хороших тростей игры не получится. Есть, конечно, готовые трости, которые продаются в магазинах, но профессионал никогда ими пользоваться не станет. Ведь звук зависит от многого: качества камыша, из которого выточена трость, зазора между двумя камышовыми пластинами, куда, собственно, и дует музыкант, пробковой втулки, куда вставляются эти пластины, и даже того, как они закрепляются или «навязываются», как говорят музыканты. У Антона по причине неважного зрения хорошие трости редко получались, поэтому он заказывал их или мастерам, или своим друзьям-музыкантам, которые умели их делать. Одним из них являлся Саша. Он играл на английском рожке или, как в шутку он говорил, на возбужденном гобое. Антон достал из шкафа черный смокинг и белую рубашку. «Но как ни странно, хоть все трости у него косые-кривые, – думал он, – но всегда играют. А я, сколько ни пробовал, лишь камыш зря перевожу, когда сам точу. А рубашка-то не очень чистая, пора бы и постирать». Антон вздохнул и внимательно осмотрел воротник. Но потом все-таки надел. «Сойдет и эта! – решил он. – Еще раз в ней отыграю, никто и не заметит под смокингом». Одевшись и сунув в карман черный галстук-бабочку, Антон подошел к большому зеркалу в спальне. Повертелся перед ним, оглядывая свою невысокую фигуру. Приблизив лицо, заглянул в выразительные темно-синие глаза с темными пушистыми ресницами, поправил еще раз челку и надел очки в тонкой металлической оправе. Потом отошел и еще раз глянул на свое отражение. «Бог мой! Не иначе я снова набрал лишний вес, – испуганно подумал Антон, изучая свой слегка выпирающий живот. – Не мешало бы попить чай для похудания и жрать поменьше» Антон выглянул в окно и замер, раздумывая. «Нет, куртку брать не буду, – решил он. – Погода теплая. Обойдусь без нее. Да, май в этом году хороший. Пора бы и на шашлыки выбраться». Антон взял с пианино флакон с туалетной водой и брызнул на волосы и за расстегнутый ворот рубашки. Тонкий, горьковатый аромат разлился по комнате. Антон расплылся в довольной улыбке. «Классную воду мне Олька подарила! И какую дорогую! Она вообще баба щедрая. Повезло мне с ней», – подумал он и глянул на настенные часы. И тут же почувствовал, что волнение, которое не отпускало его все это время, просто немного утихло, вдруг снова резко усилилось. Кровь прилила к голове, в висках застучало, ладони вспотели. «Нужно покурить, – подумал Антон и пошел на кухню. – Все спокойнее будет». Он налил в чашку остатки кофе, не присаживаясь, выпил его и выкурил сигарету. Потом подхватил сумку с гобоем и быстро вышел из квартиры. Концерт был в здании Пушкинского музея. Антон доехал до метро «Кропоткинская», вышел на улицу и торопливо отправился по Пречистенке упругой подпрыгивающей походкой. Подойдя к музею, заметил небольшую группу музыкантов, курящих у входа. Он постарался спрятать волнение за широкой улыбкой, радостно со всеми поздоровался и достал пачку сигарет. За минуту до начала Антон был внутренне собран и внешне невозмутим. Глядя на него, никто бы не подумал, что этот подтянутый элегантный молодой человек с задумчивым взглядом широко раскрытых синих глаз и обаятельной улыбкой испытывает в этот момент жесточайшее волнение, сжигающее его изнутри. И вот уже дирижер вышел на сцену, подождал, пока в зале стихнут аплодисменты, взмахнул палочкой, и оркестр, повинуясь ему, начал свою обычную работу. Антону в этот раз сразу все удалось. Он являлся первым гобоем этого оркестра и всегда чувствовал свою ответственность. В первом же соло он удачно взял ноту и великолепно строил с флейтой, наслаждаясь воспроизводимой гармонией. Затем у гобоя была сложная развернутая партия, и Антон исполнил ее безукоризненно. Он снова поймал это фантастическое ощущение слияния со своим инструментом и уже не понимал, где кончается он и начинается гобой. Они превратились в одно целое и самозабвенно пели единой, разрывающейся от бури эмоций душой. Звук получился настолько объемным, сильным и красочным, что Антон плавно поднял гобой, давая простор льющейся мелодии. И в этот миг, когда казалось, что его душа превратилась в звук и устремилась в вышину, он увидел сквозь стеклянную крышу музея, как стайка белых голубей взмыла вверх и полетела в розовеющее закатное небо. Ему показалось, что это звуки гобоя превратились в птиц и разлетаются в небесном пространстве. Антон впал в состояние, схожее с экстазом. Он перестал ощущать себя земным существом и полностью растворился в запредельном восторге, опаляющем душу. В перерыве музыканты вышли на улицу. – Ну ты, Антоха, сегодня засаживал! – сказал Виктор, игравший в оркестре на кларнете. Тень зависти мелькнула в его глазах. Антон только молча улыбнулся в ответ. Его пальцы, держащие сигарету, немного подрагивали, взгляд был отсутствующим. Пик волнения уже начал спадать, но Антон все еще был возбужден и с облегчением думал о том, что во втором отделении у первого гобоя нет развернутых сольных партий. Сезон в этом году оказался тяжелым, и к его окончанию Антон чувствовал себя вымотанным до предела. Работая в двух оркестрах, выезжая на гастроли и в промежутках не упуская ни одной халтуры, он работал с сентября по май без какого-либо перерыва. И ему все труднее удавалось достичь таких высот, как на сегодняшнем выступлении. Впрочем, и весь оркестр был не в лучшей форме. Антон отметил, что почти все музыканты, включая женщин, неважно выглядят. Лица были одутловатыми, с землистым оттенком, глаза потухшими. «Жизнь у нас собачья», – подумал Антон и усмехнулся, вспомнив, как один из его друзей любил повторять: «Тяжела и неказиста жизнь Антохи-гобоиста». Он бросил окурок в урну и вернулся в зал. Второе отделение прошло ровно. Все играли на одном уровне – среднем. Антон к концу настолько устал, что выезжал только на мастерстве. Его пальцы, словно самостоятельные существа, нажимали нужные клавиши. Правда, его друг Паша, который играл на втором гобое и сидел слева, во время короткого соляка Антона решил пошутить. Мелодия была жалобной. Антон прилежно играл и неожиданно услышал какой-то звон. Он скосил глаза и увидел, как в раскрытый футляр, стоящий возле его ног, падают монетки. С трудом сдержав смех, он повел свою партию дальше, и вновь мелочь полетела в футляр. Антона распирало от хохота, но он благополучно закончил соло и опустил гобой. Повернув голову к Паше, он сделал ему «зверское лицо». Тот сидел красный от едва сдерживаемого смеха. Это как-то встряхнуло Антона, и работать стало веселее. И вот палочка дирижера на несколько секунд застыла в воздухе, наступила мертвая тишина. И через мгновение зал взорвался аплодисментами. Дирижер раскланялся, пожал руку первой скрипке, поднял Антона, а за ним и остальных солистов. Кто-то из публики неуверенно крикнул: «Браво!» Антон вскинул подбородок и заученно улыбнулся. Аплодисменты все нарастали. На их пике дирижер взял цветы и удалился с отстраненным видом. Концерт закончился, публика начала расходиться, оживленно переговариваясь. Антон опустился на стул. Невероятное утомление навалилось на него. Ему казалось, что из него буквально высосали все соки и что у него не хватит сил даже на то, чтобы подняться со стула. Он вяло перебрасывался замечаниями с уходившими музыкантами и все сидел, чувствуя, как обмякает тело. Побыв в таком расслабленном состоянии несколько минут и немного придя в себя, он поднял гобой с колен, аккуратно вынул трость, разобрал гобой и бережно уложил его в футляр. Потом вытер сильно вспотевшее лицо носовым платком, стянул «бабочку» с шеи и сунул ее в карман. «Слава тебе, господи! – с облегчением думал он. – На сегодня все!» Когда Антон вышел на улицу, его окликнул валторнист. – Пошли пиво пить! – предложил он. – Наши уже к метро двинулись. – Само собой! – тут же оживился Антон. Они ускорили шаг, стараясь догнать группу видневшихся далеко впереди музыкантов. Настигли их у перехода, дождались зеленого света и вместе двинулись к метро. Там взяли пиво и чипсы. Вначале пили молча. Потом начали курить и возбужденно переговариваться, обсуждая сегодняшнее выступление. Антон, не отрываясь, выпил полбутылки и, удовлетворенно рыгнув, закурил. – Нет, ребята, «дерево» сегодня махал хуже некуда! – сказал он и заливисто расхохотался. – Я на него вообще старался не смотреть, а то такого бы наиграл, что мама не горюй! – И не говори! – раздались дружные голоса. И все тоже засмеялись. Потом допили пиво. – Еще по одной возьмем? – живо спросил Антон, ставя пустую бутылку на асфальт и чувствуя прилив сил даже от такой маленькой дозы алкоголя. – Я пас, – тут же ответил валторнист. – У меня еще ночная запись. Он кивнул и быстро двинулся к метро. – Запись у него, – ехидно проговорил Антон. – Он, кстати, тоже отличился. Во втором отделении срал, как конь. Все мимо нот, просто уши завяли. А Пашка вообще меня чуть до инфаркта не довел. И Антон начал рассказывать про шутку с монетами. Посмеявшись, многие попрощались и побрели к метро. – Паш, – начал Антон, – давай еще по пивасику возьмем! А то жажда совсем замучила! Паша задумчиво посмотрел на него, потом молча кивнул и пошел к палатке. Выпив еще по бутылке, они отправились к метро. – У меня ведь тоже сегодня запись, – сказал Паша. – И где? – заинтересовался Антон. – В БЗК, – ответил тот. – Слушай, я тогда с тобой поеду, – заулыбался Антон. – Надо в «Дары моря» зайти. С Сашкой договорился там встретиться. Саша, его друг, работал в «Геликон-опере», играл на английском рожке. – Знаешь, а он мне классную трость сделал! – торопливо начал говорить Антон, идя вслед за Пашей в метро. – Она хоть и кривая, но играла, что надо. Твои, конечно, тоже хороши! У тебя, кстати, есть? – Так ведь я тебе недавно несколько штук давал, – удивился Паша. – Работы много, – вздохнул Антон. – К тому же запас карман не тянет. – Что-то было, – ответил Паша. – Надо посмотреть. – Посмотри, посмотри, – обрадовался Антон. Паша поехал до «Арбатской», а Антон до «Чеховской». Круглосуточный магазин «Дары моря» находился на Тверской улице, и в нем постоянно тусовались музыканты после концертов. Кафетерий там был дешевый, к тому же в нем всегда продавали пиво в розлив. Можно было взять и более крепкие напитки. Антон с порога заметил группу музыкантов, столпившихся в углу возле маленьких круглых столиков. Он возбужденно хохотнул, увидев, что Саша уже здесь. Подлетев к нему, он повис на нем и начал целовать. Потом поздоровался с остальными. Почти всех присутствующих Антон знал по всевозможным халтурам, на которых они периодически встречались. Как говорили музыканты, в Москве есть всего один симфонический оркестр, только он работает под разными названиями и с разными дирижерами, а состав исполнителей все один и тот же. Антон понял, что ребята уже сильно пьяны, и, купив бутылку водки, открыл ее и налил себе в пластиковый стаканчик доверху. Он сделал большой глоток, с наслаждением ощущая будоражащий вкус спирта, обжигающего глотку. Через полчаса Антон был пьян, возбужден до предела и необычайно деятелен. Он говорил без умолку, громко хохотал над неприличными анекдотами, цеплялся к каждой женщине, заходившей в магазин, умилялся красоте продавщицы кафетерия и расточал ей немыслимые комплименты, обнимал и целовал уже плохо соображающего Сашку и клялся ему в вечной любви. Опьянение не вызывало у него сонливости или заторможенности. Наоборот, чем больше Антон пьянел, тем становился активнее, деятельнее и жаждал любого общения. Раздался звонок сотового, и Антон, приложив палец к губам и цыкнув галдящим музыкантам, достал из сумки телефон. – Алло, слушаю, – сказал он, тщательно выговаривая слова. Это была его подруга Оля. Их отношения длились несколько месяцев, она искренне относилась к Антону и всегда волновалась, если он задерживался после концерта. Антон по-своему любил ее и старался огорчать как можно меньше. – Зайка, лапочка, – продолжил он и подмигнул притихшим друзьям. – Как хорошо, что ты позвонила! Что ты, зая! Мы тут чисто с друзьями отдыхаем после программы. Нет, скоро буду. Что ты, лапуль? Какие на хрен бабы?! Он дурашливо покрутил пальцем у виска и пьяно ухмыльнулся. Музыканты захихикали. – Лапочка, я так соскучился, – продолжил он. – А ты где? – строго спросил он. – Ах, у меня? Мы так договорились? Правда?! – заулыбался он. – Короче, зая, жарь курицу, через пятьдесят минут буду. Я соскучился, лапуль. Ну, покедова! Веди себя хорошо и жди меня. Антон кинул телефон в сумку и повернулся к музыкантам. – Ну что, еще по одной? – бодро спросил он. Его глаза ярко блестели, зрачки были сильно расширены. – Сашке уже хватит, – сообщил Рома, самый молодой из присутствующих и на данный момент самый трезвый. Он работал вместе с Сашей в «Геликон-опере». – Сашок сейчас отрубится, – добавил он. – Ему бы домой. – Я его к метро отведу, – заботливо проговорил Антон. – Вы тут еще долго зависать будете? – Долго, – кивнул Рома. – Ты потом, Антох, сюда приходи. – Само собой! – широко заулыбался Антон. – Ночь только начинается! А падшие обычно после полуночи тут тусуются, сладенькое кушают, кофеёчки распивают и за жизнь базарят, – умильно залепетал он. – Ох, и люблю с падшими поговорить! – Дались тебе эти шлюхи! – вдруг пробормотал молчавший до этого Саша. – Ага, друг! – обрадовался Антон. – Ты очухался! Пошли-ка! Он подхватил его за талию и повел к выходу. – Мы куда? – заплетающимся языком поинтересовался Саша, наваливаясь на него. – К шлюхам? – Размечтался! – хохотнул Антон. – Домой сейчас поедешь, в кроватку и бай. Медленно, но они все-таки дошли до входа в метро. Антон не поленился, спустился в вестибюль и проследил, чтобы Саша сел в нужный ему вагон. Потом, облегченно вздохнув, вышел из метро и направился в сторону «Даров моря». Но скоро его шаг замедлился. «Олька меня дома ждет, – размышлял Антон. – Уже и курицу наверняка в духовку поставила». Голова гудела от выпитой водки, сердце колотилось, ноги слегка заплетались. Но Антон старался рассуждать логически. «Олька меня точно ждет! – говорил он сам себе. – Если сейчас вернусь к ребятам, то все это затянется до утра. Олька меня убьет! А курицу-то как жалко! Горяченькая, зажаристая, чесночком сдобренная!» Чтобы оттянуть время и пока не принимать решение, Антон свернул в какой-то переулок. Настроение у него было превосходным, но он разрывался между желаниями поехать домой к жареной курице или остаться с ребятами и продолжать пить. И то и то казалось ему одинаково привлекательным, и он никак не мог выбрать. – Сейчас решу, – сказал вслух Антон, продолжая медленно идти по переулку и стараясь сосредоточиться. Погода стояла отличная, и, несмотря на ночное время, на улице было по-летнему тепло, хотя был еще лишь май. Антон ощутил сладкий, веющий откуда-то аромат цветущей сирени и с удовольствием втянул носом воздух. Перевозбуждение, вызванное недавним выступлением, все еще до конца не прошло, хотя и было немного снято выпивкой. «Но почему я должен что-то обязательно выбирать? – с легкой досадой подумал Антон. – А нельзя сразу получить все?! По-дурацки жизнь устроена!» Тут он представил, как приглашает музыкантов и они заваливаются к нему домой. И мгновенно увидел гневное лицо Ольги, причем так ясно, что невольно вздрогнул. Настроение его несколько померкло, а досада стала усиливаться. Подул ветерок, и сладкий запах сирени отчего-то сменился сильной вонью. Антон машинально повернул голову. В боковом переулочке стоял большой, доверху заполненный помойный бак. Наверху, на куче отходов, сидела черная кошка и что-то смачно пожирала. Антон зачем-то свернул к мусорке, и кошка, сверкнув на него круглыми желтыми глазами, спрыгнула на асфальт и мгновенно исчезла, словно ее и не было. Вслед за ней с бака с гулким стуком упала пустая консервная банка. Антон с силой пнул ее ногой и, наклонив голову, прислушался, как она громыхает, подскакивая на асфальте. – Ти-та, ти-та, ти-та-та, – пропел Антон и довольно захихикал. – Музыка мусора. – Какого черта?! – раздался в этот момент хриплый тихий голос. Антон вздрогнул от неожиданности, осмотрелся и подошел к чему-то непонятному, лежащему у стены дома за мусорным баком. Тусклый фонарь, стоящий неподалеку, освещал это неровным желтоватым светом. Антон склонился и вгляделся. То, что он поначалу принял за кучу тряпья, оказалось живым существом. Антон достал из кармана очки, нацепил на нос и наклонился еще ниже. Это была женщина неопределенного возраста, с испитым лицом, синяком под заплывшим глазом и расцарапанной в кровь щекой. Она была необычайно грязной, едва прикрытой рваными тряпками. Ее запухшие глаза поблескивали, изучая Антона. Но она тут же отключилась и, тихо всхрапнув, уронила голову на асфальт. Антон смотрел на нее во все глаза. Он ощущал такое сильное физическое возбуждение, что у него буквально свербило внизу живота. Антон тронул женщину носком туфли, но она лишь что-то невнятно буркнула и вновь захрапела. Он воровато огляделся по сторонам. Время было уже за полночь, и переулок выглядел безлюдным. Антон отошел к небольшому газончику, поросшему еще короткой, но густой первой травкой, и бережно опустил на нее сумку с гобоем. Затем вернулся к женщине, на ходу расстегивая ширинку брюк. Возбуждение уже ударило ему в голову не хуже водки, и он себя не контролировал. Перевернув женщину ногой, словно большую тряпичную куклу, он закинул подол ей на спину и стянул что-то, напоминающие трусы. В нос ударил запах, заставивший содрогнуться от отвращения. Но вид мягкого пухлого тела лишил остатков разума. После Антон брезгливо вытерся носовым платком, бросил его на неподвижно лежащую женщину, которая продолжала спать, изредка всхрапывая и посвистывая, и глубоко, удовлетворенно вздохнул. Он застегнул брюки, поправил рубашку, потом взял сумку с гобоем и торопливо направился в сторону метро. От только что полученной встряски и выброса адреналина опьянение начало проходить. Антон ощутил спад настроения и купил в палатке возле метро банку какого-то слабоалкогольного сладкого коктейля. Когда подходил к своему дому, то был снова прилично пьян, так как по пути выпил еще банку коктейля. И уже возле дома зашел в круглосуточный магазин и взял бутылку водки и две банки пива. Когда он позвонил в дверь, то постарался стоять прямо и не шататься. Оля сразу открыла ему. Она была в коротком ярком халатике, оживленная, раскрасневшаяся и явно расстроенная долгим ожиданием. Ее светлые волосы мягко блестели под светом лампы, и Антон почему-то упорно смотрел на них, избегая взгляда Оли. – Где ты так долго задержался? – сурово спросила она, беря сумку с гобоем. – Ну, лапуля, ты же знаешь, – приторным голосом начал Антон, стараясь не дышать на нее, – мы там с друзьями, моими товарищами и коллегами… Он заулыбался и прижал ее к себе. Но она тут же отстранилась и зло прищурила глаза. – Стресс необходимо было снять, – продолжил Антон, снимая обувь и стараясь не упасть. – Ну ты же все знаешь, чего я тебе тут рассказываю? Концерт тяжело мне дался, очень тяжело. С трудом до конца выдержал. Устал как собака. Антон наконец снял туфли, выпрямился и начал стягивать рубашку. – Сашка к тому же упился, – усмехнулся он и кинул рубашку на пол. – Пришлось к метро его тащить буквально на себе. А что делать? А кому легко? – Все как всегда, – нахмурилась Оля. – Надеюсь, обошлось без падений на асфальт и ползания на четвереньках… Ты зачем белую рубаху на пол кидаешь? – возмутилась Оля. – Ну, зая, она уже несвежая, ее постирать нужно. Да, любимая, постираешь? – заговорил он умоляющим тоном и дурашливо захлопал глазами. – Ты же умница у меня и красавица! И я так тебя люблю! Антон направился в ванную, сказав, что купил пиво для нее. – Бог мой! Не хочу я никакого пива! – проворчала Оля и пошла на кухню. – Давай там побыстрее, а то все давно остыло. – Хорошо, – крикнул Антон, закрыл дверь на задвижку и пустил воду. Потом снял брюки и внимательно уставился на свой член. Тщательно промыв, обработал антисептическим средством. «Ну не дурак ли я? – сокрушался он, вспоминая свое приключение возле помойного бака. – Вечно вляпаюсь в какое-нибудь дерьмо! Ладно, может, пронесет и на этот раз. Недели через две узнаю. Но Ольке лучше ничего не говорить». Антон вытерся, потом еще раз зачем-то тщательно помыл руки. Надев старенький застиранный махровый халат, он вышел из ванной и направился в кухню. Оля ждала его за накрытым столом. Антон сел, радостно потирая руки и оглядывая жареную курицу и тарелку с салатом. Но есть он почему-то не стал. Открыв пиво, начал курить. И сразу стал торопливо рассказывать о сегодняшнем выступлении. Он без конца возвращался к своему удивительно удавшемуся соло, к плохо «махавшему» дирижеру, подробно разбирал игру коллег. Через пару часов Антон внимательно посмотрел в побледневшее осунувшееся лицо Оли и сказал: – А ты устала, лапуля. Я тебя вновь сильно загрузил. Но ты же знаешь, как я тяжело отхожу после программ. Ты иди, ложись. Я скоро. Оля глянула на него осоловевшими глазами, молча кивнула и ушла в спальню. Антон сидел еще около часа и без конца курил. Постепенно душевное равновесие начало восстанавливаться. Антон ощутил внутреннее опустошение и пришедшую вслед за ним неимоверную усталость. Он выкурил еще одну сигарету, допил пиво, потом тщательно почистил зубы. Зайдя в темную спальню, Антон забрался под одеяло и прижался к теплому боку спящей Оли. Он обнял ее одной рукой, легко потерся щекой об ее голое плечо, устраиваясь удобнее, и уже через секунду спал, чему-то безмятежно улыбаясь… |
|
||
Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке |
||||
|