Бабушкины пальцы разминают хлебный мякиш. Она лечит экзему и поучает меня:

Хлеб, миленький, от любой болезни избавить может, вот посмотри. — Бабушка кладет размятый мякиш на льняную салфетку и достает из-под полотенца целую буханку ржаного хлеба. — Видишь, нижняя корочка темная, этой стороной хлебушек лежал на железном листе и всю

силу ему отдал. А поэтому нижняя корочка «пустая» — «голодная» и, если мы ее к больному месту приложим, любую боль уберет. — Бабушка тонко срезает нижнюю корочку, разламывает на две части и срезанной стороной прикладывает к вискам. — Вот и голова прошла, только кожу под корочкой надо подсолнечным маслом смазать.

А сколько держать, Анна Георгиевна, — заинтересованно спрашивает больной с экземой. Он сидит у стола, смешно расставив обложенные мякишем руки.

Да пока не пройдет, минут пять-десять.

Бабушка, а корочкой только головную боль можно лечить? — спрашиваю я.

Нет, — отвечает она. — Если мы обложим теплыми корочками больные суставы при ревматизме или артрите да обернем мокрой льняной тряпочкой…

Это чтобы корочки не сохли, — догадываюсь я.

— Да, миленький, то хлебушек наш и здесь поможет, боль уберет и всю грязь из суставов вытянет, а радикулит и ангину можно лечить нижней корочкой ржаного хлеба, да и при бессоннице корочка помогает. А теперь посмотри на мякиш, сам по себе он мало что может, разве небольшую царапину заживить да занозу вытянуть. Зато легко берет любые вещества и долго сохраняет их силу. Вот вспомни, что мы вчера делали?

Вчера, еще до восхода солнца, бабушка разбудила меня.

— Пойдем лекарство готовить. Только умыться не забудь, травка чистых любит.

Быстро одевшись и поплескав на лицо водой, я выбегаю на улицу, где меня уже ждет бабушка. Еще прохладно, понизу стелется туман, небо только начинает розоветь. Я поеживаюсь, но иду следом за бабушкой.

Куда мы идем, ба?

За мятой, не шуми, ты посмотри, какая тишь.

Я оглядываюсь вокруг: воздух как будто застыл, только в слое тумана, стелящемся над травой, заметно какое-то шевеление, будто внутри что-то движется, перетекая с места на место.

Он живой? — шепотом спрашиваю я.

Конечно, живой, как и все вокруг.

Мне становится страшно, я крепче цепляюсь за бабушкину руку. Мы проходим через кустарник и выходим на поляну, по краю которой растет мята. Ноги намокли от росы, замерзли, онемели, тело начало покрываться "гусиной кожей".

Холодно, ба, — ною я.

А ты побегай, миленький. — Она заставляет меня раздеться и кругами бегать вокруг большого куста. Постепенно тело разогревается, меня пробивает испарина.

Ну, хватит. — Бабушка достает чистый платочек, кладет его на траву. Платочек тут же пропитывается росой.

Иди сюда, — она берет платочек и начинает обтирать меня.

Ба, холодно.

Ничего, ничего, — успокаивает она, — это святая вода, в нее каждая травинка свою кровь вложила. Видишь, роса уже подсвечена солнышком. Вот теперь можно и мяту собирать.

Обжигающие прикосновения холодной росы к разогретой коже прекратились, по всему телу пробегают электрические токи, а легкость такая, что, кажется, сейчас полетишь. Я протягиваю к бабушке руку, из пальцев ударяет голубая искра.

Ну, зарядился, — смеется она.

Что такое зарядился, ба?

Потом расскажу, сейчас некогда, солнышко упустим. — Бабушка снимает обувь, встает на колени, обмывает росой лицо и руки.

Я оглядываюсь по сторонам, первые лучи восходящего солнца коснулись травы, и капельки росы начали переливаться всеми цветами радуги.

— Ой, как красиво. — Голос невольно сходит на шёпот.

Бабушка поднимается и идет к зарослям мяты. Она присаживается на корточки, берет пальцами стебель растения, некоторое время держится за него, потом очень аккуратно, стараясь сохранить росу, срывает и кладет в деревянное корытце. Сорвав несколько растений, она оборачивает корытце льняным полотенцем, и мы идем домой.

Что такое зарядился? — спрашиваю я по дороге,

— Ночью, когда травка спит, она наполняет капельки воды, оседающие на листьях, газом жизни — углекислотой. Что это такое, ты узнаешь, когда пойдешь в школу, предупреждает она мой вопрос. — А утром, когда первый солнечный луч пронизывает капельку, он превращает углекислоту в эфирную силу. Вот эта сила и вошла через кожу в твое тело — зарядила его. Если подождать, пока роса высохнет или хотя бы начнет сохнуть, то эфирную силу выпьет травка.

Дома бабушка посадила меня в тени, дала корытце, деревянный пестик и велела как следует растереть мяту в кашицу. Эту кашицу она протерла через сито и тщательно перемяла с хлебным мякишем, потом завернула в смоченную подсолнечным маслом льняную салфетку и убрала в холодок.

Все необходимое для работы бабушка делала сама, вот, к примеру, сито: на его изготовление пошли волосы из хвоста белого жеребенка, за которыми бабушка ездила в какую-то деревню. Помню, проснувшись однажды утром, я не застал бабушку дома. Она вернулась только к вечеру и принесла с собой липовую чурочку.

Зачем тебе полешко, ба? — спросил я.

Корытце делать буду, старое уже не годится, — ответила она. — Каждый инструмент своего хозяина знать должен, — учила бабушка, вырезая корытце. — Вот пока делаю, я с ним и подружусь. Корытце и пестик должны тянуться друг к другу, поэтому вырезать их мы будем из одного деревца, корытце из комелька, а пестик из верхушечки.

Позднее мне довелось наблюдать, как бабушка подготавливала деревце к работе. Ранней весной она срезала две-три веточки, укореняла их и сажала недалеко от выбранного деревца, потом долго холила и поливала их. Если веточки принимались и шли в рост, то ближе к осени она спиливала деревце и изготавливала из него инструмент.

— К осени дерево засыпает, боли не чувствует, — говорила она. — А душу свою в посаженных веточках сохраняет.

На следующее утро бабушка достала подготовленный мякиш, смешала его со столовой ложкой меда, развела росяной водой до состояния жидкой каши и обмазала этой кашицей руки больного. Через полтора-два часа, когда мякиш на руках высох, бабушка начала обдирать засохшую корку. Я отвернулся. Утром, когда я увидел эти руки, мне стало страшно — обе кисти были покрыты коростой, местами в ней виднелись трещины, сквозь которые проступала розовая сукровица, мужчина не мог соединить или согнуть пальцы, и они неестественно торчали, как прутья.

— Пятый год маюсь, — сказал он бабушке.

Когда я повернул голову, то не поверил своим глазам: толстый слой коросты снялся вместе с засохшим мякишем, а на ее месте была тонкая розовая кожа, на которой местами виднелись небольшие, слегка кровоточащие ранки. Мужчина пошевелил пальцами, он сидел с округлившимися глазами.

— Невероятно! — сказал он. — Такого не может быть.

Бабушка улыбнулась.

— Не спеши, не все еще, — сказала она, — надо ранки очистить да заживить.

Тем временем бабушкины пальцы разминали новую порцию мякиша. Теперь, добавив в него чайную ложку сока из корня чистотела, она тщательно разминала лекарство. Повторно обмазав руки больного хлебной кашицей, она продолжила рассказ о хлебе.

— Хлебный мякиш с любыми веществами смешивается, ни с кем не ссорится. Вот, к примеру, если мы возьмем мякиш из целой буханки, добавим к нему пару ложек цветочной пыльцы да ложечку медку липового, разотрем семена подорожника да смешаем с настоем лаврового листа, замесим все это, накрутим шариков с горошину, высушим их на горячей глине и будем принимать по два шарика пять раз в день, — то такое лекарство с язвой желудка и двенадцатиперстной кишки справится, да и при диабете поможет.

— До чего же вас слушать хорошо, Анна Георгиевна, — сказал больной. — Все у вас просто да понятно, опять же руки мои… Рассказал бы кто другой, я бы не поверил. И почему это вас, народных мудрецов, наука да медицина не любят?

Бабушка задумывается, потом начинает говорить:

— Жили на свете пять сестер: Знахарка да Алхимия, Астрология да Метафизика и с ними сестра Оккультика. Может, сотни, а может, и тысячи лет жили они в этом мире, постигая его во всем многообразии до самых глубин. Все мировые законы познали сестры, и не было у них ссор да распрей. Собрались как-то они все вместе и сотворили из знаний своих девочку, назвав ее Магией, и такая она получилась красавица, такая умница, всеми силами земли владела. Увидел дьявол, что на земле мир да покой, и, зная, что нет у него сил с могучими сестрами справиться, решил, лукавый, на хитрость пойти — принял образ могучего бога и предстал перед ними. Как увидели его сестры, так и влюбились. Сумел лукавый глаза отвести. Только Магия хмурит брови, чувствует, что бедой все кончится, да ничего поделать не может, не верят ей сестры. Стал нечистый жить с ними, и родились от него у сестер дочери: Медицина да Химия, Астрономия да Физика, а у Оккультики и вовсе странный ребенок родился — тело одно, а головы две, вот и назвали девочку Религия-Политика.

Как родились девочки, так и исчез нечистый. Стали сестры дочерей растить. Только странные какие-то девочки растут: мудрых матерей не слушают, суть вещей не видят, все по поверхности шарят, друг дружку не понимают, все ссорятся да дерутся — нет в них любви. Выросли девочки и захотели править миром. Обманули они своих матерей и заключили их в каменные темницы, замкнули железными дверями и наложили на те двери заклятие неверия и невежества. Только Магия улетела в мир иной, пообещав вернуться и освободить сестер. Заметались люди на земле, перестали понимать друг друга, стали воевать да ссориться — каждый править хотел. Прошли века, стерлись в памяти людской имена сестер, забылись их мудрые знания, а чтобы помешать вернуться Магии, обвинили ее во зле да обозвали "черной"…

— Ну хватит сказки рассказывать, — сказала бабушка. — Пора и «слезинке» поработать.

Она сняла с рук больного хлебный мякиш. Ранки уже не кровоточили, они были чистыми и едва заметными.

Пускай руки подышат, — сказала бабушка, заминая в очередную порцию мякиша ромашковое масло.

У меня и до болезни таких рук не было, кожа, как у девушки, — сказал больной, сжимая пальцы в кулак. — Чудеса, да и только! Поневоле начнешь вашим сказкам верить, Анна Георгиевна.

— В сказки люди свою память и надежду вкладывают, потому-то их дети и любят. Не умеют дети себе лгать, душа у них чистая, безгрешная. Не то что у взрослых, — сказала бабушка. — Ну, давай сюда свои девичьи руки. — Она с улыбкой стала намазывать мякиш. — Посидим-ка еще часик.

Анна Георгиевна, расскажите еще что-нибудь, — попросил больной.

Чего же рассказать-то, разве про хлебушек еще. Ты сиди, сиди, не размахивай руками, а то лекарство смажешь, — одернула его бабушка. — Вот женщины, к примеру, все морщины да угри на лице вывести пытаются. Всякие мази и кремы покупают, а того не разумеют, что и здесь хлебушек им поможет. Если кожа жирная, то смешиваем мякиш с ночной росой или берем кожуру от антоновки да стаканом кипятка заливаем, а как остынет, с мякишем смешиваем, намазываем на лицо и держим, пока пять раз "Отче наш" не прочитаем, потом отваром ромашки смываем. Ни тебе угрей, ни прыщей. А коль сухая кожа, то здесь нам мякиш с утренней росой мешать надо или с яичным желтком. Ну а роской утренней лицо мыть будешь, так и морщинки разгладятся. Только яичко от настоящей курочки брать надо, от деревенской.

Ба, а верхняя корочка тоже что-нибудь может? — спросил я.

Да, миленький, верхняя корочка силу огня в печи взяла, ее и отдает. К примеру, если у кормящей женщины молока нет, надо сделать отвар из свеклы сушеной, положить туда сухарики из верхней корочки, сахарку добавить да и настоять квас. Если тот квасок попивать, от молока деваться будет некуда и ребенок станет крепким расти. Или камни у человека в почках — опять квасок, только теперь с листом лимонника да можжевеловыми ягодами, а если корочки на поясницу как компресс класть, любые камни вытопит.

Рассказывает бабушка, а сама без дела не сидит. То травки разбирает да по мешочкам раскладывает, то растирает что-то в каменной ступочке.

— Анна Георгиевна, — говорит больной, — сколько сейчас лекарств всяких наизобретали, неужели простой хлеб да роса лучше?

— Не лучше, — отвечает бабушка, — а человеку ближе. Лекарство-то еще найти надо, по аптекам побегать, а хлеб да роса всегда под рукой. Ну, давай руки посмотрим.

Бабушка очистила руки больного от засохшего хлеба, обмыла настоем ромашки и смазала ранки облепиховым маслом. Руки были чистые, с гладкой тонкой кожей, ранки почти закрылись. Забинтовав их, бабушка дала мужчине пузырек с маслом.

— Каждый день руки смазывай, — сказала она, — а недельки через две ко мне придешь.

Еще два или три раза этот больной появлялся у нас на даче. Бабушка осматривала его руки, ощупывала их, зачем-то заглядывала ему в глаза и наконец отпустила со словами:

— Ну все, теперь болезнь больше не вернется.

Больной уехал, но с тех пор каждый праздник присылал открытки с поздравлениями… Открыток тех было множество, и наш почтальон, молодая девушка Валя, смеялась:

Анна Георгиевна, сколько же у вас знакомых, на весь район меньше почты ношу, чем к вам, пора прибавку к жалованью просить.

Ничего, ничего, попрыгунья, носи, работа у тебя такая, видишь, как раскраснелась на воздухе. — Бабушка улыбалась, угощала Валю пирожками, и та убегала со своей сумкой, разносить почту по другим квартирам. Открытки и письма бабушка внимательно читала и аккуратными стопочками складывала в ящик комода.

Память моя, — говорила она. На некоторые письма бабушка писала ответы, и тогда через некоторое время у нее появлялся новый больной…

Бабушка, а девочка Магия вернулась? — спросил я, когда мы остались одни.

— Нет, миленький, не вернулась. Живет она в других мирах — в другом времени, правда, иногда разговаривает с людьми, которые ее помнят.

Как по телефону? — спрашиваю я.

Да, как по телефону, миленький. Ну, пойдем на вечернее солнышко посмотрим, устала я что-то, там и расскажу.

Бабушка складывает в платочек зеленый лук, пирожки, вареные яйца и бутылку простокваши.

— Поужинаем на воздухе, — говорит она, и мы выходим из дома.

Недалеко от леса, на поляне, стоит большой клен, это любимое место бабушки. Почти каждый вечер она приходит сюда, садится под дерево и, прислонившись к нему спиной, долго смотрит на заходящее солнце, а иногда закрывает глаза и как будто засыпает.

Вот и сегодня мы пришли к большому дереву, устроились на прогретой за день земле, и бабушка развязала платочек с ужином.

Смотри на вечернее солнышко, — сказала она. — Кто на вечернее солнышко смотрит, здоровым да сильным растет и глазки зоркие имеет.

А Магия, бабушка, почему она не возвращается и со всеми людьми не разговаривает?

Не может она со всеми разговаривать, потому что глупые люди бывают, неразумные. Всякое знание да изобретение пытаются себе на пользу повернуть, а своя польза часто чужим горем оборачивается. Вот наша мясорубка, к примеру, — сделал ее в давние времена беззубый монах, который мясо любил, да жевать не мог. Но не мясо молоть стали на ней люди, а попала мясорубка в руки инквизиции, и стала инквизиция с ее помощью людей мучить да пытать.

Что такое инквизиция, бабушка?

Ну это как бы милиция при церкви такая была, теперь ее уж нет, — ответила она.

Ба, так нашу мясорубку беззубый монах сделал? — спросил я.

— Нет, конечно, не нашу, а ее прапрабабушку, нашу мы в магазине купили. Ты покушай, непоседа, да на солнышко посмотри. — Бабушка протягивает мне пирожок и кружку простокваши. — Так вот, если услышат Магию глупые люди, то и почернеет она. Повернут ее силу себе на пользу, а другим на горе. Всякое добро может злом обернуться, смотря в чьих руках окажется. Вот и живет Магия в другом мире, ждет, пока люди поумнеют, — тогда и вернется.

Бабушка, а почему хлеб такую силу имеет? — спрашиваю я.

Хлебушек, миленький, для любого народа свят. По-разному его везде называют: каравай и чурек, лаваш и хом, а все одно, много сил и души в него вкладывают. Зерно посеять надо, урожай собрать, муку смолоть да хлеб испечь. Видишь, через сколько рук хлебушек проходит и каждые руки его с любовью берут и свою силу вкладывают. Поэтому и целит он боли людские, а уходит человек в дорогу, и не мяса кусок, а хлеба краюшку с собой берет. Краюшка эта его и накормит, и согреет, и силы вернет. Люди говорят: "Хлеб на столе — счастье в доме". Пойдем домой, миленький, поздно уже, спать пора.

Однажды к нам на дачу приехала молодая женщина с маленьким ребенком. Ребенок был очень беспокойным, все время плакал, вертелся на руках у матери и никак не хотел успокаиваться.

— Совсем замучилась с ним, Анна Георгиевна, — рассказывала женщина. — Врачи ничего не находят, а малыш совсем не спит, плачет ночи напролет, ест плохо, видите, как исхудал. Уж сколько бабок объехали, все говорят — порча, и что только ни делали: молитвы читали, воск лили, водой святой обмывали, — ничего не помогает. На вас последняя надежда.

Бабушка распеленала ребенка, внимательно осмотрела, ощупала животик и головку, заглянула в глаза. В ее руках мальчик постепенно успокоился, затих, закрыл глазки и начал посапывать…

Теперь я знаю, что в процессе осмотра бабушкины пальцы нажали на несколько, как их теперь называют, "биоактивных точек", работу с которыми издавна применяли русские знахари. Но об этой методике я расскажу немного позже, чтобы не нарушать последовательность повествования.

Закончив осмотр, бабушка укрыла ребенка одеялом.

— Пусть поспит, — сказала она. — А ты садись пока, чайку попей, устала, небось, в дороге.

Бабушка разожгла самовар, достала варенье и домашние пирожки. Они уселись за стол.

Щетинка у твоего ребенка, девонька, — сказала бабушка, — выгонять надо.

Какая щетинка, Анна Георгиевна, — перепугалась женщина, — порча ведь у нас.

Не говори, чего не понимаешь, — рассердилась бабушка. — Ишь, порча у нее, видите ли! Какая порча, что ты об этом знаешь?

Так ведь бабки сказали. — Женщина нервно заерзала на стуле.

Дурак сказал, — отрезала бабушка, — ему все, что не понять, то и порча. А ты, коль с безгрешного младенца порчу снимать собралась, так в другое место езжай.

Редко мне случалось видеть бабушку в таком раздражении. Голос ее, обычно мягкий и спокойный, стал вдруг резким, брови нахмурились, и между ними пролегла складка. Впоследствии она говорила мне: "Сколько живу, не могу понять глупость людскую, что им ни скажут пострашнее да поглупее, в то и верят, совсем думать разучились. Непонятных слов наслушаются да начитаются, вот и пихают их ни к селу — ни к городу, а что стоит за теми словами, и знать не знают. Найдут какого-нибудь дурня старого, который знахарем или колдуном себя называет, так чем грязнее и неряшливее он выглядит да больше слов страшных и непонятных говорит — тем и лучше. Сколько уж людей такие колдуны погробили, и не счесть, а все мало. Нет, видно, не дано мне понять глупость людскую".

Что вы, что вы, Анна Георгиевна, — расплакалась женщина, — простите, ради бога, если что не так, куда же я пойду, ведь где только ни была. Если вы не поможете, не знаю, что и делать.

— Ладно, что плакать-то, ребенка лечить надо. — Бабушка погладила женщину по голове. — На-ка, девонька, чашку, пойди в другую комнату, да молока грудного сцеди.

Женщина вышла. Бабушка налила в тазик кипятку из самовара и запарила березовый веник, а в глиняном горшочке залила кипятком траву череды. Когда женщина вернулась, бабушка убрала со стола, постелила чистое полотенце и положила ребенка на животик. Она достала из тазика веник, подождала, пока он немного остынет, потом положила ребенку на спинку и накрыла одеяльцем.

— Подержи-ка, девонька, чтобы веник не сползал, — сказала она, а сама достала буханку круглого хлеба и вынула мякиш. Трижды бабушка обдавала веник кипятком и накладывала на спину ребенка. — Это чтобы спинка распарилась да поры открылись, — говорила она.

Потом окунула мякиш в горячую воду, в которой замачивала веник, добавила грудного молока, размяла и скатала из него колбаску. Протерев распаренную спинку ребенка грудным молоком, бабушка принялась катать по ней хлебный валик, периодически протирая спинку молоком. Минут через пятнадцать она подала валик женщине.

Ну вот и щетинка твоя, — сказала бабушка, — она-то и не дает малышу покоя.

Хлебная колбаска была утыкана жесткими черными волосками, торчавшими, как иглы ежа, во все стороны. Женщина с недоумением воззрилась на валик, потрогала волоски пальцем.

Ой, колючие какие, да откуда же взялись-то они?

Неважно откуда, были, а теперь нет, — ответила бабушка. — Ты, девонька, сходи-ка на почту, домой позвони или телеграмму пошли, чтобы не беспокоились. Денька три у меня поживете.

Во время разговора бабушка вынула из горшочка траву череды и обтерла ею тельце ребенка, после чего обмыла его настоем. Она положила ребенка на кровать, где он тут же уснул. Женщина ушла на почту, а я пристал к бабушке:

Ба, а откуда у малыша такие колючки взялись?

Понимаешь, миленький, дети ведь волосатенькие рождаются. Потом волоски у них пропадают. А у некоторых под кожей остаются, отвердевают и превращаются в такие щетинки. Эти щетинки колют малыша, раздражают, спать не дают, вот он и плачет. А мы спинку ему березовым веничком распарили, молочком размягчили да и вытянули на хлебушек те щетинки. Атавизмом это в науке называется. Человек-то, он от обезьяны произошел. У тебя маленького тоже щетинка была.

Не буду приводить мои возмущенные детские высказывания по поводу моего родства с обезьяной, а лучше продолжу начатый рассказ. Мать ребенка звали тетей Женей, она была веселая и разговорчивая. Они прожили у нас три дня, и за это время бабушка еще раз провела вышеописанную процедуру.

На всякий случай, — сказала она. Ребенок хорошо спал и ел.

Не знаю, как вас и благодарить, Анна Георгиевна, ведь чего только я не делала, у кого не была, извелась совсем — все ночи без сна, — говорила тетя Женя за завтраком.

А нечего меня благодарить, девонька, ты бы лучше на себя посмотрела: волосы редкие да тонкие, сосульками висят.

Что делать, Анна Георгиевна, как ребенок родился, так и волосы полезли, — а ведь какая коса была.

Бабушка улыбнулась:

— Возьми-ка ты, девонька, хлебный мякиш, смешай его с желтком яичным. Только яичко от деревенской курочки возьми. Разведи это настоем череды и корня лопуха, да заваривай отдельно. Череда, она быстро заваривается: кипятком залил, остыло — и готово, а корень лопуха ночку в тепле постоять должен. Намочи голову и как следует намажь составом, потом оберни полотенцем да подожди полчасика, а как состав смоешь, ополосни волосы настоем ромашки. Через два дня на третий в течение месяца так лечиться будешь, волосы лучше старых вырастут, еще позаплетаешь косу свою.

Через два дня за тетей Женей приехал ее муж, и они уехали в город.

В этой главе описана лишь малая толика возможностей хлеба как лекарственного вещества, о них можно говорить бесконечно. В каждом доме есть буханка черного хлеба. Делаем мы с ним бутерброды, сушим из него сухарики, чтобы с пивком погрызть, и знать не знаем, что держим в руках величайшее целительное средство, способное избавить нас от любого недуга.

Попробуйте, убедитесь сами. Лечение хлебом безвредно и эффективно, поэтому пренебрегать им не стоит.

Взять 4–5 растений мяты вместе с утренней росой. Тщательно растереть их в деревянной посуде и протереть через сито. Смешать приготовленную мяту с мякотью из одной буханки ржаного хлеба. Завернуть в промасленную льняную ткань и оставить на ночь в прохладном месте. Утром разделить приготовленный мякиш на 3 части. Первую из них развести росной или ключевой водой до состояния жидкой каши, добавить 1 ст. ложку меда и обмазать пораженные места. Держать до высыхания 1,5–2 ч, потом удалить. Вторую порцию мякиша развести водой, добавить 1 ч. ложку сока из корня или травы чистотела и повторить вышеуказанную процедуру. В последнюю порцию мякиша добавить 1 ч. ложку масла ромашки, тщательно перемешать и развести водой до нужной консистенции. Обмазать пораженные места, держать до высыхания, после чего удалить мякиш и промыть пораженные места отваром ромашки. При наличии ранок ежедневно смазывать их облепиховым или шиповниковым маслом до полного заживления.

Запарить березовый веник и приготовить настой череды из расчета 8-10 растений (целиком) на 1 л кипятка. Взять хлебный мякиш, добавить грудного или козьего молока, размять и скатать из него колбаску. Спинку ребенка 2–3 раза распарить теплым веником и смазать грудным молоком. Катать хлебную колбаску вдоль позвоночника. По мере впитывания молока спинку нужно повторно увлажнять. Процедура длится 15–20 мин. Вышедшие щетинки будут торчать из хлебного валика. Обтереть спинку ребенка травой череды и обмыть все тело настоем.

Приготовить настой корня лопуха: 2 ст. ложки измельченных корней залить стаканом кипятка и настаивать в термосе ночь. Взять мякиш из половины буханки ржаного хлеба, смешать с одним яичным желтком. Залить 1 ст. ложку травы череды 0,5 стакана кипятка, остудить. Смешать настои в равной пропорции и развести хлебный мякиш до состояния жидкой каши. Нанести состав на влажную голову, слегка втирая подушечками пальцев в кожу. Обернуть голову полотенцем, а через 30–40 мин хорошо промыть волосы водой без мыла и ополоснуть настоем ромашки (2 ст. ложки на 1 л кипятка).

Процедуры выполнять 2 раза в неделю. Курс лечения — месяц.

Для жирной кожи.

Развести хлебный мякиш ночной росой или настоем, приготовленным из кожуры одного кислого яблока в 0,5 стакана кипятка, до сметанообразного состояния. Вымыть лицо, сделать на него горячий компресс, после чего нанести приготовленный состав. Держать 15 мин. Обмыть лицо настоем ромашки или череды (1 ст. ложка травы на стакан кипятка).

Процедуры повторять 2–3 раза в неделю. Курс лечения — 21 день.

Для сухой кожи.

150-200 г мякиша смешать с 1 яичным желтком и развести утренней росой или родниковой водой до консистенции сметаны. Нанести состав на подготовленную, как указанно в предыдущем рецепте, кожу лица. Держать 15 мин. Обмыть лицо росной водой или настоем корня петрушки (1 корень на стакан кипятка).

Процедуры проводить 2 раза в неделю. Курс лечения — 21 день.

Хлебный мякиш из 1 буханки ржаного хлеба смешать с 2 ч. ложками цветочной пыльцы и 1 ст. ложкой липового меда. Приготовить отвар лаврового листа: полпачки лаврового листа залить стаканом воды и кипятить 5 мин. Растереть в порошок 3 ст. ложки семян подорожника и смешать с приготовленным отваром, дать остыть Развести хлебный мякиш приготовленным настоем и разделать его на шарики размером с крупную горошину. Высушить шарики на горячей глине, например положив их на глиняное блюдо и поставив его на печь, на плиту.

Принимать 5 раз в день по 2 горошины, можно запить водой. Лечение проводится в сочетании с вегетарианской диетой. Курс лечения — 9 дней. Потом сделать недельный перерыв и повторить курс.

Состав эффективен при язвенной болезни желудка и двенадцатиперстной кишки, а также при ранних стадиях диабета. Хороший эффект достигается при аллергических реакциях, связанных с нарушением желудочно-кишечного тракта.

Взять 0,5 кг сушеной свеклы, залить 5 л воды и кипятить на медленном огне 15–20 мин. Добавить 0,5 кг сахарного песка и 3–4 ст. ложки меда. Настаивать 5–6 ч, после чего процедить отвар. Положить в него 300 г сухариков из верхней корочки ржаного хлеба и поставить на 10–12 дней в темное теплое место для выхаживания.

0,5 кг сахарного песка и 50–60 ягод можжевельника залить 5 л воды. Довести до кипения и положить 10–15 листьев лимонника. Остудить, положить 0,5 кг сухариков из верхней корочки ржаного хлеба и поставить на 10–12 дней для выхаживания. Пить по 200 г 3–5 раз в день. Через 3–4 дня начать делать компрессы из свежей верхней корочки на область почек (компрессы ставятся на ночь). Обычно камни выходят через 8–9 дней после начала лечения.

Приложить нижнюю корочку ржаного хлеба к вискам, смазанным растительным маслом.

Нижнюю корочку ржаного хлеба завернуть во влажную ткань и слегка подогреть. Наложить подогретую корочку на смазанные растительным маслом суставы и обвязать влажной льняной тканью. Боль быстро исчезает.

При регулярном применении этот метод позволяет очистить суставы от накопившихся шлаков.

Смешать хлебный мякиш с липовым медом в пропорции 2:1. Распарить ноги и наложить на мозоль приготовленный мякиш, зафиксировав его повязкой или пластырем. Через 2–3 дня снять мякиш и удалить поднявшуюся мозоль. При необходимости курс повторить. Обычно после 3–5 курсов удается избавиться даже от застарелых мозолей. При лечении косточек и шпор хлебные аппликации меняются ежедневно и сочетаются с теплыми ванночками для ног из ромашки или подорожника.