"44

– Не знаю, – ответил я. – Просто не получается испытать это с той же силой, что и прежде.

Молодой человек взглянул на меня сначала с любопытством, а потом с нетерпением:

– То, что произошло с вами на вершине, было вам даровано, это был прорыв, взгляд на новый путь. Теперь же нужно научиться испытывать подобное самому, понемногу, раз за разом.

Он отодвинулся еще чуть дальше и снова, не отрываясь, стал смотреть на меня:

– А теперь попробуйте еще раз.

Я закрыл глаза и постарался прочувствовать все еше глубже. В конце концов ошушение пришло вновь. Я попытался сохранить и понемногу усилить его. Свой взгляд я сосредоточил на дереве.

– Вот, очень хорошо, – неожиданно произнес священник. – Вы и получаете энергию, и отдаете ее дереву. Я взглянул ему прямо в глаза:

– Отдаю ее дереву?

– Восхищаясь красотой и неповторимостью чего-либо, – стал объяснять он, – вы получаете энергию. А когда начинаете испытывать любовь, то можете посылать энергию обратно, стоит лишь захотеть.

Я еше долго сидел под деревом. И странное дело: чем больше я на нем сосредоточивался, чем большее восхищение испытывал от его форм и красок, тем большую любовь я, казалось, испытывал вообще. Я представлял, как моя энергия перетекает к дереву и наполняет его, но не мог видеть этого. Не меняя угол зрения, я заметил, что священник встал и собрался уходить.

– А как выглядит то, что я передаю дереву свою энергию? – обратился я к нему.

Он подробно объяснил, как это воспринимается, и я понял, что это похоже на явление, свидетелем которого я стал, когда наблюдал за Сарой, изливавшей свою энергию на филодендрон в Висьенте. Хотя у Сары это получалось, она, по всей видимости, понятия не имела, что необходимоиспытывать любовь для того, чтобы произошло излияние энергии. Должно быть, она приходила в это состояние настолько естественно, что даже не замечала этого.

Священник направился в сторону двора и исчез из моего поля зрения. Я же оставался в уединении, пока не стемнело.

Когда я вошел в дом, мне вежливо кивнули двое священников. В гостиной горело несколько масляных ламп, мирно гудящий огонь разгонял вечернюю прохладу. Пахло овощным супом. На столе стояли керамическая посудина, тарелка с четырьмя ломтями хлеба и лежало несколько ложек.

Один из священников повернулся и ушел, даже не взглянув на меня, а другой, не поднимая глаз, кивнул в сторону большого чугунного котла, снятого с огня. Котел был накрыт крышкой, из-под которой торчала какая-то ручка. Не успел я бросить взгляд на котел, как священник спросил:

– Нужно ли вам еще что-нибудь?

– Думаю, что нет, – ответил я. – Благодарю вас.

Он кивнул и тоже вышел из дома, оставив меня одного. Я поднял крышку котла и обнаружил там картофельный суп. От него очень вкусно пахло чем-то пряным. Я налил в тарелку несколько полных черпаков и сел за стол, потом вытащил из кармана ту часть Манускрипта, которую передал мне Санчес, и положил рядом с тарелкой, намереваясь почитать. Однако суп оказался таким вкусным, что я полностью сосредоточился на еде. Закончив трапезу, я сложил посуду в широкий таз и как зачарованный долго смотрел на огонь, пока он не стал гаснуть. Тогда я увернул лампы и пошел спать.

На следующее утро я проснулся на рассвете, чувствуя, что снова полон сил. За окном по двору стелилась утренняя дымка. Я разгреб угли, подложил несколько поленьев и стал раздувать огонь, пока он не принялся. Я собрался было поискать в кухне съестного, но услышал, что подъехал грузовичок Санчеса.

Я вышел на улицу, и в это время падре как раз вышел из-за церкви, держа в одной руке рюкзак, а в другой – несколько свертков.

– Есть новости, – сообщил он и сделал мне знак следовать за ним обратно в дом.

Появилось несколько священнослужителей, которые принесли горячие кукурузные лепешки, овсяную кашу и сушеные фрукты. Санчес поздоровался со всеми и сел со мной за стол. Священники незаметно ушли.

– Я был на встрече с представителями Южного совета церквей, – сообщил он. – Мы собрались, чтобы поговорить о Манускрипте. Предметом обсуждения были агрессивные действия властей. Это была первая подобная открытая встреча целой группы священников в защиту этого свидетельства, и едва мы начали дискуссию, как появился представитель властей и потребовал, чтобы ему разрешили присутствовать.

Он замолчал, положил себе на тарелку еды и съел несколько ложек, тщательно пережевывая.

– Этот представитель, – продолжал падре, – заверил нас, что единственная цель властей – оградить Манускрипт от посягательств извне. Он поставил нас в известность, что на все списки, имеющиеся у граждан Перу, должно быть разрешение. Он сказал, что понимает нашу озабоченность, однако предложил подчиниться этому законоположению и сдать наши списки, пообешав, что власти немедленно выдадут нам дубликаты.

– И вы сдали их? – спросил я.

– Конечно нет.

Несколько минут мы молча ели. Я старался тщательно пережевывать, чтобы по– настоящему насладиться вкусом.

– Мы спросили о применении силы в Кула, – продолжал Санчес, – и представитель сказал, что это была необходимая мера, направленная против человека по имени Дженсен, что в его группе были иностранные агенты и что они были вооружены. По его словам, они собирались найти и похитить еще не обнаруженную часть Манускрипта,чтобы вывезти ее из Перу, поэтому властям ничего не оставалось, как только арестовать их. Ни о вас, ни о ваших друзьях упомянуто не было.

– И вы поверили этому представителю властей?

– Нет. После того как он ушел, мы продолжили нашу встречу. Согласились на том, что будем вести политику мирного сопротивления. Будем по-прежнему делать списки и осторожно распространять их.

– А позволят ли вам это предстоятели вашей церкви? – спросил я.

– Мы не знаем, – сказал Санчес. – Иерархи Церкви относились к Манускрипту неодобрительно, но до сего времени не пытались серьезно разобраться, кто им занима: ется. Больше всего нас беспокоит один кардинал, резиденция которого находится дальше на север.

Кардинал Себастьян – наиболее ярый противник Манускрипта, и в его руках сосредоточено очень много власти. Если ему удастся убедить отцов Церкви обратиться с решительными воззваниями, то нам придется принять очень непростое решение.

– Но почему он так настроен против Манускрипта?

– Он боится.

– Чего?

– Я уже давно не беседовал с ним, к тому же мы с ним стараемся не говорить о Манускрипте. Но я думаю, что, по его мнению, роль человека заключается в приобщении ко Вселенной без обладания духовным знанием, через одну только веру. Он считает, что Манускрипт разрушит установившееся положение вешей в мире, подорвет основы основ.

– Каким же образом это может произойти?

Улыбнувшись, падре Санчес слегка наклонил голову набок: ( – Истина делает человека свободным.

Я смотрел на него, доедая свой хлеб и фрукты и пытаясь понять, что имеет в виду падре. Он съел еще несколько крохотных кусочков и отставил свой стул от стола.

Ш

– У вас, похоже, стало гораздо больше сил, – проговорил он. – Вы здесь с кем-нибудь говорили?

– Да, – ответил я. – У одного из священников я научился приобщаться к энергии. Я… не помню, как его зовут. Он был занят созерцанием, когда мы с вами разговаривали во дворе вчера утром, помните? Потом я заговорил с ним, и он показал, как воспринимать энергию и как изливать ее обратно.

– Его зовут Лжон, – заметил Санчес и сделал мне знак продолжать.

– Это было восхитительно, – признался я. – Вернулось прежнее чувство любви, и удалось раскрыться. Я пробыл там весь день, стараясь привести себя в это состояние. Такого же, как на вершине, не получилось, но я был близок к этому.

Лицо Санчеса стало серьезным:

– Роль любви долгое время понималась неверно. Любовь не есть нечто обязательное, без чего нам не стать добропорядочными или сделать мир лучше, исходя из некой абстрактной нравственной ответственности, или же потому, что мы должны отказаться от своего жизнелюбия. Приобщение к энергии ощущается^сначала как взволнованность^ потом как повышенное радостнее настроение – эйфория, а затем как чувство любви. Если будет обнаружен достаточно большой йсточник"энергии, чтобы поддерживать состояние любви, это, конечно, станет подспорьем для всего мира, но прежде всего поможет нам. Это будет наивысшим доказательством нашего жизнелюбия.

Я согласился с ним и заметил, что он отодвинул стул еще немного и пристально смотрит на меня, сместив фокус зрения.

– Ну и как же выглядит мое поле? – спросил я.

– Оно стало значительно больше, – проговорил он. – Думаю, что вы чувствуете себя очень хорошо.

– Так оно и есть.

– Замечательно. Этим мы здесь и занимаемся.

– Расскажите об этом, – попросил я.

49– Мы готовим священников, которые отправляются потом дальше в горы, чтобы работать среди индейцев. Они проповедуют в одиночку, а это требует немало сил. Все, кто здесь находится, прошли всестороннюю проверку, и их объединяет одно: у каждого был опыт, который они называют сокровенным.

– Я изучал подобные явления в течение многих лет, – продолжал падре, – еше до того, как был найден Манускрипт, и считаю, что если человек уже встречался с сокровенным, то ему гораздо легче вернуться в это состояние и повысить уровень своей собственной энергии. Другие тоже могут приобщиться, но это займет больше времени. Если эти ощущения глубоко врезались в память, – думаю, вы знаете это по себе, – их легче воспроизвести. После приобшения человек понемногу снова выходит на высший' уровень.

– А как выглядит его энергетическое поле, когда это происходит?

– Оно увеличивается в размерах и слегка изменяет цвет.

– Какие же это цвета?

– Как правило, из матово-белого поле становится зеленым и голубым. Но наиболее важно то, что оно растет. К примеру, во время вашей встречи с сокровенным на вершине ваша энергия выплеснулась на всю Вселенную. По сути дела, вы приобщились ко всему космосу, и ваше поле, в свою очередь, выросло до таких размеров, что смогло объять все сущее. Вы можете вспомнить, что при этом чувствовали?

– У меня было такое ощущение, что вся Вселенная составляет мое тело, а я сам – лишь голова или, вернее, глаза.

– Ну да, – подхватил падре Санчес, – ив этот момент ваше энергетическое поле и поле Вселенной составляли одно целое. Вселенная была вашим телом.

– Меня тогда посетило совершенно необычное воспоминание, – признался я. – Казалось, я вспоминаю, как