Много раз ты решал, что больше не придешь в гнев, пытался следовать этому решению, но это все равно происходит. Ты пытался не быть жадным, но снова и снова попадаешься в ловушку жадности. Ты пробовал все возможные вещи, чтобы изменить себя, но кажется, ничего никогда не получается. Ты остаешься прежним.

А я здесь говорю, что есть простой ключ — осознанность. Ты не можешь этому поверить. Как может помочь осознанность, просто осознанность, если не помогло ничто другое? Ключи всегда очень малы; ключи — небольшие вещи. Но маленький ключ может открыть очень большой замок.

Когда люди спросили Будду: «Что нам делать, чтобы не приходить в гнев, что нам делать, чтобы не быть жадными, что нам делать, чтобы не быть настолько одержимыми сексом и едой?», его ответ был всегда одним и тем же: «Осознавайте. Привнесите в свою жизнь осознанность».

Его ученик Ананда, снова и снова видя, что к нему приходят разные люди с разными проблемами, но рецепт всегда остается прежним, пришел в растерянность. Он сказал:

— Как же так? Они приносят всевозможные болезни: один приносит жадность, другой — секс и еду, третий — что-то еще, — но твой рецепт всегда остается одним и тем же!

И Будда сказал:

— У разных людей разные болезни — точно как разным людям могут сниться разные сны.

Если две тысячи человек заснут, им приснятся две тысячи снов. Но если вы. придете ко мне и спросите, как избавиться от этих снов, лекарство будет одним для всех: «Проснитесь". Лекарство будет для всех совершенно одинаковым; рецепт будет одним и тем же. Можете называть это осознанностью, можете называть это свидетельствованием — это разные названия одного и того же лекарства.

Западный подход состоит в том, чтобы думать о проблеме, найти причину проблемы, вникнуть в историю этой проблемы, в прошлое проблемы, искоренить проблему с самого ее начала. Освободить ум от обусловленности, обусловить заново ум, обусловить заново тело, удалить все оттиски, оставшиеся в мозге, — это западный подход. Психоаналитик входит в память и работает в ней. Он идет в детство, идет в прошлое; он движется вспять. Он находит, откуда возникла проблема: может быть, пятьдесят лет назад, когда ты был ребенком, проблема возникла в отношениях с матерью; тогда психоаналитик возвращается туда.

Пятьдесят лет истории! Это долгое и нудное дело. И все равно это не поможет, потому что проблем миллионы; дело не только в одной проблеме. Ты можешь войти в историю одной проблемы; можешь заглянуть в свою автобиографию и найти причины. Может быть, ты сможешь устранить одну проблему, но проблем миллионы. Если ты начнешь вникать в каждую проблему, чтобы решить все проблемы одной жизни, для этого потребуются миллионы жизней! Позвольте мне повторить: чтобы решить проблемы одной жизни, вам придется рождаться снова и снова миллионы раз. Это несколько непрактично. Этого нельзя сделать. И все эти миллионы жизней, в которых ты будешь решать проблемы одной жизни, будут создавать свои собственные проблемы... и так далее, и так далее. Все это будет втягивать тебя в большее и большее количество проблем. Это абсурдно!

Сейчас тот же самый психоаналитический подход применяется и к телу: есть рольфинг, биоэнергетика и другие методы, которые пытаются устранить отпечатки, оставшиеся в теле, в мускулатуре. Снова тебе придется вникать в историю тела. Но определенно можно сказать об обоих этих подходах, которые работают по одному логическому образцу, одно — что проблема приходит из прошлого, поэтому так или иначе все будет связано с прошлым.

Ум человека всегда пытался сделать две невозможные вещи. Во-первых, преобразовать прошлое — а это невозможно. Прошлое случилось. Ты не можешь действительно вернуться в прошлое. Когда ты думаешь о том, чтобы вернуться в прошлое, самое большее — ты входишь в воспоминания о нем; это не настоящее прошлое, это только воспоминание. Прошлого больше нет, ты не можешь его преобразовать. Это одна из невозможных целей человечества, и человек из-за нее очень пострадал. Вы хотите переделать прошлое — как вы можете его переделать? Прошлое абсолютно. Прошлое означает, что со всем потенциалом той или иной вещи покончено; он стал действительностью. Теперь больше нет никакого потенциала, чтобы ее преобразовать, переделать, сделать заново. С прошлым ничего сделать нельзя.

И вторая невозможная идея, царящая в уме человека, — организовать будущее — и снова это невозможно. Будущее означает то, чего еще нет; организовать его нельзя. Будущее остается неорганизованным, будущее остается открытым.

Будущее — это чистая потенциальность; пока оно не случится, нельзя быть в нем уверенным. Прошлое — это чистая действительность; оно случилось. Теперь с ним ничего сделать нельзя. Между ними двумя человек стоит в настоящем, думая о невозможных вещах. Он хочет сделать все определенным в будущем, в завтра — и это невозможно. Пусть это просочится как можно глубже в сердце: этого сделать нельзя. Не трать впустую настоящее мгновение, пытаясь сделать определенным будущее. Будущее — это неопределенность; это само качество будущего. И не трать впустую время, оглядываясь в прошлое. Прошлое случилось, это мертвое явление. Ничего сделать с ним нельзя. Самое большее, что ты можешь сделать, — это его интерпретировать, вот и все. Именно это делают психоаналитики — интерпретируют. Можно заново интерпретировать его прошлое, но оно останется прежним.

Психоанализ и астрология: астрология пытается каким-то образом сделать будущее определенным, а психоанализ пытается переделать прошлое. Ни то, ни другое не науки. Обе эти вещи невозможны, но обе они насчитывают миллионы последователей — потому что человеку это нравится! Он хочет быть уверенным в будущем, и вот он идет к астрологу, задает вопросы Книге Перемен И-Цзин, идет к толкователю Таро, и есть еще тысяча и один способ одурачить себя, обмануть себя. И есть люди, которые говорят, что могут изменить прошлое — он советуется и с ними.

Как только эти две вещи отброшены, ты становишься свободным от всей возможной глупости. Тогда ты не идешь к психоаналитику и не идешь к астрологу. Тогда ты знаешь, что с прошлым покончено, — и ты тоже с ним покончил. А будущее еще не случилось. Когда оно случится, ты его увидишь, — прямо сейчас ничего сделать с ним нельзя. Ты можешь только разрушить настоящее мгновение, а это единственное мгновение, которое доступно, реально.

Запад постоянно вникал в проблемы, пытаясь их решить. Запад принимает проблемы очень серьезно. А когда ты следуешь определенной логике, при определенных обстоятельствах эта логика кажется совершенной.

Я как-то раз прочитал один анекдот:

Великий философ и всемирно знаменитый математик летит в самолете. Он сидит на своем месте и думает о великих математических проблемах, и тут внезапно из кабины пилота доносится объявление:

— Очень сожалею, но мы немного задержимся. Двигатель номер один заглох, и теперь мы летим на трех двигателях.

Через десять минут следующее объявление:

— Боюсь, что мы задержимся еще больше — двигатели номер два и три заглохли, и теперь остался только номер четвертый.

Услышав это, философ поворачивается к соседу по креслу и говорит:

— Святые небеса! Если и номер четвертый заглохнет, мы проторчим здесь всю ночь!

Когда мышление движется в определенном направлении, само это направление делает возможными многие вещи — и даже абсурдные. Как только ты начинаешь принимать человеческие проблемы очень серьезно, как только ты начинаешь раздумывать над определенной проблемой, ты встал на определенные рельсы и совершил первый шаг в неверном направлении. Теперь ты можешь двигаться в этом направлении и продолжать двигаться без конца. Сейчас опубликовано столько литературы о явлениях ума, о психоанализе; израсходованы миллионы листов бумаги, написаны тысячи трактатов и книг. Как только Фрейд открыл двери определенной логики, это задало тон на целый век.

Восток смотрит на вещи совершенно по-другому. Во-первых, он говорит, что никакая проблема не серьезна. В то мгновение, как ты говоришь, что какая-то проблема несерьезна, эта проблема на девяносто девять процентов умирает.

Все твое видение ее меняется. Во-вторых, говорит Восток, проблема существует, потому что ты с ней отождествлен. Это не имеет ничего общего с прошлым, это не имеет ничего общего с ее историей. Ты с ней отождествлен — вот в чем настоящая проблема. И это ключ к решению всех проблем.

Например, ты гневный человек. Если ты пойдешь к психоаналитику, он скажет:

— Иди в прошлое... как возник этот гнев? В каких ситуациях он становился более и более обусловленным и более и более впечатывался в ум? Нам придется смыть все эти отпечатки; нам придется их стереть. Нам придется совершенно очистить твое прошлое.

Если ты придешь к восточному мистику, он скажет:

— Ты думаешь, что гнев — это ты, ты чувствуешь себя отождествленным с гневом — и именно потому все становится неправильным. В следующий раз, когда случится гнев, просто будь наблюдателем, просто будь свидетелем. Не отождествляйся с гневом. Не говори: «Я гнев». Не говори: «Я гневен». Просто видь, как он происходит, словно он происходит на экране телевизора. Смотри на себя, как смотрел бы на кого-то другого.

Ты — чистое сознание. Когда тебя окружает облако гнева, просто наблюдай его — и оставайся бдительным, чтобы не отождествляться с ним. Вся суть в том, чтобы не отождествляться с проблемой. Как только ты этому научился... тогда не может быть речи о том, чтобы у тебя было «столько проблем», — потому что этот ключ, один и тот же ключ откроет все двери. Так с гневом, так с жадностью, так с сексом. Так со всем, на что способен ум.

Восток говорит: просто оставайся неотождествленным. Помни — именно это подразумевает Георгий Гурджиев, когда говорит о том, чтобы «помнить себя». Помни, что ты свидетель, будь внимательным — именно это говорит Будда. Будь бдителен, когда мимо проплывает облако, может быть, это облако из прошлого, но это не имеет значения. Должно быть, у него есть определенное прошлое, оно не может возникнуть просто ниоткуда. Должно быть, оно происходит из определенной последовательности событий — но это несущественно. Зачем об этом беспокоиться? Прямо сейчас, в это самое мгновение ты можешь разотождествиться с ним. Ты можешь отрезать себя от него, мост можно разрушить прямо сейчас — и только сейчас.

Копание в прошлом не поможет. Тридцать лет назад возник гнев, и в тот день ты с ним отождествился. Теперь ты не можешь разотождествиться в этом прошлом — его больше нет! Но ты можешь разотождествиться в это самое мгновение, в это мгновение — и тогда вся серия гневных вспышек прошлого больше не будет частью тебя. Тебе не придется возвращаться назад и переделывать все, что сделали твои родители, общество, священник и церковь, — это будет сущей растратой драгоценного настоящего времени. Прежде всего, это разрушило много лет; теперь это снова будет разрушать твои настоящие мгновения. Ты можешь просто выпасть из этого, точно как змея выскальзывает из старой кожи.

Прошлое и его обусловленности действительно существуют — но они существуют либо в теле, либо в мозге; они не существуют в сознании, потому что сознание не может быть обусловлено. Сознание остается свободным: свобода его глубочайшее качество, свобода — это его природа. Ты можешь увидеть — столько лет подавления, столько лет определенного образования... В то мгновение, когда ты на это смотришь, сознание больше не отождествлено; кто, иначе, будет это осознавать? Если ты действительно стал подавленным, кто тогда будет это осознавать? Тогда не будет никакой возможности осознанности.

Если ты можешь сказать «двадцать лет в безумной системе образования», одно определенно: ты еще не безумен. Система потерпела поражение; она не сработала. Джайананда, ты не безумен, поэтому ты видишь, что безумна вся эта система. Безумный не может видеть своего безумия. Только человек в здравом рассудке может видеть, что все это безумие. Чтобы видеть безумие как безумие, нужен рассудок. Эти двадцать лет безумной системы потерпели поражение; вся эта подавляющая обусловленность потерпела поражение. Она не может действительно добиться успеха — она успешна лишь пропорционально тому, насколько ты с ней отождествлен. В любое мгновение ты можешь отсоединиться... она есть, я не говорю, что ее нет, но это больше не часть твоего сознания.

В этом красота сознания — сознание может выскользнуть из чего угодно. В нем нет никакой преграды, никакой границы. Лишь мгновением раньше ты был англичанином — осознав абсурдность национализма, секундой позже ты больше не англичанин. Я не говорю, что твоя кожа перестанет быть белой — она останется белой, но ты больше не отождествлен с тем, чтобы быть белым; ты больше не против черных. Ты видишь, как это глупо. Я не говорю, что, просто увидев, что ты больше не англичанин, ты забудешь английский язык, нет. Он будет по-прежнему оставаться у тебя в памяти, но твое сознание выскользнуло, твое сознание стоит на холме, глядя вниз на долину: теперь англичанин умер в долине, и ты стоишь на холме — далекий, непривязанный, незатронутый.

Всю восточную методологию можно свести к одному слову: свидетельствование. Всю западную методологию тоже можно свести к одному: анализ. Анализируя, ты без конца ходишь кругами. Свидетельствуя, ты просто делаешь шаг прочь из круга.

Анализ — это порочный круг. Если ты действительно будешь двигаться в анализ, ты будешь просто озадачен — как это возможно? Если, например, ты попытаешься войти в прошлое, где ты сможешь остановиться? Где именно? Если ты идешь в прошлое, где началась твоя сексуальность? Когда тебе было четырнадцать лет? Но возникла ли она из ниоткуда? Наверное, тело к этому готовилось; когда это началось? Когда ты родился? Но, пока ты был в утробе матери, не начало ли тело готовиться уже тогда? Тогда в какое именно мгновение ты был зачат? Но прежде этого половина твоей сексуальности зрела в материнском яйце, а половина — в отцовском сперматозоиде. Если так продолжать... где ты окажешься в конце концов? Тебе придется дойти до Адама и Евы! И даже тогда ничто не кончится: тебе придется дойти до самого Бога Отца — почему, прежде всего, он создал Адама?..

Анализ будет всегда оставаться половинчатым, поэтому анализ никому по-настоящему не помогает. Он не может помочь. Он позволяет тебе немного лучше приспособиться к своей реальности, вот и все. Это своего рода приспособление, которое помогает тебе достичь некоторого понимания своих проблем, их генезиса, истории их возникновения. И это небольшое интеллектуальное понимание поможет тебе лучше подстроиться под общество, но ты останешься тем же человеком. Это не вызовет никакой трансформации, это не принесет никакой Радикальной перемены.

Свидетельствование — это революция. Это радикальная перемена, до самых корней. Это приносит в существование новое человеческое существо, потому что выводит твое сознание из всех обусловленностей. Обусловленности есть в теле и уме, но сознание остается необусловленным. Оно чисто, всегда чисто. Оно девственно; его девственность не может быть нарушена.

Восточный подход направлен на то, чтобы сделать тебя внимательным к этому девственному сознанию, к этой чистоте, к этой невинности. Восток фокусируется на небе, Запад — на облаках. Облака имеют историю; чтобы найти, откуда они происходят, тебе придется добраться до океана, затем перейти к солнечным лучам и испарению воды, формированию облаков... и так можно продолжать без конца, но это будет движением по кругу. Облака формируются, приплывают, влюбляются в деревья, начинают изливаться на землю, становятся реками, текут к океану, начинают испаряться, поднимаются под действием солнечных лучей, становятся облаками, снова падают на землю... Это продолжается без конца, круг за кругом. Это колесо. Где ты из него выйдешь? Одно поведет к другому, и ты окажешься в колесе.

У неба нет истории. Небо никем не создано; оно никем не произведено. Фактически, чтобы вообще что-то было, необходимо небо, небо является обязательным условием; оно должно существовать, прежде чем может существовать что-либо еще. Можешь спросить христианского теолога — он скажет:

«Небо создал Бог». Спроси его, было ли небо, прежде чем Бог создал мир. Если неба не было, где же существовал Бог? Наверное, ему нужно было место. Если места не было, где тогда он создал мир? Куда он принес мир? Пространство является обязательным условием, даже для существования Бога. Ты не можешь сказать: «Бог создал пространство». Это было бы просто абсурдно, потому что тогда у него самого не было бы никакого пространства, чтобы существовать. Пространство должно предшествовать Богу.

Пространство было всегда. Восточный подход состоит в том, чтобы осознать небо. Западный подход заставляет тебя более и более осознавать облака, и это немного помогает, но не позволяет тебе осознать глубочайшее внутреннее ядро. Периферия — да, ты начинаешь немного более осознавать периферию, но не осознаешь центра. А периферия — это циклон.

Тебе придется найти центр циклона. И именно это происходит в свидетельствовании.

Свидетельствование не изменит твоей обусловленности. Свидетельствование не изменит мускулатуры твоего тела. Но Свидетельствование даст тебе опыт, который за пределами всякой мускулатуры, всякой обусловленности. В это мгновение запредельности, в это мгновение трансценденции не существует никакой проблемы — не для тебя.

Теперь все в твоих руках. Тело будет продолжать носить мускулатуру, и ум будет продолжать носить обусловленность — теперь это в твоих руках. Если что-то в тебе жаждет проблем, ты можешь войти в телоум, найти там проблему и радоваться ей. Если ты ее не хочешь, ты можешь оставаться снаружи. Проблема останется как отпечаток в телесноумственном механизме, но ты будешь отрешен и отстранен от нее.

Именно так действует будда. Ты используешь память; будда тоже использует память — но он с ней не отождествлен. Он использует память, как механизм. Я, например, использую язык. Когда мне приходится говорить, я использую ум и его оттиски, но я — не ум как продолжительность; столько во мне осознанности. Я остаюсь начальником, а ум остается слугой. Ум приходит по зову; он полезен — но он не может главенствовать.

Проблемы сохранятся, но теперь они существуют лишь в форме семян в теле и уме. Как ты можешь изменить прошлое? В прошлом ты был католиком; сорок лет ты был католиком; как ты можешь изменить эти сорок лет католицизма? Нет, эти сорок лет останутся периодом католицизма — но ты можешь из этого выскользнуть. Теперь ты знаешь, что это было только отождествлением. Эти сорок лет нельзя разрушить, и нет необходимости в том, чтобы их разрушать. Если ты хозяин в доме, нет никакой необходимости. Ты можешь использовать эти сорок лет определенным образом, творчески. Даже это сумасшедшее образование можно использовать творчески.

Все отпечатки, остающиеся в мозгу, в мускулатуре тела... они останутся, но как семена — останутся потенциально. Если тебе слишком одиноко и ты хочешь проблем, ты можешь их получить. Если ты чувствуешь себя слишком несчастным без страдания, ты можешь его найти. Они останутся всегда в твоем распоряжении, но в них не будет необходимости, в них не будет потребности. Это будет твоим выбором.

Свидетельствование — это техника центрирования. Мы обсуждали центрирование — человек может жить двумя способами: он может жить из периферии или из центра. Периферия принадлежит эго, центр принадлежит существу. Если ты живешь из эго, ты всегда связан с кем-то другим. Периферия всегда связана с кем-то другим.

Что бы ты ни делал, это не действие, это всегда реакция — ты делаешь это в ответ на что-то, что было сделано в отношении тебя. Из периферии не может быть действия, все остается реакцией — ничто не исходит из твоего центра. В определенном смысле, ты раб обстоятельств. Ты ничего не делаешь; скорее, тебя принуждают. Если ты живешь из центра, ситуация радикально меняется. Из центра ты начинаешь действовать; впервые ты начинаешь существовать по своему собственному праву.

Будда шел по деревне. Какие-то люди были-очень злы на него и его учение. Они оскорбляют его, обижают его. Будда внимательно слушает и говорит:

— Если вы закончили, позвольте мне идти дальше. Я должен добраться до следующей деревни, меня там ждут. Если у вас в уме еще что-то осталось, вы сможете закончить, когда я приду сюда на обратном пути.

Они сказали:

— Мы тебя унижаем, оскорбляем. Не хочешь ли ты ответить тем же? Будда сказал:

— Теперь я больше никогда не реагирую. Что вы делаете, это ваше дело — я больше никогда не реагирую, вы не можете меня ни к чему принудить. Вы можете меня оскорблять; это ваше дело — я не раб. Я стал свободным человеком. Я действую из центра, не из периферии, и ваши оскорбления могут коснуться только моей периферии, не центра. Центр остается незатронутым.

Тебя что-то трогает не потому, что это трогает твой центр, но лишь потому, что у тебя нет центра. Ты просто на периферии, ты отождествлен с периферией. Периферия обречена на то, чтобы ее затрагивало что угодно — все, что бы ни происходило. Это только твоя граница, и что бы на ней ни происходило, это обязательно ее коснется; у тебя нет никакого центра. В то мгновение, когда у тебя есть центр, у тебя есть и дистанция от самого себя — ты можешь быть на некотором расстоянии от периферии. Кто-то может оскорбить периферию, но не тебя. Ты можешь оставаться отстраненным, непривязанным — это дистанция между тобой и твоим «я». Есть дистанция между тобой как периферией и тобой как центром. Внешний мир может коснуться тебя только на периферии.

Поэтому Будда говорит:

— Теперь я центрирован. Десять лет назад все было бы по-другому; если бы вы оскорбили меня, я бы реагировал. Но теперь я только действую.

Поймите ясно разницу между реакцией и действием. Ты кого-то любишь, потому что кто-то любит тебя. Будда тоже тебя любит, но не потому, что ты любишь его; это неважно. Любишь ты его или ненавидишь, это не существенно — он любит тебя, потому что это действие, не реакция. Действие приходит из тебя, а реакция тебе навязана.

Центрирование означает, что ты начал действовать.

Второе, что нужно помнить: когда ты действуешь, действие всегда тотально. Когда ты реагируешь, это никогда не бывает тотальным. Это всегда частично, фрагментарно, потому что, если я действую из периферии — то есть когда я реагирую, — это не может быть тотальным, потому что я по-настоящему в это не вовлечен. Вовлечена только периферия, поэтому это не может быть тотальным. Поэтому, если ты любишь из периферии, твоя любовь никогда не может быть тотальной — она всегда частична. И это значит много, потому что, если любовь частична, оставшееся пространство будет заполнено ненавистью. Если твоя доброта частична, оставшееся место будет заполнено жестокостью. Если твое добро частично, что тогда заполнит оставшееся место? Если твой Бог частичен, тогда понадобится Дьявол, чтобы заполнить оставшееся место.

Это означает, что частичное действие обречено на то, чтобы быть противоречивым, чтобы быть в конфликте с самим собой. Современная психология говорит, что ты можешь любить и ненавидеть одновременно. Твой ум противоречив, твой ум — это амфибия: к одному и тому же объекту ты испытываешь любовь и ненависть. А если есть и любовь, и ненависть, это произведет замешательство — и ядовитое замешательство. Ваша доброта смешана с жестокостью, ваша благотворительность превращается в воровство, ваша молитва становится видом насилия. Даже если на периферии ты пытаешься быть святым, твоя святость обязательно будет смешана с грехом. На периферии все будет противоречить самому себе.

Лишь когда ты действуешь из центра, твое действие тотально. И когда действие тотально, в нем есть собственная красота. Когда действие тотально, оно происходит от мгновения к мгновению. Когда действие тотально, ты не носишь о нем воспоминаний — они тебе не нужны! Когда действие частично, оно остается в подвешенном состоянии.

Ты что-то ешь — если ты ешь частично, когда фактическая еда кончится, ты будешь продолжать есть в уме. Это останется в подвешенном состоянии. Только тотальная вещь может иметь конец и начало. Частичная вещь — это только непрерывный сериал без начала и конца. Ты приходишь домой и приносишь с собой свой магазин и рынок. Ты приходишь в магазин и приносишь с собой дом и домашние дела. Ты никогда не бываешь — никогда не можешь быть — ни единого мгновения тотально в нем, столько ты постоянно носишь с собой. Это тяжесть, напряженная тяжесть в уме, на сердце.

Тотальное действие имеет начало и конец. Оно атомично; это не сериал. Оно есть, потом его нет. Ты совершенно свободен от него, чтобы двигаться в неизвестное. Иначе человек продолжает двигаться в колее, ум становится просто колеёй. Ты продолжаешь двигаться по одному и тому же кругу, порочному кругу. Поскольку прошлое никогда не кончается, оно переходит в настоящее. Оно продолжается и проникает в будущее.

Поэтому на самом деле частичный ум, периферийный ум носит в себе прошлое, а прошлое — это большая вещь! Даже если не принимать во внимание прошлые жизни, даже тогда прошлое — это большая вещь. Пятьдесят лет опыта, красивого и уродливого, но неоконченного — все остается неоконченным, и ты продолжаешь нести с собой прошлое в пятьдесят лет длиной, прошлое, которое мертво. Это мертвое прошлое обрушивается на одно-единственное мгновение настоящего — оно неизбежно убьет его!

Поэтому ты не можешь жить, это невозможно. С этим прошлым на шее ты не можешь жить — каждое отдельное мгновение так свежо и деликатно, и весь этот мертвый груз убьет его. Это убийство! Твое прошлое постоянно убивает настоящее, и когда настоящее мертво, оно становится частью бремени. Когда оно живо, это не часть тебя — когда оно становится мертвым, когда оно убито твоим мертвым прошлым, тогда оно становится твоим, тогда это часть тебя. Вот твоя ситуация.

В то мгновение, когда ты начинаешь действовать из центра, каждое действие тотально, атомично. Оно есть, потом его нет. Ты совершенно свободен от него. Тогда ты можешь двигаться без бремени — освобожденный от бремени. И лишь тогда ты можешь жить в новом мгновении, которое есть всегда, подходя к нему свежим. Но ты можешь подойти к нему свежим, лишь не неся с собой никакого прошлого.

А если прошлое неоконченно, тебе придется нести его с собой: ум имеет тенденцию все заканчивать. Если оно неоконченно, придется продолжать его носить. Если что-то остается неоконченным за день, это приснится тебе ночью, потому что ум всегда склонен доводить все до конца. В то мгновение, когда что-то закончено, ум освобождается от бремени. Пока что-то не закончено, ум будет возвращаться к этому снова и снова.

Что бы ты ни делал, твои любовь, секс, дружба — все остается неоконченным. И ты не можешь сделать это тотальным, если будешь оставаться на периферии. Как тогда тебе быть центрированным в самом себе? Как достичь этого центрирования, чтобы не оставаться на периферии? Техникой является свидетельствование.

Слово свидетельствование — очень значительное слово. Есть сотни техник, чтобы достичь центрирования, но свидетельствование обязательно является частью любой из них, существенной частью. Поэтому лучше будет назвать его техникой всех техник. Это не просто техника; метод свидетельствования составляет самую существенную часть всех техник.

Можно рассматривать свидетельствование и как чистую технику. Например, Джидду Кришнамурти — он говорит о свидетельствовании как о чистой технике. Но эти разговоры — только разговоры о духе без тела. Этого нельзя почувствовать, этого нельзя увидеть. Везде дух воплощен — ты можешь почувствовать дух благодаря телу. Конечно, дух это не тело, но ты можешь его почувствовать благодаря телу. Каждая техника — это просто тело, а свидетельствование — Душа. Ты можешь говорить о свидетельствовании как об отдельном от всякого тела, от всякой материи; тогда оно становится абстрактным, совершенно абстрактным. Поэтому Кришнамурти почти полвека постоянно говорил, но все, что он говорит, так чисто, так бестелесно, что человек может подумать, что понимает, но понимание остается только умственной концепцией.

В этом мире ничто не существует как чистый дух. Все существует в воплощенной форме. Свидетельствование — это дух всех духовных техник, а все техники — тела, разные его тела.

Поэтому прежде всего мы должны понять, что такое свидетельствование, и тогда мы можем понимать свидетельствование посредством разных тел, разных техник.

Мы знаем мышление, и человек должен начинать узнавать, что значит свидетельствование, с мышления, потому что начинать нужно с того, что человек знает. Мы знаем мышление — мышление означает суждение; ты кого-то видишь и судишь. Ты видишь цветок и говоришь, что он красивый или некрасивый. Ты слышишь песню и восхищаешься или не восхищаешься ею. Ты чем-то восхищаешься или что-то осуждаешь. Мышление — это суждение: начиная думать, в то же мгновение ты начинаешь судить.

Мышление — это оценка. Ты не можешь думать без оценки. Как ты можешь думать о цветке, не оценивая его? В то же мгновение, как ты начнешь думать, ты скажешь, что он красивый или некрасивый. Тебе придется воспользоваться какой-то категорией, потому что мышление — это категоризация. В то мгновение, как ты относишь вещь к какой-то категории: помечаешь ее, даешь ей название — ты о ней подумал.

Мышление невозможно, если ты не собираешься судить. Если ты не собираешься судить, ты можешь просто оставаться осознанным — но не можешь думать.

Вот цветок, и я тебе говорю:

— Видь его, но не думай. Смотри на цветок, но не думай.

Что ты можешь сделать? Если мышление не позволено, что ты можешь делать? Ты просто свидетельствуешь;

ты можешь только осознавать. Ты можешь только сознавать цветок. Ты можешь смотреть в лицо этому факту — вот цветок. Теперь ты можешь столкнуться с ним. Если мышление не позволено, ты не можешь сказать:

— Он красивый. Он некрасивый. Я знаю об этом. Или:

— Странно — я никогда его не видел.

Ты ничего не можешь сказать. Слова нельзя использовать, потому что каждое слово имеет смысловую нагрузку. Каждое слово — это суждение. Язык обременен суждениями; язык никогда не может быть беспристрастным. В то мгновение, как ты используешь какое-то слово, ты судишь.

Таким образом, ты не можешь пользоваться языком, не можешь вербализировать. Если я говорю:

— Это цветок — смотри на него, но не думай, — тогда вербализация не позволена. Что ты тогда можешь делать? Ты можешь только быть свидетелем. Если ты присутствуешь без суждения, просто видя нечто, это свидетельствование. Тогда свидетельствование означает пассивную осознанность. Помни — пассивную. Мышление активно, ты что-то делаешь. Что бы ты ни видел, ты что-то с этим делаешь. А в то мгновение, как ты что-то делаешь, это меняет все. Я вижу цветок и говорю:

— Он красивый! — Я его изменил. Теперь я что-то навязал цветку. Теперь, каким бы ни был цветок, для меня это цветок плюс мое ощущение, что он красивый. Теперь цветок далеко; между цветком и мной — мое ощущение суждения, моя оценка его красоты. Теперь цветок для меня не тот же, что и раньше, качество изменилось. Я вошел в него — теперь в факт проникло мое суждение. Теперь это скорее вымысел, чем реальный факт.

Это ощущение, что цветок красивый, не принадлежит цветку, оно принадлежит мне. Я вошел в этот факт. Теперь факт не девствен, я его развратил. Теперь мой ум стал его частью. В действительности, если сказать, что мой ум стал его частью, это означает, что часть меня стала им, потому что, когда я говорю: «Этот цветок красивый», это означает, что я вынес суждение, основываясь на прошлом знании. Как ты можешь сказать, что цветок красивый? Твой опыт прошлого, твоя основанная на прошлом концепция о том, что нечто подобное красиво, — ты вынес суждение согласно своему прошлому.

Ум значит твое прошлое, твои воспоминания. Прошлое приходит в настоящее. Ты разрушил девственный факт; теперь он искажен. Теперь цветка нет — цветка, как реальности в себе, больше нет. Он тобой развращен, разрушен; твое прошлое встало между вами. Ты истолковал — это мышление. Мышление означает привнесение прошлого в факт настоящего.

Именно поэтому мышление никогда не может привести тебя к истине — потому что истина девственна, и к ней необходимо подходить в полной девственности. В то мгновение, как ты привносишь в нее свое прошлое, ты ее разрушаешь. Тогда это истолкование, не реализация факта. Ты ее загрязнил; чистота утрачена.

Мышление означает привнесение прошлого в настоящее. Свидетельствование означает, что прошлого нет, есть лишь настоящее — прошлое не привносится.

Свидетельствование пассивно. Ты ничего не делаешь — ты есть! Просто ты есть. Только ты присутствуешь. Цветок присутствует, ты присутствуешь — тогда возникает связь свидетельствования. Когда цветок присутствует, и присутствует все твое прошлое, не ты, тогда это связь мышления.

Таким образом, начни с мышления. Что такое мышление? Привнесение ума в настоящее. Тогда ты упускаешь настоящее — упускаешь полностью! В то мгновение, как прошлое проникает в настоящее, ты упустил настоящее. Когда ты говоришь: «Этот цветок красивый», на самом деле это уже стало прошлым. Когда ты говоришь:

«Этот цветок красивый», это уже прошлый опыт. Ты узнал, ты вынес суждение.

Когда есть цветок и есть ты, даже сказать, что цветок красивый, невозможно. Ты не можешь вынести в настоящем никакого суждения. Любое суждение, любое утверждение принадлежит прошлому. Если ты говоришь:

«Я тебя люблю», это становится вещью из прошлого. Если я говорю: «Этот цветок красивый», я почувствовал, я вынес суждение — это стало прошлым.

Свидетельствование всегда в настоящем, никогда не в прошлом. Мышление всегда в прошлом. Мышление мертво, Свидетельствование живо. Поэтому следующее разграничение... Во-первых, мышление активно, ты что-то делаешь. Свидетельствование пассивно, ты ничего не делаешь, ты просто есть. Мышление — это всегда прошлое, мертвое, то, что прошло, чего больше нет. Свидетельствование всегда в настоящем — то, что есть.

Поэтому, если ты продолжаешь думать, ты никогда не сможешь узнать, что такое Свидетельствование. Остановка, конец мышления становится началом свидетельствования. Прекращение мышления есть Свидетельствование.

Что же делать? — потому что мышление — это наша старая привычка. Оно становится почти автоматической, механической вещью. Не ты думаешь; теперь это не твое решение, это механическая привычка — ты не можешь делать ничего другого. В то же мгновение, когда встречается цветок, начинается мышление. У нас не бывает невербальных опытов; они бывают только у маленьких детей. -Невербальный опыт — это действительно опыт. Вербализация — это бегство от опыта.

Когда я говорю: «Этот цветок красивый», цветок для меня исчез. Теперь я занимаюсь своим умом; цветок меня больше не заботит. Теперь это образ цветка в моем уме, не сам цветок. Теперь этот цветок стал картиной у меня в уме, мыслью в уме, и теперь я могу сравнивать его с моим прошлым опытом и судить. Но цветка больше нет.

Когда ты словесно формулируешь, ты закрываешься для опыта. Когда ты бессловно осознан, ты открыт, уязвим. Свидетельствование означает постоянную открытость к опыту, не закрытое состояние.

Что делать? Эта механическая привычка к так называемому мышлению должна быть как-то разрушена. Поэтому, что бы ты ни делал, старайся делать это бессловесно. Это трудно, тяжело, и поначалу это покажется абсолютно невозможным, но это не так. Просто иди, хотя бы несколько секунд, и ты получишь проблеск другого мира — внесловесного мира, реального мира, не мира ума, которым окружает себя человек.

Ты ешь — ешь внесловесно. Кто-то спросил Бокуд-зю — Бокудзю был великим дзэнским мастером:

— Каков твой путь, твое учение? И Бокудзю сказал:

— Мой путь очень прост: когда я голоден, я ем; когда я хочу спать, я сплю — вот и все.

Этот человек был просто озадачен. Он сказал:

— Что ты говоришь? Я тоже ем и сплю, и все остальные делают то же самое. Что в этом такого, что можно назвать путем?

Бокудзю сказал:

— Когда ты ешь, ты делаешь множество других вещей, не только ешь. И когда ты спишь, ты делаешь что угодно, но только не спишь. Но когда ем я, я просто ем; когда сплю я, я просто сплю. Каждое действие тотально.

Каждое действие становится тотальным, если ты вне слов. Поэтому попытайся есть без всякой вербализации в уме, без всякого мышления в уме. Просто ешь, и тогда еда станет медитацией — потому что, если ты вне слов, ты стал свидетелем.

Если ты в словах, ты становишься мыслителем. Если ты вне слов, ты ничего не можешь с этим сделать, не можешь этому помешать — ты будешь свидетелем автоматически. Поэтому попытайся что-нибудь делать бессловесно: иди, ешь, принимай душ или просто сиди в молчании. Тогда просто сиди — тогда будь «сидением». Не думай. Тогда, даже если ты просто сидишь, это может стать медитацией; просто ходьба может стать медитацией.

Кто-то другой спросил Бокудзю:

— Дай мне какую-нибудь технику медитации. Бокудзю сказал:

— Я могу дать тебе технику, но ты не сможешь медитировать, потому что ты будешь практиковать эту технику вербализирующим умом.

Твои пальцы могут перебирать четки, а ты продолжаешь думать. Если твои пальцы перебирают четки без мышления, это становится медитацией. Тогда на самом деле не нужно никакой техники. Вся жизнь — это техника. Поэтому Бокудзю сказал:

— Лучше будет, если ты останешься со мной и понаблюдаешь за мной. Не проси метода, просто наблюдай за мной, и ты узнаешь.

Бедняга наблюдал семь дней. Он стал приходить в еще большее замешательство. Через семь дней он сказал:

— Когда я пришел, мое замешательство было меньше. Теперь я в большем замешательстве. Семь дней я постоянно за тобой наблюдал — что именно мне нужно наблюдать?

Бокудзю сказал:

— Значит, ты не наблюдал. Когда я хожу — разве ты не видел? — я просто иду. Когда утром ты приносишь мне чай разве ты не замечал? — я просто беру чай и пью его — просто пью. Бокудзю нет — есть только питье. Ты не замечал? Если бы ты наблюдал, ты должен был почувствовать, что Бокудзю больше нет.

Это очень тонкий момент — потому что, если есть мыслящий, есть эго; тогда ты Бокудзю или кто-то еще. Но если есть только действие без вербализации, без мышления, эго нет. Поэтому Бокудзю говорит:

— Действительно ли ты наблюдал? Тогда ты заметил бы, что Бокудзю нет — есть только питье чая, хождение по саду, копание ямы в земле.

Будда — по этой причине — говорил, что души нет. Потому что, если ты не наблюдаешь, ты продолжаешь непрерывно думать, что у тебя есть душа. Тебя нет! Если ты свидетель, тогда тебя нет. «Я» формируется в мыслях.

И еще одно: накопление мыслей, нагромождение воспоминаний создает ощущение эго, ощущение, что ты есть.

Попробуй провести такой эксперимент: отрежь от себя свое прошлое — никаких воспоминаний. Ты не знаешь, кто твои родители, ты не знаешь, к чему принадлежишь — к какой стране, к какой религии, к какой расе. Ты не знаешь, где ты получил образование и есть ли вообще у тебя образование. Просто отрежь все прошлое — и помни, кто ты такой.

Ты не можешь вспомнить, кто ты такой! Очевидно, ты есть. Ты есть, но кто ты такой? В это мгновение ты не можешь ощущать «я».

Это — это накопленное прошлое. Эго — это твои конденсированные, кристаллизованные мысли.

Поэтому Бокудзю говорит:

— Если ты наблюдал за мной, меня не было. Было питье чая, но не было пьющего. Было хождение по саду, но не было идущего. Было действие, но не было действующего.

В свидетельствовании нет ощущения «я» — в мышлении оно есть. Поэтому, если так называемые мыслители так глубоко укоренены в эго, это не просто совпадение. Художники, мыслители, философы, литераторы — если они так эгоистичны, это не просто совпадение. Чем больше у тебя мыслей, тем больше у тебя эго.

В свидетельствовании эго нет — но оно приходит, лишь если ты можешь трансцендировать язык. Язык является преградой. Язык необходим для общения с другими; он не нужен, чтобы общаться с самим собой. Это полезный инструмент — точнее, самый полезный из инструментов. Человеку удалось создать общество, мир только благодаря языку. Но из-за языка человек забыл самого себя.

Язык — это наш мир. Если на одно-единственное мгновение человек забудет свой язык, что тогда останется? Культура, общество, индуизм, христианство, коммунизм — что останется? Не останется ничего. Если только язык удалить из существования, все человечество со всей его культурой, цивилизацией, наукой, религией и философией исчезнет.

Язык — это средство сообщения с другими; это только сообщение. Он полезен, но и опасен — и так бывает всегда, что если какой-то инструмент полезен, в той же пропорции он и опасен. Опасность в том, что чем больше ум движется в язык, тем дальше он уходит от центра. Поэтому человеку нужно тонкое равновесие, тонкое мастерство в способности двигаться в язык, но также и покидать язык, выходить из языка.

Свидетельствование означает, выход из языка, вербализации, ума.

Свидетельствование означает состояние не-ума, не-мышления.

Попробуй это! Это долгое усилие, и ничего нельзя предсказать — но попытайся, и это усилие даст тебе некоторые мгновения, когда внезапно язык исчезнет. Тогда открывается новое измерение. Ты осознаешь другой мир — мир синхронности, мир здесь и сейчас, мир не-ума, мир реальности.

Язык просто испаряется. Поэтому попытайся совершать обыкновенные действия, телесные движения без языка. Будда использовал эту технику, чтобы наблюдать за дыханием. Он говорил своим ученикам:

— Постоянно наблюдайте свое дыхание. Ничего не делайте: просто наблюдайте, как дыхание входит, как дыхание выходит;вдох, выдох.

Это нужно не проговаривать таким образом, это нужно ощущать — вдох, без слов. Чувствуй, как дыхание входит в грудную клетку, двигайся с дыханием, пусть твое сознание глубоко движется с дыханием. Будь бдителен!

Говорят, что Будда сказал:

— Не пропускайте ни единого вдоха.

Если физиологически пропустить хотя бы один вдох, вы умрете, а если пропустить хотя бы один вдох в осознанности, вы упустите центр, вы умрете внутренне. Поэтому Будда сказал:

— Дыхание существенно для жизни тела, а осознанность дыхания существенна для жизни внутреннего центра.

Дыши, осознавай. И если ты пытаешься осознавать дыхание, ты не можешь думать, потому что ум не может делать две вещи одновременно — думать и свидетельствовать. Само явление свидетельствования абсолютно, диаметрально противоположно мышлению, поэтому ты не можешь делать то и другое разом. Точно так же, как тыне можешь быть одновременно живым и мертвым, не можешь одновременно спать и бодрствовать, ты не можешь одновременно думать и свидетельствовать. Свидетельствуй что угодно, и мышление остановится. Мышление входит, и свидетельствование исчезает.

Свидетельствование — это пассивная осознанность, без всякого действия внутри. Сама по себе осознанность — это не действие.

Однажды Мулла Насреддин был очень встревожен и погружен в глубокие размышления. Достаточно было увидеть его лицо, чтобы понять, что он глубоко погружен в мысли, очень напряжен, озабочен. Его жена встревожилась. Она спросила:

— Что ты делаешь, Насреддин? О чем ты думаешь? В чем твоя проблема, что тебя так беспокоит?

Мулла открыл глаза и сказал:

— Это извечная проблема. Я думаю о том, как человеку узнать, что он умер. Как он узнает, что умер? Если я умру, как я узнаю, что умер? — потому что я никогда не умирал. Узнавание подразумевает, что ты что-то уже

знаешь из опыта.

Я тебя вижу и узнаю, что ты А, Б или В, потому что я тебя знаю. Смерти я не знаю, — сказал Мулла. — И когда она придет, как мне ее узнать? Вот моя проблема, и я очень встревожен. И когда я умру, я больше никого не смогу спросить, эта дверь будет закрыта. Я не смогу навести справки ни в каких священных писаниях, и никакой учитель мне не поможет.

Жена рассмеялась и сказала:

— Ты напрасно тревожишься. Когда приходит смерть, человек тут же об этом узнает. Когда к тебе придет смерть, ты это узнаешь, потому что ты просто станешь холодным, холодным, как лед.

Мулла вздохнул с облегчением — в его руках оказался определенный знак, ключ.

Через два или три месяца он пошел в лес рубить дрова. Это было зимним утром, и было очень холодно. Внезапно он вспомнил и потрогал свои руки — они были холодными. Он сказал:

— Понятно! Наступает смерть, и я так далеко от дома, что не могу даже никому об этом сообщить. Что же мне делать? Я забыл спросить об этом жену. Она мне сказала, что человек чувствует, но не сказала, что делать, когда приходит смерть. Теперь никого рядом нет, и становится холоднее и холоднее.

Тогда он вспомнил. Он видел многих мертвых, и он подумал:

— Лучше будет лечь.

Все мертвые, которых он видел, лежали, поэтому он тоже лег. Конечно, ему стало еще холоднее, он почувствовал больше холода — смерть дышит ему в лицо. Его осел остался стоять рядом под деревом. Двое волков, думая, что Мулла умер, напали на его осла. Мулла открыл глаза и увидел это, и подумал:

— Мертвые ничего не могут сделать. Если бы я был жив, волки, вы не смогли бы позволить себе таких вольностей с моим ослом. Но теперь я ничего не могу сделать. Никто никогда не слышал, чтобы мертвые что-нибудь делали. Я могу только свидетельствовать.

Если ты становишься мертвым в отношении своего прошлого, тотально мертвым, — только тогда ты можешь свидетельствовать. Что еще ты можешь делать? Свидетельствование означает: стать тотально мертвым в отношении прошлого — воспоминаний, мыслей и всего остального. Тогда, в настоящем мгновении, что ты можешь делать? Ты можешь только свидетельствовать. Невозможно никакое суждение — суждение возможно только в сравнении с прошлым опытом. Невозможна никакая оценка — оценка возможна только в сравнении с прошлым опытом. Невозможно никакое мышление — мышление возможно, лишь если есть прошлое, лишь если оно принесено в настоящее. Что же тогда ты можешь делать? Ты можешь свидетельствовать.

В старой санскритской литературе учитель определяется как смерть — ачарья мритьюх. В Катха Упаниша-де Начикету посылают на учение к Яме, Богу смерти. И когда Яма, бог смерти, предлагает Начикете многие соблазны: «Возьми это, возьми королевство, возьми это богатство, лошадей, слонов, то или другое» — длинный список вещей, — Начикета говорит: «Я пришел, чтобы узнать, что такое смерть, потому что, пока я не узнаю, что такое смерть, я не смогу узнать, что такое жизнь».

Таким образом, в старые времена учитель был известен как человек, который может стать смертью для ученика, который может помочь ему умереть, чтобы он смог родиться заново. Никодим спросил Иисуса: «Как мне достичь Царства Бога?» — и Иисус сказал: «Ничто не может быть достигнуто, если ты сначала не умрешь. Если ты не родишься заново, ничто не может быть достигнуто».

И это рождение заново — не событие, это постоянный процесс. Человек должен рождаться заново в каждое мгновение. Не бывает так, что ты рождаешься заново однажды, и все в порядке, и дело кончено. Жизнь — это постоянное рождение, и также постоянная смерть. Тебе придется умереть, потому что ты совершенно не жил. Если ты живешь, тогда тебе приходится умирать в каждое мгновение. Умирай для прошлого в каждое мгновение, каким бы ни было прошлое, раем или адом. Что бы то ни было — умри для него, и будь свежим и молодым, и родись заново в это мгновение. Свидетельствуй сейчас — а свидетельствовать ты можешь, лишь если ты свежий.

Нужно понять одну вещь. Гипнотизеры открыли один фундаментальный закон; они назвали его Законом Обратного Эффекта. Если ты попытаешься что-то делать, не понимая самих основ, результатом будет прямо противоположное.

Что-то подобное происходит, когда ты учишься ездить на велосипеде. Ты едешь по тихой дороге, где нет никакого транспорта, ранним утром и видишь красный миль-ный камень, стоящий у дороги. Дорога шириной в двадцать метров, и камень очень маленький, но ты пугаешься: ты можешь приблизиться к этому камню и врезаться в него. Ты совершенно забываешь о двадцати метрах дороги. Фактически, даже если тебе завязать глаза, твои шансы столкнуться с мильным камнем, врезаться в мильный камень были бы меньше, но твои глаза открыты, и вся дорога забыта; ты сфокусировался. Прежде всего, красный цвет очень фокусирует. И ты так боишься! — ты хочешь его избежать. Ты забыл о том, что ты на велосипеде, ты забыл обо всем. Теперь перед тобой стоит лишь одна проблема: как избежать этого камня; иначе ты можешь причинить себе вред; ты можешь в него врезаться.

Теперь столкновение абсолютно неизбежно; ты обязательно врежешься в этот камень. И тогда ты удивишь-ся: «Я изо всех сил пытался этого избежать». Фактически, именно из-за того, что ты так старался, ты в него и врезался. Чем ближе ты к нему приближаешься, тем более стараешься его избежать; но тем труднее становится его избежать, чем более ты на нем сфокусирован. Он становится гипнотической силой, он гипнотизирует тебя. Он становится, как магнит.

Это самый фундаментальный закон жизни. Многие люди избегают многих вещей и падают в эти самые вещи. Попытайся избежать чего бы то ни было, приложи большие усилия, и ты обязательно упадешь в ту же самую яму. Ты не можешь этого избежать; это не способ этого избежать.

Будь в расслаблении. Не пытайся изо всех сил, потому что именно в расслаблении ты можешь осознавать, не в тяжких усилиях. Будь спокойным, тихим, молчаливым.

В чем твое напряжение? Твое отождествление со всевозможными мыслями, страхами — смерть, разорение, падение курса доллара и всевозможные вещи. Это твои напряжения, и они влияют и на тело. Твое тело становится напряженным, потому что тело и ум — это не две отдельные сущности. Тело-ум это одна система, поэтому, когда ум становится напряженным, напряженным становится и тело.

Ты можешь начать с осознанности; тогда осознанность уводит тебя из ума и отождествлений ума. Естественно, тело начинает расслабляться. Ты больше ни к чему не привязан, и напряжения не могут существовать в свете осознанности.

Ты можешь начать и с другого конца. Просто расслабься, пусть все напряжения отпадут... и когда ты расслабишься, ты удивишься тому, что в тебе возникает определенная осознанность. Они неразделимы. Но начать с осознанности легче; начинать с расслабления немного труднее, потому что даже сама попытка расслабиться создает определенное напряжение.

Есть одна американская книга — и если кто-то хочет найти как можно больше дурацких книг, Америка для этого — самое лучшее место. Когда я увидел название этой книги, я не мог поверить своим глазам. В названии говорилось: «Ты Должен Расслабиться», Если в этом есть «должен», как ты можешь расслабиться? «Должен» сделает тебя напряженным; само это слово тотчас же создает напряжение. «Должен» звучит как Заповедь Господня. Наверное, человек, который написал эту книгу, ничего не знает о расслаблении и ничего не знает о сложностях расслабления.

На Востоке мы никогда не начинали медитацию с расслабления; мы начинали медитацию с осознанности. Тогда расслабление приходит само по себе, ты не должен его вынуждать. Если тебе приходится его вынуждать, это создаст определенное напряжение. Оно должно прийти само по себе; только тогда это будет чистое расслабление. И оно приходит...

Если хочешь, ты можешь начать с расслабления, но не по методу американских советчиков. В смысле опыта и внутреннего мира Америка — одно из самых инфантильных мест в мире. Европа немного старше — но Восток прожил тысячи лет в поисках своей внутренней сущности.

Америке только триста лет — а в жизни нации триста лет — это ничто, поэтому Америка представляет для мира наибольшую опасность. Ядерное оружие в руках Детей... Россия поведет себя более рационально; это старая и древняя страна, обладающая опытом долгой истории. У Америки нет истории. Каждый знает имя своего °тца, имя его отца, вот и все. На этом фамильное древо заканчивается.

Америка — это просто младенец, даже не младенец, зародыш. В сравнении с такими обществами, как Индия и Китай, она даже еще не зачата. Опасно давать таким людям ядерное оружие.

Есть политические, религиозные, социальные, экономические проблемы, и они мучают тебя. Начинать с расслабления трудно; поэтому на Востоке мы никогда не начинали с расслабления. Но, если хочешь, у меня есть одна идея, как можно начать. Я работал с западными людьми, и я осознал тот факт, что они не принадлежат Востоку и восточному потоку сознания; они происходят из другой традиции, которая никогда не знала никакой осознанности.

Для западных людей в особенности я создал такие медитации, как Динамическая Медитация. Когда я проводил медитационные лагеря, я использовал Джиббериш как медитацию, и Медитацию Кундалини. Если хочешь начать с расслабления, прежде всего нужно делать эти медитации. Они удалят все напряжения из твоего ума и тела, и тогда расслабление будет очень легко. Ты сам не знаешь, сколько ты держишь у себя внутри, и это становится причиной напряжения.

Когда я разрешал Медитацию Джиббериш в лагерях в горах... Трудно разрешить ее в городах, потому что соседи начинают сходить с ума. Они начинают звонить в полицию и говорить: «Вся наша жизнь разрушена!» Они не знают, что если бы они тоже участвовали, оставаясь дома, их жизни избавились бы от той ненормальности, в которой они живут. Но они даже не осознают своей ненормальности.

Медитация Джиббериш заключалась в том, что каждому разрешалось вслух говорить все, что приходит им в голову. И так радостно было слышать, что люди говорят глупости, абсурд — потому что я был единственным свидетелем. Люди делали всевозможные вещи, и единственным условием было, что нельзя касаться никого другого. Делать можно было что угодно... Кто-то стоял на голове, кто-то другой сбрасывал одежду, оставался голым и бегал кругами — целый час.

Один человек каждый день сидел передо мной — наверное, он был брокером или кем-то в этом роде — и как только начиналась медитация, он сначала улыбался, просто радуясь идее о том, что он собирается делать. Потом он поднимал трубку: «Алло, алло...» И краешком глаза он продолжал смотреть на меня. Я избегал на него смотреть, чтобы не беспокоить его медитацию. Он продавал свои акции, покупал... целый час он говорил по телефону.

Все остальные делали странные вещи, которые обычно сдерживали. Когда медитация заканчивалась, было десять минут для расслабления, и в эти десять минут можно было увидеть, что эти люди просто падают — без всякого усилия, просто потому, что они совершенно устали. Весь мусор выброшен, и они создали определенную чистоту, они расслаблены. Тысячи людей... и нельзя было даже подумать, что вокруг тысячи людей. Люди приходили ко мне и говорили:

— Продли эти десять минут, потому что за всю нашу жизнь мы никогда не испытывали такого расслабления, такой радости. Мы никогда не думали, что когда-нибудь поймем, что такое осознанность, но мы почувствовали, что она пришла.

Поэтому, если ты хочешь начать с расслабления, сначала тебе придется пройти катарсический процесс — Динамическая Медитация, Медитация Кундалини или Джиббериш.

Может быть, ты не знаешь, откуда происходит слово Джиббериш; оно происходит от имени суфийского мистика, которого звали Джаббар — и это была его единственная медитация. Кто бы к нему ни пришел, он говорил:

«Садись и начинай» — и люди знали, что он имел в виду. Он никогда не говорил, никогда не читал никаких лекций; он просто учил людей Джибберишу.

Например, иногда он проводил демонстрацию. Полчаса он говорил всевозможную ерунду на никому не известном языке. Это было его единственным учением — и тем, кто его понимал, он просто говорил: «Садись и начинай».

Но Джаббар помог многим людям стать совершенно молчаливыми. Сколько ты можешь продолжать? — ум становится пустым. Мало-помалу, глубокое ничто... и в этом ничто пламя осознанности. Оно всегда присутствует, окруженное твоим Джибберишем. Этот Джиббериш нужно вынести наружу; это твой яд.

То же самое верно в отношении тела — твое тело полно напряжений. Просто двигаться так, как хочет двигаться тело. Ты не должен им манипулировать. Если оно хочет танцевать, хочет бежать, идти, кататься по земле — ты не должен этого делать, ты просто позволяешь это. Скажи телу: «Ты свободно, делай, что хочешь» — и ты удивишься: «Боже мой! Мое тело хотело делать все эти вещи, но я его сдерживал, и это создавало напряжение».

Есть два рода напряжения — телесные напряжения и умственные напряжения. Те и другие нужно высвободить, прежде чем ты начнешь расслабляться, и это приведет тебя к осознанности.

Но начать с осознанности гораздо проще, и особенно тем, кто может понять метод осознанности, который очень прост. Целый день ты используешь его в своей деятельности — машины, транспорт — и даже в городском транспорте ты выживаешь! А он абсолютно безумен.

Как раз на днях я читал об Афинах. Правительство провело специальное семидневное соревнование для водителей такси, и был создан золотой кубок для трех водителей, которые лучше всех соблюдают правила дорожного движения. Но во всех Афинах не нашлось ни единого человека! Полиция начала беспокоиться; семь дней почти истекли, и в последний день они решили хоть как-то найти трех водителей — пусть они не будут совершенными, но нужно же кому-то вручить эти призы.

Нашелся один человек, который ездил точно по правилам, и они очень обрадовались. Они бросились к нему с кубком, но при виде полиции этот человек поехал на красный свет! Кто хочет напрасно создавать себе проблемы? Полицейские кричали: «Подожди!» — но он не слушал, он тут же уехал, несмотря на красный свет. Они попытались найти двух других, но никто не останавливался, увидев полицию. И вот через семь дней усилий эти призы все еще лежат в штабе полиции, а Афины продолжают жить, как и прежде, радостно...

Ты используешь осознанность, даже не осознавая этого, но только во внешних вещах.

Ту же самую осознанность нужно применять и ко внутреннему транспорту. Когда ты закрываешь глаза, перед тобой оказывается транспортный поток мыслей, эмоций, снов, воображения. Начинают вспыхивать всевозможные вещи. Делай во внутреннем мире точно то же, что делаешь во внешнем, и ты станешь свидетелем. И как только ты испытываешь этот вкус, свидетельствование приносит такую огромную радость, радость не от этого мира, что тебе хочется делать это больше и больше. Каждый раз, когда ты находишь время, тебе хочется двигаться в это больше и больше.

Дело не в определенной позе; дело не в каком-то храме, церкви или синагоге. Сидя в общественном автобусе или поезде, когда тебе нечего делать, просто закрой глаза. Это сохранит твои глаза от утомления, если они не будут смотреть наружу, и это даст тебе достаточно времени, чтобы наблюдать себя. Эти мгновения могут стать мгновениями самых прекрасных опытов.

И мало-помалу, по мере того как в тебе растет осознанность, твоя личность начинает меняться. От неосознанности до осознанности — величайший квантовый скачок.

Когда ум без мыслей — это медитация.

Ум бывает без мыслей в двух состояниях — либо в глубоком сне, либо в медитации. Если ты осознаешь и мысли исчезают, — это медитация. Если мысли исчезают и ты становишься неосознанным, — это глубокий сон.

Глубокий сон и медитация имеют нечто сходное и нечто различное. В одном они сходны: в том и другом состоянии мышление исчезает. В одном они различны: в глубоком сне исчезает и осознанность, тогда как в медитации она сохраняется. Таким образом, медитация — это глубокий сон плюс осознанность. Ты расслаблен, как в глубоком сне, и в то же время осознан, полностью пробужден — и это приводит тебя к двери тайн.

В глубоком сне ты движешься в не-ум, но неосознанно. Ты не знаешь, где побывал, но утром почувствуешь воздействие и эффект. Если это был действительно прекрасный, глубокий сон и тебя не беспокоили никакие сны, утром ты почувствуешь себя свежим, обновленным, живым, снова молодым, снова полным энтузиазма и сока. Но ты не знаешь, как это случилось, где ты побывал. Ты оказался в своего рода глубокой коме, словно под воздействием анестетика ты перенесся на какой-то другой план, откуда вернулся свежим, молодым, обновленным.

В медитации это происходит без анестезии.

Таким образом, медитация означает, что ты так же расслаблен, как и в глубоком сне, и в то же время осознан. Удержи в этом состоянии осознанность — пусть мысли исчезнут, но осознанность останется. И это не трудно, ты просто никогда не пытался, вот и все. Это все равно что плавание: если ты не пытался плавать, это кажется очень трудным. Это выглядит и очень опасным, и ты не можешь поверить, как люди могут плыть, вместо того чтобы просто утонуть! Но как только ты попробовал в первый раз, это становится легко; это очень естественно.

Недавно один ученый в Японии экспериментально доказал, что ребенок в возрасте шести месяцев может плавать; нужно только дать ему возможность. Он научил плавать многих шестимесячных детей; он совершил чудо! Он говорит, что собирается попытаться сделать то же самое и с еще более маленькими детьми. Искусство плавать словно встроено; мы должны только дать ему возможность, и оно начинает действовать. Именно поэтому, как только ты научился плавать, ты никогда этого не забываешь. Ты можешь не плавать сорок лет, пятьдесят лет, но не можешь этого забыть. Это не какая-то случайность, это нечто естественное; именно поэтому ты не можешь этого забыть.

Медитация похожа на плавание; это нечто встроенное. Тебе нужно просто создать пространство, чтобы она начала действовать; просто дай ей шанс.

Что такое ум? Ум это не вещь, это событие. У вещи есть субстанция, а событие — это просто процесс. Вещь похожа на скалу, событие похоже на волну — она существует, но она не вещественна. Это просто событие, происходящее между ветром и океаном, процесс, явление.

Вот первое, что нужно понять: ум — это процесс, подобный реке, но в нем нет вещественности. Если бы в нем была вещественность, тогда его нельзя было бы рассеять. Если у него нет вещественности, он может исчезнуть, не оставив за собою и следа.

Когда волна исчезает в океане, что от нее остается? Ничего, не остается и следа. Поэтому те, кто узнал, говорят, что ум подобен птице, летящей в небе, — она не оставляет за собой никаких отпечатков, ни малейшего следа. Птица летит, но не оставляет за собой никакой тропы, никаких следов.

Ум — это только процесс. Фактически, ум не существует — только мысли, мысли, движущиеся так быстро, что ты думаешь о них и ощущаешь их как нечто постоянно существующее. Приходит одна мысль, за нею другая, третья, и они продолжаются... промежуток так мал, что ты не можешь увидеть интервала между одной мыслью и другой. Две мысли объединяются, они становятся продолжительностью, и из-за этой продолжительности ты думаешь, что есть такая вещь, как ум. Есть мысли — но нет ничего, подобного «уму». Точно так же как есть электроны — но нет ничего, подобного «материи». Мысли — это электроны ума.

Точно как толпа... толпа существует в определенном смысле, но не существует в другом. Существуют только индивидуальности, но множество индивидуальностей вместе создают ощущение, словно они одно целое. Нация существует и не существует — есть только индивидуальности. Индивидуальности — это электроны нации, сообщества, толпы.

Мысли существуют — ум не существует; ум — это только видимость. И когда ты заглядываешь в ум глубже, он исчезает. Тогда есть мысли, но когда «ум» исчез и существуют только индивидуальные мысли, многие вещи решаются немедленно. Первое, что ты тотчас же узнаешь, это что мысли похожи на облака — они приходят и уходят, а ты — небо. Когда ума нет, тотчас же приходит восприятие, что ты больше не вовлечен в мысли — мысли есть, и они проплывают перед тобою, как облака по небу или ветер в кронах деревьев. Мысли проплывают сквозь тебя, и они могут пройти сквозь тебя, потому что ты — безграничная пустота. Нет никаких преград, никаких препятствий. Нет никакой стены, чтобы преградить им путь; ты не огражденное явление. Твое небо бесконечно открыто; мысли приходят и уходят. И как только ты начинаешь чувствовать, что мысли приходят и уходят, а ты — наблюдатель, свидетель, ты утвердил себя как хозяин ума.

Ум нельзя контролировать в обычном смысле. Прежде всего, потому что его нет: как ты можешь его контролировать? Во-вторых, кто будет контролировать ум? Потому что никого не существует за пределами ума — и когда я говорю, что никого не существует, я подразумеваю, что за пределами ума существует никто, ничто. Кто будет контролировать ум? Если кто-то контролирует ум, это будет только часть, один фрагмент ума, контролирующий другой его фрагмент. Именно это и есть эго.

Ум нельзя контролировать таким образом. Его нет, и нет никого, чтобы его контролировать. Внутренняя пустота может видеть, но не может контролировать. Она может смотреть, но не может контролировать — но само это смотрение и есть контроль, само явление наблюдения, свидетельствования делает тебя хозяином, потому что ум исчезает.

Это так, словно темной ночью ты в страхе бежишь, и за тобой кто-то гонится. И этот кто-то — не кто иной, как твоя собственная тень, и чем быстрее ты бежишь, тем ближе тень. Не имеет значения, как быстро ты бежишь; тень остается с тобой. Оглядываясь, ты видишь, что тень по-прежнему рядом. Таким образом нельзя от нее убежать; таким образом нельзя взять ее под контроль. Тебе придется внимательнее всмотреться в тень. Остановись и присмотрись повнимательнее, и тень исчезнет, потому что ее нет; это только отсутствие света.

Ум это не что иное, как отсутствие твоего присутствия. Когда ты сидишь в молчании, когда ты глубоко всматриваешься в ум, ум просто исчезает. Мысли остаются, они экзистенциальны, но ум найти будет нельзя.

Но когда ум уходит, становится возможным второе восприятие: ты можешь видеть, что мысли не твои. Конечно, они приходят, и иногда они некоторое время отдыхают в тебе, потом уходят. Ты, может быть, хорошее место для отдыха, но они не возникают из тебя. Не замечал ли ты когда-нибудь, что в тебе не возникло ни единой мысли? Ни одна мысль не пришла из твоего существа; они всегда приходят снаружи. Они тебе не принадлежат — лишенные корней, бездомные, они бродят и бродят. Иногда они отдыхают в тебе, вот и все, как облако отдыхает на вершине холма. Потом они начнут двигаться дальше сами собой; тебе ничего не нужно делать. Если ты просто наблюдаешь, контроль достигнут.

Слово контроль не очень хорошо, потому что слова не могут быть очень хорошими. Слова принадлежат уму, миру мыслей. Слова не могут быть очень, очень проникающими; они мелки. Слово контроль не хорошо, потому что нет никого, чтобы контролировать, и нет ничего, что можно контролировать. Но до некоторой степени оно поможет понять, что происходит определенная вещь: когда ты смотришь глубоко, ум оказывается под контролем — внезапно ты становишься его хозяином. Мысли есть, но они больше не хозяева тебе. Они ничего не могут сделать с тобой, они просто приходят и уходят; ты остаешься, незатронутый, словно цветок лотоса среди дождя. Капли воды падают на лепестки, но продолжают соскальзывать, не касаясь их. Лотос остается незатронутым.

Именно поэтому на Востоке лотос стал таким важным, таким символичным. Величайший символ, пришедший с Востока, — это лотос. Он несет в себе весь смысл восточного сознания. Он говорит: «Будь, как лотос, вот и все. Оставайся незатронутым, и контроль будет в твоих руках. Оставайся незатронутым, и ты будешь хозяином».

Поэтому, с одной точки зрения, ум похож на волны — волнение. Когда океан тих и спокоен, не волнуется, волн нет. Когда океан взволнован приливом или сильным ветром, возникают огромные волны, когда вся его поверхность приходит в хаос, с другой точки зрения, ум существует. Это метафоры, чтобы помочь тебе понять определенное качество внутри, которое нельзя выразить словами. Эти метафоры поэтичны. Если ты попытаешься понять их с сочувствием, ты достигнешь понимания, но если ты попытаешься понять их логически, то упустишь суть. Это метафоры.

Ум — это волнение сознания, точно как волны — это волнение океана. Вошло что-то инородное — ветер. Что-то снаружи случилось с океаном или с сознанием — мысли, ветер, — и возник хаос. Но этот хаос идущего только на поверхности. Волны всегда на поверхности. В глубине волн нет — их не может быть, потому что в глубину никогда не может проникнуть ветер. Поэтому все остается только на поверхности. Если ты движешься вовнутрь, это приносит контроль. Если ты движешься вовнутрь с поверхности, ты попадаешь в центр — внезапно, поверхность может продолжает волноваться, но ты. не взволнован.

Вся наука медитации — это не что иное, как центрирование, движение к центру, укоренение в центре, переселение в центр. И когда ты смотришь оттуда, меняется все твое мировоззрение. Теперь волны, может быть, и есть, но они не достигают тебя. И теперь ты можешь увидеть, что они не принадлежат тебе, это только конфликт на поверхности, конфликт с чем-то инородным.

И когда ты смотришь из центра, мало-помалу конфликт прекращается. Мало-помалу ты расслабляешься. Мало-помалу ты принимаешь, что, конечно, есть сильный ветер, и в тебе возникают волны, но ты не беспокоишься об этом, а когда ты не обеспокоен, даже волнами можно наслаждаться. В них нет ничего плохого.

Проблема возникает, когда ты тоже остаешься на поверхности. Ты в маленькой лодке на поверхности, и налетает сильный ветер, и начинается высокий прилив, и весь океан сходит с ума — конечно, ты обеспокоен; ты напуган до смерти! Ты в опасности; в любое мгновение волны могут опрокинуть маленькую лодку; в любое мгновение может случиться смерть. Что ты можешь сделать с маленькой лодкой? Как ты можешь что-нибудь контролировать? Если ты начнешь бороться с волнами, то потерпишь поражение. Борьба не поможет; тебе придется принять волны. Фактически, если ты сможешь принять волны и позволишь своей лодке, как бы она ни была мала, двигаться вместе с волнами, тогда опасности нет. Есть волны; ты просто позволяешь. Ты просто позволяешь себе двигаться вместе с ними, не против них. Ты становишься их частью. Тогда возникает безмерное счастье.

В этом состоит все искусство серфинга — двигаться с волнами, не против них. Вместе с ними — настолько, что ты не отличаешься от них. Как только ты это узнаешь, даже волнами можно наслаждаться... и это можно узнать, только смотря на все это явление из центра.

Это точно так, словно ты путешественник в лесу, и собираются тучи, и начинается сильная гроза, и ты сбился с дороги и пытаешься поскорее добраться до дому. Именно это происходит на поверхности — заблудившийся путешественник, темные тучи, сильная гроза; скоро начнется ливень. Ты ищешь дорогу домой, дорогу к безопасности дома — и внезапно находишь его. Теперь ты сидишь внутри, теперь ты ждешь дождя — теперь ты можешь наслаждаться. Теперь гроза по-своему красива. Она не была красива, когда ты был снаружи и блуждал по лесу; но теперь, когда ты сидишь в доме, все это явление становится безмерно красивым. Теперь, когда начинается дождь, ты радуешься ему. Теперь, когда ударяет молния, ты радуешься ей, гулкий удар грома налетает из облаков, и ты радуешься ему, потому что теперь ты в безопасности, внутри.

Как только ты достигаешь центра, ты начинаешь радоваться всему, что бы только ни происходило на поверхности. Поэтому самое главное не в том, чтобы бороться на поверхности, но скорее в том, чтобы проскользнуть в Центр. Тогда ты становишься настоящим хозяином, не вынуждаешь себя к контролю; это происходит спонтанно, когда ты оказываешься в центре.

Центрирование в сознании равнозначно тому, чтобы стать хозяином ума.

Поэтому не пытайся «контролировать ум» — язык может увести тебя в сторону. Никто не может контролировать, а те, кто пытается контролировать, сойдут с ума; они просто станут невротичными, потому что попытки контролировать ум — это не что иное, как попытки одной части ума контролировать другую.

Кто ты, кто пытается контролировать? Ты тоже волна — религиозная волна, конечно, пытающаяся контролировать ум. Бывают и нерелигиозные волны — секс, гнев, ревность, собственничество и ненависть, и миллионы других нерелигиозных волн. Бывают религиозные волны — медитация, любовь, сострадание. Но все эти вещи на поверхности, на поверхности, на поверхности. Религиозные они или нерелигиозные, не имеет значения.

Настоящая религия в центре и в видении мира, которое происходит из центра. Сидя внутри своего дома, ты смотришь на свою собственную поверхность — все меняется, потому что ты смотришь под новым углом зрения. Внезапно ты становишься хозяином. Фактически, контроль до такой степени в твоих руках, что ты можешь оставить поверхность неконтролируемой. Это тонко — контроль до такой степени в твоих руках, ты так укоренен, настолько не беспокоишься о поверхности, что, фактически, ты можешь радоваться волнам, приливу и буре. Это красиво, это дает энергию, это придает сил — беспокоиться не о чем. Только слабаки беспокоятся о мыслях. Только слабаки беспокоятся об уме. Сильные люди просто впитывают целое, и это делает их богаче. Сильные люди просто никогда ничего не отвергают.

Отвержение идет от слабости — ты боишься. Сильным людям хочется впитывать все, что дает жизнь. Религиозное, нерелигиозное, моральное, аморальное, божественное, дьявольское — не имеет значения; сильный человек впитывает все. И он становится от этого богаче. Он обладает совершенно другой глубиной, которой не может быть у обычных религиозных людей; они бедны и мелки.

Посмотрите на обычных религиозных людей, которые ходят в храм, мечеть или церковь. Вы всегда найдете очень, очень мелких людей, в которых нет никакой глубины. Отвергнув какие-то части себя, они стали калеками. В определенном смысле, они парализованные.

Нет ничего плохого в уме, нет ничего плохого в мыслях. Если что-то не так, это остается на поверхности — потому что тогда ты не знаешь целого и напрасно страдаешь из-за части и частичного восприятия. Нужно целое восприятие, а оно возможно только из центра — потому что из центра ты можешь смотреть во все стороны и во все измерения, во всех направлениях, видя всю периферию своего существа. А она безгранична. Фактически, это то же самое, что и периферия существования. Однажды оказавшись в центре, мало-помалу ты становишься шире и шире, больше и больше, и в конце концов оказываешься ни больше ни меньше как всем целым.

Под другим углом зрения, ум подобен пыли, которая скапливается на одежде путешественника. А ты путешествовал и путешествовал миллионы жизней, и никогда не мылся. Естественно, скопилось столько пыли — в этом нет ничего плохого; так и должно быть — многие слои пыли, и ты считаешь эти слои своей личностью. Ты отождествился с ними, ты жил с этими слоями пыли так долго, что они начинают выглядеть как твоя кожа. Ты так отождествился.

Ум — это прошлое, память, пыль. Каждому приходится ее собирать — если ты путешествуешь, на тебе будет скапливаться пыль. Но нет необходимости с ней отождествляться, нет необходимости становиться с ней одним целым; потому что, если ты становишься с ней одним целым, тогда ты попадешь в беду; потому что ты не пыль, ты сознание. Омар Хайям говорит: «Прах во прах». Когда человек умирает, что происходит? — прах возвращается во прах. Если ты только прах, пыль, тогда все возвращается во прах, ничего не остается. Но ты только пыль, многие слои пыли, или что-то есть у тебя внутри, что совершенно не пыль, что совершенно не от этой земли?

Это твое сознание, твоя осознанность. Осознанность — твое существо, сознание — твое существо, а пыль, которая скапливается на осознанности, — твой ум.

Есть два способа обращаться с этой пылью. Обычный «религиозный» способ — чистить одежду, тереть и скоблить тело. Но эти методы помогают мало. Как бы ты ни тер одежду, одежда так грязна, что не подлежит восстановлению. Ты не можешь ее очистить; напротив, что бы ты ни сделал, это только сделает ее еще грязнее.

Это случилось:

Мулла Насреддин однажды пришел ко мне — а он пьяница. У него дрожат руки — когда он ест или пьет чай, все падает на его одежду, и вся его одежда заляпана чаем и едой, тем и другим. Я сказал Насреддину:

— Почему бы тебе не сходить в химчистку и не найти какое-то средство? Есть растворы, которые выводят эти пятна.

Он так и сделал. Через семь дней он вернулся; его одежда была в еще худшем состоянии, хуже прежнего. Я спросил:

— Что случилось? Ты сходил в химчистку? Он сказал:

— Я так и сделал. И этот химический раствор замечателен — он помогает. Все пятна от чая и еды выведены. Теперь мне нужен второй раствор, потому что первый раствор оставил свои собственные пятна.

Религиозные люди просто снабжают тебя мылом и химическими растворами, инструкциями, как отстирать грязь, но эти растворы оставляют свои собственные пятна. Именно поэтому безнравственный человек может стать нравственным, но остаться грязным — теперь он морален, но остается грязным. Иногда эти ситуации еще хуже, чем прежде.

Аморальный человек во многом очень невинен, менее эгоистичен. Моральный человек содержит в уме всю мораль, он собрал новые вещи — это моралистичные, пуританские, эгоистические подходы. Он чувствует себя высшим; он чувствует себя избранным. А все остальные обречены на ад; только он отправится в рай. А все аморальное остается внутри, потому что ты не можешь контролировать ум с поверхности; нет никакого способа. Так просто не бывает. Существует только один вид контроля, и это восприятие из центра.

Ум похож на пыль, собранную за миллионы путешествий. Настоящая религиозная точка зрения, радикальная религиозная точка зрения, противоречащая обычной, состоит в том, чтобы просто сбросить одежду. Не беспокойся о том, чтобы ее выстирать, ее нельзя отстирать. Просто выйди из нее, как змея из старой кожи, даже не оглядываясь назад.

С еще одной точки зрения, ум — это прошлое, память, в определенном смысле, все накопленные опыты. Все, что ты сделал, все, что ты думал, все, чего ты желал, все, о чем ты мечтал, — все твое прошлое во всей его полноте, вся твоя память — память и есть ум. И пока ты не избавишься от памяти, ты не сможешь стать хозяином ума.

Как избавиться от памяти? Она всегда есть, всегда следует за тобой. Фактически, ты и есть память; как же от нее избавиться? Кто ты, если исключить память? Когда я спрашиваю: «Кто ты?», не говори мне, как тебя зовут — это твоя память. Твои родители дали тебе это имя когда-то раньше. Я тебя спрашиваю: «Кто ты?», и ты рассказываешь мне о своей семье, о своем отце, о своей матери — это память. Я тебя спрашиваю: «Кто ты?», и ты рассказываешь мне о своем образовании, о своих ученых степенях, говоришь, что ты магистр искусств, что ты доктор наук, или инженер, или архитектор. Это память.

Когда я тебя спрашиваю: «Кто ты?», если ты действительно посмотришь вовнутрь, единственным ответом может быть: «Я не знаю». Что бы ты ни сказал, это будет память, не ты. Единственным настоящим, подлинным ответом может быть: «Я не знаю», потому что познать себя — это последнее. Я могу ответить, кто я, но я не отвечу. Ты не можешь ответить, кто ты, но у тебя готов ответ. Те, кто знает, об этом молчат. Потому что, если вся память отброшена, и весь язык отброшен, тогда нельзя сказать, кто я. Я могу заглянуть в тебя, я могу сделать тебе знак, я могу быть с тобой, во всей полноте моего существа — вот мой ответ. Но этот ответ нельзя дать в словах, потому что, что бы ни было воплощено в слова, это будет частью памяти, частью ума,не сознания.

Как избавиться от воспоминаний? Наблюдай их, свидетельствуй их. И всегда помни: «Это случилось со мной, но это не я». Конечно, ты родился в определенной семье, но это не ты; это случилось с тобой, это событие снаружи тебя. Конечно, кто-то дал тебе имя; оно полезно, но это имя — не ты. Конечно, у тебя есть форма, но эта форма — не ты; эта форма — только дом, в котором ты случайно оказался. И это тело дано тебе твоими родителями — это подарок, но не ты.

Наблюдай и различай. Именно это на Востоке мы называем вивек, различение — ты сознательно различаешь. Продолжай различать — приходит мгновение, когда ты исключил все, что не ты. Внезапно, в этом состоянии, ты впервые лицом к лицу сталкиваешься с самим собой, сталкиваешься со своим существом. Продолжай отрубать все тождественности, которые не ты, — семью, тело, ум. В этой пустоте, когда все, что не ты, выброшено, внезапно на поверхности оказывается твое существо. Впервые ты сталкиваешься с самим собой, и это столкновение делает тебя хозяином.

Мышление нельзя остановить — не то что оно не останавливается, но остановить его нельзя. Оно останавливается само по себе. Это различие нужно понять; иначе ты можешь сойти с ума, гоняясь за собственным умом.

Не-ум не возникает в результате остановки мышления. Когда мышления больше нет, есть не-ум. Сама попытка его остановить создаст больше боли, создаст конфликт; она сделает тебя расщепленным. Ты будешь в состоянии постоянного хаоса внутри. Это не поможет.

И даже если ты добьешься успеха в том, чтобы силой остановить его на несколько мгновений, это совершенно не достижение — потому что эти несколько мгновений будут почти мертвыми, они не будут живыми. Ты можешь почувствовать некоторую тишину... но не молчание. Потому что вынужденная тишина — это не молчание. Под нею, глубоко в бессознательном, продолжает работать подавленный ум.

Таким образом, нет способа остановить ум. Но ум останавливается — это определенно. Он останавливается сам собой.

Что же делать? — это важный вопрос. Наблюдай. Не пытайся остановить. Не нужно принимать никаких мер против ума. Прежде всего, кто это сделает? Это будет ум, борющийся сам с собой; ты разделишь ум на две части: одна будет пытаться быть начальником, «царем горы», и стараться убить другую часть — это абсурдно. Это дурацкая игра, она может свести тебя с ума. Не пытайся остановить ум или мышление — просто наблюдай его, позволь его. Позволь ему полную свободу. Пусть он действует как ему угодно быстро; не пытайся никаким образом контролировать его. Просто будь свидетелем.

Это красиво! Ум — один из самых красивых механизмов. Наука еще не смогла создать ничего, параллельного уму. Ум все еще остается непревзойденным шедевром, такой сложный, такой безмерно мощный, с таким разнообразным потенциалом. Наблюдай его! Наслаждайся им!И не наблюдай, как враг, потому что, если ты смотришь на ум, как на врага, ты не сможешь наблюдать. Ты уже предубежден, ты уже против. Ты уже решил, что в уме что-то не так, — ты уже пришел к заключению. А когда ты смотришь на что-то, как на врага, ты никогда не смотришь глубоко, никогда не смотришь в глаза; ты избегаешь.

Наблюдение ума означает: смотреть с глубокой любовью, с глубоким уважением, почтительно — это дар, принесенный тебе Богом. В самом уме нет ничего плохого. В самом мышлении нет ничего плохого. Это красивый процесс, как и любой другой процесс. Облака, плывущие по небу, красивы — почему бы мыслям не двигаться во внутреннем небе? Цветы, распускающиеся на деревьях, красивы — почему бы мыслям не расцвести в твоем существе? Река, бегущая к океану, красива — почему бы и этому потоку мыслей не течь к какому-то неведомому предназначению? Разве это не красиво? Смотри с глубокой почтительностью. Не будь противником, будь влюбленным.

Наблюдай тонкие нюансы ума, внезапные повороты, красивые повороты. Внезапные прыжки и скачки, игры, в которые постоянно играет ум; мечты, которые он свивает, — воображение, память, тысяча и одна проекция, которую он создает, — наблюдай! Стоя в стороне, отстраненный, невовлеченный, мало-помалу ты начнешь чувствовать... Чем глубже становится твоя наблюдательность, тем глубже становится твоя осознанность, и начинают возникать промежутки, интервалы. Одна мысль уходит, другая не пришла, и возник промежуток. Одно облако уплыло, другое приближается, и остается промежуток.

В этих промежутках впервые ты получишь проблески не-ума. Ты испытаешь вкус не-ума, — назови его вкусом дзэн, или дао, или йоги. В этих небольших интервалах внезапно небо чисто, и сияет солнце. Внезапно — мир полон тайны, потому что все преграды отброшены; на твоих глазах больше нет шор. Ты видишь ясно, ты видишь проницательно. Все существование становится прозрачным.

Поначалу это будут лишь редкие мгновения, случающиеся изредка. Но они дадут тебе проблески того, что такое самадхи. Небольшие водоемы молчания — они придут и исчезнут, но теперь ты знаешь, что ты на правильном пути. Ты снова начинаешь наблюдать. Когда приходит мысль, ты наблюдаешь ее; когда наступает интервал, ты наблюдаешь его. Облака по-своему красивы; ясное солнце по-своему красиво. Теперь ты не выбираешь. Теперь у тебя нет навязчивой идеи в уме. Ты не говоришь: «Я хочу только эти интервалы». Это глупо, потому что, как только ты становишься привязанным к тому, чтобы ждать только этих интервалов, ты становишься в позицию против мышления. И эти интервалы исчезнут. Они случаются, лишь когда ты очень отстранен, отрешен. Они случаются, их нельзя вызвать. Они случаются, ты не можешь вынудить их случиться. Это спонтанные происшествия.

Продолжай наблюдать. Пусть мысли приходят и уходят, — когда бы им ни заблагорассудилось. Ничего плохого! Не пытайся ими манипулировать и не пытайся их направлять. Пусть мысли движутся в полной свободе. И тогда станут приходить более долгие интервалы. Ты будешь благословен небольшими сатори. Иногда будут проходить минуты, и не будет ни одной мысли; тогда небудет никакого транспорта, — полное молчание, ничемне потревоженное. Когда придут большие промежутки, в тебе возникнет новая ясность. У тебя будет ясность видения не только в этом мире, но ты сможешь и смотреть во внутренний мир. С первыми промежутками ты увидишь мир: деревья будут зеленее, чем они выглядят сейчас, ты будешь окружен бесконечной музыкой, музыкой сфер. Ты будешь внезапно в присутствии божественности — несказанной, таинственной. Она касается тебя, хотя ты и не можешь ее постичь. Она в пределах твоей досягаемости, и в то же время за пределами. Когда придут большие промежутки, то же самое произойдет внутри. Бог будет не только снаружи, внезапно ты будешь удивлен — он и внутри. Он не только видимое, но и видящий, — внутри и снаружи. Мало-помалу...

Но не становись привязанным и к этому. Привязанность — это пища, которая позволяет продолжаться уму. Непривязанное свидетельствование — способ его остановить без всякого усилия его остановить. И-когда ты начнешь наслаждаться этими блаженными мгновениями, увеличится твоя способность удерживать их на более долгие периоды времени. В конце концов, однажды ты станешь хозяином. Тогда, когда тебе хочется думать, ты думаешь; если мысль нужна, ты ее используешь. Если мысль не нужна, ты позволяешь ей отдохнуть. Не потому, что ума просто больше нет — ум есть, но ты можешь его использовать или не использовать. Теперь это твое решение, точно как с ногами: если ты хочешь бежать, ты их используешь; если ты не хочешь бежать, ты просто отдыхаешь. Ноги как были, так и есть. Таким же образом, ум как был, так и есть.

Когда я с вами говорю, я использую ум, — нет другого способа говорить. Когда я отвечаю на ваши вопросы, я использую ум, — нет другого способа. Мне приходится откликаться и общаться, и ум — прекрасный механизм. Когда я не говорю с вами, когда я один, ума нет, — потому что это посредник, при помощи которого можно общаться. Когда я сижу один, он не нужен.

Вы не даете уму отдыха; поэтому ум становится посредственным. Если его использовать непрерывно, он устает, и он продолжается и продолжается. Он работает днем, он работает ночью, — днем ты думаешь, ночью тебе снятся сны. Изо дня в день он продолжает работать. Если ты проживешь семьдесят или восемьдесят лет, все это время он будет непрерывно работать.

Посмотрите на тонкость и выносливость ума — он так тонок! В маленькой голове могут содержаться все библиотеки мира; все, что только было когда-либо написано, может содержаться в одном-единственном уме. Вместимость ума безмерна, — такое маленькое пространство! И он не производит никакого шума. Если ученым когда-нибудь удастся создать компьютер, параллельный уму... компьютеры есть, но они еще не умы. Они все еще механизмы, в них нет органического единства; у них еще нет никакого центра. Если однажды это станет возможным, — возможно, что однажды ученые смогут создавать умы, — тогда вы увидите, сколько места будет занимать такой компьютер, и сколько шума он будет производить!

Ум почти не производит шума; он продолжает работать молча. И это такой слуга! — он служит семьдесят или восемьдесят лет. И даже когда ты умираешь, тело может быть старым, но ум остается молодым. Его способности остаются прежними. Иногда, если ты использовал его правильно, его способности даже увеличиваются с возрастом — потому что, чем больше ты знаешь, тем больше понимаешь. Чем больше ты прожил и испытал, тем более способным становится ум. Когда ты умираешь, все в твоем теле готово умереть — кроме ума.

Именно поэтому на Востоке мы говорим, что ум покидает тело и входит в другое чрево, потому что он еще не готов умереть. Перерождение относится к уму. Как только ты достигаешь состояния не-ума, никакого нового рождения больше не будет. Тогда ты просто умираешь. И с твоей смертью все растворяется: твое тело, твой ум, — остается лишь свидетельствующая душа. Она за пределами времени и пространства. Тогда ты становишься единым с существованием; тогда ты больше не отделен от него. Отделенность исходит из ума.

Но нет способа остановить его силой — не будь насильственным. Будь более любящим, более глубоко почтительным, и это начнет происходить само собой. Просто наблюдай, не торопись.

Современный ум так торопится. Он хочет немедленных методов остановки ума. Поэтому так привлекательны наркотики. Ты можешь принудить ум остановиться, используя химические вещества, но тогда ты снова насильствен в отношении этого механизма. Это не хорошо, это разрушительно. Таким образом ты не станешь хозяином. Может быть, тебе удастся остановить ум при помощи наркотиков, но тогда твоим хозяином станут наркотики; ты не будешь хозяином. Ты просто сменишь одного начальника на другого, и это будет перемена к худшему. Теперь наркотики получат над тобой власть, они будут тобой владеть; без них ты будешь пустым местом. Медитация — это не усилие против ума, это способ понять ум. Это очень любящий способ свидетельствовать ум — но, конечно, человек должен быть очень терпеливым. Этот ум, который ты носишь в голове, возник в течение столетий, тысячелетий. Твой маленький ум несет в себе весь опыт человечества. И не только человечества — животных, птиц, растений, скал; ты прошел все эти опыты. Все, что произошло до сих пор, происходило и с тобой. В очень небольшой скорлупе ты несешь весь опыт существования. Именно это и есть твой ум. Фактически сказать, что он твой, будет неправильно. Он коллективный; он принадлежит всем. Современная психология приближается к этому, особенно близко подошла к этому школа юнгианского анализа; ее последователи начали ощущать что-то подобное коллективному бессознательному. Твой ум — не твой, он принадлежит всему. Наши тела отдельны; наши умы не отдельны. Наши тела явственно отдельны, но наши умы пересекаются, а наши души — одно целое.

Тела отдельны, умы пересекаются, а души — одно целое. Нет моей души, отличающейся от твоей отдельной души. В самом центре существования мы встречаемся и едины. Именно это и есть «Бог» — точка встречи всего. Между Богом и миром — «мир» означает тела — находится ум.

Ум — это мост, мост между телом и душой, между миром и Богом. Не пытайся его разрушить!

Многие пытались разрушить его посредством йоги. Это неправильное употребление йоги. Многие пытались разрушить его позами тела, дыханием — это тоже вызывает тонкие химические перемены внутри. Например, если ты стоишь на голове в сиршасане, совершаешь стойку на голове, ты можешь очень легко разрушить ум. Потому что, когда к голове приливает слишком много крови, как наводнение... когда ты стоишь на голове, то пытаешься сделать именно это. Механизм мозга очень деликатен. Ты наводняешь его кровью, и тонкие ткани отмирают. Именно поэтому никогда нельзя встретить очень разумного йога. Нет — все йоги в большей или меньшей мере глупы. Их тела здоровы, это правда — тела сильные, но их умы просто мертвы. Ты не увидишь в их глазах блеска разума. Ты увидишь очень жизнеспособное тело, подобное телу животного, но что-то человеческое исчезло.

Стоя на голове, ты принуждаешь кровь течь в голову под действием гравитации. Голове нужна кровь, но очень, очень небольшое количество; очень медленно, не в фор-мe наводнения. В противоположном гравитации направлении очень небольшое количество крови достигает головы, и даже это количество поступает очень медленно. Если слишком много крови достигает головы, это разрушительно.

Йогу использовали для того, чтобы убить ум. Дыхание может убить ум — есть ритмы дыхания, тонкие вибрации дыхания, которые могут быть очень, очень грубыми для деликатного ума. При их помощи ум можно разрушить. Это старые трюки. Сейчас последние трюки предоставляет наука: ЛСД, марихуана и другие; рано или поздно станут доступными более изощренные наркотики.

Я не за то, чтобы остановить ум. Я за то, чтобы его наблюдать. Он останавливается сам собой — и тогда это красиво. Когда что-то случается без всякого насилия, это по-своему красиво; это естественный рост. Ты можешь принудить цветок и раскрыть его силой, ты можешь вытянуть лепестки и раскрыть его силой, но тогда ты разрушишь всю красоту цветка. Теперь он почти мертвый. Он не может выдержать твоего насилия. Лепестки висят бессильно, покалеченные, умирающие. Когда бутон раскрывается под воздействием своей собственной энергии, когда он раскрывается сам собой, эти лепестки живы. Ум — это твое цветение, не принуждай его никаким образом. Я против всякого при применения силы и против всякого насилия, особенно против насилия, направленного против себя самого.

Просто наблюдай — в глубокой молитве, любви, почтительности — и видь, что происходит. Чудеса случаются сами собой. Нет необходимости тянуть и толкать.

Как перестать думать? Я скажу: наблюдай, будь бдительным. И отбрось идею о том, чтобы что-то останавливать, иначе это остановит естественную трансформацию ума. Отбрось идею об останавливании! Кто ты такой, чтобы что-то останавливать?

Самое большее — наслаждайся. И нет ничего неправильного — даже если в твоем уме проходят безнравственные мысли, так называемые безнравственные мысли, пусть проходят. Нет ничего плохого. Ты остаешься непривязанным, это не причиняет никакого вреда. Это просто вымысел, ты смотришь внутренний фильм. Позволь ему развиваться своим путем, и это приведет тебя, мало-помалу, к состоянию не-ума. Наблюдение в конце концов достигает кульминации в не-уме.

Не-ум не против ума; не-ум за пределами ума. Не-ум воцаряется не путем убийства и разрушения ума; не-ум приходит, когда ты понял ум так тотально, что мышления больше не нужно — его вытеснило твое понимание.

Человек по видимости находится в настоящем, но это только видимость. Человек живет в прошлом. Он проходит через настоящее, но остается укорененным в прошлом. Настоящее — это на самом деле не время обычного сознания, для обычного сознания реальнее прошлое, а настоящее — это только переход из прошлого в будущее, мгновенный переход. Прошлое реально, и реально будущее, но, для обычного сознания, настоящее нереально.

Будущее — это не что иное, как расширенное прошлое. Будущее — это не более чем прошлое, проецируемое снова и снова. Настоящее кажется почти несуществующим. Если ты думаешь о настоящем, то совершенно не найдешь его, — потому что в то мгновение, как ты его нашел, оно уже прошло. Лишь мгновением раньше, когда ты его еще не нашел, оно было будущим.

Для сознания будды, для пробужденного существа экзистенциально только настоящее. Для обычного сознания, неосознанного, сонного, как сомнамбула, прошлое и будущее реально, настоящее нереально. Лишь когда человек просыпается, настоящее реально, а прошлое и будущее становятся в равной мере нереальными.

Почему это так? Почему ты живешь в прошлом? — потому что ум — это не что иное, как накопленное прошлое. Ум — это память, все, что ты сделал, все, о чем ты мечтал, все, что ты хотел сделать и не сделал, все, что ты воображал в прошлом, — это твой ум. Ум — это мертвая сущность. Смотря посредством ума, ты никогда не найдешь настоящего, потому что настоящее есть жизнь, а к жизни никогда нельзя приблизиться при помощи мертвого посредника. Ум мертв.

Ум в точности похож на пыль, собирающуюся на зеркале. Чем больше собирается пыли, тем менее зеркально зеркало. А если слой пыли очень толстый, как на тебе, — тогда зеркало вообще не отражает.

Каждый собирает пыль — и ты не только ее собираешь, но и цепляешься за нее; ты думаешь, что это сокровище. Прошлое ушло — зачем за него цепляться? Ты ничего не можешь с ним сделать; ты не можешь вернуться обратно, не можешь его переделать — зачем за него цепляться? Это не сокровище. И если ты цепляешься за прошлое и думаешь, что это сокровище, конечно, твоему уму захочется переживать его снова и снова в будущем. Твое будущее не может быть ничем другим, кроме как твоим видоизмененным прошлым — немного более рафинированным, немного более украшенным, но оно будет прежним, потому что ум не может думать о неизвестном. Ум может только проецировать известное — то, что ты знаешь.

Ты влюбляешься в женщину, и эта женщина умирает. Как теперь тебе найти другую женщину? Другая женщина будет видоизмененной формой твоей умершей жены; это единственный способ, который тебе известен. Что бы ты ни делал в будущем, это будет не более чем продолжение прошлого. Ты можешь немного изменить его — залатать здесь и там, но главная его часть останется прежней.

Кто-то спросил Муллу Насреддина, когда он лежал на смертном одре:

— Если бы тебе снова дали жизнь, как бы ты прожил ее, Насреддин? Захотел бы ты что-нибудь изменить?

Насреддин закрыл глаза в задумчивости, в медитации, потом снова их открыл и сказал:

— Да, если бы мне снова дали жизнь, я стал бы расчесывать волосы на прямой пробор. Мне всегда этого хотелось, но мой отец всегда настаивал, чтобы я этого не делал. И когда мой отец умер, мои волосы так к этому привыкли, что я уже не мог их расчесывать на прямой пробор.

Не смейтесь! Если бы вас спросили, что бы вы сделали в новой жизни, вы внесли бы небольшие перемены, такие, как эта. Муж с немного другим носом, жена с немного другим цветом лица, больший или меньший дом — но это не более чем прямой пробор, мелочи, несущественное. По существу твоя жизнь остается прежней. Ты делал это много, много раз; по существу твоя жизнь осталась прежней. Много раз тебе давалась жизнь. Ты прожил много жизней; ты очень, очень древний. Ты не новичок на этой земле, ты старше самой земли, потому что жил и на других землях, на других планетах. Ты стар, как существование, — и именно так и должно быть, потому что ты часть его. Ты очень древний, но снова и снова повторяешь одни и те же образцы. Именно поэтому индуисты говорят о колесе рождения и смерти — «колесо», потому что оно продолжает повторяться. Это повторение: одни и те же спицы оказываются то вверху, то внизу, вверх-вниз, вверх-вниз.

Ум проецирует себя, а ум — это прошлое, поэтому твое будущее ничем не будет отличаться от прошлого. А что такое прошлое? Что ты сделал в прошлом? Что бы ты ни сделал — хорошее, плохое, то или другое, — что бы ты ни делал, это создает собственное повторение. Это и есть теория кармы. Если ты испытывал гнев позавчера, ты создал определенный потенциал, чтобы испытать гнев вчера. Потом ты это повторил, ты дал гневу еще больше энергии. Настроение гнева, — ты укоренил его еще больше, полил его; теперь и сегодня ты снова повторишь то же самое, с еще большей силой, с еще большей энергией. И тогда завтра ты снова станешь жертвой сегодня.

Каждое действие, которое ты совершаешь или даже о котором думаешь, находит свои способы утверждать себя снова и снова, потому что оно создает канал в твоем существе. Оно начинает поглощать твою энергию. Ты испытываешь гнев, и когда это настроение проходит, ты думаешь, что больше не гневен, — и упускаешь суть. Когда настроение ушло, ничего не случилось;только колесо повернулось, и спица, которая была наверху, оказалась внизу. Гнев был на поверхности несколько минут назад; теперь гнев ушел вниз, в бессознательное, в глубину твоего существа. Он будет ждать своего времени, чтобы выйти на поверхность снова. Если ты действовал согласно ему, ты его усилил. Теперь ты снова дал ему кредит на жизнь. Ты снова дал ему власть, энергию. Он пульсирует, как семя в земле, ожидая правильной возможности и правильного времени года, чтобы прорасти.

Каждое действие увековечивает себя, каждая мысль увековечивает себя. Как только ты начинаешь с ними сотрудничать, ты даешь им энергию. Рано или поздно это входит в привычку. Ты будешь это делать, но не будешь делающим; ты будешь это делать только в силу привычки. Люди говорят, что привычка — это вторая натура, это не преувеличение. Напротив, это недооценка! Фактически, привычка становится первой натурой, а натура — второй. Натура становится приложением или сноской в книге, а привычка — основным текстом.

Ты живешь привычкой — это означает, что на самом деле привычка живет тобой. Сама привычка продолжается, у нее есть собственная энергия. Конечно, она берет энергию у тебя, но ты сотрудничал с ней в прошлом и сотрудничаешь в настоящем. Мало-помалу привычка становится хозяином, а ты — только слугой, тенью. Привычка дает тебе приказания, приказы, и ты будешь лишь послушным слугой. Тебе придется следовать ей.

Случилось так, что индуистский мистик, Экнатх, отправлялся в паломничество. Паломничество должно было длиться по меньшей мере год, потому что он собирался посетить все святые места страны. Конечно, быть с Экнатхом было привилегией, и с ним путешествовали тысячи людей. Городской вор тоже пришел и сказал:

— Я знаю, что я вор и недостоин быть членом твоей религиозной группы, но дай шанс и мне. Мне хотелось бы отправиться в это паломничество.

Экнатх сказал:

— Это будет трудно, потому что год — это долгий срок, и ты можешь начать красть вещи у людей. Ты можешь создать проблемы. Пожалуйста, отбрось эту идею

Но вор настаивал. Он сказал:

— На этот год я перестану воровать, но я должен пойти с вами. И я обещаю, что целый год не украду ни у кого ни одной вещи.

Экнатх согласился.

Но через неделю начались проблемы, и вот что произошло: вещи начали исчезать из багажа паломников. И еще более странным было то, что никто их не крал — они просто исчезали из сумки одного человека и через несколько дней оказывались в сумке кого-то другого. Человек, в сумке которого они были найдены, говорил:

— Я ничего не сделал. Я понятия не имею, как эти вещи попали в мою сумку.

Экнатх имел свои подозрения, и однажды ночью он притворился спящим, но продолжал бодрствовать и наблюдать. Около полуночи появился вор; он начал перекладывать вещи из одной сумки в другую. Экнатх поймал его с поличным и сказал:

— Что ты делаешь? Ты же обещал!

— Я следую своему обещанию, — сказал вор. — Я не украл ни одной вещи. Но это моя старая привычка... среди ночи, если я не сделаю ничего преступного, совершенно невозможно уснуть. Не спать целый год? Ты человек сострадания. Ты должен быть сострадательным ко мне. Я же не краду! Вещи всегда находятся; они никуда не исчезают, просто переходят из одного багажа в другой. И, кроме того, через год мне снова придется начать воровать, поэтому я должен сохранять форму.

Привычки заставляют тебя делать определенные вещи; ты их жертва. Индуисты называют это теорией кармы. Каждое действие, которое ты повторяешь, или каждая мысль — потому что мысль — это тоже тонкое действие в уме, — становится более и более сильным. Оно захватывает над тобой власть. Тогда ты заключен в тюрьму привычки. Тогда ты живешь жизнью заключенного, раба. И это заключение очень тонко; тюрьма состоит из твоих привычек, обусловленностей и действий, которые ты совершил. Она окружает твое тело, и ты в ней запутался, но продолжаешь думать и дурачить себя тем, что это делаешь ты сам.

Когда ты приходишь в гнев, ты думаешь, что делаешь это. Ты это рационализируешь и говоришь, что этого требовала ситуация: «Мне пришлось быть гневным, иначе ребенок мог бы заблудиться. Если бы я не пришел в гнев, все было бы плохо, офис пришел бы в хаос. Слуги не слушаются; мне пришлось разгневаться, чтобы привести вещи в порядок. Мне пришлось разгневаться, чтобы поставить жену на место». Это рационализации — именно так эго продолжает думать, что ты все еще начальник. Но это не так.

Гнев приходит из старых образцов, из прошлого. И когда гнев приходит, ты пытаешься найти для него предлог. Психологи провели эксперименты и пришли к тем же заключениям, что и восточная эзотерическая психология: человек — это жертва, не хозяин. Психологи помещали людей в полную изоляцию, окружив их всем возможным комфортом. Все, что человеку было нужно, ему давалось, но он не приходил ни в какой контакт с человеческими существами. Они жили в изоляции в кондиционированных камерах — никакой работы, никаких проблем, никаких забот, но те же самые привычки продолжались. Однажды утром, уже без всякой причины, — потому что обеспечен весь возможный комфорт, нет никаких забот, нет никакого повода для гнева, — человек внезапно чувствовал, что возникает гнев.

Он внутри тебя. Иногда внезапно приходит печаль, без всякой видимой причины. И иногда человек чувствует себя счастливым, иногда он чувствует эйфорию, экстаз. Человек, лишенный всяких социальных связей, изолированный в полном комфорте, все потребности которого обеспечены, переживает все настроения, которые переживаются в обычных отношениях. Это означает, что что-то приходит изнутри, и ты вешаешь это на что-то другое. Это только рационализация.

Ты чувствуешь себя хорошо, ты чувствуешь себя плохо, и эти чувства всплывают из твоего собственного бессознательного, из твоего собственного прошлого. Никто другой не ответствен, кроме тебя самого. Никто не может заставить тебя быть гневным, никто не может заставить тебя быть счастливым. Ты можешь стать счастливым сам по себе, ты можешь стать гневным сам по себе, ты можешь стать печальным сам по себе. Пока ты это не осознаешь, ты всегда будешь оставаться рабом.

Человек становится хозяином своего существа, когда осознает:

— Я абсолютно ответствен за все, что бы ни происходило со мной. Что бы ни происходило, безусловно — я абсолютно ответствен.

Поначалу это сделает тебя очень, очень печальным и подавленным, потому что, если ты можешь переложить ответственность на другого, тебе станет легче оттого, что не прав не ты. Что ты можешь сделать, если твоя жена ведет себя так гадко? Тебе приходится испытывать гнев. Но хорошо помни: жена ведет себя гадко из-за своих собственных внутренних механизмов. Она ведет себя гадко не по отношению к тебе. Если бы не было тебя, она вела бы себя гадко с ребенком. Если бы не было ребенка, она вела бы себя гадко по отношению к посуде — она бросала бы ее на пол. Она разбила бы радио. Она бы что-то сделала; гадкое поведение просилось бы наружу. Только совпадением было, что рядом оказался ты со своей газетой, и она повела себя гадко по отношению к тебе. Только совпадением было, что ты оказался рядом в неправильный момент.

Ты гневен не потому, что жена ведет себя гадко, — может быть, она предоставила ситуацию, вот и все. Может быть, она дала тебе возможность быть гневным, повод быть гневным, но гнев всплыл. Если бы жены не было, ты все равно пришел бы в гнев — на что-то другое, на какую-то идею, но гнев пришел бы. Это было что-то, всплывающее из глубины твоего бессознательного.

Каждый ответствен, всецело ответствен за свое существо и поведение. Поначалу ответственность придаст тебе очень подавленное настроение, потому что ты всегда думал, что хочешь быть счастливым, — как ты можешь быть ответственным за свое несчастье? Ты всегда желал блаженства, как ты можешь сам по себе приходить в гнев? И из-за этого ты перекладываешь ответственность на другого.

Если ты продолжаешь перекладывать ответственность на другого, помни, что ты всегда будешь оставаться рабом, потому что никто не может изменить никого другого. Как ты можешь изменить кого-то другого? Удавалось ли когда-нибудь кому-нибудь изменить кого-то другого? Одно из самых неисполненных желаний в этом мире — изменить другого. Никто никогда этого не делал, это невозможно, потому что другой имеет собственное право на существование — ты не можешь его изменить. Ты продолжаешь перекладывать ответственность на другого, но не можешь изменить другого. И поскольку ты перекладываешь ответственность на другого, ты никогда не видишь, что по сути ответственность лежит на тебе. Основная перемена необходима там, внутри тебя.

Именно так ты попадаешься в ловушку: если ты начинаешь думать, что ты ответствен за все свои действия, за все свои настроения, поначалу воцаряется депрессия. Но если ты можешь пережить эту депрессию, вскоре тебе станет легче, потому что теперь ты освобожден от другого. Теперь ты можешь работать над собой сам. Ты можешь быть свободным, ты можешь быть счастливым. Даже если весь мир несчастлив и несвободен, это не имеет значения. А первая свобода состоит в том, чтобы перестать перекладывать ответственность на другого, первая свобода состоит в том, что ответствен ты. Тогда многие вещи тотчас же становятся возможными.

Если ты продолжаешь перекладывать ответственность на другого, помни, что ты всегда будешь оставаться рабом, потому что никто не может изменить никого другого. Как ты можешь изменить кого-то другого? Удавалось ли когда-нибудь кому-нибудь изменить кого-то другого? Что бы ни происходило с тобой — ты чувствуешь печаль, просто закрой глаза и наблюдай свою печаль. Следуй за ней, куда бы она ни привела, иди в нее глубже. Вскоре ты придешь к причине. Может быть, тебе придется долго путешествовать, потому что вовлечена вся жизнь; и не только эта жизнь, но и многие другие жизни. Ты найдешь в себе множество ран, которые причиняют боль, и из-за этих ран ты печален — они печальны; эти раны еще не высохли, они живы. Метод возвращения к источнику, от следствия к причине их исцелит. Как он исцеляет? Почему он исцеляет? Какое в этом задействовано явление?

Каждый раз, когда ты возвращаешься назад, первое, что ты отбрасываешь, — это перекладывание ответственности на другого, потому что, если ты перекладываешь ответственность на другого, ты идешь наружу. Тогда весь процесс неправилен, ты пытаешься найти причину в другом:

«Почему жена ведет себя гадко?» Тогда это «почему» продолжает проникать в поведение жены. Ты упустил первый шаг, и тогда весь процесс будет неправильным.

«Почему я несчастлив? Почему я испытываю гнев?» — закрой глаза, и пусть это будет глубокой медитацией. Ляг на пол, закрой глаза, расслабь тело и почувствуй, почему ты испытываешь гнев. Просто забудь жену; этот повод — А, Б, В, Г, что бы то ни было, забудь повод. Просто иди глубже в себя, проникни в этот гнев. Используй гнев, как реку; ты течешь в гнев, и гнев приносит тебя вовнутрь. Ты найдешь в себе тонкие раны. Жена выглядела гадко, потому что она коснулась в тебе тонкой раны, чего-то, что причиняет боль. Ты всегда думал, что ты некрасивый, что твое лицо уродливо, и внутри осталась рана. Когда жена ведет себя гадко, она напоминает тебе о лице. Она скажет:

«Пойди и посмотри в зеркало!» — что-то причиняет боль. Ты был неверен жене, и когда она захочет сказать какую-нибудь гадость, она это вспомнит: «Почему ты смеялся с этой женщиной? Почему ты сидишь с этой женщиной такой счастливый?» — это касается раны. Ты был неверен, ты чувствуешь себя виноватым; рана жива.

Закрой глаза, почувствуй гнев, позволь его во всей его полноте, чтобы ты мог увидеть полностью, что это такое. Потом позволь этой энергии помочь тебе двигаться в прошлое, потому что этот гнев приходит из прошлого. Конечно, он не может приходить из будущего. Будущее еще не пришло в бытие. Он приходит не из настоящего. Это вся точка зрения кармы: он не может прийти из будущего, потому что будущего еще нет; он не может прийти из настоящего, потому что ты не знаешь, что такое настоящее. Настоящее познается только пробужденными. Ты живешь только в прошлом, поэтому, должно быть, это приходит откуда-то из твоего прошлого. Наверное, рана где-то в твоих воспоминаниях. Вернись обратно. Может быть, рана одна, может быть, их много — большие, маленькие.

Иди глубже и найди первую рану, изначальный источник всего гнева. Ты сможешь его найти, если попытаешься, потому что он уже есть. Он есть; все твое прошлое по-прежнему там. Оно — как пленка, свернутая и ожидающая внутри. Ты ее разворачиваешь и начинаешь просматривать. Это процесс возвращения к коренной причине. И вот красота этого процесса: если ты можешь сознательно вернуться обратно, если ты можешь сознательно почувствовать рану, эта рана тотчас же исцеляется.

Почему она исцеляется? — потому что эта рана создается бессознательностью, неосознанностью. Рана — это часть невежества, сна. Когда ты сознательно возвращаешься назад и смотришь на эту рану, сознание становится целительной силой. В прошлом, когда случилась эта рана, она случилась в бессознательности. Ты был гневе, ты был одержим гневом и что-то сделал. Ты убил человека и скрываешь этот факт от мира. Ты можешь скрыть его от полиции, можешь скрыть его от суда и закона, но как ты можешь скрыть это от себя? — ты знаешь, и это ранит. И каждый раз, когда кто-то дает тебе возможность быть гневным, ты пугаешься, потому что это может случиться снова; ты можешь убить жену. Вернись назад, потому что, когда ты убил человека или вел себя очень гневным и безумным образом, ты был бессознателен. В бессознательном эти раны сохранились. Теперь вернись сознательно.

Возвращение назад означает сознательное вхождение в вещи, которые ты совершил в бессознательности. Вернись обратно — сам свет сознательности исцеляет; это целительная сила. Что бы ты ни сделал сознательным, это будет исцелено, и тогда это больше не будет причинять боли.

Человек, который возвращается назад, высвобождает прошлое. Тогда прошлое больше не действует, тогда прошлое больше не имеет над ним власти, с прошлым покончено. Прошлое не имеет места в его существе. И когда прошлое больше не имеет места в твоем существе, ты доступен для настоящего, никогда не раньше.

Тебе нужно пространство — внутри столько прошлого, свалка мертвых вещей, и нет никакого пространства, чтобы могло войти настоящее. Эта свалка продолжает мечтать о будущем, и половина пространства заполнена тем, чего больше нет, а половина — тем, чего еще нет. А настоящее? — оно просто ждет снаружи у дверей. Именно поэтому настоящее — не что иное, как проход, проход из прошлого в будущее, лишь мгновенный проход.

Покончи с прошлым — пока ты не покончишь с прошлым, ты будешь жить жизнью привидения. Твоя жизнь не истинна, не экзистенциальна. Прошлое живет тобой, мертвое продолжает преследовать тебя. Вернись назад — каждый раз, когда у тебя есть возможность, каждый раз, когда что-то происходит с тобой. Счастье, несчастье, печаль, гнев, ревность —закрой глаза и вернись назад. Вскоре ты научишься хорошо путешествовать вспять. Вскоре ты сможешь возвращаться назад во времени, и раскроются многие раны. Когда эти раны открываются у тебя внутри, не начинай ничего делать. Нет необходимости ничего делать. Просто наблюдай, смотри, замечай. Есть рана — просто наблюдай, дай этой ране энергию своего наблюдения, смотри на нее. Смотри без всякого суждения — потому что, если ты судишь, если ты говоришь: «Это плохо, этого не должно быть», рана снова закроется. Тогда ей придется прятаться. Каждый раз, когда ты что-то осуждаешь, ум пытается скрыть эти вещи. Именно так создается сознательное и бессознательное. Иначе ум был бы единым; не было бы необходимости ни в каком разделении. Но ты его осуждаешь — тогда уму приходится разделять вещи и убирать в темноту, в подвал, чтобы ты не мог их видеть, и тогда нет необходимости их осуждать.

Не осуждай, не восхищайся. Просто будь свидетелем, непривязанным наблюдателем. Не отвергай. Не говори:«Это не хорошо», потому что это отвержение, и ты начал подавлять.

Будь непривязанным. Просто наблюдай и смотри. Смотри с состраданием, и исцеление случится.

Не спрашивай меня, почему это происходит, потому что это естественное явление — точно так же, как при ста градусах вода испаряется. Ты никогда не спрашиваешь: «Почему не при девяноста девяти градусах?» Никто не может на это ответить. Просто происходит так, что при ста градусах вода испаряется. Нет никакого вопроса, вопрос неважен. Если бы она испарялась при девяноста девяти градусах, ты спросил бы, почему. Если бы она испарялась при девяноста восьми градусах, ты спросил бы, почему. Это естественно: при ста градусах вода испаряется.

То же самое верно в отношении внутренней природы. Когда непривязанное, сострадательное сознание касается раны, рана исчезает — испаряется. У этого нет причины. Это естественно, именно так и есть, именно так происходит. Когда я это говорю, я это говорю из собственного опыта. Попробуй, этот опыт возможен и для тебя. Это работает.