В человеческой деятельности есть стадии и формы развития, которые при поверхностном рассмотрении могут показаться относительно простыми и незначительными, но при более глубоком изучении мы заметим их конфронтирующий характер с многочисленными проблемами и явными противоречиями. Причем, чем меньше мы задумываемся над ними, нам кажется, что мы знаем о них много, но чем больше размышляем мы о них начинаем понимать, что знания наши об этом очень малы. У человечества есть обыкновение рассматривать музыку, как художественную форму или инструмент, который дает радость и развлечение звуком людям, восприимчивым к ее привлекательности. Но в представлении сути музыки и области ее воздействия царит полная неизвестность, мы же принимаем музыку, как данность и говорим о музыкальных вещах абсолютно так же, как мы принимаем Жизнь, со всем принадлежащим ей, и говорим об этом. И все же никто до сих пор не раскрыл, что же есть собственно Жизнь. Для тех, кто старается думать об этом. Жизнь- это загадка, для тех же, кто не делает этого, она не более чем фактическая данность. Подобное можно сказать и о музыке: при этом речь пойдет не только о комбинации и последовательности звуков, но и о таинственном НЕЧТО, которое, как мы попытаемся показать, оказало значительное влияние на протяжении веков. Если все же предпримем попытку расширить наше представление и наше понимание самой музыки, то сначала следует освободиться от определенных фальшивых воззрений и недоразумений о сути музыкальности. Следует также узнать, в определенной степени. И нашу собственную позицию в понимании определительного «музыкальный», которое употребляется с явным непониманием к его действительному значение частично из-за неточностей нашего языка. Одно единственное слово поставлено на службу целому ряду возможных значений, которые, как в немецком, так и в английском musical /мьюзикэ/ ограничены единственным понятием и страдают тем же недостатком: отсутствием четко обозначенного значения. Во французском же языке вынужденно используется выражение er ist tres musicien, что едва можно перевести «он есть очень много от музыканта», следовательно, «он имеет очень много от музыканта». Подобное речевое выражение есть и в итальянском, и оба они относятся скорее к области льстивых выражений, чем логической правды. Кто-то либо является музыкантом, либо нет, так же, как он либо француз, либо нет. Следовательно, это свидетельствует о языковой бедности, которая вводит в заблуждение, когда нужно сказать, что кто-то имеет очень много от музыканта, но в действительности, придерживается мнения, что этот кто-то ни в коем случае не является профессиональным музыкантом, а только похож на него. К еще большим заблуждениям ведет многозначность, которой наполнены оба понятия: «музыкальный» и «немузыкальный». Если оставить без внимания поэтическую манеру выражения, то исследования показали, что существует не менее чем двадцать пять различных толкований этих прилагательных. Вот некоторые из них:

«Музыкальный» часто обозначает, что кто-то чувствует определенную склонность к музыке, а именно: личность, которая сама не получает никакого удовольствия от какого-либо вида музыки, но заботится о ее одобрении, либо любит эффектную музыку, гоняется за эффектами и, отсюда, рассматривается как «музыкальная». «Музыкальным» называют того, кто получает удовольствие от так называемой «музыки с духовным запросом», но кому не нравится классическая музыка, кто радуется классической музыке, но сам не может ни играть на инструменте, ни петь; кто сам может немного играть на инструменте и петь, но кому классическая музыка ничего не говорит; кто много занимается радио, но в действительности больше заинтересован длиной волны, чем музыкой.

Что касается обозначения «немузыкальный», то им будет обозначен кто-то, кто проявляет интерес только к «безвкусной музыке», или, выражаясь вежливо, «музыке, имеющей непосредственно развлекательный характер».

Кто исключительно заинтересован в том, что подразумевается под классической музыкой, часто называется «немузыкальным» теми, которые отдают предпочтение современной музыке. Тот, кто знает только то, что ему нравится, часто музыкантами-профессионалами или самими же дилетантами, обозначается, как «немузыкальный». Люди, которые интересуются только вокальной, музыкой, часто называются музыкантами, не являющимися певцами, «немузыкальными», в то время, как певцы часто обозначаются газетными критиками, как «немузыкальная» часть людей, так как они не всегда могут держать тон, и иногда занимаются больше чистым развитием голоса, чем интерпретацией произведения; также виртуозы часто считаются: «немузыкальными», так как некоторые из них больше интересуются эффектом, чем «высоким искусством».

Из выше изложенного можно увидеть, что не следует напрасно искать определения понятие «музыкальные» и «немузыкальные» и что общая гамма значений этих определений растяжима так, что их употребление может зависеть только от персонального мнения, а не от устойчивых языковых норм. Отсюда, для достижения цели этой книги, давайте опустим негативную сторону проблемы, и рассмотрим всех людей, несмотря на различную степень музыкальности, кто восприимчив к музыке и, следовательно, как будет показано дальше, подвержен ее влиянию.

Конечно, есть люди, которые имеют очень однозначное представление с том, что есть музыка, а что нет, все же не нужно мешать их удовольствию распределять те композиции, которые им самим кажутся ужасными и непонятными в разряд «немузыки», ибо такая догматическая точка зрения для других людей не является особо интересной. С позиции же страниц: этой книги все композиционные формы, от самой простой народной песни до самых трудных диссонантных примеров, будут рассмотрены как музыка. Несмотря на это, совсем не безинтересно спекулятивное размышление: Вызывают определенные фазы развития музыки чисто музыкальную реакцию или имеют следствие другие факторы, которые слушатель не осознает? Некоторые размышления о сути чистой музыки и психологии сольного искусства могут пролить на эту тему немного света.

Употребляя понятие «чистая музыка», мы не имеем в виду музыкальное направление, которое было бы интересно лишь моралистам, но ту форму, которая находит исключительно «музыкальный» отклик и в обиходном языке будет обозначена, как «просто музыка». В понятиях «абстрактная музыка» или «абсолютная музыка» у нас нет необходимости, так как они употребляются для того, чтобы обозначить противоположность программной музыке. Как Мы покажем позже, в вокальной музыке речь пойдет также о Форме последней. Но было бы неверным заключение, что сольное исполнение на инструменте тоже является формой программной музыки, хотя наше намерение состоит в том чтобы показать, что сама, так называемая «абстрактная музыка» может перенимать кое-что для своего содержания: из внешних вещей и, следовательно, не является полностью «чистой».

Если у кого-то появится сомнение: Существует сольной музыка в какой-либо форме, которая всегда будет представлять собой «чистую музыку», этом случае нам хотелось бы предупредить, что не следует очернять этим нелепым подозрением солистов, как таковых. Если мы, например, можем сказать о женщине, что она не только умна, но и красива, то это будет не невежеством, а двойным комплиментом. Этим мы хотим дать понять, что она обладает двойной силой притяжения. Для всех, кто думал над этой темой, должно быть очевидно, что и сольная музыка при хорошем исполнении находит двойной и даже многократный отклик. Если же мы отбросим в сторону все другие соображения, то останется два момента, которые привлекут внимание публики: один относится к материальному или к содержанию, другой — к способу или форме. Но для определенной части публики не имеет значения, что исполняет солист, но как он это делает, короче говоря, такая публика больше хочет слушать не музыкальное произведение, а солиста.

Утверждая это, мы опираемся только на очевидные факты: «звездные солисты» привлекают самую большую и самую пеструю аудиторию, причем причину этого представители ее в большей части не осознают. А причина заключается в том, что радость, которую они в этом находят, происходит не от самой музыки, а в большей мере, как результат переживания, каким образом проявляет определенная личность свое усилие для достижения успеха.

Это восхищение со стороны других к процессу создания напряжения и успеха, имеется в скрытой форме у всего человечества. Этим объясняется популярность акробатов, танцоров, игроков футбола, боксеров. И так далее. Этим же объясняется, почему собирается толпа людей и смотрит, как лошадь тянет телегу с тяжелым грузом в почти неприступный подъем, отсюда объясняется и восхищение каждой виртуозностью. Бурное одобрение, которое следует после исполнения на «бис» в конце концерта, имеет место не потому, что это произведение было самым главным в программе, но потому, что пианист употребил для исполнения его самое большое усилие. Высокое С/До/, которым тенор любит заканчивать песню, приветствуется оглушительными аплодисментами не поэтому, что оно красивее или выразительнее, чем низкое С (это бывает в ограниченных пределах), но потому, что, тенор, будь это скрыто или явно, приложил самое no-возможности большее усилие, чтобы спеть его. Также и громкая музыка, собственно, не является выразительнее, чем тихая и спокойная, но все же первая будет почти всегда вызывать больше аплодисментов, чем последняя, и это часто происходит поэтому, что ее исполнение требует больших усилий. Подобное происходит и при исполнении фигуративной музыки в противовес к медленной и торжествененой, что объясняет удивительный успех виртуозности.

Все это указывает на то, почему солист находит многократное сочувствие, а когда он известен, притягивает большинство слушателей. Люди, которых музыка как таковая не привлекает и которые рассматривают создание успеха как равнозначное быть умным и сильным, притягиваются «одаренностью», (CLEVERNESS-английское слово, также: ловкость, искусство, умение). Они подобны некоторым мужчинам, которые не имеют понятия о женской утонченности, но все же способны наслаждаться обществом красивой интеллигентной женщины, само собой разумеется, что в силу своей ограниченности они не в состоянии оценить в полной мере и почувствовать ее утонченность.

Как мы уже выяснили, из различных форм сольной музыки, сольное пение, в определенном аспекте, больше всех удалено от чистой музыки, потому что все пение несет в своем содержании часть заимствованную извне. Несмотря на существование песен без слов, что является исключением, строго говоря, рассматривая вокальную музыку, следует учитывать не только слова, но все, что она собой представляет.

Если певец является еще и большим художником, то он художник вдвойне, ибо он обладает музыкальными и артистическими способностями. Эффективное пение есть форма риторики также как выразительная риторика является формой музыки. Великий оратор должен иметь не только что-то от актера, но также обладать слухом для мелодического выражения и ритма, а большой певец должен быть оратором, актером и музыкантом в одном лице. Несмотря на это, связь между словами и музыкой так часто принимается как что-то само собой разумеющееся, что песни редко рассматриваются как ни что иное, чем чистая музыка. Отсюда наше утверждение, что все композиции вокальной музыки представляют собой вид программной музыки, может показаться преувеличением как для музыканта профессионала, так и для невежды. Можно все же утверждать, что сочувствие, которое находит песня «Дом родной» («Home, Sweet Home») основано только на музыкальном воздействии? Совершенно очевидно, что оно вызывает сентиментальные воспоминания о родном доме у всех, кто не имеет антипатии. Она исполнялась певцами и со слабыми вокальными данными, но неизменно вызывала у людей, склонных к сентиментальности, слезы. («Home, Sweet Ноте») являлась в этом случае не музыкальным, но сентиментальным успехом мастера; кроме того, это яркий пример совершенного синтеза музыки и слова. В масштабах высокого искусства отдельно музыка и слово этой песни не представляют ценности, но вместе, исполненная певцами с артистическим чутьем, она тревожит сердца слушателей уже; более чем полстолетия.

Однако, некоторые песни программное, чем другие. Это песни, которые рассказывают фактические истории в словах и звукоподражательно в музыке, но есть также и такие, которые только копируют эмоциональное настроение. Обе эти формы известны и распространены. Третья форма преобладала в предвикторианскую и в Викторианскую эпохи, но она уже более или менее вымерла. Ее главным отличием была тавтология и, отсюда, искусственность, которая проступала в большей мере в ариях Генделя, Мейербера и других. Утверждение зашло бы слишком далеко, если бы было сказано, что в них между словами и музыкой вообще не было никакой связи, но без сомнения связь эта была весьма ограниченной. Личиной, побудившей упомянутых композиторов использовать в своих ариях распевание одних и тех же слов по гаммам вверх и вниз была совершенно очевидной. Они пробовали нечто необычное, а именно: пытались обратить вокальную музыку в чистую, но им удалось только отрывочное и искусственное превращение чистой музыки в вокальную. Этот прием воздействия был настолько искусственным, что сегодня эта попытка более не предпринимается, так как мы живем в менее искусственное время, где слишком резкие разногласия, во всяком случае, в серьезном искусстве нетерпимы, даже если они еще и продолжают жить в таких развлекательных программах, как музыкальная комедия.

Несмотря на то, что я, может быть, первый автор, который указывает, что вокальная музыка — это форма программной музыки, существует много признаков, сознательно или бессознательно признанных, подтверждающих это; отсюда и объясняется существование обоих песенных направлений, о которых я упоминал. Так как вокальная музыка стала более подражательной и, следовательно, более конгруэнтной, то еще и сегодня пишутся колоратурные вещи (хотя могут быть исключения), если есть на то резон, например, имитация птичьих голосов или других фигуративных звуков природы. Что касается не имеющих колоратуры песен, то соответствующая атмосфера порождается через возвышенность жанра, в то время, как вокальная партия склонна к декламационному характеру, как доказывают песни Дебюсси, Равеля и других.

В вокальной музыке есть две формы подражания: подражание модуляцией или изменением тона и подражание всяким звукам, на которые намекает поэтический текст, Под подражанием модуляцией подразумевается попытка передать в музыке изменение голоса или интонации, когда декламируется или проговаривается определенное стихотворение. И вот здесь-то даже самые именитые композиторы допускали промахи, так как-либо не облагали драматическим чутьем, либо оно было недостаточно и нелогично. Настоящие драматические эффекты достигаются модуляцией, а не простым подражанием. Композитор, который является настоящим художником, стремится к тому, чтобы модуляция была усилена мелодией и дополнительно поддержана через подражательную и мелодраматическую побочную игру в сопроводительной музыке.

Для сочинения подражательной музыки, которая заслуживает названия «искусство», существенно быть подражающим новым способом, то есть одновременно показать логичность и согласованность. Кроме того, тщательно взвешенные намеки, как правило, художественнее, чем чистый реализм. Сочинители песен более высокого класса, такие, как Дебюсси, Равель, применяли этот прием, используя аккомпанемент как вид декорации для того, что поется.

Более богатое оформление гармоничных художественных средств композиторы-песенники полагали на интерпретаторов-певцов. Во времена относительно малого использования диссонансов благозвучие должно было служить для подражания бурной или печальной эмоции. В балладах, например, одно и то же сопровождение использовалось для различных строк, очень сильно отличающихся друг от друга по эмоциям. Отсюда певец-интерпретатор не имел драматической поддержки через музыку аккомпанемента. Сегодня же разбуженный композитор употребляет множество гармоничных средств, когда хочет выразить соответствующее множество эмоций, независимо от того, меняет он при этом мелодию или нет. Если он захочет придать грубой, отталкивающей эмоции дополнительную силу, то он напишет резкий или, относительно говоря, некрасивый диссонанс; для подчеркивания нежной эмоции он выберет соответственно звучащее благозвучие и т. д. Другой художественный прием состоит в том, чтобы изменить лишь одну ноту в мелодии, соответственно измененной модуляции голоса, которая будет востребована определенным словом, появившимся в последних строфах в сравнении с начальными.

Не обязательно продолжать далее этот ход мыслей, но что в песнях речь идет о разновидности программной музыки, и что слушатели могут быть привлечены в концертные залы причинами, которые связанны не только с желанием послушать чисто музыку, и, что даже эти слушатели в большей или меньшей степени будут подвержены влиянию этой музыки — остается фактом. На вопросы «как?» и «почему?» объяснение, однако, будет дано позднее.

Эти проблемы приводят нас к одному из самых важнейших аспектов музыкальности: сам дар вымысла и все то, что он обозначает и включаем в себя. Мы приступаем, согласно высказываниям некоторых композиторов, к священной теме, по меньшей мере, это впечатление возникло бы из их высказываний и умалчивании, когда речь заходила об определении сути инспирации /вдохновения/, В подтверждение этому цитата: «Большая трудность при исследовании подобного рода состоит в том, что некоторые композиторы усматривали неподобающее любопытство и дерзкую затею в снятии покрывала с самой священной области, святая святых их искусства». Но почему они должны рассматривать этот запрос подобным образом? Инспирация может быть в определенном смысле чем-то таинственным, все же это не делает ее настолько святой, чтобы не быть проанализированной, насколько анализ этот вообще возможен. В любом случае инспирация обычно ассоциируется с красотою, а красота стоит попытки быть понятой, насколько бы ни сложна была эта задача.

Джеймс Брэнч Кебел /James Branch Gabell/ в своей книге «Пустяки и молитвенники» /»Strans and Peiduer Books»/ очень полно выразил основной принцип креативного /возрастающего/ письма, что его замечания, хотя они относятся к литературе, с незначительной ассимиляцией, могут быть применимы и к сочинению музыкальных произведений. «Романист», — говорит он, — «будет писать в такой форме, которая интересна и привлекательна для него, а ритмы он будет создавать так, чтобы они были приятны его собственному слуху, и выбор тем его творчества будет определен тем, что он лично находит интересным. Ибо серьезный писатель-прозаик будет писать в первую очередь для своего собственного удовольствия, для душевной экологии, с одной стороны, но главным образом, все же с филантропической скрытой мыслью: передать вещи, которые он сочиняет всем тем, кому придутся по вкусу эти болеутоляющие средства. И, делая это, он будет удовлетворен». Далее Кебл говорит, что в нем существует неотразимая потребность избежать привычек и обычая, что он более решителен в преодолении скуки, чем его близкие, а следовательно его задача — избегать скуки пресыщения в доверенных ему вещах.

Если мы все эти наблюдения перенесем с уровня литературы на уровень музыкального произведения, то мы поймем в каждом отдельной случае непосредственную благоразумную причину сочинении композитора, а именно: что ему нравится, а это совершенно ясно и недвусмысленно, такого рода композиция. Если он плохой музыкант, то она нравится только ему одному, если же он хороший музыкант, она нравится также и другим, либо сразу, либо с течением времени. Можно даже расценивать величину композитора по его способности быть недовольным обычным и традиционным. Композитор средних способностей довольствуется идеями из вторых рук, в то время, как другие композиторы удовлетворяются только идеями из первых рук и естественно их знаменитость частично основывается на их терпении трудиться над такими идеями. Утверждение, что гениальность есть неограниченная способность трудиться, является только второй половиной правды; первая же половина, это неограниченная способность быть неудовлетворенным. Я добавлю, что оба эти положения должны быть восприняты не буквально, принимая во внимание то, что гениальные люди, не говоря о их работоспособности, часто бывают чрезвычайно нетерпеливыми. И эта теневая сторона произнесенной правды, настолько же не верна; как и первая. Сравнением с плохими или неизвестными композиторами (причем, я совершенно не беру во внимание, из-за очевидности причин, сочинителей только ради денег), этот факт будет только подчеркнут, Молодая женщина, открывшая для себя, что она в какой-то мере может сочинять, часто считает сочиненную ею песню чем-то более серьезным и чудесным, чем гений свое последнее мастерски написанное произведение. Это впечатление важности и восхищения в определенной степени может относиться к слишком легко достигнутому чувству удовлетворения, если речь идет о музыкальных идеях; как уже было объяснено, это указывает на соответствующую неспособность скучать, однако это удовольствие было вызвано также определенным предпочтением к своеобразности, нашей предполагаемой молодой женщине иногда удается получить новое впечатление, сочиняя песню, и она в этом находит удовольствие: с художественной точки зрения ее успех, все же не имеет ценности, ибо ее привлек лишь аспект своеобразности, который для других, кроме нее, может оказаться скучным. А на деле, она воплощает различие между мастером-музыкантом и музыкантом мало значительным. Музыкант-мастер, сочиняя для собственной радости, доставляет радость и другим. Незначительный музыкант тоже сочиняет для собственной радости, но не в состоянии порадовать других, хотя бы даже тех, чье мнение для него ценно.

Некоторые из последних сочиняют не столько для того, чтобы принести радость, сколько в надежде понравиться и найти одобрение и поддержку. Эта мотивация возникает не непосредственно из тщеславия, но из страха: они нуждаются в одобрении так как опасаются что без него удовольствие сочинять музыку может, как цветок, завянуть и умереть.

Отсюда об общем процессе сочинения можно сказать, выражаясь языков рыбаков, что это похоже на рыбную ловлю, но за идеями, через которые лично можно передать радость и восторг другим. Предварительным условием для этого является разнообразие новых идей, ибо повторение одних, и тех же идей утомительно и для самого композитора, как утомительна ловля одной и той же рыбы, если уместно это сравнение.

Как же «ловит» композитор идеи? Он импровизирует мысленно или на клавире до тех пор, пока случайно не наткнется на что-либо, или что-либо, что он любит, не попадет на него. Когда это происходит, он записывает это и продолжает свою «ловлю». Очень хорошо это выражено в обороте речи: «Ему что-то пришло на ум». Само собой разумеется, что ему не могло бы ничего «прийти», держи он себя невосприимчивым для этого и не открой он свой дух для этого. Этот метод «ничто другое, как процесс духовного раскрытия. Иногда ему могут приходить «на ум» идеи, когда он и не очень активно восприимчив и открыт для этого, но такие мгновенья относительной редки. Когда композитор садиться за работу в хорошей форме и имеет ясный дух, то он будет «ловить» идеи или внезапные, но важные для него мысли. Если же у него нет настроения, то он получит только избитое и повседневное и, обладая чувством недовольства, отвергнет полученное.

Существуют различные виды идей, которые могут прийти композитору во время работы. Есть такие, которые сами по себе уже совершенны и никуда не приведут, но есть и такие, которые откроют ему множество дальнейших возможностей. Они могут быть связаны с определенной формой: с гаммами или тональностями, с искусными приемами, идеи связанные с новыми структурами, а не с формальной расстановкой, и идеи связанные с гармонией. Например, композитор может натолкнуться на аккорд, который по меньшей мере представляет для него новое гармоническое созвучие, и тогда, к своему удовольствию, он откроет, что этот аккорд может быть применен в непредвиденном до сих пор многообразии. Он может построить на одном аккорде все виды мелодических форм; он даже может использовать его для того, чтобы построить саму мелодию так, как это сделал Брамс в своем произведении «Октава и терция». Он может использовать этот аккорд в разных сочинениях до тех пор, пока его звучание не станет для него привычным и он потеряет к нему интерес. Короче говоря, ему надоест, и снова потребуется что-то новое. Тогда он снова использует метод «ловли», и если ему посчастливится, его усилия будут вознаграждены. А если нет, он оставляет свои попытки, принимая монотонную фазу и говоря себе, что он не расположен к сочинительству музыки, он «не в настроении».

Есть люди, которые сникают от любого сопротивления и готовы считать «настроение» причиной продуктивности или непродуктивности в творчестве. Они, возможно, скажут нам, что бесплодные настроения есть следствие вялости, расстройства желудка, духовного истощения или других — физических причин, а творчески — плодотворное настроение — это результат хорошего здоровья и хорошего настроения. Такая. гипотеза, уязвима, хотя бы по той простой причине, что многие великие произведения были сочинены в период болезни, сильной физической боли или духовного гнета. Бетховен с удивительной выдержкой сочинял в то время, когда всё оборачивалось против него. Но, с другой стороны, Мендельсон мог успешно сочинять лишь тогда, когда река жизни принимала спокойный и гладкий характер. Некоторые творческие натуры; художники, музыканты, литераторы получали свои лучшие вдохновения во время душевных страданий от несчастной любви, в то время, как другие при таких же обстоятельствах, только чахли и увядали. Но для последних счастливые любовные отношения становились., импульсом для творения великого искусства.

Некоторые люди, переплетая между собой причину и внешнее воздействие, настаивают на том, что за пессимистическую жизненную философию ответственно расстройство пищеварения; но фактически расстройство пищеварения может быть ответственно лишь за пессимизм, но не за мировоззрение. Такие философы как Carlyle, отмечены не только изнурением от неудобоваримой пищи, а поэт Dowson вышел достойно не только из бесспорной страсти к девушке за стойкой.

Романтическое страдание — это физически-ментальный феномен, и хотя он при соответствующих условиях может вызвать стихотворчество, но все же не дает повод для возникновения поэта, иначе бы их было куда больше. Напротив, поэт это тот, кто сам создает романтическую страсть и в своей собственной голове превращает девушку за стойкой в поэзию, а тогда только влюбляется. Все это показывает, что главная причина для творческих и непродуктивных настроений не может быть ни чисто физической, ни эмоциональной, что физические и эмоциональные влияния могут лишь вызывать вдохновенье. Физические и эмоциональные поводы имеют вторичную природу, действительная же причина более глубока и скрыта.

Со времени опубликования ранних издании этой книги стали общеизвестными факты, подтверждающие сказанное на страницах этой книги. Чтобы данный труд не стал слишком объёмистым, имеющиеся данные должны встать на место тех, о которых я писал раньше.

Например, за четыре месяца до своей смерти, Брамс сделал признание, что он при сочинении музыки чувствовал себя вдохновлённым. силой, которая находилась вне его. Веря в Высочайший дух, он утверждал, что бессмертные произведения творческий художник смог бы написать только будучи открытым и восприимчивым к этому Духу. Это созвучно высказыванию, что великие художники в каких-либо областях являются проводниками этих сил, независимо от того, осознают они это или нет. Я хотел бы упомянуть, что Брамс, делая это признание, дал слово, что общеизвестным это может стать лишь по прошествии 50 лет после его смерти, потому ни в одной его биографии об этом не упоминалось до сих пор.

С запозданием, но все же признание Брамса о том, что он был одни из тех композиторов, который имел необычный способ инспирации, стало известно, но что этот факт для скептиков, которые верят только в то, что они могут увидеть, попробовать на вкус, почувствовать или понюхать. Такими людьми, а также некоторыми другими, был выдвинут аргумент, что композитор должен выходить из эпохи, в которой он живет и до какой то степени быть ее выражением и отражением. И все же, следуя эзотерическим фактам, это лишь полуправда, так как. общеизвестно, что есть два вида композиторов: те, которых мы можем обозначить как инспирированные Высшими Силами и в противоположности — неинспирированные, у которых отсутствуют такие качества и которые, следовательно не могут быть проводниками Высших Сил. В нескольких, словах, инспирированный композитор, посредством музыкальной вибрации и формы выражения, способствует формированию основных признаков будущего, в то время как неинспирированный композитор передает большей частью только характеристики собственного времени.

Отсюда объясняется, почему большую часть музыки прошлых лет и современности /я пишу в 1958 году/ можно причислить к ультра-диссонантному (крайне неблагозвучное) направлению. Разве мы не жили и не живем сейчас в чрезвычайно диссонантное и противоречивое время? Так же нужно отметить, что у неинспирированного композитора в противовес инспирированному, как правило, преобладают модные музыкальные направления. Вместо того, чтобы развивать свой собственный личный стиль, он склонен подчинить себя той или иной «школе», будь это, например, неоклассицизм, додекакофоническая музыка, или что-либо еще. Отсюда и высказывания, что композитор должен выходить из своего времени и быть его результатом. Эта мысль не совсем верна, если подразумевается большинство композиторов, не зависимо от того будут они рассматриваться «эстетическими» или нет. И совершенно не верна, если имеется в виду все композиторы, так как исключением из этого явления являются те относительно немногие, которые наделены больше чем простой сноровкой и чья музыка представляет не только отражение земных явлений, но и интересы духа. Когда я говорю об определенных креативных /творческих/ музыкантах «инспирирован», то я осознаю, что это понятие имеет смутное значение для религиозно-настроенных людей. Материалисту же оно не скажет ничего. Материализм не имеет убедительного объяснения для такого сокровенного, неопределенного НЕЧТО, которое позволяет ряду художественных произведений быть бессмертными, так же материализм и сама ортодоксальная церковь мало найдут объяснении гениальности. Одно только эзотерическое Учение, делает возможным удовлетворительное объяснение.

Когда несколько лет назад, с эзотерической точки зрения, я писал книгу «Воздействие музыки на историю и мораль», мне пришлось столкнуться с большими трудностями. По прошествии времени, в связи с общим духовным развитием, эти трудности значительно уменьшились, Широко распространившиеся, в той или иной мере, в течение прошлых лет оккультные идеи сделали скептицизм по отношению к непосредственно неощутимому и не объяснимому более не в моде.

Некоторые теософские идеи были подхвачены и не теософами. В дневных газетах нашла свое место астрология, стали признаваться логичными реинкарнация и карма, да и высшие формы ясновидения, яснослышания и подобных возможностей уже не были предметом насмешки и псевдонаучных отрицаний. Христианство также претерпевает изменения по отношению ко многим его официальным положениям, а именно: возрастает признание эзотерической, или скрытой от поверх постного взгляда, стороны учения. Сама наука становится более «оккультной», несмотря на то, что ученые могут и отвергать само это понятие, но в современных научных выводах теперь играет важную роль признание скрытых от поверхностного взгляда сил.

При публикации нового издания, в котором я, однако, использовал основополагающие части старого, я опускаю многие разъяснения идей тайноведения, которые должны были послужить важную роль признание скрытых от поверхностного взгляда сил.

При публикации нового издания, в котором я, однако, использовал основополагающие части старого, я опускаю многие разъяснения идей тайноведения, которые должны были послужить просвещению общественности, но оккультистов разных направлений только бы утомили, ибо им они уже хорошо известны. Например, я вынужден был доказывать действительное существование Иерархии Великих Мудрецов, Посвященных, Адептов, которая известна как Белая Ложа или Братство[1], и которая оказывает огромное влияние на эволюцию человечества. За это время вышли книги: «Письма Махатм к Л.П. Синнетту»[2] и «Глазами Мастера» Давида Анриаса[3]. Обе публикации удостоверяют тот факт, что эти таинственные мудрецы не есть изображение много раз оклеветанной мадам Блаватской, и что сознание всех тех, кто достиг связи с этими Великими мудрецами намного выше нашего, и они готовы передать знания, необходимые для. развития отнюдь не легкодостижимых способностей, нужных для установления и поддержания контакта с этими Великими Мудрецами.

Эти и другие книги подобного рода[4], как прямо, так и опосредованно, помогли рассеять чувство противоречия, которое так часто возникало в головах скептически настроенных людей, когда они конфронтировали с идеями или фактами, о которых совершенно не осведомлены. Частично это можно объяснить тем, что идеи, которые так сказать, скользят через ментальную сферу, сначала проникают в подсознание, прежде чем быть схваченными объективным сознанием. Несознательный разум есть то, как и предполагают психоаналитики, что сопротивляется любому новому представлению, но подсознание-обстоятельство, которое может изменяться тогда, когда повторная сила мысли, воздействуя на него, изнашивает его сопротивление, как водоворот камень. Короче говоря, тот неразумный и самодовольный антагонизм к новым идеям и открытиям, а также подчеркивание лишь голой веры в контраст к действительному знанию заметно ослабли. Следовательно, я получил уже подготовленную почву для восприятия нового издания книги. Ведь несмотря на то, что я недвусмысленно объяснил, что информацией относительно скрытого воздействия музыки на историю и мораль, я обязан Высокому Посвященному тайнознания, все же мне не было позволено /так как не пришло еще время/ раскрыть ни его имени, ни имени его необыкновенной посредницы, которая путем. яснослышания получала ту информацию и передавала ее мне для объяснения и разработки. Я счастлив, что эти ограничения сняты, и я могу выразить мою признательность Мастеру КУТ ХУМИ, который стал моим духовным авторитетом, как для ранее опубликованного, так и для последующих информации. Я хотел бы упомянуть, что этот Высокий Посвященный пребывает в Шигадзе и особенно интересуется развитием западноевропейской музыки и который был одним из двух покровителей теософского общества при его основании, в конце 19 столетия[5]. Он считает целесообразным ученикам эзотерических школ выше оценивать огромное значение музыки, как силы в духовной эволюции. Для этой цели он открыл многие до сих пор неизвестные факты, которые окажутся в высшей степени интересными и всем любителям музыки.

Написать первую книгу на эту тему для меня было бы невозможным без посредничества его ученицы Нельзы Чаплин[6], исключительно одаренной ясновидящей необыкновенной чувствительности, которая с ранней юности состояла с Мастером Кут Хуми в тесном телепатическом контакте. Эта необычайная ясновидящая достойна внимания, даже если ее имя и мало известно. Как покажет наш краткий очерк, она щедро раздавала свои духовные дары, никогда не извлекая из этого каких-либо преимуществ.

Будучи ребенком уже не молодых родителей, она с ранней юности проявляла способности выше (средних) обычных. Среди прочих — это способность покидать свое физическое тело и бывать как на более высоких планах, так и на физическом плане в местах, удаленных на тысячи километров. Например, вспоминаем о том, что будучи ребенком, она проводилась к дому Мастера Кут Хуми в Шигадзе, где при всех удобных случаях слушала импровизации на органе, которые составляли часть многочисленных и многосторонних занятий Мастера, помимо этих так называемых «астральных путешествий», она обладала способностью настраиваться на мысли Мастера — способность, которая может показаться непостижимой для сознания дилетантов, если бы не беспроволочный телеграф или радио, которые указывают на большое сходство с этим. Разве факт, что невидимые мыслепотоки, вибрируя, через эфир, «принимаются достаточно восприимчивым для этого мозгом более таинственен и удивителен, чем факт передачи вибраций, хоть и на другом уровне, симфонии Бетховена из Праги или Рима, который могут быть услышаны слушателями отдаленных деревень Англии. Все есть вибрация различной высоты. Посвященные, которые живут в полной уединенности, на ментальном уровне могут вступать в связь с единомышленниками, последователями и учениками через тысячи километров при условии правильной настроенности «приемников». Нельза Чаплин стала одной из тех, чьи тонкоматериальные тела были уравновешены и настроены так, как я уже сказал. В раннем детства она обнаруживала удивительную зрелость не только при чтении и. оценке произведений Диккенса, но и в совершенно исключительной игре и импровизации на пианино. Феноменальными в своей точности и духовном горизонте были также ее способности ясновидения и яснослышания, которые позволяли это редкое маленькое существо принимать многими из ее окружения как загадку. Ее сродство птицами и цветами, легкость, с которой она сама проявляла связь с внутренней сутью музыки, характеризуют ее больше как эльфа, чем как нормального ребенка. Она вела себя очень непринужденно, не зная, что другие не могут видеть и слышать того, что возможно ей. Обладание сверхъестественными способностями часто оборачивалось для нее непониманием и ревностью.

Несмотря на то, что ее чувствительная натура очень страдала от этого, руководящее воздействие Мастера охранило ее от духовной и психической слепоты, которая стала судьбой многих других детей с особой способностью восприятия, не понятых старшими окружающими их людьми.

Когда она выросла, возросли и стали полнее ее способности. Через свои импровизации она опосредовала в форме музыки состояния души и гармонию, которую она слышала, глядя на закат солнца; ведь для такого необычно одаренного человека закат солнца может быть не только видимым, но и слышимым. Иногда Мастер Кут Хуми, когда нужно было достигнуть какое-то особое лечебное воздействие на людей, находящихся под ее попечением, имел обыкновение фактически играть через нее. Нужно упомянуть, что она в течение ряда лет, вместе со своим супругом и одним врачом, занималась лечением необычных и упорных болезней, от которых многие традиционно работающие врачи приходили в затруднение. Под руководством Мастера была развита система лечения цветом и достигнуты значительные результаты; обычно устанавливалось, что причина этих страданий лежит в психике, и что при этом поражены бывают тонкие тела. В этих случаях ясновидческие способности Нельзы Чаплин оказывались неоценимыми. Кроме того, она излучала такое сострадание и понимание на всех больных душевно и физически, что это уже само по себе воздействовало как лечебный бальзам. Утешение и духовная помощь, которую она оказывала измученным страхом, сомнениями и различными комплексами, были действительно огромны. Когда же она была в нерешительности, каким же методом действовать с определенными пациентами, тогда она получала помощь Мастера, чьему руководству и наставлениям она следовала. Многие из пациентов никогда не слышали о Мастерах, разве что, может быть, в очень неясной форме, и были довольны тем, что считали Нельзу Чаплин с ее чудесной способностью к интуиции достойной любви. В то же время некоторые теософы придерживались представления, что всякая тесная связь с Мастерами должна быть оставлена исключительно за руководителями теософских обществ, и никогда бы не предположили, как тесен был ее контакт с Мастерами в действительности.

Здесь может быть уместен вопрос, почему же такой единственный в своем роде одаренный человек, вопреки своей естественной скрытности, не должен быть известен и принят к сведению, по меньшей мере своими сопосвященными[7]. Ответ выглядит так, что в этой особой: инкарнации не было предназначения судьбы, таким образом получить признание и общественное одобрение. Как бывает в случае с далеко продвинутыми посвященными, если они не должны выполнять особую миссию во внешнем мире, было предназначено, что ее жизнь самопожертвования должна проходить в относительной скрытости. Всем тем, кто знал ее ближе, было ясно, что почти непрекращающиеся страдания были предназначены ей как часть судьбы. Все ее существо было настолько восприимчиво как для гармонии высших сфер, так и для земной области, что ее огромным желанием стало бы несомненно полностью посвятить себя музыке: передать в земных звуках определенное эхо тех небесных звуков, на которые она была так тонко настроена. Но была другая, менее соответствующая ей работа, из-за чего это ее желание должно было отступить и получать выражение только в тех редких удобных случаях о которых я упоминал. Кроме того, она должна была постоянно бороться с болезненным телом, бедностью, заботами и мучительными проблемами многочисленного свойства: с завистью и ревностью, которые она, в своей скромности и простоте, — никак не могла объяснить. Несмотря на это, она жила и страдала героически, не жалуясь, но радостно до самого конца, радостно потому, что ее сознание во время борьбы с земными трудностями было почти постоянно в созвучии с радостью высших существ.

Мой тесный контакт с Нельзой Чаплин продолжался в течение 7-и лет. На протяжении этих лет Мастер Кут Хуми, при многих удобных случаях, передавал мне через нее свои жемчужины мудрости и наставлял меня, каким образом я мог бы лучше служить Белому Братству не только моей музыкой, но и моим писательством. При одном из таких удобных случаев он сказал, что придет время, когда будет нужно рассказать человечеству об эзотерических воздействиях музыки и ее влиянии почти на каждую ступень развития эволюции. Тогда он попросил меня о том, чтобы с помощью его ученицы написать книгу по этой теме.

После этого было установлено время, в которое Нельза Чаплин вступала в контакт с Мастером, и в то время, как она яснослышанием вслушивалась в те указания, которые он давал, я делал записи, которые позже должны были быть разработаны отдельно. Иногда она прибегала к тому, чтобы заглянуть в Акаша-Хронику[8], чтобы иметь материалы для описания доисторических эпох. Она. отвечала и на мои — вопросы, которые я вынужден был задавать по тому или иному пункту: при описании других времен. После того, как я заканчивал некоторые главы, я читал их вслух, а она в это время прислушивалась к комментариям или Поправкам, которые пожелал произвести Мастер. Таким образом была написана ЭТА книга, «инспирирована» и продвинута тем, кто в более ранней жизни был великим философом и музыкантом Пифагором.

Мой контакт с Мастером К.Х., несмотря на то, что на время был прерван, не закончился со смертью Нельзы Чаплин. Мастера Мудрости обладают силой материализоваться в любой части света, чтобы дать этим своим ученикам указания или передать послание. Таким образом мой контакт с Мастером был, наконец, восстановлен, после того, как в промежутке до этого были использованы для контакта некоторые другие ученики. Я хочу еще здесь упомянуть, что Мастера Мудрости, давая инспирацию для написания определенной книги, следят своим далековидящим духовным зрением за тем, какой отзыв она имеет в мире, чтобы они могли оценить воздействие, которое она вызвала, как индивидуально, так и коллективно. Они делают наблюдения, какие из ее частей принимаются, а какие отвергаются, либо из-за того, что им не удалось разбудить интерес, либо из-за того, что большинство читателей еще не в состоянии их постигнуть.

Кроме того, должны быть учтены как душевный склад, так и характерные черты времени. Сегодняшним людям, которые очень отличаются от своих предшественников нужно давать все в самой что ни есть сжатой форме. Тот, «процесс ускорения», который ощутим во всех областях жизни, сказывается и в определенных ветвях литературы. Отсюда в некоторых частях оригинала проведены сокращения и улучшения, в соответствии с желанием Мастера, добавлено много нового материала.

«Влияние музыки на развитие религии — это тема, которой стоило бы посвятить проникновенный трактат».

(Францер "3олотая ветвь».)

Во все эпохи философы, религиозные люди и ученые признавали выдающееся значение звука. В Ведах, самых древних письменах мира, утверждается, что весь Космос проявляется воздействием звука. Позднее, составитель Евангелия от Иоанна выразил эту же истину, написав: «В начале было Слово, Слово было у Бога, и Слово было Бог». Составитель книги «Иисуса Навина» тоже должен был обладать определенными знаниями о силе звука, иначе он не смог бы написать истории взятия Иерихона, стены которого пали от звука труб.

Доказан факт, что звуки могут быть как созидательными, так и разрушительными, они могут как создавать формы, так и разрушать их. Из беспорядочно рассыпанного по стеклянной пластинке песка при помощи смычка, которым проводят по краю пластинки, образуются геометрические формы — факт, который, служит доказательством конструктивного воздействия звуковых вибраций. Другой пример, звук, человеческого голоса может привести к тому, что может лопнуть стакан и рассыпаться на тысячи частичек.

Тому, кто долго занимался темой звука, будет очевидно, что изначальная возможность объединения людей друг с другом появилась благодаря звуку. В начальной форме эта возможность возникает у животных и достигает своей высшей точки у людей. От речи к простейшей форме песни был сделан еще один шаг и этот шаг привел к возникновению музыки.

Если звук имеет такое значение, то что можно сказать о том, когда звуки гармонично соединяясь друг с другом, производя нежное звучание, становятся искусством музыки. За ответом на этот вопрос обратимся к одному из величайших мыслителей всех времен.

«Музыкальное образование, — пишет Платон — как и всё другое, есть инструмент воздействия, потому что ритм и гармония находят свой путь в потаенные уголки души, мощно ими овладевают, придают им привлекательность, и душа того, кто действительно образован становится красивой». На деле Платон имел настолько чёткое мнение о воздействии музыки, что в другой части своего произведения о государстве пишет: «Введение нового вида музыки, /а сюда относились также стихотворчество и танец/ должно быть ограничено, ибо оно подвергает опасности общее существование государства, так как музыкальным стилям невозможно противостоять, чтобы не причинить вреда важнейшим политическим институтам». Платон не был одинок в своем мнении, его, без сомнения, разделял Аристотель, когда писал: «Эмоции всех видов вызываются мелодией и ритмом. Отсюда человек через музыку привыкает воспринимать настоящие эмоции. Следовательно, музыка имеет силу для образования характера. Различные формы музыки, которые основываются на различном строе звуков, могут быть разными по своему воздействию на характер. Одна, например, действенна в направлении меланхолии, другая служит смягчению, одна способствует растерянности, другая — овладению собой, третья — восхищению, и так идет далее по всему роду звуков».

Это был взгляд старых философов, чьи письмена стали пылью времен. Несмотря на то, что они так настойчиво выражали свое мнение относительно простой музыки их дней, до сих пор только немногие композиторы, не говоря уже о дилетантах сегодняшнего поколения, понимают, что различные формы многоуровневой музыки, более сильной по выражению чем ранее, обладают особыми качествами, чем просто быть — художественной формой доставлять удовольствие и мимоходом воздействовать захватывающе или смягчающе на душу. Долгие годы любители музыки слушали и узнавали оратории Генделя, симфонии Бетховена, этюды Шопена и оперы Вагнера; каждый из этих музыкантов создавал свой особый индивидуальный стиль, к примеру, симфония Бетховена это совершенно иное художественное произведение, чем оратория Генделя. Но несмотря на это, никто из слушателей не считал способным II музыку Генделя или Бетховена воздействовать столь широко и решительно на характеры этики. Когда же они ознакомятся со взглядами Платона на музыку и ее воздействие, то конечно, будут рассматривать его воззрения только как жертву раннего суеверия. Мы надеемся показать ошибочность такого утверждения следующим:

Мы намерены на деле доказать, что каждый специфический вид музыки производил четкое влияние на историю, этику и культуру и что музыка, как бы ужасающе это не звучало для строговерующих, есть особо действенная сила воспитания характера как и вероисповедания, как образец или учение нравам. И когда последние показывают, что какие-то качества желаемы, их легче можно достичь обращаясь к музыке. Музыка имеет внушающее воздействие на мысли и эмоции человека. В свободном толковании это означает высказывание Аристотеля: «Когда мы продолжительно слушаем меланхолическую музыку, то настраиваемся на меланхолический лад, если же слушаем жизнерадостную музыку, то склоняемся к веселому настроению» и т. д. Следовательно, по закону соответствий, определенный характер музыки вызывает в нас и соответствующее настроение. Кроме того, наши исследования подтвердили, что не только эмоциональное содержание, но музыкальные средства и форма произведений ведут к подражанию в жизни, отсюда мы с полным основанием можем установить положение: как в музыке, так и в жизни. Для дальнейшего изучения это положение имеет очень большое значение и читателю следует иметь его в виду постоянно.

Психологические исследования показали, что телесные и моральные качества действительно могут быть приобретены повторением формулы внушения. В качестве примера обратимся к Emile Coues Formel: «C каждым днем всё у меня получается всё лучше и лучше». Следует заметить, что внушение тем действеннее, чем спокойнее пациент, т. к. в уравновешенном состоянии нет возможности проникнуть духу противоречия. Музыка представляет собой формулу такого вида, но имеет значительное преимущество, потому что выражена не словами, через которые бы мог быть призван дух противоречия.[9] /Мы не имеем здесь в виду песни/. Музыка воздействует скрыто и суггестивно, когда слушатель и не имеет понятия об этом. Ему достаточно знаний, что музыка пробуждает определенные эмоции, и что некоторые из них, в зависимости от интенсивности, вызываются похожими или родственными музыкальными произведениями. Музыкой человеку внушаются устойчивые эмоциональные состояния, которые при повторении легко возникают вновь, что вырабатывает эмоциональные привычки. А привычки, в конце — концов, становятся частью характера. Аристотель явно об это знал, когда писал, что «человек посредством музыки привыкает к тому, чтобы чувствовать настоящие эмоции».

Но мы не утверждаем, что музыка воздействует только на эмоции, есть многие направления музыки, которые имеют воздействие на. мышление и на дух. В подтверждение этого мы увидим в свое время, что музыка Баха однозначно имеет воздействие на образ мышления, потому что она, в соответствии с нашими утверждениями интеллектуального плана и воздействие ее — интеллектуально-рассудочное.

И все же возникает вопрос, могла музыка, хотя бы в прошлом, будучи достаточно распространенной, вызвать значительные воздействия на человечество в общем, как утверждается в этой книге? Как может музыка воздействовать на коллективное мышление? Ведь если это было бы так, она имела бы более широкое распространение, чтобы повлиять» на большую часть человечества? Разве не было большого количества, людей, которые редко, либо вообще не слушали серьезную музыку? На поставленные вопросы легко дать ответ. История показывает, что властители и выдающиеся умы, а об этих идет главным образом речь, почти всегда состояли в связи с какой-либо формой музыки. Короли, герцоги, папы, князья имели своих «дворовых музыкантов», феодалы и бароны своих бардов, в то время, как основная масса народа, по меньшей мере, народную музыку. С ранних времен, когда где-либо преодолевалась какая-либо ступень цивилизации или культуры, музыка в этом играла тоже более или менее важную роль. При этом следует отметить, что там, где царило великое многообразие музыкальных стилей, поддержка традиций и устойчивых обычаев проявлялась относительно редко, в то время, как там, где число музыкальных стилей было невелико, например, в Китае, поддержка традиций обычаев и даже почитание традиций, достигает значительной меры. Люди придают особый акцент такому распространенному взгляду, следуя которому музыкальный стиль есть результат и выражение культурных форм и, национальных чувств, а это значит, что сначала идет культура, а позже типичные для нее музыкальные формы. Но исследования истории доказывают, что истина как раз в обратном: за обновлением в музыкальном стиле постоянно следует обновление в политике и этике и, что еще важнее, как покажут наши главы о Египте, и Греции, за упадком музыки следует в обоих случаях полный спад египетской и греческой культур

В этой вступительной главе следует упомянуть следующий пункт. В широкой массе людей мы должны учитывать каждый фактор, который побуждает к отражению мнения других или к восприятию, когда эти другие являются ведущими духами или более сильными личностями, чем она. Следовательно, во времена, когда музыка каждого вида была распространена не так широко как сегодня при условии, что многие люди вообще ни разу не слышали ни одной ноты /что невероятно/, они все равно подвергались воздействию музыки, хотя и не прямому. То же происходит и с так называемыми немузыкальными людьми. Следовательно, мы занимаемся как с прямыми, так и с косвенными воздействиями музыки, например, прямое воздействие музыки Генделя, помимо всего другого служило вдохновению благоговения и уважения. Не прямые же воздействия произвели, как мы увидим, не совсем приятные приметы. Викторианской эпохи.

Наша задача состоит в том, чтобы показать различные ответвления, формирования, побочные продукты и перемешанные воздействия музыки в общем, с ранних времен до настоящего времени. По причинам, которые служат этой цели, мы намерены отклониться от обычного ведения курса «Начала в начале» и вместо этого начать с материалов более позднего времени, начать с Генделя. Мы предлагаем такой путь потому, что читателю будет легче следить за аргументацией, ибо он знает и доверяет относительно новой музыке, тогда как к очень старой музыке будет ограничена вероятность доверия. Когда же он однажды примет предположения, то ему не составит трудности извлечь причины и воздействия при взгляде и на более раннюю музыку, которой он не знает. Итак, как обобщение:.музыка воздействует на мышление и чувства человечества. Она подвергает их воздействию осознанно или неосознанно, или же то и другое вместе. Воздействие музыки идет путем внушения и повторения. Она воздействует прямо, либо косвенно, или же то и другое.

Следует заметить, что при описании различных воздействий, которые оказывает музыка мастеров на человечество, нужно учитывать, что не каждое созданное ими произведение вызывает это воздействие, а что воздействия больше достигались через произведения, проникнутые вдохновением и индивидуально отчеканенные.

Примечания:

1

Сравнить с главой 16

2

Немецкое издание вышло в Adyar — Verlag, Groz

3

Английское издание вышло в издательстве Verlag Routledge,London

4

Сравните также The Initiate /Посвященный/, появившаяся в издательстве Routledge, Лондон

5

Читатели вспомнят, что в теософии не говорится ни о какой секте или новомодной религии, но о синтезе науки, философии и религии в широком смысле

6

Ее рисунок пером появился под именем Christabil Portman /Кристабел Портман/ в книге «Посвященный в темном цикле издательство Routledge

7

Говоря в общем, через посвящение человек становится более восприимчивым для более высоких вибраций и состояний сознания.

8

Хроника прошедших событий, которая обозначена в эфире и может быть расшифрована только высокоодаренными ясновидящими

9

Почему результаты «музыкального внушения» не так специфичны и концентрированы, как результаты обычного внушения? Очевидно, человек при обычном внушении месяцами ограничивает себя повторением одной Формулы, а при «музыкальном внушении» будет слушать в тот же самый период сотни различных типов музыки.