22. СВИДЕТЕЛЬСТВОВАНИЕ

Возлюбленный Мастер,

Различающее сознание и мудрость

Постоянно вычислять и строить планы, течь вместе с рождением и смертью, пугаться и волноваться — все это настроения различающего сознания. Все же люди, изучающие путь в наши дни, не узнают этой болезни и просто появляются и исчезают среди нее. В поучениях это называется — действовать согласно различающему сознанию, а не согласно мудрости. Таким образом, они затемняют вид основного фундамента, свое изначальное лицо.

Но если вы можете отбросить все это разом — то есть не рассуждать и не вычислять, — тогда вот эти самые настроения различающего сознания есть утонченная мудрость истинной опустошенности; и невозможно достичь иной мудрости. Если бы было нечто достигнуто и нечто постигнуто помимо этого, то оно не было бы правильным. Это подобно тому, как заблуждающийся человек называет Восток Западом, а когда он достигает просветления, то Запад становится Востоком — и не существует иного Востока.

Эта утонченная мудрость истинной опустошенности подобна великой пустоте: пустота не подвержена загромождению вещами, не мешает она также появлению и исчезновению всех вещей внутри нее.

***

В сутрах этого вечера Да Хуэй поднимает самые фундаментальные вопросы, касающиеся медитации. Прежде чем мы сможем обсуждать сутры, необходимо понять некоторые вещи. Первое понятие — о вашем мыслительном процессе, который Да Хуэй называет различающим сознанием; другими словами — это ваш ум.

Ум постоянно вовлечен в мышление, в суждение, в оценку. Вся его функция, похоже, состоит в том, чтобы удерживать вас вовлеченными в мысли, которые есть не что иное, как мыльные пузыри, — возможно, даже в мыльных пузырях больше субстанции, чем в ваших мыслях.

Ваши мысли почти как письмо на воде... мысль не оставляет никакого следа на вашем уме. Ваш ум почти как небо: летят птицы, но они не оставляют никаких отпечатков в небе. Небо остается неизменным — до прилета птиц и после того, как птицы улетели.

Осознать это, значит, выйти в другое измерение своего сознания, за пределы различающего сознания. Различающее сознание состоит лишь из мыслей. За его пределами — сознание, которое состоит лишь из наблюдения, — не мышление, но просто свидетельствование, просто смотрение... ни за, ни против, ни одобрение, ни осуждение — просто смотрение, точно как смотрит новорожденное дитя.

Понаблюдайте за новорожденным: у него есть глаза, у него есть сознание. Он осматривает все вокруг, он видит все краски, цветы, свет, людей, их лица, — но узнает ли ребенок зеленый цвет как зеленый? Отличает ли он женщину от мужчины? Понимает ли, что это — прекрасно, а то — уродливо?

Он обладает неразличающим осознанием. Он просто видит все, что есть, но не имеет суждения по этому поводу. Не может иметь — его еще не ознакомили с цветом под названием зеленый, под названием красный. Для того чтобы он научился различению, потребуется некоторое время.

Фактически все наше образование есть не что иное, как создание различающего сознания в каждом человеке. Каждый человек рожден с неразличающим сознанием — его можно назвать свидетельствующим сознанием. Он рождается с тем, чего мудрец достигает в конце жизни. Это очень таинственное явление: то, что мудрец обретает в конечном итоге, у ребенка есть с самого начала.

Не случайно различные мудрецы, различные мистики всех времен осознавали тот факт, что финальное озарение, просветление — не что иное, как возвращение собственного детства. То же самое сознание, которое было у вас в первый момент после рождения, должно быть обретено снова. Это не что-то новое, чего вы достигаете; это нечто древнее, вечное, что вы переоткрываете заново.

Вы потерялись в мире... у вас есть все возможности заблудиться, потому что миру необходимы все виды различений, суждений, оценок, идея добра и зла, правильного и неправильного — все виды «должно» и «не должно». Мир по необходимости нуждается в них и обучает им каждого ребенка. Ребенок все больше и больше теряется в языке, в словах, в мыслях — и, в конце концов, приходит к той точке, откуда он уже не может найти дорогу назад домой.

Иисус говорит: «Пока не родитесь снова, не постигнете царства Божьего». Что он имеет в виду, когда говорит: «Пока не родитесь снова...»? Это очевидно, и смысл ясен: пока вы не посмотрите на мир и сущее снова как ребенок...

В этом основной смысл медитации: помочь вам выбраться из ума, помочь вам выбраться из различающего сознания и проложить дорогу, по которой вы могли бы войти в свидетельствующее сознание.


Существует только две возможности для вашего сознания: либо оно будет чистым небом, либо оно будет облачным небом; либо вы будете сознанием без всякой мысли, либо вы будете сознанием, наполненным снующими мыслями, чувствами, настроениями, эмоциями.

Когда вас наполняет умственное движение, вы не можете знать, кто вы есть; вы слишком связаны, вы слишком заняты. Когда движения нет, вы настолько раскованны, настолько расслабленны, что невозможно избежать познания себя. Ничего не осталось узнавать — поэтому познание разворачивается на себя. Познающий и познаваемое больше не разделены.

Это состояние — где познающий и познаваемое становятся единым, а сознание есть просто чистый свидетель — Да Хуэй называет мудростью. Чтобы понимать его, помните, что он не пользуется словом «мудрость» в обычном смысле.

Есть два смысла, в которых это слово используется в просторечии: вот человек, который испытал все виды неудач и успеха, бедность, богатство, мирские переживания; это богатство мирскими переживаниями считается мудростью — и такого человека зовут мудрым. Естественно, это должен быть человек старый.

Переживания требуют времени. Потому-то во всех культурах и обществах старых людей уважали и чтили за их мудрость. Это одно значение мудрости, которое совершенно выходит из употребления и устарело.

В прошлом это было естественно: человек старший знал больше молодого, поскольку был только один путь познания — реальный опыт. Если ваш отец был плотником, он безусловно знал больше, чем вы. Вы должны были учиться у своих старших. Знания передавались из поколения в поколение. Человек старший был всегда более знающим, чем младший; вот почему в прошлом не было разрыва между поколениями.

Но сегодня ситуация становится иной. Когда образование становится все более и более универсальным, можно знать больше, чем ваши старшие. Фактически же не только можно — дело всегда обстоит так. Отец, доктор наук, посылает своего сына в университет, чтобы сын стал доктором. Когда сын возвращается... отец опытен в своей профессии, но сын знает больше, чем отец, ему известны самые последние исследования, новейшие разработки, абсолютно неведомые отцу. Отец окончил университет по медицине, возможно, лет тридцать назад. За тридцать лет почти все переменилось. То, что годилось тридцать лет тому назад, больше не годится; то, что считалось научным, становится абсурдным и ненаучным.


Такова новая ситуация, которой человечество смотрит в лицо: молодой человек знает больше, чем более старый. Не случайно почтение к старшим людям исчезает. Старшие невероятно озабочены, почему так происходит; они не видят, что ситуация изменилась.

Когда-то было невозможно молодому знать больше, чем знают старшие; теперь же старому невозможно идти наравне с молодым. Молодой будет знать самые последние достижения, и разрыв между ними будет, по крайней мере, двадцать или тридцать лет. Научный прогресс движется с такой скоростью, что, как говорят ученые, они не могут писать большие книги ни по какой теме, потому что ко времени готовности книги к публикации она устаревает — ее вообще уже нет смысла публиковать.

Поэтому сейчас в науке вместо больших томов ученые пишут доклады. Они сразу же или зачитывают те доклады на конференциях, или публикуют их в периодике. Они не могут ждать долго, потому что если они промедлят, то кто-то другой где-то еще обязательно откроет что-нибудь еще лучшее.

Когда-то Альберта Эйнштейна спросили: «Если бы вы не открыли теорию относительности (а от нее зависит вся атомная энергетика и все развитие ядерных вооружений), — как вы полагаете, мог ли бы кто-то другой открыть ее? И если бы кто-то другой мог открыть ее, сколько времени потребовалось бы на это?»

Альберт Эйнштейн рассмеялся и сказал: «Не больше трех недель. Если бы я был нерасторопен, то какой-нибудь другой парень опубликовал бы свое исследование». И оказалось, что немецкий ученый уже открыл теорию относительности, — но он просто был лентяй. Он открыл ее прежде Альберта Эйнштейна, но не опубликовал. В мире было, по крайней мере, двенадцать человек, работавших в том же направлении, и все они достигли бы месяца через два-три той же точки, до которой первым добрался Альберт Эйнштейн.

В научной среде, которая теперь является единственной действительной средой знаний, все движется так невероятно быстро, что разрыв между новым поколением и старым поколением становится все больше и больше. Скоро они будут не в состоянии понимать язык друг друга. Это уже происходит: отцы и сыновья сидят рядом и больше не спорят, потому что отцы считают, что у их детей странные идеи, а дети думают: «Бедный старик! Он до сих пор повторяет давным-давно устаревшие истины».

А если они так думают, то какой же возможен диалог? Они уже теперь думают плохо друг о друге, они пришли к своим выводам без всяких дискуссий, без всякого разговора, без всякого диалога. И разрыв становится все больше и больше.

Из-за этого разрыва исчезает тысячелетняя традиция уважения к старшим, потому что ее фундаментальное, основное положение больше не действительно. Та же самая ситуация складывается между студентами и профессорами: профессор знает меньше, чем студент. Если студенты достаточно разумны, то они всегда могут узнать больше, чем профессора. Только глупые и посредственные студенты все еще знают меньше, чем их профессор. Если студенты отправятся в библиотеку и как следует, ознакомятся с последними разработками в любой сфере знания, они опередят своих профессоров лет на двадцать или тридцать.

Та же самая проблема ощущается в каждом учебном заведении, в каждом университете. У студентов нет того уважения, которое у них всегда было в прошлом, — у них и не может быть его. В прошлом это было естественно: учитель всегда знал больше. Сегодня лишь посредственный студент знает меньше учителя. Разумный студент, безусловно, знает больше, чем может себе позволить учитель... Учитель слишком сильно привык к старым идеям, ходившим еще тогда, когда он был студентом, — им, может быть, уже за полвека.

Я вспоминаю свою учебу в университете. Профессор психологии обычно ссылался на имена, которые были значительными пятьдесят лет назад. Теперь вы найдете те имена лишь в Британской Энциклопедии, как историю; они стали абсолютно неуместными — столько воды утекло по Гангу, столько свежих взглядов родилось... Я был просто в смятении. Похоже, к тому времени, когда человек выходит из университета, он перестает читать: ведь все читают только ради экзамена, — а теперь не предвидится больше никаких экзаменов. Они и так постарались, как следует. И если они стали золотыми медалистами, если они достигли высшего класса, они скоро будут профессорами в том же колледже, в том же университете; теперь для них нет необходимости читать.

Мое предложение индийской комиссии по образованию: каждого профессора нужно ежегодно посылать, по крайней мере, на двухмесячные курсы переподготовки — в противном случае он не сможет удержаться на уровне растущих знаний. Это еще одно значение мудрости: знание и его количество; как много вы знаете; насколько хорошо вы информированы.


Но то, как Да Хуэй и мистики понимают мудрость, вещь совершенно иная. Она не является ни прошлым знанием старого типа, которое приходит от опыта, ни новым знанием, которое приходит от образования. Это знание, которое приходит из трансформации, совершившейся внутри вас, результат перехода от различающего сознания к свидетельствующему сознанию. Свидетельствующее сознание есть мудрость, и вы не должны путать смысл этих слов.

Да Хуэй говорит: Постоянно вычислять и строить планы, течь вместе с рождением и смертью, пугаться и волноваться — все это настроения различающего сознания. Все же люди, изучающие путь в наши дни, не узнают этой болезни...

Для людей пути, для людей, которые хотят медитировать, и вступить в свое сокровенное существо, в единственный реальный храм Божий, этот вид знания, этот вид ума, этот тип сознания является болезнью. Он препятствует вашему вхождению внутрь, становится барьером и вовлекает вас в несущественные сферы жизни, в обыденное. Он будет удерживать вас в неведении по самому фундаментальному вопросу: «Кто есть я?» Он даст вам узнать все на свете, кроме самого себя, — а какой смысл знать весь мир, если вы не знаете самого себя?

В момент смерти все ваше знание мира рассеется в воздухе. Только одна вещь уйдет с вами, и эта единственная вещь постоянно игнорировалась — ваше самопознание, ваша самореализация. В сущности, это единственное неведение — не ведать самого себя.

Но даже величайший ученый, величайший философ, величайший мыслитель думает о далеких звездах, думает о загадочных вещах — вроде: «Какова скорость света?» — и работает день и ночь, чтобы ухитриться расщепить атом, и никогда не задумается ни на миг: «Кто же это существо внутри меня? Как устроено мое сознание?»

Безусловно, различающий ум, различающее сознание есть величайшая болезнь, потому что оно будет держать вас в невежестве до самого момента смерти. Тогда вы, конечно же, осознаете, что занимались тщетными упражнениями. Вы знаете так много — и все-таки не знаете, кто же вы есть. Внезапно все ваше знание оказывается бесполезным, вся ваша сила бесполезна, все ваши деньги бесполезны, весь ваш престиж бесполезен. Единственную вещь, которая была бы полезной, вы игнорировали всю жизнь, — а теперь времени уже нет.

Смерть приходит так внезапно, даже не постучав в ваши двери, — она не даст вам ни малейшего предупреждения. Она всегда подходит так тихо, что вы не слышите ее шагов, вы пойманы врасплох. Это такой шок, что большинство людей становятся бессознательными перед смертью. В том, чтобы терять сознание, нет необходимости, но уж очень силен шок: «Я растратил всю свою жизнь...»

Кто-то всю свою жизнь работает, выясняя, сколько разновидностей насекомых живет на земле, сколько существует видов комаров. Для него это, оказывается, важные вопросы. У таких людей нет времени посидеть молча хотя бы несколько минут и отстраниться от различающего сознания, которое от ума, и стать просто свидетелем — что является не-умом, безмолвием, умиротворением, безмятежностью, чистым пространством — совершенно спокойным, без движения.

В этом спокойствии приходит мудрость, а мудрость означает самореализацию. Никакое другое значение мудрости не применимо на пути искателя.

Все же люди, изучающие путь в наши дни, не узнают этой болезни и просто появляются и исчезают среди нее. Люди приходят и уходят. Люди рождаются и умирают, так и не зная, кто же родился и кто умер. Вы рождаетесь без имени и умираете без имени, а все то, что существует между рождением и смертью, исчезает, словно написанное на воде.

Сколько людей жило здесь до нас? — миллиарды и миллиарды людей... и вы не находите никакого следа, что они хотя бы существовали. Они тоже любили, они думали, что великие вещи происходят с ними. Они тоже имели врагов, они тоже сердились, тоже грустили, у них тоже бывали счастливые мгновения. Они тоже знали неудачу и боль от нее; они тоже знали успех и радость от него. Они знали все то, что знаете вы... и когда вы переживаете подобный момент, вы считаете его очень важным.

Подумайте только о тех миллиардах людей, которые всегда полагали, что, когда они влюблялись, это было чем-то уникальным, чего никогда не случалось прежде и чего не случится снова. Но все они исчезли, не оставив и следа. Существовали они или нет, сражались они или нет, любили они или нет — не составляет никакого различия. Солнце продолжает вставать, луна продолжает двигаться, звезды продолжают свои пути. Сущее остается абсолютно незаинтересованным, как будто все то, что вы считаете таким значительным, есть только игра.

Но вот одна из самых важных вещей, которые стоит помнить: каков бы ни был ваш опыт, он был опытом миллиардов людей; так что не слишком беспокойтесь об этом, не поднимайте слишком много шуму по этому поводу, не очень-то застревайте на этом. Не будьте одержимы этим — оно исчезнет, и вы исчезнете, и все утихнет, как будто ничего не случилось.

Благодаря такому пониманию мистики говорили вам, что мир и его переживания — не более чем сновидения, так что не принимайте их слишком близко. Сохраняйте дистанцию; не затеряйтесь в своих сновидениях.

Если вы можете сохранять дистанцию со своими сновидениями, вы узнаете единственную реальность, которая остается навсегда, которая не имеет ни рождения, ни смерти: это ваше чистое сознание, это ваше божественное сознание. Можете дать ему любое имя, это не важно. Это природа будды внутри вас, или это бог внутри вас.

В поучениях это называется — действовать согласно различающему сознанию, а не согласно мудрости. Те люди, которые действуют в жизни согласно своим различающим умам, являются духовно больными, они страдают тяжелым заболеванием.


Случилось так, что Гаутама Будда пришел в Вайшали, один из величайших городов тех времен. Прежний король Вайшали уже умер, и к власти пришел его сын; он был молод и так же глуп, как и положено молодым людям. Его старый премьер-министр, который был премьер-министром и у его отца, сказал ему: «Гаутама Будда подходит к городу, и ты должен выйти и встретить его у городских ворот».

Молодой человек возразил: «Чего ради? Он просто нищий, а я великий король. Если он хочет увидеть меня, он может попроситься на прием. Но ты даешь мне странный совет, чтобы я шел встречать его — король будет встречать нищего?»

Премьер-министр заявил: «Тогда, пожалуйста, прими мою отставку».

Король сказал: «Ты столько делаешь из такого пустяка. Почему ты должен уйти в отставку?»

Премьер-министр ответил: «Я не могу работать у человека, который так невежествен и так духовно болен. Это унизительно. Я работал у твоего отца, и твой отец выходил встретить Гаутаму Будду и коснуться его стоп. Ты только король — он был тоже королем, но он был выше этого. Он нищий не потому, что не смог быть королем; он нищий потому, что он отрекся от королевства. Либо ты должен выйти и встретить его, либо, пожалуйста, прими мою отставку, потому что я не могу работать у человека, лишенного мудрости».

Молодой человек не мог позволить себе лишиться этого старика, поскольку тот был опытен; молодому человеку пришлось стать королем, но у него не было знаний, чтобы управлять делами. Старик был ему почти как отец, поэтому он сказал: «Я пойду».

А история очень красивая... Когда король — этот молодой человек — отправился встретить Гаутаму Будду со своим старым премьер-министром, Гаутама Будда сказал: «Тебе не было необходимости приходить. Я только нищий, а ты великий король. Если бы я захотел увидеть тебя, я мог бы прийти сам».

Молодой человек поверить не мог, что Будда в точности повторял его собственные слова, и старый премьер-министр тоже не мог понять. Старый премьер-министр обычно выходил к Гаутаме Будде с прежним королем. Теперь он обратился к Гаутаме Будде:

«Ты вызвал большую суматоху в наших умах, потому что этот диалог уже произошел между мною и молодым королем. Он молод и не понимает, как следует принимать человека мудрого.

Я сказал ему: человек мудрый может быть нищим для тех, кто не понимает, для тех, кто не имеет внутреннего зрения, чтобы видеть. Но те, у кого есть внутреннее око... Человек, реализовавший себя, завоевал не только этот мир; он завоевал и тот мир также — он завоевал внешнее, и он завоевал внутреннее. Его королевство вечно. Твое королевство — лишь сновидение: как ушел твой отец, так уйдешь и ты. Но королевство Гаутамы Будды останется, останется на вечные времена. Вот так мы поговорили, но он не соглашался идти».

И Гаутама Будда сказал: «Посмотри на его лицо — я разглядел его нежелание. Я разглядел, что это ты привел его, что он не шел. Я разглядел, что, хоть он и пришел встречать меня, он все еще видит меня нищим, а себя королем. Поэтому просто чтобы утешить его — как если бы он сделал мне одолжение, — я должен был сказать эти слова: "Ты — великий король; тебе не нужно встречать или принимать нищего". И в самом деле, я — нищий: у меня нет ничего, кроме себя самого. У тебя есть все, кроме себя самого: твоя собственность велика, твои владения велики, естественно. Моя собственность немногочисленна. Фактически, кроме самого себя, у меня и нет ничего».

Но это и называется мудростью. И эта мудрость является величайшим блаженством и экстазом в мире. Если вы можете найти хоть несколько минут и заглянуть в себя... В мирской суете все же бывают мгновения, когда вы можете заглянуть внутрь себя, как бы заняты вы ни были. Нет ни одного человека в мире, который не может найти хоть немного времени, чтобы посмотреть на свое собственное существо. И в конце вы обнаружите: лишь те моменты были реальными, которые вы посвятили поиску самих себя, а все остальное было нереальным.

Все остальное исчезло; остались только те несколько мгновений, которые вы провели с собой. Друзья ушли, любимые ушли, все ушло или уходит. Но те несколько мгновений, которые вы провели с самим собой, в своем уединении, по-прежнему с вами. Даже смерть не может отнять их у вас. Они есть ваше единственное сокровище.

Люди, которые следуют различающему уму, растрачивают великую возможность обнаружить высшее и интимное — это не две разные вещи. Высшее есть интимное. А те, кто озабочен вещами, хоть какими ни на есть ценными, раньше или позже будут раскаиваться.

Иисус говорил своим ученикам снова и снова: «Покайтесь!» — и я не думаю, что христиане понимают, что он имел в виду. Вдруг он начинает говорить о раскаянии... Что такое покаяться? Люди думают, наверное, что он говорит: «Покайтесь в своих грехах!» — но на самом деле он говорит: «Покайтесь за все то время, что вы растратили на накопление ненужного хлама, на накопление информации». Покайтесь за все это... и единственный способ быть подлинно кающимся — это делать нечто такое, что ведет вас к бессмертному элементу в себе, к источнику самой вашей жизни.

Таким образом, они затемняют вид основного фундамента, свое изначальное лицо. Мы никогда не встречаемся с нашим изначальным лицом. Мы так скованны, так заняты тысячью и одной вещью, что не остается времени, не остается энергии, да и желания не остается. У миллионов людей, возможно, само стремление узнать себя и не возникало. Все они подражатели: из-за того, что другие люди гоняются за деньгами, они тоже гоняются за деньгами; из-за того, что другие люди честолюбивы, они тоже честолюбивы; из-за того, что другие люди делают это, они тоже делают это.

Женщина говорила своему мужу: «Ты видел, наши соседи приобрели новый автомобиль?»

Тот сказал: «Да, вижу, он стоит в их гараже».

Женщина сказала: «Тогда решай: либо привезешь домой новый автомобиль, либо нам придется менять соседей — как тебе дешевле, — но этого я не потерплю. Так что предоставляю это тебе: либо найдешь кого-то другого, так чтобы глаза мои не видели этого автомобиля, который стоит здесь постоянно, либо достанешь автомобиль еще лучше для нашего гаража. Давай, за дело».

Люди беспрерывно проживают свои жизни в подражании, состязании, зависти... Кому охота беспокоиться по поводу своего изначального лица — да и что с ним делать, изначальным лицом? Но лишь те люди узнали нечто стоящее, лишь те жили жизнью в ее подлинном смысле, кто разыскивал свое изначальное лицо.

Безусловно, вы должны выйти из этой колеи зависти, состязания, подражания, иначе они не оставят вам никакого времени. Кто-то чем-то занимается, кто-то другой делает что-то еще, а все ваше занятие — подражать каждому: у одних лучше одежда, у кого-то лучше дом, у кого-то лучше сад. Говорят, трава всегда зеленее по другую сторону изгороди, и это верно: она выглядит зеленее.

Один человек очень хотел продать свой дом, потому что появились дома более красивые, и ему захотелось приобрести что-то получше. Он вызвал агента, и агент сказал: «Это не трудно, не беспокойтесь».

Агент поместил объявление с описанием дома в таких замечательных выражениях: «Если вы желаете чудесное место... с озером прямо позади вас» — то было не озеро, а просто дождевая лужа, где собралось, по меньшей мере, миллионов пять комаров, — «а за озером прекрасная горная гряда. Восход солнца здесь так прекрасен, что можете искать по всему свету и вам, пожалуй, не найти столь красивого восхода. И прекрасный сад...»

Этот человек прочел объявление и сказал: «Вот дом, который я хочу». Там не было адреса, только телефон агента. Он тотчас же позвонил по этому номеру: «Я действительно заинтересован, сколько бы это ни стоило. Цена не играет роли; приезжайте немедленно, и мы договоримся».

Но агент возразил: «Вот странно! Вы же там живете, это ваш дом».

Тот воскликнул: «Боже мой! Вы — поэт! Вы описали его с такой красотой, а меня замучил этот дом... с комарами... и вы назвали это озером! А те горы, которые за тысячи миль, вы поместили "за домом"!»

Но так оно и бывает: вы под впечатлением от чьего-то дома, а он под впечатлением от вашего дома; вы под впечатлением от чьей-то жены или мужа, а он умирает за вашей женой, он готов пожертвовать всем. Ему невдомек, чем обеспокоены вы.

Но это подражающий ум держит вас скованным. И единственная проблема в том, что ему удается сохранять вас неосознающим самого себя. Если бы не это, в мире не было бы ничего неправильного. Я не против этого мира, и Да Хуэй не против этого мира. Он не требует, чтобы вы отвергали его; он всего лишь добивается от вас понимания того, что все, что вне вас, преходяще, что оно не имеет высшего значения.

Подумайте: двадцать лет тому назад вы были влюблены в кого-то. В то время вы были готовы на все, — а теперь это не имеет значения вообще.


Был у меня друг, который полюбил бенгальскую девушку. Я видел многих влюбленных, но он был из ряда вон. Он любил так сильно, что поехал в Бенгалию и прожил там два года, чтобы выучить язык и настоящее бенгальское произношение. Он одевался как бенгалец, говорил как бенгалец... но девушку это не интересовало. И после таких стараний, когда он сделал девушке предложение, она просто отказала, прибавив: «Я испытываю сильное отвращение к вам». Естественно, это было уже слишком.

Он был сын доктора. Он пришел домой, закрылся у себя в комнате и сообщил всему дому: «Не пытайтесь открыть дверь. Я намерен умереть в своей комнате».

Он был единственным сыном своего отца, и отец спросил: «Но скажи же нам, в чем дело. Ты захотел уехать в Бенгалию на два года, и мы устроили это. В чем теперь проблема? Куда ты хочешь поехать? Можешь ехать...»

Он сказал: «Не хочу я никуда ехать. Я хотел жениться на девушке и ради нее ездил в Бенгалию. Даже с бенгальским произношением и в бенгальской одежде я получил отказ».

Девушка жила возле моего дома, и только потому, что она жила возле моего дома, он подружился со мной! Это было его счастье, потому что та девушка, заходила ко мне домой, посидеть в саду, почитать или взять у меня книги. Это была удача для него; таким образом, я узнал о его существовании.

Все соседи упорно пытались переубедить сына доктора: «Мы найдем девушку лучше. Твой отец богат, ты единственный сын, нет проблем. Мы устроим все что угодно... Если хочешь бенгальскую девушку, вот тебе вся Бенгалия! Мы найдем бенгальскую девушку, во что бы то ни стало — только не делай никаких глупостей». Они боялись, что он может взять яд из отцовской аптечки или еще что-то выпьет, словом, сделает что-то глупое. Но он не отзывался, он совершенно затих. Тут все перепугались очень сильно, потому что на стук он не отвечал.

Отец прибежал ко мне и сказал: «Он заходил к вам, возможно, вам удастся сделать так, чтобы он заговорил. Мы беспокоимся: может быть, он без сознания, или в коме, или принял яд, и мы боимся, потому что он предупредил нас: "Не пытайтесь открывать дверь, иначе найдете мое мертвое тело". Поэтому мы не можем взломать дверь, вдруг он сделает что-то... мы в замешательстве».

Я пошел туда и сказал: «Ничего страшного». Я постучал в дверь и спросил: «Арджун — его звали Арджун, — ты хочешь совершить самоубийство?»

Он отозвался: «Да».

Я сказал: «Тогда это не тот способ. Пойдем со мной, и я устрою для тебя замечательное самоубийство!»

Он спросил: «Что?»

Я сказал: «Открывай дверь и садись ко мне в автомобиль, и я устрою это, потому что знаю подходящее место для совершения самоубийства».

В Джабалпуре, всего в тринадцати милях от моего дома, есть одно из самых красивых мест в мире — мраморные скалы. На протяжении двух миль прекрасная река, Нармада, протекает между двумя горными цепями из чистого мрамора. В ночь полнолуния все это становится абсолютно сказочным — и не подумаешь, что это может быть на самом деле. Высоко - полная луна, белый мрамор с обеих сторон отражается в реке, совершенная тишина...

Это настолько невероятно, что когда я привел туда одного из моих профессоров... а это был старик, он побывал повсюду в мире. Он был профессором в Америке, в Англии, на Гавайях; всю свою жизнь он был как кочевник с большой квалификацией, и всегда был готов отправиться в любой университет, куда угодно. Я настаивал, что ему следует приехать и посмотреть, а он говорил: «Я повидал весь мир, что там может быть еще особенного?»

Я сказал: «Не говорите так, пока не увидите того, что я собираюсь показать вам».

В конце концов, он согласился, с неохотой. Я отвез его туда, и когда он увидел ту картину, он не мог поверить своим глазам. Он сказал: «Подведи лодку ближе к скалам. Я хочу коснуться их, потому что не могу поверить, что они реальны. Это выглядит почти как страна грез». Он прикоснулся к скалам и лишь тогда смог поверить, что они были реальными, что я не испытывал на нем никакого магического трюка.

Итак, я отвез Арджуна к себе домой и сказал ему: «Лучшее место — мраморные скалы. Там есть прекрасный водопад... так что отдохни, вот все, что тебе хочется лучшего из еды — пообедай, как следует, и мы пойдем поспим. Будильник поставим на три часа, и в три часа отправимся. Я должен отвезти тебя туда, а когда тебя не станет, мне нужно будет возвращаться к своим обычным делам».

Он не сводил с меня изумленных глаз. Наконец он вымолвил: «Что ты за друг такой? Каждый говорит мне: «Не совершай самоубийство. Такие вещи бывают. Это дело самое обычное: один влюбляется... и если другой не соглашается, не нужно переживать. На свете полно красивых девушек, и та девушка не Клеопатра. Не о чем переживать: мы найдем девушку получше». Каждый старается уговорить меня не совершать самоубийства. Ты странный парень: ты предлагаешь мне точный план!»

Я сказал: «Если уж делать что-то, то надо это точно планировать. Чтобы добраться туда, потребуется час, потом я попрощаюсь с тобой, и ты прыгнешь. Я подожду и увижу, что ты прыгнул, а потом займусь своим делом. Я поеду назад».

Потом я заказал все угощения, которые ему нравились, — бенгальские сладости, все бенгальское, — но даже во время еды он непрерывно глядел на меня.

Я спросил: «Отчего ты все так смотришь на меня?»

Он сказал: «Мне просто удивительно, что же ты за друг такой?»

Я ответил: «Я именно такой друг, какой должен быть: друг в нужде, это и есть настоящий друг! Если ты хочешь совершить самоубийство, я готов помочь; если ты хочешь жить, я готов помочь. Я не вмешиваюсь».

А когда прозвенело три часа, он сразу же положил руку на будильник.

Я схватил его руку на будильнике и сказал: «Не надо».

Он сказал: «Но ведь слишком холодно».

Я сказал: «Холодно или нет — тебе ехать только в одну сторону. А мне надо будет еще возвращаться и жить. Подумай же и обо мне!»

Тут его вдруг прорвало: «Не желаю я совершать самоубийство!»

Я сказал: «Вот странно. Мы уже все распланировали, и в последний момент ты решаешь отказаться! Ты что же это?»

Он сказал: «Но я не хочу совершать самоубийство».

Я ответил: «Подумай о девушке».

Он сказал: «Не волнует меня никакая девушка».

Я сказал: «Тебе следовало сказать мне об этом раньше. Я потратил деньги на обед».

Он предложил: «Я оплачу все это».

Я сказал: «Тогда все в порядке. Так ты действительно решил не совершать самоубийства? Так никогда больше не упоминай об этом! Жизнь будет трудной, так что не обвиняй меня. Не говори мне: «Почему ты не настоял?» Я настаивал! Жизнь не будет устлана розами — можешь не надеяться. Она будет всевозможными мучениями, бедами и страданиями. Ты женишься и заведешь дюжину детей — и тогда уж не вини меня! Еще есть время: пойдем. Мой автомобиль наготове... а прыжок займет всего одно мгновение — и ты свободен от всех страданий».

Он сказал: «Но я не желаю! Я хочу домой».

Я сказал: «Если ты хочешь домой, можешь взять рикшу и отправляться, потому что я не собираюсь возить тебя такой холодной ночью. Я иду спать; уходи и ищи себе дорогу сам».

Он встретился со мной через двадцать лет, когда я опять приехал в Джабалпур, и он сказал: «Ты оказался прав; я женился и попал в беду. Ты загадочная личность... У меня уже семь детей, и я знаю — потому что ты сказал так — их будет двенадцать. Я взял такую женщину, о которой молю Бога, чтобы не досталась даже моему врагу. Она стерва. И я всегда думаю про ту ночь — как могло бы быть прекрасно, если бы я прислушался к твоему совету...»

Я сказал: «Еще ничего не потеряно. Я могу и сейчас устроить все это».

Он спросил: «Что ты имеешь в виду?»

Я ответил: «Все то же: те мраморные скалы все еще здесь, тот водопад все еще здесь, ничто не изменилось. Я подъеду на автомобиле, и в три часа...»

Он снова посмотрел на меня и сказал: «А как же моя жена и дети?»

Я сказал: «Это вообще не твоя проблема. Раз уж ты прыгнул... то это их проблема. Чего тебе беспокоиться об этом? Они же мучают тебя».

Он произнес: «Даже через двадцать лет ты, оказывается, преследуешь меня. Ты по-прежнему придерживаешься того же мнения?»

Я ответил: «Я буду его придерживаться до твоего самого последнего вздоха, поскольку ты просто собираешься страдать. Этих двадцати лет ты мог бы избежать».

Он сказал: «Это верно — если бы я послушался».

Но я сказал: «Я по-прежнему готов, а ты не слушаешься».

Он возразил: «Возникли сложности. Мой отец умер, моя мать умерла. Теперь все дело на мне».

Я заверил: «Все исчезнет в тот самый момент, когда ты прыгнешь, а если ты не в силах прыгнуть, я подтолкну тебя!»

Он заявил: «Лучше не разговаривать с тобой вообще».

С тех пор я бывал в этом городе еще несколько раз. Я приходил к его дому, и он был у себя, но кто-нибудь выходил и отвечал мне, что его нет. А я передавал тому, кто выходил: «Скажите ему... пойдите и скажите ему, что я по-прежнему готов, когда бы он ни пожелал избавиться от своих страданий». В этом и состоит все мое дело: избавлять людей от их страданий, освобождать людей.

В последний раз я просто оттолкнул мальчика, который разговаривал со мной, — его мальчика — и вошел. Он притаился внутри, и я сказал: «Выходи! Тебе нечего беспокоиться, я не намерен забирать тебя».

Но он ответил: «Я не хочу больше разговаривать, потому что ты опять поставишь тот же самый вопрос, и возникнет желание... вдруг это как раз то, что надо было сделать. Теперь же я обеспокоен, ведь у меня столько детей — их уже не семь, а девять».

Я сказал: «Вот сделаешь двенадцать, тогда я приду. Заканчивай работу — и страдай, как тебе только захочется».

Он спросил: «А нет ли какого-нибудь другого пути, кроме самоубийства?» Я сказал: «Есть, но ты же никогда не слушаешь. Я бываю в этом городе вот уже двадцать лет, постоянно обучая людей медитации. Но ты был связан своими заботами — ты был готов умереть. Ты женился на лучшей, более красивой и более образованной женщине, и ты страдаешь с ней. Дело не в этой женщине или там мужчине — ты страдал бы с кем угодно».


Немедитативный ум обязательно страдает в любой ситуации: богатство, бедность, неудача или успех — безразлично. Для немедитативного ума страдание это судьба. Только для медитативного ума, который приходит, чтобы узнать свое изначальное лицо, свое подлинное существо, страдание исчезает, как будто его никогда и не существовало. Впервые новый мир раскрывает ему двери: мир блаженства, мир экстаза; вы рождены, чтобы открыть этот мир; найти его — ваше право от рождения.

Но вы мечетесь повсюду в поисках радости, счастья, блаженства, и — никогда не заглядываете внутрь себя. Все то, что вы разыскиваете во внешнем мире, уже есть внутри — в самом сокровенном алтаре вашего существа.

Такова единственная истина, и для нее нет исключений. Еще никто, из заглянувших внутрь, не вышел обратно со словами, что все эти мистики, мудрецы говорят о чем-то таком, чего не существует. Без всякого исключения, каждый, кто вошел, возвращался с абсолютным подтверждением.

Но если вы можете отбросить все это разом — то есть не рассуждать и не вычислять, — тогда вот эти самые настроения различающего сознания есть утонченная мудрость истинной опустошенности; и невозможно достичь другой мудрости. Само ваше существо — коль скоро оно свободно от различий, свободно от мыслей, эмоций, коль скоро оно становится пустым небом — и есть единственная мудрость.

Если бы было нечто достигнуто и нечто постигнуто помимо этого, то оно не было бы правильным. Можно сказать с абсолютной уверенностью: единственная мудрость есть мудрость не-ума, безмолвного пространства. Кроме этого нечего больше достигать. Если кто-то говорит, что есть, — он не прав; либо его обманули, либо он пытается обмануть других людей.

Да Хуэй абсолютно прав: нет другой мудрости, нет другого просветления, нет другого пробуждения, кроме простого безмолвного пространства внутри вас... никакого волнения, ни малейшего движения мысли — точно озеро безо всякой ряби, небо без всяких облаков.

Значит, вы прибыли домой. Нечего больше добиваться, нечего больше достигать. Даже мысль о достижении чего-то еще никогда не возникает у человека мудрого.

Это подобно тому, как заблуждающийся человек называет Восток Западом, а когда он достигает просветления, то Запад становится Востоком — и не существует иного Востока. Он говорит, что это похоже на человека, который считает в своем неведении, ошибочно, что два плюс два это пять. Когда он становится бдительным и осознающим, он узнает, что два плюс два это четыре. Он не будет уже ни у кого спрашивать: «Что случилось с пятью?»

Великого психоаналитика спросили: «Мы слышали так много о психозах и неврозах, но так и не знаем разницы между ними». Спрашивавший человек был журналист, притом эксперт по психологическим вопросам. Он сказал: «По-моему, очень трудно понять, что такое психоз, а что такое невроз. В чем различие?»

Психоаналитик отвечал: «Разница очень небольшая, очень незначительная, почти неуловимая. Она заключается в следующем: психопат считает, что два плюс два — пять; невротик считает, что два плюс два — четыре, но озабочен, почему четыре».

Различие очень незначительное, поистине, самое незначительное. Один абсолютно уверен, что два плюс два это пять; другой осознает, что это четыре, но очень сильно обеспокоен: почему четыре — почему не пять? Быть может, второй уже на пути к первому. Расстояние совсем невелико — возможно, еще один шаг, и он успокоится и заявит, что два плюс два это пять. Пожалуй, вторая стадия лучше: по крайней мере, ему легко. Знать, что два плюс два — четыре, да еще и переживать из-за этого, действительно, более хлопотно.

Просветленный человек просто приходит к знанию, что два плюс два равно четыре — и у него не бывает беспокойства. А бывает полное спокойствие и расслабление: все вещи таковы, как они есть. У просветленного человека не бывает предположения, что вещи должны быть иными. Он в абсолютной гармонии с ними, как они есть. Это согласие с сущим, как оно есть — величайшее из возможных благословений для человеческого существа.

Эта утонченная мудрость истинной опустошенности подобна великой пустоте: пустота не подвержена загромождению вещами, не мешает она также появлению и исчезновению всех вещей внутри нее.

Эту последнюю часть очень важно понять, потому что многие становятся одержимы идеей, что не должно быть ни мысли, ни эмоции, ни чувства — что только тогда можно быть просветленным. Это верно, что достичь просветления можно, только выходя за пределы всех мыслей, чувств, эмоций; но если уже вы просветлены, тогда нет никаких затруднений. Тогда вы — бескрайнее небо; что угодно может пересечь его, не оставив ни царапины. По небу могут пройти облака, и они не будут никакой помехой.

Человек, который достиг просветления, может использовать мысли, может использовать слова, может выразить посредством речи то, чего он достиг. Это, может быть, и не будет совершенным — оно не может быть совершенным, — но он может пользоваться своим умом так искусно, как это вообще возможно. Выход за пределы ума не означает, что вы не можете пользоваться своим умом.

На самом деле именно тогда вы можете использовать свой ум как слугу — потому что хозяин прибыл домой. Теперь ум слуга, сердце слуга, тело слуга, и хозяин может пользоваться всем этим так, как он хочет. Им больше не помыкают слуги; его уже не тащат каждый в свою сторону. Он абсолютно свободен. Ни ум, ни тело, ни сердце — ничто не может диктовать ему свой образ жизни. Он за пределами любого диктата от кого угодно. Он хозяин своей собственной судьбы, и это величайшая радость существования.


— Хорошо, Маниша?

— Да, Мастер.









Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке