19. СИЯНИЕ

Возлюбленный Мастер,

Ен Тоу сказал: «В будущем, если вы захотите распространять великое учение, оно должно изливаться пункт за пунктом из вашей собственной души и покрывать небо и землю; только тогда это будет действие человека силы». То, что изливается из души человека по его собственному зову, есть его безначально присутствующее осознание, фундаментально полное самим собой. Как только вы вызываете иную мысль, вы впадаете в размышление. Осознание — это нечто такое, что есть прежде, чем были рождены ваши родители.

Это не имеет отношения к разуму или остроумию. На самом деле это лишь отрывистое восклицание, которое и есть критерий. Как только вы достигли этой сцены, любые ваши слова становятся основательными. Когда же они воистину основательны, то это и есть так называемое «излияние из собственной души, покрывающее небо и землю».

Истина никогда не передается миссионерским способом, а только посланием от сердца к сердцу: не обратить другого, но лишь разделить свое изобилие любви, сострадания, блаженства.

Это нужно помнить: миссионер — одно из самых уродливых существ в мире. Сам он не знает ничего; его сердце пусто, зато голова полна.

Он читал, он изучал... но все написанные слова, какими бы значительными они ни были, суть трупы. Ученый — это гробокопатель. Он выкапывает скелеты, он и живет среди скелетов.

Это психологическая проблема: человек, не познавший истины, хочет убедить себя, что знает ее, а единственный путь убедить себя, что он ее знает, — начать обращать людей. Такова система обратной связи. Когда все больше и больше людей поддаются влиянию его слов, его философии, то окончательный результат выходит такой, что он и сам убеждается, что, наверное, обладает истиной, — ведь не могло же столько людей быть идиотами.

Я слышал такую историю... Случилось — такое случается очень редко, всего раз в миллиард лет, — что журналист добрался до небесных врат. Вообще журналистам, уже по факту их профессии, предуготован ад; но всегда бывают случайности...

Журналист постучался в небесные двери, и святой Петр открыл замок. Однако, увидев журналиста, он сказал: «Простите, у нас квота только на двенадцать журналистов, и она исчерпана еще в начале вечности. Даже эти двенадцать абсолютно бесполезны здесь, поскольку на небесах ничего не происходит — нет убийств, нет изнасилований, нет грабежа, нет самоубийств. Когда-то был опубликован только первый номер нашей газеты — так он не устарел и сегодня». И правда, у хороших людей не случается историй. Чтобы случались истории, нужны плохие люди. Досадно, но это так и есть.

Святые всегда сидят в молчании. А молчание — это не новости; пока нет беспорядка, резни, войны, ядерного оружия, Рональда Рейгана — нет и новостей. Бернард Шоу так определял новости: когда собака кусает человека — это не новость, но когда человек кусает собаку — это новость. Все политики — это новости: это люди, кусающие собаку.

Но на небесах нет места для политиков. Святой Петр сказал журналисту: «Так что простите, вам придется пройти к другой двери, она как раз напротив. Тут только два места — ничего не поделаешь, выбор невелик...»

А вы знаете, журналисты народ очень настойчивый. И он настаивал: «По крайней мере, дайте мне двадцать четыре часа, ну, хотя бы только посмотреть. И через двадцать четыре часа, если у вас появится вакантное место, вы позволите мне остаться. А нет, так я уйду».

Это не слишком много, поэтому святой Петр сказал: «Двадцать четыре часа ты, так и быть, можешь оставаться на небесах».

Журналист первым делом распустил слух, что в аду собираются выпускать большую газету новостей, и им там нужен главный редактор, им нужен редакционный совет, им нужны помощники редактора, им нужны всех сортов журналисты. Слух для журналиста — это совсем как вода для рыбы: он живет слухами, обманами, всевозможными вещами, которые, никоим образом, не будучи подлинны, обладают качеством сенсационности.

Возникла большая суматоха, в особенности среди тех двенадцати журналистов. Они устали от небес, им наскучили мертвые святые... Святые не могут никак быть живыми, потому что все религии осуждали жизнь. Чтобы быть святым, вы должны отрезать свои корни от земли, вы должны стать сухой костью без соков. Чем вы мертвее, тем более великий вы святой. Любого малейшего фрагмента жизни довольно для вашего падения.

Те двенадцать журналистов веками бродили среди мертвых людей, но не могли заполучить никаких новостей — ничего не происходило. Когда до них дошел слух о газете, они взволновались. Через двадцать четыре часа, когда наш журналист подошел к выходу, святой Петр не открыл ему ворота. Он сказал: «Послушай, теперь я тебя не могу выпустить. Те двенадцать все ушли».

«Похоже, в аду взялись за выпуск очень большой газеты грандиозных масштабов, — подумал журналист, — так я тоже не хочу оставаться здесь». Несмотря на то, что ему было все известно — ведь это он сам пустил слух, — теперь у него возникло подозрение: если столько людей верят этому — и даже святой Петр верит, — значит, в этом должна быть какая-то истина.

Миссионер постоянно ищет обращенных — чтобы убедить себя, что он обладает истиной. Его поиски обращенных — это, на самом деле, его собственная психологическая потребность. Он чувствует пустоту, ненаполненность, но если он управится с несколькими людьми — а это всегда возможно...

Есть люди, которые нуждаются в фигуре отца; сами они испытывают страх перед жизнью, беспомощность. Жизнь оказывается слишком большой, трудной, вот почему они создали Бога-отца в небесах. Но это так далеко... а телефонная связь все еще не доступна никому, за исключением нескольких ловкачей вроде Папы, Айятоллы Хомейни, Шанкарачарьи из Индии — у этих людей есть прямые линии, незримые. Но для обычного человека нет способа общения; ему требуется более зримая, более осязаемая персона, которая может заменить отца.

Лишь очень немногие люди в мире — взрослые и зрелые; большинство остаются детьми, и им нужен отец, чтобы защищать их. Не случайно католических священников называют отцами. Но у них нет жен, нет детей — я всегда удивлялся, как это они становятся отцами.

Эти католики странный народ: они верят в Деву Марию, которая дает рождение Иисусу Христу, не входя в контакт ни с каким человеческим существом, и становится матерью без отца. И вот вам уже миллионы католических отцов — у них нет жен, у них нет детей. Католицизм действительно таинствен.

Но название — «отец» — указывает, что внутри у вас есть необходимость в покровительствующем образе. Вы были воспитаны вашим отцом: он всегда был защитой, резервуаром знаний и мудрости. В ваших глазах он был величайшим человеком в мире, и вы могли расслабиться и положиться на него. Сейчас ваш отец уже, возможно, умер.

Физически вы состарились, но психологически возраст обычного человека не превышает тринадцати лет — и такой ребенок страстно желает защиты. Без защиты в этой огромной вселенной — неведомой, непредсказуемой, полной всевозможных болезней, расстройств и, наконец, смерти — человек живет в неизбежном и сильном страхе.

Я когда-то гостил в одном доме, и женщина из этого дома сказала мне: «У нас проблема с ребенком». У них не было туалетной комнаты при спальне; это были старомодные люди, и соответствующие строения у них были вне дома. Ребенок непоколебимо стоял на том, чтобы, когда он идет ночью в туалет, мать с отцом сопровождали его и стояли там при открытой двери, в противном случае он очень пугался.

Я сказал ему: «Почему тебе не сделать иначе; ты беспокоишь своих мать и отца, а возможно простое решение».

Он сказал: «Я согласен. Скажи мне, какое решение?»

Я сказал: «Ты можешь нести с собой лампу или факел».

Он рассмеялся.

Я спросил: «Почему ты смеешься?»

Он сказал: «В темноте я еще кое-как могу удрать от всяких привидений, но с лампой они сейчас же заметят меня. Ты предлагаешь замечательную идею, но меня сразу же поймают. Я не могу последовать твоему совету. Даже если мне придется идти в темноту, я готов, потому что в темноте я смогу увернуться от них. А с лампой все они увидят, где я, и все разом бросятся на меня».

Отец необходим. Миссионер удовлетворяет некоторые психологические нужды больного человечества. Он не заинтересован в том, чтобы дать вам истину; а главное — он не обладает ею.

Это в значительной мере некий обоюдный договор: вы счастливы, что обрели кого-то, кто будет защищать вас, будет посредником между вами и незримым богом; а у миссионера хорошее самочувствие оттого, что так много людей верят в его истину — «Они не могут ошибаться. Я один могу ошибаться, но множество людей, вся церковная конгрегация, ошибаться не может. Должно быть, я обладаю истиной». Так что это двустороннее бессознательное соглашение.

Да Хуэй говорит нечто потрясающе важное. Если вы хотите передать людям послание о великой истине, истине просветления, помните одну вещь: это не должно исходить из вашей головы, это не должно быть интеллектуальным жаргоном. Вы будете так наполнены истиной в своем сердце, что она начнет изливаться через край.

И тогда не вы дающий, и вам незачем хвастать, что вы обратили столько людей. Не вы обращающий: сама истина творит магию трансформации. Вы только носитель.

Но первое дело для вас — быть исполненным истины, исполненным света, исполненным благоухания, быть в состоянии поделиться этим. Поистине, вы должны стать дождевой тучей, которая наполнена дождем и хочет излиться. Вы должны стать настолько обремененным своими высшими переживаниями свободы, радости, блаженства, истины, что у вас возникает желание пролиться — совсем как дождевая туча.

Это очень важное послание, и оно, очевидно, пришло к Да Хуэю как некий опыт. Он был интеллектуалом, и мы наблюдаем великую трансформацию: существо интеллектуальное трансформировалось постепенно в просветленное человеческое существо. Мы наблюдаем рождение великого будды, великого пробужденного.

Первая сутра: Ен Тоу сказал: «В будущем, если вы захотите распространять великое учение, оно должно изливаться пункт за пунктом из вашей собственной души и покрывать небо и землю: только тогда это будет действие человека силы».

Ен Тоу говорит, что ваше сердце не просто наполнено — оно будет настолько полным, что начнет излучать во всех направлениях; все небо заполняется вашим благоуханием, вашей харизмой, вашим присутствием. Те, кто имеет глаза, увидят это; те, кто имеет уши, услышат это; те, кто имеет сердце, почувствуют это; те, чья сущность бдительна и осознает, немедленно испытают это... и будут трансформированы, трансмутированы в совершенно новое бытие — за пределы несчастья, за пределы страдания, за пределы агонии — в мир экстаза.

Вы будете настолько полны, что и земля, и небо заполнятся вашим присутствием, заполнятся вашим светом, заполнятся вашей энергией, заполнятся вашим излучением.

Ен Тоу прав: в будущем, если вы захотите распространять истину, не становитесь миссионером. Это человеческая слабость — притязать на то, что вы познавший. Это тонкий способ унизить людей: вы знаете, а они не знают. Поэтому, даже если вы добились хоть небольшого интеллектуального понимания, вы тут же начинаете распространять его, потому что это дает огромную подпитку вашему эго. Вы начинаете становиться знатоком, а любой другой — невеждой.

Поистине, вы проваливаетесь в большую канаву. Лучше быть невеждой, чем эгоистом, потому что неведение естественно и может быть трансформировано в невинность очень легко. Но эго — это извращенность: лицу эгоистическому очень трудно понять что-нибудь, если для этого требуется уничтожить эго. Эго — его единственное сокровище; он не знает ничего другого в мире, кроме своего престижа, респектабельности, знаний, гонора.

Если вы захотите распространять... Вам нет необходимости распространять. Во всем мире были миллионы мистиков, испокон веков, которые принимали решение — не распространять. Я не могу сказать, что они поступали ошибочно; они были на девяносто девять процентов правы.

Они решили не распространять, потому что нет способа объяснить вам то, чего вы не испытывали. Если же испытывали, то нет необходимости объяснять это вам. Их логика ясна. На Востоке таких мистиков называли архатами. Они обрели окончательное просветление и остались безмолвными. Если кто-то приближается, чтобы испить от их источника, — добро пожаловать; но со своей стороны они не делают никаких попыток что-либо донести до людей.

Лишь немногие люди приняли решение в пользу одного процента: в буддизме их называют бодхисаттвами. Они приняли решение... Может оказаться невозможным достичь людских сердец: они так глухо закрыты, они уже выбрали... кто-то христианин, кто-то индуист, кто-то мусульманин, кто-то буддист. Они уже выбрали — ничего не зная. Их умы предвзяты и загрязнены, и предрассудки выполняют роль стен вокруг них. Они не дают войти ничему новому.

Но, быть может, время от времени вы обнаруживаете небольшую трещину в стене, и если человек — искатель, исследователь, открытый для встречи с любой истиной, тогда появляется возможность, если вы располагаете истиной, что его сердце сразу же забьется вместе с вашим сердцем. Это синхронизация. Внезапно он осознает, что пришел тот человек, которого он ожидал — и ожидал многие жизни.

Это не будет интеллектуальное убеждение, потому что вы даже не разговаривали. Это будет тонкий, незримый перенос — передача светильника. Тот человек просто должен быть открытым. Вы не можете заставить кого-нибудь открыться: чем больше вы стараетесь открыть, тем более закрытым он будет становиться. Это абсолютно в его собственных руках — быть открытым и уязвимым, стать доступным, как женское лоно, и дать себе рождение в новом пространстве, в новом сознании.

Человек истины может быть лишь спусковым крючком. Вот почему Ен Тоу говорит: Если вы захотите... Если вы захотите, вопроса не возникает. Если вы захотите распространять великое учение... А почему он называет это великим учением? Почему не просто учением? Это различие очень хорошо объяснил Гаутама Будда. Учение — от ума; это философия, теология, религия, но это от ума. Ум невероятно способен фабриковать системы мышления — очень логичные, очень рациональные - но он упускает основу, основу опыта.

Великое учение — то, которое возникло из вашего опыта. Его величие состоит также и в том, что вам не нужно делать никаких усилий, чтобы распространять его. Само его присутствие начинает звенеть колокольчиками в сердцах тех, кто достоин воспринять его, кто выработал определенного рода медитативность, кто выработал определенного рода сердечное безмолвие... чья почва уже готова, так что зерно просветления может быть засеяно. Учение — это просто рациональный подход к сущему, а великое учение — это экспериментальный подход к сущему.

«...распространять великое учение, оно должно изливаться пункт за пунктом из вашей собственной души и покрывать небо и землю; только тогда это будет действие человека силы».

Так много сконцентрировано в этой небольшой цитате из Ен Тоу. Комментарии и толкования к ней могут составить целое священное писание.

Оно должно изливаться... Вы не должны делать усилий, потому что ваши усилия будут разрушать его красоту, его чистоту. Ваши усилия означают, что вы не доверяете сущему и истине. И ваши руки очень малы; ваши усилия не могут быть достаточными для передачи истины.

Она должна струиться, пункт за пунктом. Вы должны быть просто свидетелем, не активным агентом; вы должны просто видеть истечение от своего сердца и радоваться.

И если оно достигает нескольких сердец, они объединяются в некий мистический союз. Вот что такое подлинная коммуна — где люди соединены невидимым течением энергии от сердца к сердцу. Тогда они изолированы как индивидуальности, но все же глубоко связаны друг с другом... Совсем как венок из цветов — каждый цветок индивидуален, но тонкая нить, невидимая для глаз, проходит через каждый из них и создает венок.

Собрание учеников должно быть венком. Но это возможно не посредством какого-то усилия, не посредством какого-то действия, но лишь через спонтанное течение, и это происходит само собой. Совсем как когда бутон розы раскрывается... думаете, он совершает какие-то усилия, чтобы распространять свое благоухание по ветру? Это происходит спонтанно. Это нечто абсолютно естественное.

Если ваше сердце стало розой и раскрыло свои бутоны, то благоухание начинает распространяться во всех направлениях. Это верный способ рассылать послания тем, кто достоин получать их, и только это можно назвать действием человека силы. Это нужно понять.

Обычно, полагаете вы, человек силы должен быть президентом страны, премьер-министром, великим генералом или личностью вроде Александра Великого. Ваше понятие силы — это всегда власть над другими. Это, прежде всего, бесчеловечно и уродливо.

Ни у кого нет права властвовать над кем-либо другим — ни у мужа над женой, ни у родителей над своими детьми, ни у любого политика над людьми. Свобода есть наше самое фундаментальное право, поэтому такие виды власти должны исчезнуть из нашего мира.

Такая власть породила тысячи войн, и такая власть стала нашим застоем. Человек не был в состоянии использовать все это время для своей эволюции, для улучшения земли, для организации более лучшего человеческого общества: без разграничений на нации, религии, политические идеологии.

Вся наша энергия уходит на такие глупости! Убивать друг друга оказывается едва ли не главной целью человеческого существования на земле. За три тысячи лет, было пять тысяч войн. Любой наблюдающий с другой планеты подумает, что человечество обезумело.

Есть один великий мыслитель нашей эпохи, Артур Кестлер, который думает точно так же — что что-то в развитии человеческого ума пошло неверно: гайки и болты или слишком затянуты, или слишком ослаблены. Все наши силы посвящены разрушению... что может быть безумнее? Все эти силы могут сделать нашу землю раем, но они делают ее только полем битвы.

Это значение слова «сила» — не то же самое, которое подразумевает Ен Тоу. На Востоке мы используем слово «власть» — не над другими, но над собой. Завоевание своих собственных незавоеванных просторов сознания, приведение своего потенциала к его полному расцвету сделает вас безмерно могущественными — не над кем-то еще, но просто источником силы самим по себе. Власть над другими на удивление бессильна: сместите президента любой страны с его места, и вся власть исчезает. Что же это за мир такой, где кресла могущественны, где кресла более важны, чем человек, где кресла делают человека могущественным, а не наоборот? Чем будет Рональд Рейган, не будучи президентом? — просто стариком. Что такое Ричард Никсон? Кого заботит, жив он или умер?

Перед русской революцией случилось так, что человек по имени Керенский стал премьер-министром России — огромная власть. Во время революции ему пришлось бежать из России, и людей долго интересовало, что же произошло с ним. Возможно, его убили — потому что никто не обнаружил ни следов, ни намека, куда он исчез. Он словно растворился в воздухе. В 1960 году выяснилось — почти через полвека после революции, — что он занимался бакалейной торговлей в Нью-Йорке. Разумеется, анонимно: он не рассказал никому, что был одним из самых могущественных людей в мире.

Странно это все... Но мистики знают иного рода власть.

Всякое место, где сидит мистик, становится святым; это место наполняется силой. Сила мистика не зависит ни от чьих голосов, не зависит ни от какого кресла, не зависит ни от какой должности. Сила мистика является его собственной, она не заимствована.

Каждый президент и каждый премьер-министр — это просто нищий, выпрашивающий голоса. Я слышал об одном американском политике, о том, как он участвовал в предвыборной кампании. Он постучался в дверь и стал целовать каждого ребенка — там было, по крайней мере, двенадцать детей с сопливыми носами! — но если хочешь власти, приходится терпеть все. Он испытывал сильнейшее отвращение ко всей этой затее, но он улыбался — точно, как улыбается Джимми Картер.

Вы слыхали что-нибудь про улыбку Джимми Картера? Она исчезла. Я видел его последние фотографии, и там лишь одной детали не хватает — той улыбки. Его улыбка была от уха до уха... но то была не его улыбка, то было кресло. С уходом кресла ушла и улыбка тоже.

Бедный политик перецеловал всех детишек и женщину, которая жила там, потом сказал ей: «У вас замечательные дети. Я пришел сказать вам, что вы должны отдать ваш голос за меня». Он дал ей свою карточку, а женщина рассмеялась и сказала: «Я обдумаю это. Но эти дети не все мои; я просто няня. Все соседки ушли на митинг и оставили своих детей здесь, а я просто присматриваю за ними».

Он воскликнул: «Боже мой, почему же вы не сказали раньше? Теперь меня даже тошнит!.. Ох, эти паршивые дети, с сопливыми носами. Я целовал их, а сопли пачкали мне лицо».

Но... приходится терпеть! Эти нищие становятся очень могущественными, когда добираются до должности, но их власть — самая уродливая, бесчеловечная и жестокая.

Сила мистика обладает тотально иным качеством и иным измерением. Его сила не зависит ни от кого другого. Его сила — это не сила нищего; его сила — это сила императора. Его сила возникает изнутри его собственного существа. Он становится сияющей звездой.

Все мистики — люди огромной силы. Быть в контакте с ними достаточно, чтобы затрепетать от неведомых возможностей своего собственного существа. Просто быть в присутствии человека истины уже достаточно; не нужно аргументов, чтобы убеждать вас, — само его присутствие есть аргумент, а его власть — убеждающая сила.

Один великий христианский миссионер, Стенли Джоунз, обычно останавливался у меня каждый раз, как проезжал там, где я жил. Он написал прекрасные книги и обычно произносил замечательные проповеди. Однажды я сказал ему: «Вы говорили так замечательно! Вы пользовались теми же словами, что и Иисус... но я не вижу могущества за ними, это просто старые граммофонные пластинки. Слова те же самые, но человек за словами не тот же самый. Вы приложили все усилия, чтобы сделать свое послание выразительным, но вы не обладаете могуществом».

Он был очень искренним человеком, и он сказал: «Возможно, вы и правы».

Я сказал: «Не возможно, а — я прав. Если бы у вас было могущество, которым обладал Иисус, вас бы уже распяли. Это же смехотворно — вы вешаете золотой крестик себе на шею. Иисус не вешал золотой крестик себе на шею; на его шее висел деревянный крест, крест такой тяжелый, что, несмотря на свой возраст тридцать три года и на то, что он был сыном плотника, привыкшим таскать большие бревна из леса в мастерскую отца, — он падал три раза: крест был очень тяжелым. Кого вы пытаетесь обманывать? Ваша шея должна быть на кресте — а не крест качаться на вашей шее, маленький крестик, который не убьет даже мышь».

То было преступление Иисуса... Вся еврейская земля полна была великими учеными, интеллектуалами, великими рабби — и этот один человек оскорблял их всех. Он не высказывался против них, он не сказал ни одного слова против кого-либо из них. Но уже его присутствия, его могущественной индивидуальности было достаточно, чтобы низвести их до пигмеев; и тогда все пигмеи объединились вместе, чтобы уничтожить этого человека.

Пигмеев в мире большинство, и они делают одно и то же испокон веков. Сократа они отравили за то, что тот был гигантом. Даже сегодня его аргументы очень актуальны, свежи, как эти утренние розы, цветущие под солнцем и танцующие в воздухе. Они убили Ал-Хилладж Мансура, хотя то, что он говорил, будет оставаться вечно истинным. Он лишь объявил простой факт: «Я — Бог, и ты — тоже Бог. Я знаю это, ты не знаешь этого. В любой момент ты можешь узнать это...»

Но пигмеи чувствуют себя очень комфортно и уютно, оставаясь пигмеями. Они не желают идти на риск, чтобы стать гигантами, потому что видели, что случается с гигантами — распятие, отравление, убийство... Их нервируют такие идеи. Лучше быть христианином, с одночасовой религией каждое воскресенье; лучше быть индуистом, лучше быть мусульманином. Лишь бы принадлежать к толпе... потому что у них нет могущества, а человек могущественный стоит один, подобно львиному рыку. Ему не нужно смешиваться с толпой.

То, что изливается из души человека по его собственному зову, есть его безначально присутствующее осознание... То, что начинает струиться в тот момент, когда вы узнаете свое осознание, которое безначально и бесконечно, которое есть вечность; как только вы осознаете неистощимость своих вечных истоков сознания — внезапно поток приходит к вам без всякого усилия.

Вы не миссионер; само ваше существо — миссия. Вы не пытаетесь убедить кого-нибудь своими аргументами; само ваше существо есть ответ — самоочевидный, не требующий ни доказательств, ни аргументов... фундаментально полное самим собой.

Просветленные существа, пробужденные души полны самими собой; у них нет нужды ни в чем ниоткуда. Это дает пробужденному человеку возможность абсолютной свободы от всякой зависимости, от всех цепей, от всех наручников. Можно посадить его в тюрьму, но нельзя поработить его сознание. Теперь он больше не отождествляет себя с телом. Он нашел свою настоящую индивидуальность. Отождествляться с телом — то же, что носить фальшивый паспорт.

Но Да Хуэй требует от вас осознания, чтобы не позволить возникнуть другой мысли. Что это за другая мысль? Когда вы впервые чувствуете себя в глубокой медитации, вы говорите: «Ага, вот оно!» — и вы упустили. Вы должны запомнить: нельзя пользоваться этим предложением, ни в каком пункте, ибо в тот момент, когда вы говорите: «Вот оно», — появляется ваш ум. Ум — самая испорченная сила, он более ядовит, чем любая кобра. Он просто портит тишину и медитативное состояние.

В каждом уме есть тенденции попытаться сделать это, поэтому требуется яркое осознание, чтобы не дать возникнуть другой мысли. Будьте просто бдительны, осознавайте, будьте сознательны, будьте медитативны... Но нет необходимости размышлять об этом, или делать утверждения по этому поводу, или хотя бы говорить про себя: «Я прибыл».

Как только вы вызываете иную мысль, вы впадаете в размышление. Осознание — это нечто такое, что есть прежде, чем были рождены ваши родители.

Иисуса спрашивали: «За кого ты себя принимаешь? Ты же просто юноша, а на иудейской земле есть старые ученые рабби, которые посвятили всю свою жизнь исследованию писаний. За кого ты себя принимаешь? У тебя даже нет никакого образования, ты не можешь читать, не можешь писать, и ты слишком юн, чтобы быть мудрым».

И ответ Иисуса был одним из самых потрясающих ответов, которые когда-либо давались. Он сказал: «Я был прежде, чем был Авраам».

Авраам — старейшее имя в еврейской генеалогии. «Я был прежде, чем был Авраам». Это заявление могущества и самореализации. Он говорит: «Я безначален. Не смотрите на мое тело — возможно, оно и молодо, но я вечен».

Это не имеет отношения к разуму или остроумию. На самом деле это лишь отрывистое восклицание, которое и есть критерий.

Да Хуэй прошел долгий, очень долгий путь. Вначале, когда он был просто интеллектуалом, он смеялся над внезапным просветлением. Как может просветление быть внезапным? В сущем все постепенно... Деревья растут постепенно, человек растет постепенно. Не бывает так, чтобы из ничего внезапно возник куст с розами — весь цветущий и благоухающий. Сущее не верит во внезапность. Это постепенный процесс. Интеллектуально он вроде бы совершенно прав.

Но теперь он говорит, что это и есть критерий того, истинно ваше просветление или нет: это лишь отрывистое восклицание, которое и есть критерий — внезапное озарение, подобное удару молнии. Теперь он говорит из своего собственного опыта. Что же касается ума, то ум наблюдает: все и везде развивается постепенно, так с какой стати это исключение — почему просветление должно быть внезапным?

Причина ясна: просветление не есть нечто такое, что развивается в вас; это нечто уже завершенное, просто ждущее. Оно всегда было завершенным, с самого начала. Вам нужно только посмотреть на него — развернуться на сто восемьдесят градусов и посмотреть.

Вы не обнаружите маленький росток просветления, растущий медленно листок за листком, ветка за веткой. Нет, вы увидите сразу - целиком завершенное озарение — потому что это ваша природа, потому что оно уже тут, потому что оно было всегда. Вы просто не смотрели на него; вы стояли, повернувшись спиной к нему. И оно не может расти — оно уже завершенное, оно полное, оно такое, как полагается. Единственная новость, которая должна произойти, — не с просветлением, а с вами. Вы не осознавали его; теперь вы увидели его, теперь вы осознаете его.

И это ваше осознание тоже внезапно. Вы не можете увидеть просветление своего существа постепенно, кусок за куском — в один день вы видите небольшое просветление, потом на другой день видите немного больше, и так далее. Если вы увидите хоть небольшую его часть, вас всего затянет внутрь, к полному его познанию.

Что же касается пробуждения, то очень легко узнать, говорит ли человек только интеллектуально или говорит экзистенциально. Сейчас Да Хуэй говорит экзистенциально. Это было великое паломничество не только для него, это было также и великим паломничеством для всех вас. Увидеть, как интеллект способен превратиться в просветление, как обычный ум может перемениться на не-ум, как смертное может стать бессмертным, — это и есть ваша история.

Да Хуэй приближается к концу своего паломничества. Быть может, вам еще далеко до места назначения, но прогресс Да Хуэя даст вам огромную поддержку, как бы далеки вы ни были от цели. Он тоже был очень далек, но если ему удалось, то почему вам не может удаться!

Как только вы достигли этой сцены... Посмотрите на слова, как они меняются. Интеллектуал не может сказать так; это просто вне его возможностей. Он может говорить о концепциях, может говорить о гипотезах, может говорить об идеологиях, но Да Хуэй говорит: Как только вы достигли этой сцены... Это всего лишь сцена: она уже была тут — вы просто не видели ее. Теперь вы открыли глаза и увидели ее.

Я слышал о малыше, который увидел входящего католического священника и подбежал к тому со словами: «Отче, моя собака родила шестерых щенят. И что меня восхищает — все они католики».

Отец сказал: «Это очень хорошо».

Через три недели отец пришел и увидел, что мальчик сидит на ступеньках и плачет. Он спросил: «Что случилось? Что с твоими шестью католиками?»

Тот ответил: «Вот потому-то я и плачу. Их глаза теперь открылись, и они уже больше не католики».

Чтобы быть католиком, индуистом или мусульманином, необходимо, чтобы ваши глаза были закрыты; но чтобы стать просветленным, вам необходимо раскрыть глаза. Это — сцена... самая прекрасная сцена, какую вы вообще можете увидеть или представить себе.

Как только вы достигли этой сцены, любые ваши слова становятся основательными. Из пробужденного сознания каждое слово — огненное, каждое слово — живое, каждое слово — основательное. Ему не требуется никакая поддержка от священных писаний, ему не требуется вообще ничья поддержка в мире. Это его собственный авторитет — в чем и состоит его основательность.

Когда же они воистину основательны, то это и есть так называемое «излияние из собственной души, покрывающее небо и землю». Когда вы утвердились в истине, вы наполняете весь космос своей истиной, своим экстазом, своим благоуханием. А всюду, где есть чуткие люди, они разыскивают человека, который достиг могущества, и чьи слова стали основательными.

Вот и вы здесь — представители почти от каждой страны мира. Каждое правительство против меня, каждое правительство старается помешать людям, добраться сюда. Правительство Индии старается помешать журналистам, ученым, профессорам, всевозможным средствам информации попасть сюда. Они спрашивают каждого туриста: «С какой целью вы собираетесь в Индию?»

Малейшее подозрение, что они собираются медитировать, — и их просьба отклоняется.

Это следует считать одной из самых удивительных вещей... Потому что медитирующие всегда едут в Индию, со всего мира, испокон веков. Она всегда была землей мистиков, будд и джайнов. Медитация — это ее единственный дар миру. Но дар этот — не малый; это величайший из возможных даров.

Теперь люди — так называемые политические лидеры, — которые ничего не знают о медитации, охотно предоставляют визы на посещение Тадж-Махала, Кхаджурахо, Конаракса, Аджанты, Эллоры. Но я получаю письма от людей, где говорится: «За то, что мы сказали, что хотим учиться медитации, наши заявления были отклонены». Им не позволяют приезжать.

Когда все правительства мира — с индийским правительством включительно — стараются помешать им, то люди все равно находят способы приехать. Что-то тянет их. Даже если весь мир против меня — не имеет значения. Люди, у которых есть немного чувствительности, восприимчивости к высшим состояниям сознания, обязательно приедут сюда.

Это и есть та сила, о которой ведет речь Да Хуэй.

Я не обладаю никакой силой в обычном смысле, но я располагаю силой внутри себя самого. Я наполнен своим собственным пробуждением, и я хочу разделить его с каждым. Я не спрашиваю, подготовлены ли вы, — кому нужны квалификации? Я пришел к неистощимому источнику, поэтому даже если неподготовленные люди будут пользоваться им — ущерба не будет. Я не теряю ничего.

Подготовленный или не подготовленный, заслуживающий или не заслуживающий... Важно одно: они приезжают издалека, со всего мира, и все правительства стараются помешать им. Но нечто незримое зовет их, и этот зов непреодолим.

Я не миссионер. Я не обращаю вас.

Я — миссия.

Если вы приблизитесь ко мне, вы будете преображены.

Это не будет обращение — из индуизма в ислам, из ислама в христианство... то просто перемена тюрем.

Да Хуэй подарил нам несколько прекрасных сутр этим утром. Позвольте им погрузиться глубоко в ваше существо. Они будут огромной помощью на Пути.

— Хорошо, Маниша?

— Да, Мастер.