Изречение девятое:

Иисус сказал:

Соломинку в глазе брата твоего ты видишь,

но бревна в своем глазу

ты не видишь.

Когда ты достанешь бревно из своего глаза

Тогда ты увидишь,

Как достать соломинку из глаза брата твоего.

Самопознание — самая трудная вещь — не потому, что оно трудно, но потому, что вы боитесь о себе узнать. Существует глубинный страх. Каждый пытается бежать, бежать от себя. Этот страх можно понять. А если этот страх существует, что бы вы ни делали, это не очень по¬может. Вы можете думать, что хотите себя знать, но если этот бессознательный страх присутствует, вы постоянно будете убегать от самопознания, вы постоянно будете пытаться спрятаться, уклониться. С одной стороны, вы попытаетесь узнать себя, а с другой — вы создадите все виды препятствий, так что вы не сможете узнать. Сознательно вы можете думать: «Мне бы хотелось познать се-бя», — но в бессознательном, которое больше, сильнее, мощнее, чем сознательное, вы будете избегать самопозна-ния. Так что страх должен быть понят. Почему вы боитесь? Вот одно: если вы действительно проникаете в себя, тот образ, который вы создали в мире, может оказаться фальшивым. Все ваше прошлое окажется не имеющим никакого значения, так как это было лишь нечто призрачное. А вы в него вложили так много, вы жили ради не-го, так что теперь знать о том, что это было лишь фальшивое явление — очень больно: теперь вся ваша жизнь истрачена. Если все, чем вы жили, было псевдожизнью, не подлинно, если вы ни¬когда не любили, а лишь претен-довали на любовь, как вы можете встретиться с собой? Ведь тогда вы узнаете, что все было претензией: вы не только претендовали на то, что вы любите, вы также претендовали на то, что вы счастливы, когда любите. Вы лишь вводили себя в заблуждение. И теперь, когда вы смотрите назад, смотрите внутрь, вас охватывает страх. Вы думали, что вы — нечто уникальное, так думает каждый. Это — самая обычная вещь в мире, думать о себе, как об экстраординарном, ком-то особом, «избранном». Но если вы посмотрите на себя, вы узнаете, что нет ниче-го, ничего личного. Тогда на чем будет базироваться эго? Оно рушится, падает в прах. Страх — здесь, вот вы и не заглядываете в себя. Не заглядывая, вы можете создавать мечты о себе, образы себя. А это очень легко и дешево — создавать образ, но очень трудно ... быть кем-то в действительности. Человек всегда избирает самое дешевое — и вы также. И вот взглянуть на себя трудно. В одном доме ночью зазвонил телефон, было четыре часа утра. Чело-век встал, он был разъярен, и закричал в трубку «Чего вам надо?» Человек на другом конце провода сказал: «Ни-чего!» Тогда тот еще более разъярился и сказал: «Тогда почему вы звоните мне посреди ночи?» Человек сказал: «Потому что сейчас — дешевле!» Если цена низка, вы можете купить даже «ничто». И это — то, что вы делаете. Создать образ, будто вы уникальны — дешево, но быть уникальным — трудно, очень трудно. Многие, многие жизни в борьбе, в усилиях, многие жизни завершаются в чем-то, когда вы становитесь уникальным. Но верить, что вы — уникальны, это просто дешевка, вы можете сделать это прямо сейчас, здесь нет нужды в каком-либо движении. И вы верите в дешевые вещи — вот почему существует страх. Вы не можете посмотреть на себя. Все, чем вы себя воображаете, там отсутствует — и вы это хорошо знаете. Кто еще лучше знает это, чем вы? Если вы думаете, что вы прекрасны, тогда вы не можете смотреть в зеркало, если эта красота — лишь идея. А вы знаете, точно знаете. Чтобы не смотреть в зеркало, вы разобьете все зеркала. Когда уродливые мужчина или женщина смотрят в зеркало, он или она думают, что что-то не так с зеркалом — так как это очень больно — понимать, что вы никто. В своих глазах вы никто. Любой другой может думать, что вы что-то, но не вы. Даже сумасшедший ду-мает, что весь мир безумен. Весь мир говорит ему: «Ты сумасшедший!», — но он не будет слушать, так как это так больно! Он придумает самые разные аргументы, разумные доводы, чтобы сказать: «Я — не безумен!» Случи-лось так: Мулла Насреддин однажды вечером прибежал на ферму и спросил фермера: «Не видел ли ты здесь про-ходившую сумасшедшую?» Фермер сказал: «А, как она выглядела?» Насреддин описал ее. Он сказал: «Ее рост — почти два метра, и она очень толстая, и весит двадцать три килограмма». Фермер выглядел немного сбитым с толку, он сказал: «Если ее рост около двух метров, и она очень толста, как она может весить только двадцать три килограмма?» Насреддин засмеялся и сказал: «Не будь дураком — разве я не сказал тебе, что она немного не в себе?» Этот другой — всегда неправ, всегда сумасшедший. Таким образом, вы защищаете свое, так называемое здо-ровье, это — защита. А тот, кто не может смотреть на себя, вообще не может смотреть, так как он боится не только посмотреть на себя — основное в том, что он боится смотреть. Ведь, когда вы смотрите на другого, другой может что-то показать в вас. Вы — отражение в глазах другого, вот вы и не можете смотреть на другого. Вы соз-даете фикцию о себе и потом создаете фикцию о других. Потом вы живете в мире сна — вот как живет каждый. А потом вы спрашиваете, как быть блаженным. Ваш кошмар — естественен: что бы вы ни делали, из этого может расцвести только кошмар. А вы спрашиваете, как быть в покое. Никто не может быть в покое с фикцией, это возможно только с фактом. Как бы ни было трудно его принять, только факт может сделать вас ненапряженным, только факт может привести вас к истине. Если вы отвергаете фактичность, тогда для вас нет истины, и тогда вы движетесь вокруг, да около, и никогда не попадаете в центр.

Я слышал, что однажды случилось так: врач пришел навестить пациентку, очень больную женщину. Он во-шел в комнату и через пять минут вышел. Он попросил мужа, ожидающего там: «Дайте мне штопор!» Муж был немного смущен, зачем мог понадобиться штопор. Но через пять минут врач вышел снова, тяжело дыша, и ска-зал: «А теперь дайте мне дрель!» Муж еще больше разволновался, но промолчал, ведь врач знает, что делает. По-том врач вышел снова и попросил молоток и долото. Это было уже слишком, обезумевший муж не мог удержать-ся и спросил: «Что с моей женой?» Врач сказал: «Я еще не знаю, я не могу открыть свой чемоданчик!»

И я говорю вам, что вы все еще боретесь с чемоданчиком! И не только это — что вы не можете его открыть — но вы даже не хотите его открывать! Все эти штопоры и дрели, и долото, и молотки, которые вы таскаете с собой — лишь подделки. Вы даже не хотите открывать чемоданчик, потому что когда вы его откроете, что вы будете делать? Тогда пациент — вы, тогда пациенту нужно поставить диагноз, тогда вам нужно взглянуть на себя.

Так что, каждый занят чемоданчиком — вот в чем ваше дело, ваша профессия, ваше занятие. Вы можете быть поэтом или художником, или музыкантом, но все ваши занятия — лишь пути остаться во внешнем. Вот почему никто не готов остаться один, даже на мгновение. Это так страшно, ведь если вы одни, вы можете узнать кое-что о себе. Когда вы одни, что вам делать? Когда вы одни, вы — с собой — и может выплеснуться реальность.

Вот каждый и старается постоянно быть занятым, занятым двадцать четыре часа в сутки. Когда вы заняты, вы выглядите немного счастливым, когда вы не заняты, вы несчастны. Психологи говорят, что если человек ос-тается незанятым длительное время, он сойдет с ума. Но почему? Почему вы, здоровый, сойдете с ума, если буде-те незанятым длительное время? Если вы здоровы, тогда в спокойный период, когда делать нечего, вы станови-тесь еще здоровее, вы вырастете! Но почему вы сойдете с ума, если вас оставить одного на длительное время? Потому что вы уже безумны! Ваши занятия просто маскируют этот факт.

Взгляните вокруг, так как трудно посмотреть на себя, посмотрите вокруг, взгляните на людей! Например, че-ловек постоянно занят деньгами. Что он делает в действительности? Фокусирует свой разум на деньгах, так что он может избежать себя. Он думает о деньгах — утром, вечером и ночью. Даже в постели он думает о деньгах, о банках и о счетах. Что он делает с деньгами? Вот почему, когда он получает деньги, он — в убытке — что делать теперь? Так что в момент, когда он получает деньги, о которых он думал, он начинает думать об еще больших деньгах — так как деньги — это не то, чем он интересуется. Иначе, когда он получает их, он чувствовал бы себя удовлетворенно, но даже Рокфеллер или Форд не удовлетворены.

Когда вы получаете деньги, вам немедленно нужно больше, так как основная мотивация — не деньги, основ-ная мотивация — как остаться занятым. Когда занятия нет, вы чувствуете себя неудобно, в вас растет глубокое беспокойство, что делать? Если делать нечего, вы будете читать одну и ту же газету — снова и снова — тут же самую газету, которую вы прочли целиком. Если нет никакого занятия, вы можете делать что-нибудь, что вообще не нужно, но вы не можете оставаться в покое. Отсюда — утверждение всех Мастеров, что если вы можете поси-деть в течение нескольких часов без делания чего-либо, вы вскоре станете Просветленным.

Незанятое состояние ума — это медитация. Занятое состояние — это мир, сансара. Не имеет значения, какое у вас замятие — интересуетесь ли вы деньгами, или политикой, или служением обществу, или революцией — нет никакой разницы — ваше здоровье одинаково. Даже если вы оставите Ленина одного, он сойдет с ума: ему нужно общество и революция; если делать нечего, для него будет невозможным существовать, его здоровье будет поте-ряно. Он здоров благодаря вам. Вы работаете так много... что энергия теряется в работе, вы утомлены, вам нужно идти спать.

Старики выглядят почти безумными и эксцентричными, а причина в том, что им нечего делать. Пожилой воз-раст — не причина, они теперь не заняты, они не нужны, они на пенсии. Люди на пенсии всегда становятся немо-го эксцентричными. Что-то с ними неладно. Человек был в порядке, может быть, он был президентом или пре-мьер-министром страны — но от¬правьте его на пенсию, и вы увидите, что случится: он немедленно изна¬шивается. Его тело и ум изнашиваются, он начинает становиться эксцен¬тричным, сумасшедшим, безумным. Ведь теперь нет занятия, никто не смотрит на него, никто им не интересуется. Ему нечего делать, не на чем сфо-кусировать свой ум. Смятение увеличивается и увеличивается — он становится смятенным.

Психологи говорят, что люди, вышедшие на пенсию, умирают на десять лет раньше, чем должны были уме-реть, если бы были чем-то заняты. Что происходит? Почему так трудно быть с самим собой? Ведь вы всегда ду-маете, что другие чувствуют себя счастливыми с вами, ваша жена чувствует себя с вами счастливой, ваш муж чувствует себя с вами счастливым. Вы сами никогда не чувствуете себя счастливым с самим собой, так, как же кто-то может чувствовать себя счастливым с вами? Если вы такая нудная личность, что вы надоели сами себе, как может быть возможно, чтобы другие вас терпели? Они терпят вас по другим причинам — не потому что вы такой любящий человек, нет! Они терпят вас потому, что вы даете им занятие. Муж — занятие для жены, жена — занятие для мужа. Это обоюдная хитрость: они согласились обманывать друг друга и помогать друг другу оста-ваться занятыми.

Вы не можете смотреть на себя, вы не можете прийти к самореализации, потому что это — очень дальняя цель. Вы не можете увидеть правду о себе и причиной этому — фальшивый образ, фальшивое отождествление, фальшивая идея о том, что вы нечто очень важное, существенное — весь мир остановится, если вы умрете. Что случится с миром, если вас не будет? Когда вас здесь не будет, что случится? В мире станет немного больше по-коя, вот и все. Без вас в мире будет поменьше бед — вот и все — так как беспокойная личность исчезнет, и она создавала беспокойство в других. Но для поддержки все эти фикции нужны.

Наполеон стал узником на закате своих дней. Его заточили на маленьком острове, острове Св. Елены. Он был уже ничем и никем — теперь было трудно даже продолжать фикцию. Он был императором, одним из величайших завоевателей: «Что делать теперь? Как я могу вынести, что я теперь — ничто, лишь узник, обычный узник?» Но он не смотрел на факты, он продолжал старую фикцию. Он не менял свои одежды в течение шести лет, потому что в тюрьме ему не дали бы одежд, достойных императора. Его одежды были почти истлевшими, цвета выцвели, они стали грязными, но он их не менял.

Тюремный врач спросил его: «Почему бы вам, не сменить одежду? Она стала такой грязной. Мы можем дать вам одежду получше, почище». Наполеон глянул на него и сказал: «Это императорская одежда — она, может быть, грязна, но я не поменяю ее на обычную!» Он ходил так, как буд¬то оставался императором, он говорил так, как будто оставался импе¬ратором, он отдавал приказания — их некому было слушать, он продолжал командо-вать. Он писал письма и приказы, и он всюду носил с собой при¬надлежности для письма. Его ум оставался импе-ратором.

Что произошло с этим беднягой? Незанятый — он начал постоянно болеть. Врач, который был с ним, вел дневник, и там он писал: «Я чувствую, что он болен не по-настоящему, сейчас болезнь стала его занятием. Иногда он говорит — „мой желудок“, иногда — „моя голова“, иногда — „мои ноги“. Врач думал, что все в порядке, тело абсолютно здорово. Но теперь у него не было чем заняться, теперь единственным другим, было тело. Целый мир других исчез, он был одинок. Теперь тело стало — другим, вот он и стал заниматься телом.

Многие люди болеют в качестве занятия: в мире пятьдесят процентов болезней существует, как занятие. Если вы остаетесь занятым, тогда вам не нужно видеть себя. Иначе, что могло случиться с Наполеоном? Если бы он увидел себя, тогда бы он увидел, что стал нищим — и это было бы слишком!

Он умер императором. Перед смертью он приказал, какие ему должны быть отданы последние почести, в ве-личайших деталях. Там никого не было, чтобы исполнить эти детали, так как никому это не было интересно. Но он отдал приказания, и должно быть, умер в покое, думая, что ему от¬дадут последние почести, как императору.

С Наполеоном все так ясно, потому что он был императором. Это тоже было фикцией, поддерживаемой обще-ством. Но ничего не изменилось, Наполеон остался прежним, только поддержка исчезла. Это трудно понять: есть фикции, в которых общество вас поддерживает, есть фикции, в которых вас не поддерживает никто. В этом раз-ница между здоровым и сумасшедшим: здоровый — это тот, чьи фикции поддерживаются обще¬ством. Он мани-пулирует обществом, чтобы поддерживать свою фикцию. Сумасшедший — это тот, чьи фикции никто не поддер-живает, он одинок, так что вы должны отправить его в сумасшедший дом.

Но ваша поддержка не означает ничего действительного, если это фикция, то это — фикция. Если вы посмот-рите на себя, вы немедленно почувствуете, что вы никто, ничего реального. Но тогда вся земля, вся основа вы-шиблена у вас из-под ног, вы — в бездне. Лучше не видеть этого — и оставаться в мечтах. Они, может быть, и мечты, но они помогут вам оставаться здоровым.

Вы не только не можете посмотреть на себя, вы не можете посмотреть и на другого, так как, другой — так же типичен. Вот вы и создаете фикции о других: с помощью ненависти вы создаете фикцию, что другой — дьявол; с помощью любви вы создаете фикцию, что другой — ангел или бог. Вы так же создаете фикцию о другом, вы не можете смотреть прямо, вы не можете видеть их, ваше восприятие — не непосредственно. Вы живете в майе, в иллюзии, созданной вами. Так что, что бы вы ни видели, преувеличено; если вы кого-то ненавидите, он тут же становится дьяволом; если вы кого-то любите, он тут же становится богом. Вы преувеличиваете; если вы видите плохое, вы трансформируете это в крайнее зло; если вы видите хорошее — оно становится крайним добром, Бо-гом.

Но трудно следовать этим фикциям, вот вы и меняетесь снова и снова. Почему вы так преувеличиваете в ва-шем восприятии? Почему вы не види¬те ясно то, что есть? Потому что вы боитесь ясно видеть. Вам нужны обла-ка, чтобы все оставалось в тумане. Вы не хотите знать себя. А все те, кто узнал, настаивают: знайте себя! Будда, Иисус, Сократ, все они нас¬таивают: познайте себя! Все требование религии — знать себя.

А вы утверждаете незнание себя. Иногда вы даже играете в игру знания себя. Я встречаю многих людей, кото-рые играют в игру знания себя, и они — не хотят знать! Это игра: сейчас они снова хотят создать новую фикцию, религиозную фикцию, они приходят ко мне, чтобы я поддержал их. Они говорят: «Я познал это, я познал то», — и смотрят на меня молящими глазами.

Если я говорю: «Да, вы это испытали», — они поддержаны, они уходят счастливыми. А если я говорю «нет», они становятся несчастными и никогда больше не приходят ко мне. Они просто исчезают, потому что должны найти еще кого-то, другой авторитет. Но почему вы ищете авторитет! Зачем вам нужен свидетель? Если вы по-стигли что-то, вы это постигли — нет нужды ни в каком авторитете, так как опыт сам по себе самоочевиден».

Если вы поняли свою душу, вам не нужно ничье одобрение, свидетельство. Даже если весь мир говорит, что вы не поняли, нет никакой разницы, не нужно никакого постановления, вы знаете, что это произошло. Если слепой начинает видеть, он никого не призывает в свидетели, сообщить, что теперь он может видеть; он может видеть, и этого достаточной. Но если слепой мечтает о том, что он может видеть, тогда ему нужен некий авторитет, чтобы подтвердить факт, что это правда, что он может видеть.

Люди играют в игры, существуют даже духовные игры. И пока вы не оставите игры, и не станете трезвыми по отношению к факту, что фикции нужно отбросить, и тяжелую правду нужно увидеть такой, какой она явля¬ется, ничто не возможно — так как это — дверь. И если никто не поддерживает вас, тогда вы сами поддерживаете себя. Тогда вы перестаете говорить с людьми, так как они не могут вас понять.

Несколько месяцев назад ко мне пришел человек и сказал: «Вы можете меня понять, больше никто меня не понимает, ибо я получаю послания от Бога каждую ночь». И с ним был большой том — абсолютная чепуха! Но он думал, что получает послания от Бога. Он думал, что это — последний Коран, что со времен Мохаммеда никто не получал таких посланий — теперь Коран устарел. Если бы об этом услышали мусульмане, они бы его убили, так как они верят в другую фикцию, а он пытался ее разрушить. И этот человек, который получал послания от Бога, был таким нервным и дрожащим, смотрел на меня, ожидая, что я скажу, потому что все, с кем он встречался, смеялись и думали: «Он сошел с ума!» Он сказал: «Я знаю, что вы — человек Реализовавшийся». Теперь он меня подкупал! Он все время выпрашивал: «Лишь скажите: да, это правда».

Но я сказал: «Если Бог дает вам послания, вам нет нужды приходить ко мне, Бога — достаточно». Тогда он стал немного сомневаться, сбился с толку и сказал: «Но кто знает? Может быть, это штучки моего ума». Это он знал хорошо. Если вы устраиваете трюки, в самой глубине вы это знаете, и не нужно никого, кто бы это вам пока-зал — но вы хотите спрятаться от факта.

Я сказал ему: «Это безумие!» Тогда он больше ко мне не приходил, теперь я — не Реализовавшийся человек! Ему нужно было соглашение: если бы я сказал: «Да, вы получаете послания», — он бы ушел и сказал: «Этот че-ловек стал Реализовавшимся!»

Если я признаю вашу фикцию, тогда вы можете помочь моей фикции, это — взаимная игра, которая происхо-дит. И эта игра приносит столько удовлетворения, что вы не хотите ее прервать. Но за ней, как тень следует глу-бокая неудовлетворенность. Это взаимосвязано, так как, все это — фикция.

Нищий, думающий, что он — император, знает, что он нищий. В этом проблема: он думает, что он — импера-тор, претендует на императора, а глубоко внутри знает, что он — нищий. Он чувствует себя очень удовлетворен-ным этим императорством, но глубокая неудовлетворенность следует за этим, как тень: «Я — всего лишь ни-щий». В этом ваша проблема, вы что-то думаете о себе, и вы знаете, что это — неправда.

Вы никогда не любили, вы претендовали, вы никогда не были честным, вы претендовали, вы никогда не были истинным — вы претендовали, вся ваша жизнь — длинная серия претензий. А теперь, когда вы потратили на это так много жизни, признать, что вся жизнь была лишь фикцией — это слишком. Теперь вы думаете: «Как-нибудь я уж дотяну до конца». Но если вы не покончите с этим, даже если вы протянете до конца, это вам ничего не даст. Это просто растрата, это пустая растрата, и в конце, все разочарование выплеснется.

Вот почему смерть так трудна. В смерти нет ничего опасного, это одно из самых прекрасных явлений в мире — вы просто засыпаете! И каждый засыпает: семя прорастает и становится деревом, потом снова появляются семена, они падают и засыпают, потом они снова прорастут. После любой активности необходим отдых. Жизнь — это активность, смерть — отдых. Так должно быть, чтобы из этого выросла новая жизнь. В смерти нет ничего пло-хого, ничего опасного.

Но почему же каждый, так боится умирать? Потому что в момент смерти все ваши фикции исчезнут, в момент смерти вы увидите, что вся ваша жизнь была тратой. Почему люди говорят, что в момент смерти, человек видит всю свою жизнь? Так бывает, это правда: в момент смерти человек должен увидеть свою жизнь, так как теперь будущего больше нет, и он не может больше создавать фикции. Для фикции необходимо завтра. Смерть приносит факт, что завтра — нет, все завтра закончились, теперь будущего нет. О чем вам мечтать? Куда вам теперь про-ецировать ваши фикции? Идти некуда! Внезапно вы остановились. А вы всю свою жизнь создавали фикции на будущее. Те¬перь будущего нет, вы должны смотреть в прошлое, и в момент смерти общество исчезает, вы должны смотреть на себя, больше ничего не остается. Тогда вы начинаете понимать боль, муку из-за всей потраченной жизни. Если это случится с вами до смерти, вы становитесь религиозным человеком. Религиозный человек — это тот, кто понял до смерти то, что каждый понимает при смерти. Религиозный человек — тот, кто увидел, будучи живым — увидел прошлое, смотрел на всю игру и фиктивность своей жизни — смотрел в себя.

Если вы смотрите в себя, изменение неизбежно, абсолютно неизбежно потому, что если фикция осознана как фикция, она начинает исчезать. Чтобы удержаться, фикция должна быть сохранена, как факт, даже правда долж-на мыслиться, как истина. В то мгновение, когда вы понимаете, что это — неправда, и это в вас проникает, она начинает исчезать — она не в ваших руках, вы не можете ее схватить. Продолжая мечтать, человек должен верить, что это не мечты, а реальность. В тот момент, когда вы осознаете, что это — мечта, она тут же исчезает.

Но не знать — это все ваши усилия, вы уклоняетесь от знания, вот почему вы никогда не находитесь в покое, когда вы — в одиночестве. Даже если вы идете в Гималаи, вы берете с собой ваш радиоприемник, а радиоприем-ник несет весь мир; даже если вы идете в Гималаи, ваша жена, ваши друзья ваши дети — с вами. Вы едете в от-пуск, но вы никуда не едете — вы несете всю свою атмосферу туда, на пляж, в горы, и снова вы окружены всей этой чепухой.

Однажды случилось так: потерпевший кораблекрушение моряк достиг пустынного острова. В течение пяти лет он вынужден был там жить, так как, никакой корабль не проходил мимо. Он построил маленькую хижину и жил там, постоянно думая о мире. Все было так спокойно, как никогда раньше. Он никогда не знал, не мог даже вообразить, что возможен такой мир. Остров был совсем пустынен, там не было никого — это единственная про-блема. Все остальное было идеально, там было все: фруктовые деревья, прекрасная вода; он мог есть, он мог от-дыхать, ничто его не заботило — не о чем было заботиться, некому творить неприятности. А он всегда мечтал уехать когда-нибудь в спокойное место — и внезапно он оказался там! Но это оказалось невыносимо. Тишина — невыносима, нужно быть способным терпеть ее — она может убить.

Это было очень трудно для этого человека, но он был архитектором, и он начал строить маленькие модели, лишь бы не сидеть без дела. Он сделал маленькую улицу и дал ей название, он сделал даже не одну церковь, а две — одну рядом со своим домом, другую — на противоположном конце города; он сделал маленькие магазины, где он мог бы покупать. Он создал целый город.

Через пять лет, когда пришел корабль и бросил якорь в заливе, он был очень счастлив. К берегу в маленькой лодке прибыл человек. Островитянин выбежал из своей хижины, и прибежал к берегу очень возбужденным, так как теперь он снова может вернуться в мир. Но он остановился в замешательстве: человек вышел из лодки с большой пачкой газет. Поэтому он спросил: «Зачем все эти газеты? Зачем вы их привезли?»

Капитан корабля, сказал: «Сначала перелистайте их, посмотрите, что происходит в мире — а потом скажите нам, хотите ли вы, чтобы вас спасли!»

Островитянин бросил эти газеты в море и сказал: «Что за чепуха! Но до того как я войду в лодку, мне бы хоте-лось показать вам мой город».

Он показал капитану город, но тот был растерян, когда увидел вторую церковь. Он сказал: «Я еще могу по-нять, что вы сделали одну церковь, чтобы молиться, но зачем вторая?»

А тот сказал: «Это — моя церковь, куда я хожу, а та — церковь, в которую я — ни ногой».

Вам нужно две церкви, наконец, по крайней мере, две религии, так как разум двойственен: это — церковь, ко-торой я говорю «да», а то — церковь, которой я говорю «нет». То — неистинная церковь, туда ходят плохие лю¬ди, те, которые не принадлежат ко мне. Он был одинок, но он создал целый мир. И он страстно желал вернуться на-зад в мир, он не был готов смотреть газеты. И он поступил правильно, так как, — только вы глянете в газеты, вам не захочется, чтобы вас спасали.

Посмотрите в ваши газеты! Что происходит в мире? Стоит ли в нем жить? Но вы читаете, вы не смотрите, ваше чтение — не смотрение, вы просто сонно читаете. Вы не понимаете, что происходит в мире, что человек де-лает с человеком: такая жестокость, такая глупость, такое отравление любого смысла, всего, что прекрасно, ис-тинно и хорошо — все отравлено. Вам нравится жить в нем? Если вы смотрите, тогда будет трудно решить¬ся жить в нем. Вот почему лучше не смотреть, двигаться, как в гипнозе. Для того чтобы не смотреть на себя, использова-лась другая техника, о которой Иисус рассказывает в этой притче, и эта техника такова: увидьте в другом все плохое, так что вы сможете заключить, что вы хороши. Есть два пути быть хорошим: просто быть хорошим — это трудно и есть еще другой путь, быть хорошим — относительный; доказать, что другой — плохой. Вам не нужно быть хорошим, только докажите, что другой — плохой. Это даст вам чувство, что вы — хороший.

Таким образом мы все и доказываем, что другой — вор, другой — убийца, другой — злодей. А когда вы дока-зали, что каждый плох, внезапно вы чувствуете, что вы хороши. Это относительный феномен: не нужно менять себя, лишь докажите, что другой плох. А это очень легко — ничто так не легко, как это. Вы можете преувеличить плохое в другом; вы можете преувеличивать, и никто не может удержать вас от этого. А перед лицом такого пре-увеличенного зла вы выглядите просто невинным. Вот почему если говорят о ком-то: «Он плохой человек!», вы никогда не спорите с этим, вы просто принимаете это. Скорее наоборот, вы говорите: «Я всегда знал, что это — как раз тот случай». Но если кто-то скажет что-нибудь хорошее о ком-то, вы спорите, вы требуете доказательств. Вы наблюдали факт, что были миллионы людей, которые говорили:

«Мы поверим в Бога, сначала дайте нам доказательств». Но никто еще не написал книгу, требуя доказа-тельств существования дьявола — никто! Никто не потребовал никаких доказательств дьявола, никто не сказал: «Я поверю в дьявола только, когда его докажут». Нет, вы уже знаете, что дьявол — вокруг. Только Бог потерял-ся. Его здесь нет.

Почему хорошее нуждается в доказательствах, а плохое — нет? Наблюдайте эту тенденцию и поймете пре-красное явление, одну из тайн человеческого ума, что глубоко внутри каждый ищет, как быть хорошим. Это трудно, так что же делать? Докажите, что другой плох: «Вы — хуже, чем я, так что, в конце концов, я чуть-чуть хороший!»

Иисус сказал: «Соломинку в глазе брата твоего ты видишь, но бревна в своем глазу ты не видишь».

«Когда ты достанешь бревно из своею глаза, тогда — ты увидишь, как достать соломинку из глаза брата тво-ею».

Вы смотрите на другого, как на тьму. Это может дать вам иллюзорное чувство, что вы — свет, но это не может дать вам света. А если вы пытаетесь просветить другого, так как думаете, что он в темноте, это еще больше ухуд-шает — это добавляет к несправедливости еще и оскорбление. Потому что, во-первых, тьма спроецирована вами, и во-вторых, вы сами — не свет... вы не можете просветить другого.

Так что люди, которые пытаются преобразовать общество — вредители; люди, которые пытаются изменить другого, всегда опасны. Они — убийцы очень тонкого сорта, их убийство столь тонко, что вы не можете их пой-мать. Они не прямо убивают вас, но калечат вас, режут — и «для вашего собственного блага», так что вы не мо-жете сказать ничего против них. Ваши, так называемые святые, лишь пытаются разрушить тьму, которой в вас нет, или может не быть, но они воображают, что она там есть. Они видят в вас ад, так как это — единственный путь для них увидеть и почувствовать себя райскими.

Мулла Насреддин умер. Он постучал в райские врата.

Святой Петр открыл врата, посмотрел на Насреддина и сказал: «Но я сегодня никого не ожидаю, в моем спи-ске нет ни одного имени, сегодня никто не должен прийти. Как же…? Ты меня удивил, как ты сюда попал? Скажи громко свое имя. Произнеси его по буквам, чтобы я мог его проверить».

Итак, Насреддин произнес свое имя громко, по буквам: «М-У-Л-Л-А Н-А-С-Р-Е-Д-Д-И-Н». Святой Петр ушел и посмотрел в свои списки, но там не было никого, кто должен был прийти в тот день.

Он вернулся и сказал: «Слушай! Ты не должен был сегодня сюда приходить, тебя здесь ждут через десять лет. А ну-ка, скажи мне, кто твой врач?»

Врачи могут убить вас раньше срока, делающие добро могут убить вас раньше, чем положено, делатели добра всегда опасны. Но вы все — делатели добра, по-своему, маленькие или большие. Каждый хочет изменить другого, так как каждый думает, что другой не прав; каждый хочет изменить мир. И это — различие между политическим и религиозным умом.

Политический ум всегда хочет изменить мир, так как он не может думать, что плох он сам — весь мир плох. Если политик плох, то это из-за того, что весь мир плох и вся ситуация неправильна. Он должен быть плохим — иначе он был бы святым. Религиозный человек смотрит прямо с противоположного конца. Он думает: «Я плох, вот почему мир плох, так как я вношу в него зло. Из-за меня мир плох. До того, как я изменюсь сам, не будет ни-какого изменения».

Политик начинает с мира, но он не достигает никакой цели, ведь мир такой большой, и мир — не проблема. Он создает еще больше проблем, из-за его лекарства появляется намного больше болезней, которых ранее не бы-ло; из-за своих усилий он создает больше несчастий. Религиозный человек изменяет себя. Он меняет только себя, так как это единственное, что возможно сделать.

Вы можете только менять себя, и в то мгновение, когда вы меняетесь, начинает изменяться весь мир, потому что вы — его важная часть. И когда вы становитесь просветленным, совершенно изменившимся, вы становитесь более жизненным: теперь в вас есть высшая энергия. Будда просто сидит под своим деревом Бодхи, а мир преоб-ражается. И мир больше не будет таким, каким он был до Будды.

Иисус распят, но это становится знаком; история с этого дня разделяется, история уже никогда не будет такой, как прежде. Так что хорошо, что мы разделяем годы по имени Христа; мы говорим: «до Христа», «после Христа». Это хорошо, потому что до Христа было совсем другое человечество, после Христа в бытие пришло совсем другое человечество. Это столь живой феномен, что когда есть Христос — когда сознание возрастает до сознания Иисуса, все другие сознания немедленно затронуты. Они также растут, в них — тоже проблеск, они не могут снова стать прежними, на том же старом уровне.

Религиозный человек просто преобразует себя, но преобразование возможно, только если вы смотрите. Преоб-разование возможно, только если вы отбрасываете фикции.

Если вы начали понимать, что вы — никто и ничто, если вы начинаете понимать свою неистинную жизнь, фикции немедленно начинают исчезать.

Знание — это революция, не то знание, что вы получили с помощью ума, но то, что вы начинаете получать, когда вы сталкиваетесь с собой. Самопознание — преобразующая сила, ничего больше не надо делать. Это долж-но быть понято; люди думают: «Сначала мы узнаем, а потом изме¬нимся». Нет! В тот момент, когда вы узнаете; вы меняетесь. Знание само по себе преобразующее — это не так, что вы сначала узнаете, а потом что-то делаете для изменения. Знание — это не метод, это не средство, знание — это цель сама по себе.

Но когда я использую слово «знание», я имею в виду знание себя... Все другие знания — это лишь средство: сначала вы должны знать «как», и тогда вы что-то делаете. Но со знанием себя качество совершенно другое; вы знаете, и само знание меняет вас. Отбросьте фикции! Найдите в себе храбрость знать себя.

Отбросьте страх и не пытайтесь бежать от себя!

И Иисус говорит: «Когда ты извлечешь бревно из своего глаза, тогда ты ясно увидишь...» Только когда фикции отброшены!

Они — бревно в вашем глазу, они стали туманом, дымом, облаком в глазах. Вы не можете видеть ясно, все за-темнено. Когда бревно извлечено из вашего глаза, вы ясно увидите. Целью должна быть ясность — лишь ясность глаз, чтобы вы могли смотреть прямо и проникать в факт без создания любых проекций вокруг него. Но это — очень трудно, так как вы стали, совершенно автоматичны в этом, совершенно механичны...

Слова затемняют, вы смотрите на цветок, и сразу же ваш ум начинает говорить: «Прекрасный цветок! Я ни-когда такого не видел!» Приходит поэзия, немного заимствованная, конечно. Цветок упускается, ясности нет. Возникают слова — разве вы можете смотреть на цветок, не называя его? Необходимо ли название? Поможет ли хоть как-нибудь название цветка? Станет ли цветок более прекрасным, если у вас есть ботанические знания о нем? В этом различие между ботаником и поэтом: ботаник знает о цветке, поэт знает цветок. Ботаник — просто невежда, он много знает об и о — поэт видит.

В санскрите есть только одно слово для риши и кави, для провидца и поэта. Нет двух слов, так как говорят, что если поэт настоящий, он провидец; если есть провидец — он поэт. Если есть ясность... жизнь становится по-эзией. Но тогда вы должны смотреть на цветок, не называя его — роза это, или еще что-нибудь. Зачем нужны слова?

Почему вы говорите: «Он прекрасен?» Вы не можете видеть красоту без разговоров? Это необходимо — по-вторять, что он прекрасен? Что вы имеете в виду, повторяя это? Это значит, что цветок — еще не все — вам нужно внушение, что он прекрасен, тогда вы сможете создать красоту вокруг него. Вы не видите цветок, цветок — лишь экран, вы должны спроецировать на него красоту.

Смотрите на цветок и ничего не говорите. Это будет трудно, ум почувствует беспокойство, потому что у него есть привычки. Он постоянно болтает. Смотрите на цветок и сделайте это медитацией! Смотрите на дерево и не называйте его, не говорите ничего. Это не нужно, дерево здесь — зачем же говорить что-либо?

Я слышал, будто Лао-Цзы, один из величайших китайских мистиков, каждый день ходил рано утром на про-гулку. Его сопровождал сосед, но он знал, что Лао-Цзы — человек молчания, так что, в течение многих лет он сопровождал его в утренних прогулках, но никогда ничего не говорил. Однажды у него в доме был гость, который тоже захотел пойти на прогулку с Лао-Цзы. Сосед сказал: «Ничего не говори, так как Лао-Цзы хочет жить непо-средственно. Ничего не говори!»

Они вышли, а утро было так прекрасно, так тихо, пели птицы — по привычке гость сказал: «Как прекрасно». Только это, и ничего больше за часовую прогулку. Это не очень много: «Как прекрасно». Но Лао-Цзы так по-смотрел на него, будто тот совершил грех.

Вернувшись домой, входя в дверь, Лао-Цзы сказал соседу: «Никогда больше не приходи! И никогда не приводи еще кого-нибудь — этот человек, похоже, очень разговорчив». А он лишь сказал: «Как прекрасно», — лишком разговорчив! И Лао-Цзы сказал: «Утро было прекрасным, оно было так тихо. Этот человек все испортил». «Как прекрасно!» Это упало, как камень в тихий пруд. «Как прекрасно» упало камнем в тихий пруд, и все взволнова-лось.

Медитируйте у дерева, медитируйте со звездами, с рекой, с океаном, медитируйте на рынке среди проходящих людей — ничего не говорите! Не судите! Не пользуйтесь словами. Только смотрите! Если вы сможете очистить свое восприятие, если вы сможете достичь ясности зрения, все достигнуто. И как только эта ясность достигнута, вы способны увидеть себя.

Знание себя происходит с ясным умом, а не с умом, затянутым знаниями, не с умом, заполненным суждениями о хорошем или плохом, не с умом, заполненным красотой или уродством; но с умом, который без слов. Знание се-бя возможно только с бессловесным умом. Оно всегда там, вам только нужна ясность ума, чтобы воспринять это, тогда вы можете отражать; вам нужен ум, подобный зеркалу, тогда отражение становится возможным. Когда это случается, вы можете помочь соседу — и никогда не раньше. Так что не советуйте никому! Все ваши советы опас-ны, ибо вы не знаете, что творите.

Не пытайтесь никого изменить, даже своего сына, даже своего брата. Никто не нуждается в ваших попытках, так как вы опасны. Вы можете тревожить, вы можете убивать, вы можете калечить, но вы не можете помочь пре-ображению. Пока вы не преобразитесь — не лезьте в чужую жизнь. Если вы наполнены светом, вы можете по-мочь. В действительности, тогда нет нужды, совершать усилия помочь. Помощь истекает из вас, как свет из лам-пы, или аромат от цветка; или луна, сияющая в ночи — нет усилий со стороны луны, она просто сияет.

Кто-то попросил Басе, мастера Дзен: «Расскажи что-нибудь о своих беседах. Ты говоришь, и при этом всегда выступаешь против слов. Так что поясни это».

Что сказал Басе? Басе сказал: «Говорят другие, я цвету!»

Когда усилий нет, тогда это — цветение, как цветение цветка — там нет усилия, цвести. Басе говорит, Будда говорит — усилия нет, это просто происходит! Это — естественное явление, когда говорит Будда. Когда говорите вы — это не естественное явление, включаются другие вещи — вы хотите произвести на других впечатление, вы хотите изменить других, вы хотите контролировать, манипулировать другим, вы хотите доминировать на дру-гим, вы хотите произвести впечатление, что вы — человек знания, вы хотите подпитать ваше эго. Очень многое другое включается. Вы не цветете. Когда вы говорите — это большая политическая игра, там есть стратегия и тактика. Но когда говорит Басе, он цветет. Если при этом кто-то присутствует, он извлечет пользу, но польза для другого — не цель, польза получается без усилий. Цветок цветет не для вас. Если вы проходите мимо, вас достиг-нет аромат, вы сможете им насладиться, вы можете почувствовать экстаз, вы можете быть благодарным. Но цве-ток никогда не цветет для вас, цветок — просто цветет.

Будда цветет, Иисус цветет, а весь мир получает пользу. Но вы пытаетесь принести пользу другим, и никто ее не получает, но вы делаете. Мир стал бы лучше, если бы в нем было поменьше людей, изменяющих и преобразо-вывающих его. Все революции престо делают зло, и реформа ведет к большей неразберихе.

Д. Х. Лоуренс однажды предложил, чтобы на сто лет человечество остановило все революции, все университе-ты, все реформы и все разговоры о них, и сто лет жили, как дикари. Это прекрасное предложение. Тогда челове-чество вновь стало бы живым, энергия могла бы возрасти, а люди смогли бы достичь ясности.

Слова потускнели, они стали настолько отягощенными и вы тащите столько знания, что уже не можете взле-теть в небо. Вы настолько отягощены, что вы не невесомы, ваши крылья — не свободны. И вы вцепились в ве-щи, которые стали вашими тюрьмами и путами, потому что вы знаете, что они очень ценны. Они — вещи без це-ны, более того, они опасны для вас. Слова, писания, знания, теории, «измы» — все они калечат. Из-за них не мо-жет быть достигнута ясность, отбросьте все писания, бросьте все суждения.

Смотрите на жизнь, как ребенок, не знающий, на что он смотрит, только смотрите — и такой взгляд даст вам новое восприятие. Это новое восприятие — это то, о чем говорит Иисус. Я повторю его слова:

«Соломинку в глазе брата твоего ты видишь, но бревна в своем глазу ты не видишь». «Когда ты достанешь бревно из своего глаза, тогда ты увидишь, как достать соломинку из глаза брата твоего».

Только это может помочь. Если вы станете светом для себя, вы станете светом для других. Но это — цветение, и каждый получит пользу — зная, или не зная, — каждый получит пользу. Вы станете блаженством.