Глава 9.

УЧИТЕЛЬ — НАСТОЯТЕЛЬНАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ

5 марта 1977 года, Пуна, Индия

Лань-шу сказал врачу Вэн-чи: «Ваше искусство столь утонченно. У меня болезнь, можете ли вы вылечить её?»

«Вам нужно только потребовать. Расскажите мне симптомы вашей болезни».

«Я не считаю, что это честь, когда вся округа восхваляет меня, и это не бесчестье, когда вся страна поносит меня; у меня нет радости, когда я выигрываю, и нет беспокойства, когда проигрываю; я одинаково смотрю на жизнь и на смерть, богатство и бедность, другого человека и свинью, себя и другого человека; я живу в своем собственном доме, как постоялец в гостинице, и смотрю на своих соседей, как если бы это было в чужой варварской стране».

«Из-за всех этих недугов титулы и награды не стимулируют меня, наказания и поощрения не вызывают во мне трепет, процветание и упадок, выгода и ущерб не изменяют меня, радость и печаль не влияют на меня. Вследствие этого мне невозможно служить моему принцу, иметь дела с моими родственниками и друзьями, обращаться с женой и детьми, управлять слугами. Что это за болезнь? Какое искусство может излечить её?»

Вэн-чи приказал Лань-шу встать спиной к свету. Сам он отошел назад и рассмотрел Лань-шу с расстояния, стоя лицом к свету. Затем он сказал: «Хм. Я вижу ваше сердце. Место размером с квадратный дюйм пусто — вы почти мудрец. Шесть отверстий вашего сердца входят друг в друга, но одно из них закрыто. Может ли быть это причиной того, что вы считаете мудрость мудреца болезнью? Мое поверхностное искусство не может ничего сделать для исцеления этого».

Притча...

Однажды в саду Учителя жила обезьяна. И поскольку обезьяны — любопытный народ, она стала любопытствовать по поводу Учителя. Она видела, что Учитель сидит в молчании, ничего не делая, и потихоньку начала подбираться к нему — что делает этот человек? Это была тайна. Конечно, для обезьяны самым таинственным было то, что кто-то сидит тихо, ничего не делая.

Беспокойство так естественно для обезьяны, поэтому пребывание в покое, в тишине?.. Не сошел ли этот человек с ума? Постепенно она начала подбираться поближе, чтобы понаблюдать за ним. Чем ближе она подходила, тем сильнее удивлялась. Не только сам человек молчал, но и пространство вокруг него было потрясающе тихим. Даже обезьяна смогла почувствовать вибрацию, когда подошла поближе.

Она полюбила этого человека, и быть рядом с ним стало одним из её любимых занятий. Всякий раз, когда она находила время и Учитель сидел в саду, она подходила ближе и садилась рядом с ним.

Однажды она спросила Учителя: «Что ты делаешь? Пожалуйста, расскажи мне. Я отдаюсь тебе. Прими меня как ученика».

Учитель посмотрел на обезьяну, почувствовал великое сострадание к ней и сказал: «Я не делаю ничего. Ты тоже сможешь делать это. Это неделание. Сиди тихо — весна придет, и трава вырастет сама. Ты просто сиди в молчании. Когда наступит нужный момент, ты внезапно наполнишься потрясающей радостью, и покоем, и Богом. Тебе не нужно ничего делать. Всякое делание в тебе — это возмущение, оно создает рябь, создает волны. А когда твой ум в волнении, Бог не может войти. Бог входит, когда ум — спокойная поверхность, когда все тихо и безветренно. Он входит через дверь безмолвия, — но это возможно только в том случае, когда ты — неделатель. Итак, ты можешь делать это, можешь попытаться».

Обезьяна покачала головой. Она сказала: «Это невозможно. Я думала, что если здесь есть что-то, что я могу делать, я делала бы это, но это невозможно. Если бы ты сказал мне достать луну, я смогла бы принести её; если бы ты сказал мне передвинуть Гималаи, я смогла бы сделать это; если бы ты сказал повернуть вспять воды Ганга, я смогла бы сделать это — ведь известно, что в старые времена другие обезьяны, например Хануман, делали это. Я обезьяна, у меня есть запас сил, я тоже могу сделать это — но сидеть тихо, ничего не делать? Сэр, это невозможно. Это против моей природы, это сведет меня с ума. Если Бог приходит через тишину, то тогда Бог не для меня и я не для Бога».

Человеческий ум — это не что иное, как обезьяна. Человек не очень сильно изменился. Чарльз Дарвин говорит, что человек эволюционировал только на поверхности — глубоко внутри он так же беспокоен, как и другие обезьяны. Человек эволюционировал не очень сильно. Настоящий человек родится только тогда, когда ваша внутренняя обезьяна полностью исчезнет, предельно исчезнет.

Быть человеком означает быть не-умом. Постоянная болтовня ума внутри вас, внутренний разговор, монолог продолжается день и ночь, из года в год, от рождения до смерти. Что бы вы ни делали, не имеет значения, он продолжается глубоко внутри вас. Эта болтовня — единственная вещь, являющаяся нерелигиозной, единственный грех, изначальный грех. Когда эта болтовня прекратится, с вами начнут происходить чудеса. Откроются такие великие тайны, что вы не сможете вместить их. В вас начнет изливаться такое обширное небо, что вы не сможете поверить в это. Это невероятно. Вы начнете расширяться. Тогда вся вселенная будет чем-то внутри вас. Тогда не вы будете во вселенной, а вселенная будет в вас. Тогда звезды, и луны, и солнца будут вращаться в вашем сердце.

Но если это случится без Учителя, вы сойдете с ума. Это ум держит вас цельными. Кем бы вы ни были, хоть и обезьяной, это ум держит вас цельными. Ум — ваша болезнь и ваша нормальность. Благодаря уму вы привязаны к земле. Без ума вы не были бы привязаны нигде. Вы были бы так свободны, так вольны, что могли бы рассеяться. Кто сдерживал бы вас? Каково было бы тогда ваше определение? Ум ушел, эго уходит. Эго — это центр ума, самое сердце обезьяны. Ум ушел, ушла алчность. Ум ушел, ушла амбиция. Ум ушел, ушло состязание. Ум ушел, ушли прошлое и будущее. Ум ушел, ушли ислам, христианство, индуизм. Ум ушел, ушли национальности — индиец, немец, китаец. Ум ушел, тело больше не ваше. Ваша собственная мать — не ваша мать, ваш собственный отец — не ваш отец, ваш собственный сын — больше не ваш сын. Все взаимоотношения исчезли, потому что взаимоотношения существуют в уме.

Только подумайте о моменте, когда ум внезапно ушел, — где вы будете? Что вы будете? Вы потеряете всю индивидуальность. Вы просто расплавитесь и исчезнете, испаритесь. Это будет схождение с ума... поэтому без Учителя путь очень рискован. И когда проблеск запредельного впервые придет к вам, он потрясет вас, и вы не сможете увидеть его положительные стороны — вы увидите только отрицательные. Вы увидите, что от вас забирают, вы не сможете увидеть, что вам дают. Естественно, вы знакомы со своим прошлым, и прошлое быстро забирают от вас. Вы просто увидите себя исчезающим.

И для нового, рождающегося у вас еще не будет никакого языка; для нового, рождающегося у вас еще не будет никакой концепции. Новое, рождается невидимо, его нельзя коснуться, его нельзя слышать, его нельзя понюхать, нельзя ощутить его вкус. Оно вне чувств. Вы никогда ранее не встречали это новое, которое происходит сейчас, как же вы узнаете его? Новое не будет узнано, а старое исчезает, поэтому вы будете чувствовать себя сходящим с ума, распадающимся на части, умирающим. Вашим переживанием будет смерть, или вашим переживанием будет сумасшествие. Вы будете думать, что с вами случилось какое-то бедствие. Благословение будет выглядеть как бедствие, поскольку вы не можете видеть его как благословение, ваши глаза еще не подготовлены для этого. Вы можете видеть только бедствие, вы можете видеть только отрицательную сторону. Это то, что христианские мистики называют «потемки души»: свет так ослепителен, что кажется почти тьмой.

Смотрели ли вы когда-нибудь прямо на солнце? В течение секунд вы будете ослеплены, вы не сможете видеть. Это будет так ослепительно. Это не темнота, но света слишком много, и ваши глаза не могут принять его, они не могут поглотить его. И если, посмотрев на солнце в течение нескольких секунд, вы оглянетесь вокруг, то обнаружите потрясающую темноту. Если будете смотреть на солнце достаточно долго, вы ослепнете.

Почему свет ослепляет? Почему? Потому что наши возможности ограничены. Мы можем воспринимать свет лишь в крошечных количествах — тогда мы имеем возможность распознавания. За пределами этих ограничений способность распознавания теряется. Это и случается, когда вы впервые входите в мир не-ума: он кажется безумием — темная ночь души, безумная ночь души.

Все религии отметили этот факт, поэтому все религии настаивают на том, что, прежде чем входить в мир не-ума, следует найти Учителя — он нужен, чтобы помочь вам, поддержать вас. Вы будете распадаться на части, но его присутствие даст вам смелость, даст вам надежду. Он поможет вам интерпретировать новое. В этом значение Учителя: интерпретировать то, что не может быть интерпретировано, указать на то, что не может быть сказано, показать то, что невыразимо. Он будет с вами, он придумает для вас методы и способы продолжить ваш путь — иначе вы можете сбежать оттуда.

И помните, нельзя сбежать. Если вы начнете бегство, вы просто станете бешеным. Суфии называют таких людей маета. В Индии они известны как сумасшедшие парамахамса. Вы не сможете вернуться назад, потому что будет некуда, и вы не сможете пойти вперед, потому что все будет во тьме. Вы увязли. Вот почему Будда говорит: «Счастлив человек, нашедший Учителя».

Сам я не был таким счастливым, как вы; я работал без Учителя. Я искал, но не мог найти ни одного. Я точно искал, я искал достаточно долго, но я не смог найти ни одного. Очень редко удается найти Учителя, редко найдешь существо, которое стало не-существом, редко найдешь присутствие, которое стало почти отсутствием, редко найдешь человека, являющегося просто дверью в божественное, открытой дверью в божественное, которая не будет препятствовать вам, через которую вы сможете пройти. Это очень трудно.

Сикхи называют свой храм гурудвара, дверь Учителя. Это в точности то, чем является Учитель — дверью. Иисус снова и снова говорит: «Я врата, я путь, я истина. Придите и следуйте за мной, пройдите сквозь меня. И если вы не пройдете сквозь меня, вы не сможете достичь».

Да, иногда случается, что человек вынужден работать без Учителя. Если Учителя нет, то приходится работать без Учителя, но тогда путешествие очень опасно.

В течение года я был в том же состоянии, о котором говорит эта притча. В течение года было почти невозможно узнать, что случилось. В течение года мне было даже трудно удержаться среди живых. Просто удержаться среди живых было трудным делом — пропал весь аппетит. Дни проходили, и я не чувствовал никакого голода; дни проходили, и я не чувствовал никакой жажды. Я должен был заставлять себя есть, заставлять себя пить. Тело перестало существовать настолько, что я должен был ранить себя, чтобы почувствовать, что я еще в теле, Я должен был стучать головой о стену, чтобы почувствовать, что голова еще здесь. Только тогда, когда она болела, я чувствовал себя немного в теле.

Каждое утро и каждый вечер я пробегал от пяти до восьми миль. Люди думали, что я сошел с ума. Почему я бегал так много? Шестнадцать миль в день! Просто чтобы почувствовать себя, почувствовать, что я еще есть, не терять контакта с собой, чтобы дождаться, когда мои глаза настроятся на то новое, что случилось.

И я должен был держать себя ближе к себе. Я не разговаривал ни с кем, потому что все стало таким несовместимым, что даже сформулировать одно предложение было трудно. Посреди предложения я забывал, что говорю; посреди пути я забывал, куда иду. Тогда я должен был возвращаться назад. Я читал книгу — прочитывал пятьдесят страниц — и внезапно вспоминал: «Что я читаю? Я ничего не помню». Такова была моя ситуация.

Дверь в кабинет психиатра с треском отворилась, и внутрь ворвался человек.

— Доктор! — закричал он. — Вы должны помочь мне. Я уверен, что потерял свой ум. Я не могу ничего вспомнить — ни того, что было год назад, ни даже того, что случилось вчера. Я, должно быть, сошел с ума!

— Хм-м-м-м, — протянул психиатр. — А когда вы впервые осознали эту проблему?

— Какую проблему? — озадаченно спросил человек.

Это была моя ситуация! Даже составить полное предложение было трудно. Я вынужден был держать себя взаперти в своей комнате. Я взял за правило не говорить, не произносить ничего, потому что сказать что-нибудь означало сказать, что я сумасшедший.

Так было год. Я просто лежал на полу, и смотрел в потолок, и считал от единицы до ста и обратно, от ста до единицы. Просто остаться способным считать, уже было что-то. Я забывал снова и снова. Снова поймать фокус, обрести перспективу заняло у меня один год.

Это случилось. Это было чудо. Но это было трудно. Не было никого, чтобы поддержать меня, не было никого, чтобы сказать мне, куда я иду и что случилось. На самом деле все были против меня — мои преподаватели, мои друзья, мои доброжелатели. Все были против. Но они не могли ничего поделать, они могли только осуждать, они могли только спрашивать, что я делаю.

Я ничего не делал! Это было вне меня; это случилось. Я сделал что-то, не зная того, я постучался в дверь, и дверь открылась. Я медитировал многие годы, просто сидел тихо, ничего не делая, и мало-помалу я начал входить в то пространство, в то пространство сердца, где вы пребываете и не делаете ничего, где вы просто присутствие, наблюдатель.

Вы даже не наблюдатель, потому что вы не наблюдаете — вы просто само присутствие. Слова не адекватны, поскольку, какое бы слово ни использовать, кажется, что это сделано. Нет, я не делал этого. Я просто лежал, сидел, гулял — глубоко внутри не было делателя. Я потерял все амбиции; не было желания быть кем-нибудь, не было желания достичь чего-либо — ни даже Бога, ни даже нирваны. Болезнь буддовости полностью исчезла. Я был просто отброшен к самому себе.

Это была пустота, а пустота сводит с ума. Но пустота — единственная дверь к Богу. Это означает, что достигнет только тот, кто готов сойти с ума, никто другой.

Но если у вас есть Учитель, все просто. Он может держать вас за руку, когда вы теряете все дорожки в своем существе. Он может стать вашей поддержкой. Если вы любите вашего Учителя, эта любовь станет последним звеном связи. Все связи исчезнут, но эта останется. Она исчезнет только тогда, когда вы достигли своей собственной перспективы, своей собственной ясности. Это как пуповина. Ребенок живет в утробе матери девять месяцев, и если вы оборвете пуповину, он умрет. Он живет за счет её. Это единственная связь.

Точно так же, если вы любите Учителя, между вами и Учителем возникает тонкий серебряный шнур — явление, совсем не видимое для других, но хорошо заметное ученику. Он может почти коснуться его. Вы становитесь соединенным с вашим Учителем от вашего пупка. Учитель — ваша мать, Учитель — ваша утроба. И эта пуповина, этот невидимый серебряный шнур питает вас, пока вы не будете готовы, пока беременность не созреет, пока вы не будете готовы возродиться и не станете дышать сами.

Учитель — это настоятельная необходимость. Если вы сможете найти его, вы счастливы. Тогда он будет все интерпретировать для вас, и темнота будет выглядеть светом, болезнь будет выглядеть здоровьем; проклятие он преобразует в благословение. На самом деле это благословение, но вы интерпретируете его как проклятие. Он ничего не делает, он просто показывает вам, в чем дело.

Вот на таком фоне вслушайтесь в эту историю.

Лань-шу сказал врачу Вэн-чи: «Ваше искусство столь утонченно. У меня болезнь. Можете ли вы её вылечить?»

Этот человек, должно быть, похож на меня, несчастный. Он, должно быть, работал без Учителя. Теперь он думает, что у него болезнь. Это естественно, так это проявляется — выглядит как болезнь. Все старое ушло; ваша старая разумность больше не действует, ваша старая память больше не действует, вашей старой индивидуальности больше нет. Вы не можете сказать: «Кто я?» Ваше имя, ваш адрес, все стало несущественно. Вы не принадлежите никому, вы не принадлежите никакому месту. Впервые вы посторонний в этом мире, вы незнакомец. Ни с чем не связанный, оторванный от корней, вы как дерево, вырванное с корнем и начавшее умирать.

Так случается, что, когда вы впервые входите во внутреннюю пустоту, в состояние не-ума, вас вырывают с корнем из земли. Перед тем как вы начнете расти корнями в небо, будет промежуток времени, интервал, в котором будет много страдания, если рядом не будет никого, кто предупредил бы вас о предстоящем благословении. Если рядом не будет никого, чтобы дать вам надежду, тогда потемки души станут вашей могилой.

Лань-шу сказал врачу Вэн-чи: «Ваше искусство столь утонченно. У меня болезнь, можете ли вы её вылечить?»

«Вам нужно только потребовать. Расскажите мне симптомы вашей болезни».

«Я не считаю, что это честь, когда вся округа восхваляет меня, и это не бесчестье, когда вся страна поносит меня; у меня нет радости, когда я выигрываю, и нет беспокойства, когда проигрываю; я одинаково смотрю на жизнь и на смерть, богатство и бедность, другого человека и свинью, себя и другого человека; я живу в своем собственном доме, как постоялец в гостинице, и смотрю на своих соседей, как если бы это было в чужой варварской стране».

Определенно, этот человек должен был находиться в ужасной тревоге, в великом беспокойстве. Он больше не мог поддерживать связи с людьми. Он потерял язык для связи.

Что же происходит?

Первое, он говорит: «Я не считаю, что это честь, когда вся округа восхваляет меня, и это не бесчестье, когда вся страна поносит меня». Он теряет свое эго. Это эго чувствует хорошо, когда кто-то восхваляет вас, и плохо, когда кто-то поносит, оскорбляет вас. Вы живете через него, вы судите о своей жизни через него, это ваш способ связываться с людьми. Вы говорите, что любите кого-то, потому что тот подкрепляет ваше эго. Вы говорите, что ненавидите кого-то, потому что тот доставляет вам неудовольствие, поносит вас, его присутствие является унизительным. То, как он говорит, то, что он говорит, задевают ваше эго. Не питают вас, морят вас голодом. Вы ненавидите этого человека. Иногда так случается, что вы даже не знали этого человека, вы встречаетесь с ним впервые, — но мгновенно вы чувствуете, что ненавидите его, потому что его вибрация каким-то образом идет против вашего эго. То, как он ходит, то, как он смотрит на вас, то, как он разговаривает, — он пытается захватить первенство. Может быть, это вне сознания, но вы чувствуете, что он пытается доказать свое превосходство над вами. Как-то он заставляет вас чувствовать себя подчиненным. Вы ненавидите его. Вы любите всякого, кто дает вам почувствовать ваше превосходство, он нравится вам; вы говорите, что он прекрасен.

Ваш критерий — ваше эго. Когда вы отбросили эго, тогда кто ваш друг и кто ваш враг? Когда вы отбросили эго, тогда что правильно и что неправильно? Когда вы отбросили эго, тогда что делать и чего не делать? Тогда как вы будете грешником и как вы будете праведником? Когда вы отбросили эго, тогда вы отбросили всю двойственность, дуальность, вы стали единым. Эта единость сводит вас с ума.

Есть красивая притча из жизни святого Тукарама в Махарастре. Однажды он возвращался домой — он был бедным человеком, очень бедным человеком — он возвращается домой. Кто-то дал ему десять палочек сахарного тростника. Возвращаясь домой, он встречает много нищих и детей по дороге и раздает эти палочки сахарного тростника. Он держит только одну палочку для себя, девять он раздает. Он очень счастлив; счастлив, потому что мог дать что-то, счастлив, потому что имел что-то дать, счастлив, потому что, когда давал эти палочки сахарного тростника нищим, они благодарили его, счастлив, потому что дети были очень счастливы — они смеялись и наслаждались, они побежали по своим домам с палочками сахарного тростника.

Он приходит домой очень счастливый, очень, очень счастливый. Он рассказывает все жене: «Кто-то подарил мне десять палочек сахарного тростника. Девять я раздал, одну принес для себя и тебя».

Конечно, как это бывает с женами, она очень сильно сердится. Они бедные, и эти десять палочек сахарного тростника были бы пропитанием для них. Несколько дней они голодали, и вот теперь этот дурак раздал палочки. Она так рассердилась, что взяла палочку сахарного тростника и стала бить ею Тукарама. Она сильно бьет его по голове. Палочка разламывается надвое, и Тукарам смеется. Он говорит: «Вот ты и дуалист. Я верю в одно, ты веришь в два. Хорошо. Теперь палочек две — ты можешь взять одну, и у меня будет одна. Но я думал, что мы — одно, поэтому я думал, что одной палочки будет достаточно».

Ваше понимание отличается. Ум человека все преобразует в два. Энергия, которую вы называете свет и тьма, — одна, но вы называете её двумя именами: тьма и свет. Энергия, которую вы называете жизнь и смерть, — одна, но вы называете её двумя именами: жизнь и смерть. Энергия, которую вы называете ненависть и любовь, — одна, но вы называете её двумя именами: ненависть и любовь. Вы — Тукарамова жена.

Весь этот человеческий мир существует на дуальности. На дуальности основывается язык, на дуальности основывается выражение. Когда человек начинает чувствовать единость — когда исчезает эго и исчезает само явление дуальности, — тогда человек чувствует себя единым с деревьями, единым с птицами, единым со скалами, единым с рекой, единым с луной, единым с солнцем. Конечно, человек начнет чувствовать, что что-то идет не так. Кто он?

Если в этом состоянии на вас бросится лев, вы совсем не будете беспокоиться. Возможно, что вы даже будете наслаждаться всем этим — лев ест вас, — потому что вы не отделены ото льва. Вы будете настроены очень хорошо. Вы будете радоваться тому, что лев голоден и ест вас. Вы будете львом. Нет дуальности.

Но в этом состоянии, в начале, человек будет, естественно, думать: «Что я, сошел с ума?» Нет врага, нет друга, восхваление не значит ничего, поношение не значит ничего...

Как раз прошлой ночью один молодой человек спросил меня: «Бхагаван, можно я рассержу вас?» Я сказал: «Если вам так нравится, вы можете делать это, но вы не сможете рассердить меня, потому что вы также не сможете и доставить мне приятное. Сделать мне приятное или неприятное невозможно. Что вы можете сделать, чтобы доставить мне неприятность, что вы можете сделать, чтобы доставить мне приятное? Для меня и то и другое — все равно».

«Я не считаю, что это честь, когда вся округа восхваляет меня, и это не бесчестье, когда вся страна поносит меня».

Этот человек обеспокоен, очень сильно обеспокоен, вырван с корнем. Что случилось? Люди, бывало, оскорбляли его раньше, и он впадал в ярость. Теперь ничего не происходит. Он что, стал импотентом? Потерял всю свою энергию? Люди, бывало, восхваляли его, и он был счастлив, но теперь ничего не происходит. Теперь, даже если люди украшают его гирляндами, ничего не происходит. Или если иногда они оскорбляют его, бросают в него башмаками, и тогда ничего не происходит.

Однажды на публичной встрече в Бароде так случилось, что кто-то бросил в меня башмаком. Он, может быть, думал доставить мне неприятность. Я попросил его дать мне другой башмак, поскольку, что мне было делать с одним? Он был очень разочарован. Он был очень озадачен. Позднее он написал мне письмо: «Что вы за человек? Я оскорбил вас, а вы попросили у меня другой башмак!» Он не ожидал такого.

Но когда это случается в первый раз, вы становитесь дезориентированными. Вы не знаете, что есть что.

Второе: «У меня нет радости, когда я выигрываю, и нет беспокойства, когда проигрываю».

Исчезает сравнение, исчезает состязательность, уходит ревность — все это тени эго. Когда эго исчезает, они не могут задержаться надолго. Они должны следовать примеру. Они уходят вместе с эго, они приходят вместе с эго. Они компаньоны эго.

«У меня нет радости, когда я выигрываю, и нет беспокойства, когда проигрываю».

Что терять в жизни? И что выигрывать? Все, в чем вы нуждаетесь, не может быть потеряно. Ваша самая существенная сердцевина никогда не может быть потеряна. И эта самая существенная сердцевина не может быть получена — когда вы начнете всматриваться в свое существо, она уже там. Вы такой, как всегда, думающий выиграть и приобрести, но она — это то, что не может быть потеряно, не может быть отнято. Никто не может забрать её. Она не может быть разрушена, поскольку является самой вашей природой. Когда вы начинаете движение в измерение предельной реальности, то нечего выигрывать и нечего проигрывать. Сравнение, ревность и состязание, уходят вместе с эго, как тени эго.

Третье: «Я одинаково смотрю на жизнь и на смерть, богатство и бедность».

Родилась невозмутимость. Когда уходит эго и уходят его тени, остается самьяктава, невозмутимость. Вы начинаете смотреть на вещи и при этом не думаете, что это плохо, а это хорошо, это должно быть, а этого быть не должно. Все хорошо или все плохо. Все равно. Это равный глаз, невозмутимость, то, что в Индии мы называем самьяк-дришти, глаз, который видит все равным, который видит маленькое, как большое, большое, как маленькое, который видит бесполезное, как ценное, ценное, как бесполезное, который видит золото и грязь, как одно и то же.

Жизнь и смерть, богатство и бедность — все кажется этому человеку одинаковым, и он очень сильно обеспокоен. Что происходит с ним? Потерял ли он интерес к жизни или умер где-то в своем существе?

Четвертое: «Я живу в своем собственном доме, как постоялец в гостинице, и смотрю на своих соседей, как если бы это было в чужой варварской стране».

Когда вы теряете свой ум, конечно, вы становитесь незнакомцем. Теперь у вас нет никакого общего языка с кем-либо другим. Теперь ваш язык — тишина, а люди не понимают тишину. А вы не понимаете их слова. Вам требуется время, чтобы настроиться на вашу внутреннюю тишину, а затем вернуться в ум и начать использовать его снова. Это требует времени, иногда годы, иногда всю жизнь. Приходится учиться, начиная с азбуки.

Когда ваш ум уходит, то если вы хотите поддерживать связи, вам снова придется начать использовать его. Вот почему Будда говорит, что много людей осознали, но лишь очень редкие становятся Учителями. Учитель — это тот, кто осознал и снова вернулся в мир ума, снова стал владеть языком, снова стал способен использовать ум.

Осознавший человек — это тот, кто прошел за пределы ума, но который не может более поддерживать связи с людьми, отставшими позади. Учитель — это тот, кто прошел за пределы ума и снова обрел способность использовать ум. Теперь не ум использует его, он использует ум, он — Учитель.

Но чтобы вернуться назад, нужны огромные усилия, нужно великое сострадание. Если вы не питаете к людям потрясающую любовь, то когда вы достигнете состояния Будды, станете ли вы беспокоиться? Зачем беспокоиться? Почему бы не остаться в тишине? Почему бы не наслаждаться блаженством, доставшимся вам, благословением, сошедшим на вас? Зачем тревожиться о глупых людях? Все равно они не понимают, они понимают неправильно. Самое большее, они не поймут, самое худшее, они поймут неправильно. И они создадут вам ненужные проблемы — они распяли Иисуса, они отравили Сократа, они убили Мансура.

Мансур мог бы хранить молчание, он мог бы избежать всего этого. Другие говорили ему об этом. В те дни в той части мира, где жил Мансур, было много просветленных людей. Просветление приходит, как волна: когда она приходит, многие люди увлекаются ею. Было много просветленных людей, одним из них был Джунаид. Джунаид сказал Мансуру аль-Хилладжу: «Прекрати разговоры, храни молчание, иначе они убьют тебя». Были и другие просветленные, они все приходили к Мансуру и говорили ему: «Храни молчание! Эти мусульмане вокруг опасны!»

Но аль-Халладж не слушал. Он начал кричать с крыш домов: «Я — Бог! Ана-эль-хак! Я — истина. Я достиг. Придите и испытайте вкус». Он стал предлагать всем свою чашку чая. Люди были в ярости. Кто это, говорящий, что он Бог? Для людей это выглядело, как предельный эгоизм. Кто-то называет себя Богом? Это было последней каплей — этот человек страдает манией величия, он думает, что он Бог. Они были очень сильно оскорблены. Они убили его, но даже когда они убивали его, Мансур смеялся, и последнее, что он сказал, было снова: «Ана-эль-хак! Я — Бог!»

Он был Учителем. Он старался помочь людям. Учитель — это тот, кто прошел за пределы ума и вернулся. Учитель — это тот, кто поднялся на вершину и спустился в долину, чтобы отвести на вершину других. Не каждый просветленный является Учителем. Из тысячи просветленных только один становится Учителем — ведь подняться на вершину очень трудно, но вернуться с вершины, вернуться в долину еще труднее. И это неблагодарная работа! Вы принимаете так много беспокойства, но никто не скажет вам спасибо. Вас будут ругать. Вам скажут: «Зачем ты вернулся? Почему ты не даешь нам отдохнуть? Зачем ты принес нам так много проблем? Почему бы тебе не оставить свою вершину для себя? Зачем ты кричишь и тревожишь наш сон? Мы счастливы там, где мы есть. Нам не нужны эти сны о вершине». Они разозлятся.

Можно понять их гнев. Вы тревожите их жизнь. Они обосновались в долине, наслаждаются тысячью и одним способом. Конечно, все это бессмысленные сны, но в этот момент сны выглядят осмысленными, в этот момент даже сон выглядит реальностью, и он поглощает их. И вот с вершины назад в долину возвращается человек и начинает трясти каждого, начинает тревожить и беспокоить их сны. Кто-то видел прекрасный сладкий сон — он злится, потому что его сон нарушен. Он должен отомстить. «Почему ты не идешь на свою вершину? Если ты достиг, иди. Забудь нас. Мы не беспокоим тебя, почему ты беспокоишь нас?»

Но эти немногие люди, вернувшиеся в долину, они очень редки. Их сострадание бесконечно, достичь Бога — это просто самость, принести его людям — это служение. Будда снова и снова настаивал, что, медитируя, всегда нужно помнить о сострадании. Не забывайте сострадание. Очень просто забыть сострадание, когда медитируешь, поэтому постоянно помните. И при завершении своей медитации, не забывайте сострадания. Принесите его назад людям. Растите в сострадании и медитации одновременно для того, чтобы, когда медитация приведет вас к дому, сострадание вернуло бы вас в долину, назад в иностранные земли, где проживают варвары, не понимающие вашего языка, где есть много возможностей того, что вас распнут. Но это ничто для просветленного человека — быть распятым, это ничто. Это безразлично. Если распятие может помочь людям, он полюбит и распятие. Он полюбит все, что поможет людям.

Очень вероятно, что Иисус помогал тем людям, которые распинали его. Очень вероятно, что Иуда не был против Иисуса, но был агентом Иисуса. Очень вероятно, что Иисус спланировал все это дело, — ведь эти люди так крепко спали, что, если бы не произошло что-то очень сенсационное, они никогда не проснулись бы.

Распятие на кресте было чем-то действительно сенсационным. На две тысячи лет оно не позволило многим людям снова отправиться спать. Это было самым сенсационным событием за всю историю человечества. Иисус оставил глубочайший след. Будда не оставил такого глубокого следа, не оставили такого следа ни Махавира, ни Патанджали, ни Лао-цзы. Иисус оставил глубочайший след — как если бы с распятием на кресте история разделилась надвое: до и после. Все, что было до Иисуса, стало несущественным, а все, что было после Иисуса, обрело новое значение.

Христианский календарь является самым важным календарем. Есть и другие календари, но нет календаря такой важности. Джайны имеют свой календарь, их календарь начинается с Махавиры, но он не является таким важным. Индуисты имеют свой календарь, их календарь начинается с великого императора Викрамадитья, но король есть просто король, нечего и сравнивать с христианским календарем.

С Иисусом история просто разделяется на две части. С Иисусом что-то потрясающе ценное входит в человеческое сознание. И это произошло благодаря распятию. Его кровь еще жива, его кровь еще вопиет, его кровь еще взывает к людям. Если бы он не был распят, его, должно быть, забыли бы. Многие люди забыты, полностью забыты. Есть большая вероятность того, что он был в заговоре с заговорщиками, что он помогал им.

Но когда впервые проблеск входит в ваше существо, вы почувствуете: «Я живу в своем собственном доме, как постоялец, в гостинице, и смотрю на своих соседей, как если бы это было в чужой варварской стране».

Это потому, что вы потеряли ваш старый язык, а новый надо выучить. Это трудно — учить новый язык, нужно настоящее усилие, чтобы выучить новый язык, — ведь когда вы достигли внутренней тишины, если вы создаете слово, оно расплавляется и исчезает. Вы очень стараетесь создать слово, но оно не создается и исчезает. Для человека, достигшего внутренней тишины, весь язык — как бы писание по воде: вы даже не написали еще, а слово ушло.

Из-за всех этих недугов — естественно, этот человек думает, что он очень болен, это недуги, — «титулы и награды не стимулируют меня».

Пятый симптом: «...титулы и награды не стимулируют меня, наказания и поощрения не вызывают во мне трепет, процветание и упадок, выгода и ущерб не изменяют меня...»

Когда приходит невозмутимость, когда вы стали самьяк-дришти, когда вы достигли равного глаза... Иисус говорит: «Достигните единого взгляда, и, если вы сможете достичь единого взгляда, все ваше тело наполнится светом». Когда вы начнете смотреть на вещи так, как если они есть одно и то же — нет ничего превосходящего, нет ничего подчиненного, навозная куча и алмаз имеют одну и ту же ценность или одно и то же отсутствие ценности, действительного различия не существует, — тогда приходит это пятое состояние, трансценденция, переход всех пределов.

«...титулы и награды не стимулируют меня, наказания и поощрения не вызывают во мне трепет, процветание и упадок, выгода и ущерб не изменяют меня...»

Все идет своим чередом, но он остается трансцендентным, он остается отстраненным, ничто не касается его. Он стал цветком лотоса. Цветок лотоса в воде, но вода не касается его; цветок лотоса исходит из грязи, но он вне грязи, вне всякой грязи. Можете ли вы найти что-нибудь, подобное цветку лотоса. Это трудно — вот почему на Востоке цветок лотоса стал символом самого просветления. Будду изображают сидящим на цветке лотоса. Вишну стоит на цветке лотоса. Предельное состояние сознательности, сахасрара, означает цветок лотоса с тысячью лепестков.

Цветок лотоса — символ, метафора трансценденции. Вы движетесь, но ничто не касается вас — это то, что люди дзэна имеют в виду, когда говорят: «Когда Учитель идет по реке, вода не касается его ног». Он трансцендентен. Он живет в мире, и он живет не в мире. Это не болезнь, это великие сиддхи, великое достижение. Но когда это случается впервые, оно выглядит как недуг.

Шестое: «Радость и печаль не влияют на меня».

Когда радость и печаль не могут повлиять на вас, вы внезапно чувствуете, что стали пустыней. Вся ваша жизнь состоит из радостей и печалей — печалей вы не хотите, радостей страстно желаете. Вся ваша жизнь существует на двух крыльях радости и печали. Когда и радость, и печаль исчезли или стали бессмысленными или когда вы достигли равного взгляда, невозмутимости, вы достигли трансцендентности, радость и печаль выглядят одинаково, что бы ни случилось, все хорошо, — тогда вы будете чувствовать себя так, как будто бы вы стали пустыней. Это состояние, которое в Индии называют витрага. Это тот, кто прошел за привязанности, за отчужденности, кто перестал различать, что нравится, а что — нет; тот, кто совсем не знает, что есть польза, что есть вред; тот, кто снова стал ребенком.

Седьмое: «Вследствие этого мне невозможно служить моему принцу, иметь дела с моими родственниками и друзьями, обращаться с женой и детьми, управлять слугами. Что это за болезнь?»

Седьмое означает свободу. Когда вы полностью свободны от эго и от всех теней, которые оно приносит; когда вы свободны от всякой двойственности; когда вы свободны от всяких различий и начинаете жить в мире, представляющем одну энергию, без высокого, без низкого; когда Бог и дьявол теряют свои определения, обнимают друг друга, любят, занимаются любовью друг с другом; когда жизнь и смерть встречаются и становятся одним; когда весь мир есть одно, — в этом состоянии вы свободны. Но сначала свобода будет выглядеть так, как если бы вы полностью сошли с ума.

«Мне невозможно служить моему принцу...»

Теперь невозможно служить никому.

«...иметь дела с моими родственниками и друзьями...»

Теперь это невозможно. Они будут думать, что вы сумасшедший, а вам они будут казаться призраками, фантомами, нереальными.

«...обращаться с женой и детьми, управлять слугами...»

В этом состоянии вы не можете служить и не можете управлять. Вас нет — как вы можете служить и как вы можете управлять? Свобода означает, что вас нет; свобода означает быть свободным от себя. Свобода не означает, что вы стали свободными, свобода означает, что вас больше нет, свобода означает, что вы стали свободными от себя. Теперь никого нет; есть только глубокая пустота.

Эта пустота кажется пустой человеку, у которого нет Учителя. Она и мне казалась пустой. Но нет пути назад, ощущается просто беспомощность. Нельзя вернуться назад, но не знаешь, куда идти вперед, потому что больше нет никакого вперед — все пути исчезли. В этот момент возникает Дао. Вот почему я говорю «путь без пути». Дао — это путь без пути. В этот момент исчезают все пути; вы смотрите назад, и нет ничего.

В Китае есть красивая буддийская история.

В один городок, как гром среди ясного неба, прибыла очень красивая молодая леди. Никто не знал, откуда она пришла; её происхождение было совершенно неизвестно. Но она была так прекрасна, так обворожительно красива, что никто даже не подумал, откуда она явилась. Люди собрались вместе, весь городок собрался, и все молодые люди, почти триста молодых людей, хотели жениться на этой женщине.

Женщина сказала: «Посмотрите, я одна, а вас триста. Я могу выйти замуж только за одного, поэтому сделайте вот что. Я приду снова завтра; я даю вам двадцать четыре часа. Я выйду за того, кто сможет повторить "Лотосную сутру" Будды».

Все молодые люди бросились по домам; они не ели, они не спали, они декламировали сутру всю ночь, они пытались зазубрить, впихнуть её в себя. Десять преуспели. На следующее утро женщина явилась, и этим десятерым было предложено декламировать. Женщина слушала. Все они выступили успешно.

Она сказала: «Хорошо, но я одна. Как я могу выйти за десятерых? Я снова дам вам двадцать четыре часа. Я выйду за того, кто сможет также объяснить смысл "Лотосной сутры". Попытайтесь понять: декламация — это простая вещь, вы механически повторяете что-то и не понимаете смысла».

Совсем не было времени, только одна ночь, а «Лотосная сутра» — длинная сутра. Но когда вам вскружили голову, вы можете сделать все, что угодно. Они бросились назад, они сильно старались. На следующий день появилось трое. Они поняли смысл.

И женщина сказала: «Затруднение по-прежнему остается. Число уменьшилось, но затруднение остается. От трех сотен до трех — это существенно, но по-прежнему я не могу выйти за троих, я могу выйти только за одного. Поэтому, еще двадцать четыре часа. Я выйду за того человека, который не только понял эту сутру, но и ощутил её вкус. Итак, в двадцать четыре часа попытайтесь ощутить вкус её. Вы дали объяснения, но объяснения интеллектуальны. Хорошо, лучше, чем вчера, вы показали некоторое понимание, но понимание — это тоже интеллектуальное. Я бы хотела видеть некоторый медитативный вкус, некоторый аромат. Я хотела бы видеть, что лотос вошел в ваше существо, что вы стали чем-то от лотоса. Я хотела бы почувствовать аромат этого. Итак, завтра я приду снова».

Пришел только один человек, и он определенно достиг. Женщина взяла его в свой дом за городом. Человек никогда не видел этого дома; дом был очень красив, почти как из мира грез. И в воротах стояли родители этой женщины. Они приняли молодого человека и сказали: «Мы очень счастливы».

Женщина вошла, а он поболтал немного с родителями. Потом родители сказали: «Идите. Она, должно быть, ждет вас. Вот её комната». Они показали ему. Он вошел, он открыл дверь, но там никого не было. Комната была пуста. Но там была дверь, ведущая в сад. Он посмотрел: может быть, она вышла в сад. Да, она, должно быть, вышла, потому что на дорожке были её следы. Поэтому он пошел по следам. Он прошел почти милю. Сад кончился, и он теперь стоял на берегу красивой реки, — но женщины не было. Следы также исчезли. Были только две туфельки, золотые туфельки, принадлежащие женщине.

Теперь он был озадачен. Что случилось? Он оглянулся — не было ни сада, ни дома, ни родителей, ничего. Все исчезло. Он оглянулся снова. Не стало туфелек, не стало реки. Все вокруг было пустотой — и великим смехом.

И он засмеялся тоже. Он женился.

Это красивая буддийская история. Он женился на пустоте, женился на том, что было ничто. Это тот брак, которого искали все великие святые. Это момент, когда вы становитесь невестой Бога или гопи Кришны.

Но все исчезает: дорожка, сад, дом, женщина, даже следы. Все исчезает. Остается только смех, смех, возникающий из самого живота вселенной.

Но когда это случается впервые, если вас не ведут медленно-медленно, вы сойдете с ума.

Эта буддийская история говорит, что его вели медленно-медленно. Женщина была Учителем. Эта женщина — символ Учителя. Она вела его медленно-медленно. Первое, декламировать сутру; второе, понять интеллектуально; третье, дать знак того, что вы живете ею. Это три шага. Она привела его к ничто, к пустоте.

Учитель ведет вас медленно-медленно; постепенно подготавливает вас.

Этому человеку не довелось иметь Учителя. Он пришел к пустоте, к предельной пустоте, но он думал, что это болезнь.

Вэн-чи приказал Лань-шу встать спиной к свету. Сам он отошел назад и рассмотрел Лань-шу с расстояния, стоя лицом к свету. Затем он сказал: «Хм. Я вижу ваше сердце. Место размером с квадратный дюйм пусто. Вы почти мудрец. Шесть отверстий вашего сердца входят друг в друга, но одно из них закрыто. Может ли быть это причиной того, что вы считаете мудрость мудреца болезнью? Мое поверхностное искусство не может ничего сделать для исцеления этого».

Это различие между современной и древней медициной. Древняя китайская медицина, акупунктура, иглоукалывание, не так велика, как современная медицина; и древняя индийская медицина, аюрведа, не так велика, как современная медицина. Современная медицина имеет дело только с физическим, она ничего не знает о том, что вне него. Древняя восточная медицина имеет дело больше с метафизическим, с парапсихологическим. Теперь медленно начинает возникать некоторое понимание на Западе; радионика, фотография Кирлиана, акупунктура и аюрведа входят в западное сознание.

Но древняя восточная медицина была не просто медициной, не только исцеляла тело, но исцеляла и душу. Восток говорит, что тело лишь показывает симптомы, но симптомы — это не сама болезнь. И не симптомы нужно лечить. Лечить нужно болезнь, тогда исчезнут и симптомы. Подход аллопатии состоит в том, чтобы лечить симптомы и думать при этом, что болезнь исчезнет. Это невозможно; это путь от внешнего к внутреннему, невозможный путь. Что происходит? Мы имеем дело со своего рода подавлением.

Может быть, причиной является вся христианская традиция подавления. Сам западный ум склонен к подавлению. Поэтому, какой бы симптом ни был обнаружен, нужно подавить его. Симптомы подавляются, а болезнь не лечится совсем. Болезнь остается внутри, поэтому она находит другой путь для выхода. Поэтому вы лечите одну болезнь, а рождается другая; вы лечите эту, рождается третья.

На Востоке мы никогда слишком не интересовались симптомами. Не следует лечить симптомы, следует лечить человека. И еще одно: Восток знает, что болезнь — это не всегда болезнь, есть несколько болезней, являющихся благословением. Когда человек движется за пределы тела, тело не будет здорово так, как раньше, не может быть — ведь возрастает расстояние между внутренним существом и телом. Ломаются мосты. Вот почему просветленный человек никогда не возродится снова: он не может снова войти в тело, потому что мосты сломаны. Поэтому просветленный человек, однажды просветленный, никогда не может вернуться. Он уходит навсегда — гате, гате, пара гате; ушел, ушел, ушел навсегда — ушел вовне, откуда нет возврата, ушел в точку без возврата.

Но все начинается в этой жизни. Если вы становитесь просветленным, вы теряете связь со своим телом. Тело никогда не будет таким здоровым, каким оно было раньше. Но такие болезни — не настоящие болезни, это просто симптомы того, что ваше внутреннее существо преобразуется. Внутри вас происходит что-то вроде потрясающей революции, внутри вас происходит радикальное изменение. Так что с телом будет много изменений.

Этот человек, этот врач, Вэн-чи, должно быть, был не просто врачом, он, должно быть, был человеком потрясающего проникновения в суть. Что он говорит? Он говорит: «Я вижу ваше сердце. Место размером с квадратный дюйм пусто». Это начало просветления. Этот человек лишь на шаг ниже. Как раз на один шаг ниже. Еще один шаг, и все его сердце станет пустым местом; впервые он будет иметь то, что называют «пространство сердца». Обычно ваше сердце в суматохе, в суматохе по поводу тысячи и одной вещи: полезно, бесполезно, существенно, несущественно — ненужный хлам. Ваше сердце в суматохе, у него нет пространства.

А если у сердца нет пространства, Бог не может войти в вас. Он входит только тогда, когда пространство готово, когда у вас есть для него место, это место — ваше сердце.

Согласно Дао, на карте внутреннего сознания имеется семь отверстий. Это в точности то же, что и семь чакр. Каждое отверстие Дао связано с одной чакрой йоги. Имеется семь чакр: муладхара, свадхистхана, манипура, анахата, вишуддха, аджна, сахасрара. Эти чакры йоги связаны с каждым отверстием сердца. Когда вы проходите сквозь одну чакру, открывается одно отверстие сердца; когда вы проходите сквозь вторую чакру, открывается второе отверстие сердца; когда вы проходите сквозь третью чакру, открывается третье отверстие сердца. В йоге не говорят об этих семи отверстиях, потому что это все запутает и усложнит. В этом нет необходимости. Достаточно одной карты.

Даосы не говорят о чакрах, потому что в этом нет необходимости — их карты тоже достаточно. Когда открывается одно отверстие, вы прошли сквозь одну чакру, когда открывается другое отверстие, вы прошли сквозь другую чакру.

Этот человек имеет шесть отверстий, лишь одно еще закрыто. По карте йоги это означает, что он достиг аджна чакры, третьего глаза — вот почему он стал одноглазым. Он прошел за двойственность, он трансцендировал. Он как раз ниже седьмой чакры. Если он пройдет к седьмой, его седьмое отверстие будет открыто. Когда открыты все семь отверстий сердца, вы исчезаете, потому что вы — всего лишь обстановка, окружающая среда, которая создает суматоху в сердце. Когда все запоры исчезают, тогда эти семь отверстий уже не семь, поскольку им нечего делить. Они становятся одним отверстием. Создается пространство сердца.

Это то, что Будда называет пустотой, анаттой, небытием. Это то, что Будда называет шуньей, переживание пустоты. И когда ваше сердце стало пустым, тогда ничто не упускается, все ваши семь чакр открыты, вы стали цветком лотоса. Вся тысяча лепестков открыта, ваш аромат распространяется во все стороны. Вы стали Буддой.

Этот врач был действительно редким человеком, он имеет редкое проникновение в Дао. На самом деле в древние дни индуистский врач, врач аюрведы, должен был проходить через йогу. Вы удивитесь, вы не видите, в чем здесь открытие. Он не только должен был пройти через йогу, он должен был пройти через большую поэзию. В старые дни индуистский врач назывался кавирадж, поэт. Что за чепуха! Почему вайдья, врач, должен был называться кавираджем, великим поэтом? Какая поэзия в болезни? Что поэзия должна делать с лечением?

Есть связь. Человек — это не только физическое, человек — это не только проза. Внутри человека поэзия. Человек — это не только то, что предстает перед глазами, в человеке есть невидимое царство поэзии, песни, танца, празднования. Индуистский доктор аюрведы должен понимать тонкие слои поэзии жизни, песню жизни, ритмическое течение внутреннего бытия. И он должен быть великим знатоком йоги.

То же относится и к даосским врачам. Они должны были проходить через глубокую медитацию, поскольку в те старые дни многие люди были в поиске. Мир не был так духовно беден, как сейчас. Материально мир очень богат сейчас, он никогда не был так богат, — но духовно он очень беден, он никогда не был так беден. В те времена мир был очень богат духовно, и миллионы людей были в поиске, и миллионы людей подходили близко к внутренней реальности. И, естественно, они должны были идти к врачу, когда случались вещи вроде этой.

Это было повседневным делом, это не было редкостью. Врач должен был снова и снова приходить к таким людям, которые на самом деле не были больны, но которые сдвинулись внутри себя так сильно, что их тело страдало, их ум страдал — или, по крайней мере, это выглядело как страдание. Поэтому врач должен был рассказать им, что это не физическая болезнь.

«Я вижу ваше сердце. Место размером с квадратный дюйм пусто. Вы почти мудрец».

Запомните, он говорит «почти мудрец» — как раз на краю этого, почти мудрец, не очень далеко, цель как раз за углом, очень близко, в пределах досягаемости, еще один шаг — и путешествие будет завершено.

«Вы почти мудрец. Шесть отверстий вашего сердца входят друг в друга, но одно из них закрыто».

Как раз одно. Он еще держится за что-то из-за своей индивидуальности, еще держится за что-то из-за своего эго — последний остаток, последняя тень, последнее пятно эго.

«Может быть, поэтому вы считаете, что мудрость мудреца — это болезнь. Вы нашли сокровище, величайшее сокровище, вы благословенны, но вы полагаете, что у вас болезнь. Причина может быть в этом, — говорит врач. — Одно отверстие еще закрыто — может быть, поэтому вы придерживаетесь этого неправильного понятия, что вы больны».

Этому человеку нужен Учитель. Учитель — единственный врач, который мог бы помочь этому человеку. Будда снова и снова говорит: «Я не философ, я врач». Великие мудрецы были врачами, метафизиками, потому что они лечили не только физическое, но и метафизическое, то, что лежит за пределами. Или называйте их парафизиками — они лечили не тело, они лечили душу; они лечили не форму, но внутреннюю пустоту, которая скрыта формой. Ваше тело и ум — просто формы. Вы — пусты.

Но если вы рядом с Учителем, вы никогда не будете ощущать это, как пустоту. В тот момент, когда это случится, Учитель поможет вам понять это, и это начнет выглядеть, как наполненность. Это наполненность, не пустота, но это так ново, что вы ощущаете его как пустоту, — ведь всего того, что вы знали, больше нет. Поэтому вы чувствуете так, как если бы все, что вы знали, ушло и все стало пусто.

Только подумайте... в вашей комнате много обстановки. Однажды я остановился в доме очень богатого человека. Как часто случается, что богатые люди не имеют достаточно вкуса. Очень трудно иметь и вкус, и деньги; редкая комбинация — быть культурным и быть богатым, иметь высокий полет души и денежные накопления. Очень трудно управляться и с тем и с другим. Такое случается очень редко, лишь случайно.

Этот человек был очень богат. Он был королем биди, одним из крупнейших производителей биди в Индии. И, естественно, когда вы производите биди, у вас не может быть много вкуса. Я остановился в его доме. Он дал мне лучшее свое помещение, но оно было загромождено обстановкой. Там была обстановка всех сортов; на самом деле помещения не было: войти и выйти было очень трудно.

Он спросил меня: «Как вам нравится помещение?»

Я сказал: «Это не помещение вовсе. Нет вопроса о том, нравится или не нравится. Как-то мне удалось войти и как-то — выйти. Это не помещение вовсе».

Он сказал: «Что вы имеете в виду?»

Он собрал все конструкции мебели, античные, современные; все виды вещей — радио, телевизор — все было там, но не было помещения. Все это, все эти вещи и были помещением в его понимании.

Он сказал: «Но чего здесь не хватает? Телевизор есть, телефон есть, радио есть, радиола есть — чего нет? Скажите мне, и мы закажем».

Я сказал: «Вы не поняли меня. Ваше понимание помещения — это список обстановки, находящейся здесь, а мое понимание помещения — это пустота внутри этих четырех стен».

Слово «помещение» означает пустоту. Если обстановку полностью вынести, то когда этот человек войдет в помещение, он скажет, что оно пусто, потому что помещение — это обстановка: радиола, телевизор, радио, то, другое. Это его понимание помещения. Если все забрать, он скажет: «Что случилось с этим помещением? Все пусто. Просто пусто». Для него это больше не помещение.

Для Лао-цзы это будет помещение, для меня это будет помещение. Теперь можно войти в это помещение, можно быть в этом помещении, есть пространство, есть пространственность.

Когда ваш ум уходит впервые, вы внезапно ощущаете пустоту, потому что весь тот прежний шум был тем, что вы воспринимали как себя; он был вашим пониманием своего существа. Когда ум внезапно уходит, вы ощущаете пустоту.

Я слышал о человеке, который был смотрителем маяка. Это старая история, может быть, столетняя. В те дни на каждом маяке стояла пушка, которая стреляла каждые пять минут постоянно, все двадцать четыре часа. Это был единственный способ подать сигналы кораблям, проходящим мимо.

Этот человек жил там, спал там, и хотя пушка стреляла каждые пять минут, она никогда не беспокоила его. Он жил там тридцать лет.

Потом однажды что-то испортилось, и пушка перестала стрелять. Он крепко спал, это было посреди ночи. Он подпрыгнул и сказал: «Что случилось? Что не так? » Он чувствовал себя очень плохо.

Его ум привык к выстрелам пушки каждые пять минут. Это больше не было шумом, это была его атмосфера, это был его ум, это была часть его ума. Теперь неожиданно пушка больше не стреляла, и из-за этого его сон был прерван. Но звук пушки никогда не прерывал его сон.

Вот так и случается: когда все, что вы знали о себе, внезапно исчезает, вы ощущаете пустоту. Это не пустота. Это наполненность тишиной. Это новая наполненность, это полностью новое существование. Бог сходит к вам, но вы не чувствуете Бога. Вы продолжаете ощупывать свою старую обстановку, а её нет, и вы сильно пугаетесь: «Что случилось со мной? Я сошел с ума?»

«Я вижу ваше сердце, — сказал врач. — Место размером с квадратный дюйм пусто. Вы почти мудрец. Шесть отверстий вашего сердца входят друг в друга, но одно из них закрыто. Может ли быть это причиной того, что вы считаете мудрость мудреца болезнью? Мое поверхностное искусство не может ничего сделать для исцеления этого».

Эта притча очень связана со всей моей жизнью. Я тоже был приведен к вайдье, к врачу. На самом деле меня водили ко многим докторам и ко многим врачам, но лишь один вайдья аюрведы сказал моему отцу: «Он не болен. Не тратьте своего времени». Конечно, они таскали меня из одного места в другое. Многие люди давали мне лекарства, и я говорил отцу: «Почему ты беспокоишься? Я в полном порядке». Но никто не верил тому, что я говорил. Они говорили: «Помолчи. Ты только прими лекарство. Что в этом плохого?» Поэтому я принимал лекарства всех сортов.

Был только один вайдья, который был человеком проникновения, его имя было Пандит Бхагхират Прасад. Его дочь живет здесь в Пуне, замужем за врачом. Этот старый человек уже ушел, но он был редким человеком проникновения. Он посмотрел на меня и сказал: «Он не болен». Он начал плакать и сказал: «Я сам искал этого состояния. Он счастливый. Я в этой жизни упустил это состояние. Не водите его ни к кому. Он достигает дома». Он плакал слезами счастья.

Он был искателем. Он искал по всей стране от одного конца до другого. Вся его жизнь была поиском. У него была некоторая идея о том, что это такое. Он стал моим защитником — моим защитником от докторов и других врачей. Он сказал моему отцу: «Оставьте это мне. Я позабочусь». Он никогда не давал мне никаких лекарств. Когда мой отец настаивал, он давал мне сахарные пилюли и говорил: «Это сахарные пилюли. Прими, чтобы просто успокоить их. Они не причинят вреда, они и не помогут. На самом деле никакая помощь и невозможна».

Этот человек, Вэн-чи, должно быть, был человеком такого же рода. Он сказал: «Мое поверхностное искусство не может ничего сделать для исцеления этого».

Вы должны пройти через это. Хотя вы будете искать кого-то, кто может помочь, запомните, что эта помощь не будет лечением — никто не может лечить это — помощь всего лишь поможет вам понять, что случилось, поможет вам воспринять это и войти с ним во взаимопонимание, чтобы процесс стал быстрее. Тогда тот, кто почти мудрец, становится совершенным мудрецом.