Беседа 14.

ОБЩЕСТВО ВЫТЕСНЯЕТ ВАС ИЗ СЕБЯ; РЕЛИГИЯ ВЫГОНЯЕТ ИЗ ВАС ТОЛПУ

13 декабря 1984 года

Бхагаван,

Почему, прежде всего, люди оказались отвлеченными от своей изначальной самости, от самого себя?

Человек рождается как неизвестное, как непознанная потенциальная возможность.

Когда он приходит в мир, его изначальное лицо недоступно. Он должен еще найти его. Это станет для него открытием, и в этом вся красота. И в этом различие между человеческим существом и вещью.

Вещь лишена потенциала, она есть то, что есть. Стол - это стол, стул - это стул. Стул никогда не станет чем-то другим, у него нет потенциальной возможности; у него есть только актуальность. Он не является семенем чего-то другого.

Человек - не вещь.

Отсюда все проблемы и вся радость, все вызовы и все неприятности.

Ребенок приходит пустым, на нем ничего не записано, нет никаких указаний на то, кем он станет, - все измерения открыты.

Это первая основная вещь, которую нужно понять: ребенок - это не вещь, ребенок - существо.

Он еще не готов, он лишь только собирается быть. Он -процесс, и нет возможности предсказать, где его цель; каким будет окончательный исход его жизненных переживаний, мук, тревог, восторгов; каким будет конечный итог? В начале суммарный итог всей его жизни не доступен.

Он не приносит вместе с собой план своей жизни. Вас дурачили все астрологи, хироманты, и они могут дурачить вас, потому что для этого был шанс. Родителей заботит, кем станет их ребенок. Их забота исходит из любви, поэтому их могут эксплуатировать любые жулики. Эти жулики предсказывают: «Из него получится это или то», - но они не причиняют много вреда; они просто немного наживаются. Их предсказания никогда не сбываются.

Большего масштаба проблема возникает со священником, с политиком, с педагогами. Политик не интересуется, в чем состоит настоящий потенциал ребенка. Он заинтересован в том, чтобы этот ребенок стал частью его пути к власти. Он вносит свой вклад в каждого ребенка, потому что каждый ребенок - потенциальный друг или враг. Хорошо начать собирать голоса как можно раньше. Поэтому до того, как ребенок начнет двигаться своим путем, его отвлекают на тот путь, на котором исполняются желания политика, но который убьет семя в самом ребенке.

И священник заинтересован - он сделал свой вклад. Папа тем больше папа, чем больше у него католиков в мире. Если католики исчезнут, какой будет ценность папы? Кто позаботится о нем? Каждый рождающийся ребенок имеет некоторую силу, которую могут эксплуатировать священники, политики...

Вскоре ребенок станет полноправным гражданином мира - его надо схватить поскорее. Он должен стать католиком, если родился у католических родителей, или если по счастью он сирота, то мать Тереза присмотрит за ним и обратит его в католичество. Они чрезвычайно счастливы: чем больше в мире сирот, тем больше Нобелевских премий может получить мать Тереза, - и чем больше сирот, тем, значит, больше католиков. Чем больше в мире бедных людей... их очень легко можно обратить в христианство.

Иисус говорит, что не хлебом единым жив человек. Это истина подлинного человека, но это не истина, когда речь идет о массах. Когда вопрос касается масс, я говорю вам, человек живет хлебом и только хлебом. И есть только массы — где же он, подлинный человек?

Эти политики, эти священники, эти школьные учителя никого не предоставляют самому себе, чтобы человек мог стать подлинным, чтобы он мог получить свое изначальное лицо, чтобы он смог найти себя. Повсюду есть люди, имеющие свои насущные интересы в каждом ребенке. А ребенок - это просто табула раза, чистая доска, ничего не написано на нем; написать на нем что-нибудь - великое искушение для каждого. Родители, конечно, хотели бы написать свою религию, свою касту, свою философию, свою политику, ведь ребенок должен принадлежать им. Ребенок должен нести их наследие.

Если они на протяжении столетий были индусами, ребенок должен быть индусом, нести наследие индуизма следующим поколениям. Их не интересует собственный потенциал ребенка — никого он не интересует, - они заинтересованы в своем собственном вкладе и, конечно, вкладывают все...

Родители так много вкладывают в ребенка, дают ему жизнь, воспитывают его, дают ему образование; и все с условием -говорится об этом или нет, не важно. Однажды они спросят: «Мы так много сделали для тебя, теперь настало время тебе сделать что-нибудь для нас». Скорее всего, они и сами не осознают, что они делают, потому что именно так они воспитывались своими родителями, - из поколения в поколение все тот же процесс.

Учитель заинтересован в том, чтобы учащийся достойно представлял его. Религиозный учитель заинтересован в том, чтобы ученик был моделью его учения...

Я хочу, чтобы вы запомнили, что каждый заинтересован в ребенке ради чего-то такого, в чем у ребенка совершенно нет интереса.

Сам же ребенок совершенно беспомощен, он не может сражаться со всеми этими людьми. Они сильны. Он зависит от них; если они захотят что-нибудь сделать из него, он станет этим. Ребенку абсолютно ясно, что, если он пойдет против родителей, он поступит неправильно, он изменит им. Эти идеи прививаются ему теми же родителями, священниками, учителями. Он чувствует свою вину.

Любое утверждение своей собственной самости, своего «я», становится его виной, а всякое притязание родителей, религиозных священников, работников образования, политиков, - которое есть лишь притязание, - оплачивается очень хорошо. Ребенок с самого начала выучивается политике: выучивается, как быть лицемером, как быть подлым. Будьте подлинными, и вы понесете наказание. Теперь у ребенка есть простая арифметика, и вы не можете осуждать его за нее.

В моем детстве, - поскольку об этом я могу говорить более авторитетно; я не знаю вашего детства, я знаю лишь свое детство, - это было вопросом каждого дня. Меня постоянно просили быть правдивым. И я сказал отцу: «Всякий раз, когда вы говорите мне быть правдивым, вспомните одну вещь: правда должна вознаграждаться; иначе вы принуждаете меня не быть правдивым. А я хочу быть правдивым».

Так очень просто я выразил то, что истина не оплачивается: вас наказывают за нее. Ложь оплачивается: вас награждают за нее. Этот вопрос был решающим, очень важным. Поэтому я дал ясно понять родителям, что: «Если вы хотите, чтобы я был правдивым, то тогда правда должна вознаграждаться, и не в будущей жизни, а здесь и сейчас, потому что я буду правдивым здесь и сейчас. А если правда не вознаграждается, если меня за нее будут наказывать, то тем самым вы заставите меня лгать. Так что поймите это ясно; тогда для меня не будет проблем, я всегда буду правдивым».

Я не думаю, что каждый ребенок пытается выразить все это и заключает об этом с родителями такой ясно сформулированный договор. Но с моим отцом такой договор был заключен. Как бы эта правда ни шла против него, его морали, его семьи, его общества, его уважения, не важно; важно, чтобы я был правдивым. И за это мне следовала немедленная награда: «Иначе в следующий раз, знайте, я буду говорить то, что вы хотите услышать, - но помните, это будет ложь».

В тот день, когда я впервые высказал это моему отцу, он сказал: «Позволь мне подумать об этом, поскольку мне кажется, что ты разыгрываешь здесь какой-то трюк. Ты раскидываешь передо мною какую-то тонкую сеть. Ты совершаешь какой-нибудь вред и говоришь правду, и я должен буду наградить тебя за этот вред».

Я сказал: «Ваше дело решать, хотите ли вы, чтобы я был правдивым или нет. В любом случае я буду делать то, что захочу. Так или иначе вред уже причинен. Он произошел от самого вопроса: быть правдивым или не быть правдивым? Так что зачем вносить в это дело вред? Он уже случился. Теперь с этим уже ничего не сделаешь. Этого не исправить».

«Можно сделать следующее: вы заставляете меня лгать, и я лгу. А я могу лгать с таким лицом, что вы будете в совершенной уверенности, что я говорю правду. Я выучусь этому. Если это способ, то пусть так будет, но помните, на вас лежит ответственность за то, что вы отвлекли меня от истины, потому что вы вознаграждали ложь и наказывали правду. Можете подумать над этим. Я не спешу. Вы меня спрашиваете».

А произошло следующее: в двух или трех кварталах от нас жила семья браминов, очень ортодоксальных браминов. Брамины состригают все свои волосы и оставляют только маленькую часть на седьмой чакре на голове, так что эта часть у них растет. Они подвязывают ее и держат под своим головным убором или тюрбаном. И я сделал следующее: я отстриг волосы отца этого семейства. В летнее время в Индии люди спят вне дома, на улице. Они выносят свои постели, кровати на улицы. Ночью на улицах спит весь город, внутри жарко.

Так что этот брамин спал - и не моя вина... у него было такое длинное чоти; этот кустик волос назывался чоти. Я никогда не видел его, потому что он был постоянно спрятан под его тюрбаном. Когда он спал, этот кустик свешивался до земли. Он так далеко свешивался с его лежанки, что я был в искушении, я не мог устоять; я ринулся домой, взял ножницы, отрезал его полностью, взял с собой и спрятал в своей комнате.

Утром он, должно быть, обнаружил, что чоти нет. Он не мог в это поверить, поскольку в нем заключалась вся его чистота, вся его религия, - была уничтожена вся его духовность. И, все в округе знали, что если что-то не так... прежде всего, они ринулись ко мне. И я немедленно вышел к ним. Я сидел снаружи дома, хорошо зная, что утром он придет. Он посмотрел на меня. Я посмотрел на него. Он сказал мне: «На что ты смотришь?»

Я сказал: «На что вы смотрите? На то же самое».

Он сказал: «То же самое?»

Я сказал: «Да. То же самое. Назовите, о чем вы».

Он спросил: «Где твой отец? С тобой я совсем не хочу разговаривать».

Он вошел в дом. Он вывел моего отца, и мой отец сказал: «Ты что-то сделал этому человеку?»

Я сказал: «Я не делал ничего этому человеку, но я отстриг чоти, которое точно не может принадлежать этому человеку, поскольку когда я отрезал, что он делал? Он мог бы все это предотвратить ».

Человек сказал: «Я спал».

Я сказал: «Если бы я отрезал вам палец во время сна, смогли бы вы спать дальше?»

Он сказал: «Как можно спать, если кто-то отрезает тебе палец?»

Я сказал: «Это точно показывает, что волосы мертвы. Можно отстричь их, а человек не почувствует никакой боли, не будет никакой крови. Так о чем же беспокоиться? Там свисала мертвая вещь... и я подумал, что вы зря всю свою жизнь носите эту мертвую вещь под своим тюрбаном - почему бы не освободить вас? Это моя комната. И со своим отцом я заключил договор о том, чтобы быть правдивым».

Я вынул его чоти и сказал: «Если у вас к этому такой интерес, можете забирать обратно. Если это ваша духовность, ваш брахманизм, привяжите его и храните под тюрбаном. Так или иначе, это мертвая вещь; она была мертва, когда была при вас, она была мертва, когда я отрезал ее. Можете хранить ее под своим тюрбаном».

И я в присутствии этого человека спросил своего отца: «Моя награда?»

Этот человек сказал: «О какой награде он спрашивает?»

Мой отец сказал: «Это проблема. Вчера он предложил мне договор о том, что если он говорит правду... и искренне; он не только говорит правду, но и представляет доказательства. Он рассказал всю историю - и даже продемонстрировал ее логику - что это была мертвая вещь, поэтому, что о ней беспокоиться? И он ведь ничего не прятал».

Он наградил меня пятью рупиями. В те дни в нашей маленькой деревне пять рупий было большой наградой. Этот человек от моего отца сошел с ума. Он сказал: «Вы испортите этого ребенка. Вам нужно выпороть его, а не давать ему пять рупий. Теперь он будет отрезать чоти у других людей. Если за чоти он получает пять рупий, то со всеми браминами города покончено, потому что все они спят ночью вне дома; а когда спишь, не можешь держать чоти в руках. Что же вы делаете? -это же станет прецедентом».

Мой отец сказал: «Но это мой договор. Если хотите наказать его, это ваше дело; меня это не касается. Я награждаю его не за его вред. Я награждаю его за правду - и я собираюсь награждать его за правду всю свою жизнь. Что касается вреда, то вы можете делать с ним что угодно».

Этот человек сказал моему отцу: «Вы вводите меня в еще большие проблемы. Если я сделаю что-нибудь этому мальчику, вы думаете, на этом все кончится? Я семейный человек: у меня есть жена, дети, дом - завтра сожгут мой дом». Он был очень зол и сказал: «Особенно сейчас это проблема, потому что завтра я собираюсь проводить церемонию в соседней деревне, и люди, увидев меня без чоти...»

Я сказал: «Не нужно волноваться - чоти я вам возвращаю. Вы можете тоже наградить меня чем-нибудь за то, что я возвращаю вам чоти. Просто не снимайте свой тюрбан в этой соседней деревне; даже ночью оставайтесь в тюрбане. Вот и все. Это не такая большая проблема, всего лишь одна ночь. А ночью кто станет смотреть на ваше чоти? Все будут спать».

Он сказал: «Не давай мне советов. Я бы поколотил тебя, но я хорошо знаю, что за этим последует целая цепочка всяких дел».

Я сказал: «Она уже началась. Вы пришли жаловаться; вы не наградили меня за то, что я был с вами абсолютно честным и искренним и рассказал вам, что не смог устоять против искушения. И я никому не причинил никакого вреда; не было никакого насилия - из вашего чоти не упало ни одной капли крови. Тем, что вы пожаловались моему отцу, вы уже породили цепочку реакций».

Он сказал моему отцу: «Вы только посмотрите!..»

Мой отец сказал: «Это не мое дело».

И я сказал отцу: «Это как раз то, чему учит весь брахманизм, - цепочка реакций».

Мой отец сказал: «Подержи свою философию при себе. И прекрати ходить на эти лекции садхов, монахов и махатм, потому что из того, что ты получаешь там, ты умудряешься делать такие странные выводы».

Я сказал: «Но это то, что я говорю, и это не странно. Это в точности то, в чем состоит теория кармы: вы совершаете действие, за ним следует реакция. Он совершил действие, пожаловавшись на меня, теперь последует реакция».

И реакция последовала, ведь он сказал же, что собирается в соседнюю деревню... Он был очень зол на меня, а когда вы злитесь, вы злитесь, - он даже весь покрылся пятнами. Он разозлился на свою жену, на своих детей... Я следил за ним, он собрал свои вещи и выехал на коляске, запряженной лошадью.

В тот момент, когда он уехал, я сказал его жене: «Вы понимаете, куда он собрался? Он уехал навсегда, - а вы этого не знаете! Он приходил рассказать моему отцу о том, что уходит навсегда и никогда не вернется».

Жена тут же начала плакать и вопить: «Остановите его!» Люди побежали и остановили его коляску.

Он сказал: «Почему вы останавливаете меня? Я должен успеть на поезд!»

Они сказали: «Не сегодня. Ваша жена плачет и бьет себя -она умрет!»

Он сказал: «Это странно. Почему это она бьет себя и почему плачет?» Но люди не дали ему уехать, они тащили на себя его мешок и чемодан.

Человек, управлявший коляской, сказал: «Я не возьму вас. Если такое дело, что вы оставляете навсегда свою жену и маленьких детей, то я вам не помощник».

Брамин сказал: «Я не оставляю, я вернусь, но у меня нет времени объясняться с вами. Я опоздаю на поезд - станция в двух милях от моего дома».

Но никто его не слушал, а я провоцировал людей: «Остановите его, иначе его жена, его дети... за ними нужно присматривать, кто будет давать им пропитание?»

Они втащили его обратно вместе с чемоданами, он, конечно, был в гневе и бросил своим мешком в жену. Жена спросила: «Что мы сделали тебе? Почему ты?..» Я стоял тут же в толпе.

Он сказал: «Никто ничего не делал. Этот мальчишка сказал мне, что будет реакция. Причина в том, что три дня назад в храме я учил философии действия и реакции, и этот мальчишка был там. Теперь он учит меня». Он сказал мне: «Прости меня, я никогда не скажу ни единого слова о действии и реакции. И ты можешь отстригать чьи угодно чоти, если захочешь, я не буду жаловаться. Ты можешь отрезать мне голову, я не буду жаловаться - потому что хочу прекратить эту цепочку. Мой поезд уходит».

Тогда все спросили: «В чем дело? Мы не понимаем. Кто отрезал ваше чоти?»

Я сказал: «Посмотрите! Цепочку невозможно остановить. Эти люди спрашивают: "Чье чоти? Кто отрезал его? Где чоти?"» Я сказал: «Только загляните под его тюрбан, посмотрите на его голову!» И человек, который считался в городе борцом, подошел к нему и снял с него тюрбан, оттуда выпало чоти.

Мой отец тоже был там и видел все это. Когда мы возвращались домой, он сказал мне: «Я награжу тебя, но не пользуйся преимуществами нашего договора».

Я сказал: «Я не пользуюсь. Этот договор не между мной и вами. Мой договор заключается в том, что я всегда буду говорить вам правду, а вы будете награждать меня за это». И он выполнял его твердо. Что бы я ни совершил, каким бы неправильным это ни казалось ему, он постоянно награждал меня. Трудно найти другого такого отца - отец должен силой навязывать вам свои идеалы.

Весь наш город осуждал моего отца: «Вы портите ребенка».

Он говорил: «Если это его судьба быть испорченным, пусть будет испорченным. Я не буду вмешиваться в его судьбу; он никогда не сможет сказать: "Мой отец испортил меня". И если он счастлив быть испорченным, то что тогда плохого в том, чтобы быть испорченным? Что бы ни случилось в его жизни, я не хочу вмешиваться. Мой отец вмешивался в мою жизнь, и я знаю, что был бы другим человеком, если бы не это».

«Я знаю, что мой сын прав, что каждый отец превращает своего ребенка в лицемера, вот и меня превратили в лицемера. Когда я хочу смеяться, я серьезен. Когда я хочу быть серьезным, я вынужден смеяться. Пусть хотя бы один человек смеется в то время, когда хочет смеяться. И пусть он будет серьезным, когда хочет быть серьезным». Он сказал: «У меня одиннадцать детей, но про себя я буду думать, что их только десять». Меня он никогда не числил среди своих детей, потому что, как он сказал: «Я дал ему полную свободу быть собой. Почему он должен нести на себе какой-либо мой образ?»

В лучшем обществе - и когда я говорю «в лучшем обществе», я имею в виду общество, которое понимает целостность каждого человека, уважает даже малого ребенка и ничего не навязывает ему. Но до этого общества далеко, очень далеко, потому что у всех людей появились их насущные интересы, и они не могут остановиться; они должны использовать и эксплуатировать других людей.

Кто-то становится президентом; вы никогда не думаете, что он становится президентом за ваш счет, что в вас что-то убивается для того, чтобы этот человек стал президентом страны. Если бы каждый оставался уникальным, изначальным, то этим президентам и премьер-министрам, людям, которые правят всем миром и которые на протяжении тысяч лет уничтожали мир и уничтожают его сейчас, было бы невозможно продолжать делать это.

Когда будут индивидуальности, общества будут совершенно иного рода; будут коммуны, а не общества. Не будет наций, поскольку это будет не нужно.

Зачем нужны нации?

Вся земля едина.

Только на картах проводятся линии, и через эти линии идут сражения и убийства. Это такая глупая игра, что если бы все человечество не было безумным, невозможно было бы представить себе, зачем все это еще продолжается. Зачем нужны нации? Зачем нужны паспорта и границы? Вся эта земля принадлежит нам; человек имеет право быть там, где он хочет.

Солнце не является ничьей собственностью, земля не является ничьей собственностью, луна не является ничьей собственностью; ветер, облака, дождь - ничто не является собственностью. Зачем проводить эти линии?

Вы легко поймете это... скоро вы увидите линии на Луне. Прямо сейчас их еще нет, но скоро вы увидите советскую зону, американскую зону, китайскую зону. Там никто не живет, никто и не будет жить там. Нет никакой возможности развиться жизни на Луне. Луна - мертвая планета, там нет ни капли воды. Да, там можно пробыть несколько часов со всеми вашими противогазами, кислородными баллонами и всем остальным, но жить там люди не могут. Но они уже расставили там свои флаги....

Некому смотреть на флаг, некому салютовать флагу - нет даже птички, чтобы нагадить на этот флаг! Первое, что сделали американцы, это поставили штырь и повесили на него флаг. Какой идиотизм! И для кого? Но скоро за ними последуют другие дураки. Они отправятся на Марс, они отправятся на другие планеты, они повсюду сделают то же самое.

Нации не нужны никому

- кроме политиков, потому что без наций не будет политики,

- кроме генералов, потому что без наций не будет войн,

- кроме заводов, производящих оружие.

Что произойдет с вашими заводами по производству ядерного оружия и всей той энергией, которая связана с ними? Ведь если нет наций, то нет и необходимости создавать ядерное оружие. Для кого?

Простейшим решением по спасению человечества является удаление с карты всех линий - и только с карты - на земле линий-то нет.

Просто удалить с карты все линии, и третьей мировой войны не будет, не нужны будут такие многочисленные армии по всему миру.

Миллионы людей ничего не делают, только поворачиваются налево, направо. Если кто-нибудь посмотрит сверху, он удивится. Почему люди все время делают сначала направо, потом налево, потом кругом, потом маршируют, потом возвращаются обратно, потом выполняют команду «разойдись» - каждый день миллионы людей по всему миру? Он определенно подумает, что что-то не так - нужно подкрутить какой-нибудь винтик, какую-нибудь гайку.

Эти нации могут существовать только в том случае, если ваша личность ложна.

Эти церкви и религии могут существовать только в том случае, если у вас нет вашего изначального лица, ведь человек, имеющий свое изначальное лицо, - каким делом он должен заниматься, чтобы иметь потребность отправиться к папе? Для чего? Нет никакой причины, по которой ему нужно было бы отправиться к любому религиозному учителю, в любой храм, в любую синагогу. И почему он должен становиться мусульманином, христианином, индусом? Почему?

Со своим изначальным лицом вы будете чувствовать себя такими содержательными, такими исполненными, такими удовлетворенными, настолько у себя дома, что никакого поиска не останется; вы уже нашли свой дом.

Но эти люди не дают вам найти его. Они сбивают вас с толку; простая причина этого заключается в том, что у них есть некоторые намерения, у них есть их собственные идеи, и ради этих идей надо пожертвовать вами. Политики пожертвуют вами ради своей политики. Религии пожертвуют вами ради своего рода политики.

Ребенок никого не интересует, и причина этого ясна: ребенок должен быть отформован по определенному образцу, который подходит обществу, нации, конкретной идеологии.

В России ребенка с самого начала учат коммунизму. Он должен знать имена Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Ленина; это их боги.

В некоммунистических странах все то же самое, только имена другие. Каждый приносится в жертву какой-нибудь глупой идеологии, теологии, политики, религии. Вот почему люди сбиты с толку.

Ребенок позволяет проделывать с собой все это, поскольку он не знает, кем он станет. Естественно, он зависит от своих родителей, от старших - от тех, кто больше знает. И он не осознает, что они не знают больше; они сидят в той же лодке, они так же невежественны, как и ребенок. Они хитры, но невежественны, и как раз за счет своей хитрости они прячут свое невежество в заимствованном знании.

Мой дедушка обычно брал меня ко всякому махатме, ко всякому святому, и говорил мне: «Если ты не пойдешь, то и я не пойду, ведь тогда все будет так скучно. Ты оживляешь все это дело». А я всего-навсего задавал очень простые вопросы. Что еще может делать ребенок?

Один индусский монах, Свами Видьянанда, обычно приходил в город в каждый дождливый сезон. На протяжении четырех месяцев он читал в городе лекции - он был хорошо известным учителем. В первый день, когда я пришел со своим дедушкой, я просто стоял; и благодаря моему дедушке никто не выгнал меня и не сказал, чтобы я сел. Все знали о том, что он опасный человек в этом вопросе. Если бы кто-нибудь сказал: «Мальчик, садись, ты не поймешь таких великих вещей », - мой дедушка сказал бы: «И я не понимаю, а ведь мне семьдесят лет. Так что помолчите, сами вы понимаете?» И он сказал мне: «Спрашивай».

Было ясно, что они не могут выгнать меня, не могут меня остановить, поэтому я просто спросил Видьянанду: «Я хочу узнать одну вещь относительно того, что вы говорите: это заимствовано или пережито вами? И помните, что вы сидите в храме Божьем». Это был Рама Мандир, лучшее место в городе, самый драгоценный храм города с прекрасным мраморным залом — поэтому там устраивались все самые лучшие беседы.

Так что я сказал ему: «Смотрите на статую Рамы; и помните о том, что вы находитесь в святом месте, помните о своем одеянии, о том, что вы монах. Не бесчестите свое одеяние, не бесчестите вашего Бога; скажите правду: вы пережили все то, о чем говорите? Вы знаете Бога? Вы видели Бога точно так же, как и меня? Вы говорили с Богом точно так же, как говорите со мной? Или вы только выучили это из книг?» Наступила глубокая тишина. Этот человек колебался.

Я сказал: «Ваше колебание говорит обо всем. Вам лучше сказать правду, потому что, если вы видели Бога, зачем вам колебаться? Вы чувствуете небольшой испуг - я вижу пот, выступивший на вашем лбу, а здесь ведь прохладно».

Этот человек сказал: «Я никогда об этом не думал. Но будучи санньясином и находясь в храме Божьем, я не могу говорить неискренне. Я не пережил этого. То, что я говорю, я услышал, прочитал, выучил».

Тогда я сказал ему: «Уходите! Уходите отсюда немедленно. Найдите человека, который познал сам, и приведите его сюда. Вы бросаете на головы этих бедных людей заимствованный хлам, даете им представление о том, что они тоже знают... я ведь знаю этих дураков, они все из моего города, и они говорят так, как будто знают».

И я сказал людям: «Слушайте своего гуру!» Он для всего города был почти гуру, поскольку на протяжении многих лет — в то время ему было, наверное, шестьдесят лет, — на протяжении многих лет он каждый год на четыре месяца посещал этот город. Но этот раз стал последним. С тех пор я не слышал о нем в этом городе.

Когда я путешествовал по Индии, я постоянно спрашивал о том, что сталось с Видьянандой, умер он или еще жив; что с ним случилось? Наконец я встретил его в одном месте, в котором никогда не ожидал встретить, недалеко от Мадраса, в Адьяре. Адьяр - это штаб-квартира теософского движения. Я отправился провести несколько бесед в Мадрасе, и мой хозяин захотел, чтобы мы поехали посмотреть Адьяр. Адьяр прекрасен, теософы провели там по-настоящему хорошую работу. Они обустроили красивое место, но сейчас оно пустует, никто не приходит туда. Они построили прекрасные дома, коттеджи, зеленый сад - целую колонию.

В Адьяре растет, наверное, самое большое дерево бо. Когда теософское движение было живо, под этим деревом обычно проводились их встречи; тысячи людей могли поместиться в его тени. И Адьяр имеет, по-видимому, самые драгоценные библиотеки в мире. Теософы собрали манускрипты из Китая, Тибета, Ладакха, Монголии, Кореи - незнакомые места, незнакомые языки, - и у них есть огромная подземная библиотека древних рукописей. Я нашел этого человека там в библиотеке; он работал библиотекарем, он не был больше монахом.

Я спросил у него: «Что случилось?»

Он сказал: «В тот день вы изменили всю мою жизнь. После этого я не мог говорить с той же авторитетностью, с которой говорил раньше; я потерял свою смелость. Я пытался, но каждый раз во мне возникал вопрос о том, что я не знаю, так зачем же я говорю об этом людям? Может быть, это правильно, может быть, нет - кто знает? Я совершаю грех, потому что эти люди начнут думать, что они будто бы знают. Тот день в вашем городе...» Он не узнал меня. Я вынужден был напомнить ему, поскольку в последний раз он видел меня ребенком. Я же узнал его, хотя в то время ему было уже около девяноста лет; но от шестидесяти до девяноста больших изменений не происходит... Да, постареешь, но существенных изменений не будет. Он был старым, хрупким, но как-то более молодым и более живым.

Я сказал ему: «Сейчас вы на тридцать лет старше, но я вижу, что ваши глаза более молодые, более живые».

Он сказал: «Да, и это потому, что я отбросил эту фальшивую жизнь. Теперь я есть просто то, что я есть. Я не знаю — я ищу, но я не знаю, возможно ли познать что-нибудь в этой жизни, ведь так много упущено».

Я сказал: «Никогда не будьте пессимистом. Это может случиться в любой день — это может случиться сегодня. Если ничего не случается, то это означает, что вы все еще где-то несете заимствованное. Могу ли я снова, тридцать лет спустя, задать еще один вопрос?»

Он сказал: «Я буду очень признателен, ведь первый вопрос сослужил мне великую службу. Он отнял у меня мое монашество, мое пребывание в Махатмах, отнял у меня моих последователей - все».

Я сказал: «Почему вы начали работать библиотекарем в библиотеке? Ведь это снова занятие того же рода. Теперь вы ищете в древних рукописях, найденных на Тибете, найденных в Ладакхе, найденных в Непале. Вы все еще не смотрите в себя. Раньше вы искали истину в напечатанных книгах, теперь ищете ее в сделанных от руки древних рукописях, думая, что те люди, наверное, знали. Вы снова совершаете ту же глупость. Ни один печатный пресс не знает... Продолжают печатать одну Библию за другой - миллионы Библий, - но печатный пресс остается печатным прессом; он не станет даже христианином».

«И вы думаете, что в рукописях вы что-нибудь найдете? Эти люди просто работали как писари. Они просто копировали, и им за это платили. Они не были знающими, они были копирующими, они выполняли печать таким примитивным методом. В те дни печать еще не была известна, поэтому люди писали, копировали из одного манускрипта в другой, а оттуда еще в один, и потом продавали их. Вы думаете, что эти люди знали?»

Он сказал: «Снова вы правы. Я пробыл здесь двадцать лет, просматривал все виды неизвестных методов, идеологий, - очень впечатляющих, очень логичных, - но я точно делаю то же самое. Теперь вы не найдете меня нигде».

Он бросил свою работу в тот же день. Он ушел, пока я был еще в Адьяре. Когда я вернулся после прогулки по окрестностям... Это большое место, и когда-то оно было пульсирующей коммуной; когда была жива Анни Безант, там жили тысячи людей. Когда я вернулся в главную контору и справился о Видьянанде, мне сказали: «Он ушел. Что вы сказали ему? Ведь это после вашей встречи с ним в библиотеке он пришел в контору и сказал: "Я ухожу, и ухожу навсегда. Я покончил с книгами. Хотя я слишком стар... Но может быть, хватит и нескольких дней, по крайней мере, перед смертью я должен начать правильную жизнь. Может быть, в следующей жизни я смогу завершить свой поиск, но я должен хотя бы начать"».

Никто не спрашивает: «То, что вы знаете, является ли это знание вашим?» Если это не ваше знание, отложите его в сторону; оно не представляет собой ценности. «То, что вы делаете, является ли это вашим стремлением? Вы на самом деле чувствуете, что колокольчик звенит в вашем сердце?» Если это не так, то не тратьте больше ни единого мгновения.

Люди все время делают вещи, которые навязали им другие люди, - и те продолжают навязывать свое. Очень маловероятно, что родители прекратят навязывать детям образ своих собственных идей, что учителя прекратят навязывать им все, что они «знают», как будто они на самом деле что-то знают. Они будут продолжать притворяться, что знают.

Мой ректор в высшей школе был математиком. Я не был студентом математики, но я, бывало, заходил к нему в кабинет, когда видел, что он один, и разговаривал с ним о высшей математике - теперь старая математика не применима больше к физике, биологии, химии, биохимии. Эти науки вышли за ее пределы. Так что он сказал мне: «Почему вы начали посещать мои занятия?»

Я сказал: «У меня нет проблем. Я не являюсь студентом математики, но когда я свободен и у вас есть занятия, я хотел бы приходить на них, если вы позволите. Но не волнуйтесь по моему поводу, потому что я не буду там мертвым, я буду живым».

Он сказал: «Что вы имеете в виду под этим "буду живым"?»

Я сказал: «Точно то, что это означает: буду живым. Дайте мне шанс, и вы увидите».

Я всегда интересовался многими вещами, старался понять, действительно ли они основываются на знании или являются лишь гипотетическими, - ведь если вещи являются гипотетическими, то они не являются по-настоящему истинными, а являются лишь прагматическими, удобными, полезными. Например, евклидова геометрия - ей было посвящено то занятие, когда он в первый раз разрешил мне... Вот определения Евклида - даже ребенок увидит, что они неверны. Евклид говорит: «Линия имеет длину, но не имеет ширины». Как может быть линия без ширины? Это так просто, не нужно быть математиком; я не математик, и не был им и в то время. Я спросил его: «Глупо то, что вы говорите, что линия имеет длину, но не имеет ширины, - она имеет ширину. Прочертите на доске линию без ширины, одну только длину, тогда я приму вашу гипотезу».

Он сказал: «Теперь я знаю, что вы имеете в виду под словами быть живым. Я окончил аспирантуру по математике, но этот вопрос никогда не приходил ко мне на ум. Это говорит Евклид; этому учит каждая школа, каждый колледж, каждый университет, так что я никогда не думал... но может быть, вы и правы. Я понимаю, есть...»

И я сказал: «Линия измерима. Вы проводите на доске линию мелом и продолжаете говорить, что она не имеет ширины. А «точка», как говорит Евклид, «не имеет ни ширины, ни длины». Как это может быть? Она может иметь очень, очень маленькую длину, очень, очень маленькую ширину, но это не означает, что их нет совсем. Нужно просто взять увеличительное стекло. Вы подождите, я сбегаю в химическую лабораторию, принесу увеличительное стекло и покажу вам».

Он сказал: «Не нужно никуда ходить - я и так понимаю. Но тогда, чему мне учить? С Евклидом покончено, ведь это основные определения».

Я сказал: «Это гипотезы. Вам нужно принять только одну вещь, что эти гипотезы практичны, но не истинны». Так что, относительно всего, что бы знаете, вы должны понять, является ли это просто гипотетическим, полезным для жизни или по-настоящему истинным, настоящей истиной, которую вы знаете, которую вы чувствуете, которую вы пережили. Если это всего лишь гипотеза, отложите ее в сторону, и вы почувствуете такое облегчение. Отложите в сторону все гипотезы, все заимствованное знание, которое собралось в вас и которое вы несете в себе, - вы тянете на себе целые горы, вы раздавлены ими.

Будьте невежественными, примите это: «Я не ведаю». И от этой точки начинайте поиск.

Нагружают каждого ребенка. Я надеюсь, что когда-нибудь так не будет. Действительно, это все не нужно, потому что когда вы преподаете Евклида, вы можете очень просто сказать, что это не истина, а всего лишь гипотеза. С этой гипотезой проще понять треугольник, круг и все остальное. Но помните, что в основании лежит гипотеза, и весь дворец, построенный на ней, является лишь гипотетическим.

Точно так же и ваш Бог является гипотезой, и вся пирамида теологии основывается не на чем ином, как на гипотезе. Если вы всмотритесь в вещи, то вам не потребуется великий разум, чтобы увидеть, нужна лишь простая невинность.

Ректор позвал меня в свой кабинет и сказал: «Больше не приходите на мои занятия, потому что теперь мне будет трудно иметь дело с детьми. Они увидели, что я не знаю. До сих пор я был для них авторитетом - вы уничтожили его ». Так или иначе, он был искренним человеком. Он сказал: «Я понимаю вас, но не делайте этого с другими преподавателями, потому что они могут и не понять. Теперь я понимаю, почему на вас приходит так много жалоб, на то, что вы создаете помехи. Но это не помехи. Вы открыли мне глаза, я уже не смогу быть прежним. Но что озадачивает меня, так это то, что я никогда не задумывался над этим, я это просто принимал».

И это именно тот момент, который я хотел бы, чтобы вы заметили. До сих пор вы все принимали; вы принимали все, что вам говорили. Вы должны начать спрашивать, сомневаться. Не бойтесь авторитетов - авторитетов нет. Кришна или Христос, Мухаммед или Махавира - никто не авторитет. Если они и авторитеты, то лишь для себя, не для вас.

Вы будете авторитетом только для себя, если однажды узнаете истину вашего собственного изначального лица.

Тогда вы не будете авторитетом для кого-то другого. Никто не может быть авторитетом для кого-то еще.

Вся эта идея авторитета должна исчезнуть из мира.

Да, люди могут разделить ваше переживание, но это не авторитет.

Я не хочу ничего навязывать вам - ни единого слова, ни единой концепции.

Все мое усилие заключается в том, чтобы сделать вас как-нибудь бдительными и осторожными ко всяким авторитетам. И в тот момент, когда вы видите, что на ваше бытие навешивается какой-нибудь авторитет, тут же отбросьте его.

Кончайте со всем тем, что было дано вам, что было навязано вам, - тогда покажется ваше изначальное лицо.

Вы не знаете, вы не можете даже представить себе, каким будет ваше изначальное лицо, каким будет ваше истинное бытие.

Вы узнаете только тогда, когда узнаете; когда вы встанете лицом к лицу с собой, когда не будет никаких препятствий и вы останетесь полностью одни.

В этой уединенности расцвели все существа, которые расцвели.

Не многие расцвели. Лишь время от времени... Это странная трагедия, что рождаются миллионы людей, а расцветает человек лишь время от времени. Вот почему я говорю, что нет садовника, нет Бога, присматривающего за всем вокруг, наблюдающего, заботящегося, иначе, миллионы деревьев и лишь одно дерево расцветает?.. Весна приходит и уходит, а расцветает только одно дерево; миллионы деревьев остаются бесплодными, непродуктивными. Что же это за садовник, который так ухаживает за садом?

Это достаточное доказательство того, что нет садовника, нет Бога; но это не означает, что вы должны становиться пессимистами. На самом деле, это дает вам новое измерение - вы должны стать садовником для самих себя. Это хорошо, что нет Бога, потому что вы можете быть садовником для самих себя. Но тогда вся ответственность ложится на вас, вы не сможете никого винить.

Я отнимаю Бога, поэтому вам не удастся винить этого старика. Достаточно уже Его винили во всем: Он создал мир. Он создал это, Он создал то... Я снимаю с Него все эти обвинения — Он не существует.

Вы создали Его только для того, чтобы на Него переложит свою ответственность. Заберите свою ответственность обратно.

Примите свою уединенность.

Примите свое неведение.

Примите свою ответственность, тогда увидите, что случится чудо.

Однажды вы внезапно увидите себя совершенно в новом свете, такими, какими вы себя еще не видели. В тот день вы родитесь по-настоящему. До этого был лишь некоторый предродовый процесс.

Есть причины, почему люди отвлечены от своей изначальности. Во-первых, вы не знаете, в чем заключается ваша изначальность. Во-вторых, есть люди, которые спешат навязать вам свою собственную идею, поскольку, когда эта идея навязана, вы становитесь психологическими рабами.

Христианин не может найти истину, индус не может найти истину, поскольку христианство - это тюрьма, индуизм - это тюрьма. Кто-то отягощен Кораном, кто-то другой отягощен Торой.

Так что нет вопроса о том, что выбрасывать - что бы то ни было... Вот почему и иудей, и христианин, и индус, и мусульманин, и джайн, и буддист, и парси, и сикх - все могут найти у меня что-то, относящееся к ним, ведь то, что я говорю, применимо ко всем.

Отягощены вы Библией или Кораном, не имеет значения. Меня не интересует, чтобы вы выбросили именно Библию, меня интересует, чтобы вы выбросили любой хлам, который несете с собой. И я называю это хламом, потому что он дан вам другими; он не ваш.

Запомните: ваше только то, что вы пережили.

То, что вы знаете, - только это вы и знаете.

Пусть это очень мало, не волнуйтесь; семена являются малыми, но в семени есть потенциал. Оно - не вещь, оно — существо, готовое взорваться ростом, - ему нужно только дать возможность.

И именно в этом для меня заключается функция Учителя: создать возможность,

- не дать вам знание,

- не дать вам порядок жизни,

- не дать вам доктрину или догму,

но создать возможность, в которой все эти вещи постепенно, постепенно исчезают. Не они цепляются за вас, это вы крепко держитесь за них.

Поэтому, когда я говорю, что они исчезают, я имею в виду, что это вы медленно, медленно разжимаете свой кулак. Конечно, вам потребуется время, ведь вы так долго думали, что держите в руках что-то ценное, но даже если вы поняли меня, снова и снова будет приходить мысль о том, что если вы отбросите это, то потеряете что-то ценное. Но нет ничего ценного.

Запомните один критерий: ценно только то, что вы знаете, и то, что вы знаете, потерять невозможно.

Все, что может быть потеряно и за что вы вынуждены цепляться, не может быть ценным именно потому, что может быть потеряно. Это показывает, что это не ваше переживание.

Так что мы должны принять, что общество будет продолжать свой путь, но мы можем найти разумных людей и отнять их у общества.

Вот что я понимаю под санньясой.

Люди не понимают этого, потому что они думают, что, давая вам определенную одежду, определенный облик, я пытаюсь создать определенную религию.

Нет, я не создаю никакой религии.

Это абсолютно безрелигиозная религия.

Эта одежда, которую я даю вам, нужна лишь для того, чтобы вы имели дистанцию от толпы, чтобы толпа выталкивала вас и не давала вам смешаться с ней. Иначе вы предпочли бы спрятаться в ней. Кто хочет быть вне толпы? Там так уютно, так тепло.

Я даю эту одежду просто как стратегию, как инструмент, чтобы люди избегали вас: куда бы вы ни пошли, люди будут сторониться вас. Это единственный способ спасти вас; вы не можете смешаться с толпой. Иначе, было бы проще мне и моим санньясинам, если бы я не сделал вас такими отличающимися от других людей. Сюда пришло бы гораздо больше людей, им было бы проще. Но я не заинтересован в большом количестве людей. Я не политик, я не папа; что мне делать с этими многими людьми?

Я заинтересован только в немногих избранных - разумных, смелых, способных выйти на холод и отбросить удобство толпы. В самом начале будет холодно; вскоре у вашего тела появится своя собственная система создания тепла. Ваше существо вскоре начнет сотворять свой собственный аромат.

Мы должны продолжать вытаскивать людей из толпы, продолжать уничтожать все, что дала им толпа - ведь когда вы вытаскиваете человека из толпы, этот человек приносит толпу с собой, в своем уме. Человека из толпы можно вытащить очень просто, - это не так трудно, - но человек приносит в своем уме толпу. Эта вторая часть работы более трудна: вытолкнуть толпу из ума человека.

Должно быть сделано две вещи: вытащить человека из толпы, а потом вытолкнуть толпу из человека, и он остается просто один.

А для меня нет ничего более великого, чем остаться полностью одному, в своей чистоте, в своем существенном бытии.