Рис. 27. «Двойные доспехи» французского короля Франциска I, изготовленные Иоргом Зойзенхофером из Инсбрука в 1539—1540 годах, состоящие из нагрудной защитной пластины, большой гарды (прикрывавшей левую часть забрала, левое плечо и грудь), пасгарды (левый налокотник), наруча для левой руки и левого набедренника.

Совершенно невероятно и невозможно представить себе средневекового рыцаря без коня; они оба идут по истории рука об руку, служа вместе во имя общей цели, помогая оттенить и выделить роль каждого участника этого тандема в течении средневековой жизни. Хотя мы можем вполне свободно представить себе рыцаря, сражающегося пешим, или рыцаря, прыгающего с передвижной башни на стену вражеского замка, и даже рыцаря, выбитого из седла, все равно, изначально мы представляем его только на коне, ибо этот его спутник при всех условиях обязательно маячит хотя бы на заднем плане. Рыцарь без коня едва ли мог быть рыцарем; как боец он был бы смешон, абсурден, бесполезен, точно так же, как современный танк был бы совершенно неэффективным без мотора. Поскольку средневековый конь был исключительно важен для рыцаря, резонно в который уж раз задаться вопросом: что же это был за конь?

В популярном представлении это был громадный битюг, высотой около 17 ладоней, на спину которого облаченного в латы воина втаскивали лебедкой. Это представление совершенно не соответствует истине; лебедку или подъемный кран, поднимавший рыцаря на коня, придумали театральные режиссеры для усиления комического эффекта. Нет, средневековый конь был добрым, сильным рабочим конем, подобно старым добрым лошадям, которых впрягали в омнибусы, их помнят теперь только древние старики. Больше всего на рыцарских скакунов походят, вероятно, крепкие охотничьи или цирковые лошади; в Польше до сравнительно недавнего времени во многих местах использовали сильных лошадей среднего веса, в точности таких же, на которых ездили и сражались средневековые рыцари.

Рис. 28. Рыцарь на боевом коне, около 1260—1340 годов.

В период позднего Средневековья (надо напомнить, что весь период Средних веков охватывает время приблизительно от 449 до 1500 года) существовало несколько пород верховых лошадей. Некоторые весьма полезные для наших целей упоминания о них можно найти в литературе. Например, в шансоне 1360 года краткий обзор лошадиных пород (стихи грубо переложены в прозу): «Есть три типа коней: для турниров используют коней, называемых боевыми, – они высоки, величественны и очень сильны; следующая порода – рысаки. Они чаще используются на войне, эти кони легче боевых коней. Кроме того, есть еще беговые кони. Существуют еще самые низкие, тягловые породы, их используют для крестьянских работ; это нечистокровные кони плохой породы» (Евстахий Дешан, 1360).

Рис. 29. Сержант на рысаке, около 1260—1340 годов (вооружение и доспехи сержантов едва ли изменились за период с 1250 по 1400 год).

Эти описания сами по себе достаточно ясны. Экстерьер боевого коня обозначен здесь как жесткая функция, не подлежащая никакому изменению. Везде, где мы находим описание боевого коня, – будь то в поэме, военном приказе, инвентарной описи или в завещании – оно одинаково во всех уголках Европы. Это великий конь, рыцарский конь par excellence. Высокая порода и блестящая дрессура – признаки его благородной касты, а его главная миссия – носить своего хозяина в турнирах, в этих благороднейших и достойных восхищения ристалищах, свидетельствах рыцарского духа. Для более изнурительной, длительной и менее блистательной работы на реальной войне предпочитали рысаков, они были не столь породисты, но зато легче, чем боевые лошади, – правда, и дрессировали их не столь тщательно и менее специфично. Беговые лошади были почти так же сильны, как и рысаки, но не отличались высокой породистостью. В кавалерии на них ездили незнатные воины (которых в те времена называли сержантами), или же на них просто совершали путешествия.

Рис. 30. Дворянин на верховой охоте. Около 1440 года.

Французский королевский ордонанс 1265 года ставил пределы суммам, которые люди разных сословий могли тратить на разные вещи, например, оруженосец, даже если он был благородного происхождения и обладал значительным состоянием, не имел права покупать иноходца дороже чем за пятнадцать ливров, а рысака более чем за двадцать.

За исключением боевых коней, всех остальных называли по их аллюру; названия были по большей части французские. Так, например, courser – это беговая лошадь, a ambler – это иноходец, так как он бегает иноходью. Иноходь – это вполне естественный аллюр – например, так бегает олень. Иноходь по скорости передвижения может варьировать от шага до легкого галопа. На иноходце очень приятно ехать. Этот аллюр хорошо подходит для долгих путешествий. Пользуются им также скотоводы Австралии и Америки, которые очень много времени проводят в седле. Рысь – это аллюр не вполне естественный и не особенно удобный для всадника. Для того чтобы лошадь бегала рысью, ее надо специально дрессировать и воспитывать. Кроме того, есть лошади специальных рысистых пород. Всадника тоже надо учить держаться в седле, когда лошадь идет рысью. Конечно, внешне, со стороны, рысь выглядит красивее, чем иноходь. Хорошо ухоженный конь, высоко вскидывающий ноги и изящно бегущий, производит весьма гордое и блистательное впечатление. Но рысь не слишком подходящий аллюр, если всадник к нему не приучен и не может в полной мере владеть конем. Естественно, рыцари в полном вооружении никогда не ездили рысью. Езда рысью в тяжелом вооружении сильно утомила бы и коня и всадника. Посадка с вытянутыми ногами в длинных стременах и на высоком седле, то есть практически в положении стоя, делала езду рысью практически невозможной. Для того чтобы ехать рысью, надо согнуть ноги и укоротить стремена, кроме того, лучше в этой ситуации не иметь сорок с лишним фунтов железа на бедрах. Именно поэтому средневековые рыцари в полном вооружении никогда не ездили рысью, их кони всегда были беговыми скакунами.

Рис. 31. Дама верхом на лошади мелкой породы. Около 1380 года.

Существует три основных типа лошадей, называемые по их аллюру: скакуны, иноходцы и рысаки. Слово «скакун» оставлено за военными кавалерийскими лошадьми, но иноходцы и рысаки могли быть беговыми, охотничьими, мелкими или вообще полукровками. Беговых лошадей мы уже обсудили. Охотничьи лошади были благородными животными хорошей породы, иногда они стоили не меньше боевого коня, но они были более стройными и хрупкими, тонкими в кости и в бабках. Охотничьи лошади использовались для путешествий и, естественно, для охоты. Люди, занимавшие высокое положение, часто пользовались охотничьими лошадьми на торжественных церемониях и парадах. Были лошади мелких пород, которые особенно нравились женщинам. В Англии таких лошадей называли «дженнет» от французского слова «Жене», а это последнее проникло во Францию из Испании, где лошадей мелкой породы называли «хинетами». Несмотря на то что этими животными очень охотно пользовались женщины для верховой езды, в Испании эти кони участвовали в сражениях. Воинов, которые сражались на таких лошадях, называли «хинетурами». Полукровки, будь то рысаки или иноходцы, были практически такими же, как и сегодня, – добрыми конями без каких-либо замечательных достоинств. Рабочая лошадь, крестьянский битюг, был вьючным или тягловым животным, но в сельскохозяйственных работах такие лошади не использовались, так как для этого по большей части использовали быков.

На боевых коней садились только на время турнира. Путешествуя, рыцарь ехал на более мелком коне в соответствии со своими средствами, а сзади оруженосец вел за собой боевого коня.

Для того чтобы получить общее представление о конях, которыми мог располагать рыцарь, давайте ознакомимся с историей Жеана де Сентре, одним из самых популярных французских рыцарских романов середины XV века (Антуан де ла Саль. Маленький Жеан де Сентре. Песнь 15). Будучи пажом на службе у французской королевы, Жеан получил от нее какие-то деньги, чтобы экипироваться, как подобает юному благородному дворянину: «Возьми в этом маленьком кошельке 160 крон, которые я даю тебе для того, чтобы ты купил доброго, храброго и ловкого верхового коня, который должен быть стремительным и быстрым, чего бы он ни стоил, но не дороже 80 крон, купи также и другого коня для повседневных поездок и путешествий, но не дороже 20 крон; купи себе еще пару коней для перевозки твоего багажа и пажа за тридцать крон. Итого получается сто тридцать крон. На оставшиеся тридцать крон купи красивый наряд себе и красивую одежду твоим слугам, которые в ливреях будут сопровождать тебя в путешествиях. Если же что-то останется сверх того, что ты потратишь, как я тебе сказала, то можешь использовать это по собственному усмотрению».

Рис. 32. Так бежал рыцарский конь. Скакун. Около 1450 года.

Дальше из того же романа мы узнаем, как он воспользовался своими лошадьми, когда остался без коня на турнирном единоборстве: «На десятый раз, когда они сошлись, так случилось, когда они скрестили копья, а их скакуны сильно ударились друг об друга, несмотря на отчаянное старание рыцарей, натянувших поводья (сделанные из шнуров, с которых свисали красные полотнища); конь сэра Энкеррана упал, а конь Сентре сломал переднюю ногу. Тогда он вскочил и отправился в свой шатер поменять скакуна».

Слово «скакун» использовано здесь для обозначения боевого коня – это еще один пример небрежного использования понятий в Средние века.

Для людей Средневековья кони – источник великой гордости и предмет любви, так как лошадь была свидетельством общественного положения, богатства и важности ее владельца. Рыцарь, который ехал в сопровождении нескольких боевых коней, мог рассчитывать, что его везде будут встречать с большим почетом. Множество примеров рыцарской гордости относительно лошадей и искусства верховой езды можно найти в пьесах Шекспира – например в «Генрихе V», в сцене, когда в ночь перед битвой при Азенкуре в шатре французского дофина собираются французские командиры и до утра слушают, как дофин хвастливо распространяется о своих лошадях.

Термины, описывающие лошадиные аллюры, – это практически единственный источник, на основании которого можно судить о том, как именно ездили верхом средневековые рыцари. Современные иллюстрации достаточно ясно показывают посадку вооруженных воинов, охотников, путников, женщин на мелкорослых лошадях; но способ передвижения и аллюр на этих рисунках выглядят неубедительно. Из изображенных художниками сцен битв и турниров мы можем понять, что лошади несутся галопом, так как видим, что обе передних ноги вытянуты вперед, а задние ноги вытянуты назад, но в действительности это неточность, так как ни одна лошадь не в состоянии принять такое положение. Как это ни странно, но неверное художественное изображение галопирующей лошади дожило почти до наших дней. На бесчисленных цветных открытках и на живописных полотнах, изображающих охоту или скачки, лошади изображены несущимися едва ли не ventre a terre (стелясь брюхом по земле. – Пер.). Средневековые скульпторы и художники слишком часто изображали лошадей, ноги которых двигались в унисон: например, обе левые ноги идут в одном и том же направлении, а обе правые одновременно в противоположном. Такое изображение не помогает определить аллюр, который хотел изобразить художник, так как в действительности ноги лошади идут друг за другом по очереди, а не одновременно (рис. 32).

Ко второй четверти XVI столетия стали возникать новые способы ведения войны, что было обусловлено все более широким применением артиллерии; с этого момента эпохе тяжеловооруженного рыцарства пришел конец. Военачальники Франции, Германии и Испании стали разрабатывать новую тактику кавалерии перед лицом сокрушительной мощи пушек и увеличившейся эффективности пехоты, вооруженной теперь огнестрельным оружием. Французы, бывшие зачинателями и главными приверженцами идеалов рыцарства, продолжали упрямо цепляться за старую тактику – наступление рыцарей рядами с копьями наперевес, в то время как немцы придумали новую систему ведения боя – в колоннах. Слабостью французов, таким образом, являлось то, что этот строй легко ломался под огнем артиллерии и аркебузов. В крупных войнах в Италии первой половины XVI века, например, французские gens d'armes получили прозвище «зайцы в доспехах», так как умели очень быстро убегать. Но немецкий способ оказался еще менее эффективным: когда колонна двигалась на противника и если она не могла сразу взломать его оборону, то вся эта человеческая масса застывала на месте. Первый ряд свирепо дрался, а остальные вообще не могли прийти в соприкосновение с врагом. Они просто сидели на конях и ждали своей очереди. Если у противника была артиллерия, то колонна представляла собой идеальную неподвижную мишень. Фабрицио Колонна, командовавший немецкой кавалерией, некоторое время так простоявшей под огнем врага, рассказывал пленившим его французам, что одно пушечное ядро убивало больше 35 людей и лошадей.

К середине XVI века немцы разработали новую тактику, основанную на применении нового оружия. Во второй половине XV века командиры начали экспериментировать с ручным огнестрельным оружием, но в то время оно было таким громоздким, что стрельба из него занимала обе руки. Однако около 1535 года маленькое ручное ружье было усовершенствовано, и с 40-х годов XVI века его стали называть пистолетом. Из этого оружия удобно было стрелять одной рукой, а всадник мог везти при себе три пистолета, два в кобурах, подвешенных спереди к седлу, и один пистолет в голенище правого сапога. Итак, у вооруженного таким образом всадника в распоряжении было три выстрела, прежде чем могла появиться возможность перезарядить пистолеты. Появились подразделения стрелков – это были латники, каждый из которых, кроме прочего, был вооружен тремя пистолетами. Эти подразделения предполагалось использовать следующим образом: стрелки обрушивались на противника, разряжали свои пистолеты, вносили панику в ряды неприятеля, а потом, как обычно, начинали действовать мечами. Все это очень красиво выглядит в теории, но на практике такая тактика часто оказывалась безнадежной. Не очень-то легко стрелять из пистолета на полном скаку (это удается только актерам, играющим в американских вестернах), а из старого пистолета с колесцовым механизмом и того труднее. Иногда стрелок выпаливал слишком рано; иногда стреляли слишком низко, продырявливая уши собственным коням. Иногда – и это было намного хуже – слишком рано начинали стрелять те, кто находился сзади, и тогда уши уже могли отстрелить передним стрелкам. Единственный способ удачно провести пистолетную атаку – это железно соблюдать дисциплину и стрелять в противника только тогда, когда становятся различимыми белки его глаз. После чего стрелки должны были работать очень согласованно, практически одновременно.

Эта тактика редко приносила удачу, поэтому была придумана новая; ее назвали «караколь». Подразделение подлетало в галопе на пистолетный выстрел к неприятелю, стрелки переднего ряда стреляли и немедленно смещались влево и вправо, давая выстрелить следующей шеренге. Вторая шеренга повторяла маневр и давала стрелять третьей и т. д. Естественно, в это же самое время артиллерия противника косила фланги нападавших, а аркебузы расстреливали их в упор. На рис. 33 показаны некоторые трудности пистолетного боя этим способом. Мы видим на рисунке центр передней шеренги. Человек, стоящий слева, только что разрядил свой пистолет и хочет повернуть лошадь влево, но стрелок из второй шеренги рядом с ним был убит, и его оставшийся без всадника конь блокирует поворот. На заднем плане рисунка передний стрелок хочет развернуться вправо, но под ним убили коня, поэтому находившийся за его спиной стрелок оказывается в опасности. Но если караколь выполняли с железной дисциплиной и решительно, то способ этот оказывался весьма эффективным. В самом конце XVI века «тяжелая» кавалерия (хотя она стала гораздо легче, чем была в 90-х годах века пятнадцатого, так как воин носил теперь облегченные неполные доспехи) вернулась к своему обычному вооружению – мечу.

Рис. 33. Стрелки из пистолета, выполняющие караколь.

Рис. 34. Скульптурное изображение сэра Роберта де Шурланда. Минстерская церковь, остров Шеппи. Около 1320 года.

В старинной церкви городка Минстера, что на острове Шеппи, находилась когда-то богатая могила рыцаря времен короля Эдуарда I, сэра Роберта де Шурланда. Он был лордом замка Шурланд в приходе Истчерч и смотрителем пяти портов. Эдуард I Английский сделал де Шурланда рыцарем и баннеретом в 1300 году за выдающиеся отличия при осаде Кэлварока в Шотландии. Скульптурная фигура сэра Роберта лежит в полном рыцарском облачении под каменным навесом. Краски, которыми раскрасили некогда фигуру, поблекли, она исцарапана многочисленными инициалами и покрыта пылью. Некоторые из этих инициалов выцарапали в нашем столетии, другим уже больше трехсот лет. Но сама скульптура остается красивейшим памятником своей эпохи. Возможно, главная достопримечательность заключается в том, что глыба, на которой покоится скульптура, вырезана в форме конской головы. По тому, как вырезана голова, видно, что конь выныривает из воды, хотя возле затянутых в кольчугу ног сэра Роберта видна другая человеческая фигура – похоже, что этот человек ведет лошадь под уздцы.

Существует легенда о сэре Роберте де Шурланде и его коне. В этой легенде рассказывается, как однажды в приступе ярости он приказал заживо закопать в землю священника. Очень жаль, что мы не знаем, чем именно провинился священник, но история об этом умалчивает. Вот-вот должен был начаться судебный процесс против сэра Роберта по обвинению в убийстве священника, но в это время случилось так, что король путешествовал по реке на корабле, который в один из тихих ясных дней проплывал мимо острова Шеппи. Сэр Роберт воспользовался случаем, поплыл на коне к кораблю и сумел вымолить у короля прощение. Эдуард, видимо, вспомнил прошлые заслуги сэра Роберта и удивился смелому поступку рыцаря, за что и даровал прощение. Потом сэр Роберт на коне снова поплыл к берегу. До сих пор эта история вполне могла соответствовать действительности, но дальше начинается сплошная мистика. Когда рыцарь спешился, к нему обратилась какая-то колдунья и напророчила, что любимый конь станет однажды причиной его смерти. Сэр Роберт выхватил меч и убил коня, чтобы пророчество не исполнилось. Труп лошади был оставлен на берегу, и много лет белевшие на песке кости овевали ветры и омывали дожди. Однажды сэр Роберт прогуливался с другом по берегу реки. Они проходили мимо скелета, и сэр Роберт, смеясь, рассказал другу о старом пророчестве. Рассказывая, он пнул ногой череп, но осколок кости пробил сапог и вонзился в ногу. Рана загноилась, и старый рыцарь умер от заражения крови. Так исполнилось пророчество колдуньи.

Не важно, правдива эта история или нет, но зато мы теперь понимаем, почему на надгробном памятнике появилась лошадиная голова. С другой стороны, именно присутствие головы коня на могиле могло послужить основой более поздней легенды. Мы никогда не узнаем, где кончается правда и начинается вымысел или в какой степени они соотносятся друг с другом. Но все же должны быть веские основания для того, чтобы на могиле рыцаря, кстати на единственной такого рода, появилось изображение лошадиной головы. Почему на могиле де Шурланда, а не кого-то другого? Вообще говоря, удивительно, что так мало лошадиных скульптур на могилах рыцарей, если учесть, какую исключительно важную роль играла лошадь в жизни рыцаря. Учтите, что в каждой европейской стране (за исключением Скандинавии и Англии) само слово «рыцарь» по корню своему связано с конем: во Франции рыцаря называют шевалье, в Италии – кавальере, в Испании – кабальеро, в Германии – риттер, и каждое из этих слов означает «всадник», «наездник». Даже в Римской империи одно из высших сословий общества, эквивалентное европейским рыцарям, так и называлось всадническим. Но почему тогда в английском языке для обозначения рыцаря применяют слово «knight»? Это видоизмененное древнее англосаксонское слово «cniht», которым обозначали молодого человека из хорошей семьи; конечно, этим словом описывали человека, имевшего статус английского шевалье. Мы также должны вспомнить, что в Англии до Нормандского завоевания, то есть до битвы при Гастингсе в 1066 году, воины – даже знатные – никогда не сражались верхом. А вот на континенте если вы были благородным аристократом в любом месте Европы (кроме Скандинавии), то обязательно должны были быть всадником, в Англии это было не так.

Некоторые склонны думать, что облаченные в доспехи всадники появились внезапно, как по мановению волшебной палочки, и впервые – в 1066 году, как ужасный новый способ ведения войны именно на поле Сенлак, на поле, где происходила битва при Гастингсе в Юго-Восточной Англии. Такое убеждение не имеет под собой никакой почвы. Полностью закованные в броню всадники появились очень давно, в I веке н. э., в Центральной Азии. В это время народ, известный под названием сарматы, начал движение на запад, в степи современной Южной России, где тогда обитали скифы. Сарматы и скифы были родственными народами и превосходными наездниками, но ездили верхом, вооружались и воевали они по-разному. Скифы ездили на мелкорослых быстроногих конях и были лучниками, стрелявшими с седла. Сарматы же ездили на более крупных животных, носили доспехи и сражались копьями и длинными мечами, что давало им преимущество и позволило нанести поражение скифам и занять их землю. Прожив несколько поколений в Южной России, сарматы сами были вытеснены оттуда пришедшими на юг с берегов Балтийского моря готами. Эти готы были представителями народа, от которого позже произошли англосаксы и викинги. Готы переняли у сарматов способы ведения войны и вскоре достигли в этом большого искусства. В течение IV века готы не раз сталкивались в битвах с римскими легионами и нанесли им в конце концов решительное поражение в битве у Адрианополя во Фракии в 376 году. Готы смогли победить многочисленных и превосходно обученных римских легионеров, лишь используя тактику массированных ударов крупными силами тяжеловооруженной кавалерии – то есть предвосхищая тактические приемы средневекового рыцарства. После этой битвы римляне стали привлекать в свое войско готов для службы наемниками. Так как теперь новая устрашающая тактика с применением невиданного доселе рода войск стала тактикой римской армии, то готский метод ведения войны распространился по всей Европе. Вместо того чтобы оставаться в покоренных ими восточных странах, готские всадники воевали с врагами Рима по всему свету и вскоре стали завоевывать и другие страны и селиться в них, затем они основали просуществовавшее триста лет королевство в Испании и в конце концов оккупировали всю Италию вместе с Римом.

Рис. 35. Римский всадник. Около 70 года н. э.

Неудивительно поэтому, что новый способ сражения был принят повсюду, где правили римляне, ведь лучшая тактика всегда побеждает. Даже дружина короля Артура, великого романо-бриттского вождя, сдерживала наступление саксонских завоевателей в течение более полувека, потому что была вооружена на готский манер и придерживалась готской тактики. Вот почему воины Артура били саксов, в то время бывших плохо вооруженной, недисциплинированной толпой, сражавшейся в пешем строю.

Хотя саксы принадлежали к тому же племени, что и готы, они так и не научились сражаться верхом, главным образом из-за того, что оккупированные ими острова были изолированы от влияния распространившихся на континенте тенденций ведения войн. Даже несмотря на то, что саксы стали искусными воителями во времена Альфреда Великого, они продолжали сражаться пешими, в отличие от своих готских предков. С тех пор как, за четыреста лет назад, саксы победили бриттов, им ни разу не приходилось сталкиваться с конными противниками: единственными их врагами все это время были скандинавские викинги, высадившиеся на берег, они сражались пешими, как и саксы. Таким образом, при Гастингсе саксы были биты не только норманнами, но и новой тактикой, новым искусством и наукой ведения войны, с которой саксы не встречались начиная с 500 года до новой эры.

Старинное боевое искусство саксов объясняет, почему англичане использовали для обозначения рыцаря саксонское слово «cniht», a не норманско-французское слово «шевалье». Но, как мы видели, изменения в нужном направлении все же произошли. Победа лошади над пехотинцем, коренное изменение тактических принципов и широкое распространение средневекового рыцарства как решающего исход сражений рода войск – все это зависело от двух кусков железа, двух полосок ремня и пары пряжек. Рассудите сами, какова была роль стремени в искусстве и теории боевых действий кавалерии. Попробуйте представить себе, что вы сидите на широком крупе огромного боевого коня; у вас есть седло, но нет стремян, то есть вы сидите на коне, как древнегреческий или древнеримский всадник, на котором практически нет доспехов, а все вооружение состоит из легкого копья и легкого меча. Теперь представьте себе, что на вас кольчужная рубашка весом около 16 кг, кольчужный капюшон весом около 2 кг, поверх капюшона надет небольшой шлем весом около 1,4 кг. Вы вооружены тяжелым копьем длиной около 3 м и весом около 4,5 кг, в отличие от копий древних греков или римлян. Если вы проденете копье под мышку справа, направите копье влево, перекинув его древко через шею коня, и понесетесь карьером, то что с вами произойдет? Правильно, вы вылетите из седла. Теперь вообразите, что вместо копья у вас в руках меч с клинком длиной около 77 см и весом около 1,1 кг. Представьте себе, что вам надо прямой рукой сделать мах мечом, чтобы достать противника, находящегося справа от вас на расстоянии чуть больше 2 м. Что с вами происходит? Вы снова падаете из седла. Итак, вы видите, что ношение таких доспехов или применение такого оружия, какими пользовались сарматы и готы, создавало большую нагрузку на верхнюю половину туловища воина (более 22 кг). Если у такого воина нет опоры для ног, то нет и возможности удержаться в седле. Не надо забывать, что у средневекового воина был еще щит, висевший на шее, так что к весу над поясом надо добавить еще около 1,8 кг. Теперь добавим к этому описанию стремена, причем такие, которые позволяют всаднику, как современному ковбою, вытянуть ноги. Теперь вы видите, что ни при каких обстоятельствах не вылетите из седла. Средневековые рыцари поступали еще умнее, так как их седла располагались на узком гребешке, что позволяло поднять седло над хребтом лошади. При том что стремена были достаточно длинными, такое высокое седло позволяло рыцарю находиться практически в положении стоя. В этом положении он имел достаточную опору для того, чтобы наносить сильнейшие удары концом копья и делать большие махи от бедра мечом, топором или булавой. Если рыцарь попадал мечом в цель, отрубая ногу или руку противнику, то опора была настолько надежная, что сотрясение не могло сбросить его с коня; если же рыцарь промахивался, то упор правой ноги позволял ему сохранить равновесие и удержаться в седле.

Кстати, как ни жестоко и прискорбно это звучит для нас, живущих в конце XX века, в Средние века ударами меча во время битвы людям действительно отсекали головы, руки и ноги. Мы читаем об этом в средневековых рыцарских песнях и поэмах, воспевающих подвиги и деяния воинов. Эти деяния кажутся легендарными, а не реальными, хотя и в них содержится зерно истины. Во всяком случае, находки скелетов на полях средневековых битв и в братских воинских могилах подтверждают правдивость этих описаний. Действительно, страшные кровавые бойни происходили в Средние века.

Хотя средневековое оружие было слишком тяжелым для того, чтобы всадник мог удержаться в седле, пользуясь им, все же это оружие не было таким тяжелым, как мы склонны себе воображать. С 1100 по 1500 год типичный меч весил всего около 1,1 кг, хотя у очень сильных воинов он мог весить и почти 2 кг. Боевой топор весил всего лишь от 0,6 до 0,9 кг. Даже большие топоры викингов, которыми они пользовались исключительно в пешем строю, были, как правило, не тяжелее 1,4 кг. Булава весила до 2,7 кг, но в среднем только 1,6 кг. Эти величины могут противоречить убеждению большинства людей, но в моей коллекции около дюжины средневековых мечей, а взвешивать мне их приходилось сотнями, поэтому могу сказать, что приведенные величины соответствуют действительности.

Рис. 36. Конный воин в полном вооружении. Около 1440 года.

Мы отвлеклись от коня, но сделали это не без причины. Необходимо знать кое-что о средневековом вооружении, для того чтобы лучше понять не только то, как его применяли при езде верхом, но также каким было взаимодействие рыцаря, его вооружения и коня в средневековых битвах.

Вот, например, нравоучительный рассказ из истории лангобардов, народа, близкородственного готам. Рассказ этот написан в VIII веке Павлом Диаконом, и повествует он о воине, который пронзил своего противника копьем, поднял в воздух и некоторое время тащил на острие копья, неистово размахивающего руками и ногами. Бедняга был одним из византийских катафрактов, закованных в латы всадников, поэтому весил он, надо думать, очень немало. Если бы ноги воина, нанесшего этот удар, вылетели из стремян, то он бы ни за что на свете не смог поднять катафракта на копье. Этим я просто хочу доказать, что раннее использование стремени было жизненной необходимостью, фактом, просмотренным многими историками и археологами. Действительно, ведь всего тридцать пять – сорок лет назад в некоторых публикациях именитых историков и археологов утверждалось, что стремя было неизвестно приблизительно до 650 года н. э., но очевидно, это не так. На скульптурных изображениях, найденных в Индии и относящихся приблизительно к 120 году до н. э., ясно видны стремена или ножные петли (что не меняет сути дела); известно также, что сарматы в I веке н. э. уже пользовались стременами. Кроме того, известные факты о тактике боя тяжеловооруженной кавалерии в первые века нашей эры с избытком доказывают тот факт, что стремена тогда уже существовали.

Вопрос о стременах – не частный и не тривиальный вопрос, стремя – это в буквальном смысле слова основа боевой мощи средневекового рыцаря. Самым трудным и наиболее высоко почитаемым искусством боевого единоборства считалась игра с копьями (hastiludum), когда двое соперников мчались друг на друга с длинными копьями наперевес на мощных конях. Такой поединок называется турнирным единоборством. Несмотря на то что более подробно расскажу о турнирах в четвертой главе, я опишу здесь сущность турнира. Этот поединок требовал воинского и кавалерийского мастерства больше, чем любой другой вид рыцарского единоборства. Роль рыцаря была, конечно, определяющей, но только конь сделал турнир тем, чем он был, так как турнир требовал от коня не меньшего мастерства и мужества, чем от всадника.

Представьте себе рыцаря, принимающего участие в турнире в ранние дни рыцарства, скажем около 1260 года. Этот рыцарь будет, скорее всего, вооружен так же, как его готский предок. На нем длинные – от ступни до паха – кольчужные чулки, длинная кольчужная рубаха, на голове кольчужный капюшон. Поверх капюшона надет большой шлем, полностью закрывающий лицо, а сам шлем украшен гребнем из кожи или пергамента. Левый бок рыцаря полностью прикрыт щитом. В правой руке воин держит копье; древко копья, имеющее в длину около 3,3 м, сделано из ясеня и сужается спереди к наконечнику, который выкован из закаленной стали. Наконечник обоюдоострый, длиной около 15 см. На ближнем к рыцарю конце наконечника имеется коническое расширение, которым наконечник насажен на древко.

Рис. 37. Турнирная позиция, вид справа.

Изготовившись к поединку, рыцарь начинает движение, он наклоняет длинное копье вперед, плотно зажимает его под мышкой правой руки и направляет конец копья, перекрещивая его с шеей коня, влево. На рис. 37 и 38 изображен рыцарь справа и слева, чтобы можно было видеть, как он держит щит и копье. На рис. 39 показано, как выглядели сверху два несущихся навстречу друг другу рыцаря. Начав движение, рыцарь наклонялся вперед, прижимал подбородок к груди, поднимал щит и плотнее усаживался в ленчик[5] седла; при этом он вытягивал ноги вперед, упираясь в стремена. Сквозь щель забрала наш рыцарь видел только шлем, щит и коня соперника. В течение нескольких секунд рыцарю надо было принять решение, куда нанести удар – по шлему или по щиту? Если он поражал соперника в шлем, то можно было удачным ударом сорвать его с головы, но был велик шанс, что наконечник копья просто соскользнет с закаленной стали шлема. Если же нанести удар точно в центр щита, то, возможно, удастся выбить соперника из седла. В последнюю секунду рыцарь окончательно выбирал цель и делал стремительный рывок вперед, приподнявшись на стременах в самый момент удара. Очень многое зависело именно от этого подъема и рывка. Если рыцарь приподнимался слишком высоко (а не надо забывать, что соперник в те же секунды тоже готовится нанести удар), то была велика вероятность слететь с коня сзади, через его круп. Но зато если нашему рыцарю удастся опередить соперника хотя бы на долю секунды, то, скорее всего, с коня слетит именно последний.

Рис. 38. Турнирная позиция, вид слева.

Но даже если оба рыцаря удерживались в седлах, то трудно представить себе силу удара при их столкновении. Суммарная скорость движущихся навстречу друг другу соперников достигала 50 миль (более 30 километров) в час, а каждый рыцарь вместе с конем весил не меньше, чем легковой автомобиль. Вся эта скорость, умноженная на вес, концентрировалась на острых кончиках копий. Как правило, при таком ударе ломались копья даже с самыми толстыми древками; однако если копье не ломалось и не соскальзывало по поверхности щита или доспехов, то рыцарь мог считать, что ему повезло, если он просто падал с коня, так как в противном случае копье могло проткнуть и доспехи рыцаря, и его самого.

Рис. 39. Так рыцари неслись навстречу друг другу.

Рис. 40. Соперник.

Теперь вы понимаете, что для участия в таком поединке у рыцарского коня должны были быть стальные нервы и храброе сердце. Необходимость выведения подходящей породы, дрессировки и обучения коня привела к появлению множества разновидностей рыцарского коня – а именно боевого турнирного коня.[6] (Этой теорией я обязан знатоку коневодства, моему другу г-ну Э. Холмсу.)

Слово «сбруя» издавна применялось для обозначения оснащения и относилось к доспехам солдата. Сегодня этим словом обозначают принадлежности упряжи рабочей лошади, например ломовой или тягловой. В применении к верховому скакуну под сбруей, которую в данном случае называют «упряжью», понимают седло и уздечку. Уздечки вряд ли изменились с древнейших времен; уздечки, которыми пользовались в Средние века, едва ли принципиально отличались от уздечек времен Римской империи или уздечек викторианской Англии. Напротив, седло изменялось, причем очень сильно. В древние времена седел не было вообще, а средневековое седло отличается от современного. Прежде чем перейти к рассмотрению доспехов для лошадей – которые, кстати, применялись весьма редко, – мы займемся традиционной упряжью, без которой не могла обойтись ни одна верховая лошадь.

Уздечка состоит из недоуздка или оголовья, удил или мундштука и из поводьев. Оголовье – это несколько соединенных между собой ремешков, которые, охватывая голову лошади, позволяют удерживать на месте мундштук (удила). Недоуздок проходит поперек головы лошади за ушами, а обод охватывает голову лошади непосредственно перед ушами. Шейный ремень является продолжением обода вниз и охватывает снизу и сзади нижнюю челюсть лошади. Этот ремень не дает лошади сбросить уздечку. Из точки, где соединяются три перечисленных ремешка, отходит парный ремень, идущий вдоль лошадиной щеки. Нижние концы каждого щечного ремня с каждой стороны крепятся к удилам (мундштуку), фиксируя его на месте. Носовой ремень охватывает морду лошади между ноздрями и глазами. На рисунке 41 показано, как были расположены элементы уздечки.

Рис. 41. Оголовье уздечки.

Удила, применявшиеся в Средние века, были, как и в наше время, трех типов: грызла, трензеля, трензеля с подгубным ремнем (на рис. 42 изображено, как выглядели эти мундштуки). Вид обычного трензеля весьма обманчив, так как на средневековых миниатюрах он выглядит как трензель с подгубным ремнем, хотя это и не так. Мундштук с подгубным ремнем – это обычный трензель с выступающим длинным металлическим стержнем, направленным вниз и наружу. Такие трензеля были известны еще в древности (о них упоминал Ксенофонт), но в Средние века они не использовались вплоть до 1350 года. Единственным отличием этого мундштука от современного было то, что оконечность части грызла, выступающего по краям рта лошади, была увенчана украшенной орнаментом шишкой.

То, что я попытался здесь описать, представляет собой полный комплект уздечки, но в реальности у нее часто отсутствовали те или иные детали. На картинах мы часто видим лошадей без нахрапового ремня или без недоуздка; часто отсутствует и шейный ремень. Одна деталь уздечки является сравнительно поздней – она не использовалась до конца XVI века – маргинал. Маргинал – это длинный ремень, прикрепленный одним концом к оголовью, пропущенный между передними ногами лошади и закрепленный другим концом к ремню подпруги. Смысл заключался в том, чтобы не дать лошади слишком высоко задирать голову, так как этим движением лошадь могла ударить всадника по носу.

Рис. 42. Удила.

Приблизительно до 1275 года в конструкции уздечки была только одна пара поводьев, но позже распространилась конструкция с двумя парами. Как правило, одни поводья были сделаны из узких ремней или тесьмы, а вторая была более широкой. Обычно широкие поводья крепились непосредственно к концам удил, а узкие к ответвлению мундштука, если использовались удила с подгубными ремнями. Если же пользовались обычным грызлом или трензелем, то обе пары поводьев крепили к самому мундштуку. Широкие поводья часто украшали полосой ткани, нижний свисающий край был причудливо вырезан, а само полотнище покрывали красивой вышивкой или металлическими деталями. Вид этих украшений был, конечно, весьма разнообразным. Обе пары поводьев могли иметь и одинаковую ширину. Бывало, что широкие поводья прикрепляли к ответвлению мундштука, а узкие к самому грызлу, а не наоборот, как было принято в большинстве случаев. Представляется, что эти вариации определялись личными вкусами и пристрастиями всадников. В редких случаях широкие поводья фиксировали непосредственно к дополнительным кольцам трензелей; иногда же к концам удил прикрепляли цепь длиной от шести до десяти дюймов, а уже к ней пристегивали поводья.

Хотя скифы, кочевники-коневоды, всегда пользовались седлами, их не знали ни греки, ни римляне. Римляне не пользовались седлами приблизительно до 300 года н. э. Греки вообще ездили на голой лошадиной спине, хотя иногда покрывали спину куском ткани. Римские кавалеристы почти всегда прикрывали коня попоной или чепраком. Римляне, как я упоминал, видимо, начали пользоваться седлами с тех пор, как столкнулись в бою с готской тяжелой кавалерией. Эти ранние римские седла очень похожи на средневековые, которые можно во множестве видеть на средневековых миниатюрах или на Байеских гобеленах, где изображены сцены Нормандского завоевания Англии в 1066 году.

В XIII веке высокая лука боевого седла расширилась и превратилась в переднюю седельную пластину (передняя спинка седла), прикрывавшую всадника от пояса почти до колен. В то же самое время заднюю луку седла изогнули по краям вперед так, что теперь она обнимала бедра всадника (см. рис. 37 и 38). Седла такого типа были взяты на вооружение рыцарями Западной Европы после того, как во время Крестовых походов воины Запада познакомились с тактикой арабов, которые издавна использовали такие седла.

До наших дней сохранились немногие образцы таких ранних седел. В Королевской Оружейной палате в Мадриде находится такое старинное седло, которое, судя по записям в инвентарных книгах, принадлежало арагонскому королю Хайме I (1213—1276). У англичан седло короля Генриха V (1413—1422) висит над его гробницей в Вестминстерском аббатстве. Сейчас оно выгладит довольно потрепанным, так как исчезло бархатное синее покрытие, украшенное некогда геральдическими лилиями. Но, поскольку остался остов седла, мы можем понять, как оно было сконструировано (рис. 43).

Рис. 43. Боевое седло Генриха V. Вестминстерское аббатство.

Рис. 44. Седло императора Фридриха III, изготовленное в 1477 году Лоренцем Кольманом из Аугсбурга. Историко-искусствоведческий музей, Вена.

Средневековое седло состоит из деревянной основы, называемой ленчиком, сиденья, металлических крепежных деталей, ремней и покрытия. Ленчик состоит из различных частей, изготовленных обычно из бука: эти «полосы», или пластины, две плоских доски, расположенные на боках лошади, соединялись передней лукой спереди и задней лукой сзади. Над боковыми пластинами между луками седла расположено сиденье, а к боковым пластинам крепились подпруги и стремена. Все эти детали ясно видны на седле короля Генриха V (рис. 43). Видно, как высоко расположено сиденье над боковыми пластинами – приблизительно на пять дюймов выше хребта лошади. Сохранившаяся подушка седла набита сеном.

Сохранился статут 1403 года, регулировавший работу седельных мастеров в Лиможе. В этом статуте можно найти ценные сведения о том, как изготовляли седла в то время. В этих статутах предписано, что соединения ленчика должны быть выполнены добрым клеем и укреплены прочными заклепками. «Ленчик должен быть надежно скреплен сухожильными шнурами сверху и снизу и хорошо покрыт снизу, чтобы лошадиный пот не попортил сухожилия». Весь ленчик покрывали изнутри и снаружи оплеткой, изготовленной из бычьих жил. Для соединения деталей применяли горячий, только что сваренный клей. Если клей был холодный и подсохший, то его уходило больше. Затем ленчик обтягивали льняной тканью. Потом крепили металлические детали; потом седло передавали декоратору, который покрывал внутреннюю поверхность бараньей кожей, а верхнюю, наружную часть обтягивал бархатом или телячьей кожей (кордовским опойком).

Позже, в XV веке, «плечи» задней луки стали тоньше, как это видно на рис. 44, где изображено седло, сделанное в 1477 году для императора Фридриха III (1453—1509). Позже эти плечи стали еще меньше. Опорой им служили тонкие стержни, в то же время передняя лука стала значительно шире (рис. 45).

На рисунке седла Генриха V видны две скобы с отверстиями в передней части, продолжающиеся вперед от боковых пластин ленчика за переднюю луку над хребтом лошади. Эти скобы служили для крепления нагрудного ремня, который фиксировал седло и препятствовал его скольжению назад. Есть и скобы, расположенные позади задней луки седла, к которым крепились задние ремни, обернутые вокруг лошадиного зада, – эти широкие ремни не давали седлу соскальзывать вперед. Часто эти широкие ремни имели красивые резные края и были украшены шитьем или металлическими вставками. Эти последние часто представляли собой миниатюрные щиты из позолоченной меди, на которых цветной эмалью изображались гербы владельца; иногда это были круглые диски, также украшенные гербами цветной эмали. Я изобразил лошадей с такими орнаментами на рис. 30, но весьма часто для фиксации седел применялись только подпруги, как это показано на рис. 29.

Рис. 45. Боевое седло, около 1520 года. Собрание Уоллеса, Лондон.

Рис. 46. Походное седло, около 1450 года.

Вот, вкратце, и все, что касается боевого седла. Для охоты и путешествий седла изготовляли приблизительно так же и из того же материала, но формой они отличались от боевых седел. Многие охотничьи и обыденные седла того времени сохранились до наших дней, все они были изготовлены за период от 1380 до 1480 года. Эти богатые, ценные изделия дают редкую возможность оценить мастерство ремесленников Средневековья, насладиться видом деревянных ленчиков, щедро украшенных резной и крашеной слоновой костью. До нас не дошли более скромные повседневные седла, единственным украшением которых была обычная кожа. Но по роскошным парадным седлам можно безошибочно судить и о том, как изготовлялись обычные повседневные седла. По форме они напоминают старые боевые, бывшие в ходу до Крестовых походов, – у них остроконечная передняя лука и низкая, но обеспечивающая надежную опору задняя лука (рис. 46).

В принципе средневековые стремена ничем не отличались от своих современных аналогов, хотя и имели несколько иную форму. Можно проследить закономерные изменения, которые претерпела форма стремени начиная с 700 года н. э., но нам будет достаточно рассмотреть виды стремян, которыми, скорее всего, пользовался наш рыцарь.

Рис. 47. Стремена, 1000—1500 годы.

Приблизительно до 1350 года самой распространенной была треугольная форма стремени (рис. 47). Но начиная со второй половины XIV века в моду по непонятной причине входит стремя с искривленными скобами. Идея, как мне кажется, заключалась в том, чтобы острый треугольный край не врезался в бок лошади во время сражения. Еще один тип стремени, который начали применять в это время, – стремя с широкими боковыми скобами, суживающимися книзу. Это было разумное решение, так как такое стремя препятствовало соскальзыванию стопы всадника вперед, что было особенно важно во время турнира, когда ноги были вытянуты вперед и сильно упирались в стремена. Такая конструкция позволяла просунуть стопу в стремя и упереться в скобу тыльными костями лодыжек. Однако если рыцаря выбивали из седла, то была велика вероятность того, что лошадь потащит его по земле, так как рыцарь не мог быстро высвободить ногу, надежно вставленную в стремя. Только в конце XV века вершине скобы стремени стали придавать круглую форму.

Иногда на средневековых картинах видно, что лошади – не обязательно боевые – подкованы большими гвоздями, шляпки которых напоминают шипы футбольных бутс. Такие гвозди часто использовали в Средние века для фиксации подков. Даже лошади, запряженные в колесницы, у кельтов подковывались такими же гвоздями.

Доспехи для лошадей разрабатывались параллельно с разработкой и конструированием рыцарских доспехов. Но ткань, кожа и кольчуга, применявшиеся для изготовления конских доспехов, так полностью и не уступили место металлическим пластинам. Несмотря на то что в лошадиных доспехах XV и XVI веков встречаются великолепные стальные пластины, все же такие предметы могли позволить себе только высокопоставленные особы и богатые рыцари. Доспехи лошадей простых рыцарей продолжали делать из традиционных, более легких и дешевых материалов.

Известно, что лошадиные доспехи в том или ином зачаточном виде уже применялись в древности для защиты запряженных в колесницу коней, но настоящее развитие конское снаряжение такого рода получило только с появлением тяжелой кавалерии. Как мы уже знаем, первыми воинами, которые стали применять в бою тяжелую кавалерию, были сарматы, но только готы ввели новую тактику, методы ведения боя и рыцарские доспехи в военный обиход Средневековья. В истории войн с готами в середине VI века, написанной Прокопием, секретарем великого византийского полководца Велизария, мы читаем, как готский король Витигес шел на Рим: он вел большую армию, состоявшую из всадников и пехотинцев, «и большинство из них, так же как и их кони, были одеты в броню».

После этого мы ничего не слышим о конских доспехах вплоть до 1150 года, то есть в течение шестисот лет. Хотя представляется, что такое вооружение вышло из моды, мы не должны допускать, что его в этот промежуток не использовали вообще. Тем не менее ни один историк или хронист – и, что еще важнее, ни один поэт – не упоминает о них в течение этих шестисот лет, что позволяет утверждать, что такие доспехи встречались в то время действительно редко.

Во второй половине XII века сведения о лошадиных доспехах появляются все чаще и чаще, но в большинстве своем в художественной литературе. На нескольких картинах изображены лошади в кольчужных попонах, но гораздо больше изображений коней в чепраках (это всего лишь другое наименование попоны, но чепрак, как правило, был сделан с большей роскошью и из более дорогого материала; попона же – это всего лишь часть конского снаряжения. Несмотря на это, учитывая средневековую небрежность в употреблении понятий, эти слова использовались всегда как взаимозаменяемые синонимы). Кольчужные попоны встречаются в описаниях настолько редко, что мы можем уверенно утверждать, что они так и не стали популярными. Но мы не можем с точностью сказать, что было под чепраками. Приходится думать, что попоны из кольчуги применялись крайне редко, так как такая попона была бы безумно тяжелой. Но вот пластинчатые металлические или кожаные латы для лошадиной головы появляются на иллюстрациях уже в 1250 году.

Интересные сведения конца XIII века относительно конской амуниции, а также сведения о военном статусе воина с «прикрытым» конем содержатся в счетах английской королевской казны за 1297 и 1298 годы. В этих записях есть сведения о выплатах, причем цена каждой лошади внесена вместе с именем владельца. В свитке выплат за 1298 год перечислена вся кавалерия, находившаяся на содержании короля (Эдуарда I) во время войны с шотландцами. Некоторые из таких воинов кавалерии были рыцарями, но большинство – простыми воинами. В Средние века простых латников называли сержантами, а латников благородного происхождения – сквайрами или валетами.

Рис. 48. На рисунке показаны полные конские доспехи. Стиль приблизительно 1510 года.

Для того чтобы понять мир рыцарей, необходимо иметь какое-то представление о стратификации средневекового общества и армии. В Англии молодой аристократ, добивавшийся рыцарского достоинства, должен был начинать военную службу с низов, получая, как и все рядовые воины, один шиллинг в день, неся службу простого воина. Так начинали свою карьеру многие выдающиеся военачальники XIV века; действительно, в платежных свитках за 1298 год мы находим два знаменитых имени, Джона де Арджентина и Реджинальда Кобхэма – оба служили в свите Хью Деспенсера. Тридцать лет спустя оба они уже выдающиеся командиры в армиях Эдуарда III и Черного принца Уэльского. Когда этот грозный принц был мальчиком, Реджинальд Кобхэм опекал его как воинский наставник и учитель, будучи его «плечом и опорой», если прибегнуть к этому подходящему англосаксонскому выражению. Сэр Реджинальд Кобхэм дожил до глубокой старости и умер в 1361 году от чумы. Он покоится в могиле, украшенной великолепной статуей, в церкви Лингфилд близ Саррея.

Юный Реджинальд получал свой шиллинг в день, как обычный латник. Стоит заметить, что были разные категории латников, и только те, кто ездил на «прикрытых» конях, получали шиллинг. Если конь не имел доспехов, то латник получал не больше шести – восьми пенсов в день.

В записи казначейства за 1277 год мы находим, что за льняные попоны для двух королевских лошадей было заплачено шестнадцать шиллингов. Эти попоны предназначались для того, чтобы подкладывать их под «железо», дабы предотвратить потертости на спине лошади. Под железом могли понимать и кольчугу, но из записей, сделанных несколькими годами позже, можно заключить, что доспехи могли быть и пластинчатыми. Эта запись представляет собой инвентарную опись имущества Рауля де Неля, коннетабля Франции, павшего в битве при Куртрэ в 1302 году. В описи перечислены пластинчатые доспехи, прикрывавшие бока и круп лошади. В более поздней по происхождению описи (принадлежавшей Гийому де Эно, 1358 год) упоминаются «две пары покрытий из кольчуги и две пары покрытий из железных пластин». Таким образом, железо доспехов рыцарского коня в записях от 1277 года можно толковать как кольчугу, большие пластины или мелкие пластины, приклепанные к матерчатой попоне (последнее было похоже, видимо, на бригандину, служившую доспехами для простых воинов).

Надо сказать и еще кое-что об упомянутых конских доспехах: во всех трех случаях речь идет о высокопоставленных и состоятельных лицах. Лошади обычных рыцарей и сержантов, вероятно, покрывались попонами из кожи или ткани. Эта защита была легче, дешевле и, возможно, лишь немного менее эффективной. То же самое можно сказать и о самих рыцарских доспехах. В течение всех Средних веков лишь малая часть кавалеристов носила полные доспехи. Мы должны помнить, что бронзовые и каменные статуи, которые мы столь часто видим, изображают людей высокого звания и весьма благородного происхождения. У нас нет изображений простых латников, а их вооружение и оснащение было легче, что соответствовало более легким породам их лошадей (и, кстати, их более легким кошелькам).

К концу XIV века, как мы доподлинно знаем, появилось полное латное облачение для лошади, хотя до наших дней ни один из этих доспехов того времени не сохранился. Есть несколько разрозненных кусков и деталей, преимущественно шанфронов, относящихся к самому началу XV века, но самые ранние из дошедших до нас пластинчатых конских доспехов относятся к 50—60-м годам XV века. Это доспехи итальянской работы (единственный итальянский образец XV века), на нем стоит клеймо миланского оружейного цеха и надпись «INOSENS».

До нашего времени сохранились только шесть полных лошадиных доспехов, изготовленных до 1500 года. За исключением шанфронов, другие детали этих доспехов изредка видны на германских картинах и скульптурах до 1510 года, но никогда не встречаются на итальянских полотнах. Учитывая редкость полных доспехов для коней, мы можем считать себя счастливыми тем, что в нашем распоряжении есть шесть таких полных комплектов. Из этих шести наибольшим изяществом отличаются четыре, а один комплект просто восхитителен. Шестой имеет хорошую форму, но, к сожалению, он не полон.

Самые лучшие из упомянутых доспехов находятся в венском Оружейном музее. Доспехи эти были изготовлены в 1477 году аугсбургским оружейником Лоренцем Хельмшмидом для императора Фридриха III и сохранились в практически неизменном виде. Комплект доспехов полный, имеется даже седло, латы украшены золотом и синей эмалью, на каждой детали выгравирован императорский герб – двуглавый орел. Эти доспехи не только богато украшены – они настоящее произведение искусства. Другие пять «готических» доспехов украшены не так роскошно, но не становятся от этого хуже. Мы можем с полным основанием считать богато украшенные конские доспехи императора церемониальными, но другие были «полевыми» – то есть предназначались для использования в сражениях, а не на парадах. Два лучших образца такого рода находятся в Англии. В оружейной палате лондонского Тауэра можно видеть лошадиные доспехи, которые до 1926 года были собственностью родовитой немецкой семьи Ангальт. Доспехи эти были сделаны приблизительно в то же время, около 1480 года, вероятно, для Вальдемара VI, герцога Цербстского, который правил своим княжеством с 1473 по 1508 год. Эти доспехи выполнены в типичном германском стиле, так называемом «готическом», с чашеобразными краями и плавно искривленными поверхностями. Центральная пластина пейтраля украшена чеканным изображением аллегорической головы – наполовину человеческой, наполовину львиной. Каждая деталь кринета тоже покрыта чеканкой, а две боковые пластины накрупника соединены между собой по средней линии над хребтом лошади сказочным чудовищем из спаянных и чеканных стальных деталей, голова чудовища прикрывает хвост лошади. Седло было сделано отдельно от конских лат, и поэтому не сохранились боковые подседельные пластины.

Рис. 49. Кони в доспехах, около 1420 года. Конь слева одет в обычную тканевую попону, покрытую вышитыми гербами владельца. У коня справа имеется пластинчатый шанфрон, неполный пластинчатый кринет, надетый на кольчужную попону, и нагрудник, покрытый кольчугой.

Эти ангальтские доспехи, судя по их стилю, были, по-видимому, изготовлены в той же мастерской, что и доспехи, хранящиеся в лондонской коллекции Уоллеса. Они принадлежали австрийскому барону Панкрацу фон Фрейбергу, в чьем замке в Хоэнашау эти доспехи находились до 1857 года. Хотя доспехи украшены не так богато, как ангальтские, они больше привлекают красотой очертаний (быть может, вследствие их большей простоты). То поразительное впечатление, какое они производят, можно тем не менее приписать двум обстоятельствам: доспехи прекрасно собраны и установлены, к тому же ратное облачение для воина, который сидел на защищенном броней коне, делалось в то же время и тем же оружейником специально для Панкраца фон Фрейберга, который заказывал и конские доспехи. Мой рис. 50, возможно, дает представление о том, насколько великолепно выглядели эти доспехи – как для коня, так и для человека. Ни одни другие латы в мире, как я полагаю, не соответствуют настолько нашим романтическим представлениям о рыцаре, а между тем в этих доспехах нет ничего поддельного. Некоторые малозаметные места подверглись незначительному ремонту и реставрации, но при этом были исправлены поврежденные части и заменены некоторые недостающие мелкие детали.

Если вы не были на выставке коллекции Уоллеса, то вам обязательно следует выкроить время и специально туда съездить. Вы не будете разочарованы и, думаю, никогда не забудете это посещение. Рыцарь в полном вооружении на коне стоит один в центре большого зала, не огороженный ни стеклами, ни барьером. Вы можете подойти к нему на сколь угодно близкое расстояние, обойти его со всех сторон и рассмотреть под всеми углами зрения. Вы можете даже потрогать его, но служитель, конечно, сделает вам за это замечание. Это не означает, что служитель или служительница не хотят, чтобы вы восхищались доспехами или осматривали их, сколько вам угодно, но дело в том, что ваши пальцы оставят следы на поверхности металла. Несмотря на то что доспехи хорошо смазаны, если позволить всем прикасаться к ним, то через несколько часов металл покроется сетью ржавчины. Поэтому не трогайте доспехи. Если вы хотите что-то рассмотреть поближе или вам что-то непонятно, то служитель музея всегда будет рад помочь вам. Поэтому поезжайте и взгляните на барона Панкраца.

Доспехи, похожие на латы Ангальта и Фрейберга, есть и в парижском Музее оружия. В Париж они попали из страсбургского арсенала. Они почти совершенно похожи на описанные мною два изделия, но в них сохранились фланшарды – боковые пластины, прикрепленные к сторонам седла, а накрупник полностью охватывает три четверти задней части лошади. Пятый сохранившийся до нашего времени доспех, сделанный в немецком стиле, находится в Музее Сибберта во Флоренции, Италия. Пейтраля нет, так же как и фланшарда, а искривленные поверхности накрупника выглядят не слишком элегантно; можно даже сказать, что накрупник просто безобразен. Последний уцелевший экспонат такого рода находится в Гражданском музее Вены. Он важен, так как относится к более раннему времени, чем все предыдущие, и является единственным сохранившимся конским доспехом итальянского производства.

Рис. 50. Доспехи для всадника и лошади, принадлежавшие когда-то барону Панкрацу фон Фрейбергу, были изготовлены около 1475 года в Ландсхуте. Собрание Уоллеса, Лондон. Одно только седло добавлено к этой великолепной сбруе. Оно сделано несколько позже, приблизительно в 1520 году.

К несчастью, самые полные конские доспехи из всех, когда-либо изготовленных, больше не существуют. Они были сделаны Лоренцем Хельмшмидом в Аугсбурге в 1480—1481 годах для эрцгерцога (позднее императора) Максимилиана. Эти доспехи отличались тем, что прикрывали и ноги лошади до самых щеток. Мы знаем, как они выглядели, только потому, что в венском Оружейном музее сохранились две картины, на которых эти доспехи изображены.

Приблизительно в это же время начали делать доспехи и для собак, вероятно для того, чтобы защитить их от свирепых кабанов. Образец собачьих доспехов находится в Оружейной палате Королевского дворца Мадрида, но такие доспехи встречались крайне редко.

Многие хронисты периода с 1450 по 1520 год пишут об армиях, в которых сотни кавалеристов сражались на конях, защищенных доспехами, но в большинстве случаев эти доспехи были сделаны из текстиля или кожи. В одной из инвентарных описей имущества французского короля Карла VI за 1411 год есть упоминание о доспехах для воинов и лошадей, сделанных из сирийской кожи, в зальцбургском музее Caroline Augusteum есть кожаные конские доспехи, изготовленные в 1525 году. В лондонском Тауэре хранится пара кожаных накрупников времен Генриха VIII. Это все, что осталось от шестидесяти одного экземпляра, о которых пишется в инвентарных книгах за 1561 год.

К XVI веку пластинчатые металлические конские латы получили несколько большее распространение; значительное число таких доспехов сохранилось до нашего времени; это очень изящные доспехи, иногда представляющие собой подлинные произведения искусства. Тип лошадиных доспехов, так же как и лат для воинов, претерпел значительные изменения после 1500 года. Исчезли изящные линии, чашеобразные края и элегантная кривизна поверхностей. Вид доспехов стал более грубым, а сами доспехи более закрытыми (рис. 48).

Одни из самых красивых доспехов начала XVI века находятся в лондонском Тауэре. Так же как и в доспехах Панкраца фон Фрейберга, это единый комплект доспехов для человека и лошади. Вероятно, эти доспехи были изготовлены в Лондоне в 1511 году одним из итальянских оружейников, приглашенных в Англию Генрихом VIII. Когда эти доспехи были новыми, они, должно быть, являли собой незабываемое зрелище, так как поверхность всех деталей обеих частей доспехов была украшена великолепной гравировкой. Все изделие было некогда покрыто позолоченным серебром. Сейчас мы можем смотреть на эти доспехи и восхищаться их формой и искусством их кованых украшений, но требуется усилие, чтобы вообразить, какое величественное зрелище представлял собой поразительно красивый молодой король, доспехи которого, как и латы его скакуна, блистали сверкающим золотом.

Невозможно представить рыцарского коня, не вспомнив о рыцарском турнире или поединке. Действительно, мы чаще рисуем в мечтах рыцаря, участвующего в турнире, нежели в реальном сражении, и мы правы, ибо этот рыцарственный спорт играл очень важную роль в жизни правящих классов средневековой Европы. Можно даже подумать, что только правящий класс и был заинтересован в турнирах, но это далеко не так. В Средние века турниры привлекали внимание простых людей точно так же, как лошадиные скачки в наши дни или, равным образом, бейсбол, футбол, любое спортивное событие, на которое многие из тех, кто не участвует в действе, собираются, чтобы полюбоваться сноровкой и мужеством немногих, участвующих в нем. Несмотря на то что участвовать в средневековых турнирах могли только люди благородного рыцарского происхождения, даже самые худородные ремесленники и крестьяне могли наблюдать за поединками, испытывая гордость оттого, что могли оценить умение драться, демонстрируемое соперниками на ристалище.

Надо помнить и о том, что означала сама фраза «рыцарское достоинство». Во-первых, так обозначали людей «благородного происхождения», высокородных, то есть происходящих из семьи, владеющей землей и имеющей право «носить оружие», что подтверждалось также правом носить гербы или эмблемы. Эти гербы можно назвать своеобразными семейными «торговыми марками». Семья, которой был дарован «герб», имела исключительное право на этот герб; никакое другое семейство не имело права им пользоваться. В основном право ношения оружия и герба даровалось тем, кто владел землей и был обязан «рыцарской» (то есть военной) службой своему сеньору, а через этого последнего – монарху. Но даже при таком условии случалось, что и простые люди – родители которых были горожанами, крестьянами и даже рабами – получали благородное звание за выдающиеся подвиги и верную службу. Верно, конечно, что такие случаи были большой редкостью, но тем не менее такое было возможно. Знаменитое замечание Наполеона о том, что у каждого простого солдата в ранце лежит маршальский жезл, было почти таким же верным в 1300 году, как и в 1800-м.

Выдающаяся доблесть или – что было важнее – выдающиеся способности и умение вознаграждались на поле боя или на турнире. Несмотря на то, что простому бедному солдату приходилось проявлять большой такт, а иногда и прибегать к обману для того, чтобы принять участие в турнире. Но все же это было возможно, если у него была лошадь и соответствующее вооружение. Таким образом он мог попасть на глаза высокопоставленному вельможе, который – кто знает – будет рад взять его на службу. Но такой солдат, как и все остальные участники турнира, должен был обладать талантами и доблестью, ибо турнир – не только соревновательные виды спорта: это суровая воинская школа, беспощадно отбиравшая лучших. Выдающиеся бароны и военачальники наблюдали за действиями соперников и оказывали покровительство и защиту (в виде поместий и домов) тем, кто нравился им своим поведением на турнирах.

В первоначальной форме, на заре рыцарства, турнир был реальной схваткой между воинами, вооруженными обычным боевым оружием. Но накануне своего упадка, после начала Возрождения, рыцарство превратило турнир в красочное и яркое зрелище для демонстрации богатства, влияния и власти; люди, участвовавшие в турнирах, использовали для этого специальное вооружение и особые доспехи, принимая исключительные меры предосторожности, чтобы не получать травмы и ранения. Правила проведения турнира – будь то реальные ранние турниры или более поздние красочные представления – всегда запрещали причинять вред и увечья лошадям. С самого начала считалось низким и грязным поступком нанести удар коню противника. Распоряжения и правила, касающиеся турниров и написанные в конце XV века Джоном Типтофтом, графом Вустерским, были современной английской версией многих правил, составленных и написанных намного раньше. В частности, в правилах Типтофта сказано: «Не who strykythe an Horse schal have noo prize (Тот, кто ударит лошадь, не получит награду)». Не важно, доблестно ли сражался рыцарь на турнире, – если он касался коня соперника, то такой рыцарь подвергался дисквалификации.

В эпоху рыцарства спортивные соревнования в виде турниров служили школой воспитания истинных рыцарей и тех, кто стремился завоевать право на рыцарское достоинство. В одной эпической поэме, сочиненной Жераром де Русильоном, рыцарем XIII века, говорится о гордости французского шевалье, который так вспоминает о своих предках: «Ни у кого в нашем роду не было отца-рыцаря, умершего дома в своей постели, – все умирали от ран на полях сражений». Если бы я писал здесь только о рыцарстве, то должен был бы многое сказать о возвышенных и прекрасных идеалах, которые отнюдь не все касались войны. Но для нашего ограниченного изложения будет вполне достаточно простого цитирования двух средневековых авторов. Английский хронист Роджер Ховеденский писал в XII веке: «Юноша должен видеть, как течет кровь из его ран, он должен слышать, как стучат его зубы от ударов, нанесенных соперником, он должен двадцать раз упасть с коня, выбитый из седла соперником. Только так сможет он научиться воевать, надеясь на победу». Если обобщить это высказывание, то можно предположить, что средневековое сознание допускало, что такие удары и вид собственной крови готовили юношу, желавшего стать рыцарем, к встрече с реальной жизнью и позволяли надеяться добиться в ней успеха. Приблизительно двести лет спустя великий английский поэт Джеффри Чосер в своем прологе к «Кентерберийским рассказам» так описывал «сквайра»:

Wel coude he sitte on hors, and faire ride;
He coude songes make, and wel endite,
Juste and eek daunce, and wel portraye and write
…
…
Curties he was, lowely and servisable,
And carf beforn his fader at the table.

В оригинале стихи приведены на среднеанглийском языке, ниже следует перевод:

Он умел хорошо сидеть на коне
и превосходно ездил верхом;
Он умел сочинять песни и красиво говорить,
Биться на турнирах и также танцевать,
и живописать портреты, и писать.
…
…
Вежлив он был, услужлив и угодлив,
И мясо резал для отца за столом.

Хотя Чосер был большим мастером тонкой сатиры, мы в данном случае можем понимать его слова буквально: идеальный рыцарь был не только храбрым и умелым бойцом, который не расставался с мечом или топором; настоящий рыцарь был, кроме того, вежливым и активным членом общества. Для того чтобы стать настоящим рыцарем, молодой человек должен был выдержать суровое испытание, подобное тому, с которым может столкнуться юный американец, желающий стать «Орлиным скаутом».

Средневековые испытания были труднее, строже и соответствовали исключительности общественного положения рыцарства. Конечно, к средневековому испытанию следует добавить ту военную квалификацию, которая впоследствии не требовалась представителям того общества, которое некогда называли высшим. Но очень важно помнить, что рыцари должны были уметь делать массу полезных вещей. Как говорит нам Чосер, добивающиеся рыцарского звания не только должны были уметь хорошо ездить верхом и драться на турнирах, но и хорошо танцевать. Чосеровский «сквайр» мог слагать песни и стихи, а в опущенных мною строках нам рассказывают, что этот самый сквайр был известным дамским угодником. В наше время большинство людей не знает, что рыцарь должен был уметь хорошо писать. Но я не думаю, что, когда Чосер пишет в прологе, что «сквайр» должен уметь живописать портреты и писать, он имеет в виду, что рыцарь должен был уметь рисовать портреты. Имеется в виду еще и то, что рыцарь мог на бумаге живо и образно излагать свои мысли. Каждый сквайр должен быть куртуазным, ибо, как напоминает нам Чосер в своих «Кентерберийских рассказах», куртуазность, честь, щедрость и правдивость составляли основу рыцарства и вежливого, изысканного общества. В Средние века слово «куртуазный» имело несколько иной смысл, нежели в наши дни, обозначая тогда все стороны великодушного образа жизни и правильного поведения. «Угодливый и услужливый» означает, что рыцарь должен быть скромен, тих, обладать хорошими манерами, тактом и вежливо разговаривать со всеми, а также уметь выполнять множество работ, в том числе и работы по дому. Прислуживание за столом – нарезание мяса для отца – было одной из главных обязанностей пажа и сквайра; если пажу доверяли резать мясо за столом, то, вероятно, перед ним открывались неплохие перспективы продвижения вверх по иерархической лестнице того времени.

Рис. 51. Групповая рукопашная схватка на турнире. Около 1170 года.

С семилетнего возраста, когда мальчиков из благородных семейств забирали от матери и ее служанок, они начинали приучаться делать то, что положено рыцарю. Но одна идея буквально в них вколачивалась: они должны служить другим, не важно, насколько грязной, низкой, утомительной или опасной может быть такая служба. Служба была смыслом жизни рыцаря, главной пружиной и движущей силой его бытия. С семилетнего возраста будущий рыцарь начинал учиться воевать. Так постепенно приобретался опыт, приводивший к великому искусству; здесь крылась причина того, что средневековые воины в полном вооружении и доспехах могли делать вещи, кажущиеся невозможными и невообразимыми для нашего современного ума. Например, сквайр или человек, желающий стать рыцарем, который не мог в полном вооружении с места вспрыгнуть в седло, не коснувшись стремян, считался материалом категории «Б», то есть воином отнюдь не лучшего качества.

В XII и XIII веках для многих рыцарей турниры, точнее, участие в них стало образом жизни. Это были младшие сыновья родов, обделенные наследством, или профессиональные воины, которые не смогли получить свой собственный фьеф и жить в нем. Были и такие рыцари, которые из-за конфискации или по какой-то иной причине лишились своей собственности. Для таких странствующих рыцарей участие в турнирах было способом добывать средства к существованию. Странствующий рыцарь – это вовсе не обязательно высокоидейный романтик, который странствует по миру, восстанавливая попранную справедливость. Конечно, были и такие, но большинство были закаленные профессиональные бойцы, для которых турниры служили источником добывания денег. Дело в том, что если рыцарь выбивал из седла, разоружал и брал в плен противника, то с момента такого пленения он становился наследником коня, вооружения и амуниции. По неписаным законам того времени, чтобы вызволиться из плена, побежденный рыцарь должен был, в зависимости от своего состояния, уплатить победителю определенную сумму за свое освобождение. Так что если рыцарь был добрым бойцом, то мог неплохо существовать за счет турниров. Он мог продать лошадь, доспехи и оружие, прямо не сходя с места, и часто непосредственно бывшему владельцу – то есть поверженному противнику. Такие деньги были очень полезным обеспечением кредитоспособности рыцаря. Поэтому странствующие рыцари переезжали от турнира к турниру, а поскольку где-нибудь в каждый данный момент почти обязательно проходил турнир, то странствующие рыцари редко оставались без работы и средств к существованию.

Англия может, вероятно, претендовать на то, чтобы считаться родиной двух самых знаменитых странствующих рыцарей XII века. Один – Генрих, весьма своеобразный монарх, старший сын Генриха II Английского и родной брат Ричарда Львиное Сердце и принца Джона (будущего короля Иоанна). При жизни отца этот чудной Генрих был увенчан короной Англии: у отца, «старого короля», было полно забот, так как помимо Англии ему приходилось управлять еще и двумя третями Франции. Но его сын, чудаковатый Генрих, так и не смог поцарствовать, так как на деле продолжал править его отец. Нашему чудаку Генриху тем не менее вечно не хватало денег. Конечно, денег у него было очень много, но он был таким приятным во всех отношениях кавалером, таким веселым собеседником, таким популярным и общительным молодым человеком, что тратил намного больше, чем позволял ему отец. Кажется, сын обладал большими задатками и способностями к правлению и, вероятно, был бы хорошим королем, если бы отец позволил ему им стать. Для того чтобы отчасти оплачивать свои долги, а отчасти для того, чтобы хоть чем-то себя занять, он стал «странствующим королем» и путешествовал по всей Европе с ватагой друзей, сторонников и прихвостней, участвуя в турнирах. К сожалению, вопреки своей популярности он был не слишком добрым бойцом и часто ставил друзей и принимавших его рыцарей – а вероятно, и своих соперников – в весьма неловкое положение. Очень уж неудобно вышибить из седла или ранить короля Англии, а вероятность примириться с утратой выкупа и перспектива тяжбы причиняла всем немалую головную боль.

Размеры выкупов, между прочим, более или менее регулировались фиксированной шкалой стоимости – сквайр стоил столько-то, рыцарь немного дороже и т. д., а принцы и короли находились на вершине этой платежной лестницы. Такая же шкала существовала для выкупа пленных, взятых во время войны. Хотя недействующий «молодой король» Англии Генрих был скорее источником хлопот, чем гордости для Англии, второй знаменитый странствующий рыцарь королевства XII века был полной противоположностью Генриху. Это был Уильям Маршал, чья карьера началась в восьмилетнем возрасте в заложниках у короля Стефана. Закончилась же карьера Уильяма Маршала тем, что в возрасте семидесяти лет он стал регентом Англии.

Король Стефан (плохой король, но очаровательный, воспитанный человек и галантный рыцарь) очень сильно привязался к своему маленькому заложнику и взял его на службу. Своей услужливостью и достижениями в военном искусстве Уильям сделал себе имя и стал неплохо зарабатывать на жизнь. Он ездил с одного турнира на другой и неизменно побеждал, превосходя щедростью и воинским мастерством всех других рыцарей. Вскоре он приобрел широкую популярность у людей всех рангов и званий. Хотя он и был небогат, но его знали и уважали принцы, государи и прелаты всей Европы. Простой народ любил его за щедрость, а самые высокопоставленные и надменные вельможи искали его общества, совета и службы – если он мог предоставить ее, на нарушая своих вассальных обязательств перед своим сюзереном, королем Генрихом II.

Маршал был одним из самых умелых турнирных бойцов своего времени, веселым сотрапезником, самым мудрым советником и самым верным вассалом – короче, он являл собой воплощение идеального рыцаря. Он был также военным наставником молодого короля Генриха. Когда Генрих был очаровательным, но сумасбродным принцем – сущим ребенком, – Уильям Маршал присматривал за его королевским хозяйством. Маршал всегда был рядом с королем и часто помогал ему выпутываться из затруднительных ситуаций до самого конца короткой жизни Генриха. Таланты рыцаря были настолько общепризнанны, что он стал регентом Англии после смерти короля Иоанна в 1217 году и опекуном сына Иоанна Генриха III.

Мы так много знаем о замечательном Уильяме Маршале благодаря длинной поэме, рифмованной хронике подвигов и свершений, составленной одним из его сторонников Жераром д'Эрле, который находился рядом с Маршалом во время почти всех его многочисленных приключений.

Происхождение турнира как военной игры скрывается во тьме веков. Римским всадникам была уже известна подобная молодецкая потеха, которую они называли троянскими играми, такие игры существовали у древних кельтов и германцев еще около 500 года до н. э. Конечно, этот обычай существовал и у других народов Древнего мира. Но в том виде, в каком мы их знаем, турниры впервые оформились в конце XI века, хотя есть данные о том, что нечто подобное французским рыцарским турнирам имело место в Германии еще в 842 году. Этот немецкий турнир был организован как регулярно проводимые игры императором Генрихом Птицеловом (876—936), который создал специальную комиссию, чтобы больше разузнать о таких играх и составить законы копейных ристалищ. Однако Conflictus gallicus или Bataille francaise, в том виде, в каком мы его знаем, был чисто французским изобретением. Изобретателем турнира считают барона Анжу, некоего Жоффре де Превильи (как сказано в хронике: «Hic Gaufridus de Preuliaco torneamenta invenit»). (См.: Chronichon Turonense, sub anno 1062: Bouquet, Recuel de Histoires de Gaulles, XII, p. 462.)

В своей ранней форме турнир был просто дружеским ристалищем, проводившимся без всякой особой регламентации в течение фиксированного времени в определенном месте между приглашенными на поединок соперниками. Барон объявлял о проведении в таком-то месте в такой-то день турнира, на который приглашали всех желающих рыцарей. Когда участники прибывали, их делили на две партии по очень простому принципу: например, в одну партию отбирали прибывших с запада или с юга, а во вторую – прибывших с востока или севера. На всей отведенной для боя площадке начиналась общая схватка, которая затем распадалась на множество отдельных поединков, хотя правила проведения турнира позволяли рыцарю, если он победил своего соперника, присоединиться к своей партии и продолжить схватку. Часто случалось так, что на одного участника могли нападать одновременно два или три рыцаря противной партии. Такое поведение в те времена не считалось неспортивным.

Если рыцарь был ранен или чувствовал сильное утомление, он мог немного отдохнуть. Полагают, что словом «край», которым позже стали обозначать границу площадки для проведения турнира, раньше обозначали место, где рыцарь мог отдохнуть и где на него нельзя было, по правилам, нападать. Почувствовав себя лучше, рыцарь мог снова выехать на поле.

К середине XIII века турниры стали более формальными и лучше организованными. Поле превратилось в площадку с определенными границами, как правило, находившуюся перед замком или вблизи города, выровненную и очищенную от деревьев и кустарников, – это поле регулярно использовали для ристалищ. С тех пор лицом турнира, его регулярной и определяющей чертой стали единоборства – поединки. Первый день турнира был посвящен таким поединкам – как конным, так и пешим. Следующие дни отводились для общих схваток – маленьких сражений, дружеской битве двух противоборствующих отрядов. Все мероприятие, длившееся, как правило, около недели, заканчивалось праздничным пиром.

Детали турнира можно почерпнуть из описания такого ристалища, проведенного в 1285 году в Шованси, во Франции. Эти подробности содержатся в шансоне, написанном трубадуром по имени Жак де Бретак, чьим патроном был сир Анри де Бламон, один из участников турнира. Де Бретак рассказывает о «королеве турнира», которая заплатила ему за песню, за искусство менестреля и за танцы, которыми празднество продолжилось вечером. В первый день состоялась общая ассамблея, знакомство и взаимные представления участников турнира. На второй день имели место тренировки в поединках, так сказать, разогрев, для того чтобы выяснить, в какой форме находятся участники, они к тому же должны были оценить степень своей готовности к турниру. На третий день начались настоящие поединки. Потом был день отдыха, когда формировались партии для будущей групповой схватки, которая проводилась на пятый день. В последний день был праздник: музыка, танцы и всеобщее веселье.

На такие турниры приходили не только те, кто непосредственно в них участвовал. Так как поле для поединков было ограничено, то всегда оставалось много места для зрителей и, так же как сегодня скачки, привлекали массу любителей турниров, которых мы сейчас назвали бы простой публикой. Хотя средневековая ярмарка была серьезным коммерческим предприятием, турниры отличались духом деревенских ярмарок; так и расценивалось это развлечение для простолюдинов. Но есть одна причина, по какой все правительства Европы очень старались запретить турниры. Эта причина заключается в том, что, во-первых, в одном месте собиралось множество умелых вооруженных воинов, а во-вторых, также великое множество преступников и разного сброда. С невинного на первый взгляд турнира могло начаться стихийное недовольство, а то и хорошо организованный бунт или мятеж. Церковь всегда резко выступала против турниров, отчасти по политическим причинам, но в основном по моральным соображениям: убитого на турнире считали самоубийцей, то есть человеком, совершившим смертный грех. Кроме того, считалось, что он подвергает риску свою жизнь и благополучие своей семьи и вредит домочадцам и зависимым от него людям (если таковые были) и к тому же тратит время на легкомысленные поступки – это тот же христианский подход, какой мы видим сейчас в отношении некоторых строгих церквей к заключению пари и азартным играм. Однако в Средние века все усилия государства и церкви прекратить турниры оказались бесплодными.

Церковь грозила участникам и организаторам отлучением и иногда исполняла эту угрозу, а государство придерживалось своей извечной тактики – если не можешь устранить зло, то обложи его налогом. Правительства решили извлекать доходы от турниров, продавая разрешения на них. Если же турнир проводили без такого разрешения, то на его организаторов налагали огромный штраф.

Поводов, по которым устраивались турниры, было великое множество: праздник по случаю возвращения барона из Крестового похода или с другой заморской войны, бракосочетание высокопоставленной особы или заключение важного военного или политического союза, рождение наследника или объявление о помолвке – в дело шли любые поводы. Когда, например, в 1215 году английские бароны собрались в Раннимеде, чтобы заставить короля Иоанна подписать Великую хартию, они решили, что после подписания документа и отбытия короля на месте осталось много добрых рыцарей, по каковому случаю и было решено устроить на лугу у самой Темзы достойный турнир. Иногда турниры устраивались после судебного поединка; когда ответчик (или его представитель) заканчивал дуэль с истцом, начинались потешные бои.

Современному человеку, изучающему средневековую жизнь, легко запутаться в огромном количестве терминов, которыми в Средние века, очевидно, обозначали одни и те же вещи. Что касается турниров, то таких терминов и обозначений существует великое множество – они встречаются как в латинской, так и во французской форме: torneamentum, justae, hastiludum и burdica по-латыни, или tournois, joustes, behourds и pas d'armes по-французски. Первый из этих терминов мы уже обсудили; другие же нуждаются в дополнительном определении. Joust – это единоборство между двумя воинами; противники могли сражаться верхом копьями, мечами, топорами или кинжалами или пешком тем же оружием. Сначала название такого вида поединка писали так же, как по-латыни, – just. Французы, у которых гласные звучали более мягко, стали писать это слово jouste, a произносить «джуст». Англичане воспользовались тем же словом, но со временем о таких поединках стали вспоминать как об очень древнем виде спорта, и слово вышло из употребления, став своего рода лингвистическим курьезом. Со временем его и произносить стали неправильно – тоже от неупотребления – так, как его произносят сегодня. Для того чтобы написание соответствовало произношению, это слово теперь надо писать jowst.

Рис. 52. Турнирный поединок; около 1420 года.

Слово hastiludum в переводе с латинского означает копейную игру, копейное ристалище и, таким образом, в какой-то мере совпадает со словом joust; в Англии эти поединки иногда называли схваткой на копьях. У слов burdica или behourd пока нет точного толкования; в раннем Средневековье их употребляли как синонимы слова joust. Позже, в XIV веке, этими понятиями обозначали маленькие турниры. В старинных хрониках говорится, что в этих случаях не было обычного «клича» – то есть «бурдика» была спонтанным событием, возникавшим по какому-то неожиданному случаю без предварительного объявления и положенного церемониала. Согласно такому определению, турнир в Раннимеде и был таким behourd.

В эпоху рыцарства излюбленным способом «добывания славы» были так называемые pas d'armes. Странствующий рыцарь останавливался у моста или на узком месте оживленной дороги и предлагал всем пересекающим мост или проезжавшим мимо помериться с ним силами. Все это было бы весьма похоже на разбой на большой дороге, но по правилам никто не был обязан драться с таким рыцарем против своей воли. Конечно, противник должен был безусловно принадлежать к рыцарскому сословию. Обычно странствующие рыцари участвовали в таких мероприятиях либо для того, чтобы разрешить себя от данного обета, или для того, чтобы добыть денег. Иногда участие в поединке было вызвано желанием заслужить благосклонность обожаемой дамы. По всем этим причинам большинство странствующих рыцарей охотно останавливались, облачались в доспехи и вступали в поединок. Вне зависимости от результата оба соперника могли снискать славу и приобрести дополнительный опыт. Так, во всяком случае, обстояли дела в начале XII века. Позже, начиная с середины XIII века, искусственное создание «узких» мест стало обычаем в практике турниров, а неформальные придорожные поединки странствующих рыцарей происходили во все время существования рыцарства.

Рис. 53. Наконечники копий. Кронель предназначался для потешных поединков (a plaisance), а острый наконечник – для боев насмерть (a l'outrance).

Еще один термин, вошедший в обиход позднее и возникший, видимо, в Англии, требует отдельного пояснения. Вероятно, этот термин возник под влиянием легенд о короле Артуре: «Рыцарская игра, называемая «Круглым столом». Похоже, что в Круглый стол действительно просто играли для того, чтобы приятно провести время, позабавиться, пользуясь при этом исключительно тупым оружием, так называемым «оружием куртуазности». Игра шла на вылет. Эти ристалища всегда заканчивались пирами, которые давали магнаты – устроители забавы.

Как я уже говорил в начале этой главы, в раннем Средневековье турниры были реальными поединками, участники которых сражались боевым оружием. Но где-то к середине XII века появляются копья, снабженные специальными наконечниками, выполненными в виде коронок (такие наконечники называли «кронелями» или «коронелями»), и мечи с притупленными клинками – то есть с затупленными лезвиями и закругленными остриями. Это и было «оружие куртуазности». С середины XIII века нам известны также два типа поединков – поединок до смерти (a l'outrance) и для забавы (a plaisance). Поединок до смерти вели настоящим боевым оружием до тех пор, пока один из соперников не погибал, не был ранен или не сдавался. В поединке для забавы главной целью было набрать как можно больше очков, если это было пешее единоборство, или переломить копье, или выбить соперника из седла, если поединок был конным.

Во второй половине XIII века турнирный ритуал начал усложняться, приобретя к XVI веку доведенную до полного абсурда зрелищность, живописность и фантастичность. Здесь нет места для описания всех этих утонченных сложностей и причуд, и я ограничусь несколькими примерами.

В 1343 году в Смитфилде близ Лондона состоялся рыцарский турнир (Смитфилд был излюбленным местом проведения турниров в XIII и XIV веках, точно так же, как к XVI веку он стал излюбленным местом сожжения еретиков). В этом турнире все участники выступали в одеждах римского папы и его кардиналов. Позднее, в 1393 году, хронист Джон де Трокелоу описал турнир, участники которого были одеты монахами. До того времени, до второй половины XIV века, рыцари никогда не появлялись на турнирах в шутовской одежде, хотя идея «неизвестного рыцаря», который прибывал на турнир инкогнито, без герба на щите и с опущенным забралом, так же стара, как и турнир, и предшествовавшие ему ритуальные поединки древних эпох. На турнире 1383 года, в том же Смитфилде, когда в королевской ложе восседал Ричард II, на поле появились «шестьдесят благородных дам в богатых одеяниях на женских седлах, и каждая дама вела рыцаря с серебряной цепью, и означенные рыцари должны были участвовать в поединках». Эсташ Дешан, французский поэт, сказал приблизительно в 1360 году: «Служители любви, взгляните нежно на этих прекрасных ангелов рая, и сражайтесь крепко и весело, и вы удостоитесь чести и милости». После турнира дамы «снимали с груди ленты и шелковые гирлянды, увенчивая ими благородных рыцарей за их доблесть». Но победители могли рассчитывать и на более солидные дары, часто это были мешки с золотом, драгоценные камни или чистокровные лошади. Иногда подарки были просто-напросто странными. Например, на турнире в Раннимеде, о котором я уже упоминал, жена одного из присутствовавших баронов подарила победителю живого медведя.

Рис. 54. «Каждая дама вела рыцаря с серебряной цепью; и означенный рыцарь должен был участвовать в поединках».

Иногда на турнирах случались крупные скандалы. В правление Эдуарда III Английского большое негодование в обществе вызвала группа женщин, которые ездили с одного турнира на другой в «разнообразной и красивой мужской одежде», если верить хронике, которая добавляет к этому, что «дамы, в большинстве своем, были шикарными и прекрасными видом». Действительно, есть много свидетельств тому, что многие знатные и благородные дамы умели сражаться на турнирах не менее искусно, чем их мужчины. Вспомним, к примеру, несравненную Жанну, Орлеанскую деву, великолепного мастера турнирного поединка, которая виртуозно владела копьем. Многие свидетели подтвердили это ее искусство во время суда над нею в 1432 году и во время ее реабилитации двадцать лет спустя.

В начале XV века в турнирах начинают использовать «тилт», разделительный низкий барьер, поставленный вдоль всей дорожки ристалища. Сначала такие барьеры делали из ткани, которую развешивали на веревке, натянутой вдоль дорожки, а потом загородку стали делать из легких деревянных щитов, накрытых полотном. Соперники мчались навстречу друг другу каждый по свою сторону барьера. Смысл заключался в уменьшении риска такого столкновения, какое я упоминал в главе «Конь», когда описывал поединок между Жеаном де Сентре и сэром Энкерраном де Кордона. Тогда же, в начале XV века, каждый состоятельный рыцарь устраивал перед своим домом такой барьер, разгораживавший улицу. В Париже принцы крови и высшие королевские чиновники устраивали разгороженные ристалища возле своих дворцов (отелей, как они назывались тогда во Франции, к великому недоумению нынешних англичан). При замках и больших домах, построенных после 1430 года, обязательно имелся двор для поединков и турниров, кроме того, их пристраивали и к старым замкам. В больших городах, таких как Лондон, турниры и поединки часто проводили на улицах. В Лондоне излюбленным местом проведения турниров в течение XIV и XV веков был Чипсайд; кроме того, не один раз «торжественные турниры» проводились на Лондонском мосту.

В 1409 году родился царственный знаток рыцарского романа, один из первых аристократов Франции Рене, герцог Анжуйский, король Иерусалимский и Сицилийский, граф Прованса, поэт, художник и идеалист. Его дочь, Маргарита Анжуйская, вышла замуж за английского короля Генриха VI и стала главной движущей силой Ланкастеров во время Войны Алой и Белой розы. Рене собственноручно написал и проиллюстрировал великолепную книгу «Трактат о формах и организации турнира», самое авторитетное руководство на эту тему в XV веке. В книге описан воображаемый турнир – один из многих, в которых пришлось участвовать автору.

То, что он пишет, продиктовано непосредственным глубоким знанием правил и способов проведения турнира. Все начинается с того, что герольды какого-либо высокопоставленного аристократа и владетельного лица прибывают ко двору другой равной по положению особы и привозят с собой вызов на поединок вкупе со списком рыцарей и судей, которые примут участие в нем. Предложение обсуждается, другая сторона назначает своих судей, а затем стороны согласовывают дату ристалища. После этого о предстоящем турнире извещают всех живущих в данном регионе рыцарей – бросают «клич» (о котором я уже писал выше). На турнир приглашают всех желающих рыцарей. После этого Рене подробно описывает оружие и доспехи, коней и конские латы. Описывает он и въезд рыцарей в город, где должен состояться турнир. По случаю приезда гостей горожанам приказано украсить улицы и окна. Рыцари под приветственные аплодисменты простолюдинов въезжают в город, окружив плотным кольцом своего предводителя, и направляются к дому, где состоится пир, а потом начнутся танцы. На следующий день для всеобщего обозрения выставляются украшенные перьями и султанами шлемы участников – это делается для того, чтобы судьи и конечно же дамы могли узнать, кто будет принимать участие в поединках. В те времена имена и биографии большинства европейских рыцарей были известны многим. Но знание участников входило в круг непременных обязанностей герольдов – обязательно служивших при каждом, даже самом незначительном дворе, – так же как и доскональное знакомство с генеалогией и гербами участников. Похоже, что это была очень трудная задача, но герольды должны были с нею справляться безукоризненно. Так, при одном взгляде на шлем герольды могли отказать рыцарю в участии, если в его биографии или генеалогии, заявленной им, что-то было нечисто. Таким образом, недостойные кандидаты дисквалифицировались еще до начала турнира.

Потом выбирали «кавалера чести». Этот рыцарь удостаивался чести нести на конце копья «платок милосердия» (couvre-chef de mercy). Словосочетание «couvre-chef» в дословном переводе означает «головной платок» и напоминает платок, который женщины носят и в наши дни. В английском языке платок называли вначале «kerchief», а потом это слово превратилось в «handkerchief». Этим «couvre-chef de mercy» кавалер чести мог коснуться любого рыцаря, оказавшегося в трудном положении, чтобы на него больше не нападали. После выбора кавалера чести устраивали предварительные поединки. На четвертый день назначали настоящий турнир – групповую схватку – melee. Герольды отдавали команду застегнуть шлемы, и рыцари вслед за предводителями выезжали на свои участки поля. Противоборствующие группы отмечали лентами, чтобы разделить их. По сигналу ленты перерезали, и соперники бросались друг на друга, выкрикивая свои боевые кличи, и сражались до тех пор, пока распорядитель турнира не бросал на землю жезл; это был сигнал герольдам, которые командовали отбой, прекращая схватку.

Затем рыцари снимали доспехи, принимали горячую ванну, и начинался пир, а потом танцы. Не надо верить мифу о том, что рыцари никогда не мылись, – это совершеннейшая неправда. Когда была возможность, они принимали горячие ванны, а когда такой возможности не было, то купались в прудах и речках. Зато мы не верим в то, что было истинной правдой, – в то, что дамы мыли рыцарей и вытирали их насухо, нежно промокая все раны и ссадины. Важной частью воспитания и образования благородной дамы было усвоение обязанностей медицинской сестры; кроме того, благородные дамы были хорошими домашними хозяйками – они умели шить, готовить, ткать, кроить одежду и готовить лекарства.

Турниры XV века обычно назывались «схваткой с оружием», турнирам часто давали причудливые названия и превращали в настоящее театральное действо. Однажды сам Рене Анжуйский участвовал в пастушеском турнире (pas de la bergere), где, предвосхищая нравы двора Людовика XV, все дамы и кавалеры были одеты пастухами и пастушками. Галерея для гостей была сделана в виде крытой соломой хижины, а «королева турнира» изображала пастьбу ягнят. Два рыцаря, вызывавшие желающих драться за честь дамы, были одеты пастухами. Это событие имело место в Тарасконе 1 июня 1449 года и полно описано в поэме сира Луа де Бове, который в нем участвовал. Такими же причудливыми действами были турниры под названиями «подвиг рыцаря у пасти дракона» или «замок веселых стражей» и т. д.

К концу этого столетия турниры все больше и больше превращались в веселую игру. Для улаживания серьезных вопросов чести или юридических споров были изобретены другие формы. «Рыцарской дуэлью» называли поединок – пеший или конный – боевым оружием. Этот поединок продолжался до тех пор, пока один из участников не мог больше драться. Это был уже прообраз дуэлей XVI и XVII века и продолжение традиции поединков, восходящей к самым отдаленным временам. Рыцарский поединок устраивали для улаживания вопросов чести, и эти схватки отличались от поединков мира, в которых решались юридические разногласия. В Германии XV века таким способом решались даже имущественные ссоры между супругами. Естественно, это была лишь вариация древнего испытания поединком, своеобразного «Божьего суда».

Финальной стадии искусство проведения турниров достигло в Англии в период царствования Тюдоров. Хотя, конечно, во всей Европе любой национальный праздник или политическое событие не считалось полным, если в его честь не устраивали турнир, не было большего поклонника и пропагандиста этого молодецкого увеселения, чем Генрих VIII. Когда этот король из династии Тюдоров взошел на трон в 1509 году, ему было всего девятнадцать лет, но не было во всем королевстве человека, который бы с большим искусством владел копьем. Во время его правления турниры стали самым излюбленным развлечением при английском дворе. В Уайтхолле, Гринвиче и Гемптон-Корте у него были постоянные турнирные поля. Хронист того времени описывает один из наиболее радостных дней короля: «Король в тот день удостоился наивысших похвал, так как переломил двадцать три копья, и сделал помимо этого множество касаний, и повалил на землю одного воина и его коня». Касания – это очки, которые засчитывали за удар, при котором не ломалось копье. Удар в голову оценивался выше, чем удар в туловище.

Но даже превратившись в игры, турниры не перестали быть опасной потехой. Чарльз Брандон, герцог Суффолк, писал Генриху VIII о празднествах, устроенных в честь сестры Генриха Марии Тюдор, прибывшей во Францию для бракосочетания с французским королем Людовиком XII. Суффолк рассказывает о турнире, заметив, что многие были ранены, «а один француз, как кажется, даже умер». Турнир, проведенный в Париже в 1559 году, вообще закончился небывалой трагедией, положившей конец крупным турнирам во Франции. В том турнире участвовал король Генрих II. После последнего поединка он высказал желание сразиться с шотландским рыцарем Габриэлем де Монгомери. Шотландец не хотел сражаться с королем, но Генрих убедил его, и тот согласился. Они сшиблись, и копье Монгомери ударило в шлем короля. Шлем слетел с головы, а щепка сломанного копья вонзилась в лоб Генриха над правой бровью. От этой раны король через десять дней умер.

Незадолго до этого времени на турнирах стали устраивать и другие состязания и игры – стрельбу из лука, борьбу и бросание дубин, очень похожее на современное метание ствола у шотландских горцев. Турниры стали больше похожи на военные маневры. (Думаю, что Генриху VIII пришлись бы по вкусу современные артиллерийские стрельбы с боевых кораблей.)

Для того чтобы прочувствовать диапазон «спортивных» дисциплин турнира, ознакомьтесь с очаровательным отчетом об одном из таких событий, имевших место в 1507 году. Вызов составлен от имени тех, кто называл себя слугами королевы Мая – принцессы Маргариты, дочери короля Генриха VII: «Самая высокородная и превосходная из всех принцесс, находящихся под вашим покровительством и защитой. Я, которую назвали королевой Мая, месяца, наиболее других любезного сильным душам и сердцам…» Статьи условий турнира, которые следуют за текстом вызова, определяют, как будут проходить поединки: «Вот вызов, который посылают слуги королевы Мая всем пришедшим на ристалище в Гринвич: восемь конных столкновений с копьями; стрельба обычными стрелами; нанести сопернику восемь ударов затупленным мечом; бороться с ним любыми способами; биться на тупых копьях пеши, а после обменяться восемью ударами тупым мечом, держа его за рукоятку или каким иным способом; метнуть дубину – сначала тяжелую, а потом легкую».

В Англии турниры проводились вплоть до царствования короля Карла I (1625—1649). Но Гражданская война в Англии, в которой столкнулись сторонники парламента и короля, положила конец официальным турнирам. Однако на европейском континенте турниры, правда в упрощенной форме, проводились вплоть до XVIII века. Например, мы знаем, что в 1719 году в Дрездене был проведен такой турнир, участники которого сражались друг с другом в пешем строю. Но с середины XVII века турниры старого стиля были заменены своеобразными кавалерийскими шоу, которые в большей мере были демонстрацией мастерства наездников, хотя в них оставались какие-то пережитки старых турниров – попадание копьем в кольцо или упражнения с кинтаной. Старое melee было заменено новой каруселью – это было соревнование, участники которого, одетые в шутовские доспехи, старались дубинами или бутафорскими мечами сбить султан со шлема соперника. Хотя эти потешные забавы мало чем напоминали старинные турниры XIII века, все же они послужили связующим звеном между стариной и «готическим» возрождением искусства турнира в середине XIX века. Самым блистательным проявлением такой неразрывной связи была превосходная имитация рыцарского турнира XV века, состоявшаяся в Эглинтоне в один дождливый день 1839 года. Некоторые детали доспехов, сделанные специально для этого турнира, сохранились до сих пор. Есть очень правдоподобная имитация германских рыцарских доспехов, изготовленных, кстати, одной немецкой фирмой. Как я уже сказал, многие доспехи и копья, изготовленные специально для этого турнира в стиле XV века, сохранились до нашего времени.

На заре рыцарской эпохи на турнирах сражались в обычном рыцарском облачении. Но по мере того, как правила становились все более и более церемониальными, и поскольку на турнирах бессмысленно погибал цвет рыцарства, для них были разработаны специальные доспехи и специальное вооружение. Притупленный наконечник копья (кронель) впервые появляется около 1180—1190 годов, в это же время в некоторых кругах становится модным пользоваться во время турнирных поединков тупыми мечами. Сто лет спустя мечи для турниров становятся еще более безвредными – их стали делать из китового уса, так как железные рыцарские мечи – пусть даже и незаточенные – были смертоносным оружием. Вы помните – боевой меч был острым как лезвие бритвы и мог наносить страшные раны. Самое раннее упоминание о мечах из китового уса содержится в отчете об оснащении турнира в Виндзоре в 1278 году; в этом же турнире использовали шлемы и панцири из кожи. Семнадцать лет спустя специальная комиссия английских баронов утвердила статут, в котором регулировалось применение оружия и доспехов на турнирах:

«…ни один отпрыск знатного лорда, то есть ни граф, ни барон, не может иметь другого доспеха, кроме кольчуги, кирасы, наплечников, кольчужного капюшона, и ничего более; не должен он нести заостренный кинжал, или меч, или булаву, но только широкий меч. Если же найдут такого, кто в какой-то из перечисленных частей нарушил статут, то лишится коня, на котором явился на турнир, и будет заключен в тюрьму сроком на один год.

Те же, кто придет смотреть турнир, не должны надевать никаких доспехов, не должны нести меч, или кинжал, или дубину, или булаву, или камень; при обнаружении же этих нарушений, как у упомянутого ранее оруженосца, все перечисленное будет конфисковано. Ни слуга, ни пехотинец не должны иметь при себе мечи, кинжалы, дубины или палицы; если же таковые нарушения обнаружатся, то виновный будет заключен в тюрьму на семь лет».

Это были мудрые и разумные меры предосторожности, предпринятые в добросовестных усилиях предотвратить убийства и предвосхитившие более спортивные правила турниров XIV и XV веков. Специальное упоминание кольчуги в первом пункте говорит о том, что к 1295 году уже появились и получили широкое распространение пластинчатые доспехи.

В одной английской рукописи, датированной приблизительно 1330 годом, мы видим миниатюру, изображающую рыцаря, сражающегося на турнире с каким-то подобием подушек, прикрепленных к передней луке седла и защищающих ноги, наподобие мотоциклетных щитков. (Трактат Уолтера Майлмета «Благородным, разумным и мудрым царям». Библиотека христианской церкви. Оксфорд.) Пятьдесят лет спустя такие щитки стали делать из деревянных или металлических пластин – эти пластины были частью специального турнирного седла.

Рис. 55. Доспехи периода около 1450 года. Показано, что подставка для копья прикреплена к нагрудному панцирю. На древке копья видна большая гарда, защищавшая правую руку воина. Эти гарды появились не ранее 1380—1400 годов.

До 1425 года не было отчетливого различия между обычными полевыми доспехами и доспехами турнирными. Только на исходе XV столетия разработали высокоспециализированные турнирные рыцарские доспехи. Самое раннее определенное упоминание о специальных турнирных доспехах мы находим у анонимного французского автора в рукописи, датированной приблизительно 1446 годом. Этот автор – деталь за деталью – описывает доспехи, которыми рыцари пользовались на турнирах:

1. Кираса или бригандина с упором для копья (рис. 55) и специальные пряжки, которыми пристегивались шлем и другие детали лат.

2. На левую руку надевали латную рукавицу, называемую по-французски main de fer (железную рукавицу). Эта рукавица делалась из одного куска железа и защищала руку от кисти до трех дюймов выше локтя.

Рис. 56. Седло для высокого турнира в доспехах (Hohenzeuggestech), около 1440 года. Арсенал лондонского Тауэра.

3. Наплечник из одного куска железа, защищавший левое плечо.

4. На правую руку надевали маленькую латную рукавицу, называемую по-французски gagnepain, то есть на руку, «добывающую хлеб» – так в старину образно называли рыцарский меч.

5. Над малой правой рыцарской рукавицей предплечье закрывала специальная деталь, называемая «наруч», который по-французски называют «epaule de mouton» (баранья лопатка). Это укрепленная на шарнирах деталь, которая, закругляясь, прикрывает локоть и нижнюю часть плеча (рис. 61).

6. На правом плече маленький наплечник с большой пластиной, прикрывающей подмышку (рис. 61).

7. Приспособление, сделанное из набивного кожаного чехла, похожее на фланец яхты и называвшееся грушей из-за сходства формы. Эта груша подвешивалась к плечу и служила для поглощения удара, передаваемого со щита на грудь.

8. Сам щит, маленький, четырехугольный, вогнутый, изготовленный из прочного дерева и покрытый кожей или пластинами рога.

Дальше автор рассказывает, что французские рыцари на турнирах носили ножные доспехи, что говорит о том, что во Франции были не в ходу высокие седла с защитой для ног, столь популярные в Германии, Англии и Нидерландах той эпохи.

Рис. 57. Рыцарь в доспехах, предназначенных для Hohenzeuggestech. Около 1510 года. На нем надеты такие же доспехи, предназначенные для турнира, как и те, что изображены на рис. 61. Грудь коня и ноги рыцаря прикрыты большими подушками, контуры которых угадываются под конской попоной.

Рис. 58. Шлем из собрания историко-искусствоведческого музея в Вене. Этот шлем принадлежал австрийскому семейству фон Пранк. Он был изготовлен около 1380 года. Видна усиливающая пластина на левой стороне забрала, которая немного переходит и на левую сторону. Большой кожаный султан сохранился и представляет собой очень большую редкость.

Большая часть наших знаний (весьма, впрочем, скудных) об искусстве турнира почерпнута из немецких источников, так что мы лучше знаем о том, как проходили турниры именно в этой стране. Самая ранняя форма турнирных доспехов и стиль проведения турниров, отличавшийся от старого международного стиля, появляется около 1380—1390 годов и получает название «Hohenzeuggestech». В Германии словом «Gestech» было принято обозначать турнирный поединок на тупых копьях, и в буквальном переводе оно обозначает высокое искусство поединка в доспехах. Наиболее яркой отличительной чертой такого поединка было использование специального седла, которое было выше обычного боевого седла благодаря тому, что приподнималось на узкой раме над хребтом лошади приблизительно на десять дюймов. Впереди такое седло защищало всадника от стоп до пояса, причем щиты для ног выглядели как вилка, спускавшаяся вдоль потника конской сбруи с обеих сторон (рис. 56). От задней высокой луки седла спускались вниз две изогнутые деревянные пластины, фиксировавшие бедра всадника и не дававшие ему вылететь из седла при ударе. В такое седло садились в обычных полевых доспехах. Вместо шлема с забралом, надевавшегося во время войны, на турнирах пользовались более открытыми шлемами. Открытый тип шлема вышел из употребления приблизительно к 1450 году и был заменен так называемым немецким шлемом, чтобы отличить его от шлема в итальянском стиле, снабженного поднимающимся забралом, обычно не использовавшимся немцами. Вместо этого они прикрывали грудь и ноги лошади кожаными объемистыми подушками, которые заодно защищали ноги всадника (см. рис. 57).

Рис. 59. Шлем (принадлежавший сэру Николасу Хандберку?), хранящийся ныне в Кобхэмской церкви в графстве Кент. Около 1400—1410 годов. Этот шлем очень похож на шлем Генриха V (хранится в Вестминстерском аббатстве).

Вероятно, мы знакомы с турнирными шлемами лучше, чем с другими частями турнирных доспехов, так как шлемы (или их изображения) нарисованы на множестве аристократических гербов. Шлемы для турниров (pro torniamentis) впервые упоминаются в 1268 году, но мы не можем с уверенностью сказать, что доподлинно знаем, как они выглядели. Но мы точно знаем, как выглядели турнирные шлемы сто лет спустя. Есть два сохранившихся до наших дней таких шлема, изготовленные около 1380 года, – один хранится в Вене, другой в Копенгагене. У обоих этих шлемов на левой стороне забрала имеется дополнительная усиливающая пластина (рис. 58). На шлеме Генриха V, хранящемся в Вестминстерском аббатстве, тоже есть такая усиливающая пластина, поэтому можно утверждать, что это был турнирный, а не боевой шлем. От шлемов, подобных шлему Генриха V, ведут свое происхождение так называемые «лягушачьи» шлемы с покатым забралом, столь хорошо нам знакомые. Из рис. 59 можно получить наглядное представление о том, на что были похожи такие шлемы. Появившаяся позже разновидность большего шлема, названного по-немецки турнирным шлемом (Stechhelm), показана на рис. 60. У этих шлемов была толстая набивная подкладка, приклепанная к железу.

Рис. 60. Турнирный шлем, выполненный в немецком стиле, но изготовленный в Англии. Около 1475 года. Арсенал лондонского Тауэра. Обратите внимание на металлические полосы, которыми шлем крепили к замкам на нагруднике и на задней пластине кирасы.

Рис. 61. Полное снаряжение для турнира (немецкий стиль). Сделано в Германии около 1485 года. Собрание Уоллеса, Лондон.

В последней четверти XV века возникают два наиболее хорошо известных стиля турнирных доспехов. До наших дней сохранились образцы и того и другого стиля: доспехи для турниров, сделанные по германской и итальянской моде, и доспехи для поединков насмерть, то есть для схваток на настоящих острых копьях. На рис. 61 показаны великолепные образцы немецких доспехов первого типа, сделанных около 1485 года. Эти доспехи можно увидеть в коллекции Уоллеса в Лондоне. Очень тяжелые доспехи, но рыцарь надевал их на довольно короткое время и не должен был в них двигаться. Итальянский стиль был, по сути, таким же, но более уродливым. Шлемы ничем не напоминали изящные немецкие изделия такого рода, а скорее были похожи на гигантские пузырьки из-под таблеток (рис. 62). Более легкие доспехи совершенно иного типа использовали для поединков на настоящих копьях или для реального боевого оружия. Голову рыцаря защищал легкий шлем салад с подъемным забралом. Такие же шлемы, правда менее тяжелые, применялись на войне. Туловище было прикрыто лишь полудоспехом или бригандиной, руки и ноги не защищались вовсе. Левый бок и левую руку прикрывали деревянным щитом, обтянутым кожей. Правую руку закрывала гарда копья (рис. 63). Такие гарды не встречались до середины XIV века и редко применялись до середины следующего, XV века. Правда, мы то и дело встречаемся с работами современных иллюстраторов, которые дают в руки своим персонажам из XII и XIII века копья с гардами, что является недопустимым анахронизмом.

Рис. 62. Турнирный шлем в итальянском стиле. Принадлежал Гаспару Фракассо, миланскому послу при императорском дворе в Вене. Около 1490 года. Музей истории искусства Вены.

В смертельных поединках не применяли седла с защитой для ног. Вместо этого ноги прикрывали специальными пластинами, крепившимися к доспехам туловища (рис. 63). Это предвосхитило широкое применение таких пластин в начале XVII века. Для поединка такого рода использовали более тяжелое, чем обычно, копье; его нельзя было перекинуть через шею коня, поэтому соперники сшибались своими правыми сторонами. Древко копья было слишком толстым, чтобы его можно было обхватить рукой, поэтому рыцарь направлял удар с помощью вделанной в гарду специальной рукоятки. Копье удерживали с помощью специальной подставки (рис. 61 и 63).

Рис. 63. Доспехи для поединков реальным оружием. Щит, изготовленный из дерева и кожи (изображен справа), крепился к выступу на нагруднике кирасы. Гарда очень толстого копья имеет полукруглую форму и превосходит размером гарду турнирного копья. Ее верхняя часть отогнута назад и влево, чтобы прикрыть плечо и грудь. При смертельном поединке противники сталкивались своими правыми сторонами. Лошади надевали глухие шоры (с металлическими шанфронами или просто прикрывали глаза материей), чтобы она не шарахалась в сторону.

Эти доспехи для турнирных поединков и серьезных схваток продолжали оставаться в ходу до 1540—1550 годов. С середины XVI века возникают новые стили, новые моды; особенно это касается продукции королевских мастерских в Гринвиче. Появились дополнительные детали доспехов, так называемые двойные детали. Их добавляли к обычным полевым доспехам. Сначала это были всего лишь усиливающие пластины на левую сторону, потом появилось столько дополнительных деталей, что из одного базового доспеха можно было сделать несколько различных вариантов, приспособленных для разных видов поединков. Все вместе эти детали назывались гарнитуром или набором доспехов. Именно таким и был настоящий гарнитур, а не таким, каким нам сейчас часто его представляют, – полные, надетые на рыцаря доспехи. Такие полные доспехи до 1620 года называли просто сбруей.

Рис. 64. Рыцарь в снаряжении для смертельного поединка. Видны щитки, прикрывающие ноги, шоры на глазах лошади и длинная подставка для тупого конца копья. На правой руке нет защиты, так как ее прикрывает большая гарда.

Были еще, кроме того, специальные доспехи для потешных поединков пешком, но поскольку это не имеет никакого отношения к лошадям, то я не стану на них останавливаться.

Конечно, в наши дни в умах укоренилось немало раздражающе-навязчивых неверных и искаженных представлений о чарующем, популярном и уже отдаленном времени Средневековья. Мне хотелось бы в заключение упомянуть шесть наиболее распространенных заблуждений, касающихся средневековой жизни, – как в мирное время, так и на войне.

Никогда не существовало такого понятия, как цепная кольчуга. Это просто кольчуга, и она так называлась со времен Нормандского завоевания Англии. Цепную кольчугу придумали писатели XIX века, это глупый термин, и ему нет места в настоящей науке о доспехах.

Доспехи не были исключительно тяжелы. Носить их было довольно удобно. Также не было слишком тяжелым оружие, которое применяли, сражаясь в доспехах.

Рыцарей не приходилось сажать в седла с помощью лебедок. Возможно, если он был стар, утомлен или ранен, то нуждался в посторонней помощи или пользовался подставкой, чтобы сесть в седло, но никогда для этого не использовались механические приспособления. Это очередная глупость, и если когда-то она казалась забавной, то должен сказать, что в ней нет ничего смешного.

Рыцарский конь никогда не был ломовым битюгом, но не был он и рысаком. Вы когда-нибудь обращали внимание, как бежит цирковая лошадь, когда несет на себе наездника? Если лошадь не идет легким галопом, то она бежит точно так же, как и средневековый рыцарский конь.

У копий не было металлических гард вплоть до 1400 года. Сужение древка для более удобной хватки появилось только около 1450 года. Копья до этого представляли собой длинные стержни, слегка сужавшиеся к концу.

Для того чтобы надеть доспехи, рыцарь не нуждался ни в гаечном ключе, ни в отвертке. Точно так же, для того чтобы их снять, не нужен был консервный нож. Конструкция доспехов была надежна и проста. Для крепления деталей применяли ремни и застежки. А после 1500 года, в некоторых случаях, пружинные замки.

К сожалению, с этими неточностями вы постоянно будете сталкиваться в исторических сочинениях, в исторических романах и пьесах (если, конечно, их написал не Шекспир), в фильмах и телевизионных постановках. Но все это не так; это прегрешение не только против средневековых рыцарей и их наследия, но и против истины.

Практически невозможно сравнивать покупательную способность средневековых денег с таковой современных. Что можно сказать, и то без большой уверенности, так это то, что в 1300 году за сумму, эквивалентную современному доллару, можно было купить вещь, которая теперь стоит долларов 55, а то и больше (следует, правда, помнить, что в средневековой Европе доллар не был конвертируемой валютой). Инфляция – избирательное явление, и некоторых товаров и услуг она касается больше, чем других. Например, стоимость медицинских услуг в Америке астрономически возросла за последние тридцать лет, а цены на другие услуги возросли не столь резко. Поэтому не стоит делать обобщений относительно денежной стоимости в Средние века. Такие обобщения по меньшей мере сомнительны.

Самой распространенной денежной единицей в Средние века была марка. Марка, которой в Европе пользовались повсеместно, обозначала стандартный вес золота или серебра. В Англии после 1066 года марка стала устойчиво равняться 160 серебряным пенни. Фунт был основной денежной единицей в Англии со времен саксов (и остается таковой доныне). К эпохе Елизаветы I он похудел до одной трети своей первоначальной стоимости; покупательная способность его продолжала с тех пор только падать (в Средние века на один фунт можно было купить больше, чем в наше время). Несмотря на снижение покупательной способности, стоимость фунта в золоте была зафиксирована в 1601 году и оставалась неизменной до 1931 года.

Во Франции основной денежной единицей был ливр. Около 800 года н. э. цена ливра была фиксирована – она равнялась 400 граммам серебра. К XIV веку ливр стал стоить одну восьмую от своей первоначальной стоимости, а еще двести лет спустя стал еще дешевле, и его стоимость стала составлять одну двадцатую от исходной.

Холодный пересчет монет, валют и денежных эквивалентов реально не поможет нам оценить истинную стоимость коня и доспехов в Средние века. Будет достаточно сказать, что хорошие доспехи в 1460 году стоили приблизительно столько же, сколько стоит сейчас хороший легковой автомобиль; как видно по прочтении этой книги, стоимость коней мало изменилась с тех отдаленных времен.

Хорошо сделанные боевые доспехи XV века (называвшиеся полевыми доспехами или боевой сбруей) весили не больше, чем форма и снаряжение многих армейских подразделений до 1910 года. Действительно, не далее как в 1960 году полное церемониальное снаряжение и форма в некоторых частях английской армии весили больше, чем полные доспехи в 1460 году. Большая часть веса современного снаряжения приходится на плечи солдата, в то время как тяжесть средневековых доспехов равномерно распределялась по всему телу.

Конечно, турнирные доспехи и противомушкетные кирасы были намного тяжелее полевых средневековых лат. На следующих страницах я привожу вес случайно выбранных средневековых доспехов и их частей.

Полное вооружение:

Итальянские полевые доспехи, около 1450 года (Собрание Скотта, Глазго), 25,6 кг.

Немецкие полевые доспехи, около 1525 года (Собрание Уоллеса, Лондон), 18,8 кг.

Немецкие полевые доспехи Панкраца фон Фрейберга (Собрание Уоллеса, Лондон), 25,3 кг.

Полевые доспехи, Гринвич, 1590 год (Собрание Уоллеса, Лондон), 33,2 кг.

Противомушкетные доспехи кирасира, около 1620—1630 годов (замок Харбург, Тироль), почти 31,2 кг.

Турнирные доспехи, немецкие, около 1500 года (Собрание Уоллеса, Лондон), 40,5 кг.

Шлемы:

Шлем, английский, принадлежал Черному принцу, около 1370 года (Кентерберийский собор), 3,2 кг.

Бацинет (с забралом) и кольчужная шапочка, около 1380 года (замок Харбург, Тироль), 5,6 кг.

Армет, итальянский шлем, около 1470 года (Собрание Уоллеса, Лондон), 3,3 кг.

Салад, немецкий, около 1470 года (Собрание Уоллеса, Лондон), 2,2 кг.

Турнирный шлем, английский, около 1480 года (арсенал лондонского Тауэра), 10,6 кг.

Кольчуги:

Длинная кольчужная рубаха, XIV век (Королевский Шотландский музей в Эдинбурге), 14 кг.

Короткая кольчужная рубаха, XIV век (замок Харбург, Тироль), 9,3 кг.

Конские доспехи:

Немецкие конские доспехи Панкраца фон Фрейберга (Собрание Уоллеса, Лондон), 29,9 кг.

Вероятно, английской работы, принадлежали Генриху VIII, 1514—1519 годы (арсенал лондонского Тауэра), 31,1 кг.