Бананы на Украине не растут

Это случилось давным-давно, когда и в России и на Украине огурцы были значительно дешевле бананов.

Знойный полдень размыл дрожавшим маревом очертания хаты под соломенной крышей, расположившейся на краю села Кобеляки, что недалеко от самой Полтавы, можно даже сказать, что совсем рядом.

Все будто замерло, обессилев от изнуряющей полуденной лени. Слышалось только добродушное повизгивание свиньи.

Дверь хаты скрипнула пересохшими и испокон века не смазанными петлями (испокон века потому, что именно столько времени прошло от сдачи той хаты в эксплуатацию) и на крыльце появилась бабка Ганна.

Поискав глазами, она увидела, что ее внучек, пятилетний негритенок Ванька, совместно с отрядом белобрысых, будто политых сметаною, альбиносов-сверстников пытается приспособить к верховой езде одноименную с бабкой свинью Нюшку.

Бабка Ганна не обижалась на то, что свинью зовут Нюшкой, так как в Кобеляках почти всех бабок звали Ганнами, а свиней — Нюшками.

Что касается свиньи, то она радостно откликалась на свое имя, особенно в тот момент, когда бабка появлялась на крыльце с бочонком браги.

Нюшка, как хорошо усвоившая рефлексы собака Павлова, знала, что уже скоро, как только из хаты, держась под значительным углом к вертикали, выйдет, попирая законы всемирного тяготения, бабкин муж Василь, для нее начнется настоящий праздник. Вслед за Василем бабка обязательно вынесет теплое, свербящее в ноздрях, пойло, после которого не то, что та лужа, а само море кажется по колено и в него так захочется лечь, ну хотя бы вон там, рядом с Василем, сдавшимся, наконец, под напором сил природы.

На сей раз бабка, уперев кулаки в крутые бедра, крикнула нараспев, как это делают только на Украине:

— Иванэ, а Иванэ, иды борщ йисты!

Негритенок даже не повел ни черным ухом, ни отдающей синевой, будто железо, познавшее огонь, покрытой короткими курчавыми волосами губастой головой.

— От же ш зараза, — деланно, но так, чтобы обязательно было слышно и соседям, рассердилась бабка, с нежностью и тихой завистью вспомнив о своей дочке Нинке. — Подкинула мэни цего паразита, дикаря проклятого, а сама ушилась со своим черномазым.

Ее дочка Нинка, даром, что выпорхнула из-под соломенной крыши, в той неведомой городской жизни проявила завидную находчивость и целеустремленность в осуществлении своей мечты — выгодно выйти замуж.

Давно известно: самый прямой путь к счастью — выскочить замуж за кого-нибудь заморского, Все учреждения страны в этих случаях становятся бессильными, особенно перед лицом такой знойной африканской любви.

И когда Нинка впервые появилась на автостанции в Кобеляках со своим негром, все бабки враз перестали лузгать семечки и лишились дара речи. Это если б Василя засекли выходящим от соседки, пересудам конца бы не было. А тут с негром!

— Девочки, я молчу! — сказала одна из них, обращаясь к своим беззубым подружкам и глубоко сожалея о своей пропавшей в Кобеляках молодости. — Это неординарно! — начитанно продолжала она, — Нинка — синепупиха з нэгрою!

— Та нэ синепупиха, а Синепуп — Мбамбо! — гордо поправила ее Нинка.

После чего из толпы больше не донеслось и звука — что ни говори, а дворянские фамилии редкость у нас на Руси, а также на Украине. Последние на памяти — Михалков-Кончаловский да Николаева-Терешкова.

Что до мужиков, увидевших в негре конкурента, так те вначале тоже притихли. Но стоило негру стукнуть об стол фигуристой бутылкой с ядовито-желтоватой жидкостью, они, сглотнув слюну в предвкушении незнакомого угощения, враз почувствовали себя с ним родичами, а самый смышленый, еще в школе заметно выделявшийся склонностью к иностранным языкам, прочел этикетку, радостно узнавая давно не виденные буквы:

— «Скот виски». Го, дывысь, скот виски! И коняка била намалювана! — перевел он окружающим.

Но когда махнули по первой, разочарованию не было предела. Для желудков, закаленных систематическим употреблением самогона из сахарной свеклы — по-здешнему «буряка», виски были все равно, что святая водица. Хотя, следует отдать должное, запахи у них очень похожи.

— Що то за напий? Одна ласкотка. От у мого дида Гаврилы горилка, так горилка! — глядя на негра сказал один из парней и вынул из пакета веский аргумент в защиту местных производителей.

Веский, так как на столе появилась четверть — внушительная бутыль емкостью в одну четвертую часть ведра, щедро, под пробку, наполненная голубоватой жидкостью, чем-то похожей на молоко из магазина.

— Я не есть горилла, — обиделся на парня негр, за годы пребывания в этой стране так и не освоивший всех тонкостей здешнего языка.

Откуда ему было знать, что на Украине имена людей могут быть созвучны названиям представителей африканской фауны.

— Я не есть горилка, — продолжал он, дико вращая коричневыми белками глаз, протягивая руку, чтоб ухватить обидчика за воротник, решив, что его, на худой конец, приняли за детеныша той самой фауны.

Но парень вместо ответа решительно вставил в пространство между красными с внутренней стороны растопыренными пальцами негра граненый стакан, наполненный до краев содержимым из той жутковатой бутыли, какой негр ни разу не видел у себя на родине.

У негра от недостатка дыхания вывернулись наизнанку красные изнутри губы, из глаз брызнули слезы, он на мгновение подумал, что именно так и выглядит смерть; у Нинки же появился вполне реальный шанс остаться вдовой, так и не вкусив сполна прелестей супружеской африканской жизни.

— Слабак, — прокомментировала местная знать, распираемая патриотическими чувствами. — А ще кажуть, шо воны мужики ого-го!

— Та вин же прынц! Збалованный, нэ сие, нэ пашэ! У них там лег навзничь пид пальму и жды, пока хрукт рядом нэ впадэ, — кинулась в защиту зятя бабка Ганна, чьи представления об Африке сформировались еще в детстве при чтении книжки про доктора Айболита, да так и остались с тех пор неизменными.

В это время принц, встряхнувшись и выворачивая наизнанку губы, на жутком украинском языке, неожиданно смело обнародовал причины своей женитьбы на Нинке:

— Люблю украинську природу за полну миску галушок, люблю украинську породу за полну пазуху цицок!

Чем и привел в состояние экстаза местных парубков.

На следующий день Нинка, гордо неся грудь именно таких размеров, о которых с таким восторгом заявил заморский муж и под напором которой вот-вот должна была лопнуть кофточка, а заодно с ней и легенда о том, будто бы Сталин и водка подкосили генетический код нации, двигалась в сторону автостанции. За ней с чемоданами, словно набитыми камнями, семенил негр, несмываемую черноту которого подчеркивала белая влажная повязка от головной боли.

— И как она там, на чужбине, кровиночка моя? — чуть было не пустила слезу бабка Ганна.

Говорят, что и вправду тот негр сын какого-то то ли вождя, то ли короля, а раз так, то значит принц. А кто ж из девок не мечтает выйти замуж за принца?

Тут бабка вспомнила о внуке.

— Иванэ, а, Иванэ! Кому кажу, сатана така, иды зараз же борщ йисты!

— Та нэ хочу! — ответил на чистейшей украинской мове черномазый наследник африканского престола, поднимая босыми пятками пыль вслед за сверстниками пролетарского происхождения и удиравшей от них свиньей.

И тут бабка, смутно чувствуя наличие генных связей, перед которыми бессильны расстояния между внучком и обитателями африканских джунглей, крикнула ему вдогонку, змеем изгибаясь в том месте, где когда-то была талия:

— Ну звыняйтэ, бананив у нас нэмае!

Да, действительно, бананы на Украине не растут.