Пеле.

Бразилия против Чехословакии

Июнь 1970-го

До 1970 года мои ровесники и даже люди значительно старше меня больше знали о Яне Уре, чем о самом великом футболисте планеты. Мы понимали, что он, должно быть, очень эффективен, но мало имели тому подтверждений. В 1966 году его команду буквально вышибли из чемпионата португальцы, да и сам он не очень-то вписывался в игру. В 1962 году никто из моих знакомых понятия не имел о Чили. Через шесть лет после публикации Маршала Маклахана «Как понимать средства массовой информации» две трети населения Англии имели о Пеле такое же представление, как полтора века назад о Наполеоне.

Мехико 1970-го стало совершенно новой ступенью восприятия футбола. Футбол всегда был всемирной игрой – в том смысле, что весь мир его смотрел и весь мир в него играл. Но в 1962 году, когда Бразилия сохранила за собой Кубок мира, телевидение оставалось скорее роскошью, а не предметом первой необходимости (во всяком случае, еще не существовало технологий, которые позволяли бы вести прямую трансляцию игр из Чили), а в 1966 году латиноамериканцы были представлены слабо. Бразилия вылетела во время группового турнира, Аргентину никто не замечал до четвертьфинала, когда ее выбила Англия – капитан Раттин был изгнан с поля, но отказался уйти, и сэр Альф отозвался о команде как о сборище животных. Последняя латиноамериканская команда в большой восьмерке – Уругвай – проиграла Германии 0:4. Таким образом, 1970 год стал первым настоящим столкновением Европы и Южной Америки, которое лицезрел мир. Когда Чехословакия повела 1:0 в первой игре с Бразилией, Дэвид Коулман заметил: «Подтверждается все, что мы о них когда-то знали». Он говорил о небрежной защите, но показался всем человеком, в чью миссию входило представление одной культуры людям другой.

А в следующие восемьдесят минут сбылось и остальное, что мы о них знали. Бразильцы сравняли счет со свободного удара: Ривелино разбежался, ударил со срезкой и закрутил мяч в разреженном мексиканском воздухе (пожалуй, я больше никогда не видел, чтобы гол забивали прямо со свободного удара). Затем Бразилия вышла вперед – 2:1. Второй гол забил Пеле: он принял длинный пас на грудь и переправил мяч в угол ворот. В итоге бразильцы выиграли 4:1, и мы в нашем крошечном, но значимом центре всемирной деревни прониклись к ним уважением.

Но дело было даже не в качестве самого футбола, а в искусном и страстном его приукрашивании, словно этот элемент стал таким же обязательным, как угловой или вбрасывание. У меня напрашивается только одно сравнение – с машинами: хотя меня нисколько не интересуют «динки», «корги» и «матчбоксы», я люблю розовый «роллс-ройс» леди Пенелопы и «астон-мартин» Джеймса Бонда. Обе снабжены хитрыми приспособлениями – катапультирующимися сиденьями, тайным оружием, – которые возносят их над скучной действительностью. Попытка Пеле забить гол со своей половины поля ударом свечой или его же финт при обводке перуанского вратаря, когда сам он побежал в одну сторону, а мяч покатился в другую, – те же футбольные эквиваленты катапультирующихся сидений, так что все остальное по сравнению с этим кажется заурядными малолитражками «воксхолл». Даже бразильская манера радоваться забитому голу – пробежка в четыре шага, прыжок, удар кулаком в воздух – отличается от нашей и вызывает одновременно и смех, и зависть.

Самое странное, что все это не имело особого смысла – Англия смогла приспособиться. Во втором матче с Бразилией мы, к несчастью, проиграли 0:1; но на подобных турнирах всегда определяют лучших по самым различным показателям: лучшую команду, лучшего игрока, даже два самых красивых промаха (оба остались за Пеле). Мы тоже внесли свою лепту: лучшее предотвращение прорыва (конечно, Бэнкс – Пеле) и лучшая нейтрализация противника (Мур – Жаирзиньо). Примечательно, что наш вклад в этот праздник определялся хорошей организацией защиты, и все девяносто минут Англия демонстрировала себя лучшей командой мира. Я все-таки расплакался после окончания игры (но главным образом потому, что не разбирался в правилах чемпионата и решил, что мы окончательно вылетели, так что матери пришлось объяснять мне хитрости группового турнира).

В каком-то смысле бразильцы все нам испортили. Они приоткрыли платонический идеал, которого сами так и не смогли достигнуть. Пеле ушел, и в пяти последующих чемпионатах команда демонстрировала лишь слабые отблески его футбола катапультирующихся сидений, словно 1970 год был их полузабытым сном о них же самих. А мы в своей школе остались с выпущенной к чемпионату коллекцией монет и парой замысловатых финтов, которые пытались повторить, но у нас ничего не получилось, и в итоге это занятие пришлось бросить.