Эпилог. Истинная Свобода — Духовна

Истинная свобода не имеет ничего общего с внешним миром.

Истинная свобода — не политическая, не экономическая; она — духовна. Политическую свободу можно в любой момент отнять; экономическая свобода может исчезнуть, точно как исчезает роса на утреннем солнце. Она не в ваших руках. А то, что не в ваших руках, не может называться истинной свободой

Истинная свобода — всегда духовна. Она имеет некую связь с вашим глубочайшим внутренним существом, которое нельзя заковать в цепи, на которое нельзя надеть наручники, которое нельзя заключить в тюрьму.

Да, тело может страдать от всех этих вещей, но ваша душа — внутренне и неотъемлемо свободна. Вам не нужно просить этой свободы, не нужно за нее бороться. Она уже есть, есть в это самое мгновение. Когда вы обращаетесь вовнутрь, все цепи, все тюрьмы, рабство во всех формах исчезает — а форм у него много. Свобода только одна; форм рабства много — точно как истина одна, а форм лжи могут быть тысячи.

Что такое в точности эта внутренняя субстанция свободы? Она состоит в том, что вы свободны от прошлого, что вы свободны от будущего. У вас нет воспоминаний, которые приковывают вас к прошлому, тащат вас всегда назад — что противно существованию; ничто не движется вспять. И это свобода также и от воображения, желания, жажды — они тащат вас в будущее.

Ни прошлого, ни будущего не существует. Все, что есть в ваших руках, — это настоящее. И тот, кто живет в настоящем, освобожденный от бремени прошлого и будущего, знает вкус свободы. Нет никаких цепей — цепей воспоминаний, цепей желаний. Это настоящие цепи, сковывающие душу и никогда не позволяющие вам жить в этом мгновении, которое — ваше.

Что касается меня, я не вижу, как без медитативного ума человек когда бы то ни было может быть в свободе.

В Индии то, что на Западе известно как «рай», известно как мокша. Мокша значит «свобода». Рай не подразумевает свободы, слово «рай» происходит от персидского корня фирдаус,[10] что означает «огражденный сад». Но не забывайте, что это сад огражденный: может быть, это сад, но одновременно и тюрьма.

Библейская история говорит, что Бог, раздраженный Адамом и Евой, изгнал их из Эдемского сада. Изгнал во что? Куда? Если вы спросите меня, я скажу, что это проклятие скрывало в себе величайшую свободу, величайшее благословение. Они вышли из тюрьмы, и это было началом человечества. Теперь все небо и вся земля стали принадлежать им, и от них зависело, что из этого сделать. Очень жаль, что они не смогли создать свободного мира. Каждая нация снова стала огражденной тюрьмой — даже не огражденным садом.

В начальной школе преподаватель религии рассказывал детям о библейских началах мира. Маленький мальчик поднял руку, чтобы задать вопрос. Учитель спросил:

— Что ты хочешь спросить?

— Вот что я хочу спросить, — сказал мальчик. — Бог вывез Адама и Еву из рая. Какая у него была модель машины?[11]

Наверное, это был «Форд» — первая модель, так называемый «Форд Т-Модель» — без всякой механики, потому что ни его сын Иисус Христос не был механиком, ни Святой Дух, ни он сам.

Христианство думает, что Бог наказал человека. Мое понимание и прозрение говорит, что Бог, может быть, и думал, что наказывает их, но в действительности сам Бог все еще остается заключенным в своем огражденном саду. И то, что он сделал человека свободным, было скрытым благословением. Его намерение не было добрым, но результатом стала вся эволюция человечества. И если эволюция не развивается так быстро, как должна бы, то опять-таки потому, что священники Бога, священники всех религий ей препятствуют.

Когда Галилей открыл, что Солнце не вращается вокруг Земли, что это только видимость, а не реальность, — когда он открыл, что реальность как раз противоположна; что Земля вращается вокруг Солнца, — он написал трактат, приводя все свои обоснования, доводы, аргументы, доказательства. Он был очень стар — ему было семьдесят или семьдесят пять лет — и болен, прикован к постели, почти на пороге смерти. Но так велика христианская любовь, что люди, представляющие церковь, вытащили его из постели и привели на папский суд. Папа сказал:

— Вы совершили самое серьезное преступление, потому что Библия говорит, и всякий знает, что Солнце вращается вокруг Земли. Вы должны изменить свое утверждение, или наказанием вам будет смерть.

Галилей, даже в старости, больной и умирающий, должно быть, был безмерно красивым человеком, человеком чувства юмора. Он сказал:

— Ваше Святейшество, нет никакой проблемы. Я могу написать все, что вы скажете. Только одно я хотел бы разъяснить вам: то, что я напишу, не станут читать ни Земля, ни Солнце. Они будут продолжать вращаться по-старому, как делали всегда. Вы можете сжечь мою книгу, или я могу изменить этот абзац.

— Измените этот абзац, — сказал Папа.

Он изменил этот абзац и написал: «Согласно Библии, согласно словам Папы и мнению обычного человечества, кажется, что Солнце вращается вокруг Земли». При этом он сделал сноску: «Истина противоположна. Я ничего не могу сделать — не могу убедить Землю и Солнце следовать букве Библии. Они не христиане». Эта сноска была обнаружена после его смерти; иначе он был бы распят христианами, которые продолжают поднимать столько шума вокруг распятия Иисуса.

Я разговаривал с одним из самых влиятельных миссионеров в Индии, Стэнли Джонсом, и я спросил его:

— Что вы об этом думаете? Почему Папа так настаивал? Если наука это открыла, Библия должна была быть исправлена.

Стэнли Джонс мне сказал:

— Это могло повлечь огромные последствия. Если одно утверждение в Библии ошибочно, какая тогда может быть гарантия, что не ошибочны и все остальные утверждения?

Библия — это святая книга, пришедшая непосредственно от Бога. Ничего нельзя в ней изменить, ничего нельзя в ней исправить, ничего нельзя в нее добавить. А между тем за последние триста лет человек открыл столько вещей, противоречащих Библии.

Фактически, если вы будете расти в сознании, то неизбежно найдете, что написанное две тысячи лет назад или пять тысяч лет назад нуждается в постоянном исправлении. Но чего недостает религиям, так это храбрости — храбрости стать на сторону истины. И это касается не только христиан, то же самое верно в отношении индуистов, мусульман, евреев, буддистов, джайнов. Между их ментальностями нет никакой разницы.

Человек свободы свободен от прошлого. И человек свободы также свободен и от будущего, потому что вы не знаете, что случится в следующее мгновение. Как вы можете продолжать желать?..

Один старик умирал. Его четыре сына, каждый из которых жил отдельно, были очень богатыми людьми. Услышав, что отец умирает, они поспешили к нему

Отец умирал, испускал последний вздох в постели, и, сидя у самой его постели, сыновья стали обсуждать, как перевезти его тело на кладбище. Их заботил не отец — через несколько минут его не станет, не станет навсегда; нет никакой возможности, что они еще раз встретятся снова или узнают друг друга… но это их не заботило. Вот что их заботило: «Когда он умрет, как мы перевезем его тело?»

Младший из сыновей предложил:

— Он всегда хотел иметь «Роллс-Ройс». И у него достаточно денег, у нас достаточно денег, нет надобности в том, чтобы он страдал и подавлял это невинное желание. Самое меньшее, что мы можем для него сделать, это обеспечить «Роллс-Ройс, чтобы перевезти его тело на кладбище В жизни он был этого лишен, но, по крайней мере, в смерти пусть у него будет «Роллс-Ройс».

Второй сын сказал:

— Ты слишком молод и не понимаешь вещей, связанных с деньгами. Это сущее мотовство. Он мертв — повезешь ты его на «Роллс-Ройсе», или на грузовике, это для него не будет иметь никакого значения. Он никак не сможет об этом узнать: зачем напрасно тратить деньги?

А денег нужно было не так много — просто чтобы нанять «Роллс-Ройс»; речь не шла о том, чтобы его купить. Он сказал:

— Я считаю, что дешевый грузовик сгодится не хуже любого «Роллс-Ройса» — для мертвых это не имеет значения.

Третий сын сказал:

— Ты тоже еще не достиг зрелости. Зачем заботиться о грузовике, когда муниципальная санитарная служба принимает — бесплатно — любого нищего, который умирает? Просто положите его на дорогу! Утром муниципальный грузовик, со всем остальным мусором, возьмет его бесплатно. Дадим ему бесплатно покататься! Какое имеет значенне для мертвого человека, муниципальный это грузовик, нанятый грузовик или «Роллс-Ройс»?

В это самое мгновение старик открыл глаза и спросил:

— Где мои туфли?

Они были озадачены:

— Что ты собираешься делать с туфлями? Ты же умираешь.

Он сказал:

— Я все еще жив и, может быть, могу дышать еще некоторое время. Просто принесите мне туфли; я пойду на кладбище пешком. Это самый дешевый и самый здравый способ. Все, что вы предлагаете, — экстравагантное мотовство.

Люди могут иметь деньги, и деньги становятся их оковами. Люди могут иметь престиж, и престиж становится их оковами. Кажется, в продолжение всего прошлого человечество разрабатывало способы улучшения собственных цепей, но даже если цепь золотая, она все же остается цепью. Внешняя свобода — это лишь непрерывный обман всего человечества политиками.

Свобода — это ваше индивидуальное дело. Она абсолютно субъективна. Если вы выбрасываете весь мусор прошлого, все желания и амбиции, относящиеся к будущему, в это самое мгновение вы свободны — свободны, как птица на крыле, и все небо — ваше. Может быть, даже небо — не предел.

Но человек так влюблен в собственное несчастье, что не может понять идею свободы, потому что быть свободным — значит быть свободным от несчастья. И кажется, человек боится быть свободным. Он хочет, чтобы на небе был некий отец, хотя бы для жалоб и молитв. Он нуждается в отце на небе, в Боге, который позаботился бы о нем. Без Бога в небе он чувствует себя заблудившимся ребенком. Это психологическая фиксация на отце. Поскольку вам нужна фигура отца, вы изобретаете Бога, который о вас заботится. Это ваше изобретение — определенный способ, которым вы поклоняетесь самим себе, окольным путем. Проще было бы просто поставить зеркало, стать перед ним, сложить руки и повторять любую молитву — на иврите, санскрите, арабском языке, греческом языке, латинском языке. Не говорите на языке, который вы знаете, потому что, если вы знаете язык, молитва покажется очень обычной. Если вы не знаете языка, это сообщает молитве элемент таинственности.

Ваше поклонение подобно тому, как если бы рабы славили тирана, который низвел их из человеческого существования в рабство, который может в любой момент их убить, потому что раб — это собственность, не человек. Тысячи лет многих форм рабства приучили вас так бояться быть свободными — тогда как это ваше право от рождения, ваше высочайшее блаженство Ваши так называемые храмы и синагоги, мечети и церкви — не символы свободы, это символы вашего рабства, ваших мертвых тиранов. Но даже разумные люди продолжают делать то же самое. Человеческая слепота, кажется, беспредельна.

И оставаясь многие тысячи лет в цепях, в наручниках, наверное, вы начали верить, что это украшения, что это воля божья. Ваши родители не могут быть вам врагами. Если они привели вас в церковь или в храм, то привели потому, что любят вас. Но реальность в том, что они вас туда привели, потому что их привели их собственные родители. Это роботообразный процесс, механический. И мало-помалу рабство проникло в саму вашу кровь, вошло в вас до мозга костей.

И если кто-то выступает, например, против Кришны, тут же вы готовы с ним сражаться: он выступил против вашего Бога — который представляет собой не что иное, как рабство. Если кто-то выступает против Иисуса, тотчас же вы приходите в ярость, он выступил против вашего Бога — но он выступил только против ваших цепей.

Именно по этой причине меня осуждали и осуждают все страны мира, все религии мира — потому что я выступаю против их рабства. Оно отполировано, украшено, и они жили в нем всегда. Их родители и родители их родителей… долгая генеалогия рабства. Как они могут отбросить свое наследие? Вы не получаете в наследство ничего, кроме рабства. И даже если вы не принимаете этого всерьез, все же это серьезно.

Я слышал… три раввина разговаривали о своих синагогах. Первый раввин сказал:

— Моя синагога — самая прогрессивная, потому что в моей синагоге, когда я произношу проповедь, людям разрешается курить, болтать, разговаривать. Я предоставил им полную свободу.

Двое других рассмеялись. Второй сказал:

— Ты называешь это прогрессивностью? Приходи в мою синагогу. Я предоставил своим прихожанам свободу пить алкоголь, и когда они напиваются, то начинают кричать, вопить, драться, а я продолжаю лекцию. Вот это — свобода.

В синагоге женщины и мужчины не могут даже сидеть вместе; между ними есть определенная перегородка. И второй раввин сказал:

— Эта перегородка тоже удалена. Теперь женщины и мужчины сидят вместе. Я даже не вмешиваюсь… сидишь ли ты со своей женой или нет. Даже молодым людям и девушкам разрешается делать все возможные любовные игры — они целуются, обнимаются — и моя лекция продолжается. Мы пришли к эпохе свободы.

Третий раввин сказал:

— Вы оба идиоты. Вы должны когда-нибудь прийти в мою синагогу. Я поместил напротив синагоги табличку, в которой сообщается, что синагога закрывается на все еврейские праздники. Вот что такое свобода. Зачем людям впустую тратить время? Пусть хотя бы на праздники они получат возможность развлечься.

Но все это — не свобода. Они по-прежнему принадлежат иудаизму. Пока вы не отбросите свой иудаизм, свой индуизм, свой джайнизм, свой ислам, пока вы полностью не очиститесь от прошлого, пока вы не прекратите подчинять свое существование мертвому и не перестанете очаровываться непредсказуемым будущим, вы не свободны. Свобода здесь и сейчас — не вчера, не завтра, но в это самое мгновение.

Человек понимания освобождает себя от бремени. И все цепи, тяжелым грузом обременявшие его сердце, — хотя он и привык к этой тяжести, — исчезают.

Я говорю это вам с абсолютным авторитетом, потому что это мой опыт. В то мгновение, как цепи исчезают, у вас начинают расти крылья, чтобы лететь в небо. Тогда все небо, полное звезд, — ваше.

Но помните: само желание свободы может стать очередными оковами. Все желания вас порабощают; желание свободы — не исключение… по той простой причине, что все желания обитают в будущем Тот, кто действительно свободен, даже не знает о рабстве или свободе, но просто наслаждается свободой. Это само качество его существа.

Все цели неизбежно оказываются в будущем, а всякое желание будущего осуществления — не что иное, как попытка скрыть несчастье в настоящем Ваши «завтра» продолжают давать вам обещания: «Это только один день, и он пройдет; завтра я буду свободным». Но завтра никогда не приходит, никогда не приходило. Вы никогда не будете свободны. Завтра — это лишь утешение. Вместо того, чтобы принести вам свободу, оно принесет вам смерть. И все те дни, что вы прожили, вы прожили рабом, потому что никогда не заботились о настоящем.

Я говорю вам, что настоящее — единственная существующая реальность Будущее есть лишь в вашем воображении, прошлое есть лишь в вашей памяти. Их не существует. Все, что существует. — это настоящее мгновение. Быть полностью бдительным в настоящем, собрать все сознание из прошлого и будущего и сосредоточить в настоящем — значит узнать вкус свободы.

Но кажется, человек попал в такую ловушку! Он даже не свободен так, как птицы в небе или как дикие звери в лесу. Его сковывает столько цепей, и он принимает эти цепи.

Фактически, в чем прямо сейчас ваша забота? В чем прямо сейчас ваша тревога? В чем прямо сейчас ваша душевная боль? В этом молчании вы абсолютно свободны

Если целый день вы проводите в беспокойстве и озабоченности, стремитесь и желаете, — и разочаровываетесь, то ваши ночи будут кошмарами Но если вы проживаете каждое мгновение во всей его тотальности, интенсивно, во всей полноте, ваши ночи будут спокойными и тихими, полными расслабления и мира. Вас не потревожат даже сновидения, потому что сновидения приходят из неосуществленной жизни, из подавленной жизни

Западные психологи совершенно просмотрели суть — в особенности психоаналитики; они продолжают анализировать сны, не беспокоясь об их источнике. Источник находится в часах бодрствования — но вы так скованы, гак порабощены своей религией, своей моралью, своим этикетом, своими манерами, что не можете жить. Все эти непрожитые мгновения возвращаются к вам во сне, потому что все, что осталось непрожитым, соскальзывает в бессознательное. Если вы живете полно…

Фрейд очень удивился бы, если бы попал на Восток, пришел и посмотрел на аборигенов, которые живут в глубине лесов… Я их посещал, и самым удивительным было то, что они не видят никаких снов. Они знают настоящую глубину расслабления в жизни. Естественно, утром они чувствуют себя более живыми, более молодыми, более свежими, чтобы встретить новый день и снова прожить его тотально. Состояние цивилизованного человека прямо противоположно. Он видит сны не только по ночам. В любое время суток сядьте в кресло, расслабьтесь, закройте глаза, и начнут всплывать какие-то сновидения.

Вы не живете. Вы только желаете жить. Вы надеетесь жить однажды, надеетесь, что эта ночь не будет длиться вечно, что когда-нибудь, наверное, настанет рассвет. Но для раба нет рассвета. Он обречен жить в темноте, даже не осознавая, что есть такая вещь, как свет.

Не принимайте свою так называемую жизнь как данность. Эта жизнь — еще не все. Вы должны претерпеть революцию; и эта революция не имеет ничего общего ни с какой политикой, ни с какой экономикой. Она связана с вашей духовностью, с осознанностью — когда ваше глубочайшее внутреннее ядро наполнено светом, внешний свет тоже начинает его отражать.

Поскольку ваши привычки так стары, — ваши старые спутники, — они вновь и вновь попытаются сделать вас несвободными. Чтобы выйти за их пределы, нужна непрерывная осознанность. Вы должны наблюдать, когда они приходят, и распрощаться с ними навсегда. В этом, для меня, состоит основная суть саньясы. Тогда внезапно вы начинаете соучаствовать с этими прекрасными деревьями… с этими прекрасными розами, с прекрасными звездами — все они свободны.

Кроме как в человеке, нигде в мире рабства не существует. И освободиться из него нетрудно. Не рабство цепляется за вас. Вот реальность: вы цепляетесь за рабство. Ваши цепи — это ваша собственная ответственность. Вы их приняли; поэтому они есть.

В полной осознанности скажите им: «До свиданья, вы были с нами долго. Довольно, мы уходим». Чтобы принести вам свободу, нужна просто осознанность, но в том, чтобы цепляться за рабство, есть определенный интерес.

Я был преподавателем в университете, и почти двадцать дней в течение каждого месяца меня не было в городе, я ездил по стране. Такое количество отгулов невозможно; несмотря на то даже, что за оставшиеся десять дней каждого месяца я успевал прочитать студентам установленную программу. Я их спрашивал:

— У вас есть жалобы?

Они говорили:

— Мы благодарны, потому что увидели тот факт, что на такой маленький курс тратится впустую два года… нужно не больше шести месяцев.

Но ректор встревожился, потому что он раз за разом находил, что меня нет в университете.

У меня был определенный метод. Университетский кампус окружали красивые деревья, — но, по какой-то странной причине, все они умерли. Только одно дерево все еще оставалось зеленым и давало тень, и я парковал машину под этим деревом. Все знали, что никто другой не должен там парковать машину. Один или два раза кто-то пытался это делать, но я звал моих студентов, чтобы они удалили эту машину… «Ставьте ее куда хотите, но это место занято». И каждый раз, уезжая из города, я посылал машину с шофером, и ректор, видя мою машину под деревом, был удовлетворен и знал, что я в университете.

Однажды он делал обход всего университета и обнаружил, что мой класс пуст. Он спросил студентов:

— Он должен быть здесь, и его машина запаркована, как всегда, под деревом. Фактически, мне это всегда было подозрительно: я читал расписание его лекций — иногда они проводятся в Калькутте, иногда в Амритсаре, иногда в Мадрасе — и всегда был озадачен: его машина остается здесь.

Обычно я водил машину сам, но у меня был шофер, и, уезжая, я ему говорил:

— Заприте машину и погуляйте час или два в саду, потом приведите машину обратно домой.

— Какой смысл? — говорил он.

— Не волнуйтесь об этом, — говорил я, — это не ваша забота.

И однажды, когда я вернулся из Мадраса, ректор вызвал меня и сказал:

— Кажется, вы сами себе хозяин. Вы никогда не отпрашиваетесь, никогда не ставите меня в известность.

Я попросил:

— Дайте мне лист бумаги, — и подал в отставку.

Что вы делаете? — спросил он.

— Это мой ответ, — сказал я. — Страдают ли мои студенты, так или иначе, от моего отсутствия? Говорят ли они, что их курсы не окончены? Для них сущая бессмыслица тратить впустую два года. Моя работа состоит в том, чтобы преподать им полный курс. Неважно, за сколько дней я это делаю.

Вечером он пришел ко мне домой и сказал:

— Не уходите от нас.

Я сказал:

— Что случилось, то случилось, я не могу вернуться в ваш университет по той простой причине, что сжег все свои сертификаты. Я не хочу иметь никаких мостов, связывающих меня с прошлым. Эти сертификаты мне никогда не понадобятся. Теперь я необразованный человек.

— Я никому ничего не скажу об этих сертификатах, — сказал он.

— Дело не в этом, — сказал я. — Я давно хотел подать в отставку, но просто ждал — это должно было исходить от вас, а не от меня.

Мой отец встревожился, мои друзья встревожились. Пришли мои студенты, и они сказали:

— Пожалуйста, возьмите назад свою отставку.

— Это невозможно, — сказал я. — У меня больше нет никаких удостоверений, чтобы быть вашим преподавателем.

Мой отец мне сказал:

— Даже если ты подал в отставку, какой был смысл сжигать все свои сертификаты и удостоверения?

Я сказал:

— А какой смысл их хранить? Если ты их хранишь, значит, где-то глубоко внутри все еще есть желание… может быть, они понадобятся, и ты цепляешься за них. Я теперь совершенно свободен от всего этого образования, которое мне ничего не дало. Это не сертификаты, это раны — и я не хочу всегда носить с собой эти раны.

Через два года ректор попросил меня:

— Хотя бы раз вы можете прийти, выступить перед всем университетом.

И я пришел. Он привел меня в свой кабинет, к окну, из которого раньше была видна моя машина. Он сказал:

— Странное явление — только это дерево было зеленым. Теперь и оно умерло.

— Жизнь таинственна, — сказал я. — Может быть, это дерево влюбилось в меня, потому что девять лет моя машина ждала под ним, и я очень подружился с этим деревом.

Дело было не только в парковке машины; я всегда благодарил это дерево. Изредка, когда шофер был со мной, сидя на заднем сиденье, он говорил:

— Вы что, с ума сошли — благодарить дерево?

Я говорил:

— Это дерево — такое любящее. Из всех деревьев в этом ряду оно самое красивое, — гулмарг, с красными цветами. Когда приходит весна, листья едва видны; цветов так много, что все дерево становится красным. Все деревья того же вида умерли, но оно оставалось в живых девять лет. Теперь кто-то другой паркует там машину, но, может быть, он никогда не сделал себе труда поблагодарить это дерево, никогда не проявил благодарности к этому дереву.

В то мгновение, когда вы свободны от прошлого и будущего, просто сядьте рядом с деревом, шепните что-то дереву, и вскоре вы узнаете, что оно отзывается. Конечно, его отклик не будет облечен в слова; может быть, оно осыпает вас цветами; может быть, оно танцует на ветру. И если вы сядете очень близко, так, чтобы спина касалась дерева, то начнете испытывать новое ощущение, которого никогда раньше не испытывали. Дерево вибрирует любовью к вам.

Все существование наполнено любовью, наполнено свободой — кроме несчастного человеческого существа.

И никто за это не ответствен, кроме вас. И вопрос не в том, чтобы постепенно отбросить все те вещи, которые делают вас несчастными. Многие люди приходят ко мне и говорят: «Мы тебя поняли; постепенно мы отбросим свои несчастья». Но рабство никогда не отбрасывается постепенно: либо вы поняли и свободны, либо не поняли, или, может быть, только притворяетесь, что поняли.

Свобода не приходит частями, как не приходит частями и рабство. Когда вы вносите в комнату свет, вы когда-нибудь видели?., уходит ли темнота частями, — одна небольшая часть, за ней другая, становясь в очередь, чтобы покинуть комнату?.. Входит ли частями свет — немного света здесь, немного там, а тут еще немного? Нет, как только вы вносите свет, тотчас же — темноты нет.

В самом понимании того, что такое свобода… вы свободны. Это не дело времени, постепенности.

Нет другого пути, кроме как отбросить все цепи вместе — все те цепи, которые вы начали создавать вокруг себя с самого детства. Может быть, во имя послушания, во имя любви к родителям; во имя доверия к священникам, во имя уважения к учителям — во имя хорошего… Никогда не пренебрегайте тем, чтобы удалить этикетку и посмотреть, что содержится внутри, и вы будете удивлены: рабство продается каждому ребенку под прекрасными названиями. Вам будет трудно его отбросить, пока вы не увидите, что были привязаны не к самому рабству, но к этикетке, которая была на него наклеена.

Я находился в постоянной борьбе со своим отцом. Он был любящим человеком, очень понимающим, но все же говорил: «Ты должен это делать». И моим ответом было: «Ты не можешь мне говорить "ты должен", ты можешь только предложить: "Если хочешь, можешь это сделать; если тебе это не нравится, ты свободен". Это должно быть в своей основе мое решение, не твое. Я послушен истине, послушен свободе. Я могу пожертвовать всем ради истины, ради свободы, ради любви, но не ради любого рода рабства. Твое «должен» пахнет рабством».

Вскоре он понял, что я не принадлежу ни к послушным, ни к непослушным. Я не говорю: «Я этого не буду делать», я просто говорю: «Возьми назад свое «должен». Дай мне пространство решить, хочу я сказать «да» или «нет», и не чувствуй себя оскорбленным, если я говорю "нет".

Это моя жизнь, жить ее должен я, и у меня есть все права жить ее по-своему. У тебя гораздо больше опыта; ты можешь предлагать, можешь советовать, но приказов я не собираюсь принимать ни от кого. Чего бы это ни стоило, каковы бы ни были последствия, приказов я не буду принимать ни от кого».

Мало-помалу он отбросил свое «должен». Он начал говорить: «Есть такая-то проблема. Если ты чувствуешь, что это правильно, то можешь мне помочь; если тебе не хочется помогать, это твое решение».

Я говорил: «Именно такой должна быть настоящая любовь».

Что вы называете свободой? — главным образом, политическую, экономическую, внешнюю свободу, которая не в ваших руках, которая была вам дана. Она может быть отнята. Только то, что выросло внутри, у вас нельзя отнять.

Жизнь человеческого существа мала. Будьте в ней решительны: вы должны быть свободны в душе, потому что это единственная свобода, которая возможна.

Человек рождается с душой, но не с личностью.

Хотя все словари и скажут, что эти два слова, «душа» и «личность», синонимичны, это неправда. Душу вы приносите с собой. Личность создается обществом в качестве заменителя, чтобы вы не чувствовали себя полностью лишенными тождественности., потому что поиск души может потребовать многих лет паломничества, поисков и исследований, и невозможно будет выносить безымянность, пустоту, оставаться никем.

Намерение создать личность было продиктовано любовью, чтобы с самого начала вы начали чувствовать, кто вы такие; как иначе вы будете жить? Как вас называть? Люди, создавшие идею личности, были полны добрых намерений, но поскольку они сами не имели ни малейшего представления о собственных душах, то создали ложную личность и умерли для своей первозданной сущности. Они никогда и не узнали, что их создало существование, и кем оно их создало.

Ваша душа — часть существования. Ваша личность — социальное изобретение. Таким образом, вот первое, что нужно помнить: различие между ними неизмеримо. Если вы хотите исследовать и узнать, кто вы такие на самом деле, вам придется претерпеть радикальную перемену разрушения собственной личности. Если, благодаря какой-то случайности, вы обнаружите душу, не разрушив личности, то не будете единым целым. Именно это психологи называют «шизофренией». Вы будете расщеплены. Иногда вы будете вести себя как личность, иногда — как душа. Вы будете оставаться в постоянном напряжении. Ваша жизнь станет просто глубокой душевной болью и тревогой — и жить такую жизнь невозможно. Поэтому общество, система образования, родители, священник — все окружающие вас пытаются каждым возможным способом создать в вас такую сильную личность, чтобы вы никогда не осознали скрытую душу.

Это путешествие недолго, но, несомненно, очень тяжело. Личность — не простая вещь, она очень сложна. Вы профессор, вы доктор, вы юрист, вы президент; вы красивы, вы образованны, вы богаты, вы амбициозны — все это измерения личности. И эта личность продолжает накапливать больше и больше денег, больше и больше власти, больше и больше престижа, больше и больше респектабельности — ее амбиции неосуществимы. Вы продолжаете наращивать больше и больше слоев личности.

В этом несчастье человека, главное его несчастье. Человек не знает, кто он такой, но все же продолжает считать себя тем или другим. Если вы доктор, это ваша функция, не ваша реальность; если вы президент, это ваша функция, точно как функция кого-то другого — делать башмаки. Ни башмачник не знает своего настоящего «я», ни премьер-министр. Родители начинают с самого начала, с самого первого дня… и это ложное эго, личность — или назовите это как угодно — почти становится вашей реальностью, а сама реальность оказывается забытой.

Английское слово «грех» очень значительно — не в том смысле, в котором его используют христиане, не в том смысле, в котором оно понимается во всем мире, но в самих своих корнях это слово облечено совершенно другим значением. Оно означает «забытье». Оно не имеет ничего общего с вашими действиями, оно связано с вашей реальностью, которую вы забыли.

Поскольку вы забыли свою реальность и живете в ложном ее заменителе, все ваши действия становятся лицемерными. Вы улыбаетесь, но эта улыбка не идет из сердца. Вы плачете, рыдаете, но эти слезы очень поверхностны. Вы любите, но ваша любовь не имеет корней в вашем существе. Все ваши действия таковы, словно вы сомнамбула — человек, который ходит во сне.

В Нью-Йорке случилось так, что один сомнамбула. Людей, страдающих сомнамбулизмом, так много, что вы не поверите — десять процентов всего человечества. Они по ночам встают, подходят к холодильнику; они едят что-то, что доктор запретил им есть, потому что они становятся толще и толще и создают собственную смерть, совершают медленное самоубийство. Днем им удается кое-как это подавить, но ночью сознательный ум крепко спит, и бессознательный ум пользуется возможностью. Он знает дорогу — они ходят с открытыми глазами, даже в темноте они не спотыкаются.

Они беспокоятся, их доктор беспокоится, семья беспокоится: «Мы уменьшили количество еды, мы не даем тебе сахара, а ты все равно становишься толще и толще!» И они также беспокоятся потому, что продукты исчезают из холодильника. И нельзя возложить ответственность за это на человека, потому что утром он ничего не помнит.

Но этот нью-йоркский случай прославился на весь мир. Этот человек жил в пятидесятиэтажном доме, на последнем этаже. Ночью он вставал, выходил на террасу и перепрыгивал на террасу другого дома, стоящего рядом. Расстояние было таким, что никто бы не осмелился, будучи в сознании, совершить такой прыжок — а для него это было ежедневным и обыденным делом!

Вскоре люди узнали об этом и стали собираться внизу, чтобы это увидеть, потому что это было почти чудо. Толпа стала становиться больше и больше, и однажды, когда этот человек уже собрался прыгнуть, толпа громко закричала, приветствуя этого человека. Это заставило его проснуться. Но было слишком поздно — он уже прыгнул. Он не смог достичь другого дома — хотя каждый день он перебирался на другую террасу, возвращался обратно, входил в свою комнату и засыпал. Но поскольку он пришел в сознание и увидел, что он делает… Но он уже прыгнул. Он упал с высоты пятидесяти этажей, и его тело разбилось вдребезги на дороге.

Ложная личность — это ваш сон. Душа — ваше пробуждение.

Чтобы поддержать личность, общество дало вам определенные правила и дисциплину. Например, каждому маленькому ребенку насаждают амбиции. Никто никому не говорит: «Просто будь собой». Каждому даются великие идеалы: «Будь Гаутамой Буддой, или Иисусом Христом, или Альбертом Эйнштейном… но будь кем-то! Не продолжай просто оставаться собой — ты ничтожество». Вашей личности нужно множество ученых степеней, вашей личности нужно признание, почести. Это ее питание, она ими кормится. И даже те люди, которые отреклись от мира — стали саньясинами, монахами, — не отрекаются от своих личностей. Отречься от мира легко; очень трудно отречься от личности, потому что вы не знаете о себе ничего другого. Вы знаете свое занятие, вы знаете свое образование, вы знаете свое имя — тогда как прекрасно знаете также, что пришли [в мир] без имени. Вы пришли как tabula rasa;[12] ничто не было написано на вас, и ваши родители, учителя, священники начали исписывать вас сплошь.

Вы продолжаете верить в личность всю свою жизнь. И она болезненно самолюбива, потому что очень тонка — тонка в том смысле, что она ложна. Именно поэтому; эгоист — такой болезненно самолюбивый человек.

Когда я был преподавателем в университете, я обычно гулял по утрам. Мне встречался один старик, я не имел понятия, кто он такой, но просто из-за его возраста я обычно говорил ему: «Доброе утро» — мы всегда были единственными на улице в этот ранний час, в три часа утра Однажды я забыл сказать ему «Доброе утро», и он сам окликнул меня:

— Эй, вы что, забыли?

Я сказал:

— Как странно! Я вас совсем не знаю; просто из сущей учтивости к старшему человеку, который по возрасту мог бы быть моим дедом, я желал вам доброго утра. Но мы не заключали контракта, согласно которому я обязан делать это каждое утро.

Он этого требовал, потому что это стало осуществлением определенной части его личности. Я не имел ни малейшего понятия о том, кто он такой, но он имел обо мне все возможные понятия, и ему было обидно, что я ему не сказал: «Доброе утро, сэр» Я сказал:

— Я никогда больше этого не буду говорить вам — и никакому другому старику — просто ради учтивости, потому что это отравило вам ум.

Вы никогда об этом не думали? Вы вошли в мир без имени, но если кто-то скажет что-то плохое о вашем имени, вы будете готовы начать борьбу — даже не думая, что пришли в этот мир без имени; это имя — ложный ярлык. У вас нет имени — ваша реальность безымянна.

Людям, которые отреклись от мира, поклоняются как святым, но никто не видит, что их эго стало более тонким, более сильным, чем раньше.

Я слышал, что где-то далеко в горах было три христианских монастыря, и однажды три монаха, каждый из которых принадлежал к одному из монастырей, случайно встретились на дороге. Они устали — они возвращались из города — и отдыхали под деревом Первый монах сказал:

— Я горжусь своим монастырем. Может быть, мы не знаем так много, как люди, живущие в ваших монастырях, но вы не можете с нами состязаться в том, что касается аскетической жизни.

Второй монах рассмеялся. Он сказал:

— Забудь об аскетических практиках! — аскетизм есть не что иное, как самоистязание. Вся суть в том, чтобы знать древние писания Никто не может состязаться с нами. Наш монастырь — самый старый, и у нас есть все писания, и наши люди так учены. Что особенного в аскетизме? — что с того, что вы поститесь, не едите ночью, едите только один раз в день? Как ты можешь сравнивать? — все это может любой дурак Но какой мудрости вы достигли?

Третий монах до сих пор сидел молча. Он сказал:

— Может быть, вы оба правы. Один живет очень тяжело и трудно, принося в жертву свое тело; другой тоже, может быть, прав — его собратья очень учены.

Оба они спросили:

— А что ты скажешь о своем монастыре?

— Что сказать о моем монастыре? Мы превосходим всех в скромности.

Превосходить всех в скромности! Это так трудно… Они придали своей личности религиозное облачение. Она стала сильнее. Поэтому я говорю, что даже грешники, может быть, достигают предельных берегов жизни, но не святые… потому что грешник знает, что не живет аскетичной жизнью, не знает много, он не скромен; он — просто обычный человек, который ничего не знает. И, может быть, он — человек более религиозный, потому что в нем меньше личности, тем он ближе к душе.

Настоящая свобода — не политическая, не экономическая, не социальная; настоящая свобода — духовна. Если бы это было не так, тогда Рамакришна не смог бы стать тем, кем стал — светом самому себе — потому что в его время Индия находилась в рабстве у британских правителей. Рамана Махарши не был бы такой славой, таким молчанием и таким благословением, потому что британский империализм все еще держал страну в рабстве. Духовной свободы ничто не может коснуться. Личность можно обратить в рабство, но не душу. Личность можно продать, но не душу. Если вы хотите знать, что такое настоящая свобода, вам придется продолжать отбрасывать фрагменты личности — забывая, что вы брамин или шудра; забывая, что вы христианин, не просто человеческое существо; забывая, как вас зовут — зная, что это только полезное приспособление, но не ваша реальность; забывая все свое знание — зная, что все это заимствованно, это не ваш собственный опыт, не ваше собственное достижение.

Весь мир может быть полон света, но внутри себя вы живете в темноте. Какой смысл в мире, полном света, если внутри вас нет даже небольшого пламени? Мало-помалу попытайтесь понять, что все, что было к вам прибавлено после вашего рождения, — не ваша истинная реальность.

И по мере того как фрагменты личности исчезают, вы начинаете осознавать внутри огромное небо, такое же безграничное, что и небо снаружи… потому что существование всегда остается в равновесии. Внешнее и внутреннее остаются в гармонии и равновесии. Ваша сущность — не то, что ограничено телом; ваша настоящая душа — то, что не сгорит, даже если будет сожжено ваше тело.

Кришна прав, когда говорит: «Никакое оружие не может даже меня коснуться, и никакой огонь не может меня сжечь». Он говорит не о теле, не о мозге, не о личности, — все они будут уничтожены; но внутри вас есть нечто неразрушимое, бессмертное, вечное. Оно было прежде вашего рождения и будет с вами после смерти, потому что это — вы сами, ваше первозданное существо.

Знать его — значит быть свободным, свободным от всех тюрем: от тюрем тела, от тюрем ума, от тюрем, существующих вне вас.

Просто проживите свою жизнь как большую радость и празднование, как дар существования. Танцуйте с деревьями на солнце, под дождем, на ветру. Священных писаний нет ни у деревьев, ни у животных, ни у звезд, как нет у них и никаких святых. Кроме человека, никто не одержим мертвыми. Эту одержимость я называю одной из величайших ошибок, которые совершались тысячи лет. Пришло время положить этому конец.

Для каждого нового поколения пусть остается открытое пространство, чтобы исследовать, чтобы найти истину, потому что нахождение истины менее блаженно, чем ее поиск. Паломничество — вот в чем суть, не достижение храма. Помогите своим детям быть гордыми, — не послушными, не рабами. Помогите им быть свободными. Учите их, что нет ценности выше свободы жизни и свободы выражения. Сделайте их способными… если возникнет необходимость, лучше умереть, чем принять любого рода рабство.

Но этого никто не делает. И пока этого не делается, вы не сможете спасти мир от Адольфов Гитлеров, Иосифов Сталиных, Мао-дзе-Дунов, Рональдов Рэйганов — не сможете спасти человечество от тиранов, диктаторов. Фактически, глубоко внутри вы их хотите. Глубоко внутри вы хотите, чтобы кто-то диктовал вам условия и стиль жизни. Вы так боитесь совершать ошибки… потому что, если вы свободны, естественно вы совершите множество ошибок. Но помните, это — способ жить.

Много раз вы будете падать. Ничего страшного. Поднимитесь снова и научитесь не падать. Будьте бдительнее. Вы будете совершать ошибки, но не совершайте одну и ту же ошибку дважды. Именно так человек становится мудрым. Именно так человек становится индивидуальностью, становится гордым, как кедр, который поднимается высоко и тянется к звездам.

Не оставайтесь карликами. Пытайтесь достичь предельных высот, к которым вы только способны.

И я говорю вам, что в мире не рождается ни одного человека, который не обладал бы определенной способностью, которая может сделать его гордым, который не нес бы в недрах себя некую способность произвести, дать рождение чему-то новому и красивому, сделать существование богаче. Нет ни единого человека, который пришел бы в мир пустым.

Видели ли вы детей, когда они рождаются? Их руки сомкнуты. Сомкнутая рука, кулак — это тайна: никто не знает, что скрыто внутри И видели вы мертвого человека? Когда кто-то умирает… видели ли вы мертвого, у которого рука сжата в кулак? Это невозможно. Мертвый человек умирает с открытой рукой, пустой, истраченный. Это только метафоры. Я хочу сказать, что ребенок рождается полным возможностей — ему нет надобности кому-либо завидовать.

Когда вы выходите за пределы ложной личности, то внезапно открываете небо, у которого нет пределов. Некоторые называли его Богом, некоторые называли его Брахмой, но самое лучшее слово было найдено Махави- рой и Гаутамой Буддой: они назвали его мокшей. Мокша значит «тотальная свобода» — свобода от всего, что вас сковывает, свобода от всего, что ложно, свобода от всего, что обречено умереть. И когда вы становитесь свободны от всего, что ложно и смертно, тотчас же перед вами открываются двери бессмертия.

Я надеюсь, что никто из вас не упустит возможности этого танца, этой песни, этой музыки вечности.

Примечания:

1

англ.: commune — коммуна; communion — здесь: сопричастность. — Прим. перев.

10

Англ. paradise — рай. — Прим. перев.

11

Англ. to drive out — (1) изгнать; (2) выехать или вывезти (на машине). — Прим. перев.

12

Буквально, чистая грифельная доска, идиоматическое латинское выражение, символизирующее что бы то ни было, еще не подвергшееся никаким влияниям, воздействиям, опытам и т д, то есть доска, которой еще не коснулся грифель. — Прим. перев.