КАМЕНИСТОЕ ДНО «НЕТ» И «ДА»

Ошо,

однажды Вы сослались на Сартра, сказав, что когда его спросили во время интервью: «Какая самая важная вещь в вашей жизни?», Сартр ответил: «Все важно: любить, жить, курить». И тогда Вы отметили, что его ответ - в духе дзен. Но разве у Сартра есть сознание дзен?

Вот почему я сказал, что его ответ похож на ответ дзен. Не фактически дзен, но в духе дзен. Экзистенциализм стоит на грани того, чтобы стать дзен. Он может продолжать топтаться на месте, где остается и сейчас, и не будет дзен, но он может осуществить рывок и стать дзен. Сартр стоит там, где стоял Будда, прежде чем он стал просветленным, но Будда был открыт будущему. Он все еще искал; он все еще путешествовал. Сартр же застрял в отрицательности.

Отрицательное необходимо, но недостаточно. Вот почему я все время говорю, что пока вы не сможете сказать Богу «нет», вы никогда не сможете сказать и «да». Но просто сказать «нет» недостаточно. Это необходимо, но человек должен идти дальше — от «нет» к «да», от отрицательного - к положительному.

Сартр до сих пор цепляется за отрицательное, за «нет». Хорошо, что он дошел до этого, но не вполне хорошо. Нужен еще шаг, где отрицательное также исчезает, где отрицательность также отрицается. Отрицание отрицания становится абсолютно положительным. Отрицание отрицания — это полное «да». Позвольте мне объяснить вам это.

Вы грустите. Вы можете поселиться в своей грусти, вы можете принять ее, как если «это конец»: путешествие останавливается, нет поиска, больше нет исследования — вы поселились, вы построили дом в «нет». Теперь вы — не процесс; вы в застое. «Нет» стало стилем вашей жизни. Никогда ничего не делайте стилем своей жизни. Если вы достигли «нет», не останавливайтесь здесь. Поиск бесконечен. Продолжайте, идите дальше... однажды, когда вы уже добрались до самого каменистого дна «нет», вы начинаете двигаться вверх к поверхности. Глубоко ныряйте в «нет». Вы доберетесь до каменистого дна. Там точка поворота: затем вы двигаетесь в противоположном направлении. Тогда приходит мир «да». Из атеиста вы превращаетесь в теиста. В этом случае, вы говорите всему существованию «да». Потом грусть обращается в блаженство, «нет» становится «да». Но и это тоже — не предел. Все время идите дальше. Так как «нет» оставлено, «да» также исчезнет.

Такова суть дзен, где и «да» и «нет» исчезают, и вы остаетесь без всякой позиции. Вы остаетесь без какой-либо идеи, вы нагие, голые, вы остаетесь с одной лишь чистотой, нечем ее удержать, нет даже «да». Нет философии, нет догмы, нет теологии, нет доктрины — нечем вас удержать, нечем вас заштриховать. Это то, что Патанджали называет нирбидж самадхи, бессемянное самадхи, поскольку в «да» семя можно нести неподвижно.

Такова суть трансцендентности. Это точка, в которой вы полностью исчезаете, и в то же время вы становитесь всецелыми. Вот почему Будда не скажет Богу «да», не скажет Богу «нет». Если вы спросите его: «Есть ли Бог?», он в лучшем случае улыбнется. Эта улыбка показывает его трансценденцию. Он не скажет «да», он не скажет «нет», ведь он знает, что и первое и второе — стадии пути, а не цель, и то и другое инфантильно. На самом деле, все становится инфантильным, когда вы за это цепляетесь. Цепляется лишь ребенок. Взрослый человек оставляет всякое цепляние; настоящая зрелость не цепляется, даже за «да».

Будда так богоподобен и так безбожен. Все люди, действительно достигшие чего-то, выходят за пределы «да» и «нет».

Запомните это. Сартр висит где-то на самой границе «нет». Вот почему он все время говорит о печали, депрессии, тревоге, страдании, обо всем негативном. Он написал великую книгу, крупное произведение «Бытие и ничто». В этой книге он пытается доказать, что бытие есть ничто — полное отрицание. Но он цепляется за это.

Но он — подлинный человек. Его «нет» правдиво. Он заслужил его. Это не просто отрицание Бога: Сартр прожил это отрицание. Он выстрадал его; он принес себя в жертву ему. Это подлинное «нет».

Таким образом, существуют два типа атеистов, как всегда есть два направления на одной прямой: подлинный и ложный. Вы можете стать атеистом по ошибочным причинам. Коммунист — атеист, но он не подлинней. Его причины фальшивы; его причины поверхностны. Он не прожил свое «нет».

Прожить свое «нет», значит принести себя в жертву на алтарь отрицательности, глубоко страдать, двигаться в мире отчаяния, двигаться в темноте, двигаться в безнадежном состоянии ума, где тьма полностью преобладает над всем бесконечно, и нет надежды на какое бы то ни было утро. Это — двигаться в бессмысленное. И никоим образом не создавать никакую иллюзию; ведь искушение сильно. Когда вы в темной ночи, искушение сильно уже хотя бы в мечте об утре, мысли об утре, создании вокруг вас иллюзии, надежды на утро. А когда вы начинаете надеяться, вы начинаете пытаться верить в надежду, потому что вы не можете надеяться без веры. Вы можете надеяться, если верите. Вера ложна; безверие также ложно.

«Нет» Сартра по-настоящему правдиво. Он прожил его; он выстрадал его. Он не будет цепляться ни за какую веру. Каково бы ни было искушение, он не будет мечтать. Какими бы ни были соблазн и очарование надежды и будущего, Бога и рая, нет, он не поддастся искушению. Он устоит. Он останется верным факту. А факт таков, что и справедливости, должно быть, не существует. Факт таков, что все существование кажется случайным — это не космос, это хаос.

Трудно жить с этим хаосом. Это почти невозможно, бесчеловечно или сверхчеловечно, жить с этим хаосом и не начать думать о нем; тут человек чувствует, будто сходит с ума. Вот где сошел с ума Ницше, в такой же ситуации, как и Сартр. Ницше сошел с ума. Ницше был первым от этого нового ума, первым пионером, человеком, который испытал подлинное «нет». Он помешался. Слишком много людей сойдут с ума, если испытают «нет», потому что в этом случае нет любви, тогда нет надежды, тогда нет и смысла. Ваше существование произвольно, случайно. Внутри пустота, снаружи пустота... нигде нет цели. Не за что зацепиться. Некуда идти — нет причины быть.

Такое положение кажется трудным, почти невозможным.

Сартр заслужил свое «нет», он прожил его. Он — настоящий человек, настоящий Адам. Он ослушался. Он сказал «нет». Он был изгнан из сада, сада надежд, сада мечтаний, сада исполнения ваших желаний. Нагим, голым изгнан в холодный мир, где он и прожил жизнь.

Он — прекрасный человек, но нужен еще один шаг. Чуть больше мужества. Он все еще не коснулся каменистого дна ничто.

Почему у него не получается коснуться каменистого дна ничто? Потому что он создал философию «ничто». Теперь сама эта философия дает ему смысл. Он говорит о печали. Вы наблюдали за кем-нибудь, говорящим о своей печали? Сама речь человека помогает печали исчезнуть. Вот почему люди говорят о печали, люди говорят о своих несчастных жизнях. Они говорят ради того, чтобы говорить, и при этом забываются.

Он спорит, говорит, что ничто не имеет смысла, что вся жизнь бессмысленна. Теперь это стало его смыслом: спорить об этом, отстаивать это. Вот тут он упустил суть. Чуть бы глубже, и каменистое дно станет близким. Его выбросит назад к глубокому «да».

Из «нет» рождается «да». Если же из «нет» не рождается «да», значит что-то пошло неправильно. Все должно происходить так. Из ночи рождается утро. Если утро не рождается, значит что-то не так. Может быть, утро есть, но человек сделал своей целью не открывать глаза. Он посвятил себя тьме, или человек ослеп, или же человек так долго прожил в темноте, что свет слепит и ослепляет его.

Еще один шаг в этой жизни или другой, и Сартр станет настоящим человеком дзен. Он сможет сказать «да» из «нет», но помните, что из подлинного «нет».

Вы когда-нибудь наблюдали явление ложной беременности? Женщина верит в то, что она беременна, и просто через веру, просто через идею, она внушает себе, что беременна. Она начинает чувствовать, как растет ее живот — и живот, в самом деле, начинает расти. Наверное, в нем нет ничего, кроме воздуха. А живот каждый месяц становится все больше и больше. Уже один только ее ум помогает животу накапливать воздух, лишь сама идея. А ничего и нет: беременности нет, внутри нет ребенка. Это фальшивая беременность; никакого рождения не будет.

Когда кто-то говорит «нет», не заслужив его, не живя ради него... Например, сейчас в России «нет» стало официальной философией: каждый — коммунист, каждый — атеист. В этом случае «нет» поддельное, такое же поддельное, как «да» индусов. Ведь это фальшивая беременность; теперь это официальная религия; ее распространило правительство. В каждой школе, колледже и университете «нет» теперь поклоняются. Атеизм стал религией; сейчас каждого учат ему. Беременность будет фальшивой, обусловленной другими; это также как и вероисповедание — вы рождаетесь христианином, индуистом, мусульманином, а потом вас чему-то учат, и мало-помалу вы начинаете верить.

Маленький ребенок при виде того, как молится его отец, сам начинает молиться, потому что дети по своей природе подражательны. Отец идет в церковь... и ребенок ходит в церковь. Видя, что все верят, он также начинает притворяться. И вот рождается фальшивая беременность. Живот будет бесконечно расти, и из него не выйдет ребенок, из него не родится жизнь. Только человек станет безобразным из-за своего живота.

«Да» может быть фальшивым, «нет» может быть фальшивым; тогда из этого ничего не выходит. Дерево познается по плоду, причина познается по следствию. Подлинные ли вы или же нет, узнается по вашему возрождению. Это первое.

Второе, что надо запомнить, следующее: вы можете и в самом деле быть беременными, но если мать сопротивляется самой идее родить ребенка, она может убить его. Ребенок был настоящим, но мать должна содействовать ему. Когда ребенок после девятимесячного роста в утробе матери хочет выйти наружу, она должна содействовать ему.

Оттого что матери не взаимодействуют с детьми, появляется так много боли. Деторождение — это такая естественная вещь, не нужно здесь никакой боли. На самом деле, те, кто знают, говорят, что деторождение может стать одним из самых экстатических моментов в жизни женщины, если она взаимодействует с ребенком, - ничто не сравнится с этим. Ни один сексуальный оргазм не бывает таким глубоким, как чувство, с которым женщина переживает процесс деторождения. Все ее существование вибрирует вместе с новой жизнью; рождается новое существо. Она становится средством божественного. Она становится творцом. Все фибры ее естества вибрируют в новой тональности; слышится новая песня в самых дальних глубинах ее естества. Она впадает в транс.

Никакой сексуальный оргазм не в силах быть таким глубоким, как оргазм, которого может достичь женщина, когда она становится матерью, но случается как раз обратное. Гораздо чаще, вместо того, чтобы впасть в транс, женщина переживает чудовищные страдания, потому что она сопротивляется. Ребенок выходит наружу, ребенок покидает чрево, он готов — он готов выйти в большой мир, широкий мир, — а мать цепляется. Она закрыта, она не помогает, она не открыта. Если она по-настоящему закрыта, она может убить ребенка.

Вот это как раз и происходит с Сартром: ребенок готов, и он выносил настоящую беременность, но сейчас он боится. Теперь «нет» само по себе стало целью жизни, это как если бы сама беременность стала целью, а не ребенок. Как если бы женщина чувствовала себя так хорошо, нося тяжесть в чреве, что в настоящий момент она боится, что если ребенок родится, она что-то потеряет. Беременность не должна становиться стилем жизни. Это процесс: он начинается и заканчивается. Человек не должен цепляться за нее. Сартр цепляется; вот тут то он и терпит неудачу.

В мире много атеистов с фальшивыми беременностями, очень мало атеистов с настоящими беременностями. Но вы можете потерпеть неудачу, даже когда у вас настоящая беременность. Никогда не создавайте, из какой бы то ни было точки зрения свою философию, потому что когда она становится вашей философией, вовлекается ваше эго, а потом вы все время защищаете его, стоите за него, ищете доказательства в его поддержку.

Амитаб рассказал небольшую историю. Хорошо бы ее понять.

В Бруклине один еврейский мудрец спрашивает другого еврейского мудреца:

— Что это: зеленая, висит на стене и свистит?

Загадка. Что это: зеленая, висит на стене и свистит?

Поразмыслив, второй еврейский мудрей ответил:

— Не знаю. Первый мудрец:

— Красная селедка. Второй мудрец:

— Но ты сказал, зеленая. Первый мудрец:

— Ее можно покрасить в зеленый цвет.

Красная селедка, но вы можете покрасить ее.

Второй мудрец:

— Но ты сказал, висит на стене. Первый мудрец:

— Конечно, ее можно повесить на стену. Второй мудрец:

— Но ты сказал, что она свистит!

Первый мудрец:

— Ну хорошо, не свистит.

Но человек продолжает делать по-своему. Теперь ничего не осталось от первоначального утверждения, но человек постоянно цепляется за него. Оно становится ложным шагом эго.

Сартр — подлинный человек, но все у него стало ложным шагом эго. Ему нужно немного больше мужества.

Да, я говорю вам: для того, чтобы сказать «нет», нужно мужество; для того, чтобы сказать «да», нужно еще больше мужества. Ведь эго может быть полезным для того, чтобы сказать «нет». В каждом «нет» эго может быть полезным. Оно чувствует себя хорошо, произнося «нет»; эго чувствует, что оно накормлено, оно окрепло. Но сказать «да», значит сдаться; для этого требуется больше мужества.

Сартр нуждается в перемене убеждений, где «нет» становится «да», тогда он будет не похожим на дзен, он будет самим дзен.

А за пределами дзен — Будда. За пределами дзен — Будда: высшее просветление, нирбидж самадхи Патанджали — бессемянное самадхи — где «да» также отбрасывается, потому что «да» противопоставляется «нет». Когда «нет» действительно отбрасывается, не нужно носить «да».

Почему вы говорите, что Бог есть? Потому что вы все еще боитесь, что его может не быть. Никто не говорит, что вот, - день. Никто не говорит, что вот, - встает солнце, поскольку все знают, что так оно и есть. Когда вы настаиваете, что это так, то где-то глубоко в вашем бессознательном появляется страх. Вы боитесь, что это может быть и не так. Из-за этого страха вы продолжаете настаивать, говорить «да». Люди становятся фанатиками, догматиками. Они готовы погибнуть или же убить за свои идеи.

Почему в мире так много догматизма? Потому что люди не достигли по-настоящему. Они боятся. Они боятся — любой, говорящий «нет», создает для них искушение. Они также все еще носят свое «нет» внутри себя. Если кто-нибудь говорит «нет», их «нет» начинает оживать, и они боятся самих себя. Они живут закрыто, чтобы никто не тревожил их идеологию.

Но зачем говорить «да» человеку, по-настоящему достигшему «да»? Будда ничего не говорит о Боге. Он просто улыбается при виде всей глупости «да» и «нет». Жизнь существует и без всякой интерпретации. Она закончена — полностью закончена и совершенна. Не нужна никакая идеология для того, чтобы сказать что-либо о ней. Вам нужно быть молчащими и спокойными, что бы слушать ее. Вам нужно быть в ней, чтобы чувствовать ее и проживать ее. Всегда помните: люди, умами которых слишком сильно завладело «да», непременно подавляют внутри своего естества какие-то «нет».

Этот вопрос задан Амитабом:

Сиддхартха Германа Гессе так говорит с Буддой:

«О, Просветленный, я восхищен буквально всем в твоем учении. Все совершенно ясно и убедительно. Ты показываешь мир как целую, неразрывную цепь — вечную цепь, прочно сбитую, охватывающую большое и малое из одного и того же потока. Ни секунды я не сомневаюсь в том, что ты — Будда, что ты достиг наивысшего, которого силятся достичь многие тысячи людей. Ты добился этого своими собственными исканиями, самостоятельно. Ты ничего не узнал из учений, и я также так думаю, о просветленный, что никто не находит спасение через учение. Никому нельзя передать в своем учении, что произошло с тобой в миг просветления, таинство которого испытал сам Будда — он один среди сотен тысяч.

Вот почему я иду своим путем, не для того, чтобы искать другого и лучшего учителя, ибо нет лучшего, но чтобы достичь в одиночестве или умереть».

Не могли бы Вы прокомментировать это?

«Сиддхартха» Германа Гессе — это одна из очень редких книг, нечто из внутренней глубины. Никогда больше Гессе не смог принести иной драгоценный камень, более прекрасный и более ценный, чем «Сиддхартха»; как будто он растратился в этой книге. Он не мог достичь более высокого. «Сиддхартха» — это потолок Гессе.

Сиддхартха говорит Будде:

— Все, что ты говоришь, — истинно. Как же может быть иначе? Ты объяснил все, что прежде никогда не объяснялось; ты все прояснил. Ты — великий учитель. Но ты достиг этого просветления независимо. Ты не был учеником. Ты ни за кем не следовал; ты искал без посторонней помощи. Ты пришел к этому просветлению один, идя по пути, ни за кем не следуя.

— Я должен оставить тебя, — говорит Сиддхартха Гаутаме Будде, — не для того, чтобы найти более великого, чем ты учителя, потому что такого нет, но искать истину самостоятельно. Лишь с таким учением я согласен.

А учение Будды таково: «будь светом в самом себе». Ни за кем не следуйте; ищите и наблюдайте, но ни за кем не следуйте.

— С этим я согласен, — говорит Сиддхартха, поэтому мне придется уйти.

Он печален. Наверно, ему было очень трудно покинуть Будду, но он должен идти — искать, наблюдать или же умереть. Он должен найти путь.

Что я могу сказать об этом? В мире есть два типа людей. Девяносто девять процентов тех, кто не может идти в одиночестве... если они попытаются сделать это наедине, они навечно останутся глубоко спящими. Если они в одиночестве, оставлены самим себе, то возможность равна нулю. Им будет нужен кто-то, чтобы разбудить их; им будет нужен кто-то, чтобы растолкать их из сна, потрясти их. Они будут нуждаться в чьей-либо помощи. Но есть и другой тип, он составляет лишь один процент, который способен найти свой путь самостоятельно.

Будда принадлежит первому типу, более редкому типу. Одному проценту. Сиддхартха также принадлежит этому же типу. Он понимает Будду, он любит Будду, он глубоко уважает его. Он чувствует печаль, огорчение и сердечную боль, покидая его, но он знает, что должен уйти. Он должен найти свой собственный путь. Он должен искать истину независимо. Он не может стать тенью; для него это невозможно, это не его тип. Но это не значит, что все должны искать самостоятельно.

В этом веке было два выдающихся человека: Гурджиев и Кришнамурти. Они принадлежат разным типам. Кришнамурти все время настаивает на том, что каждый должен идти сам по себе. Человек должен искать наедине, человек должен достигать в одиночестве. А Гурджиев настаивал на том, что нужна школа — в одиночку вы никогда не сможете убежать из тюрьмы. Все заключенные должны собраться вместе, чтобы сражаться с силами, которые их стерегут, которые создали тюрьму. И все заключенные должны собраться вместе, чтобы найти путь, средства и способы — и им нужна чья-то поддержка, того, кто вне тюрьмы. В противном случае они не найдут путь; они не найдут выход. Необходима помощь того, кто был в тюрьме и каким-то образом выбрался из нее: это мастер.

Кто же прав? Последователи Кришнамурти не будут слушать Гурджиева, а последователи Гурджиева не будут слушать Кришнамурти, последователи до сих пор думают, что не прав другой. Но я говорю вам, правы оба, потому что у человечества два типа.

Ни один тип не лучше. Не пытайтесь оценивать. Кто-то женщина, а кто-то мужчина — никто не выше, и никто не ниже; это различные типы биологии. Есть кто-то, кто находит без посторонней помощи, и есть кто-то, кому помощь нужна — никто не выше, и никто не ниже; это различные типы духовности.

Человек, который не может находить в одиночестве, — это человек, для которого сдача будет путем, любовь будет путем, преданность будет путем, доверие будет путем. Не думайте, что доверять легко. Это также трудно, как и следовать независимо, иной раз даже труднее. А есть люди, которые будут следовать самостоятельно.

Всего несколько дней назад ко мне пришел молодой человек, он спросил:

— Могу ли я искать самостоятельно? Нужно ли мне быть санньясином? Нужно ли мне быть вашим учеником? Могу ли я не следовать независимо, могу ли я не искать самостоятельно?

Я ответил:

— Зачем ты пришел, зачем спрашиваешь меня? Ты не того типа, что следует самостоятельно. Даже это ты не можешь решить. Что же еще ты сможешь решить сам? Ты пришел и это спросить у меня. Именно я должен решить — ты — уже мой ученик!

Но он спорил, он сказал:

— Но Вы никогда не были учеником какого-либо мастера. Я ответил:

— Верно, но я никогда никого не просил. Даже об этом я никогда никого не просил.

А таково мое понимание: люди, следующие независимо, достигают редко, очень редко, потому что много раз ваше эго будет говорить, что вы — редкий тип, что вы способны идти самостоятельно, в одиночку, не нужно ни за кем следовать; и ваше эго обманет вас. Вы можете ни за кем не следовать; вы следуете за своим собственным эго, своим собственным образом, и он уведет вас в тысячу и одну канаву. На самом деле, вы следуете за собой. Вы не двигаетесь независимо; вы следуете за собой. А вы — это хаос, где все перепутано. Куда вы пойдете? Как вы пойдете?

Очень ясно представляйте это. Слушайте свои внутренние глубины. Эго ли то, что говорит вам, не будь последователем? Если это эго, то вы не собираетесь никуда идти. Вы в ловушке, уже в ловушке. Тогда хорошо за кем-то следовать. Найдите школу, найдите мастера. Отбросьте эго, потому что эго заведет вас во все большую бессмыслицу и чепуху.

Обратите внимание на слова Сиддхартхи. Он говорит: «Вот почему я иду по своему пути, не для того, чтобы искать другого и лучшего учителя, ибо нет лучшего...» Он истово любит Будду, он безмерно уважает его. Он говорит: «Все, что ты говоришь, совершенно ясно. Никогда прежде никто не учил так ясно. Все, что ты говоришь о малом и большом, абсолютно понятно, оно волнует, изменяет, создает расположение к тебе. Я знаю, — продолжает он, — что ты достиг. Я не потому ухожу, что не доверяю тебе, нет. Я уважаю тебя. Через тебя я видел проблеск; через тебя я смотрел в действительность. Я благодарен, но я должен уйти».

Он не того типа, чтобы стать последователем. Он уходит в мир, он движется в мир. Он живет с проституткой. Он старается узнать, что такое снисхождение. Он изучает пути добродетели и пути греха, и мало-помалу, через многие страдания, многие разочарования, крушения в нем появляется осознание. Долог его путь, но он ступает твердо и уверенно. Какова бы ни была цена, он готов либо умереть, либо достичь. Он понял свой тип.

В духовном искании понять свой тип — это самое главное. Если вы путаетесь, к какому типу принадлежите (а ко мне приходят люди; вот их слова: «Вы говорите, что понять тип — это самое важное, но мы не знаем, к какому типу принадлежим), то будьте уверены: у вас не тот тип, чтобы идти самостоятельно. Если вы не можете быть уверенными даже в своем типе, и это также должен решить кто-то еще, то вы не сможете идти в одиночку. Тогда отбросьте эго. Это просто эго.

Это произошло... Ловушек много. Если вы пойдете посмотреть учеников Кришнамурти, вы увидите: почти все собравшиеся у него - не этого типа. Люди, не похожие на Сиддхартху, зачем им идти к Кришнамурти? Не те люди, им нужен учитель, а они все еще не готовы отбросить свои эго; вы найдете их вокруг Кришнамурти. Хорошо устроились. Кришнамурти говорит: «Я — не учитель», поэтому их эго не затронуты. Он не говорит: «Сдайтесь»; так что и проблемы нет. На самом деле, он усиливает их эго словами: «Вы должны найти свой путь в одиночестве». Они прекрасно себя чувствуют, и они продолжают слушать Кришнамурти год за годом.

Есть люди, слушающие его по сорок лет. Иногда они приходят ко мне. И я их спрашиваю: «Если вы действительно поняли его, то почему вы не перестаете ходить к нему? Ведь он говорит, что нет учителя, и что он — не ваш учитель, и нечему обучать, и нечего учить; человек всю жизнь должен искать трудным путем; человек должен достичь сам. Зачем же вы напрасно потратили сорок лет? И я вижу на их лицах проблему: им нужен мастер, но они не хотят сдаться. Поэтому это хороший компромисс: Кришнамурти говорит, что не нужно сдаваться, и он продолжает учить, а они продолжают слушать и учиться.

У Гурджиева вы найдете группу получше, чем у Кришнамурти, людей, которые способны сдаться, которые готовы сдаться. Есть и лазейки, потому что есть люди, которые ничего не хотят делать, а когда они не хотят ничего делать, они полагают, что это и есть сдача. Есть люди-тунеядцы, которые ничего не хотят делать. Они говорят: «Мы сдаемся. Теперь это ваша ответственность. Теперь, если что-то происходит не так, вы несете ответственность». Но Гурджиев не допустит таких людей. Он был очень жестким. Он создаст для них так много трудностей, что они сбегут через несколько часов. Лишь очень немногие люди будут там, те, кто по-настоящему сдались.

Например, пришел один человек, музыкант, очень искусный музыкант, уже известный, знаменитый своим искусством, а Гурджиев говорит: «Прекратите музицировать и начинайте копать в саду ямки», по двенадцать часов в день. Этот человек никогда не делал такую трудную работу. Он всегда играл на органе. У него нежные руки; это руки не рабочего; это руки не того, кто выполняет тяжелую ручную работу. Нежные, женственные руки, они знают лишь одну работу: они могут касаться клавиш органа. Лишь этим он занимался всю свою жизнь, а теперь этот человек говорит... Но он начал копать на следующее же утро.

Под вечер приходит Гурджиев и говорит: «Хорошо, очень хорошо. А теперь бросайте землю обратно в ямки. Закапывайте ямки. И пока Вы не закопаете их, спать не ложитесь». Итак, ему приходилось снова по четыре, пять часов закапывать все ямки — сколько бы их ни было, — потому что утром их придет смотреть Гурджиев. Утром он тут как тут и говорит: «Хорошо. А теперь выкапывайте другие ямки». И вот так продолжается три месяца.

Бессмысленная деятельность, но если вы сдались, то вы сдались. Вам не нужно беспокоиться о том, что он делает. Вы должны оставить рассуждения.

Через три месяца этот человек стал совершенно другим существом. Затем Гурджиев сказал: «А теперь Вы можете играть музыку». Возникла новая музыка; прежде такой никогда не было. Он коснулся чего-то неизведанного. Он следовал, он доверился, он прошел с Гурджиевым весь путь.

Люди, пытающиеся обмануть, там не останутся, они тут же сбегут. С Кришнамурти они могут остаться, потому что делать нечего, не о чем размышлять... И Кришнамурти прав! Но он прав лишь для одного процента, и вот в чем проблема: один процент никогда не пойдет его слушать. Этот процент двигается самостоятельно. Если он как-то пересечется с Кришнамурти, он поблагодарит его. Именно так поступил Сиддхартха.

Сиддхартха наткнулся на Будду. Он слушал его, он чувствовал красоту, он чувствовал огромное значение всего, что говорил Будда, он чувствовал этого человека, он чувствовал то, что он достиг, он чувствовал просветление; созерцательная энергия также касалась его сердца, он чувствовал около Будды зов неизвестного; но он понимает свой тип. С глубоким уважением, с глубокой любовью, с печалью уходит он. Он говорит: «Мне бы понравилось быть с тобой, но я знаю, что должен уйти». Он уходит не из-за эго. Он уходит не для того, чтобы искать другого, более великого учителя. Он уходит, поскольку он знает, что он не может быть последователем. В нем нет сопротивления; он слушал без сопротивления; он понимал Будду. Он понимал так полно, вот почему он должен был уйти.

Если вы действительно понимаете Кришнамурти, то вы должны уйти. Тогда он — не тот человек, с которым нужно быть; тогда вы должны уйти. Вы можете быть с Гурджиевым. Вы не можете быть с Кришнамурти, потому что все его учение говорит о том, что нужно идти в одиночестве, не следовать никаким путем — у истины нет пути. Это врата без врат — метод лишь один, и он в том, что надо осознавать. Не нужно более ничего делать. Как только вы поняли, вы почувствуете благодарность, вы проявите уважение, и вы двинетесь по своему пути. Но это только для одного процента людей.

И помните, если вы не этого типа, не притворяйтесь, что этот тип ваш, потому что вы не в силах изменить свой тип. Это невозможно. Вы должны использовать свой тип, и, используя его, вы должны выйти за его пределы.

Если нет личного бога, то почему каждое утро Вы отвечаете на мои мысли? Если я слушаю здесь, то продолжится ли процесс, когда я вернусь на Запад?

Да, каждое утро я отвечаю на ваши мысли, спрашиваете вы меня или нет, пишете вы вопросы или нет. Я отвечаю на ваши мысли, потому что нет личного Бога. Что я имею в виду?

Если есть личный бог, то он будет слишком занятым, невозможно будет задавать вопросы. Он будет слишком занят проблемами всей вселенной. Наша планета — не единственная. Вы просто подумайте. Если личность, личный бог должен думать о проблемах, заботах, тревогах и вопросах лишь в пределах Земли, то и тут он сойдет с ума, а Земля — ничто по сравнению с вселенной. Наша планета — это только пылинка. Ученые предполагают, что почти наверняка, во вселенной должно существовать пятьдесят тысяч планет с такой же развитой жизнью как на Земле, и это по самым скромным оценкам — пятьдесят тысяч планет, таких же развитых, как и Земля, даже более развитых. Чем глубже мы можем проникнуть во вселенную, тем больше границ отступает все дальше. Границы исчезли; это безграничная вселенная. Если бы был личный бог, то он бы либо давно сошел с ума, либо покончил с жизнью самоубийством.

Оттого что нет личного бога, все просто. Все существование божественно. Тревоги нет; ничто не переполнено, божественность распространена по всему существованию, не заключенная в личного бога.

Если бы я был личностью, отвечая на ваши вопросы, то мне было бы трудно. Тогда вас много, а я один. Если все ваши умы прыгнут на мой ум, я сойду с ума. Но поскольку внутри меня никого нет, сумасшествие невозможно. Я — просто пустая долина, отзывающаяся эхом. Или же я — просто зеркало. Вы подходите ко мне — вы отражены. Вы ушли — и отражение ушло.

Я здесь не представляю какую-то личность, я — просто пустота; так что для меня не составляет труда отвечать на ваши вопросы или мысли. Просто потому, что вы здесь, я отражаю вас. И это не усилие.

Кто-то сказал Микеланджело:

— Видно, что в вашей работе так много вдохновения. Он ответил:

— Да, так оно и есть, но лишь на один процент. Один процент вдохновения и девяносто девять процентов пота.

И он прав. В моем случае нет пота. Это сто процентов вдохновения. Я не думаю о ваших проблемах. Я вообще о вас не думаю. Я не тревожусь о вас. Я не стараюсь вам помочь. Вы там, а я здесь: как раз между двумя что-то происходит — между моим ничто и вашим всё происходит нечто, что никак не связано со мной и никак не связано с вами. Просто пустая долина, и вы поете песню, а долина повторяет, и долина отзывается словами песни.

Поэтому не будет никакой разницы, здесь ли вы, или же на Западе. Если вы почувствуете какую-то разницу, то это будет из-за вас, а не из-за меня. Когда вы рядом со мной, вы чувствуете себя более открытыми. Просто из-за мысли, что вы здесь, вы чувствуете себя более открытыми. Затем вы едете на Запад, и лишь из-за мысли о том, что теперь вы слишком далеко, как же вы можете быть открытыми, вы и становитесь закрытыми. Просто отбросьте эту мысль, и где бы вы ни были, я доступен, потому что эта доступность не личностна, поэтому она — не вопрос времени и пространства. Поезжайте на Запад, поезжайте в самый дальний конец Земли, но оставайтесь с тем же отношением.

Просто попытайтесь. Многие из вас уедут. Каждое утро, в восемь часов по индийскому времени просто приходите, как вы приходите сюда, садитесь, как вы садитесь здесь, ждите, как вы ждете здесь, и вы тут же начнете ощущать, как на ваши вопросы приходят ответы. И это будет даже еще более прекрасным опытом, чем когда вы рядом со мной, потому как, тогда не будет ничего физического. Все будет совершенно трансцендентальными, будет возможным самое чистое. А потом, если вы способны это сделать, пространство исчезает. Между мастером и учеником нет пространства.

И тогда возможно еще одно чудо: затем однажды вы можете отбросить и время. Ведь когда-нибудь я оставлю это тело, меня не будет здесь. Если вы не превзойдете время прежде, чем я покину свое тело, то я стану для вас недоступным. Не то, чтобы я стану недоступным, я останусь доступным, но просто из-за мысли, что сейчас я мертв, - так как же вы можете связаться со мной... вы станете закрытыми.

Это ваша мысль. Отбросьте эту идею о времени и пространстве. Так что сначала испытайте это в восемь часов утра по индийскому стандартному времени, где бы вы ни были, а потом отбросьте и это индийское стандартное время. Потом испытайте любое время. Сначала отбросьте пространство, потом — время. И вы будете в восторге, поняв, что я доступен везде, где есть вы. Тогда нет вопросов.

Будда умер. Многие стали плакать и стенать, но было несколько человек, которые просто сидели. Там был Манджушри, один из его великих учеников. Он сидел под деревом, он оставался тем же. Он слышал его, словно ничего не произошло. Это событие было одним из величайших в мире. Редко рождается Будда, поэтому нет вопроса о смерти Будды; это редко случается. Пришел кто-то к Манджушри и сказал:

— Что ты делаешь? Ты так сильно потрясен, что не можешь двинуться? Будда мертв!

Манджушри засмеялся и ответил:

— Прежде чем он умер, я отбросил время и пространство. Он останется для меня доступным, где бы он ни был, так что не приноси мне такие дурацкие новости.

Ни разу он не ходил смотреть на мертвое тело. Он совершенно спокоен, расслаблен. Он знает, что эта доступность не была заключена во время и пространство.

Будда остался доступным тем, кто доступен ему. Я останусь доступным вам, если вы будете доступны мне, поэтому учитесь, как быть доступными мне.

Ошо,

ваш ответ о сердце, которое было «приблизительно» йогом, напомнил мне такой анекдот:

Жена:

— Дорогой, с тех пор как мы поженились, ты стал любить меня более или менее?

Муж:

— Более-менее.

Спрашивать о любви в смысле больше или меньше глупо, потому что любовь не может быть ни больше, ни меньше. Либо она есть, либо ее нет. Она — не количество; она — качество. Ее нельзя измерить; она неизмерима. Вы не можете сказать «больше», вы не можете сказать «меньше». Такой вопрос неуместен, но возлюбленные все время его задают, поскольку не знают, что такое любовь. Они знают что-то иное. Это не может быть любовью, ведь любовь не поддается количественному определению.

Как вы можете любить больше? Как вы можете любить меньше?

Вы либо любите, либо не любите.

Любовь окружает вас, полностью вас наполняет или же совершенно исчезает, и ее здесь нет... не осталось и следа. Любовь — это всеобщность. Вы не в силах ее разделить; разделение невозможно. Любовь неделима. Если вы не встретили такую любовь, которая неделима, то будьте бдительными. Тогда все, что вы считаете любовью, — фальшивая монета. Выбросьте ее — раньше или позже — и ищите настоящую монету.

А в чем же различие? Различие в том, что когда вы любите, словно фальшивая монета, вы просто воображаете, что любите. Это проделка ума. Вы представляете, что любите, это как если бы ночью вы, после того как целый день, постясь, голодали, ложитесь спать, и вам снится, будто вы едите. Оттого что человек живет без любви, ум все время мечтает о любви и создает поддельные, абсолютно фальшивые мечты вокруг вас. Они помогают вам как-то жить, и вот поэтому мечты разбиваются снова и снова, любовь рассеивается, и вы снова начинаете создавать другую мечту, но никогда не осознаете, что эти мечты не помогут.

Кто-то спросил Гурджиева, как любить. Он ответил: «Сначала будьте. В противном случае, всякая любовь будет фальшивой». Если вы здесь подлинно, действительно здесь, в полной осознанности, в бетонных стенах естества, то лишь в этом случае любовь возможна.

Любовь подобна тени настоящего бытия. Только Будда, Христос, Патанджали умеют любить. Вы любить не можете. Любовь — это назначение бытия. Вы — все еще не бытие; вы недостаточно осознанны для того, чтобы быть в любви.

Любви нужна высочайшая осознанность. Несознательные, спящие, храпящие, вы не в силах любить. Ваша любовь скорее похожа на ненависть, чем на любовь, вот почему ваша любовь может прокиснуть в одну минуту. Ваша любовь в любой миг становится ревнивой. Ваша любовь в любой миг может стать ненавистью. Ваша любовь — не вполне любовь. Ваша любовь похожа скорее на укрытие, чем на открытое небо. Она — скорее нужда, а не подобие независимого потока. Скорее зависимость, а все зависимости безобразны. Настоящая любовь делает вас свободными, дает вам полную свободу. Она безоговорочна. Она ничего не просит. Она просто дает и делится, и она счастлива оттого, что было возможно поделиться. Она благодарна за то, что вы приняли.

Она ничего не просит. К ней много приходит, это другое, но она ничего не просит.

Как же она может прийти к вам прямо сейчас? Вы не течете. Поэтому вы продолжаете обманывать. Вы не только других обманываете. Вы главным образом обманываете самих себя. И вот поэтому то, так всегда и случается. Этот анекдот — почти ежедневное событие в каждом браке. Муж всегда беспокоится, любит ли его жена или нет. Жена беспокоится, любит ли ее муж или нет; больше или меньше; как сильно он любит.

Никогда не задавайте этот вопрос. Всегда спрашивайте себя, любите ли вы, ведь это не вопрос другого. Как сильно он любит, как сильно она любит — неверный вопрос. Всегда спрашивайте, любите ли вы. И если вы не любите, то ищите, как стать более подлинным, стать более истинным существом.

И ради этого жертвуйте всем! Это стоит того. Все, что есть у вас, бесполезно, пока у вас нет любви. Ради этого жертвуйте всем. Ничто не является более ценным. Все ваши Кохиноры ничего не стоят, пока вы не достигли того качества, которое зовется любовью. Тогда Бог не нужен; довольно и любви.

Иногда я понимаю, что если люди будут по-настоящему любить, слово «бог» исчезнет из мира; оно не будет нужно. Любовь будет такой наполненностью, она заменит Бога. В настоящее время люди продолжают говорить о Боге, потому что в своих жизнях они так ненаполненны. Любви всё нет, и они испытывают Бога, но Бог — мертвая вещь, мраморная статуя, холодная, вообще безжизненная.

Любовь — вот настоящий Бог. Любовь — это единственный Бог. И у вас не может быть больше или меньше Бога — либо он у вас есть, либо его нет. Но нужен поиск, глубокий поиск; нужна постоянная бдительность.

И запомните одну вещь, если вы сможете любить, вы будете наполнены. Если вы сможете любить, вы сможете праздновать, вы сможете чувствовать благодарность, вы сможете благодарить от всего сердца. Если вы способны на любовь, то просто быть — это огромная радость. Не нужно ничего более; любовь — это благословение.