Глава 9

О ПРОВИНЦИИ

Основные принципы управления провинциями первоначально утвердились в Румелии и Анатолии, но ряд других территорий, приобретенных в ходе расширения границ империи, представляли собой более крупные и менее управляемые образования. Во всяком случае, следует иметь в виду различие между мусульманскими странами, подпавшими под власть Османов, и христианскими, завоеванными в ходе борьбы с неверными. В мусульманских землях Азии власть Османов в целом носила символический характер и почти ничего не изменила в сложившейся там системе управления. С другой стороны, управление христианскими землями осуществлялось более жестко, хотя и разрешалась свобода в отправлении культов христианами и самоуправление, при условии уважения законов, действовавших на таких территориях, и уплаты установленных для них налогов. В основном от покоренных христианских стран требовались признание над собой власти мусульман и воздержание от непочтительности или вражды. Им также вменялось в обязанность развлекать и содержать за свой счет мусульманских чиновников или путешественников, следовавших через их территории, и, конечно, поставлять солдат-новобранцев. Взамен османские власти гарантировали христианам сохранность жизни, имущества и права исповедовать свою религию.

В ряде христианских стран, особенно на Балканах или в Восточной Европе, приход турок означал улучшение жизни населения, особенно развитие торговых путей, поскольку по суше и рекам они вели до самой столицы империи, Стамбула. Кроме того, ликвидировались владения многих феодалов, а распределение их земель среди крестьянского населения вызывало их благодарность и желание мирно сосуществовать. Таким образом, между турками и населением этих стран складывались хорошие отношения. Во многих сельских регионах смена власти не повлекла почти никаких изменений, жизнь продолжалась в соответствии с традициями проживавших там народов. Деревенский глава, священник, кузнец, старая знахарка, готовившая лекарства из растений и занимавшаяся магией, сохраняли свою роль в жизни деревенской общины.

Помимо континентальной Греции и ее островов, деревень в Малой Азии, поселения греков были разбросаны по всей территории империи. Они устраивались в стороне от местных деревень и всегда демонстрировали особую приверженность своим обычаям и верованиям. Повсюду встречались следы поклонения христиан и своим языческим богам в их чрезвычайно суеверном отношении к горам, водам и всем явлениям природы, а в празднованиях дней христианских святых, проводившихся на деревенских ярмарках, было что-то отличное от ортодоксальной веры. Паломники, приходившие издалека посетить гробницу святого, часто останавливались на ночлег в церкви. Их подношения в виде мелких золотых монет, прилипавших к щекам статуи Девы Марии, расценивались бедными священниками, смотревшими за гробницей, как щедрые дары. Празднования христианских дат, семейных и традиционных торжеств сравнительно мало различались в разных районах, и почти все демонстрировали до некоторой степени смесь религиозного благоговения и суеверного страха. При родах мать и ребенок считались столь уязвимыми для воздействия злого духа, что их не оставляли наедине, пока младенца не окунали в купель при крещении и таким образом не делали неуязвимым. Покойников хоронили, горюя и плача, было принято даже привлекать профессиональных плакальщиц. Через 40 дней устраивали на могиле поминальную трапезу с зажженными свечами, чтобы помолиться за душу, отошедшую в иной мир. Через три года останки покойного эксгумировались, кости помещались в склеп. Определенные религиозные установления, такие, как Великий пост, строго соблюдались, особенно женщинами. В четверг перед Пасхой хозяйка готовила сладкие куличи и красила вареные яйца, обычно в красный цвет, по яйцу для каждого члена семьи и одно-два сверх того. Все это она брала с собой в церковь для освящения. Вечернее пятничное богослужение проводилось в обстановке особой торжественности как один из самых святых дней православного календаря. Оно предусматривало зажжение священником свечи от лампады, горящей перед иконой, и передачу ее ближайшим участникам религиозной церемонии, которые, в свою очередь, передавали свечу другим прихожанам. Пламя символизировало воскрешение Христа. В Пасхальное воскресенье семья ела сладкие куличи и яйца, оставшиеся откладывали в запас, хранили в течение года и использовали для исцеления болезней, поскольку считалось, что они, освященные в церкви, обладают магической силой. Другие религиозные и традиционные праздники отмечались богатым застольем и танцами. Наиболее популярным праздником были именины святого Георгия – день, знаменовавший начало весны. Христиане ели свежее мясо, так как по традиции до этой даты в течение года не забивали ни одного барашка.

Греческие крестьяне жили за счет овцеводства и землепашества, насколько позволяла местная почва. Женщины выходили замуж в возрасте 12–13 лет, работали на земле, шили и вязали, но обычно не принимали участия в севе и сборе урожая. Среди островных греков было много ныряльщиков за губками. Они пользовались таким приемом: заполняли рот маслом, ныряли на большую глубину, затем выпускали масло пузырями, которые в темноте служили как прозрачные линзы. Греки были бесстрашными моряками, многие жили ловлей рыбы, хотя внезапные штормы Эгейского моря представляли большую опасность для небольших судов.

Жизнь греческих крестьян была суровой и трудной, но они оставались бодрыми и энергичными людьми, веселыми до безрассудства, обладавшими чувством юмора и чести, правда подверженными сменам настроения.

Албанцы, напротив, отличались суровостью и непреклонностью характера. Они жили в небольших унылых городках с убогими улочками и лавками, даже двухэтажные дома богатых людей выглядели мрачными и аскетичными. Крепости местных правителей уединенно стояли в горах, открытые всем ветрам. Деревни представляли собой ряд бедных хижин. Хижина была почти без мебели, состояла из жилой комнаты и кладовки, сады обносили высокой стеной. В каждой деревне имелась общая молотильная площадка, на которой топтали зерно лошади. И мужчины и женщины отличались необыкновенной смелостью; те и другие принимали участие в кровавых разборках, индивидуальных и семейных, иногда между целыми кланами и даже деревнями. Женщины пользовались уважением, но, даже приняв мусульманскую веру, не надевали чадру. Строго соблюдались нормы морали: люди, замеченные в прелюбодеянии, немедленно карались смертью. Большая часть браков заключалась между представителями одного клана, а некоторые горные племена были настолько дерзки, что совершали рейды на мусульманские деревни и похищали там женщин. В таких случаях потерпевшая сторона после выражения показного негодования обычно соглашалась на урегулирование отношений за соответствующую оплату. Албанцы боялись только сверхъестественных явлений и жили в суеверном страхе перед невидимыми силами. Они верили, что все болезни проистекали от дурного глаза и что тени приобретали реальное существование для осуществления злого умысла. Путники помещали камни на развилках дорог и в дуплах придорожных деревьев, чтобы умилостивить беспокойных духов. Таким образом они получали возможность продолжать путь в безопасности, особенно в горах. Совершалось много ритуалов с огнем, когда сжигали дрова для умиротворения древних богов. Клялись «небом и землею», «горами и равнинами», «солнцем и луной», подбиранием камня «по весу». Искусства и литературы в письменном виде у албанцев не было, но имели хождение длинные эпические повествования о племенной жизни, их пели зимними вечерами, сидя у костра. Мужчины были главным образом солдатами, торговцами, дровосеками или пастухами. Женщины, помимо ведения домашнего хозяйства, выпечки хлеба, сбивания масла, варения пива, вязания, ткачества и выполнения десятка других работ, занимались земледелием. Орудия труда были очень простыми. Браки в семье устраивали женщины, они лучше ориентировались в степени родства и в качествах возможного кандидата для брака. Они подбирали невест для сыновей, достигших брачного возраста, и устраивали все предварительные сделки, например по оплате приданого. Затем устраивали свадьбу, невесту вводили в дом семьи жениха, включая тем самым в число членов патриархальной семьи. Как и в Греции, похороны сопровождали громким плачем. Мужчины шли около носилок с покойником до места захоронения, женщины следовали позади. Тело покойника укладывали на голую землю и сверху помещали каменную плиту, окружающие прощались с ним, рыдая и в отчаянии катаясь по земле. Затем вносили блюдо вареной пшеницы с сухофруктами и специями для поминальной трапезы, и тогда все замолкали. Когда представитель племени умирал вдали от дома, поминальную трапезу устраивали без церемонии захоронения; близкие родственники в знак траура надевали вывернутое наизнанку верхнее платье.

Болгары в городах жили так же, как и греки, однако в деревнях чувствовали себя более вольготно. Женщин уважали, и они работали наравне с мужьями и отцами, замуж в слишком юном возрасте не выходили. Молодого супруга не обязывали жить под крышей отчего дома, а позволяли строить свой на земле отца, хотя он, разумеется, продолжал работать на родителя. Дома получше строили из камня, семьи победнее сооружали каркас из жердей, которые переплетали прутьями и обмазывали с двух сторон толстым слоем глины, а также из смеси коровьих лепешек и соломы. Стены белили, а крышу в виде арки, выдававшуюся над входом, покрывали соломой или, случалось, черепицей. В доме были общая комната с большой печкой, спальни и кладовки. Земляной пол покрывали толстыми, набитыми шерстью матрасами, на которых члены семьи сидели, ели, а ночью спали. В углу комнаты дома вешали икону, а перед ней лампадку, на полки ставили кувшины и тарелки. В доме имелись ткацкий станок и прялка. В углах дома сваливали тюки с постельными принадлежностями и одеждой. Домашний скот и фураж держались вне жилого дома, под навесом или на участке, огороженном плетнем. В жилищах было чисто, и хотя люди и вели скромный и экономный образ жизни, не были лишены некоторого достатка и удобств. Их пища состояла в основном из ржаного хлеба, фасоли и продуктов птицеводства, а по праздникам ели свинину и баранину, сладкий домашний пирог и вино. Работы было много: помимо ухода за животными и земледелия, болгары выращивали кусты роз и собирали их лепестки, из которых производили знаменитую эссенцию и розовую воду. В урожайные годы собирали виноград, а когда сельскохозяйственные заботы несколько убавлялись, наступал сезон свадеб. Родители покупали для своих сыновей жен. Когда семьи заключали взаимоприемлемую сделку, невесту, одетую в подвенечное платье, расшитое узорами и украшенное монетами, отец вел в дом жениха в сопровождении родственников и друзей. Все ехали верхом на лошадях. На свадьбу созывали всю деревню. В отличие от греков, которые веселились в зависимости от настроения, болгары были готовы плясать в любое время под звуки песен или волынок. К смерти они относились с фатализмом, на похоронах вели себя сдержанно. Женщины тоже выражали скорбь, но более заботились об опрокидывании горшков и сковородок вверх дном, чтобы отходящая душа покойника не укрывалась в них и потом не бродила по дому. Покойника обряжали в лучшую одежду и укладывали головой на подушку, набитую землей. На грудь клали икону, а вокруг гроба – цветы. Приходили друзья, чтобы проститься, принести цветы и свечи с посланиями, которые покойник должен был передать их умершим родственникам. Все это привозили к краю могилы на телеге, запряженной быками, где после поминальной трапезы с хлебом и вином тело покойного раздевали, заворачивали в саван и помещали в гроб. Женщины возвращались домой для уборки и удаления всяких признаков беспокойной души. Обязательные священные дни года соблюдались неукоснительно, и с особой скрупулезностью Великий пост, по завершении которого с большим воодушевлением праздновалась Пасха. Но, как и в Греции, в каждой деревне имелась старая мудрая женщина, чье влияние значительно превосходило авторитет деревенского священника.

Валахи занимались почти исключительно пастушеством. Зимой они жили в горных деревнях, иногда в жилищах, наполовину врытых в землю и прикрытых соломой, выглядевших неким подобием навозных куч, иногда устраивались на деревьях, где размещали стога сена, чтобы уберечь их от бродячих животных. В остальные времена года они кочевали общинами вместе со своими стадами. Женщины ухаживали за домашними животными, чесали шерсть и готовили пряжу, вязали и занимались ткачеством. Когда им случалось спуститься с гор в бедные, небольшие города, они продавали свои изделия на местных рынках, а на выручку покупали грубо сделанные ювелирные изделия из серебра, которые не только использовались как украшения, но и были своеобразной формой накопления богатства.

Для валахов и многих других балканских народов жизнь была монотонной: раннее пробуждение, тяжелый труд и скудная еда. Жизнь менялась только тогда, когда они предавались скромным развлечениям в обстановке всеобщего ликования, которых ожидали с нетерпением. В худшем случае рутинная жизнь нарушалась прибытием чиновников из Стамбула для набора мальчиков в армию, который воспринимали как большое горе. Многие области страдали также от ненасытных янычар, которые требовали от несчастных крестьян обеспечения всем необходимым, когда останавливались у них на постой и во время возвращения из военных походов; кроме того, янычары нагло домогались «платы за зубы» – износ зубов во время еды. Обычно же крестьяне занимались сезонными работами на земле. Их орудия и способы производства были примитивны и традиционны, но позволяли обеспечить всем необходимым себя и свой скот.

Дома освещались плохо. День начинался рано, проходил в тяжких трудах, а после ужина ничего не оставалось, как ложиться спать. Гигиена была тоже на примитивном уровне, но суровая жизнь закаляла, пища же, хотя и скудная, была здоровой. Во всяком случае, сколько-нибудь сносная медицинская помощь отсутствовала, и большинство крестьян сочетали привычку надеяться только на себя с изрядной долей фатализма.

Каждодневную рабочую одежду шили обычно из бурой грубошерстной ткани, зимнюю – из овечьих шкур. Мужчины носили поверх грубой рубахи до колен куртки из шерсти или кожи, а также широкие штаны, стянутые у лодыжек. Женщины надевали поверх юбок со сборками, длиной до икр, куртки, часто ходили босыми или в тяжелых грубых башмаках. Однако выходную одежду шили из тканей, окрашенных в светлые, яркие цвета, обшивали тесьмой, разукрашивали вышивкой. Ее надевали на свадьбу или на праздники, которые различались не только в разных странах, но и в разных областях. По традиции такую одежду ревностно берегли и с гордостью наследовали.

В азиатской Турции армяне составляли самую большую христианскую общину. Гора Арарат, к которой, по легенде, пристал Ноев ковчег, находилась на земле предков армян. Подобно грекам, у армян представители высшего духовенства связывали себя обетом безбрачия, как и бедствовавшие представители духовенства, рангом пониже, а также и вдовцы. Армянские церкви в городах снаружи декорировали прекрасной резьбой по камню, изображая деревья и животных, библейских персонажей и аллегорические сцены. Их жилища были мрачны и безрадостны: крестьяне жили в лачугах, вырытых на горных склонах, а более зажиточные люди – в домах, сложенных из глиняных кирпичей. Стены покрывали побелкой, а деревянные, иногда резные потолки красили. Армяне надевали несколько платьев яркой окраски, числом побольше или поменьше в зависимости от сезона, хотя некоторые из армян носили одежду, как у малоазиатских турок, когда селились в городах, чтобы торговать. Армянки имели репутацию опрятных, чистоплотных и предприимчивых женщин. Они пряли пряжу и ткали материю для домашних изделий, особенно славились плотная шелковая парча с цветными узорами и прекрасный белый войлок, а старые женщины умели изготавливать апельсиновую и розовую воду, а также варенье.

Семьи жили патриархально, под одной крышей сосуществовали представители трех-четырех поколений. Хотя детей любили и даже баловали, в семье поддерживалась строгая дисциплина. Браки заключались, когда девушке обычно было 20 лет, развод исключался. Свадьба длилась несколько дней. Важной персоной в это время становился деревенский цирюльник, который в первый день свадьбы все утро брил жениха в присутствии его друзей, сопровождая это шутками и байками. Когда гости решали, что процесс слишком затянулся, дарили цирюльнику немного денег, и он завершал свою работу, подавая сигнал, что пора одевать жениха. Затем группа мужчин шла в дом невесты, неся кривые турецкие сабли в знак того, что девушка похищается из дома против ее воли. Там после обмена приветствиями между представителями двух семей невесте завязывали глаза и вели в церковь, которую ее подруги украсили гирляндами цветов. После религиозной церемонии жених и невеста принимали участие в свадебном обряде под пение и разбрасывание зерна и мелких монет. Невеста с серебряной тарелкой на голове, обвязанной длинной лентой из шелка малинового цвета, открывала празднество танцем с отцом. Невесте разрешалось впервые выйти к колодцу через 40 дней после свадьбы, это служило поводом для маленького празднества в кругу женщин. До тех пор пока девушка не родила мальчика, она носила красную шерстяную вуаль. Ей разрешалось общаться только с теми членами семьи, которые были младше ее по возрасту, и говорить с мужем только в присутствии его родителей и только с разрешения патриарха. Как и в случае с греками, когда рождался ребенок, его и мать не оставляли одних ни на минуту из-за боязни сглаза, пока новорожденный не был крещен.

Хотя природный ум позволял некоторым армянам успешно вести дела в турецком обществе в качестве банкиров и торговцев, большинство из них были крестьянами и пастухами в сельской местности, бережливыми и трудолюбивыми, законопослушными и расчетливыми, налогами их облагали, как и представителей других христианских общин. Однако мирные по натуре, они всегда враждовали со своими соседями – курдами.

С целью эффективного налогообложения племена курдов исчислялись шатрами, в каждом из которых проживали от пяти до двадцати человек. Образ жизни кочевых курдов определялся наличием пастбищ. Мужчины охраняли домашний скот, главным образом овец, и кочевали по стране, передвигаясь из одного водоносного района в другой, в то время как женщины занимались всеми другими необходимыми делами. Животные слишком много значили для курдов, чтобы их забивали на мясо. Пища состояла из плова, приготовленного из дробной пшеницы, молочных продуктов: молока, сыра и кислого молока, масла, которое сбивали в овечьей шкуре, помещавшейся горизонтально у ног. Молодые женщины катали бурдюк взад и вперед. Когда племя кочевало, мужчины шли впереди, погоняя домашний скот, женщины следовали за ними на волах. Чадры не носили, были бесстрашны и хорошо знали свои обязанности. На привале они сами разбивали себе палаточный лагерь, сами выбирали себе мужей или убегали из племени с избранниками, если разрешения на брак не получали, что случалось, впрочем, редко. Они были заняты во всех сферах жизни племени: когда приходил сборщик налогов, мужья отсылали его к своим женам, а те проявляли чудеса сообразительности: прятали облагавшиеся налогом товары в местах, которые сборщик налогов не решался досматривать, встречали его требования пронзительными возгласами и бранью. Мужчины семьи стояли рядом, пожимая плечами, и говорили: «Видите, что нам приходится выносить?!» В своих взаимоотношениях, однако, курды были в высшей степени достойны и порядочны. Любое нарушение племенных обычаев и этических правил немедленно и строго каралось. Среди курдов многоженство не было принято, разводы встречались крайне редко. Помолвка отмечалась трапезой, на которой жениха представлял его брат или ближайший родственник. Затем следовали танцы, на которых присутствовали возможно большее число соплеменников, – так готовилась почва для следующего брака.

Имелись также оседлые курды, чьи поселения представляли собой рынки для кочевников. Их простые, одноэтажные, квадратные дома строились из кирпичей, высушенных на солнце, и покрывались смесью глины и соломы, плоская крыша на стропилах укрывалась камышом и землей. Основным помещением считался холл, открытый спереди и использовавшийся летом для еды и ночлега. Бедняки спали на плоских крышах своих мазанок. Как ни странно, бедняки были даже более законопослушны. Чем беднее они были, тем более аккуратно оплачивали все необходимое, а для оплаты расходов по свадьбе было достаточно их устного соглашения в присутствии имама.

Среди курдов попадались представители необычной религиозной секты, называвшиеся язидами. Они верили, что Бог доверил управлять миром семи ангелам, главным из них был падший ангел, имя которого запрещалось произносить вслух. Это был изгнанный из рая, но затем раскаявшийся ангел. Его слезы за 7000 лет погасили пламя ада. Язиды отрицали существование зла. Но вследствие того, что поклонялись они не Аллаху, а иной силе, верующие мусульмане считали их поклонниками дьявола. Хотя мусульмане презирали язидов, иногда советовались с духовниками этой секты, поскольку верили в их сверхъестественные способности.

Теоретически принципы землепользования в арабских провинциях империи были весьма просты: часть земель была передана вакфам, другая часть находилась в собственности основных владельцев, сдававших землю в пользование мелким арендаторам, которые платили основному владельцу подати и могли быть согнаны с арендованного участка только в случае неуплаты податей. На практике правила землепользования были крайне запутанными, а права и обычаи разных областей значительно различались. Эти права и обычаи составляли часть гибкой системы управления в Османской империи, традиции которой редко нарушались, попытки модернизировать систему были обречены на провал.

Крестьяне арабских провинций вели убогую, забитую жизнь и весьма бедствовали. Они подвергались феодальной эксплуатации задолго до османского завоевания, их покорность в трудных условиях существования дополнялась апатией, развившейся от постоянного недоедания. Обрабатывавшиеся крестьянами земли постоянно разоряли кочевники-бедуины, которые совершали свои набеги или требовали денег за гарантии сохранности урожая и домашнего скота. Полуоседлые бедуины насильно отбирали лучшие пастбища, отводили арыки для своих нужд и даже грабили урожаи других деревень, если им не удавалось собрать свой из-за участия в войнах. Методы обработки земли были крайне примитивны, частью из-за недостатка стремления совершенствовать старые способы хозяйствования, поскольку любые новации воспринимались с подозрением как средство усиления их эксплуатации, а частично из-за глубоко укоренившейся неспособности расстаться с какими бы то ни было обычаями.

Жизнь деревни основывалась на самообеспечении и самоуправлении. Связи деревень с центром ограничивались выплатой налогов. Главный шейх каждой деревни или руководящая группа действовали как магистрат или арбитраж либо вводили справедливый закон, который принимался без возражений. Каждая деревня располагала одним-двумя лавочниками и горшечниками, несколькими ремесленниками, изготовлявшими или ремонтировавшими орудия труда или предметы повседневного пользования. Кроме того, деревня выделяла средства имаму на мечеть и кораническую школу, цирюльнику и плотнику, охранникам, стерегшим урожай и зернохранилища и предупреждавшим о приближении бедуинских мародеров, а также патрулировавшим ирригационные каналы и границы деревенского хозяйства. Сыновья наследовали ремесла отцов, дочери, по возможности, выходили замуж за ремесленников цехов, к которым принадлежали отцы. Члены каждой общины были тесно связаны друг с другом, а отношения между деревенскими общинами или кочевыми племенами редко бывали добрососедскими. Связи с центром осуществлялись через шейхов. Скота выращивалось немного. Арендаторы более крупных земельных участков имели несколько быков для пахоты и других полевых работ. Когда им надо было доставить свои товары на рынок, они нанимали бедуинов с верблюдами. Своим большим влиянием бедуины были обязаны тому, что фактически были исключительными поставщиками этих животных, которые, в свою очередь, были главными вьючными животными в торговых караванах. Крестьяне владели одним-двумя ослами, иногда несколькими козами для получения молока и изготовления бурдюков. Голуби были важным источником даровой пищи и помета, который старательно собирался для удобрения полей, поскольку навоз, смешанный с соломой, использовался как топливо и был слишком ценным для того, чтобы им удобряли поля. Главные отрасли хозяйства, в которых использовался главным образом труд крестьян, – это производство хлопка, холста и других тканей. Производство шелка служило причиной развития нескольких вспомогательных ремесел, таких, как крашение, вышивание и изготовление кисточек и прочих аксессуаров.

Производился также первичный материал для матрасов и ковров, масло и продукты из масла, мыло, сода и свечи, сахар-рафинад и меласса, соль, селитра, нашатырь и, кроме того, для потребления в стране и на экспорт – зерно, корм для скота, овощи и фрукты. В большинстве регионов собирали по два урожая в год, а в некоторых даже по три, но крестьяне, находившиеся в феодальной зависимости, не имели от этого выгоды. Их пища состояла из хлеба, молока, соленой рыбы, овощей и маленьких яиц полуголодных кур. Одевались в платье наподобие комбинезона, сверху – шерстяная накидка, на голове – бурнус. Женский труд был тяжелее мужского. Женщины мололи зерно для выпечки хлеба, носили воду, порой издалека, готовили брикеты из навоза для отопления, выполняли полевые работы. Приготовления к женитьбе были просты: женщине достаточно было сказать без свидетелей: «Передаю себя тебе». Не требовалось никакого брачного соглашения или сертификата. Это делало положение женщины весьма ненадежным, а жены, не приспособленные к тяжелому труду, жили под постоянной угрозой развода. Моральные установки были чрезвычайно строги: если женщина оказывалась неверной, ее семья чувствовала себя более униженной, чем муж. Стороны быстро договаривались убить неверную, либо изрубив ее на куски, либо утопив с привязанным к шее камнем.

Бедуины считались одной из самых воинственных народностей. Кроме выращивания верблюдов и земледельческих занятий, они пасли огромные смешанные отары овец и коз и поставляли на местные рынки шерсть, баранину, сыр и верблюжий волос, а также тростник, щелочь, продукты сельского хозяйства, но преобладало в их занятиях участие в междоусобных войнах. Соперничество за пастбища или водные источники, обида из-за действительных или надуманных личных оскорблений – любой повод мог ввергнуть целые племена в кровопролитную войну, в которой не было места малейшим проявлениям религиозной терпимости или гуманности, так же как учету экономических или политических последствий. Распри между семьями, группировками и племенами приобретали исключительное значение и преобладали над личными предпочтениями или моральными принципами. Турецкие власти оказывались неспособными водворить порядок среди бедуинских племен и защитить в достаточной степени их жертв. Случалось, им удавалось убедить племена охранять за плату торговые пути вместо грабежа. Ведь только бедуин мог справиться с бедуином. Для охраны ряда путей, ведущих к Мекке, на определенных племенных вождей возлагалась ответственность за безопасность паломников, проходивших через территорию, которая контролировалась этими племенами. За это их поощряли правительственными должностями или освобождением от налогов. Однако в целом бедуины так же враждовали с турецкими властями, как и между собой.

Не только бедуины доставляли властям беспокойство. Постоянным источником их тревоги были друзы Палестины, Сирии и Ливана, так же как туркмены Северной Сирии и курды Восточной Турции. Многие из этих племен, то ли из-за недоступности мест их проживания, то ли в силу привычек, а иногда из-за необузданного характера, считали себя абсолютно свободными. Они считали, что должны сохранять преданность только своим вождям. Постановления центральных турецких властей либо до них не доходили, либо игнорировались. Османы оставались достаточно мудрыми и достаточно сдержанными, чтобы убедить этих непокорных людей платить налоги. Правовые нормы и наказания в отношении них почти не действовали, большинство соплеменников жили по собственным простым правилам. В соответствии с ними убийство каралось смертью, то есть за убийство свободного человека отнимали жизнь у другого свободного человека, за убийство раба отнимали жизнь у другого раба, за убийство женщины отнимали жизнь у другой женщины. Иногда убийца платил деньги наследникам за кровь погибшего, которые распределялись между членами семьи согласно законам наследования. Ответственность за внесение выкупа за кровь лежала на всем племени или семье, на этой основе осуществлялась также компенсация за нанесенные увечья и раны. Так, за отсечение руки платили половину суммы, причитавшейся за убийство, за отсечение пальца одну десятую этой суммы. За похищение ценной вещи отрубали правую руку, за повторную кражу – левую ногу, за третью кражу – левую руку, за четвертую – правую ногу. За похищение скоропортящихся продуктов никаких наказаний не предусматривалось. Для доказательства факта прелюбодеяния требовалось четыре очевидца; если вина женщины была доказана, ее до смерти побивали камнями. За непреднамеренное убийство требовалось освобождение раба-мусульманина и выплата компенсации семье покойного. Если убийца не располагал возможностью освободить мусульманина, то должен был поститься в течение двух месяцев. Признавалось право человека убивать в целях самозащиты или защиты своего имущества.

В целом центральная власть не злоупотребляла принуждением, правление осуществлялось относительно справедливо, но, поскольку центр находился далеко, а некоторые губернаторы этих провинций оказывались слабыми или коррумпированными, создание эффективной системы управления империей было почти безнадежной задачей. Невозможно было наладить удовлетворительные отношения с племенами: они противились любым попыткам утверждения власти центра, если они не сопровождались применением грубости и насилия, если же соплеменники замечали в политике центральных властей недостаток либерализма или великодушия, то без колебаний устраивали мятежи. Хотя по закону владеть стрелковым оружием разрешалось лишь военнослужащим регулярной армии и феодальных ополчений, племена находили многочисленные источники получения такого оружия контрабандным путем. Кроме того вооружения, которое продавали непосредственно солдаты султанской армии за наличные деньги, процветала торговля оружием, которую вели феодалы и государственные чиновники. Они сговаривались о продаже зерна иностранцам в обмен на поставки оружия, которое перепродавали на внутреннем рынке, назначая двойную или тройную цену за каждый мушкет. При этом закон нарушался дважды, поскольку, помимо ограничений на владение оружием, существовал запрет на продажу зерна за рубеж.

Сталкиваясь с такой воинственностью племен, разумные турецкие правители, если им не удавалось натравить одно племя на другое, занимали нейтральную позицию в отношении междоусобиц и завоевывали авторитет посредством строительства или ремонта каналов, караван-сараев и культовых сооружений. На главных магистралях, особенно вдоль дорог, ведущих к священным городам Мекке, Иерусалиму и Хеврону, они строили укрепленные караван-сараи, которые не только давали надежные убежища паломникам и торговцам, но также представляли собой военные опорные пункты, хотя и ограниченной мощи. Иногда вблизи караван-сараев, а порой на пересечении дорог в малонаселенных районах страны они основывали поселения, которые состояли из семей перемещенных туда из соседних деревень. Поселения включали от 40 до 200 земельных участков в зависимости от условий безопасности. Этим жителям вменялось в обязанность патрулирование окружающей местности, а некоторые из новых деревень становились ядрами малых городов, в которых постепенно строились здания государственных учреждений и создавались постоянные рынки. Административное управление в таких отдаленных районах не отличалось эффективностью.

Не все племена были мятежными: татары, мусульмане, пришедшие с юга России, происходили от монголов. Они кочевали вместе со своими стадами и, подобно юрюкам Анатолии, выполняли определенные обязательства перед центральными властями. Это были спокойные, обязательные, рассудительные люди, бережливые и предприимчивые, хотя очень неопрятные в одежде и еде: они употребляли в пищу большое количество прогорклого бараньего жира. Летом они кочевали главным образом в Северной Персии и Восточной Турции и, помимо ухода за овцами, содержали большое число пчелиных ульев в виде деревянных колод. Их стойбища, часто располагавшиеся среди древних развалин или вокруг заброшенных гробниц, охраняли свирепые псы. На зиму эти племена строили из тростника и глины небольшие простые двухкомнатные хижины. В хозяйстве использовали искусно выделанные изделия из дерева. Излюбленным развлечением было слушать легенды о народных героях и исторических событиях – они были потомками золотоордынцев, а предком их был сам Чингисхан. Их женщины и мужчины прекрасно владели искусством верховой езды, а одним из обычаев их брачной церемонии был отъезд на лошади невесты, покрытой алой вуалью, из родительского дома в сопровождении подруг. Жених тоже верхом в сопровождении своих друзей выезжал встречать невесту, и с того момента, как кавалькады замечали друг друга, сближались в полной тишине, до тех пор пока жених, посчитавший, что приблизился на достаточное расстояние, бросал без предупреждения невесте яблоко или апельсин. В ту же минуту начиналась погоня: жених разворачивался на лошади кругом и мчался домой, его преследовала невеста со своим окружением. Если преследователи настигали жениха до того, как он достигнет своего шатра, то незадачливый всадник был вынужден распроститься со своим конем, седлом и одеждой, за которую он платил выкуп серебряными монетами. Когда невеста подъезжала к шатру жениха, сопровождавшие девушки окружали ее и делали вид, что просят ее не спешиваться. Между тем члены семьи жениха скакали на лошадях вокруг девушек, сопровождавших невесту, призывая ее сойти на землю и одарить их свадебными подарками. В конце концов свадьба завершалась пиршеством и танцами.

Оседлое население городов восточных провинций было более доступно влиянию центральных турецких властей, однако оно оказывалось большей частью косвенным путем. Население делилось на небольшие, почти автономные общины, каждая со своей мечетью, баней, рынком и входными воротами на территорию проживания. Районы проживания общин были разделены большими базарами, рассекавшими город. Ответственность за патрулирование стражей городских районов несли ага местного подразделения янычар и смотритель рынков. Как и на прочей территории Турции, инспекторы рынков играли важную роль в поддержании общественного порядка. Они ходили по улицам вслед за должностным лицом с весами, а за ними группа исполнителей наказаний и прочих помощников. В магазинах и на рынках проверяли точность весов, цены на товары. Иногда они останавливали покупателей, чтобы справиться у них о сделанной покупке, и в случае обнаружения дефекта провинившегося продавца наказывали на месте, как правило, поркой.

Как и в Турции, в ее владениях значение ремесленных гильдий невозможно переоценить. Благодаря этому самые робкие подданные империи могли играть определенную роль в социальной и даже политической жизни своего цеха. Шейхи, представлявшие гильдии в отношениях с властями и отвечавшие за сбор налогов, также поддерживали порядок и дисциплину. Даже гильдию воров обязывали через ее шейха удовлетворять претензии потерпевшей стороны, если ее жалоба заслуживала вмешательства властей.

Случалось, что группы людей различались профессионально, местом происхождения, религией, но каждая из них была крепко спаянной и объединяла верных и надежных членов. Образовывались порой организации для проведения общественных мероприятий, например религиозных праздников, выставок на время процессий, проходивших по случаю таких торжеств, как вступление на престол нового султана, мобилизации населения на защиту города в случае чрезвычайной обстановки. Однако муниципальные учреждения отсутствовали, а к спонтанным образованиям между упомянутыми группами людей власти относились с большим подозрением.

Городские бедняки ютились возле лавок или в халупах, сложенных из необожженных кирпичей, которые обмазывали глиной. Сверху на стропила укладывали пальмовые ветви и покрывали их смесью глины и соломы. Отдельное семейное жилище состояло из одной-двух комнат, где проживали и спали члены семьи, а также кухни и отхожего места. У дальней стены напротив входа помещалась печь, на которой жильцы спали зимой. Из мебели были один-два матраса, несколько глиняных сосудов и ручная мельница для зерна, с помощью которой каждый день приготовляли муку для выпечки хлеба. Обычно условия жизни в городе были чуть лучше сельских, где крестьяне находились под гнетом феодалов, а некоторые семьи так нуждались, что продавали своих детей или оставляли их у дверей мечети, обычно перед пятничной молитвой, в надежде, что какие-нибудь благочестивые люди возьмут их к себе, пусть даже временно. Многие женщины работали служанками или трудились на другой работе за небольшую плату. Ели они меньше мужчин, а одевались в лохмотья.

Дома посолиднее строились так, чтобы их окна не выходили на помещения соседей, и летом многие люди спали на плоских крышах или на верандах, обычно сооружавшихся при входе в главную комнату и открытых для прохладного ветерка. В состоятельных исламских семьях мужчина мог иметь до четырех жен и некоторое число младших жен в дополнение к служанкам. Все они жили в гареме. В мужской половине дома проживали все члены семьи мужского пола, черные и белые рабы и, если владелец дома был очень богатым человеком, евнухи. Белые рабыни обычно служили в домах крупных турецких чиновников. Богатые рабовладельцы местного уровня предпочитали девушек, называемых ими «абиссинками», цвет кожи которых был светло-коричневым или бронзовым и которые обладали приятной внешностью. Эти девушки при всей своей привлекательности отличались неважным здоровьем и часто вскоре заболевали туберкулезом. Их стоимость, как правило, колебалась от одной трети до одной десятой от стоимости белой девушки-рабыни. На покупку рабынь давался трехдневный срок, в течение которого девушка проживала на женской половине дома покупателя, а дамы гарема определяли ее пригодность: не чихает ли, не скрипит ли зубами, не разговаривает ли во сне – все эти причины были достаточными для возврата девушки продавцу. Чернокожих рабов использовали на тяжелой работе, женщины стоили дороже мужчин, хотя те рабы, которые не переболели оспой, ценились дешевле, поскольку не обладали иммунитетом против этой болезни. Во владениях империи с рабами обращались не так деликатно, как в метрополии. Многие из рабов-детей испытывали такие муки на пути из Африки через пустыню и по течению Нила в Нубии и Верхнем Египте, что не выдерживали и бросались в реку.

В городах, как и в провинции, люди вставали рано и после утренней молитвы завтракали, ели лаваш, яйца, сыр или кислое молоко, иногда бобы, прокипяченные с вечера в глиняном горшке, который зарывался по горлышко в горячую золу. Затем мужчины выезжали по делам, обычно верхом на ослах или мулах и часто в сопровождении погонщиков, которые старались расчистить им путь на узкой улочке, размахивая длинной палкой – предупреждая о необходимости разойтись. Впрочем, даже эти меры предосторожности часто не спасали всадника от падения с седла из-за толчка крупногабаритного груза, который вез на себе какой-нибудь проходивший мимо верблюд. Эти животные вели себя непредсказуемо, к тому же среди мусульман существовал принцип: погонщик, державший верблюда на поводу, нес ответственность, если животное наносило удар передними ногами, но если задними ногами, то не винили никого. Дневное время в лавке или конторе проходило в разговорах с покупателями, другими лавочниками или коллегами, в потягивании кофе и курении, неспешном ведении дел. Люди, не занятые работой, ходили в гости или баню, возвращались домой для легкого обеда, после которого уединялись в своих покоях, чтобы их никто не потревожил. Немногие люди бодрствовали слишком долго после ужина, следовавшего за вечерней молитвой, тогда дома освещались лампадками, заполнявшимися маслом, в которое погружался фитиль из хлопка, закрученный вокруг соломины. Лампадки светили слабо, и через два или три часа после заката все дела завершали. Естественно, в небольших городах жизнь была проще. Основная деятельность – прикладное искусство и ремесла, работа главным образом по дереву или металлу, но спрос на предметы роскоши был невелик, таланты мало поощрялись.

Стиль одежды представителей высших сословий в провинциях мало отличался от того, которого придерживались горожане метрополии: длинные шаровары, рубашка, платье с поясом, кафтан, сверху надевали нарядный кафтан и тюрбан на голову. В холодную погоду носили еще и черный шерстяной плащ, который накидывали и на голову. Представители низших сословий носили широкие шаровары, длинную рубашку с широкими рукавами – летом из голубого полотна или хлопка, зимой из шерсти коричневого цвета, – распахнутую от шеи до талии, пояс красного или белого цвета, тюрбан из грубой хлопковой ткани поверх фетровой шапочки. Как и во всех мусульманских странах, в Османской империи тюрбаны разнились в зависимости от секты или статуса. Характерная одежда учителей внушала то уважение, которого требовала их профессия, прохожие просили у них короткой молитвы или благословения, а на базаре лавочники не торговались с учителями, а брали с них предлагаемую сумму. Преподавателя одного из таких крупных университетов, как Аль-Азхар в Каире, часто посещали сыновья богачей, двум или трем из них он позволял служить себе в обмен на передачу опыта и знаний.

Женщины из богатых сословий носили просторные рубашки и широкие шаровары, перевязанные вокруг бедер и под коленями, длинный приталенный кафтан, который спереди застегивали на пуговицы и подпоясывали квадратной шалью со складками. На голове женщины носили фетровую шапочку и тюрбан, обвязывая все это платком, расшитым узорами, на ноги надевали тапки для дома и для выхода на улицу. Как верхнюю одежду женщина носила платок из плотной толстой ткани, который свешивался от уровня глаз до ступней, а поверх этого набрасывала широкое покрывало, черное, если она была замужем, и белое – если нет, скрывавшее ее почти целиком. Волосы заплетали во множество тонких маленьких косичек – от 11 до 25. Число косичек всегда было нечетным, в каждую вплетали три короткие шелковые ленточки черного цвета с золотистыми узорами. Глаза густо подкрашивали черной краской, а руки и ноги украшали мазками хны. Многие женщины носили на подбородке и других местах татуировки в виде голубых или зеленых крапин. Женщины из низших сословий носили шаровары, рубашку, закрывавшую лицо накидку и плед и по возможности больше дешевой бижутерии – им очень нравились тяжелые ножные браслеты, которые при ходьбе позвякивали, но которые воспринимались религиозными людьми как вызывающие и вульгарные.

Население восточных провинций империи составляли отнюдь не одни мусульмане. В Палестине обитали большие общины евреев, часть из них – коренные жители, другие – беженцы из Испании и Португалии, спасавшиеся от религиозных преследований. Они занимались главным образом торговлей и текстильным ремеслом, часто подвергались вымогательствам и принуждению со стороны коррумпированных чиновников, которые заставляли их трудиться по субботам, в священные дни, – перевозить навоз. Этнические группы самаритян тоже считались евреями, и с ними также обращались недостойным образом за «недостаточную покорность». Печальный факт состоял в том, что отдаленность от центральных властей в Стамбуле, а также распространившаяся коррупция оказывали нередко дурное воздействие на чиновников турецкого правительства.

Самую большую христианскую общину составляли копты Египта. Язык богослужений и Библии коптов свидетельствовал об их происхождении от древних египтян, уровень их жизни был несколько выше, чем у мусульман. Значительные поселения христиан имелись в Ливане и Палестине. Кроме того, большие группы паломников-христиан ежегодно посещали святые места, и это являлось настолько важной статьей дохода, что святыни поддерживались в хорошем состоянии, и само стамбульское правительство принимало меры, когда они приходили в упадок. Многие из этих мест посещали также мусульмане, которые почитали такие иудейские святыни, как гробницы Давида в Иерусалиме и Моисея возле Мертвого моря, гробницы патриархов в Хевроне, а также могилы Ионы, Лота и многих других пророков. В список мусульманских святынь были включены также место упокоения Девы Марии в Иерусалиме, церковь в Вифлееме. Но основным местом паломничества была скала, на которой, по преданию, Авраам собирался пожертвовать своим сыном, а позднее здесь остановился после своего мистического ночного путешествия пророк Мухаммед. По соседству со скалой расположена мечеть Аль-Акса. Посещение этих святых мест чуть уступало по значению паломничеству в Мекку и Медину, но такие путешествия представляли собой длительные и трудные предприятия, паломникам приходилось обеспечивать себя в пути всем необходимым, впрочем, они не отказывались по возможности и от некоторых выгодных предприятий. Большинство верующих совершали паломничество, руководствуясь набожностью и чувством долга, но немалое число ходило по разным странам, осуществляя по пути торговые сделки в городах и деревнях. Путники двигались в сопровождении охраны, во-первых, потому, что не платили мзды за покровительство местных племен, а во-вторых, потому, что стремились избежать на каждом шагу уплаты налогов. Приятными исключениями для них были более спокойные и мирные турецкие провинции, встречавшиеся по пути.

Но было много и других провинций. В зените могущества империи ее народы и земли были столь многочисленны и многообразны, что не поддавались сколько-нибудь строгому учету.

Сулейман Великолепный любил называть себя «…султаном султанов Востока и Запада, Государем, рожденным в месте счастливого стечения Римской, Персидской и Арабской империй, гордостью Земли и времен; Господином Средиземноморья и Черного моря, прославленной Каабы и озаренной Медины, благородного Иерусалима и трона Египта, этого раритета эпохи, провинции Йемен, Адена, Саны и Багдада, обители благопристойности, Басры и Аль-Хасы, городов Нуширвана, территорий Алжира и Азербайджана, кипчакских степей и татарских земель, Курдистана и Луристана, совокупности таких стран, как Румелия, Анатолия, Караман, Валахия, Молдавия, Венгрия и многих других могущественных империй и земель султан и падишах…».