|
||||
|
ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ КАК НЕКОТОРЫЕ «МАРКСИСТЫ» ОПРОВЕРГАЛИ МАТЕРИАЛИЗМ В 1908 ГОДУ И НЕКОТОРЫЕ ИДЕАЛИСТЫ В 1710 ГОДУ Кто сколько-нибудь знаком с философской литературой, тот должен знать, что едва ли найдется хоть один современный профессор философии (а также теологии), который бы не занимался прямо или косвенно опровержением материализма. Сотни и тысячи раз объявляли материализм опровергнутым и в сто первый, в тысяча первый раз продолжают опровергать его поныне. Наши ревизионисты все занимаются опровержением материализма, делая при этом вид, что они собственно опровергают только материалиста Плеханова, а не материалиста Энгельса, не материалиста Фейербаха, не материалистические воззрения И.Дицгена, — и затем, что они опровергают материализм с точки зрения «новейшего» и «современного» позитивизма,[8] естествознания и т.п. Не приводя цитат, которые всякий желающий наберет сотнями в названных выше книгах, я напомню те доводы, которыми побивают материализм Базаров, Богданов, Юшкевич, Валентинов, Чернов[9] и другие махисты. Это последнее выражение, как более краткое и простое, притом получившее уже право гражданства в русской литературе, я буду употреблять везде наравне с выражением: «эмпириокритики». Что Эрнст Мах — самый популярный в настоящее время представитель эмпириокритицизма, это общепризнано в философской литературе,[10] а отступления Богданова и Юшкевича от «чистого» махизма имеют совершенно второстепенное значение, как будет показано ниже. Материалисты, говорят нам, признают нечто немыслимое и непознаваемое — «вещи в себе», материю «вне опыта», вне нашего познания. Они впадают в настоящий мистицизм, допуская нечто потустороннее, за пределами «опыта» и познания стоящее. Толкуя, будто материя, действуя на наши органы чувств, производит ощущения, материалисты берут за основу «неизвестное», ничто, ибо-де сами же они единственным источником познания объявляют наши чувства. Материалисты впадают в «кантианство» (Плеханов — допуская существование «вещей в себе», т.е. вещей вне нашего сознания), они «удвояют» мир, проповедуют «дуализм», ибо за явлениями у них есть еще вещь в себе, за непосредственными данными чувств — нечто другое, какой-то фетиш, «идол», абсолют, источник «метафизики», двойник религии («святая материя», как говорит Базаров). Таковы доводы махистов против материализма, повторяемые и пересказываемые на разные лады вышеназванными писателями. Чтобы проверить, новы ли эти доводы и действительно ли они направляются только против одного, «впавшего в кантианство», русского материалиста, мы приведем подробные цитаты из сочинения одного старого идеалиста, Джорджа Беркли. Эта историческая справка тем более необходима во введении к нашим заметкам, что на Беркли и на его направление в философии нам придется неоднократно ссылаться ниже, ибо махисты неверно представляют и отношение Маха к Беркли и сущность философской линии Беркли. Сочинение епископа Джорджа Беркли, вышедшее в 1710 году под названием «Трактат об основах человеческого познания»,[11] начинается следующим рассуждением: «Для всякого, кто обозревает объекты человеческого познания, очевидно, что они представляют из себя либо идеи (ideas), действительно воспринимаемые чувствами, либо такие, которые мы получаем, наблюдая эмоции и действия ума, либо, наконец, идеи, образуемые при помощи памяти и воображения… Посредством зрения я составляю идеи о свете и о цветах, об их различных степенях и видах. Посредством осязания я воспринимаю твердое и мягкое, теплое и холодное, движение и сопротивление… Обоняние дает мне запахи; вкус — ощущение вкуса; слух — звуки… Так как различные идеи наблюдаются вместе одна с другою, то их обозначают одним именем и считают какой-либо вещью. Например, наблюдают соединенными вместе (to go together) определенный цвет, вкус, запах, форму, консистенцию, — признают это за отдельную вещь и обозначают словом яблоко; другие собрания идей (collection of ideas) составляют камень, дерево, книгу и тому подобные чувственные вещи…» (§1). Таково содержание первого параграфа сочинения Беркли. Нам надо запомнить, что в основу своей философии он кладет «твердое, мягкое, теплое, холодное, цвета, вкусы, запахи» и т.д. Для Беркли вещи суть «собрания идей», причем под этим последним словом он разумеет как раз вышеперечисленные, скажем, качества или ощущения, а не отвлеченные мысли. Беркли говорит дальше, что помимо этих «идей или объектов познания» существует то, что воспринимает их, — «ум, дух, душа или я» (§2). Само собою разумеется, — заключает философ, — что «идеи» не могут существовать вне ума, воспринимающего их. Чтобы убедиться в этом, достаточно подумать о значении слова: существовать. «Когда я говорю, что стол, на котором я пишу, существует, то это значит, что я вижу и ощущаю его; и если б я вышел из своей комнаты, то сказал бы, что стол существует, понимая под этим, что, если бы я был в своей комнате, то я мог бы воспринимать его…» Так говорит Беркли в §3 своего сочинения и здесь же начинает полемику с людьми, которых он называет материалистами (§§18, 19 и др.). Для меня совершенно непонятно, — говорит он, — как можно говорить об абсолютном существовании вещей без их отношения к тому, что их кто-либо воспринимает? Существовать — значит быть воспринимаемым (their, т.е. вещей esse is percipi, §3, — изречение Беркли, цитируемое в учебниках по истории философии). «Странным образом среди людей преобладает мнение, что дома, горы, реки, одним словом, чувственные вещи имеют существование, природное или реальное, отличное от того, что их воспринимает разум» (§4). Это мнение — «явное противоречие», — говорит Беркли. — «Ибо что же такое эти вышеупомянутые объекты, как не вещи, которые мы воспринимаем посредством чувств? а что же мы воспринимаем, как не свои собственные идеи или ощущения (ideas or sensations)? и разве же это прямо-таки не нелепо, что какие-либо идеи или ощущения, или комбинации их могут существовать, не будучи воспринимаемы?» (§4). Коллекции идей Беркли заменяет теперь равнозначащим для него выражением: комбинации ощущений, обвиняя материалистов в «нелепом» стремлении идти еще дальше, искать какого-то источника для этого комплекса… то бишь, для этой комбинации ощущений, В §5 материалисты обвиняются в возне с абстракцией, ибо отделять ощущение от объекта, по мнению Беркли, есть пустая абстракция. «На самом деле, — говорит он в конце §5, опущенном во втором издании, — объект и ощущение одно и то же (are the same thing) и не могут поэтому быть абстрагируемы одно от другого». «Вы скажете, — пишет Беркли, — что идеи могут быть копиями или отражениями (resemblances) вещей, которые существуют вне ума в немыслящей субстанции. Я отвечаю, что идея не может походить ни на что иное, кроме идеи; цвет или фигура не могут походить ни на что, кроме другого цвета, другой фигуры… Я спрашиваю, можем ли мы воспринимать эти предполагаемые оригиналы или внешние вещи, с которых наши идеи являются будто бы снимками или представлениями, или не можем? Если да, то, значит, они суть идеи и мы не двинулись ни шагу вперед; а если вы скажете, что нет, то я обращусь к кому угодно и спрошу его, есть ли смысл говорить, что цвет похож на нечто невидимое; твердое иди мягкое похоже на нечто такое, что нельзя осязать, и т.п.» (§8). «Доводы» Базарова против Плеханова по вопросу о том, могут ли вне нас существовать вещи помимо их действия на нас, — ни на волос не отличаются, как видит читатель, от доводов Беркли против не называемых им поименно материалистов. Беркли считает мысль о существовании «материи или телесной субстанции» (§9) таким «противоречием», таким «абсурдом», что нечего собственно тратить время на ее опровержение. «Но, — говорит он, — ввиду того, что учение (tenet) о существовании материи пустило, по-видимому, глубокие корни в умах философов и влечет за собой столь многочисленные вредные выводы, я предпочитаю показаться многоречивым и утомительным, лишь бы не опустить ничего для полного разоблачения и искоренения этого предрассудка» (§9). Мы сейчас увидим, о каких вредных выводах говорит Беркли. Покончим сначала с его теоретическими доводами против материалистов. Отрицая «абсолютное» существование объектов, т.е. существование вещей вне человеческого познания, Беркли прямо излагает воззрения своих врагов таким образом, что они-де признают «вещь в себе». В §24-м Беркли пишет курсивом, что это опровергаемое им мнение признает «абсолютное существование чувственных объектов в себе (objects in themselves) или вне ума» (стр. 167-168 цит. издания). Две основные линии философских воззрений намечены здесь с той прямотой, ясностью и отчетливостью, которая отличает философских классиков от сочинителей «новых» систем в наше время. Материализм — признание «объектов в себе» или вне ума; идеи и ощущения — копии или отражения этих объектов. Противоположное учение (идеализм): объекты не существуют «вне ума»; объекты суть «комбинации ощущений». Это написано в 1710 году, т.е. за 14 лет до рождения Иммануила Канта, а наши махисты — на основании якобы «новейшей» философии — сделали открытие, что признание «вещей в себе» есть результат заражения или извращения материализма кантианством! «Новые» открытия махистов — результат поразительного невежества их в истории основных философских направлений. Их следующая «новая» мысль состоит в том, что понятия «материи» или «субстанции» — остаток старых некритических воззрений. Мах и Авенариус, видите ли, двинули вперед философскую мысль, углубили анализ и устранили эти «абсолюты», «неизменные сущности» и т.п. Возьмите Беркли, чтобы проверить по первоисточнику подобные утверждения, и вы увидите, что они сводятся к претенциозной выдумке. Беркли вполне определенно говорит, что материя есть «non-essence» (несуществующая сущность, §68), что материя есть ничто (§80). «Вы можете, — иронизирует Беркли над материалистами, — если это так уже вам хочется, употреблять слово «материя» в том смысле, в каком другие люди употребляют слово "ничто"» (p. 196-197 цит. изд.). Сначала, — говорит Беркли, — верили, что цвета, запахи и т.п. «действительно существуют», — потом отказались от этого воззрения и признали, что они существуют только в зависимости от наших ощущений. Но это устранение старых ошибочных понятий не доведено до конца: остаток есть понятие «субстанции» (§73) — такой же «предрассудок» (p. 195), окончательно разоблачаемый епископом Беркли в 1710 году! В 1908 году находятся у нас такие шутники, которые серьезно поверили Авенариусу, Петцольдту, Маху и К°, что только «новейший позитивизм» и «новейшее естествознание» доработались до устранения этих «метафизических» понятий. Эти же шутники (Богданов в том числе) уверяют читателей, что именно новая философия разъяснила ошибочность «удвоения мира» в учении вечно опровергаемых материалистов, которые говорят о каком-то «отражении» сознанием человека вещей, существующих вне его сознания. Об этом «удвоении» названными выше авторами написана бездна прочувствованных слов. По забывчивости или по невежеству они не добавили, что эти новые открытия были уже открыты в 1710 году. «Наше познание их (идей или вещей), — пишет Беркли, — было чрезвычайно затемнено, запутано, направлено к самым опасным заблуждениям предположением о двойном (twofold) существовании чувственных объектов, именно: одно существование — интеллигибельное или существование в уме, другое — реальное, вне ума» (т.е. вне сознания). И Беркли потешается над этим «абсурдным» мнением, допускающим возможность мыслить немыслимое! Источник «абсурда», — конечно, различение «вещей» и «идей» (§87), «допущение внешних объектов». Тот же источник порождает, как открыл Беркли в 1710 году и вновь открыл Богданов в 1908 году, веру в фетиши и идолы. «Существование материи, — говорит Беркли, — или вещей, не воспринимаемых, было не только главной опорой атеистов и фаталистов, но на том же самом принципе держится идолопоклонничество во всех его разнообразных формах» (§94). Тут мы подошли и к тем «вредным» выводам из «абсурдного» учения о существовании внешнего мира, которые заставили епископа Беркли не только теоретически опровергать это учение, но и страстно преследовать сторонников его, как врагов. «На основе учения о материи или о телесной субстанции, — говорит он, — воздвигнуты были все безбожные построения атеизма и отрицания религии… Нет надобности рассказывать о том, каким великим другом атеистов во все времена была материальная субстанция. Все их чудовищные системы до того очевидно, до того необходимо зависят от нее, что, раз будет удален этот краеугольный камень, — и все здание неминуемо развалится. Нам не к чему поэтому уделять особое внимание абсурдным учениям отдельных жалких сект атеистов» (§92, стр. 203-204 цит. изд.). «Материя, раз она будет изгнана из природы, уносит с собой столько скептических и безбожных построений, такое невероятное количество споров и запутанных вопросов» («принцип экономии мысли», открытый Махом в 1870 годах! «философия, как мышление о мире по принципу наименьшей траты сил» — Авенариус в 1876 году!), «которые были бельмом в глазу для теологов и философов; материя причиняла столько бесплодного труда роду человеческому, что если бы даже те доводы, которые мы выдвинули против нее, были признаны недостаточно доказательными (что до меня, то я их считаю вполне очевидными), то все же я уверен, что все друзья истины, мира и религии имеют основание желать, чтобы эти доводы были признаны достаточными» (§96). Откровенно рассуждал, простовато рассуждал епископ Беркли! В наше время те же мысли об «экономном» удалении «материи» из философии облекают в гораздо более хитрую и запутанную «новой» терминологией форму, чтобы эти мысли сочтены были наивными людьми за «новейшую» философию! Но Беркли не только откровенничал насчет тенденций своей философии, а старался также прикрыть ее идеалистическую наготу, изобразить ее свободной от нелепостей и приемлемой для «здравого смысла». Нашей философией, — говорил он, инстинктивно защищаясь от обвинения в том, что теперь было бы названо субъективным идеализмом и солипсизмом, — нашей философией «мы не лишаемся никаких вещей в природе» (§34). Природа остается, остается и различие реальных вещей от химер, — только «и те и другие одинаково существуют в сознании». «Я вовсе не оспариваю существования какой бы то ни было вещи, которую мы можем познавать посредством чувства или размышления. Что те вещи, которые я вижу своими глазами, трогаю своими руками, существуют, — реально существуют, в этом я нисколько не сомневаюсь. Единственная вещь, существование которой мы отрицаем, есть тo, что философы (курсив Беркли) называют материей или телесной субстанцией. Отрицание ее не приносит никакого ущерба остальному роду человеческому, который, смею сказать, никогда не заметит ее отсутствия… Атеисту действительно нужен этот призрак пустого имени, чтобы обосновать свое безбожие…» Еще яснее выражена эта мысль в §37-м, где Беркли отвечает на обвинение в том, что его философия уничтожает телесные субстанции: «если слово субстанция понимать в житейском (vulgar) смысле, т.е. как комбинацию чувственных качеств, протяженности, прочности, веса и т.п., то меня нельзя обвинять в их уничтожении. Но если слово субстанция понимать в философском смысле — как основу акциденций или качеств (существующих) вне сознания, — то тогда действительно я признаю, что уничтожаю ее, если можно говорить об уничтожении того, что никогда не существовало, не существовало даже в воображении». Английский философ Фрейзер, идеалист, сторонник берклианства, издавший сочинения Беркли и снабдивший их своими примечаниями, недаром называет учение Беркли «естественным реализмом» (р. Х цит. изд.). Эта забавная терминология непременно должна быть отмечена, ибо она действительно выражает намерение Беркли подделаться под реализм. Мы много раз встретим в дальнейшем изложении «новейших» позитивистов», которые в другой форме, в другой словесной оболочке повторяют эту же самую проделку или подделку. Беркли не отрицает существования реальных вещей! Беркли не разрывает с мнением всего человечества! Беркли отрицает «только» учение философов, т.е. теорию познания, которая серьезно и решительно берет в основу всех своих рассуждении признание внешнего мира и отражения его в сознании людей. Беркли не отрицает естествознания, которое всегда стояло и стоит (большей частью бессознательно) на этой, т.е. материалистической, теории познания. «Мы можем, — читаем в §59, — из нашего опыта» (Беркли — философия «чистого опыта»)[12] «относительно сосуществования и последовательности идей в нашем сознании… делать правильные заключения о том, что испытали бы мы (или: увидали бы мы), если бы были помещены в условия, весьма значительно отличающиеся от тех, в которых мы находимся в настоящее время. В этом и состоит познание природы, которое» (слушайте!) «может сохранить свое значение и свою достоверность вполне последовательно в связи с тем, что выше было сказано». Будем считать внешний мир, природу — «комбинацией ощущений», вызываемых в нашем уме божеством. Признайте это, откажитесь искать вне сознания, вне человека «основы» этих ощущений — и я признаю в рамках своей идеалистической теории познания все естествознание, все значение и достоверность его выводов. Мне нужна именно эта рамка и только эта рамка для моих выводов в пользу «мира и религии». Такова мысль Беркли. С этой мыслью, правильно выражающей сущность идеалистической философии и ее общественное значение, мы встретимся впоследствии, когда будем говорить об отношении махизма к естествознанию. Теперь же отметим еще одно новейшее открытие, позаимствованное в XX веке новейшим позитивистом и критическим реалистом П.Юшкевичем у епископа Беркли. Это открытие — «эмпириосимволизм». «Излюбленная теория» Беркли, — говорит А.Фрейзер, — есть теория «универсального естественного символизма» (p. 190 цит. изд.) или «символизма природы» (Natural Symbolism). Если бы эти слова не стояли в издании, вышедшем в 1871 году, то можно было бы заподозрить английского философа фидеиста Фрейзера в плагиате у современного математика и физика Пуанкаре и русского «марксиста» Юшкевича! Самая теория Беркли, вызвавшая восторг Фрейзера, изложена епископом в следующих словах: «Связь идей» (не забудьте, что для Беркли идей и вещи — одно и то же) «не предполагает отношения причины к следствию, а только отношение метки или знака к вещи, обозначаемой, так или иначе» (§65). «Отсюда очевидно, что то вещи, которые с точки зрения категории причины (under the notion of a cause), содействующей или помогающей произведению следствия, являются совершенно необъяснимыми и ведут нас к великим нелепостям, — могут быть вполне естественно объяснены,… если их рассматривать как метки или знаки для нашего осведомления» (§66). Разумеется, по мнению Беркли и Фрейзера, осведомляет нас посредством этих «эмпириосимволов» не кто иной, как божество. Гносеологическое же значение символизма в теории Беркли состоит в том, что он должен заменить «доктрину», «претендующую объяснять вещи телесными причинами» (§66). Перед нами два философских направления в вопросе о причинности. Одно «претендует объяснять вещи телесными причинами», — ясно, что оно связано с «абсурдной» и опровергнутой епископом Беркли «доктриной материи». Другое сводит «понятие причины» к понятию «метки или знака», служащего «для нашего осведомления» (богом). С этими двумя направлениями в костюме XX века мы встретимся при разборе отношения к данному вопросу махизма и диалектического материализма. Далее, по вопросу о реальности надо заметить еще, что Беркли, отказываясь признать существование вещей вне сознания, старается подыскать критерий для отличения реального и фиктивного. В §36-м он говорит, что те «идеи», которые человеческий ум вызывает по своему усмотрению, «бледны, слабы, неустойчивы по сравнению с теми, которые мы воспринимаем в чувствах. Эти последние идеи, будучи запечатлеваемы в нас по известным правилам или законам природы, свидетельствуют о действии ума, более могущественного и мудрого, чем ум человеческий. Такие идеи, как говорят, имеют больше реальности, чем предыдущие; это значит, что они более ясны, упорядочены, раздельны и что они не являются фикциями ума, воспринимающего их…» В другом месте (§84) Беркли понятие реального старается связать с восприятием одних и тех же чувственных ощущений одновременно многими людьми. Например, как решить вопрос: реально ли превращение воды в вино, о чем нам, допустим, рассказывают? «Если все присутствующие за столом видели бы его, слышали его запах, пили вино и ощущали его вкус, видели бы на себе последствия питья вина, то, по-моему, не могло бы быть сомнения в реальности этого вина». И Фрейзер поясняет: «Одновременное сознание различными лицами одних и тех же чувственных идей, в отличие от чисто индивидуального или личного сознания воображаемых объектов и эмоций, рассматривается здесь как доказательство реальности идей первого рода». Отсюда видно, что субъективный идеализм Беркли нельзя понимать таким образом, будто он игнорирует различие между единоличным и коллективным восприятием. Напротив, на этом различии он пытается построить критерий реальности. Выводя «идеи» из воздействия божества на ум человека, Беркли подходит таким образом к объективному идеализму: мир оказывается не моим представлением, а результатом одной верховной духовной причины, создающей и «законы природы» и законы отличия «более реальных» идей от менее реальных и т.д. В другом своем сочинении «Три разговора между Гиласом и Филоноусом» (1713 г.), где Беркли в особенно популярной форме старается изложить свои взгляды, он излагает таким образом противоположность своей и материалистической доктрины: «Я утверждаю так же, как и вы» (материалисты), «что, раз на нас оказывает действие нечто извне, то мы должны допустить существование сил, находящихся вне (нас), сил, принадлежащих существу, отличному от нас. Но здесь мы расходимся по вопросу о том, какого рода это могущественное существо. Я утверждаю, что это дух, вы — что это материя или я не знаю какая (могу прибавить, что и вы не знаете какая) третья природа…» (p. 335 цит. изд.). Фрейзер комментирует: «В этом гвоздь всего вопроса. По мнению материалистов, чувственные явления вызываются материальной субстанцией, или какой-то неизвестной «третьей природой»; по мнению Беркли, — Рациональной Волей; по мнению Юма и позитивистов, их происхождение абсолютно неизвестно, и мы можем только обобщать их, как факты, индуктивным путем, согласно обычаю». Английский берклианец Фрейзер подходит здесь со своей последовательно идеалистической точки зрения к тем самым основным «линиям» в философии, которые так ясно охарактеризованы у материалиста Энгельса. В своем сочинении «Людвиг Фейербах» он делит философов на «два больших лагеря»: материалистов и идеалистов. Основное отличие между ними Энгельс, — принимающий во внимание гораздо более развитые, разнообразные и богатые содержанием теории обоих направлений, чем Фрейзер, — видит в том, что для материалистов природа есть первичное, а дух вторичное, а для идеалистов наоборот. Между теми и другими Энгельс ставит сторонников Юма и Канта, как отрицающих возможность познания мира или по крайней мере полного его дознания, называя их агностиками.[13] В своем «Л.Фейербахе» Энгельс применяет этот последний термин только к сторонникам Юма (тем самым, которых Фрейзер называет и которые сами себя любят называть «позитивистами»), но в статье «Об историческом материализме» Энгельс прямо говорит про точку зрения «неокантианского агностика»,[14] рассматривая неокантианство,[15] как разновидность агностицизма.[16] Мы не можем здесь останавливаться на этом замечательно правильном и глубоком рассуждении Энгельса (рассуждении, беззастенчиво игнорируемом махистами). Подробно об этом будет речь дальше. Пока мы ограничимся указанием на эту марксистскую терминологию и на это совпадение крайностей: взгляда последовательного материалиста и последовательного идеалиста на основные философские направления. Чтобы иллюстрировать эти направления (с которыми нам постоянно придется иметь дело в дальнейшем изложении), отметим вкратце взгляды крупнейших философов XVIII века, шедших по иному пути, чем Беркли. Вот рассуждения Юма в «Исследовании относительно человеческого познания» в главе (12-й) о скептической философии: «Можно считать очевидным, что люди склонны в силу естественного инстинкта или предрасположения доверять своим чувствам и что, без всякого рассуждения или даже перед тем, как прибегать к рассуждению, мы всегда предполагаем внешний мир (external universe), который не зависит от нашего восприятия, который существовал бы и в том случае, если бы мы и все другие способные ощущать создания исчезли или были бы уничтожены. Даже животные руководятся подобным мнением и сохраняют эту веру во внешние объекты во всех своих помыслах, планах и действиях… Но это всеобщее и первоначальное мнение всех людей скоро разрушается самой легкой (slightest) философией, которая учит нас, что нашему уму никогда не может быть доступно что-либо, кроме образа или восприятия, и что чувства являются лишь каналами (inlets), чрез которые эти образы пересылаются, не будучи в состоянии устанавливать какое-либо непосредственное отношение (intercourse) между умом и объектом. Стол, который мы видим, кажется меньшим, если мы отойдем дальше от него, но реальный стол, существующий независимо от нас, не изменяется; следовательно, нашему уму являлось не что иное, как только образ стола (image). Таковы очевидные указания разума; и ни один человек, который рассуждает, никогда не сомневался в том, что предметы (existences), о которых мы говорим: «этот стол», «это дерево», суть не что иное, как восприятия нашего ума… Каким доводом можно доказать, что восприятия в нашем уме должны быть вызываемы внешними предметами, совершенно отличными от этих восприятии, хотя и сходными с ними (если это возможно), а не проистекают либо от энергии самого ума, либо от действия какого-либо невидимого и неизвестного духа, либо от какой-нибудь другой причины, еще более неизвестной нам?.. Каким образом этот вопрос может быть решен? Разумеется, посредством опыта, как и все другие вопросы подобного рода. Но в этом пункте опыт молчит и не может не молчать. Ум никогда не имеет перед собой никаких вещей кроме восприятии и он никоим образом не в состоянии произвести какой бы то ни было опыт относительно соотношения между восприятиями и объектами. Поэтому предположение такого соотношения лишено всякого логического основания. Прибегать к правдивости Верховного Существа для доказательства правдивости наших чувств — значит обходить вопрос совершенно неожиданным образом… Раз мы поставим вопрос о внешнем мире, мы потеряем все аргументы, которыми можно бы было доказать бытие такого Существа».[18] И то же самое говорит Юм в «Трактате о человеческой природе», часть IV, отдел II: «О скептицизме по отношению к чувствам». «Наши восприятия суть наши единственные объекты» (p. 281 франц. перевода Ренувье и Пильона, 1878 года). Скептицизмом называет Юм отказ от объяснения ощущений воздействием вещей, духа и т.п., отказ от сведения восприятии к внешнему миру, с одной стороны, к божеству или неизвестному духу, с другой. И автор предисловия к французскому переводу Юма, Пильон (Р. Pillon), философ родственного Маху направления (как увидим ниже), справедливо говорит, что для Юма субъект и объект сводятся к «группам различных восприятии», к «элементам сознания, впечатлениям, идеям и т.д.», что речь должна идти только о «группировке и комбинации этих элементов».[19] Равным образом, английский юмист Гексли, основатель меткого и верного выражения «агностицизм», подчеркивает в своей книге о Юме, что этот последний, принимая «ощущения» за «первоначальные, неразложимые состояния сознания», не вполне последователен по вопросу о том, воздействием ли объектов на человека или творческой силой ума следует объяснять происхождение ощущений. «Реализм и идеализм он (Юм) допускает как одинаково вероятные гипотезы».[20] Юм не идет дальше ощущений. «Цвета красный и синий, запах розы, это — простые восприятия… Красная роза дает нам сложное восприятие (complex impression), которое может быть разложено на простые восприятия красного цвета, запаха розы и др.» (pp. 64-65, там же). Юм допускает и «материалистическую позицию» и «идеалистическую» (p. 82): «коллекция восприятии» может быть порождаема фихтевским «я», может быть «изображением или хоть символом» чего-то реального (real something). Так толкует Юма Гексли. Что касается материалистов, то вот отзыв о Беркли главы энциклопедистов[21] Дидро: «Идеалистами называют философов, которые, признавая известным только свое существование и существование ощущений, сменяющихся внутри нас, не допускают ничего другого. Экстравагантная система, которую, на мой взгляд, могли бы создать только слепые! И эту систему, к стыду человеческого ума, к стыду философии, всего труднее опровергнуть, хотя она всех абсурднее».[22] И Дидро, вплотную подойдя к взгляду современного материализма (что недостаточно одних доводов и силлогизмов для опровержения идеализма, что не в теоретических аргументах тут дело), отмечает сходство посылок идеалиста Беркли и сенсуалиста Кондильяка. Кондильяку следовало бы, по его мнению, заняться опровержением Беркли, чтобы предотвратить такие абсурдные выводы из взгляда на ощущения, как на единственный источник наших знаний. В «Разговоре Даламбера и Дидро» этот последний излагает свои философские взгляды таким образом: «…Предположите, что фортепиано обладает способностью ощущения и памятью, и скажите, разве бы оно не стало тогда само повторять тех арий, которые вы исполняли бы на его клавишах? Мы — инструменты, одаренные способностью ощущать и памятью. Наши чувства — клавиши, по которым ударяет окружающая нас природа и которые часто сами по себе ударяют; вот, по моему мнению, все, что происходит в фортепиано, организованном подобно вам и мне». Даламбер отвечает, что такому фортепиано надо бы обладать способностью добывать себе пищу и производить на свет маленькие фортепиано. — Без сомнения, — возражает Дидро. Но возьмите яйцо. «Вот что ниспровергает все учения теологии и все храмы на земле. Что такое это яйцо? Масса неощущающая, пока в него не введен зародыш, а когда в него введен зародыш, то что это такое? Масса неощущающая, ибо этот зародыш в свою очередь есть лишь инертная и грубая жидкость. Каким образом эта масса переходит к другой организации, к способности ощущать, к жизни? Посредством теплоты. А что производит теплоту? Движение». Вылупившееся из яйца животное обладает всеми вашими эмоциями, проделывает все ваши действия. «Станете ли вы утверждать вместе с Декартом, что это — простая машина подражания? Но над вами расхохочутся малые дети, а философы ответят вам, что если это машина, то вы — такая же машина. Если вы признаете, что между этими животными и вами разница только в организации, то вы обнаружите здравый смысл и рассудительность, вы будете правы; но отсюда будет вытекать заключение против вас, именно, что из материи инертной, организованной известным образом, под воздействием другой инертной материи, затем теплоты и движения, получается способность ощущения, жизни, памяти, сознания, эмоций, мышления». Одно из двух, — продолжает Дидро: — либо допустить какой-то «скрытый элемент» в яйце, неизвестным образом проникающий в него в момент определенной стадии развития, — элемент, неизвестно, занимающий ли пространство, материальный или нарочито создаваемый. Это противоречит здравому смыслу и ведет к противоречиям и к абсурду. Либо остается сделать «простое предположение, которое объясняет все, именно — что способность ощущения есть всеобщее свойство материи или продукт ее организованности». На возражение Даламбера, что это предположение допускает такое качество, которое по существу несовместимо с материей, Дидро отвечает: «А откуда вы знаете, что способность ощущения по существу несовместима с материей, раз вы но знаете сущности вещей вообще, ни сущности материи, ни сущности ощущения? Разве вы лучше понимаете природу движения, его существование в каком-либо теле, его передачу от одного тела к другому?» Даламбер: «Не зная природы ни ощущения, ни материи, я вижу, что способность ощущать есть качество простое, единое, неделимое и несовместимое с субъектом или субстратом (supp&ocaron;t), который делим». Дидро: «Метафизико-теологическая галиматья! Как? Неужели вы не видите, что все качества материи, все ее доступные нашему ощущению формы по существу своему неделимы? Не может быть большей или меньшей степени непроницаемости. Может быть половина круглого тела, но не может быть половины круглости…» «Будьте физиком и согласитесь признать производный характер данного следствия, когда вы видите, как оно производится, хотя вы и не можете объяснить связи причины со следствием. Будьте логичны и не подставляйте под ту причину, которая существует и которая все объясняет, какой-то другой причины, которую нельзя постичь, связь которой со следствием еще меньше можно понять и которая порождает бесконечное количество трудностей, не решая ни одной из них». Даламбер: «Ну, а если я буду исходить от этой причины?». Дидро: «Во вселенной есть только одна субстанция, и в человеке, и в животном. Ручной органчик из дерева, человек из мяса. Чижик из мяса, музыкант — из мяса иначе организованного; но и тот, и другой — одинакового происхождения, одинаковой формации, имеют одни и те же функции, одну и ту же цель». Даламбер: «А каким образом устанавливается соответствие звуков между вашими двумя фортепиано?». Дидро: «…Инструмент, обладающий способностью ощущения, или животное убедилось на опыте, что за таким-то звуком следуют такие-то последствия вне его, что другие чувствующие инструменты, подобные ему, или другие животные приближаются или удаляются, требуют или предлагают, наносят рану или ласкают, и все эти следствия сопоставляются в его памяти и в памяти других животных с определенными звуками; заметьте, что в сношениях между людьми нет ничего, кроме звуков и действий. А чтобы оценить всю силу моей системы, заметьте еще, что перед ней стоит та же непреодолимая трудность, которую выдвинул Беркли против существования тел. Был момент сумасшествия, когда чувствующее фортепиано вообразило, что оно есть единственное существующее на свете фортепиано и что вся гармония вселенной происходит в нем».[23] Это было написано в 1769 году. И на этом мы покончим нашу небольшую историческую справку. С «сумасшедшим фортепиано» и с гармонией мира, происходящей внутри человека, нам придется не раз встретиться при разборе «новейшего позитивизма». Пока ограничимся одним выводом: «новейшие» махисты не привели против материалистов ни одного, буквально ни единого довода, которого бы не было у епископа Беркли. Как курьез, отметим, что один из этих махистов, Валентинов, смутно чувствуя фальшь своей позиции, постарался «замести следы» своего родства с Беркли и сделал это довольно забавным образом. На стр. 150-й его книги читаем: «…Когда, говоря о Махе, кивают на Берклея, мы спрашиваем, о каком Берклее идет речь? О Берклее ли, традиционно считающемся (Валентинов хочет сказать: считаемом) за солипсиста, о Берклее ли, защищающем непосредственное присутствие и провидение божества? Вообще говоря (?), о Берклее ли, как философствующем епископе, сокрушающем атеизм, или о Берклее, как вдумчивом аналитике? С Берклеем, как солипсистом и с проповедником религиозной метафизики, Мах действительно не имеет ничего общего». Валентинов путает, не умея дать себе ясного отчета в том, почему ему пришлось защищать «вдумчивого аналитика» идеалиста Беркли от материалиста Дидро. Дидро отчетливо противопоставил основные философские направления. Валентинов спутывает их и при этом забавно утешает нас: «мы не считаем, — пишет он, — за философское преступление «близость» Маха к идеалистическим воззрениям Берклея, если бы таковая и в самом деле существовала» (149). Спутать два непримиримые основные направления в философии, — какое же тут «преступление»? Ведь к этому сводится вся премудрость Маха и Авенариуса. К разбору этой премудрости мы и переходим. Примечания:1. Книга «Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии» была написана В.И.Лениным в феврале — октябре 1908 года в Женеве и Лондоне; издана в Москве в мае 1909 года издательством «Звено». Рукопись книги и подготовительные материалы к ней до сих пор не найдены. Непосредственным поводом к написанию книги послужили вышедшие в 1908 году книги русских махистов и особенно сборник статей В.Базарова, А.Богданова, А.В.Луначарского, Я.А.Бермана, О.И.Гельфонда, П.С.Юшкевича и С.А.Суворова под названием «Очерки по философии марксизма», в котором подвергался ревизии диалектический материализм. «Теперь вышли «Очерки философии марксизма», — писал В.И.Ленин А.М.Горькому 12(25) февраля 1908 года, — Я прочел все статьи кроме суворовской (ее читаю), и с каждой статьей прямо бесновался от негодования. Нет, это не марксизм! И лезут наши эмпириокритики, эмпириомонисты и эмпириосимволисты в болото» (Поли. собр. соч., том 47, стр. 142-143). Ленин предполагал тогда же выступить с рядом статей или с особой брошюрой против неоюмистских и необерклианских ревизионистов, о чем говорится в его работе «Марксизм и ревизионизм», написанной во второй половине марта — начале апреля 1908 года (см. Поли. собр. соч., том 17, стр. 20). Одновременно с огромной работой, связанной с изданием «Пролетария» и другими партийными делами, Ленин усиленно занимался философией: «читаю по целым дням распроклятых махистов», — писал он Горькому в апреле 1908 года (Поли. собр. соч., том 47, стр. 154). Работа над книгой «Материализм и эмпириокритицизм» шла быстро. 30 июня (13 июля) 1908 года В.И.Ленин сообщал сестре: «Поработал я много над махистами и думаю, что все их (и «эмпириомонизма» тоже) невыразимые пошлости разобрал» (Полн., собр. соч., том 55, стр. 252). В конце сентября работа в основном была закончена. Тогда же Ленин дал прочитать рукопись В.Ф.Горину (Галкину). Сентябрем датировано и предисловие книги. Через месяц, 14 (27) октября, В.И.Ленин писал А.И.Ульяновой-Елизаровой, что рукопись книги готова, и просил прислать адрес для ее пересылки. Анна Ильинична сообщила Ленину адрес близкого знакомого, врача В.А.Левицкого, жившего в Подольске, где Ленин познакомился с ним в 1900 году, перед отъездом за границу. Рукопись книги (около 400 страниц) была получена адресатом в целости, о чем сестра сообщила Ленину 9 (22) ноября 1908 года. «Добавление к §1-му главы IV. С какой стороны подходил Н.Г.Чернышевский к критике кантианства?» и примечание о книге Эриха Бехера «Философские предпосылки точного естествознания» были написаны Лениным после окончания работы над рукописью. Отправляя «Добавление» сестре, Ленин подчеркивал, что считает «крайне важным противопоставить махистам Чернышевского» (там же, стр. 281). Книга «Материализм и эмпириокритицизм» — результат огромной творческой научно-исследовательской работы, проделанной ее автором за девять месяцев. Из письма Ленина Горькому от 12 (25) февраля 1908 года известно, что сравнительно большая философская работа была написана им еще в 1906 году, когда он знакомился с III книгой «Эмпириомонизма» А.Богданова. Прочитав ее. Ленин написал Богданову тогда «письмецо по философии в размере трех тетрадок… и подумывал было напечатать под заглавием: «Заметки рядового марксиста о философии», но не собрался» (Полн. собр. соч., том 47, стр. 142). В феврале 1908 года Ленин отправил в Петербург письмо, в котором просил разыскать свою философскую рукопись. Была ли она им получена или нет — неизвестно. «Меня опять потянуло к «Заметкам рядового марксиста о философии», — сообщал он Горькому, — и я их начал писать» (там же, стр. 143). Над книгой «Материализм и эмпириокритицизм» В.И.Ленин работал в основном в женевских библиотеках. Желая детально ознакомиться с современной философской и естественнонаучной литературой, он выезжал в мае 1908 года в Лондон, где около месяца работал в библиотеке Британского музея. В ленинском произведении использовано более 200 книг и статей различных авторов. Ленин заново перечитал многие произведения К.Маркса и Ф.Энгельса, работы Г.В.Плеханова. При написании книги он пользовался оригинальными трудами английских, французских, немецких авторов; большинство источников, приведенных в книге «Материализм и эмпириокритицизм», относится к концу XIX — началу XX века; но имеются ссылки и на более ранние произведения, например на книгу Г.Э.Шульце, издания 1792 года, работу И.Г.Фихте — 1801 года и другие. Наряду с многотомными сочинениями Г.В.Ф.Гегеля, Л.Фейербаха, И.Г.Фихте, Н.Г.Чернышевского, в книге упоминается и цитируется большое количество отдельных статей, опубликованных в различных журналах. Работая над книгой, Ленин прочитал все главные произведения основоположников эмпириокритицизма — Э.Маха и Р.Авенариуса, с отдельными работами которых он ознакомился еще в 1904 году. В книге приведены высказывания других авторов о философии Маха и Авенариуса, использована новейшая для того периода литература по естествознанию. Сохранился экземпляр книги И.Дицгена «Kleinere philosophische Schriften. Eine Auswahl» («Мелкие философские работы. Избранное») с пометками В.И.Ленина (см. Полн. собр. соч., том 29, стр. 365-454), которые показывают, какую значительную работу проводил Владимир Ильич при изучении каждого источника. В декабре 1908 года Ленин переехал из Женевы в Париж в связи с перенесением туда издания газеты «Пролетарий». В Париже Ленин работал до апреля 1909 года над корректурой своей книги. Из переписки Владимира Ильича с родными за 1908-1909 годы видно, что издание книги «Материализм и эмпириокритицизм» осуществлялось в России с большими трудностями. Одни издательства после революции 1905 года были закрыты царским правительством, другие сами прекратили работу в условиях реакции. Имя Ленина, как самого последовательного, революционного марксиста, было известно цензуре, поэтому для издания его философской книги в условиях полицейских преследований найти издателя было трудно. Выражая беспокойство за судьбу книги, Ленин писал сестре 14 (27) октября 1908 года: «Имей в виду, что я теперь не гонюсь за гонораром, т.е. согласен пойти и на уступки (какие угодно) и на отсрочку платежа до получения дохода от книги, — одним словом, издателю никаких рисков не будет. Насчет цензуры тоже пойду на все уступки, ибо в общем у меня безусловно все легально, и разве отдельные выражения неудобны» (Поли. собр. соч., том 55, стр. 256). В приписке к письму содержалась просьба заключить договор на любых условиях, если будет малейшая возможность. С просьбой помочь в издании книги Ленин обращался к В.Д.Бонч-Бруевичу, который работал в издательстве «Жизнь и знание», организованном в 1907 году. Однако издать «Материализм и эмпириокритицизм» здесь было довольно трудно, ввиду неокрепшего тогда положения издательства. Не поддержал из-за финансовых затруднений издание ленинской книги и П.Г.Дауге, издавший несколько книг философского содержания, в том числе русский перевод писем К.Маркса к Л.Кугельману, под редакцией и с предисловием Ленина, работы И.Дицгена и другие. Книга В.И.Ленина была принята частным издательством Л.Крумбюгеля «Звено». Содействовал этому И.И.Скворцов-Степанов, принявший активное участие в издании ленинской книги. В.И.Ленин, мало надеявшийся при сложившихся условиях на скорый выход своей книги, дал согласие на ее издание в издательстве «Звено» и в последующих письмах сестре просил посылать ему корректурные листы, чтобы вносить исправления, дополнения, предупредить пропуски и ошибки. Ленин просил Анну Ильиничну скорее заключить формальный договор и торопить издание. «Если можно, то в договор надо бы внести немедленное издание» (там же, стр. 262). В этом же письме Ленин советовал сестре заключить договор на его имя во избежание привлечения ее к ответственности по законам о печати. Договор все же был заключен на имя А. И. Ульяновой-Елизаровой и ею подписан. В неопубликованных воспоминаниях Л.Крумбюгеля, к которому Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС обращался в 1926, 1930, а затем в декабре 1940 года, не сказано ничего определенного о судьбе ленинской рукописи. В них говорится, что книжный магазин и издательство «Звено» часто посещали известные профессора, популярные писатели. Книга Ленина печаталась в типографии А.С.Суворина. Изменения в рукопись, по словам издателя, почти не вносились. Поскольку Ленин предоставил право самому издателю решать вопрос, под каким именем выпустить книгу в свет, Крумбюгель из трех известных ему к тому времени псевдонимов Владимира Ильича: Ленин, Тулин и Ильин — остановился на последнем. Свой выбор он объяснял тем, что под двумя первыми псевдонимами книга могла бы не увидеть свет. Одна из статей Тулина была уже уничтожена цензурой («Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве»). Ильин же был наиболее известным именем на книжном рынке и наиболее удобным для обхода цензуры. Под этим именем были изданы сборники «Аграрный вопрос», «За 12 лет» и дважды — книга «Развитие капитализма в России». В своих воспоминаниях Крумбюгель отмечает также настойчивость А.И.Ульяновой-Елизаровой, которая отстаивала все, что касалось книги «Материализм и эмпириокритицизм», особенно ее быстрое печатание. Как известно, Ленин, со всей резкостью раскритиковавший в книге «истребителей» марксизма, просил сестру не смягчать формулировок и с трудом соглашался на некоторые изменения по цензурным соображениям. О характере уступок В.И.Ленина в связи с цензурой можно судить по его письмам А. И. Ульяновой-Елизаровой. В письме от 6 (19) декабря 1908 г. Ленин подчеркивая: «На смягчения по отношению к Базарову и Богданову согласен; по отношению к Юшкевичу и Валентинову — не стоит смягчать. Насчет «фидеизма» и проч. соглашаюсь лишь по вынуждению, т.е. при ультимативном требовании издателя» (там же, стр. 264). В письме от 24 февраля (9 марта) 1909 года Ленин просит не смягчать выражений против Богданова и поповщины Луначарского, т.к. отношения с ними «порваны совсем», В письме от 8 (21) марта он просил не выкидывать в параграфе о критике кантианства сравнение махистов с Пуришкевичем. В.И.Ленин чрезвычайно тщательно прочитывал листы корректуры, о чем убедительно свидетельствуют прилагавшиеся к письмам сестре списки опечаток и исправлений, прислушивался к замечаниям Анны Ильиничны, которая вела корректуру, и торопил ее с изданием книги. В письме к ней от 24 февраля (9 марта) Ленин благодарил Скворцова-Степанова за согласие помочь в ведении корректуры и писая: «Всего важнее мне скорый выход книги» (там же, стр. 278). О том же он писал 28 марта (8 апреля): «..Для меня з а р е з, если книгу оттянут до 2-ой половины апреля» (там же, стр. 290). Книга В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» вышла в свет лишь в мае 1909 года в количестве 2000 экземпляров, ее изданием автор остался доволен. 4 (17) мая 1909 года В.И.Ленин послал экземпляр книги «Материализм и эмпириокритицизм» Розе Люксембург и просил отметить ее выход в журнале «Die Neue Zeit», что и было сделано (см. «Die Neue Zeit», 1. Band, №2, 8 октября 1909 года, стр. 64). Книга была подарена также И.И.Скворцову-Степанову, В.Ф.Горину (Галкину). Книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» была встречена в штыки такими реакционными буржуазными философами, как Булгаков, Ильин и другие, опубликовавшими в ряде журналов и газет рецензия отрицательного характера. Единым фронтом с ними против книги Ленина выступили и ревизионисты во главе с Богдановым. По иному отнеслись к книге Ленина его союзники в борьбе против махистской ревизии марксизма. В июне 1909 года В.В.Воровским писал на страницах газеты «Одесское Обозрение», что «критика Лениным махизма… представляет особую ценность для России, где целая серия гг. Богдановых, Базаровых, Юшкевичей, Берманов и К°, ушедших от исторического материализма, вносит хаос в умы читателей, давая под видом марксизма «нечто невероятно сбивчивое, путаное и реакционное», и, выступая якобы против Плеханова, в сущности, выступает против Маркса и Энгельса». О книге «Материализм и эмпириокритицизм» высоко отзывались и другие видные деятели партии. Положительную оценку книге В.И.Ленина дал, по свидетельству В.Ф.Горина (Галкина), Г.В.Плеханов: «Бельтов о ней хорошо отозвался, хотя он в ней здорово задет» (Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС). Книга Ленина способствовала широкому распространению в партийных массах философских идей марксизма и помогала партийному активу и передовым рабочим овладевать диалектическим и историческим материализмом. После Октябрьской социалистической революции книга Ленина была впервые переиздана в 1920 году тиражом 30 тысяч экземпляров. В предисловии к этому изданию, которое кроме отдельных исправлений текста не отличалось от предыдущего, Ленин отметил, что он не имел возможности ознакомиться с последними произведениями Богданова, поэтому в конце книги была помещена статья В.И.Невского, направленная против реакционных воззрений Богданова и дающая критический обзор его писаний. Книга В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» получила массовое распространение в СССР и за рубежом. В СССР с 1917 по 1969 год она была издана общим тиражом, превышающим 5 миллионов экземпляров. За границей это классическое произведение В.И.Ленина издано более чем на 20 языках. 2. Фидеизм есть учение, ставящее веру на место знания или вообще отводящее известное значение вере.[3] 8. Позитивизм как философское направление возник во Франции в 30-х годах XIX века как реакция на французский материализм и атеизм XVIII столетия. Его основатель Огюст Конт отождествлял позитивизм с научным мышлением, основная задача которого — описание и упрощение связей данных опыта. Конт выступал против теологии, но вместе с тем доказывал необходимость «новой религии»; он объявлял «метафизикой» всякую теорию, признающую существование и познаваемость объективной реальности, пытался доказать, что позитивизм стоит «выше» как материализма, так и идеализма. Имея в виду эту характерную черту позитивизма, Ленин писал: «…это — жалкая кашица, презренная партия середины в философии, путающая по каждому отдельному вопросу материалистическое и идеалистическое направление» (настоящее издание, стр. 332). Широкое распространение позитивизм получил в Англии, где наиболее крупными его представителями были Джон Стюарт Милль и Герберт Спенсер. В работах Милля ярко проявился эмпиризм позитивистской философии, ее отказ от философского истолкования действительности. Спенсер для обоснования позитивизма привлек обширный естественнонаучный материал; под влиянием дарвинизма он считал высшим законам всего существующего эволюцию, но понимал ее метафизически, отрицал возможность качественных скачков в природе и обществе, видел универсальную цель эволюции в установлении всеобщего «равновесия сил». В социологии Спенсер защищал реакционную, оправдывающую социальное неравенство «органическую теорию общества», согласно которой каждая общественная группа — по аналогии с органами живого тела — выполняет строго определенную функцию. Основанные на абстрактных формулах «прогресса», «общества вообще» и т.п. социологические взгляды Спенсера враждебны научной теория общественного развития. В начальный период своего развития позитивизм был идеологией либеральной буржуазии, давал возможность приспособить к ее классовым интересам развитие научного познания; во второй половине XIX века он получил довольно широкое распространение в Европе и Америке, стал одной из форм идеологической борьбы буржуазии против пролетариата и его философии. Дальнейшее развитие позитивизма связано с появлением эмпириокритицизма Маха и Авенариуса. В отличие от первых позитивистов, махисты были более откровенными субъективными идеалистами берклианского толка; тех и других объединяла враждебность материализму, стремление противопоставить ему «свободную от метафизики» (читай: от материализма) философию «чистого опыта». Ленин раскрыл близость позитивизма к теологии, показал, что «суть дела состоит в коренном расхождении материализма со всем широким течением позитивизма, внутри которого находятся и О.Конт, и Г.Спенсер, и Михайловский, и ряд неокантианцев, и Мах с Авенариусом» (там же, стр. 201). Новым этапом в развитии позитивизма явился неопозитивизм, возникший в 20-х годах XX века. Неопозитивисты объявляют основной вопрос философии «псевдовопросом», а задачу философской науки сводят к логическому анализу языка, В настоящее время неопозитивизм является одним из наиболее распространенных направлений в философии империалистической буржуазии. 9. В.Чернов. «Философские и социологические этюды», Москва, 1907. Автор — такой же горячий сторонник Авенариуса и враг диалектического материализма, как Базаров и К°. 10. См., например, Dr.Richard Honigswald. «Uber die Lehre Hume's von der Realitat der Ausendinge», Brl., 1904, S. 26 (Д-р Рихард Гёнигсвальд. «Учение Юма о реальности внешнего мира», Берлин, 1904, стр. 26. Ред.). 11. George Berkeley. «Treatise concerning the Principles of Human Knowledge», vol. I of Works, edited by A.Fraser, Oxford, 1871. Есть русский перевод (Джордж Беркли. «Трактат об основах человеческого познания», т. I Сочинений, изд. А.Фрейзера, Оксфорд, 1871. Ред.). 12. Фрейзер настаивает в своем предисловии на том, что Беркли, как и Локк, «апеллирует исключительно к опыту». 13. См. К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 21, стр. 283-284. 14. См. К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, 2 изд.. т. 22. стр. 304. 15. Неокантианство — реакционное направление в буржуазной философии, проповедующее субъективный идеализм под лозунгом возрождения философии Канта; возникло в середине девятнадцатого столетия в Германии, где в это время возрос интерес к кантианству. В 1865 году вышла книга О.Либмана «Кант и эпигоны», каждая глава которой заканчивалась призывом вернуться «назад к Канту». Либман выдвинул задачу исправить «основную ошибку» Канта — признание существования «вещей в себе». Возрождению кантианства способствовали работы К.Фишера и Э.Целлера; одним из ранних представителей неокантианства был Ф.А.Ланге, пытавшийся использовать физиологию для обоснования агностицизма. Позднее в неокантианстве образовались две основные школы: Марбургская (Г.Коген, П.Наторп и др.) и Фрейбургская, или Баденская (В.Виндельбанд, Г.Риккерт и др.). Первая обосновывала идеализм, спекулируя на успехах естествознания, особенно на проникновении математических методов в физику; вторая противопоставляла естествознанию общественные науки, доказывая, что исторические явления строго индивидуальны и не подчиняются какой-либо закономерности. Основной вопрос философии обе школы подменяли вопросом о логических основаниях науки. Критикуя Канта «справа», неокантианцы объявляли «вещь в себе» «предельным понятием», к которому стремится познание. Отрицая объективное существование материального мира, они считали предметом познания не закономерности природы и общества, а лишь явления сознания. В отличие от агностицизма естествоиспытателей, агностицизм неокантианцев был не «стыдливым материализмом», а разновидностью идеализма, утверждал бессилие науки в деле познания и изменения действительности. Неокантианцы открыто выступали против марксизма, противопоставляя ему «этический социализм». В соответствии со своей теорией познания они объявляли социализм «этическим идеалом» человеческого общежития, к которому человечество стремится, но достичь который оно не в состоянии. Эта «теория» неокантианцев была подхвачена ревизионистами во главе с Э. Бернштейном, выдвинувшим лозунг «движение — все, конечная цель — ничто». Неокантианство было одной из философских основ II Интернационала. В России попытки «сочетания» неокантианства с марксизмом делали «легальные марксисты». Против неокантианской ревизии марксизма выступали Г.В.Плеханов, П.Лафарг, Ф.Меринг. В.И.Ленин раскрыл реакционную сущность неокантианства и показал его связь с другими направлениями буржуазной философии (имманентами, махизмом, прагматизмом и т.п.). В настоящее время представители неокантианства группируются вокруг издающегося в Западной Германии (Кёльн) журнала «Kantstudien» («Кантианские Исследования»). 16. Fr.Engels. «Uber historischen Materialismus», «Neue Zeit»,[17] XI. Jg., Bd. I (1892-1893), №1, S. 18 (Фр.Энгельс. «Об историческом материализме», «Новое время», XI год изд., т. I (1892-1893), №1, стр. 18. Ред.). Перевод с английского сделан самим Энгельсом. Русский перевод в сборнике «Исторический материализм» (СПБ., 1908, стр. 167) неточен. 18. David Hume. «An Enquiry concerning Human Understanding», Essays and Treatises, vol. II, Lond., 1822, pp. 150-153 (Давид Юм. «Исследование относительно человеческого познания», Очерки и трактаты, т. II, Лондон, 1822, стр. 150-153. Ред.). 19. Psychologie de Hume. Traite de la nature humaine etc. Trad. par Ch.Renouvier et F.Pillon, Paris, 1878. Introduction, p. X (Психологические исследования Юма. Трактат о человеческой природе и т.д. Перевод Ш.Ренувье и Ф.Пильона, Париж, 1878. Введение, стр. X. Ред.). 20. Th.Huxley. «Hume», Lond., 1879, p, 74 (Т.Гексли. «Юм». Лондон, 1879, стр. 74. Ред.). 21. Энциклопедисты — группа французских просветителей XVIII века — философов, естествоиспытателей, публицистов, объединившихся для издания «Encyclopedie ou Dictionnaire raisonne des sciences, des arts et des metiers» (1751-1780) («Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел»). Ее организатором и руководителем был Дени Дидро, его ближайшим помощником — Жан Лерон Даламбер. Активное участие в издании «Энциклопедии» принимали Поль Анри Гольбах, Клод Адриан Гельвеций, Вольтер, в первых томах сотрудничал Жан Жак Руссо. «Энциклопедия» объединила широкий круг специалистов в различных областях знания, авторами статей были естествоиспытатели Бюффон и Добантоп, экономисты Тюрго и Кенэ, инженер Буланже, врач Бартез, лесничий Леруа, поэт и философ Сен-Ламбер и др. Большую роль в издании «Энциклопедии» сыграл ее фактический секретарь Л. де Жокур. Сотрудники «Энциклопедии» придерживались различных взглядов как в науке, так и в политике; однако их объединяло отрицательное отношение к феодализму и произволу церкви, ненависть к средневековой схоластике. Ведущую роль среди энциклопедистов играли материалисты, активно выступавшие против идеалистической философии. Энциклопедисты были идеологами революционной буржуазии, они сыграли решающую роль в идейной подготовке буржуазной революции конца XVIII века во Франция. «Французские материалисты, — писал Энгельс, — отнюдь не ограничивались в своей критике областью религии: они критиковали каждую научную традицию, каждое политическое учреждение своего времени. Чтобы доказать всеобщую применимость своей теории, они избрали кратчайший путь: они смело применили ее ко всем объектам знания в том гигантском труде, от которого они получили свое имя, в «Энциклопедии». Таким образом, в той или иной форме, — как открытый материализм или как деизм, — материализм стал мировоззрением всей образованной молодежи во Франции» (К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 22, стр. 311). 22. ?uvres completes de Diderot, ed. par J.Assezat, Paris, 1875, vol. I, p. 304 (Дидро. Полное собрание сочинений, изд. Ж.Ассеза, Париж, 1875, т. I, стр. 304. Ред.). 23. Там же, т. II, pp. 114-118. |
|
||
Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке |
||||
|