XXXVII

Калабша

Современный город Калабша, который находится почти на тропике Козерога, стоит на месте города, известного древним египтянам как Телмес, а римлянам как Талмис. В свое время он имел большое значение, будучи главным городом Додекасхена – страны, где правили жрецы Филэ.

Первоначальный храм был построен в эпоху XVIII династии либо Тутмосом III, либо его сыном Аменхотепом II, перестраивался разными царями, пришел в упадок и был полностью перестроен при Птолемеях и украшен при римских императорах. Он посвящен нубийскому богу Марулу или Малулу, эллинизированной формой имени которого является Мандулис. Это исключительно местный бог, но он был известен повсеместно и часто упоминается в других храмах, хотя всегда под именем Малул из Талмиса. О Мандулисе известно мало, обычно его приравнивают к Осирису, что говорит о его связи с культом плодородия. Вейгалл предполагает, что он являлся обожествленным человеком, так как иероглифический детерминатив после имени Малул соответствует не богу, а человеку. Так как Осирис определенно был богом, воплотившимся в человеческой форме, возможно, что это предположение верно.

В храме найден любопытный греческий гимн Мандулису, вот его перевод: «Когда я отправился созерцать это благословенное место покоя, вдыхать с воздухом сладкое дуновение жизни, новые образы, чуждые моей прежней жизни, коснулись моей души со всех сторон. Так как совесть моя не могла упрекнуть меня ни за один порок, по зову моей природы я стал совершать тайный труд. Тогда, обучившись, я сочинил животворящую песню, благодаря возвышенному духу красноречия, которым наделили меня боги. Когда Муза сделала меня явно угодным богам, я сбросил вакхический венок из цветущих трав, и затем сонный грот поманил меня спуститься в него, хотя я опасался отдаться видениям сна. И сон тут же похитил меня и быстро перенес в дорогую мне землю. Ибо казалось мне, что я купался в речном потоке, что милые обильные воды Нила с приятностью омывали мое тело. Мне чудилось, что я пою прекрасную песню с благородными словами, которые внушили мне Музы, в гармонии со всеми нимфами. Думая, что эту сладость оставила Греция, я написал на камне это вдохновение моего мудрого сердца. Потом я стал двигаться, подобно тому как двигаются под музыку, подчиняясь жезлу. Я обратился к помощи этой надписи, чтобы вступить в песню, не зная, оставлю ли я причину для упрека черствым душам, но Владыка призвал меня произнести эту ученую поэзию. Тогда великий Мандулис спустился с Олимпа. Он смягчил варварский стиль Эфиопии и призвал меня петь сладким эллинским слогом о том, что благодаря тебе жизнь человека может хвалиться тем, что она предугадана, что день и ночь и все часы любят тебя; они зовут тебя Брейт Мандулис от тех же родителей, божественных звезд, восходящих в небе вместе, в одном созвездии. Ты сам, ты просил меня прийти и написать это в твою честь и отдать эти ученые письмена на строгий суд людей». Есть и такое описание Мандулиса: «У него блестящие щеки, он идет справа от Исиды и, как бы гордясь величием римлян, делает предсказания, как олимпийский бог, которым он и является». Это упоминание Исиды наводит на мысль, что сопровождающее божество Брейт – это нубийский эквивалент великой египетской богини, и еще раз доказывает, что Мандулис был нубийским Осирисом.

Снаружи храм представляет собой великолепное зрелище. Стоит процитировать описание Брокдона: «Его благородное величие, две роскошные террасы, по которым поднимаешься к входу, царственная горная гряда на заднем плане, густые рощи пальм и акаций на переднем и даже глиняные хижины местных жителей усиливают изумительное великолепие храма и живописность всего пейзажа».

Храм стоит на западном берегу Нила и ориентирован с востока на запад. Подойти к нему можно по мощеной дороге, ведущей от реки и заканчивающейся у лестницы, которая поднимается на длинную террасу (А). Терраса протянулась по всей длине фасада и параллельно ему; но и фасад, и пилон (В) расположены по косой к остальному зданию. По какой причине это сделано, неизвестно; расположение элементов храма весьма странно, при том что поверхность земли не требует ограничений при строительстве, как в Абидосе. Таким образом, вход ориентирован на северо-запад, тогда как сам храм – прямо на запад (илл. L, 1).

Как и в древности, перед зрителем высятся две башни пилона, на крышу которого ведет лестница; вполне вероятно, что древние жрецы, подобно современным туристам, поднимались по ней, чтобы насладиться видом на храм и окружающим пейзажем.

Внешний двор (С) с трех сторон очерчивали ряды колонн, с севера, востока и юга. Большая часть этих колонн сохранилась до наших дней, они имеют обычные для Птолемеев лиственные капители. Колонны на северной и южной стороне установлены через неравные промежутки. Ажурные простенки украшены скульптурой, а на одном красной краской сделана историческая надпись на неправильном греческом языке. «Я, Силко, царь Нубадака, и все эфиопы издавна пришли в Талмис и Тафис. Дважды я боролся с блеммиями, и бог дал мне победу с тремя. Однажды я снова их победил и взял их города и сел с моим народом. Однажды я победил их, и они воздали мне почести, и я заключил с ними мир, и они поклялись мне своими идолами, и я поверил их клятве, что они добрые люди. Я ушел в верхние земли, где стал правителем. Я вовсе не был позади других царей, но даже впереди них; и для тех, кто состязается со мной, я не перестаю захватывать их страну (буквально «усаживаться»), пока они не воздадут мне почести и не умолят меня, ибо я лев для нижних земель и цитадель для верхних. Однажды я боролся с блеммиями от Примиса до Лелиса, и в другой раз у Нубада; я опустошил их страну, раз они захотели воевать со мной. Владыкам других народов, которые состязаются со мной, я не дозволяю им сидеть в тени, только на солнце, и я не разрешал [давать] воду в их дома, ибо мои слуги увели их женщин и детей». Хотя стиль напоминает триумфальную песнь фараонов, Силко, по-видимому, христианин; также интересным штрихом является унижение побежденных вождей, когда их заставляли сидеть на солнце.

Видимо, храм был излюбленным местом для желающих проявить ученость, так как на его стенах кроме прочего на латыни запечатлена поэма, в которой первые буквы каждой строки составляют имя автора – Юлий Фаустин. Это похвальное слово Адриану, но ломаный язык и излишняя цветистость не позволяют его перевести; среди прочего здесь можно прочесть следующие слова: «Музы, Паллас и Аполлон бежали от злобы мира в благочестивое время (pia saecula) Адриана».

Малые молельни, или крипты, устроены в толще стен на северной и южной сторонах внешнего двора; через дверь в северной стене можно выйти в галерею, окружающую храмовую территорию, а также войти в крипту.

Отделка гипостильного зала (D) так и не была завершена, хотя это нельзя счесть недостатком, ввиду того что для всего храма характерны грубая скульптурная отделка и кричащие цвета. Мисс Эдварде говорит, что для храма характерен «самый отвратительный» вкус, и в примечании добавляет: «В первый и единственный раз я увидела здесь розово-лиловый цвет и очень яркий ультрамарин. Также на многих фигурах видны следы позолоты». Шампольон тоже критикует это незнание меры в украшении: «Les sculptures barbares du temple de Kalabschi, qu'on a fait riches parse qu'on ne savait plus les faire belles»[7]. Когда Буркхардт посетил храм, крыша зала была невредима, он пишет, что крышу «образуют отдельные каменные блоки, протянувшиеся по всей ширине, в три фута толщиной». Как многие другие нубийские храмы, в XIX веке он пострадал от рук местных жителей.

Три камеры находятся на оси гипостильного зала; внешний вестибюль (Е), внутренний вестибюль (F) и святая святых (G). Оба вестибюля представляют собой неупорядоченное множество лестниц, молелен и крипт, находящихся в толще стен. В стене внутреннего вестибюля находится молельня с криптой; можно предположить, что они предназначались для поклонения Осирису, которому, как хтоническому богу, часто поклонялись под землей или в темноте.

С внешнего двора открывается внутренняя галерея (Н), соединяющая собой вестибюли и святая святых. Внутри ее на юге от святилища находится измеритель уровня воды в Ниле (I), который до сих пор находится в хорошем состоянии; подобного рода приспособления обычно относятся к позднему периоду египетской истории, и этот не исключение.

Каменная ограда (J) в двенадцать футов толщиной опоясывает храмовую территорию, оставляя между самой оградой и храмовой стеной открытое место – внешнюю галерею (К); сообразно с характерной искривленностью пространства храмовой территории расстояние с южного конца значительно шире, чем соответствующее расстояние с северного. В юго-западном углу галереи находится молельня (L) с открытым двором и высеченным из камня святилищем; это, вероятно, храм рождения, столь часто встречающийся в храмовых комплексах Птолемеев. В северо-восточном углу еще одна маленькая молельня (М), также периода Птолемеев.

Как в подавляющем большинстве нубийских храмов, христиане устроили в Калабше церковь. Ужасное состояние здания обычно приписывают землетрясению, но следует иметь в виду, что первые христиане, наконец-то добившиеся власти, часто с безудержной яростью обрушивались на святилища язычников: предание огню и уничтожение их творений считалось добрым делом в очах Господа. Сколько вреда могут принести человеческие руки, в этом храме видно на примере каменной крыши гипостильного зала, разрушенной, несмотря на свою прочность (илл. L, 3).