РИМ

Подобно Фрейду, Лакан страстно любил Рим и постоянно возвращался в Вечный Город. Именно здесь выносит он на суд публики свою топику – символическое, воображаемое, реальное. Именно в этом городе обращается он в связи с психоанализом к детальному исследованию языка и речи. Именно в этом месте ставит он акцент на изучении формальных структур.

26 сентября 1953 года на съезде романоязычных психоаналитиков Лакан представляет свою программную «Римскую речь» – «Функция и поле речи и языка в психоанализе». Одна из движущих сил лаканов-скогоманифеста-забвениеоснований психоанализа, вытеснение в психоаналитической среде того факта, что со времен Фрейда единственным инструментом и уникальным материалом психоаналитической работы была речь. Вместе с вытеснением речи исчезает из этой работы и анализ бессознательного, и сексуальности, а их место занимает вопрос адаптации индивида к социуму, поиск моделей поведения человека, так называемый human engineering. Так Лакан в очередной раз резко противопоставляет фрейдовский психоанализ американской эго-психологии.

Парадокс «Римской речи» заключается в том, что эта речь Лакана о речи так никогда и не стала, собственно говоря, речью. Для него это исключительный случай, когда речь заранее написана и роздана участникам конгресса. Будучи вице-президентом Парижского психоаналитического общества, Лакан должен был выступить с теоретическим докладом в Риме, но перед самым конгрессом общество раскололось на сторонников официальной линии Международной психоаналитической ассоциации и сторонников Лакана. Руководящие Обществом приверженцы МПА воспрепятствовали выступлению своего противника в Риме.

Таким образом «Римская речь» знаменует еще и исторический разрыв Лакана с официальным психоанализом, начало формирования его собственной школы. Парижское психоаналитическое общество стало для него одновременно и безнадежно консервативным, и отошедшим от фундаментальных положений теории Фрейда. Лакан не мог оставаться с теми, кто пошел путем американской эго-психологии, кто вместо анализа бессознательного занялся изучением функций я, кто предался социальному конформизму, кто предал завет Фрейда – психоанализ всегда находится в оппозиции к господствующей культуре.

Лакан начинает «речь» с жесткой критики так называемых воображаемых психоаналитических отношений, то есть отношений, расположенных на оси «эго пациента < – » эго психоаналитика», отношений, положенных в основу эго-психологической адаптации клиента. Он критикует взаимоотношения, ведущие к царящей на психоаналитических сеансах пустой речи и фантазматическому взаимодействию. Речь, свободные ассоциации, осмысление прошлого, проработка структур памяти – все оказалось практически вытесненным из психоанализа, хотя именно эти процедуры были со времен его возникновения основополагающими. Психоанализ остался без психоанализа.

Лакан ищет субъекта полной речи, который и «есть» субъект бессознательного, бессознательный субъект, выговаривающийся в остротах, сновидениях, оговорках. Бессознательное, – говорит Фрейд, – это другая сцена, с которой в формулировке Лакана и звучит дискурс Другого. Бессознательное – та часть речи, дискурса, которой не достает субъекту для восстановления непрерывности его сознательного дискурса. Субъект конституирован бессознательным, – говорит Фрейд. Субъект конституирован символическим порядком, – добавляет Лакан. Именно в слове творится истина.

Чтобы речь субъекта в психоанализе освободилась от симптомов, она должна попасть в поле языка желания. Этот язык говорит симптомами. Со времен Фрейда известно, – симптом целиком разрешается в анализе языка, потому что и сам он структурирован как язык. Симптом, уточняет Лакан, – язык, из которого должна быть высвобождена речь. Эта речь формулирует историю человека. То, что субъект постигает как бессознательное – его история. Итак, цель психоанализа – появление истинной речи и осознание субъектом своей истории.

Полная речь дается нелегко. Психоаналитическая работа продвигается сквозь фрустрацию, агрессивность, регрессию. Фрустрация, т. е. буквально отказ коренится в самом дискурсе субъекта и в образе его. В образе его эго. Собственное я содержит отказ в истории своего происхождения, в той самой стадии зеркала, на которой это эго и возникает. В собственном я субъект отчужден от себя. Этот отказ в себе и есть фрустрация. Агрессивность во время психоаналитического сеанса возникает как ответная реакция на разбивание иллюзорного воображаемого единства «собственного» я. Искусство аналитика в том и состоит, – пишет Лакан, – чтобы постепенно лишить субъекта уверенности в себе, пока не рассеются последние призраки этой иллюзии. Задача психоанализа, тем самым, оказывается прямо противоположной мерам эго-психологии, направленным на укрепление эго, на присвоение клиентом стойкого эго «психоаналитика». Эго-психология, таким образом, априори ставит «психоаналитика» в нарциссическую позицию обладателя стабильного, хорошего, целостного эго. Интерес же психоаналитика лежит в поле речи и языка. Интерес Лакана к языку и речи проявляется в страстной любви к литературе, причем, в отличие от Фрейда, уже не только к литературе классической. В юности он регулярно посещает книжную лавку «Шекспир и ко.», где встречается с писателями Андре Жидом, Жюлем Роменом, Полем Клоделем. Его увлекает творчество писателей-сюрреалистов. Его манят эксперименты Джойса. При всей этой любви интерес к языку носит и теоретический характер. Лакан должен понять, как работает язык, как структурировано бессознательное, и для этого он обращается не только к Фрейду, но и к основам лингвистики, заложенным Фердинандом де Соссюром, а также к различным открытиям, сделанным в этой области Эмилем Бенвенистом и Романом Якобсоном.