Последнее утро семинара. Участники слоняются по комнате, пока каждому не находится место в круге. Арни начинает работу с того, что спрашивает, какие сны им снились прошлой ночью.

Арни: Доброе утро. Ну и что у нас происходило ночью? Я не собираюсь затевать детальную работу над сновидениями, просто я, проснувшись, люблю послушать рассказы о снах. [Арни выдерживает паузу и ожидает ответа. Добровольцев рассказывать свои сны не находится.]

Ну ладно, мне самому приснился грандиозный сон. Рассказать? Мне не часто снятся сны, но прошлой ночью мне снилось, что я вот-вот найду разгадку древней тайны американских индейцев. Когда-то я занимался ими, но в моем сновидении это была настоящая экспедиция. А чтобы разыскать сокровища коренных жителей Америки в такой экспедиции, нужно иметь наметанный глаз, позволяющий замечать подсказки, ключи.

Такие ключи размещались на древних, покрытых резьбой камнях, которые лежали по всей округе. Никто из людей не видел их до сих пор. Подсказки таились в самой резьбе. Это было что-то вроде ацтекских символов, и там встречались изображения китайских часов. Вам когда-нибудь доводилось видеть китайские часы? Это лабиринт. Чтобы найти сокровище, вам надо было разглядеть эти крошечные камешки с вырезанными на них лабиринтами. Я видел их и следовал за древними камнями. Это было захватывающее занятие. Я переходил с одного места на другое, находя одну подсказку, потом другую — настоящая охота за сокровищами!

Внезапно, в какой-то момент сновидения, я стал превращаться в совершенно разных людей. Я был стариком, женщиной, а потом — ребенком. Ребенком я шел вдоль побережья, за мной следовали другие дети, и все мы были искателями сокровищ. И в конце концов, хотите верьте — хотите нет, мы действительно нашли клад! Мы действительно добрались до настоящего сокровища. Это был мешок. Все уселись вокруг мешка и ждали, пока из него не явится сокровище американских индейцев, соль земли Америки, и мы разгадаем его тайну. Захватывающий момент!

Мешок открыл не я, а одна женщина. Суть сокровища касалась тайны жизни и смерти. По всей видимости, коренные американцы еще в древности овладели искусством воскрешения мертвых. И, ей-Богу, когда женщина открыла мешок, в нем находился секрет индейцев. Очевидно, отец или родственник этой женщины умер несколько лет назад, и они воскресили его! Его голова была жива!

Она открыла мешок. Там находилась живая голова, пришитая к телу куклы. Это живое лицо взглянуло на нее и сказало: “Привет!” Женщина потеряла сознание. Этим сновидение и закончилось. Вот что приключилось со мной прошлой ночью. Обновленный дух племени, патриархальный отец или древний духовный принцип!

Мэгги: Я не знаю, известно ли вам, что 16 или 17 августа, то есть через два дня, должно наступить так называемое Гармоническое Схождение. В этот день совпадают пророчества ацтеков и майя, и древние духи возвращаются на землю.

Арни: Духи, гм-м. Вечное в нас, во мне. Вечный принцип, у него есть разум, а жизнь и тело даем ему мы… гм-м. Аспект племени важен, будь то в Америке, Африке или где угодно.

Я вдруг припомнил сновидение Черного Лося, в котором он увидел новый племенной ритуал, обновляющий дух его рода. Наше племя тоже умирает. Племенная жизнь на нашей планете угасает. Наш мир мчится в двадцать первый век. Есть ли что-то значимое в моем сновидении?

Китайские часы на камнях и ключи, появившиеся в сновидении, напоминают мне о чувственном осознавании, направляющем нас к сокровищу. А само сокровище? До него добираются шаловливые детишки.

Я не очень-то понимаю свой сон. Со временем он сам себя истолкует. Возможно, он связан с этим семинаром или с физическим местоположением Эсалена.

Сновидение, возможно, действительно связано с Эсаленом. Эсален расположен в Биг-Сур, Калифорния. Изначально это была территория коренных американцев. Незадолго до семинара погиб один из духовных отцов Эсалена, Дик Прайс. Эсаленовское сообщество тогда все еще переживало его кончину.

Кому-нибудь еще снились сны прошлой ночью?

Дэвид: Я поражен тем, что мне вообще что-то приснилось! Я исключительно редко вижу сны. Дело даже не в том, что я действительно видел сон, а в том, что в нем было очень много движения. Там было землетрясение, и оно было настолько мощным, что я действительно поверил, что у нас здесь происходит землетрясение. Когда оно прекратилось, кроме меня о нем никто не знал, все было так спокойно.

Это интересно, потому что, когда вчера мы занимались медитацией, по всем моим каналам проходило одно сообщение: “Сделай главный сдвиг!” Работал ли я над чем-то на физическом плане, или с образом, или со сновидением, одно и то же сообщение приходило по всем каналам. Оно настаивало: “Сделай главный сдвиг!” В сновидении землетрясение было таким сильным, а потом все улеглось.

Арни: М-м-м. Итак, ваша медитация тоже перехватила сообщение сновидящего тела. Ну так сделайте этот сдвиг самостоятельно, как дракон, который продирается сквозь земную толщу.

Лайза: У меня тоже прошлой ночью был сон. В своем сновидении я сначала паковала чемоданы, а потом их распаковывала, потому что уже приехала туда, куда собиралась. Во сне я выглянула из окна и увидела, что я в Иерусалиме! Со мной были три израильские няни, и я пыталась закрепить решетку на детской кроватке. Я делала привычные вещи, но все это происходило в Иерусалиме!

Арни: Вы и сейчас в Иерусалиме? Как вам там?

Лайза: Иерусалим прекрасен. Он странный и сложный. Веками он был центром стольких многих вещей.

Арни: Добро пожаловать домой! Добро пожаловать в этот древний и противоречивый религиозный центр. Кто еще видел сны?

Слово берет Энни, женщина, которая прошлым вечером работала над своим диабетом.

Энни: Мне снилось, что я сидела за рулем своего фургона. Мне надо было пересечь реку, и я колебалась, заезжать ли мне на паром. Я направляю фургон на паром, но боюсь. Я даю задний ход и, когда он начинает отчаливать, делаю гигантский прыжок и запрыгиваю на него. Там один зловещий человек, он же и паромщик. Он подходит ко мне, и я не знаю, что дальше делать.

Арни: Поздоровайтесь!

Энни смеется.

Разберитесь с ним, на его пароме!

Энни: Ну, похоже, он может быть злым или опасным. Он может убить меня. Я не знаю, но мне кажется, если я переправлюсь на другой берег реки, все будет хорошо. Я чувствую, что я покидаю старые места.

Арни: Снова и снова, всю нашу жизнь, мы работаем над сновидением детства, нашим индивидуальным мифом. Сначала страшный сон ужасает нас, потом он угрожает нашей жизни в форме хронических симптомов, и позже, когда мы входим в него, он становится нашим загадочным союзником, который дает нам силу жить.

Сменив тему утренних занятий, Арни дает введение в работу с взаимоотношениями.

Арни: Этим утром я думал о работе с взаимоотношениями. Это еще один аспект процессуальной работы. Это способ разгадывания сновидений и телесных переживаний, обнаружения их “системного значения”, того, как они обогащают и осложняют взаимные отношения. Почти все взаимоотношения усложняются из-за того, что вы не осознаете, что сновидите в течение разговора.

Это сновидение проявляется в “двойных” сигналах. Знаете, существует множество сигналов, которые вы намерены послать собеседнику. Они относятся к вашему первичному процессу. И в то же время есть также тьма сигналов, которые вы посылаете ему ненамеренно. Эти сигналы содержатся в тоне вашего голоса, в том, как вы используете тело, в вашей позе, в той дистанции, которую вы выдерживаете при общении с другими. Эти непреднамеренные сигналы мы называем “двойными”.

Информация, содержащаяся в этих сигналах, имеет непреднамеренный характер. Вы не идентифицируете себя с ними. Таким образом, они сродни вашим сновидениям. Они вводят в смущение других людей. Вот почему другие иногда осуждают вас за то, что вы сами даже не осознаете. Вы расстраиваетесь и обзываете их идиотами, а они называют вас лжецом. Всем нам хорошо известно, что это такое — завязнуть в трудностях взаимоотношений. Какова худшая из проблем во взаимоотношениях?

Тереса говорит, что ее серьезнейшая проблема — ревность.

Прекрасно. Давайте немного поработаем над этим. Давайте посмотрим, чем нам могут помочь двойные сигналы в части ревности. Что лучше: чтобы я притворился, что я ревную вас, или чтобы вы ревновали меня?

Тереса: Ну, скажем, вы вечно ревнуете меня, когда я увлекаюсь кем-то другим.

Арни: Сыграем в это со мной? Скажем, мне подозрительны ваши взаимоотношения с женщиной, которая сейчас сидит рядом с вами. Чаще всего я склонен подавлять свою ревность. Давайте немного поболтаем. Итак, я спрашиваю: “Ты вчера провела приятный вечер со своей подругой?”

Тереса: О да, великолепно!

Арни: Ну что ж, я рад за тебя. [Произнося это, Арни скрежещет зубами, и группа смеется. Он продолжает демонстрировать, как ревность проявляется через двойные сигналы. ] Может, позавтракаем? [Обращаясь к ней, он смотрит в сторону.]

Тереса: Конечно.

Арни: Ты вчера поздно вернулась домой?

Тереса: Ну, я немного припозднилась. Я решила немного задержаться.

Арни: Ах вот как! Хорошо. Давай немного подкрепимся. [Обращаясь к группе. ] Сейчас, если вы внимательно наблюдаете за мной, вы обнаружите, что я делаю нечто большее, чем просто беседую с ней. В своих действиях я холоден и безучастен, однако я также посылаю двойные сигналы. [Разговаривая, он вертит руками, и один из участников указывает Арни на его руки.]

Да, я действительно не обратил внимание на свои руки. [Смех в группе. ] Я концентрировался на своем лице! Как бы вы мне могли помочь с моими руками, с тем, что я с ними делаю? Помогите мне войти в контакт с этим сигналом рук, не интерпретируя его.

Один из участников говорит, что он спросил бы Арни, чем заняты его руки.

Большинство людей с этого семинара дали бы вам хорошую обратную связь, если бы вы спросили их: “Что вы делаете своими руками?” Но обычные люди этого не сделают. Как еще вы могли бы поработать с моими руками?

Гэри: Зеркально отразить их движение.

Арни: О’кей. Это хорошо сработает для человека, который не отличается застенчивостью. Но давайте предположим, что я наиболее трудный клиент. Что мне в таком случае может помочь? Могло бы оказаться полезным, если бы вы ненавязчиво, и пусть даже неверно, постарались истолковать значение моего сигнала. Вы можете сказать: “Я не очень-то разбираюсь в движениях рук, но ваши, похоже, расслабляются”. Я бы очень тепло на это отреагировал!

Помните, вмешательство в процессе работы со взаимоотношениями должно осуществляться адекватно. Вы должны придерживаться первичного процесса человека и поддерживать его. Нельзя ожидать, чтобы люди просто напрямую входили в порожденный ими двойной сигнал. Застенчивые люди нуждаются в вербальном воздействии. Тем не менее клиенты, которые не стыдятся своего тела, могут напрямую, физически работать с двойными сигналами. В этом случае вы можете попросить клиента усилить движение руки или положить свою руку на его и тем самым поддержать движение.

Вы видите, что я делаю со своими руками? Я поглаживаю их. Теперь, когда я усиливаю их движение, одной руке, похоже, становится не очень приятно, а другой это усиление нравится. Идея заключается в том, что действия моих двойных сигналов — это информация, которую мне следует донести до осознавания, в данном случае до тех взаимоотношений, в которые я вовлечен. Так, если я внесу это во взаимоотношения, мне придется сказать моему партнеру на другом конце комнаты: “О… пожалуйста, будьте добры ко мне. Мне нужно знать, что вы любите меня”. Видите, руки делают это, потому что я веду себя как холодный и безучастный человек, пытающийся быть открытым, просветленным, а не ревнивым. Итак, моя боль и ревность выражаются в сигналах, с которыми я себя не идентифицирую, вроде моих рук или сновидений.

Аккуратная работа с двойными сигналами облегчает ситуацию. У некоторых ревнивых людей процесс может развиваться, как у меня: они просят любви. Тогда как другие могут посылать двойные сигналы гнева, например, сжимая кулаки и скрежеща зубами. Каждый вторичный процесс проявляет себя в виде повторяющейся последовательности эволюционирующих, развивающихся сигналов, и каждый сигнал адекватен данному моменту. Найти и привнести в свою жизнь эти сигналы — значит создать богатые, глубокие взаимоотношения, поскольку они вносят в них человеческую, подлинную сторону людей.

[Арни поворачивается к другой участнице, Шелли, и просит помочь ему продемонстрировать еще что-нибудь, касающееся сигналов. ] Ну, скажем, мы повздорили, Шелли. По поводу чего мы можем повздорить?

Шелли [мгновенно]: Деньги!

Арни: Ага! Деньги! Хорошо. Давайте минуты две поругаемся из-за денег. Сколько стоила эта штучка?

Шелли: Одиннадцать долларов.

Арни: Одиннадцать долларов? Откуда взялись деньги?

Шелли: Это мои одиннадцать долларов.

Арни: Что значит твои одиннадцать долларов? Все деньги, которые я зарабатываю, идут в общий котел. Они наши!

Шелли: Ну нет, это деньги для меня.

Арни [обращаясь к группе]: Когда я смотрю на Шелли, что я делаю, как вы это видите? [Арни сидит столбом, ноги скрещены, голова высоко поднята.]

Поскольку двойные сигналы представляют собой незавершенные процессы, те состояния, которые заморожены и зациклены, то они не поддаются вашему полному пониманию. Мы постоянно подвергаемся искушению проецировать на них все самое худшее. Мы склонны интерпретировать двойные сигналы друг друга, как правило проецируя на них свой собственный материал.

Ваши проекции могут быть верными, однако для другого всегда лучше обнаружить и передать значение своего собственного сигнала. Этот специфический позиционный сигнал, когда я сижу прямо, означает для меня… [Арни замолкает, закрывает глаза и утрирует свою сидячую позу. Ему нужно некоторое время, чтобы выяснить, что же он делает в этой позе.]

Посмотрим. Если бы мне пришлось выразить словами то, что я делаю в этой позе, я бы сказал: “Я действительно важная персона, и меня нужно ценить. Но это не имеет никакого отношения к деньгам!”

Шелли: Я осознаю это, когда вы об этом говорите, и тоже меняю позу и сажусь более прямо.

Арни: Какая вам разница — сидеть прямо или сутулиться?

Шелли: Ну, я думаю сидеть твердо — это сильная позиция, я думаю, мне это понадобится.

Арни: Итак, вам требуется много сил. Вам важно быть сильной, и вам нужно подкрепление. То есть, на поверхности, мы ведем себя как двое людей, участвующих в приятной дискуссии, но на самом деле, глубже, вам нужно быть сильной, а мне нужно, чтобы меня ценили. Если мы не придаем значения нашим сигналам, мы получаем беседу с двойным дном. Мы говорим об одном, в то время как происходит нечто другое.

Джим: Арни, когда вы переходите к обсуждению реального положения дел, что тогда происходит?

Арни: Я не могу сказать, что случится, когда вы действительно доберетесь до того, что происходит на самом деле. Но я наверняка знаю, что вы в этом случае обретете конгруэнтность. Вы более целостны, ваш партнер более целостен, а сами взаимоотношения завершены в большей мере. Ваши взаимоотношения вольны претвориться во все, что пытается произойти между вами и вашим партнером. В нашей ситуации мы не будем просто говорить о деньгах, но о том, кто мы такие как люди, о значении и электрическом потенциале наших взаимоотношений.

Тереса: Так и с ревностью. Например, если мы говорим о том, что вам не нравятся мои поступки, этот вопрос не является определяющим.

Арни: А бывает ли вообще один какой-то вопрос определяющим? Это только половина дела. Другая часть звучит так: “Пожалуйста, будь ко мне добра, я хочу этого. Ты действительно меня любишь?” Если я на самом деле выявлю это, проблема ревности или личных отношений может быть решена за пару минут или вообще стать несущественной. Ревность и деньги — это лишь слова, за ними лежат процессы, жаждущие быть прожитыми в полной мере.

Проблема не только в том, чем она занималась прошлым вечером. Я глубоко обеспокоен тем, любит ли она меня на самом деле. Это кажется очень странным, и в это трудно поверить, пока сам хоть раз не доберешься до этого более глубокого уровня. Как только ты проник в глубокие чувства, что лежат под поверхностью, вся ситуация неизмеримо облегчается. Это как работа с телом. Ты начинаешь с симптома и, еще не осознав этого, уже находишься на пути к целостности.

Сью: Есть ли необходимость в заключении соглашения между людьми по поводу того, как работать с взаимоотношениями?

Арни: Такое соглашение иметь полезно, но не обязательно. Какие могут быть соглашения, когда сражаешься? Если ваш партнер не заинтересован в работе, вы все же можете работать самостоятельно со своими двойными сигналами. Возможно, вам придется работать с законченным идиотом — именно так мы часто себя ощущаем, в той или иной форме работая с материалом взаимоотношений! Главное, что мы открываем самих себя. Сделаешь это сам — почувствуешь вкус победы. У вас есть для этого все необходимое, и, как знать, может быть, другой человек тоже захочет выиграть и раскрыть себя.

Другой тип двойных сигналов представляют движения рук и ног, которые не конгруэнтны тому, о чем говорится. Например, я скрещиваю руки, или постукиваю ногой, или поглаживаю свою бороду. Попробуйте разглядеть и понять, насколько эти движения соответствуют тому, о чем люди говорят. И еще один действительно важный сигнал — это дистанция и угол между нами. [Арни встает, чтобы продемонстрировать это вместе с Эми. Он стоит, глядя в глаза Эми, примерно в восьми футах от нее.]

Предположим, мы с Эми собираемся поработать над чем-то совместно, и я бессознательно выбираю дистанцию для нашего общения. Эта дистанция, например, совершенно отлична от такой. [Он подходит к ней очень близко, и они стоят почти что нос к носу.]

Итак, как бы вы могли поработать с дистанцией между нами?

Грег: Можно спросить у пары, осознают ли они это расстояние. Если они расположились очень далеко друг от друга, можно развести их еще дальше и спросить, как они это воспринимают.

Арни: Правильно. [Поворачивается спиной к Эми. ] То, как я сейчас стою, предполагает, что я приблизился к своему краю. Я испуган или стесняюсь чего-то. Я хотел бы выйти из беседы и прекратить ее, но я не могу. Как можно работать с людьми, которые стоят слишком близко друг к другу? Многие люди могут часами пребывать в близком контакте, не привнося его в свои взаимоотношения.

[Эми и Арни сидят очень близко, обратив лица друг к другу. ] Как насчет такой дистанции? Как бы вы могли поработать с ней?

Один из участников предлагает еще ближе сдвинуть пару.

Да, нежно придвинуть их друг к другу. Сейчас мы на краю того, чтобы прижаться еще крепче, и между нами достаточный физический контакт. [Арни делает паузу и начинает размышлять вслух. ] Посмотрим, поза, дистанция и выражение лица. Что еще важно? [Обращаясь к группе. ] Наблюдайте за моим лицом и смотрите, что происходит. [Эми и Арни встают на расстояние примерно в два фута и смотрят друг на друга. ] Скажи мне, что я никудышный пловец.

Эми: Ты — никудышный пловец.

Арни: Нет, я не безнадежный пловец!

Эми: А я говорю, никудышный. Ты не умеешь правильно двигать руками.

Арни делает паузу и поворачивается к группе.

Арни: Что вы можете сказать о цвете моих глаз?

Все смеются, не ожидая вопроса о таком тонком сигнале.

Я пытаюсь продемонстрировать необычный и важный сигнал, изменение цвета вокруг глаз. Это очень тонко, но очень важно. [Обращаясь к Эми. ] Скажи мне что-нибудь действительно ужасное.

Эми: Ты — паршивый бегун.

Арни: Нет, я не плохой бегун.

Эми: Да, да, плохой.

Арни концентрирует внимание участников на цвете области вокруг своих глаз. Он указывает на глаза, уши и щеки.

Арни: Изменяется ли цвет этой части моего лица? Вообще это трудно воспроизвести.

Лайза: Вы имеете в виду пятна?

Арни: Да, пятна. По всей области цвет распределяется неравномерно. Особенно он меняется вокруг глаз.

Вивиан: Но не цвет самих глаз?

Арни: Сами глаза тоже меняются, взгляд затуманивается. Также могут расширяться зрачки. Но вот эта область вокруг глаз и щеки — это особенно важно. Затемнение, насыщение цвета, как правило, отражает чувство, которое человек не хочет проявлять. Печаль или слезы.

Попытайтесь не интерпретировать двойные сигналы, а применить мягкий подход. Работая с цветом лица, вы можете попробовать нечто вроде: “Я что-то вижу в вашем лице, но не могу понять, что это”. Эта фраза относится к разряду пустого доступа, и она чрезвычайно полезна. Вы оставляете пространство содержания пустым, и люди сами могут его заполнять. Кого-то вы можете попросить усилить это, сказав: “Вы не могли бы воспроизвести это более четко?” В этом случае большинство людей отвечают: “Ну, я совсем не хотел сказать, что я опечален”.

Еще один способ обработки двойных сигналов, вроде покусывания губы, состоит в том, чтобы неверно их интерпретировать. Скажем, мы беседуем с Эми, и я говорю ей: “Эми, я ведь знаю, что ты не испытываешь страха перед публичными выступлениями”.

Эми хихикает и начинает покусывать губу.

Сейчас она слегка покусывает губу. Полезный метод работы с сигналом такого типа состоит в том, чтобы намеренно дать ему неверную интерпретацию. Я могу сказать, например: “Покусывание губы означает, что ты получаешь удовольствие от нашей беседы, не правда ли?”

Эми [качает головой]: Нет!

Арни: Что же тогда означает твоя губа?

Эми: Я в ужасе, я боюсь.

Арни: Ага. Намеренная неверная интерпретация, предложенная с юмором, позволяет другому человеку быстро и ясно выразить то, что происходит на самом деле.

Марта: Вы совместно работаете с двойными сигналами во взаимоотношениях или каждый работает над своим собственным материалом?

Арни: Это не имеет значения. В контексте прошлых парадигм, вы делали свое дело, я — свое, а объединять или разъединять нас — это уже решалось на небесах. Теперь работать над собой, когда рядом с тобой другой человек, значит работать над взаимоотношениями, поскольку, когда вы вместе, существует единое поле и присутствует столько же наборов двойных сигналов, сколько и людей. Поле видеть легче, чем две изолированные личности. Через минуту вы это увидите сами.

Мой самый типичный двойной сигнал проявляется, когда я встречаю кого-то впервые. Сейчас я встречусь с кем-нибудь и покажу. [Арни просит Эми помочь ему в демонстрации. Они поднимаются и ведут себя так, как будто встретились впервые. Арни пожимает руку Эми. ] Привет. Рад с вами познакомиться. [Разговаривая, он слегка наклоняет голову и отворачивается.]

Если я так рад вас видеть, то почему я уставился в пол? Я говорю Эми, что я рад ее видеть, а косвенным путем я говорю ей, что, встречаясь с ней, я должен глядеть вниз, чтобы внутренне сосредоточиться. Поскольку я не всегда способен выразить этот сигнал, я иногда смущаю людей. Интересно то, что происходит потом. Один набор двойных сигналов порождает другой набор. Я посылаю двойной сигнал, и тот, с кем я встречаюсь, принимает его и ведет себя странным образом. Часто люди начинают говорить непонятно о чем: “Вы меня помните? Мы лет десять назад встречались в Мексике” — или что-то в этом роде. Тогда я расстраиваюсь и думаю про себя: “Вот же я, здесь. Неужели ты не замечаешь меня?”

Когда работаешь с материалом взаимоотношений, то не имеет значения, кто с кем и что сделал. На самом деле мы никогда не знаем, кто первым сделал то-то и то-то. Возможно, я смотрю вниз, потому что другой тоже ведет себя странно. Каузальное мышление и каузальные подходы не помогут нам в вопросах взаимоотношений. Осознавание важнее причинно-следственных связей.

Так, привычное заявление “Если бы не ты, я бы этого не сделал!” служит примером каузального способа мышления. Конечно, все мы порой склонны чувствовать и размышлять подобным образом, особенно если мы оказываемся в напряженном и трудном поле. Однако, будучи объективным, невозможно объявить какого-либо человека причиной чего бы то ни было.

Арни: Еще один теоретический вопрос. Большинство взаимоотношений нельзя считать удовлетворительными, пока не будет проработана система двойных краев, тех краев, которые оба партнера имеют со своей стороны взаимоотношений. Сейчас я поясню, что имеется в виду.

[Арни поворачивается к одному из участников, сидящему рядом. ] Предположим, вы и я работаем вместе, а Эми — наш фасилитатор. Эми замечает, что у каждого из нас есть свой край. У нас обоих есть края; этот феномен я и называю двойным краем. У меня край против того, чтобы выражать нечто, и у вас тоже край, связанный с выражением чего-то. Что будет делать Эми?

Как правило, она встает на чью-то сторону и следует за тем, кто ей больше нравится. Сегодня, однако, в учебных целях, она примет обе стороны, сначала вашу, потом мою. Фасилитатор должен быть подобен реке и плавно менять одну позицию на другую, помогая обоим людям достигать осознавания, их двойных сигналов и краев, связанных с выражением определенных вещей. Поддерживая осознавание, а не кого-то из участников, она устанавливает гибкий нейтралитет.

Тем не менее в работе с взаимоотношениями невозможно оставаться нейтральным, если, конечно, не симулировать нейтралитет и действовать как компьютер. Один из способов осуществить принятие сторон — это пойти на пролом и сразу встать на чью-то сторону, а потом переключиться и принять сторону другого человека. Вы почти всегда будете замечать, что сначала вы встаете на сторону того, кто больше нуждается в поддержке в данный момент. В таком случае ваша работа состоит в том, чтобы помогать тому, на чьей вы стороне, подмечать то, что он не может выразить, и поддерживать его самовыражение. Или помочь ему увидеть, какие сигналы посылает его оппонент.

Когда вы работаете со взаимоотношениями, отмечайте, на чьей вы стороне. Переходите на его сторону и помогайте ему перейти край и выразить то, что он сам чувствует. Потом поменяйте позиции и помогите другому. Вы заметите, что переключаетесь автоматически. При работе со взаимоотношениями все стороны слабы. Все мы теряем способность осознавать, когда впадаем в измененные состояния, порождаемые сильными эмоциями.

Хорошо. Достаточно теории. Найдутся ли два человека, которые хотели бы выступить перед группой? Это немного стеснительно, но может получиться забавно.

Мужчина и женщина выражают желание поработать. Они выходят на середину помещения, и Арни спрашивает: “Вы знакомы друг с другом?” Они отвечают отрицательно. “Замечательно, — говорит Арни. — Давайте поработаем вместе, а потом у каждого будет шанс попробовать это в группах по три человека”. Мужчина и женщина выходят в центр комнаты и становятся примерно в четырех футах друг от друга.

Женщина [поворачиваясь к мужчине]: Я не знаю вашего имени.

Мужчина: Меня зовут Эрик [Это не Эрик из главы 3.]

Женщина: А меня — Фрэн.

Они оба говорят друг другу “Привет”.

Арни [к группе]: Они ведь делают потрясающие вещи, а?

Фрэн, Эрик, группа — все смеются. Фрэн и Эрик беседуют несколько минут. Ситуация довольно нелепая. Трудно расслышать, о чем они говорят, до нас долетают обрывки разговора. Они обсуждают свою работу, детей и места, где они живут.

Эрик: Значит, вы живете в Сиэтле?

Фрэн кивает. Эрик предлагает ей присесть. Она соглашается; когда они садятся, Фрэн потирает свою грудную клетку. К ним подходит Арни.

Арни: Знаете, как раз перед тем, как вы сели, здесь произошло нечто замечательное. Я могу попросить вас встать на минутку?

Фрэн и Эрик встают. Арни поворачивается к Фрэн и с помощью своих рук показывает, какую позу она занимала во время разговора с Эриком. Он разворачивает ее тело в том направлении, куда оно стремилось во время беседы. Он слегка отводит ее плечо назад, при этом оставляя ее голову обращенной в сторону Эрика.

Арни [к Фрэн]: Извините, я просто хочу немного утрировать это.

Фрэн отводит свои плечи еще дальше назад.

Да, вот это самое. Это красиво. Вот как раз так вы и делали, хотя я не имею представления о том, что это за сигнал.

Фрэн: Получается, мои ноги указывают одно направление, тело — другое, а лицо смотрит в третьем направлении!

Арни [касаясь плеча Фрэн]: Что ж, давайте поработаем над этим. Давайте понарошку будем считать, что это грандиозная поза. Это как раз то, что вам нужно. Мы просто не знаем, что она означает. Это красиво. [Арни зеркально отражает позу Фрэн, наклон ее головы и оттянутые назад плечи.]

Фрэн [наблюдая, как Арни копирует ее позу]: Ну, это сильно напоминает оборону. Гляжу на вас и думаю: “Э, да он же пытается защитить себя”.

Арни: Хорошо, давайте предположим, что ваша защитная позиция разумна. Все хорошо продумано. От чего вам надо защищаться?

Фрэн: Мне неприятно, когда люди спрашивают меня, чем я занимаюсь. Я не люблю отождествлять себя со своей работой. Я чувствую себя более счастливой, когда могу сконцентрироваться на том, чтобы просто быть. Но я чувствую себя немного виноватой из-за этого.

Арни: Да-а… Ну а теперь просто продолжайте общаться с Эриком, как вам нравится.

Фрэн [поворачиваясь к Эрику]: Вот что происходит со мной, когда люди спрашивают меня, чем я занимаюсь.

Услышав это, Эрик, похоже, оживляется.

Эрик: Я ощущаю свою неспособность передать то, что действительно происходит внутри меня.

Теперь Арни подходит к Эрику.

Арни: Вы ведь тоже что-то делаете. Могу я встать на вашу сторону?

Эрик кивает.

Я хочу, чтобы вы почувствовали: что бы вы ни делали, это хорошо. Нет, вы не просто стеснительны или смущены. Я покажу вам одну из вещей, которую вы делаете, совсем немного. [Арни помогает ему подчеркнуть его позу, продвигая его плечи чуть дальше вперед и надавливая ему на грудь, поскольку она была слегка вдавлена, когда он разговаривал с Фрэн. ] Стойте в этой позе, пока не поймете, что она пытается сказать. В чем разница между позой, которую мы только что усилили и ее противоположностью?

[Теперь Арни использует свои руки, чтобы ввести Эрика в противоположную позу. Сейчас он стоит прямо, его грудь выдается вперед.]

Эрик: Я не знаю. Сначала я как бы защищал свое сердце. Когда меня выставили напоказ.

Арни: Не валяйте дурака. Расскажите ей об этом сердце. Расскажите, как вам его приходится защищать. А вы, Фрэн, расскажите ему еще о том, что это значит — просто быть. Давайте, Эрик, расскажите ей о своем сердце.

Эрик [к Фрэн]: Мне очень легко причинить боль. Я легко увлекаюсь кем-то, а потом они все уходят. Поэтому мне нужно защищать свое сердце. Мне надо быть осторожным, чтобы не было больно. [Эрик продолжает защищать свое сердце еще более явно, сидя на полу, сгорбившись и скрестив руки на ногах.]

Арни: Далеко. Вы защищаете себя.

Фрэн смотрит на Эрика и меняет свою прежнюю позу.

Фрэн: Теперь вы выглядите лучше защищенным. А мне как-то проще просто быть, расслабиться. Я умею просто быть.

Кажется, что Эрик и Фрэн внезапно открыли для себя друг друга. Они крепко обнимаются. Арни обнимает свою подушку, и вся группа смеется.

Затем Арни обращается к группе и воодушевляет всех попробовать это же упражнение в триадах. Один из троих действует как фасилитатор и следует за потоком ощущений двух других партнеров. Если оказывается, что он заинтересован в поддержке одного из участников пары, то он, следуя за своими собственными ощущениями, должен встать на его сторону, поддерживая выражение его двойных сигналов и воодушевляя его на преодоление края. После того как будет пересечен один из краев системы двойного края, фасилитатор должен переместиться на другую сторону и помочь другому участнику выразить бессознательные сигналы и поэкспериментировать с краями. Таким образом фасилитатор развивает осознавание и гибкость.

Группа разбивается на триады. Примерно через полчаса все снова собираются вместе для обсуждения.

Арни: Итак, похоже, большинство из вас вполне сносно справились с работой. Кто-нибудь нуждался в помощи, чтобы завершить какие-то вещи? Вы сделали какие-то открытия?

Шерил: Мы здорово развлеклись.

Арни: Мне хотелось бы дать вам один совет из области медитативной практики. Он поможет вам при работе над двойными сигналами, когда у вас неприятности с взаимоотношениями и вы начинаете зацикливаться. Ну, знаете, все эти ночные препирательства, которые заканчиваются часам к трем утра! Когда вы уже чувствуете, что с вас хватит и пора все это заканчивать, попробуйте вот что.

Попросите вашего партнера дать вам возможность уйти в себя на некоторое время. Уходите в себя, ощутите, что вы чувствуете, и переключите каналы. Помните медитативную работу, которой мы занимались вчера утром? Это внутренняя работа, но теперь вы интегрируете свою внутреннюю работу в работу с взаимоотношениями. Нарисуйте картину того, что вы чувствуете, и опишите ее своему партнеру. Потом дайте картине раскрыть себя и просто попросите партнера наблюдать.

Сейчас я покажу вам, как это делается. Возможно, я смогу сделать это здесь, пока я вместе со всеми вами. В конце концов, здесь и сейчас я нахожусь во взаимоотношениях с вами как с группой. Я уверен, что посылаю двойные сигналы, как я это часто делаю. Однако на этот раз я намерен сделать это сознательно. Я намерен уйти вовнутрь.

[Он берет паузу, смотрит вниз, и его левая рука начинает подниматься. ] Я замечаю, что чувствую нечто. Я чувствую эту новую вещь, которая последнее время сводит меня с ума. [Обе руки начинают подниматься. ] Я чувствую что-то очень спокойное. На картине, которую я вытягиваю из своего чувства, — пруд без малейшего признака ряби на поверхности. Это то место, где я есть. И где бы еще я ни был, чем бы ни занимался, я буду лишь наполовину конгруэнтен. И в этом мой конфликт с самим собой.

Пэм: Что это?

Арни [тихо]: Это то чувство исключительного внутреннего покоя, которое я сейчас переживаю месяцами и месяцами. Похоже, что больше ничего в моей голове не происходит. Это просто покой. А теперь я хочу рассказать о картине. Если я не расскажу об этой картине или о моем внутреннем чувстве, тогда они смогут выйти только в виде двойных сигналов и вы отреагируете на них. Осознавание — это способ ослабления напряжения во взаимоотношениях. Разрешите мне озвучить свое осознавание.

Во мне есть эта особая картина спокойной воды, и я в конфликте с ней. Я не хочу, чтобы она у меня была. Я хочу нормально общаться с вами. Сейчас эта картина пруда просто остается со мной, и я обнаруживаю, что приближаюсь к ней. Ох, это напоминает мне мое сновидение прошлой ночью, мудрая голова на теле куклы. Мое тело сейчас становится неподвижным по мере того, как я успокаиваюсь, а моя голова прочищается.

[Через некоторое время. ] Не имея фасилитатора, я вынужден быть собственным советником по взаимоотношениям. Я использую собственное осознавание проприоцепции и визуализации для работы над двойными сигналами.

Грег: Как вы будете взаимодействовать с кем-нибудь с улицы, с человеком, который ничего не знает о процессуальной работе или совершенно не знаком с психологией и который, возможно, просто примет вас за чокнутого?

Арни: Если другой человек испугался, когда я ушел в себя, я бы уважительно отнесся к этому и не стал бы раскрывать свой внутренний мир. Я бы внутренне следовал за своим осознаванием и лишь выдавал бы результаты. Вполне достаточно быть ответственным за свое осознавание и реагировать. Пробуждать других замечательно, но не забывайте, что все же существует демократия. Пусть и другой понимает свою ответственность по-своему.

Пэт: Это звучит так, как будто вы не критикуете людей за их вторичные процессы.

Арни: Как можно? В конце концов, мы все сновидим.

Последний сеанс семинара проходит воскресным утром. Все рассаживаются немного плотнее, чем обычно, в воздухе зависло настроение ожидания. Некоторым участникам не терпится задать как можно больше вопросов по поводу работы с клиентами.

Майк: Арни, я был восхищен, наблюдая за тем, как вы, проявляя похвальную ответственность, поддерживаете сознание как личности, с которой вы работаете, так и свое собственное. Не могли бы вы немного рассказать о своей работе с клиентами, которые весьма легко входят в переживания, но не в силах их выдержать? Не случалось ли порой, что кто-то залезает в свои дела, а потом впадает в неистовство?

Арни: Никто из тех, с кем я работал, до сих пор не входил в психотическое состояние. Почему? Я ограничиваю себя и не прошу людей обрабатывать те их части, которые они не смогут использовать или в отношении которых у них присутствуют мощные края. Тем не менее я отступаю от этого правила, если они пребывают в безнадежной физической ситуации или находятся рядом со смертью. Тогда я могу попросить их преодолеть их края, потому что порой оставаться радостным и уверенным, спокойным и сдержанным бывает более болезненно и опасно.

Осознавание — вот единственный сдерживающий инструмент, который нам необходим. Разрешите привести вам пример. Представьте себе человека в маниакальном, отчаянном состоянии. Я думаю о ком-нибудь, кто бы мог быть действительно буйным, кто бы мог и выглядеть таким. Кстати, в Портланде и Цюрихе мы сейчас создаем клиники для людей в экстремальных состояниях. Человек, о котором я думаю, выглядит примерно так. Я представлю для вас драму, которую нелегко выдержать. [Арни встает и идет на другую сторону комнаты. ] Представьте, что я и есть этот человек, которому за тридцать, который долгое время скитался по разным психическим заведениям, который годами сидел на медикаментах, завязывал, потом снова садился на “колеса”.

[Он расхаживает по кругу, размахивая руками и бормоча громко и быстро. ] Знаете, так, когда я сюда пришел, они мне сказали, знаете, они это сделали, хорошо, какого черта. Я имею в виду, я вам рассказывал, вы знаете, что случилось, когда я попал сюда. Поезд встал, и люди, ля-ля-ля… [Арни продолжает жестикулировать и издавать звуки, изображая непрерывный поток идей. Он продолжает все это, наращивая скорость и усиливая звук, размахивая руками все более стремительно и агрессивно. Наконец он заканчивает и, уже в своей собственной роли, возвращается на свое место. Он обращается к группе.]

Где располагается край в том, что он делает?

Никто из участников не решается ответить на этот вопрос. Арни снова поднимается и опять начинает изображать маньяка, на этот раз обращаясь непосредственно к группе и комментируя свое состояние.

Я — сумасшедший. Мне нужна куча пилюль. Слава Богу, у меня есть эти тормоза! Если бы у меня их не было, я бы сейчас двигался в тридцать пять раз быстрее! Господи, я бы бегал действительно быстро. Но я на самом деле больной человек, и я хочу, чтобы вы исцелили меня, доктор, и, ради Бога, сделайте это быстро!

[Опять от своего лица. ] Что там происходит? Что здесь первично?

Один из участников отмечает, что этот человек идентифицирует себя как сумасшедшего.

Верно. Он сказал: “Я — больной человек”. Это означает, что он идентифицирует себя с больным. Это первичный процесс. Он сказал: “Доктор, я болен. Исцелите меня сейчас!” Итак, он обладает идентичностью психиатрического пациента. Он обращается с собой, как бы зеркально отображая поведение психиатра, говоря себе, что он болен и нуждается в медикаментах. Ну, и как бы вы с ним работали?

[Арни опять встает и снова играет роль этого человека. Он размахивает руками и начинает свою скоропалительную речь.]

Да-а, и вы знаете…

Стив: Замедлить?

Арни [смеясь]: Да, замедлить — это то, что хотелось бы вам, но я ничего не знаю о клиенте! И как?

Кэтрин: А почему бы не посоветовать ему ускориться?

Арни: Это было бы интересно. А как насчет того, чтобы уловить его вторичный процесс, его незавершенные движения руками? [Арни показывает участникам, в каком смысле движения рук не завершены. Он непостижимым образом машет руками в воздухе, бормочет и хлопает себя по ляжкам.]

Незавершенные движения бессмысленны, они повторяют сами себя. Один из лучших способов завершить движение — сдержать его. Это повышает осознавание импульса движения. Когда я работал с ним на самом деле, я поймал его за руку, когда та шла вниз. [Арни выходит вперед и играет маниакального клиента. Эми демонстрирует, как была остановлена его рука при движении вниз.]

Я сказал ему: “Что здесь происходит?” А человек поглядел на меня и закричал: “Я действительно… взбешен!”

Я лишь помог ему выразить свою ярость, но сам он не знал, отчего он в ярости. Потом я сказал: “Хватит разговоров, просто вдарь как следует”. Он несколько раз ударил боксерскую грушу, что висела в моем кабинете. “Что тебя так злит?” — спросил я его. И он сказал: “Что меня действительно злит, это…” — и заплакал. “Что меня действительно злит, это то… что ребенком они отдали меня в приют. Я скитался из приюта в приют и никому никогда не был нужен”.

Потом я спросил: “Так ты сумасшедший или ты злой?” Он сказал: “Я еще не понял это, но я взбешен, абсолютно взбешен тем, что со мной произошло. Меня всегда сдавали в приют”. И потом он расплакался.

Где теперь тот приют, в который его сдали? Каким образом он сейчас находится в приюте? Он пребывает в приюте, называя себя больным. Этого не хочет ребенок. Другими словами, ребенок, вторичный процесс злобы и ярости, тоже взбешен первичным процессом, медицинским подходом, который записывает его в больные.

Обнаружение его ярости через движение мгновенно замедлило, успокоило его. Теперь я наконец могу ответить на ваш вопрос о сдерживании. Вам не надо сдерживать людей. Вам не требуется ни удерживать, ни отталкивать их. Программы на самом деле не могут сдерживать людей, однако их собственные переживания и ваше осознавание — это лучшее сдерживающее средство.

Иногда процесс даже бывает опасно сдерживать. Опасно следовать лишь за одной своей частью. Что касается этого человека, было бы опасно следовать только за первичной стороной, которая желает охладить его пыл, или только за вторичной, катартической стороной, его взрывоопасностью. Его хладнокровие имеет провокационный характер; оно провоцирует ярость. Спрашивая его о ярости на ее пике, я помогаю ему свести процессы вместе. Полный процесс уравновешивает сам себя, и только тогда он становится истинно мудрым и сдержанным.

Все молчат, потом начинает говорить Мелисса.

Мелисса: Один из моих клиентов… О, это очень болезненно и эмоционально…

Вступает Арни и просит Мелиссу показать этого клиента.

Арни: Самое лучшее, что можно сделать, рассказывая о клиенте, с которым работаешь, это дать сенсорную информацию о ситуации. Фактически для решения проблем на практике в половине случаев требуется сенсорная информации. Если она отсутствует, рассказываемая история будет лишь рассказом о своей собственной психологии. Это прекрасно, но не столь же полезно для вас или вашего клиента как реального человека. Итак, вы можете показать ее нам?

Мелисса: Она очень, очень хорошенькая, и… [Не закончив своего описания, она усаживается очень прямо, вытянувшись вверх.]

Арни: Вот так. Действуйте как она. Эй, привет, как вас зовут?

Мелисса [в роли клиента]: Не подходите слишком близко. Я не терплю, когда до меня дотрагиваются.

Арни: Вы не шутите?

Он приподнимается и осторожно приближается. Все напряженно следят за происходящим.

Здесь видится прямое приглашение к работе с гневом. Одна часть нуждается в помощи, однако другая часть предостерегает вас против того, что вы, следуя человеческим чувствам, хотите сделать и даже должны сделать. Поступая так, ей придется разозлиться, а вам придется принимать это как есть.

Мелисса: Правильно! Она похожа на свою мать. Она не может позволить, чтобы ее видели плачущей. Она разворачивает кресло так, что бы я ее не видела.

Арни: Итак, смотрит кто-то другой. Она оказалась в гуще сражения с неким негативным критиком, который против эмоций, против какой-то части ее самой, которой нужно выйти наружу. Возможно, это как раз тот, кто делает вашу жизнь в качестве терапевта невыносимой. Если она не хочет обсуждать что-то или влезать в этого критика, тогда, может быть, вам есть смысл прекратить ее препирания с бессознательным критиком и вступить с ней в личную конфронтацию по этому поводу.

Мелисса: Полагаю, мне страшно будет сделать это.

Арни: Это звучит очень убедительно. Мы все здесь можем подумать о том, что бы могло помочь. Даже если я дам вам несколько умных советов, они не обязательно могут соответствовать вашему процессу с ней. Очень важно знать себя, и, поскольку вы чувствуете себя безопаснее, приближаясь к ней с вербальной стороны, вы должны следовать своим путем. Может, в этом для вас и заключается смысл процессуальной работы.

Возможно, сначала вы захотите поговорить с ней. Вы могли бы сказать: “Дорогая, пожалуйста, убедитесь в том, что все мои действия правильны в отношении вас. Мне хотелось бы попробовать действительно что-то сильное. Я хочу игнорировать ваши предупреждения и глубже войти в проблему контакта. Не знаю, позволите ли вы мне попробовать это”.

Выслушивая ваши описания интеллектуального вмешательства до того, как они произошли, она обладает правом выбора и держит контроль. Если клиент не реагирует посредством хорошей обратной биосвязи на то, что вы делаете, как бы великолепно это ни осуществлялось, на данный момент это ложный след. Верное воздействие в неверный момент не работает.

Тэрри: Как вы распознаете сигналы, которые советуют вам остановиться, когда вы уже не следуете за процессом?

Арни: Я не всегда это знаю. Я не пытаюсь узнать, что означают сигналы. Если я не уверен по поводу каких-то сигналов, я просто спрашиваю. “Я смотрю на вас, а вы покусываете губу. Это негативный сигнал? Может, мы пойдем в другом направлении?”

Арни: Давайте займемся групповым процессом, чтобы завершить то, чем мы занимались в течение этого уик-энда. Следует ли мне предложить вам некую групповую теорию? Вы ведь все равно сами все знаете в глубине души.

Мы живем в том, что математики называют полем. Поле создает атмосферу и организует наши чувства. Это нечто вроде сновидения, которое ищет персонажи, чтобы наполнить ими себя.

Вы не поверите, но я всегда ненавидел группы. Я чувствовал, что в них недостает пространства для личности. Теперь я понял, что я ненавидел в них то, что они организуют и поляризуют нас, привязывая к конкретной роли. В любой группе всегда существует хороший парень и плохой парень, спаситель и жертва, лидер и последователь. Эти роли важны. Это сновидческие персонажи, которых групповое поле использует для того, чтобы выразить себя, однако нам не следует навсегда застревать ни на одном из них.

Роли, которые людям достается играть в группе, подобны полюсам магнита. Если есть одна роль, всегда появляется другая, ее уравновешивающая. Полю постоянно требуются эти полярности, чтобы создавать напряжение и атмосферу. Таким образом, там, где наличествует лидер с идеей, должна существовать группа или индивид с другой идеей. Другими словами, каждый лидер обречен на вызов. Последователь альтернативной идеи либо выходит на сцену и выражает себя, либо сидит тихо, молча в тряпочку, чувствуя себя аутсайдером. Лидер улавливает это напряжение и начинает ощущать неуверенность. Похоже, что все эти человеческие процессы служат частью нашего бытия в едином целом. Группы обладают тенденцией создавать роли и при этом оставаться как можно лучше сбалансированными. Напряжение, которое возникает, — это нормальное явление. Оно толкает нас к познанию другого, к разделению, единству и духовному опыту.

Сегодня у нас не много времени для групповой теории или группового процесса, но мы прямо сейчас можем прощупать поле в этом помещении прежде, чем мы закончим утреннюю работу. Обладает ли наше поле особыми частями или это просто некое общее ощущение?

Группа называет разные части, которые могут присутствовать в поле. Все соглашаются с тем, что есть лидеры и верные последователи.

Давайте найдем роли, которые могут присутствовать, и придадим форму нашему групповому полю. Посмотрим, какими ролями мы можем его заполнить. Я намерен помочь заполнить его сам. Разрешите я перейду на эту сторону комнаты. [Он отходит к дальнему краю круга. ] Предположим, что эта точка, где я сейчас стою, представляет собой позицию лидера, всех тех, кто чувствует свою идентификацию с лидерством. И тогда должна быть позиция для критика. Где она?

Один из участников говорит, что позиция критика расположена на противоположной стороне комнаты. Арни указывает на место в середине, между позициями лидера и критика.

Хорошо. Давайте здесь заложим позицию для позитивных чувств. И давайте отведем позицию для молчаливых людей, для тех, кто не говорит. Обязательно должна быть позиция для тех, кто просто чувствует и наблюдает за тем, что происходит.

Я сам начну заполнять некоторые из позиций. Смотрите, возможно, вас самих тянет занять одну или несколько позиций. Мы все так непросты, что нас никогда не устраивают роли, которые предоставляет нам группа. Внутри нас больше одного чувства и больше одной мысли. Наши чувства могут принадлежать разным ролям. Мы почти никогда не испытываем одного-единственного чувства, и мы никогда не желаем пребывать в одной-единственной роли.

Опасность групповой жизни заключается в том, что, втянувшись в одну роль, можно застрять на ее односторонней позиции. Мы слишком целостны для этого. Итак, свободно выбирайте себе столько ролей, сколько воистину считаете нужным, и переключайте их, если понадобится.

Сейчас мне хотелось бы занять позицию критика. Эми, ты не могла бы встать на позицию лидера?

[Арни идет на точку критика, а Эми стоит на позиции лидера. Сейчас Арни говорит от лица критика. ] О’кей. Это был замечательный семинар, но меня постоянно раздражала программа занятий. Я, конечно, понимаю, что на вас, ребята, давил контракт с Эсаленом на проведение вводного курса, но я хотел бы продвигаться немного медленнее, сконцентрироваться на одном аспекте процессуальной работы. Вот чего мне более всего хотелось бы.

Эми [в качестве лидера]: Хорошо. Есть что-нибудь еще, на чем ты хотел бы остановиться?

Арни: По некоторым причинам я хотел бы, чтобы ты сконцентрировалась на серьезных болезнях или взаимоотношениях. [Теперь Арни переходит в точку для позитивных чувств и обращается к Эми, которая все еще пребывает в роли лидера. ] Ты мне понравилась. Ты была в полном порядке.

[Он передвигается в точку тишины и безмолвно стоит там. Примерно через минуту он возвращается к роли лидера и становится рядом с Эми. ] То был короткий семинар. Десять часов — это немного. Если кто-нибудь хочет занять какую-либо из позиций, пожалуйста, занимайте.

Вэнди подходит к позитивной точке.

Вэнди: У меня есть нечто для позитивной позиции. Я приехала сюда с одной целью — просто провести уик-энд у океана. Я также хотела ознакомиться с вашей работой, о которой мне рассказывали мои друзья. Я не знала, что готова так глубоко войти в свой собственный процесс, и я благодарна вам за это. Я смогла сделать что-то очень важное во взаимоотношениях со своим мужем, и я чувствую себя великолепно. Спасибо.

Сегодня утром мне вдруг пришла в голову идея, что, когда мы вернемся, я открою свою компанию по производству этих замечательных процессов, так что вы обо мне скоро услышите.

Она идет к точке молчания, напевая что-то, и опять садится. К позитивной точке подходят другие и произносят теплые слова о семинаре, работе и тех переживаниях, которые они испытали. Встает Стив и идет на позицию критика.

Стив [колеблясь]: Ну, я испытываю некоторую фрустрацию по поводу… ну, по поводу всех других частей. У меня такое чувство, что мои вопросы не затрагивают суть. Я не знаю, к чему все это.

Арни [в роли лидера]: “Другие части” чего? Именно сейчас ваши вопросы не затрагивают суть вещей. Я не понимаю, о чем вы говорите. Продолжайте.

Стив: Я пытался задавать вопросы как можно в более сжатом виде, но мне это не очень-то удавалось.

Арни: Хорошо, спасибо. Это полезно. Может, со временем мне удастся вытянуть на разговор вас и других. А может, прямо сейчас?

Стив: Да, это похоже на группу профессионалов. А как же те люди, которые просто блуждают, ничего не зная о технологии? Это настолько мощная работа, что люди часто завершают ее в очень болезненных точках. Я полагаю, мой вопрос заключается в том, что происходит с этими критическими переживаниями, когда мы все расходимся.

Арни: Вы должны мне помочь с этим. Мое первое побуждение — отметить, что эти семинары по большей части учебные, а не терапевтические. Я пытаюсь сделать так, чтобы люди взяли ответственность за самих себя. Но это еще не вся правда. Я также хочу позаботиться о каждом, даже если я говорю, что это не так.

Я действительно рекомендую людям общаться с другими участниками семинара или фасилитаторами вне рамок нашей совместной работы с тем, чтобы проработать незаконченный материал. Однако я должен признаться, что я не могу заботиться о каждом, даже если бы я этого захотел. Итак, я не обладаю той мерой ответственности в этом отношении, но, с другой стороны, я не Бог, и я действительно люблю проводить время вдали от других, в медитации, просто в одиночестве.

Однако я не удовлетворен своими ответами. Разрешите мне встать на вашу сторону. [Он переходит на позицию критика и становится рядом со Стивом. ] “Все в порядке, но всякий человек несет ответственность за того, к кому он хоть однажды прикоснулся!”

[Арни возвращается к роли лидера. Он молчит примерно минуту, потом пытается ответить на критику. Он начинает говорить, потом останавливается. ] Да-а, м-м-м, я думаю, что подошел к краю. Я хочу сказать, что я действительно беру на себя ответственность! Я чувствую, что очень, очень беспокоюсь о всех вас и всей мировой ситуации. Вот почему я так много путешествую и работаю в трудных местах и в странах Третьего мира, где действительно круто! Я знаю, что мне следует разрабатывать кросс-культурные методы, и единственный путь здесь — учиться у самого мира. Часто я не сплю ночами, если я уверен, что то, что я делаю, не завершено или слишком болезненно, слишком долго, слишком ограниченно или если это создает атмосферу дурных чувств.

Но я не только терапевт. Я нормальный человек, учитель, и меня также интересует наша общая судьба. Что до меня, семинар для меня терапевтичен лишь косвенно; это некое обучение, не только психологии, но и самой жизни. Я привязан к этой работе, потому что я люблю ее, и еще потому, что нечто неведомое просит меня принять участие во всеобъемлющей трансформации и пробуждении, процессе, частью которого мы все являемся.

Стив переходит на позитивную точку.

Стив: Хорошо, спасибо. Я тронут. Я также чувствую дыхание работы и то, как она затрагивает человека.

Теперь другая участница, Джоан, подходит к позитивной точке и обращается к Арни.

Джоан: Арни, я полюбила вашу энергию и юмор. А теперь я сама хочу занять позицию лидера.

[Она перемещается в позицию лидера, а Арни отправляется на позитивную точку. Пока он идет, она обращается к нему. ] Подождите. Я хочу, чтобы вы остались здесь со мной.

Арни: Я вернусь через минуту, но я хочу сказать вам с этой позитивной точки, что, я полагаю, вы смогли бы стать фантастическим лидером. Я слышу это в вашем голосе и вижу это в том, как вы стоите.

Джоан: Это место слишком важно, чтобы мне стоять на нем. [Она перемещается в позитивную точку и обращается к группе. ] Спасибо всем людям, которые помогли мне попасть сюда, всем моим друзьям в это прекрасное утро и вам, Арни. [Она обнимает Арни. ] Мне хотелось бы иметь больше информации о ваших учебных программах в Орегоне и Швейцарии, чтобы я могла приехать на них. Это, наверное, одна из самых жутких вещей, которые мне доводилось говорить.

Шерил шагает на позитивную позицию. Она поворачивается к Арни.

Шерил: Вы не такой сумасшедший, как я думала. Вот что я поняла за этот уик-энд. Я научилась меньше драматизировать вещи и больше использовать юмор. Ваши внутренние качества ребенка вытащили меня из моего серьезного, аналитического подхода к жизни. Я вам страшно признательна за это. Еще я здорово поработала над собой вчера и сегодня утром, это была замечательная возможность.

Ларри: Я люблю вашу безумную мудрость. Вы еще более безумны, чем я думал, и мне это нравится.

Арни [к Ларри]: Да, да и вы сами — безумный маньяк! Безумие и дурачества помогают нам получать удовольствие от наших трансформаций!

Рэйчел [в молчаливой позиции]: С некоторыми из вас мне не доводилось раньше встречаться иначе, как в форме призраков — ведь вас так много. Пребывание здесь с вами, с Арни и Эми, дало мне такое ощущение творчества.

Я хочу встать сюда [она направляется к точке лидера], потому что это то, чему я учусь сейчас [начинает плакать], следовать за своей силой и своим путем. Я шла сюда всю свою жизнь, чтобы быть тем, что я есть, и чтобы все это видели, и теперь мне нужно вынести это в мир. Вы меня еще увидите.

Когда Рэйчел заканчивает, группа аплодирует ей.

Мария: Я очень интровертирована, поэтому мне довольно трудно стоять здесь в позитивной роли. Я приехала сюда в основном потому, что получила очень приятное письмо от Эми. Я написала ей в Цюрих, так что мои симпатии к ней были предопределены.

[К Арни. ] Я хотела встретиться с вами, поскольку слышала о вас столько разного, и это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. “Так сказал Арни” и “Арни — это чудо” и так далее, и я подумала: “Попробуем. Арни тоже человек, такой же, как все”.

Примерно неделю назад мне приснился сон, который я не поняла, потому что один персонаж в этом сне был очень похож на вас. Но тогда я этого не знала. Я пришла на эти занятия и благодарна вам обоим за вашу доступность, честность и то, что вы с Эми продолжаете работать над собой.

Есть много харизматических людей, которые пробуждают совершенно драматические вещи, но они как-то не очень хорошо уживаются во мне. Но то, что вы делали на моих глазах, настоящее. Оно исходит из вашей сути.

Гэри [в критической позиции]: У меня нет повода для критики. У меня есть вопрос. Вы когда-нибудь пугаетесь? Иногда мне кажется, что на вас надвигается что-то физическое, мощное, особенно со стороны мужчин, которые раза в два больше вас. Как вы оцениваете, насколько далеко вы можете пойти и как вы себя защищаете?

Арни: Пока растешь, приходится драться, чтобы пробиваться дальше. Поэтому я не очень боюсь физического контакта. Я защищаю себя, держась ближе к земле. Я не знаком ни с какими боевыми искусствами. Но я научился многому, изучая видеозаписи своей работы.

Поработав со всеми видами буйных людей, включая и убийц, я нечто обнаружил. До сих пор я не встречался с ситуацией, когда агрессия, будучи обработана осознаванием, не выливалась бы в нечто полезное. Осознавание должно быть лучшей колыбелью для взращивания чего бы то ни было.

Тем не менее, если я пугаюсь, я говорю об этом или использую это. Я сбегаю. Я говорю людям, что я их боюсь. Я готов восхищаться силой кого-либо другого. Иногда самое безопасное, что только можно изобрести, — это испугаться! Испуг — это реакция, которая тоже принадлежит процессу! Однако работа с яростью в движении — это не фунт изюму. Есть много способов работать с вещами. Если вы напуганы кем-то, кто пребывает в гневе, тогда, поскольку он непосредственно охвачен им, предложите ему остановиться и визуализировать свои переживания, или ударить по подушке, или издать яростный вопль. Это вопрос смены каналов. Запомните, если кто-то выбирает вас, чтобы вы работали с ним, значит, это ваша особая природа, включая ваши страхи, вашу неспособность к чему-то, ваши склонности, нужна ему, причем не моя природа и не чья-либо еще.

Гэри: Благодарю. Скажите, а вы сознательно поднимали колено вверх, когда прошлым вечером сражались с Роном, большой обезьяной?

Арни: Да.

Гэри: Я так и думал.

Рон: Я специально позволял ему держать колено в этой позиции, чтобы не ушибить его!

Арни [смеясь]: Это подтверждает мои чувства по отношению к Рону. У него большое сердце.

Тэсс [вставая на позитивную точку]: Я чувствую, как от вас обоих исходит всеобъемлющая доброта.

Арни: Эми все же гораздо приятней меня.

Смех.

Тэсс: Я привыкла тяжело, интенсивно работать, но я не могу определить, насколько тяжело это дается вам, потому что вы работаете так нежно.

Арни: Иногда мне кажется — здесь вообще делать нечего. И я действительно чувствую, что я в отпуске, когда работаю.

Тэсс: Спасибо. [Она обнимает Арни.]

Арни: Здесь где-то должно быть место для духа. Я почувствовал это только что, когда тебя обнимал. Давайте отведем духу вон ту точку. [Арни направляется направо.]

Дэнни передвигается на роль духа.

Дэнни: Арни, я многому научился у вас, например тому, как уважать людей. И я обнаружил, что это и есть разрешение глобальной ситуации, которая имеет место. Вы действительно преклоняетесь перед людьми, я восхищен этим до глубины души. [Теперь он передвигается на роль критика. ] И я действительно чувствую себя немного разочарованным этими короткими вводными крошками и кусочками. Но я, по крайней мере, теперь знаю, что бы мне хотелось, когда я в следующий раз попаду на такие занятия. Я бы хотел более интенсивной работы над взаимоотношениями.

Арни: Я обещаю!

Рон: Я нервничаю. Я был активен и некоторое время работал здесь, в Эсалене. Я встречал мало людей, которые до такой глубины поразили бы меня. Я не знаю, правильное ли слово я выбрал, я вообще не знаю, кто вы на самом деле. Как вы смогли произвести такое мощное воздействие? И все же вы смогли. Участвовать в ваших занятиях — большая честь.

Я думаю, я хочу сказать, что Эсален нуждается в таких людях, как вы. Все это проходит через точку перехода, о которой большинство людей не знает. Эсалену нужны могущественные люди, знающие люди, люди, которые способны общаться и учить тому, что они сами знают, и учить тому, что исходит из этой точки, от духа. Этим вы меня и поразили.

Как только вы определили точку для духа, я осознал ваше влияние на меня. Я надеюсь, вы вернетесь, и было бы замечательно, если бы вы поработали здесь еще. И это все потому, что я привязан к Эсалену. Эсален раскрыл меня для множества таких вещей, которым я сам никогда не раскрывался. Я действительно предан Эсалену как институту, хотя существует еще множество великих мест.

Арни: Что-то во мне вот-вот готово расплакаться, когда вы говорите это, но я не знаю что. Спасибо. Я до глубины души тронут тем, что вы сказали.

Рон: Как правило, я занимаю критическую точку, вон там.

Арни [мгновенно]: Правда? Сделайте это, если хотите.

Рон [улыбается]: Так приятно побыть в позитивной роли! [Он подходит к Арни, и они обнимаются. Рон отступает и смотрит на Арни. ] Я хочу поднять вас! [Он приподнимает Арни от пола, примерно так, как он делал предыдущим вечером.]

Все смеются и аплодируют.

Кэтрин: Я сама приехала из Третьего мира. И ваша идея о том, что болезнь владеет ключом, — это шаманизм. [Теперь говоря в роли критика. ] И я балдею оттого, что вы в Цюрихе! Вы так далеко. Я надеюсь, вы будете приезжать сюда чаще, на Западное побережье.

Арни: Будем, будем. Мы переезжаем в Портланд и будем жить на побережье Орегона.

Дженет передвигается на роль молчаливого и разражается танцем, поднимая руки над головой и прыгая по полу.

Дженет: Я действительно влюблена в того эльфа, который живет в вас, а чтобы узнать одного, требуется лишь один. [Под всеобщий смех она бежит к Арни. Она прыгает ему на руки. Он ловит ее в воздухе. Затем она возвращается на место для духа и преклоняет голову. ] Большое вам спасибо.

Эми [в роли духа]: У меня столько эмоций, что мне трудно говорить. Мне вообще бывает очень трудно находиться в группах людей. Эта стеснительность тоже, наверное, роль, в которой нуждается группа.

В прошлом году, когда я приехала в Эсален, мне было не по себе. В этом году я чувствую, что меня тепло приняли, а эта группа — особенно. Вещь, которая меня больше всего трогает, я полагаю, это тот дух, та сила ваших процессов, которые проявились здесь. Все вы работали в направлении схожей цели, и мне приносит облегчение это чувство в группе такого размера.

Трудно расстаться с тем ощущением надежды и взаимопомощи, которое мы создали все вместе. И, Арни, я почитаю за честь быть рядом с тобой, видеть, как ты учишь, и видеть, какое влияние ты оказываешь на людей. Это трогает меня, и это так прекрасно.

Она отправляется на свое место. Арни делает паузу. Он слегка застенчиво расшаркивается, не представляя, как вести себя с ней дальше.

Арни: Гм-м, Эми, прежде чем ты сядешь… погоди. Ты меня вечно удивляешь. Я безъязык. Ты меня смущаешь… Ты — мой учитель в любви.

Они накоротке обнимаются. Оба смущены, Эми садится. Теперь, похоже, уже все засмущались. Гэри нарушает тишину счастливым смехом.

Гэри: Легкость, которая здесь присутствует, вынуждает меня подумать о новом типе лидерства. [Он подходит к точке лидера и делает стойку на руках! Люди хлопают и смеются. Гэри говорит из своей перевернутой позиции. ] Новое лидерство игриво, а не авторитарно. Это не тот тип лидерства, к которому мы привыкли в прошлом, потому что, я думаю, оно связано с точкой духа.

Люди затихают по мере того, как завершается групповой процесс и курс занятий. Непреднамеренно и тихо они берут друг друга за руки, образуя единый круг. Некоторое время они тихо сидят, многие — опустив голову, некоторые безмолвно, некоторые — перешептываясь друг с другом. Через несколько минут они поднимаются и начинают прощаться.

Несколько месяцев спустя после этого семинара мы снова были приглашены в Эсален, однако на этот раз не просто провести уик-энд в горячих ваннах источника, а в самое сердце собственного индивидуального процесса Эсалена. Нас пригласили на пять недель в качестве резидентных преподавателей с тем, чтобы работать со всем эсаленовским сообществом.

Что за работа! Мы вторглись в большой сложный коллектив, включающий почти две сотни людей, все еще оплакивающий смерть Дика Прайса, их бывшего лидера, и переживающий, как результат этого, распад на конфликтующие фракции. Эсален предоставил нам более чем достаточно возможностей проверить наши методы разрешения конфликтов и формирования сообщества. Закалив свой инструментарий в пламени расизма в Африке, напряженных ситуациях на Ближнем Востоке и в групповых процессах в Европе и Соединенных Штатах, мы все же не были уверены в том, что эти методы подойдут или будут эффективны для того, с чем мы могли столкнуться в Эсалене. Мы сомневались в том, чему мы будем обучать маленький мир Биг-Сура; придется ли нам изменять свою теорию и практику в свете повседневной жизни бок о бок с теми, с кем мы будем работать? Во многих отношениях эта группа казалась похожей на другие группы и организации, где рабочие и преподаватели восстают против системы, требуя большего доступа к управлению и влияния на него, и где все боятся распада своего сложившегося мира.

Однако Эсален отличается от других организаций, с которыми нам приходилось работать. Хотя здесь, конечно, присутствуют особенности, характерные для других институтов, Эсалену удается поддерживать дух риска и открытости в отношении перемен. Как ему удалось это? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны задать другой. Что такое Эсален?

Рожденный в огне и пертурбациях 60-х, Эсален стал enfant terrible, которому удалось создать окружающую среду, позволяющую расти и развиваться Фрицу Перлзу и гештальттерапии, Иде Рольф и рольфингу, Уиллу Шутцу и его методу встреч, а также множеству других гуманистических подходов и школ. Эсален приютил Грегори Бейтсона, Стена Грофа, Рам Дасса, Джозефа Кэмпбелла, Александера Лоуэна и многих других.

Сегодня, в девяностые, Эсален подобен юноше, превращающемуся во взрослого мужчину. Все еще передовой в своем роде в западном мире, это прежде всего центр отдыха и конференций, представляющий новые или популярные психологические традиции, а также эзотерических учителей и мыслителей, творящих на стыке естественных и гуманитарных наук. По словам Майкла Мерфи, одного из лидеров Эсалена, для этого места “в меньшей степени применима метафора терапии, а в большей — искусства, созерцания, интеллектуального поиска и социальной неангажированности” (Los Angeles Times Magazine, Dec. 6, 1987). И все же Эсален пока излучает атмосферу тайны, поиска и внутреннего роста.

Эсален, как и любое сообщество, невозможно понять со стороны. Наши первые впечатления от его великолепных окрестностей охлаждались той напряженной атмосферой, которая окутывала многие личные взаимодействия. Этот изолированный мирок (ближайшие соседи — полтора часа езды на север), казалось, варится в собственном беспокойном соку. По мере того как мы стали друзьями и вошли в семью, мы стали симпатизировать им и фактически подхватили инфекцию их проблем.

Дик Прайс, один из основателей Эсалена и человек, уважаемый за его пределами, недавно погиб во время прогулки в горах, недалеко от Эсалена. Он, очевидно, медитировал сидя, когда сверху, с соседней скалы, на него обрушился огромный камень. Его мягкий голос, нежный подход к гештальттерапии и его скромные манеры оказывали решающее воздействие на поддержание Эсалена в целостности.

Но столь же огромное влияние, как и легендарный Дик, оказывал вечный, всепроникающий дух каменистой, сухой земли. Эта особенность укрепила веру и пробудила любовь к природной окружающей среде, которую можно пережить лишь непосредственно. Мы почувствовали силу коренных американцев и их земли и поверили: что бы ни случилось с политическим обликом Эсалена, работа на этой земле будет плодотворной до тех пор, пока из нее будут бить горячие серные источники.

История Эсалена фактически дает надежду остальному миру, изрешеченному болью и симптомами. С проблемами внутренних, изолированных городов можно встретиться на Ближнем Востоке, в Африке и других странах Третьего мира, практически в каждом сообществе. В большинстве случаев группы страдают от своей разобщенности, фрагментации. В Эсалене мы научились, что радикальные, новые перемены можно осуществить в кратчайшие временные сроки.

Наша первая задача заключалась в том, чтобы собрать всех вместе. К счастью, я запомнил уроки, полученные в других местах. Наши чувства как фасилитаторов часто являются сновидениями непредставленных частей группы. В некоторые моменты мы были веселы, испуганны, ностальгичны и даже воинственны. Мы часто оказывались сверхчувствительными, отчасти потому, что само сообщество не было способно входить в контакт со своей собственной чувствительностью. Мы постоянно сталкивались с вопросами “Кто есть мы и кто есть они?”, и мы не могли на них ответить.

Общий процесс сообщества тогда был незабываем. Первая напряженная большая встреча состоялась в Хаксли. Были приглашены все. Мы начали формировать огромный круг, пытаясь прочувствовать атмосферу и ощутить роли, присутствующие в групповом поле. Мы выделили роли духовников, мятежников, сибаритов, администраторов и работяг Эсалена.

Нам едва хватало времени для объяснения концепции краев и напряжений, когда те, кто связывал себя ролью мятежника, выбивали для себя шанс, чтобы наконец выразить себя. Они разражались поразительным неистовством в отношении роли администратора. Те, кто был в других ролях — духовники, сибариты и даже работяги, — потихоньку рассеивались и смывались, пока фракция мятежников громила администрацию, оставляя лишь две эти позиции на сцене нашего театра глобального процесса.

Содержание ярости мятежников было важным, но оно бледнело на фоне их гнева. Радикальное насилие периода стычек 60-х, которое мы наблюдали в тот вечер, казалось последней опорой парадигмы катартического прорыва. Это лишь одно из состояний в более широком процессе, грубая форма общения, которую выбирают, как правило, те, чьи послания, как они полагают, не слышны.

Мы с Эми жались по углам в то время, как запертые в ограниченном пространстве силы Эсалена буйствовали внутри комнаты. Мы тоже уже были готовы встать на линию огня, когда нас моментально осадили, обвинив в поддержке одной стороны против другой. Ой! У нас было достаточно возможностей, чтобы попрактиковаться в наших методах внутренней работы, пока мы ретировались на некоторое время в уголок, подальше от разрушительного шторма. Эми ощущала напряжение даже острее, чем я, а сам я был почти болен в течение этих начальных сеансов.

По мере того как административная часть держала оборону, члены сообщества одобрили те методы разрешения конфликтов, которые мы им предложили: переключить роли и почувствовать другую сторону. Люди использовали свое осознавание, чтобы ощутить ту роль, которую они чувствуют, они вошли в эти роли и выразили себя. Мятежники — критики — постепенно трансформировались и начали моделировать перемены, которые они требовали. После двух часов сражения им удалось привести конфликт ко временному разрешению.

Местные духи местности, должно быть, были удовлетворены, поскольку, как только завершился процесс, на Эсален хлынул дождь, положив конец двухлетней засухе в этом районе Северной Калифорнии. Был ли это просто “случай”, или действительно синхронность между дождем и групповым процессом указывает на связь между человеческой атмосферой и небесами?

Так же, как отдельные индивиды изменяют некоторые части своей повседневной жизни в результате работы над собой, так и большие группы развиваются путем перемен в своих подгруппах после работы в большой группе. Работа с групповым процессом схожа с племенным ритуалом, который интегрируется в последующие дни через сплетни, переоценки, удивление, страх и общий обновленный интерес к жизни сообщества.

Следующее занятие групповой работой было первым, в котором принимали участие высшие представители администрации. К тому времени сообщество Эсалена уже почти изменилось. Между процессами в больших группах мы проводили семинары для персонала, схожего с тем, который был описан в первой части этой книги. Мы также работали с малыми группами в Эсалене, от 5 до 50 человек, которые давно пытались совместно поработать над своими переживаниями в сообществе. Мы были поражены гибкостью и способностью к обучению у администрации, рабочих, студентов, а в особенности группы работников кухни.

Последний групповой процесс являл собой полную противоположность первому. Напряжение спало, и единственным вопросом, который возник в этот момент, явилась трогательная проблема: как соединить с сообществом тех людей, которые все еще чувствуют себя исключенными из него. Мы воодушевили тех, кто еще не говорил, “посторонних” в комнате, на то, чтобы они сформировали свой круг внутри общего. К концу нашего пребывания в Эсалене происходило воссоединение.

Эсаленовское семейство, так же как и другие маленькие миры, проецировало некоторые свои лидерские импульсы на администрацию и приглашенных преподавателей. Они не могли поверить в то, что никто, кроме них самих, не сможет исцелить их собственные раны. Хотя Эсален обладает своей собственной индивидуальной природой, это модель любого места, человека или ситуации. Мы все страдаем от множества голосов, от конфликтов, вызванных существованием стольких различных систем убеждений. Члены всех организаций, стран, сообществ, ты и я — все вечно представляют себе, что у других есть интеллект, понимание и власть, чтобы спасти нас, нашу планету и чтобы при этом они были нейтральны и неподкупны. У всех групп есть эта тенденция — желать лидера или спасителя и, таким образом, подавлять свои врожденные силы.

Мы вспоминаем нашу последнюю работу, проведенную в Эсалене. Мы экспериментировали с процессуальной работой на занятии под названием “Живое Дао”. К нашему восторгу, этот семинар посетил мастер тай-цзы, Аль Хуан. (Он рассказал нам, что его собственная организация называется “Живое Дао”. Мы посчитали, что такое название — то что нужно!) Форма семинара определялась случайно. Мы решили крутануть бутылку; на кого покажет горлышко, тот станет объектом нашего внимания, нашей работой на данный момент, и что бы ни случилось, будет считаться рекомендацией природы о направлении нашего дальнейшего обучения.

Бутылка указала на очень стеснительного человека, которого мы назовем Джо. Джо, должно быть, был наистеснительнейшей личностью во всем Эсалене. Когда бутылка недвусмысленно указала на него, он заплакал. Его ужасала перспектива выходить на середину и чего-то там делать. “Что я могу? — говорил он. — Я такой стеснительный”.

Арни попросил Джо подняться, и пусть любые движения в его мышцах, суставах и костях укажут нам путь. Джо начал медленно двигать руками, а Арни трепетно следовал за его движениями. Руки Джо начали колебаться вперед и назад, и по мере того, как Арни помогал ему уловить это движение, он постепенно превращался в дирижера с магической палочкой или хореографа, ставящего танец. Арни усилил это движение, и Джо стал направлять Арни, и оба они закружились в танце по всей комнате.

Джо был поражен. “Я и представить себе не мог, что смогу сделать что-либо подобное”, — бормотал он со слезами на глазах. Арни подошел чуть ближе к Джо, осторожно коснулся его и отошел с тем, чтобы позволить танцу развернуться и создать то, что должно было свершиться. Джо кружился еще несколько раз, настраиваясь на свой внутренний ритм, и когда его танец подошел к концу, все приветствовали его одобрительными криками.

Аль Хуан вышел на середину комнату и тепло обнял Джо. Арни наблюдал за ними со стороны, а потом присоединился к ним, завершая тройное объятие. Затем, не произнося ни звука, к ним спонтанно стали присоединяться другие, пока каждый в комнате не оказался внутри аутентичного коллективного объятия, центр которого образовали Джо и Аль.

Дао говорило с нами через Джо. Его чувствительность вызвало мощное переживание, сконцентрированное на сообществе, чувство, которое рвалось наружу с самого начала нашего пребывания здесь.

Мы были благодарны за возможность помочь Эсалену, однако и сам Эсален стал для нас великолепным учителем. Мы еще раз имели возможность подтвердить нашу гипотезу о том, что процессуальная работа с напряженностью в группе быстро приводит к созданию сообщества. Кроме того, наделяя нас возможностями помощи, Эсален позволил нам поддержать саму его основу — систему помещений и инфраструктуру, которые позволяют существовать семинарам, подобным тому, что был описан в этой книге. Эсален был для нас тем, чем Биг-Сур является для самого Эсалена — землей, на которой можно расти.

Теперь мы понимаем, что помогать земле, которая поддерживает нас, не только честь, но и обязанность. Если то, что мы делаем, полезно, то мир вокруг нас почувствует это и тоже попросит о помощи, и, таким образом, терапия сможет трансформироваться в некоторую новую форму политики или экологии.

В Эсалене мы также, возможно впервые в жизни, осознали, что организационную работу нельзя преподавать в форме обучающей группы, поскольку здесь все зависит от нашего внутреннего развития. В самом начале мы были лишь неразличимыми частями эсаленовской сумятицы. Мы постоянно сходили с рельсов концепций, барахтаясь в неопределенности и соображая, хорошие мы или плохие. Во время работы мы метались от моментов разочарования до любви к тем группам, с которыми работали.

Помимо прочего, Эсален требовал от нас роста так же, как мы требовали этого от других. Дав нам возможность познакомиться со многими групповыми и индивидуальными терапевтами, политическими и религиозными учителями, он поставил нас перед вопросами, ответ на которые мы так и не нашли: Кто мы такие и каков смысл того, что мы делаем?