Рассказывает молодая мама по имени Галя:

— Я просто не знаю, как себя вести. До двух лет мы жили спокойно. Она все понимала. Я скажу — она сделает. А теперь… Я говорю: подними игрушку, а она еще и другую на пол бросит. Я говорю: нельзя книги рвать, так она дождется, пока я из комнаты уйду, достанет их из шкафа и порвет в мелкие клочки. Начинаешь наказывать — орет как резаная, на пол кидается. Кухонный стол новый маркером разрисовала — бабушку чуть удар не хватил. У мужа со стола схватила какую-то важную бумагу — скомкала. И ведь знает же, что нельзя. Все равно… На улице тоже… Сначала: не пойду гулять. Потом — не пойду домой. Я уже сама не понимаю, чего ей надо. У невропатолога были, он сказал: здорова. Правда, таблетки какие-то выписал… Муж говорит: ты ее избаловала. А я ее, вроде, и не баловала никогда…

Маленькая Лариса двух с половиной лет — смешливая, общительная, с носом пуговкой и лукавыми серыми глазами. В кабинете лезет во все ящики, стащила на пол все игрушки, украдкой оглядываясь на мать, подбирается к моим ключам.

Я прошу Галю:

— Расскажите, пожалуйста, что у вас в доме можно, а что нельзя…

Галя (нерешительно):

— Ну, то есть как… Как у всех… рисовать нельзя на обоях…

— А где можно?

— В альбоме, у нее есть специальный, но она в нем не рисует почему-то… Ну, посуду нельзя брать из серванта, книги рвать, воду открывать без спросу, брызгаться, на пол лить… Да вы что, думаете, мы ей все запрещаем, что ли?! Да она…

— Нет, нет, я так совершенно не думаю. Продолжайте, пожалуйста.

Галя (задумчиво):

— Ну, нельзя обрывать листья у цветов, кошку мучить, залезать на подоконник, трогать розетки, стучать по мебели… вы знаете, очень трудно все перечислить. А зачем это?

— Видите ли, я попросила вас назвать, что можно и что нельзя в вашем доме. Причем слово можно я поставила на первое место. Вы же перечислили мне только нельзя…

— Все остальное — можно! Это же понятно.

— Это понятно вам, может быть, понятно мне… хотя, впрочем, тоже не очень… А можно ли стучать по стенкам? Рисовать маркером на стеклах?

Галя (несколько растерявшись):

— Стучать по стенам? Н-не знаю…

— Вот и Лариса тоже не знает. Суть ее метаморфозы, которая так вас испугала, заключается в том, что ваша дочь перестала быть простым продолжением вас. Вспомните свою же собственную формулировку: «Я говорила — она делала». Теперь же у нее появились свои собственные потребности, желания и интересы. До недавнего времени ваши мировоззренческие картины совпадали (точнее, Лариса пользовалась вашей), сегодня все обстоит иначе. Вы скажете, что и у новорожденного младенца есть свои потребности, например, иметь сухие пеленки. Это так, но лишь сейчас, после двух лет (для каждого ребенка этот возраст индивидуален), Лариса эти свои желания и потребности осознала, выражаясь научным языком, отрефлексировала. Младенец «знает», что главная его задача — быть вместе с матерью, а удовлетворение всех остальных потребностей целиком и полностью зависит от этого факта. Не так обстоит дело с двухлетним ребенком. У него уже появляются свои собственные, отдельные от матери желания, и одно из них — исследовать окружающий мир. Практически первое, что желает выяснить ребенок относительно этого мира, — что можно и что нельзя. Именно в такой последовательности, ибо о том, что нельзя, как вы справедливо заметили, Лариса уже многое знает. Но до сих пор она принимала все на веру. А теперь проверяет — действительно нельзя? А что будет, если… И что же, в конце концов, можно?!

Галя (нетерпеливо и слегка раздраженно):

— Так что же, я должна ей все позволять?! Это же опасно… и невозможно…

— Разумеется, невозможно. Вероятно, вам просто следует учитывать тот факт, что ваша дочь слегка подросла и вступила в следующую фазу возрастного развития.

— Но как это учитывать? Мне иногда кажется, что она нарочно меня дразнит…

— Совершенно верно. Только не дразнит, а изучает ваши реакции. Родители — первый и самый важный объект для исследования, это так естественно. А насчет того, как учитывать… Какие у вас сейчас есть соображения, в свете вышесказанного?

— Я думаю, нужно ей прямо говорить, что можно…

— Так, так. И каждое «нельзя»…

— И каждое «нельзя» сопровождать «можно»…

— Совершенно верно. Нельзя рвать книги, но можно — старые газеты, рекламки. Нельзя стучать по серванту, но можно — по доске. Нельзя прыгать с подоконника, но можно — со стула, с дивана.

— И еще. Раз уж она у нас теперь личность, то мы должны ей все объяснять. Я стараюсь, но она иногда меня так доводит…

— Может быть, Лариса «доводит» вас тогда, когда объяснения ей непонятны или неубедительны? Может быть, иногда следует позволить ей произвести небольшой опыт? Разумеется, под вашим контролем?

— Да, наверное, — задумалась Галя. — Вот она маленькая к утюгу все лезла, мешала мне гладить, а бабушка как-то разозлилась и сказала: «Не веришь, что бобо, вот тебе утюг, бери!» Она потрогала, обожглась и больше на стол не лезла, когда гладят…

— Вот видите, как хорошо. Сочетание объяснения и, когда это возможно, опыта.

— Но есть же вещи… Вот, например, кошку она за хвост таскает. И объясняли ей сто раз, что кошке больно, и кошка ее царапала, ничего не помогает…

— Это очень хороший и важный вопрос. Действительно, ребенку нельзя дать попробовать выпрыгнуть с пятого этажа, а также вразумительно объяснить, почему этого делать нельзя. В таких случаях на помощь приходит система семейных табу. Она уникальна для каждой семьи, но не должна включать в себя больше двух-трех пунктов. Это должны быть действительно очень важные пункты, связанные с жизнью, здоровьем, а также основными моральными принципами семьи. Табу — это то, чего делать безусловно нельзя. По биологической сути табу близки к условным рефлексам. Пример системы табу, принятой в семье:

1. Нельзя ударить никого из членов семьи.

2. Нельзя мучить кошку.

3. Нельзя открывать окно на улицу.

Вырабатывается табу следующим образом. Сначала все члены семьи договариваются о содержательной стороне системы. После согласования распределяют роли. На какое-то время всем членам семьи придется стать актерами, ибо в выработке табу и в самом деле есть нечто театральное, а если смотреть глубже — нечто от древних ритуалов. Ведь, если помните, именно у дикарей были очень сложные и разветвленные системы табуирования, регулирующие практически всю жизнь взрослого населения племени. Предположим, постулат, который необходимо усвоить полуторагодовалому ребенку, звучит так: «Нельзя бить маму»!

И вот маленький агрессор, чем-то недовольный, размахнулся и, как это у него водится, шлепнул маму по щеке.

Если ребенка держали при этом на руках, то его тут же спускают на пол. С этого момента и до конца сцены никто не обращается прямо к нему. Все реплики подаются через его голову. Примерный сценарий:

Мама: Как! Мой сын меня ударил! О Боже! Что же мне делать! Как я несчастна! (сидит, закрыв лицо руками, потом медленно, стеная, удаляется в другую комнату).

Папа: Невероятно! Этот мерзавец посмел ударить мать! Какой кошмар! И это мой сын! Я уничтожен! Я не желаю его видеть и говорить об этом. (Удаляется вслед за женой и там громко утешает ее, продолжая громко возмущаться поступком сына).

Бабушка: Господи! И это в нашем доме! Да я с дедом сорок лет прожила, он на меня ни разу руку не поднял! А мой внук… (печально качая головой, удаляется вслед за остальными).

Отчуждение от родителей — самое страшное и невероятное событие в жизни маленького ребенка. В результате вышеописанной сцены (если, конечно, никто не хихикает в процессе исполнения) ребенок убеждается в том, что есть поступки, которые могут перевернуть его мир с ног на голову. Тут уж не до экспериментов. Как правило, двух-трех повторений бывает достаточно, чтобы занесенная для удара ручка начала сама собой опускаться. Только учтите, что подобную реакцию должен встречать каждый табуированный проступок ребенка. Не может быть такого, чтобы сегодня все стенали, как сумасшедшие, а назавтра на то же самое не обратили внимания. Подобная непоследовательность куда вреднее, чем отказ от системы табу вообще.

— Так, хорошо, я все поняла, — решительно сказала Галя. — И что же, если я все это сделаю, она перестанет меня «доставать»?

Лариса, наконец, стащила мои ключи и вместе с ними быстро заползла под кресло.

— Отдай ключи доктору! — тут же заполошно вскричала Галя. — Отдай немедленно!

— А ты знаешь, Лариса, брать ключи — это можно, — задумчиво говорю я.

Лариса тут же выползает из-под кресла, протягивает мне ключи:

— На, тетя, кючи, — говорит она и начинает хищно посматривать на перекидной календарик…

Наверняка каждый человек, даже никогда не имевший детей, когда-нибудь видел, как капризничают маленькие дети. Истошно вопящий малыш в троллейбусе, маленький упрямец, не желающий уходить от вожделенного киоска, ревущее в три ручья существо, которое буквально волочет по улице разгневанная или, наоборот, сама чуть не плачущая мамаша, — все это только верхушка айсберга. Основным полем детских капризов является, конечно же, дом, семья. Очень часто родители, беспомощно разводя руками, признаются: в яслях его хвалят, говорят — тихий, спокойный, все делает, а дома…

Что же такое детские капризы? Откуда они берутся и что означают?

Для начала немножко видоизменим вопрос и поставим его так: отчего дети капризничают? Послушаем голоса, выражающие так называемую народную мудрость:

— спал днем плохо, вот и капризничает…

— перегулял, давно уж надо бы спать положить…

— как что не по его, так он всегда начинает…

— слишком много людей, новых впечатлений, вот он и перевозбудился…

— устал он, конечно, целый день в дороге…

— заболел, может… Лоб-то не горячий?

Легко убедиться, что все приведенные выше высказывания ищут и находят причину капризов ребенка во внешних по отношению к нему обстоятельствах. Сам он тут как будто бы и ни при чем. Ни при чем оказываются, как это ни странно, даже окружающие ребенка люди и их отношения между собой. Сказанное выше может относиться абсолютно к любому ребенку. А то, что некоторые дети капризничают практически непрерывно, а некоторые — почти не капризничают вообще, вроде бы к делу и не относится.

Но нас-то интересуют конкретные причины. Кроме того, всем известны такие ситуации, когда ребенок особенно капризен в присутствии какого-нибудь одного человека, и случаи, когда даже очень уставший или больной ребенок проявляет совершенно ангельскую кротость.

В чем же здесь загвоздка? И чем, собственно, нехорошо «народное» толкование детских капризов?

Ответ очень прост. Детские капризы — это послания ребенка. Послания маленькой личности окружающим ее людям, миру. Не учитывать этого при общении с ребенком — значит игнорировать значительную часть его истинных потребностей. Как же читать эти послания?

Иногда их текст прозрачен и легко прочитывается внимательной матерью или бабушкой (см. пример, приведенный выше: капризничает, значит, спать хочет! Достаточно такого капризничающего ребенка уложить, и все будет хорошо. Послание прочитано, потребность удовлетворена).

Но далеко не всегда все так просто. Вспомните Ларису.

1. Первый пункт подскажет нам все та же «народная мудрость».

Причиной детской капризности может быть хроническое или только начинающееся соматическое заболевание. Если ребенок испытывает физическую боль, если ему душно, жарко, если его тошнит или бьет озноб, он, может быть, и не сумеет сказать об этом словами (особенно если речь идет о ребенке до трех лет), но будет демонстрировать испытываемый им дискомфорт в виде изменений поведения. Это будет поведение протестное или непоследовательное, эмоционально противоречивое или заторможенное.

Всегда, когда ребенок начал капризничать неожиданно или «на ровном месте», в ближайшие часы следует внимательно проследить за состоянием его здоровья.

Если ребенок болен хронически и часто испытывает физический дискомфорт, то во избежание развития патологий характера следует компенсировать это большим (по сравнению с обычным ребенком) количеством впечатлений позитивного, развлекательного характера. С таким ребенком надо больше разговаривать, играть, показывать и объяснять ему доступные его возрасту картинки, книги и фильмы.

2. Очень часто основной причиной детской капризности бывают и различные виды нарушения воспитания в семье.

В этом случае послание ребенка может быть прочитано так: «Со мной нужно обращаться по-другому!»

Наиболее распространенным нарушениями в воспитании дошкольников бывают разрешительный, или попустительский, тип воспитания — и, наоборот, запретительный, чрезмерно строгий тип.

Разрешительный тип воспитания приводит к тому, что ребенок практически не знает слова «нельзя». Любое запрещение вызывает у него буйный и продолжительный протест. Настойчивые попытки ввести такого ребенка «в рамки» приводят к припадкам, напоминающим истерические (синеют губы, дыхание становится прерывистым, движения теряют скоординированность). Зачастую родители пугаются столь грозных проявлений и отказываются от своих попыток, чем еще больше усугубляют ситуацию.

Запретительный тип воспитания в своей крайней форме ведет к истощению адаптационных резервов. Ребенок, которому все запрещают, сначала пытается соблюсти все запреты и угодить родителям, но вскоре начинает чувствовать, что «так жить нельзя». И тогда с другой стороны, но мы приходим все к тому же протестному, капризному поведению, которое еще больше раздражает родителей. Родители запрещают ребенку капризничать, он протестует против запрещения протеста — и этот замкнутый круг может вертеться годами.

Нарушением воспитания может быть и различная воспитательная ориентация членов семьи — например, родители воспитывают в строгости, а бабушка позволяет абсолютно все.

3. Иногда капризы ребенка являются симптомом внутрисемейной дисгармонии.

В этом случае при анализе ситуации ни разрешительного, ни запретительного типа воспитания выявить не удается, ребенка вроде бы воспитывают правильно, иногда даже «по науке», но отношения внутри семьи до крайности напряжены. Например, свекровь не ладит с молодой невесткой и всячески стремится доказать и показать ее «никудышность». Или молодой отец после рождения ребенка не прочь погулять, а жена не спит ночами, потихоньку плачет и проверяет карманы его куртки в поисках доказательств супружеской неверности. Здесь капризы — послания ребенка — переводятся однозначно:

— Я не хочу, чтобы значимые для меня люди ссорились между собой!

В этом нет никакого врожденного миролюбия или, тем более, альтруизма со стороны ребенка. Просто та душевная энергия, которая по праву должна принадлежать ему, тратится взрослыми на выяснение отношений между собой или, наоборот, на сохранение «хорошей мины при плохой игре». И ребенок этим, естественно, недоволен. И так же естественно демонстрирует это недовольство окружающим. Именно такие дети часто и на первый взгляд необъяснимо перестают капризничать, когда свекровь уезжает на дачу («да она же к нему почти и не подходила!») или когда отец отправляется в длительную командировку («он же любит папу, я знаю, он всегда по нему скучает!»). В действительности дети в этом случае реагируют не на само отсутствие члена семьи (иногда искренне любимого), а на приостановку явных или скрытых военных действий.

4. Иногда за капризы принимают что-то другое. Например, вполне закономерное исследование реакций родителей, которое ребенок предпринимает обычно на третьем году жизни: «Нельзя сюда ходить? А я пойду… И что она сделает? Кричит… А я опять пойду. И что тогда будет? Ага, тащит. А я вырвусь и опять пойду… Ой-ей-ей! Кажется, хватит…»

И так по много раз на дню, по самым разным поводам. Ужасно утомительно. Но это не капризы. Это — исследование. И если вы будете достаточно тверды и последовательны, то довольно быстро (у разных детей уходит на это от нескольких месяцев до двух лет) ребенок освоится со всем многообразием ваших реакций и будет вполне четко представлять, что можно, а чего нельзя себе позволить в общении с мамой, с папой, с бабушкой…

Классической, многократно описанной в литературе подменой является игнорирование родителями требований ребенка по предоставлению личностной самостоятельности, всем известное «Я сам!». Не умеет чисто есть, но тянется к ложке. Пытается сам завязать шнурки, потом всей семьей полчаса распутываем. Упорно надевает штаны задом наперед и так порывается идти в садик. При попытке исправить ситуацию — злится, кричит. Это тоже не капризы. В этих случаях имеет смысл сначала похвалить ребенка за стремление к самостоятельности и отметить его очевидные достижения, а потом сообщить, что для завершения ситуации и для придания ей большей гармоничности необходимо сделать еще то-то и то-то. Как правило, дети в этом возрасте требуют именно признания их попыток, ибо о какой то реальной автономии говорить еще рано, и они на самом-то деле прекрасно это понимают.

1. Попытайтесь как можно точнее прочитать и проанализировать послание ребенка, которое заложено в его сиюминутной или долгоиграющей капризности.

Постарайтесь не относиться к капризам ребенка как к очередной попытке помучить вас. Представьте себе инопланетянина, который плохо владеет земным языком и пытается донести что то до вашего сознания. Помните, что положение ребенка осложняется еще и тем, что у него, в отличие от инопланетянина, нет «родного языка», которым он владел бы совершенно свободно.

2. Прочитав послание, внятно сообщите ребенку, как именно вы его поняли и что собираетесь предпринять по этому поводу. (Если ничего не собираетесь предпринимать, то об этом тоже обязательно сообщите и разъясните причину. Например: «Я отлично понимаю, что ты устал и очень сочувствую тебе. Но до остановки идти еще два квартала, а коляски у нас нет. Так что придется идти, как шли. Я совершенно уверена в том, что ты сможешь дойти».)

Если ребенок, прервав нытье, захочет поправить вас или внести какие-то дополнения, внимательно выслушайте его и обязательно похвалите за проявленный конструктивизм. Например: «Молодец, что объяснил. Сейчас мне стало гораздо яснее, что именно тебя беспокоит. Теперь нам будет легче справиться с этим». Никогда не возражайте ребенку, если он говорит о своем состоянии. Он лучше знает, что именно он испытывает. Не подменяйте его собственные ощущения своими. В дальнейшем это может привести к очень неприятным последствиям, когда уже подросший ребенок будет ориентироваться на родителей или сверстников в поисках ответа на вопрос «что я сейчас чувствую?». Сами понимаете, что полученный ответ не будет иметь никакого отношения к подлинным чувствам ребенка.

Распространенной ошибкой родителей является и подбор вариантов для капризничающего ребенка, когда ему остается только в буквальном смысле ткнуть пальцем в понравившийся пункт списка: «Ванечка, ты что, устал? Может, у тебя головка болит? А может, животик? А может, тебя бабушка обидела? Обидела тебя бабушка, да? Или ты печенинку хочешь?»

Понятно, что и в этом случае речь будет идти не об истинном послании ребенка, а о наиболее выгодном предложении.

Итак, проанализировав ситуацию, утвердительным тоном сообщите ребенку плод ваших размышлений и дайте ему возможность согласиться с вами или возразить вам.

3. Учите ребенка выражать свои чувства словами, а не капризами.

Для этого есть один-единственный способ — родители сами должны говорить о своих чувствах в присутствии ребенка. Уже трехлетний ребенок, приученный прислушиваться к себе и не встречающий возражений в описании своих чувств, вполне может сказать: «Я сейчас злой! Я сейчас ужасно злой! Меня кошка разозлила, потому что я хотел поиграть, а она царапается. Вы от меня сейчас все отойдите, я буду на кухне злиться. А потом приду, и вы меня пожалеете». (Прямая речь подлинная, записана одной внимательной мамой со слов своего трехлетнего сына).

4. Для профилактики детских капризов и борьбы с уже развившейся эмоциональной неустойчивостью большое значение имеет единая воспитательная позиция всех членов семьи, принимающих участие в уходе за ребенком.

И в строгих, и в демократических семьях дети достаточно легко приспосабливаются к существующим правилам, если эти правила едины и поддерживаются всеми членами семьи. И там, где никто не смеет взять ложку, пока не начал есть дедушка, и там, где все в любое время едят руками из большой кастрюли, которая всегда стоит на плите, вполне может вырасти спокойный, эмоционально устойчивый ребенок.

Но вот если мама что-то разрешает, а папа это же самое запрещает категорически, а у бабушки все зависит от настроения, а у дедушки — от состояния здоровья, а у дяди от отметок, которые ребенок получил в школе… И все это относится к чему-нибудь одному, например, к тому, можно ли прыгать на диване… Именно против такого «плюрализма» часто, капризничая, протестуют дети. В семье, где много людей и несколько воспитательских позиций, имеет смысл устроить своеобразный «круглый стол», на котором путем компромиссов вырабатывается единый стиль воспитания и раз и навсегда решается, можно ли прыгать на диване, есть сардельки руками и пинать кошку. Иногда, во избежание дальнейших разночтений, имеет смысл даже составить на основе достигнутых соглашений итоговый письменный документ, в котором любой желающий сможет при необходимости уточнить, как же поступать в том или ином случае.

5. Крайне необходима последовательность в утверждениях и требованиях, предъявляемых ребенку одним и тем же членом семьи.

Как бы ни менялось у вас настроение и обстоятельства, но, если уж вы что-то запретили маленькому ребенку, то пусть «нельзя» остается «нельзя». А если уж позволили, то до конца вытерпите все последствия.

Если вы сказали при выходе на прогулку, что сегодня ничего не будете покупать в ларьке, то придерживайтесь этой позиции. Несмотря на все капризы. Ваша единственная уступка — это тоже послание. От вас к ребенку. И текст этого послания таков: «Иногда, при каких-то (не совсем ясных) обстоятельствах капризами от меня можно добиться того, чего ты хочешь». Получив такое послание, ребенок неизбежно будет пытаться. А упорства ему не занимать.

В первую очередь проконсультироваться со специалистом по поводу детских капризов необходимо родителям детей, страдающих тем или иным соматическим или неврологическим заболеванием. Именно такие дети особенно нуждаются в правильной и последовательно применяемой методике воспитания, которая в этом случае, несомненно, должна вырабатываться индивидуально и учитывать возможности ребенка. Особенно это относится к детям, страдающим перинатальной энцефалопатией, и детям с минимальными мозговыми дисфункциями (ММД). Здесь правильно подобранный режим жизни и воспитания ребенка может во многом ослабить проявления болезни, не допустить ухудшения состояния.

Кроме того, специалист может помочь родителям определить причины капризности и выработать тактику поведения членов семьи, которая позволит откорректировать нежелательное поведение ребенка.

Если причиной капризности являются внутрисемейные конфликты, то имеет смысл обратиться к такому методу, как семейная психотерапия. Даже краткосрочная семейная психотерапия, проведенная квалифицированным специалистом, часто позволяет существенно улучшить поведение ребенка и заодно наладить отношения в семье.

Понятно, что в семье Ларисы и Гали капризы проистекали от неумения матери внятно донести до дочери свою воспитательную позицию.

Подвижная смышленая девчушка уже вовсю изучает окружающий мир (и личность матери в том числе), а Галя все еще воспринимает ее как свое физическое продолжение. При этом как бы подразумевается, что для Ларисы «само собой понятно» все то, что очевидно для Гали.

После нашей первой встречи Галя и ее муж определили семейную систему табу (все же им было проще запрещать, чем разрешать, и вопрос о том, что «можно», они отложили на потом), и стали проводить ее в жизнь. Лариса, вполне привыкшая к постоянной ругани, окрикам и даже шлепкам и не обращавшая на них практически никакого внимания, никогда в жизни не встречалась с отчуждением. После первого же «террористического акта» по отношению к кошке этот опыт буквально ошеломил ее. С дикими криками она бросилась вслед за торжественно удалившимися родителями. Испуганная Галя уже готова была прервать «воспитательное мероприятие», но более трезво мыслящий супруг остановил жену. Неделю Лариса помнила полученный урок. А после второй попытки для кошки наступили дни отдохновения — ее хвосту больше ничто не угрожало.

Сложнее было с разрешительным «можно». Галя признавалась, что Лариса тут ни при чем и именно ей не удается сразу и навсегда побороть привычку все запрещать. Иногда, как при первой встрече у меня в кабинете, она сначала кричала «Нельзя!» и только потом задумывалась над тем, действительно ли это так. Но упорство молодой женщины позволило постепенно наладить ситуацию, и успех был достигнут — Лариса почти перестала капризничать.

В ответ на робкий стук в дверь я выглянула в коридор и увидела там троих людей — в том, что они родственники, не могло быть никаких сомнений. Одинаковые широко расставленные зеленые глаза, абсолютно прямые непокорные волосы, круглые головы, широкие плечи…

Ширококостная, сильная на вид старуха, моложавая женщина с печатью какой-то непонятной усталости на лице и синевой вокруг глаз и мальчишка лет шести-семи, склонивший набок растрепанную голову и глядящий на меня с лукавым видом.

— Гриша? — я заглянула в листочек самозаписи. — Проходите, пожалуйста…

— Я одна зайду, — торопливо сказала Гришина мама.

— Да заходите все, — радушно предложила я. — Мы поговорим, а Гриша пока поиграет. У меня там игрушек много…

— Нет, нет! — с непонятным испугом вскрикнула молодая женщина. — Я зайду, а Гриша тут с бабушкой… побегает.

Я кивнула, а про себя подумала: что бы там ни было с ребенком, а с мамой явно не все в порядке. Этот ее испуг… Да и представить себе крестьянского вида бабушку, бегающую с внуком по коридору, я не могла ни при каком напряжении фантазии…

В кабинете мама слегка расслабилась, поерзала в кресле, усаживаясь поудобнее, застенчиво взглянула мне в глаза и тихо сказала:

— Я понимаю, доктор, что это нехорошо, но я уже больше так не могу. Иногда я думаю, пусть бы он больной был. Тогда бы я его жалела, ухаживала бы за ним… А так… Он же хороший вообще то мальчик, и меня любит, а я… я иногда думаю: пусть бы его не было! Это же грех великий, доктор, так думать, правда?

— Да, конечно, — несколько смущенно подтвердила я, поскольку вообще-то как атеистка, не могу мыслить категориями «греха». Но и момент для уточнения дефиниций был явно неподходящий. — Расскажите поподробней, что именно тревожит вас на сегодняшний день…

— На сегодняшний день его выкинули из школы, — печально сообщила Гришина мама.

Далее мне было рассказано следующее.

Гриша родился долгожданным и заранее любимым ребенком. В большой «сталинской» квартире ему была заранее приготовлена и украшена кружевными занавесочками очаровательная кроватка; проглаженные с двух сторон пеленки, распашонки и чепчики стопочками лежали на полках старинного бельевого шкафа; свекор и свекровь с нетерпением ждали внука, готовые ради него наконец-то примириться с «деревенской» невесткой. Счастливый отец, никого не стесняясь, плакал от радости, когда медсестра из роддома положила ему на руки сына — белоснежный кокон, перевязанный голубой лентой.

Дальше потекли будни. Гриша почти ничем не болел, развивался в соответствии со всеми нормами. Единственное огорчение состояло в том, что глаженые пеленки и распашонки как-то не уживались с ним рядом. Из пеленок он выползал ужом, оборочки сжевывал или рвал и почти всегда находился в кроватке голым поверх комка смятых и собранных в кучку простынок, пеленок и одеялец. Даже памперсы каким-то образом умудрялся снимать. А когда годовалый Гриша выбрался из кроватки, начался кошмар.

— Первые шаги ребенка — это ведь радость в доме, — рассказывала Гришина мама. — А у нас как? У нас он сразу пошел на кухню (раньше его туда не носили: чад, запахи — это вредно для ребенка), придвинул табуретку к плите и сдернул на себя кастрюлю с кипящим супом. Крик, неотложка, ожоговое отделение… Такое вот начало…

Дальше все продолжалось в том же духе. Сказать о Грише, что он рос подвижным ребенком, — значит не сказать ничего.

Не было ни одной вещи в доме, которая могла бы чувствовать себя в безопасности, когда Гриша бодрствовал. Он доставал дедушкино белье из ящика в комоде и надевал его себе на голову, он пускал в ванной кораблики из папиных деловых бумаг, он сделал грандиозный «бух!» из бабушкиной антикварной вазы. Два раза его увозили на неотложке с медикаментозным отравлением (второй раз он достал таблетки из внутреннего ящика дивана, куда спрятали аптечку после первого раза). Все члены семьи переводили дух только тогда, когда Гриша засыпал.

Ходили к врачам. Вызывали врачей на дом. Врачи выписывали успокаивающие травяные сборы и говорили: «Терпите!» Терпение свекра и свекрови лопнуло, когда Грише исполнилось три года и стало ясно, что надеяться больше не на что. Скрепя сердце они разменяли свою престижнейшую жилплощадь на Московском проспекте и выделили молодым хорошую двухкомнатную квартиру. «Ты понимаешь, какая это жертва с нашей стороны?» — спрашивали они у сына (но так, чтобы невестка тоже слышала). «Понимаю», — отвечал сын и глядел на жену с немым укором.

Образованные люди, они читали соответствующие книги. Там было написано, что воспитывать таких детей нужно внимательно и терпеливо, приучая их к труду и сосредоточенности. Они пытались, но Гриша ни на чем не мог сосредоточиться больше одной минуты. Он был готов начать любое дело, соглашался на любую игру, но тут же бросал ее, чтобы начать другую. Общительный и веселый, Гриша легко шел на контакт со сверстниками, но любые игры с его участием быстро превращались в бессмысленную беготню. Приглашенный на дом психолог сказал, что нужно использовать метод «кнута и пряника», а в качестве «кнута» порекомендовал наказание неподвижностью. Наказанный Гриша сидел на диване и корчил рожи ровно до той секунды, пока мама не отводила от него глаз. Как только это происходило, он тут же с быстротой молнии утекал куда-то для следующих проказ. Шлепки и даже побои не оказывали вообще никакого действия. Отвопив свое, Гриша никогда не унывал и не обижался и ровно через пять минут после наказания мог подойти к матери и невинно спросить: «А теперь ты мне конфету дашь?»

Свекор как-то в шутку назвал Гришу «ребенок-катастрофа», и это прозвище настолько укрепилось за мальчиком, что даже он сам, когда его спрашивали: «Как тебя зовут?», отвечал: «Гришка-катастрофа».

В детском саду ни один ребенок не получал столько окриков, шлепков и наказаний, сколько Гриша. Когда изредка ему случалось заболеть гриппом или простудой, воспитательницы говорили матери с умоляющими нотками в голосе: «Вы уж подержите его дома подольше. Подлечите как следует». Подтекст этих пожеланий просвечивал настолько явно, что матери становилось не по себе.

Одежда, игрушки и книги жили в Гришиных руках короткой, но яркой жизнью. Он ничего специально не рвал, не ломал, не пачкал и не терял. Все получалось само собой. Довольно часто терялся и сам Гриша. Стоило оставить его возле ларька, или заговорить со знакомой на улице, или отойти разменять деньги, и… от получаса до двух-трех часов лихорадочных метаний по соседним дворам и кварталам, звонки в справочную об автодорожных происшествиях и об увезенных скорой помощью. Два обращения в милицию. В одном случае Гришу в конце концов отыскал на чердаке вызванный с работы отец, в другом — торжествующе улыбающийся милиционер притащил разыскиваемого за шиворот. Пропажа была найдена в ближайшем казино, где люди восточной национальности предлагали Грише делать за них ставки, кормили его бутербродами с икрой, уверяли, что у мальчика счастливая рука, и предлагали милиционеру убедиться в этом самому. Уходить из казино Гриша очень не хотел, а милиционеру кричал: «Вы не имеете права!»

На лето Гришу отправляли к бабушке в деревню. Она прятала все городские одежки в сундук, одевала внука в сшитые за зиму на вырост две пары штанов и две рубахи из дерюги, и в этом немудреном облачении, босой, Гриша все лето носился где то с деревенскими пацанами, приходя в избу только поесть да поспать. Хотя нельзя сказать, что в деревне обходилось совсем без происшествий. В возрасте четырех лет Гриша упал с обрыва в речку. Деревенские малыши в страхе разбежались, и лишь случайно проходившие мимо мужики спасли мальчику жизнь. Однажды старшие ребята нашли в лесу неразорвавшийся снаряд времен Второй мировой войны. Как и следовало ожидать, именно Гриша вызвался положить снаряд в костер. К счастью, один из посвященных пацанов оказался ябедой и вовремя прибежал доложиться Гришиным бабушке с дедом. Спустя два дня снаряд взорвала на старом выгоне специально вызванная бригада саперов.

— Свечку поставьте за того пацана, что к вам прибежал, — сказал деду старшина. — Рвануло бы — даже клочков хоронить намаялись бы собиравши.

Именно деревенская бабушка была вызвана на помощь изнемогающей дочери, когда подошло время отдавать Гришу в школу. Самоотверженная старуха бросила дом и скотину на мужа-инвалида («У папы еще с юности ноги нет — производственная травма») и поехала в город, воспитывать непутевого внука.

— Мама еще с ним как-то справляется. Он ее хоть иногда слышит. Хотя иногда и она говорит: Антонина, забери от меня своего, а то я его, не ровен час, пристукну чем-нибудь…

В школе все было плохо с самого начала.

— Он вообще-то и читать может бегло, и писать, и рисует иногда очень даже неплохо. Только не заканчивает ничего. И слова пропускает, когда читает, и буквы на письме. Но это все полбеды. Учительница мне сказала так: «Я лично против Гриши ничего не имею. Он, в сущности, хороший мальчик. И интеллект у него, судя по всему, в порядке. Но его пребывание в школе на сегодняшний день совершенно бессмысленно. Он совершенно не слышит меня на уроках, не воспринимает дисциплинарных требований, и к тому же отвлекает полкласса своими выходками. Либо переходите на домашнее обучение, либо подождите еще годик — может, дозреет. А нет — идите в спецшколу. Там маленькие классы, индивидуальный подход к каждому ребенку…»

На глазах у Гришиной мамы показались слезы.

— И вот я в тупике. Отдавать его в школу для умственно отсталых? Но он же не идиот, он же нормальный ребенок, я это знаю, и все это говорят. Домашнее обучение — это же ад на дому. Его же совершенно невозможно ничего заставить, ни на чем сосредоточить. Я так на школу надеялась! И потом — он общительный, ему нужно с ребятами быть, играть, бегать, общаться. Ему дома — как в тюрьме. Еще год ждать… А чего ждать-то? Что-то не видно, чтобы он в лучшую-то сторону менялся. С каждым годом все шкоднее и шкоднее…

И обстановка в семье с каждым годом становится все напряженней.

— Мой муж — прекрасный человек. Хороший специалист, много работает, хорошо зарабатывает. Сейчас у него своя строительная фирма. Он, конечно, старается не слушать, что родители говорят, но как же не слушать — мать, отец… Они говорят: вот, зачем женился на деревенской? Да какая я деревенская! Я пятнадцать лет в деревне жила, а семнадцать — в городе. Считайте сами. Сначала в училище училась, потом в институте, работала… Они думают, это у нас в деревне все такие. Да ерунда это! В деревне мальчишки пусть шкодные и необразованные, и матом ругаются, но как бы это сказать… вот — степенные, рассудительные, осторожные, смалу к труду приучены. По двору там, или в огороде, или на сенокос… Мама говорит: давай я его к себе совсем заберу. Пусть идет в деревенскую школу, она малокомплектная, авось выучат как-нибудь. А я иногда думаю — пускай! — и облегчение такое, а потом стыдно так. Как же я своего ребенка, да старой матери на руки. У нее и так — и скотина, и дом, и огород, и папа-инвалид. И жилье у меня есть, и деньги, и муж хороший… Другие вон ночей не спят, все думают, какое бы образование своим детям получше дать, а я… куда бы его спихнуть. Какая же я мать после этого! И он сам уже говорит: «Я никому не нужен, отправляй меня в деревню! И в школу меня не берут! И бабушка с дедушкой говорят, чтобы ты меня надолго не привозила…» Ему же обидно, он ничего плохого не хочет. Я же много детей хотела — двоих или троих. И муж тоже. Мама моя на хозяйстве надорвалась, после меня рожать не могла, а мне так хотелось братьев или сестер… В деревне ведь детей много. Я думала: у моих детей будут братья или сестры. И муж тоже был согласен. Говорил: всех прокормлю. А теперь — даже подумать страшно. А муж… я его люблю так… и хочу с ним быть… а он старается домой попозже прийти, чтоб не видеть всего этого. И мама моя… он вежливо с ней, конечно, но она же деревенская все же, иногда так скажет… мужа аж перекашивает всего. Но он понимает, что мне одной с Гришей не справиться, терпит пока… Он с ним пытался заниматься, как в книгах написано, читать там или в конструктор… железную дорогу купили. Так он две минуты сидит, а потом начинает крутиться, в окно смотреть, спрашивать что-то невпопад, муж злится. А паровозики и вагончики он все по одному в детский сад перетаскал и там подарил кому то, или стащили у него, или сам где-то забыл… Ничего не осталось… Ничего…

Искренне сочувствуя сидящей передо мной молодой женщине, на глазах которой рушилось с таким трудом завоеванное ею счастье и благополучие (деревенская девочка, без всякой помощи и поддержки приехавшая в большой город, закончившая училище, институт, удачно вышедшая замуж — шутка ли все это? Ей было что терять, и она это понимала. Но с другой стороны, сын, ребенок…), я открыла тоненькую медицинскую карточку Гриши и сразу же в заключении невропатолога увидела слова, которые и ожидала увидеть после первых же слов Гришиной мамы: гиперкинетический (гипердинамический) синдром.

Итак, с чем же нам предстояло иметь дело?

Данная группа поведенческих и эмоциональных расстройств проявляется обычно в очень раннем возрасте и характеризуется сочетанием чрезмерно активного, слабо модулируемого поведения с выраженной невнимательностью и отсутствием упорства в выполнении поставленных задач.

Причины, приводящие к подобным состояниям, точно пока неизвестны, но предполагается, что в основе гиперкинетического расстройства лежат микроорганические поражения головного мозга, которые вызваны либо внутриутробным кислородным голоданием плода, либо асфиксией плода в процессе родов, либо родовой микротравмой иного сорта. В этом случае в мозгу ребенка отсутствуют грубые органические повреждения, но есть множество микроповреждений коры и подкорковых структур. Часто такие нарушения подстерегают чрезмерно крупного или большеголового ребенка, ребенка, родившегося при затяжных или, наоборот, стремительных родах.

Основные признаки гипердинамического синдрома — это проявляющаяся с самых первых месяцев жизни ребенка двигательная расторможенность и отвлекаемость внимания. Гиперкинетических детей в младенчестве буквально не удержать в руках. Позже они часто бывают безрассудны и импульсивны, с ними нередко происходят несчастные случаи, они всегда находятся в списках злостных нарушителей дисциплины, хотя делают все совершенно несознательно, не желая ничего плохого. Главными поведенческими характеристиками таких детей являются недостаточная настойчивость в деятельности, требующей когнитивных усилий, тенденция переходить от одного дела к другому, не завершая ни одного из них. Все это происходит на фоне чрезмерной, плохо организованной и слабо регулируемой активности.

С гиперекинетическими расстройствами часто сочетаются и другие нарушения, такие, как социально расторможенные отношения со взрослыми, отсутствие нормальной осторожности и сдержанности, неумение играть в структурированные игры в коллективе сверстников, специфические расстройства в моторном и речевом развитии, а также трудности в чтении или другие школьные проблемы. Позднее у таких детей сравнительно часто проявляется асоциальное поведение, заниженная самооценка и нарушения развития чувства собственного достоинства.

Гиперактивные дети чрезмерно (относительно календарного возраста) нетерпеливы. Они могут бегать или прыгать вокруг, есть стоя, вскакивать с места, когда полагается сидеть, шуметь или болтать, когда надо соблюдать тишину.

Гипердинамичные дети не ходят, а бегают, доказывая что-то, не говорят, а кричат.

Они никогда не унывают, легко переносят наказания, поссорившись с кем-то, тут же идут мириться, легко дают всевозможные обещания и клятвы и так же легко их нарушают.

У таких детей много приятелей и знакомых, поскольку они очень контактны и общительны, но, как правило, с большим трудом складываются более глубокие и прочные дружеские отношения.

Родители, а впоследствии и воспитатели и учителя, безмерно устают от гипердинамичных детей, так как своими постоянными проказами и проступками они способны вывести из терпения кого угодно. Их постоянно одергивают, стыдят, воспитывают, но все это как бы пролетает мимо их ушей. Ребенок вроде бы все понимает и искренне раскаивается в совершенном, обещает, что больше не будет, и… буквально через пять минут все повторяется сначала.

Пик проявлений гипердинамического синдрома приходится на 5–7 лет, и именно в этом возрасте окружающим ребенка людям начинает казаться, что он в принципе невоспитуем…

Гипердинамический синдром — это один из самых распространенных вариантов проявления минимальной мозговой дисфункции (ММД). Согласно данным статистики, ММД встречается у каждого пятого-шестого ребенка, рождающегося сегодня в нашей стране.

Практически в каждом первом классе любой произвольно взятой школы есть один-два-три ребенка с отчетливыми проявлениями гипердинамического синдрома. Это они сползают под парту во время уроков, устраивают кучу-малу на перемене, это они забывают везде свой портфель и почти каждый день теряют ручки, карандаши и ластики. Это их голова всегда повернута в сторону окна или соседа и почти никогда — в сторону доски. Это их так любят ругать на родительских собраниях, произнося в заключение сакраментальную фразу: «Мог бы вполне неплохо учиться, если бы так не отвлекался!»

Таким образом, не особенно греша против истины, можно сказать, что на пятнадцать-двадцать малышей предшкольного возраста обязательно придется один ребенок с признаками гиперкинетического расстройства.

Кроме того, необходимо отметить, что у девочек данное расстройство встречается в три-четыре раза реже, чем у мальчиков.

1. Первый и самый главный совет родителям гипердинамичных детей: не пытайтесь держать в себе все свои чувства. Никакого, даже самого олимпийского спокойствия на гипердинамичного ребенка не хватит. Единственное, чего вы добьетесь, «педагогично» пытаясь годами сдерживать себя, это того, что один вид собственного чада будет вызывать у вас внутреннюю дрожь или глубокое раздражение. Если вы в ярости, скажите или даже крикните об этом. Если в отчаянии — продемонстрируйте его ребенку в полной мере. Если ребенку случилось порадовать вас, порадуйтесь от души, не ограничивайтесь нейтральным «Давно бы так…» или почти оскорбительным «Вот так и ведут себя нормальные дети…»

2. Тщательно отделяйте оценку поступков ребенка от оценки его личности.

Поступки гипердинамичного ребенка почти всегда ужасны, раздражающи и неуместны. К чему-то вы сумеете притерпеться с годами (например, к тому, что он ест на бегу, забывает в садике свои вещи и засыпает, стоя на локтях и коленях). Что-то так и останется нестерпимым (например, то, что он всегда вбегает в комнату в грязных ботинках и, поминутно обещая: «Больше не буду», так же поминутно нарушает свои клятвы).

Но личность ребенка — это не только особенности его нервной системы, обусловленные микроорганическими внутриутробными поражениями головного мозга. Хотя иногда за ними так трудно разглядеть все остальное… Но это нужно, необходимо, просто-таки жизненно важно для вашего ребенка, которому и так достается гораздо больше окриков и нравоучений, чем обычным детям. Воспитатель в саду видит в нем несносного шалуна, учитель в начальной школе — постоянно отвлекающегося ученика, который к тому же еще и отвлекает других. Вы же должны видеть личность.

Его достоинства — незлобивость, отходчивость, общительность и контактность, щедрость и готовность поддержать любое начинание, легкость на подъем и неистощимый оптимизм — это его и ваш актив.

Вы осуждаете неприемлемые поступки ребенка и наказываете его за них. Вы, не особенно сдерживая себя, говорите о том, какие чувства вызывает в вас то, что он вот уже в триста двадцать пятый раз… Но раз за разом вы говорите ребенку (и помните сами) о том, что несносные поступки — это еще не личность, что существуют резервы и достоинства, на основе которых все сегодняшние проблемы, несомненно, будут преодолены.

Можно сказать: «Я терпеть не могу, когда грязные ботинки стоят на тумбочке. У меня руки опускаются и не хочется делать ничего хорошего…»

Но нельзя (по этому же поводу) сказать так: «Ты грязнуля и неряха, я терпеть тебя не могу. И ничего хорошего можешь от меня не ждать…»

3. Обязательно предоставьте ребенку как можно больше возможностей для реализации его физической, моторной активности.

В доме, где растет ребенок с гипердинамическим синдромом, обязательно должен быть домашний стадион, хотя бы в виде перекладины в дверном проеме, на которой висят кольца, лесенка или канат. Пусть ребенок до изнеможения бегает во дворе, играя в футбол или хоккей, лазая на дворовых снарядах или катаясь с горки. Как только позволит возраст, обязательно отведите его в какую-нибудь спортивную секцию. Это может быть тот же футбол или волейбол, но может быть и студия народного танца или пантомимы. Главное — чтобы там было как можно больше движения и чтобы ребенку нравилось туда ходить. Гипердинамичные дети редко сразу находят «свою» секцию, они ведь вообще быстро ко всему остывают. Но здесь вы должны проявить настойчивость. Не одно, так другое. Не другое, так третье. Гипердинамичный ребенок, как в воздухе, нуждается в структурированной физической активности. Иначе он и в десять лет будет так же бестолково носиться по двору, как носился в пять. Любые, даже самые незначительные успехи ребенка в спорте (или искусстве пантомимы) должны поощряться. Ведь его так часто ругают…

4. До определенного момента и определенной степени будьте органом планирования и органом оценки последствий поступков, совершенных вашим ребенком.

Это то, в чем он сам трагически слаб. Предвидеть, что будет, оценить, что потом, спланировать, как сделать, чтобы все получилось, — все это гипердинамичному ребенку в буквальном смысле органически недоступно. По крайней мере, до поры до времени. И вот здесь ему приходят на помощь родители. Именно они становятся на время как бы «внутренним голосом» ребенка, который ненавязчиво, в доступных ребенку выражениях, не развешивая ярлыков, предупреждает, советует, планирует, анализирует и оценивает результаты.

— Это может быть опасным, так как…

— Возможно, Коля обиделся потому, что ты…

— Если ты сейчас поступишь именно таким образом, то в следующий раз…

— Вот этот путь разрешения ситуации оказался явно удачней предыдущих, так как привел к…

— Вероятно, в сходных обстоятельствах всегда имеет смысл поступать именно так…

5. Никогда публично не присоединяйтесь к окружающим в оценке вашего ребенка, даже если по сути вы и согласны с ней. Вы, родители, его единственный оплот и защита. Вы знаете его лучше всех, и только вы видите в нем за проявлениями синдрома симпатичную, по-своему страдающую личность. Пока ребенок будет знать, что кто-то видит в нем не только безнадежного шалуна и «ребенка-катастрофу», кто-то надеется и верит в возможность позитивных перемен, до той поры у него самого будет сохраняться стимул к самообузданию и самовоспитанию.

6. Гипердинамичный ребенок поверхностен не только в своих увлечениях, но и в своей эмоциональности. Старайтесь побольше говорить ему о чувствах, которые испытываете вы сами и другие люди, проясняйте для него нравственную и этическую глубину ситуаций, которые происходят на его глазах, в телевизионных фильмах, в книгах. Сам ребенок может не заинтересоваться этим и даже не заметить возможности «заглубиться» в происходящее. Это вам тоже придется сделать за него. Потом он привыкнет, и у него проявится возможность пользоваться для анализа ситуации заложенными вами алгоритмами.

7. Самая распространенная рекомендация для родителей гипердинамичных детей, имеющаяся практически во всех соответствующих справочниках и пособиях, — «Родители должны тщательно, неустанно и как можно раньше приучать ребенка к усидчивости и внимательности». Прекрасная рекомендация. Если кто-нибудь знает, как ее исполнить, — флаг ему в руки. Со своей стороны могу предложить одну старую, еще средневековую игру. Она прекрасно тренирует произвольное внимание (которого так не хватает гипердинамичному ребенку) и заодно — беглость мышления (которая вообще никому никогда не вредила).

Что хотите — то берите,
«Да» и «нет» не говорите,
Черного и белого не называйте,
О красном не вспоминайте!
Вы поедете на бал?..

Вспомнили игру из своего детства? Прекрасно, приступайте. Только не забывайте чередоваться, не только вы должны «ловить» ребенка, но и он вас. В эту игру можно играть всей семьей по дороге в школу, моя посуду и стирая белье.

Не вспомнили? Тогда объясняю. Один спрашивает, остальные (их может быть много) — отвечают. Нельзя говорить: «да», «нет», «красное», «белое», «черное». Задача водящего — запутать играющих быстрыми вопросами и заставить их сказать одно из «запретных» слов. Тот, кто «проговорился», становится водящим.

Как уже упоминалось, пик проявлений гипердинамического синдрома приходится на предшкольный и младший школьный возраст. При благополучном стечении обстоятельств дальше происходит обратное развитие процесса и проявления синдрома постепенно ослабевают. К 15–16 годам в таком случае бывшие гипердинамичные дети практически ничем не отличаются от сверстников. Их подвижность и повышенная отвлекаемость, разумеется, сохраняются, но уже как вариант нормы. Таким подросткам по-прежнему нужны подвижные игры и занятия. Спорт, походы и дискотеки навсегда останутся для них более предпочтительными развлечениями, чем библиотечные столы, заваленные пыльными манускриптами. Профориентируя таких подростков, не стоит предлагать им профессию летчика, бухгалтера, литературоведа или селекционера. А вот адвокат, геолог, гид или коммивояжер вполне подойдут.

Однако если ребенку успели еще в детском садике и младшей школе объяснить, что он «самый плохой», «самый бестолковый» и «при его невнимательности из него никогда не выйдет ничего путного», а измотанные родители не нашли возможностей встать на защиту своего чада, то проявления гипердинамического синдрома именно к подростковому возрасту особенно сильно начинают сказываться на его дальнейшей судьбе.

«Самый плохой», «самый трудный» — он и идет к плохим и трудным, становится членом подростковой группировки с асоциальным или отклоняющимся поведением. Здесь его бесстрашие, импульсивность, презрение к увещеваниям и наказаниям впервые оказываются очень уместны, вызывают уважение сверстников. Отвергнутый «нормальным» миром, именно здесь находит он сочувствие и понимание. И тогда, учитывая интеллектуальную и эмоциональную поверхностность гипердинамичного ребенка-подростка, его несклонность к размышлениям, анализу и просчету последствий, нужны какие-то экстраординарные меры и события, чтобы заставить его свернуть с выбранного им пути.

Поэтому, несомненно, стоит спохватиться раньше и защитить своего ребенка от подобного неблагоприятного развития событий на более ранних этапах его взросления, не дожидаясь подросткового возраста.

Мне кажется, что на первом этапе развития гиперкинетического расстройства, когда ребенок еще совсем мал, а диагноз только что установлен, в консультации психолога нуждается не столько ребенок, сколько его родители.

Психолог, у которого времени на индивидуальный прием отводится больше, чем у невропатолога, поставившего диагноз, расскажет родителям, с чем именно им предстоит иметь дело, с какими трудностями в воспитании ребенка им придется столкнуться, какие способы преодоления этих трудностей целесообразны, а какие для ребенка с гипердинамическим синдромом совершенно исключены.

Так, ничего, кроме вреда, не могут принести обращенные к ребенку призывы «сосредоточиться», «взять себя в руки», «не отвлекаться». Бесполезной тратой времени будут и попытки уговорить или заставить такого ребенка «сидеть спокойно» и «не вертеться», когда ему что-то читают, рассказывают или иным образом занимаются с ним.

Так, гипердинамичный сын одной из моих клиенток учился читать… под кроватью. Именно туда он прятался от попыток матери усадить его за стол или хотя бы на диван. Мать была в отчаянии, так как на следующий год Мише предстояло идти в школу, а он даже не знал букв. Я посоветовала матери не напрягаться и идти от предложений ребенка. Изготовив соответствующие случаю карточки, мать, лежа на кровати, спускала их вниз и задавала вопрос. Из-под кровати немедленно слышался ответ, сопровождающийся бешеной возней и довольным хихиканьем. Уверенно читать по слогам шестилетний Миша обучился за три с небольшим месяца таких «подкроватных» занятий. При этом занимался он с искренним удовольствием, попутно учил читать плюшевую собачку и грузовик, которые тоже жили под кроватью, а после окончания цикла заявил: «В школе еще надо писать и математика. Математику я буду делать под папиной кроватью, а писать — за фикусом. Только пусть мне мама прописи купит, как у Иры, с Микки Маусом».

В дальнейшем целесообразно организовать контакт со специалистом так, чтобы он мог не часто, но регулярно наблюдать за развитием ребенка, соответственно корректируя рекомендации для родителей. В случае тяжелого гиперкинетического расстройства, осложненного другими неврологическими нарушениями (такими как нарушение развития речи, повышенная агрессивность, неспособность к контактам с другими детьми т. д.), могут потребоваться дополнительные исследования (например, при неадекватной агрессивности — энцефалография, чтобы исключить наличие очагов судорожной готовности в мозгу ребенка) и (или) коррекционные занятия с психологом. Коррекционные занятия, в зависимости от фокуса проблем ребенка, могут быть как групповыми, так и индивидуальными.

Индивидуальные занятия показаны для детей с трудностями в обучении, связанными с отвлекаемостью и недостаточным развитием произвольного внимания. Групповые занятия нужны в том случае, когда ребенка необходимо адаптировать к коллективу сверстников, научить его успешно взаимодействовать с ними, играть в совместные структурированные игры.

Для меня было совершенно очевидно, что ни на какой анализ ситуации Гришина мама сейчас не способна. За много лет она устала от бесполезного анализирования. Этой семье были необходимы действия. И хотя бы маленькие победы.

— Отправить Гришу в деревню — это значит отказаться от борьбы, сдаться на милость его состояния…

— Да, я знаю. Я, в общем-то, и не собиралась его никуда отправлять. Так просто сказала, себя потешить…

— Готов ли ваш муж помогать вам? На сегодняшний день?

— Да, конечно. Он много работает, но для Гриши всегда найдет время. Лишь бы была какая-нибудь польза. А то мы уже отчаялись…

— Тогда для начала так. Находите какую-нибудь обучалку-развивалку для подготовки к школе и немедленно отдаете туда Гришу…

— Его же не возьмут никуда… Он же несносный…

— Найдите дорогую, с маленькими группами. Туда возьмут. Соглашайтесь со всем, что говорит учительница, дарите цветы, кивайте головой как китайский болванчик: «Обязательно сделаем, Марья Петровна! Работаем, Марья Петровна! Спасибо за ценные указания, Марья Петровна!» Ваша задача — чтобы Гриша по крайней мере два-три раза в неделю находился в условиях более-менее структурированного коллективного обучения. Вы совершенно правы в том, что домашнее обучение гибельно и для него, и для вас. Только в классе, только вместе со всеми. Заниматься в обучалке-развивалке ему будет легко, он уже многое знает. Его будут хвалить. Это непривычно, и для того, чтобы испытать это непривычное удовольствие снова и снова, ему придется напрягать внимание, следить за учительницей, чтобы вовремя поднять руку, ответить впопад и в конце концов заслужить ее похвалу. Положительный опыт обучалки-развивалки плюс ваша поддержка («Вот видишь, здесь у тебя все получается, получится и в школе. Все дело в том, чтобы следить, знаешь, как разведчики следят, шпионы, и все вовремя понять и ответить, когда спрашивают…») позволят перекрыть негативный опыт неудачи этого года.

— Как-то мне уже и не верится, что все так хорошо получится…

— Именно вы и должны верить. Если не будете верить вы, не поверит никто. И еще вам придется прислать ко мне папу. И завести собаку. Только не какую-нибудь там таксу или коккер-спаниеля. Эрдельтерьер или даже лучше фокстерьер…

— Но они же лают все время!

— Да, лают! — плотоядно усмехнулась я. — А еще бегают, прыгают и суют во все свой мокрый черный нос.

— О, господи! — Антонина сжала руками виски. — Вы думаете, они будут вместе?..

— Именно так я и думаю. И не забудьте про папу.

Папа оказался спокойным и здравомыслящим человеком, который прекрасно чувствовал состояние жены, но устранился от ситуации, будучи не в силах ничем помочь ни ей, ни сыну.

— Понимаете, — негромко объяснял он мне, — я пытался все делать в соответствии с инструкциями, с книгами. Но ничего не помогает. В конце концов, я же не специалист в вопросах воспитания, я — строитель, я кормлю семью, а Тоня сидит дома… Ей понадобилась ее мать, я согласился, хотя видит Бог, как с ней тяжело. Это же прямо какой-то унтер Пришибеев в юбке. Но Гришка ее хоть как-то слушается и боится — этого не отнять… Может быть, и в самом деле разумнее было бы отправить его в деревню, но, сами понимаете, все во мне протестует. Отказаться от мысли самому растить своего сына, дать ему образование, сделать из него культурного, современного человека…

— Не надо ни от чего отказываться… Вы готовы попробовать следовать еще одному набору инструкций?

— Вы — специалист, вам виднее, — попробовал отвертеться папа.

— Готовы или нет?

— Всегда готов! — мужчина вскинул руку в пионерском салюте, и я поняла, что в борьбе за Гришку-катастрофу мы обрели еще одного, очень важного союзника.

— Для начала вам придется купить велосипед, фокстерьера и подробную карту города и области.

— Велосипед у меня есть, — флегматично откликнулся папа, решив, видимо, ничему не удивляться. — На даче в сарае. Можно привезти. Про фокса жена мне уже говорила. Я звонил в клуб, они обещали перезвонить. Карты — это не проблема. А что мы будем делать потом? Искать клады? — В голосе папы явно против его собственной воли прозвучала надежда, и вдруг на какое то мгновение в солидном директоре фирмы проглянуло что-то от Тома Сойера. Именно в этот момент я впервые заметила, что Гришка-катастрофа похож не только на маму и бабушку, но и на папу.

— Да, клады. Обязательно клады. Именно так, — подтвердила я, хотя за секунду до этого не думала ни о каких кладах.

Дальше события разворачивались стремительно, совершенно в Гришкином стиле. В дорогой обучалке-развивалке флегматичная учительница («Она на карася похожа!» — со смехом рассказывала Антонина) полюбила Гришку с первого взгляда.

— Он у вас такой подвижный, раскрепощенный, так свободно мыслит и отвечает, — размягченно говорила она удивленной матери, которая приготовилась к привычному выслушиванию претензий. — А с письмом… Ну что ж, подтянем… Подвижные дети, они, знаете ли, часто буквы пропускают…

Гришка, естественно, цвел и пах и восторженно орал прямо с порога по-домашнему уютного класса (обучалка арендовала под свои нужды четверть государственного садика):

— Мам, у меня сегодня две пятерки и три жетона!

Трехмесячный алиментный фокс души не чаял в подвижном хозяине и готов был бегать за ним хоть круглые сутки. На стену по моей просьбе был вывешен собственноручно написанный Гришкой режим дня и кормлений для собаки. (Гипердинамичным детям просто необходим режим дня. Это структурирует и организует не только их жизнь, но и их мышление. Но они обожают его нарушать и, как правило, преуспевают в этом. У родителей просто не хватает сил бороться еще и за режим.)

У Гришки никогда не было собственного режима дня. Теперь он жил по собачьему режиму. Опять же по моей просьбе, правильная Антонина сдерживала себя и регулярно забывала покормить щенка, дать ему витамины, сварить овощи или кашу. Щенок плакал, Гришка впадал в бешеную ярость, а Антонина резонно возражала, что у нее и без щенка много дел по хозяйству, и если бы Гришка удосужился научиться понимать часы или хотя бы звонил по телефону и, сверившись с расписанием, сообщал ей, когда нужно делать то или это… Часы Гришка выучил за два дня (ранее над этим навыком безуспешно бились два года). Режим дня щенка перестал интересовать его через месяц (сам подросший щенок навсегда остался его самым верным другом), но за это время Гришка привык ориентироваться во времени и самостоятельно рассчитывать, когда должно произойти то или иное событие. Изредка он даже сам вспоминал о том, что для занятий в обучалке необходимо выполнить то или иное домашнее задание.

По средам Гришка ходил ко мне в поликлинику на коррекционные занятия, где мы с ним в течение получаса выполняли разные упражнения на развитие памяти и внимания (за основу работы с Гришкой я взяла актерский тренинг на развитие внимания по Станиславскому). Успехи тщательно заносились в разграфленную Антониной тетрадку и демонстрировались отцу и бабушке. Через три месяца занятий Гришка уверенно удерживал в зоне своего внимания восемь среднесложных предметов и в два раза улучшил начальные результаты по методике «корректурная проба».

А по выходным и в праздники Гришка с папой играли в «шпионов-кладоискателей». Игра была абсолютно авторской и являлась плодом нашего с папой совместного творчества. Играют в нее так. Сначала играющие отправляются «на местность», подозрительную относительно наличия там кладов, тщательно изучают ее и составляют подробный план в соответствии со всеми правилами картографии. Потом проверяется способность участников уверенно передвигаться по этому плану (так как поиск кладов — занятие опасное и в случае чего промедление или неуверенность может очень дорого стоить). Затем проводится аналитическое обсуждение: если бы вы были бандитом или преступником, то куда бы вы спрятали клад именно на этой местности? Далее обследуются все подходящие места. Также полезным признается внимательная (и, разумеется, незаметная для объекта) слежка за всякими подозрительными личностями (они могут навести кладоискателей на след клада). В результате отыскивается клад или еще что-нибудь полезное.

Папа клялся, что в процессе игры Гришкина внимательность возрастает, прямо как тесто на дрожжах. Я на своих занятиях с Гришкой ничего «дрожжевого» не наблюдала, но, надо думать, по степени интересности мои занятия не шли с поиском кладов ни в какое сравнение. Антонина, в свою очередь, говорила, что с «прогулок» за кладами муж и сын приходят одинаково грязные и не поймешь, кого ругать за это в первую очередь. Подрастающий фокс, естественно, принимал в поисках кладов деятельнейшее участие, многократно вступал в схватки с крысами и кошками, а однажды даже действительно отыскал не то потерянный, не то выброшенный кем-то бумажник с документами, которые папа с сыном торжественно сдали в ближайшее отделение милиции (как вы, наверное, уже догадались, остальные «клады» Гришин отец сам прятал в соответствующие места).

Деревенская бабушка, поглядев на все эти «городские выкрутасы и безобразия» и убедившись, что внук стал вроде бы более управляемым, а дочка откровенно повеселела, отбыла к изнемогающему под грузом крестьянских забот мужу. Напоследок троекратно облобызалась с зятем, пребывающим по поводу ее отъезда в нешуточно приподнятом настроении, и строго велела прощать ее, «коли что было не так».

— Что вы, что вы, Авдотья Прокофьевна! — искренне воскликнул зять. — Какие между нами счеты! Приезжайте, как надумаете, еще!

Сейчас Гришка учится в пятом классе. Особых школьных успехов за ним не водится, но только устойчивая тройка по русскому языку (все еще много ошибок, особенно в диктантах) портит вполне пристойный вид его табелей. Два раза в неделю он занимается в секции футбола, а по четвергам и выходным ходит в клуб спортивного ориентирования, в котором, благодаря хорошей базовой подготовке «кладоискателя», делает большие успехи. Недавно захотел играть на гитаре. Хотелось петь в лесу, у костра. И голос, и слух оказался вполне приличный. Купили гитару, нашли преподавателя. Прозанимался ровно месяц и бросил. Антонина начала было опять расстраиваться, но в конце концов изобретательный Гришка сам нашел выход из положения. Он подарил гитару старшему приятелю из секции ориентирования. Теперь приятель играет на гитаре, а поют они с Гришкой на воскресных лесных сборах вместе. Хором поют. Гришка говорит, что у них хорошо получается, громко. Предлагал показать, как они поют, но я почему-то отказалась. Может быть, зря.

Мальчишка лет четырех-пяти устойчиво стоял на толстеньких, пожалуй что коротковатых ногах посреди кабинета и смотрел на меня с недоверием и интересом. Смотрел прямо, не отводя взгляда и при этом не исподлобья, не изображая буку. Сильно смотрел, ничего не скажешь.

Отец и мать, молодые, но не слишком, чем-то похожие друг на друга (наверное, вместе учились на одном курсе в техническом институте, там и познакомились, — предположила я; впоследствии мое предположение подтвердилось) расположились в креслах справа и слева от меня.

— Игорек, иди сюда! — позвала мать. — Садись ко мне.

Мальчик никак не отреагировал на призыв, даже не повернул головы. Продолжал стоять, широко расставив ноги, и изучать обстановку.

— Я слушаю вас…

— А при нем можно? — мать с сомнением взглянула на сына.

Я еще раз оценила мальчишку, его позу и взгляд.

— Можно, — произнесла я, стараясь вложить в свой голос как можно больше уверенности (которой на самом деле не испытывала — откуда мне знать, какая именно проблема привела ко мне молодую семью?) — Пусть послушает.

— Понимаете, он очень агрессивен, — вступил в разговор отец. — Я пришел, потому что жена не справляется, а я просто не знаю, как поступить.

— Как проявляется эта агрессивность? Не путаете ли вы ее с упрямством?

— Нет, нет! Упрямства тут тоже хватает, но это… это совсем другое!

— Опишите, пожалуйста. Желательно с примерами.

— Да вы знаете, все очень просто, — отец снова взял инициативу в свои руки и для ясности выставил перед собой ладонь и начал загибать сильные поросшие рыжеватыми волосками пальцы. — Он бьет всех детей на площадке и в садике и отбирает у них игрушки — это раз. Лезет даже на более старших и дерется отчаянно. Берет не силой даже, а вот этим вот наскоком. Часто старшие уступают ему, чтоб не связываться, я так понимаю. Не делает никаких различий между мальчиками и девочками — это два. Я объяснял ему тысячи раз, но все бесполезно. Дерется дома — это третье и последнее. Меня вроде бы побаивается, мать вполне может ударить, а с бабушкой вообще ведет себя так, что у меня волосы дыбом встают. Да, забыл, собаку лупцует почем зря — это четыре. Слов, когда злой, вообще не выбирает: может и матом покрыть, и обозвать как угодно. У нас в семье этого нет, дед только иногда, мой отец, если выпьет, но крайне редко. Да Игорь и видит его два раза в месяц. Приносит из садика или с улицы, не знаю. Бабушка говорит: он маленький, не понимает. Но я вам скажу: ерунда все это! Все он прекрасно понимает, употребляет все это всегда к месту и по назначению. Когда спокойный, говорит совершенно нормально.

— Когда это поведение возникло?

— Да сразу. Всегда такой был. Сначала думали, маленький, поумнеет — пройдет. А теперь видим: само не проходит, надо что-то делать.

— Надо, — согласилась я, и именно в этот момент Игорь сделал какие-то окончательные выводы относительно моей персоны и перестал меня рассматривать.

— У тебя машины есть? — негромко спросил он. Голос у него оказался низкий и такой же выразительный, как и взгляд. — Или только куклы? Для девчонок? — Он обвел рукой кабинет, где на тумбочках действительно были рассажены куклы.

— Есть две машинки. Они вон в том ящике.

— Можно? — почти вежливо уточнил Игорь. Никакой расторможенности, так часто характерной для неврологически нездоровых, агрессивных детей, не умеющих сдерживать проявления своих чувств, в нем не было и в помине.

— Можно.

Игорь аккуратно открыл ящик, достал обе машинки и прицеп к одной из них.

— Вот такая у меня есть, — объяснил он мне, указывая пальцем на одну из машин. — А вот такой нет. Я даже такой не видел. Хорошая машина. Она, наверное, доски возит, да?

— Вполне возможно, — согласилась я.

Игорь, видимо, посчитав разговор законченным, опустился на ковер и принялся, сдержанно гудя, возить машинки по полу и строить для них из кубиков гараж. Меня удивило, что за все время он не только словом, но даже взглядом не обратился к присутствующим родителям.

А мы с матерью и отцом продолжали наш разговор.

Беременность матери протекала нормально, Игорь родился в срок, но с обвитием пуповиной. Однако асфиксии вроде бы не было, и специалисты роддома классифицировали роды как нормальные. В полтора месяца заболел сначала бронхитом, а потом пневмонией. Следом присоединилась кишечная инфекция, и первые полгода жизни малыша родители вспоминают как один непрерывный кошмар. По словам мамы, напуганной, в свою очередь, врачами, жизнь ребенка все время висела на волоске. Он то задыхался от скопившейся мокроты, то синел, то начинались судороги от высокой температуры, то рвота или понос и связанное с ними обезвоживание. Молодая мать так уставала, что, едва ребенок хоть на минуту успокаивался, тут же валилась без сил. Муж помогал ей по мере возможности, но как раз в это время он писал диплом и сам нуждался в помощи и внимании, которого, естественно, жена не могла ему предоставить.

— Я с Мишей даже минутки побыть тогда не могла, — вспоминает мать Игоря. — Только мы соберемся о чем-нибудь поговорить, просто рядом побыть, так он сразу орать начинает… Как нарочно, честное слово…

Когда Игорю исполнилось полгода, папа, несмотря на все трудности, успешно защитил диплом, а сын поправился и больше никогда за всю свою короткую жизнь не болел ничем более существенным, чем ОРЗ. Терапевты, наблюдавшие ребенка в первые полгода его жизни, расценивали такую метаморфозу как редкую удачу.

И вот теперь непонятная агрессивность и даже жестокость ребенка… По рекомендации участкового педиатра родители обращались к невропатологу. Он записал в карточке ММД (минимальная мозговая дисфункция), выписал что-то гомеопатическое и успокаивающее и дал направление на электроэнцефалограмму, чтобы исключить судорожную готовность и очаговые поражения головного мозга. Энцефалограмма была сделана, никаких отклонений на ней не выявили. Заключение специалистов приклеили в карточку. Гомеопатическое средство сначала вроде бы оказало какое-то действие («То ли было, то ли жене показалось», — уточнил отец), но потом все вернулось на круги своя…

— Радости никакой от него нет, — смущенно потупясь, сказала мама. — Вроде бы и смышленый он, и развит нормально… Я его иногда даже боюсь. Как посмотрит иногда…

Я согласно кивнула. Взгляд этот я уже видела. Но бояться собственного пятилетнего ребенка — это вроде бы уже через край. Есть что-то еще, о чем мне не рассказали? Что-то ужасное, что заставит думать не о психологе, а о психиатре? Да нет, вроде бы не похоже. Мама — да, но отец не стал бы скрывать и самого плохого…

— А вы разделяете мнение жены? — обратилась я к отцу.

— Да, то есть нет… Не совсем, — смешался Миша. — Я его не боюсь, конечно, но как бы это сказать… не понимаю, что ли…

— Чувствуете себя обескураженным? — подсказала я.

— Вот, вот, — обрадовался отец Игоря. — Именно так, как вы сказали.

— А бабушки-дедушки?

— Они сначала его во всем оправдывали, а теперь говорят, что он психически больной… и… — мама Игоря собиралась еще что-то сказать, но потом вроде бы передумала. А я не уцепилась за это «и…», упустила его из виду и, как впоследствии выяснилось, существенно осложнила для себя понимание ситуации.

Итак, мать побаивается своего пятилетнего сына, отец обескуражен им, а бабушки с дедушкой считают его психически больным. При этом специалисты не находят никаких существенных отклонений от нормы… Что же за маленькое чудо (или чудовище?) привели ко мне на прием?

Опыт показывает, что детскую агрессивность замечают обычно очень рано, а тревогу начинают бить значительно позднее, когда многое уже упущено и бороться с существующими нарушениями гораздо труднее. Именно поэтому мы будем говорить не об агрессивности асоциального подростка и даже не об агрессивности младшего школьника-драчуна. Как правило, вышеназванные персонажи вырастают именно из ранней детской агрессивности, не откорректированной в соответствующем возрасте.

Что же такое агрессивные дети в дошкольном возрасте? О причинах возникновения расстройства мы будем говорить ниже, а пока опишем типичные особенности такого ребенка.

Очень часто агрессивными бывают дети, имеющие тот или иной неврологический диагноз. Здесь могут сыграть неблагоприятную роль два фактора. Первый — это собственно поражение нервной системы, а второй — неправильное в связи с этим воспитание ребенка в семье. Ребенок нервный, больной, следовательно, чтобы он не волновался, ему больше уступают, закрывают глаза на его серьезные проступки, стараются исполнить все его желания. По этому поводу хотелось бы напомнить следующее: да, воспитание ребенка с неврологическим диагнозом должно иметь свои особенности, и дергать его постоянными «нельзя» нецелесообразно (как, впрочем, и ребенка абсолютно здорового). Но если он замахнулся на бабушку или ударил ногой кошку — никаких скидок на «нервность» быть не должно. В данном случае ваша снисходительность пойдет не на пользу, а только во вред ребенку, присоединяя к уже имеющимся у него нарушениям патологическое развитие характера.

Достаточно часто у маленьких агрессивных детей обнаруживается повышение болевого порога. Такой ребенок не плачет, когда падает, спокойно и даже равнодушно переносит медицинские процедуры, увлекшись игрой, может не заметить достаточно серьезной царапины или ушиба. Такие дети часто предпочитают шумные, грубые игры с потасовками и сильными тумаками, которыми они награждают других детей (но при этом они совершенно не переживают, если тумаки достаются и на их долю). Про одного моего маленького клиента мать с удивлением и тревогой рассказывала следующее:

— Он может сестру палкой ударить или укусить. Я ему говорю: «Как ты можешь?! Вере же больно! Если бы тебя так!..» А он совершенно спокойно бьет себя палкой или кусает за руку и говорит: «Смотри — не больно». И я вижу, что он не обманывает — и бьет достаточно сильно, и на руке следы от зубов точно такие же, как у сестры…

Антоша, ребенок, о котором идет речь, из-за перенесенной родовой травмы имеет повышенный порог болевой чувствительности, сам плохо чувствует боль и поэтому с трудом понимает, когда причиняет боль другим. Он, в сущности, не более агрессивен, чем другие дети, но из-за своих особенностей нуждается в более тщательном разъяснении: другим людям может быть больно и неприятно то, что для него абсолютно безразлично или даже занятно.

У агрессивных детей часто наблюдаются те или иные нарушения развития эмоциональной сферы. Такие дети плохо чувствуют состояние других людей, не умеют и не любят сочувствовать, жалеть. Они часто грубы (однако не злобны) в повседневном обращении, с трудом усваивают правила вежливости. Им обычно интересны подвижные или настольные игры с четкими и несложными правилами. Играть в сложные сюжетно-ролевые игры с меняющимся эмоциональным наполнением ролей они не любят, так как чувствуют себя в таких играх малокомпетентными.

Большинство выраженно агрессивных детей отличаются от сверстников по своим физическим показателям. Они либо крупнее, массивнее, либо, наоборот, мельче, чем другие дети. Иногда у таких детей снижен инстинкт самосохранения, и тогда они не только бросаются в драку с заведомо более сильным противником, но и залезают туда, откуда не могут слезть, дразнят злую и опасную собаку, берутся переплыть реку, едва научатся делать три гребка, не касаясь дна ногами, и т. д. Но бывает и наоборот. Ребенок имеет вполне развитый инстинкт самосохранения, и вся его агрессивность направлена только на слабых, на тех, кто заведомо не сможет дать ему должного отпора. Такой ребенок вполне пристойно ведет себя в присутствии отца, но, гуляя с бабушкой, может ударить ее по лицу песочной лопаткой. Никогда не тронет кошку, которая может оцарапать, но бьет ногой под брюхо безобидного спаниеля. Именно этот, второй, тип агрессивности вызывает наибольшее недоумение и раздражение.

— Мы же ему тысячи раз говорили, что слабых трогать нельзя! — возмущаются родители. — Пусть бы попробовал с Борей подраться, отобрать у него что-нибудь. Тот бы ему быстро объяснил что к чему. Так нет же — отбирает игрушки у безобидной Леночки!

Пятилетний ребенок, слушая эти возмущенные монологи, стоит в сторонке и хитренько улыбается. Видно, что родительская идея об отбирании игрушек у сильного и драчливого Бори представляется ему бредовой, а мысль о том, что маленькие и слабые как-то защищены от него самой своей слабостью, никогда не приходила ему в голову.

Почти всегда в семье, где растет агрессивный ребенок, наблюдаются те или иные нарушения воспитания и семейных взаимодействий. Наиболее распространенными из них являются чрезмерно строгое, запугивающее воспитание, вседозволенность или разные стили воспитания у разных членов семьи, направленные на одного и того же ребенка.

1. О первой причине, о которой нужно подумать и исключить которую нужно в первую очередь, мы уже говорили — это то или иное заболевание центральной нервной системы.

В более легких случаях с детской агрессивностью работают родители в контакте с психологом или психоневрологом, параллельно с лечением основного заболевания.

Но неспровоцированная агрессивность, асоциальность, неадекватность поведения ребенка, особенно внезапно возникшая, может быть и одним из симптомов таких тяжелых расстройств, как судорожная готовность, эпилепсия, шизофрения. В этом случае необходимо тщательное обследование ребенка и при необходимости — лечение у детского психиатра.

2. Другая причина детской агрессивности, пожалуй, самая распространенная среди детей дошкольного возраста, — это агрессивность как средство психологической защиты. У взрослых существует поговорка: «Лучшее средство защиты — это нападение». Дети дошкольного возраста этой поговорки, скорее всего, не знают, но пользоваться психологическими механизмами, лежащими в ее основе, вполне умеют. Как правило, такой способ защиты избирают дети с сильным типом нервной системы, обладающие холерическим или сангвиническим темпераментом. Для флегматиков такой способ защиты неприемлем, так как требует слишком много внешней активности, которой они избегают. От чего же дети дошкольного возраста защищаются?

Чаще всего они защищаются от сознательного или бессознательного неприятия их родителями или другими членами семьи, и тогда их агрессивность служит лишь проявлением гораздо более серьезного и тяжелого по своим последствиям нарушения — отсутствия базового доверия к миру.

Молодая мать хотела еще немного «пожить для себя», но вот — незапланированная беременность, аборт делать страшно, родившийся ребенок прерывает учебу в институте, вырывает молодую женщину из привычной среды, резко ограничивает общение с друзьями. Мать честно ухаживает за ребенком и вроде бы даже любит его, но он почему-то зло плачет во время кормления, отталкивает или кусает грудь, просыпается и требует внимания в самый неподходящий момент.

Другая ситуация. Отношения супругов были на момент зачатия ребенка далеко не идеальными, но мать очень рассчитывала на то, что ребенок поможет подлатать полуразвалившееся здание их брака. Ребенок родился, но супружеские отношения спасти не удалось. Муж ушел, а сын каждой своей черточкой и гримаской напоминает ушедшего. И так же шаркает ногами, и так же крошит хлеб за столом… Мать ничего не рассказывает ребенку об отце, но каждый раз, когда он садится обедать… И ребенок почему-то растет неласковым, замкнутым, агрессивным…

Сын познакомился с девушкой, про которую его мать сказала при первой же встрече: «Она тебе не ровня». Сын не стал прислушиваться к советам родителей и спустя какое-то время женился. Родился ребенок. Супруги живут «как все», с родными мужа поддерживают ровные, неблизкие, но бесконфликтные отношения, никто ни про кого «дурного слова не скажет». Но вот беда, в подрастающего ребенка словно бес вселился — может оскорбить бабушку, ударить ее, намеренно испортить ее вещи…

3. О следующей причине детской агрессивности мы тоже уже упоминали. Это различные нарушения семейного воспитания.

Старший брат Коли утонул в возрасте шести лет во время купания. Младшего, родившегося уже после смерти брата, буквально «держали под колпаком». Активность ребенка чрезмерно ограничивали с самого рождения, старались защитить и оградить от всего, что может оказаться опасным. А Коля, как и его погибший брат, родился физически активным, здоровым, обладает лидерскими наклонностями и сильным типом нервной системы. И вот шестилетнего Колю приводят ко мне, жалуясь на приступы бешеной ярости, которые происходят исключительно дома, в семье, и во время которых он кидает все, что под руку подвернется, ломает игрушки, дерется, сквернословит. Электроэнцефалографическое обследование, проведенное по рекомендации невропатолога, не выявило никаких органических нарушений…

Муж Анны, спокойный, молчаливый работяга, неожиданно потерял работу — закрылось предприятие, на котором он проработал 17 лет после окончания училища. С трудом сходясь с людьми, не умея найти подходящую работу и не имея друзей, которые могли бы ему помочь (все его друзья по цеху разом оказались в сходном положении), он начал пить, стал алкоголиком (сказывалась наследственность), срывал свою злость и беспомощность на жене и детях. Спустя два года такой жизни скончался в милицейском участке при не выясненных до конца обстоятельствах. Анна осталась одна, без работы, без сбережений (покойный муж пропил все, что можно было пропить), с тремя детьми на руках. Младшему, Кешке, было тогда три года. Женщина впала в глубокую депрессию, совершенно перестала заботиться о детях, о доме, они росли предоставленные сами себе. Старшие крутились вокруг ларьков, подворовывали, сдавали бутылки, младшего подкармливали соседи. Иногда что-нибудь приносили старшие, командовали: «Служи! Апорт!» — и бросали подачку. Когда-то в семье была собака, но потом от бескормицы она сбежала на улицу. Кешке бежать было некуда, и он покорно ловил «апорты».

Постепенно Анне удалось оправиться от потрясения. Она привела в порядок сначала себя, потом дом, устроилась на работу нянечкой в детский сад. Теперь дети снова были накормлены. Анна, до рождения детей учившаяся в хорошем техникуме, сумела закончить курсы бухгалтеров и стала работать бухгалтером в том же самом садике, подрабатывая разовыми заказами еще в двух местах. Старшие дети снова вернулись в школу, а младший посещал садик, в котором работала мама. Но беда, как известно, не приходит одна — все воспитательницы в один голос твердили Анне, что Кешка у нее «психический», его лечить надо, может по любому пустяку броситься на любого ребенка, избить его, дичится людей, в присутствии посторонних вообще закрывается и молчит, в общегрупповых занятиях практически не участвует. Детский психиатр не выявил у Кешки никаких нарушений, кроме педагогической запущенности, вполне естественной, если учитывать факты его короткой биографии…

Вадим родился и растет в очень обеспеченной семье. Любые игрушки всегда к его услугам. Сначала нянька, а потом и приглашенный из соответствующей фирмы гувернер занимаются его воспитанием и образованием. Пятилетний мальчик уже умеет читать и сносно говорит на бытовом английском…

— Я все понимаю, доктор, — волнуясь, объясняет моложавый респектабельный папа. — Не научили вовремя слову «нет», теперь расплачиваемся. Но хотелось же как лучше. Я сам, считай, в нищете рос, так вот и хотелось хоть сыну все дать. Но что же теперь делать? Людей стыдно! Он же заорать может в общественном месте, наброситься с кулаками на мать, на бабку, на гувернера этого… Я ведь специально мужика нанял, а не бабу, чтобы в кулаке держал, а вот все равно… Я гувернеру говорю: не стесняйся ты, врежь ему как следует, пусть знает, а он, стервец, представляете, весь дипломат тому бритвой располосовал и сказал: «Я тебя, гад, ненавижу, и папка тебя все равно уволит!» Прямо и не знаю, что делать-то теперь!

4. Еще одна причина того, что часто выглядит как неспровоцированная детская агрессивность, — нарушенная исследовательская активность ребенка.

Совсем маленький ребенок ткнет ногой в бок собаку и отбежит. Ударит песочной лопаткой сверстника и смотрит не зло, а с любопытством — что будет? Шлепнет бабушку по щеке ладошкой и смеется. Бабушке обидно, а ему весело. Такой род «исследований» часто встречается у детей с нарушением развития эмоциональной сферы (о них мы говорили в предыдущем разделе). Такие дети просто неспособны оценить эмоциональные последствия своей активности. Для них что постучать палкой по доске, что по спине у соседа — и то, и другое всего лишь объект для исследования. Настоящей агрессивности в них поначалу нет, но когда их поступки встречают естественный отпор (для нас естественный, а для ребенка с эмоциональными нарушениями или завышенным болевым порогом совершенно непонятный), то они могут и «озвереть», так как морально-нравственный компонент у детей находится в тесной связи с развитием тонкой эмоциональности.

5. И наконец, нередкая причина обращений по поводу детской агрессивности — это те (довольно многочисленные) случаи, когда за агрессивность принимают что-то другое.

Наиболее часто за агрессивность принимают детское упрямство в возрасте от двух до четырех лет. В этот период ребенок настойчиво и достаточно последовательно отстаивает свою физическую автономию от родителей. «Не буду», «не пойду», «не хочу», «я сам» — слышится в этот период практически постоянно. Если на ребенка в это время очень «давить», т. е. тащить его волоком гулять, когда он не хочет идти, или одевать насильно, когда он не хочет одеваться, то можно получить тот тип сопротивления, который легко принять за самую настоящую агрессивность. Но все же это не агрессия, а всего лишь сопротивление! Перестали «насиловать» ребенка, миновал кризисный возраст — и всю «агрессивность» как рукой сняло, словно ее и не было.

Для начала необходимо точно определить причину и истоки агрессивности вашего сына или дочери. Если вы можете сделать это самостоятельно, хорошо, если нет, проконсультируйтесь с семейным психологом. На прием в таком случае должна прийти вся семья, так как только наблюдая ребенка в кабинете и слушая рассказ одного из членов семьи, специалист вряд ли сможет восстановить объективную картину возникновения расстройства. Ведь в кабинете психолога ребенок, скорее всего, никакой агрессивности не проявит.

После того, как причина установлена, начинайте действовать в соответствии с ней. Если причиной агрессивности ребенка является его чрезмерная избалованность или непоследовательность в воспитании, соберите «семейный совет» и выработайте единую тактику борьбы с проблемой. Вам необходимо:

а) Создать систему семейных «табу» — что в вашей семье нельзя ни под каким видом и ни при каких условиях. Для агрессивного ребенка в список табу обязательно должны входить пункты «нельзя поднять руку на члена семьи», «нельзя ударить собаку, кошку».

б) Договориться о едином способе реагирования на нарушения «табу». Мы об этом уже говорили, но повторим еще раз, что ребенка в этом случае не бьют и даже не ругают. Нет ничего, кроме отчуждения. Это архаическое и необыкновенно сильное наказание за нарушение «табу» — отчуждение от рода. Трех-четырех таких эпизодов обычно бывает достаточно, чтобы ребенок от двух до четырех лет накрепко усвоил урок.

в) Договориться о едином способе воспитания. Здесь каждому придется пойти на какие-то компромиссы, но ситуация, когда у бабушки это можно, а у отца — категорически нельзя, в нашем случае совершенно недопустима, так как провоцирует агрессивность ребенка. Люди, воспитывающие ребенка, могут придерживаться совершенно разных педагогических позиций, и дедушка, к примеру, может обожать Макаренко, папа зачитываться Руссо, а мама быть поклонницей доктора Спока. Речь идет только о тактике. Можно ли одному выходить на балкон? Всегда ли надо надевать резиновые сапоги, когда на улице мокро? Можно ли снимать подушки с дивана и класть их на пол? Вот здесь вполне можно договориться и, когда молодые родители запальчиво говорят мне, что нашу бабушку, мол, не перевоспитаешь, я всегда пытаюсь объяснить им, что речь о «перевоспитании» бабушки совершенно не идет. Иногда полезно даже составить список достигнутых договоренностей и положить или повесить его на видное место, чтобы потом кто-нибудь из членов семьи не мог отпереться, ссылаясь на свою якобы неосведомленность.

г) Начать настойчиво и последовательно учить ребенка культурно приемлемым способам выражения своего гнева, ярости, раздражения. Самый хороший способ обучения — личный пример. Папа приходит с работы и, раздувая ноздри, говорит:

— Я в ярости. Сейчас мне кажется, что весь мир состоит из идиотов. Пока не успокоюсь, ко мне лучше не подходить!

Мама говорит после тяжелого дня:

— Я раздражена, и мне кажется, что в этом доме меня никто не слышит. Я нуждаюсь в отдыхе и развлечениях. Лучше не пытайтесь сейчас запрячь меня во что-нибудь еще!

Вполне вероятно, что со временем ребенок этих родителей тоже будет говорить о своих чувствах, вместо того чтобы бросаться на пол и устраивать скандалы.

В одной интеллигентной семье шестилетний ребенок с серьезной неврологической патологией в гневе бросал на пол и иногда разбивал посуду и другие ценные предметы. После он сам раскаивался в этом, но утверждал, что когда его «несет», он не может остановиться и должен что-нибудь кинуть. Не без удивления согласившись с моей рекомендацией, родные мальчика расставили по всей квартире красивые кружечки из разноцветной жести, которые оглушительно звенели, когда их бросали на пол, но, разумеется, не разбивались. Мальчику было предложено попробовать вымещать свой гнев на этих кружечках. Ребенок с воодушевлением согласился, ибо звенели и сверкали кружечки действительно замечательно. Входя в состояние аффекта, он теперь пробегал по большой «профессорской» квартире, разбрасывая кружечки направо и налево, стуча ими по стенкам и дверям. По словам мальчика, теперь ему стало легче, потому что он знал, что, хотя и злится, но не совершает ничего ужасного. По словам родных, приступы ярости стали повторяться значительно реже. А дедушка-профессор, на голове у которого происходило и происходит все это безобразие, заявил официальный протест против дискриминации по возрасту и теперь тоже при случае любит швырнуть две-три кружечки…

Если причиной агрессивности сильного и активного ребенка оказалась «заорганизованность» его жизни, обилие запретов и воображаемых опасностей, то бороться с такой агрессивностью достаточно просто. Родителям необходимо найти в себе силы и «отпустить» ребенка, предоставить ему адекватную его возрасту самостоятельность, а также место, время и возможности для свободной реализации его активности. Длительные прогулки с лазанием по всему, на что он может залезть без риска для жизни, спортивная секция, домашний гимнастический уголок для такого ребенка просто необходимы. Ради этого, может быть, следует на время отказаться от музыкальной школы, кружка французского языка и изучения начал математической логики. Все это, конечно, очень важно, но ведь здоровая нервная система ребенка дороже, правда?

Если ребенок перенес длительный стресс, болезнь, или просто тяжелый период в жизни семьи сделал его полудиким и агрессивным, то такой ребенок нуждается в длительной и постепенной реабилитации. Ему нужно вернуть веру в доброту мира, убедить в том, что открытость и отзывчивость являются лучшей защитой, чем постоянно оскаленные зубы. Именно так работали с Кешкой. Анна, приходя с работы, брала его, как маленького, на колени и подолгу читала ему детские сказки, в которых, как известно, добро всегда побеждает зло. Рассказывала о том, как она его любит. Говорила и о покойном отце, о своих переживаниях, о своей вине перед детьми. Кешка, сначала вырывавшийся, затихал и внимательно слушал. Старшая сестра играла с Кешкой в школу, с моей помощью и помощью матери стараясь преодолеть отставание в развитии, педагогическую запущенность. Брат защищал Кешку во дворе, однажды не на шутку избил пацана-сверстника, который обозвал его младшего брата дебилом. Прошли месяцы кропотливой, напряженной ежедневной работы, прежде чем Кешка начал оттаивать, перестал кидаться на всех по любому пустячному поводу. Сейчас Кешка учится во втором классе. Учеба дается ему нелегко (сказывается отставание), он по-прежнему молчалив и угрюм, дружит лишь с одним мальчиком из класса. Но весь класс во главе с учительницей признают Кешкину честность, справедливость в решении споров и всегдашнюю готовность делом помочь тому, кто попал в трудное положение. За это Кешку уважают и в классе, и во дворе. Анна надеется, что Кешке, которому не занимать упорства, удастся подтянуть учебу, и не скрывает того, что гордится успехами сына.

И наконец, необходимо отметить, что если агрессивность ребенка является одним из симптомов серьезного нервно психического заболевания, то никакая самодеятельность тут неуместна и борются с ней в таком случае в тесном контакте с детским врачом-психиатром, скрупулезно выполняя все его рекомендации.

В первую очередь специалист поможет обратившейся к нему семье отыскать причины развившейся у ребенка агрессивности, порекомендует методы обследования, которое необходимо пройти, чтобы исключить органические причины данного расстройства.

Далее, психолог или психоневролог может помочь семье выработать тактику поведения, которой следует придерживаться в данном конкретном случае, чтобы успешно справиться с имеющейся проблемой. В дальнейшем семья может обращаться к специалисту с текущими вопросами, с возникшими сложностями (ибо сразу, как правило, не удается предусмотреть всех нюансов такого сложного и многокомпонентного процесса).

Кроме того, психолог может порекомендовать семье привести ребенка на групповые занятия, где коррекция поведенческой агрессивности происходит в условиях не индивидуальной, а групповой работы.

Именно так мы работали с Вадимом. Крупный, развитый мальчик, никогда не посещавший детский сад, едва придя в группу, тут же попытался навести в ней свои порядки и грубостью и кулаками доказать свое превосходство над окружающими. Эти попытки были жестко пресечены ведущими. Тогда Вадим отказался ходить на занятия. Заранее предупрежденный о такой возможности папа тем не менее взбеленился и сказал несносному сыночку что-то вроде:

— Не пойдешь сам — за ноги притащу!

Насупившийся Вадим продолжал ходить на занятия, но стоял в углу и ни в каких играх участия не принимал. Его никто не трогал. Расчет был на то, что Вадим, который мог выполнить большинство заданий и упражнений лучше, чем другие дети, в конце концов не выдержит и попробует самоутвердиться именно этим, приемлемым для окружающих способом. Через некоторое время так и случилось. Вадим вышел из угла и, как и следовало ожидать, прочно занял место интеллектуального лидера группы. После этого мы стали аккуратно подводить мальчика к следующему шагу: достойно не только ответить и все сделать самому, высший класс достоинства — это помочь другому, тому, кто сам не может. Сообразительный и тщеславный Вадим быстро научился получать удовольствие, таща за собой других, всячески опекая их и получая за это похвалы руководителей. Он даже начал уступать самое мягкое кресло слабенькой Свете и соглашался помолчать и подождать, пока сообразит и ответит тугодум Вася. И тогда мы провели острый опыт. В группу был введен крупный, агрессивный и не очень неврологически здоровый пацан Ромка из семьи алкоголиков. Ромка, не в силах взять интеллектом, быстро и эффективно заработал кулаками, причем Вадима, как явного лидера, он бить не пытался, а старался, как мы и рассчитывали, привлечь на свою сторону. Вадим явно колебался, мы нервничали, группа испуганно притихла… Но чудо все же произошло! Более высокие и утонченные ценности взяли верх, Вадим отказался солидаризироваться с Ромкой, встал на защиту слабых и тут же получил достаточно серьезную взбучку.

Дома Вадим рассказал обо всем отцу, который принимал живейшее участие во всех его проблемах, и поставил перед ним достаточно серьезный вопрос:

— Когда я всех бил, мне не давали, а когда Ромка меня — ему ничего не сказали. Почему?

Отец сориентировался не сразу, но ответил так:

— Это правильно. Ведь ты бил слабых. А ты сильный, и Ромка сильный. Ромка даже сильнее. Но ты еще и умный. Тут уж кто кого…

На следующем занятии мы с трудом растащили вновь сцепившихся Вадима и Ромку. Облизывая припухшую губу, Вадим строго сказал:

— Я тебя все равно победю!

— Почему? — поинтересовался Ромка. — Я ж сильнее!

— А потому, что я за всех. А ты сам за себя. Вот так.

На этом коррекционные занятия для Вадима мы посчитали законченными.

На следующий, предшкольный год Вадима, согласно рекомендациям психолога, отдали в детский сад.

Недавно я случайно повстречала отца Вадима в коридоре поликлиники. Он вежливо поклонился и с нескрываемым удовольствием сообщил мне, что детский сад был выбран частный, контингент там своеобразный, но воспитательница говорит, что Вадим мальчик удивительный в плане самодисциплины и поддержки слабых, что на него можно рассчитывать в любой трудной ситуации. Когда мама говорит, что в прошлом году у Вадима были проблемы с неконтролируемой агрессивностью, воспитательница не верит.

Естественно, что первой моей мыслью было направить мальчика в группу и посмотреть, как же выглядит его, столь красочно описанная родителями, агрессивность. Во избежание каких-то эксцессов Игоря ввели в уже сложившуюся, работающую группу, состоящую, кроме него, из двух мальчиков годом постарше и двух девочек-ровесников. Игорь в группу вошел спокойно, особой активности не проявлял, общался с детьми мало, предпочитал стоять или сидеть на корточках в стороне и наблюдать за происходящим. Но никакой агрессивности, ни к детям, ни к взрослым-ведущим, мальчик не проявлял вообще. Не без труда и внутренних колебаний я тайком уговорила одного из мальчиков группы поддразнить Игоря, а девочку — отобрать у него игрушку, которую он принес с собой из дома.

— Это все понарошку, — без улыбки, тяжело глядя прямо мне в глаза, сказал Игорь. — Вы потом скажете, она отдаст.

— А когда не понарошку? — спросила я.

— Там — не понарошку! — мальчик махнул рукой куда-то за пределы игровой комнаты.

В группу Игорь больше не ходил и ни разу ничего не спросил о ней. Занимались мы с ним индивидуально. Когда я предложила ему сыграть в игру «люблю — не люблю — равнодушен», он внимательно выслушал объяснения, а затем уверенно положил в группу «не люблю» кота и фигурку доктора, а в группу «люблю», поколебавшись, поместил мороженое и велосипед. Все остальное, включая родителей и детей всех возрастов и полов, он горстями переложил в группу «равнодушен». Я была совершенно обескуражена таким разделением и впервые задумалась о том, действительно ли Игорь агрессивен (до сих пор я вполне верила рассказам родителей) и с той ли проблемой вообще мы работаем.

Вновь были призваны для разговора мама и отец Игоря (теперь уже не вместе, а по отдельности). Именно во время этого визита я впервые увидела то, о чем шла речь с самого начала. Отец уже прошел в кабинет, а мама с Игорем готовились ждать в коридоре. В это время Игорь как-то договорился с совсем маленьким мальчиком и взял у него розовый электронный пистолет, который издавал звуки автоматной очереди, прерываемые чем-то похожим на радиопомехи.

— Отдай мальчику пистолет, — потребовала мама.

— Потом, — отмахнулся Игорь.

— Отдай! — видя, что беспокоится кто-то из взрослых, забеспокоился и малыш.

— Сейчас отдам, — повторил Игорь, последовательно нажимая какие-то кнопки и наблюдая за результатом.

— Немедленно верни игрушку! Сломаешь!

Малыш потянул Игоря за рукав, а другой рукой вцепился в ствол пистолета. В этот же момент Игорь зарычал, отшвырнул малыша так, что тот ударился об стену, шваркнул об пол пистолет и бросился на мать с кулаками. Я с трудом сумела поймать его и затащить в кабинет. Для пятилетнего ребенка он был очень сильным.

— Дома надо держать таких психических! — неслись по коридору крики матери малыша. — К батарее привязывать! А не ходить с ними в общественное место!

Мама тихо плакала в предбаннике, отец молча сжимал и разжимал кулаки, Игорь стоял посреди кабинета и смотрел в окно.

— Почему ты полез драться? — спросила я, намеренно не уточняя, какую именно драку я имею в виду.

— Просто так, — ответил Игорь, пожал плечами и посмотрел прямо мне в глаза. Потом он перевел взгляд на отца, явно прикидывая, какие именно репрессии последуют.

— Возьмите сына и отведите его домой, — сказала я Мише. — И не пытайтесь его ругать или что-то выяснять. Мама останется здесь. Мы поговорим.

В течение следующего получаса я узнала много интересного.

Беременность, от которой родился Игорь, возникла в браке, но не была запланированной. Молодые супруги еще не натешились друг другом, были студентами, и поначалу, чтобы не осложнять себе жизнь, Маша, мама Игоря, решила сделать аборт. Уговорила оставить ребенка свекровь, у которой Миша был поздним ребенком и которая давно уже мечтала о внуках.

Беременность протекала не очень тяжело, но все же существенно мешала, а потом и вовсе отсекла Машу от шумной и веселой студенческой жизни. Миша старался больше времени проводить с женой, но все же скучал без друзей. Маша сама отпускала его, а потом нервничала, скучала, ревновала, злилась, по возвращении устраивала сцены. Миша все прощал жене, списывая все сначала на ее беременность, а потом на послеродовое состояние.

О первом полугодии жизни Игоря, превратившемся в один сплошной кошмар, мы уже говорили.

— Что же это было за состояние у ребенка, родившегося здоровым и от здоровых родителей? — спросила я скорее себя, чем Машу. — И каким образом оно потом так бесследно рассосалось? И связана ли с ним нынешняя патология характера?

Но Маша неожиданно ответила.

— Знаете, — сказала она, — я тут уже в последнее время много думала, когда он к вам ходил. И у меня сейчас такое впечатление, что он тогда как бы решал, жить ему или не жить. А потом решил — жить, но как бы все время настороже, никому не веря. На него ведь тоже все смотрели. Особенно мама. Он же так на Колю похож…

— А кто это — Коля? — я почувствовала, что последний кусочек мозаики готов лечь на оставшееся для него место.

— Коля — это мой старший брат. Он был… трудный, всегда. А потом связался с такими… В общем, он сейчас в тюрьме, точнее, в колонии. И ему еще долго сидеть. А когда Игорь родился и мама показала Колины фотографии, ему там месяцев шесть было, все прямо ахнули… Даже не думала, что такие маленькие могут быть так похожи… Я даже испугалась, что Миша подумает… Но он тогда ничего не подумал, а потом началось… А что он теперь думает, я даже спрашивать боюсь…

Итак, теперь стал до конца ясен эмоциональный контекст, в котором Игорь пришел на этот свет и прожил свою пока еще очень короткую жизнь. Нежеланный ребенок, который отвлекает мать и от друзей, и от учебы, и от любимого супруга. Ребенок, который мешает сразу всему, что так значимо для Маши. Ребенок, который, едва появившись на свет, был уличен в феноменальном внешнем сходстве с «неудачным» Колей, уродом в этой, в целом вполне благополучной, семье. Раздражение матери, с трудом сдерживаемая тревога бабушки. Родившийся совершенно здоровым ребенок вдруг начинает болеть, его жизнь висит на волоске. Он словно решает, по словам Маши, остаться ему или уйти из этого мира, где он никому не принес радости, а лишь тревогу и неудобства. Но организм ребенка здоров и крепок, и вот решение принято: остаюсь! Но зачем? Уж конечно, не для того, чтобы приносить кому-нибудь радость. Тем более им, тем, кто ему совершенно не рад.

— Вы знаете, — вспоминает Маша, — меня всегда поражало и обижало даже: он посторонним улыбался чаще и охотнее, чем родным. Вот и сейчас: я же слышу, как он с вами разговаривает. Взросло, рассудительно. Дома от него такого не услышишь… Там больше скандалы, крик, драки, истерики…

Не особенно стесняясь в выражениях, я излагаю Маше свою версию произошедших событий. Маша плачет, потом трогательно, по-детски поднимает на меня глаза и спрашивает:

— А что же теперь делать?

— Не знаю, — честно отвечаю я. — Надо как-то убедить его, что человек человеку если и не всегда друг, то, по крайней мере, и не всегда волк. Вы думали о втором ребенке? — Вопрос приходит мне в голову неожиданно, как будто откуда-то со стороны.

— Да, думали, — торопится Маша. — Теперь думали. Но я… мы боимся — вдруг будет еще один такой… И теперь то, что вы сказали. Да я и сама это знала, только боялась признаться… Но если еще ребенок, то, может, он подумает, что его совсем не надо, и будет мстить маленькому. Я этого не выдержу…

— Он должен увидеть, как люди радуются детям, — неуверенно пробормотала я. Мне самой было далеко не все ясно. — Но вы же не можете вот так сразу пересилить себя и, все забыв, начать ему радоваться. Это же будет вранье, фальшь, он ее сразу увидит…

— А если радуются не ему, может, он еще больше обозлится?

— Не знаю, не знаю. Полюбив второго ребенка, вы и на первого взглянете другими глазами. Вы же тоже не знаете этих чувств…

— Это не он, это я такая уродка! — снова заплакала Маша.

— Кончайте реветь! — сухо предложила я. — У вас все более менее в порядке. У вас есть любящий муж, мать. А вот мальчишку надо вытаскивать. Естественно, что работать будем и с вами тоже. Ему ведь всего пять лет, никакая психотерапия, кроме игровой, невозможна.

— Я все сделаю, — закивала головой Маша. — Все, что скажете.

— Сейчас! Скажу! — грубовато усмехнулась я. — Думаете, я точно знаю, что делать? Ни черта я не знаю! Будем пробовать вместе.

Дальше мы действовали следующим образом. Маша в течение полугода посещала группу личностного роста и там буквально достала всех членов группы своими покаянными заявлениями о том, что она-де не сумела полюбить собственного ребенка и тем превратила его в чудовище. Сначала группа утешала ее, а потом, видя, что это бесполезно, обозлилась и сообщила Маше, что она и сейчас продолжает думать только о себе и упивается собственными страданиями точно так же, как делала это после рождения Игоря. Маша посопротивлялась, порыдала, но потом признала правоту группы, и именно этот момент стал переломным в ее отношениях с сыном.

С Игорем мы раз в неделю занимались индивидуальной игровой терапией. Он долго не мог поверить, что меня действительно интересует, что он делает или думает по тому или иному поводу, и я не собираюсь опровергать его или немедленно говорить: «Прекрати это!» Когда он, наконец, понял, что в игровой комнате можно выражать то, что он действительно чувствует, агрессия полезла из него с такой силой, что даже мне стало не по себе. Он с таким остервенением выражал ее во всех доступных формах (в сюжетно-ролевых играх, в манипуляциях с глиной, с игрушками, в рисовании, в диких выкриках, угрозах и боевых песнях, которые сочинял прямо на ходу), что мне иногда казалось, что процесс зашел слишком далеко и повернуть его вспять не удастся. Но после трех месяцев занятий агрессия явно пошла на убыль, и игры стали более конструктивными. Именно в это время я порекомендовала родителям отдать Игоря в хор (у него был удивительный голос — низкий, сильный и глубокий, на это я обратила внимание еще при первой нашей встрече), раньше это казалось мне преждевременным и даже опасным. В хоре необычный голос и необычная серьезность Игоря имели успех, руководительница хвалила его.

Игорь стал петь дома, прекрасно имитируя песни из теле и видеофильмов. В головы родителей впервые закралась мысль, что ребенок не лишен способностей, и в первую очередь изменилось отношение к нему бабушки.

— Коля никогда песен не пел! — сказала она как-то, и, видимо, этот миг отделения личности внука от трагической судьбы сына можно считать вторым рождением Игоря. На мальчика обрушился буквально водопад ранее запруженной страхом «бабушкинской» любви, которая, как всем известно, сильнее и без условнее родительской. Игорь сначала обалдел от происходящего и просто испугался. Во время занятий он часто проигрывал этот «обвал любви» в сюжетно-ролевых играх и пытался как-то найти себя в изменившихся условиях. Я, в свою очередь, пыталась ему помочь. Именно в это время группа «наехала» на Машу, Маша перестала себя жалеть как «жертву обстоятельств» и перешла к активным действиям. Первым шагом ее активности была вторая беременность.

Для разговора в поликлинику был снова вызван Миша. За прошедшее время его позиция незаметно для него самого существенно изменилась.

— Обычный пацан, — говорил он про сына. — Давно пора, займется вторым ребенком — дури будет меньше, — говорил он про беременность жены. — Усложняете вы все, — заявлял он про ситуацию в целом, устав, видимо, от Машиных рассказов о психотерапевтической группе и о происходящих там процессах. — Жить проще надо.

— Отлично! — обрадовалась я. — Совсем просто. Вы ведь рыбалку любите, да? Так вот, берите с собой Игоря…

— Он же мешать будет!

— Не будет. Обращайте на него как можно меньше внимания, используйте на подсобных работах. В конце концов, вы же мужчина, и вы тоже должны его воспитывать…

— Да, да, да… — в сущности, Миша всегда был очень мягким и уступчивым человеком.

— И не забудьте сказать сыну, что мама ждет ребенка и, если он хоть пальцем ее тронет, то будет иметь дело с вами по полной программе.

— Так и сказать — ждет ребенка? — удивился Миша.

— Так и сказать, — усмехнулась я. — Не надо ничего усложнять. Жить надо проще.

Недавно я встретила Машу и Игоря в поликлинике. Они принесли семимесячную Настю на очередной профилактический осмотр. Маша что-то уточняла у медсестры, а Игорь стоял возле пеленального столика, следил, чтобы Настя не свалилась с него, и ритмично тряс разноцветную погремушку.

— Здравствуйте! — искренне обрадовался он мне. — Смотрите, это Настя. Она уже говорит: ля-ля-ля. И вообще все понимает. Смотрите! — Он пощекотал крохотную пятку в голубом носочке. Сестра залилась счастливым смехом. — Вот видите!

— Отлично вижу! — согласилась я. — Удивительно смышленый ребенок!

— Ой, он так ее любит, просто удивительно! — сказала подошедшая Маша. — И она его. Пока он ей песню не споет, не хочет спать. Я пою — не нравится. И вообще — он мой самый главный помощник.

Игорь гордо и снисходительно улыбнулся, отвернулся от нас, залез на банкетку и снова склонился над улыбающейся сестрой.

— А вы знаете, — зашептала Маша, приблизившись ко мне. — Мама на Настю совсем внимания не обращает. Только Игорек, Игорек… Ему, говорит, недодали… И Михаил больше с ним, говорит, с ним интереснее, он больше понимает… Я даже боюсь, как бы не избаловали его…

— Ничего, Маша, — успокоила я молодую женщину. — Это не баловство. Это любовь. А любви много не бывает. Бывает только мало…

Галя — единственный ребенок в семье. Кроме нее, в семью входят мама, папа и бабушка с маминой стороны. Беременность у мамы протекала в целом нормально, хотя в первой ее половине отмечался средневыраженный токсикоз. В последние два месяца беременности мама Гали много нервничала и плакала, так как отец ребенка увлекся другой женщиной. Однако после рождения дочери отношения нормализовались и отец окончательно вернулся в семью.

Галя родилась в срок, никогда не состояла на учете у невропатолога и не болела ничем, кроме простудных заболеваний и краснухи. На момент обращения девочке исполнилось 5 лет и 4 месяца.

Услышала я Галю задолго до того, как увидела. Трубный рев раздавался под дверью моего кабинета минут десять, перемежаясь с уговорами и угрозами со стороны невидимых взрослых. В кабинет папа внес Галю на руках. Мама шла сзади и виновато говорила, что вот, она всегда так, и непонятно, почему, и никто ее никогда не пугал, и ничего ей не делал, и большая уже девочка, и ей, маме, ужасно стыдно, но ничего сделать нельзя, уж они ее и уговаривали, и книжку внизу в киоске купили…

Я попросила отца посадить ребенка на стул. Сидеть на стуле Галя не захотела и тут же сползла на ковер, продолжая плакать и украдкой оглядываясь по сторонам. Предложив родителям рассказать о причине обращения, я жестом показала им, что Галю надо пока оставить в покое.

Мама сообщила мне, что девочка с самого раннего детства ужасно боится врачей и, стоит ей увидеть белый халат или переступить порог поликлиники, как у нее сразу начинается настоящая истерика. «Ну, вы и сами видите», — смущенно добавила она.

Однако причиной обращения было другое. Несколько месяцев назад девочка вдруг перестала оставаться одна в комнате, стала требовать, чтобы с ней сидели при засыпании, не позволяла закрывать дверь в туалет. Если ей нужно было зачем-нибудь пройти в кухню, она настаивала на том, чтобы кто-нибудь из членов семьи проводил ее.

Раньше ничего подобного (кроме уже упоминавшегося страха перед врачами) не наблюдалось.

Подробный разговор с родителями выявил и другие, не так явно проявляющие себя виды страхов. Так, Галя несколько раз плакала и прибегала к бабушке на кухню, увидев что-то страшное по телевизору. Несколько раз с криком просыпалась ночью и успокаивалась лишь после того, как родители брали ее в свою постель. Стала с недоверием относиться к двум крупным соседским собакам, которым раньше буквально вешалась на шею.

За время нашей беседы с родителями Галя постепенно успокоилась, огляделась и, не обнаружив на мне белого халата, занялась рассматриванием кукол. Я между делом сообщила ей, что кукол можно брать и играть с ними. Галя тут же взяла игрушечную обезьянку, уложила ее в кукольную кровать и что-то тихонько забормотала.

— Не бойся, — с трудом разобрала я. — Все будет хорошо. Никто тебе уколов делать не будет. А вот если сейчас же глаза не закроешь…

— Как вы ведете себя в отношении Галиных страхов? — спросила я у родителей.

— Объясняем, что ничего страшного нет, — сразу же откликнулась мама. — Зажигаем свет, показываем. Стараемся, чтобы телевизор на ночь не смотрела…

— Избаловали ее, вот и все! Я говорю — нечего внимания обращать, — вступил в разговор папа. — Все в детстве боятся. Я тоже боялся. Мать уйдет на работу — меня одного запрет. А мне все казалось, что за шкафом в коридоре кто-то прячется. В туалет пройти боялся. Но хочешь плачь, хочешь ори, все равно никто не придет. А в туалет надо. Побоялся, побоялся — и перестал. И у Галки то же самое. Поменьше носиться с ней — и все пройдет.

— А какова позиция бабушки?

— Ну, мама делает все, как она хочет. В туалет с ней ходит, свет нигде не гасит. Говорит: ребенок нервный, если его пугать, совсем с ума сойдет… Я не знаю, мама ведь с ней днем сидит, видит ее больше меня…

Из дальнейшего разговора выясняется, что первые признаки страхов у Гали появились спустя два месяца после того, как мама вышла на работу. Приблизительно в это же время кто-то разбил камнем стекло в комнате, в которой находилась бабушка (Галя в это время уже спала в другой комнате, но проснулась от шума и прибежала с плачем). По словам бабушки, девочка каждый вечер приблизительно за час до прихода матери начинает нервничать, бросает все дела, без конца спрашивает: «А мама скоро придет? А она никуда больше не пойдет? А она нигде не задержится?»

Рассказывает обо всем этом мама. Папа хмуро смотрит в пол, а потом заявляет:

— Ну, уж это-то она с тебя взяла! Ты, пока дома сидела, вечно меня донимала: «Когда придешь? Да куда пойдешь? Да когда вернешься?» Теперь у тебя, слава богу, свои дела, так вот Галка эстафету приняла…

Во время этого разговора я еще ничего не знала о супружеском конфликте, случившемся незадолго до рождения девочки…

Что же произошло с Галей? И что это такое — детские страхи?

Для начала скажем, что страхи встречаются как у детей, так и у взрослых.

На научном языке страхи называются тревожно-фобическими расстройствами или просто фобиями. Самые распространенные и известные фобии имеют даже свои собственные названия, например клаустрофобия — боязнь замкнутого пространства, или агорафобия — боязнь открытых пространств, толпы.

В целом, фобия — это такое расстройство функционирования личности, когда тревога вызывается внешними ситуациями или объектами, которые в настоящее время не являются опасными. В результате эти ситуации обычно характерным образом избегаются или переносятся с чувством страха. Тревога или страх совершенно не проходят и даже не уменьшаются от того, что другие люди не считают данную ситуацию опасной или угрожающей. По интенсивности возникшие страхи могут колебаться от легкого дискомфорта до панического ужаса.

Тревожно-фобические расстройства у взрослых, как правило, наблюдаются при заболевании неврозом или при неврозоподобных состояниях. У детей ситуация иная.

Фобическое расстройство у детей, как и многие другие эмоциональные расстройства в детском возрасте, часто представляет собой скорее преувеличение нормальных тенденций в процессе развития, чем феномены, которые сами по себе качественно анормальны.

Так, например, для младенцев от семи месяцев до двух лет совершенно нормально проявлять некоторую степень недоверчивости и страха по отношению к незнакомым людям. Реальное или угрожающее отделение от матери вызывает стойкую тревогу почти у всех нормально развивающихся детей в дошкольном возрасте. Для дошкольников же характерен страх перед крупными реальными или сказочными животными.

Однако стойкие, многочисленные, ярко выраженные страхи, причиняющие страдания самому ребенку и его близким, вызывающие расстройства социального и бытового функционирования, несомненно, должны насторожить родителей и привести их к специалисту — психологу или психоневрологу.

По данным различных авторов, от 3 до 5 детей из каждых 10 в том или ином возрасте испытывают те или иные страхи. Наиболее часто боятся дети от двух до семи-девяти лет. Это вполне понятно. В этом возрасте ребенок уже многое видит, многое знает, но еще не все понимает. Именно в этом возрасте необузданная детская фантазия еще не сдерживается реальными представлениями и знаниями о мире. Иногда страхи встречаются и ранее двух лет. Если они ярко выражены и относительно постоянны, то это серьезный повод для родительской тревоги. Необходимо тщательно, вместе со специалистом проанализировать стиль воспитания ребенка в семье, чтобы вовремя устранить нарушения, а также обследовать ребенка у невропатолога, чтобы исключить наличие очагов судорожной готовности в головном мозге.

По мере взросления ребенка о страхах сообщают реже, на первый план выходят другие проблемы возрастного развития. Отчасти это естественный процесс, ибо мир вокруг ребенка становится более реальным, но отчасти — лишь маскировка. Школьник может никому не говорить о своих страхах, стесняться их, особенно если родители высмеивают или когда-то высмеивали его боязливость.

У подростков также бывают страхи. Как правило, они связаны с процессом социального функционирования, с оценкой их внешности, ума, личности в целом. Встречаются подростковые страхи, к сожалению, чаще, чем мы, взрослые, обычно полагаем.

О, чего угодно! Практически любой реальный или вымышленный предмет или ситуация может стать объектом для страха.

Автору приходилось встречаться с шестилетним мальчиком, у которого в комнате, в старом шкафу, жило 32 гнома. Самый большой гном был ростом с диванную подушечку, самый маленький — с ноготь большого пальца. Вечером, когда мальчика укладывали спать, гномы вереницей выходили из шкафа и отправлялись на поиски сокровищ. Гномы были злые и очень сердились, если мальчик не ставил им на ночь блюдце с молоком и хлебными крошками.

Девочка Лена одиннадцати лет боялась белого снежного человека, который по ночам играл на несуществующем рояле в соседней с ней комнате на втором этаже старого деревенского дома. Снежный человек хотел схватить Лену и куда-то ее унести.

У десятилетней Ани весь дом был населен разнообразными привидениями. Они жили в вентиляционной трубе, за занавесками, под кроватью, даже за унитазом. Все они вынашивали неясные, но, несомненно, злобные замыслы. Когда мамы не было дома, передвижение Ани по квартире превращалось в увлекательное, леденящее душу приключение.

Очень часто дети боятся темноты. Этот страх пришел к нам от предков. В темноте, ночью выходили на охоту известные и неведомые враги, и только узкий кружок, освещенный пламенем костра, отделял древних людей от гибельных ночных страхов, от ужасной и непонятной смерти.

Потом темнота скрывала демонов и духов, вампиров и оборотней, русалок и фамильных привидений. Все это по сей день живет в сказках, в книгах и в кинофильмах, живет в фантазиях наших детей, в их страхах.

Как уже говорилось, довольно часто дети дошкольного возраста боятся животных. Насекомых, пауков и червей дети боятся только тогда, когда их боится кто-то из значимых взрослых.

Многие дети панически боятся грозы.

Реже, чем у взрослых, но все же встречается у детей страх заразиться, заболеть каким-нибудь инфекционным заболеванием. Так, мне пришлось консультировать девятилетнего ребенка, который отказывался даже приближаться к самым мирным и Доброжелательно настроенным животным. После внимательной и продолжительной беседы выяснилось, что боится мальчик вовсе не кошек и собак самих по себе, а смертельного заболевания, которое они переносят, — бешенства.

Страх смерти у маленьких детей (5–6 лет) может принимать самые причудливые формы.

Так, одна моя маленькая пациентка очень боялась, что потерявшаяся иголка незаметно воткнется в ее тело и как-то доползет до сердца. По двадцать раз на дню она пересчитывала иголки в игольнице и впадала в отчаяние, если обнаруживалась недостача.

Относительно новый детский страх, напрямую спровоцированный средствами массовой информации, — страх маньяка. Дети-дошкольники не очень хорошо представляют себе, что такое маньяк, и иногда все это принимает форму игры. Кто-то из детей указывает на чем-то выделяющегося (с точки зрения этого ребенка) человека и шепотом сообщает остальным, что это маньяк. Большинство детей реагируют на сообщение возбужденным визгом и быстро забывают об этом эпизоде, но кто-то один может всерьез и надолго испугаться.

Специфические страхи имеются у школьников и подростков. Как уже говорилось, они часто связаны с социальной жизнью детей.

Например, очень распространен страх ответа у доски или просто устного ответа перед классом. Как правило, такой ребенок вполне нормально справляется с письменными заданиями и в личной беседе с родителями или учительницей может удовлетворительно ответить на все вопросы. Но сама ситуация у доски как будто затыкает ему рот.

В целом же детские страхи никакой типизации не поддаются и индивидуальны так же, как индивидуальна и фантазия ребенка. Для оценки состояния ребенка и определения методов коррекции важно не столько содержание, сколько причина, количество и тяжесть проявления страхов. К тому же страхи имеют тенденцию переходить один в другой: в прошлом году дошкольник Вася боялся собак, а в этом подружился с соседским псом, но теперь боится автомобилей, и маме приходится вести его из школы кружным путем, чтобы попасть на оснащенные светофорами перекрестки.

Страх или фобия может развиться у ребенка внезапно, и тогда его, как правило, легко связать с каким-нибудь реальным эпизодом.

Например, ребенок застрял в лифте, долго кричал и звал на помощь. Его спасли, достали, утешили, но с тех пор он категорически отказывается входить в лифт, не закрывает дверь в ванную, когда моется, и перестал прятаться в кладовке, хотя раньше кладовка была его любимым местом для игр. Такие страхи легко поддаются коррекции, а кроме того, если дальше ситуация вокруг ребенка складывается благоприятно, имеют тенденцию проходить самостоятельно, без всякого вмешательства извне.

Иногда фобия у ребенка развивается постепенно. Сначала ребенок отказывается спать без света и просит, чтобы ему включили ночник, потом просит оставить открытой дверь, потом — чтобы с ним посидели перед сном, а потом и вовсе может заснуть лишь в маминой кровати, рядом с мамой.

Иногда к первому, оставшемуся без изменения, страху присоединяются другие.

Например, ребенок всегда боялся грозы и, когда гремел гром и сверкала молния, прятался под кровать. Но вот он увидел по телевизору фильм про войну и заплакал, когда на экране начали рваться снаряды. Спокойно играл в комнате и вдруг с плачем прибежал в кухню к бабушке — сосед наверху что-то ремонтирует и сильно стучит молотком.

Когда ребенок сильно чего-то боится, у него может проявляться целый комплекс вегетососудистых и неврологических симптомов. В тех или иных сочетаниях может незначительно повышаться температура, учащаться ритм сердцебиения, холодеть или, наоборот, потеть ладони, ступни, краснеть лицо, дрожать руки. Может возникать тошнота или неотложная необходимость сходить в туалет.

У некоторых детей вышеописанные симптомы могут проявляться при одном лишь представлении о попадании в фобическую ситуацию (например, школьник предполагает, что именно на этом уроке его вызовут отвечать к доске).

Как правило, маленький ребенок стремится всеми правдами и неправдами избежать попадания в неприятную, страшную для него ситуацию. Иногда с этой целью он ведет длинные, полные хитростей и недомолвок, беседы с родителями, иногда прибегает к прямой лжи или проявляет совершенно непонятное для окружающих взрослых упрямство.

Причины возникновения детских страхов разнообразны и иногда с трудом отличимы от поводов. Мы рассмотрим их, двигаясь от поверхности к глубине, и помня о том, что, несмотря на все попытки типизации, каждый отдельный случай детских страхов все же по-своему уникален.

Причина первая — самая понятная.

Как уже упоминалось, причиной внезапно возникшего детского страха или фобии может быть некое экстремальное событие, реально произошедшее с ребенком. Напугала собака, попал в автокатастрофу, сам себя запер на балконе и т. д. и т. п., ибо нет предела детской изобретательности и тем более нет предела изобретательности самой жизни.

Однако здесь необходимо отметить, что вовсе не у каждого ребенка, покусанного собакой или запертого в комнате, возникают стойкие, значимые и заметные для окружающих страхи. Поэтому переходим к

Причине второй — особенностям характера, провоцирующим развитие страхов.

Давно известно, что возникновению страхов и их закреплению способствуют такие черты характера (и это верно как для взрослого, так и для ребенка), как тревожность, мнительность, пессимизм. К этому перечню можно смело добавить неуверенность в себе, чрезмерную зависимость от других людей (родителей, воспитателей, учителей), несамостоятельность (по сравнению с другими детьми того же возраста), физическую и психическую незрелость, общую соматическую ослабленность или болезненность ребенка.

Все это вместе или по отдельности совершенно не обязательно приводит к возникновению страхов, но является как бы фоном, почвой, на которой возникшие в экстремальных случаях (см. причину первую) страхи легко укореняются и цветут пышным цветом, причиняя страдания самому ребенку и его близким.

Но ведь многое из вышеописанного, особенно мнительность, пессимизм, вовсе не характерно для маленького ребенка и, уж конечно же, не возникает на пустом месте. Откуда же оно берется?

Причина третья — запугивающее воспитание.

— Не будешь спать — тебя бабка-ёжка заберет!

— Если ты сейчас же не прекратишь орать — отдам тебя дяде милиционеру!

— А за детьми, которые кашку не кушают, приходит медведь с ба-альшим мешком и их в лес уносит!

Кто из нас не слышал чего-нибудь подобного в детстве, в знакомых семьях! Кто удержался и хотя бы иногда, изредка сам не произносил чего-то похожего в адрес несносного упрямца или упрямицы!

Но наказание страхом — не столько действительно «страшное», сколько вредное наказание. И вред его — двоякий.

Во-первых, смышленый ребенок с сильной нервной системой, с устойчивым, не подавленным воспитанием темпераментом довольно быстро разберется в том, что стучащая за стенкой баба яга — это всего лишь ремонтирующий квартиру сосед, а милиционерам нет никакого дела до капризничающих мальчиков и девочек. И тогда он не только перестанет реагировать на ваши запугивания, но и сделает для себя потрясающее открытие: мама или папа лгут ему для того, чтобы он стал более «удобным», послушным. Он не станет сообщать вам об этом открытии. Более того, маленький хитрец может по-прежнему делать вид, что верит в бабу-ягу за стенкой. Знание — сила, и маленький ребенок, никогда не державший в руках известного журнала, тем не менее отлично это понимает. В его руках — оружие против вас. Он знает, что вы врете, а вы не знаете, что он знает. И еще: отныне он понял, что своей цели можно добиваться ложью. Ведь если даже родители так поступают… И сколько бы вы ни говорили такому ребенку, что врать нехорошо и всегда нужно говорить только правду, он вам уже не поверит. Кто знает, какие ядовитые цветы произрастут из этого в дальнейшем!

Во-вторых, ребенок может действительно поверить и испугаться. Тем более если особенности его личности в чем-то совпадают со списком, приведенным в предыдущем пункте. Ребенок испуганно замолчал, давясь, доел ненавистную кашку, послушно закрыл глаза и накрылся с головой одеялом. То есть ваш сын или дочь действительно поверили в то, что при случае вы отдадите их милиционеру, чтобы он посадил их в тюрьму. В то, что вы не станете отбивать их от медведя с мешком, если их аппетит чем-то отличается от того, какой, по вашему мнению, должен быть. В то, что баба-яга может войти в ваш дом и беспрепятственно забрать ребенка, несмотря на то что в доме находятся его близкие. Это то, чего вы хотели? Чувство безопасности ребенка нарушено, отныне он знает, что какие-то нелепые, не всегда управляемые моменты в его жизни могут привести к поистине апокалиптическим последствиям. Ведь иногда ребенок просто не может немедленно уснуть, поесть или перестать плакать. Особенно если это ребенок возбудимый, с невропатией или с минимальной мозговой дисфункцией — а именно такие дети как раз и реагируют на родительское запугивание. Именно у таких детей возникают страхи, которые в этом случае еще и скрываются ото всех, отчего принимают особенно злокачественное и упорное течение. Здесь ребенок один на один со своим страхом и, в отличие от ситуации первого пункта, у него нет защитников. Еще раз: это именно то, чего вы хотели?

Так не лучше ли в воспитательных целях сообщить ребенку, что вы, именно вы, а не неведомая баба-яга, недовольны его поведением? В этом нет лжи. Ребенком недоволен самый значимый в его мире человек — мать или отец. Это достаточно сильно. Недостаточно? Тогда поразмышляйте над своим стилем воспитания, постарайтесь что-то изменить. Ведь вечно запугивать не удастся, а поведение ребенка должно быть в той или иной степени управляемым до достижения им личностной и социальной зрелости. Что же вы будете делать дальше, когда ребенку исполнится семь, десять, тринадцать лет?

В моей практике был трагикомический случай.

На прием пришли удивительно похожие друг на друга мать и девочка-подросток. Даже звали их обеих одинаково: Ляля-маленькая и Ляля-большая. Обе стройные, подвижные, субтильные, с большими, чуть навыкате глазами, пышными волосами. Говорят тихо, но много, чуть придыхая, в речи часто используют уменьшительно-ласкательные суффиксы.

Первой говорила мама (дочь ждала в другой комнате). С недавних пор девочка на любую неудачу или даже просто на возникающую на ее пути трудность реагирует однозначно и пугающе: равнодушно заявляет о своей близкой смерти. Ляля-маленькая никогда не отличалась особенно сильным здоровьем, но и ничем серьезным тоже не болела, ограничиваясь простудами, гриппами, ангинами и обычными детскими инфекциями.

Мистически настроенная Ляля-большая решила, что все это «не просто так», и тут же после возникновения ужасного симптома обследовала девочку у всех специалистов, включая детского психиатра и экстрасенса. Приговор врачей был однозначен: здорова. Экстрасенс нашел «сглаз от зависти» и всего за 15 тысяч рублей поставил мощную «магическую защиту». Поведение девочки, естественно, ни на йоту не изменилось. В полной растерянности по рекомендации участкового терапевта мама обратилась ко мне.

Отправив Лялю-большую в другую комнату, я пригласила для беседы Лялю-маленькую. Девочка охотно шла на контакт, свободно рассказывала о своих школьных и домашних делах, внимательно и с интересом выслушивала мои комментарии. Беседовать с ней (так же, как и с мамой) было легко и интересно.

В процессе разговора я осведомилась у Ляли, как у нее дела со здоровьем.

— О, я, конечно, больная, но вы не обращайте на это внимания! — негромко, но очень искренне воскликнула девочка. Тон голоса показался мне каким-то чужим, не ее собственным.

— Почему ты так считаешь? — удивилась я. — Ведь ты никогда ничем серьезным не болела, и вот — десять специалистов пишут в карточке, что ты совершенно здорова.

— Да? — в свою очередь удивилась Ляля. — Ну, я не знаю. Врачи ведь тоже могут ошибаться. — Тон последней фразы опять отличался от предыдущих, и на этот раз я решила ухватиться за это.

— Кто так говорит? Кто говорит: врачи могут ошибаться? Это не ты! Кто?

— Не я? — огромные глаза Ляли-маленькой стали еще больше. — А кто же? Ах, ну да, конечно! — девочка облегченно рассмеялась. — Это мама так говорит. А вы заметили? Вот здорово! Вы прямо так спросили — я даже испугалась. Вы — экстрасенс, да? Это ужасно интересно. Вот мы с мамой недавно ходили…

Во время дальнейшей работы с мамой и дочкой выяснилось следующее.

Когда родилась Ляля-маленькая, отец девочки вынужден был много работать, чтобы прокормить семью, и редко бывал дома. Ляля-большая очень уставала от ребенка и от непривычных для нее хозяйственных хлопот (она была единственным, любимым и избалованным ребенком в семье, но мама и папа остались в другом городе). Единственным способом добиться внимания и сочувствия от задерганного работой мужа было… заболеть. Тогда он пораньше приходил с работы, оставался дома на выходные, сидел у ее постели, ухаживал за ребенком, покупал лекарства и вообще вел себя так, как хотелось жене. Беременность, роды и уход за ребенком действительно не слишком легко дались узкобедрой и хрупкой Ляле-большой, так что ее возникшая болезненность только отчасти была надуманной. Муж принимал все за чистую монету (глядя в огромные страдающие глаза жены, было просто невозможно ей не поверить). Подраставшая дочь очень рано начала слышать о том, что маму нельзя волновать, нельзя слишком громко плакать, потому что мама может серьезно заболеть от огорчения. Также нельзя быть плохой девочкой, потому что в этом случае может случиться самое страшное — мама может умереть. Девочка плакала от страха и иногда, когда ей случалось чем-нибудь все же огорчить маму, тайком ночью пробиралась в комнату родителей и слушала дыхание матери — жива она еще или уже нет.

Муж и отец продолжал работать, не без основания видел в дочери продолжение жены, по-своему любил и баловал ее, но в воспитание не вмешивался. Отношения обеих Ляль можно было назвать очень близкими.

Когда Ляля-маленькая вступила в подростковый возраст, от ее желания «подыгрывать» матери не осталось и следа. Теперь она хотела, чтобы подыгрывали ей, учитывали ее желания. Она стала искать способ, которым могла бы этого добиться. Ложь, хитрость или прямая агрессия были однозначно неприемлемы для хрупкой и доброжелательной по характеру девочки. Вполне естественным оказалось неосознанное использование того способа, который она видела «в действии» с самого раннего детства.

Кончилось все хорошо. После раскрытия причин и механизма дочкиного «стремления к смерти», Ляля-большая проявила незаурядное мужество и во время совместных сессий проанализировала свое собственное поведение, признала ошибки, из которых главная была в том самом запугивании маминой смертью, которое нестерпимо для любого ребенка. Ляля-маленькая приняла самоанализ и извинения матери, и теперь учится добиваться своих целей, не запугивая окружающих.

— Я знаю, что мы с мамой очень похожи, — сказала мне Ляля маленькая во время нашей последней встречи. — Но теперь, после наших с вами разговоров, я уверена: я ничего не забуду и своих собственных детей ничем пугать не буду. Лучше просто скажу, что я устала и не хочу с ними играть. Пусть они лучше злятся или обижаются…

Давайте прислушаемся к словам девочки, которая знает, о чем говорит, потому что пережила это сама.

Причина четвертая — тревожное воспитание.

Иногда ребенок боится не сам по себе, а потому, что боятся родители. Особенно часто такая ситуация встречается в семьях, где растет единственный, поздний, долгожданный или не слишком здоровый ребенок. Кроме того, большую роль играет базовый уровень личностной тревожности у матери, бабушки или другого члена семьи, имеющего непосредственное отношение к воспитанию ребенка.

В таких случаях родители сами постоянно боятся того, что с ребенком что-нибудь случится, и передают ребенку свой страх. Весь мир кажется таким родителям исполненным опасностей для их единственного и ненаглядного чада.

— Не гладь кошку — заразишься!

— Не ходи во двор — там хулиганы!

— Не играй в луже — простудишься!

— Не ешь этого! Ну и что, что другие едят! А ты заболеешь, в больницу увезут!

Если ребенок здоров и психически устойчив, он может не обращать на все это внимания и жить обычными детскими заботами и радостями, воспринимая постоянные угрозы матери или бабушки как привычный фон своей жизни. Но беда в том, что наследственность и многократные повторения тоже играют свою роль, и у тревожных матерей часто растут тревожные дети. Такой ребенок постоянно оглядывается в поисках какой-то неучтенной и потому особенно страшной опасности, все силы детской фантазии уходят на придумывание различных «страшилок», которые могут произойти с ним или с его близкими. Он жадно смотрит криминальную хронику и самые ужасные вещи с каким-то сумрачным удовольствием примеряет на себя. От мира он постоянно ждет чего-то плохого, а глуповатый оптимизм сверстников кажется ему дурной шуткой. Как правило, такие дети интеллектуально развиты, логичны не по летам и своим «законченным пессимизмом» нередко ставят в тупик даже взрослых.

Как-то автору этих строк пришлось услышать следующую фразу от своего десятилетнего пациента, который запирал на четыре замка дверь за матерью, вышедшей вынести мусор:

— Екатерина Вадимовна, не будьте наивной! Сейчас в стране такая криминогенная обстановка, что никто и нигде не может чувствовать себя в безопасности!

Мне было искренне жаль этого ребенка, живущего в плену не столько своих, сколько родительских кошмаров. К сожалению, установки матери на «опасность» окружающего мира в этом случае были настолько сильны, что как-то серьезно помочь мальчику не удалось.

Причина пятая — удивление перед миром или гипертрофированная фантазия.

Довольно давно ученые заметили, что зародыш человека в своем внутриутробном развитии вкратце проходит все те стадии, которые привели к возникновению человека в процессе эволюции. Человеческий эмбрион несет на себе сначала черты рыбки (жаберные щели), потом амфибии, потом пресмыкающегося, потом млекопитающего (хвостик, сплошной шерстяной покров), и лишь затем окончательно превращается в маленького человечка. Ученые говорят об этом так: онтогенез есть краткое повторение филогенеза (Биогенетический закон Э. Геккеля, 1886 г.). Онтогенез — это индивидуальное развитие особи от момента зачатия до смерти, а филогенез — история развития вида.

Почти так же давно среди ученых, а также врачей и воспитателей возникли и другие соображения. Если человеческий зародыш повторяет биологическую историю вида, то почему бы не предположить, что новорожденный ребенок повторяет историю социальную, то есть сначала похож в своем развитии на первобытного человека, потом на современного дикаря, и лишь потом понемножечку «очеловечивается»? Гипотеза казалась необыкновенно заманчивой и красивой, но, как и сам биогенетический закон, нуждалась в многочисленных поправках и уточнениях, которыми и занялись ученые (окончательная точка в этих разработках не поставлена до сих пор).

На сегодняшний день ясно одно: никакого прямого повторения общей истории в развитии отдельного человека не происходит. Но какие-то склонности, тенденции, намеки, а главное, сам способ познания действительности и оперирования ею…

Итак: утро человеческой истории, утро человеческой жизни…

Ребенок только-только начал отделять себя от матери, от окружающих его людей. Он понял, что он — это он.

Я, я сам — отдельная личность со своими огромными желаниями и маленькими возможностями. Вокруг меня расстилается огромный непознанный мир. В нем все непонятно, загадочно, в нем происходят удивительные, а порой и очень страшные вещи. Этот мир срочно надо как-то обустроить, упорядочить, понять. Только тогда я смогу как-то справиться с ним. Но я еще слишком мало знаю, и поэтому я спрашиваю, спрашиваю, спрашиваю… Спрашиваю у тех, кто рядом со мной, — у родителей, у бабушки, у воспитательницы, у брата… Но иногда я не могу сформулировать вопрос, потому что у меня еще слишком мало слов, иногда они отвечают так, что я ничего не понимаю, а иногда и просто отмахиваются от меня…

— Почему гремит гром?

— Это электрический разряд.

— Что будет, если не будет людей, если они все умрут?

— Ничего не будет.

— Зачем ворона строит гнездо на дереве?

— Птицы всегда строят гнезда на деревьях.

— Почему после зимы всегда приходит весна?

— Потому что Земля вращается вокруг Солнца и никогда не останавливается.

Я не понимаю. И тогда я придумываю все сам. Я вспоминаю сказки, которые читала мне бабушка, и мультфильмы, которые показывают по телевизору, я использую рисунки на обоях и колышущиеся вечерние тени от занавесок, гул ветра в вентиляционных трубах и мигающие в небе огоньки самолетов. Я объясняю мир. Когда-то так же поступал мой далекий предок, населяя землю бесчисленным количеством богов и духов, но я ничего не знаю о нем. Я объясняю все сам.

Я знаю, почему щиплет палец, когда мажут йодом царапину. Йод нужен, чтобы убивать микробов, — так сказала мама. Когда йод попадает на микробов, они умирают, но перед этим вцепляются своими зубами мне в руку, и от этого больно. Здорово я объяснил, правда?

Фантазия ребенка не имеет границ, и это не красивые слова, а истинная правда. Все границы появятся потом, когда ребенку объяснят, чего «не может быть, потому что не может быть никогда». Потребность объяснить мир — настоятельнейшая потребность в возрасте 3–6 лет. Если нет мировоззрения, миропонимания, своеобразной кристаллической решетки, то куда и как складывать то огромное количество информации, которое обрушивается на маленького ребенка каждый день, без выходных и перерывов! Очень редко эта потребность полностью удовлетворяется взрослыми. И тогда ребенок, как и первобытный человек, населяет мир созданиями своей фантазии, которые по своему структурируют этот мир, делают его понятным и отчасти управляемым. В этом случае ребенок, как и дикарь, сам творит свой мир и… свои страхи.

Пятилетний Костя ежедневно, отправляясь спать, клал под ванну кусочек хлеба с сыром или колбасой. Мышей в доме не было, никаких объяснений своим поступкам Костя не давал, и встревоженная мама привела ребенка ко мне.

Со мной молчаливый круглоголовый Костя тоже отказался разговаривать на столь интересующую всех тему. Тогда я предложила Косте нарисовать того, кто придет за оставленным хлебом. На рисунке немедленно появилось нечто, вылезающее из водопроводной трубы. Я отнеслась к вновь появившемуся персонажу с полным доверием и стала интересоваться его нравами и привычками. Оказалось, что в водопроводных трубах живет не то чтобы злобное, но чрезвычайно опасное существо, которое иногда жутко грохочет по ночам (воздух в трубах — всем нам знакомо это явление). Единственная возможность задобрить его — то самое ритуальное подношение, которое и оставлял ему Костя. До тех пор, пока хлеб лежит под ванной, существо довольно и не пугает Костю своим грохотом. После некоторых раздумий мама вспомнила, что на исходе лета водопроводчики действительно меняли какие-то коммуникации, и с тех пор грохот в трубах беспокоит их семью значительно меньше. Сами понимаете, что пятилетний Костя считал это исключительно своей собственной заслугой…

Причина шестая — страхи как часть другого, более серьезного расстройства.

Если наряду со страхами у ребенка появляются и другие расстройства поведения, например агрессивность, нарушения сна, заторможенность, ничем не объяснимая тревожность, тики или заикание, — возможно, у ребенка невроз, который должен диагностировать и лечить специалист. Никакая самодеятельность здесь недопустима, так как в этом случае любые попытки родителей самостоятельно справиться со страхами у ребенка могут привести к усугублению тяжести состояния.

Если страхи ребенка очень необычны по своему содержанию и способу проявления, если ребенок слышит угрожающие ему голоса или видит что-то там, где абсолютно ничего не видят другие члены семьи, то такая ситуация очень тревожна и требует немедленного обращения к детскому психиатру. Подобные страхи могут быть первым симптомом тяжелого психического заболевания — шизофрении.

1. Перестаньте пугать, даже если раньше, до возникновения страхов, это было основным методом воспитания. Здоровье ребенка — дороже. Особенно недопустимо пугать ребенка тем, что его кому-то отдадут, а также смертью или отъездом навсегда кого-то из членов семьи.

Я видела шестилетнего ребенка, у которого развился тяжелейший невроз после ухода из семьи отца. До этого мать (давно находившаяся в конфликтных отношениях с отцом) не раз говорила ребенку: вот будешь себя плохо вести, папа от нас уйдет! Теперь, после действительного ухода отца, ребенок считал себя единственным виновником случившегося.

2. Серьезно относитесь ко всем чувствам, которые испытывает ребенок. Недопустимо высмеивание страхов ребенка. То, что вам кажется чепухой, может быть очень и очень важным для вашего ребенка.

3. Не говорите о страхах ребенка с посторонними людьми в присутствии самого ребенка. Он может почувствовать себя при этом очень неловко и еще больше замкнется в себе. В дальнейшем вам будет очень трудно добиться его откровенности. («Да, я тебе скажу, а вы потом с тетей Валей будете смеяться!»)

4. Не говорите о страхах ребенка между делом. Проблема слишком серьезна, чтобы ее можно было решить, стирая белье или готовя обед. Выберите время, которое вы можете полностью уделить ребенку, и с полным доверием ко всему, что он сообщит вам, расспросите его. Постарайтесь выяснить следующее: чего или кого именно боится ребенок? Есть у него облик (можно ли его нарисовать)? Что этот кто-то или что-то может сделать? Какие у него привычки? Как он «дошел до жизни такой»? Чего он (или они) на самом деле хочет (хотят)? Что можно сделать, чтобы уменьшить исходящую от него (от них) опасность?

Уже само ваше серьезное и конструктивное отношение к проблеме конкретного страха дочки или сына — мощное психотерапевтическое средство. Мама не смеется. Мама не боится. Мама вместе со мной, и она уверена, что со страхом можно справиться. Вывод: скорее всего, мама права.

5. По возможности рисуйте вместе с ребенком все его страхи. Старайтесь найти в получившихся рисунках нестрашное или даже смешное (но помните, что смеяться должен ребенок, а не вы сами).

6. Ограничьте просмотр «ужастиков» по телевизору и чтение страшных книжек. Если это невозможно, смотрите их вместе с ребенком, оказывая ему в нужный момент психологическую поддержку.

7. Проанализируйте собственный стиль воспитания. Может быть, вы сами слишком тревожны? Может быть, вам следует самостоятельно или совместно со специалистом поработать с собственной тревогой, которая, как в зеркале, отражается в страхах и тревоге ребенка? Нет смысла бороться с отражением — подумайте об этом.

8. Если ребенок перенес какой-то психотравмирующий эпизод или тяжелую болезнь, связанную с болью или длительным пребыванием в больнице, и именно после этого у него появились страхи, то обеспечьте ему на некоторое время щадящий режим. Побольше ласкайте ребенка, оказывайте ему знаки внимания, говорите с ним, рассказывайте ему о своей жизни, читайте веселые книжки. Покормите ребенка витаминами, попейте настой успокаивающих трав. Говорить о страхах или перенесенной травме нужно только в том случае, если об этом заговорит сам ребенок. Настойчивые возвращения к этой теме нужно мягко пресекать. Если вы чувствуете действительную потребность ребенка говорить о пережитом — предоставьте ему возможность поговорить со специалистом.

Существует несколько основных методов для работы с детскими страхами. Один из них — игровая терапия. При использовании этого метода ребенок в игровой обстановке, под защитой психотерапевта проживает ситуации, которые являются для него опасными, психотравмирующими. Например, ребенок боится волков. В игре он борется с волком-психотерапевтом и побеждает его. Потом сам становится волком и нападает на маму, на психотерапевта. Они пугаются, а ребенок снисходительно объясняет им, что на самом деле он — волк — вовсе не страшный, а просто хотел их испугать. Несколько таких сеансов, как правило, позволяют избавиться от одиночного, изолированного страха вне зависимости от его содержания.

Другой метод работы со страхами — рисуночный. Дети рисуют свои страхи и тем самым визуализируют их. Самое страшное — это то, что неизвестно. На бумаге неведомое чудовище выглядит не очень-то страшным, доступным исследованию. Именно так мы работали с многочисленными привидениями девочки Ани. Целая картинная галерея привидений поселилась в моем кабинете. У каждого привидения был свой характер, свои привычки. Одних Аня перестала бояться сразу и категорически: они на самом деле добрые, я теперь знаю, они сами меня боятся. Дольше других продержался тот, который жил за унитазом.

— Я сяду, повернусь к нему спиной, тут он и… — говорила Аня и смущенно хихикала. Я уже начинала подумывать о консультации с коллегой-психоаналитиком, но тут Аня сама подсказала верный ход. В ходе очередного «художественного сеанса» ей пришла в голову мысль, что «унитазнику» (так звали зловредное существо) было бы, несомненно, интересно взглянуть на свой портрет. Я поддержала ее предложение, и в тот же день портрет был повешен изнутри на дверь туалета. Унитазник был растроган таким вниманием, в результате чего его зловредность сильно уменьшилась. Окончательный договор состоял в том, что время от времени Аня будет менять портреты, стараясь в каждом из них отразить какую то новую грань характера упорного привидения. После этого жизнь Ани в квартире снова вошла в нормальное русло, хотя мама еще долго удивлялась туалетной художественной галерее и, кажется, начитавшись чего-то психоаналитического, втайне подозревала, что на самом деле все портреты изображают ее саму. Я ее не разубеждала, потому что, как всем известно, в каждой шутке есть доля истины.

Еще один способ работы с детскими страхами, который чаще применяется с подростками, — собственно психотерапия, то есть лечение разговором.

Именно так мы работали с Леной и ее белым снежным человеком, играющим на рояле. Удивительно ранимая, тонко чувствующая девочка выглядела абсолютной белой вороной в крепкой патриархальной семье, где все вместе садились за стол и никто не смел приступить к еде, пока не начал есть дедушка. Мама, отец и старшая сестра девочки считали все ее страхи абсолютной блажью. Даже ночевать в комнате старшей сестры Лене не разрешали не по каким-то объективным причинам, а потому что «нечего баловать».

В самом начале работы мы проследили Ленин страх до его логического конца. Что может сделать Лене белый йети, играющий по ночам на рояле печальные, берущие за душу мелодии? Вот он закрывает рояль, сутулясь, идет по коридору, входит в комнату, хватает Лену, сбегает по скрипучим ступенькам и уносит ее… Куда? Что он собирается сделать с ней? Изжарить, сожрать живьем, изнасиловать?

Нет! Где-то далеко-далеко у него есть пещера, в которой он живет. Туда он и принесет Лену, опустит ее на мягкую подстилку у костра, накормит и запретит уходить. Почему? Потому что ему бесконечно одиноко в этом мире. Нет никого, похожего на него, и ему надо хоть с кем-то разделить это одиночество.

Страх ушел почти сразу, но было еще много встреч, и мы с Леной долго беседовали о ее родных, о жизни, прежде чем девочка сумела понять, что белый йети — это она сама, ее часть, никем не принятая и не понятая, и что она не должна бояться ее и отторгать от себя. Много времени прошло, прежде чем Лена поняла и поверила, что быть другим можно, и сумела принять себя такой.

Для меня с самого начала было ясно, что и до возникновения страхов, послуживших поводом для обращения, Галино психологическое состояние было далеко от идеала. Мама отмечала капризность девочки, ее возникающее на пустом месте упрямство, папа говорил об избалованности, о противоречивости желаний, о неспособности завершать начатое дело.

Сама Галя, даже успокоившись, о своих страхах говорить не желала, рисовать отказывалась, потому что «нечего там рисовать — боюсь, потому что боюсь».

Когда ребенок искренне заявляет, что он сам не знает, чего боится, закономерно возникает предположение, что боится на самом деле кто-то другой, а ребенок лишь отражает чужой страх. Поэтому следующая моя встреча была с мамой.

От нее я узнала, что беременность была случайной, незапланированной, когда отношения между будущими супругами еще не устоялись и их будущее было абсолютно неясно обоим. Сначала, чтобы не усложнять и без того непростую ситуацию, будущая мама решилась на аборт. Уже собрала все справки, прошла обследование, несколько недель находилась во взвинченном, нервическом состоянии.

— Ревела все время, — вспоминает молодая женщина. — Как увижу белый халат или инструмент какой-нибудь блестящий, так прямо трясти начинает… Ой! — Галина мама зажимает себе рот рукой.

Слишком похоже, чтобы быть случайностью! — я тоже думаю об этом. Как? Каким образом? — любая теория будет в той или иной степени спекуляцией. Но как многого мы еще не знаем!

А Галина мама продолжает свой рассказ:

— Перед самым абортом я решила все же посоветоваться с потенциальным отцом. Его реакция была однозначна и удивительна для меня. Обычно мужчины стремятся уйти от ответственности, но он… Никаких абортов! Только рожать! Немедленно идем регистрироваться! Мне было так приятно, что больше не надо ничего решать…

Мы поженились, я целиком ушла в заботы о будущем ребенке и, наверное, как-то забыла об Олеге, расслабилась, решила, что он у меня есть и это — навсегда…

Тем страшнее, буквально громом среди ясного неба была весть, принесенная подругой-«доброжелательницей»: у Олега другая женщина.

Молодая жена попробовала устроить скандал. Олег не стал отпираться, оправдываться — да, все правда, я живой человек, ты меня совершенно не замечаешь, я понял, что совсем тебя не знаю, иногда мне кажется, что наш брак — ошибка.

— Я буквально потеряла голову от злости, наговорила ему кучу ужасных вещей. Он ушел, сказав на прощание: постарайся успокоиться, тебе нельзя волноваться, это вредно для нашего ребенка. Тогда я восприняла его слова как самое изощренное издевательство…

Он встречал меня из роддома с цветами, купил и принес коляску, кроватку, нянчил дочку, играл с ней и… уходил. Галя была спокойной, но я сама не могла спать, не могла есть, не могла спокойно разговаривать с ним. Мама говорила, что я должна терпеть ради ребенка, раз он так хорошо относится к ней, но я не могла. Потом у меня пропало молоко. Галя целый день кричала от голода, но смесь в бутылочке не брала. Мама втайне от меня позвонила Олегу на работу. Вечером он пришел. Сказал: больше так продолжаться не может, ребенок не должен страдать из-за нас. Возьми себя в руки и успокойся. Я остаюсь.

Мне хотелось что-то крикнуть, выгнать его раз и навсегда, но у меня совсем не было сил. Я промолчала.

Постепенно все наладилось. Молодые супруги притерлись друг к другу. Ребенок, которого оба любили, объединил их. Женя, Галина мама, с помощью бабушки и мужа сумела закончить институт, найти хорошую работу.

И все эти годы ее не оставлял страх: в любой момент Олег может снова уйти. Она пыталась предотвратить это, контролировала его расписание, звонила на работу, подробно выспрашивала о мельчайших деталях проведенного дня. Олег мрачнел, раздражался, просил: отстань! Она плакала, он утешал ее, и все шло по заведенному кругу.

А потом Женя вышла на работу, а у Гали появились ее страхи… В начале нашей беседы мама Гали много говорила о том, что Галя всегда требовала, чтобы мама была с ней, и сейчас просто из упрямства не может примириться…

В конце второй нашей встречи я спросила у молодой женщины:

— Что вы сейчас думаете о причинах Галиных страхов?

— Теперь я думаю, что Олег был прав, — отвечала Женя. — Я просто передала дочке эстафету своих собственных страхов. Сейчас она пытается манипулировать мной так же, как я пыталась манипулировать Олегом. Лечиться, по всей видимости, надо мне.

На этом и порешили. Женя получила несколько сеансов позитивной психотерапии, за время которой поняла, что она уже не та испуганная беременная девочка, которой была когда-то. Она получила интересную престижную специальность, имеет хорошие перспективы для карьерного роста, прелестную дочь, внимательного и предельно честного мужа. Она — интересная женщина, а для Олега еще и мать их ребенка. Ему есть за что ценить ее.

Олег во время двух проведенных сеансов семейной терапии признал правоту всех этих позиций и признался, что сейчас, наблюдая за похорошевшей и уверенной в себе женой, он сам иногда побаивается того, что Женя припомнит ему старые грехи и захочет отомстить. Женя, покраснев, призналась, что ей очень приятно это слышать, хотя ни о чем подобном она пока не помышляла.

Галю отдали в детский сад, из которого всех детей забирают приблизительно в одно и то же время. Там у нее появились новые друзья, новые интересы. Особенно охотно Галя играет теперь в доктора и говорит, что, когда вырастет, непременно станет врачом.

— Ты же боишься врачей! — поддразниваю я ее.

— Это я раньше боялась, когда маленькая была! — авторитетно разъясняет мне Галя. — А теперь выросла — и не боюсь.

— Понимаете, ведь надо что-то делать! — с тревогой говорила мне полная хорошо одетая дама, едва умещающаяся на стуле. Ее ноги в аккуратных лодочках были плотно сжаты (юбка до середины колена казалась слегка коротковатой для такой монументальной фигуры), руки сложены на коленях. — Ей же на тот год в школу, все ее сверстники уже читают, а она даже буквы учить не хочет. Представляете? Сейчас же такое время — чтобы поступить в приличную школу, надо интегралы брать… Мы обследовались — все врачи сказали, что все нормально, развитие по возрасту. Вот и в карточке запись. Теперь вот к вам пришли, посмотрите, посоветуйте, что нам с ней делать…

Крупная слегка сонная на вид Зоя сидела в кресле и лениво расправляла оборки на очень красивом бархатном платье. На ее ногах были точно такие же лодочки, как и у мамы, только, естественно, меньше размером. Ноги совершенно неподвижно висели в воздухе, не доставая до ковра. Взглянув исподлобья на меня и на маму, Зоя подавила зевок.

— Зоя, а что ты любишь делать? — спросила я у девочки.

— В куклы играть и мультфильмы смотреть, — басом откликнулась Зоя.

— Вот видите! — мама трагически заломила бровь.

— А что в этом ответе кажется вам неестественным? — удивилась я. — Для девочки шести лет совершенно нормальные пристрастия…

— Но надо же и о будущем думать! — вскричала мама.

«Вот вы и думайте! — захотелось огрызнуться мне. — И не морочьте ребенку голову!»

Естественно, я этого не сказала. Люди обратились с проблемой. Проблему надо решить. По крайней мере попробовать.

— А чего именно Зоя не хочет делать? — уточнила я.

— Да ничего! — с сердцем воскликнула мама, и тут же оборвала себя, попробовала быть объективной. — То есть она все делает, что надо, по дому там, помогает мне, подмести может, пропылесосить, на стол накрыть. Подать, принести — это она никогда не отказывается, даже когда играет или телевизор смотрит. Но вот заниматься не хочет совсем! Мы уж и книжки покупали всякие, и соседку-учительницу репетитором брали. Так она отказалась. Я, говорит, у вас деньги беру, а никакого прогресса нет. Зоя просто спит на занятиях и меня не слышит. Мне так неудобно. Представляете, с трех лет буквы и цифры учим, а она их до сих пор путает. Рисует хорошо, раскрашивает и того лучше, а попросишь цвета назвать — такого наговорит! Задачки пробовали с ней решать на логическое мышление, внимание и всякое там другое — знаете, сейчас много пособий всяких, — так она иногда решает, а иногда как бы вообще не понимает, чего от нее хотят. Я книжки эти приятельнице отдала, у нее сын на полгода младше, а уже все эти задачки перерешал. Мне так обидно!

— Обидно, — согласилась я. — У вас один ребенок?

— Нет, в том-то и дело! — снова заколыхалась утихшая было и пригорюнившаяся дама. — У нас сестра старшая есть, Варюша. Ей уже шестнадцать в этом году будет. Так никаких проблем! Звезд с неба не хватает, до школы год и первые три класса я с ней как приклеенная сидела, но ведь и результаты видны. Никогда ни одной тройки, в школу пошла — читать и писать печатными буквами умела, считала свободно в пределах десяти. Чтобы когда отказалась заниматься — не помню такого. Наоборот, просила: давай, мамочка, я еще раз перепишу, а то у меня вот тут грязно…

— Это надо же! — искренне поразилась я. — А Зоя, она совсем другая, да?

— Да, да, именно другая, — обрадовалась пониманию Зоина мама. — И я хочу, чтобы вы что-нибудь сделали, то есть помогли мне сделать, чтобы она… — Тут мама запуталась и замолчала, выжидательно глядя на меня.

И я поняла, что теперь она считает, что рассказала достаточно, и ждет конкретных советов, как сделать так, чтобы Зоя захотела и выучила, наконец, эти несчастные буквы.

Дошкольное детство (3–7 лет) — важный период в жизни ребенка. В это время он открывает для себя мир человеческих отношений, разных видов человеческой деятельности. Формируется его собственный характер. Ребенок в этом возрасте стремится к самостоятельности, но она ему еще недоступна. Из этого противоречия рождается сюжетно-ролевая игра, занимающая огромное место в жизни ребенка-дошкольника. В ней ребенок понарошку может побыть летчиком, полицейским, доктором, то есть пережить то, что еще не может быть пережито в реальности. Несколько позже появляются игры с правилами, но довольно долго они сосуществуют с сюжетно-ролевыми играми. Если ребенок совсем не играет в ролевые игры, родителям следует обратить на это внимание и, может быть, как-то стимулировать развитие любознательности ребенка, его интереса к предметному миру. Автору кажется, что сейчас наблюдается тенденция вытеснения ролевых игр, хотя может быть, они просто заменяются виртуальной компьютерной реальностью, в которой ребенок, опять же, может побыть шофером, летчиком или боевиком-убийцей (правда, автору до сих пор не встретилась компьютерная игра, в которой можно было бы побыть поваром, доктором или просто мамой и папой — традиционными персонажами дошкольных девчоночьих «ролевушек». Интересно, как это отразится на подрастающих девушках?).

В период от рождения до школы особенно интенсивно развивается мозг и психические функции ребенка. Ребенок рождается со структурно готовым мозгом, но функции мозга не фиксированы наследственно, а развиваются в процессе индивидуальной жизни ребенка, в результате постоянного взаимодействия организма ребенка с окружающей средой. По сравнению с детенышами большинства животных ребенок обладает небольшим запасом врожденных безусловных рефлексов. Условные же рефлексы могут вырабатываться у новорожденного с самых первых дней жизни на основе внешних раздражителей. Из этого следует, что начинать «воспитывать» ребенка можно со дня его рождения. При этом необходимо помнить, что у детей раннего возраста процессы возбуждения преобладают над процессами торможения, и поэтому тормозные рефлексы требуют гораздо большего числа повторений («Нельзя вылезать из коляски!» надо повторить большее число раз, чем «А ну-ка, беги к сестре!»).

В дошкольном детстве начинается и в основном завершается долгий и сложный процесс овладения речью. Растет словарный запас, развивается грамматический строй речи. Именно в дошкольном периоде ребенок активно использует свои способности к словотворчеству («Водитель ехал в кабине, а остальные — в грузове»).

Восприятие в дошкольном возрасте утрачивает свой первоначально аффективный характер, оно становится осмысленным и целенаправленным, анализирующим. В нем выделяются произвольные действия — наблюдение, рассматривание, поиск. Восприятие в этом возрасте тесно связано с мышлением, поэтому говорят о наглядно-образном мышлении дошкольников.

Мышление в дошкольном возрасте предметно и конкретно. Основная его форма — мышление по аналогии («Я мал и палка у меня маленькая. Я вырасту, и палка моя тоже вырастет»). Однако при благоприятно сложившихся условиях дошкольник может уже логически правильно рассуждать. В связи с интенсивным развитием речи усваиваются понятия, появляется тенденция к обобщению, установлению связей. Последнее очень важно для дальнейшего развития интеллекта ребенка.

Дошкольное детство — возраст, наиболее благоприятный для развития памяти. Однако память в этом возрасте имеет ряд специфических особенностей. У младших дошкольников память непроизвольная. Они не ставят перед собой цель что-то запомнить, не могут запомнить что-то по своему или чужому выбору. Лишь между четырьмя и пятью годами начинает формироваться произвольная память.

Чуть раньше происходит и еще одно важное событие, связанное с памятью. Память включается в процесс формирования личности, т. е. у ребенка появляются воспоминания.

В последние 7-10 лет распространилась мода на «раннее развитие» детей. Что это такое и для чего это нужно?

Не особенно углубляясь в детали, здесь можно проследить две тенденции.

Первая — когда родители (в основном мать, гораздо реже — отец) развивают ребенка сами, пользуясь различного рода справочными изданиями и сборниками заданий и упражнений. Тут может быть взята на вооружение какая-либо система целиком (например, семьи Никитиных или Н. А. Зайцева) или, гораздо чаще, имеет место некий «компот» с опорой на более менее случайным образом приобретенный набор пособий. В совершенно исключительных случаях озабоченная ранним развитием ребенка мать не пользуется никакими пособиями, а эмпирически составляет как бы собственную, индивидуальную программу, опираясь исключительно на свои мировоззренческие характеристики и интуитивные прозрения и учитывая (крайне редко) индивидуальные особенности ребенка.

Родители, придерживающиеся такой позиции, как правило, начинают «развивать» ребенка сразу после рождения, буквально с первых дней жизни. Такие родители часто ведут подробные дневнички достижений ребенка, скрупулезно сверяют его данные с приведенными в литературе среднестатистическими показателями и упорно работают в направлениях, которые кажутся им проблемными. Именно эти дети становятся объектами всевозможных экспериментов. Они с рождения плавают в ваннах с холодной или чуть теплой водой, ходят босиком по снегу, часами лежат на полу на животе, обозревая окружающий мир, или, наоборот, до двух лет, по примеру маленьких африканцев, не слезают с материнских рук, подвешенные для удобства в современной модели «кенгурушника». Именно для них, трехмесячных, подписывают всю мебель в доме, именно с ними говорят одновременно на двух языках, именно они с обезьяньей ловкостью еще до года висят на всевозможных хитроумных гимнастических снарядах. К советам врачей и традиционных педагогов родители этих детей, как правило, относятся скептически и большинство массовых образовательных систем считают косными и безнадежно устаревшими. Зато всякие наши и зарубежные новинки вызывают у них жгучий и не всегда оправданный интерес.

Вторая тенденция «развивания» детей выглядит, на первый взгляд, куда менее радикальной. Здесь родители первые два года жизни ребенка ограничиваются «рассуждениями на тему», более-менее внимательно почитывают литературу, а также объявления на столбах и парадных, и, кроме того, собирают всевозможные слухи об окрестных «обучалках-развивалках». В дальнейшем (как правило, это происходит на третьем-четвертом году жизни ребенка) на основе собранного и тщательно проанализированного материала они делают некое активное движение и доверяют развитие своего ребенка специалистам. Такие родители обычно более осторожны и осмотрительны по характеру, чем родители первой группы, более склонны прислушиваться к советам и тщательно выполняют все рекомендации врачей и педагогов, даже не пытаясь их «творчески переработать». Они не считают все старое плохим, даже наоборот, все суперсовременные программы вызывают у них некоторую, иногда излишнюю, настороженность, а в дальнейшем они предпочитают отдавать детей не в экспериментальные школы, а в школы с «хорошими, добрыми традициями», в класс, который ведет немолодая опытная учительница.

Мода, как известно, понятие иррациональное, но все же попробуем разобраться, зачем нужно родителям (понятно, что 3-5-летние дети в этом вопросе голоса практически не имеют) это самое «раннее развитие». Вот самые типичные ответы, которые мне удалось собрать, опрашивая родителей, уделяющих большое внимание развитию своих детей-дошкольников.

Ответ № 1 (Елена Александровна, 27 лет, медсестра, дочка Аня, 4,5 года):

— Сейчас такое время, без этого нельзя. Чтобы в школу хорошую поступить, надо уже читать-писать уметь. Мыто без этого росли, конечно, но сейчас ведь в обычных-то школах что делается! Что? Ну, вы сами знаете… Так что чем раньше начнешь, тем больше шансов… Шансов на что? Ну, в хорошую школу поступить и дальше…

Ответ № 2 (Алена, 23 года, продавец, сын Игорь, 2,5 года):

— Они там песенки поют по-английски и ритмика. Буквы еще учат. Пускай. Ему это нравится, он бежит, радуется. И мне тоже отдых. Я ведь сама-то не знаю, как с ним играть. Кубики там построю, в мяч — и все. А там разбираются, небось. И на потом полезно.

Ответ № 3 (Ирина Семеновна, 38 лет, инженер, дочь Лиза, 4 года):

— Лизочка слабенькая родилась, поздний ребенок, кесарево сечение, да еще я долго болела. Так что мне просто пришлось и закаливать ее, и всякими упражнениями заниматься, и массажи, и плавание. Да и в психическом развитии она была не так чтобы очень. Я с ней упорно занималась, использовала все методики, какие могла достать, и результат налицо. Вот пошла в садик, воспитатели говорят: надо же, какая развитая девочка! А ведь ей невропатолог ставил «задержку психического развития»!

Ответ № 4 (Вера, 28 лет, педагог, сыновья Володя и Кирилл, 3 года и 1,5 года):

— Да вы знаете, мне так просто веселее. Ну, не просто пеленки стираю, а какая-то цель, смысл. Я их сначала по Никитиным развивала, а теперь сама игры придумываю. Я же педагог все таки. А то вот подруги мои, что с детьми сидят, куксятся, скучают, злятся… А мне с ними весело, потому что я все время что то придумываю. И голова всегда загружена. Мы с ними иногда такое устроим! Муж приходит, сперва ничего понять не может, а потом тоже вместе с нами возиться начинает… Это же и есть счастье, правильно?

Итак, развивают ребенка, родившегося больным, слабым или отстающим в развитии. Это разумно и целесообразно. Адаптационные возможности маленького ребенка очень велики, и чем раньше вступила в действие коррекционная программа, тем больше будут успехи.

Сидящая дома с детьми мать не хочет киснуть и кукситься, как ее подруги. Она загружает не только свои руки, но и свой мозг, активизирует свои творческие способности и профессиональные навыки и направляет все это на пользу своих сыновей. Имея на руках двух совсем маленьких детей, она вовсе не нуждается в сочувствии. Наоборот, благодаря ее творчеству вся семья живет полнокровной, наполненной весельем и разнообразием жизнью. Что тут можно сказать? Только позавидовать белой завистью.

Молодая женщина, не читающая книг и не имеющая специального образования, отдает своего сына в «обучалку-развивалку» потому, что сама она не знает, что с ним делать, но хочет, чтобы ему было интересно и весело. Она смутно догадывается, что все это может быть еще и как-то полезно для него, но главное — это положительные эмоции для сына и для нее самой, получающей долгожданный отдых от забот о шустром и проказливом малыше. Можно сказать, что, не будь «обучалки-развивалки», Алена, осознав свою ответственность, сама смогла бы научиться играть с сыном. Может быть, да, а может быть, и нет. Во всяком случае, никакого вреда от пения песенок и прыгания под музыку вроде бы не наблюдается.

И наконец, последний, он же первый, пункт — «без этого сегодня нельзя». Здесь нет ни следа творческого веселья Веры или легкомысленных размышлений Алены. Только суровый долг, вызванный к жизни не менее суровыми требованиями окружающей среды. Мы рассматриваем этот тип ответов последним, но количественно преобладает именно он. С громадным отрывом от всех прочих типов.

Бессмысленно рассуждать о том, хорош или плох конкурсный отбор детей в первые классы некоторых школ. Если в школу хотят попасть больше детей, чем она может принять, то у школы просто нет иного выхода. Трудно судить о том, что более безнравственно или продуктивно — конкурс умственных способностей детей или конкурс кошельков родителей. Тем более что на практике мы, как правило, имеем дело с какими-то смешанными вариантами. Так есть. Поэтому не будем сотрясать воздух бесполезными декларациями и сузим тему, поставив вопросы следующим образом.

Действительно ли для того, чтобы поступить в хорошую школу и успешно пройти тестирование, необходимо как можно раньше отдавать ребенка в группу подготовки к школе? И всем ли детям следует стремиться в эти самые «хорошие» школы? Ответ на оба вопроса отрицательный. На первый потому, что для каждого типа навыков существует свой, оптимальный возраст начала обучения, как правило, тесно связанный с созреванием каких-то психических функций и началом использования этого навыка. Кроме того, всем известный закон Ломоносова, закон сохранения вещества и энергии, гласит: «Если где-то что-то прибавится, то где-то что-то непременно убавится». Если вы в два года начнете учить ребенка читать и в пять лет завершите этот процесс, то понятно, что вы сделали это за счет энергии для формирования каких-то других функций и навыков. Хорошо, если ваш ребенок сверходарен и ему энергию девать некуда, а если все не так? К тому же те, кто начинает обучение ребенка чтению в пять с половиной — шесть лет, затрачивают на это гораздо меньше сил и времени. Двухлетнего ребенка можно обучить читать за три года, шестилетнего — за три месяца. Двухлетнему навык самостоятельного чтения ни к чему, шестилетний на следующий год пойдет в школу. Что вы предпочитаете? К ответу на второй вопрос мы вернемся ниже…

Твердо решив, что вашему ребенку положительно необходимо «раннее развитие», следует помнить, что существует ряд достаточно несложных правил и закономерностей, которые целесообразно иметь в виду.

Правило первое

Если ваш ребенок родился абсолютно здоровым, не состоит на учете ни у одного из специалистов и никогда не болел ничем, кроме ОРЗ и других простудных заболеваний, то вы смело можете это правило пропустить и читать дальше. Если же вышесказанное к вам не относится, то прежде чем начать обливать ребенка холодной водой, кормить его проростками пшеницы или отдать в группу разговорного китайского языка, целесообразно проконсультироваться с участковым терапевтом, психологом или наблюдающим вас специалистом, а в последнем случае еще и с логопедом. Для большинства соматических заболеваний и неврологических состояний существуют весьма четкие показания и противопоказания, о которых вам и сообщит соответствующий специалист. Здоровый ребенок вполне может нырять в ванну с холодной водой, но для ребенка с хроническим пиелонефритом или двумя перенесенными отитами это очень опасно. Ребенок, перенесший дисбактериоз, имеющий функциональные расстройства пищеварительной системы или пищевую аллергию, вряд ли положительно среагирует на смелые эксперименты с диетой. А ребенка с нарушением развития речи вряд ли стоит обучать английскому языку прежде, чем он научится правильно говорить на русском.

Правило второе

Не верьте никакой рекламе. Экспериментировать на маленьком человечке, который не может дать вам адекватной обратной связи и рассказать о своих чувствах и переживаниях, просто безнравственно. Если вы решили отдать ребенка в дошкольное учебное заведение, обязательно поговорите с педагогами и родителями детей, уже посещающих это учебное заведение, попросите разрешения присутствовать на всех видах занятий. Если вам отказывают, не стоит вступать в споры. Просто поищите другую «обучалку».

Никакие разрекламированные средства (в том числе и для улучшения психомоторного развития) не следует давать маленьким детям, если только вам не порекомендовал это средство специалист, которого вы давно знаете и которому доверяете. Если именно это средство помогло кому-то из детей ваших знакомых, это еще не показание для его применения, так как реакция детей на все фармакологические препараты сугубо индивидуальна и зависит от многих факторов, разобраться в которых может только врач, ознакомившись с подробным анамнезом.

Если вы решили взять на вооружение какую-то систему раннего развития, которая, судя по книге автора, дает потрясающие результаты, постарайтесь отыскать последователей этой системы и для начала понаблюдать за их работой. Вполне вероятно, что вы что-то не совсем правильно поняли в книге. Вполне вероятно, что система, в целом очень ценная и прогрессивная, не подходит именно для вас или вашего ребенка. И наконец, возможно, что вы имеете дело с не очень профессиональным, тщеславным, чересчур увлекающимся автором, а то и просто с шарлатаном.

Правило третье

Каждый ребенок имеет свои индивидуальные особенности в темпе и качественных характеристиках психического и моторного развития. Если речь идет о здоровых детях, то никакие «средние показатели» не могут рассматриваться как абсолют. Категория «все дети в этом возрасте…» в девяти случаях из десяти не имеет под собой совершенно никаких оснований. Раннее развитие детей довольно часто предполагает коллективность этого развития и категорию сравнения как основу для оценки достижений. Когда речь идет о возрасте двух-пяти лет, это в корне неправильно. Критерий — не сравнение успехов ребенка с возможностями других детей, а собственный прогресс ребенка.

Пример: Петя и Вася — ровесники, обоим по 2 года 8 месяцев. Вася пришел в «обучалку» с хорошо развитой речью, уже зная буквы и умея складывать их в простые слоги. Петя же с трудом говорил двухсловными предложениями. После года занятий Вася уверенно читает двухсложные слова типа «мама», «рыба», «кошка». Петя хорошо рассказывает по картинкам, знает буквы, свободно рассуждает на любые темы. Согласно общепринятым взглядам, Вася по-прежнему опережает Петю в развитии, но Петины успехи за этот год неизмеримо больше Васиных. И основания беспокоиться, по большому счету, есть не у Петиных, а у Васиных родителей. Почему мальчик, так хорошо подготовленный на момент поступления в «обучалку», так немногому научился? Ведь вот как бурно пошел в рост ровесник Петя… Может быть, для Васи эта программа не подходит и надо поискать другое дошкольное учреждение?

Правило четвертое

Когда ребенок мал, лучше избегать всего радикального. Развивать ребенка — это хорошо, но не стоит чрезмерно этим увлекаться. Мир маленького ребенка и так ежедневно преподносит ему чудеса и открытия, которые надо усвоить, переварить и разложить по полочкам. В мозгу ребенка постоянно идет напряженнейшая работа по анализу и синтезу. Для ее успешного совершения ребенку нужна ваша помощь. И неверно думать, что категории «обычный» — «необычный» ребенок воспринимает так же, как мы, взрослые. Посещение Лувра для ребенка так же привлекательно, как и посещение железнодорожного вокзала, а Ниагарский водопад не более интересен, чем бобровая запруда в речке на даче. Это верно, что ребенку для развития нужны впечатления. Но эти впечатления и переживания вряд ли должны быть экстраординарными с взрослой точки зрения. Вы можете быть сколь угодно радикальными в экспериментах над собой, в попытках придать свежесть и остроту собственной жизни. Но не стоит вмешивать в это ребенка.

Автор знаком с уже взрослым сейчас человеком, который рассказывал о своих детских впечатлениях. Отец этого человека, заядлый турист, решил как можно раньше приобщить сынишку к своему увлечению и брал четырех-пятилетнего малыша в длительные пешие маршруты. Ребенок очень любил и уважал отца, не решался возражать ему и много лет покорно, на пределе своих физических возможностей таскался по дорогам Советского Союза, глядя себе под ноги и ничего не замечая кругом. Отец-инженер получал от этого физического напряжения необходимую ему разрядку после сидячей работы. А сын? Когда в студенческие годы мы звали его в поход, он вздрагивал и зябко поводил плечами…

Пришлось мне наблюдать и трехлетнюю малышку, дочь супружеской четы «медитативных художников», которая при повышении температуры бодро ныряла в ванну с ледяной водой и сознательно отказывалась от мяса и колбасы. У девочки был запущенный хронический отит, значительно снижен слух, и, чтобы говорить с ней, приходилось почти кричать…

Итак, избегайте всего радикального, ибо истина, может быть, и не лежит точно посередине, но очень редко бывает расположена с краю…

Школьная зрелость — это такой уровень развития способностей и здоровья ребенка, при котором требования систематического обучения, нагрузки, школьный режим жизни не будут чрезмерно обременительными для ребенка и не окажут отрицательного воздействия на его соматическое и психическое здоровье. Определение школьной зрелости необходимо для установления оптимального возраста начала школьного обучения, разработки индивидуального подхода в обучении, своевременного выявления возможных отклонений в развитии ребенка.

Обычно определение школьной зрелости проводится за полгода-год до поступления ребенка в школу. На основании полученных результатов родители ребенка получают консультации по улучшению здоровья ребенка и коррекции возможных недостатков и упущений в развитии ребенка и его подготовке к школьному обучению. Проводит определение школьной зрелости психолог.

Считается, что у большинства детей школьная зрелость наступает между шестью и семью годами. Именно в этом возрасте у ребенка наряду с непроизвольным вниманием развивается и внимание произвольное. К старшему дошкольному возрасту в 2–2,5 раза возрастает продолжительность занятий одной и той же деятельностью. К концу дошкольного периода наряду с наглядно-образным мышлением начинает формироваться мышление словесно-логическое или понятийное (начинает, потому что полностью словесно-логическое мышление формируется только к подростковому возрасту).

Из факторов, которые могут задержать наступление школьной зрелости, необходимо упомянуть следующие:

а) ребенок родился недоношенным или ослабленным и, несмотря на усилия врачей и родителей, все еще не догнал сверстников в психомоторном развитии;

б) ребенок родился доношенным, но имеет какой-либо неврологический диагноз (невропатия, невроз, ММД);

в) ребенок страдает хроническим соматическим или психосоматическим заболеванием, из-за обострений которого часто находился в больницах, лежал дома в постели (астма, тяжелый диатез, диабет, нефрологические нарушения и т. д.);

г) ребенок здоров психически и соматически, но с ним никогда не занимались, он педагогически запущен, и уровень его актуальных знаний не соответствует его календарному возрасту.

Для определения школьной зрелости психолог, как правило, пользуется стандартным набором методик, позволяющих оценить:

— общую информированность;

— уровень восприятия;

— развитие слуховой и зрительной памяти;

— развитие мышления;

— психосоциальную зрелость;

— уровень умственной работоспособности.

Ответы ребенка и результаты выполнения заданий оцениваются в баллах или других условных единицах. Потом баллы суммируются и сравниваются со средними данными, полученными экспериментальными психологами путем исследования большой и стандартизированной выборки детей старшего дошкольного возраста.

Обычно выделяют три уровня школьной зрелости:

Высокий уровень школьной зрелости означает, что ребенок готов к обучению в любой школе (в том числе и повышенного уровня) и есть достаточные основания полагать, что при внимании и адекватной помощи со стороны родителей он успешно справится с любой предложенной ему программой обучения.

Средний уровень школьной зрелости означает, что ребенок готов к обучению по программе массовой начальной школы. Обучение в школе повышенного уровня может оказаться для него тяжеловатым, и если родители все же отдают его в такую школу, то (по крайней мере, в начале обучения) они должны оказывать своему сыну или дочери очень существенную помощь, тщательно соблюдать режим дня, создавать для ребенка щадящую атмосферу, по возможности лишенную сильных стрессов. Иначе может наступить перенапряжение и истощение адаптационных механизмов организма ребенка. Сама по себе такая жизнь — перенапряжение в школе и щадящая обстановка в семье — не полезна для развития и психического здоровья ребенка, и если амбиции родителей не чрезмерно велики, то лучше не создавать такой ситуации. Лучше комфортно и хорошо закончить начальную школу, в конце ее еще раз пройти тестирование и, если способности ребенка действительно окажутся существенно выше среднего (ребенок не сумел проявить себя на первом тестировании или за три года начальной школы имел место значительный прогресс в развитии способностей ребенка), держать экзамен в какую-нибудь гимназию.

Низкий уровень школьной зрелости означает, что освоение даже обычной программы начальной школы будет представлять для ребенка значительную трудность. Если, несмотря на это, принято решение в школу идти, то для такого ребенка необходимы специальные коррекционные занятия по подготовке к школе. Их может осуществлять как психолог, наблюдающий ребенка, так и сами родители при помощи соответствующих пособий и в тесном контакте с психологом. Как правило, при низком уровне школьной зрелости различные функции восприятия и мышления развиты неравномерно. Например, при неплохом уровне общей информированности и психосоциальной зрелости очень плохая зрительная память и почти полностью отсутствует произвольное внимание. Или — хорошая слуховая память (ребенок легко заучивает длинные стихи) и очень низкая умственная работоспособность. Психолог подскажет родителям, какие именно функции наиболее страдают у их сына или дочери, и порекомендует соответствующие упражнения.

При очень низком уровне школьной зрелости психолог обычно дает рекомендацию отложить поступление в школу на год и посвятить этот год психофизиологическому закаливанию и устранению недостатков в развитии ребенка.

Готовить ребенка к школе можно самостоятельно (силами родителей, дедушек или бабушек), можно положиться на детское дошкольное учреждение (если ребенок посещает детский сад), а можно — отдать в специальные группы для подготовки к школе. Наилучшие результаты обнаруживает, как обычно, сочетание всех трех методов.

Рискну предложить следующий алгоритм действий родителей в предшкольный год их чада.

1. Если ваш ребенок не посещал до этого никакое детское дошкольное учреждение, обязательно отдайте его в детский сад. Иначе при поступлении в школу на вашего ребенка навалятся сразу три типа стрессов: иммунологический (25 детей в классе — это минимум, и полторы тысячи в средней школе), социальный (домашнему ребенку придется пробовать себя во всех социальных ролях, не имея никакой предварительной подготовки. «Обучалки-развивалки» не в счет, потому что там все происходит под контролем взрослых) и, наконец, собственно учебный. Очень разумно первые два вида стрессов пережить раньше, чем ребенок пойдет в первый класс.

2. Сходите к психологу и определите уровень школьной зрелости вашего ребенка.

3. Если уровень оказался средним и вы собираетесь в «дворовую» школу по микрорайону, то все в порядке. Вам будет достаточно выполнить дома те рекомендации, которые даст психолог, и правильно сориентировать ребенка на занятия по подготовке к школе в детском саду. Если же вы замахиваетесь на какую-нибудь школу с «уклоном», то предшкольный год для вас — это год интенсивных занятий. Именно вам и именно в этот год нужно отдавать ребенка в группу подготовки к школе. Лучше всего, если это будет та самая школа, в которой вы хотите учиться. Ваш ребенок не слишком пластичен, ему будет комфортней, если к школе (а если повезет, то и к учительнице) он привыкнет заранее. Тщательно выполняйте все домашние задания, заранее приспосабливайте режим дня ребенка к школьному обучению. Именно в этом случае разнесение разных типов стрессов во времени и пространстве просто жизненно необходимо. Всего сразу, да еще и спецшколу в придачу ваш ребенок попросту не выдержит.

4. Если уровень школьной зрелости вашего ребенка оказался высоким или очень высоким, то это еще не повод почивать на лаврах. Спецшкола для вас вполне доступна, но следует хорошенько подумать и взвесить — куда именно отдавать? Исходить надо исключительно из индивидуальных особенностей ребенка и вашей семьи в целом. Как это учесть — будет сказано в следующем разделе. Ребенка с высоким уровнем школьной зрелости лучше готовить к школе на соответствующих курсах. Но здесь уже можно выбирать те курсы, про которые известно, что на них интересно и они дают хорошие и крепкие знания. Такие курсы не обязательно расположены в школе, в которую собирается поступать ребенок. Они могут быть в клубе, в Доме детского творчества или в специальном частном дошкольном образовательном учреждении.

Общее стратегическое правило очень простое и вроде бы очевидное. Но именно оно почему-то часто не учитывается родителями.

Именно в начальной школе определяется интерес и позитивное отношение ребенка к обучению (или отсутствие этого интереса и, соответственно, негативное отношение к школе и обучению к ней). Дети, которые хорошо и с интересом учились в начальной школе, а потом «съехали», встречаются, к сожалению, довольно часто. А вот дети, которые бы в начальной школе учились плохо и совершенно без интереса, а потом вдруг воспылали к школе горячей любовью, автору вообще никогда не встречались (и даже рассказов о таких детях я никогда не слышала). Следовательно, главное правило: школа должна быть такой, чтобы ребенок в начальной школе мог учиться хорошо, получать хорошие отметки и похвалы учителя и родителей.

Вот из этого и надо исходить в первую очередь. А все остальное — потом.

Трижды подумайте, прежде чем «запихивать» ребенка со средними способностями в сильную школу. Он будет там уставать, нервничать, отставать от своих более способных сверстников, комплексовать и часто болеть. Стоит ли этого усиленная программа по математике и изучение испанского языка с первого класса?

Наиболее разнообразные проблемы встают перед родителями детей с высоким уровнем школьной зрелости. Ребенок способный, надо что-то делать, но что?

Главное — это не гнаться за модой. В районе «гремит» математическая школа, ее ученики побеждают на международных олимпиадах, поступают без экзаменов в университет. Решено — идем туда! А ваш ребенок вовсе не любит решать задачи. В «обучалке» ему больше всего нравились занятия по музыке и английскому языку. В свободное время он любит рассматривать картинки и читать энциклопедию про животных…

А вот очень сильная школа с художественным уклоном. Там потрясающие кружки народных промыслов, дети сами лепят горшки и ткут ковры, расписывают посуду и шкатулки, вместе с аттестатом получают специальность. Скорее туда! Но ваш ребенок с трудом рисует корявые домики и машины, похожие на грибы, и вовсе не любит ничего делать руками. Он логик, сочиняет потрясающие истории с лихо закрученным сюжетом и мечтает стать следователем по особо важным делам.

Начните выбор школы с индивидуальных особенностей ребенка. Ребенок явный технарь, все собирает и разбирает, часами сидит за конструктором лего? Его не оторвать от компьютера? Он предпочитает логические игры и очень любит задачки на сообразительность? Имеет смысл подумать о математической школе.

Ребенок любит музыку и стихи, легко запоминает и пересказывает полюбившиеся книги, сочиняет к ним продолжения? Обладает хорошей, литературной речью, его любознательность лежит не в плоскости решения задач? Он задает вопросы из области истории, географии, биологии, даже философии? Можно думать о гуманитарной гимназии.

Далее обратите свой взор на свою семью. Если решено отдавать ребенка в языковую школу, сразу задумайтесь над вопросом: а кто будет заниматься с ним? Мама учила немецкий в школе и в институте, папа — вроде бы английский, но в обычной школе и всегда имел по нему твердую «тройку». Так кто же поможет ребенку? Ведь в языковой школе сама программа рассчитана на постоянную и квалифицированную помощь родителей. Наймете репетитора? Следующий вопрос.

Трезво оцените благосостояние своей семьи. Вот предлагают очень престижный платный класс с углубленным изучением ряда предметов. Очень интересно. Но сможете ли вы платить? Вы готовы, пусть даже продав последнюю рубашку? Для ребенка ничего не жаль! А вы подумали о том, каково будет вашему ребенку в этом классе, где половина детей «новых русских», где с самого раннего детства культивируются ценности, может быть, и неплохие сами по себе, но абсолютно чуждые менталитету вашей семьи?! Вы хотите чужого человека в доме? Вы хотите, чтобы ребенок переживал, жалел и презирал вас за то, что у вас нет шикарной машины, за то, что вы не можете слетать отдохнуть на Гавайи?.. Может быть, поискать что-нибудь другое, менее «современное»?

И наконец, последнее. Начальная школа (именно начальная, для средней школы ситуация меняется, потому что ребенок становится взрослее и крепче) не должна быть очень далеко от дома, особенно недопустима долгая езда на общественном транспорте. В этом случае ребенок уже приходит в школу утомленным, с гипоксией и повышенным или пониженным давлением, надышавшись парами бензина и вирусами пополам с микробами. И это повторяется день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем… Никакие достоинства выбранной школы не искупают этой ситуации.

С Зоей мы работали долго, почти полгода. Медлительная, флегматичная девчушка и вправду моментально отключалась, стоило предложить ей хоть какое-нибудь интеллектуальное задание или даже просто показать «развивающую» книжку. По результатам тестирования получалось, что у Зои плохо развиты абсолютно все функции восприятия и мышления. Печальная картина, но я не слишком унывала и не давала унывать Зоиной маме. У меня были все основания полагать, что Зоя так плохо справилась с тестовыми заданиями потому, что просто не хотела с ними справляться.

Поначалу мы просто играли с ней в куклы. Это дело Зоя любила, здесь у нее проявлялись и изобретательность, и творческое мышление, и любознательность. Все плохо работающие на тестировании функции в игре работали абсолютно нормально. Зоя все помнила, смеялась, готовила замысловатые обеды, сочиняла какие-то семейные истории по образцу мексиканских мыльных опер. Я в основном выполняла роль наблюдателя.

Потом пришло время куклам идти в школу. Зоя тяжело вздыхала, но под напором неопровержимых аргументов с моей стороны вынуждена была согласиться. Но я предупредила ее, что это будет не обычная школа, а школа со смеховым уклоном. Для начала куклы спрятали настоящий букварь, потому что вовсе не хотели ничему учиться. Тогда мы с Зоей слепили букварь из пластилина. Буквы изготавливались из пластилина и прилеплялись на листы картона. Букварь получился огромный, и спрятать его больше не было никакой возможности. Домашнее задание в нашей смеховой школе было испечь буквы из теста (образцом служил отыскавшийся настоящий букварь). Румяные подсохшие буквы Зоя принесла на следующее занятие и честно призналась, что не хватает букв «Ю» и «Ы» (они развалились) и буквы «В», которую по недоразумению съел папа. После этого куклы ели буквы, а Зоя, сверяясь с пластилиновым букварем, почти безошибочно угадывала, какой буквы не хватает. Вскоре алфавит был съеден в прямом и переносном смыслах. Мама возликовала, но это было только начало работы. Предстояло убедить Зою, что учиться может быть так же интересно, как играть. Развивающие книжки, на которые у Зои была парадоксальная реакция, пришлось спрятать в шкаф, а основное действие разворачивалось прямо в кукольной спальне. Куклы путешествовали, пекли треугольные, круглые и квадратные пироги, искали пропавшие вещи и вспоминали, сколько их было и где они стояли, писали друг другу любовные записки и посылали телеграммы, отыскивали закономерности в зашифрованных посланиях из таинственной страны и декламировали друг другу заученные Зоей стихотворения на кукольных праздниках…

Однажды я прямым текстом заявила Зое, что успехи руководимых ею кукол уже вполне тянут на средний уровень школьной зрелости, и всю эту тягомотину вполне можно кончать. Зоя задумалась, а потом на ее малоподвижном лице появилась гримаса явного огорчения:

— Я привыкла так, — заявила она. — Так даже интереснее. Я теперь и дома так играю. Как же теперь?

Я заверила девочку, что все самое интересное только начинается и, когда она пойдет в школу, ее ждет множество находок, которые она всегда сможет использовать в своем кукольном мире.

— А сейчас? — упрямо набычилась Зоя.

— Сейчас можно воспользоваться книжками, — предложила я. — Мама в свое время тебе их много накупила, только ты тогда не знала, что с ними делать. А теперь знаешь.

— Теперь знаю, — подтвердила Зоя. — Но мама говорит, что средний уровень — это недостаточно. Она хочет меня в английскую школу. Это значит, куклы должны по-английски говорить, да?

— Наверное, — вздохнула я. — Но это уж пускай мама сама…

Боря — крупный черноглазый и черноволосый карапуз. Когда мама с папой уже прошли ко мне в кабинет, остановился на пороге и внимательно оглядывает обстановку.

— Шприц ищет, — поясняет мама. — Мы всех специалистов перед садом обходим, ему недавно прививку делали, вот он и…

— Боится уколов? — спрашиваю я.

— Да нет, не боится, — смеется папа. — Он же мужчина. Кололи — даже не пикнул. Просто ориентируется. На что рассчитывать.

Не заметив ничего опасного, Боря входит в кабинет, пару минут стоит около мамы, прислушиваясь к разговору, а потом направляется в уголок с игрушками и начинает спокойно и совершенно бесшумно играть.

Ни на один из заданных мною вопросов (Как тебя зовут? А кто это там сидит? И т. д.) Боря не ответил.

— А он вообще не говорит, — поделилась своей тревогой мама.

Из дальнейшего разговора с родителями выяснилось, что на сегодняшний день Боре исполнилось 2 года и 7 месяцев. Появился он на свет в результате кесарева сечения, произведенного на восьмом месяце беременности. Это было связано как со здоровьем матери, так и с тем, что плод был признан специалистами слишком крупным для телосложения роженицы. Вес Бори при рождении был 4 килограмма 300 граммов. Ничем особенным Боря не болел, хотя из-за обстоятельств рождения и наблюдался первый год у невропатолога. Сел и пошел в соответствии с возрастными нормативами, где-то после года начал говорить первые, обычные для большинства младенцев слова: «мама», «папа», «дядя», «биби» (машина). Потом заболел тяжелым гриппом, в течение недели температура держалась около сорока. Когда мальчик поправился, выяснилось, что все известные ему слова, которыми он уже активно пользовался, Боря как бы позабыл. Невропатолог, к которому обратились встревоженные родители, сказал, что такое бывает, посоветовал есть витамины, обеспечить малышу на период реабилитации щадящий режим и не волноваться. Сначала казалось, что невропатолог был прав. Не прошло и трех месяцев, как прежний запас, состоящий из 10–20 настоящих и сокращенных слов, восстановился в полном объеме. А дальше… месяц проходил за месяцем, а словарный запас Бори все не увеличивался. Более того, практически исчезло звукоподражание, бормотание и лепет, так характерные для младенца Бори. Большую часть времени мальчик просто молчал.

Сверстники на детской площадке уже вовсю что-то говорили, пытаясь вызвать на разговор заметного черноглазого пацана. Боря от общения и совместной деятельности не отказывался, но ограничивался жестами и двумя-тремя односложными словами-командами: «Дай!», «Сядь!», «Вот!»

По совету участкового терапевта посетили логопеда. Логопед сказал, что звуковоспроизводящий аппарат развит у мальчика совершенно нормально, и назначил явку через полгода. На семейном совете было решено отдать Борю в ясли. Может быть, там, среди детей, он заговорит…

— Расскажите поподробнее, как выглядят отношения Бори с чужой и своей речью на сегодняшний день, — попросила я.

— Ему и не надо ничего говорить, я им твержу тысячу раз, — вступил в разговор папа. — Меня целый день дома нет, а то бы я… («Каждый человек в душе уверен, что из него получился бы хороший актер, врач и тренер футбольной команды» — кто это сказал? Сегодня я бы добавила к этому списку еще и психолога.) Он же все понимает, значит, и говорить мог бы. Но они с бабушкой идут у него на поводу. Он берет за руку, ведет, показывает, говорит: «Гы, гы!» и получает то, что хочет. Зачем ему, спрашивается, говорить?

— Значит, понимание речи развито у Бори вполне по возрасту?

— Да, да, — подтвердила мама. — Он все понимает. Может помочь, принести то, что надо, когда говоришь, идет есть, мыться, игрушки убирать. Если скажешь: «пойдем в магазин», идет в коридор надевать ботинки.

— А как ведет себя Боря, когда вы стараетесь стимулировать его к разговору? Призываете не показать, а сказать, что ему надо?

— Раньше никак не реагировал, просто уходил. А теперь злится, что его не понимают. Может заплакать, если чего-то очень хочется.

— Я тысячу раз твердил, перестали бы ему потакать, живенько бы заговорил! — снова влез радикально настроенный папа. Боря оторвался от игрушек и взглянул на него со сдержанной тревогой, видимо, догадываясь, что недовольство отца каким-то образом связано с ним.

— А как Боря ведет себя с вами? — поинтересовалась я у отца. — Вы, как я поняла, не склонны ему потакать. С вами он разговаривает? Или, по крайней мере, пытается?

— Да он его как огня боится! — воскликнула мама. — Когда надо отправить их вдвоем гулять, так это просто коррида! Борька цепляется за меня, кричит: «С мамой! С мамой!», муж пытается его на ходу воспитывать, мама кричит: «Не мучай ребенка! Иди с ним сама гулять!», а мне же тоже отдохнуть хочется…

Мда… ситуация. И каким-то образом надо ее решать, потому что в карточке Бори уже прочно поселился диагноз — задержка развития речи (ЗРР). И, к сожалению, неправ радикально настроенный папа: в какой бы форме от Бори ни требовали, чтобы он заговорил, от одних только требований его речь не станет нормальной, соответствующей возрасту. Нужен ресурс, на который можно было бы опереться. Где же его отыскать??

Почти каждый ребенок практически с первых дней и даже часов своей жизни способен к эмоциональному и голосовому общению с матерью или другим лицом, осуществляющим повседневный уход за ним.

Более того, научными исследованиями показано, что с рождения ребенку присуща и способность к имитации, т. е. он умеет воспроизводить, копировать звуки и мимику человека, находящегося в контакте с ним. Именно способность к имитации, подражанию является на первых порах важнейшим механизмом развития практически всех функций ребенка.

По мере того как ребенок взрослеет, его поведение меняется, расширяются его моторные и психические возможности. Развитие речи — одна из важнейших, специфически человеческих форм коммуникации. В процессе овладения речью общее развитие ребенка получает колоссальный толчок. С помощью речи ребенок может сказать о своих желаниях, запросить и получить поддержку и одобрение, рассказать о том, что его пугает или тревожит. Родителям необходимо знать, как оценить развитие речи ребенка, потому что чем раньше замечено отставание в развитии, тем легче с ним справиться.

Развитие речи ребенка состоит из двух равно важных компонентов: развитие понимания речи окружающих ребенка людей и производство собственной вокальной, позже речевой продукции. Надо помнить, что задержки и нарушения развития речи могут касаться одного из этих компонентов или их обоих.

В возрасте одного месяца ребенок внимательно смотрит в лицо наклонившегося над ним человека. Кричит, когда голоден, когда хочет спать, когда у него болит живот или промокли пеленки. Внимательная мать уже по характеристикам плача догадывается, что именно вызвало дискомфорт ребенка, и правильно реагирует на его призыв.

В возрасте двух месяцев ребенок улыбается в ответ на ласковое обращение к нему. Когда он спокоен, то издает несколько гнусавые гортанные звуки.

Когда ребенку исполняется три месяца, хорошо заметен так называемый «комплекс оживления». Когда к ребенку обращаются, он улыбается, оживляется и начинает беспорядочно двигать руками и ногами. При этом он может издавать протяжные гортанные звуки.

В четыре месяца ребенок громко хохочет, если с ним играют, и плачет со слезами, когда чем-то обижен или недоволен. В этом же возрасте появляется гуление. Ребенок издает звуки, напоминающие сочетания гласных («а», «э», «ы») и согласных («г», «х»). Например: «гы», «эга».

В возрасте пяти месяцев ребенок начинает петь — длительно тянет звуки, похожие на гласные, причем их высота и громкость меняются на протяжении звучания. Услышав человеческий голос или другой звук, поворачивает голову и смотрит в сторону источника звука.

В возрасте шести-восьми месяцев появляется лепет — ребенок несколько раз повторяет один и тот же слог, например: «ба-ба-ба», «ля-ля-ля». В этом же возрасте ребенок охотно по просьбе взрослых играет с ними в ладушки.

В десять месяцев ребенок начинает проявлять стеснительность при общении с незнакомыми людьми. Он подражает звукам речи, которые произносят взрослые, и отзывается на свое имя.

В возрасте двенадцати месяцев ребенок, прощаясь, машет ручкой — «пока-пока». Правильно реагирует на вопрос «Где мама?», «Где папа?». На требования «Дай!», «Покажи!» либо выполняет, либо качает головой в знак отрицания. Произносит множество бессмысленных последовательностей из разных слогов: «тябяти», «матитя» и т. д. По интонации эти последовательности похожи на речь взрослых. Сознательно употребляет первые короткие слова («мама», «папа», «дядя», «дай» и т. д.)

Если ваш ребенок не ведет себя соответственно возрасту и в течение ближайшего месяца-двух не начинает делать того, что ему полагается, то, возможно, ребенок отстает в развитии. Учтите, что все сказанное относительно первого года жизни ребенка относится только к доношенным детям. Если ребенок родился раньше срока, то из его возраста необходимо вычесть один (если ребенок родился восьмимесячным) или два месяца.

Второй год жизни ребенка более всего характеризуется развитием речи. До полутора лет ребенок использует 30–40 слов, к двум годам уже 300–400. В полтора года ребенок обычно задает вопросы «Кто?», «Что?», а к двум годам «Кто это?», «Что это?». К полутора годам у девочек и к двум годам у мальчиков начинает формироваться фразовая речь. Фразовая речь возникает и в первую очередь используется для вопросов и выражения простых потребностей: «Дай пить», «Хочу сесть» и т. д. Первые повествовательные фразы чаще всего состоят из существительного и глагола: «Папа идет», «Кукла упала». Позднее к ним прибавляются прилагательные — «большой», «маленький», «хороший» и т. д. Развитие речи в этом возрасте имеет больше индивидуальных вариаций, чем в течение первого года жизни, и часто протекает скачкообразно. Ребенок медленно и почти незаметно для окружающих накапливает слова и вдруг в течение нескольких дней переходит к фразовой речи. Известно, что чем лучше умственное развитие ребенка, тем больше преобладает в его речи познавательная сторона, тем больше вопросов он задает и тем внимательнее выслушивает ответы на них. Вопросы двухлетнего ребенка еще очень примитивны и однообразны, но родители не должны «уставать» от них. Если от ребенка часто отмахиваются и отделываются формальными, односложными ответами, то он может перестать задавать вопросы и его когнитивное (познавательное) развитие будет существенно заторможено из-за вашей невнимательности и отсутствия терпения. На втором году жизни ребенок просит «еще» (еще печенья), говорит «все» (больше нет, кончилось), называет по просьбе взрослых свое имя, комбинирует слова с жестами, чтобы показать, чего он хочет. Называет по имени членов семьи, включая домашних животных, показывает в книжке знакомые картинки, когда их называют взрослые, выполняет как минимум три различных команды, не сопровождающиеся жестами и требующие простых действий («Принеси кружку»; «Подними стульчик» и т. д.).

На третьем году жизни происходит качественный скачок в умственном развитии ребенка и в развитии его речи. Ребенок в этом возрасте набирает по 100 слов в месяц, и к трем годам его словарный запас составляет уже полторы тысячи слов. Известный советский психолог Л. С. Выготский считал, что если ребенок не знает названия вещи, то он как бы не видит ее. Следовательно, чем обширнее словарный запас ребенка, тем лучше он понимает окружающее. Основная роль на этом этапе психоречевого развития принадлежит семье. Чем богаче словарный запас и эмоциональность речи родителей, тем богаче будет словарный запас ребенка и тем глубже и полнее он будет познавать окружающий его мир.

В возрасте двух-двух с половиной лет ребенок уже задает ориентировочные вопросы: «Где?» «Куда?» «Откуда?». Во второй половине третьего года в норме появляется вопрос вопросов «Почему?». Возникновение этого вопроса знаменует собой новый этап умственного развития ребенка. До этого он просто знакомился с миром, а теперь он стремится этот мир понять. Чем раньше ребенок задал вопрос «Почему?», тем полноценнее его умственное развитие, чем позже — тем явственнее задержка. Если трехлетний ребенок еще не задает этого вопроса, то родители должны задавать его сами и сами же отвечать на него, стимулируя тем самым познавательный интерес ребенка.

В возрасте около трех лет большинство детей уже употребляют практически все части речи, кроме деепричастий, используют личные и притяжательные местоимения, контролируют силу голоса, употребляют множественное число существительных и прошедшее время некоторых (иногда немногих) глаголов.

К трем годам вариабельность темпов развития речи, особенно ярко выраженная в течение второго года жизни ребенка, опять входит в относительно узкие рамки нормы и патологии. Ребенок к концу третьего года жизни должен иметь достаточно многообразную фразовую речь, уметь понятно для окружающих сказать о своих желаниях и намерениях. Он вступает в контакт со взрослыми преимущественно с помощью речи, лишь помогая себе жестами. Ребенок так или иначе описывает знакомые предметы, задает ориентировочные вопросы, иногда говорит «могу», «буду» и употребляет обобщенные названия («игрушка», «зверь», «еда»).

В возрасте четырех лет некоторые ошибки в произнесении звуков являются общими, но ребенок может быть легко понят незнакомыми людьми. Если многие звуки произносятся неправильно («каша во рту» — дизартрия), то между тремя и четырьмя годами необходима консультация логопеда и занятия по выработке правильного произношения.

К шести годам приобретается и правильно используется большинство речевых звуков. Ребенок использует в своей речи распространенные, сложносочиненные и сложноподчиненные предложения. Интонационно и лексически правильно строит и задает вопросы (в том числе и с опусканием глагола-связки) — «Это маленький ежик?»

Ребенок шести лет легко строит рассказ о своем повседневном опыте, употребляет и понимает простые шутки, придумывает более или менее сложную историю по серии картинок. Часто и правильно употребляет уменьшительно-ласкательную форму существительных и прилагательных («котеночек рыженький»).

Выделяют задержку развития речи и нарушения развития речи. Понятно, что это разные вещи. Хотя у одного и того же ребенка может встречаться и то, и другое. С задержкой развития речи в условиях детской поликлиники работает, как правило, целая команда специалистов — психолог, участковый терапевт, невропатолог. Иногда привлекают и логопеда, но многие логопеды, к сожалению, с детьми до трех-четырех лет не работают, ограничиваясь разовыми консультациями. Прогрессивные логопеды работают с детьми начиная с рождения (если есть основания полагать, что у ребенка могут быть проблемы с речью).

С нарушениями же развития речи работают в основном логопеды и, когда это необходимо, невропатологи. Тем не менее, автору кажется, что родителям полезно знать, какими эти самые нарушения бывают. Итак:

Нарушения звукопроизношения при нормальном слухе и нормальном речевом аппарате называются дислалией. Эти нарушения проявляются в дефектном воспроизведении звуков речи: искаженном их произнесении, заменах одних звуков другими, смешении звуков и, реже, — их пропускании.

Ринолалия — нарушение тембра голоса и звукопроизношения, обусловленное анатомо-физиологическими дефектами речевого аппарата (например, расщелина губы или твердого неба).

Дизартрия — нарушения произносительной стороны речи, обусловленное недостаточностью иннервации речевого аппарата («каша во рту»). Связана с органическим поражением центральной и периферической нервной систем.

Нарушения голоса — это отсутствие или расстройство фонации вследствие патологических изменений голосового аппарата.

Нарушения голоса, связанные с различными заболеваниями гортани, весьма распространены у детей. В последние десятилетие их число значительно возросло, что связано с успехами детской реаниматологии. В ее арсенале имеются приемы и операции, позволяющие сохранить жизнь ребенку, но вызывающие осложнения, которые, в свою очередь, влияют на голосообразование. Основные симптомы, которыми проявляет себя дефект голоса, — утрата силы, звучности, искажение тембра, голосовое утомление, целый ряд субъективных ощущений: помехи, комок в горле, налипание пленок, першение с потребностью откашляться, давление и боли. Существует специальный комплекс педагогического воздействия, называемый фонопедией, который направлен на постепенную активацию и координацию нервно-мышечного аппарата гортани с помощью специальных упражнений, коррекции дыхания и личностных свойств обучающегося.

Нарушения темпа речи — брадилалия (чрезмерно замедленная речь) и тахилалия (ускоренная речь). Обе эти формы могут встречаться как самостоятельно, так и в составе клиники некоторых форм психических, неврологических и соматических заболеваний. Центральным звеном в патогенезе тахилалии служит преобладание процессов возбуждения, а брадилалии — процессов торможения в коре головного мозга.

Заикание — нарушение темпо-ритмической организации речи, обусловленное судорожным состоянием мышц речевого аппарата. Наиболее часто заикание первично возникает в возрасте от двух до четырех лет. Это очень распространенное заболевание — заиканием страдает около одного процента населения. Довольно часто возникновению заикания у детей непосредственно предшествует испуг, переживание боли или угрожающей ситуации. Но далеко не все испуганные дети начинают заикаться. Считается, что факторами, способствующими развитию заикания, являются:

— невропатическая отягощенность родителей;

— «нервность» самого ребенка;

— поражение головного мозга (родовые травмы, ММД и т. д.);

— физическая ослабленность;

— ускоренное развитие речи (в возрасте 3–4 лет);

— недостаточность развития моторики;

— недостаточность положительных эмоциональных контактов между взрослыми и ребенком.

Алалия — отсутствие или недоразвитие речи вследствие органического поражения речевых зон коры головного мозга во внутриутробном или раннем периоде развития ребенка.

Афазия — полная или частичная утрата речи, обусловленная локальными поражениями головного мозга. Причины афазии — нарушение мозгового кровообращения, травмы, опухоли, инфекционные заболевания головного мозга.

Причина первая. Задержка или нарушение развития речи может выступать как часть другого, более общего расстройства развития, например, легкой степени умственной отсталости. Дифференциальный диагноз в этом случае может поставить только специалист.

Причина вторая. Задержка развития речи может быть вызвана более или менее тяжелым поражением слуха ребенка. Ребенок, который плохо слышит и, следовательно, плохо понимает речь окружающих его людей, практически всегда имеет те или иные нарушения в звуко- и словопроизношении, с трудом учится пользоваться собственной речью. Поэтому при любой форме нарушения развития речи у ребенка родителям необходимо обратиться к ЛОР-врачу, чтобы исключить нарушения слуха или своевременно заняться их излечением.

Причина третья. Задержка развития речи может являться частью общей задержки развития, тесно связанной с особенностями биологического созревания нервной системы. Недоношенный или ослабленный тяжелым соматическим заболеванием ребенок может выглядеть младше своего возраста, отставать в росте и весе. Иногда речь такого ребенка развита в соответствии с возрастом (а то и опережает его), но иногда он говорит меньше и хуже, чем его сверстники. Впоследствии он «дозреет», окрепнет, и вместе с биологическим созреванием уйдет и задержка в развитии речи.

Причина четвертая. Незначительная задержка развития речи может наблюдаться как вариант нормы у абсолютно здорового ребенка. Известно, что девочки в среднем начинают ходить и говорить на 1–3 месяца раньше, чем мальчики. Известно, что «поздноговорящие» дети часто долго молчат, а потом вдруг начинают говорить за 1–2 недели и сразу целыми предложениями. Такой феномен чаще наблюдается у детей с высоким коэффициентом интеллектуального развития. Кроме того, известно, что значительную роль в освоении речи играет и наследственный фактор. То есть, если поздно заговорил один или, тем более, оба родителя, то шансы на то, что относительно поздно заговорят и их дети, существенно повышаются. Но если ребенок к трем годам не говорит простых предложений, то о варианте нормы следует забыть.

Причина пятая. Синдром Маугли или педагогическая запущенность. Ребенок растет в таких условиях, что ему просто не удается научиться говорить. Автору приходилось наблюдать пятилетних детей, выросших в социально неблагополучных семьях, которые в своей повседневной жизни использовали всего около тридцати слов. При этом дети оставались психически здоровыми и после правильно проведенных коррекционных мероприятий овладевали речью в полном объеме в соответствии со своим календарным возрастом.

Причина шестая. Ребенок относительно здоров и социально благополучен, но живет в таких условиях, когда речь ему вроде бы и не нужна. Такая ситуация довольно часто создается в детоцентрических семьях, где все помыслы членов семьи направлены на удовлетворение интересов ребенка, или при чрезмерно тесных контактах ребенка с матерью, когда отец всегда на работе, а мать с ребенком всегда вдвоем в четырех стенах и понимают друг друга не то что с полуслова, а с полувзгляда. Такой ребенок всегда понят окружающими, его потребности удовлетворены, и говорит он мало, вяло и с неохотой. Достаточно часто в анамнезе таких детей обнаруживается родовая травма, пренатальная энцефалопатия, гипертензионный синдром или еще что-нибудь в этом роде. Сами по себе эти неврологические нарушения выражены у ребенка не очень ярко и вряд ли обусловили бы задержку развития речи, но в сочетании с факторами среды…

Известно, что любое нарушение легче предотвратить, чем исправить. Для того чтобы предотвратить задержку развития речи у обычного (относительно здорового) ребенка, необходимо соблюдать ряд несложных правил. Мать должна с самых первых дней жизни ребенка много разговаривать с ним, вызывать его на «разговор» и немедленно отвечать на любые попытки спокойного общения со стороны ребенка. Помните о том, что маленькие дети, как и детеныши обезьянок, обучаются путем подражания матери, наблюдения за ней и общения с нею.

Кроме того, все усилия ухаживающих за ребенком взрослых должны быть направлены на то, чтобы укрепить эмоциональный контакт ребенка с матерью, сделать их общение более интенсивным и глубоким, а мир, окружающий ребенка, более интересным и привлекательным. Необходимо создать условия для облегчения восприятия ребенком внешней информации. Так, мать, обращаясь к ребенку, должна говорить громко и раздельно, в комнате должно быть светло и свежо, игрушки нужны яркие и разноцветные.

Внимательные родители должны знать, как в норме развивается речь ребенка от рождения до поступления в школу. Если вы читаете эту книжку подряд, не пропуская разделов, то вы это уже знаете.

Далее. Необходимо внимательно следить за развитием речи ребенка. Если задержка все же имеется, то в первую очередь необходимо посетить ЛОР-врача. Если слух у ребенка развит нормально, то следующий на очереди специалист — невропатолог или психолог. Он поможет разобраться, действительно ли имеется задержка в развитии речи или перед нами индивидуальный вариант нормы.

Если задержка установлена, то следующим этапом нужно установить ее возможные причины. Ребенок ослаблен? Соматически здоров? Имеет тот или иной неврологический диагноз? Родился недоношенным? Имеет общее отставание в психомоторном развитии? Может быть, с ним мало занимаются и он подолгу сидит в своем углу или в манеже с кубиками или смотрит телевизор, в то время как мама занимается своими делами? А может быть, мама или другой ухаживающий за ребенком человек от природы молчаливы и предпочитают все делать молча, только в крайнем случае подавая отрывистые команды и давая объяснения? А может быть, ребенок прекрасно освоил язык жестов и успешно объясняется на нем с членами семьи, не испытывая никаких затруднений в понимании?

После того, как вы внимательно (может быть, даже письменно) ответили на предложенные вопросы, для вас, несомненно, выделились две или три наиболее вероятные причины задержки развития речи у вашего ребенка.

Далее с ребенком начинают заниматься. Если причина лежит скорее в области здоровья, то занимаются осторожно, не форсируя события (особенно если ребенку еще не исполнилось 2,5 лет) и стараясь не вызвать у ребенка негативной реакции. Если речь идет скорее о факторах среды, то можно действовать смелее и решительнее. Если ребенку уже около трех лет, а он все еще толком не говорит, то все силы семьи должны быть брошены на решение этой проблемы.

Все занятия с ребенком такого возраста проходят в форме игры. Игры родителям может порекомендовать психолог или логопед, но многие родители изобретают их самостоятельно, исходя из индивидуальных особенностей ребенка.

Например, один из моих маленьких пациентов больше всего на свете любил играть в игру «спряталось — нашлось». Леше было тогда около 2,5 лет, он имел серьезные неврологические проблемы, общую задержку психомоторного развития и упорно отказывался говорить. Изобретательная мама придумала такой вариант любимой игры сына. Она записала на магнитофон названия разных предметов и игрушек и изобразила перед Лешей действие, когда спрятанный предмет появляется, только если громко названо его имя. Получилось что-то типа «сезам, откройся!». Леша с восторгом принял новую игру и, узнавая знакомые названия, радостно хлопал в ладоши еще до нахождения предметов, предвкушая их появление. А потом магнитофон «сломался». Мама и Леша тяжело переживали это событие, потому что игрушки, увы, появляться перестали. Два дня Леша сумрачно страдал, а на третий, с ненавистью глядя на замолчавший магнитофон, коряво выкрикнул: «Мяч!» — и мяч, как вы сами понимаете, тут же появился. Мама шумно ликовала. Леша поднапрягся и к вечеру сказал: «Кука!» — и облезлая, еще времен? Лешиной мамы, кукла сразу же возникла из небытия. Процесс пошел. Спустя два месяца Леша имел уже вполне приличный запас слов и пытался строить простые двухсловные предложения. Овладение речью, в свою очередь, существенно стимулировало общее психомоторное развитие мальчика.

В борьбе с задержкой развития речи у детей до двух лет необходимо стимулировать у них звукоподражание: «Как говорит киска?», «Как ревет медведь?», «Как гудит самолет?», «Как жужжит пчела?». Активная и многообразная звукоподражательная деятельность готовит детей к овладению членораздельной речью.

Полезно изготовить набор картинок, наклеенных на плотный картон. Среди этих картинок должны быть животные, птицы, насекомые, люди, транспорт и другие предметы и даже явления (например, гроза, ветер), которые производят какие-либо звуки. Продающиеся в магазинах и на лотках книжки с аналогичными картинками хуже, чем самодельный набор. Перебирать карточки ребенку намного удобнее, чем листать книжку, к тому же книжки от частого употребления (особенно маленьким ребенком) быстро портятся и рвутся. А если ребенок сжевал кошку или машину из самодельного набора, вам ничего не стоит заменить утраченное.

Этот набор вы будете использовать долго и многофункционально. Сначала, как уже упоминалось, для стимулирования звукоподражаний. Потом вы показываете картинку и задаете основополагающий вопрос: «Что это?», «Кто это?». Следующий вопрос на основании той же картинки — «Что он делает?». Еще один вопрос: «Какой он?».

То есть, пользуясь все тем же набором, вы сможете простимулировать у ребенка построение трехсловного предложения: «Черная кошка сидит», «Большая машина едет».

Если ребенку уже больше двух лет, то одновременно со звукоподражаниями вы предлагаете и первые два вопроса — «Что это?» и «Что делает?».

Ребенок не отвечает — отвечаете сами. Громко, четко, вразумительно. Столько раз, сколько понадобится.

Каждый день в одно и то же время читайте ребенку короткие сказки или простые истории. Если ребенок не склонен вас слушать и норовит убежать или отвернуться, воспользуйтесь будильником. Поставьте его на две-три минуты. Если ребенок внимательно слушает сказку до того, как будильник зазвенит, похвалите и поощрите его лаской или угощением. Постепенно увеличивайте время, в течение которого ребенку в ожидании поощрения придется сохранять внимание. Впоследствии его заинтересуют и сами сказки.

Вместе с другим взрослым продемонстрируйте ребенку, как отвечать на вопросы, требующие ответа «да» и «нет». Задавайте вопросы о знакомых вещах и ситуациях. Когда ребенок сможет отвечать на вопрос, подражая вам, перестаньте подсказывать ему ответ. Во время игры спросите: «Хочешь мяч?» и не давайте ему его до тех пор, пока он не кивнет головой.

Гуляя с неговорящим или плохо говорящим ребенком старше двух лет, громко и просто рассказывайте ему о том, что вы видите вокруг. К концу прогулки подведите итоги, составьте своеобразный «план-конспект» того, что произошло. (Он может состоять из 3–5 предложений и выглядеть, например, так: «Мама и Костя были на вокзале. Там были поезда. Поезда большие. Они говорили: Ту-туу!»). Далее попросите всех членов семьи (включая доступных соседей и друзей дома) запросить у Кости имеющуюся информацию: «Где были мама и Костя?», «Что было на вокзале?», «Какие поезда?», «А как они делают?». Мама в этой ситуации тихонько (на ушко) подсказывает ребенку правильный ответ и успокаивает его, если он терпит неудачу и начинает злиться. Здесь надо помнить два правила:

1) Не считайте ребенка глупее себя и не запрашивайте выработанный «план-конспект» сами. Ребенок может обидеться или просто взглянуть на вас с недоумением: «А ты что, сама, что ли, не видела?!» Запрашивать информацию должен другой человек, который сам там не присутствовал.

2) То, что происходило, требует обязательного употребления слов. Жестами тут никак не обойтись. Это упражнение крайне полезно для детей, которых легко понимают в семье и которые «ленятся» говорить.

Развивайте тонкую моторику ребенка. Пусть он больше лепит (или просто катает шарики и колбаски) из пластилина, глины или теста, рисует (желательно гуашью и пальцем), нанизывает на леску пуговицы или крупные бусы, навинчивает гайки на винтики, складывает пазлы. Центр речи и центр тонкой моторики находятся в мозгу ребенка рядом друг с другом, поэтому, развивая одно, вы одновременно развиваете и другое.

В данном случае выделение этого раздела практически формально, так как все основные вещи уже были перечислены в предыдущих разделах. Однако суммируем еще раз.

Первый специалист, которого необходимо посетить, если имеется задержка развития речи, — это ЛОР-врач, чтобы обследовать состояние слуха ребенка.

Следующий специалист — невропатолог. К нему необходимо обратиться в том случае, если имеется какое-то более общее нарушение развития и задержка развития речи сочетается с нарушениями в межперсональных взаимоотношениях (мать — ребенок, ребенок — другие люди), эмоциональными и поведенческими расстройствами, поражением зрительно-пространственных навыков или двигательной координации. В таком случае, естественно, необходимо лечить все в комплексе, ориентируясь на основной диагноз.

Если же имеется только задержка развития речи, то необходимо посетить двух специалистов: психолога (после года) и логопеда (после двух лет). Особо предусмотрительные родители могут посетить этих специалистов и раньше (даже до рождения ребенка) и получить консультацию, как правильно развивать речь ребенка, чтобы не допустить задержки и нарушения ее развития.

Если задержка будет установлена, то психолог поможет выявить ее причины и вместе с родителями разработает комплекс игр и других мероприятий, способствующих ее преодолению и стимуляции общего умственного развития ребенка.

Логопед, в свою очередь, пригласит ребенка на занятия по коррекции и правильной постановке звукопроизношения, если это будет необходимо.

В заключение хотелось бы предостеречь родителей от чересчур легкомысленного отношения к задержке развития речи. Несмотря на большие индивидуальные вариации, существуют вышеописанные нормативы, и если развитие ребенка существенно отклоняется от них, то это повод для начала серьезной и кропотливой работы. И чем раньше она начата, тем лучше результаты. Установлено, что если к пяти годам речь ребенка развита хуже, чем у его сверстников, то в 80 % случаев это отставание «переползает» в школу и превращается в то или иное нарушение школьных навыков, в первую очередь отражаясь, как правило, на успеваемости по письму и чтению, а в дальнейшем — по русскому языку и всем устным гуманитарным предметам. Вам это надо?

Одна из самых примечательных особенностей Бориной семьи нарисовалась уже в конце нашей первой встречи. Раздумывая над датой следующего визита, я прикидывала свое расписание и играла вслух ничего не значащими фразами:

— Так, значит, нам с вами еще встретиться… да… выработаем стратегию, да… потом подберем тактику… будем работать… да… обоим приходить не надо уже, конечно… пусть мама с Борей…

— Я приду! — неожиданно заявил папа, сделав отчетливое ударение на слове «я».

— А вот и нет! — моментально и непонятно почему среагировала я, опираясь вовсе не на дедукцию, присущую таким титанам мысли, как Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро, а на самую обыкновенную женскую интуицию. — Придет мама с Борей. А вы… вы потом.

Папа что-то недовольно пробурчал, но я этого демонстративно не услышала.

Во время последующих встреч с мамой выяснились интересные подробности. Оказывается, до полутора лет папа Борю как бы не замечал, предпочитая в виде помощи жене сделать что-то по хозяйству, постирать пеленки или сходить в магазин. К кроватке сына он почти не подходил, рассказы жены выслушивал рассеянно и вроде бы с трудом скрывал свою не то скуку, не то неудовольствие. Виктория, мама Бори, очень расстраивалась от такого откровенного равнодушия мужа к ребенку, делилась своими тревогами с мамой, бабушкой Бори.

— Не бери в голову! Все мужики поначалу так. На что там смотреть, на их-то взгляд? Орет, сосет да какает — никакого интереса. Да и тебя к сыну ревнует, — успокаивала дочь стихийная фрейдистка бабушка. — Погоди, подрастет — не оторвать будет. Сын все же, наследник, а мужик-то у тебя серьезный, не шаляй-валяй…

Дочь качала головой, не знала, что и думать. Но бабушка как в воду смотрела. В дни тяжелой болезни Бори, когда казалось, что самой жизни мальчика угрожает серьезная опасность, отец проникся страхом жены и впервые, как это часто бывает, перед угрозой потери, внимательно пригляделся к собственному сыну. Сидел с ним ночами, носил на руках, чтобы измученная жена могла хотя бы пару часов поспать.

Когда Боря поправился, отец решил серьезно взяться за его воспитание. Первое, что он обнаружил, это то, что женское воспитание чрезвычайно избаловало ребенка.

— «Нет» должно быть «нет»! А «нельзя» должно быть «нельзя»! — заявил он обескураженным жене и теще. — С этого и начнем.

И началось «мужское» воспитание Бори. Привыкший к ласковому и терпеливому отношению мальчик сначала пытался протестовать, закатывать истерики, но папа истерики игнорировал, жене и теще утешать и жалеть сына запрещал и довольно быстро добился своего — истерики прекратились. Боря послушно исполнял простые папины команды, но как будто потупел — не понимал того, что раньше не составляло для него никакого труда.

— Прикидывается! — решил папа, достал какую-то книгу по воспитанию не то трудных, не то нервных детей и начал, в соответствии с изложенными там рекомендациями, по десять двадцать раз в простых и доступных выражениях объяснять Боре, что от него требуется. Боря отворачивался, тупел на глазах и… молчал.

— Другой бы человек уже сто раз плюнул и занялся чем-нибудь другим, — горько улыбается Виктория. — Но мой — не таков. Поставил себе задачу — будет добиваться. До полного изнеможения всех окружающих.

Я вспоминала десятки мам, которые жаловались мне на то, что от их мужей никакими силами не добиться, чтобы они хоть чуть-чуть позанимались с ребенком, и вслед за Викторией тоже улыбалась горькой улыбкой.

Нет в мире совершенства!

Ситуация вроде бы была ясной до предела. Боря перенес тяжелый грипп, по-видимому, осложненный нейроинфекцией. Болезнь первой сбила нормальный темп развития его речи. Восстановительный период, как и предсказывал невропатолог, прошел нормально, но тут на Борю навалилось мужское воспитание в лице сверхупорного папы. Этого адаптационные механизмы мальчика уже не выдержали. Произошел откат. Вместо того чтобы прогрессивно, по возрасту развиваться, Боря ушел в себя. Этот механизм тоже был, по сути, приспособительным, так как оставаясь «тупым» и «неговорящим», он получал некоторое послабление, а любой прогресс вызвал бы не похвалу, а ужесточение требований.

Все ясно, но что же делать? Заявить папе прямым текстом, что он негодный воспитатель, и послать его подальше? Внести раскол в семью? Восстановить отца против жены и ребенка?

— Так папа человек упорный? — переспросила я. — Аккуратный?

— О, да! — подтвердила Виктория.

— А с рисованием у него как?

— С рисованием так себе, а вот чертежи у него были лучше всех на курсе. Самые красивые и аккуратные.

— Отлично! — обрадовалась я. — Чтобы преодолеть Борино отставание в развитии, нам понадобится много пособий. Очень сложных и очень красивых.

— Пособий? — удивилась Виктория. — Каких пособий? Книг? — она взяла карандаш и приготовилась записывать.

— Нет, нет! Самодельных пособий. В продаже нет ничего подобного. И сделать их может только ваш папа. Лично. Много-много красивых пособий! — с ударением повторила я.

— A-а, поняла! — рассмеялась Виктория. — Он будет делать пособия, а я — все остальное!

— Правильно! — согласилась я. — Сейчас я вам объясню, что вы будете делать. — Виктория, как прилежная ученица, опять схватилась за карандаш. — Да ничего записывать не надо! Вы будете просто его любить, ласкать и за все хвалить. Читать ему книжки, ходить с ним гулять и иногда показывать ему папины пособия. Кроме того, покупайте ему побольше конфет, мороженого и шоколада… У Бори нет диатеза?

— Нет, — несколько растерянно сказала Виктория. — А вы думаете, это поможет?

— Должно помочь, — уверенно заявила я. — Кроме того, пусть он с вами моет посуду, стирает в ванной, моет полы и ходит в магазин…

— Я раньше так и делала, но муж сказал, что пользы от него никакой, а безобразий масса, и каждый должен заниматься своим делом…

— Забудьте! — посоветовала я. — И на той неделе пришлите ко мне мужа. Я подготовлю ему список пособий.

К трем годам Боря говорил мало, но очень уверенно и к месту. Употребление притяжательных местоимений и глаголов в прошедшем времени давалось ему с трудом. Но операции обобщения, исключения, классификации и именования признаков он выполнял блестяще, на уровне четырех-пяти лет. Помогли папины пособия. Часть из них тайком была принесена мне в дар благодарной Викторией, и теперь они лежат у меня на полке. Я ими пользуюсь. Потрясающие пособия, слов нет!