В этой главе будут представлены результаты исследования, необычного во многих отношениях. Оно не было спланировано заранее. Это исследование не удовлетворяло никакого социального заказа, оно проводилось в частном порядке: собственное любопытство толкнуло меня на поиски путей разрешения разнообразных личностных, моральных, этических и научных проблем. Прежде всего мне хотелось подтвердить некоторые свои предположения, найти ответы на свои вопросы, а не учить других людей. [Примечание редактора американского издания: исследование самоактуализирующихся людей Маслоу проводил в течение всей своей жизни с использованием специально разработанного опросника.]

Результаты моих исследований оказались для меня полной неожиданностью; они были столь впечатляющи, что я решил поделиться ими с читателем, несмотря на очевидные методические погрешности.

Кроме того, проблема психического здоровья представляется мне настолько важной, что любые предложения, любые сведения, пусть даже самые приблизительные, имеют большое значение. Такого рода исследования весьма трудны: речь идет о попытке оценить другого человека в соответствии с субъективными представлениями наблюдателя о норме и патологии — поэтому стремление получить надежные в общепринятом смысле этого слова данные обрекло бы нас на вечное ожидание. Наиболее целесообразным в такой ситуации представляется стремление не бояться ошибок и сделать все возможное, чтобы их избежать, в надежде на то, что со временем результаты удастся разумно скорректировать. В настоящее время единственной альтернативой такому исследованию является полный отказ от работы над данной проблемой. Учитывая возможную пользу от данной публикации, автор приносит свои извинения тем, кто привык к научно обоснованным выводам на основе тщательно спланированных исследований.

Материалом для исследования мне послужили близкие знакомые и друзья, а также известные общественные деятели и выдающиеся личности прошлых лет. Кроме того, на первом этапе были обследованы три тысячи студентов колледжей, что позволило выявить лишь одного человека, который мог выступить в качестве объекта исследования, да еще две — три дюжины молодых людей, которые, возможно, могли бы послужить подходящим материалом в будущем.

Я пришел к выводу, что самоактуализация в той ее форме, которую демонстрировали субъекты старшего возраста, вряд ли возможна в современном обществе у молодых людей, только еще вступающих в жизнь.

Соответственно, в сотрудничестве с Э. Раскином и Д. Фридманом мы предприняли поиск относительно здоровых студентов колледжа. Мы произвольно отобрали 1 % наиболее здоровых молодых людей. Мы предполагали проводить это исследование в течение двух лет; несмотря на то, что его пришлось прекратить досрочно, нам удалось получить весьма интересные клинические данные.

Кроме того, мы надеялись использовать с демонстрационными целями персонажей, созданных писателями и драматургами, однако нам не удалось найти ни одного подходящего для нашей культуры и времени (что само по себе уже заставляет задуматься).

Первый клинический принцип, в соответствии с которым субъекты включались в исследование или исключались из него, имеет двойственную природу. Во — первых, негативным критерием было отсутствие неврозов, психопатических особенностей личности, психозов или выраженных склонностей к ним. Подозрение на психосоматические заболевания требовало дальнейшего, более тщательного обследования. По мере возможности использовался тест Роршаха, который, как выяснилось, гораздо лучше помогает выявить скрытую психопатологию, нежели отобрать здоровых людей. Позитивным критерием для отбора было наличие признака самоактуализации (СА). Несмотря на все трудности точного описания данного синдрома, для целей нашей дискуссии достаточно сказать, что это полное использование своих талантов и способностей, своего личностного потенциала. Такие люди полно реализуют себя, делают все, что в их силах, служа живым воплощением призыва Ницше «Будь самим собой!» Это люди, которые уже достигли или находятся в процессе достижения доступных им высот. Их способности могут быть уникальными или иметь значение для всего человечества.

Данный критерий также предполагает (в прошлом или настоящем) удовлетворение базовых потребностей в безопасности, принадлежности, любви, уважении и самоуважении, а также когнитивных потребностей в получении знаний и понимании или, в некоторых случаях, преодоление этих потребностей. Таким образом, все эти субъекты чувствуют себя спокойно и уверенно, ощущают принятие, любовь и уважение со стороны окружающих, а также самоуважение. Кроме того, они выработали собственные философские и религиозные представления, создали свои систему ценностей. Открытым остается вопрос о том, является ли такое удовлетворение базовых потребностей предпосылкой или проявлением самоактуализации.

В целом, здесь была использована техника отбора, называемая итерацией, которая ранее применялась в исследованиях, посвященных личностным синдромам самооценки и безопасности, что подробно описано в главе 18. Итерация заключается в работе с личными и культурно — специфическими убеждениями, сопоставлении различных, имеющихся на данный момент проявлений и определений синдрома с последующей формулировкой более точного определения в общеупотребительных терминах (так называемый лексикографический этап), с устранением логических и фактических противоречий, обычно встречающихся в бытовых формулировках.

На основании скорректированного общеупотребительного определения отбираются первые группы субъектов для исследования, а именно группа с яркими проявлениями изучаемого качества и группа с его невыраженными проявлениями. Эти лица подвергаются тщательному клиническому обследованию, по результатам которого однажды уже скорректированная формулировка определения претерпевает дальнейшие изменения. Таким образом, возникает первое клиническое определение. Исходя из этого нового определения, первичная группа субъектов существенно видоизменяется: из нее исключаются одни лица и включаются другие, некоторые же сохраняют свое положение. Эта вторичная группа, в свою очередь, подвергается клиническому и, если можно так выразиться, экспериментальному и статистическому исследованию, в результате чего первичное клиническое определение обогащается, корректируется и уточняется; в соответствии с новой формулировкой отбирается новая группа субъектов и т. д. Следовательно, в процессе такого последовательного отбора и анализа изначальные весьма туманные и ненаучные бытовые формулировки могут становиться все более точными, а значит, и более научными.

Безусловно, этот спиралевидный процесс самокоррекции испытывает влияние множества внешних, теоретических и практических, факторов. Например, на ранних этапах исследования было обнаружено, что бытовое определение является настолько строгим, что вряд ли кто — либо из людей когда — либо сможет ему удовлетворять. Мы были вынуждены перестать исключать субъектов из сферы рассмотрения на основании допущенных ими единичных ошибок или заблуждений; говоря другими словами, нельзя было использовать такой критерий отбора, как совершенство, поскольку совершенных людей обнаружить не удалось.

Другим важным фактором была невозможность в ряде случаев получить необходимую клинически значимую информацию. Потенциальные участники исследования, будучи информированы о его целях и задачах, становились серьезными, замыкались в себе, высмеивали всю затею или же отказывались от участия в работе. В результате, учитывая этот начальный опыт, пришлось всех участников исследования из старшей возрастной группы изучать опосредованно, практически тайком. Что касается молодых людей, то их обследовали обычным образом, т. е. непосредственно и при личном контакте.

В связи с тем что в процессе исследования рассматривались живые люди, чьи имена нельзя было обнародовать, невозможно было выполнить два важнейших условия научной работы: речь идет о воспроизводимости результатов и общедоступности данных, на основании которых делались выводы. Эти затруднения частично удалось преодолеть благодаря включению в исследование исторических личностей, а также дополнительного исследования молодых людей и детей, результаты которого можно было свободно публиковать.

Участники исследования были разделены на следующие категории[32].

ХОРОШО ПОДХОДЯЩИЕ: Семеро определенно самоактуализирующихся и двое весьма вероятно самоактуализирующихся современников (проведены интервью).

Две определенно самоактуализировавшиеся исторические личности (Линкольн в последние годы жизни и Томас Джефферсон)

Семь исторических личностей и общественных деятелей с высокой вероятностью самоактуализации (Альберт Эйнштейн, Элеонора Рузвельт, Джейн Аддамс, Уильям Джеймс, Альберт Швейцер, Альдус Хаксли и Бенедикт де Спиноза).

ЧАСТИЧНО ПОДХОДЯЩИЕ: Пятеро современников, которые имели некоторые недостатки, но тем не менее могли быть включены в исследование[33].

Приведенные здесь данные представляют собой не перечень конкретных и четко очерченных фактов, а лишь отражение медленно меняющегося целостного впечатления, которое формируется у нас от общения с близкими друзьями и знакомыми. Практически отсутствовала возможность смоделировать какую — либо ситуацию, задать направленный вопрос или провести тот или иной тест с участниками исследования из старшей возрастной группы (все это было возможно и проделывалось с молодыми субъектами). Контакты были эпизодическими, преимущественно на общественных мероприятиях. По возможности проводился опрос родственников и близких друзей участников исследования.

В связи с вышеизложенными соображениями, а также в силу неполноты сведений о многих из участников не представляется возможным количественно представить полученные результаты: нам предстоит оперировать исключительно общими впечатлениями и представлениями.

В процессе холистического анализа общих впечатлений можно выделить следующие характеристики самоактуализирующихся людей для их дальнейшего клинического и экспериментального изучения: восприятие реальности, принятие, спонтанность, центрирование на проблеме, склонность к уединению, автономия, свежесть восприятия, пиковые переживания, человеческое родство, скромность и уважение к окружающим, межличностные отношения, этика, средства и цели, чувство юмора, креативность, сопротивление приобщению к культурным нормам, несовершенства, ценности и разрешение противоречий.

Это качество проявляется прежде всего в недюжинной способности обнаруживать фальшь и нечестность, верно судить о других людях. В ходе неформального эксперимента на студентах колледжа обнаружилось, что более спокойные и уверенные (здоровые) индивиды высказывали более точные суждения о своих преподавателях, чем менее уверенные студенты, т. е. имевшие более высокие показатели по тесту безопасности — небезопасности (5–7) (Maslow, 1952).

В ходе исследования стало ясно, что способность верно судить об окружающей действительности распространяется на все сферы жизни (во всяком случае, на все сферы, которые подвергались изучению). В искусстве и музыке, интеллектуальной сфере, научных вопросах, политике и общественных делах самоактуализирующиеся индивиды умели замечать скрытые от других тенденции и закономерности. Таким образом, их прогнозы относительно будущего, основанные на имевшихся в их распоряжении фактах, чаще сбывались, поскольку не были обусловлены желаниями, тревогами, страхом или генерализованными характерологическими особенностями, например оптимизмом или пессимизмом.

Поначалу мы обозначили это свойство как хороший вкус или точность суждений, т. е. дали ему весьма расплывчатое и неконкретное определение. Однако по ряду причин (некоторые будут указаны ниже) стало очевидно, что речь идет о восприятии (а не вкусе) реально существующих вещей, а не некоего набора мнений. Остается надеяться, что этот вывод или гипотезу когда — нибудь удастся подвергнуть экспериментальной проверке.

Если это мнение подтвердится, значение этого факта будет трудно переоценить. Английский психоаналитик Мани — Керл (Money — Kyrle, 1944) утверждал, что страдающие неврозом люди не только относительно, но и абсолютно неэффективны в своей жизнедеятельности, поскольку не могут верно воспринимать реальность, как это делают здоровые люди. Невроз — не эмоциональное расстройство, это когнитивная ущербность! Если исходить из мнения, что здоровые люди и невротики отличаются, соответственно, верным и неверным восприятием реальности, становится очевидным, что существуют проблемы, связанные с суждениями о фактах и жизненных ценностях; таким образом, жизненные ценности относятся не только к сфере вкуса или побуждения, а могут быть эмпирически обоснованы. Тем, кто знаком с этим вопросом, становится ясно, что на этой основе можно создать специальную науку о жизненных ценностях, а значит, и об этике, социальных отношениях, политике, религии и т. п.

Не вызывает сомнения тот факт, что нарушение адаптивных реакций или даже выраженный невроз могут существенно нарушить восприятие света, прикосновения или запаха. Однако не исключено, что тот же эффект может быть продемонстрирован и в других сферах восприятия, не связанных с физиологией. Отсюда следует, что искажение восприятия в связи с желаниями, предвзятостью или страхом гораздо менее выражено у здоровых людей по сравнению с больными. Таким образом, можно сформулировать гипотезу о том, что способность к точному восприятию реальности позволяет человеку разумно и логически рассуждать, делать верные выводы и в целом повышает эффективность процесса познания.

Один из наиболее впечатляющих и поучительных аспектов хорошо налаженных взаимоотношений с реальностью будет рассмотрен в главе 13. Было обнаружено, что самоактуализирующиеся люди гораздо быстрее и легче других выделяют новое, специфическое и конкретное из общего, абстрактного и схематичного. Следовательно, они в большей мере, чем окружающие, живут в реальном мире, а не в океане человеческих представлений, обобщений, ожиданий и стереотипов, которые многие ошибочно принимают за действительность. Таким образом, самоактуализирующиеся люди не склонны путать происходящее в действительности с собственными желаниями, страхами и тревогами с собственными теориями и убеждениями или представлениями культурной группы, к которой они принадлежат. Герберт Рид очень метко назвал это свойство «невинным взглядом» {innocent eye).

Взаимоотношения с непознанным представляют особую ценность при наведении мостов между теоретической и клинической психологией. Наши здоровые подопечные в целом не боятся неизвестности, и это отличает их от обычных людей. Они с готовностью принимают непознанное, не чувствуя при этом никакого дискомфорта; можно даже сказать, что неизвестность влечет их больше, чем знакомое и обыденное. Они не только терпимо относятся к двусмысленности и неопределенности (Frenkel — Brunswik, 1949); эти аспекты действительности кажутся им привлекательными. Весьма характерно известное высказывание Эйнштейна: «Самое чудесное из переживаний — таинственность. Она служит источником всех видов искусства и науки».

Самоактуализирующиеся люди, как правило, занимаются интеллектуальной деятельностью; это ученые, исследователи, поэтому можно утверждать, что главное в их случае — интеллектуальная мощь. Однако существует множество примеров того, что ученые с высоким интеллектом в силу своей конвенциальности, тревожности или других недостатков характера занимаются исключительно известными вещами, выстраивая некие схемы, по — новому организуя или перераспределяя хорошо знакомые факты, вместо того чтобы открывать новое, расширяя сферу познания, как и полагается истинным ученым.

Поскольку здоровые люди не испытывают страха перед неизвестностью, им нет нужды тратить время на борьбу с призраками, насвистывать, проходя мимо кладбища, или как — либо иначе ограждать себя от воображаемых опасностей. Эти люди не склонны пренебрегать неизвестностью или отрицать ее, бежать от нее; у них также нет привычки убеждать себя в том, что все непознанное давно и хорошо известно и заниматься его структурированием. Они не испытывают пристрастия к знакомым, хорошо известным вещам, а их стремление к истине не имеет ничего общего с гипертрофированной потребностью в порядке, определенности и безопасности, как у описанных Гольдштейном пациентов с повреждениями мозга (Goldstein, 1939) или лиц, страдающих обсессивно — компульсивным неврозом. Когда к тому располагает обстановка, здоровые люди вполне способны хорошо чувствовать себя в хаосе, демонстрировать нерешительность, сомнения, неопределенность (все это время от времени крайне необходимо в науке, искусстве и обычной жизни).

Таким образом, сомнения в сочетании с откладыванием принятия решения, столь неприятные для большинства людей, для некоторых могут знаменовать не психологический спад, а, наоборот, подъем.

Огромное количество личных качеств, которые заметны на первый взгляд и представляются нам разрозненными, на самом деле являются следствием единичной фундаментальной установки, в частности, отсутствия доминирующего чувства вины или сковывающего стыда, а также выраженной тревожности. Именно это отличает здоровых людей от больных неврозом: последние в любой момент могут быть охвачены чувством вины, стыда или тревоги. Даже вполне нормальный представитель нашей культуры слишком часто ощущает вину, тревожится или стыдится в совершенно неподходящих ситуациях. Наши здоровые подопечные находят возможность принять себя и собственные проявления без досады и огорчений, иногда даже не слишком задумываясь над тем или иным вопросом.

Они способны стоически принять свою человеческую природу со всеми ее недостатками, несовершенствами и несоответствием идеалам, не ощущая при этом особого беспокойства. Иногда может создаться ложное впечатление самодовольства. Однако более правильной представляется точка зрения, что они способны принять все изъяны, грехи и слабости, свойственные человеческой природе, так же спокойно, как принимают природные явления. Никому ведь не приходит в голову жаловаться на то, что вода мокрая, камни твердые, а деревья зеленые. Подобно тому как дети смотрят на мир широко открытыми, невинными глазами, без упреков и критики, просто наблюдая за происходящим, не требуя исполнения своих желаний, самоактуализирующиеся люди относятся к проявлениям особенностей человеческой природы в себе и окружающих. Это совсем не то же, что смирение, которое также свойственно нашим подопечным, особенно перед лицом болезни или смерти.

То, о чем только что шла речь, может быть выражено и в другой форме; в частности, самоактуализирующиеся люди видят реальность более четко: человеческая природа предстает перед ними такой, какая она есть, а не такой, какой они хотели бы ее видеть. Их глаза видят окружающую действительность, не прибегая к различного рода очкам, искажающим цвет или форму реальных объектов (Bergson, 1944).

Первый и наиболее очевидный уровень принятия — это так называемый животный уровень. Самоактуализирующиеся люди — это, прежде всего, хорошие животные, радующиеся жизни без сожаления или стыда. У них неизменно хороший аппетит, здоровый сон, приносящая радость и удовлетворение сексуальная жизнь и они не испытывают чувства стыда за проявление физиологических влечений. Эти люди способны принимать себя не только на перечисленных выше сравнительно низких уровнях, но также и на всех остальных, в частности в аспектах, касающихся любви, принадлежности, уважения и самоуважения. Все это принимается без лишних сомнений как должное, поскольку самоактуализирующиеся люди склонны считаться с человеческой природой, не пытаясь ей противоречить. Это выражается в относительно редком проявлении отвращения и раздражения, свойственных обычным людям, особенно невротикам, в отношении пищи, запахов и выделений тела, его физического функционирования.

В тесной связи с принятием самого себя и окружающих находится 1) отсутствие склонности к оборонительной реакции, позерству и 2) неприятие этих искусственных приемов в других людях. Лицемерие, хитрость, притворство, бравада, наглость, игра, попытки произвести впечатление — все это практически несвойственно таким людям. В связи с тем, что самоактуализирующиеся люди спокойно уживаются со своими недостатками, эти недостатки со временем начинают восприниматься окружающими как некие нейтральные личностные особенности.

Речь не идет о полном отсутствии чувства вины, стыда, печали, тревоги или оборонительной реакции; в данном случае нет места лишь ненужным или невротическим (не соответствующим реальной ситуации) проявлениям этих чувств. Животные (физиологические) процессы (занятия сексом, мочеиспускание, беременность, менструация, старение и т. п.) являются частью реальности и поэтому безоговорочно принимаются.

Здоровые люди могут ощущать вину (или стыд, тревогу, печаль, сожаление) по следующим поводам: 1) недостатки, которые можно исправить (например, лень, бездумное времяпрепровождение, потеря самообладания, причинение страданий другому человеку); 2) пережитки психического нездоровья (предвзятость, ревность, зависть); 3) достаточно сильные привычки, относительно не связанные с особенностями характера; 4) изъяны культуры или группы, с которыми эти люди себя идентифицируют. Общая формула гласит, что здоровым людям неприятны расхождения между тем, что есть, и тем, что может или должно быть в идеале (Adler, 1939; Fromm, 1947; Ногпеу, 1950).

Самоактуализирующиеся люди склонны к спонтанному поведению, а их внутренние проявления, мысли и побуждения отличаются еще большей спонтанностью. Их поведение отличается простотой и естественностью, им чужды наигранность и попытки произвести эффект. Это не обязательно подразумевает постоянное пренебрежение общепринятыми нормами поведения. Если заняться подсчетом случаев, когда самоактуализирующиеся люди вели себя действительно необычно, таких ситуаций наберется немного. Нестандартность их поведения имеет внутренние причины и обусловлена спонтанными, естественными побуждениями и мыслями. Сознавая невозможность быть понятыми и принятыми окружающими, не имея намерений причинить кому — нибудь вред или вступать в спор по каждой мелочи, эти люди с доброжелательной усмешкой и королевским изяществом проходят через все церемонии и ритуалы. Так, мне довелось наблюдать, как один из этих людей с достоинством принял награду, которую ни во что не ставил и над которой потешался в частной обстановке, чтобы не обидеть тех, кто ее вручал.

Таким образом, конвенциальность не является тяжелым бременем для самоактуализирующихся людей; во всяком случае, соблюдение общепринятых норм крайне редко может заставить их отказаться от выполнения задуманного дела, которое они находят важным и нужным. Именно в эти моменты проявляется их необычное поведение, причем не в форме тривиального протеста против авторитетов или придания неоправданно большого значения малозначительному вопросу.

Подобные внутренние установки проявляются и в те моменты, когда самоактуализирующийся человек поглощен делом, входящим в сферу его важнейших приоритетов. Любые общепринятые правила поведения, которые он без труда соблюдал, могут быть нарушены; складывается впечатление, что конвенциальность проявляется произвольно, по заказу, и требует сознательных усилий.

Наконец, такие люди легко отказываются от следования всяким условностям в компании себе подобных, когда в этом нет необходимости. Будучи вынуждены контролировать собственное поведение, наши подопечные предпочитают общество людей, в котором можно вести себя более свободно и раскованно и где не требуется особых усилий, чтобы вести себя, как подобает.

Следствием такой особенности является то, что самоактуализирующиеся люди имеют собственный этический кодекс, относительно автономный и индивидуальный, отличный от общепринятого. Случайный наблюдатель иногда может заподозрить их в отсутствии всяких этических принципов, поскольку такие люди с легкостью нарушают не только общепринятые нормы поведения, но и законы, если того требует ситуация. Однако подобное мнение далеко от истины. Это высоконравственные люди, хотя их принципы сильно отличаются от общепринятых: как правило, среднестатистический человек ведет себя не столько этично, сколько конвен — циально (т. е. его поведение базируется на принятых в данном обществе принципах, которые он считает верными).

Чуждые социальным условностям и распространенному в обществе ханжеству и лжи, самоактуализирующиеся люди иногда чувствуют себя чужестранцами, что проявляется и в их поведении.

У читателя не должно сложиться впечатления, будто эти люди скрывают свои чувства. Иногда они ведут себя порывисто, движимые минутным раздражением от ригидности или непонятливости окружающих. Так, они вполне могут начать кого — либо поучать или же попытаться защитить жертву несправедливости; они бывают переполнены радостными чувствами, которые не в силах сдержать. В подобных ситуациях, по моим наблюдениям, такие люди не испытывают чувства вины, стыда или тревоги по поводу производимого ими впечатления. По — видимому, следование общепринятым нормам обусловлено лишь тем, что в конкретной ситуации не затрагиваются важные для них интересы, а окружающие могут быть смущены или шокированы другим поведением.

Умение постигать реальность, принимать ее и вести себя спонтанно, свойственное маленьким детям и животным, позволяет им прекрасно ориентироваться в собственных побуждениях, желаниях и субъективных реакциях (Fromm, 1947; Rand, 1943; Reik, 1948). Клиническое исследование этой способности со всей очевидностью подтверждает точку зрения Фромма (Fromm, 1941), что средние, так называемые нормальные и хорошо приспособленные люди часто не имеют ни малейшего представления о том, кто они есть, чего они хотят и что думают.

Подобные наблюдения привели к открытию принципиального различия между самоактуализирующимися людьми и всеми остальными индивидами: например, мотивационная сфера самоактуализирующихся людей имеет не только количественные, но и качественные особенности. Не исключено, что для них необходимо создать совершенно новую психологию мотивации, в частности речь идет о мета — мотивации или мотивации к личностному росту, а не к преодолению каких — либо недостатков. Возможно, предстоит провести разграничительную линию между собственно жизнью и подготовкой к проживанию этой жизни. Общепринятая концепция мотивации, скорее всего, применима лишь к тем, кто не достиг самоактуализации. Наши подопечные не борются в обычном смысле этого слова, они развиваются, стремятся достичь совершенства, более полно реализовать себя. Мотивация обычных людей — стремление к удовлетворению своих неудовлетворенных базовых потребностей. Самоактуализирующиеся люди не имеют неудовлетворенных базовых потребностей, но внутренние импульсы им все — таки свойственны. Они работают, борются, проявляют инициативу, хотя и не совсем в обычном смысле. Мотивацией для них является личностный рост, самовыражение, созревание и развитие, одним словом, самоактуализация. Могут ли эти самоактуализирующиеся люди быть более человечными, более близкими в биологическом смысле слова к типичным представителям своего вида? И как следует судить о типологии вида: по ущербным, недоразвитым его представителям или по прирученным, посаженным в клетку и обученным?

Люди, о которых идет речь, как правило, сосредоточивают свое внимание на внешних задачах. По современной терминологии, они скорее центрированы на проблеме, чем центрированы на Эго. Обычно они не представляют проблемы для самих себя и поэтому не слишком о себе заботятся (что заметно отличается от склонности к интроспекции, присущей недостаточно уверенным в себе людям). Самоактуализирующиеся люди, как правило, выполняют некую миссию, имеют определенную цель жизни, решают какую — либо внешнюю задачу, что отнимает у них много сил и времени (Biihler & Massarik, 1969).

Речь не обязательно идет о задаче, которую они сами себе поставили; это может быть проблема, разрешение которой они считают своим долгом, обязанностью. Поэтому целесообразно говорить о цели, которой человек должен, а не хочет достичь. Как правило, самоактуализирующиеся люди не преследуют личной выгоды, они стремятся принести пользу всему человечеству, своему народу или нескольким членам своей семьи.

За некоторыми исключениями можно утверждать, что эти люди озабочены базовыми проблемами и вечными вопросами, которые принято называть этическими или философскими. Такие люди существуют обычно в максимально широкой системе координат. Образно говоря, они никогда не приближаются к деревьям настолько, чтобы перестать видеть лес. Они работают с универсальными жизненными ценностями, ориентируясь на долговременные, а не сиюминутные интересы. В известном смысле всех их можно считать философами, хотя и самоучками.

Само собой разумеется, что такие установки своеобразно проявляются во множестве сфер повседневной жизни. Например, одно из неотъемлемых качеств самоактуализирующихся людей (величие, нетривиальность, отсутствие мелочности) можно обозначить одним общим термином. Широта взглядов, умение быть выше обыденных проблем, мыслить масштабно, так сказать sub specie aeterni (с точки зрения вечности), имеет, по — видимому, решающее значение для межличностных и социальных взаимоотношений: благодаря этим качествам создается атмосфера спокойствия и веры в преодоление преходящих проблем, облегчающая жизнь не только самоактуализирующимся людям, но и их окружению.

Все самоактуализизирующиеся люди, вне всякого сомнения, могли бы пребывать в одиночестве без всякого ущерба для себя и без ощущения дискомфорта. Более того, практически все они определенно любят уединение, во всяком случае, больше, чем обычные люди.

Они легко могут оставаться вне «военных действий», ничуть не тревожась тем, что вызывает бурю эмоций у окружающих. Им не составляет никакого труда сохранять спокойствие и невозмутимость, поэтому жизненные невзгоды и удары судьбы не вызывают у них реакций протеста, как у обычных людей. Самоактуализирующиеся люди умеют сохранять достоинство и с честью выходят даже из самых сложных ситуаций. Возможно, это объясняется их склонностью самостоятельно интерпретировать ситуацию, не полагаясь на мнение окружающих. Их самообладание иногда воспринимается другими людьми как суровость и отчужденность.

Умение отстраниться от ситуации, взглянуть на нее со стороны тесно связано с некоторыми другими качествами. Во всяком случае, таких людей можно считать более объективными (во всех смыслах этого слова) по сравнению с обычными людьми. Мы имели возможность убедиться в том, что эти люди скорее центрированы на проблеме, чем на Эго. Это качество присуще им даже в тех ситуациях, когда проблемы касаются их самих, их желаний, мотивов, надежд и чаяний. Соответственно, их способность к концентрации значительно превосходит таковую обычных людей. Побочным эффектом такой концентрации является всем известная рассеянность, забывчивость, невнимательность к окружающей обстановке. В качестве примеров можно назвать крепкий сон, хороший аппетит, способность улыбаться и даже смеяться в периоды тревог и волнений.

В социальных взаимоотношениях с другими людьми отстраненность, однако, создает известные проблемы. «Нормальные» люди интерпретируют это качество как холодность, снобизм, отсутствие дружеского расположения и даже враждебность. В отличие от этого дружеские отношения обычно характеризуются большей близостью, взаимозависимостью, теплотой, потребностью в одобрении и поддержке. Действительно, самоактуализирующиеся люди не испытывают нужды в окружающих в обычном смысле этого слова. Однако переживания разлуки и потребность в дружеском общении — обычные составляющие дружбы, поэтому такая отстраненность, как правило, с трудом принимается окружающими.

Составляющими автономии являются способность принимать самостоятельные решения, ответственность, самодисциплина, склонность действовать самостоятельно, а не быть орудием в чужих руках, сила, а не слабость. Наши подопечные сами строили свою жизнь, принимали решения и несли за них ответственность. Это малозаметное, но крайне важное качество. Они научили меня видеть слабость и ущербность в том, что я ранее считал совершенно нормальным и присущим человеческой природе: в частности, в том, что многие люди не принимают самостоятельных решений, а полагаются на мнение окружающих, рекламодателей, продавцов, родителей, журналистов. Это скорее марионетки, чем самостоятельные, ответственные взрослые люди. Неудивительно, что они часто ощущают себя беспомощными и зависимыми, легко становятся жертвами мошенничества. Что означает подобная безответственность в сфере политики и экономики, ясно всем — это катастрофа. Демократическое общество со свободой выбора должно состоять из самостоятельных людей, принимающих решения и несущих за них ответственность.

Широкомасштабные эксперименты (Asch, 1956; McClelland, 1961,1964; McClelland & Winter, 1969) позволили установить, что люди, самостоятельно принимающие решения, составляют от 5 до 30 % нашей популяции, большинство из представителей которой полностью зависят от обстоятельств. Среди наших подопечных 100 % самостоятельных людей

В заключение мы выскажем одно соображение, которое, скорее всего, будет неприятно многим теологам, философам и ученым: самоактуализирующиеся индивиды имеют большую свободу воли и менее зависимы, нежели обычные люди. Однако следует дать более точное определение терминам свобода воли и зависимость, поскольку в данном исследовании это скорее эмпирические реалии. Более того, это количественные переменные, а не ярлыки типа «да-нет».

Одна из характерных особенностей самоактуализирующихся людей, которая отчасти вытекает из вышеперечисленных качеств, — относительная независимость от физического и социального окружения. В связи с приоритетом мотивации к личностному росту, а не к устранению недостатков, эти люди не нуждаются для удовлетворения своих потребностей во внешнем окружении, например в других людях, предметах культуры. Их рост и личностное развитие преимущественно зависят от собственного потенциала и скрытых ресурсов. Точно так же как дереву необходимы вода и солнечный свет, большинство людей нуждаются в любви, безопасности и удовлетворении своих базовых потребностей, что может осуществиться только при поддержке извне. Если все эти условия были соблюдены, т. е. внутренние потребности получили удовлетворение извне, то возникает проблема личностного развития, т. е. самоактуализации.

Такая независимость от окружения ведет к относительной устойчивости к ударам судьбы, лишениям, крушению надежд. Эти люди обладают способностью сохранять спокойствие в обстоятельствах, которые привели бы обычных людей к гибели; это качество также получило название самодостаточности.

Люди с мотивацией к устранению недостатков нуждаются в других людях, поскольку удовлетворение большинства их потребностей (в любви, безопасности, уважении, принадлежности) обеспечивается только извне. Однако индивиды, мотивированные к личностному росту, в действительности часто видят в окружающих лишь помеху. Удовлетворение и счастье для них более не являются социальными категориями, они заключены в них самих. Самоактуализирующиеся люди обретают достаточную силу и независимость от расположения окружающих, в том числе и от их симпатии. Награды, общественное положение, почести, популярность, престиж и любовь, которые они могут получить, с неизбежностью становятся менее важными, чем внутренний рост и развитие (Huxley, 1944; Northrop, 1947; Rand, 1943; Rogers, 1961). Необходимо помнить о том, что лучший способ (хотя и не единственный) обрести относительную независимость от любви и уважения — в достаточной мере испытать эти самые любовь и уважение в прошлом.

Самоактуализирующиеся люди имеют достойную восхищения способность снова и снова свежо и наивно переживать простые радости жизни, принимать как чудо то, что для других стало обыденным и привычным. Эту способность К. Уилсон назвал радостью новизны (С. Wilson, 1969). Самоактуализирующийся человек любуется каждым восходом или закатом солнца, как в первый раз, любой цветок для него захватывающе прекрасен, даже если до этого ему довелось видеть великое множество других цветов. Каждый ребенок воспринимается как венец творенья, сколько бы детей он ни встретил ранее. Самоактуализирующийся человек доволен своим браком спустя 30 лет и не перестает восхищаться прелестью своей жены, даже если ей уже за 60. Таким людям повседневная работа, рутинные дела представляются интересными и даже захватывающими. Столь интенсивные чувства появляются далеко не всегда; они возникают совершенно неожиданно, в самые, казалось бы, неподходящие моменты. Десять раз преодолев реку на пароме, на одиннадцатый человек бывает охвачен теми же переживаниями и волнением, которые посетили его в первый раз (Eastman, 1928).

Наблюдаются некоторые различия в выборе объектов восхищения. Некоторые из наших подопечных устремляются на природу. Для других это в основном общение с детьми. Есть и такие, кто посвящает свободное время классической музыке. Однако со всей определенностью можно утверждать, что самоактуализирующиеся люди черпают силу и вдохновение из базовых жизненных переживаний. Во всяком случае, ни один из них не приходит в экстаз от посещения ночного клуба, получения кучи денег или хорошей вечеринки.

Справедливости ради стоит отметить, что для некоторых наших подопечных сексуальное удовлетворение, в частности переживание оргазма, представляет нечто большее, чем просто удовольствие; оно служит источником силы, которую другие находят в музыке или природе. Об этом пойдет речь ниже, в разделе о мистических переживаниях.

Не исключено, что богатство субъективных переживаний связано с точным и свежим восприятием реальности. Видимо, то, что мы называем банальностью переживаний, обусловлено навешиванием ярлыков на те или иные аспекты нашего опыта, что лишает эти переживания остроты, в результате чего они перестают быть захватывающими, полезными, таящими угрозу, так или иначе затрагивающими наше Я (Bergson, 1944).

Я также имел возможность убедиться, что привычка к тому, что имеешь, — один из важнейших источников всех зол, трагедий и страданий человечества. Мы мало ценим то, что воспринимаем как должное, и без особых сожалений и переживаний готовы обменять право первородства на чечевичную похлебку. К несчастью, наиболее близкие нам люди — жены, мужья, дети, друзья, гораздо меньше занимают наше внимание, когда находятся рядом с нами; ценить их мы начинаем лишь после того, как теряем. То же самое можно сказать и о физическом здоровье, политических свободах, материальном благополучии: истинная ценность всего этого постигается лишь после утраты.

Исследования, посвященные гигиеническим факторам в промышленности (Herzberg, 1966), работе биржи в Сент — Нео (Wilson, 1967,1969), мое собственное изучение «маленьких скандалов, больших скандалов и метаскандалов» (Maslow, 1965b) доказывают, что можно существенно облегчить себе жизнь, если воспринимать имеющиеся блага, как это делают самоактуализирующиеся люди, т. е. с восхищением и благодарностью судьбе.

Эти субъективные переживания также называются мистическими; они были прекрасно описаны Уильямом Джеймсом (W.James, 1958) как весьма характерные для самоактуализирующихся людей, хотя далеко не для всех из них. Сильные эмоции, о которых шла речь в предыдущем разделе, иногда становятся настолько всеохватывающими, хаотичными, что с полным правом могут быть названы мистическими переживаниями. Мое внимание к этой теме привлекли рассказы некоторых наших подопечных, которые описывали переживания сексуального оргазма в смутно знакомых терминах, которые, как я впоследствии узнал, использовали различные писатели, чтобы охарактеризовать то, что они называли мистическими переживаниями. Это были те же ощущения открывшихся глазу необъятных горизонтов, всемогущества в сочетании с беспомощностью, чувство экстаза и благоговейного трепета, утрата ориентации во времени и пространстве и, наконец, убежденность в том, что произошло нечто важное и значимое. Благодаря этим переживаниям человек менялся, становился сильнее, что было заметно даже в повседневной жизни.

Чрезвычайно важно отделить эти переживания от всякого рода теологических и сверхъестественных, хотя на протяжении тысячелетий они были взаимосвязаны. Поскольку эти переживания возникают вполне естественным путем, т. е. находятся в сфере науки, я называю их пиковыми переживаниями.

Наши подопечные продемонстрировали, что подобные переживания могут проявляться с разной степенью интенсивности. В теологической литературе высказывается мнение, что мистические переживания качественно отличаются от всех остальных. Лишенные ореола сверхъестественности, эти переживания могут быть изучены как естественный феномен, т. е. помещены в континуум от интенсивных до слабых. Оказывается, что слабые мистические переживания бывают у многих, даже у большинства индивидов, но только избранные испытывают их часто, практически каждый день.

По — видимому, острые мистические, или пиковые, переживания представляют собой любые значительно усиленные переживания, в которых присутствует утрата или трансцендентность своего Я, например сосредоточение на решении какой — либо проблемы, сильная концентрация внимания, интенсивные чувственные переживания, сильнейшее, самозабвенное наслаждение музыкой или другими произведениями искусства.

За время, прошедшее с начала исследования в 1935 г., я стал уделять гораздо больше внимания различиям между людьми, испытывающими и не испытывающими пиковые переживания. Скорее всего, речь идет о количественных различиях, но и они чрезвычайно важны. Эта тема подробно рассматривается в одной из моих работ (Maslow, 1969b). Если говорить коротко, самоактуализирующиеся люди, не испытывающие пиковых переживаний, отличаются практичностью и эффективно функционируют в реальном мире. Те же, кто испытывает пиковые переживания, также существуют в сфере бытия; их удел поэзия, эстетика, символы, трансцендентность, «религия» мистического, личностного толка, запредельные переживания. По моему мнению, это одна из важнейших характерологических особенностей, прежде всего оказывающая влияние на социальную жизнь. Складывается впечатление, что «здоровые» самоактуализирующиеся люди без пиковых переживаний склонны посвящать себя улучшению социального мира: это политики, реформаторы, общественные деятели. В то же время те, кто испытывает трансцендентные пиковые переживания, тяготеют к поэзии, музыке, философии и религии.

Самоактуализирующиеся люди испытывают глубокое чувство причастности, симпатии и приязни к человечеству в целом. Они ощущают родство и взаимосвязь с окружающими, словно все люди — члены одной семьи. Как известно, приязненное отношение к кровным братьям и сестрам сохраняется даже в случае проявления ими слабости, отвратительных черт характера, глупости. Во всяком случае, им прощается гораздо больше, чем посторонним людям. Поэтому самоактуализирующиеся люди испытывают искреннее желание принести пользу всему человечеству.

При отсутствии широкого кругозора и при малой продолжительности наблюдения можно не заметить этого чувства единения с человечеством. В конце концов, самоактуализирующиеся люди сильно отличаются от других по образу мыслей, побуждениям, поведенческим особенностям и эмоциональным проявлениям. В ряде случаев они напоминают чужестранцев. Немногие могут утверждать, что хорошо понимают их, несмотря на всю к ним симпатию. Самоактуализирующиеся люди часто печалятся, выходят из себя, встречаясь с обычными человеческими слабостями; даже не очень значительные происшествия могут стать для них настоящей трагедией. Несмотря на всю свою отстраненность, они ощущают неразрывную связь, кровное родство с окружающими их людьми, они испытывают снисходительность или, во всяком случае, знают, что лучше других справляются со многими вещами, они видят то, что ускользает от окружающих, и понимают скрытую от большинства истину.

Все наши подопечные без исключения могут считаться приверженцами демократии в наиболее глубоком смысле этого слова. Я утверждаю это на основании предшествующего анализа структуры характера авторитарной (Maslow, 1943) и демократической личности, который слишком обширен, чтобы приводить его здесь подробно; я счел возможным лишь кратко описать основные результаты своих наблюдений.

Самоактуализирующиеся люди имеют все явные, или поверхностные, признаки демократического склада ума. Они готовы проявить дружеское расположение к любому человеку независимо от социального класса, политических убеждений, расы или цвета кожи, если человек близок им по духу. Иногда даже создается впечатление, что все эти особенности им попросту безразличны, хотя обычные люди уделяют им значительное внимание.

Демократичность самоактуализирующихся людей этим не ограничивается. Так, они готовы учиться у каждого, кто способен их чему — то научить, независимо от других особенностей этого человека. В таких отношениях обучения самоактуализирующиеся люди не заботятся о соображениях престижа и внешних признаках своего социального статуса. Можно утверждать, что наши подопечные обладают таким качеством, как своеобразная скромность. Всем им отлично известно, сколь скудны их познания по сравнению с тем, что может быть познано и что постигли окружающие. Благодаря этому самоактуализирующиеся люди без позерства могут искренне восхищаться и с готовностью учиться у тех, кто обладает знаниями или навыками, отсутствующими у них самих. Любой мастер своего дела, будь то артист или плотник, в их глазах всегда достоин уважения.

Необходимо точно различать демократичность и неразборчивость во вкусах, стремление уравнять всех людей. Самоактуализирующиеся индивиды сами по себе принадлежат к элите человеческой расы и друзей себе выбирают среди себе подобных, однако избранность эта не имеет ничего общего с происхождением, расой, именем, семьей, возрастом, славой или властью; здесь имеет значение характер, способности и талант.

Кроме того, имеется и еще одна тенденция, которая чрезвычайно важна, но которую трудно уловить: это уважение к любому человеку только за то, что он принадлежит к человеческому роду. Даже в общении с негодяями и мерзавцами наши подопечные не переходят некоей границы, за которой начинается унижение человеческого достоинства. Однако при этом они руководствуются собственными, довольно точными представлениями о добре и зле, хорошем и дурном. Они скорее вступят в схватку со злом, станут противодействовать недобрым людям, дурным поступкам, нежели станут уклоняться от этого. Самоактуализирующиеся люди испытывают гораздо меньше сомнений при необходимости выразить свой гнев, чем обычные люди.

Для самоактуализирующихся индивидов характерны более глубокие межличностные отношения, чем для большинства других взрослых людей (но не обязательно более глубокие, чем отношения детей). Они готовы проявить больше любви, понимания, участия, чем считают для себя возможным другие люди. Имеются также и другие специфические особенности таких отношений. Прежде всего, по моим наблюдениям, другие участники этих отношений в целом гораздо здоровее и ближе, иногда весьма значительно, к самоактуализации, чем среднестатистические индивиды. Таким образом, можно говорить о высокой избирательности в общении, учитывая крайне низкую распространенность таких людей в популяции.

Одно из следствий этого и некоторых других явлений — то, что самоактуализирующиеся люди имеют особенно тесные взаимоотношения с узким кругом лиц. У них мало друзей. Лишь к немногим они относятся с искренней любовью. Отчасти это объясняется тем, что близкие отношения отнимают много времени. Преданность — не минутное дело. Один из моих знакомых выразил это такими словами: «У меня нет времени на большое число друзей. Да и вряд ли у кого оно есть, когда речь идет о настоящих друзьях». Такая избирательность в близких отношениях сочетается с человеческой теплотой, доброжелательностью, симпатией и дружелюбием ко всем окружающим. Наши подопечные склонны к проявлению доброты или, по меньшей мере, толерантности практически ко всем людям без исключения. Особенное расположение они чувствуют к детям, которые не оставляют их равнодушными. Таким образом, можно говорить о специфическом чувстве любви или как минимум сочувствия ко всем представителям человеческой расы.

Вместе с тем нельзя назвать эту любовь неразборчивой. Самоактуализирующиеся индивиды могут легко осадить тех, кто этого заслуживает, особенно наглецов, лгунов, излишне самодовольных людей. Однако при общении с глазу на глаз даже с этими людьми не обязательно проявится заслуженно пренебрежительное к ним отношение. Вот одно из возможных объяснений: «Большинство людей не добивается того, чего могли бы добиться. Они совершают все мыслимые и немыслимые ошибки, просчеты и в конце концов ввергают себя в несчастья, недоумевая, почему это произошло, ведь намерения у них были добрые. Люди обычно платят за дурное поведение собственными страданиями. Они достойны сожаления, а не осуждения».

Говоря коротко, враждебные реакции на окружающих 1) заслужены ими и 2) имеют своей целью помочь тому, кто вызывает негодование, или другому человеку. Таким образом, в соответствии с классификацией Фромма, враждебность является скорее реактивной или ситуационной, а не характерологической особенностью этих людей.

По моим наблюдениям, ни один из самоактуализирующихся индивидов не испытывал сомнений при необходимости различить хорошее и дурное в повседневной жизни. Независимо от того, удавалось ли им описать происходящее словами, им не были свойственны внутренние конфликты или непоследовательное поведение при возникновении этических проблем, что столь характерно для обычных людей. Можно также сказать, что эти индивиды имеют определенные моральные стандарты, строгий этический кодекс и поступают в соответствии с ним, не нарушая его принципов. Само собой разумеется, что их представления о добре и зле могут заметно отличаться от общепринятых.

Это же качество, но другими словами описал доктор Дэвид Леви, который отметил, что еще несколько веков назад таких людей, творящих угодные Богу дела, называли благочестивыми. В наше время если кто — то признается, что верит в Бога, то описывает своего Бога как некую метафизическую концепцию, а не как реальный персонаж. Если говорить о религии исключительно в социально — поведенческом аспекте, все самоактуализирующиеся люди религиозны, включая атеистов. Однако, подчеркивая сверхъестественный компонент и ортодоксальность религии (наиболее употребительное значение данного термина), мы приходим к совершенно противоположному выводу: мало кого из них можно считать религиозным.

Самоактуализирующиеся люди, как правило, ведут себя так, словно четко различают средства и цели. Можно утверждать, что они гораздо больше внимания уделяют целям, при этом средства этим целям явно подчинены. Такой вывод, однако, выглядит слишком упрощенно. Наши подопечные усложняют ситуацию, рассматривая в качестве целей многие свои дела и переживания, которые для других людей служат лишь средствами. Таким образом, самоактуализирующиеся люди склонны ценить сам процесс пути к достижению цели, они точно так же радуются прибытию на промежуточную станцию, как и в пункт назначения. Время от времени им удается превратить обычное занятие в нечто захватывающее, в игру или танец. Вертхаймер отмечал, что большинство детей обладают выраженными творческими способностями; что им ничего не стоит превратить скучное, рутинное дело (например, перемещение книг с полки на полку) в сложную и захватывающую игру, выполняя работу в определенном ритме или в определенной последовательности.

В самом начале своих наблюдений я отметил одно общее для всех наших подопечных качество — своеобразное чувство юмора. Они не смеются над тем, что кажется смешным другим людям. Так, им не нравятся жестокие шутки (когда смешат, причиняя кому — нибудь вред), шутки, построенные на превосходстве одного человека над другим, а также непристойные шутки. Им больше нравится так называемый философский юмор. Его также можно назвать реалистичным, поскольку речь идет о вышучивании человечества в целом, в частности людской глупости, попыток возвеличиться, неверного представления о своем месте во Вселенной. Это своего рода подшучивание над собой, не имеющее, однако, ничего общего с мазохизмом или клоунадой. Ярким примером может служить юмор Линкольна, которому не свойственно было шутить в обидной для других манере; кроме того, в большинстве его шуток помимо намерения рассмешить слушателей содержалась некая мораль. Юмор выполнял обучающую функцию, подобно пословицам и сказкам.

Если говорить о количественной стороне, то самоактуализирующиеся люди шутят реже, чем популяция в целом. Подтрунивание, розыгрыши, остроумные реплики, каламбуры гораздо менее характерны для них, чем философские шутки, наводящие на размышления и вызывающие скорее улыбку, чем громкий смех. Кроме того, их шутки обычно связаны с ситуацией, а не привнесены извне, они скорее спонтанны, чем заранее подготовлены, поэтому их часто бывает трудно повторить или пересказать. Неудивительно, что обычные люди, привыкшие к сборникам анекдотов и безудержному веселью, склонны считать наших подопечных чересчур строгими и серьезными.

Подобный юмор может распространяться на множество сфер; конкретная ситуация, человеческая гордость, серьезность, занятость, суета, амбиции, горячие стремления и склонность составлять планы — все это может стать поводом для шутки. Мне удалось понять это, когда я попал на выставку «кинетического искусства»: это весьма напоминало человеческую жизнь с ее суматохой, неразберихой, шумом и бесцельностью постоянного движения. Такая установка оказывает влияние и на профессиональную деятельность, отчасти превращая ее в игру, которая, несмотря на всю серьезность ситуации, может восприниматься легко.

Это универсальная характеристика всех индивидов, за которыми велось наблюдение и которые становились объектом исследования (см. главу 13 «Креативность у самоактуализирующихся людей»). Здесь нет исключений. Каждый из этих людей в той или иной форме демонстрирует творческие способности, изобретательность или оригинальность, причем эти проявления имеют индивидуальные особенности. Эти особенности более подробно рассматриваются далее в этой главе. Во всяком случае, это не имеет ничего общего с узко направленной креативностью моцартов — ского типа. Трудно отрицать, что так называемые гении проявляют способности, которые мы даже не в силах понять. Известно лишь то, что они особым образом одарены, но этот дар может никак не отражаться на их личности в целом, являясь, по — видимому, унаследованным. Здесь мы не будем касаться таланта такого рода, поскольку он не зависит от психического здоровья или удовлетворения базовых потребностей. Креативность самоактуализирующихся индивидов скорее сродни наивной универсальной креативности маленьких детей. Складывается впечатление, что так проявляется одно из фундаментальных свойств человеческой природы — потенциал, полученный нами при рождении. Большинство представителей человечества утрачивает его в процессе приобщения к культуре, но отдельным индивидам удается сохранить свежий взгляд на жизнь или же, утратив его, впоследствии вновь обрести. Сантайана называет это второй наивностью, что, на наш, взгляд, является чрезвычайно удачным термином.

Креативность наших подопечных не обязательно проявляется в привычной форме написания книг, создания музыкальных или художественных произведений, а зачастую в весьма более скромной форме. По — видимому, этот тип креативности как самовыражения здоровой личности проецируется на весь мир в целом и касается любого занятия. В этом смысле можно говорить о креативных сапожниках, плотниках или служащих. Что бы ни делал индивид, он все делает с соответствующим настроем, который заложен в его характере. Можно даже, подобно детям, творчески видеть.

Это качество рассматривается отдельно с целью дискуссии, но в действительности оно неотделимо от всех обсуждавшихся ранее особенностей самоактуализирующихся индивидов. Когда мы говорим о креативности, то попросту описываем с другой точки зрения (с точки зрения последствий) и другими словами то, что ранее характеризовалось как свежесть взгляда, эффективность восприятия, глубина проникновения в суть вещей. Складывается впечатление, что эти люди видят лучше остальных. Именно поэтому они кажутся окружающим творцами.

Кроме того, как мы уже убедились, самоактуализирующиеся люди менее ограничены, менее скованы, иначе говоря, менее окультурены. Если использовать позитивные термины, то они более спонтанны, естественны, человечны. Все это также способствует проявлению креативности. Исходя из результатов исследования детей, можно утверждать, что все люди изначально были достаточно спонтанными, причем где — то в глубине все они таковыми и остаются, однако приобретенные впоследствии поверхностные, но мощные ограничения и запреты сдерживают спонтанные побуждения, так что последние проявляются не очень часто. В отсутствие сдерживающих факторов можно было бы ожидать от всех людей проявления сходной креативности (Anderson, 1959; Maslow, 1958).

Самоактуализирующиеся люди не очень хорошо приспособлены (в наивном понимании одобрения культуры и идентификации себя с культурой). Они без труда соблюдают целый ряд условностей, однако все в той или иной степени противятся приобщению к общепринятым нормам, сохраняя некоторую отстраненность от той культуры, в которую погружены. В связи с практически полным отсутствием данных о сопротивлении окультуриванию в литературе, посвященной взаимодействию культуры и личности, а также потому, что, как справедливо указал Рисман (Riesman, 1950), этот вопрос крайне важен для американского общества, даже наши скудные данные представляют некоторый интерес.

В целом, отношения этих здоровых людей с не слишком здоровой культурой можно отнести к разряду сложных; во всяком случае, можно выделить несколько их составляющих.

1. Все эти люди вполне укладываются в общепринятые нормы по части выбора одежды, языка общения, пищи, занятий. Вместе с тем они необычны тем, что явно не гонятся за модой и им недостает наглости и шика. Всем своим существом они показывают, что для них не имеет большого значения, какой дорогой двигаться к намеченной цели, что одни правила продвижения к цели так же хороши, как и любые другие, поэтому не стоит поднимать много шума вокруг того или иного нововведения, каким бы полезным оно не представлялось. Здесь опять просматривается склонность этих людей без возражений принимать все то, что не имеет для них большого значения или не может быть изменено. Поскольку выбор обуви или прически, вежливость или манера поведения на вечеринке не слишком важны для наших подопечных, они реагируют на все это, просто пожимая плечами. Эти вопросы не имеют никакого отношения к морали. Однако поскольку терпеливое принятие безвредных условностей не есть их горячее одобрение, степень готовности этих людей следовать общепринятым нормам не очень высока. В конце концов, если соблюдение условностей оказывается слишком утомительным или дорогостоящим, поверхностная конвенциальность быстро улетучивается.

2. Едва ли кого — то из этих людей можно назвать бунтарем в обыденном смысле этого слова, по аналогии с подростками или лицами, настроенными на свержение существующего уклада. Самоактуализирующиеся люди не проявляют сиюминутного нетерпения, не выражают недовольства общественным устройством с намерением его преобразовать, хотя время от времени и выказывают негодование по поводу проявлений несправедливости. Лишь один из наших подопечных, который в молодые годы отличался необузданным нравом, был профсоюзным лидером, что в то время было небезопасно; в конце концов он признал бессмысленность своих усилий и отошел от дел. Со временем он осознал необходимость постепенных социальных изменений (во всяком случае, в данную эпоху и в данной культуре) и обратился к обучению подрастающего поколения. Все остальные наши подопечные проявляли своего рода спокойную, постоянную озабоченность улучшением общественной жизни, что, по — моему, служит свидетельством признания постепенности культурных преобразований, необходимость которых не вызывает сомнений. Это не отказ от борьбы. В ситуации, когда возможны быстрые радикальные изменения, этим людям не занимать отваги и решимости. Хотя они не относятся к радикально настроенным элементам в обществе в обычном смысле этого слова, я полагаю, что они легко могут ими стать. Во — первых, эти индивиды отличаются высоким интеллектом (не следует забывать, кем они были избраны), большинство из них имеют цель в жизни, связанную с улучшением мира. Во — вторых, они весьма реалистичны и не склонны к значительным, но бессмысленным жертвам. В решающий момент они вполне способны пожертвовать своей работой во имя радикальных общественных преобразований (например, антинацистское движение во Франции или Германии). Мне представляется, что эти люди не против борьбы вообще, они против бессмысленной борьбы. Другое свойство этих людей — стремление радоваться жизни и хорошо проводить время. Вряд ли подобное стремление может быть совместимо с вечным бунтарством. Более того, этим людям кажется, что это слишком значительная жертва, которая не может быть оправдана получаемыми в результате выгодами. Многие из них в юности имели опыт борьбы против общественного мнения, что в большинстве случаев закончилось разочарованием в возможности быстрых перемен. Эта группа людей, в конце концов, предпочла иную тактику: размеренные повседневные усилия по улучшению культуры, как правило, изнутри, без попыток все сломать и построить заново.

3. нутреннее ощущение отстраненности от культуры не обязательно проявляется на сознательном уровне; прежде всего, оно заметно в дискуссиях на тему американской культуры в целом, в сопоставлении ее с другими культурами, а также в том, что самоактуализирующиеся индивиды легко могут обходиться без нее, поскольку не принадлежат ей полностью. Смешанные чувства одобрения и враждебности показывают, что из американской культуры ими было взято все хорошее, а все, по их мнению, дурное было отвергнуто. Во всяком случае, эти люди взвешивают, анализируют, обдумывают и затем принимают самостоятельные решения. Этот подход, безусловно, отличается от обычного пассивного усвоения этноцентрическими субъектами всего, что предлагает культура, как демонстрируют участники исследований, посвященных авторитарным личностям. Такой подход также отличается от полного отвержения всего, что есть в этой не самой плохой из культур (реально существующих, а не воображаемых, как в надписи на одном значке: «Нирвана сейчас!»). Отстраненность от культуры также проявляется в отстраненности от ее представителей, т. е. других людей, в любви к уединению, о чем уже упоминалось, в слабо выраженном пристрастии ко всему знакомому, привычному.

4. По этим и другим причинам этих людей можно назвать автономными, поскольку они руководствуются скорее собственными принципами и соображениями, чем общественным мнением. В связи с этим такие люди не только и не столько американцы; они принадлежат к общечеловеческой культуре. Ошибочно утверждать, что они выше или ниже американской культуры; ведь они говорят на американском варианте английского языка, ведут себя по — амери — кански, имеют американские характеры и т. д. Вместе с тем, проводя сравнение этой группы с группой гиперсоциализированных этноцентриков, нельзя не заметить, что самоактуализирующиеся индивиды — не просто представители другой культуры, они в целом менее модифицированы и сформированы этой культурой. В таком случае можно говорить о континууме с диапазоном от относительного принятия культуры до относительной отстраненности от нее. Если эта гипотеза имеет под собой какую — либо основу, из нее вытекает как минимум еще одна: представители различных культур, наиболее далекие от них, не только отличаются менее сформированным национальным характером, но и в известной мере обладают большим сходством друг с другом, нежели с типичными представителями своей культуры.

В заключение следует сказать, что мы нашли ответ на извечный вопрос о том, можно ли быть благополучным и здоровым человеком в несовершенном обществе. Да, это возможно, ведь удалось же сравнительно здоровым людям сформироваться в условиях американской культуры. Они ухитряются сложным образом сочетать внутреннюю автономию с внешним принятием культурных норм, что стало возможным только благодаря тому, что сама культура относительно терпимо относится к индивидам, не желающим полностью с ней идентифицироваться.

Безусловно, не может быть и речи об идеальном здоровье. Наше далекое от совершенства общество явно накладывает на своих членов целый ряд ограничений. В той степени, в которой они вынуждены хранить свои маленькие тайны, подавляя спонтанные побуждения, они препятствуют раскрытию собственного потенциала. Поскольку лишь немногие индивиды могут сохранить здоровье в нашей культуре (как, вероятно, и в любой другой), здоровые люди оказываются одинокими на свой лад и также не достигают высшей самоактуализации[34].

Авторы романов, поэты и журналисты делают типичную ошибку, когда описывают хороших, добропорядочных людей: эти персонажи настолько совершенны, что напоминают карикатуру, поэтому никому и в голову не приходит им подражать.

Собственное желание совершенства, вина и стыд за свои недостатки проецируются на окружающих, от которых обычные люди склонны требовать гораздо больше, чем дают сами. Поэтому учителя и министры представляются нам весьма скучными людьми, не имеющими предосудительных желаний и слабостей. По моему убеждению, большинство романистов, пытавшихся описать хороших (душевно здоровых) людей, совершали подобную ошибку, превращая своих героев в марионеток, воплощая в них некие недостижимые идеалы, вместо того чтобы честно рассказать об их жизнелюбии или силе, граничащей с грубостью. Нашим подопечным свойственны многие человеческие слабости. Их также обременяют глупые, вредные, бессмысленные привычки. Они могут быть упрямыми, нудными, раздражительными. Они не свободны от поверхностного тщеславия, гордыни, пристрастного отношения к собственным творениям, семье, друзьям. Характерны для них и вспышки гнева.

Время от времени наши подопечные способны на неожиданные проявления жестокости. Следует иметь в виду, что это очень сильные люди. Они вполне могут проявить ледяную холодность, когда ситуация этого требует; обычные люди неспособны на такие проявления. Один из наших подопечных, узнав, что близкий друг его обманывает, тут же разорвал с ним отношения, причем впоследствии никаких признаков раскаяния у него не наблюдалось. Женщина, которая была замужем за нелюбимым человеком, решившись на развод, проявила недюжинную настойчивость, граничащую с жестокостью. Некоторые из этих людей настолько быстро оправляются от утраты близкого человека, что кажутся окружающим бессердечными.

Следует упомянуть еще об одном моменте, который касается преимущественного интереса наших подопечных к внешнему миру. Поглощенные своими занятиями, в состоянии повышенной концентрации на каком — либо явлении или вопросе, они могут стать рассеянными, утратить чувство юмора или позабыть об обычной вежливости. В подобных обстоятельствах они явно демонстрируют внутреннее отсутствие интереса к пустой болтовне, светским сплетням и т. п.; их действия и слова могут шокировать окружающих. О других нежелательных (во всяком случае, с точки зрения окружающих) последствиях отстраненности шла речь выше.

Даже природная доброта этих людей может привести к совершению ошибок, например женитьбе из жалости, сближении с психически неуравновешенными людьми, занудами или неудачниками с последующим раскаянием. Иногда подобные личности позволяют чересчур настойчивым людям добиваться своего, дают больше, чем могут, поощряя нахлебников и психопатов.

Наконец, я уже говорил о том, что эти люди отнюдь не свободны от чувства вины, тревоги, печали, самообвинений, внутренней борьбы. Тот факт, что источники всего этого не имеют невротической природы, мало волнует наших современников (включая большинство психологов), которые склонны, на этом основании, считать их нездоровыми.

На примере самоактуализирующихся индивидов я усвоил одну простую истину. Совершенных людей не существует! Можно найти добропорядочных людей, очень хороших, почти великих. В мире существуют творцы, пророки, мудрецы, святые, подвижники. Это дает нам право верить в будущее, пусть даже эти люди встречаются крайне редко, в единичных экземплярах. И вместе с тем даже эти люди иногда могут быть нудными, эгоистичными, гневливыми, раздражительными или подавленными. Чтобы избежать разочарований в представителях человеческой расы, следует, прежде всего, избавиться от иллюзий на этот счет.

Система жизненных ценностей самоактуализирующихся людей основывается на их философском принятии себя, человеческой природы, социальной жизни в целом, а также природы и физической реальности. Благодаря этому принятию формируются ценностные ориентации индивидов в повседневной жизни. Учитывая связь жизненных ценностей с характерологической особенностью принятия, можно судить о том, что нравится и не нравится нашим подопечным, вызывает их протест и одобрение, радует и огорчает.

Все без исключения самоактуализирующиеся индивиды автоматически «снабжаются» прочной основой для формирования жизненных ценностей благодаря своей внутренней динамике (во всяком случае, именно в этом аспекте наблюдается поразительное сходство между наиболее полно реализовавшими себя людьми независимо от их культурной принадлежности). Однако это еще не все: та же внутренняя динамика ответственна за ряд других универсальных особенностей таких индивидов, в частности, 1) налаженное взаимодействие с реальностью, 2) ощущение родства с другими людьми, 3) удовлетворенность базовых потребностей, чему сопутствуют и другие обстоятельства, например материальное благополучие, 4) специфическое отношение к целям и средствам и т. д. (см. выше).

Одним из наиболее важных последствий подобного отношения к окружающей действительности, а также ее оценки является снижение остроты или полное отсутствие конфликтов, борьбы, неопределенности во многих сферах жизни. По — видимому, так называемая нравственность в значительной мере обусловлена неудовлетворенностью и неприятием окружающей действительности. Многие проблемы кажутся беспочвенными и теряют значимость в атмосфере всеобъемлющего принятия. И дело здесь не столько в том, что, ясно увидев проблему, легче ее разрешить, а в том, что проблема эта никогда не была действительно значимой, а являлась результатом восприятия окружающей действительности больным человеком. Примером таких проблем может служить пристрастие к карточным играм, танцам, коротким юбкам, привычка ходить с непокрытой головой (в одних культовых заведениях) или носить головной убор (в других), употребление алкоголя, предпочтение того или иного мяса, в том числе в зависимости от календарного периода. При этом снижается значимость не только всех этих тривиальных условностей; процесс идет глубже, затрагивая гораздо более важные аспекты, в том числе тендерные отношения, представления о структуре и функциях организма и даже представления о смерти.

Если попытаться обобщить результаты этого открытия, может сложиться впечатление, что значительная часть так называемых морали, этики и жизненных ценностей в действительности есть побочный продукт всепроникающей психопатологии большинства. Многие конфликты, разочарования и опасности (вынуждающие нас делать выбор, в ходе которого и проявляются жизненные ценности) улетучиваются или разрешаются для самоактуализирующихся индивидов точно так же, как, например, споры о допустимости тех или иных танцев. Для них кажущаяся непримиримой борьба полов превращается в приятное, взаимовыгодное сотрудничество. Противоположные, на первый взгляд, интересы отцов и детей, в действительности оказываются вполне совместимы. Подобно половозрастным различиям, стираются различия в происхождении, классовой и кастовой принадлежности, политических пристрастиях, ролевые и религиозные различия. Как известно, осознание этих различий служит плодороднейшей почвой для проявлений тревоги, страха, враждебности, агрессии, ревности и чрезмерной бдительности. Однако эти различия уже не приводят к таким последствиям, поскольку наши подопечные склонны проявлять интерес к различиям, а не опасаться их.

Если взять в качестве примера отношения преподавателя и студента, то надо сказать, что наши подопечные в роли преподавателей держались весьма уверенно и спокойно благодаря своеобразной интерпретации ситуации, в частности, как ситуации приятного сотрудничества, а не борьбы авторитетов с неизбежным унижением достоинства одной из сторон; искусственный авторитет уступал место естественной простоте, которую трудно задеть; не было и намеков на попытки продемонстрировать собственное превосходство, предстать перед студентами в качестве некоего оракула; отсутствовали типичные атрибуты стереотипного профессорского поведения, взамен наблюдалась простота и человечность, как, скажем, у плотника или слесаря. Все это вместе взятое создавало в аудитории особую атмосферу, в которой не было места подозрительности, беспокойству, враждебности. Подобным образом при исчезновении источника опасности исчезает и реакция на опасность в семейных и других межличностных отношениях.

Принципы и жизненные ценности доведенного до отчаяния и психологически здорового человека различаются как минимум по нескольким параметрам. Эти люди имеют совершенно разное восприятие и интерпретацию физического мира, социального мира, личного психологического мира, структура и функционирование которого отчасти зависят от системы ценностей данного человека. Для людей, чьи базовые потребности не удовлетворены, мир представляется полным опасностей, своего рода джунглями, вражеской территорией, населенной 1) теми, кого можно подчинить, 2) теми, кто может подчинить их. В этой ситуации абсолютно необходима система жизненных ценностей, сходная с системой ценностей всех обитателей джунглей, у которых доминируют низшие потребности, в первую очередь потребность в безопасности и другие базовые потребности живых существ. Индивиды, базовые потребности которых удовлетворены, ведут себя совершенно иначе. Принимая эти потребности и их удовлетворение как должное, они имеют возможность посвятить себя высшим устремлениям. Их жизненные ценности должны быть иными.

Наиболее значимая составляющая системы жизненных ценностей самоактуализирующихся индивидов совершенно уникальна и отражает характер конкретного индивида. Это верно по определению, поскольку самоактуализация есть актуализация своего Я, а одинаковых Я не существует. Есть лишь один Брамс, один Ренуар, один Спиноза. Наши подопечные, как мы уже убедились, имеют много общего между собой, и в то же время каждый из них — яркая индивидуальность, которую невозможно спутать ни с одной другой. Иначе говоря, между ними одновременно есть много сходства и различий. Их индивидуальность гораздо сильнее развита, чем у любой другой группы людей, однако они лучше социализированы и лучше идентифицированы с человечеством в целом по сравнению с обычными людьми. Они одновременно обладают типичными качествами представителей своего вида, родственны им, но также являются носителями собственной уникальной индивидуальности.

На данном этапе мы, наконец, можем перейти к рассмотрению чрезвычайно важного теоретического положения, к которому мы пришли в результате исследования самоактуализирующихся индивидов. Уже несколько раз на протяжении этой главы, а также в других главах мы указывали на то, что так называемые полярности или противоречия характерны лишь для не вполне здоровых людей. Что касается здоровых индивидов, эти противоречия разрешаются, сходят на нет, а многие противоположности, которые считались несовместимыми, сливаются в единое целое (см. также Chenaut, 1969).

Например, извечные противоречия между сердцем и головой, разумом и инстинктом, познанием и волей, казалось, переставали существовать у здоровых людей, как только они становились аутентичными; внутренние противоречия исчезали, когда их слова и мысли начинали совпадать. Если говорить коротко, у этих людей желания полностью согласуются с доводами рассудка. Известное изречение святого Августина «Люби Бога и делай, что пожелаешь» можно сформулировать иначе: «Доверяй своим побуждениям и будешь здоров».

Противоречие между эгоизмом и альтруизмом совершенно исчезает у здоровых людей, поскольку в принципе каждое действие одновременно является эгоистичным и альтруистичным. Наши подопечные отличаются одновременно высокой духовностью и чувственностью до такой степени, что сексуальное удовлетворение становится для них проводником в мир духовного, мир «религиозного». Исполнение долга нельзя противопоставлять удовольствию, а работу — игре, если исполнение долга само по себе удовольствие, а работа — игра, если люди ищут удовольствия в выполнении своих обязанностей и счастливы этим. Если наиболее социализированные индивиды одновременно обладают и самой яркой индивидуальностью, то какой смысл противопоставлять эти два качества? Если наиболее зрелые люди в то же время отличаются ребячливостью? А наиболее высокоморальные и этичные индивиды обладают самыми выраженными животными инстинктами?

Подобные явления наблюдались и при изучении таких противоположностей, как доброта — жестокость, конкретность-абстрактность, личность-общество, адаптация-дезадаптация, отстраненность от окружающих-идентификация с окружающими, серьезность — еселость, качества Диониса-Аполлона, интроверсия-экстраверсия, интенсивность-спорадичность, мужественность-женственность, вожделение-любовь, эрос-агапэ. У этих индивидов Ид, Эго и Суперэго пребывают в содружестве; они не противостоят друг другу, их интересы не противоречивы, как при неврозах. Сходным образом ведут себя когнитивная, импульсивная и эмоциональная составляющие, пронизывая друг друга и являя собой единое целое. Низшие и высшие потребности и интересы прекрасно согласуются, а тысячи серьезных философских противоречий, как выясняется, по своей сути не являются противоречиями. Какой смысл выбирать между хорошей женщиной и плохой, словно это два несовместимых явления, если нам известно, что истинно здоровая женщина одновременно сочетает в себе то и другое?

В этом, как и во многом другом, здоровые люди сильно отличаются от среднестатистических, причем не только количественно, но и качественно, что дает нам основания предполагать существование двух типов психологии. В самом деле, изучение ущербных, слабо развитых представителей человеческого рода позволяет создать лишь ущербную психологию и ущербную философию. В то же время изучение самоактуализирующихся индивидов должно стать основой для более универсальной науки психологии.

Удивительно, как мало внимания уделяют эмпирические науки теме любви. Особенно странным представляется отсутствие интереса у психологов, хотя складывается впечатление, что такой интерес — их прямая обязанность. Не исключено, что это еще одно проявление качества, типичного для ученых: все они любят заниматься тем, что у них получается, а не тем, чем следовало бы заняться. Этим они напоминают нерадивого кухонного работника, который как — то раз открыл все имевшиеся в гостинице консервные банки только потому, что это у него получалось особенно хорошо.

Надо признаться, что я хорошо понимаю нежелание ученых заниматься данным вопросом теперь, когда сам предпринял некоторые усилия в этом направлении. Это весьма непростая задача для любого специалиста, особенно для ученого. Складывается впечатление, что ты оказался на необитаемой земле, где все привычные техники традиционной психологии неприменимы.

Наша задача проста: необходимо выяснить, что такое любовь, научиться ее создавать и прогнозировать, чтобы мир не погряз в злобе и вражде. Проект исследования, его материал и методы уже были описаны в предыдущей главе. Теперь перед нами стоит вопрос: чему эти люди могут научить нас в вопросах любви и секса?

Теодор Райк (Reik, 1957) выделил одну из особенностей любви, назвав ее отсутствием тревоги. Эта характеристика с особой очевидностью проявляется у здоровых индивидов. Речь идет о склонности ко все большей спонтанности, отказу от оборонительных реакций, проигрывания ролей, попыток захватить лидерство во взаимоотношениях. По мере своего развития отношения становятся более интимными и честными, партнеры достигают высот самовыражения, что само по себе случается нечасто. По отзывам самоактуализирующихся индивидов, с любимым человеком можно быть самим собой, вести себя естественно: «Я могу распустить волосы». Такая честность подразумевает свободную демонстрацию партнеру своих ошибок, просчетов, физических и психологических недостатков.

Одним из величайших наслаждений в здоровых отношениях с любимым человеком, по свидетельствам наших подопечных, является максимальная спонтанность, естественность, отказ от оборонительных реакций на воображаемую угрозу.

В подобных взаимоотношениях нет необходимости «держаться на уровне», производить впечатление, ощущать напряженность, следить за своими словами и поступками, подавлять и сдерживать свои чувства. Самоактуализирующиеся индивиды говорят о том, что могут оставаться самими собой, не ощущая никаких требований или ожиданий в отношении себя. Они чувствуют себя психологически (а также физически) обнаженными и в то же время любимыми и желанными, что дает им ощущение безопасности. Эти выводы подтверждаются большей свободой в выражении гнева и враждебности у наших подопечных, а также сниженной потребностью в общепринятом вежливом обращении друг с другом.

Наши подопечные любили и были любимы, а также любят и любимы в настоящее время. Практически для всех (за некоторыми исключениями) наблюдаемых подтвердился тот факт, что при прочих равных условиях психическое здоровье является следствием любви, направленной на человека, а не ее отсутствия. Учитывая возможность аскетизма, а также положительного влияния некоторого разочарования, можно утверждать, что удовлетворение базовых потребностей все же одна из важнейших предпосылок здоровья общества. Это касается не только того, чтобы быть любимым, но и того, чтобы любить самому.

Самоактуализирующиеся индивиды и в настоящее время любят и любимы. По некоторым причинам лучше сказать, что у них есть силы любить и способность быть любимыми. (Пусть кому — то это и покажется простым повторением предыдущего предложения.) Данный факт можно считать клинически доказанным, и ему есть множество подтверждений.

Меннингер (Menninger, 1942) сделал весьма меткое замечание о том, что человеческие существа в действительности очень хотят любить друг друга, но просто не знают, как это делать. Это утверждение неверно в отношении здоровых людей. Во всяком случае, им известно, как надо любить, они могут это делать свободно и непринужденно, не вовлекая себя в конфликты, не обращая внимания на запреты и возможные опасности.

Вместе с тем наши подопечные используют слово «любовь» осторожно и осмотрительно. Они редко его произносят, умея точно отличать истинную любовь от симпатии и дружеского отношения. Любовь для них — сильное чувство, а не нечто бледное или скучное.

Любовные отношения самоактуализирующихся индивидов позволяют узнать много нового о роли секса. Это непростой вопрос; в нем переплетается много факторов. Нельзя сказать, что я располагаю обширной информацией на эту тему. Такие данные трудно получить из частных бесед. В целом, однако, сексуальная жизнь наших подопечных имеет характерные особенности и может быть описана таким образом, что позволит сделать некоторые предположения о природе секса и природе самой любви.

Прежде всего, надо сказать, что для здоровых людей любовь и секс тесно взаимосвязаны. Хотя не возникает никакого сомнения в самостоятельности этих двух явлений (Reik, 1957; Suttie, 1935), а у меня нет намерения их объединять, нужно еще раз повторить, что в жизни здоровых людей они неразрывно связаны. Можно также сказать, что в жизни наших подопечных практически невозможно отделить секс от любви. Самоактуализирующиеся мужчины и женщины в целом не стремятся к сексу ради секса и не испытывают удовлетворения только от него. По моим наблюдениям, они скорее откажутся от секса вообще, чем станут заниматься им, не испытывая сильного чувства к партнеру. Во всяком случае, у меня имеется целый ряд примеров, когда люди на какое — то время отказывались от секса, если не испытывали к потенциальному партнеру чувства любви или привязанности.

Для самоактуализирующихся индивидов оргазм одновременно более важен и менее важен, чем для обычных людей. Зачастую это чрезвычайно глубокое, почти мистическое переживание, хотя эти люди гораздо более терпимы к отсутствию сексуальных отношений. Здесь нет никакого противоречия, это вытекает из динамической теории мотивации. Любовь относится к высшим потребностям, поэтому оттесняет на второй план удовлетворение низших потребностей; удовлетворение высшей потребности приносит более сильное наслаждение.

Секс приносит самоактуализирующимся людям гораздо больше радости, хотя он не играет центральной роли в жизненной философии. Это источник удовольствия, который воспринимается как должное, столь же важный, как пища или вода; удовлетворение сексуальных потребностей есть нечто само собой разумеющееся. Мне кажется, что такое отношение к сексу объясняет вышеупомянутое противоречие: самоактуализирующиеся индивиды получают от него больше удовольствия, чем обычные люди, но в то же время секс не играет столь важной роли в их жизни.

Необходимо подчеркнуть, что в силу этого сложного отношения к сексу оргазм иногда может вызвать мистические переживания, хотя и не обязательно. Таким образом, наслаждение, которое получают самоактуализирующиеся индивиды от секса, может сильно варьировать по интенсивности. Во всяком случае, оно не имеет ничего общего с романтическим отношением к любви как к божественному дару, окутанному покровом тайны. Любовь и занятия сексом чаще приносят тонкое наслаждение, сопровождаются игрой и весельем, вместо того чтобы быть серьезным занятием или даже исполнением супружеского долга. Эти люди далеко не всегда живут на максимуме своих возможностей. Как правило, они наслаждаются сексом как источником приятных, возбуждающих ощущений, не проникая в глубины экстатических переживаний.

Самоактуализирующиеся индивиды в среднем гораздо легче признают факт своего физического влечения к другим людям. По моим наблюдениям, они свободно общаются с представителями противоположного пола, время от времени мирясь с возникающим физическим влечением; вместе с тем эти люди гораздо реже, чем остальные, предпринимают какие — либо действия для удовлетворения этого влечения.

Другой особенностью сексуальности здоровых людей, как мне представляется, является отсутствие у них склонности четко регламентировать ролевое поведение в зависимости от пола. Таким образом, женщина не обязательно должна быть пассивной, а мужчина активным, причем не только в любви и сексе, но и в других сферах жизни. Все эти люди настолько уверены в своей мужественности или женственности, что без труда перенимают некоторые ролевые аспекты поведения противоположного пола. Они могут быть как активными, так и пассивными любовниками: целуют сами и позволяют целовать себя, занимают верхнюю или нижнюю позицию во время полового акта, берут инициативу в свои руки и принимают любовь партнера, шутят сами и позволяют шутить над собой — все это наблюдается у представителей обоих полов. По свидетельствам этих людей, они по — разному ведут себя в разные моменты. Самоактуализирующиеся индивиды испытывают удовольствие от разнообразных проявлений любви, не ограничиваясь исключительно активной или пассивной позицией.

Это согласуется с утверждением о том, что эротическая любовь и любовь — ага — пэ, будучи по своей сути совершенно разными проявлениями любви, у наиболее высокоразвитых людей сливаются воедино. Согласно представлениям Д'Арси, существует два вида любви: любовь мужская и женская, любовь активная и пассивная, сосредоточенная на себе или на партнере; в обществе сложилось впечатление, что эти виды любви представляют собой полные противоположности. Вместе с тем у здоровых людей эти два вида любви присутствуют одновременно. Извечное противоречие разрешено, индивид одновременно может быть активным и пассивным, эгоистичным и альтруистичным, мужественным и женственным, сосредоточенным на себе и на партнере.

Одним из важных аспектов здоровых любовных отношений является так называемая идентификация потребностей, или создание единой иерархии базовых потребностей обоих партнеров. В результате каждый ощущает потребности партнера как свои собственные, одновременно воспринимая собственные потребности как отчасти принадлежащие другому человеку. «Я» каждого из партнеров распространяется уже на двух людей, которые в психологическом смысле становятся единым целым, единой личностью, одним Я.

В ходе исторических дискуссий о любовных отношениях, альтруизме, патриотизме и т. п. не раз заходила речь о трансцендентности Эго. Современные вариации на эту тему уже на техническом уровне представлены в книге Ангайла (Angyal, 1965), где обсуждаются различные примеры склонности к гомономии, которая противопоставляется тенденции к автономии, независимости, индивидуальности. Накапливается все больше клинических и исторических данных, подтверждающих правоту Ангайла, говорившего о необходимости учитывать в систематической психологии возможность выхода всех этих тенденций за рамки Я. Более того, представляется очевидным, что эта потребность выхода за пределы Я сродни потребности в витаминах и минеральных веществах. Иначе говоря, если эта потребность не удовлетворена, у человека в той или иной форме развивается болезнь. Надо отметить, что здоровые любовные отношения приносят наибольшее удовлетворение и представляют собой наиболее яркий пример эго — трансцендентности (см. также Harper, 1966; Maslow, 1967).

Любовная и сексуальная жизнь здоровых людей, несмотря на периодические пики сильнейшего экстаза, можно сравнить с играми детей и молодых животных. Эти отношения полны доброжелательности, игривости и веселья. Это не борьба за лидерство, а скорее наслаждение самим процессом, что не одно и то же.

Все серьезные писатели, освещавшие тему идеальной, или здоровой, любви, подчеркивали важность развития индивидуальности каждого из партнеров, заинтересованность в личностном росте партнера, подлинное уважение к его уникальности. Это подтверждается наблюдениями за самоактуализирующимися индивидами, которым свойственна крайне редкая способность радоваться успехам партнера. Глубокое уважение к своим партнерам проявляется у них в самых разных формах.

Уважение к другому человеку подразумевает признание его как независимой сущности и автономного индивида. Самоактуализирующиеся люди не склонны отвергать, контролировать или пренебрегать желаниями другого человека. Они признают его человеческое достоинство и без необходимости не станут его унижать. Это относится не только к отношениям между взрослыми людьми, но также и к отношениям с детьми. Самоактуализирующиеся люди, как никто иной в нашей культуре, способны относиться к ребенку с подлинным уважением.

Одним из удивительных аспектов уважительного отношения к представителям противоположного пола является видимость отсутствия всякого уважения. Например, многие из так называемых знаков уважения к дамам фактически представляют собой пережитки прошлого, когда ни о каком уважении не могло быть и речи. Возможно, некоторые и сейчас бессознательно воспринимают эти знаки как свидетельство презрительного отношения к женщинам как существам низшего порядка. Такие закрепленные нормы поведения, как привычка вставать, когда в помещение входит дама, предлагать ей стул, помогать одеваться, пропускать вперед, давать право первого выбора — все это исторически сформировалось из отношения к женщинам, как к существам слабым, не способным о себе позаботиться, нуждающимся в защите и опеке. Как правило, уважающие себя женщины не склонны поощрять такие знаки внимания, помятуя об их истинном значении. Самоактуализирующиеся мужчины, которым свойственно подлинное уважение и симпатия к женщинам как полноправным партнерам, полноценным людям, а не низшим представителям человеческой расы, ведут себя в традиционном понимании чересчур свободно и невежливо.

Тот факт, что любовь оказывает множество положительных эффектов, вовсе не означает, будто люди влюбляются с целью их достижения. Любовь, которую можно наблюдать у самоактуализирующихся индивидов, — скорее спонтанное восхищение, своего рода благоговейный трепет, сродни тому, который мы испытываем перед гениальной картиной. В психологической литературе ведется оживленная дискуссия на тему целей и вознаграждений, подкрепления и удовлетворения, к сожалению, в ущерб вопросам переживаний при достижения цели (в отличие от переживания обретения средств) или благоговения перед прекрасным, что само по себе является достаточным вознаграждением.

Восхищение и любовь у наших подопечных в большинстве случаев не требует никаких наград, не преследует никаких целей, а переживается во всем богатстве красок, вполне определенно и конкретно, ради самой любви.

Восхищение ничего не требует и ничего не получает, а потому бесцельно и бесполезно. Оно скорее пассивно, нежели активно, и приближается к простому восприятию в даосистском понимании. Человек, погруженный в благоговейное восприятие, ничего не добавляет к переживаниям, скорее, сами переживания меняют его. Такой человек смотрит на жизнь невинным взглядом, подобно ребенку, который не высказывает согласия или несогласия, одобрения или неодобрения, но который, восхищенный присущим самим переживанием, просто впускает его в себя, давая ему возможность оказывать свое действие. Это переживание сродни восторженной пассивности, с которой мы позволяем морским волнам качать нас; или же бескорыстному интересу и благоговению, с которыми мы наблюдаем медленно угасающий закат. В действительности мы мало что можем добавить к этому закату. В этом смысле мы не проецируем себя на переживание и не пытаемся преобразовать его, как в тесте Роршаха. Закат не служит каким — либо сигналом или признаком; мы не получаем вознаграждения за то, что им восхищаемся. Закат не имеет отношения к молоку, воде, пище или другим потребностям организма. Мы способны наслаждаться картиной, не испытывая стремления ею завладеть, или кустом роз, не желая его оборвать, или прелестным ребенком, не собираясь его похитить, птицей, не имея намерения посадить ее в клетку; точно так же один человек может восхищаться другим, ничего не отдавая и не получая. Безусловно, восхищение и трепет неотделимы от других процессов, которые связывают индивидов между собой; однако эти процессы представляют отнюдь не всю картину, хотя и являются ее частью.

Вероятно, наиболее важное следствие этого наблюдения состоит в противоречии большинству теорий любви, поскольку традиционно считается, что людей инстинктивно влечет друг к другу, а восхищение тут не при чем. Фрейд (Freud, 1930) говорит о подавленной сексуальности, Райк (Reik, 1957) пишет о подавленной силе, многие другие ученые ведут речь о неудовлетворенности собой, которая заставляет нас создавать проективные галлюцинации, нереального (приукрашенного) партнера.

Вполне очевидно, что возникновение любви у здоровых людей напоминает то, как человек начинает любить великую музыку — он испытывает благоговейный трепет, переполняется ею, что, собственно, и приводит к любви. Тем более что в случае любви к человеку нет необходимости быть переполненным музыкой. В одной из своих лекций Хорни определила свободную от невротических наслоений любовь как отношение к другому человеку как к цели, а не средству для достижения цели. Соответственно, в этом случае закономерной реакцией будет радость, восхищение, очарование, преклонение, но не стремление использовать. Святой

Бернард сказал об этом так: «Любовь не нуждается в причине и не имеет границ; она есть собственный плод, собственное наслаждение. Я люблю, потому что люблю; я люблю, чтобы любить» (Huxley, 1944).

Подобные утверждения в изобилии встречаются в теологической литературе. Попытки отделить божественную любовь от людской часто основывались на допущении, что альтруистическая любовь и бескорыстное восхищение является сверхъестественными способностями и человеку не свойственны. На это можно возразить следующим образом: представители человеческой расы в лучших своих проявлениях в пору своего расцвета обладают многими качествами, которые ранее было принято считать прерогативой высших существ.

По моему мнению, эти явления будут более понятны с учетом теоретических рассуждений, приведенных в предшествующих главах. Прежде всего, давайте вернемся к различиям между мотивацией к восполнению недостатков и мотивацией к росту. Я высказал предположение о том, что самоактуализирующиеся индивиды свободны от мотивации к удовлетворению своих потребностей в безопасности, принадлежности, любви, социальном статусе и самоуважении, поскольку все эти потребности уже удовлетворены. Зачем любимому и любящему человеку в кого — то влюбляться? Безусловно, у него нет на это причин, которыми руководствуются лишенные любви люди, стремящиеся удовлетворить эту свою насущную потребность.

Самоактуализирующиеся люди не имеют серьезных неудовлетворенных потребностей, поэтому перед ними открыта дорога к росту, созреванию, развитию, словом, к самореализации и актуализации своего индивидуального и видового потенциала. То, что делают эти люди, является результатом роста и не требует усилий. Они любят, потому что любовь свойственна им, по этой же причине они честны, добры и естественны; точно так же сильный человек силен без всякого своего желания, прекрасная роза испускает аромат помимо своей воли, кошка грациозна, а ребенок ведет себя естественно. Подобные явления так же слабо мотивированы, как и физический рост или психологическое созревание.

В любви самоактуализирующихся индивидов нет напряжения и борьбы, столь характерных для любви обычных людей. Говоря философским языком, это аспект бытия и становления, это бескорыстная любовь к другому человеку просто за то, что он существует.

На первый взгляд мы сталкиваемся здесь с парадоксом: самоактуализирующиеся люди сохраняют выраженную индивидуальность, отчужденность и автономию, которые представляются несовместимыми с идентификацией с другим человеком и любовью к другому человеку, о которых мы говорили выше. Однако никакого парадокса в действительности не существует. Как мы уже убедились, склонность к отчужденности и потребность в идентификации и глубоким взаимоотношениям с другим человеком у здоровых людей вполне могут сосуществовать. На самом деле, наши подопечные наиболее альтруистичны и способны на любовь людьми, одновременно обладающими яркой индивидуальностью. Привычка считать эти качества взаимоисключающими, распространенная в нашей культуре, по — видимому ошибочна и требует коррекции. Эти качества не противоречат друг другу, во всяком случае, у самоактуализирующихся индивидов они мирно уживаются и дополняют друг друга.

Наши подопечные проявляют здоровый эгоизм, уважение к себе, отсутствие склонности к бессмысленным жертвам.

В любовных отношениях наблюдается сочетание выраженной способности любить с уважением к себе и своему партнеру. Это проявляется в том, что наши подопечные не нуждаются друг в друге в общепринятом смысле этого слова, подобно обычным любовникам. Они могут быть чрезвычайно близки, но при необходимости расстаются без всякого ущерба для себя. Они не связаны друг с другом, как звенья одной цепи. Складывается впечатление, что они наслаждаются обществом друг друга, однако готовы философски принять длительную разлуку или смерть. Несмотря на головокружительные любовные переживания, наши подопечные остаются собой, продолжают жить по своим законам.

Если нам удастся экспериментально подтвердить это наблюдение, по всей вероятности, придется пересмотреть или, во всяком случае, расширить представления об идеальной или здоровой любви в нашей культуре. Традиционно иод идеальной любовью понималось полное слияние двух Я с утратой границ между ними, т. е. скорее отказ от индивидуальности, чем ее усиление. В определенных аспектах это действительно так, однако факты свидетельствуют об одновременном развитии индивидуальности; при этом Я партнеров хотя и сливаются, но все же остаются самостоятельными и сильными, как раньше. Эти две тенденции, а именно выход за пределы индивидуальности и одновременное ее укрепление, согласуются, а не противоречат друг другу. Более того, является очевидным, что важнейшей предпосылкой для выхода за пределы своего Я является развитая идентичность.

ГЛАВА 13. Креативность у самоактуализирующихся людей[35]

Впервые мне довелось изменить свои представления о креативности 15 лет назад, когда я занялся исследованием людей явно здоровых, высокоразвитых и зрелых, т. е. самоактуализирующихся. С тех пор мне часто приходилось корректировать свои взгляды, и, вероятно, это произойдет еще не раз. Вашему вниманию предлагается отчет о моих наблюдениях, который будет небезынтересен не только в силу затронутой в нем темы, но и благодаря тому, что параллельно менялись мои представления о сущности и задачах психологии.

Мне пришлось отказаться от стереотипных представлений о том, что здоровье, гений, талант и продуктивность — тождественные понятия. Значительная доля наших подопечных, людей вполне здоровых и обладающих особой креативностью, о которой я скажу ниже, нельзя назвать продуктивными в обычном смысле этого слова. Нельзя также считать их гениями или людьми с выдающимися талантами. Среди них нет поэтов, композиторов, изобретателей, художников или известных ученых. Кроме того, как известно, многие из бесспорно гениальных представителей человечества не могут считаться психологически здоровыми людьми, например Вагнер, Ван Гог или Байрон. Во всяком случае, среди них были как психически здоровые, так и неуравновешенные люди. Я довольно давно пришел к убеждению, что выдающийся талант не определяется складом характера и психическим здоровьем индивида и что нам вообще мало известно о его происхождении. Так, музыкальная и математическая одаренность, по — видимому, во многом определяются наследственностью, их труднее развить в процессе обучения. Ясно, что здоровье и специфическая одаренность — вещи независимые, возможно, лишь отчасти связанные между собой, а возможно, и вообще не связанные. На современном этапе следует признать, что психологии почти ничего не известно о специфических талантах, достигающих уровня гениальности. Я не стану углубляться в эту тему, поскольку мое внимание больше привлекает креативность совсем иного рода, которая распространена гораздо шире, присуща каждому человеку и соотносится с психическим здоровьем. Кроме того, оказалось, что я, подобно большинству людей, соотносил креативность с продуктивностью и бессознательно ограничивал креативность несколькими традиционными сферами человеческой деятельности. В частности, я полагал, что всякий художник, поэт, композитор живет творческой жизнью. Креативными в моем понимании могли быть ученые — теоретики, художники, изобретатели, писатели. И больше никто. В моем понимании креативность — прерогатива определенных профессий.

Эти представления были полностью разрушены моими подопечными. Например, одна женщина, не получившая никакого образования и материально необеспеченная, не имела никаких общепринятых творческих достижений. В то же время она превосходно готовила, была замечательной матерью и женой, умело вела хозяйство. При минимуме затрат ее дом всегда выглядел великолепно. Она прекрасно умела принимать гостей. Ее блюда впору было подавать на стол коронованным особам. У нее был безупречный вкус по части выбора мебели и столовых приборов. Чего бы ни касались ее руки, все обновлялось, поражало оригинальностью и великолепием. Мне пришлось назвать ее креативной. Такие люди, как эта женщина, убедили меня в том, что первосортный суп лучше второсортной картины, а приготовление пищи, воспитание детей или ведение домашнего хозяйства может быть креативным процессом, в то время как поэзия может не быть таковым.

Другая моя подопечная посвятила себя тому, что можно назвать социальной работой в широком смысле слова, включая перевязку ран, помощь обездоленным, причем не только конкретными делами, но и в организационном плане. Одним из ее «созданий» стала организация, которая помогает большему числу людей, чем было бы по силам одной этой женщине.

Еще один мой подопечный, врач — психиатр, «чистый» клиницист, никогда не написавший ни единой статьи, не создавший ни одной теории, с энтузиазмом относился к своей повседневной работе, помогая людям обрести себя. Этот человек обращался с каждым пациентом так, словно тот был единственным в мире; он не использовал профессионального жаргона, не демонстрировал ожиданий или предрассудков, вел себя невинно и наивно, но с величайшей мудростью в духе даосизма. Каждый пациент был для него уникальным, его проблема была неповторима, поэтому и решение ее должно было быть весьма специфичным. Его величайшее профессиональное мастерство, в том числе при работе с особенно тяжелыми случаями, подтверждает его «креативный» (не стереотипный или ортодоксальный) подход к своему делу. Другой человек позволил мне понять, что строительный бизнес также открывает возможности для творчества. От молодого спортсмена я узнал, что искусная подножка также может быть эстетичной и являться своего рода продуктом творчества, как, например, сонет. Иными словами, я научился употреблять слово «креативный» (а также слово «эстетичный») не только применительно к продуктам, но и к людям, занятиям, процессам и отношениям. Кроме того, я стал использовать слово «креативный» для характеристики многих продуктов помимо общепринятых продуктов творчества типа поэм, теорий, романов, экспериментов или картин, которыми я ранее ограничивал употребление этого слова.

Как следствие, я счел необходимым разграничить «креативность таланта» и «креативность самоактуализации», причем последняя распространена гораздо более широко и имеет более тесную связь с личностью, проявляясь в повседневной жизни не только в великих и очевидных продуктах творчества, но также многочисленными другими способами, например в своеобразном чувстве юмора, склонности что — либо делать творчески, например преподавать, и т. д.

Зачастую оказывается, что существенной составляющей креативности самоактуализации является особая восприимчивость, как у ребенка в сказке про голого короля. (Это противоречит оценке креативности по результатам деятельности.) Люди с такой восприимчивостью способны видеть новое, свежее, конкретное, специфическое не менее хорошо, чем абстрактное или классифицированное. Соответственно, они гораздо более живут в реальном мире природы, чем в условном мире концепций, ожиданий, абстракций, убеждений и стереотипов, который обычные люди склонны смешивать с реальным миром. Это свойство точно отражено в роджеров — ском выражении «открытость переживаниям».

Все мои подопечные сравнительно спонтанны и экспрессивны. Они способны вести себя более естественно и раскованно; складывается впечатление, что они меньше склонны критиковать себя, поэтому держатся свободнее. Эта способность выражать свои мысли и побуждения, не опасаясь насмешек со стороны, весьма существенна для креативности самоактуализации. Роджерс охарактеризовал этот аспект психологического здоровья великолепным словосочетанием: «полноценно функционирующая личность».

Согласно другому наблюдению, креативность самоактуализирующихся людей во многом сродни креативности всех счастливых и не испытывающих беспокойства детей. Она проявляется спонтанно, без всяких усилий, невинно, легко, без привязки к стереотипам и клише. И вновь складывается впечатление, что ее источником является «невинная» свобода восприятия и «невинная», ничем не ограниченная спонтанность и экспрессивность. Практически каждый ребенок воспринимает окружающую действительность более свободно, не ограничивая себя ожиданиями чего — то конкретного. И почти каждый ребенок способен сочинить песенку или стихотворение, придумать танец или нарисовать картину, принять участие в незапланированной, неподготовленной игре.

Мои подопечные креативны именно в таком понимании, т. е. они подобны детям. Чтобы избежать недоразумений, скажу, что это вовсе не дети (это взрослые люди в возрасте от 50 до 70 лет). Лучше сказать, что они сохранили или вновь обрели как минимум два аспекта детскости; в частности, они «открыты переживаниям», т. е. не склонны навешивать ярлыки, а также спонтанны и экспрессивны. Конечно, это свойство выражено у них в гораздо меньшей степени, чем у детей. Если дети изначально наивны, то мои подопечные обрели «вторую наивность», как определил это качество Сантайана. Невинность их восприятия и экспрессивности сочетается с изощренностью ума.

Во всяком случае, складывается впечатление, что мы имеем дело с фундаментальной особенностью, универсальной и наследуемой, с потенциалом, который имеется у всех или почти всех людей от рождения и который, как правило, утрачивается или подавляется по мере приобщения человека к культурным нормам.

Мои подопечные отличаются от обычных людей еще одним своим качеством, которое способствует проявлению креативности. Самоактуализнрующиеся люди сравнительно мало опасаются неизвестности, таинственности, загадочности; можно сказать, что неизведанное притягивает их: они с удовольствием вступают на незнакомую землю. Здесь я хотел бы процитировать одну свою запись: «Эти люди не склонны пренебрегать неизвестностью или отрицать ее, бежать от нее; у них также нет привычки убеждать себя в том, что все непознанное давно и хорошо известно и заниматься его структурированием. Они не испытывают пристрастия к знакомым, хорошо известным вещам, а их стремление к истине не имеет ничего общего с гипертрофированной потребностью в порядке, определенности и безопасности, как у описанных Гольдштейном пациентов с повреждениями мозга (Goldstein, 1939) или лиц, страдающих обсессивно — компульсивным неврозом. Здоровые люди вполне способны, когда к тому располагает обстановка, хорошо чувствовать себя в хаосе, демонстрировать нерешительность, сомнения, неопределенность (все это время от времени крайне необходимо в науке, искусстве и обычной жизни)».

Таким образом, сомнения в сочетании с откладыванием принятия решения, столь неприятные для большинства людей, для некоторых могут знаменовать не психологический спад, а, наоборот, подъем.

В течение многих лет мне не удавалось объяснить одно мое наблюдение. Только теперь я пришел к определенным умозаключениям. Речь идет о гак называемом разрешении противоречий у самоактуализирующихся людей. Говоря коротко, я стал иначе относиться ко многим противоречиям, которые у психологов принято считать само собой разумеющимися. Например, мне никак не удавалось решить, эгоистичны или альтруистичны мои подопечные. Обратите внимание, как естественно прозвучал здесь союз «или». Очевидно, чем больше одного, тем меньше другого, и наоборот. Однако под напором фактов мне пришлось отказаться от аристотелевской логики. Мои подопечные были чрезвычайно эгоистичны в одном смысле и не менее альтруистичны в другом. И эти два качества сосуществовали в них не как противоположности, а как разумное динамическое единство, наподобие того, что описывал Фромм в своей классической статье о любви к себе; это был здоровый эгоизм. Мои подопечные весьма искусно умудрились примирить эти противоположности, дав основание полагать, что противопоставление эгоизма и альтруизма само по себе — признак невысокого уровня развития личности. Кроме того, я наблюдал, как разрешались и другие противоречия: так, дихотомия познание — воля превратилась в познание, «структурированное» волей; сходное изменение претерпела дихотомия разум — интуиция. Долг, обязанность превратились в удовольствие. Границы между работой и игрой стали весьма расплывчатыми. Можно ли противопоставлять альтруизму эгоистичный гедонизм, если альтруизм стал приносить удовлетворение? Наиболее зрелые из известных мне людей были в то же время чрезвычайно ребячливы. Людям с сильно развитым Я и яркой индивидуальностью могли быть также свойственны эго — трансцендентность и центрирование на проблеме.

Нечто подобное делает в процессе своей работы художник. Он способен поместить рядом несовместимые краски, противоречивые формы, разного рода диссонансы и трансформировать их в единую картину. Нечто подобное делает и ученый, объединяя не согласующиеся между собой факты, после чего становится очевидным, что это звенья одной цепи. То же самое можно сказать о государственном деятеле, целителе, философе, родителе, любовнике или изобретателе. Все они выполняют интегрирующую функцию, обладая способностью создать единство из разрозненных и противоположных явлений.

Мы говорим о способности к интеграции, в том числе внутри самого человека, а также о способности интегрировать все, чем бы этот человек ни занимался. В той мере, в какой креативность является конструктивной, объединяющей и интегрирующей, она зависит от внутренней интеграции человека.

Пытаясь понять, в чем причина креативности моих подопечных, я пришел к выводу, что многое связано с относительным отсутствием страха. Они определенно меньше приобщены к культурным нормам; а это значит, что они меньше боятся того, что скажут, чего потребуют или над чем будут смеяться окружающие. Именно это принятие глубин своего Я делает восприятие действительности незамутненным, а поведение спонтанным (менее подверженным контролю, менее запланированным). Эти люди меньше опасаются собственных мыслей, даже грязных, глупых или безумных. Они меньше опасаются вызвать смех и неодобрение окружающих. Они могут позволить себе отдаться во власть эмоций. Обычные люди с невротическими проявлениями, напротив, окружены стеной страха, по большей части находящегося в них самих. Они строго контролируют свое поведение, подавляют чувства. Они недовольны глубинами своего Я и полагают, что окружающие придерживаются того же мнения.

В результате я пришел к выводу, что креативность моих подопечных — побочный продукт их цельности и интегрированное™, что подразумевает самопринятие.

Война, происходящая между внутренней сущностью и сдерживающими и контролирующими ее силами внутри обычных людей, не характерна для цельных самоактуализирующихся личностей. Как следствие, у них остается больше сил на радости жизни и проявление креативности. Они тратят меньше времени и энергии, чтобы защитить себя от себя самих.

Одно из недавних исследований, посвященное «пиковым переживаниям», позволило уточнить и обогатить ранее сделанные выводы. Я опросил многих людей (не только здоровых), чтобы выяснить, какие переживания в их жизни были наиболее захватывающими. Поначалу это была попытка создать единую теорию когнитивных изменений, которые описаны в специальной литературе, посвященной переживаниям творчества, эстетическим переживаниям, любовным переживаниям, переживаниям инсайта, оргазма, мистическим переживаниям. Для всех этих явлений я использовал один общий термин «пиковое переживание». По моему мнению, все эти переживания сходным образом меняют человека и его мировосприятие. Я был поражен, обнаружив, что все эти изменения, по — видимому, часто сопровождают уже описанную мной самоактуализацию или, во всяком случае, способствуют обретению человеком внутренней цельности.

Так и оказалось. Однако, к сожалению, и в этом случае мне пришлось отказаться от некоторых удобных и привычных убеждений. Во — первых, мне пришлось признать значимость конституциональных различий в духе Шелдона, о которой говорил также Чарльз Моррис. Разные типы людей испытывают пиковые переживания в разных ситуациях. Однако независимо от этого эти переживания описываются сходным образом. Уверяю вас, я был крайне удивлен, услышав от одной женщины описание родов примерно в тех же словах, в которых Буке говорил о космическом сознании, Хаксли обобщал мистические переживания во всех культурах и эпохах, Жизелин описывал творческий процесс, а Сузуки рассказывал о медитативных переживаниях дзэн. Я понял, что существует множество разных типов креативности, так же как и типов здоровья и т. п.

Вместе с тем основной вывод по этой теме состоит в том, что существенный аспект пиковых переживаний — внутренняя цельность личности, а следовательно, гармония между человеком и окружающим миром. В этих состояниях человек становится цельным; противоположности и расхождения на время уходят; внутренняя война приостанавливается, в ней нет победителей и побежденных. В таком состоянии человек гораздо сильнее открыт переживаниям, гораздо более спонтанен, он полноценно функционирует; все это, как мы уже знаем, — важнейшие особенности креативности, связанной с самоактуализацией.

Одним из аспектов пиковых переживаний является полная, хотя и кратковременная утрата страха, тревоги, контроля, защиты, отказ от проволочек и сдерживания. Страх распада, страх попадания во власть инстинктов, страх смерти и болезни, страх следования пагубным страстям исчезает или, по крайней мере, становится преодолимым. Это состояние также способствует обострению восприятия, ранее искаженного страхом. Можно подумать, что это восторг, наслаждение или самовыражение в чистом виде. Однако все это имеет место в действительности, поэтому мы можем говорить о слиянии фрейдистских «принципа удовольствия» и «принципа реальности».

Отметим, что все эти страхи коренятся в глубинах нашего Я. По — видимому, в процессе пиковых переживаний мы принимаем глубинные слои своего Я вместо того, чтобы опасаться их и пытаться контролировать.

Однако не только мир, но и сам человек становится более цельным и внутренне согласованным. Иначе говоря, он становится самим собой, неповторимым и уникальным. Благодаря этому без всяких усилий проявляется его спонтанность и экспрессивность. Все силы человека объединены и скоординированы лучше, чем обычно. Все удается ему с гораздо меньшими усилиями и напряжением. Практически полностью уходят сомнения и самокритика, взамен появляется спонтанность и скоординирован — ность, организм функционирует так же эффективно, как у животного, более не раздираемый внутренними конфликтами, колебаниями; огромный приток энергии позволяет ощутить себя виртуозом, способным легко справиться с любыми делами. В такие моменты возможности человека чрезвычайно велики, а впоследствии он неожиданно для себя может обнаружить, что обрел новые навыки, что обострилась его восприимчивость, возросла креативность. Все дается ему столь легко, что вызывает лишь радость и смех. Ему удается сделать то, что ранее представлялось невозможным.

Говоря коротко, человек становится более цельным и единым, более уникальным, живым и спонтанным, он начинает более эффективно выражать себя; ему свойственны отвага и сила (ведь страхи и сомнения остались позади), эго — трансцендентность и бескорыстие.

Поскольку практически все из опрошенных смогли припомнить подобные переживания, я пришел к выводу, что многие люди, а возможно и большинство, способны к временной интеграции, даже самоактуализации, а следовательно, и к проявлению связанной с ней креативности. (Конечно, не следует забывать о малом количестве опрошенных и случайном характере моей выборки.)

Классическая теория Фрейда не подходит для наших целей, к тому же имеющиеся у нас данные частично с ней не согласуются. В значительной мере эта теория представляет собой психологию Ид, занимавшуюся исследованием инстинктивных влечений и сопровождающих их процессов; основная диалектика Фрейда относится к взаимодействию влечений и механизмов защиты от них. Однако для понимания источников креативности (а также игры, любви, энтузиазма, юмора, воображения и фантазии) важны не столько подавленные влечения, сколько так называемые первичные процессы, которые относятся скорее к познавательной, чем к волевой сфере. Переключив внимание на этот аспект глубинной психологии человека, мы начинаем видеть много сходства между психоаналитической Эго — пси — хологией (Крис, Милнер, Эренцвейг), юнгианской психологией и американской психологией развития и Я — концепцией.

Нормальная адаптация среднестатистического здравомыслящего человека предполагает последовательный отказ от глубин человеческой природы, как на когнитивном, так и на конативном уровне. Чтобы хорошо приспособиться к реальному миру, личность должна быть расщеплена. Это означает, что человек должен повернуться спиной к части самого себя, чтобы избежать опасности. Однако, сделав это, он много потеряет, поскольку эти глубины — источник радости, способности играть, любить, смеяться и, что наиболее важно для нас, быть креативным. Защищая себя от того ада, который находится в нем самом, человек закрывает себе путь на небеса. В крайней форме проявления мы сталкиваемся с синдромом навязчивых состояний; человек становится напряженным, ригидным, настороженным, теряет способность играть, любить, делать глупости, проявлять ребячливость и доверчивость. Его воображение, интуиция, эмоциональность сильно искажаются.

Цели психоанализа как психотерапии заключаются в интеграции личности. Психоанализ ориентируется на исцеление путем инсайта, в результате чего подавленные влечения достигнут сознания или предсознания. Основываясь на результатах изучения глубинных источников креативности, мы и здесь можем отметить некоторые изменения. Наше отношение к первичным процессам несколько отличается от отношения к неприемлемым желаниям. Наиболее важное отличие, как мне кажется, состоит в том, что первичные процессы куда менее опасны, чем запретные влечения. Чаще всего они не вытесняются и не подвергаются цензуре, а просто забываются, как это показал Шехтель (Schachtel, 1959), или же подавляются каким — то иным способом: необходимость адаптации к суровой реальности требует отнюдь не поэтичности или игры, а целенаправленных прагматичных усилий. Иначе говоря, в обществе изобилия сопротивление первичным мыслительным процессам гораздо слабее. Как мне кажется, процессы обучения, которые мало влияют на вытеснение влечений, помогают принять и интегрировать первичные процессы в сознательную и предсознательную жизнь. В принципе, обучение живописи, поэзии, танцу позволяет многого достичь в этом направлении. Большую роль играет также обучение в динамической психологии; например, в своей работе «Клиническое интервью» Дейч и Мэрфи (Deutch & Murphy, 1967) также оперируют понятиями первичных процессов. Удивительная книга Марион Милнер «Об отсутствии способности к рисованию» (Milner, 1967) прекрасно подтверждает мою мысль.

Тип креативности, о котором идет речь, — своего рода импровизация, подобная джазу или детским рисункам, а вовсе не целенаправленная работа или процесс создания «выдающегося» произведения искусства.

Во — первых, выдающиеся достижения прежде всего предполагают выдающийся талант, который, как выяснилось, никак не связан с моей концепцией. Во — вторых, выдающиеся достижения предполагают не только озарение, вдохновение, пиковые переживания, но также и тяжелый труд, длительное обучение, самокритику, стремление к совершенству. Иными словами, на смену спонтанности приходит произвольность; на смену полному принятию приходит критика; на смену интуиции приходит тщательное обдумывание; на смену смелости приходит осторожность; на смену фантазии и воображению приходит испытание реальностью. У человека возникают вопросы: «Хорошо ли это?», «Поймут ли меня? Достаточно ли устойчива эта структура? Насколько это логично? Как это проявится в жизни? Смогу ли я это доказать?»

Далее следуют сравнения, суждения, оценки, хладнокровные размышления, отборы, отказы.

Если можно так выразиться, вторичные процессы теперь начинают преобладать над первичными, Аполлон побеждает Диониса, мужское начало перевешивает женское. Вынужденная пассивность и восприимчивость вдохновения или пикового переживания уступают место активности, контролю и упорному труду. Пиковое переживание охватывает человека; однако сам человек создает великое творение. Можно сказать, что женский этап развития сменяется мужским.

Строго говоря, я ограничился исследованием только первого этапа, который представлял собой спонтанное самовыражение цельного человека или преходящее объединение всех его разрозненных частей. Этот этап возможен только в том случае, если человеку доступны глубины его существа, если он не испытывает страха перед своими первичными мыслительными процессами.

Я буду называть первичной креативностью то, что вытекает из первичного процесса и связано с ним в большей мере, чем со вторичными процессами. Креативность, основанную преимущественно на вторичных процессах, я буду называть вторичной креативностью. Благодаря этому вторичному типу в мире произведено множество сооружений и изделий: мосты, дома, новые автомобили; даже многие научные эксперименты и литературные труды в значительной мере построены на разработке идей других людей. Здесь имеют место различия того же порядка, что различия между первопроходцем и поселенцем. Ту креативность, которая использует оба типа процессов в правильной последовательности, я буду называть «интегрированной креативностью». Благодаря интегрированной креативности появляются великие произведения искусства, философии и науки.

Главный вывод из всего сказанного, на мой взгляд, заключается в том, что необходимо подчеркнуть роль интеграции (или внутренней цельности, единства) в теории креативности. Разрешение дихотомии, ее перерастание в единство способствует ликвидации внутреннего раскола в человеке и делает его цельным. Из — за этих внутренних расколов возникает своего рода война, когда отдельные части человека противостоят друг другу. В любом случае, если речь идет о креативности, связанной с самоактуализацией, то она больше связана с объединением первичных и вторичных процессов, нежели с проработкой вытесненных влечений. Вполне вероятно, однако, что защитные механизмы, направленные против запретных желаний и влечений, также подавляют первичные процессы, без разбора изолируя от сознания внутренние глубины. Вместе с тем подобная неразборчивость в принципе ничем не обусловлена.

Подводя итоги, следует отметить, что связанная с самоактуализацией креативность затрагивает скорее саму личность, нежели ее достижения, т. е. эти достижения вторичны по отношению к самоактуализирующейся личности. Необходимо указать на характерологические свойства, в частности смелость, свободу, спонтанность, цельность, принятие себя, ясность ума, которые делают принципиально возможной генерализованную креативность, затрагивающую все сферы жизни и проявляющуюся в креативной личности, креативных установках или креативном функционировании. Надо отметить экспрессивную или бытийную сущность этой связанной с самоактуализацией креативности (в отличие от креативности, связанной с решением проблем или производством продуктов). Креативность самоактуализации подобна радиоактивности, она пронизывает всю жизнь индивида, независимо от проблем, подобно тому, как доброжелательный человек излучает приветливость без всякого умысла, не осознавая этого. Такая креативность подобна солнечному свету; она распространяется на все то, что может расти и растет, но ее часть расходуется на камни и другие предметы, которые не способны к росту.

Подводя итоги, я должен признать, что предпринял попытку разрушить общепринятые концепции креативности, не предложив взамен стройной выверенной теории. Креативность самоактуализации с трудом поддается определению, потому что иногда ее синонимом представляется здоровье, как, например, полагает Мустакас. Поскольку самоактуализация или здоровье должны быть определены как переход к высшим проявлениям человечности или как бытие личности, становится очевидным, что креативность самоактуализации — важнейший аспект подлинной человечности.

Примечания:

3

Д. Мак — Грегор выделяет «теорию*», представляющую традиционный подход к управлению, и «теорию г/», разработанную им самим. — Прим. науч. ред.

32

См. также Bonner (1961, р. 97), Bugental (1965, pp. 264–276) и Руководство и библиографию теста самоактуализации Шострома (Shostrom, 1963, 1968).

33

Были предложены и другие потенциальные или возможные участники исследования, в частности Дж. У. Карвер, Юджин В. Дебс, Томас Эйкинс, Фриц Крейслер, Гете, Пабло Касальс, Мартин Бу- бер, Данило Дольчи, Артур Э. Морган, Джон Ките, Дэвид Хилберт, Артур Уэйли, Д. Т. Судзуки, Эдлай Стивенсон, Шолом Алейхем, Роберт Браунинг, Ральф Уолдо Эмерсон, Фредерик Дуглас, Йозеф Шумпетер, Боб Бенчли, Ида Тарбелл, Гарриет Табмен, Джордж Вашингтон, Карл Мюнзин- гер, Йозеф Гайдн, Камиль Писсаро, Эдвард Бибрин, Джордж Уильям Рассел, Пьер Ренуар, Генри Уордсворт Лонгфелло, Петр Кропоткин, Джон Альтгельд, Томас Мор, Эдвард Беллами (Edward Bellamy), Бенджамин Франклин, Джон Мьюр и Уолт Уитмен.

34

Я выражаю благодарность доктору Тамаре Дсмбо за помощь в изучении этого вопроса.

35

Четыре года назад после первой публикации работы Motivation and Personality Маслоу выступил с лекцией на симпозиуме, посвященном креативности, который финансировался Университетом штата Мичиган. Эта глава представляет собой неопубликованную лекцию, которая была прочита-