Письменная и устная речь человека представляет собой богатейший источник информации о самых разнообразных признаках, характеристиках предмета описания (другого человека, факта, процесса и т.д.), самого пишущего или говорящего и других обстоятельств. Не случайно, как и ученые-криминалисты, психологи, лингвисты, так и оперативные работники органов дознания, дознаватели, следователи традиционно уделяют большое внимание указанному объекту и использованию речевой информации, полученной от ее носителей, для выявления и изобличения преступников, пресечения, предотвращения и раскрытия преступлений. Исследования письменной и устной речи в России, как теперь, так и во времена СССР, ведутся в рамках относительно самостоятельных областей криминалистики – автороведения и фонологии (фоноскопии). Основной объект психологических автороведческих исследований – рукописные, машинописные и иным способом исполненные тексты, а точнее, – смысловое, понятийное, содержательное наполнение текста. Они осуществляются для идентификации авторов текста (при наличии проверяемого лица и образцов его письменной продукции), а также для решения комплекса диагностических и других распознавательных задач, связанных с определением признаков неизвестного автора, решением вопросов относительно общности источника происхождения нескольких текстов, условий их исполнения. Наращивание теоретического потенциала, развитие базы методической оснащенности увеличивают возможности и повышают качественный уровень автороведческих экспертиз. По мере того как судебно-автороведческая экспертиза формировалась в специфический вид судебной экспертизы, имеющей собственный предмет, объект, задачи и средства исследования, все явственней ощущалась необходимость создания автоматизированного рабочего места (АРМ) эксперта-автороведа, предназначенного для обеспечения автоматизации процесса решения идентификационных и неидентификационных задач (определения уровня образованности, интеллектуальных возможностей, половой и возрастной принадлежности, родного языка, профессиональной принадлежности и некоторых других признаков устанавливаемого лица как автора исследуемого текста). По сообщению А.Ю. Комиссарова, решение этих задач предполагает наличие в АРМе эксперта-автороведа блока индексации лексических единиц встроенного словаря по следующим параметрам:

1) часть речи, к которой относится слово;

2) преимущественная область профессионального использования (отнесение к области профессионализмов);

3) преимущественное использование возрастными группами;

4) преимущественное использование группами мужского или женского пола;

5) преимущественное использование лицами, использующими русский язык как неродной или иностранный.

Созданные в ходе научных исследований методы индексации позволяют существенно расширить круг решаемых экспертами-автороведами криминалистических задач, а оперативным работникам МВД и следователям – получать дополнительную ориентирующую информацию при проведении оперативно-разыскных мероприятий и следственных действий. Важны они и для упорядочивания словарных массивов по классификационным категориям, существенным для дальнейших автороведческих исследований с использованием АРМа "Лексика".

Основной целью, которая ставилась исследователями, является разработка блока индексации лексических единиц встроенного словаря АРМа эксперта-автороведа "Лексика" на базе различных фундаментальных естественных словарей, а также научного материала, имеющегося в современной лексикологии, и обобщения многолетнего экспертного опыта.

При этом были решены задачи по следующим направлениям:

1) часть речи лексической единицы;

2) профессионализмы;

3) возраст автора;

4) пол автора;

5) образование автора;

6) русский язык как неродной или иностранный.

Решение поставленных задач потребовало проведения и использования результатов ряда экспериментальных и теоретических исследований. Объектами исследований являлись:

а) материалы лексико-синтаксических словарей, справочников, научных публикаций по классификации русской лексики;

б) общие и частные признаки (количественные и качественные) письменной речи, характеризующие интеллектуальный и функционально-динамический стереотип автора текста.

В ходе работ были выявлены лексические единицы речи, отражающие письменно-речевые навыки автора текста, свидетельствующие о принадлежности его к одной из следующих групп-носителей русского языка:

1) по преимущественной области профессионального или социологического использования слов: военный, врач, инженер, педагог, преступник, священник, работник сельского хозяйства, экономист, юрист;

2) по преимущественному использованию русской лексики лицами определенной возрастной группы (до 14 лет, 14– 20 лет, 21–45 лет, 46–60 лет, старше 60 лет);

3) по преимущественному использованию русской лексики группами мужского и женского пола;

4) по преимущественному использованию русской лексики лицами, использующими русский язык как родной или неродной (в том числе иностранный);

5) по преимущественному использованию русской лексики лицами со средним или высшим образованием.

Кроме того, в АРМе эксперта-автороведа "Лексика" были заполнены оставшиеся свободные поля, указывающие на отнесение слова к определенной части речи: существительное, глагол, прилагательное, наречие, числительное, местоимение, союз, предлог, частица, причастие, деепричастие, вводное слово.

Выявленные в ходе работы списки слов были внесены в основной блок индексации лексических единиц словаря, являющийся базой данных массива лексики русского языка с указанием таких их основных характеристик как:

а) общая частота встречаемости слова;

б) частота встречаемости в сфере художественной прозы;

в) частота встречаемости в сфере драматургии;

г) частота встречаемости в сфере научно-публицистической литературы;

д) частота встречаемости в газетно-журнальной сфере.

Перечисленные списки слов наряду с их частными характеристиками составили достаточно репрезентативный объем русского словаря, позволяющий эксперту-автороведу использовать разработанные ранее методы и приемы во всей полноте их возможностей.

Результаты выполненной работы не имеют аналогов в отечественной и зарубежной практике. Среди существующих программных продуктов лингвистического или криминалистического направлений не существует списков лексем, представленных в виде блоков индексированных лексических единиц встроенного словаря, содержащих данные о частотах встречаемости слов или их принадлежности к какой-либо социально ориентированной группе носителей русского языка.

По причине постоянного изменения русского словаря разработчиками рекомендуется проведение дополнительных исследований, которые должны носить систематический характер с регулярным периодическим обобщением дополнений, внесенных в словарь АРМа "Лексика" различными пользователями. Такой подход позволит получать максимально эффективный инструментарий, пригодный для проведения автороведческих экспертиз, соответствующий запросам экспертной практики, современному уровню науки и техники.

Кроме того, блок индексации позволяет упорядочить словарные массивы по классификационным категориям, существенным для дальнейших автороведческих исследований с использованием АРМа «Лексика», а также для обучения сотрудников экспертно-криминалистических подразделений МВД России, экспертов-автороведов других ведомств и организаций, слушателей и курсантов, высших и средних учебных заведений, специализирующихся на экспертном исследовании письменной речи.[38]

Второй план исследования речевой активности касается устной речи, зафиксированной на фонограмме и соответствующем материале видеозаписи. Эти исследования образуют одно из направлений судебно-фонологической экспертизы, бурно развивающейся в последние годы. Во многом прогресс на этом пути достигнут благодаря применению психолингвистических методов исследования голосовой информации. Объекты данных исследований можно разделить на четыре группы.

Фоно– и видеоматериалы, содержащие речевую информацию, имеющую отношение к устанавливаемым по делу лицам и событиям, которая до или после возбуждения уголовного дела была зафиксирована преступниками, потерпевшими, свидетелями с помощью средств звуко– и видеотехники. Содержащаяся в данных объектах информация может относиться к предкриминальным, криминальным и посткриминальным событиям и фиксироваться инициаторами по различным соображениям (например, в целях оказания помощи правоохранительным органам в раскрытии преступлений и изобличении виновных или для ее тиражирования в коммерческих целях, для шантажа и запугивания, для личного использования). К ним, в частности, относятся видеозаписи сцен мужеложства, убийства и расчленения трупов потерпевших, сделанные самими участниками таких актов или их соучастниками.

Подобные носители звуковой и визуальной информации могут быть представлены в правоохранительные органы их владельцами и иными лицами в официальном порядке или конфиденциально либо изъяты при производстве обыска, осмотра места происшествия, выемки.

Фонограммы и видеодокументы, изготавливаемые в ходе оперативно-разыскных мероприятий их участниками в процессе наблюдения за разрабатываемыми лицами, их преследования и задержания.

Фонограммы, содержащие запись сообщений по телефону о готовящемся, совершенном или совершаемом преступлении, поступающие от известных или анонимных источников речевой информации.

В рамках автороведческих исследований объекты этих групп могут изучаться для идентификации лиц – источников голосовой информации, дифференциации фрагментов речи и определения, кому она принадлежит в случае записи разговора нескольких собеседников, распознавания признаков неизвестных источников речевой информации, определения их состояния и условий, при которых продуциировалась речь.

Фоно– и видеодокументы, отражающие характер производимых процессуальных действий, их участников, порядок, условия производства и полученные результаты. (Например, допрос кого-либо, производство обыска в помещении.) Исследования этих объектов могут производиться в целях проверки версий о неправомерном психическом воздействии со стороны следователя или других лиц в отношении допрошенных, иных участников следственных действий. Упомянутые объекты могут исследоваться и в рамках технико-криминалистических экспертиз, в частности, для выяснения возможности фабрикации видео– и аудиодокументов. (Эти вопросы не входят в предмет нашего исследования.) Накопленные в рассматриваемых областях научной и практической деятельности знания, потребности следственной и оперативно-розыскной практики создали объективные предпосылки для оптимизации соответствующих исследований и расширения их возможностей с позиции последних достижений научно-технического прогресса во второй половине XX в. С этим, в частности, связана постановка в российской криминалистической литературе вопроса о целесообразности построения новой области криминалистического научного знания и соответствующего ему нового вида судебной экспертизы, объединяющего исследования двух форм речи – устной и письменной.[39]

В качестве доводов в пользу данного проекта приводятся такие аргументы: сходство идентификационных признаков устной и письменной речи (Т.В. Аверьянова), "… общность признаков, выделяемых при исследовании устной и письменной речи, а также сходство методов, применяемых для выявления признаков и их оценки" (И.В. Заяц).

Указанное предложение заслуживает всяческой поддержки, тем более что в данном случае мы еще раз сталкиваемся с ситуацией, на которую в полной мере распространяется известное изречение о том, что Запад нам поможет. Правильней, правда, сказать, что помочь мы должны сами себе, но с учетом западного опыта. Дело в том, что проблема, пребывающая у нас в статусе предмета дискуссий, за рубежом давно идет по пути ее успешного практического решения. Там, на стыке психологии, криминалистики и лингвистики уже сформировалась новая интегративная область научного знания, которую можно определить как криминалистическую психолингвистику. Ее возникновение во многом обусловлено потребностями практики раскрытия преступлений, остро нуждающейся в разработке речевых профилей (портретов) устанавливаемых преступников. Продуктивность исследований данного плана существенно возросла после создания метода психолингвистического анализа речевой информации.

Как мы сообщали ранее в своих публикациях[40], родина метода психолингвистического анализа – США.

Первая публикация по этой теме появилась в Бюллетене ФБР в сентябре 1979 г. Называется статья "Анализ угроз – психолингвистический подход". Ее авторами являются сотрудник ФБР Джон Дуглас и профессор Сиракузского университета Мюррей С. Майрон – основоположник и энтузиаст этого метода в криминалистике. Объектами данного анализа служат письменные и устные сообщения. Они изучаются с помощью аналитических психолингвистических методов в целях установления признаков, указывающих на происхождение, среду обитания, психолингвистические и иные черты личности источников речевой активности. Полученные результаты позволяют построить поисковый психолингвистический портрет неизвестного автора письменного текста или звуковой информации, который может содержать данные о возрастной и половой принадлежности, образовательном уровне, географической и этнической среде, роде занятий устанавливаемого лица. Эти сведения устанавливаются путем анализа словарного запаса, синтаксиса, акцента и многих других особенностей устной и письменной речи. Наряду с этим путем сравнения выявленных особенностей аналогичных объектов устанавливается, принадлежит ли различная речевая продукция одному или разным лицам. Эта же задача может быть решена и на базе сравнительного анализа носителей устной и письменной речи. Важным направлением указанных исследований является идентификация источника речевой информации в случае установления его личности и получения от него образцов объектов, аналогичных тем, что направлены на исследование. При этом положительный результат может быть достигнут не только тогда, когда исследуются оригиналы, но и доброкачественные копии изучаемых объектов.

Первоначальной целью программы, созданной профессором Майроном, был анализ угроз в связи с деятельностью террористов. Как выяснилось позже, психолингвистический анализ может с успехом применяться при расследовании убийств, иных преступлений, если в распоряжении следствия имеются устные или письменные сообщения подозреваемых и обвиняемых.

Анализируемый метод реализуется следующим образом.

Получив сообщение или иную коммуникацию, эксперт-психолингвист вводит информацию в компьютер. Каждая фраза, слово, слог, пауза, запятая автоматически сканируются компьютером и относятся к одной из множества категорий. Эти категории, установленные эмпирическим путем, имеют важное значение в характеристике угрозы. Кроме того, компьютер табулирует "встречаемость" таких элементов как пунктуация, "запинки" в речи, орфографические ошибки, структура предложения.

Осуществлявшийся на протяжении ряда лет компьютерный анализ громадного количества угроз позволил составить так называемый "словарь угроз". Объем и содержание словаря постоянно пополняются. По состоянию на 1996 г. он содержал 350 категорий репрезентирующих более 250 000 слов. Эти угрозы ранжируются от записок (предсмертных) самоубийц до сообщений террористов и включают как ложные угрозы, так и угрозы, воплощенные в жизнь. Кроме того, в памяти компьютера хранится свыше 15 милл слов, собранных путем анализа обычного английского разговорного и письменного языка. Любое непривычное слово или необычное его употребление "улавливается" компьютером и подвергается углубленному анализу, сопоставляя ("взвешивая") словоупотребление автора письменного текста (говорящего) со словарем "среднего человека". Эксперт-психолингвист может выделить слова-"автографы" – своеобразные "опознавательные знаки" индивида, прослеживающиеся в различных коммуникациях.

Что касается расследования убийств и других тяжких преступлений, то психолингвистические методы могут быть применены в случаях, когда преступник обращается к кому-либо (например, в прессу, полицию) с устными или письменными "посланиями". В качестве примера можно назвать расследование по делу серийного убийцы Давида Берковица, подписывавшего свои послания в газеты "Сын Сэма".

Благодаря использованию психолингвистики в самом начале расследования удалось составить профиль этого киллера, оказавшийся, как выяснилось впоследствии, очень точным. Нелишне отметить, что по описанию свидетелей киллеру было где-то тридцать с небольшим (вводило в заблуждение то, что он был чуть лысоват). Психолингвистический профиль, основанный на письменных сообщениях, правильно определил возраст киллера: от 20 до 25 лет. Составленный доктором Майроном профиль Берковица оказался поразительно сходным с оригиналом в части, например, роста и веса, а также того, что преступник не живет с матерью (приемная мать умерла, когда Берковицу было 14 лет), что киллер будет продолжать нападать на молодых привлекательных женщин до тех пор, пока не попадется, а при задержании не окажет сильного сопротивления (так и было).

Как полагает Майрон, типичный психолингвистический профиль (портрет) должен состоять из трех разделов. Первый, и самый важный для расследования, это демографический профиль автора сообщения (коммуникации). В нем фиксируются вероятный возраст, пол, место рождения и ряд других признаков, которые могут быть выявлены при анализе коммуникаций. Во втором разделе представлены такие особенности личности автора, как мотивация, характер, патология (если таковая имеется). И, наконец, в третьем разделе оценивается детерминация и способность автора осуществить угрозы или совершить действия, о которых он предупреждает.

Изложенное можно проиллюстрировать примером, приведенным в статье Д. Дугласа и М. Майрона "Анализ угроз – психолингвистический подход".

От неизвестного поступило несколько сообщений о готовящемся взрыве самолета, летевшего рейсом Нью-Йорк – Женева. Доктор Майрон, проведя психолингвистический анализ сообщений, пришел к выводу, что неизвестный – это мужчина в возрасте около 50 лет. Он уроженец Германии. Эмигрировал в США будучи уже взрослым. Живет в США примерно 20 лет. По-видимому, неизвестный и раньше посылал письма с угрозами официальным лицам в Германии и США. Возможно, самым ценным в заключении Майрона было следующее: террорист в своем послании не удержался от искушения показать значимость своей персоны и тем самым "дал на себя наводку". Послание заканчивалось серией трехзначных цифр, в которых, по утверждению террориста, было закодировано название возглавляемой им организации.

Казалось вначале, что каждая из десяти кодовых серий соответствует десяти словам названия организации. Ни одно из слов не повторялось в названии организации или в трехзначных сериях кода.

Однако, если каждую из 9 трехзначных серий написать в виде колонки цифр, то код будет выглядеть следующим образом:

После такой перегруппировки оказалось, что первые три цифры кода – 629 – соответствуют определенным буквам алфавита. Используя стандартный прием кодирования – перемещение ключа для оставшегося текста, выяснили, что следующая кодовая серия переводится как "IM", за которыми следуют два повторяющихся дважды инициала. При проверке имен пассажиров рейса оказалось, что один из путешественников попадает под составленный Майроном профиль, а часть его инициалов – под дешифрованный код. При проверке по картотекам обнаружилось, что этот пассажир уже писал несколько аналогичных сообщений в 1969 г. и подписывался таким же образом. Последующие психолингвистические сравнения показали, что эти ранние сообщения были написаны одним и тем же лицом. После такой идентификации психолингвистические способы использовались для определения наиболее эффективных методов допроса, с учетом личностных особенностей подозреваемого. Были также сделаны прогнозы вероятных реакций подозреваемого: будет ли он предпринимать попытки самоубийства или побега.

Итак, психолингвистический подход имеет самое непосредственное отношение к устной речи и внутренней, содержательной части письма, его понятийно-терминологическому наполнению. В то же время, что не менее важно, активно развивается и другое направление психолингвистических исследований. Оно напрямую связано с внешней, графической составляющей письма. Этот объект традиционно разрабатывается в криминалистике в рамках научного и практического почерковедения и нацелен на установление свойств, состояния, признаков неизвестного исполнителя рукописного текста, условий, при которых осуществлялось письмо, а также для идентификации проверяемого лица по признакам почерка. Психолингвистические почерковедческие исследования позволяют расширить круг таких задач, открывают возможность обеспечения следствия новыми видами доказательств. Имеется в виду, в частности, задача распознавания причастности проверяемого лица к совершенному преступлению путем изучения особенностей почерка подозреваемого.

В начале 90-х годов минувшего столетия профессор Башкирского госуниверситета Г. Аминев разработал оригинальную методику исследования почерка подозреваемого, названную автором "Психодиагностикой почерка подозреваемого в убийстве".

Суть метода состоит в следующем: подозреваемому, не признающему вину, предлагается собственноручно написать, чем он занимался в день совершения убийства (или исчезновения пропавшего без вести). Зная о том, что все излагаемые сведения будут тщательно проверены, подозреваемый старается вспомнить побольше подробностей и тем самым как бы мысленно повторно "живет" теми событиями, которые описывает.

Когда же он подходит к описанию временного интервала, в котором было совершено убийство, начинает или излагать то, что свидетельствует о его непричастности к преступлению, или ссылаться на забывчивость. Однако инерция мышления, психологическое "вчувствование" уже настолько велики, что все попытки убедительно изложить собственное ложное алиби сопровождаются "прокручиванием" в сознании "кадров" подлинного события, перед глазами возникает картина совершенного убийства.

Такое психологическое состояние, по мнению Г. Аминева, должно найти отражение в почерке. Ключевой буквой при исследовании по методике Аминева является буква "р", так как именно в ней наиболее четко отражаются и легче всего выявляются изменения в почерке. К тому же она наиболее удобна для измерений и сравнительно часто встречается в произвольном тексте.

Измеряются все буквы текста, в котором изложены события в двухчасовом отрезке интересующих следствие суток, рассчитывается их средняя высота, которая отмечается на построенном графике. Такие же исследования проводятся и по другим двухчасовым отрезкам суток, описываемых подозреваемым событий пред– и посткриминального характера. Соединенные точки средней высоты буквы "р" образуют линию графика, вершина которой – графическое отображение пиков нервного напряжения подозреваемого.

Время суток, на которое выпадает пик графика, будет предполагаемым временем совершения преступления. Тем самым существенно экономятся силы и время при проведении следственных и оперативно-розыскных мероприятий, а также появляется возможность применения высокоэффективного приема психологического воздействия на подозреваемого во время его допроса – так называемый "информационный выпад".

Этот метод применим и для перепроверки установленной, а не только предполагаемой причастности подозреваемого к содеянному, когда он признает вину, собственноручно написав свои показания.

Эффект применения психодинамического метода снижается тогда, когда он применяется спустя значительный временной интервал после совершения преступления.

Заинтересовавшись этим методом, Николай Китаев и двое его коллег провели в 1994–1996 гг. исследования с использованием электронной техники. Была специально разработана программа "ОРТ" для ЭВМ, способствующая более точному измерению букв, чем простыми измерительными приборами, которыми пользовался Г. Аминев. В качестве объектов брались уголовные дела об убийствах, по которым были приняты процессуальные решения и где ход оперативно-следственных мероприятий определялся первичными собственноручными показаниями задержанных подозреваемых.

Было изучено, в частности, такое дело.

Ранее судимого К. задержали по подозрению в причастности к убийству Л. и В. Он написал показания, которые затем стали объектом тщательной проверки как оперативным, так и процессуальным путем. В этих показаниях К. основную роль отводил соучастникам Л. и А. Текст показаний К. был разбит на несколько частей, в пределах которых и провели измерение буквы "р". В первой части текста высота "р" небольшая: здесь подозреваемый излагал информацию, не имеющую отношения к нападению на потерпевших. Во второй части текста средняя высота буквы "р" резко увеличивается при описании нападения.

Вот выдержка из показаний К.: "Я увидел, как А. набросил веревку на шею водителя, тот сначала сопротивлялся, а потом затих. Я был напуган и боялся смотреть в их сторону. А. приказал мне сесть за руль и заехать в лес. Мы вытащили водителя, он еще дышал. А. достал из кармана нож и начал втыкать ему в спину. Я с ужасом смотрел…"

В третьей части текста делается описание второго убийства, и средняя величина буквы "р" держится на том же уровне. В четвертой части резкого снижения величины "р" не наблюдается. Но это не удивительно – здесь К. сообщает, как спустя некоторое время после убийства произошло столкновение с патрулем ГАИ, когда попытка задержания преступной группы завершилась безуспешной погоней. Переживание этого момента тоже нашло отражение в почерке. Следствие установило, что К. преуменьшил свою роль в нападении на водителей. Изобличенный многочисленными доказательствами, он приговорен к исключительной мере наказания, приговор приведен в исполнение.

Н. Китаев полагает, что дальнейшие научные разработки проблемы диагностики почерка подозреваемых позволят создать совершенные типовые программы для ЭВМ, что сделает методику указанной диагностики более оперативной и доступной для широкого практического применения по конкретным уголовным делам. Важно особо отметить, что результаты, полученные с использованием этой методики, конечно, не могут быть приняты в качестве доказательства[41]. Они имеют ориентирующее значение и могут учитываться при разборке тактики допроса подозреваемого, стать предметом обсуждения во время допроса и приниматься во внимание при осуществлении последующих следственных действий и оперативно-розыскных мероприятий по уголовному делу.

К сказанному следует добавить, что психодиагностика почерка представляет собой одну из разновидностей метода криминалистического распознавания, осуществляемого на предположительном (вероятностном) уровне. Наряду с этим существует и положительное распознавание, несущее точное, достоверное знание об объекте. Диапазон объектов криминалистического распознавания чрезвычайно широк, а его практическая значимость, прежде всего на первоначальном этапе расследования преступлений, исключительно высока. В круг таких объектов входят, в частности, люди как носители существенной для дела информации (свидетели, потерпевшие, подозреваемые, обвиняемые), дающие показания о себе, своих действиях, поведении, деятельности, включая криминальную, и другие обстоятельства. Основу для успешного решения распознавательных задач образуют положения об отражаемости материи, о познаваемости реального мира, об информативности речевых и неречевых проявлений человеческой сущности, свойств, признаков, связей и отношений человека.

Научная и практическая криминалистическая психолингвистика имеет отношение к решению комплекса разного типа задач. О некоторых из них, связанных с изучением устной и письменной речи, мы уже рассказывали в предыдущих параграфах. Отдельного обсуждения заслуживает проблема установления степени соответствия содержания текстового материала отраженной в нем реалии.

Данная тема прежде всего относится к показаниям потерпевших, свидетелей, подозреваемых и обвиняемых, к той информации, которая зафиксирована в протоколах допросов. Методу анализа утверждений более 30 лет. В России он стал известен в начале 90-х годов минувшего столетия.

Родина метода – Германия. После Второй мировой войны в Германии началась реорганизация системы уголовной юстиции. В 1953 г. были созданы специальные Ювенальные суды, занимавшиеся рассмотрением дел о преступлениях, совершенных лицами моложе 21 года (или против них). Самой распространенной категорией дел в этих судах были дела о сексуальных посягательствах, в которых часто жертвами становились дети. Отличительной особенностью дел данной категории является малочисленность доказательств. Тому есть ряд причин.

Поскольку часто сексуальные посягательства не связаны с насильственными действиями, совершаются без применения физической силы, то и следы физического воздействия на теле потерпевших не всегда обнаруживаются.

Могут не обнаруживаться вещественные следы сексуальной активности по причине отсутствия семяизвержения.

Сексуальные преступники принимают меры к тому, чтобы об их общественно порицаемом поведении никто не узнал, а поэтому действуют без посторонних свидетелей. Если и оказываются "наблюдатели", то это обычно бывают маленькие дети.

Признание преступника можно получить лишь в том случае, когда он убежден, что другие верят потерпевшему ребенку.

Из сказанного становится ясно, сколь велика роль показаний потерпевшего в возбуждении уголовного дела и в его расследовании. Вместе с тем известно также, сколь велика вероятность искажений и ошибок в свидетельских показаниях. Сложилась вроде бы безвыходная ситуация: если безоговорочно доверять показаниям потерпевшего, могут быть осуждены невиновные; если не доверять – деятельность судов будет парализована, а преступники получат неограниченную возможность для удовлетворения своих противоестественных наклонностей. Выход был найден с помощью психологов, создавших метод, помогающий отличать правдивые показания от лживых.

Основы метода были заложены в середине 60-х годов немецким психологом Удо Ундойчем, немало сделавшим для становления и развития судебно-психологической экспертизы показаний. Впоследствии в доработку и совершенствование метода внесли свой вклад ученые разных стран.

В основе теории метода анализа утверждений лежит положение о том, что правдивые показания отличаются от ложных как по содержательным, так и по формальным признакам.

Установлено, что показания, основанные на реальных, пережитых самим субъектом событиях, качественно отличаются от показаний, не основанных на собственном опыте, а являющихся продуктом импровизационной фантазии или заранее обдуманной фальсификации. Критерии реальности ("контент-критерии") отражают специфические признаки, позволяющие отграничить правдивые показания от ложных. В настоящее время выделено 19 таких критериев. Они отражены в пяти основных категориях:

• общие характеристики свидетельствования;

• специфические детали;

• необычные характеристики, связанные с содержанием;

• содержания, связанные с мотивацией;

• элементы, отражающие специфику преступления.

Распределение критериев по этим категориям наглядно представлено в приведенной ниже таблице.

Таблица контент-критериев для анализа показаний

Общие характеристики

• Логическая структура

• Неструктурированная продукция

• Количество деталей

Специфические детали

• Включение в контекст

• Описание взаимодействия

• Воспроизведение разговора

• Неожиданное осложнение в ходе инцидента

Необычные характеристики, связанные с содержанием

• Необычные детали

• Излишние детали

• Точно сообщенные детали, мало понятные свидетельствующему

• Сопутствующие внешние ассоциации

• Сообщения о своем психическом состоянии

• Атрибуция (приписывание) психического состояния преступнику

Содержания, связанные с мотивацией

• Спонтанные поправки

• Допускаемая возможность "пробелов в памяти"

• Сомнения в значимости своего свидетельсгвования

• Самобичевание (осуждение себя самого)

• Оправдывание преступника

Элементы, отражающие специфику преступления

• Детали, характерные для преступлений данной категории.

Первая категория критериев относится к общей характеристике всего показания. Контент-критерии этой категории требуют изучения показаний в целом. Они могут быть первым шагом анализа и оценены безотносительно к деталям содержания показания. Логическая структура обнаруживается, когда различные детали в показании независимо друг от друга описывают один и тот же ход событий (одинаковый). По существу, этот критерий относим ко всему показанию, рассматриваемому как единое целое.

Введение критерия "неструктурированная продукция" объясняется тем, что, как было подмечено, ложные показания представляются в непрерывно структурированной, чаще всего хронологической последовательности. Третий общий критерий – количество деталей – считается "выполненным", когда показание содержит достаточно деталей о месте, людях, объектах и действиях, относящихся к преступлению. Следует подчеркнуть, что в отличие от остальных эти три первых критерия являются необходимыми для подтверждения достоверности показания. Если эти критерии (особенно критерии 1 и 2) отсутствуют в содержании текста, достоверность показаний может быть поставлена под сомнение.

Критерии, относимые ко второй и третьей категориям, более специфичны, и эта специфичность становится объектом оценки (оказывается в фокусе внимания эксперта). Под включенностью в контекст понимается "привязка" расследуемого события ко времени и пространству.

В качестве индикаторов достоверности показания могут выступать такие специфические элементы содержания, как описание взаимодействий, воспроизведение разговоров, сообщения о неожиданных "осложнениях" в ходе инцидента и т.п. Третья категория критериев касается особенностей содержания показаний. Сообщения о необычных или "избыточных" (не имеющих отношения к делу) деталях, сообщения о чувствах, душевных состояниях преступника или жертвы (свидетеля), как правило, присутствуют в рассказе о действительно пережитом, а не придуманном событии.

Так, например, ребенок – жертва сексуального посягательства – может дать точное описание деталей феномена эякуляции (или семяизвержения), смысл которого ему непонятен. Поэтому он может этот феномен неправильно интерпретировать. Или такой критерий достоверности, как сопутствующие внешние (побочные) ассоциации: рассказчик включает в повествование какие-то прошлые разговоры с преступником (не имеющие отношения к расследуемому событию). Например, по делу об инцесте (кровосмешении) дочь вспоминает, как раньше они с отцом обсуждали ее прошлые сексуальные отношения с другими партнерами.

Критерии четвертой категории относятся к мотивации лица, дающего показания. В его речи могут присутствовать спонтанные исправления по ходу рассказа, сомнения в надежности собственной памяти ("точно не помню", "возможно, я что-то забыл"), неуверенность в том, что его рассказу поверят, упоминание деталей, свидетельствующих не в пользу дающего показания, упоминание деталей, свидетельствующих о желании реабилитировать преступника, объяснить его поведение. Наличие в рассказе подобных признаков должно наводить на мысль о возможности ложного обвинения, так как в правдивом показании такие критерии маловероятны.

И наконец, последний критерий достоверности относится к специфическим деталям расследуемого преступления. Для того, чтобы соответствовать этому критерию, нужна специфическая компетентность. Например, в случае сексуальных преступлений подтверждением достоверности будет "согласованность" между различными частями показания и "типичным ходом развития" сексуального преступления. Если, скажем, показания ребенка согласуются с эмпирическими данными об особенностях сексуальных посягательств на детей и противоречат расхожим представлениям непрофессионалов, то это самое убедительное подтверждение истинности показаний. Так, для инцеста характерно длительное развитие взаимоотношений и прогрессирующая их эскалация (все начинается с самых невинных сексуальных забав). Специфической особенностью преступлений этого типа является также изменение отношения жертвы к посягателю по мере развития их отношений.

Оценка достоверности показаний – это сложный процесс, имеющий как количественный, так и качественный аспекты.

При оценке достоверности соблюдаются три непреложных правила.

Правило первое. Простые повторения в разных частях показаний не увеличивают «рейтинга» присутствия критерия.

Правило второе. Один и тот же фрагмент (часть) показаний (рассказа потерпевшего) может работать сразу на несколько критериев, т.е. может оцениваться в несколько баллов.

Правило третье. Подлежат оценке лишь те показания, которые имеют отношение к расследуемому событию (а не все, о чем может рассказать опрашиваемый).

После оценки присутствия (отсутствия) каждого из 19 критериев дается общая оценка качества показания, т.е. степени вероятности достоверности показаний. Другими словами, достоверности того, что опрашиваемый действительно пережил (а не придумал) то, о чем рассказывает.

В настоящее время возможна только качественная оценка показаний, так как пока не ясен "вклад" каждого из критериев в общую оценку достоверности.

Кроме всего прочего, оценка достоверности любого конкретного показания должна соотноситься с оценкой когнитивных и вербальных способностей источника информации (например, ребенка, если речь идет о показаниях детей), а также со сложностью описываемого события.

Количество критериев, которые можно найти в тексте, зависит от объема показания, природы описываемого события, а также от когнитивных способностей лица, дающего показание (т.е. от способности воспринять, запомнить, удержать в памяти и впоследствии вербально воспроизвести воспринятое). Получение обстоятельного, объемного показания зависит о г "искусства" допрашивающего, его умения "разговорить" собеседника и направить разговор в нужное русло.

Кроме того, до проведения интервью необходимо получить как можно больше информации о расследуемом деле, это нужно для того, чтобы при проведении интервью не пропустить важную информацию. Специально разработанные приемы направлены на то, чтобы получить рассказ достаточной длины, избежав при этом наводящих и внушающих вопросов. По завершении свободного рассказа у интервьюера может возникнуть необходимость в получении дополнительной информации, уточнении каких-либо деталей и обстоятельств дела.

Хотя метод давно и широко применяется в экспертной практике, исследований по проверке его точности, эффективности (валидности) проводилось очень мало. Публикация об одном из таких исследований (удовлетворяющих минимуму научных стандартов) относится к 1988 г.

Предметом изучения стали 40 дел о сексуальных посягательствах на детей и подростков в возрасте от 3,5 до 17 лет. В одной группе дел факты сексуальных посягательств подтвердились (20 дел). В эту группу дела включались на основании двух критериев: признания (без какого-либо давления) самого преступника (18 случаев) и медицинского подтверждения вагинального и (или) анального проникновения и травм. Во всех делах, отнесенных к этой группе, наличествовали один или оба вышеназванных критерия.

В другую группу дел вошли дела, в которых факты сексуального посягательства не подтвердились. Включение дел в эту группу основывалось на следующих критериях: подозреваемый упорно отрицал свою вину, медицинских доказательств и других подтверждающих свидетельств также не было, по оценкам клинического психолога вероятность посягательства была очень мала, дело было прекращено. (Кроме того, в 13 из 20 случаев проверка на полиграфе подтвердила непричастность подозреваемого.)

Обе группы были аналогичны по составу и типам вменяемых в вину сексуальных посягательств. В первой группе (подтвердившиеся дела) было 3 мальчика и 17 девочек, во второй – 2 мальчика и 18 девочек. Тип посягательства: пальцевые проникновения (7 в первой группе и 9 – во второй) и вагинальное совокупление (5 в первой группе и 7 – во второй). Что касается связей между потерпевшим и обвиняемым (подозреваемым), то в группе "подтвердившихся обвинений" 9 преступников были членами семьи потерпевшего и 11 посторонними лицами; в группе "неподтвердившихся обвинений" только два обвинения были выдвинуты против посторонних.

40 интервью с детьми (потерпевшими) были переведены в письменный формат и оценивались опытными экспертами, прошедшими специальную подготовку по работе с методом анализа утверждений. Экспертная оценка достоверности показаний производилась "вслепую", то есть эксперт не знал, подтвердилось ли в суде обвинение или нет. Кроме того, он не знал, к какой группе дел относится то или иное показание. Использовалась 3-балльная оценочная шкала: 0 – данный критерий в показании отсутствует; 1 – критерий в показании есть; 2 – критерий в показании есть и сильно выражен. Максимально возможное число баллов по всем 19 критериям – 38 (каждый критерий оценивался в два балла). Полученные оценки ранжировались от 0 до 38. Как оказалось, по критериям достоверности две группы дел очень четко дифференцировались: средний балл в группе с подтвердившимися обвинениями был 24,8 (при максимально возможном 38), в группе с неподтвердившимися обвинениями – 3,6.

Некоторые критерии особенно хорошо дифференцировали принадлежность показаний к той или иной группе дел: в группе с неподтвердившимися обвинениями (критерии достоверности показаний) отсутствовали.

Разработанный в Германии метод анализа утверждений был принят на "вооружение" в США и развит американскими специалистами. Они создали его улучшенную модификацию, рассчитанную на применение не только судебными экспертами-психологами, но и непосредственно следователями. В современном американском варианте методики анализа утверждений (АУ) акцент делается на использование лингвистических особенностей английского языка. (Поэтому применение этого метода в нашей стране предполагает необходимость проведения специальных исследований, нацеленных на его увязку со спецификой российской языковой культуры.)

Опыт следственного применения данного метода за рубежом показывает, что с его помощью следователь может убедиться, с кем он имеет дело – с правдивым или лгущим человеком. В зависимости от результата, если этот человек попал в круг подозреваемых, следователь строит версию о возможной причастности или непричастности его к совершенному преступлению.

Метод рекомендуется применять на стадии подготовки допроса проверяемого лица. Это позволит выбрать правильную тактику предстоящего допроса и облегчит решение задачи по получению признательных показаний.

В одной из американских фирм в интервале между 12 и 13 часами в рабочий день пропал мешок с деньгами, приготовленный для отправки в банк. Руководитель фирмы обратился к агенту ФБР Полу Гоффину с просьбой найти вора и высказал предположение, что кражу совершил кто-то из персонала фирмы. В беседе с заявителем детектив выяснил, кто из сотрудников имел доступ в комнату, из которой пропали деньги. Затем он написал записку с инструкцией, передал ее руководителю фирмы, попросил его размножить записку и раздать каждому из названных сотрудников. Инструкция была такой: взять лист бумаги и описать как можно подробнее с указанием часа и минут в хронологическом порядке все свои действия в день происшествия, начиная с момента пробуждения утром и до отхода ко сну. В описании должны быть указаны в хронологической последовательности все происшедшие за день события, дела, в которых принимал участие проверяемый и которые происходили вокруг него, а также чувства, испытанные при восприятии происходившего в течение дня.

Расставшись с детективом, руководитель фирмы поехал к себе на работу и сделал все именно так, как ему рекомендовал Гоффин. Полученные от сотрудников объяснения он потом отвез детективу. Изучив тексты, Гоффин произвел их первичную сортировку. Некоторые из объяснений он сразу же отложил, исключив их авторов из числа проверяемых. В отношении тех, кто по его мнению заслуживал внимания, определил очередность их приглашения к себе для опроса. Когда и эта часть проверки была завершена, детектив сопоставил сделанные показания с текстами объяснений, безошибочно определил круг подозреваемых, передопросил их и получил у них то, что хотел – признание своего участия в совершенной краже и возвращение похищенного.

Успешному разрешению данной ситуации способствовали знания, полученные детективом в Академии ФБР в рамках курса "Интервьюирование и допрос". Изучаемая там методика анализа утверждений ориентирует полицейских следователей на необходимость исследования таких компонентов письменной речевой продукции: I) частей речи: местоимений, существительных, глаголов (особенно важно время: настоящее или прошедшее); 2) посторонней, т.е. не имеющий отношения к делу информации; 3) степени уверенности в сообщаемой информации; 4) баланса утверждений (показаний).

С точки зрения категории "баланс", показания – это не просто последовательность каких-то изложенных деталей, это своего рода "отчет" о событии. Развернутое показание должно состоять из трех примерно равнообъемных частей. Первая часть – то, что предшествовало расследуемому событию (она вводит событие в контекст). Вторая часть – описание возникновения самого расследуемого события, то есть того, что случилось во время кражи, изнасилования, пожара и т.п. Третья часть – описание того, что произошло после расследуемого события, в том числе действия и эмоции (на эмоции – особое внимание!) интервьюируемого. Эта последняя часть должна быть по крайней мере не меньше первой. Чем лучше сбалансированы три части показания, тем больше вероятность того, что показания правдивы. На листке, на котором написано показание, подсчитывается количество строк в частях, описывающих «до», «во время» и «после». Если каждая часть составляет примерно 33%, то есть 1/3 строк, то большая вероятность, что показание правдиво. Допустимы вариации, но небольшие. Если какая-то часть показания неполная или вовсе отсутствует – весьма вероятно, что показание ложное. Приведем следующий пример из следственной практики. В показании, написанном человеком, у которого якобы сгорел дом, следователь насчитал 56 строк (показание содержало полное описание событий – от пробуждения до отхода ко сну – в день пожара). Далее следователь произвел дифференцированный подсчет:

до пожара – 33 строки (59,0%),

во время пожара – 16 строк (28,5%),

после пожара – 7 строк (12,5%).

Явное нарушение баланса насторожило следователя. Часть "ДО" чересчур длинная, а часть "ПОСЛЕ" – слишком короткая. Кроме того, в первой части содержалось слишком много информации, никакого отношения к пожару не имеющей. У следователя возникла мысль: "А не пытается ли автор текста оправдать себя или сбить с толку расследование?". Версия подкреплялась еще и тем, что в рубрике "ПОСЛЕ" имелось очень мало информации и совершенно отсутствовали какие бы то ни было эмоции. Никаких, естественных для пострадавшего признаков гнева, шока, горечи, чувства потери. Получалось, что заявителя последствия пожара совсем не волновали. Впоследствии этот человек признался в том, что дом поджег он сам.

Анализ частей речи – самая важная и самая "американизированная" часть метода АУ. Простой и доступной форме изложения рекомендаций для следователя по проведению данного анализа предшествовала длительная работа по установлению критериальных признаков (нормы), характерных для правдивого показания. Следователь, зная эти критерии, сравнивает с ними конкретные показания, ищет отклонения и делает вывод о правдивости или ложности сообщений.

Наличие в показании посторонней, не имеющей отношения к делу, информации также может служить признаком лжи. Человек, говорящий правду, тот, кому нечего скрывать, когда ему задают вопрос: "Что случилось?" будет связно и в хронологическом порядке рассказывать об обстоятельствах развития события. Любая, не относящаяся к этому вопросу информация, считается посторонней.

Лицо, причастное к преступлению может испытывать потребность в оправдании своих действий. В таких случаях, информация, содержащаяся в показании, будет отклоняться от логической временной структуры или будет "обходить" события, имевшие место в действительности. Может также иметь место сообщение избыточной информации. В таких случаях следователь должен внимательно изучить эту постороннюю информацию и задаться вопросом: почему коммуникатор считает необходимым эту информацию включить в рассказ. Супруг, застреливший жену, рассказывал в полиции, что он чистил ружье и оно случайно разрядилось. Следователи попросили мужчину описать (на бумаге) все, что он делал в день убийства.

В ответ на это предложение последовало длинное, перенасыщенное деталями описание состоявшейся накануне охоты и того, какое ржавое у него было ружье, однако занятие, дела, поступки в день убийства были опушены. По показателю качества посторонней информации следователь заподозрил "охотника" в преднамеренном убийстве жены.

Другой важный фактор АУ – дефицит убедительности или недостаточная уверенность в сообщаемой информации. Следователя должно настораживать, если в показании постоянно повторяются выражения типа: "Я не припоминаю", "Точно не помню", "Возможно, я забыл".

Нужно также обращать внимание на использование в повествовании таких фраз как "Я думаю", "Я считаю", "Типа того", "Из того, что я знаю" и т.п. Эти, так называемые "ограничители", служат для того, чтобы "обесценить" сообщение еще до того, как оно будет передано. Обычно человек, избегающий прямых, точных, категоричных ответов, оставляет себе возможность для маневра. Для следователя это должно стать сигналом того, что допрашиваемый чего-то недоговаривает.

По одному из дел объектом анализа являлось заявление студентки колледжа, утверждавшей, что в 3 часа 30 минут в ее комнату проник мужчина и изнасиловал ее.

Заявление было переведено из устной формы в письменную. Из опыта известно, что при описании потерпевшими такого сильного травмирующего психику события, как изнасилование, эмоции должны "бить через край". Однако в сообщениях студентки их было явно недостаточно. Вот как она описала случившееся: "Он схватил меня и приставил к горлу нож. Когда я проснулась, а я уже действительно спала, я не стазу поняла, что происходит. И, поверьте мне, я испугалась и удивилась. Вы знаете, Вы знаете, я была испугана, а он приказывал мне замолчать и спрашивал, чувствую ли я нож у горла".

Обращает на себя внимание фраза: "Я испугалась, когда проснулась". В ситуации, когда женщина просыпается ночью и видит у себя в постели незнакомого мужчину, угрожающего ей ножом, более естественно было чувство ужаса, оцепенения, а не удивления и испуга.

Следователь учел все эти обстоятельства, готовясь к допросу. И избранная им тактика позволила изобличить студентку в ложном доносе. Событие преступления отсутствовало, что она и была вынуждена признать.

Не так давно внимание средств массовой информации в Америке было привлечено к нашумевшей истории, разгоревшейся вокруг Сюзанны Смит и двух ее якобы пропавших без вести детей. В ходе следствия выяснилась картина, далекая от того, как эта история в начале представлялась. А картина в ее реальном варианте выглядела так: Сюзанна Смит вышла из своего автомобиля красного цвета и отпустила парковочные тормоза. Машина, в которой находились привязанные к сидениям двое ее сыновей, трех и четырнадцати месяцев отроду, покатилась вниз и рухнула с крутого обрыва в глубокое озеро. Чтобы скрыть преступление, Смит обратилась в полицию с заявлением о похищении ее сыновей и потребовала объявить федеральный розыск детей и похитителя. Применение метода анализа утверждений позволило заподозрить, а затем изобличить "безутешную" мать в убийстве своих детей и сокрытии преступления.

Во время расследования Сюзанна Смит, рыдая, говорила: "Мои дети ждали меня. Они нуждались во мне. И сейчас, я не могу им помочь." Муж Сюзанны и отец мальчиков, поверивший в эту историю, пытался утешить жену: "Все хорошо. Скоро они будут дома".

Анализируя показания родителей "похищенных" детей, следователи пришли к выводу, что отец верил в то, что его мальчики живы, а мать знала, что их нет в живых. Прийти к такому выводу помогла английская грамматика, в частности, времена глаголов. Отец, говоря о детях, употреблял глаголы в настоящем времени, мать – в прошедшем. Она употребляла такие слова, как «они ждали меня», «они нуждались в моей помощи», поскольку знала, что ее сыновья мертвы, следовательно, помощь им уже не требуется.

Суд признал С. Смит виновной в содеянном и приговорил ее к пожизненному заключению. Наказание она отбывает в одном из исправительных учреждений в Южной Каролине.

Эта история пришла к нам из Канады. Там в собственном доме были убиты хозяйка дома и двое ее маленьких дочерей. Подозрение пало на мужа покойной женщины и отца ее детей – Джеффри Мак-Дональда (МД), работавшего врачом на военной базе. Арестованный категорически отрицал вину в совершении преступления. Из его показаний следовало, что нападение на него (у него имелись повреждения в области головы и груди) и членов его семьи совершили двое не знакомых ему мужчин, ворвавшись в дом. События разворачивались на глазах молодой женщины, сопровождавшей налетчиков. Следователи не поверили МД. Его взяли под стражу. Однако вскоре по приметам, сообщенным арестованным, была установлена некая Хелена С. (наркоманка). Ее допрашивали четыре раза под видеозапись. Данные Хеленой показания ставили под сомнения обоснованность обвинений и ареста МД. Однако вскоре, не дожив до 30 лет, свидетельница скончалась. Так возникла необходимость в проверке достоверности показаний умершей наркоманки с использованием метода анализа утверждений. В этих целях ее показания, зафиксированные на видеограмме, перевели в письменный формат.

Для сравнения таким же образом были подготовлены показания МД, сделанные им на разных стадиях расследования.

Подсчитали, что если при первом допросе свидетельница называла 131 деталь, то при последующих 49, 69 и 55 деталей соответственно. В сущности, три последующих допроса проводились для того, чтобы проверить повторяемость называемых деталей. При втором допросе из 49 названных деталей 48 (т.е. 100%) уже упоминались в 1-м интервью. При двух последующих допросах процент совпадений (связности) с 1-м интервью составлял соответственно 95% и 96,5%.

В ходе всех допросов было названо в общей сложности 149 деталей, имеющих прямое отношение к преступлению. Это немало для подтверждения достоверности показаний. Заметим, что количество деталей в сообщениях зависит от уровня сложности описываемого события. Важно и то, что если интервьюируемый лжет, ему требуется все время усилием воли держать освещенные детали под контролем. Характер сообщаемых Хелен С. деталей и их количество свидетельствовали о том, что она на самом деле воспринимала то, о чем дала показания.

Дополнительным подтверждением достоверности была и спонтанность ответов Хелен С. на задаваемые ей после свободного рассказа вопросы. Такая спонтанность возможна лишь тогда, когда в памяти сохраняются воспоминания о реальном (а не придуманном) событии. Ее описание тех или иных аспектов события воспроизводились во всех показаниях в полном соответствии друг с другом. Так, детали, воспроизведенные во время второго допроса на 100% совпали с деталями показаний, данных на первом допросе. Аналогичная согласованность наблюдалась и дальше – в показаниях на третьем и четвертом допросах.

Очень существенным для оценки достоверности моментом является некоторая вариативность в деталях: могут добавляться какие-то новые детали и пропускаться детали, названные в предыдущем интервью. Это свидетельствует в пользу достоверности; ибо отрепетированный, заученный текст был бы неизменяем как по форме, так и по содержанию на всех последующих допросах. В достоверном пересказе сюжета легкая вариативность естественна.

Ключевым моментом в оценке достоверности показаний является сравнение с другими объективными судебными доказательствами и точно установленными фактами, которые можно перепроверить. Почти четверть (24,16%) информации, сообщенной Хеленой С., могла быть таким образом перепроверена. В остальной части своих показаний Хелена С. описывала свои действия и действия других участников события: сведения, приведенные в этой части показаний (75,84%) также могли быть подтверждены или опровергнуты независимыми доказательствами. В показаниях Хелены С. фигурировали 36 уникальных деталей, которые могли быть подтверждены независимыми судебными доказательствами. Причем, как показала проверка, 80,56% этих деталей были точными. Нужно отметить, что это обычный уровень точности для показаний незаинтересованных свидетелей. Таким образом сам по себе этот факт не доказывает, но и не ставит под сомнение достоверность показаний Хелены С. Более подходящим (релевантным) для оценки достоверности является тип сообщаемых правильно деталей и характер ошибок.

В показаниях Хелены С. содержались следующие правильные детали:

Телефон размещался на стене в кухне.

Правильно была описана кукла, находившаяся в одной из детских комнат.

Правильно была описана игрушечная лошадка (вплоть до треснувшего седла), находившаяся в одной из детских комнат.

Правильно был описан внешний вид шкатулки для драгоценностей, находившейся в спальне.

Была упомянута поздравительная открытка, находившаяся в жилой комнате.

Наличие этих деталей свидетельствует в пользу достоверности показаний, указывает на то, что свидетель действительно была в помещениях, о которых она рассказывает. Хотя это не доказывает, что она находилась там именно в ту ночь, когда было совершено убийство, но и не опровергает этого факта (не противоречит ему).

При оценке достоверности анализируется и тип ошибок. По показаниям Хелены С., тело одного ребенка лежало рядом с телом матери (в действительности ребенка нашли в детской кроватке). Хотя это обстоятельство эксперты квалифицировали как ошибку, в деле имелись доказательства того, что тела убитых переносили из одной комнаты в другую.

Одним из компонентов данного типа анализа достоверности является сравнение показаний разных участников процесса. Хелена С. вспомнила о том, что когда она вошла в жилую комнату, заметила, что телевизор работал с выключенным звуком. Это соответствовало показаниям обвиняемого ("Я смотрел телевизор, но звук отключил, чтобы слушать свои стереозаписи.") Свидетельница вспомнила также, что света в доме не было и ей пришлось зажечь свечу. Из показаний подозреваемого: "У одного из вошедших, у женщины, была в руке свеча", (при осмотре места происшествия следы воска свечи были обнаружены на полу в жилой комнате).

По показаниям Хелены, когда она и двое ее знакомых наркоманов находились в доме врача, зазвонил телефон. Она взяла трубку и со смехом что-то несуразное сказала (в тот момент она, как и ее спутники, была под воздействием наркотиков). Ей было приказано соучастником положить трубку. Этот факт получил подтверждение в показаниях другого свидетеля, ошибочно соединившегося с домом Мак-Дональда в ту ночь, когда было совершено убийство. По словам свидетеля, ему ответила женщина, со смехом сказавшая что-то странное. Он расслышал, как мужской голос приказал ей положить трубку.

Вот эти примеры "необычных деталей" служили подтверждением достоверности показаний Хелены С. Другими признаками достоверности явились логическая непротиворечивость, особенно в части рассказа об обстоятельствах убийства, спонтанный характер описаний, богатство деталей. Наличие в показаниях избыточных деталей, сообщений о неожиданных поворотах ситуации также согласовывались с критериями достоверности.

Случай, о котором пойдет речь, стал предметом комплексного анализа в рамках психолого-психиатрической экспертизы. На ее рассмотрение было вынесено несколько вопросов, включая тот, что имеет отношение к затронутой теме – анализу утверждений. А началось все так…

10 ноября 1992 г. около часа ночи в компрессорном помещении станции Иркутск-сортировочный обнаружили труп механика Полины Киптун, убитой на рабочем месте 17 ударами колюще-режущего орудия. Вещи и деньги потерпевшей остались нетронутыми, двери помещения были заперты изнутри, а одно из окон оказалось открытым. Киптун заступила на смену 9 ноября в 20 часов. Она характеризовалась положительно, отличалась осторожностью и держала запертыми двери компрессорной во время своего дежурства.

На протяжении следующих 6 лет тщательной оперативной обработке подвергались лица из окружения потерпевшей, применялись различные технические средства оперативно-розыскной деятельности, в том числе и полиграф. Полученные сведения проверялись процессуальным путем, но раскрыть преступление не удавалось. В конце 1998 г. следствие приступило к проверке версии об убийстве Киптун ее бывшим сослуживцем Кривовым, особо опасным рецидивистом. Работа осложнялась тем, что Кривов весной 1994 г. был арестован за покушение на убийство членов своей семьи. Находясь под следствием, он скончался в следственном изоляторе в мае 1996 года.

С помощью оперативных работников были установлены сокамерники Кривова. Они дали показания о том, что Кривов рассказывал им про совершенное с помощью ножа убийство женщины на станции Иркутск-сортировочный. Сын, дочь и сожительница Кривова показали на допросах, что он ушел из дома 9 ноября 1992 года в 19 часов, а вернулся около 22 часов в подавленном настроении, начал пить водку, пытался повеситься и говорил, что завтра они узнают причину этого. В ту же ночь Кривов уничтожил свою одежду и обувь, в которой уходил из дома, а сыну сообщил, что убил Киптун в помещении компрессорной. Позднее он рассказал домашним, что убийство совершил без свидетелей и никто не докажет его вину.

Дополнительно допрошенные по делу знакомые Кривова пояснили, что он отличался злобным и мстительным характером; незадолго до смерти Киптун имел с ней конфликт; знал способ проникновения в запертую компрессорную через окно. Проведенный следственный эксперимент показал, что путь от жилища Кривова до здания компрессорной занимает 25 минут при средней скорости движения пешком. Таким образом Кривов имел возможность совершить данное преступление и вернуться домой в период между 20 и 22 часами. Наступление смерти потерпевшей в указанный промежуток времени подтвердила и судебно-медицинская экспертиза.

По делу было допрошено большое число свидетелей, знавших Кривова, что позволило назначить посмертную комплексную психолого-психиатрическую экспертизу. На ее решение поставили вопросы о ретроспективной характеристике Кривова и его вменяемости, мотивации его поведения в ночь на 10 ноября 1992 г., а также о соответствии психологическим особенностям его личности доверительных рассказов родным и сокамерникам о совершенном убийстве.

Комиссия из 6 опытных специалистов реконструировала подробный психолого-психиатрический портрет Кривова и пришла к выводу, что его поведенческие реакции в ночь на 10 ноября 1992 г., включая попытку суицида и уничтожения одежды и обуви, обусловлены острым переживанием возможности изобличения в убийстве Киптун. Доверительные рассказы сокамерникам, признание в убийстве Киптун своим родственникам соответствуют, по мнению экспертов, его психологическим особенностям и не содержат элементов фантазии. В момент совершения преступления Кривов являлся вменяемым.

Выводы экспертов использовались следователем наряду с другими доказательствами при вынесении обоснованного постановления о прекращении уголовного дела в связи со смертью Кривова, виновного в совершении убийства Киптун.[42]

Одной из важнейших форм использования достижений психологии в уголовном процессе является судебно-психологическая экспертиза. За помощью к судебным экспертам-психологам правоохранительные органы и суд обращаются при решении различных задач. Ряд из них связан с преодолением трудностей, которые возникают при установлении субъективной стороны исследуемого деяния. Преодолению указанных трудностей способствует экспертное психологическое исследование личности потерпевших, свидетелей, обвиняемых в целях выявления каких-либо признаков психического облика испытуемого. В таких случаях на разрешение экспертизы могут быть поставлены разные вопросы, в том числе такие, которые направлены на установление:

• способности психически здоровых обвиняемых, свидетелей и потерпевших воспринимать имеющие значение для дела обстоятельства и давать о них правильные показания;

• способности психически здоровых потерпевших по делам об изнасиловании правильно понимать характер и значение совершаемых с ними действий и оказывать сопротивление виновному;

• способности отстающих в психическом развитии несовершеннолетних обвиняемых полностью сознавать значение своих действий и руководить своими действиями;

• наличия или отсутствия у обвиняемого в момент совершения противоправных действий состояния физиологического аффекта или иных эмоциональных состояний, способных существенно повлиять на его сознание и деятельность;

• находился ли обвиняемый в период, предшествовавший совершению преступления, и(или) в момент совершения преступления в эмоциональном состоянии, существенно влияющем на способность правильно осознавать явления действительности, содержание конкретной ситуации и на способность произвольно регулировать свое поведение;

• возможности возникновения у субъекта различных психических состояний или выявление индивидаульно-психо-логических особенностей, делающих невозможным или затрудняющих выполнение профессиональных функций (в авиации, автомобильном и железнодорожном транспорте, в работе оператора автоматизированных систем на производстве и т.п.);

• наличия у субъекта конкретных индивидуально-психических свойств, эмоционально-волевых особенностей, черт характера (например, повышенной внушаемости, импульсивности, подражательности, повышенной возбудимости и др.), способных существенно влиять на содержание и направленность действий в определенной ситуации.[43]

Судебно-психологическая экспертиза живых участников уголовного процесса – важное, но не единственное направление судебно-психологических исследований. Не менее важным и к тому же более сложным направлением является исследование, проводимое после смерти какого-либо участника (реального или потенциального) уголовного процесса.

В том случае, когда следствие располагает сведениями о совершении определенными лицами действий, провоцирующих самоубийство (доведение до самоубийства), а также при возникновении предположения относительно инсценирования самоубийства, главный вопрос, который ставится перед назначенной судебно-психологической экспертизой, связан с установлением наличия или отсутствия у покойного в период, предшествовавший смерти, психического состояния, предрасполагающего к самоубийству (суициду). Если такое состояние имело место, выясняется, чем оно было вызвано.

В структуру факторов, побуждающих суицидальные настроения и действия, включая таинственные, не сразу распознаваемые случаи суицида, становящиеся предметом дискуссий даже среди специалистов, относятся непреодолимый страх, который испытывают некоторые лица, виновные в совершении преступлений, перед лицом неотвратимого наказания за содеянное, а также нежелание нести всю меру ответственности за причиненное другим зло.

В июне 1982 г. в контейнере на станции Тайшет случайно обнаружили труп пожилого мужчины с многоосколочным переломом черепа, причиненным тормозной колодкой. Хотя личность погибшего идентифицировать не удалось, но совокупность доказательств указывала на бродяжнический образ жизни потерпевшего. В процессе оперативно-розыскных мероприятий был установлен свидетель Р., показавший, что убийство мужчины в контейнере совершил неоднократно судимый "Иван" – без определенного места жительства, обитавший в районе станции Тайшет. Со слов "Ивана" ему известно, что преступление совершено на почве ссоры во время распития спиртного. Убийца очень переживал, что милиция активизировала поиски и может его задержать. Испытывая большое беспокойство, он говорил, что в тюрьму ни за что не попадет.

По фотоснимкам Р. опознал Тюменева И.М., 1924 года рождения, ранее судимого за бандитизм и убийства, ведущего бродяжнический образ жизни. Было установлено, что Тюменев спустя 10 дней после обнаружения трупа в контейнере ушел в безлюдное место, на глазах машиниста двигавшегося поезда лег головой на рельсы и погиб.

На протяжении последующих 16 лет данное уголовное дело считалось "безнадежным". В 1998 году расследование по нему возобновили и поручили его двум опытным работникам Восточно-Сибирской транспортной прокуратуры. Они обратили внимание на то, что Тюменев совершил самоубийство, будучи трезвым. По имеющимся материалам, покойный никогда раньше не высказывал суицидальных намерений. Таким образом, на этот последний шаг его должна была толкнуть очень веская причина.

После сбора характеризующего личность умершего материала была назначена посмертная психолого-психиатрическая экспертиза. Специалисты определили Тюменева как психопата с явным регрессом субличностных культур. Он всегда был злобным, агрессивным, эгоистичным. В личностных контактах склонен был к развязыванию и усугублению конфликтов, эмоциональное возбуждение протекало у него в форме агрессивных действий, направленных на людей.

По мнению экспертов, рассказ Тюменева свидетелю Р. о совершенном убийстве является попыткой психического "очищения". Зная о проведении милицией активных розыскных действий, направленных на раскрытие этого преступления, Тюменев начал испытывать аффективную дезорганизацию психики в результате фрустрации (безвыходного положения). Состояние фрустрации у Тюменева эксперты объяснили его физической и социальной личностной деформацией, переживанием правонарушения, которое в любой день могло быть раскрыто, что привело бы пожилого, больного и одинокого человека в места лишения свободы. Нарастающее эмоциональное напряжение вызвало острое кризисное состояние, отчего Тюменев, будучи в глубокой степени активной дезорганизации, вызвавшей сужение сознания, склонился к аутоагрессии.

Это заключение комплексной посмертной экспертизы позволило вынести мотивированное постановление о прекращении уголовного дела в связи со смертью лица, совершившего данное преступление.[44]

Необходимость в квалифицированных постмортальных психологических исследованиях резко возрастает, а их значимость увеличивается в случаях загадочных смертей, когда далеко не сразу и не всегда следователям, органу дознания, суду удается определить, что это – убийство, самоубийство, доведение до самоубийства или несчастный случай.

Вопрос этот относится к категории задач повышенной сложности. Ответы на него даются не всегда точно. Заключения экспертов не во всех случаях аргументированны. Все это осложняет задачи следствия и суда по установлению истины, правильной оценке ситуации и принятию обоснованных решений.

Такое положение отчасти объясняется тем, чго следствие не во всех случаях предоставляет в распоряжение экспертов в полном объеме необходимые им материалы. В то же время на качестве производимых экспертиз негативно сказывается недостаточность теоретически проработанной базы исследований рассматриваемого плана. В этом отношении может оказаться полезным более глубокое изучение российскими специалистами зарубежного опыта. Достижения в этой области на Западе, на наш взгляд, представляют практический интерес и для оперативно-розыскной и следственной практики с точки зрения оптимизации взаимодействия следователей и психологов, правильной оценки и использования заключений последних в дальнейшей работе по уголовным делам. Особого внимания в этой связи заслуживает метод, получивший на Западе название судебно-психологической аутопсии. О нем и пойдет речь в следующем параграфе.

Западные специалисты, занимающиеся проблемой суицида (самоубийства), накопили большой объем знаний в данной области, значительно продвинувшись в понимании психодинамики, психопатологии и эпидемиологии этого феномена. Хотя в большинстве стран суицид не считается правонарушением (за исключением случаев принуждения к суициду), на практике нередки ситуации вовлечения данного события в правовой процесс. К числу таких ситуаций относится убийство, замаскированное под суицид. Объектом правового реагирования могут быть и случаи, связанные с выплатами по полисам страхования жизни. (Если застрахованный совершил самоубийство, страховка наследникам не выплачивается.) Возможны такие ситуации, связанные с медицинской практикой, приведшие к самоубийству, а также обстоятельства, при которых возникает необходимость отграничить суицид от смерти в результате несчастного случая. В подобных ситуациях обычно назначается судебно-психологическая, а подчас и комплексная психолого-психиатрическая экспертиза. Ее возможности значительно возросли после того, как на "вооружение" специалистов поступил научно обоснованный метод экспертного распознавания (диагностики) суицида, получивший название психологической аутопсии. На страницах зарубежной печати упоминания об этом методе появились в 1968 году. Метод был создан в Лос-Анжелесском Центре превенции суицида (штат Калифорния) группой ученых под руководством доктора Е. Шнейдмана. Суть метода сводится к следующему. Специалист, реконструируя жизненные обстоятельства, историю болезни, душевное состояние, предшествующее смерти обследуемого человека, попытки суицида в прошлом, отношение его к алкоголю, наркотикам, иные психологически значимые факторы, высказывает обоснованное мнение о том, были ли у этого человека веские основания для принятия решения о добровольном уходе из жизни. В отличие от аутопсии медицинской (вскрытие тела умершего) аутопсия психологическая может быть определена как «вскрытие души».

На Западе сложилась детально разработанная система правил, соблюдение которых является необходимым условием обеспечения объективности, полноты и правильности рассматриваемых исследований.

Психологическую аутопсию принято поручать психологу клинического профиля, прошедшему специальную подготовку в области уголовного расследования и судебной патологии. Эксперт должен иметь представление о том, как проводится полицейское расследование, что такое анализ "сцены происшествия" (места происшествия), владеть методикой опроса свидетелей, потерпевших, подозреваемых. В США для сотрудников правоохранительных органов периодически проводятся семинары, на которых учат новейшим технологиям анализа обстановки на месте происшествия. Поэтому психологу, пожелавшему специализироваться в области аутопсии, необходимо пройти курс обучения на одном из таких семинаров. Наряду с этим ему надлежит овладеть достаточными знаниями о разнообразных сценариях смерти. Вполне понятно и то, что эксперт должен быть высококлассным специалистом в своей собственной области. Он, в частности, должен хорошо знать литературу по суицидологии, теории личности и поведения так называемого "высокого риска".

Заметим, что роль психолога в расследовании дела сугубо вспомогательная. Он не подменяет следователя и не оценивает ход расследования. Его задача иная – составить четкое представление о том, какие доказательства и каким образом собираются, уметь определять, насколько полной является собранная по делу информация, необходимая ему для дачи заключения, и в случае неполноты ее, знать, где и как могут быть получены недостающие данные. Для успеха реализации рассматриваемого метода важно, чтобы и следователь неплохо разбирался в сути и тонкостях метода психологической аутопсии и в том, как работает психолог. Поэтому следователям необходимо знать, какие данные потребуются психологу, который будет проводить психологическую аутопсию. Как психологу не обойтись без знания процедур расследования, так и следователю не обойтись без знаний в области суицидологии, аутоэротизма, самокалечения, поведения "высокого риска", токсикомании. Словом, залог успеха в использовании рассматриваемого метода – работа следователя и психолога "единой командой".

Обычно при проведении психологической аутопсии специалисту предлагается прежде всего ответить на следующие вопросы:

• Как и когда наступила смерть?

• Почему именно в это время?

• Каков наиболее вероятный способ ухода из жизни?

• Мог ли этот человек совершить самоубийство, и если да, то почему?

Наряду с этим выясняется:

• Что было дорого для покойного (чему он отдавал предпочтение, что любил, что нравилось)?

• Что могло бы случится в его жизни такое, что могло бы его потрясти, вызвать у него стресс?

• Каковы были бы его реакции на стрессовые события?

Сведения о личности, жизнедеятельности, поведении покойного собираются и анализируются по определенной системе. Ее элементами являются следующие обстоятельства.

Общее отношение к жизни, симпатии и привязанности. В этой связи выясняется, как жил обследуемый, чего достиг, чему отдавал предпочтение, что любил, чем дорожил, каковы его симпатии и антипатии. Чтобы избежать субъективизма и получить более полную и содержательную информацию, эксперту рекомендуется воспользоваться следующими психологическими методиками. Их называют оценочными шкалами наблюдателя, кореллирующими с некоторыми личностными факторами *(невротизм, экстраверсия, открытость). Интервьюируемый (наблюдатель) оценивает покойного по этим шкалам, а судебный эксперт, сравнивая эти оценки с эмпирически полученными показателями нормативных групп, может судить об отклонениях от них (или об отсутствии таковых). При проведении психологической аутопсии специалист обычно пользуется двумя такими шкалами – так называемым списком прилагательных, характеризующих личностные особенности оцениваемого лица, и модифицированным личностным опросником.

Интересы и увлечения. – Чем предпочитал заниматься в свободное время, в отпуске, как «расслаблялся», самые любимые занятия.

Стиль совладания. – Как реагировал на стрессовые ситуации, утраты, фрустрацию, отвержение, критику? Проявлял ли свои чувства открыто или все переживал в себе? Каким был в гневе?

Межличностные отношения. – Был ли общителен или замкнут; легко или трудно сходился с людьми; отношения с ними были поверхностными или более тесными, глубокими; имел ли близких друзей (по интересам) или имел много и самых разных по интересам и склонностям друзей; любил ли быть среди друзей или предпочитал уединение.

Стиль коммуникаций. – Был ли открыт для общения или сдержан (заторможен); его мысли и чувства выражались преимущественно словами или действиями; было ли общение спонтанным или рефлексивным, т.е. обдуманным.

История семейно-брачных отношений. – Семейный статус; были ли сложности, конфликты во взаимоотношениях (по какой причине); сколько раз вступал в брак; как долго состоял в браке; семейное положение перед смертью; количество, возраст и пол детей; с кем и где жили дети; возможные изменения во взаимоотношениях с супругой и детьми; имел ли место реальный развод или просто уход из семьи, имелась ли реальная или декларируемая угроза развода (ухода из семьи); не умирал ли кто-либо из членов семьи в последнее время; отношение членов семьи к алкоголю и наркомании; какими были взаимоотношения в семье.

История родителей и их семьи. – Супружеские отношения, болезни, случаи госпитализации и лечения по поводу психических заболеваний, суициды; количество, возраст братьев и сестер; отмечались ли в семье случаи насилия, жестокого обращения с детьми и в каких формах, а также случаи сексуальных злоупотреблений; были ли в роду алкоголики, наркоманы; приходилось ли разлучаться с одним из родителей (служба в армии, заключение, иные обстоятельства), с кем, на какой срок, в каком возрасте; история смертей (суициды, рак, другие неизлечимые болезни, несчастные случаи) среди родственников (возраст родственника на момент смерти, иные детали).

Личные проблемы за последний (предшествующий смерти) год. – Определяются, классифицируются и оцениваются симптомы депрессии, проявляющиеся в словах и действиях, перечисляются «сигналы опасности», свидетельствующие о суицидальных намерениях.)

Работа. – Род занятий, трудовой стаж, как долго трудился на последнем месте работы; последние повышения (понижения) по службе, трудности в отношениях с коллегами и начальниками; степень удовлетворенности работой; послужной список (динамика карьеры, включая увольнения, отставки, продвижения по службе); как часто и почему менял место работы.

Воинская служба. – В каком возрасте поступил на воинскую службу, как долго на ней состоял; участвовал ли в каких-либо сражениях; был ли вовлечен в травматические инциденты; причина увольнения (демобилизации) из армии; награды, поощрения, взыскания.

Состояние физического здоровья. – Наличие серьезных заболеваний, их лечение; недавние изменения или ухудшения здоровья; травмы, несчастные случаи, факты госпитализации; список систематически употребляемых лекарств.

История психических заболеваний. – Диагноз, госпитализации, формы психотерапии; продолжительность и даты лечения; лекарства и иные формы лечения; формы проявления личностных расстройств, в том числе проявление ярости (гнева), импульсивности, эмоциональной неустойчивости, самодеструктив-ности, членовредительства.

Проблема алкоголя и наркотиков. – Отношение, характер поведения в состоянии опьянения; злобность, драчливость, потеря самоконтроля, признаки алкоголизма; число интоксикаций, частота интоксикаций; злоупотребление алкоголем на работе; история лечения (с госпитализацией или на дому); если употреблялись наркотики, то какие именно; степень вовлеченности в наркоманию, поведение в состоянии наркотического опьянения.

Финансовое состояние. – Уровень финансовой состоятельности, неудачи, потери, иные обстоятельства.

Правовой статус. – Были ли в отношении покойного в последнее время или в прошлом какие-либо криминальные посягательства; не находился ли он сам в конфликте с законом; собственное криминальное прошлое, включая факты арестов, осуждения, задержания, число и продолжительность «отсидок», характер правонарушений; возможные отклонения в сексуальном поведении на свободе и в местах заключения.

История суицидальных попыток. – Факты, даты, способы; подробное описание сопутствующих обстоятельств; были ли угрозы самоубийства; если да, то в какой форме они проявлялись, какие обстоятельства этому способствовали и что послужило «катализатором»; какие медицинские или психотерапевтические методы были предприняты после попытки суицида (даты, длительность лечения, тип лечения, госпитализация или поликлиническое лечение).

Свое исследование психолог начинает с изучения имеющихся в уголовном деле материалов. Эти материалы – основной источник сведений, интересующих специалиста. Главное, на что изучая их, он должен обратить внимание, это информация о месте, об обстановке, и обстоятельствах происшествия. Она содержится в протоколах осмотра места происшествия, составляемых при этом рисунках, схемах, планах, фото и видео материалах. Полезными с этой точки зрения могут быть данные опроса очевидцев содеянного, лиц, обнаруживших происшествие. Следующий объект особой заботы психолога – данные о личности и социально-экономическом статусе покойного. Мимо его внимания не должны пройти никакие, даже самые мельчайшие детали и подробности, характеризующие личностные особенности, поведение, до и в ходе происшествия, положение исследуемого лица в обществе, его интересы, наклонности, черты характера, связи и отношения. Эксперту рекомендуется обратить внимание на возраст, дату рождения, пол, расу, семейное положение, род занятий, образование, домашний адрес на момент смерти, характеристику лиц, с которыми проживал вместе, и тех, с кем поддерживал близкие отношения. В сфере внимания должны также находиться дата и час смерти, место смерти, обстоятельства обнаружения трупа, наличие или отсутствие записок, дневников, иных документов, содержащих сведения о суицидальных намерениях покойного, признаках насилия на теле и одежде трупа, а также следов, указывающих на возможность причинения потерпевшим самому себе каких-либо повреждений. Важным источником информации по многим вопросам, интересующим судебного психолога, может быть заключение судебного патологоанатома, вскрывавшего труп покойного. С этой же точки зрения интерес представляют медицинские карты покойного, его личные дела на работе, в школе, а также карты психиатрических клиник, в которых содержатся сведения, не включаемые в общую медицинскую карту. Если покойный провел какое-то время в тюрьме или на воинской службе, может возникнуть необходимость изучения документов соответствующих органов.

Ценные сведения о личности покойного содержат его личные вещи: дневники, записные книжки, переписка, фотографии, книги, а также предметы туалета и одежда. О многом могут "рассказать" книги и видеофильмы, найденные в жилище покойного. Следует обращать внимание на наличие в туалетной комнате покойного предметов одежды и (или) сексуальных принадлежностей противоположного пола. После того, как выполнен этот этап работы, приступают к изучению материалов опроса лиц, которые могли что-либо знать о покойном. Если в деле нет их показаний, а имеющиеся не содержат в полной мере необходимой психологу информации, применяются меры по восполнению этого пробела, в том числе путем опроса друзей, родственников, коллег по работе покойного, производимого самим психологом. Цель такого рода интервью – узнать как можно больше о характере и устойчивых чертах личности и поведения. По телефону заранее обговаривается время и место, удобное для интервьюируемого.

Важным условием успеха на этом пути является установление надлежащего психологического контакта с опрашиваемым. Психолог должен быть готов к сдержанному и даже враждебному приему со стороны родителей, супруга, близких покойного. Их могут настораживать вопросы, касающиеся личной жизни покойного, включая ее интимные стороны. Поэтому от интервьюера требуются такт, выдержка, понимание эмоционального состояния собеседника. Если он не сумеет установить психологический контакт с интервьюируемым, добиться взаимопонимания, он не получит нужной информации. Лучший способ добиться такого контакта – обратиться к интервьюируемому с просьбой о помощи, особо подчеркнув ценность сообщаемых им сведений для понимания случившегося. Нужно быть внимательным не только к тому, что говорит интервьюируемый, но и к тому, чего он не договаривает (в недоговоренном может скрываться разгадка тайны случившегося и роли покойного в собственной смерти).

Вот некоторые общие рекомендации для проведения структурированного интервью. Поскольку полнота и надежность полученной от интервьюируемого информации будет зависеть от частоты, длительности, характера взаимоотношений с покойным, то в начале интервью нужно получить ответ на следующие вопросы: как долго опрашиваемый был знаком с покойным; когда состоялась их первая встреча и при каких обстоятельствах; часто ли приходилось общаться; степень близости контактеров; когда и в связи с чем они виделись в последний раз? Чтобы лучше понять характер взаимоотношений, можно задать интервьюируемому вопрос типа: "Что вам нравилось (имя покойного) в нем?"

Эта часть интервью выполняет также и функцию укрепления психологического контакта. Поэтому интервьюеру необходимо по ходу интервью время от времени проявлять сожаление по поводу случившегося, понимание состояния опрашиваемого, выражать ему свое сочувствие, в то же время давая понять, что сообщаемые им сведения очень интересны и значимы. Интервьюера должны интересовать не только факты, но и аргументация, оценки, мнения партнера по коммуникации.

В ходе интервью выясняются также такие, например, моменты, как: являлось ли для покойного привычным оружие или орудие, с применением которого связана его смерть, бывал ли он раньше в том месте, где его нашли мертвым; не был ли способ смерти "отрепетирован" покойным прежде; соответствует ли способ смерти образу жизни и особенностям личности покойного.

В предмет интервью также входит выяснение особенностей эмоциональных и поведенческих реакций покойного на стрессовые, критические ситуации, способов выхода из подобных ситуаций. Следует поинтересоваться, не замечалось ли в последнее время каких-либо существенных изменений в этом плане, когда и в связи с чем они появились. Развитие интервью может идти по линии обсуждения того, как воспринимались и оценивались покойным события, предшествовавшие трагическому исходу, что было для него важным, что могло повлиять на его решение, не высказывались ли им прямо или косвенно намерения добровольно уйти из жизни.

Нельзя жалеть времени, которое может быть затрачено на интервью тех, кто давно и хорошо знал покойного. Опрашиваемых необходимо настраивать на обстоятельный рассказ, содержащий как можно больше подробностей о личности и жизни покойного. Особое внимание в таких случаях следует уделять последнему году и прежде всего двум последним неделям жизни покойного и тем метаморфозам, которые наблюдались в его состоянии в эти периоды времени. В этой связи у интервьюируемого необходимо выяснить, каковы были стиль жизни и эмоциональное состояние покойного, не наблюдались ли у него резкие перепады настроения или симптомы психического заболевания, изменения в привычках, в отношении к еде, сну, сексу, выпивкам, приему лекарств, в реализации социальных контактов, в стиле вождения автомашины и т.д. Особенно детальным должен быть разговор о том, как выглядел, в каком состоянии находился, о чем переживал и рассказывал покойный в момент последней встречи с интервьюируемым (в каком он пребывал настроении, что вызвало его неудовольствие или возмущение, что необычное в его облике, эмоциональном состоянии, манерах, намерениях бросилось в глаза).

Завершая интервью, психолог может попросить своего собеседника назвать людей, которые также знали покойного и в состоянии сообщить о нем дополнительные сведения. После того, как вся необходимая, по мнению психолога, информация собрана, он приступает к ее комплексному анализу, пытаясь реконструировать обстоятельства случившегося и ответить себе на вопрос о реальности или нереальности суицида в данном случае. Для определения суицида и исключения других причин смерти ключевым является такой признак личности, как намерения. В свою очередь, и это облегчает задачу, имеются объективные признаки, позволяющие диагностировать намерения субъекта. Эти признаки могут быть обнаружены как в вербальном, так и в невербальном материале: записных книжках, аудио– и видеозаписях, дневниках, рисунках и т.д. К их числу относятся следующие обстоятельства:

1. Неожиданные, несогласующиеся со стилем жизни экспортируемого лица приготовления к смерти. (Например, проявления необъяснимой щедрости, неожиданное раздаривание имущества, внезапно возникающая активность по обеспечению будущего детей, любимых животных и т.п.)

2. Появления в разговорах тем прощания, неизбежности смерти, желания уйти из жизни. (Примеры: "Мне уже ничего не мило", "Вам будет грустно без меня", "Вы для меня много значите", "Пусть у Вас будет хорошая жизнь".)

3. Проявление бессилия, беспомощности.

4. Проявление сильной физической или душевной боли, страдания. (Примеры: "Эта боль меня убивает. Я не в силах больше ее выносить", "Это выше моих сил. Я так больше не могу".) Косвенные проявления непереносимой боли, например, отсутствие облегчения после обычных медицинских процедур.

5. Интерес к смертоносным средствам и способам ухода из жизни. (Приобретение оружия, накопление потенциально смертоносных лекарств и т.п.).

6. Меры предосторожности, направленные на то, чтобы не помешали совершить суицид, чтобы не могли спасти (выбрано уединенное место, двери заперты и. т. п.).

7. Указания на то, что покойный знал потенциальные возможности выбранных им "средств смерти" (например, знал летальную дозу употребленного им ядовитого вещества).

8. Попытки и угрозы суицида в прошлом.

9. Стрессовые события или ощутимые потери, как состоявшиеся, так и предстоящие. (Пример: потеря близкого, разрыв с любимым, провал на выборах, крах карьеры, утрата самоуважения, финансовое банкротство. Ожидание неизбежных изменений также может быть сильным стрессовым фактором, даже в том случае, когда такие изменения желаемы).

10. Тяжелые депрессии или психические расстройства. Под депрессией в данном контексте понимается не кратковременное уныние и упадок настроения, а психическое расстройство, характеризующееся стойкой и всеобъемлющей потерей интереса к жизни на протяжении достаточно длительного времени (от 2 недель и более). Дополнительными индикаторами депрессии служат гипертрофированное чувство вины и угрызения совести, общий упадок сил, потеря аппетита, заметное изменение веса тела. Поскольку депрессия относится к категории возобновляющихся (возвратных) заболеваний, наличие депрессии в прошлом свидетельствует о серьезности проблемы. Для того, чтобы заметить признаки депрессии или иных психических расстройств, не обязательно быть психиатром. Об ухудшении психического здоровья могут свидетельствовать появление признаков неопрятности (нежелание и неспособность следить за собой, своим внешним видом), резкое ухудшение взаимоотношений с окружающими, а также предшествующая психиатрическая госпитализация. К числу других психических расстройств относятся маниакальные или маниакально-депрессивные заболевания, психозы, органические психические расстройства, расстройства, связанные с алкоголизмом и токсикоманией, трудности контролирования импульсов.

При проведении психологической аутопсии важно учитывать особенности мортальной ситуации. Так, если смерть наступила от огнестрельного оружия, то необходимо выяснить, каким способом был обеспечен доступ к чужому оружию, имел ли таковое оружие в правомерном или незаконном владении, располагал ли знаниями и навыками обращения с оружием, не случались ли у него ранее какие-либо неприятности по поводу хранения, сбыта, применения оружия и другие вопросы того же порядка.

В случае наступления смерти от передозировки лекарств, наркотиков, необходимо выяснить, имел ли покойный представление о потенциальной опасности употребляемых препаратов; как он их приобрел (по рецепту, купил с рук, заранее собирал и накапливал); имелись ли раньше случаи передозировок и какие меры лечения применялись; соблюдались ли неукоснительно предписания и меры предосторожности при употреблении лекарств.

Смерть обследуемого лица может быть связана с асфиксией. В такой ситуации целесообразно обращать внимание на то, был ли покойный одет или раздет, не имелось ли в окружающей его обстановке порнографического, иного сексуального либо алкогольного или наркотического оснащения. Для правильной оценки ситуации могут потребоваться сведения о сексуальной активности, сексуальных отклонениях покойного, его возможном интересе к орудиям и способам физического лишения жизни, умении обращаться с веревкой, другими необходимыми для самоудушения аксессуарами.

Собранные и проанализированные данные психолог представляет в виде письменного заключения. Стандартной формы этого документа не существует, возможны вариации. Вместе с тем желательно, чтобы в заключении психолога наличествовали следующие разделы.

Введение. В нем указываются сведения об инициаторе исследования и о психологе, проводившем его, описывается технология производства экспертизы, источники и методы собирания и анализа информации. Отмечается были ли использованы тесты, выполнявшиеся третьими лицами, наблюдавшими поведение исследуемого лица. И наконец, во введении обязательно следует оговорить, что выводы психолога-эксперта носят вероятностный характер и не имеют стопроцентной достоверности.

Исследовательская часть. Состоит из нескольких подразделов. Сначала приводятся данные о личности: имени, фамилии покойного, его возрасте, семейном положении, религиозной принадлежности (вероисповедании), профессии, образовании и иных идентификационных признаках. Затем следует подраздел, который можно назвать как представление проблемы. В нем должны найти отражение обстоятельства смерти (в их хронологической последовательности) и подтверждающие факты: место обнаружения трупа, заключение следователя, предшествующие смерти события, а также хронология событий, предшествовавших смерти от 4 часов и до 12 месяцев. Эти сведения психолог получает из интервью с сослуживцами, друзьями, близкими покойного, а также людьми, с которыми он имел последний прижизненный контакт. Далее идет описание истории жизни исследуемого. В этом подразделе излагаются сведения о формировании его личности, семье, учебе, работе, здоровье (возможно подробное описание историй болезней, прежней попытки суицида, психотерапии и т.п.), об истории жизни и смерти членов семьи, родственников.

Следующая часть заключения – виктимология. Здесь отражаются личные особенности обследуемого, его типичные реакции на стресс, периоды "разлада" в межличностных взаимоотношениях, стиль совладания (тактика поведения в трудных ситуациях), увлечения, интересы, перверзии (извращения), употребление (или злоупотребление) алкоголя, наркотиков, а также мечты, фантазии, отношение к смерти и самоубийству.

Завершается заключение выводами эксперта. Здесь анализируются исследованные факты, рассматриваются все аргументы "за" и "против" гипотезы психолога и на этой базе констатируется, какому варианту модели случившегося (убийство, самоубийство, несчастный случай) отдает предпочтение специалист.

Породившая бурный всплеск эмоций, недоумений и пересудов, трагическая история, о которой пойдет речь, по ряду своих черт не имеет аналогов в следственной практике. Она произошла в начале 80-х годов двадцатого столетия на окраине Алма-Аты в обычном доме сельского типа, принадлежавшем семье Анютиных. Их было трое: Анатолий Анютин, двадцатидвухлетний молодой человек, недавно отбывший воинскую повинность и вернувшийся под родительский кров, его мать – домохозяйка и отец – рабочий одного из заводов.

Накануне трагедии Анатолий приехал домой с работы часа за полтора до окончания вечерней смены. Он плохо себя чувствовал и отпросился у начальства. Родители были дома. Анатолий ушел в свою комнату и лег спать. Утром, когда он еще спал (так показали родители), его отец ушел на работу, а мать – в поликлинику. Спустя несколько часов последняя вернулась, но в дом попасть не смогла. Дверь на террасу была закрыта изнутри на крючок.

На стук в дверь и окна никто не отреагировал. Тогда она попросила соседа принести лестницу и с ее помощью проникнуть через форточку в комнату сына. Сделав то, о чем его просила .Анютина, сосед обнаружил Анатолия мертвым. Вызвали работников милиции. Оперативно-следственная группа, прибывшая на место происшествия, была поражена необычностью представшей картины.

Одетый в рубашку, брюки и носки труп Анатолия лежал на полу возле дивана, на котором тот обычно спал. Тело погибшего находилось в положении лежа на спине. Поверх одежды оно было плотно обмотано простыней, скатертью и перевязано веревками и марлевыми бинтами. Участники осмотра никак не могли понять, для чего так крепко была привязана обрезком каната доска, расположенная вдоль туловища, начиная от подбородка и простираясь до нижней части ног потерпевшего.

Не менее странно выглядело и то, что его голова была многократно плотно обмотана со всех сторон марлевыми бинтами таким образом, что открытыми оставались лишь область носа и глаз. Дополнялась вся эта загадочная картина заведенными за спину руками, кисти которых, связанные между собой, как и голова, были плотно обмотаны бинтами и по форме напоминали боксерские перчатки. Отсутствие телесных повреждений на трупе позволило предположить, что смерть Анатолия наступила в результате асфиксии, развившейся от перекрытия дыхательных путей марлевым кляпом, извлеченным из полости рта.

Все эти обстоятельства были расценены как признаки умышленного убийства. Возбудили уголовное дело и вскоре по подозрению в совершении преступления арестовали мать потерпевшего. Ее, правда, спустя два месяца выпустили из тюрьмы, но не реабилитировали. Следователь, расследовавший преступление, вскоре был уволен за пьяный дебош со стрельбой в ресторане. Дело пошло по рукам, его передавали от одного следователя к другому. "Следаки" не очень старались найти истину, "копали" формально и не глубоко. Многолетняя волокита завершилась тем, что вмешалась Прокуратура Союза ССР.

Истребованное в порядке надзора, уголовное дело перекочевало в Москву. Руководство Главного Следственного Управления Прокуратуры СССР приняло решение о проведении комплексного психолого-криминалистического анализа обстоятельств смерти Анютина. Материалы дела были направлены специалистам одного из научных учреждений Москвы. На выполнение задания Прокуратуры специалисты потратили несколько недель. Изучив пять томов уголовного дела и наблюдательное производство, заведенное зональным прокурором, комиссия, в которую был включен один из авторов этой книги, составила обстоятельное заключение. В авторском пересказе оно может быть изложено в следующем виде.

Как отмечалось в заключении, основная версия начального этапа расследования – преднамеренное убийство с особой жестокостью совершено матерью потерпевшего по неизвестным следствию мотивам. В дальнейшем эта версия изменилась и приобрела следующий вид: преднамеренное убийство совершено на религиозной основе в порядке жертвоприношения матерью и отцом Анютина, принадлежащих к нелегальной секте Свидетелей Иеговы.

В целях объективности исследование проводилось с точки зрения двух предположений:

• Анютин стал жертвой убийства (преднамеренного или неосторожного);

• Смерть Анютина является следствием действий не криминального характера.

Были построены предварительные мысленные модели различных вариантов того и другого события (убийства и не убийства), еще раз проанализированы материалы дела с точки зрения построенных моделей, в содержание которых вносились определенные коррективы по мере развития и уточнения данных, изученных в той последовательности, которая имела место в процессе их собирания по ходу расследования.

В результате проделанного анализа эксперты пришли к выводу, во-первых, о нереальности первоначальной версии об убийстве Анютина в порядке жертвоприношения; во-вторых, о непричастности супругов Анютиных к убийству сына, если допустить, что оно имело место.

Основная причина того, что несмотря на 8-летнее расследование следствие зашло в тупик, состояла, по их мнению, в том, что с первых до последних дней следствием давалась односторонняя оценка случившемуся, полагая, что в данном случае имело место умышленное убийство, только убийство и ничего более. Но доказательств, подтверждающих эту версию, добыто не было.

Следствием не установлено, что потерпевший имел врагов, недоброжелателей, иных лиц, в интересах которых могло быть совершено столь тяжкое преступление. Это был обычный, ничем особо не выделяющийся человек, намерения и действия которого не несли опасности для окружающих. Небезынтересно, что обстановка на месте происшествия исключает возможность совершения убийства на корыстной основе.

Не содержится в деле и данных, которые могли бы указать на возможность совершения преступления на иной основе. Что же касается версии о религиозных мотивах преступления, то она никак не вписывается в логику и механизм совершенного деяния и не опирается на фактические данные. Отдельные слова из лексикона матери потерпевшего после убийства, содержащие упоминание о Боге, а так же то, что она носит обвязанную вокруг головы косынку, как и некоторые другие мелкие элементы ее поведения равным счетом ничего не значат, поскольку могут являться обычной атрибутикой не очень образованной, не очень молодой и не очень интеллигентной женщины, тем более потрясенной странной загадочной смертью близкого человека, обсуждающей догадки, слухи, мнения с досужими кумушками. Листок с рукописью молитвенного текста, обнаруженный в квартире Анютиных (утерянный следствием), также нельзя рассматривать как аргумент в пользу определяющей версии. У каких пожилых женщин из рабочей среды нет таких листков и еще более весомых свидетельств того, что они иногда ходят в церковь и часто не из глубоких убеждений, а по заведенной привычке, чтобы не очень выделяться, по примеру других, всуе упоминающих Бога. Более того, есть прямые доказательства, что в семье Анютиных богомольцев не было и никаких ритуалов церковного характера они не придерживались. Наоборот, могли и выпить, и погулять. Потерпевший иногда выпивал, курил. То же самое можно сказать и о его родителях, в частности, о матери, замеченной отцом несколько лет назад в супружеской неверности. Таким образом, следствие опиралось лишь на догадки, намеки, подогретые предположительными суждениями, содержащимися в так называемой сектантоведческой экспертизе. Между тем это эссе научного сотрудника института философии и права Академии наук КазССР вряд ли можно признать экспертизой. Оно являлось не результатом глубокого анализа рассматриваемых вопросов, а представляло собой плод поверхностных рассуждений на тему вокруг убийства, Бога, религиозных течений и отдельных случаев из духовной и мирской практики. Все выводы, суждения и предположения этой псевдоэкспертизы носят легковесный, предположительный характер, научно не обоснованы и по существу ни на что не опираются (разве что на толкование отдельных библейских положений). Как доказательство такое заключение (а точнее облеченное в форму экспертизы субъективное мнение) принято быть не может. Других доказательств религиозной основы в деле нет. Тем самым ответ на вопрос о мотиве преступления повисает в воздухе. Доказательства убийства Анютина его матерью, а тем более отцом, как уже говорилось, в деле отсутствуют.

Лишь с известной долей натяжки можно говорить о доказательственном значении рада противоречий, имеющихся между отдельными моментами показаний Анютиной и другими материалами дела. (Например, данными следственного эксперимента, которыми установлено, что труп через окно без помощи лестницы Анютина увидеть не могла.) Относительно последнего обстоятельства можно сказать следующее. С одной стороны, оно может быть истолковано как то, что о смерти своего сына Анютина знала еще до того, как об этом стало известно соседям. В этом случае она может быть причастна к лишению жизни своего сына. Но можно допустить и другое. Анютина не виновна. И мнение об убийстве сына у нее возникло при тех обстоятельствах, о которых она говорит. При этом нельзя не учитывать того, что эксперимент производился в спокойной обстановке и посторонними лицами. Мать есть мать. Она обладает повышенным восприятием того, что связано с ребенком. Поэтому то, что не видит посторонний взгляд, для нее очевидно (известный медик С.Н. Федоров утверждает, что глаз человека видит объект на 10%. а мозг – на 90%). Здесь может решающую роль сыграть интуиция, чутье матери, в сознании которой целостный образ возникает даже при обнаружении малейшего признака, не замеченного иными лицами.

Следствие не опровергло показаний супругов Анютиных о событиях утра и первой половины 20 февраля, наоборот, оно собрало доказательства, подтверждающие их достоверность.

Если исходить из имеющихся в деле данных, а не гипотезы версии "мать-сыноубийца", не трудно заметить, что смерть Анютина А.А. могла наступить в промежуток с 6 часов 15 минут (ушел на работу отец) до 7 часов утра (мать пошла к соседке, вместе с которой поехала в поликлинику.) За 45 минут Анютина, если она причастна к гибели сына, должна была управиться с такими делами: привести, как отмечается в документах следователей, в беспомощное состояние своего сына путем введения в его организм "Бензонала", найти в надворных строениях доску и канат, приготовить иные средства упаковки (веревку, марлю, марлевые бинты), одеть на потерпевшего брюки, рубашку, носки, убрать его постель, приготовить и вставить в рот потерпевшего кляп, обвязать тело сына тканями и веревками, марлевыми жгутами, предварительно связав их между собой, написать для отвода глаз записку для сына, якобы сообщая ему, что поехала в поликлинику, собраться и выйти из дома, с помощью нитки или тонкой проволоки закрыть изнутри входную дверь (находясь на улице) на крючок и очевидно выполнить другие действия (например, могла нагреть и использовать в гигиенических целях воду, так как собиралась на обследование к гинекологу).

Между тем, как видно из заключения судебных медиков, действие "Бензонала" начинается лишь через 10 минут, а максимальный эффект наступает через 54–60 мин. Когда был введен в организм Анютина этот препарат, за один прием или частями, экспертиза не установила. Таким образом, в распоряжении Анютиной при самом благоприятном для нее стечении обстоятельств могло быть не более 35 минут. Дополнительная комиссионная судебно-медицинская экспертиза на основе выполненного ею эксперимента установила, что только на выполнение упаковочных действий в отношении покойного, если эти действия выполнены двумя лицами, необходимо потратить не менее 27 минут.

Эксперимента по упаковке одним человеком не производилось. Но совершенно очевидно, что одна Анютина за 35 минут подготовить совершение преступления, преодолеть сопротивление сына, осуществить манипуляции с трупом и т.д. не могла.

Как видно из заключения судебного медика, вскрывавшего труп Анютина, смерть последнего наступила в период от 5 до 7 часов утра.

Этот вывод не принят за истину второй СМЭ, проведенной по этому делу. Из ее заключения явствует, что смерть могла наступить в любой момент в период с 00 до 9 часов утра (т.5, стр. 30). И далее: "Исходя из того, что в органах трупа Анютина не обнаружено продуктов распада бензонала (фенобарбитала), можно предположить, что с момента последнего приема бензонала он должен был прожить не более 2-х часов" (т.5, стр.28,30). Последнее обстоятельство уточнено третьей СМЭ, проведенной позднее, которая указала: "В отмеченном случае смерти Анютина А.А. запредельное введение препарата "бензонала" возможно было за 1–1,5 часа до наступления смерти" (т.5, стр. 116).

Из этого видно, что заключение судебных медиков не только не опровергает показания супругов Анютиных о том, что когда они уходили из дома (соответственно в 6 часов 15 минут и 7 часов), их сын был жив, а, наоборот, подтверждает их, поскольку "Бензонал" в организм Анютина А.А., если следовать логике и фактам рассматриваемой версии, мог быть введен после 7 часов, а смерть наступила в период, не выходящий за пределы 9 часов утра.

Чрезвычайно важен вопрос о том, каким путем указанный препарат попал в организм покойного. На этот вопрос следствие не получило ответа. Никаких данных, свидетельствующих о насильственном пути попадания "Бензонала" в организм Анютина в деле нет. Более того, обстановка в комнате, в которой обнаружен его труп, и следы, а точнее отсутствие соответствующих следов на теле и одежде трупа, исключают такую возможность. Потерпевший имел прекрасные физические данные и разряд по борьбе. (В деле имеются показания о том, как двое приятелей вместе пытались побороть Анютина. Это им не удалось. Анютин повалил сразу обоих.) Исключается и иной путь попадания того же препарата в организм потерпевшего. В заключении СМЭ указано, что "Бензонал" имеет горький вкус, не растворяется в воде и в замаскированном состоянии мог быть употреблен в виде смеси порошка и пищевых продуктов, обладающих горьким вкусом". Однако, как показало вскрытие, какая-либо пища в желудке Анютина отсутствовала. Из этого следует, что за 1–1,5 часа до своей смерти Анютин добровольно принял препарат.

Если убийцами являются супруги Анютины, то трудно чем-либо объяснить полную алогичность действий этих двух психически здоровых (см. заключение судебно-психиатрической экспертизы) людей. Для каких целей они закрыли входную дверь на крючок, какой необходимостью вызывались продолжительные по времени, бессмысленные по сути и иррациональные по содержанию (применительно к версии об умышленном убийстве) манипуляции по упаковке и обвязыванию рук, ног и туловища потерпевшего, создание своего рода "боксерских перчаток" на кистях рук потерпевшего (на одну руку ушло более, чем 8 метров марли), а также многослойного многоузлового сооружения на его голове. Получается, что разве лишь для того, чтобы убедить всех в том, что только они, а никто другой умертвили сына. Почему же ими не было инсценировано убийство с ограблением или, скажем, бесследное исчезновение сына (у них имелась личная автомашина, на которой можно было вывезти труп в любое место), либо что-нибудь иное, отводящее от них подозрение.

Анализ этих и других обстоятельств дела позволяет судить о том, что в данном случае смерть Анютина вряд ли связана с умыслом каких-либо лиц намеренно лишить его жизни.

Во всяком случае против супругов Анютиных по этому поводу нет никаких весомых улик. Что же касается посторонних лиц, то теоретически возможность убийства ими допустить можно, хотя данные об объективной стороне содеянного трудно увязываются с реальностью подобной версии. Она не дает ответа на вопросы, а лишь порождает их. Почему посторонний преступник, проникнув в чужой дом для убийства, оказывается без средств преступления, использует лишь то, что он взял в доме Анютиных? Почему он прибегнул к столь хитроумному, малоэффективному способу совершения преступления, требующему значительных ухищрений, большой затраты сил и времени? Почему он ничего не похитил в доме, даже не взял позолоченные наручные часы потерпевшего, лежавшие на полу рядом с трупом? Ради чего он подвергал себя огромному риску в связи с длительной "упаковкой" трупа, т.к. в любой момент мог быть застигнут с поличным (например, внезапно вернувшейся матерью потерпевшего)? Почему на его присутствие и действия в квартире не отреагировала собака Анютиных, находившаяся без привязи в соседней комнате? С какой целью он подвергал себя опасности быть замеченным соседями и прохожими, когда, находясь на улице, закрывал наружную дверь на крючок?

Необычность обстоятельств гибели Анютина, отсутствие видимых причин для убийства, труднорасшифруемый мотивационный и физический механизм и уникальное своеобразие "упаковки" трупа обусловили необходимость глубокого изучения личности потерпевшего. Из-за серьезного дефицита информации по этому поводу (в деле имеется огромное количество упущений, пробелов и ошибок), полной и точной картины сформировать не удалось. Однако общее, хотя и фрагментарное впечатление сложилось.

Материалы дела дают основание полагать, что потерпевший имел какую-то психическую аномалию, внешне для постороннего глаза ярко не проявляемую, но о которой знали его родители, тщательно скрывавшие вместе с ним это обстоятельство от окружающих (например, для того, чтобы не возводить препятствий сыну для создания своей семьи).

Поэтому официально за медицинской помощью Анютин в медицинские учреждения не обращался, но, очевидно, через мать или сестру пользовался частными консультациями. Во время обострения заболевания Анютин мог пользоваться препаратом "Бензонал", избавляясь с его помощью от раздражительности, возможной агрессивности, неконтролируемости своих действий ("Бензонал" применяется в качестве успокаивающего средства, легкого снотворного, противосудорожного средства при заболевании эпилепсией, болезнью Меньера и как средство, способное вызвать иррадиацию тормозного процесса в коре головного мозга, понижение процессов возбуждения). Из неразвернутых показаний родителей и друзей Анютина видно, что в целом он обладал спокойным, уравновешенным характером, но в определенных ситуациях внезапно раздражался, вспыхивал. У него наблюдалось моментами что-то вроде сумеречного состояния. Порой он, как бы одурманенный чем-то, отрешенный от окружающего мира, уходил в себя, не объясняя истинных причин своего состояния. Один из сослуживцев Анютина во время прохождения им армейской службы видел, как Анатолий курил анашу. Возможное осознание своей психической неполноценности в последнее время было отягощено рядом обстоятельств, которые сами по себе могли ничего не значить для психически здорового человека, но могли в то же время глубоко ранить, задеть болезненное самолюбие углубленного в себя, неадекватно реагирующего на неблагоприятные явления человека. Речь идет о проблемах на личном "фронте". После армии Анютин встречался с девушкой, с которой он не по своей воле вынужден был расстаться, так как, по показаниям этой девушки, он хоть и был неплохим товарищем, как человек оказался неинтересным. Сам же Анютин полагал, что причиной разлада явились ухаживания за этой девушкой его более удачливого друга. Так к уязвленному самолюбию могли примешаться обида, горечь, ревность. Не увенчались успехом и попытки Анютина наладить контакт и найти утешение в общении с другой девушкой, с которой он в одной компании встречал Новый год. Не исключено, что его сознание было отягощено мнимой, кажущейся или реальной половой слабостью. В деле нет данных о том, что Анютин с кем-либо имел половые сношения. Правда, однажды он сказал своему товарищу, что у него была бурная ночь в постели на Новый год с молодой особой. Однако, как видно из показаний этой женщины, такая возможность у Анютина действительно имелась, но он не смог или не захотел ею воспользоваться. Родители Анатолия показали, что в последнюю перед смертью неделю их сын вел себя замкнуто, о чем-то переживал, но от объяснений причины своего состояния уклонялся. Незадолго до смерти он интересовался у отца о том, есть ли Бог и какой самый сильный яд. Почему эти обстоятельства его интересовали, не стал объяснять. Тому, что произошло в квартире Анютиных, могут быть даны такие объяснения.

Под влиянием неблагоприятных жизненных обстоятельств, тяжесть которых была субъективно преувеличенной, в силу болезненного состояния потерпевшего, Анютин Анатолий решил покончить жизнь самоубийством. В этих целях он приготовил заранее бинты. Свои решения задумал реализовать в своей квартире, но в отсутствие родителей. Зная о том, что в этот день отец работает в первую, а он – во вторую смену, Анатолий накануне, воспользовавшись жалобами матери на плохое самочувствие, настоятельно рекомендовал ей сходить к врачу. В предшествующие дни время от времени употреблял таблетки "Бензонала", имеющего свойство накапливаться в организме, в целях нейтрализации ощущаемой угрозы аномалии своего поведения. В последнюю ночь ему не спалось. Посреди ночи мать заметила, что он не спит и стоит у шкафа. Утром, после того, как мать и отец ушли из дома, он встал, оделся и вышел во двор. Здесь возле бани и сарая взял обрезок доски, нашел обрывок каната и принес эти вещи домой, закрыв за собой наружную дверь на крючок. (В своих уточненных показаниях отец Анютина пояснил, что о месте нахождения каната было известно только ему и сыну.) Вооружившись марлевыми лоскутами и марлевым бинтом, он подошел к зеркалу и глядя в него вначале обмотал себе голову. (В протоколе осмотра не зафиксировано, имеется ли в квартире Анютиных зеркало. Однако наличие платяного шкафа в комнате Анатолия и трюмо в другой комнате дает основание предполагать, что зеркало имелось.) Скорее всего манипуляции по обматыванию головы производились в той комнате, на столе в которой при осмотре обнаружен кусок марли. Не исключено, что завершение "самоупаковки", а возможно, и весь этот процесс происходил в комнате Анютина. Это могло происходить в положении стоя с последующей сменой позы, например, путем присаживания на стул или диван.

Перед этим Анютин принял определенную дозу "Бензонала" (нельзя исключить, что всю ту целиком, что обнаружили медики в его органах). Марлевый тампон он ввел себе в полость рта либо в начале манипуляции, либо на какой-то иной стадии, но до того, как обмотал себе руки. Из-за недостатка информации, содержащейся в протоколе осмотра места происшествия, в акте судебно-медицинского вскрытия трупа, трудно дать точную картину механизма самообвязывания. Однако оно, хотя и осуществленное в весьма ухищренной манере, возможно. На это, например указывают слабая натяжка каната на спине и груди, а также сам по себе рисунок обматывания. Очевидно это делалось в одни моменты, с помощью соответствующих движений руки, а в другие – путем вращения тела вокруг своей оси и наматывания по принципу крутящегося барабана. Это хорошо видно на фотоснимках трупа. Бросается в глаза то, что верхняя часть туловища обмотана не так уверенно, ровно и плотно как нижняя, что может быть объяснено трудностями самообработки верхней части тела. Нижняя часть тела, судя по всему, обматывалась более уверенной рукой, что объясняется большой свободой рук и удобством позы. Можно допустить, что если бы тело Анютина обматывали посторонние руки, направления, характер обмотки, механизм связывания узлов, направленность и интенсивность действий выглядели бы иначе.

На возможность самосвязывания указывает и то, что нижний слой обвязки верхней части туловища наложен на рубашку, но без охвата рук, которые располагаются поверх шнура. Руки не привязаны к туловищу и канатом, который наложен поверх простыни и накидки. Это дает основание полагать, что руки потерпевшего в этот момент находились в свободном состоянии, к туловищу не фиксировались, что давало возможность потерпевшему, если в это время был жив, совершать активные целенаправленные действия.

Кроме того, вывод эксперта о том, что "Бензонал" введен в организм потерпевшего не менее, чем за час до его смерти, отсутствие следов распада препарата, можно расценивать как то, что в момент связывания физическая активность его не была полностью нейтрализована. Вряд ли в таком случае, потерпевший, не имея к тому желания, позволил бы другим лицам без оказания сопротивления связать себя.

Обрезок доски привязан к передней части тела. Это можно объяснить трудностями, которые неизбежны в случае, когда человек привязывает доску к себе со стороны спины. Кроме того, можно полагать, что потерпевший рассчитывал на то, что наличие привязанной доски лишит его возможности передвигаться и в то же время создаст видимость того, что он является жертвой действия других лиц. Мы склоны считать, если рассматриваемая модель верна, что потерпевший по каким-то соображениям не хотел, чтобы его действия были правильно поняты другими лицами. Известны случаи, когда самоубийцы не хотят выглядеть таковыми в глазах окружающих и инсценируют якобы учиненное над ними насилие. Могло быть такое и с Анютиным.

Как же наступила асфиксия?

Это крайне сложный и важный момент представляется в контексте рассмотренного варианта мысленной модели таким образом.

Введя себе в рот кляп, незадолго до того, как он завел обмотанные руки за спину, Анютин после завершения всей процедуры, очевидно, каким-то образом привел себя в то положение, в котором был обнаружен. Изменение положения и позы могло повлиять на то, что марлевый тампон, до этого позволяющий дышать через нос, перекрыл дыхательные пути. Не исключено, что последнее произошло в результате сознательного или несознательного заглатывания, самосмещения кляпа из-за пропитки бинта слюной, другими выделениями в области носоглотки (к этому времени "Бензонал" начинал действовать активно), а также в результате удара тела при падении на пол.

Рассматривая версию о самосвязывании, мы считаем, что к ее оценке нельзя подходить с обычными мерками, исходя из представления о том, что обычный человек не может совершить того, что произошло в квартире Анютиных. При этом необходимо учитывать особенности психического состояния покойного, его физические данные, а также наличие у него определенного опыта, навыков обращения с веревками и жгутами. Дело в том, что для поддержания физической формы Анатолий постоянно занимался дома физическими упражнениями. Его мать показала, что он "занимался бинтами". Об использовании сыном жгутов говорит и отец потерпевшего. Судя по всему, речь идет не просто о физзарядках, а о каких-то необычных телодвижениях Анатолия, возможно, из области самосвязывания и саморазвязывания узлов, обматывания тела и т.п. Не случайно, что Анна Анютина, увидев в комнате мертвого, обвязанного бинтами сына, в присутствии свидетелей произнесла: "Ой, ой, что ты наделал". Не исключено, что "самосвязывание" было осуществлено не в целях самоубийства, а с иными намерениями. (Например, для того, чтобы напугать родителей, насолить им, подтвердить что-либо сказанное ранее, в частности, в целях шантажа, изобразить из себя жертву чужой злой руки, привлечь к своей скромной личности внимание и вызвать чей-то интерес.) В таком случае летальный исход не планировался потерпевшим и наступил в силу непредвиденного им развития событий. Он, например, мог не учесть того, что бинт намокнет, сместится и перекроет дыхание при изменении позы, произойдет его самозаглатывание при наступлении явлений рвотного характера.

Изложенное указывает на то, что вопрос о возможности самосвязывания Анютиным нельзя снимать, как разрешенный. Следствие должно доказательственно установить, имело ли место самосвязывание, или категорически исключить данную версию. В этой связи заслуживает самого серьезного внимания случай, имевший место во время службы Анатолия в Советской армии. Однажды, как водитель грузовика машины, он был задействован с группой солдат для подготовки воинских учений на местности. Колонна с военнослужащими из двух машин, одной из которых управлял Анютин, выехала в сельскую местность под Ашхабадом. В пути у машины Анютина, как он объявил, перегрелся мотор и он один без сослуживцев остался на дороге. Спустя несколько часов, когда группа солдат вернулась за ним, они обнаружили машину в другом месте (в районе бахчи). Анютин находился в закрытой кабине в положении сидя. Верхняя часть туловища его была откинута на руль. Руки были заведены за спину, связаны и привязаны к сидению. Во рту имелся кляп. Веревка и кляп были взяты в машине (от тряпки, использованной в качестве кляпа, исходил запах бензина). Анютин находился в полуобморочном состоянии. Когда он пришел в себя, пояснил, что сам связался, но для чего объяснить не смог. На этот счет имеются различные показания. Одни сослуживцы объясняют, что после того, как они подняли его на смех, так как его слова показались им вымыслом, Анатолий изменил свой рассказ о случившемся и стал говорить, что его связали двое парней по его просьбе, ибо он хотел проверить, сможет ли борец сам высвободиться из обвязок. По другой версии, он якобы подъехал к бахче за арбузами. Двое незнакомых туркменов дали ему закурить. Он закурил и "выключился". Как он оказался в том месте, где его обнаружили сослуживцы, кто и для чего его связал, не знает. В связи с этим Анютина отправили в госпиталь, где он находился два месяца, после чего был снят с автомашины и дослуживал в хозяйственном взводе.

Данный инцидент, на наш взгляд, имеет несомненную связь с тем, что произошло впоследствии в то роковое утро. Эта связь прослеживается по линии аномалий психолого-психиатрической схожести ситуаций и явной неслучайности совпадений ряда прин1 ципиально важных моментов того и другого случаев (и там, и там функционирует кляп во рту, в обоих случаях имели место связанные за спиной кисти рук, прикрепление туловища к предметам, странная на первый взгляд мотивация содеянного и т.п.).

Налицо, таким образом, все основания полагать, что указанный армейский эпизод содержит ключ к разгадке тайны гибели Анатолия Анютина. Он как бы проливает свет на то, что произошло с ним в его собственном доме, на то., что при привычном, традиционном криминалистическом подходе представляется необъяснимым и подозрительным.

В соответствии с этой моделью механизм содеянного представляется следующим образом. Анатолий Анютин страдал определенной формой заболевания эпилептического характера (или другого похожего заболевания). Время от времени, но не часто, у него случались припадки или иные острые проявления, о существовании которых был информирован лишь весьма ограниченный круг его близких родственников. Ото всех остальных эти обстоятельства тщательно скрывались. Неблагоприятная жизненная ситуация, обусловленная неудачами на так называемом личном фронте (поэтому в последние дни жизни он был замкнутым, о чем-то переживал, сжигал фотокарточки), способствовала развитию и обострению болезненного процесса. Не исключено, что возвращение Анатолия домой раньше обычного накануне гибели было вызвано ухудшением этого состояния. Пик проявлений заболевания пришелся на ближайшую ночь. Где-то под утро он уже мог спать. Мать Анатолия, проведшая ночь в тревожных ожиданиях, обнаружила это обстоятельство. Уснуть после того, как она увидела, что сын стоит у шкафа и роется в нем, она, конечно, не смогла, и о том, что якобы уснула, она, судя по всему, говорит неискренне. По просьбе матери, а возможно, и отца, тоже разбуженного, либо по своей инициативе Анатолий принимает повышенную дозу "Бензонала", чтобы нейтрализовать болезненное состояние и неприятные проявления заболевания (отсутствие в его организме продуктов распада препарата скорее всего свидетельствует об одновременном принятии всей дозы). В качестве дополнительного средства предотвращения возможных последствий действия больного в припадочном состоянии, было принято решение еще до того, как "Бензонал" начал оказывать воздействие, связать Анатолия. Только в этом случае, как представлялось членам семьи, можно было гарантировать, что он, когда начнет биться в припадке, совершать иные акты, не причинит себе повреждений, увечий и т.д. Недостаток информации не позволяет утверждать, что связывание Анатолия осуществляла и мать, и отец потерпевшего вместе. Решение об этом могло быть принято в то время, когда отец еще не ушел на работу. В этом случае без его помощи обойтись вряд ли было возможно. Но нельзя исключать и того, что главные события развернулись после 6 часов 15 минут утра, когда в доме остались только Анатолий и его мать. Как бы то ни было, связывание было прижизненным, и в рамках данной модели оно не могло обойтись без участия Анны Анютиной. Процесс связывания был по времени сравнительно небольшим, так как Анатолий не только не препятствовал ему, но, наоборот, мог своими действиями ускорить его. Для этих целей диван, после того как Анатолий встал с него, был разложен, а постель убрана. Одевшись, Анатолий снова лег на диван, где и происходило его связывание. После завершения этой операции, он был положен на пол, чтобы предотвратить возможное падение тела с дивана во время ожидаемых конвульсивных движений, характерных для припадка (или явлений другого порядка). В свете рассматриваемой концепции упаковки тела не трудно объяснить мотивы, которыми руководствовались его участники, совершая вроде бы нерациональные и странные манипуляции (при иных объяснениях случившегося). Обнаруженная в комнате Анатолия кроличья шапка была принесена для того, чтобы надеть ее на голову больного и тем самым предохранить голову от повреждений, которые могли возникнуть при ее ударе о пол и другие твердые предметы во время припадка. Позднее участникам связывания от этой мысли пришлось отказаться, так как шапка не налезала на обмотанную голову. Если же вначале ее предполагалось использовать в качестве единственного средства предохранения головы от ушибов, то от этого замысла позже отказались из опасения, что во время припадка из-за неплотного охвата головы она может соскочить, сместиться, исключив, таким образом, ожидаемый результат.

Толстый марлевый "шлем", сооруженный на голове, был достаточным для этой цели. Чтобы предотвратить или снизить амплитуду изгибания тела во время припадка вверх и в стороны, к туловищу привязывали доску. Она же выполняла и функцию сдерживания возможных движений ног и исключения возможности освободиться от обвязок нижних конечностей. Чтобы помешать свободному движению рук во время припадка, их завели за спину и связали. Вес тела в положении на спине (в таковом положении и обнаружен труп Анютина) играл роль дополнительного фактора, нейтрализующего движение рук и возможность их освобождения от пут. Для того, чтобы под тяжестью тела кистям рук было не больно, и в целях дополнительного средства их удержания в зафиксированном положении, кисти рук были обмотаны толстым слоем марли. Поскольку у Анатолия были сильные руки и он, несмотря на принятые меры безопасности, мог все же выдернуть их из-за спины со всеми нежелательными для этого последствиями, которые могли наступить во время припадка человека с "отключенным" сознанием, ему предложили зажать в ладони небольшие бобины с нитками (их выбор был произвольным по принципу – беру то, что попало под руку). Сжатый таким образом кулак, соответствующим образом обмотанный, высвободить значительно труднее. Простыня, накидка, обмотанные вокруг тела, обтягивающий их сверху канат также выполняли роль средств, которые должны были если не исключить полностью, то хотя бы существенно снизить отрицательный эффект конвульсий от ударов головы и туловища. Все упаковочные средства были взяты в доме Анютиных и в надворных строениях. "Бензонал" мог быть куплен матерью по рецепту знакомого врача или другим лицом из их узкого круга (например, сестрой Анатолия, употреблявшей снотворное).

Самый сложный вопрос, который в связи с изложенным необходимо разрешить, это вопрос о кляпе и механизме наступления асфиксии. Спорность возможности использования марлевого кляпа как орудия преднамеренного убийства снимается, если исходить из вывода о некриминальной природе действий по связыванию Анатолия.

Клиническая практика свидетельствует, что эпилептики во время припадка могут искусать себе губы, прикусить язык и нанести себе более худшие повреждения зубами.

Для предотвращения этого рекомендуется вставлять и удерживать в полости рта между верхней и нижней челюстью твердое тело (карандаш, кусок палки и т.п.). Очевидно его роль, по мнению Анютиных, должен был сыграть свернутый из марли жгут-тампон, вложенный в рот Анатолия. Для того, чтобы он во время припадка не выплюнул его, не вытолкнул изо рта сознательно или непроизвольно с помощью движений челюсти и языка, "шлем" на его голове был исполнен таким образом, что его нижняя часть туго охватывала скулы, челюсти и подбородок, закрывала полость рта, оставляя открытым лишь нос, носовые отверстия для дыхания и область глаз. Именно это роковое обстоятельство и сыграло свою роковую роль, не предвиденную обвязывающими, действующими из естественного желания помочь близкому человеку, оказавшемуся в трудном положении. Во время припадка Анатолий мог совершить заглатывающие движения намокшего от пены и слюны марлевого тампона, который перекрыл дыхательные пути и вызвал его смерть. (В акте вскрытия трупа отмечается наличие слизи на передней части гортани покойного).

Тому, как развивались финальные события можно дать двоякое толкование. Первое – смерть Анатолия наступила после ухода его отца и матери из дома. В этом случае показания последних о том, что факт смерти был выявлен так, как они показали, соответствуют действительности.

Второе – смерть Анатолия наступила в то время, когда его родители (по крайней мере, мать) находились дома. Напуганные непредвиденной смертью сына, его родители оказались в сложном психологическом положении. Находясь в нем, они должны были принять одно из двух возможных вариантов решения: 1) заявить о случившемся и рассказать всю правду, рискуя быть непонятыми и необоснованно обвиненными в преднамеренном групповом убийстве сына; 2) скрыть на время факт содеянного и представить дело таким образом, что они никакого отношения к случившемуся не имеют, что все произошло в их отсутствие, без их ведома и открывшись, явилось полнейшей для них неожиданностью. Был избран последний вариант поведения. Все свои последующие действия они совершили в соответствии с этим вариантом. Однако четко сыграть свою роль Анютина Анна, на которую выпала наиболее трудная миссия – ввести общественности в заблуждение, во всех деталях не сумела, да и вряд ли в силу своего развития, знаний и навыков могла. Отсюда появились определенные "проколы", сомнительные моменты в ее посткриминальном поведении (она, например, не учла, что следственным экспериментом будет доказана возможность человека, находящегося на улице, закрыть входную дверь на крючок изнутри). Можно, конечно, говорить о возможности более целесообразного и убедительного, с их точки зрения, поведения Анютиных в ответ на внезапную смерть сына. Они, в частности, теоретически имели возможность сделать более убедительной внешне версию об убийстве, совершенном якобы посторонним лицом. Но для этого им необходимо было бы реализовать ряд непростых в данной ситуации мер по изменению обстановки на месте происшествия в сторону создания видимости мнимой корыстной или иной направленности преступления.

Ничего подобного они сделать не смогли из-за отсутствия необходимого запаса физических и психических сил, резко уменьшившихся в условиях шока, потрясения, возникшего от нежелаемого неожиданного и страшного итога своих гуманных действий.

Они вместе (или только Анютина Анна) в этом предприняли малое – написание записки о том, что последняя поехала в поликлинику, провели несложную операцию по закрытию входной двери на крючок изнутри. Сделано это было для того, чтобы показать, что во время преступления они не могли находиться дома.

В случае соответствия последнего варианта модели фактическому положению дел неизбежен вопрос о наличии состава преступления в действиях супругов Анютиных.

На наш взгляд, признак криминального характера в их действиях имеется только один – введение марлевого тампона в полость рта сына. Эти действия, на первый взгляд, содержат признаки неосторожного убийства. Однако состав преступления может иметь место только в том случае, когда субъекты не предвидели, не должны были предвидеть возможные тяжкие последствия своего действия. Если бы на месте супругов Анютиных оказался специалист-медик, то в его действиях, безусловно, был бы состав преступления. Но Анютины – простые люди, имеющие явно недостаточное для нынешнего времени образование. (Анютина Анна закончила всего 4 класса общеобразовательной школы), не обладали специальными познаниями в медицине и психиатрии, и с медицинской практикой по работе не сталкивались. По этой причине не видится основания для утверждения, что они могли и должны были предвидеть, что от введения марлевого тампона их сын задохнется. (Не исключено, что они и ранее осуществляли подобные действия с сыном, которые заканчивались благополучно). Изложенное позволяет квалифицировать случившееся в доме Анютиных как казус, уголовная ответственность за который не наступает.

Мнение и рекомендации специалистов были учтены следствием при составлении плана дополнительного расследования. Его главный итог – признание несостоятельности версии об убийстве. Дело было прекращено. Собранные доказательства подтвердили правильность одной из моделей механизма развития события, связанного со смертью Анатолия Анютина, предложенной комиссией специалистов. Но какой: первой или второй? Этот вопрос мы специально оставляем открытым, передав его на усмотрение пытливому читателю. Думается, что для разгадки тайны, определения того, насколько правильными или ошибочными были оценки случившегося участниками рассмотренного психолого-криминалистического исследования, ему будет полезно ознакомиться с материалами, которые предлагаются в следующих параграфах главы.

В этом параграфе приводятся данные, изложенные в статье Роберта Хейзелвуда, Парка Диетца и Анн Баржесс[45], опубликованной в «Журнале полицейской науки и администрации» (содержание этой статьи предлагается с ее незначительными изменениями и сокращениями).

Первым профессиональным следователем, который сталкивается с аутоэротической[46] фатальностью (несчастный случай вследствие аутоэротической практики), обычно бывает офицер правоохранительных органов. Перед ним предстает сложная, причудливая картина места смерти, в интерпретации причин которой легко ошибиться. В этой статье описаны признаки аутоэротиче-ских фатальностей, которые Moгyr помочь следователю распознать и описать такие случаи даже тогда, когда кто-то пытается «замаскировать» обстоятельства смерти.

Аутоэротическая фатальность – это смерть, случившаяся во время мастурбации. Хотя при мануальной мастурбации смерть возникает от естественных причин, «в фокусе» настоящей статьи будут аутоэротические фатальности при пользовании потенциально вредоносными средствами. Обстоятельства и признаки таких смертей известны узкому кругу специалистов, поэтому в практике расследования очень часто неправильно интерпретируются. В подавляющем большинстве аутоэротические фатальности с использованием неисправных средств являются несчастными случаями (во всяком случае должны быть квалифицированы как смерть, наступившая в результате несчастного случая). Однако их признаки часто создают ошибочное впечатление суицида или гомицида (убийства). Многие аутоэротические фатальности имеют некоторые общие признаки с суицидом: жертва выбирает уединенное место, жертва обнаружена повешенной. Поэтому многие следователи поначалу квалифицируют аутоэротическую смерть как суицид. В то же время ряд других признаков (завязанные глаза, кляп во рту), физические ограничения (тело связано) позволяет заподозрить убийство.

Сцена аутоэротической смерти

Здесь возможны существенные вариации, определяемые возрастом жертвы, "ресурсами" и сексуальными пристрастиями. Не все рассматриваемые далее признаки будут "присутствовать" обязательно в каждом конкретном случае. Однако следователь должен о них знать, иметь в виду и, если какие-то из этих признаков будут обнаружены, обязательно их задокументировать. Чаще всего следователь прибывает на место происшествия спустя несколько часов после обнаружения трупа (труп обнаруживается кем-то другим) и поэтому у него нет уверенности, что на "сцене" не произошло каких-то изменений. Первая задача следователя – постараться "восстановить" картину случившегося события.

Место происшествия

Как нередко бывает при суицидах, жертва аутоэротической смерти выбирает уединенное, безлюдное место, где можно без помех предаваться сексуальным фантазиям. В изучавшихся 125 случаях это были: запертая изнутри комната, изолированные места в собственном доме – подвал, чердак, гараж, мастерская; комната в мотеле; служебное помещение в нерабочие часы; летняя дача, лесной массив. Решающим фактором при выборе места является желание уединения и одиночества, так как аутоэротическая практика требует концентрации на фантастическом сценарии. В зависимости от используемых при этом "средств поддержки", иногда требуется значительное время на подготовку "к операции". Поэтому нужно позаботиться о том, чтобы не помешали. Следователю нужно иметь в виду, что в фантазиях жертвы именно месту действия отводится немаловажная роль.

Пример из практики. Жертва – служащий телефонной компании 28 лет. Труп был обнаружен сослуживцами. С. (жертва) не вернулся на работу после выполнения заказа по ремонту. Его грузовик (ремонтная машина) был обнаружен на сельской дороге приблизительно в двух милях от места его последнего вызова. Труп находился в густом лесу, в 250 футах от дороги. Жертва лежала лицом вниз, верхняя часть тела – на предплечьях. Вокруг шеи была повязана 3/8-дюймовая веревка, закрепленная скользящим узлом. Веревка была протянута к суку дерева, находящемуся на высоте 6 футов. Слева перед жертвой находились 4 журнала с изображением голых женщин. Брюки были расстегнуты, нижнее белье приспущено, обнажая пенис и мошонку. Медицинская экспертиза установила причину смерти: асфиксия, вызванная сжатием (сдавливанием) каротидных артерий.

Поза тела жертвы

Обычно тело жертвы частично поддерживается (почва, пол, какая-либо другая поверхность). Иногда жертва бывает подвешена полностью. Наиболее распространенной в нашей серии случаев была поза, при которой умерший был подвешен вертикально, только одна нога касалась поверхности (поддерживающей). Часто в таких случаях вокруг шеи жертвы имеется какая-либо "перевязка", прикрепленная к "точке подвешивания", находящейся в пределах досягаемости жертвы. Решая вопрос о причине смерти, следователь не должен спешить с выводами (убийство или несчастный случай), хотя положение тела жертвы и наводит на мысль об "участии другой стороны". Жертв случайных смертей при аутоэротической практике находили в самых различных положениях: сидящими, стоящими на коленях, лежащими вниз лицом, лежащими вверх лицом, подвешенными за руки.

Вредоносный, опасный агент

На "сцене" следователю надлежит собрать информацию, позволяющую ответить на вопрос: результатом какого действия (или бездействия) явилась смерть жертвы. Поэтому "вредоносный агент" должен быть исследован самым тщательным образом, чтобы выявить возможные неисправности функционирования. В 125 изученных случаях вредоносным агентом чаще всего служила "удавка" на шее. Другими вредоносными агентами являлись устройства для пропускания через тело электротока; "сдерживающие" приспособления; "кляпы", мешающие дыханию; ингаляция токсичных газов или химических веществ через маски, рукава, пластиковые пакеты.

Создатель и пользователь подобных устройств рискует ошибиться в расчетах: неправильно оценить время, вещество, давление или силу тока. Вне зависимости от того, какой вредоносный агент использовался жертвой для аутоэротической практики, задача следователя – выяснить, был ли этот он в исправном состоянии. Проиллюстрируем сказанное примером.

Жертва – 19-летний молодой человек восточного происхождения. Друзья нашли его мертвым в комнате. Он лежал навзничь, его левое плечо и верхняя часть левой руки прикасались к металлической батарее парового отопления. Он был в нижней рубашке, обрезанных шортах и в носках. Часть тела жертвы располагалась на согнутом стеганом одеяле, подушке и холстяной простыне; между ног находился электрический амортизатор для пола. Электрическая вилка амортизатора была трехпозиционной, однако зубец, соответствующий положению "земля", был удален. С помощью куска электрического провода выключатель был поставлен в положение "включено". На внутренней стороне бедер и на левом плече жертвы были сильные ожоги. Следствием было установлено, что когда тело обнаружили, амортизатор между бедрами жертвы медленно вращался. При последующем изучении амортизатора была обнаружена неисправность, вследствие которой электрический ток проходил через бедра, левое плечо жертвы и металлическую батарею.

Механизм самосохранения

Под ним понимаются любые меры, принимаемые для уменьшения или устранения негативных эффектов вредоносных агентов. Такими мерами, с одной стороны, обеспечивается способность оставаться в вертикальном положении, уменьшая тем самым давление "повязки" на шею. С другой стороны, это могут быть и перетяжки между повязками на конечностях и повязкой на шее, позволяющие контролировать давление на шею при помощи определенных телодвижений или натяжения "ключевых точек". Диапазон возможных действий, относимых к данной категории, весьма широк. Так, например, если вредоносным агентом является повязка, может использоваться нож или скользящий узел в качестве средства самосохранения; если жертва пользовалась замками, надо искать ключ; если применялись цепи, то поблизости может находиться пара плоскогубцев и т.д. Уже говорилось о том, что должна быть проверена исправность функционирования вредоносного агента. Точно так же необходимо убедиться в исправности средств, используемых для самосохранения при занятиях аутоэротическими упражнениями. Приведенный ниже пример подтверждает такую необходимость.

Белая женщина в возрасте 23 лет была найдена мертвой. Смерть наступила из-за сдавления шеи во время опасных аутоэротических "занятий". Чтобы подтянуть лодыжки к шее, женщина воспользовалась длинной веревкой, а в качестве средства самосохранения – скользящим узлом. Завязывая узел, женщина не заметила, что в него попали ее волосы, вследствие чего узел "не смог нормально функционировать" в качестве средства самосохранения.

Ограничение свободы движений (связывание, стягивание)

Выражение "подчинение и господство" используется для описания разновидностей сексуального поведения, тесно связанных с признаками, обычно присущими аутоэротической смерти. Сексуально значимые для данного индивида материалы и приспособления используются в качестве "ограничителей физической свободы". Это обстоятельство имеет чрезвычайно важное значение для расследования, так как может стать причиной неправильной интерпретации: аутоэротический несчастный случай может быть квалифицирован как убийство. Тот факт, что жертва была связана, затрудняет определение способа смерти и наводит на мысль о присутствии кого-то, кто помог жертве умереть. Каждый такой случай требует индивидуального анализа, универсальных рекомендаций дать невозможно.

В исследовании, о котором идет речь, в качестве физических ограничителей использовались веревки, цепи, наручники и иные аналогичные средства, позволяющие ограничить свободу движений жертвы и(или) ее конечностей. Даже в очевидных случаях следователю бывает непросто объяснить, как это жертве удалось такое с собой сделать. Не следует спешить со снятием оков и перерезанием узлов: прежде они должны быть тщательно изучены, возможно, они даже должны быть скопированы. В противном случае могут возникнуть проблемы с родными жертвы, которых нелегко будет убедить в том, как все на самом деле происходило. Даже при идеально проведенном и документированном расследовании проблемы с родственниками вполне возможны. Об этом свидетельствует такой пример.

Жертва – 18-летний мужчина – был обнаружен в своем домашнем гараже. Покойный находился в большом ящике для мусора, сверху торчала только голова. Он был в сидячем положении, колени плотно прижаты к груди, одна нога стояла на дне ящика. Руки прижаты к бокам и помещены между икрами и бедрами. Запястья свободно связаны ремешками от роликовых коньков. Полиции пришлось пользоваться зубилом, чтобы разбить ящик и извлечь из него жертву. После этого обнаружили, что протянуты связки проволоки; кожа на локтях и коленях жертвы была стерта, вокруг рта – следы царапин. При обыске в комнате жертвы были обнаружены многочисленные обрывки веревок и ремней, завязанных узлами. Токсикологический анализ не обнаружил следов алкоголя и наркотиков; вскрытие не выявило никаких внутренних повреждений. Следствие пришло к выводу, что смерть наступила в результате аутоэротизма. Родители жертвы были с этим выводом категорически не согласны и стали проводить собственное расследование. В конце концов дело было доведено до суда, но родители так никогда и не поверили в то, что смерть их сына объясняется его "сексуальными склонностями".

При расследовании аутоэротических смертей встречаются и более "тонкие" (изощренные, замаскированные) формы связывания. Они часто остаются незамеченными, что, в свою очередь, ведет к неправильной интерпретации причин смерти. В изученной авторами выборке встречались такие "физические ограничители" как завязывание глаз, капюшоны, кляпы, декоративные цепи, эластичные и стягивающие предметы одежды, стягивающие бинты. Своевременное распознавание таких замаскированных форм связывания необходимо для правильной интерпретации причины смерти.

Мазохизм

Иногда при расследовании обнаруживается, что перед смертью жертва испытывала боль в области гениталий, сосков груди или в иных частях тела. Кроме того, болевые ощущения могут вызываться использованием стягивающих и сдавливающих материалов. Боль также может быть вызвана механическими и электрическими средствами, самоожогами и самокалеченьем. В изученных случаях это были затянутый вокруг мошонки пояс, зажимки для белья на сосках груди, электрические провода, вставленные в пенис и анус, электрофицированный лифчик, прижигание мошонки сигаретой. Термином инфибуляция обозначается феномен «вживления» (пропускания) иголок или булавок в тело, чаще всего в пенис, мошонку, соски груди, иногда – в мочки ушей или в нос. В одном из изученных случаев иголки были вживлены в оба соска груди жертвы. Самокалеченье может принимать крайние формы, как, например, в этом случае.

Мужчина в возрасте 31 года был обнаружен висящим на балке, веревка вокруг шеи была завязана "петлей палача". Одна нога касалась пола. Мужчина был совершенно голым, если не считать черного кожаного пояса на талии. Его руки спереди на запястьях были скреплены наручниками. На полу со стороны правой руки был найден ключ от наручников. На пенисе был обнаружен надрез, подобный хирургическому. В надрез была вставлена и к нему привязана металлическая прокладка. Наружный край прокладки был привязан к пенису.

Наряд

Часто в одежде жертвы мужского пола может быть обнаружен один или несколько предметов женского туалета (особенно из нижнего белья). Нейлон, кружева, кожа, ленты и другие материалы, имеющие для жертвы "сексуальную окраску", как правило, присутствуют в этом наряде. Следователю нужно иметь в виду, что к прибытию полиции что-то в одежде жертвы может быть подправлено или полностью изменено родными и близкими. Такое обстоятельство создаст дополнительные трудности в расследовании. В исследовании, о котором идет речь, когда такие изменения имели место, они делались членами семьи жертвы. Делалось это импульсивно или из чувства смущения и стыда. Рассмотрим в этой связи такой пример.

Отец нашел своего 16-летнего сына в его комнате мертвым. Прибывшая полиция увидела жертву лежащей на спине, одетой в голубые джинсы, рубашку, жокейские трусики и шерстяные носки. Ремень, расстегнутый с одной стороны, находился рядом с головой жертвы, тут же были ее очки. Отец сообщил полицейским, что когда он обнаружил сына, на нем были лишь носки и рубашка. Нижнее белье и брюки лежали на полу в конце кровати. Отец сказал, что он одел своего сына, не думая и не зная, почему тот был раздетым, когда его нашли мертвым.

Этот случай показывает, что если бы изменения в одежде остались незамеченными, смерть могла быть квалифицирована как суицид. Если при внимательном рассмотрении может оказаться, что какие-то детали одежды и "эротическое оснащение" были частично или полностью изменены, для правильного вывода необходимо восстановление первоначальной картины обнаружения трупа.

Сексуальные принадлежности

Во многих делах, которые были изучены, поблизости от жертвы были найдены те или иные сексуальные принадлежности. К их числу относятся вибраторы, фотографии (как мужские, так и женские, т.е. одного пола с жертвой или противоположного пола), сексуальная литература, эскизы (зарисовки) и предметы – фетиши (женское нижнее белье, пояса и резинки). Случается, что такие объекты оставляются следователем без внимания, потому что для него лично эти предметы не имеют "сексуальной окрашенности", а это в свою очередь чревато ошибками в выводах.

Все предметы на "месте действия" и поблизости от тела жертвы должны быть перечислены и сфотографированы в оригинальных позициях для последующей интерпретации. Если этого не сделать, некоторые важные "наводки" могут быть утрачены. В приводимом ниже примере такие сексуальные принадлежности, к счастью, были задокументированы (записаны и сфотографированы).

Жертва (17-летний молодой человек, белый) была обнаружена подвешенной за шею (нога касается пола) с помощью веревки, привязанной к трубе, проходящей через отверстие чердака. Жертва была голой, руки крепко связаны за спиной. Полиция обыскала комнату, в которой был обнаружен труп, и нашла кинокамеру с катушкой недоснятого фильма. На этом фильме жертва была изображена в нескольких сексуальных позах. Полиция обнаружила также эскиз, на котором были изображены женщины, их позы были очень похожи на позу мертвой жертвы и вырванную из журнала фотографию. Обыскали чердак над комнатой жертвы и вот, что нашли: шесть разрезанных носков, несколько отрезков веревки с завязанными на них петлями, велосипедную трубку с завязанным на ней носком, пару черных резиновых перчаток, несколько обрывков черных внутренних трубок от велосипеда, пару голубых наколенников, пару нижнего белья, прикрепленного к рубашке с помощью обрывка серебряной тесьмы, отрезанной от ворота рубашки и отрезком электрического провода длинной в 1 дюйм, согнутым по середине.

Многие из этих предметов неопытным следователем были расценены как не имеющие сексуального значения. Важно также отметить, что сексуальные принадлежности (дневники, надписи на предметах и т.д.) не обязательно следует искать рядом с трупом жертвы. Как видно из данного примера, они могут находиться в других местах. Насколько широк диапазон сексуальных принадлежностей, можно судить по приведенному ниже случаю из практики канадской полиции.

Жертва – одинокий мужчина, возраст – 51 год. Был найден подвешенным на веревке, обвитой вокруг шеи; веревка была привязана к суку дерева. Нога жертвы касалась земли. Одет мужчина был как обычно (т.е. ничего примечательного), если не считать двух кожаных курток, одна из которых принадлежала соседскому подростку. Как показало последующее расследование, мужчина был гомосексуалистом и пытался склонить соседского мальчика к сексу, но получил решительный отпор. Примечательно, что это было как раз в день смерти. Однако накануне ему все-таки удалось выпросить у мальчика его куртку.

При обыске в жилище у жертвы были найдены: множество фотографий сексуального содержания, фетишные предметы, материалы для самосвязывания. В описи указывалось более 50 наименований: кожаные куртки, пиджаки, веревки, цепи, наручники, железные наколенники, зажим для пениса, подвеска (груз) для мошонки, электрошокеры, набор различных кожаных масок, 107 пар кожаных перчаток, в 29 из них внутри были капли спермы, прутья, деревянный молоток с цепочкой и зазубринами, хлысты и набор висячих замков. Специалист, производивший обыск, сделал видеозапись всех этих предметов.

Мастурбационная активность

Очень важно иметь в виду, что при фатальной аутоэротической практике мануальная мастурбация может быть, а может и не быть. Наличие семяизвержения не является полезным признаком для вывода о том, что смерть стала результатом неудачной сексуальной практики. При смерти часто бывает семяизвержение независимо от того, была ли смерть случайной (несчастный случай), от естественных причин, результатом убийства или результатом суицида.

Нередки случаи, когда, основываясь только на этом одиночном признаке (семяизвержении), следователи делают вывод об аутоэротической смерти. Для полноты расследования пятна спермы на теле жертвы или близлежащих поверхностях должны быть зафиксированы в протоколе, сфотографированы и собраны для возможного определения типа крови жертвы. Однако простое наличие остатков спермы само по себе не является доказательством сексуальной активности.

Наличие мануальной мастурбации может быть подтверждено тем, что руки жертвы были зафиксированы как находящиеся на ее гениталиях или вблизи них. К числу других индикаторов сексуальной активности можно отнести такие, как вибратор, найденный рядом с телом жертвы, жертва одета, а ее гениталии обнажены, пенис обернут тканью, чтобы предупредить попадание спермы на одежду. В изученных авторами случаях часто прямых свидетельств мануальной мастурбации не было, а без таких свидетельств трудно прийти к определенному выводу. Хотя иногда утверждают, что жертвы суицида избегают наготы, пока не доказано, что полная или частичная нагота жертвы является достаточным основанием для отграничения аутоэротической смерти от суицида.

Защитные прокладки

Часто жертва использует какой-либо мягкий материал – прокладку – между перевязкой (узлом) и прилегающей частью тела. Цель такой защитной прокладки – предотвратить ссадины или изменение цвета кожи, что могло бы вызвать вопросы друзей или родных. В описанном выше случае родители юноши и не предполагали, что их сын "вовлечен в такие опасные занятия". Мать, однако, припомнила, что за несколько месяцев до смерти сына она заметила следы ожогов у него на шее. На ее вопрос сын ответил, что это он "натер шерстяным свитером", когда играл в футбол. В день смерти у жертвы никаких защитных прокладок обнаружено не было.

У более опытных и умелых жертв вероятность обнаружения защитных прокладок выше, чем у жертв молодых, занимающихся аутоэротической практикой недавно. Коммерчески доступное "снаряжение" для связывания состоит из кожаных и атласно-подобных держателей, присоединенных к каким-либо мягким материалам (мех, шерсть). У жертв аутоэротической смерти подобные приспособления нередко можно найти. В изучавшихся авторами случаях встречались очень хитроумные защитные прокладки.

Так, в своем жилище был найден мертвым пожилой белый мужчина. Его шея и ступня ноги были соединены веревкой и ремнями, которые в свою очередь были присоединены к крюку, прибитому ко внутренней стене чулана. С помощью взаимосвязанных "перевязок" его тело было присоединено к своду (арке). Намыленная изоляционная лента соединялась с повязкой вокруг шеи.

Информация от родственников и знакомых

Чтобы разобраться в каждом конкретном деле, очень важно знать, занималась ли жертва раньше (если да, то как долго) той деятельностью, которая стала причиной ее смерти. При всей важности этого момента вызывает удивление то, что в обычных медицинских или полицейских отчетах очень редко встречается упоминание о прошлом опыте. Авторы настоящего исследования выявили 5 типов информации, полезной для определения наличия прошлого опыта жертвы.

Свидетельство прошлого опыта в области аутоэротических практик

Хотя члены семьи, сексуальные партнеры,друзья иногда не подозревают об опасных аутоэротических занятиях жертвы, они могут замечать какие-то особенности поведения, которые в ретроспективе будут иметь криминалистическое значение.

Так, один отец заметил, что его сын всегда связан узлами. Другой отец знал, что его сын время от времени набрасывает на шею пояс и стягивает его до тех пор, пока не ослабеет. В другом случае родители 30-летнего мужчины заметили, что каждую ночь, перед ужином, тот запирается в своей комнате и оттуда слышится странное гудение. Как оказалось, он пользовался для своей аутоэротической практики электрическим прибором, от неисправности которого впоследствии и погиб.

В других случаях родственник или знакомый может что-то знать о прежних занятиях жертвы. Жена 26-летней жертвы обнаружила, что до эпизода со смертельным исходом ее супруг дважды "подвешивался" на брусьях. Другая жена сообщила, что ее муж имел привычку накидывать на шею полотенце, привязывать его к ручке двери спальни и "оттягиваться" от двери, когда занимался мастурбацией.

Постоянно закрепленные защитные прокладки

Как уже отмечалось, следователь должен обращать внимание на защитную прокладку и ее размещение. Одним из значимых индикаторов прошлой аутоэротической практики является фиксация таких прокладок на повязках или иных приспособлениях, используемых для аутоэротической практики. Это показатель того, что жертва либо раньше пользовалась приспособлением, либо собиралась его использовать в будущем. В любом случае наличие прокладок свидетельствует о желании жертвы избежать появления каких-либо "наводящих" следов на своем теле.

Снашивание (истирание) точки подвешивания

Если жертва использовала подвязки, прикрепленные к каким-то точкам (предметам), то следователь должен внимательно рассмотреть эти предметы с целью обнаружения царапин или желобков, указывающих на использование этих предметов в прошлом.

Следы данного рода были обнаружены при осмотре места смерти одного молодого человека. Он был подвешен с помощью плетеного кожаного кнута, обвитого вокруг шеи и наброшенного на верхнюю часть двери туалета. На кнуте имелось колесико, которое крепилось к двери. Руки жертвы были свободны, однако лодыжки плотно связаны кожаными ремнями. Наверху двери обнаружили несколько царапин и стертостей, оставленных прежними упражнениями жертвы.

Сложность вредоносного агента (предмета, средства)

Когда вредоносный агент очень сложен, можно сделать вывод, что "аппаратура" усложнялась и совершенствовалась в ходе длительного ее использования. Вот как это происходило в данном случае. Жертва – 26-летний белый мужчина. Смерть наступила в результате подвешивания через кожаные браслеты, закрепленные на потолочном крюке. Когда труп нашли, на его лице имелась маска, во рту – удила. Длинная веревка одним концом была привязана к удилам, переброшена через плечи, пропущена через петлю на конце специально сконструированного пояса, который был надет на жертву. Куски веревки, протянутые через петли по одну сторону тела, соединялись деревянными шпонками, расположенными по всей длине его ног. Веревки были присоединены к двум пластиковым бутылкам для воды, одна бутылка на каждой лодыжке. Бутылки были наполнены водой (каждая весом 7 фунтов). На лодыжках имелись кожаные поддерживатели (ограничители). К каждому соску на груди были прикреплены зажимки. На брючном ремне имелось сделанное из кожи приспособление, которое проходило между ягодицами и присоединялось к передней и задней частям ремня. На этом приспособлении имелась деталь, вставленная в анус, и отверстие, через которое был просунут пенис. Пенис был помещен в цилиндр из туалетной бумаги. В основании пениса имелся бантик из красной ленты.

Собранные материалы

Тип, качество, сложность и цена собранных жертвой сексуальных материалов могут являться косвенным подтверждением продолжительности ее "занятий".

В одном из номеров Интерполовского журнала была опубликована статья под названием "Странный случай сексуальных аномалий", написанная шефом полиции городка Апельдорн (Голландия). В ней описывался случай одной весьма загадочной смерти и результаты ее психолого-полицейского расследования. Фабула дела такова.

В один из теплых летних дней в полицейский участок обратилась госпожа С. и сообщила, что у нее пропал муж. За день до этого ее муж уехал из города на своем мотороллере и не вернулся.

Она, естественно, беспокоится, не случилось ли чего (о самоубийстве речи не было).

Он уехал, как обычно, утром, сказав своей тринадцатилетней дочери, чтобы к обеду его ждали.

На вопрос о семейной жизни С. ответила, что одно время у них был трудный период, но сейчас все нормально. Финансовых затруднений семья не испытывает. Больше С. ничего не сказала. Примечательным было то, что госпожа С. настоятельно просила, чтобы информация об исчезновении ее супруга не попала в газеты или на радио.

Вскоре после этого на дороге, ведущей в Апельдорнский лес, был найден мотороллер (запертый на замок, чтобы не украли). Как оказалось, это был мотороллер пропавшего господина С. Начатый в окрестностях поиск с полицейской собакой ничего не дал. На следующий день полицейские "прочесывали" местность уже с четырьмя собаками и вновь безрезультатно.

Коллеги господина С. по работе не высказывали никаких предположений о том, где бы он мог находиться.

Госпожа С. вдруг сообщила, что месяцев 6 тому назад она сделала чрезвычайно поразившее ее "открытие": ее супруг любил переодеваться женщиной и в таком виде сам себя фотографировал. Из-за этого супруги поссорились и дело чуть было не дошло до развода. Однако доктор, к которому они обратились за консультацией, сказал, что это пройдет. Супруги остались вместе. Позднее, когда доктор узнал об исчезновении господина С., он высказал предположение, что тот мог "замаскироваться" под женщину и не исключено, что работает сиделкой в какой-нибудь больнице.

Прошло десять дней, а расследование вперед не продвинулось. Госпожа С. дала согласие, чтобы сообщение было сделано по радио, но это также не дало результатов.

18 июля полицейские Апельдорна и 300 конных констеблей из соседнего города под командованием офицера полиции начали интенсивные поиски пропавшего.

На этот раз он (вернее, его труп) был найден в Апельдорнском лесу. Он лежал на середине дубового пня, замотанный в простыню и стянутый кожаным ремнем от мотоциклетной куртки. Поверх простыни были только его руки. Под простыней, колени были обмотаны кожаным поясом, привязанным куском веревки к маленькому деревянному бруску. Куртка, вельветовые брюки, шерстяной джемпер и нижнее белье господина С. были найдены недалеко от трупа. Здесь же обнаружили небольшой чемоданчик, домашнюю аптечку с именем и адресом владельца (внутри аптечки) и почти пустую бутылку голландского джина, из чего можно было заключить, что до того, как раздеться, С. порядочно выпил.

Как известно, "переваривание" алкоголя требует большого количества кислорода, а тело С. было не только обмотано простыней, но еще и связано, тем самым доступ воздуха был ограничен. Причину смерти можно было объяснить недостатком кислорода. Однако полиция не исключала и других возможностей: убийство и суицид.

Место обнаружения трупа тщательно обследовали, а сам труп для вскрытия отправили в городскую больницу.

Как выяснилось позднее, когда сняли простыню, С. был одет как женщина. На нем был надет голубой пластиковый непромокаемый плащ с капюшоном, под ним находился еще один капюшон – коричневый, завязанный сбоку на шее узлом. Как уже говорилось, колени были обмотаны кожаным поясом, а лодыжки были стянуты вместе резиновым жгутом. Под всеми этими одеждами на С. была еще блуза медицинской сестры и шарф на шее. Под блузой также обнаружили одежду медсестры, а под ней – другую блузу с застежкой молнией. Завершал этот наряд бюстгальтер, в котором помещались две каучуковые груди, и корсет, поддерживающий чулки цвета морской волны.

Следов насилия на теле не имелось.

Внутренности и часть мозга были отправлены в судебно-медицинскую лабораторию Министерства юстиции в Гааге. Был также сделан анализ оставшейся в бутылке из-под джина жидкости. Ни одного из известных разновидностей ядов минерального или растительного происхождения обнаружено не было.

Анализ крови подтвердил, что С. принимал алкоголь незадолго до смерти. Тест Видмарка дал цифру четыре части алкоголя в одной тысяче, тогда как метод А.Н. дал три части на тысячу. Последняя цифра более верна, так как соответствует примерно пол-литру алкоголя. Такого количества выпитого вполне достаточно для серьезной интоксикации, а в некоторых ситуациях – и для фатального исхода.

Нельзя таким образом исключить, что воздействие алкоголя плюс столь причудливое одеяние да еще и связывание тела, – все это в совокупности могло привести к смерти.

После обнаружения трупа госпожа С. вновь была допрошена. Она сказала, что у ее мужа имелась белая блуза, голубое одеяние медсестры и большой рулон белой хлопчатобумажной материи. Кроме этого у него была блузка с цветочками и корсет. Госпожа С. сказала также, что иногда она обнаруживала, что ее муж одет как артист варьете. Во всем остальном это был примерный супруг, добрый и ласковый. Он не раз давал ей клятвенные обещания, что больше не будет одеваться как женщина.

В комнате покойного полиция нашла копию журнала "Шпигель", в котором была напечатана иллюстрированная статья о медсестрах. Часть этой статьи была вырезана (вероятно, та, где были фотографии).

Привлеченные к расследованию психологи, проанализировав материалы дела, пришли к выводу, что господин С., время от времени исчезал из дома, и уединившись где-либо, совершал аутоэротические действия (мастурбацию). В последний раз он попытался усилить эффект проводимого сеанса выпивкой. Как это нередко случается, данный сеанс суррогата сексуального удовлетворения закончился трагично.

Начнем с цитат. Авторы цитируемых текстов занимают диаметрально противоположные позиции по обсуждаемому вопросу. Первая цитата принадлежит Александру Михайловичу Ларину – доктору юридических наук, профессору:

«Сегодня же игры вокруг полиграфа поощряют недальновидные, невежественные руководители прокуратуры и МВД… Эти шустрые господа, которые не склонны день и ночь, в жару и в холод преследовать преступников, по крохам в пыли и мусоре собирать доказательства, а предпочитают в комфортных кабинетах испытывать полиграфом подозреваемого и обвиняемого, трактуя вкривь и вкось графики на бумажных лентах, ни за что не отвечая и пользуясь при этом всеми благами и преимуществами сотрудников милиции или службы безопасности»[47].

Слова и мысли, взятые в кавычки, оригинальными назвать нельзя. В том же духе A.M..Ларин высказывался и раньше, идя по стопам своего учителя профессора Строговича М.С., задолго до него утверждавшего, что полиграф "уже давно скомпрометировал себя как лженаучный метод" и в силу этого он "должен быть отвергнут решительно и безоговорочно".

Спустя год после опубликования приведенного "разоблачительного материала" A.M. Ларина из печати вышла книга, один из разделов которой посвящен проблеме полиграфа. Написал ее ведущий российский криминалист, долгие годы верой и правдой служивший своей любимой науке. Зовут его Рафаил Самуилович Белкин – тоже доктор юридических наук, профессор, к тому же заслуженный деятель науки и генерал-майор МВД России.

Давая оценку суждениям A.M. Ларина, Р.С. Белкин свое отношение к ним выразил следующим образом: "Не находя веских аргументов против использования полиграфа, он (Ларин А.М. – В. А., С. Б.) пошел по более привычному для него пути очернения сторонников, их прямого оскорбления… Слов нет – прекрасный образец утонченной, изысканной научной полемики."[48]

Имеет ли A.M. Ларин сторонников своей точки зрения? Да, имеет. Но немного. В этом отношении Р.С. Белкин находится в более выгодном положении. Армия его сторонников многочисленна и неуклонно растет.

Так, кто же прав?

Разоблачению знаменитого советского разведчика Рудольфа Абеля в 60-е годы способствовало использование необычной, мало кому известной аппаратуры. Характерно, что при этом Абель не произнес ни одного слова. (Он отказывался давать показания, и американская контрразведка, арестовав его, даже не знала, в интересах какой страны он шпионил.) Впрочем, вопросов ему не задавали. Разведчика оставили в одиночестве в зашторенной комнате с несколькими прикрепленными к телу датчиками и демонстрировали ему на экране бегущие… цветные слайды. Скорее всего Абель даже не понял, зачем устроена вся эта комедия. Вначале ему показывали географические изображения Японии, Нигерии, Израиля, СССР… В тот момент, когда разведчик увидел контуры Советского Союза, у него повысилось кровяное давление и участилось дыхание. Затем на экране замелькали картинки американских штатов. Сам того не подозревая, он реагировал, а датчики успешно фиксировали изменения только на те географические точки, в которых у него были тайники и явки. Тем же самым физиологическим образом Абель "выдал" врагам улицу, дом, квартиру и сам тайник. После провала Абеля КГБ спешно приняло полиграф на вооружение.

«Полиграф» в переводе с греческого языка означает «множество записей». Полиграфное устройство (еще его называют детектором лжи) представляет собой многоцелевой прибор, предназначенный для одновременной регистрации нескольких (от 4 до 16) физиологических процессов, связанных с возникновением эмоций: дыхания, кровяного давления, биотоков (мозга, сердца, скелетной и гладкой мускулатуры и т.п.). Приборы этого вида широко используются в клинической медицине (особенно в реанимационных целях), в медико-биологических и психологических исследованиях, в прикладной психофизиологии, одним из частных разделов которой является детекция лжи. Специальное психофизиологическое исследование – это сложная многоэтапная процедура, в ходе которой полиграф выполняет единственную функцию – регистрирует быстротекущие реакции организма человека в ответ на передаваемую ему информацию.

Приборы этого класса не оказывают на испытуемого (тестируемого) человека никакого влияния, полностью отвечая требованиям безвредности. Полиграф стоит в том же ряду, что и другие широко распространенные технические средства исследования объектов реального мира, изобретенные, принятые человеческим сообществом и служащие его благу. Хулить полиграф, отвергать его полезность и нужность так же нелепо как клеймить позором и подвергать сомнениям полезность и нужность таких, например, устройств, как барометр или градусник.

Кроме психофизиологических реакций испытуемого, полиграф ничего не регистрирует и никакую ложь или правду сам по себе выявить не может. Такого прибора, как детектор лжи, просто-напросто не существует.

Психофизиологический способ получения информации от конкретного человека в результате оценки его отношения к сообщаемым ему фактам (либо к предъявляемым ему предметами или лицам) базируется на объективно существующей связи между открыто протекающими процессами в психике данного человека и аппаратурно наблюдаемыми извне физиологическими проявлениями жизнедеятельности его организма. При этом внешний стимул (предмет или заданный вопрос), несущий человеку информацию о запечатленном в его памяти событии, устойчиво вызывает психологическую реакцию, превышающую реакции на аналогичные стимулы, которые ему предъявляют в тех же условиях, но не увязываемые с упомянутым событием.[49]

Иначе говоря, в ходе испытаний на полиграфе в ответ на задаваемые вопросы, иные стимуляторы активности у испытуемого возникают различные реакции, которые проявляются в виде изменений ритмики, амплитуды дыхания, урежения или учащения пульса, колебания артериального давления и электрического сопротивления кожи.

Появление ярко выраженных, интенсивных реакций на те или иные вопросы свидетельствует о том, что эти вопросы (в силу каких-то субъективных для опрашиваемого причин) являются для него более значимыми, чем остальные. При этом запись реакций осуществляется таким образом, что оператор отчетливо видит, какой именно вопрос вызвал соответствующую эмоциональную реакцию испытуемого.

Сопоставляя выраженность и устойчивость реакций на задававшиеся вопросы из различных вопросников, оператор полиграфа выносит суждение о субъективной значимости для данного человека этих вопросов в условиях проводимой проверки.

Изложенное показывает, что полиграф – это регистратор физиологических реакций человека, но никак не детектор лжи. Вместе с тем, применяя в процессе строгого формализованного общения с опрашиваемым лицом специально отработанные, сформулированные и сгруппированные вопросы и контролируя при этом с помощью полиграфа возникающие в ответ на них реакции, оператор способен достаточно успешно обнаружить устойчивую ситуационную значимость для опрашиваемого отдельных вопросов. Пользуясь выработанными практикологическими правилами, оператор приходит к выводу о возможности утаивания опрашиваемым той или иной информации. Иными словами, не будучи детектором лжи, полиграф тем не менее является инструментом, позволяющим обнаружить ложь как осознанный продукт речевой деятельности, имеющий своей целью ввести в заблуждение собеседника.

Таким образом, прикладная значимость испытаний на полиграфе определяется не столько самим прибором, сколько способами (методиками) его применения при контроле и оценке реакций человека в условиях специально организованной процедуры. Данные, полученные с помощью полиграфа, создают основу для последующего криминалистического анализа. При его осуществлении учитывается, что по действующему в России процессуальному законодательству (за рубежом этот вопрос решается по-разному) полученная с помощью полиграфологического обследования информация доказательственного значения не имеет. В основу правовых решений она положена быть не может. Полиграф является средством собирания ориентирующих данных (информации к размышлению), которые могут использоваться при построении версий (о возможном утаивании испытуемым известных ему сведений, о виновной или невиновной прикосновенности к исследуемому по уголовному делу событию и т.д.). Как и все прочие, эта версия требуют объективной проверки, результаты которой могут иметь доказательственное значение, а могут и не иметь.

Первый полиграф был сконструирован в 1921 году американцем Дж. А. Ларсоном, студентом медицинского факультета, сочетавшим учебу с работой в полиции г. Беркли (Калифорния). Его прибор сначала фиксировал только две функции – дыхание и давление крови, а после усовершенствования – три: дыхание, пульс и давление крови.

В 1926 году Л. Килер, ученик и сотрудник Дж. А. Ларсона, модифицировал прибор. Он соединил отдельные устройства, регистрирующие кривые давления крови и пульса, дыхания и кожно-гальванической реакции, в один портативный переносной аппарат. Прошло двадцать лет. В 1945 году Дж. Э. Рид сконструировал прибор, который дополнил полиграф Килера регистрацией незаметных движений предплечья, бедер и ног. Как отмечает в своем фундаментальном исследовании эстонец П. Прукс[50], с тех пор диагностическая аппаратура принципиально не изменилась: конструируются электронные приборы, отличающиеся между собой лишь технически.

В России аналогичные опыты были начаты примерно в те же годы А.Р. Лурия и А.Н. Леонтьевым. Они изучали эмоциональное напряжение и провели ряд исследований объективных симптомов аффектных реакций, разработав так называемую сопряженную моторную методику. Моторные реакции, соответствующие аффектным раздражителям, резко отличаются от нормальных: отмечается общее нарушение движений, наличие массы «лишних движений» и «лишних реакций». Позднее А.Р. Лурия перешел к опытам в реальной жизненной обстановке. В 1927 г. при Московской губернской прокуратуре была создана лаборатория экспериментальной психологии. В ней в течение пяти лет Лурия провел ряд опытов с целью выяснить, действительно ли можно объективным путем установить наличие оставшихся от преступления в психике преступника аффектных следов и отличить причастного к преступлению человека от непричастного. Экспериментальные данные по пятидесяти с лишним испытуемым, большинство из которых были действительно убийцами или подозреваемыми в убийстве, подтвердили правильность исходной гипотезы[51].

С конца 30-х годов полиграф стал постепенно применяться в правоприменительной практике ряда зарубежных стран.

Вторая половина XX века ознаменована триумфальным шествием полиграфа по планете, завоевывающим все новые и новые умы, страны и континенты. В настоящее время в круг его пользователей входят 57 государств. (Многовато становится оппонентов у хулителей полиграфа.) Общепризнанным лидером в этой области являются США.

В этой стране данный метод на протяжении многих лет применяют как минимум четырнадцать федеральных ведомств – Армия, ВВС, ВМС и Корпус морской пехоты США, Федеральное бюро расследований, Центральное разведывательное управление, Агентство национальной безопасности, Секретная, Почтовая и Таможенная службы, Управление по борьбе с наркотиками.

В 1985 г. в США был принят закон, который предоставил министерству обороны широкие полномочия на применение полиграфа для проверки более четырех миллионов военных и гражданских служащих, имеющих доступ к секретной информации этого министерства.

Спустя три года, решительно ограничив применение полиграфа в сфере бизнеса, Конгресс США столь же решительно санкционировал расширение таких проверок в федеральном секторе – как в правоохранительных, так и в специальных службах.

Теперь в США ежегодно производится около 1 миллиона полиграфологических испытаний. Однако в разных штатах их результатам придается разное процессуальное значение: в некоторых они принимаются в качестве доказательств, в других – как ориентирующая информация.

Исследования, которые провела Американская Ассоциация операторов полиграфа, показывают, что в 87–96% случае имел место положительный для расследования эффект.

Принцип добровольности испытаний на полиграфе имеет четкое юридическое закрепление. В США права испытуемого на полиграфе гарантируются Правилом Миранды. Субъекту объясняют, что это добровольная процедура, просят дать письменное согласие по установленной форме.

Мотивы добровольного согласия могут быть самыми различными. По оценкам канадских операторов, правдивые лица более охотно соглашаются на проверку на полиграфе, чем лгущие.

Американские специалисты констатируют: вера в эффективность полиграфа в ходе расследования настолько велика, что подозреваемые или их адвокаты часто запрашивают проведение этой процедуры в оправдательных целях. По данным министерства обороны США, такие проверки составляют более 15% от общего числа испытаний на полиграфе, проводимых при расследовании уголовных преступлений в вооруженных силах, и исчисляются они ежегодно тысячами.

Отказ человека от испытания не квалифицируется как признак его вины и не влечет для него каких-либо неблагоприятных последствий.

Наряду с США испытания на полиграфе широко практикуются в Канаде. Этот метод здесь признан весьма эффективным следственным инструментом и активно используется в ходе расследования по уголовным делам.

Япония по количеству операторов полиграфа занимает третье место в мире: полиция страны восходящего солнца более полувека тому назад взяла на вооружение проверки на полиграфе. С 1995 г. результаты таких проверок в Японии принимаются в качестве доказательств в судах низшей инстанции, а к началу 70-х годов стали приниматься Верховным Судом по усмотрению судьи. Характерно, что Национальный институт полицейских наук в Токио осуществляет больше исследований в области детекции лжи, чем любая иная лаборатория в мире.

Внедрение испытаний на полиграфе в Израиле было начато в середине 50-х годов. Спустя четверть века этот метод стал широко применяться региональной и военной полицией, а также спецслужбами страны. Результаты испытаний на полиграфе в Израиле не признаются в качестве доказательств. Они служат лишь ориентирующим средством для проведения оперативно-разыскной деятельности. Израиль является четвертой страной, осуществляющей систематическую подготовку операторов полиграфа как для своих нужд, так и для других стран-пользователей.

В Индии впервые полиграф привлек к себе внимание в 1948 году. В связи с убийством Махатмы Ганди индийское правительство направило в США одного из офицеров полиции для подготовки его в школе операторов полиграфа. В 1969 году при Центральной криминалистической лаборатории Центрального бюро расследований решением правительства Индии был создан Отдел полиграфа. После проведенных предварительных исследований этот метод с 1974 г. постепенно начал внедряться в практику. Со временем полиграф получил признание в правоохранительных органах страны. Выступая в 1985 г. на 6-ой Всеиндийской криминалистической конференции, генеральный директор Управления развития полиции МВД Индии призвал шире использовать эту научно обоснованную методику допроса.

Среди стран Восточной Европы первым пользователем полиграфа стала Польша. Применение полиграфа для расследования уголовных дел и оценки результатов следствия в ней началось в 1963 году. Это направление исследований было подкреплено специальным решением Верховного Суда страны. На протяжении десятилетий польский журнал, освещающий проблемы криминалистики, публикует статьи по теоретическим, прикладным и правовым аспектам испытаний на полиграфе. В последние годы центром исследовательских работ по тематике проверок на полиграфе является Краковский университет.

К началу 70-х гг. полиграф стал использоваться в Мексике, Бразилии, Аргентине, Пуэрто-Рико, Иране, в Таиланде, на Тайване и Филиппинах. Несколькими годами позднее в литературе появились сообщения, что результаты испытаний на полиграфе принимаются судами в Югославии и Швейцарии, но только в совокупности с другими доказательствами. Проверки с помощью этого прибора находят применение в Южной Корее, которая готовит своих операторов в США или Японии. Активно внедряются проверки на полиграфе в Турции. До 1948 года этот метод там не использовался. Но уже к началу 90-х гг. в стране насчитывалось более полусотни операторов полиграфа. Наряду с этим специальную подготовку у американских операторов полиграфа проходили сотрудники Национальной гвардии Саудовской Аравии и полиции Сингапура.

Интерес к методу испытаний на полиграфе проявлен и в некоторых странах СНГ. В Эстонии, начиная с 90-х годов (в Тартуском университете), проводятся целенаправленные исследования в этой области. Результатом исследований явилось изготовление компьютерной модификации полиграфа.

В 1995 г. начато внедрение этого метода в деятельность Департамента уголовных расследований Королевской полиции Малайзии.

В той или иной мере проверки на полиграфе осуществляются также в Австрии, Боливии, КНР, Колумбии, Франции, Германии, Великобритании, Гватемале, Гайане, Гондурасе, Венгрии, Индонезии, Италии, Ямайке, Иордании, Кении, Кувейте, Ливане, Молдове, Марокко, Нигерии, Пакистане, Панаме, Испании.

Было бы неверно, однако, думать, что проверки на полиграфе единодушно приняты во всех странах. Есть страны (например, Англия), в которых к полиграфологическим исследованиям относятся прохладно. Так, в ФРГ применение полиграфа не практикуется. Однако решение Федерального конституционного суда ФРГ от 18 августа 1981 г. о запрете применения полиграфа активно оспаривается учеными, считающими, что запрет полиграфа ограничивает права обвиняемого на защиту.

Использование либо не использование проверок на полиграфе в той или иной стране определяется прежде всего сложившимися правовыми принципами и национально-культурными традициями. Решение вопроса практически не зависит от природы самого метода[52].

Накопленный в течение десятилетий зарубежный опыт применения полиграфа в целях обнаружения у человека скрываемой информации привел к формированию системы принципов организации процедуры тестирования с помощью этого прибора. Испытания на полиграфе складываются из трех этапов:

1) предтестовой беседы;

2) непосредственного тестирования с помощью полиграфа;

3) послетестового собеседования (или допроса). По мнению специалистов, предтестовая беседа является строго обязательной. При выполнении испытаний на полиграфе в интересах расследования одна из первейших задач предтестовой беседы – ознакомить проверяемого с его правами в ходе предстоящей процедуры проверки.

Кроме подтверждения добровольного согласия проверяемого на испытание и общего ознакомления его с предстоящей процедурой, важной задачей предтестовой беседы является необходимость убедить в том, что проверка производится профессионально и что любая ложь является очевидной для оператора. Тем самым удается снять напряжение с добропорядочных лиц и повысить тревогу у тех, кто намеревается давать Ложные ответы.

После завершения предтестовой беседы проводится непосредственно сама проверка на полиграфе, которая длится, в зависимости от количества решаемых задач и психофизиологических особенностей опрашиваемого, от одного до нескольких часов. (При необходимости, в особо сложных случаях, она может растянуться на два-три дня.)

В ходе проверки оператор спокойным голосом задает опрашиваемому заранее сформулированные вопросы. Причем они формулируются таким образом, что на них потребуются только односложные ответы ("да" или "нет"). Между вопросами делают паузы в 10–15 секунд. Они необходимы для исчезновения реакций на предыдущие вопросы и восстановления уровня психофизиологической активности. Оператор задает вопросы группами (вопросниками), каждый из которых повторяется в ходе специального психофизиологического исследования не менее двух раз.

Характерно, что регистрируемые с помощью полиграфа реакции не обладают специфичностью. Они не содержат каких-либо особых признаков, которые бы однозначно указывали на ложность или правдивость ответов опрашиваемого человека. Поэтому в ходе испытаний на полиграфе недостаточно ограничиться только проверочными вопросами. Современная методология предполагает также использование двух типов вопросов – контрольных и нейтральных. Контрольные вопросы касаются тех фактов или событий, на которые опрашиваемый будет, как предполагается, давать заведомо ложные ответы (скрывая какую-либо информацию вне проверяемой темы). Реакции на последние вопросы используются для сравнения с реакциями на проверочные вопросы. Нейтральные вопросы подбираются таким образом, чтобы они не вызвали (либо вызвали очень слабые) реакции и являлись своеобразным индикатором нормального фонового уровня психофизиологической активности проверяемого на полиграфе человека.

В основе контрольных вопросов лежит эмпирически установленное положение, что правдивый, невиновный человек будет более обеспокоен контрольными вопросами, не касающимися предмета расследования, чем проверочными, на которые его ответы будут искренними. Напротив, обманывающий человек, тот, которому есть что скрывать, будет более обеспокоен проверочными вопросами (а не контрольными) из-за тех неблагожелательных для него последствий, которые могут произойти, если его ложь будет выявлена.

Исследуя различия между реакциями на контрольные и проверочные вопросы, оператор полиграфа выносит суждение о ложности или правдивости ответов человека, подвергаемого испытанию.

Другой методикой, применяемой в зарубежной оперативно-разыскной и следственной практике является методика выявления скрываемой информации. Суть ее состоит в том, что она нацелена на обнаружение у проверяемого человека информации, которая может быть известна только лицу, вовлеченному в орбиту преступления (один из тестов этой методики именуется как "тест на знания виновного"). Такая информация может включать в себя какие-либо отдельные детали или целостные обстоятельства содеянного (вид украденного объекта, орудие преступления, время или место события и т.д.). При этом исходят из предположения, что в ходе проверки на полиграфе лица, совершившие преступления или иным образом причастные к нему, дадут более выраженные реакции на истинные детали преступления, чем на вымышленные, в то время как для невиновных лиц, не имеющих отношения к преступлению, все вопросы будут нейтральными.

Достоинством тестов этой методики, по мнению специалистов, является то, что они служат надежной гарантией против ошибочных обвинений в отношении проверяемого: невиновный не знает, какой из вопросов теста является критическим и, таким образом, не может устойчиво на него реагировать, каким бы взволнованным или даже напуганным он не был.

По способу получения информации с помощью полиграфа можно выделить два основных направления:

• традиционное, контактное обследование с помощью датчиков, закрепленных на теле обследуемого;

• бесконтактное исследование некоторых характеристик речи или изменения физических полей обследуемого (анализаторы психологического стресса, стрессометры и т.д.).

Практическая реализация этих подходов и их комплексное применение позволяют использовать объективно регистрируемые психофизиологические реакции человека для решения задач:

• выявления, предупреждения, пресечения и раскрытия преступлений, а также установления лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших;

• сбора и обработки информации, используемой в процессе организации розыска лиц, скрывшихся от следствия и суда;

• подготовки и осуществления оперативно-разыскных мероприятий в целях сбора, обработки и фиксации данных, имеющих значение в процессе доказывания;

• проведения отбора кандидатов на службу в правоохранительные органы и решения других кадровых задач.

Многолетний зарубежный опыт использования полиграфа в следственной практике показал, что такому исследованию могут подвергаться только лица, которые в физическом, психическом и эмоциональном состоянии пригодны для этого.

Как принято считать, практика, а не мнения отдельных людей, даже если они являются учеными или генералами, выступает в качестве объективного критерия истины. Зарубежный опыт, с которым мы соприкоснулись, интересен и поучителен. А как обстоят дела в России на ниве криминалистической полиграфологии?

В нашей стране полиграф пробивает себе дорогу, несмотря на активное противодействие сторонников архаичных доктрин и ревнивых сберегателей чистоты юридических догматов.

Теперь уже нет сомнений в том, что все, что связано с надлежащим использованием полиграфа в уголовном процессе является благом как с точки зрения достижения целей указанного процесса, так и обеспечения прав и свобод его участников.

В 1992 г. в Москве в своей квартире были обнаружены трупы женщины и двух ее детей – сына 16 лет и дочери 6 лет. Убитые являлись членами семьи российского дипломата, работавшего в одной из стран Востока. Осмотр показал, что у потерпевших имеются огнестрельные ранения в голову из малокалиберного ор>ужия. На стене в кухне шариковой ручкой был нарисован полумесяц и сделана надпись славянским шрифтом с использованием азербайджанских и турецких символов. Дословный перевод этой надписи гласил: "Кто имеет ко мне вопросы, обращаться по телефону" (указывался номер телефона). Аналогичный знак, исполненный карандашом, имелся в холле. Было установлено, что телефон принадлежит издательству газеты "Комсомольская правда", ведущей с 15 августа рубрику "Если вы потерялись на Земле, встречайтесь у "КП", телефон (его номер) невероятных встреч". Из квартиры исчезла радио– и видеотехника, аудио– и видеокассеты, парфюмерия. На полу одной из комнат обнаружили обгоревший линолеум. Отпечатков следов рук преступник не оставил.

В процессе розыска подозрение пало на одного из знакомых убитой Д. Он был должен потерпевшей 100 долл. (его расписки были найдены на месте происшествия). Выяснилось, что по поводу долга между убитой и заподозренным постоянно возникали конфликты. Д. был допрошен. Он не отрицал, что находился в неприязненных отношениях с потерпевшей, но полностью отрицал свою причастность к убийству. Следователем прокуратуры было принято решение задержать Д.

Руководство ГУУР МВД России решило использовать возможность проверки его на полиграфном устройстве. В связи с этим подозреваемому было предложено пройти такую проверку, на что он дал добровольное согласие. Для исследования был использован полиграф фирмы "Лафайет" (США), который измеряет и фиксирует:

• дыхание (с помощью двух каналов);

• электрическое сопротивление кожи;

• кровяное давление и пульс.

Испытуемый (27 лет, образование высшее, военнослужащий) проверялся по следующим параметрам: дыхание (верхнее и нижнее) и электрическое сопротивление кожи. Исследование проводилось спустя 1,5 месяца после убийства. Перед проведением проверки Д. был опрошен. Цель опроса заключалась в том, чтобы довести до сведения обследуемого, как будет осуществляться проверка, его права и обязанности, а также выяснить путем наблюдения внешние признаки его эмоционального возбуждения и его осведомленности в совершенном преступлении. Он заявил, что невиновен и у него не было намерения совершить убийство. В частности, из газеты "Московский комсомолец" ему стало известно, что потерпевшие убиты из огнестрельного оружия, похищены радио– и видеоаппаратура. После опроса от Д. было получено заявление, в котором он указывал, что добровольно желает пройти проверку на полиграфе.

При проверке Д. были применены два теста. Первый тест проводился по так называемому прямому методу и включал в себя три группы вопросов: нейтральные, не имеющие отношения к делу (1,2,3,8,10); критические, касающиеся непосредственно выяснения обстоятельств преступления (7,9,11,13) и контрольные вопросы, не имеющие отношения к расследуемому преступлению, однако носящие в себе "обвинительное содержание" (4,5,6,12).

Второй тест представляет собой так называемый тест "пикового напряжения" (непрямой метод). Он касался знания рисунка полумесяца и фразы на азербайджанском языке, оставленных преступником на месте происшествия.

Оценка результатов проведенного исследования показала, что Д. не причастен к убийству семьи. Из записи полиграммы первого теста было видно, что реакция на такие критические вопросы как "Это вы убили С.?" (Ч 1), близки к реакции на нейтральные вопросы, тогда как контрольные вопросы типа "Вы убили сотрудника ГАИ на Дмитровском шоссе?" (15), "Вы занимались спекуляцией?" С112) вызвали значительные изменения КГР и пневмограммы. Испытуемый не обнаружил и так называемой "виновной осведомленности", заложенной во втором тесте. Вместе с тем после постановки критического вопроса "Брат вашей жены X. причастен к убийству семьи С.?" (19) у обследуемого наступили резкие изменения дыхания и электрического сопротивления кожи.

Сразу же после обследования на полиграфе Д. был опрошен по поводу его реакции на поставленный выше вопрос. Он пояснил, что если он раньше не говорил о возможной причастности к преступлению брата его жены X., то теперь больше не хочет этого скрывать. Д. сообщил следующее. X. проживает в Волгоградской области, часто приезжает в Москву по коммерческим делам. Где-то в середине сентября 1992 г. он приехал к Д. домой, у них состоялся разговор. Гость сообщил, что он якобы связался с лицами, которые могут совершить любое преступление. В связи с этим он вспомнил о семье дипломата, о ее материальном положении. Так у Д. сложилось убеждение, что X. так или иначе связан с убийством. После ознакомления с результатами исследования на полиграфе Д. был допрошен следователем, а X. задержан. Последний признался в убийстве членов семьи дипломата. Мысль совершить убийство у него возникла после одного из разговоров с потерпевшей, при котором она угрожала ему расправой, если не вернут долг. Таких денег X. найти не смог. Имея при себе самодельное малокалиберное оружие, он выехал из Волгоградской области в Москву, зашел предварительно на рынок, где попросил одного азербайджанца написать на бумаге текст "Кто имеет ко мне вопросы, обращаться по телефону…" славянским шрифтом, но на азербайджанском языке, что и было выполнено. Приехав утром в Москву, он пришел к потерпевшей с целью договориться с ней о долге, но ничего не достиг. Выбрав момент, он выстрелил ей в голову, затем то же самое сделал со спящей девочкой. После этого стал ждать сына потерпевшей, который должен был прийти из школы. Чтобы запутать следствие, он написал на стене в кухне с бумаги текст, который ранее ему составил азербайджанец, и нарисовал полумесяц. Затем на полу, покрытом линолеумом, сжег эту бумагу. Дождался сына, убил его выстрелом в голову, забрал видео– и радиотехнику, парфюмерию и скрылся. На вопрос, догадывался ли Д. о том, что он причастен к убийству, преступник ответил утвердительно.

Таким образом, благодаря проверке подозреваемого на полиграфе было в конечном счете раскрыто преступление.

В России научные исследования возможностей использования полиграфа в уголовном процессе проводятся с 1992 г. (в ФСБ они начались ранее).

В этих целях во ВНИИ МВД создан специальный отдел, укомплектованный юристами, психологами, биологами. Приоритетным направлением в его работе является изучение возможности и эффективности использования полиграфа в целях выявления, предупреждения, пресечения и раскрытия преступлений.

Общую правовую основу тестирования с помощью полиграфа в РФ создают нормы УПК об участии специалиста в следственных действиях и о возможности применения технических средств для собирания, фиксации и использования информации, а также Закон РФ "Об оперативно-разыскной деятельности".

В настоящее время действует также Инструкция "О порядке применения полиграфа при опросе граждан" (утверждена Генеральной прокуратурой, ФСБ РФ), зарегистрированная в Минюсте России 28 декабря 1994 г.

После принятия данных нормативных актов испытания на полиграфе приобрели правомочность и стали широко и продуктивно применяться по уголовным делам о тяжких преступлениях. Практические работники наглядно убедились в том, что полиграф является важным и надежным инструментом, способствующим, с одной стороны, эффективному выявлению и изобличению виновных, а с другой стороны – снятию подозрений с ошибочно заподозренных и их реабилитации. В зависимости от обстоятельств, применяется различная тактика реализации полученной таким образом ориентирующей информации. В одних случаях она используется незамедлительно при подготовке и производстве допроса лица, подвергшегося опросу при его тестировании оператором полиграфа.

Наряду с подобным способом экстренной реализации полиграфологической информации по типу "с места в карьер" существует и другой продуктивный путь. Он предполагает следующее. Проанализировав полиграфологическую информацию, следователь на какое-то время откладывает допрос и организует экстренную проверку полученной информации по поводу обстоятельств содеянного, сведения о которых почерпнуты в ходе проведения тестирования подозреваемого либо обвиняемого. Они могут касаться тех или иных обстоятельств дела, личности соучастника (соучастников), мест нахождения похищенного, мест сокрытия трупов потерпевших, посткриминального движения орудий преступления и многого другого, имеющего значение для дела. Построенные версии по поводу интересующих следствие обстоятельств надлежащим образом проверяются на основе производства следственных осмотров, обысков, допроса связей преступника и иными процессуальными способами. После этого, с учетом результатов, объективно подтверждающих ориентирующую информацию, полученную при испытании на полиграфе, следователь, будучи "вооруженным" добытыми доказательствами, определяет тактическую линию поведения и реализует ее при производстве допроса подозреваемого (обвиняемого).

По данным Ю.И. Холодного, одним из первых в российской процессуальной практике случаев применения полиграфа является проверка с помощью этого прибора В.Н. Синцова (одного из директоров АО "Специальное машиностроение и металлургия"), арестованного в январе 1994 г. по подозрению в измене Родине в форме шпионажа и выдаче государственной тайны иностранному государству и неоднократном получении взяток. Следствие по делу Синцова В.Н. вела Главная военная прокуратура (ГВП) РФ.

Решение следствия о применении полиграфа в отношении Синцова возникло на этапе, когда уже частично были собраны фактические доказательства о преступной деятельности обвиняемого и требовалось установить некоторые обстоятельства его противоправной деятельности в период 1992–1993 гг.

На предложение следователя подвергнуться процедуре допроса с использованием полиграфа обвиняемый ответил согласием.

Выполнение ОИП Синцова осуществлялось при строгом соблюдении процессуальных норм. В частности:

а) перед началом проведения ОИП от обвиняемого было получено в письменном виде по установленной форме его добровольное согласие на проведение данного исследования;

б) обвиняемый не выразил отвода специалистам, которым предстояло выполнить ОИП;

в) обвиняемому была изложена сущность и цели предстоящего ОИП, объяснены его права, дан инструктаж относительно его поведения и порядка ответов на задаваемые в ходе ОИП вопросы;

г) специалисты были предупреждены об ответственности за уклонение от дачи заключения или за дачу заведомо ложного заключения;

д) весь процесс ОИП сопровождался видеозаписью, которую обвиняемый, сразу после ее завершения, просмотрел и удостоверил в установленном порядке.

Результаты ОИП (т.е. выводы, сделанные по итогам анализа полиграмм, а также некоторые заявления Синцова в ходе ОИП) были представлены в ГВП в форме заключения специалистов, а котором, в частности, указывалось, что «результаты СПФИ носят вероятностный характер и не могут служить в качестве доказательств». Несмотря на сделанную оговорку, ГВП сочла возможным и правильным в обвинительном заключении трижды воспользоваться данными, полученными с помощью полиграфа, указав, что "помимо собственного признания в содеянном Синцов также изобличается… (среди прочего – Ю. X.) …заключениями специалистов… по результатам проведения специального психофизиологического исследования Синцова В.Н. с применением полиграфа (СФПИ)"[53].

Богатый и интересный опыт в этой связи накоплен сотрудниками органов внутренних дел Краснодарского края за несколько последних лет. К практической деятельности по использованию возможностей полиграфа по уголовным делам здесь приступили вскоре после издания приказа МВД РФ от 28 декабря 1994 г. "Об утверждении инструкции о порядке использования полиграфа при опросе граждан".

На основе реализации полученной информации таким путем выявлено и раскрыто несколько сотен опасных преступлений против личности и имущества, включая те, что завуалированы тщательными инсценировками.

В 9 часов утра 13 августа 1996 г. в дежурную часть ОВД города Горячий ключ поступило сообщение от гражданина А. о том, что ночью из гаража, расположенного по ул. Ленина, был угнан автомобиль ВАЗ-2109 бежевого цвета. После выезда следственно-оперативной группы на место происшествия стало известно, что автомобиль угнан в промежуток времени с 20.00 до 8.00 ч. На воротах гаража отсутствовало два навесных замка. Полгаража засыпано щебнем, на полу с левой стороны по ходу машины обнаружены осколки бокового стекла. С места происшествия изъяли много обгоревших спичек. Другие следы отсутствовали. Из допроса потерпевшего стало известно, что машина в гараже стояла с закрытыми дверями и багажником. На крыше автомобиля имелась антенна на магните, в перчаточном ящике было множество аудиокассет. Под зеркалом заднего вида в салоне висел брелок в виде павлина желтого цвета. В ходе проведения оперативно-разыскных мероприятий в тот же день была получена информация о том, что около гаража потерпевшего за день до угона в дневное время несколько раз видели гражданина Е. Он был задержан, но в предварительной беседе вину свою отрицал. Возникла необходимость его опроса с использованием полиграфа. Были разработаны 12 тестов для непрямого метода по количеству замков, способу проникновения в автомобиль (предположительно путем выбивания левого бокового стекла), по способу освещения (спички), описанию автомобиля (цвет, наличие антенны, кассет, брелка) и поисковые тесты по времени, количеству преступников, по совершенным ранее преступлениям. С гражданином Е. провели беседу. Подозреваемый написал заявление о добровольном согласии на опрос с использованием полиграфа. По результатам опроса прирост значений на значимые вопросы во всех тестах составлял от 40 до 100%, что позволило сделать вывод о том, что опрашиваемый владеет "виновной" информацией.

По ходу опроса составили дополнительный поисковый тест "Где отстаивается угнанная машина?" и получили результат: "В городе, в гараже".

В поисковых тестах были получены такие результаты: количество преступников – трое, время совершения преступления – с 10.00 до 2.00 ночи. При проверке этой информации оперативным путем были установлены личности соучастников Е. и место нахождения угнанной машины. Участников преступления задержали, машину обнаружили, осмотрели, изъяли. Допрошенные вслед за этим преступники сознались в содеянном.

Сходная схема была реализована и при раскрытии другого преступления. В 1996 г. в городе Тимашевске была совершена кража денег из квартиры одной семьи. Хозяева квартиры, муж и жена, по путевке уехали отдыхать в санаторий, оставив дома свою 16-летнюю дочь Наташу. По возвращении домой из санатория они обнаружили хищение 1000 долларов США купюрами по сто долларов и 500 долларов купюрами по пятьдесят долларов.

Было установлено, что у Наташи собирались знакомые ребята и подруги для просмотра видеофильмов, иногда у нее оставались переночевать трое подростков: девушка и двое молодых людей.

На полиграфном устройстве были обследованы Наташа и указанные ею знакомые. Им задавали такие вопросы:

Когда произошла кража денег?

Где лежали деньги?

Какую сумму похитили?

Какими купюрами были деньги?

Во что были завернуты 100-долларовые купюры?

Где лежали 50-долларовые купюры?

Кто совершил кражу?

Где сейчас находятся деньги?

Испытания на полиграфе позволили заподозрить в совершении кражи подругу Наташи, поскольку из ее реакции стало ясно, что похищенные деньги находятся на квартире ее деда. Последний был допрошен. В его квартире произвели обыск и обнаружили там 1000 долл. купюрами по 100 долл., полученные от внучки. Собранные доказательства предъявили на допросе подозреваемой. После этого она призналась в совершении кражи и пояснила, что часть похищенных ею денег потратила на покупку дефицитных личных вещей.

Полиграфологическое обследование порой представляет сложную, важную в практическом отношении многоходовую тактическую операцию (своего рода полиграфологическое расследование внутри процессуального расследования), дающую следователю исключительно полезную ориентирующую информацию по ключевым для раскрытия преступления вопросам, помогающую с честью выйти, казалось бы, из самых тупиковых ситуаций. В этом плане особый интерес представляет следующий случай из практики.

В поселке сельского типа в ночь с пятницы на субботу ушел и не вернулся домой местный житель П., девятнадцати лет, работающий в колхозе. Опрос односельчан показал, что его последний раз видели в субботу около 10 часов вечера на окраине поселка с двумя его приятелями, распивающими спиртные напитки. Неоднократные допросы последних не дали положительных результатов. Они утверждали, что пили с без вести пропавшим водку часов до 23.00–23.30, а после разошлись по домам. При опросе родственники подозреваемых подтвердили, что они действительно около 12 часов ночи были дома. Спустя шесть месяцев после исчезновения П. было проведено полиграфологическое обследование заподозренных. Так как у специалиста не было сомнений, что П. нет в живых, первый поисковый тест был составлен в следующей форме. (Следует заметить, что на все вопросы поисковых тестов, опрашиваемые отвечали отрицательно.)

Тест 1.1. «Как вы считаете, что сделали с трупом П. после убийства?»

Оставили на месте убийства?

Сожгли?

Утопили?

Сбросили в силосную яму?

Закопали в землю?

Достоверная положительная реакция была зафиксирована полиграфом на третий и пятый вопросы, т.е. утоплен и закопан в землю.

Специалисты долго ломали головы над странной загадкой, ибо казалось невероятным одновременное утопление и закапывание в землю. Было известно, что в трехстах метрах от поселка протекала быстрая глубокая река, вырыть на дне которой яму и зарыть труп даже при наличии акваланга было невозможно. В 100 метрах от места совместного распития водки находились рисовые поля, но и там это сделать, не нарушив "картину" посевов риса, также не представлялось возможным. Для уточнения полученной информации было проведено обследование по двум уточняющим тестам, связанным с "водой" и "землей".

Тест 1.2. «Как вы считаете, где был утоплен гражданин П.?»

В море?

В озере?

На рисовом поле?

В реке?

В колодце?

Достоверная положительная реакция на третий вопрос – на рисовом поле.

Тест 1.3. «Как вы считаете, где закопан труп П.?»

На берегу моря? (Расстояние от места выпивки около 50 км.)

На лесопилке?

В районе рисовых полей?

В горах?

В огороде около дома?

Положительная реакция, полученная на полиграфе, – в районе рисовых полей. Таким образом, полиграфные обследования показали, что труп закопан и утоплен. По логике вещей, если сначала труп был закопан, то откапывать его для того, чтобы спрятать, утопив в поле, – действие абсурдное, так как нахождение трупа на рисовом поле могло привести к быстрому его обнаружению (прополка риса, спуск воды перед уборкой урожая и т.п.). В связи с этим возникла гипотеза, что сначала труп утопили, а потом выташили и закопали в землю. Для подтверждения этой гипотезы был составлен четвертый поисковый тест.

Тест 1.4. «Как вы считаете, почему труп сначала утопили, а потом извлекли из воды и закопали в землю?»

Просто так.

Хотели тело предать земле.

Труп всплыл.

Боялись загрязнить поле трупным ядом.

Хотели посмотреть, насколько он изменился.

Положительный ответ получен на третий вопрос – "труп всплыл". Убедившись в правильности своей версии, оператор реализовал "прямой тест" ("комплекса виновности").

Тест 1.5 (н – нейтральные, з – значимые, к – контрольные вопросы).

Вы работаете в колхозе? (н)

Вам 25 лет? (н)

Вы знаете, кто убил П.? (з)

Сейчас август месяц? (н)

Вы знаете кто убил женщину с грудным ребенком на берегу речки и сжег трупы? (к)

Вы находились в поселке Осташкове? (н)

Вы принимали участие в убийстве П.? (з)

Ваша фамилия …? (н)

Вы принимали участие в убийстве женщины с ребенком? (к)

Ваше имя …? (н)

Вы убили П.? (з)

Вы служили в армии? (н)

Вы убили женщину с ребенком? (к)

Положительные реакции были получены во всех случаях с различной степенью достоверности. По инициативе следователя, ведущего расследование, специалист предъявил подозреваемым результаты тестирования на полиграфе, продемонстрировав возможный вариант развития этапов совершения преступления. После этой послетестовой беседы один из подозреваемых сознался в совершенном преступлении, второй это сделал на следующий день после очной ставки.

Обвиняемый показал место сокрытия трупа. Во время следственного эксперимента с участием обвиняемого труп был обнаружен.

Таким образом, специалист, имея минимум информации, помог раскрыть преступление, правильно выбрав стратегию исследования. Сначала он определил место нахождения трупа, а когда получил два взаимоисключающих ответа ("закопан" и "утоплен"), провел уточняющее расследование по двум направлениям. После этого сформулировал окончательную версию совершения преступления и провел уточняющий тест на выяснение причин извлечения трупа с рисового поля. Если бы не было получено признание участников в совершенном ими убийстве, следующий уточняющий тест был бы направлен на выяснение места, где был закопан труп. Около поселка находилось 8 рисовых полей. Вопросы могли задаваться с использованием схем. Для этого необходимо было нарисовать схемы расположения рисовых полей, дать их для подробного ознакомления подозреваемому, а потом, указывая на рисунки, спрашивать: "Труп закопан в районе этого поля, … этого…" и т.д. Чтобы снизить стресс ожидания у обследуемого, схемы следовало бы предъявлять не по порядку, а вразнобой.

В дальнейшем, когда было бы установлено поле, около которого закопали труп, таким же методом, разбив окружающее рисовое поле на квадраты, нетрудно было бы установить, в каком квадрате находится труп.

В ходе дискуссий на научно-практической конференции по обсуждению опыта практического применения полиграфа в системе органов внутренних дел Краснодарского края (1996 г.) высказан ряд важных рекомендаций по оптимизации процесса применения анализируемого метода.

Отмечая, что применение полиграфа дает следователям весьма ценную информацию, которую иным путем получить невозможно, констатировалось, что эта информация позволяет:

• определить вероятную виновную прикосновенность проверяемого лица к преступлению (к его планированию, совершению, сокрытию и т.д.);

• дать правильную оценку достоверности сообщаемой проверяемым лицом информации и на этой основе сформулировать состоятельность версии;

• осуществить целенаправленную проверку выдвинутых версий и найти объективные им подтверждения;

• создать условия для дачи проверяемым лицом правдивых показаний.

Высказано мнение, что повышению эффективности применения полиграфа способствует:

• получение специалистами при подготовке испытания максимально возможного объема детальной информации относительно исследуемых по делу обстоятельств и разработка с учетом ее особенностей значительного количества непрямых тестов (это позволяет приблизить вероятность дачи надлежащего заключения по различным тестам почти к 100% и практически исключить ошибки при интерпретации речевых и неречевых реакций проверяемого лица);

• полиграфологический опрос лиц, заподозренных в совершении преступления, должен проводиться как первоначальное гласное действие, предшествующее другим действиям и мероприятиям с участием указанных лиц (это позволяет исключить возможность восприятия заподозренным информации об обстоятельствах преступления в ходе работы с ним, которая может повлиять на изменение обычного состояния реагирования на предъявляемую информацию, заложенную в тестовый материал);

• в случае выявления у испытуемого лица скрываемой им информации, указывающей на его виновную прикосновенность к содеянному, дальнейшие мероприятия (допрос и т.д.) необходимо производить с учетом психоэмоционального статуса указанного лица (неотложный допрос сразу после завершения испытаний на полиграфе целесообразен лишь при низких волевых характеристиках, сочетающихся с эмоциональным "хаосом" заподозренного).

Наряду с выводами, которые могут быть положены в основу общих положений технологии применения полиграфа по различным уголовным делам, на конференции в ГУВД Краснодарского края рассматривались рекомендации, базирующиеся на выявленных практическим путем закономерностях реализации анализируемого средства по отдельным категориям дел. В частности, отмечалось, что все убийства характеризуются тремя общими моментами, несущими значительный объем криминалистически значимой информации, выявляемой при полиграфологическом обследовании подозреваемых. Имеются в виду такие обстоятельства, как орудие преступления, часть тела потерпевшего, в которую нанесены смертельные ранения, и место убийства.

Характерно, что в случае совершения запланированных, заранее готовящихся убийств, указанный перечень обстоятельств дополняется следующими весьма информативными компонентами: местом засады, временем исполнения акта убийства, телосложением, цветом волос, наличием особых примет на лице убитого.

Определенным своеобразием характеризуется подход к разработке тестов в случае расследования заказных убийств. Это обусловлено прежде всего тем, кто обследуется – подозреваемый в исполнении или в заказе убийства. Как правило, последний не знает не только места засады, вид оружия, время исполнения заказа, но и личность убийцы. Отсюда и различные тесты. При их разработке учитывается также такое, позволяющее отличить заказчика от исполнителя, обстоятельство, как информация о временном промежутке между моментом принятия решения об убийстве и самим убийством[54].

Все вышеизложенное позволяет сделать ряд важных в научном и практическом отношении выводов.

Вывод 1. В последние годы в России после десятилетий огульного охаивания, обвинений в безнравственности и лженаучности испытания на полиграфе подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений наконец-то вошли в сферу решения практических задач и все активней, уверенней занимают подобающее им место в арсенале эффективных, допустимых отечественных криминалистических средств.

Вывод 2. Опыт практического применения полиграфа убедительно свидетельствует в пользу того, что указанные испытания не являются какой-то одномоментной разовой акцией, чреватой диагностическими ошибками. Полиграфологическое сопровождение расследования обычно представляет собой сложную, многоэтапную, многотестовую процедуру, в которой исходные данные, полученные на начальном этапе испытания (обследования) не берутся на веру. Они, во-первых, анализируются в комплексе с информацией, полученной из других источников; во-вторых, проверяются иными оперативно-разыскными и процессуально-следственными мерами; в-третьих, конкретизируются, контролируются и корректируются в ходе дальнейших этапов испытания, представляющего собой ситуационно обусловленную целостную систему развивающегося знания.

Вывод 3. Практика, творческие начала, лежащие в основе реализации данного метода, возможность разносторонней проверки и объективного подтверждения версий, строящихся на базе полиграфологической информации, служат убедительным доказательством несостоятельности взглядов скептиков, которые лишь на эмоционально-рассудочном уровне ставят под сомнение саму возможность применения полиграфа в уголовном процессе, риторически отрицая его богатый тактический потенциал и перспективность.

Вывод 4. Российская практика испытаний на полиграфе четко и однозначно исходит из принципа добровольного письменного согласия гражданина на его полиграфологическое обследование после соответствующей предтестовой беседы.

Кроме того, для подобных исследований необходимо специальное разрешение начальника ГУВД. Выдается оно исключительно в тех случаях, когда человека или группу лиц подозревают в совершении преступлений. При этом оперативный работник должен доказать в служебной записке начальнику ГУВД, что подобный эксперимент просто необходим. Лишь после этого проверяемый должен дать письменное согласие на испытания. Затем составляется специальный опросник. (За рубежом эта процедура намного проще. В США, например, в случае обвинения в сексуальном правонарушении испытание полиграфом в обязательном порядке проходят как ответчик, так и истец.)

Не менее важно и то, что результаты испытания на полиграфе не признаются доказательствами. Недалеко, видимо, то время, когда опрос на фоне полиграфа прочно войдет в круг установленных законом процессуальных действий, и данные, полученные таким способом, приобретут статус доказательств. Но для этого необходимо соответствующее законодательное решение.

В литературе предложен ряд вариантов будущей уголовно-процессуальной модели использования полиграфа при допросе. По мнению В.И. Комиссарова, в случае принятия решения (по своей инициативе или по просьбе допрашиваемого) о применении полиграфа следователь должен будет:

• пригласить защитника (если предполагается допросить подозреваемого или обвиняемого), педагога (при допросе несовершеннолетнего), переводчика (при допросе глухонемого и др.);

• установить психологический контакт со всеми участниками допроса;

• разъяснить всем им содержание, условия, порядок производства следственного действия и особенности использования информации, получаемой при тестировании;

• удостовериться, что испытуемый понял следователя, и разъяснить допрашиваемому его право отказаться от тестирования;

• получить в письменной форме согласие пройти "испытание" на полиграфе;

• разъяснить права и обязанности всем участникам следственного действия, о чем делается отметка в протоколе допроса;

• предупредить оператора об уголовной ответственности за заведомо ложную расшифровку полиграммы и разглашение тайны предварительного следствия;

• занести в протокол замечания и заявления участников процесса.

Лишь после этого можно приступать к тестированию.

Программу тестирования и расшифрованную оператором полиграмму, как полагает В.И. Комиссаров, необходимо прилагать к протоколу допроса, который подписывается всеми участниками следственного действия[55].

Данный проект представляет определенный интерес с точки зрения совершенствования процедуры испытания на полиграфе. Однако причем здесь допрос, как детально урегулированное процессуальное действие?

Допрос, конечно, не при чем. Полиграфологическое обследование – это не допрос. Следственный допрос производится следователем, а не специалистом в области психологии. Подмена следователя специалистом недопустима. В данном случае полиграфолог производит не допрос, а опрос, по сути своей представляющий психологический эксперимент по проверке версии о возможности лжи со стороны испытуемого, предположений о степени его искренности, вероятности утаивания каких-либо знаний путем выявления невидимых невооруженным глазом психофизиологических реакций, фиксируемых с помощью полиграфа. Специалист изучает эти реакции по полиграмме опроса (тестирования) и дает им оценку в виде мнения. Поэтому применительно к полиграфу речь может идти не об изменении законодательства, регламентирующего следственный допрос, а об установлении четкого правового механизма, условий и порядка привлечения специалистов к проведению указанного эксперимента по инициативе правоохранительных и судебных органов и вовлечения полученных результатов в уголовный процесс.

Итак, добровольное испытание на полиграфе сегодня – всего лишь одно из возможных средств подготовки к допросу и производству других процессуальных действий, итогом которых и могут стать судебные доказательства.

Честному человеку полиграф не опасен. Более того, если он необоснованно заподозрен во лжи, в совершении преступления, к которому не причастен, в целях установления истины и снятия наветов следует потребовать испытания на полиграфе. Полиграф поможет заблуждающимся признать свою ошибку и снять подозрение.

О том, что полиграф при умелом, тактически грамотном применении выступает в качестве важного средства объективизации расследования уголовных дел свидетельствуют статистические данные. На упомянутой выше конференции в Краснодарском крае приведены следующие красноречивые цифры: полиграфные проверки, проведенные в отношении 1226 подозреваемых в совершении тяжких преступлений показали, что 702 проверяемых оказались непричастными к инкриминируемым им деяниям. Решения о снятии с них подозрений были приняты весьма оперативно. Свое решающее значение при этом имела информация, предоставленная специалистами, проводившими испытания ошибочно заподозренных на полиграфе.

Гипноз как психологическое явление и инструмент коммуникативного взаимодействия может быть использован и в противоправных, и в конструктивных, гуманных целях.

Леонид Гримак

Под гипнозом понимается состояние специфического сна или же зауженного осознания реальности с так называемым отключением критического восприятия и повышенной чувствительностью к внешнему внушению.

Техника гипноза может быть использована для получения информации (гипноопрос, гипнодопрос), секретной пересылки сообщений, забрасывания дезинформации в какие-либо социальные среды, для запрограммирована загипнотизированного на определенный вид поведения и других целей.

Известны три стадии гипноза:

• легкая (сонливость);

• средняя (полная расслабленность при сохранении уверенности в том, что имеется возможность побороть сонливость, но делать этого не хочется);

• глубокая (нереагирование ни на какие раздражители и поддержание речевого контакта только с гипнотизером либо иным ведущим).

Психические явления, объединяемые в настоящее время термином "гипноз", уходят своими корнями в глубокую древность. Характерно, что в давние времена гипнотические явления связывались с религиозно-мистическим и метафизическим мировоззрением и считались бесспорным свидетельством раздельного существования духа и тела и безусловного господства первого над вторым. Загипнотизированный человек вызывал замешательство и настороженность у присутствующих своим необычным видом и поведением, будучи нечувствительным к болевым и другим сильным воздействиям, легко перенося неожиданно большие физические нагрузки. Нередко при этом больные, ранее страдавшие тем или иным недугом, после выведения из гипноза оказывались совершенно выздоровевшими. Загадочное тяготеет к чудесному, мистике. Неслучайно гипнотические явления использовались религиями всех времен как доказательство силы божественного духа и его власти над бренными телами верующих.

Однако научно обоснованное использование гипноза берет начало в медицине, где, как ни в какой другой области, необходим скрупулезно точный подход ко всем возможным воздействиям на физиологию человека.

Началом научного подхода к исследованиям явлений гипноза принято считать работы английского хирурга Брейда и португальского аббата Фариа. Сам термин "гипноз" (от греч. "гипнос" – сон) был введен в употребление Брейдом, который считал, что гипнотическое состояние сходно с естественным сном и может быть вызвано различными физическими и словесными воздействиями. Аббат Фариа, изучавший гипноз в Индии, также утверждал, что гипноз не имеет отношения ни к каким сверхестественным силам и что причина связанных с ним явлений кроется в самой психике человека.

Однако многовековая связь гипноза с религией и мистикой не могла быть преодолена в сознании людей в короткий срок. Настороженное и даже отрицательное отношение к гипнозу поддерживалось и высказываниями некоторых исследователей, утверждавших, что гипнотическое состояние по своей сути является патологическим и может быть достигнуто только у людей, страдающих неврозами. Этой сомнительной репутацией гипноз обязан прежде всего парижской школе гипнологов, возглавлявшейся Ж. Шарко. Резко отрицательным отношением к гипнозу характеризовались и взгляды некоторых крупнейших медицинских специалистов. Так, например, Дюбуа-Реймон считал внушенное гипнотическое состояние близким к помешательству, а Гельм-гольц рассматривал его как "фокус", не имеющий никакого отношения к медицине. Аналогичное, явно недоброжелательное отношение к применению гипноза также встречалось и в более поздние времена. В отечественной юриспруденции гипноз не признавался до самого последнего времени. Его относили к числу антинаучных, недопустимых методов, якобы незаконно и безнравственно используемых в зарубежной полицейской и судебной практике. В литературе зачастую приводился такой критерий недопустимости гипноза в советском уголовном процессе, как негативные последствия его применения для организма человека. Между тем, многолетней практикой, всесторонними и тщательными исследованиями гипнотических явлений зарубежными, русскими и советскими учеными не только доказана полная их безвредность для организма человека, но и вскрыты многочисленные положительные стороны гипнотических воздействий, мобилизующих физические и психические резервы организма.

Наш современник, видный российский психофизиолог и гипнолог профессор Леонид Павлович Гримак подчеркивает, что мировая и отечественная практика следственного гипноза, опыт медицинской суггестии (использование гипноза в лечебных целях) не знают ни одного случая осложнений, если сеанс гипноза проводится квалифицированным специалистом[56].

Однако прошло немало времени, пока гипноз признали и поставили на службу человечества. Теперь он широко и продуктивно используется в лечебных целях, при осуществлении концертно-эстрадных мероприятий, в розыске пропавших без вести, в борьбе с преступностью и в других областях.

В зарубежной литературе конца XIX – начала XX вв. описаны многочисленные случаи использования гипноза в преступных целях. Выявились две типичные ситуации, обусловленные криминальной активностью "новаторов":

• загипнотизированное лицо подвергается физическому насилию вплоть до смертельного исхода или ему причиняется имущественный ущерб;

• в результате преступного гипнотического воздействия жертва совершает преступные действия в состоянии гипноза (сна) либо в постгипнотическом состоянии.

Познания в области гипноза использовались для изнасилования женщин, для управления загипнотизированным лицом в целях причинения им не только физического вреда самому себе и даже совершения самоубийства, но и для нанесения себе имущественного ущерба путем составления подложного векселя, фиктивного договора продажи или дарения, мнимой долговой расписки и т.п.

Лжесвидетельство, подлог документов – все это может быть выполнено в результате гипнотических внушений.

Жертвы криминального гипноза при этом искренне верят, что говорят чистую правду, поступают справедливо, по закону, что никакого дурного влияния на них никто не оказывает.

С годами криминальный гипноз не исчез. Более того – он вышел на качественно новый уровень.

На Всероссийском совещании по проблемам борьбы с организованной преступностью, проходившем в Москве 12–13 февраля 1993 г., отмечалось, что криминальные структуры проявляют интерес к технике гипноза, долговременному программированию человеческой психики.

В современной литературе высказано мнение о том, что в различные секретные организации можно внедрить человека, в личности которого будет запрограммировано и содержаться множество ролей. В каждой из этих ролей субъект ведет себя как самостоятельная личность. В одной роли он может выступать как полицейский, в другой – как член преступной группы. Такие личности теоретически не могут быть разоблачены даже такими методами, как полиграфологический анализ или допрос с применением наркотических веществ.

За рубежом формировалась практика, накапливался опыт применения гипноза в качестве метода собирания доказательств. В мировой практике появилось немало примеров успешного раскрытия изнасилований, совершенных в состоянии гипноза, путем повторного гипнотического сеанса, в котором потерпевшее лицо вспоминало все обстоятельства совершения преступления, в то время как в обычном состоянии наблюдалась амнезия по поводу криминальной ситуации.

И все же движение в этом направлении по большей части долго носило однорядовый характер: гипноз главным образом рассматривался лишь как метод допроса обвиняемого или подсудимого. Только в 60-е годы XX столетия полиция ряда стран приступила к практическому применению гипноза для получения дополнительной информации у свидетелей и потерпевших. Это случилось в окрестностях Сан-Франциско.

Две девочки, 7 и 16 лет, были похищены человеком, представившимся членом Армии Освобождения. Похититель хвастливо заявил своим жертвам, что двери его машины соединены со взрывным устройством, которое немедленно сработает, если машина будет остановлена полицией. Похищенных преступник доставил в Мехико через Сан-Диего, где в комнате пограничного мотеля старшая девочка была изнасилована и подвергнута надругательствам. Через несколько дней девочки были освобождены с предупреждением, что если расскажут о случившемся, то их родители немедленно погибнут от рук Армии Освобождения.

При обычном допросе девочки с трудом могли восстановить хронологию и вспомнить кое-что из обстоятельств потрясших их событий. Старшей из них лишь удалось описать комнату мотеля, в котором подозреваемый зарегистрировался под вымышленным именем. Больше ничего, что могло бы представлять интерес для следствия, выяснить не удалось.

Тогда, чтобы активизировать память, решили прибегнуть к гипнозу. Старшая девочка и ее мать дали согласие на эту процедуру (мать присутствовала от начала и до конца). С помощью специальных приемов девочка была приведена в такое состояние, в котором она смогла как бы наяву вновь погрузиться в события последних дней со всеми их "живыми деталями". При этом ей внушили, что она не должна ничего бояться, все будет "как в кино". Находясь в состоянии гипноза, девочка вспомнила необычайно ржавые пятна на кузове машины. Она так же, как на телеэкране, "увидела" некоторые вещи, находящиеся внутри машины, и описала их признаки: специфический цвет и фабричные марки матерчатой сумки, печенье с арахисовым маслом на заднем сиденье. Затем она акцентировала внимание на том, что рычаг переключения скоростей машины похитителя был закреплен бумажным вкладышем, а правое стекло перед пассажиром при передвижении его на последние несколько дюймов издавало характерный шум (при первичном допросе без гипноза удалось получить информацию лишь о цвете и общем виде машины). И, наконец, самое удивительное: девочка почти полностью воспроизвела разговор водителя с рабочим заправочной станции, находящейся на вершине холма, произнеся при этом неизвестное ей слово "фреон" ("Вам нужен фреон."). Ремонтная мастерская располагалась неподалеку от заправки. Девочка вспомнила характер неполадок, которые были названы в разговоре, и тот факт, что плата за услуги по ремонту осуществлялась с помощью кредитной карты с полосами красного, белого и голубого цветов.

Агенты ФБР быстро нашли заправочную станцию и ремонтного рабочего, о котором рассказывала девочка. Кредитная карта была легко идентифицирована. Преступника арестовали в собственном доме в Северной Калифорнии. Он оказался священником, имел жену, детей. При изучении его кредитной карты подтвердились все особенности, названные девочкой под гипнозом.

После сообщения в средствах массовой информации об аресте подозреваемого он был опознан по фотографии другими девушками, также подвергшимися сексуальным посягательствам.

После нашумевшего дела о киднэппинге, блестяще расследованном ФБР в 1977 году, гипноз в США становится популярным. Ряд департаментов полиции создает пилотные программы и обучает своих сотрудников технике гипноза.

Специализированное подразделение ФБР, занимающееся расследованием особо важных дел, обращается к гипнозу в тех случаях, когда материал по делу недостаточен для выдвижения следственных версий. Гипноз рассматривается как исключительная мера, требующая специалистов высочайшей квалификации и сложных исследовательских процедур. Обычно гипноз применяется по делам об ограблении банков (с применением вооруженной силы или при больших размерах похищенного), о киднэппинге, вымогательстве, насильственных преступлениях, входящих в юрисдикцию ФБР, а также некоторым делам по "беловоротничковой" преступности.

Гипноз применяется в основном при допросе свидетелей и потерпевших, давших добровольное согласие на применение этой процедуры и горячо заинтересованных в расследовании преступления. Гипноз, как правило, не используется при допросе подозреваемых и обвиняемых. Показания указанных лиц (в том числе и признания) не имеют силы согласно Пятой и Четырнадцатой Поправкам Конституции Соединенных Штатов Америки.

Для проведения допроса с использованием гипноза в США необходимы:

а) письменное согласие лица, подвергающегося гипнозу (такое согласие должно быть получено после проведения подробного инструктажа, в котором объясняются цели и задачи процедуры, ее безвредность для здоровья допрашиваемого, даются гарантии соблюдения конфиденциальности и использования полученных в ходе допроса данных исключительно по их прямому назначению);

б) письменное разрешение Главного управления ФБР;

в) письменное разрешение Генеральной прокуратуры (подписанное помощником Генерального прокурора по уголовным делам).

Число лиц, присутствующих при допросе, должно быть минимальным. Гипнотизер (врач, психолог, психиатр) обязательно должен иметь медицинскую лицензию. Как правило, это специальные консультанты ФБР, привлекаемые по соглашению. Специальный агент-интервьюер – штатный сотрудник ФБР. Обычно это дипломированный психолог (часто имеющий ученую степень), прошедший специальную подготовку по праву, технике интервьюирования, расследованию и судебному гипнозу. В случае, если допрашиваемый является несовершеннолетним (гипноз применяется в отношении лиц от 7 лет и старше), допускается присутствие кого-либо из родителей или родственников. Присутствие следователя, ведущего дело, не допускается. Гипнотизер осуществляет гипнотическую индукцию (вводит допрашиваемого в состояние гипноза), контролирует состояние допрашиваемого в период интервьюирования и по окончании последнего осуществляет вывод из состояния гипноза. Агент-интервьюер проводит допрос. Очень важно, чтобы он ничего не знал об обстоятельствах дела, за исключением того, что содержится в ориентировке, подготовленной следователем, ведущим дело. Письменная ориентировка, зарегистрированная и подписанная соответствующим руководителем, фигурирует впоследствии в суде, будучи приобщенной к материалам дела. Делается это для того, чтобы интервьюер вольно или невольно не «подсказал» допрашиваемому что-либо.

На протяжении всей процедуры допроса ведется (из соседней комнаты, чтобы не отвлекать допрашиваемого) аудио– и видеозапись, которая также приобщается к делу и впоследствии демонстрируется в суде, чтобы показать, какие новые, неизвестные ранее свидетельства были получены в результате гипнотической индукции. Обязательное условие – чтобы быть признанными в суде, свидетельства, полученные под гипнозом, непременно должны подтверждаться другими доказательствами. Видеозапись позволяет экспертам и судьям оценить вербальное и невербальное поведение допрашиваемого, соблюдение процедурных требований. В протоколе фиксируются цель, дата, квалификация специалистов, проводящих допрос, согласие свидетеля (потерпевшего).

В руководстве по применению следственного гипноза, изданном в США, обобщены результаты трехгодичной работы гипнотизеров по 350 делам, которые расследовались полицией Лос-Анджелеса. Обобщение показало, что почти в 80% случаев с помощью гипноза была получена дополнительная ранее неизвестная информация, имеющая важное значение для раскрытия преступлений[57]. Аналогичные обобщения проводились и в Израиле. Данные анализа –эффективности следственного гипноза, полученные при изучении 40 уголовных дел, незначительно отличаются от данных американских исследователей[58].

Опыт зарубежной полиции показывает: гипноз – это безопасный, быстроокупаемый и общественно полезный метод, который способствует быстрому выявлению, разоблачению преступников, установлению полноценной картины содеянного, позволяет экономить время и деньги, необходимые для расследования.

А как же в современных условиях обстоит дело с гипнозом в целях правосудия в нашем отечестве?

Проблема использования гипноза в деле борьбы с преступностью пока находится в эмбриональном состоянии, однако имеются основания надеяться на то, что в недалеком будущем в российской криминалистике сложится новое полнокровное направление – криминалистическая гипнология, способное существенно улучшить тактическое оснащение следственной практики.

В каких же случаях, для достижения каких целей могут быть использованы наработки в этой области? По нашему мнению, тактическая ситуация, связанная с возможностью применения гипноза, возникает прежде всего в случае обоснованного подозрения, что носитель информации сообщил на допросе заведомо ложные либо сознательно утаил от следствия известные ему сведения.

Объектами тактико-гипнотического воздействия при наличии к тому оснований могут быть потерпевшие, свидетели, а также в некоторых случаях подозреваемые и обвиняемые. Основная задача применения гипноза – получение достоверной ориентирующей информации, ранее не сообщенной ее носителем. Эта информация выступает в качестве средства, способствующего решению вопроса о совершении данным или иным лицом преступления, о прикосновенности определенного лица к преступлению, виновной осведомленности о содеянном. Большое значение имеет метод и для выяснения отдельных обстоятельств, исследуемых по делу событий, определения круга и роли их участников.

Не менее значимо и другое. Применение метода гипнотического воздействия в ходе допроса имеет важное значение также с точки зрения продуктивной актуализации воспоминаний, восстановления "стершихся" следов памяти добросовестных носителей собираемой информации, желающих передать ее следователю, но по объективным причинам (в силу возрастных факторов, перенесенных заболеваний, полученных травм и т.д.) не могущих это сделать в обычном своем состоянии. Тем самым создается возможность восполнить пробелы в ранее данных показаниях, устранить имеющиеся в них противоречия, неточности, связанные с добросовестным заблуждением, невольными ошибками восприятия, воссоздания, описания мысленных образов, передачи информации.

Глубоко изучив зарубежную и российскую практику криминалистического гипноза, Л.П. Гримак пришел к выводу, что данный вид гипноза имеет мало общего с психотерапевтической техникой внушения. Он является в основном своеобразным инструментом гипермнезии, связанной со стимулирующим воздействием на сферу вербальной и образной памяти. Для целей следственной практики наряду с ним целесообразно применение еще одного вида гипноза, способного купировать, снять стрессовые и психотравматические последствия криминальных инцидентов[59].

Полученные с помощью указанного метода сведения могут оказаться полезными не только с точки зрения реализации функции выявления и уголовного преследования виновных лиц, но и для снятия подозрений в отношении невиновных лиц, их реабилитации.

Методическая схема использования информации на основе применения гипноза предполагает:

• сопоставление ее с данными, вытекающими из предыдущих показаний допрошенного лица, а также с иной, имеющейся в распоряжении следствия к этому моменту информацией;

• проверку на основе процессуального доказывания сведений, сообщенных носителем информации в состоянии гипноза;

• анализ и оценку собранных при проверке данных;

• формирование вывода об истинности, ложности, степени полноты и т.д. проверяемых сведений и принятие соответствующего процессуального решения.

Профессором Л.П. Гримаком сформулированы условия, которые должны соблюдаться в случае применения гипноза в российском уголовном процессе. Их четыре:

• испытуемый должен быть настроен безусловно положительно к сотрудничеству с органами расследования и к факту его гипнотизирования, в частности;

• во всех случаях необходимо быть уверенным в психологическом благополучии допрашиваемого под гипнозом;

• сеансы следственного гипноза должны проводиться опытными психиатрами или психологами, имеющими специальную подготовку в практическом осуществлении гипнорепродукции;

• специалист, который выполняет гипнологическую операцию, должен занимать и сохранять бесстрастную позицию в отношении получаемой им информации от загипнотизированного.

По мнению указанного ученого и практика, гипноз может быть применен лишь в отношении свидетелей и потерпевших. Единственным исключением из этого правила может быть применение гипноза по просьбе самого подозреваемого (обвиняемого) и по возможности в присутствии своего защитника. Для проведения сеанса гипнорепродукции целесообразно подобрать подходящую комнату с хорошей звукоизоляцией, должны быть исключены телефонные звонки и другие раздражители. Освещение в помещении должно быть мягким, исключающим попадание прямого света на лицо гипнотизируемого, а температурный режим – оптимальным. Чтобы гипнотизируемый мог достаточно полно расслабиться, его лучше всего усадить в удобное кресло с регулируемым положением спинки. Мягкая мелодичная музыка может служить хорошим фоном для гипнотической релаксации. Весь ход данного сеанса должен записываться на магнитофон, но лучше, если он сопровождается видеозаписью. Магнитофоном следует пользоваться открыто. Очень удобно проводить гипноз в паре с другим специалистом, так как это позволяет разделить рабочие акции и консультироваться по ходу сеанса, подсказывая друг другу полезные действия. Присутствие родственников и близких на сеансе допустимо лишь в случае работы с пострадавшими детьми и малолетними свидетелями. В том случае, когда следователь работает совместно со специалистом-гипнологом, он не должен пытаться заводить с загипнотизированным разговор напрямую. Вопросы он может задавать через гипнолога в письменном виде. Подача каких-либо реплик, обсуждение хода сеанса во время его проведения категорически запрещаются. Подготовку и производство сеанса нельзя форсировать. Все следует делать спокойно и неторопливо. В случае необходимости может быть проведен повторный сеанс, а то и несколько[60].

То, что разрешено в связи с использованием криминалистического гипноза за рубежом, не разрешается российским законодательством. Допрос человека, находящегося в состоянии гипноза, запрещается. И, как уже говорилось, доказательственного значения такое действие не имеет. Поэтому возможности специалистов в области криминалистической гипнологии и оказанные ими следствию услуги могут представлять интерес лишь с точки зрения одного из мероприятий, проводимых в порядке подготовки к допросу и производству других следственных действий. Переданная испытуемым в ходе сеанса гипноза информация юридического значения не имеет и выступает в качестве данных ориентирующего характера.

Нетрудно представить, какая большая работа должна быть проделана для того, чтобы рассматриваемый метод приобрел свой официальный статус, стал легитимным и эффективным средством тактического арсенала следователей. В круг первоочередных задач, связанных с разрешением этой проблемы, очевидно, в первую очередь следует включить обеспечение (на законодательном уровне) соответствующей правовой базы, а также создание прочных научных основ (условий, принципов, критериев и т.д.) и научно обоснованных методик применения гипноза в уголовном процессе.

Специфика этого метода такова, что без использования специальных познаний он не может быть реализован. Отсюда задача подбора специалистов соответствующего профиля, обучения их минимуму криминалистических и правовых знаний, позволяющих им надлежащим образом действовать в уголовно-процессуальных условиях. Специальная подготовка, видимо, потребуется и следователям для эффективного взаимодействия со специалистом и управления нетипичной ситуацией опроса с помощью гипноза.

В этом деле несомненную пользу может принести изучение практического опыта, накопленного зарубежными юристами в области криминалистической гипнологии. Не стоит уклоняться и от изучения собственного опыта. Пусть сравнительно небольшой, он все же имеется.

Все начинается с анализа обстоятельств расследуемого дела. Отвлечемся пока от гипноза и попробуем ответить на некоторые предварительные вопросы. Какую ценность для расследования может представлять информация, полученная от свидетеля, воспринимавшего события в специфических условиях места, времени, окружающей обстановки и т.п.? Логично ли ожидать, что свидетель или жертва[61] могли в таких условиях четко воспринимать что-то криминалистически значимое? Если ответы на эти вопросы будут отрицательными, к гипнозу обращаться не следует. (Так, по делу о поджоге с многомиллионным ущербом от гипноза отказались потому, что было маловероятно, чтобы единственный свидетель смог разглядеть в темноте на расстоянии 100 ярдов убегавшего человека.)

Информация, полученная под гипнозом, должна быть подтверждена другими, независимыми доказательствами (дактилоскопическими, баллистическими, генетическими и т.п.), и только в этом случае она будет признана судом. Поэтому решать вопрос об использовании гипноза нужно после того, как использованы все традиционные методы исследования. Если начинать с традиционных методов, может оказаться, что гипноз и не понадобится: преступление будет раскрыто и без гипноза. Неслучайно на практике, когда разрешение на использование гипноза запрашивается на начальной стадии расследования, выдача такого разрешения откладывается до тех пор, пока не будут выполнены все рутинные следственные действия. Однако в редких случаях гипноз может быть использован и в самом начале расследования (например, в случае киднеппинга, когда речь идет о спасении чьей-то жизни). В таких случаях допустимо "пожертвовать процедурными тонкостями".

Имеются и противопоказания к использованию гипноза. Память может быть "искажена" под воздействием многих факторов. Некоторые из них имеют естественное происхождение, другие – могут быть невольными артефактами следственной деятельности или чьих-то добрых намерений. Поэтому в ходе анализа дела (предваряющего решение об использовании гипноза) нужно подумать о том, какие вопросы будут задаваться потенциальному опрашиваемому, с кем он (опрашиваемый) говорил о деле и как эти разговоры могли повлиять на понимание случившегося. Принимая во внимание особенности свидетельствования под гипнозом, нужно стремиться к соблюдению следующих условий: постараться изолировать свидетеля, не знакомить его с обстоятельствами дела, не "давить" на него, побуждая помогать расследованию. Полезно также поинтересоваться, что именно и из каких источников известно свидетелю о деле. Газеты, радио, телевидение, разговоры с друзьями и близкими – все это мощные источники влияния на свидетеля. Вот один из примеров потенциального "заражения" свидетеля: в полиции ему показывают фотографию подозреваемого с таким, примерно, комментарием: "Есть основания считать, что этот тип связан с преступлением".

Еще одна сложность, связанная с использованием гипноза при расследовании, состоит в том, что известны случаи, когда свидетель, активно стремящийся "помогать", сам является подозреваемым. Он, например, заявляет, что мог бы сообщить нечто очень важное, "если бы только мог припомнить детали". Как свидетельствует практика федеральных агентств, мотивацию таких "помощников" нетрудно выявить с помощью полиграфа. Известен случай, когда чересчур активный свидетель, вызвавшийся помогать следствию, оказался убийцей.

Независимо от степени важности расследуемого дела к гипнозу целесообразно прибегать только при отсутствии противопоказаний. Стремление раскрыть преступление не должно перевешивать логику и здравый смысл. Неосторожное обращение с таким "оружием", как гипноз, привлечет повышенное внимание к некорректному использованию метода и может способствовать развалу дела в суде. В идеале, решение об использовании гипноза должно приниматься руководителем агентства с учетом обстоятельств дела, правовых соображений и консультаций со специалистом по гипнозу (но не с тем, который будет потом проводить опрос по данному делу).

Специалисты по гипнозу, непосредственно помогающие следователю, не должны участвовать в обсуждении вопросов, от решения которых зависит востребованность их услуг. Например, к ним не следует обращаться за советом, стоит ли по данному делу использовать гипноз. Кроме того, знание дела может впоследствии неблагоприятно повлиять на результаты гипнотического опроса посредством непреднамеренного внушения и склонения интервьюируемого к предвзятым выводам.

У лиц, которым предстоит опрос под гипнозом, могут возникнуть некоторые вопросы: о сути процедуры, технике ее проведения, об использовании информации, полученной в ходе гипнотического интервью. Ответ на эти вопросы важен для правильного проведения интервью.

Весьма желательно, чтобы опрашиваемый ни с кем не обсуждал предмет расследования, не получал информацию о ходе расследования (например, из СМИ). Эти необходимые меры предосторожности надлежит соблюдать при расследовании любого дела.

Наряду с мерами предосторожности против непреднамеренного "заражения", необходимо также сформировать у опрашиваемого соответствующие ожидания. Так, очень важно, чтобы он знал, что процедура будет проводиться лицензированным специалистом, что весь сеанс будет записан на видео (как вербальное, так и невербальное поведение всех участников). Опрашиваемому будет также полезно знать, что процедура займет несколько часов, но время пролетит быстро. Короче говоря, следователю нужно быть готовым ответить на любые вопросы, которые могут возникнуть у интервьюируемого по поводу процедуры вообще и самого гипноза, в частности.

Опасен ли гипноз? Какие риски связаны с гипнозом?

Сам по себе гипноз не связан ни с какими рисками, не опасен. Если для кого-то "возврат к случившемуся" будет связан с чересчур тяжелыми переживаниями, специалист может решить вопрос о целесообразности (нецелесообразности) опроса под гипнозом.

Что чувствует человек под гипнозом!

Для ответа на этот вопрос можно воспользоваться самыми разными описаниями типа: почти также, как и без гипноза, чувствует себя очень сонным, чувствует себя очень легко, очень комфортно, даже спокойно. Что меняется, так это способность сконцентрировать внимание на деталях, на интересующей проблеме, "отключившись" от всего постороннего. Однако даже в самом глубоком трансе опрашиваемый контролирует свои действия (например, он может решить не отвечать на вопрос, попросить перерыв и даже самостоятельно выйти из состояния транса).

Если связанные с преступлением переживания невыносимы и интервьюируемый противится повторению этого кошмара, то как должен поступить интервьюер?

Это одна из причин, почему для проведения опроса под гипнозом привлекается "специалист по психическому здоровью" – психиатр или психолог. По роду деятельности они умеют обращаться с эмоционально-возбудимыми, беспокойными, психически травмированными людьми. Гипноз является одним из методов терапии в таких случаях. Использование гипноза в расследовании основывается как раз на транквилизирующем (успокаивающем) воздействии этой процедуры. Она оказывает терапевтическое воздействие даже в тех случаях, когда не направлена на психотерапию.

Вспомнит ли что-нибудь интервьюируемый и будут ли его воспоминания правильными?

Ожидания должны быть самыми скромными. Проведем аналогию с экспериментом: он может быть полезным, а может и не быть. Так и интервью под гипнозом. Не исключено, что опрашиваемый воспроизведет уже известную информацию или скажет что-то совершенно новое и возможно противоречащее прежним показаниям. Интервью под гипнозом не нацелено на проверку истинности показаний: любое воспоминание, как полученное под гипнозом, так и без него, может быть неточным.

Как будет использована полученная информация?

Все припоминания, представляющие интерес для следствия, передаются заинтересованной стороне. Они используются и перепроверяются в последующем расследовании. Для того, чтобы полученные под гипнозом данные приобрели доказательственное значение, они должны быть подтверждены.

Помещение для проведения интервью (опроса) должно обладать хорошей звукоизоляцией и быть достаточно просторным, позволяющим вести видеозапись всех участников процедуры. Оборудование должно быть пригодным для проведения по крайней мере 2-часовой непрерывной записи. В идеале, на каждом записанном изображении должна быть отметка времени, позволяющая проверить полноту записи и локализовать сегменты интервью.

Качество звукозаписи не менее важно, чем качество видеозаписи. Необходимо, чтобы микрофон был отделен от камеры.

Встроенные микрофоны не обеспечивают четкой записи. Наилучшее решение – чтобы каждый участник интервью имел свой микрофон. Если нет возможности обеспечить всех микрофонами, то достаточно, чтобы микрофон был у интервьюируемого и чтобы ничего не было пропущено из того, что он говорит.

Итак, помещение, в котором будет проводиться интервью, должно быть оборудовано таким образом, чтобы в нем спокойно и комфортно себя чувствовали и специалист по гипнозу, и следователи, и сам интервьюируемый; это помещение должно быть снабжено видеокамерой и микрофонами.

Федеральная модель следственного гипноза предусматривает работу в команде, состоящей из специалистов разного профиля. Поэтому в ней четко регламентированы все этапы процедуры и функции каждого члена команды. В команду входят: лицензированный специалист по гипнозу (как правило, психиатр), прошедший специальную подготовку следователь – специальный агент-координатор по гипнозу, полицейский художник, технический персонал, обеспечивающий аудио– и видеозапись.

Если непосредственно расследующий дело следователь присутствует при проведении интервью, то любые его замечания или пожелания должны быть записаны и в письменном виде переданы координатору. Координатор, получив записку, решает, задавать ли поставленный следователем вопрос, как его сформулировать, в какой момент задать. Агент-координатор сохраняет записку, делает у себя пометку о времени ее получения и о своих действиях в ответ на эту записку. Все записи сохраняются, ведется видеозапись всего происходящего.

Этап 1. Подготовка к интервью

Специальный агент (координатор по гипнозу):

• объявляет место проведения интервью, день, час, всех участников поименно (начиная с себя);

• просит у интервьюируемого согласие на запись (аудио– или видео);

• ставит цель (вопросы, которые будут обсуждаться в ходе интервью, тему интервью, зафиксированную в формуляре согласия);

• "переводит стрелку" (переключает внимание интервьюируемого) на профессионала по психическому здоровью, то есть гипнотизера (обычно это психолог, психиатр, врач, имеющий лицензию на проведение клинического гипноза).

Гипнотизер:

• объясняет, что такое гипноз. Можно, например, спросить, что интервьюируемый знает о гипнозе, приходилось ли ему когда-нибудь подвергаться гипнозу. Разъясняет суть гипноза, особенности состояния транса, развеивает расхожие предубеждения против гипноза (говорит о безвредности для здоровья);

• объясняет, какие процедуры будут использованы: транс-индукция (введение в состояние транса), углубление транса, регрессия к событию (интересующему следствие), приемы получения информации (например, телевизионные эффекты, идеомоторная сигнализация, автоматическое письмо, постгипнотическое внушение и т.д.);

• объясняет потенциальные риски (например, повторение неприятных переживаний, возникших в момент совершения преступления). Гипнотизер предупреждает интервьюируемого, что если в какой-то момент тот почувствует себя плохо, пусть попросит о помощи;

• напоминает, что специальный агент (координатор) также будет задавать вопросы и следить за ходом процедуры;

• "переводит стрелки" на специального агента (координатора).

Этап 2. Опрос без гипноза

Специальный агент (координатор по гипнозу):

• предлагает интервьюируемому прочесть и, если он согласен на проведение опроса под гипнозом, подписать «форму согласия». Эту же форму подписывает гипнотизер, подтверждая, что интервьюируемый проинформирован о предстоящей процедуре и связанных с ней возможных рисках;

• инструктирует интервьюируемого, говоря, что сейчас, пока без гипноза, ему нужно в хронологической последовательности описать все, что случилось, и что потом, уже под гипнозом, он снова будет описывать случившееся. Поэтому ему придется повторять вновь и вновь последовательность событий, чего не надо бояться. Затем координатор просит интервьюируемого описать событие так, как оно сейчас ему представляется, не обращая внимания на то, что он говорил об этом раньше. Описывать событие нужно с его начала. (Вопросов нужно задавать как можно меньше. Они должны иметь открытую форму (например, "Как Вы сейчас могли бы описать то, что произошло?", "Что Вы могли бы об этом рассказать?", "Как это случилось?"). Координатор умело использует молчание, не подгоняет, не подталкивает рассказчика, использует минимум необходимых реплик, чтобы рассказчик продолжал (например, "да-да", "я Вас слушаю", "я Вас понимаю", "продолжайте"). Затем координатор просит интервьюируемого вновь вернуться к описываемому событию и задает вопросы в контексте тех описаний, которые были даны интервьюируемым. Уточняющие и детализирующие вопросы задаются до тех пор, пока нет полной уверенности в том, что "вычерпана" вся информация);

• координатор "переводит стрелки" на профессионала по психическому здоровью – гипнотизера.

Гипнотизер:

• готовит интервьюируемого, устанавливая с ним психологический контакт. В качестве одного из вариантов такой подготовки можно, например, продемонстрировать феномен транса, чтобы интервьюируемый привык к процедуре и чувствовал себя комфортно;

• индуцирование транса (введение интервьюируемого в состояние транса);

• введение регрессии возраста и времени для возобновления переживания события. (Управление трансом – обязанность гипнотизера. Во время гипноза он следит за состоянием интервьюируемого, может прервать сеанс, если заметит признаки дискомфорта, чрезмерного волнения. Гипнотизер также отвечает на вопросы интервьюируемого, если таковые возникают.);

• "переводит стрелки" (переключает внимание интервьюируемого) на координатора, который будет проводить опрос.

Этап 3. Опрос под гипнозом

Координатор:

• проводит опрос, используя тот же самый хронологический формат, как и при опросе без гипноза. По ходу опроса "вклинивает" поступившие от следователя, ведущего дело, вопросы. Формулируются вопросы в открытой форме и включаются в контекст повествования. Координатор работает "в связке" с гипнотизером. По мере того, как истощается простое припоминание, гипнотизер применяет новые приемы, например, такие, как идеомоторная сигнализация, автоматическое письмо и постгипнотическое внушение для работы с полицейским художником, а позже – и для спонтанного припоминания. Гипнотизер также прерывает (заканчивает) транс для того, чтобы сменить видеокассеты, сделать перерыв на еду, отдых, другие моменты. Перед перерывом (период, когда интервьюируемый находится вне фиксации видеокамерой) координатор предупреждает, чтобы никто не говорил о расследуемом деле и отмечает время начала перерыва. По окончании перерыва координатор отмечает время начала записи и спрашивает интервьюируемого, не говорил ли он с кем-нибудь о деле (такого не должно быть, но если уж это случилось, координатору должны быть известны все детали разговора);

• если интервьюируемый начинает обвинять в преступлении самого себя, координатор просит гипнотизера прекратить гипноз и интервью. Координатор должен уведомить интервьюируемого о его правах и получить правовую консультацию у руководства стороны обвинения прежде, чем продолжить проведение опроса под гипнозом.

Гипнотизер:

• заканчивает транс;

• спрашивает интервьюируемого о самочувствии (прежде, чем расстаться с интервьюируемым, гипнотизер должен убедиться, что у того все в порядке).

Как явствует из вышесказанного, опрос под гипнозом имеет целью как можно лучше понять случившееся и "выжать" из памяти максимум возможного. Мультидисциплинарный подход способствует осуществлению этой цели, позволяя специалистам разных профилей – детективу и гипнотизеру – использовать свои профессиональные навыки.

Особо нужно отметить роль полицейского художника. Зарисовки, которые он делает на основании показаний опрашиваемых под гипнозом, бывают очень ценными для расследования. Некоторые дела ФБР удалось раскрыть лишь благодаря тому, что присутствующий при опросе под гипнозом художник сделал очень точный композиционный портрет подозреваемого. Художник является полноправным членом мультидисциплинарной команды, проводящей опрос под гипнозом. Состоящие в штате Лс1боратории ФБР художники выезжают на место для работы вместе со свидетелями, координаторами и гипнотизерами для составления композиционных зарисовок подозреваемых. Эти художники знают технику следственного гипноза и все инструкции ФБР, касающиеся этой сферы.

Несколько лет тому назад во дворе одного из приволжских городов ударом ножа в шею была убита молодая женщина.

Незадолго до происшедшего потерпевшую видели в компании с двумя парнями. Как показал свидетель Майкин (фамилии свидетеля и других участников дела изменены), одного из парней он знает в лицо, так как тот живет на соседней улице.

Личности заподозренных вскоре установили. Ими оказались два дружка – Гогин и Фаткулин.

Первый дал показания о том, что спонтанное убийство своей знакомой он совершил на почве возникшего между ними конфликта. Что касается Фаткулина, то, как следовало из показаний Гогина, он к преступлению непричастен. Аналогичные показания дал и Фаткулин, по словам которого, он оказался в роли случайного свидетеля незапланированного убийства, совершенного его приятелем. Гогина арестовали. На протяжении нескольких месяцев следствия он признавал себя виновным и давал показания, ничем не отличающиеся от тех, что были даны им на первом допросе, однако за несколько дней до завершения расследования неожиданно изменил позицию. В своем заявлении, направленном прокурору республики, он сообщил, что преступление совершил не он, а Фаткулин. Себе же Гогин отводил роль свидетеля обвинения. Эти утверждения он дублировал затем во время допросов. Следствие полагало, что изменение позиции обвиняемого произошло из-за его нежелания нести ответственность за содеянное. Судя по всему, для того, чтобы запутать расследование, Гогин установил нелегальную связь с "волей" и дал информацию Фаткулину, как ему следует вести себя на следствии, чтобы загнать его в тупик. На это прежде всего указывало то, что допрошенный вскоре после заявления Гогина прокурору свидетель Фаткулин синхронно изменил свои показания, подтвердив версию Гогина. Он также стал утверждать, что последний невиновен, поскольку является лишь очевидцем убийства, совершенного якобы им.

Результат, на который рассчитывали указанные лица, был ими достигнут. Дело вел неопытный следователь. Оказавшись в непростой ситуации, он растерялся, не зная, что предпринять. Вышестоящая прокуратура истребовала дело для изучения. Было принято решение поручить дальнейшее расследование Н. Савинову.

Предоставим ему слово и проследим, как развивались дальнейшие события.

"Анализ материалов уголовного дела свидетельствовал, что следствие по делу было произведено некачественно. Осмотр места происшествия был сделан поверхностно, по ряду изъятых вещей с места происшествия с помарками и пятнами бурого цвета судебно-биологической экспертизы не проводилось, поиск одежды обвиняемого Гогина организован не был, очные ставки между Гогиным и Фаткулиным в целях установления противоречий в их показаниях не'проводились. Из-за небрежности следователя некоторые вещественные доказательства были утеряны.

Мною была выполнена значительная работа по восполнению пробелов и устранению недостатков, допущенных предшественником. Все, вроде бы, как говорится, вставало на свои места, если бы не одно "но". Как я ни бился, убедительного ответа на вопрос о том, чьей же конкретно рукой – Гогина или Фаткулина – была нанесена смертельная рана потерпевшей, материалы дела не давали. Стало ясно, что без их правдивых показаний по этому поводу дело судебной перспективы не имеет. Однако и тот, и другой прочно стояли на позиции, занятой после кардинального изменения показаний. Методы убеждения, разъяснения, тактические приемы, которые обычно в таких случаях применяются, оказались неэффективными. И тогда я принял решение использовать по делу достижения в области гипнологии, с которыми к тому времени был неплохо знаком.

Дело в том, что в 1991 году, знакомясь с содержанием журнала "Советская милиция", я наткнулся на статью об американском ученом Харри Арсоне – авторе книги "Гипноз в уголовном расследовании". Заинтересовавшись материалом, я внимательно его изучил и узнал любопытные вещи, ранее мне неизвестные.

Как писал автор статьи об Арсоне, этот ученый много лет назад стал заниматься изучением возможности применения гипноза на предварительном следствии и добился на этом поприще крупных результатов. Реализуя свои разработки, он принял участие в расследовании многих тяжких преступлений и существенно помог в выявлении и разоблачении преступников. Эта статья глубоко запала мне в душу. Подумал, а почему бы в отечественной следственной практике не воспользоваться методом гипноза, если он так успешно применяется за рубежом. С этого момента я принялся за активный поиск и изучение специальной литературы с тем, чтобы в деталях разобраться и в самом феномене гипноза, и в его возможностях.

"Перелопатив" труды В.М. Бехтерева, И.П. Павлова, Зигмунда Фрейда, Л.П. Гримака, Е.В. Рожнова, В.Л. Райкова и других известных отечественных и зарубежных ученых, я открыл для себя потрясающую воображение область научных знаний, о которых раньше имел весьма смутное представление. Какие же истины открылись? Как я узнал, гипноз помогает проникнуть в подсознание человека, активизировать работу его памяти. С помощью гипноза моделируются различные эмоциональные состояния, изменение отдельных процессов – внимания, памяти, мышления и т.д.

В настоящее время в ученом мире гипноз рассматривается как особое психическое состояние, отличное по своим проявлениям как от бодрствования, так и от естественного сна.

Многие ученые, посвятившие свои работы этой проблеме, полагают, что в гипнотическом состоянии репродуцируются практически любая деятельность, любые психические состояния, как имевшие место в жизненном опыте субъекта, так и гипотетически возможные, моделируются самые разнообразные клинические состояния. Их можно вызвать как в сфере каждого отдельно взятого органа чувств, так и в любой их комбинации. Гипнотика можно "отправить в кинотеатр", где он будет "смотреть" кинокомедию и живо реагировать, смеяться. Можно создать любые жизненные коллизии с эмоционально адекватными формами реагирования, с проявлением активной жизненной позиции в различных моделируемых ситуациях.

Знания, почерпнутые при изучении специальных литературных источников нуждались в проверке на практике. И тогда созрело желание привлечь к намеченным опытам студентов-юристов. Этой идеей я поделился со специалистами в области гипнологии – врачом-психотерапевтом психиатрической больницы Л.Д. Дьячковым и гипнологом, членом Российского отделения международной ассоциации магнетизеров С.А. Волковым. Данная идея ими была поддержана, и совместными усилиями мы стали претворять ее в жизнь. В качестве испытуемых в психологическом эксперименте согласились участвовать студенты (все лица мужского пола) старших курсов юридического факультета Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева. По причине отсутствия соответствующих криминалистических методик проведение экспериментов по опросу лиц в гипнотическом состоянии нами было задумано осуществить на основе приемов и методов гипноза, используемых врачами-психотерапевтами в нашей отечественной медицине и эстрадными гипнотизерами.

Эксперименты проводились в два этапа. Первоначально в бодрствующем состоянии со студентами проводилась свободная беседа, в которой выяснялось их отношение к своим родственникам, братьям, сестрам, товарищам, друзьям.

На основании этих сведений определялось лицо, значимое для них, которому они могли бы открыть свои тайны.

Затем каждому студенту предлагалось ответить на вопросник типа анкеты. В ней содержались вопросы как позитивного, так и негативного характера.

В их круг включили вопросы провоцирующего характера, на которые в обычном своем состоянии далеко не каждый может ответить откровенно (мочился ли в детстве или юношеском возрасте, занимался ли мастурбацией, совершал ли кражи, привлекался ли к уголовной ответственности и т.д.). На все вопросы студенты давали не разглашаемые нами письменные ответы.

На втором этапе испытуемым, находившимся в гипнотическом состоянии, каждому в отдельности, внушалась следующая установка: в комнате он находится наедине со своим родственником (либо другим близким ему человеком) и ему следует ответить на вопросы, от которых в дальнейшем зависит положение его дел, состояние его здоровья. Кроме того, студентам вновь предлагалось ответить на вопросы, на которые они давали ответы в письменной форме в бодрствующем состоянии. Потом был проведен сравнительный анализ ответов студентов в состоянии бодрствования и в состоянии гипноза. Оказалось, что они разительно отличаются друг от друга. Ответы в гипнотическом состоянии были более полными и искренними, чем в обычном состоянии.

Так, студент К. в гипнотическом состоянии признал, что в подростковом возрасте был судим за грабеж. Данное обстоятельство от всех, включая товарищей и друзей, скрывал. Причина – являлся студентом юридического факультета и в будущем собирался работать за границей. Характерно, что в анкете, которую он заполнил ранее по нашему предложению, указал, что к уголовной ответственности не привлекался. Как видим, в гипнотическом состоянии он данный факт скрыть не смог.

Студент П. к уголовной ответственности не привлекался. Однако, находясь в гипнотическом состоянии, на вопрос, совершал ли он ранее кражи, ответил, что да, совершил ранее с друзьями кражу мотоцикла. Он также не смог скрыть данное обстоятельство в гипнотическом состоянии, что ему удалось при заполнении анкеты в обычном состоянии.

Эксперименты показали, что в гипнотическом состоянии студенты, отвечая на вопросы, не в полной мере контролировали свое сознание. Это обстоятельство затем подтвердили сами студенты после анализа проведенных с ними экспериментов: контроль за своим поведением в гипнотическом состоянии они утрачивали, и ответы ими давались искренне.

Опишу саму процедуру проведения экспериментов. Студент, приглашенный для опроса в гипнотическом состоянии, усаживался в кресло в удобном для него положении. Следующий шаг – применяя так называемый мягкий метод гипнотизации, гипнолог с использованием монотонной музыки, действующей расслабляюще на организм и вызывающей засыпание, вводил испытуемого в гипнотическое состояние. В состоянии гипноза студенту внушалось, что несмотря на то, что он спит, он может, не просыпаясь, говорить и отвечать на поставленные вопросы. Потом у студента путем внушения вызывались ассоциативные образы, ему внушали образ близкого человека, с которым он мог быть полностью откровенным. При возникновении данного образа студенту предлагали рассказать о нем, что он и делал. По ходу эксперимента ему также предлагалось ответить на вопросы анкеты. После завершения эксперимента испытуемые выводились из гипнотического состояния и совместно с ними проводился анализ результатов только что выполненного действия.

На базе теоретико-прикладной подготовки, лично убедившись в эффективности и безвредности для испытуемых сеансов гипноза, я почувствовал, что созрел для реализации идеи по делу об убийстве.

Обдумывая и реализуя на свой страх и риск этот замысел в тайне от коллег и начальства, я прекрасно понимал, что никакого доказательственного значения результаты мероприятия не имеют. Шел я на необычный психологический эксперимент сугубо из собственных прагматических соображений. Таким путем прежде всего рассчитывал убедиться в том, кто же в действительности – Гогин или Фаткулин – совершил убийство.

Уверенность в состоятельности своей версии, убежденность – важные, если не главные аргументы следователя в его полемике со лжецом. Невозможно убедить его дать правдивые показания, если сомневаешься, если не решил для себя вопрос, что преступление – дело только его рук и никого другого.

Кроме решения данной задачи я также надеялся на то, что если Фаткулин действительно исполнитель убийства, находясь в гипнотическом состоянии, он назовет какие-либо неизвестные до этого нам детали содеянного, которые потом можно будет установить процессуальным путем и тем самым найти объективное им подтверждение.

Но прежде чем приступить к эксперименту с участием Фаткулина, я решил проверить возможности метода на свидетеле Майкине. Дело в том, что косвенные данные указывали на то, что он рассказал не все, что ему было известно о событии, по поводу которого он был неоднократно допрошен.

В назначенное время Майкин прибыл в прокуратуру. Я объяснил ему суть вопроса, по поводу которого его пригласили (наличие сомнений в достоверности отдельных моментов в его показаниях) и поинтересовался, не желает ли он побеседовать с гипнологом. Майкин живо заинтересовался экспериментом (над ним довлели обычное человеческое любопытство и необычность не испытываемой прежде интригующей ситуации) и дал согласие на участие в нем. Методом мягкой гипнотизации, апробированным со студентами, Майкин был введен в гипнотическое состояние, при котором он мог "разговаривать" на фоне созданного образа жены, отвечать на "ее" вопросы. (Как было установлено заранее в предварительной беседе, ей Майкин доверял как никому другому.) В гипнотическом состоянии при мнимом общении с женой он сообщил, что убийство совершил Гогин, ударив потерпевшую каким-то предметом. Он (Майкин) все это видел своими глазами, как и то, что потерпевшая упала и больше не поднималась. Фаткулин в это время находился неподалеку. После рассказа Майкина гипнолог вывел его из состояния гипноза. Испытуемому была дана установка, что все происходившее было только сном и сон был здоровым.

Вслед за этим принять участие в психологическом опыте было предложено и Фаткулину. Методом мягкой гипнотизации Фаткулина ввели в гипнотическое состояние, при котором он мог разговаривать и отвечать на вопросы якобы своего друга, в действительности ориентируясь на вызванный у него образ этого человека. Когда образ друга у Фаткулина был создан и он стал "общаться" с ним, ему предложили ответить на вопрос: "Кто убил женщину?" Испытуемый ответил, что убийство совершил Гогин. На повторно заданный вопрос, он кивком головы подтвердил сказанное до этого. Затем на вопрос, где находится нож, он ответил, что нож Гогин выбросил по дороге на Тамбов. Как и полагается, после эксперимента гипнолог дал установку Фаткулину на то, что у него был обычный сон со сновидениями, сон его был здоровым. Спустя несколько дней я допросил Фаткулина. На этот раз он вел себя не так, как на прежних допросах, проведенных мною до психологического опыта. Он заявил, что больше не намерен врать и заниматься самооговором ради спасения дружка. Свои показания, данные им на начальном этапе расследования, подтвердил. Они, по его словам, соответствуют действительности: убийство было совершено не им, а Гогиным.

На очной ставке обвиняемый Гогин вначале придерживался придуманной им легенды о совершении убийства Фаткулиным. Однако, услышав показания последнего, изменил свою позицию и признал, что преступление совершил он, а не Фаткулин. Последний привел ряд обстоятельств, о которых ранее не сообщил, подтверждающих его непричастность к убийству.

При проверке его показания подтвердились. Фаткулина реабилитировали. А его дружок предстал перед судом. Гогина признали виновным в убийстве и приговорили к 10 годам лишения свободы (максимальное наказание по статье 103 УК РФ).

Так завершилось это дело"[62].

Вот этим рассказом следователя мы и закончим данный раздел. Без комментариев.

Практика показывает, что в одном психическом состоянии обвиняемый признает себя виновным после предъявления ему доказательств, а в другом состоянии оказывается совершенно невосприимчивым к предъявлению ему точно таких же доказательств. Почему так происходит?

Учеными установлено, что у человека имеется более ста биологических ритмов, отражающих различные биологические процессы. Это суточные ритмы сна и бодрствования, изменения температуры тела, работы сердечно-сосудистой системы и т.п. Существуют биоритмы, цикличность которых составляет месяцы и даже годы. Многие из них связаны с воздействием ритмически изменяющегося излучения Солнца, фазами Луны, колебаниями электромагнитного поля Земли. Так, исследователи в различных странах пришли к выводам, что при увеличении геомагнитной активности увеличивается число больных в психиатрических лечебницах, растет частота случаев самоубийств и некоторых видов преступлений. Отмечена зависимость между количеством умышленных убийств и фазами Луны.

Все эти факты свидетельствуют, что различные физиологические процессы и воздействия энергий, обладающих чрезвычайно слабой силой, способны тем не менее изменить ритм и содержание человеческой деятельности в довольно значительной степени. Существенно и другое.

Исследования специалистов в области хронобиологии[63] показывают, что в определенные временные периоды увеличивается психическая уязвимость человека, снижаются его адаптационные и иммунные возможности, происходят изменения психофизиологических функций интересующих следствие лиц. Умение использовать эти сведения может оказаться полезным с точки зрения повышения продуктивности организации расследования и решения тактических задач в работе с носителями личностной информации. В первую очередь это относится к вопросу определения тактически наиболее благоприятного момента производства допроса потерпевшего, важного свидетеля, склонного ко лжи подозреваемого и обвиняемого, а также момента проведения очной ставки, ознакомления обвиняемого с заключением судебной экспертизы и другими материалами дела, предъявления ему вещественных доказательств. И в этом следователю могут помочь ученые. Они в состоянии выявить наиболее благоприятный период для контакта с правонарушителем, препятствующим установлению истины.

С 1984 г. в Иркутской областной прокуратуре осуществляется успешное применение достижений хронобиологии при допросах обвиняемых, создающих конфликтные ситуации. Как правило, к такой консультативной помощи приходится прибегать лишь тогда, когда традиционные приемы допроса не помогают. Квалифицированный специалист определяет временной интервал – месяц, какой-либо его период, наиболее благоприятный с точки зрения эффективности тактического воздействия на обвиняемого. В эти дни интенсивно проводятся следственные действия (в основном, допросы).

Универсальность данного метода заключается в том, что ни профессия, ни образование, ни прошлый преступный опыт не являются препятствием для получения объективной информации на допросе, проведенном в определенный день. Этому всегда предшествует тщательная подготовка, глубокое изучение особенностей личности допрашиваемого. Полученная на таком допросе информация после соответствующей проверки нередко становится основой обвинительного заключения, и следствие уже не зависит от позиции обвиняемого – признает он вину в дальнейшем или нет.

При проведении допросов лиц, совершивших тяжкие преступления против личности, в 28 случаях из 36 (78%) были получены подробные показания о содеянном, хотя ранее допрашиваемые либо лгали, либо вообще отказывались от контакта со следователем. В 8 случаях (22%) обвиняемые позицию не изменили, но допустили ряд проговорок, свидетельствующих об их непосредственной причастности к преступлению. Эти проговорки, запечатленные на аудиограммах и видеозаписях, использовались следователем в дальнейшем для изобличения виновных.

По тактическим соображениям во всех случаях допрашиваемые не информировались, что момент интенсификации работы с ними приходился на рассчитанные специалистом дни. Присутствие адвоката на допросе не мешало получению подробных правдивых показаний от обвиняемого[64].

О том, как был задержан иркутский насильник и убийца Василий Кулик, в прошлом врач, мы уже рассказывали. Но за рамками этого сюжета остались драматичные страницы многомесячной битвы следователей за информацию, за истину, за справедливое наказание маньяка.

События развертывались следующим образом.

Спустя некоторое время после задержания и дачи показаний о совершенных им злодеяниях Кулик отказался от всего того, во что он посвятил следователей в своей "Явке с повинной" и на последующих допросах.

Обвиняемый сделал заявление о своей непричастности к тем преступлениям, которые ему инкриминировались, и сообщил, что оговорил себя. Несмотря на изменение им своей позиции, дело по его обвинению направили в суд. В судебном заседании Кулик подтвердил свое заявление о самооговоре. По его версии, на самооговор он пошел под воздействием группы шантажистов во главе с мужчиной по кличке Чибис, который, угрожая убийством его родных и близких, принудил дать такие показания, чтобы скрыть собственные преступления.

Эти и другие обстоятельства послужили основанием для возвращения судом дела на дополнительное расследование. Суд при этом принял во внимание, что следователи допустили ряд существенных ошибок при расследовании, утратили ряд важных вещественных доказательств, вели расследование поверхностно, фактические обстоятельства глубоко не проверяли.

Дополнительное расследование поручили вновь сформированной следственно-оперативной группе во главе с Китаевым.

Изучив дело и допросив Кулика, Китаев понял, что перед ним стоит очень трудная задача. Его обвиняемый – хитрый противник с большим интеллектуальным запасом, отлично знающий и умело использующий все промахи и ошибки предыдущих следователей. Он точно рассчитал все "за" и "против" и намеревался до конца бороться за свою жизнь. Никакой надежды вернуть его на путь истинный путем душеспасительных бесед не было. Предстояла многотрудная работа по его изобличению на основе скрупулезного исследования обстоятельств дела, восполнения пробелов и устранения ошибок первоначального следствия.

С чего же начать?

Китаев поставил перед собой и своими коллегами в качестве первоочередной задачи тщательную проверку первоначальных показаний обвиняемого об изнасиловании двух девочек, которые остались неподтвержденными, так как прежние следователи не смогли установить потерпевших.

С этой целью работники уголовного розыска тщательно изучили материалы уголовного и оперативно-поискового дел, касающиеся примет детей-потерпевших, названных Куликом на первоначальном этапе следствия, разработали обстоятельный план поиска этих детей. Грамотная оперативная работа офицера Пряхина, его ежедневный настойчивый поиск принесли плоды. Он установил Оксану С. и Светлану Т., которых Кулик осенью 1983 г. обманным путем заманил в подвал одного из зданий Иркутска и изнасиловал.

Так как с момента совершения этих преступлений прошло около четырех лет, возникало опасение, что потерпевшие через столь длительный период не смогут опознать Кулика по внешним приметам. Поэтому важно было выяснить у них, не запомнился ли им какой-нибудь характерный признак, ярко индивидуализирующий обвиняемого. И такой признак имелся. Он выражался в дефектном произношении Куликом звука "р".

Зная об этом, Китаев во время допросов у каждой потерпевшей спросил, не обратила ли она внимания на какую-либо особенность речи преступника. Допрашиваемые дали на это положительный ответ. По их словам, разговаривая с ними, преступник картавил.

С учетом этого обстоятельства опознание производилось и по признакам внешности, и по голосу (опознаваемые читали вслух предложенный им текст). Обе потерпевшие уверенно опознали Кулика.

Для предотвращения возможных попыток Кулика в будущем каким-либо образом обесценить результаты опознания Китаев закрепил их путем назначения судебно-логопедической экспертизы. Она была поручена специалистам из Иркутского педагогического института и производилась с участием обвиняемого. В распоряжение экспертов предоставили материалы дела и видеокассеты с записью допросов Кулика.

Эксперты установили, что речь обвиняемого содержит ряд специфических особенностей. Будучи стабильными, устойчивыми, они делают ее хорошо запоминающейся, позволяющей отличить от речи других людей. Эксперты отметили, что Кулик обладает незаурядными способностями выбирать речевые приемы для воздействия на окружающих. Выводы специалиста объективно подтверждали следственные данные о том, что Кулик легко входит в контакт при знакомстве, умело, вводя в заблуждение малолетних детей и престарелых женщин в целях совершения преступлений.

Шли дни. Появлялись все новые и новые доказательства. Но Кулик по-прежнему стоял на своем. Он утверждал, что с учетом его исключительных интеллектуальных способностей всю информацию о преступлениях, которые ему навязывала "группа шантажистов во главе с Чибисом", он умудрился почерпнуть от последних за час времени. Чтобы опровергнуть эту версию, Китаев назначил судебно-психологическую экспертизу, поставив на ее разрешение вопрос: "Учитывая индивидуальные особенности памяти обвиняемого Кулика, мог ли он при названных обстоятельствах контактирования с "шантажистами" запомнить, а затем и воспроизвести на допросе тот объем информации, который он сообщал на следствии?"

После серии специальных экспериментов с участием обвиняемого эксперт констатировал: "Исключительная особенность Кулика воспринимать, удерживать и воспроизводить без искажений полученную через слуховой канал информацию не подтвердилась. Испытуемый обладает способностями запоминать и сохранять большой объем сведений только при условии, если запоминание опирается на зрительные образы, а он сам является активным участником действий".

Легенда Кулика о том, что он стал невинной жертвой заговора "шантажистов", стала разрушаться. Однако в свою очередь обвиняемый выдвигал все новые доводы в пользу своей мнимой непричастности к преступлениям.

Он заявил, что совершать преступные действия с детьми в темных помещениях не смог бы, даже если бы этого захотел, из-за сильной близорукости. Как показал Кулик, он носит очки и плохо видит в темноте. Проверяя это заявление, Китаев обратился за помощью к ведущим специалистам клиники глазных болезней Иркутского государственного медицинского института. Они произвели офтальмологическую экспертизу. Вот что написали эксперты в своем заключении: "По состоянию функций органов зрения Кулик может свободно ориентироваться в условиях различной степени освещенности, независимо от того, в очках он или нет".

Большую работу группа Китаева проделала, устраняя ошибки и грехи не только следователей, но и экспертов.

На начальной стадии расследования по эпизоду об убийстве и изнасиловании малолетней в г. Кировограде было произведено несколько судебно-медицинских экспертиз. Объектом их исследования являлся один и тот же предмет одежды. Однако заключения явно противоречили друг другу. Экспертом судебно-биологического отделения Кировоградского ОБСМЭ был выявлен на одежде потерпевшей антиген В, выделение которого организмом Кулика исключается. К иному выводу по тому же поводу пришли специалисты из бюро судебно-медицинской экспертизы Министерства здравоохранения Украины. Ими антиген В не был выявлен. Аналогичный результат был получен экспертами Главного бюро судебно-медицинской экспертизы Министерства здравоохранения России. Однако от оценки достоверности выводов первичной и дополнительной экспертиз эксперты этой инстанции уклонились.

Будучи медиком по образованию, Кулик умело играл на противоречиях экспертных исследований, отрицая свою причастность к совершению данного преступления. Казалось, что все возможности для поиска истины по данному эпизоду исчерпаны, но Китаев и его команда нашли выход из трудного положения. Они изъяли все рабочие журналы экспертов, в которых производились подробные записи в процессе исследования одежды потерпевшей Л. Вместе с вещественными доказательствами, гистологическими пробами эти документы направили на комиссионную экспертизу во ВНИИ МВД и НИИ судебной экспертизы Минздрава страны. Авторитетные специалисты из Москвы обнаружили на платье девочки антиген А. Обвиняемый Кулик имел группу крови А. Это позволило экспертам констатировать реальную возможность происхождения спермы на исследуемой вещи от обвиняемого. Указав на ошибочность выводов своих украинских коллег, эксперты из Москвы отметили в своем заключении, что их предшественники не учли общего фона загрязненной одежды потерпевшей, что и сказалось на результатах их исследования.

Удалось ликвидировать брак и другой экспертизы. Началось все с изучения трасологической экспертизы, проведенной в связи с убийством малолетнего Ф. Было обращено внимание на вероятные выводы трасологической экспертизы, проведенной экспертами Иркутской НИЛСЭ в связи с обнаружением на бедре трупа следа подошвы сапога-дутыша. Эксперты не смогли решить вопрос об индивидуальном тождестве и остановились только на том, что этот след мог быть оставлен сапогом обвиняемого Кулика. Изучая исследовательскую часть заключения, член следственной группы Китаева следователь Шапошников обнаружил, что эксперты при производстве данной экспертизы получили сравнительные образцы оттиска подошвы сапога на гладкой горизонтальной поверхности обыкновенного листа писчей бумаги. Между тем след сапога преступника был оставлен на бедре, т.е. на выпуклой эластичной поверхности. С учетом этого была назначена повторная экспертиза. Ее поручили произвести экспертам физико-технологического отдела Иркутского ОБСМЭ.

Проведя серию сравнительных исследований на биоматериале, максимально схожем с кожной поверхностью на бедре ребенка, эксперты на основании общих и частных признаков, образующих неповторимый комплекс, пришли к выводу о том, что след на правом бедре потерпевшего Фомина оставлен сапогом, принадлежащим обвиняемому Кулику.

Развивая успех, Китаев пошел дальше, не упуская из виду никаких мелочей. Его внимание привлекло такое обстоятельство. Свидетели и малолетние потерпевшие, оставшиеся в живых, отмечали, что преступник при ходьбе как бы "выбрасывал" одну ногу в сторону. Для выяснения, не характерна ли эта аномалия походке обвиняемого, Китаев привлек специалистов Иркутского научно-исследовательского института травматологии и ортопедии. Им предложили провести биомеханическую экспертизу. Специалисты поначалу скептически отнеслись к данному предложению, объяснив это тем, что никогда не проводили подобных исследований и методик проведения их не имеется. Однако им пришлось согласиться с убедительной логикой доводов и аргументами Китаева. Так были проведены биомеханические исследования походки Кулика.

Полученные результаты подтвердили показания свидетелей и потерпевших. По выводам биомеханической экспертизы, походке Кулика была свойственна особенность, вызванная скованностью верхнего плечевого сустава, малоподвижностью верхних конечностей. Она проявлялась в ярко выраженном асимметричном выбросе вперед левой ноги после заднего толчка с отклонением голени и стопы наружу как в несколько укороченном, так и учащенном шаге.

Так по крупицам формировалась прочная доказательственная база, убедительно показывающая несостоятельность доводов Кулика о якобы имевшем место с его стороны самооговоре.

Подошло время допроса обвиняемого с предъявлением ему всего комплекса собранных доказательств. К этому допросу следователи готовились особенно тщательно. Достаточно сказать, только для того, чтобы определить наиболее оптимальное с тактической точки зрения время допроса, пришлось воспользоваться услугами известного биоритмолога Шапошниковой В.А. из Санкт-Петербурга.

Специалисту были предоставлены ксерокопии материалов дела, содержащие сведения о личности Кулика с момента его рождения. Используя эти сведения, научные расчеты и биокалькулятор японского ученого Татаи, Шапошникова определила биоритм Кулика на ближайшие три месяца.

Специалист высказал суждение, что наиболее плодотворным речевой контакт с Куликом может состояться в середине ближайшего июня.

С учетом этого Кулик был вызван на допрос в первой половине дня 15 июня 1987 г.

Результаты превзошли все ожидания. Кулик признал полностью свою вину в совершении инкриминируемых ему преступлений. Заявил, что при наличии такого комплекса убедительных доказательств ему нет смысла далее запираться и вводить в заблуждение следственные органы. Более того, он сообщил о совершении еще нескольких преступлений, о которых следователям не было известно (эта информация в ходе проверки подтвердилась).

Правдивые показания, которые дал Кулик 15 июня, он уже не изменял до конца расследования. Подтвердил их и в ходе судебного заседания, полностью признав свою вину.

11 августа 1988 г. суд приговорил Кулика к расстрелу. Приговор приведен в исполнение.

Знаете ли вы, читатель, что такое наркоанализ? Уверены, что точно не знаете, хотя, возможно, что-то об этом слышали или читали тексты, принадлежащие перу некоторых ретивых советских юристов. Нещадно критикуя этот метод, категорически выступая против возможности его применения, они, как водится, вешали на него ярлыки "реакционного", "буржуазного", "изуверского". Обращало, однако, внимание, что, отвергая его, авторы даже не пытались рассмотреть его природу, содержание, а также при соблюдении каких правовых и иных условий этот метод реализуется за рубежом. Видимо, это и для них самих было тайной.

Между тем, то, что на Западе называется наркоанализом, известно также и как "сыворотка правды". Последнее название, впрочем, весьма условно и лишь отдаленно отражает суть метода. По мнению зарубежных специалистов, наркоанализ так же как и гипноз, в полицейской и следственной практике в основном применяется тогда, когда допрашиваемый в силу тех или иных причин (например, вследствие перенесенного шока) не в состоянии в момент обычного допроса вспомнить интересующие следствие событие и его детали, существенные для расследования. История метода такова.

Мысль о возможности практического использования побочного эффекта наркоза возникла не у криминалистов, а у медиков. Применяя слабый наркоз для обезболивания родов, они заметили, что женщины рассказывают о себе и своих близких такое, чего никогда бы не сказали в обычном состоянии. В 1922 году врач из Техаса Роберт Эрнест Хауз, которого называют "отцом сыворотки правды", опубликовал в техасском медицинском журнале статью под названием "Использование скополамина в криминологии". (В 1931 году эта статья была перепечатана в английском Журнале полицейской науки.) Доктор Хауз провел многочисленные эксперименты, подбирая оптимальные дозировки препаратов и периодичность инъекций, и пришел к заключению, что при соблюдении необходимых условий его метод беспроигрышен.

В 1924 году, выступая перед офицерами полиции в Хьюстоне, он рассказал о том, что ему удалось создать метод, позволяющий, вопреки желанию субъекта, извлечь из его памяти информацию, "запрятанную" на подсознательном уровне психики. Это достигается путем инъекции в кровь некоторой дозы скополамина. Этот препарат, как убеждал своих слушателей доктор Хауз, вызывает либо глубокий сон, либо бодрствование при "выключенном сознании". В таком искусственно бессознательном состоянии человек может отвечать на вопросы подобно малому ребенку – честно, непосредственно, не пытаясь уйти от ответа, обмануть или схитрить. Позднее, проведя многочисленные эксперименты, доктор Хауз пришел к убеждению, что нет человека, который мог бы устоять перед действием скополамина, и что созданный им метод столь же надежен, как и дактилоскопическое исследование пальцев рук. После этого метод был взят на вооружение полицией.

Ни создатель "сыворотки правды", ни его многочисленные последователи не представляли, какой решительный отпор он встретит в судах. Первый инцидент произошел в штате Миссури, когда адвокат обвиняемого в изнасиловании попытался использовать в качестве доказательства невиновности своего подзащитного свидетельство врача-эксперта, проводившего допрос обвиняемого под наркозом. Суд счел пояснения эксперта неубедительными и несостоятельными с научной точки зрения. С тех пор как в Старом, так и в Новом Свете суды на долгое время перестали учитывать показания, полученные под наркозом. Мотивировка – показания получены "в измененном состоянии сознания" и, следовательно, могут быть продуктом психологического давления. Кроме того, последующие эксперименты заставили более сдержанно относиться к надежности самого метода наркоанализа. Как оказалось, существуют лица, способные лгать даже под наркозом, а лица, дающие правдивые показания, путаться, находясь в этом состоянии. Жизнь, однако, показала, что отказ от метода наркоанализа преждевремен.

После Второй мировой войны наркоанализ стали применять для лечения военных психозов (наркоанализ называют иногда "быстрым психоанализом") и для лечения амнезии у лиц, перенесших контузию. Психиатры используют наркоанализ для распознавания симуляции при экспертизе вменяемости.

Что касается процесса расследования, то здесь наркоанализ стал применяться для того, чтобы помочь свидетелю или потерпевшему вспомнить обстоятельства, связанные с преступлением. В наши дни наркоанализ редко применяется при допросе подозреваемых и лишь в том случае, когда показания допрашиваемого расходятся с результатами проверки его на полиграфе. Характерно, что показания под наркозом не принимаются как доказательства. Они могут быть источником ценной ориентирующей информации и способствовать формированию у следователя внутренней убежденности в виновности или невиновности допрашиваемого. Располагая такой информацией, следователь также может сосредоточить усилия на конкретном направлении расследования и собрать необходимые доказательства.

Допрос подозреваемого под наркозом проводится в условиях медицинского стационара. После того как принято соответствующее решение, формируется рабочая группа, в которую могут включаться представители защиты, обвинения, судьи, психиатры, психологи, эксперты по иностранному языку, ученые-экспериментаторы, следователи. Подбор состава специалистов диктуется спецификой расследуемого деяния Обязательными условиями во всех случаях является научная объективность, полезность исследования, знание особенностей личности подозреваемого и деталей дела. В состав комиссии всегда входит анестезиолог, который и осуществляет инъекцию фармакологических препаратов в дозировке, необходимой для достижения требуемого для допроса состояния.

В беседе, предваряющей тестовую процедуру, допрашивающий устанавливает психологический контакт с подозреваемым, пытается завоевать его доверие, убеждая в объективности лиц, проводящих обследование, в том, что процедура безопасна для здоровья, а истина будет установлена непременно. Подозреваемому разъясняются его конституционные права, позволяющие ему отказаться от обследования. Он также предупреждается о том, что в случае его согласия результаты наркоанализа могут быть использованы в ходе дальнейшего расследования и судебном разбирательстве.

Сама процедура наркоанализа проводится в обычной операционной комнате. По возможности создается наиболее комфортная атмосфера. Все препараты (а они относятся к барбитуратовой группе) вводятся внутривенно (так быстрее достигается нужный эффект и легче контролировать действие препарата). При этом обычно используется скополамин, натрий-амитал или натрий-пентонал. При их введении возникает сумеречное, просоночное состояние сознания, так называемое "полусознание". В этом случае снимается "цензура сознания" и высвобождаются глубинные, истинные переживания и установки.

По мере того как осуществляется инъекция, с подозреваемым беседуют на темы, не относящиеся к преступлению. К концу первой стадии анестезии, когда допрашиваемый уже с трудом воспринимает вопросы и отвечает на них, разговор переводится в русло предмета допроса.

После того как допрашиваемый почувствует, что подозреваемый настроен на правдивый рассказ, последнего медленно выводят из состояния анестезии до тех пор, пока он не начнет говорить четко и внятно, чтобы все его показания можно было записать на магнитофон.

По окончании наркодопроса с подозреваемым проводится беседа, на которой присутствуют все члены комиссии. Подозреваемому предъявляется запись его показаний, данных под наркозом, нередко он бывает настолько удивлен, что дает подтверждение этих показаний уже в процессуально приемлемой форме.

Профессионально проведенный наркоанализ помогает получить информацию о виновности или невиновности подозреваемого. (В последнем случае подозрения с него снимаются.)

По сходной процедуре осуществляется подготовка и допрос потерпевших и свидетелей под наркозом.

Есть ли шансы на то, что наркоанализ сможет быть адаптирован к российской правовой среде? Исключать подобную перспективу вряд ли правильно. Но для того, чтобы этот метод привился и приносил пользу правосудию, необходимо пройти очень сложный путь. Он включает в себя ряд этапов, связанных с обеспечением необходимых правовых предпосылок, разработкой фундаментальных методических и дидактических проблем, локальной апробацией и уже затем возможной реализацией в особо значимых случаях. И чтобы осуществить это, нужно в первую очередь изменить правосознание слуг закона и населения, повысить общую и правовую культуру, добиться необходимого уровня благосостояния общества, не скупящегося на материальные затраты на «чистые», коммерчески невыгодные проекты. Но, судя по всему, это произойдет нескоро[65].

Андреев С.В., Образцов В.А. Документ как объект криминалистики и следственной практики // Уголовное право. – № 2. – М., 2000. – С. 79-82.

Байкушее С. Серьезно о сверхъестественном. – М., 1991.

Белкин Р.С. Курс криминалистики. Том 3. – М., 1997.

Варламов В.Р. Детектор лжи. – Краснодар, 1998.

Записки криминалистов. – Вып. 1–5. – М., 1993–1995.

Закатов А.А. Ложь и борьба с нею. – Волгоград, 1984.

Законность. – № 11. – 1995; №№ 8, 11. – 1997.

Гримак Л.П. Гипноз и преступность. – М., 1997.

Гримак Л.П., Скрыпников А.И. Психологические методы активизации памяти свидетелей и потерпевших. – М., 1997.

Гримак Л.П. и др. Методы прикладной психологии в раскрытии и расследовании преступлений. – М., 1999.

Ларин A.M. Криминалистика и паракриминалистика. – М., 1996.

Лурия А.Р. Этапы пройденного пути. – М., 1982.

Нагаев В.В. Основы судебно-психологической экспертизы. – М., 2000.

Нетрадиционные методы в раскрытии преступлений //Тезисы научно-практического семинара. – М., 1994.

Новости разведки и контрразведки. – № 1–2 (151). – 2001. – С. 7-10.

Образцов В.А. К вопросу об интеграции и дифференциации знаний в криминалистике //Кримтехника. – М., 2000. – С. 270–273.

Образцов В.А. Многострадальный полиграф: так ли невежественны генералы и мудры ученые? //Труды МГЮА. – № 4. – 1999. – С. 291-313.

Опыт использования полиграфа в профилактике и раскрытии преступлений в ГУВД Краснодарского края. – Краснодар, 1997.

Протасевич А.А. и др. Монологи. Криминалисты о своей работе. – Иркутск–Москва, 1999.

Прукс П. Уголовный процесс: научная «детекция лжи». – Тарту, 1992.

Ситковская О.Д. и др. Новые направления судебно-психологической экспертизы. – М., 2000.

Скрыпников А.И., Зубрилова И. С., Зерин С.Н. Методика и тактика применения полиграфа при раскрытии преступлений. – М., 1997.

Скрыпников А.И., Стрельченко А.Б. Использование экстраординарных способностей человека при раскрытии преступлений. – М., 1995.

Системы безопасности и телекоммуникаций. – № 3. – М., 1996.

Справочник следователя. Практическая криминалистика. – Вып. 3. – М., 1992.

Холодный Ю.И. Применение полиграфа при профилактике, раскрытии и расследовании преступлений // Мир безопасности. – М., 1999.

Российский следователь. – № 1. – 2000.

Adams S. Statement analysis. What do suspect's words really reveal? FBI Law Enforcement Bulletin, 1996, Vol. 65, № 10, 12–20.

Annon J. The psychological autopsy. – American Journal of Forensic Psychology, 1995, Vol. 13 (2), 39-48.

Berman A. Forensic suicidology and the psychological autopsy. Jason Aronson, Inc: Northvale. – N. Y., 1993.

Berman A., Litman R. Psychological autopsy. – New York: Wiley, 1994.

Divry P., Bobon J. La narco-analyse au point de vue medico-legal. Acta Medicinae Legalis et Socialis (Bruxelles). Vol. I, n 2, 1947.

Gelles M. Psychological autopsy: An investigatives aid. In: Police Psychology into the 21 century. Lawrence Erlbaum Associates, Inc: NJ, 1995, 337-355.

Hanscom C. Modern interrogation techniques. – Polygraph, 1972, № I, 9-22.

Hazelwood R., Dietz P., Burgess A. The investigation of autoerotic fatalities. – Journal of Police Science and Administration, 1981. Vol. 9, № 4, 404-411.

Jobes D., Casey J., Berman A., Wright D. Empirical criteria for the determination of suicide manner of death. – Journal of Forensic Science, 1991, 36, 244-256.

McConkey K., Sheehan P. Hypnosis, memory and behavior in criminal investigation. Guilford clinical and experimental hypnosis series. – Guil-ford Press: New York, 1995.

Miron M., Douglas J. Threat analysis. The psycholinguistic approach. – FBI Law Enforcement Bulletin, September, 1979.

Moenssens A. Narcoanalysis in Law enforcement. – The Journal of Criminal Law, Criminology and Police Science, 1961, Vol. 52, № 4, 453-458.

Orne M., Dinges D., Orne E. The forensic use of hypnosis in National Institute of Justice, December, 1984.

Psychological methods for investigation and evidence. – New York: Springer, 1991.

Reiser M. Handbook of investigative hypnosis. – Los Angeles: LEHI, 1980.