Занимаясь анализом характера, мы сначала последовательно и систематически пытались изолировать друг от друга переплетенные между собой характерологические позиции и по порядку раскрыть их как защитные функции в соответствии с присущим им действительным значением. Мы преследовали цель, ослабляя закостенение характера, высвободить аффекты, которые в свое время стали жертвой тяжелых торможений и связывания. Каждое удавшееся расслабление характерологического закостенения имеет сначала своим непосредственным следствием высвобождение аффектов ярости или страха. Мы обращались с аффектами ярости и страха как с психическими оборонительными силами и поэтому пришли к возвращению пациенту его сексуальной гибкости и биологической чувствительности. Тем самым, расслабляя хронические характерологические позиции, мы добились реакций вегетативной нервной системы. Прорывы в вегетативную сферу оказываются тем полнее и успешнее, чем основательнее мы убираем закостенелые характерологические позиции и соответствующие им положения мышц. Благодаря этому часть работы перемещается из психической и характерологической сферы на непосредственное разрушение мышечного панциря. Ведь уже и раньше было ясно, что, где бы ни проявлялись мышечные судороги, они представляют собой не "следствие", не "выражение" или "сопутствующее явление" механизма вытеснения. Телесная судорога представляет собой самый существенный элемент процесса вытеснения.

Все наши пациенты без исключения сообщали, что в детстве они пережили периоды, на протяжении которых с помощью определенных действий в вегетативном поведении (дыхание, брюшной пресс и т. д.) они научились подавлять свои порывы ненависти, страха и любви. Аналитическая психология обращала до сих пор внимание только на то, что подавляют дети и под воздействием каких побуждений они учатся господствовать над своими аффектами. Способ борьбы детей против аффективных побуждений оставался без внимания. А ведь именно психологический процесс вытеснения заслуживает самого пристального внимания с нашей стороны. Вновь и вновь поражает, насколько расслабление мышечной судороги не только высвобождает вегетативную энергию, но, кроме того, воспроизводит в памяти и ситуацию, в которой осуществилось подавление влечения. Мы можем сказать: каждая мышечная судорога содержит историю и смысл своего возникновения. Это не следует понимать так, будто нам надо, основываясь на сновидениях пациентов или мыслях, внезапно приходящих им в голову, делать выводы о том, как возник мышечный панцирь. Речь идет скорее о форме, в которой детское переживание сохраняется как ущерб, нанесенный психике. Невроз ведь является не только выражением нарушения психического равновесия, но в гораздо более обоснованном и глубоком смысле еще и выражением хронического нарушения вегетативного равновесия и естественной подвижности.

Выражение "психическая структура" приобрело особое значение на протяжении последних лет нашего исследования. Под психической структурой мы подразумеваем своеобразие стихийных реакций, сил, действующих в одном и том же или противоположных направлениях и типичных для человека. Психическая структура тем самым является одновременно и определенной биофизической структурой, она представляет собой определенное состояние игры вегетативных сил в духовном мире личности. Несомненно, большинство из того, что привычно называется "задатком" или "инстинктивной конституцией", окажется приобретенным вегетативным поведением. Изменение структуры характера, которое мы осуществляем, есть не что иное, как изменение взаимодействия сил в вегетативном жизненном аппарате.

Мышечные позиции приобретают и другое значение для терапии с помощью анализа характера. Они предоставляют возможность, если потребуется, избежать сложного окольного движения в обход психического образования и прорваться прямо от телесного положения в область инстинктивных аффектов. При этом вытесненный аффект проявляется до соответствующего воспоминания. Таким образом, связывание аффекта оказывается хорошо обеспеченным, при условии удавшихся понимания и развязки хронической мышечной позиции. При попытке справиться с неосознанными аффектами, подходя к ним только с психической стороны, их формирование в психической сфере является делом случая. Работа по анализу характера, направленная на слои закостеневшего характера, оказывается тем эффективнее, чем в большей мере в ходе ее будет использоваться расслабление соответствующих мышечных позиций. Во многих случаях психическое торможение отступает только перед прямым мышечным расслаблением.

Мышечная позиция идентична тому, что мы называем "телесным проявлением". Очень часто нельзя отдать себе отчета в том, является ли больной мышечным гипертоником. Тем не менее он "что-то выражает" всем телом или его отдельными частями. Например, его лоб выглядит "плоским, как после удара", а таз выражает сексуальный паралич, "мертвенность". Плечи могут производить впечатление "жестких" или "мягких". Трудно сказать, из-за чего мы оказались в состоянии столь непосредственно ощущать телесное проявление человека и характеризовать эти ощущения соответствующими словами. При этом мы думаем об "охлаждении" детей - первом и важнейшем проявлении окончательного угнетения их сексуальности на 4-5-м году жизни. Это охлаждение всегда переживается вначале как "омертвление", "заключение в панцирь" или "замуровывание". Позже ощущение "мертвенности" может быть отчасти компенсировано перекрывающими его психическими функциями, например поверхностной живостью или общительностью, не означающей готовности к контактам.

Мышечная судорога представляет собой телесную сторону процесса вытеснения и основу его длительного сохранения. В напряжении никогда не оказываются отдельные мышцы, это всегда происходит с мышечными комплексами, образующими вегетативное функциональное единство. Если, например, должен быть подавлен импульс плача, то судорожно сокращается не только нижняя губа, но и вся мускулатура рта и челюсти, а также соответствующая шейная мускулатура, то есть органы, действующие при плаче как функциональное единство. При этом стоит подумать об известном явлении - о том, что истерические личности разграничивают свои симптомы в соответствии не с анатомическими, а с функциональными областями. Истерическое покраснение определенной области происходит не в соответствии с ответвлением одной только определенной артерии, оно охватывает, например, шею или лоб. Вегетативная телесная функция не знает разграничений анатомического характера, которые мы искусственно осуществляем.

Общее телесное проявление можно свести в формулу, которая рано или поздно как бы сама собой станет результатом лечения с помощью анализа характера. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что большинство формул и обозначений взяты из животного царства, например "лиса", "свинья", "змея", "червь" и т. д.

Судорожно сокращенный мышечный комплекс только в том случае выполняет свою функцию, если процесс развития идет "логично". Напрасны будут, например, попытки сразу же справиться с напряжением живота. Снятие мышечной судороги следует определенному закону, для понимания которого существуют еще не все предпосылки. Насколько можно позволить себе судить на основе предшествующего опыта, ослабление мышечного панциря начинается обычно с участков тела, наиболее удаленных от генитального аппарата, прежде всего с головы. Прежде всего напрашиваются изменения в позиции лица. Выражение лица и тембр голоса также являются теми функциями, которые сам больной замечает и чувствует чаще и сильнее всего. Положение таза, плеч и живота большей частью остается скрытым.

Теперь я хотел бы описать важнейшие признаки и механизмы типичных мышечных позиций, причем перечисление является далеко не исчерпывающим.

Голова и шея. У многих пациентов мы встречали симптом сильной головной боли. Боли очень часто локализуются на затылке, над глазами и на лбу. В психопатологии эти боли обычно называют "неврастеническими симптомами". Как они возникают? Стоит попытаться на длительное время сильно напрячь мускулатуру шеи, будто желая защититься от угрожающего захвата затылка, как очень быстро в задней части головы появляется боль, причем выше того места, где напряжена мускулатура. Тем самым боли в затылке объясняются перенапряжением мускулатуры. Эта позиция выражает постоянный страх перед тем, что сзади может произойти что-то опасное - за затылок могут схватить, последует удар по нему и т.п.

Головная боль, локализующаяся на лбу над бровями и ощущаемая как "обруч на голове", вызывается хроническим подниманием бровей. Эту связь можно испытать и на себе, если долго держать брови поднятыми. В такой ситуации наступает также длительное напряжение мускулатуры голосовых связок. Эта позиция выражает длительное пугливое ожидание, "читающееся" по глазам. При своем полном развитии это проявление соответствовало бы глазам, широко распахнутым от испуга. В принципе, оба симптома составляют одно целое. При резком испуге глаза широко распахиваются и одновременно напрягаются мышцы черепной крышки. Встречаются пациенты, выражение лиц которых хотелось бы оценить как "высокомерное", но его разложение на составляющие показывает, что речь идет о позиции защиты от устрашающего или внушающего испуг внимания. Некоторые пациенты демонстрируют "лоб мыслителя". Редко можно встретить пациента, для которого не было бы характерно детское фантазирование на тему своей гениальности. Такие фантазии обычно возникали как форма защиты от страхов, большей частью порождавшихся мастурбацией, при этом из положения головы, вызванного испугом, возникала "поза мыслителя". В других случаях мы наблюдали "гладкий", "плоский" или "лишенный выражения" лоб, будто больного "ударили по голове". Страх перед ударами по голове - регулярно встречающаяся причина такого выражения лица.

Гораздо большее значение имеют и чаще встречаются судороги в области рта, подбородка и шеи. Выражение лиц многих людей подобно маске. Подбородок выдвинут вперед и производит впечатление широкого, шея под подбородком "не живет". Обе боковые мышцы, идущие к грудине, выдаются наподобие толстых жгутов. Напряжены и мышцы дна рта. Такие пациенты часто страдают тошнотой. Их голос обычно их, монотонен и кажется "тонким". И эту позицию можно испробовать на себе, представив попытку подавления импульса плача. При этом дно рта сильно напрягается, да и вся область головы испытает длительное напряжение, подбородок выдвинется вперед, а рот сузится.

Напрасны будут попытки громко и звучно говорить в таком состоянии. Такие состояния формируются у детей уже в раннем возрасте, если они принуждены подавлять резкие импульсы плача. Длительная концентрация внимания на определенной части тела всегда имеет своим следствием фиксацию соответствующей иннервации. Если соответствующая поза совпадает с той, которая принимается в другой ситуации, то часто возникает соединение двух функций друг с другом. Я особенно часто встречал соединение тошноты с импульсом плача. Более детальные исследования показывают, что оба эти явления обусловливают примерно одинаковое положение мышц дна рта. Совершенно бесперспективной будет попытка устранения тошноты, если не снять напряжения дна рта. В этом случае тошнота является следствием торможения другого импульса, а именно: желания и невозможности заплакать. Только полное снятие торможения плача позволит устранить хроническое ощущение дурноты.

Особое значение в области головы и лица имеют языковые формы выражения. Они объясняются большей частью судорогами мускулатуры нижней челюсти и глотки. У двух пациентов я смог обнаружить резкий оборонительный рефлекс на шее, быстро дававший о себе знать даже при легком прикосновении к шейно-головной области. В обоих случаях наблюдались фантазии - представлялось повреждение шеи вследствие захвата или разреза.

Общее выражение лица следует учитывать независимо от его отдельных частей. Мы знаем депрессивное лицо меланхолика. Удивительно, как выражение сонливости соединяется с тяжелейшим длительным напряжением мускулатуры. Существуют люди с постоянно и неестественно сияющим лицом. Можно увидеть "жесткие" или "висячие" щеки. Пациенты большей частью находят соответствующее выражение лица, если им постоянно указывают на определенную позу и если на протяжении длительного времени точно описывают или воспроизводят ее. Пациентка с "жесткими" щеками сказала: "Мои щеки тяжелы, будто от слез". Сдерживание плача легко приводит к судорожному сокращению мускулатуры лица, что делает его похожим на маску. Уже в очень раннем возрасте дети начинают бояться гримас, которые они прежде охотно строили. Следствие торможения соответствующих импульсов заключается в том, что люди жестко держат лица "в порядке".

Теперь я перехожу к симптомам, проявляющимся на груди и плечах, так как более целесообразно рассматривать их только после обсуждения позиций мускулатуры живота. Не существует людей, страдающих неврозами, которые не чувствовали бы "напряжения в животе". Расположение симптомов в определенном порядке и их описание имеет мало смысла без понимания их функций в невротических заболеваниях.

Сегодня мне кажется непонятным, как можно было хотя бы в какой-то степени снимать неврозы, не зная симптоматики солнечного сплетения, - ведь напряжение живота имеет столь большое значение в нашей работе. Нарушения дыхания при неврозах являются следствиями напряжения живота. Попробуйте представить себе состояние испуга или ожидания большой опасности - в таком случае происходит непроизвольное лишение дыхания, которое задерживается именно в животе. Так как дыхание не может полностью прекратиться, то вскоре придется снова выдохнуть, но выдох будет неполным, неглубоким, плоским. Он не будет непрерывным, а произойдет толчками, с интервалами. В состоянии ожидания испуга плечи непроизвольно выдвигаются вперед, и в таком положении человек судорожно застывает. Иногда плечи поднимаются. При длительном сохранении такой позы начинает ощущаться давление во лбу. Я лечил многих пациентов, у которых мне не удалось устранить это давление до тех пор, пока я не установил наличие в грудной мускулатуре позы боязливого ожидания.

Какова функция описанной позы "плоского дыхания"? Если мы рассмотрим положение внутренних органов и их отношение к солнечному сплетению, то сразу же поймем, о чем речь. Непроизвольный вдох происходит при испуге. Подумайте о непроизвольном вдохе при утоплении, который может привести к смерти. Диафрагма сокращается и давит на солнечное сплетение. Полностью понятной функция этого мышечного действия становится только в том случае, если принять во внимание результаты исследования прежних инфантильных защитных механизмов, предпринятого с помощью анализа характера. Дети обычно справляются с длительными и мучительными состояниями страха, ощущаемыми в надчревной области, с помощью задержки дыхания. Они делают то же, испытывая ощущение удовольствия в животе или гениталиях и боясь этого.

Задержка дыхания и фиксация диафрагмы в сокращенном состоянии - одно из первых и важнейших действий, имеющих целью как подавление ощущения удовольствия в животе, так и ликвидацию в зародыше "страха в животе". К задержке дыхания прибавляется действие брюшного пресса. Вегетативные ощущения в животе известны каждому. Обычно их описывают по-разному. Мы слышим жалобы на невыносимое "давление" в животе или на "стесняющий" пояс вокруг надчревной области. У других пациентов особенно чувствительным оказывается определенное место в животе. Все люди опасаются получить удар в живот. Этот страх перед ударом в живот превращается в центр обильных фантазий. Другие чувствуют, что они оказались в животе или в их животе оказалось что-то: "В животе что-то, что не может выйти", "Я чувствую в животе как бы тарелку", "Мой живот мертв", "Мне надо закрепить живот" и т. д. и т. п. Фантазии маленьких детей о беременности и родах группируются большей частью вокруг их вегетативных ощущений в животе.

Если медленно вдавить двумя пальцами брюшную стенку примерно на 3 см ниже конца грудного хряща, не пугая пациента, то раньше или позже можно заметить подобное рефлексу напряжение сопротивления или длительное противодействие. Содержимое живота защищается. У пациентов, жалующихся на хроническое напряжение в поясе или чувство давления, мускулатура надчревной области оказывается жесткой, как доска. Следовательно, отсутствует давление как спереди на солнечное сплетение, так и сверху на диафрагму. Электрический потенциал кожи живота падает, как я обосновывал ранее, в среднем на 10-30 мв и при прямом надавливании, и при глубоком вдохе.

Одна моя пациентка находилась на грани тяжелой меланхолии. Ее мускулатура была очень сильно напряжена, женщина страдала депрессией, и целый год мне не удавалось вызвать в ней даже малейшее аффективное побуждение. Я долго не понимал, как она оказывалась способна реагировать без аффекта на тяжелейшие ситуации. Наконец положение начало проясняться. При самом малом проявлении аффекта она "приводила живот в порядок", задерживала дыхание и устремляла взгляд за окно - будто смотрела вдаль. При этом глаза приобретали пустое выражение, как бы обращенное внутрь. Брюшная стенка напрягалась, и ягодицы втягивались. Позже она говорила: "Я умерщвляю живот и тогда ничего больше не чувствую. Иначе у моего живота нечистая совесть". Это означало: "Сексуальное удовольствие и поэтому нечистая совесть".

Наши дети "блокируют ощущения в животе" с помощью дыхания и брюшного пресса типичным общепринятым образом. Вегетотерапии приходится вести тяжелую борьбу против этой техники господства над аффектами, характерной для универсальных культур йоги.

Как может задержка дыхания подавить или совсем ликвидировать аффекты? Этот вопрос имел просто решающее значение. Было ясно, что торможение дыхания в качестве физиологического механизма подавления и вытеснения аффектов является и основным механизмом возникновения неврозов. Простое размышление показывало: функция дыхания заключается в подаче в организм кислорода и выведении из него углекислого газа. Кислород из поступающего воздуха сжигает переваренные в организме питательные вещества. Сожжение в химическом смысле означает любой процесс, в ходе которого происходит соединение веществ с кислородом. В результате этого вырабатывается энергия. Без кислорода нет сожжения и, следовательно, выработки энергии, биоэлектричества. При этом возникают тепло и кинетическая энергия движения. При ограниченном дыхании подается меньше кислорода - собственно столько, сколько необходимо для поддержания жизни. Если в организме вырабатывается меньше энергии, то вегетативные возбуждения слабее и, следовательно, с ними легче справиться. Следовательно, торможение дыхания невротика имело, с биологической точки зрения, функцию снижения выработки энергии в организме, а тем самым и снижения страха.

Чтобы показать процесс прямого высвобождения сексуальных (вегетативных) энергий из болезненных мышечных позиций, я выбрал случай, когда мне удалось особенно быстро и хорошо создать оргастическую потенцию. Я хотел бы предпослать изложению замечание, что демонстрация этого случая как примера не является претензией на то, чтобы показать те значительные трудности, которые возникают при преодолении нарушений оргазма.

Меня посетил 27-летний техник, страдающий алкоголизмом. Он страдал от того, что уступал своему влечению и напивался почти ежедневно "до положения риз", боясь в то же время полного разрушения своего здоровья и потери трудоспособности. Встречаясь с друзьями, он предавался беспробудному пьянству. Его жизнь осложнялась очень несчастным браком с женой-истеричкой. Несмотря на несчастливый брак, он не мог решиться связать свою судьбу с другой женщиной. Было нетрудно увидеть, что убожество брака являлось одним из мотивов бегства в алкоголизм. Он жаловался, что "не чувствует жизни". Не радовала и работа, которую он выполнял механически, безжизненно, без какого бы то ни было интереса. Пациент утверждал, что, если такая ситуация продлится, с ним вскоре все будет кончено. В этом состоянии он пребывал уже четыре года, и за последние месяцы оно существенно ухудшилось.

Среди серьезных патологических особенностей характера бросалась в глаза неспособность к агрессии. Он чувствовал в себе принуждение, заставлявшее его постоянно быть "милым и вежливым", соглашаться со всем, что говорят люди, даже если речь шла о мнениях, полностью противоречивших его собственному. Больной страдал от поверхностности, владевшей им. Он не мог с полной серьезностью предаться никакому делу, никакой работе, никакой мысли и проводил свободное время в кафе и ресторанах, пробавляясь пустыми, бессодержательными разговорами и остротами. Правда, мой собеседник чувствовал, что речь шла о болезненном состоянии, но тогда ему еще не был в полной мере ясен именно болезненный смысл этих черт его характера и образа жизни. Он страдал от широко распространенного заболевания, которое в форме ложно понятой бесконтактной общительности превращается в жесткое принуждение и опустошает внутренний мир многих людей.

Для него была характерна манера неуверенно двигаться, входить в комнату быстрыми, большими шагами, отчего походка производила впечатление некой грубости. Больной не был напряжен, но казалось, что он все время настороже. Его лицо было лишено выражения и каких-то особых характерных черт. Кожа лица, слегка блестевшая, была сильно натянута и производила впечатление маски. Лоб казался "плоским". Маленький, судорожно напряженный рот едва двигался, когда пациент говорил. Тонкие губы казались плотно сжатыми. Глаза были лишены выражения.

Несмотря на очевидное тяжелое нарушение вегетативной подвижности, за всем этим чувствовалась очень живая, интеллигентная натура. Этому можно было приписать и собственные, весьма энергичные, попытки больного преодолеть свое состояние.

Последовавшее лечение продолжалось в целом шесть с половиной месяцев, занимая час ежедневно. Я хочу попытаться показать его важнейшие этапы.

На первом же сеансе я столкнулся с вопросом о том, начинать ли с воздействия на психическую "зажатость" или на бросавшееся в глаза выражение лица пациента. Я решился сделать второе и предоставить дальнейшему ходу лечения решение вопроса о времени и форме ликвидации психической замкнутости. За последовательным описанием его судорожно напряженного рта началось сначала слабое, а затем все более заметное клоническое дрожание губ. Он был ошеломлен непроизвольностью этого дрожания и защищался от него. Я призвал пациента следовать каждому импульсу. Затем губы начали ритмично вытягиваться и на несколько секунд застывать в таком положении, как при тонической судороге. При этом лицо пациента приобретало совершенно очевидное выражение младенца, что ошеломляло его. Охваченный страхом, он спрашивал, куда все это может привести. Я успокаивал больного, прося только последовательно поддаваться каждому импульсу и рассказывать мне о торможении импульса, если он ощущал таковое.

На следующих сеансах все отчетливее становились разные проявления на лице, постепенно будившие интерес больного. Он полагал, что этот процесс должен означать что-то необычное. При этом казалось очень странным, что его психическая сфера оставалась незатронутой, более того, после такого клонического или тонического возбуждения лица он мог спокойно разговаривать со мной. Во время одного из следующих сеансов сокращение рта усилилось до сдерживаемого плача. При этом он издавал звуки, похожие на долго подавлявшееся и наконец прорвавшееся всхлипывание. Мой постоянный призыв поддаваться каждому мышечному движению возымел успех. Описанная активность лица усложнялась. Правда, рот искажался в судорожном плаче, но это выражение не пропало со слезами, перейдя, к нашему изумлению, в выражение ярости, исказившее лицо. При этом пациент, как ни странно, не ощутил никакой ярости, хотя и знал, что испытывал именно ее.

Если эти мышечные действия особенно усиливались, так что лицо синело, то больной становился боязлив и беспокоен. Он вновь и вновь хотел знать, куда все это приведет и что же с ним происходит. Я начал обращать его внимание на то, что страх перед неожиданным событием вполне соответствовал общей характерологической позиции пациента, что над ним господствовал неопределенный страх перед чем-то неожиданным, что внезапно могло обрушиться на него.

Так как я не хотел отказываться от начатой последовательной разработки одного стереотипа физического поведения, надо было обрести ясность насчет отношения действий его лицевых мышц к общей оборонительной позиции характера. Если бы мышечная судорога не была выражена так четко, то я сначала воздействовал бы на характерологическую защиту, представшую передо мной в форме замкнутости. Напрашивалось соображение о том, что владевший больным психический конфликт был, очевидно, разделен. Защитная функция в этот момент осуществлялась благодаря его общей психической замкнутости, тогда как то, против чего он оборонялся, то есть вегетативное возбуждение, раскрывалось в действиях лицевых мышц. Достаточно своевременно меня посетила мысль о том, что в позиции мышц был представлен не только аффект, от которого оборонялся больной, но и сама эта оборона. То, что рот оказывался маленьким и судорожно сжатым, не могло быть ничем иным, кроме выражения прямой противоположности - вытянутого, подергивающегося, плачущего рта. Теперь дело было за тем, чтобы последовательно провести эксперимент по разрушению защитных сил не с психической, а с мышечной стороны.

Поэтому я последовательно обработал все мышечные позиции лица, относительно которых можно было предположить, что они представляют собой судороги, то есть гипертонический отпор соответствующим мышечным действиям. Прошло несколько недель, прежде чем действия лицевой и шейной мускулатуры дали следующую картину. Судорожное сокращение рта сначала уступило место клоническому подергиванию и перешло затем в складывание губ трубочкой, которое разрешилось плачем, хотя и не проявившимся в полную силу. В свою очередь, плач уступил место реакции ярости, проявившейся на лице с невиданной резкостью. При этом рот искривился, мускулатура нижней челюсти стала жесткой, как доска, зубы заскрежетали. К сказанному добавились другие выразительные движения. Пациент наполовину выпрямился на кушетке, содрогаясь от ярости, поднял кулак одеревеневшей правой руки, как бы собираясь нанести удар, но не сделал этого. Затем, измученный, он откинулся на кушетку, так как его дыхание прервалось. Все разрешилось в жалобных рыданиях. Эти действия выражали "бессильную ярость", которую дети часто испытывают по отношению к взрослым.

После того, как приступ миновал, он заговорил о происшедшем, полный душевного покоя, будто ничего и не произошло. Было ясно, что где-то следовало искать нарушение связи вегетативного мышечного возбуждения с психическим ощущением. Конечно, я постоянно обсуждал с пациентом не только последствия и содержание мышечных действий, но и его странную психическую замкнутость по отношению к ним. Нам обоим бросалось в глаза, что он, несмотря на свою неуязвимость, непосредственно понимал функцию и смысл приступов. Мне не было необходимости истолковывать их. Напротив, больной поражал меня разъяснениями относительно приступов, которые были ему непосредственно очевидны. Этот факт был очень отраден. Я вспоминал о многих годах трудной работы по толкованию симптомов, в ходе которой из внезапно приходивших в голову больного идей или симптомов делались выводы о ярости или страхе. За этим следовали длившиеся месяцами и даже годами попытки разъяснить их пациенту. Как же редки были удачные результаты, и как мало удавалось тогда выйти за пределы чисто интеллектуального понимания проблемы! Поэтому у меня были основания радоваться, когда больной без какого-либо объяснения с моей стороны непосредственно почувствовал смысл своих действий. Он понял, что проявил чудовищную ярость, которую десятилетиями держал в себе под спудом. Психический эмоциональный барьер пал, когда приступ вызвал воспоминание о старшем брате, который в детстве командовал и помыкал им.

Теперь пациент понял, что в прошлом он подавлял ярость против брата, которого особенно любила мать. Для зашиты он сформировал в себе любезность и любовь к брату - качества, самым резким образом противоречившие его подлинным чувствам. Он не хотел портить отношения с матерью. Ярость же, не находившая тогда выхода, выражалась теперь в действиях, будто десятилетия не могли ничего с ней сделать.

Здесь надо на миг задержаться и прояснить психическую ситуацию, с которой мы имеем дело. Аналитики, прибегающие к старой технике толкования симптомов, знают, что им приходится браться за психические воспоминания и более или менее предоставлять случаю решение вопросов о том:

1) всплывут ли соответствующие воспоминания о прежних переживаниях, и о том,

2) являются ли возникшие воспоминания действительно теми, из-за которых порождаются самые сильные и наиболее существенные для будущей жизни возбуждения.

Напротив, в вегетотерапии вегетативное поведение неизбежно вызывает воспоминания, имеющие решающее значение для развития невротических черт характера.

Известно, что подход со стороны одних только психических воспоминаний решает эту задачу в чрезвычайно неполной степени. При рассмотрении изменений, наступивших у пациента после многих лет лечения, можно понять, что такой подход не стоит затраченных времени и энергии. В случаях, когда удается подойти непосредственно к проблеме связанности вегетативной сексуальной энергии, аффект порождается прежде, чем наступает понимание того, о каком, собственно, аффекте идет речь. К этому добавляется и дополнительное, автоматическое, без каких-либо усилий появление вспоминания, сначала породившего аффект (как, например, в нашем случае было с воспоминанием о брате, которого предпочитала мать). Любое указание на этот факт не будет достаточно настойчивым. Он столь важен, сколь же и типичен. Не воспоминание при определенных условиях влечет за собой аффект, а концентрация вегетативного возбуждения и его прорыв воспроизводят воспоминание. Фрейд постоянно подчеркивал, что при анализе приходится иметь дело только с "производными подсознательного", что подсознательное ведет себя как "вещь в себе", то есть является на деле непостижимым.

Это утверждение было правильным, но не абсолютным. Мы должны прибавить к нему, что с помощью практиковавшихся тогда методов подсознательное можно было исследовать только в его производных, а не постигать в его собственном образе. Сегодня нам удается с помощью прямого доступа к тому, что связывает вегетативную энергию, постичь подсознательное не в его производных, а в его реальности. Наш пациент черпал ненависть к брату не из расплывчатых, мало отягощенных аффектами представлений о ненависти к своему брату, но вел себя так, как должен был бы вести себя в тогдашней ситуации, если бы ненависти к брату не противостоял страх перед потерей материнской любви. Более того, мы знаем, что существуют детские переживания, которые так никогда и не стали осознанными. Из последующего анализа нашего пациента следует, что хотя он и осознавал зависть к брату на интеллектуальном уровне, но никогда не осознавал степени и интенсивности мобилизованной им ярости. Теперь мы знаем, что действие психического переживания определяется не содержанием переживания, а степенью вегетативной энергии, мобилизуемой этим переживанием. Например, при неврозе навязчивых состояний осознаются даже кровосмесительные желания, но если они потеряли аффективное содержание, то есть они фактически неосознанны, так как их осознание удается лишь на интеллектуальном уровне. На деле это означает, что ликвидация вытеснения не удалась. Чтобы проиллюстрировать сказанное, обратимся к дальнейшим событиям в процессе лечения, о котором идет речь.

Чем интенсивнее становились действия лицевых мышц, тем шире распространялось телесное возбуждение, исходившее от груди и живота, все еще в условиях полной блокады психического осмысления. По прошествии нескольких недель пациент сообщил, что он во время конвульсий груди, особенно же при их прекращении, чувствовал "течение" в направлении подчревной области. В эти дни он уходил от своей жены с намерением встретиться с другой женщиной, но союз, к которому он стремился, не складывался, причем больной вовсе не замечал этого. Только когда я обратил его внимание на данное обстоятельство, он попытался заинтересоваться им после нескольких безобидно звучавших объяснений. Можно было ясно видеть, что он подчинен внутренней блокаде, которая не позволяла действительно аффективно подойти и к устройству личной жизни. Так как для анализа характера непривычно обсуждать сколь угодно актуальные темы, если больной сам с полной аффек-тивностью не приходит к их обсуждению, я отложил дело и продолжал следовать линии, которую предписывало мне распространение действия лицевых мышц.

Итак, тоническая судорога мускулатуры, ставшей жесткой, как доска, распространялась на грудь и надчревную область. Дело обстояло так, будто при приступах пациента против его воли поднимала с опоры некая внутренняя сила и держала в таком положении. Наблюдалось невероятное напряжение брюшной стенки и грудной мускулатуры. Прошло довольно много времени, пока я понял, почему не было дальнейшего распространения вниз. Я ожидал, что теперь вегетативное возбуждение перейдет с живота на таз, но этого не произошло. Наступили бурные клонические судороги ножной мускулатуры и очень сильно возрос коленный рефлекс. К моему крайнему удивлению, пациент сообщил, что он воспринимает судороги ножной мускулатуры как нечто чрезвычайно приятное. При этом я непроизвольно подумал о клонических спазмах у эпилептиков и увидел, что подтверждается моя точка зрения, в соответствии с которой при эпилептических и эпилептиформных мышечных сокращениях речь идет об освобождении от страха, а оно может восприниматься только как нечто приятное (восприниматься с удовольствием).

На протяжении лечения моего больного бывали периоды, когда я не был вполне уверен, не имею ли дело с настоящей эпилепсией. По меньшей мере внешне приступы, начинавшиеся тонически и иногда разрешавшиеся клоническими явлениями, имели очень мало отличий от эпилептических припадков. Я подчеркиваю, что на этой стадии после примерно трех месяцев лечения были мобилизованы мускулатура головы, груди и надчревной области, равно как и ножная мускулатура, в особенности коленная и бедренная. Подчревная область и таз были и оставались неподвижными. Неизменным сохранялось расщепление между мышечными действиями и их восприятием со стороны "Я". Пациент знал о приступе. Он мог понять его значение, но не чувствовал аффекта во время приступа. Главный вопрос, как и раньше, гласил: что же происходит между приступом и аффектом? Становилось все яснее, что пациент защищался от восприятия целого во всех его деталях. Мы оба знали, что его "Я" было очень осторожным. Осторожность выражалась не только в его психической позиции. Она выражалась не только в том, что он в своей любезности и приспособлении к требованиям, выдвигавшимся в процессе труда, всегда доходил лишь до определенной границы и отвергал те или иные требования, если они переходили определенный предел. Эта "осторожность" содержалась и в его мышечной активности, будучи, так сказать, дважды закрепленной. Сам пациент описывал и понимал свое состояние, представляя себя мальчиком, которого преследует мужчина, желая его избить. При этом он пытался увернуться, испуганно смотрел назад и втягивал ягодицы, чтобы преследователь не добрался до них. На обычном аналитическом языке после такого описания сказали бы: за избиением, конечно, скрывается страх перед гомосексуальным покушением. И действительно, пациент на протяжении года подвергался анализу с помощью толкования симптомов, в ходе которого постоянно делался вывод о его пассивном гомосексуализме. "Само по себе" это было правильно, но с точки зрения сегодняшних знаний аналитику следовало сказать себе, что такое толкование не имело смысла. Ведь мы видим, что в пациенте до сих пор действительно противоречило аффективному постижению этого факта - его осторожность и мышечная связанность энергии, далеко еще не ослабленная.

Я начал воздействовать на осторожность больного не с психической стороны, как поступал обычно в процессе анализа характера, а с телесной. Например, я вновь и вновь демонстрировал ему, что хотя он и выражал свою ярость в мышечных действиях, но никогда не продолжал их, никогда не дал на деле со всей силой опуститься сжатому и поднятому кулаку. Несколько раз оказывалось, что в тот момент, когда он хотел грохнуть кулаком по кушетке, ярость исчезала. Теперь я сконцентрировал работу на том, что тормозило осуществление мышечного действия, все время руководствуясь сознанием того, что именно в осторожности и выражалось торможение. После нескольких часов интенсивной работы над ситуацией отпора мышечным действиям пациенту внезапно вспомнился эпизод, произошедший с ним на 5-м году жизни. Маленьким мальчиком он жил на скалистом берегу, круто обрывавшемся в море. Он был очень живым ребенком и раскладывал на берегу костер, с которым играл так самозабвенно, что рисковал свалиться в воду. Мать появилась в дверях дома, находившегося на расстоянии нескольких метров, увидела, что делал сын, испугалась и попыталась увести его со скал. Она знала о двигательной активности сына, и это ее пугало. Мать приманивала сына к себе дружескими словами и обещаниями сладостей, а когда он последовал за ней, то был жестоко избит. Это переживание произвело на него большое впечатление, но теперь он понял его связь со своей оборонительной позицией по отношению к женщинам и осторожностью, которую проявлял в процессе лечения. Но тем самым проблема еще не была решена. Осторожность сохранилась.

Однажды в промежутке между двумя приступами пациент, страстный любитель ловли форелей, с юмором и очень выразительно описывал удовольствие, которое доставляло это занятие. Он воспроизводил соответствующие движения, описывал, как видят форель, как забрасывают удочку, и при этом его лицо приобрело невероятно жадное, почти садистское выражение. Я заметил, что, хотя больной очень точно описывал весь процесс, он опустил одну деталь - момент, когда рыба заглатывает наживку. Я понял связь, о которой шла речь, но увидел, что рассказчик не обратил внимания на этот момент. При использовании обычной аналитической техники ему сказали бы об этой связи или поощрили бы на се самостоятельное постижение. Но я был заинтересован в том, чтобы понять причину отсутствия описания последнего этапа рыбной ловли. Прошло примерно четыре недели до тех пор, пока не случилось следующее: сокращения тела все более начали терять свой судорожный тонический характер. Меньше стал и клонус, и начали проявляться странные сокращения живота. Они были не новы для меня, так как я видел их и у многих других пациентов, но не в той связи, которая сейчас раскрылась передо мной.

Верхняя часть туловища, сокращаясь, двигалась вперед, середина живота оставалась спокойной, а нижняя часть туловища, сокращаясь, двигалась в направлении, противоположном направлению движения верхней. Во время таких приступов пациент наполовину выпрямлялся, тогда как нижняя часть туловища двигалась кверху. Все происходившее представляло собой единое, органическое движение. Были часы, когда такое движение совершалось непрерывно. Чередуясь с этими сокращениями всего тела, в теле, особенно в ногах и животе, наступали ощущения "течения", которые он воспринимал как приятные. Положение рта и лица изменялось мало. Во время одного из приступов лицо пациента приобрело совершенно рыбье выражение. Он сказал, не дожидаясь приглашения, и прежде, чем я успел обратить его внимание на это; "Я чувствую себя как простейшее", а потом: "Я чувствую себя как рыба". Так что же произошло? Пациент своими телодвижениями изображал бьющуюся, очевидно пойманную, рыбу, не имея и понятия об этом, не установив связи с помощью ассоциаций. На аналитическом языке сказали бы: он играл пойманную рыбу. Наличествовали все признаки, позволявшие говорить об этом. Перекошенные и застывшие губы были судорожно вытянуты вперед. Тело вздрагивало от плеч до ног. Спина была жесткой, как доска. Не вполне понятно было на этой фазе положение рук, которые пациент при конвульсиях на протяжении определенного времени простирал вперед, как бы обнимая кого-то. Теперь я не помню, обратил ли его внимание на связь с историей о форели или он сам осознал эту связь (что в данном контексте не так уж и важно), но он непосредственно чувствовал ее и нимало не сомневался в том, что он сам был как ловцом форели, так и этой форелью.

Конечно, все это имело непосредственное отношение к разочарованию в матери. В детстве она с определенного момента оставляла его без внимания, плохо обращалась, часто била. Нередко случалось, что мой будущий пациент ожидал от матери чего-то очень хорошего, а происходило нечто прямо противоположное. Теперь стала понятна его осторожность. Он никому не верил, он не хотел быть пойманным. Вот какова была глубочайшая причина его поверхностности, его страха перед преданностью делу, перед взятием на себя деловых обязательств и т. д. Когда мы проработали эту связь, сущность больного изменилась поразительным образом. Его поверхностность исчезла, он стал серьезен. Серьезность проявилась внезапно во время одного сеанса. Пациент сказал буквально следующее: "Я ничего не понимаю, все стало вдруг таким смертельно серьезным". Это не было, к примеру, воспоминанием о серьезной эмоциональной позиции, занятой когда-то в детстве, - он действительно изменился от поверхностности к серьезности. Стало ясно, что его болезненное отношение к женщинам, то есть страх соединиться с женщиной, проявить преданность ей, был связан со страхом, ставшим элементом его психической структуры и коренившимся в характере. Женщины усиленно искали расположения этого мужчины, чем он пользовался на удивление редко.

С этого момента быстро и заметно усилились телесные импульсы "течения" сначала в животе, потом в ногах и верхней части тела. Он описывал ощущения не просто как течение, а как нечто сладострастное, "сладкое". Такое случалось особенно в тех случаях, когда сильные и быстрые сокращения живота следовали друг за другом.

Здесь надо задержаться на некоторое время, чтобы обрести ясность относительно ситуации, в которой находился пациент.

Сокращения живота представляли собой не что иное, как выражение снятия тонического напряжения мускулатуры брюшной стенки. Все действие в целом имело рефлекторный характер. При легком ударе по брюшной стенке сразу же начинались сокращения. После нескольких сокращений брюшная стенка была мягкой и глубоко вдавливалась, до этого она была жестко напряженной и характеризовалась явлением, которое я хотел бы назвать брюшной защитой, пока еще не вкладывая в это понятие четкого смысла. Оно констатируется у всех людей, страдающих неврозами, когда больных просят сделать глубокий вдох и при этом брюшная стенка слегка вдавливается у отверстия обеих реберных дуг на расстоянии 3 см ниже конца грудного хряща. При этом ощущается жесткое сопротивление внутри живота, или же больные говорят о боли наподобие той, которую вызывает давление на яичко. Взгляд на положение кишечника и солнечного сплетения вегетативной нервной системы показывает нам в связи с явлениями, которые еще предстоит назвать, что напряжение живота имеет функцию окружения солнечного сплетения. Возникает давление, действующее с брюшной стенки на солнечное сплетение. Ту же функцию выполняет напряженная и опустившаяся диафрагма. Типичен и этот симптом. У всех без исключения невротиков можно обнаружить тоническую контрактуру диафрагмы. Она выражается в способности пациента дышать только плоско и прерывисто. При выдохе диафрагма поднимается, изменяется давление на органы, лежащие под ней, в том числе и на солнечное сплетение. С расслаблением диафрагмы и мускулатуры брюшной стенки связано, очевидно, новое освобождение вегетативного сплетения от давления, обременяющего его. Это выражается в возникновении ощущения, подобного испытываемому при качке, подъеме на лифте или падении на надчревную область.

Основываясь на своем опыте, я должен предположить, что речь идет в данном случае о чрезвычайно важном явлении. Большая часть пациентов вспоминала, что они детьми упражнялись в сдерживании и подавлении ощущений, особенно сильно дающих себя знать вместе со страхом или яростью.

Они спонтанно научились сдерживать дыхание и втягивать живот. Понимание напряжения солнечного сплетения необходимо для дальнейшего хода лечения нашего пациента. То, что последовало теперь, полностью согласовывалось с вышеописанным предположением и подтверждало его. Чем настойчивее я заставлял пациента наблюдать за положением мускулатуры в верхней области живота и описывать его, тем интенсивнее становились сокращения, тем сильнее становились ощущения течения после прекращения конвульсий, тем более распространялись волнообразные, змееподобные движения тела. Но таз все еще сохранял неподвижность до тех пор, пока я не начал доводить до сознания больного судорожное сокращение тазовой мускулатуры. При сокращениях вся нижняя часть тела подавалась вперед, но таз все еще оставался неподвижен. Я призвал больного обратить внимание на торможения, препятствовавшие движению таза. Прошло примерно две недели, прежде чем он полностью постиг мышечное торможение таза и преодолел препятствие. Пациент постепенно научился включать таз в сокращение. Теперь и в гениталиях появились ощущения течения, которых он раньше ни разу не испытывал. Во время сеанса больной испытал эрекцию и мощный импульс к эякуляции. Теперь сокращения таза, верхней части туловища и живота стали теми же, которые возникают и переживаются при оргастическом клонусе.

С этого момента работа концентрировалась на максимально точном описании позиции больного во время полового акта. Выяснилось то, что встречается не только у всех невротиков, но и у большинства людей обоего пола: движение при половом акте искусственно форсируется, причем партнеры этого не знают. Обычно двигается не таз сам по себе, а одновременно живот, таз и бедра. Это не соответствует естественному вегетативному движению таза при половом акте и вызывает торможение оргастического рефлекса. Оно, в отличие от рефлекторного акта, произвольно. Его функция заключается в снижении или полном подавлении оргастического ощущения течения в половых органах. Исходя из этого опыта, я мог теперь быстро продвинуться в работе с пациентом. Оказалось, что он постоянно держал дно таза сильно напряженным. Только теперь я понял ошибку, в которую впал прежде. Пытаясь до сих пор устранить оргастические торможения, я, правда, лечил конграктуру дна таза и пытался снять ее, но это вновь и вновь вызывало у меня впечатление о недостаточности сделанного, о том, что результат в чем-то не полон. Теперь я понял: диафрагма давила сверху на солнечное сплетение, брюшные стенки - спереди и сжатие всего дна таза имело целью существенно сузить снизу брюшное пространство. Позже я вернусь к значению этого факта для возникновения и закрепления невротических ситуаций.

Прошло еще несколько недель, и мне удалось полностью снять с пациента мышечный панцирь. По мере того как в гениталиях усиливались ощущения течения, изолированные сокращения живота слабели. Увеличивалась серьезность его эмоциональной жизни. В этой связи пациент вспомнил о переживании, которое он испытал на втором году жизни.

Лето. Они с матерью одни на даче. Светлая летняя ночь. Мать глубоко дышит во сне, снаружи слышится равномерный плеск волн. Было то же самое очень серьезное, печально-меланхолическое настроение, которое чувствовалось и сейчас. Можно сказать, что он вспоминал об одной из ситуаций самого раннего детства, когда еще допускал вегетативную (оргастическую) тоску. После разочарования в матери, происшедшего в пять лет, он боролся против своей предшествующей вегетативной жизни, стал холодным, поверхностным, короче говоря, сформировался тот характер, с которым я имел дело, начиная анализ. После этого рассказа усилилось чувство "странного контакта с миром". Он уверял меня в полной тождественности той эмоциональной серьезности, которая владела им теперь, с ощущением, испытанным им совсем маленьким мальчиком рядом с матерью, особенно в ту ночь. Он описывал это ощущение следующим образом: "Я был словно непосредственно связан с миром. Казалось, будто колебалось все во мне и вне меня, будто все привлекательное появлялось медленно, наподобие волн. Я ощущал нечто вроде защитной оболочки вокруг ребенка. Просто невероятно, как я чувствую теперь глубину мира". Мне не понадобилось даже объяснять пациенту то, что он понял: связь с матерью - то же, что связь с природой. Отождествление матери с Землей или мировым пространством приобретает глубокий смысл, если его понимают, исходя из вегетативного созвучия между "Я" и миром.

В один из следующих дней пациент пережил тяжелый приступ страха. Он вскочил с болезненно распахнутым ртом. На лбу выступили капли пота, а мускулатура была очень сильно напряжена. В галлюцинациях он воображал себя животным - обезьяной, при этом рука больного полностью уподобилась скрюченной обезьяньей руке и из груди он исторгал такие звуки, как сам потом сказал, "будто у него не было голосовых связок". Он чувствовал себя так, словно кто-то подошел совсем близко и угрожал ему. Потом больной крикнул, как в трансе: "Да не злись, я хочу только пососать". Приступ страха постепенно прошел, пациент успокоился, и затем мы проработали случившееся. При этом он вспомнил наряду со многим прочим, что примерно в два года он впервые увидел "Жизнь животных" Брэма. Он не помнил, возникал ли тогда тот же страх, но страх, несомненно, соответствовал тогдашнему переживанию: он рассматривал гориллу с большим восхищением и удивлением.

Страх, не получивший тогда развития, тем не менее господствовал над ним всю жизнь. Теперь он вырвался. Горилла представляла собой отца - угрожающий образ, который хотел помешать сосанию. Следовательно, его отношение к матери оставалось фиксированным на определенной стадии и в форме сосательных движений рта прорвалось сразу же при начале лечения, но только после осмысления ситуации всего мышечного панциря, в который был заключен характер пациента, это спонтанно стало ему понятным. Не было необходимости в течение пяти лет искать с помощью следов воспоминаний источник этого переживания. В момент лечения передо мной предстал младенец с соответствующим выражением лица, только что испытавший страх.

Я могу сократить описание. После освобождения от разочарования в матери и следовавшего отсюда страха перед самоотречением генитальное возбуждение резко возросло. Прошло всего несколько дней, и недавний больной познакомился с милой молодой женщиной, с которой у него быстро и без затруднений установились самые близкие отношения. Совершив второй или третий половой акт со своей возлюбленной, он, сияя, пришел ко мне и удивленно сообщил, что при этом таз "гак странно двигался сам собой". При более точном описании выяснилось, что пациент еще испытывал легкое торможение в момент семяизвержения. Но, так как движение таза стало свободным, ликвидация последнего признака болезни стоила совсем небольших усилий. Все дело было теперь в том, чтобы он в момент семяизвержения не останавливался, а мог полностью ввериться вегетативной моторике. Пациент ни мгновения не сомневался в том, что сокращения, которые охватывали его во время лечения, были не чем иным, как сдержанными вегетативными (оргастическими) движениями при совокуплении.

Но, как выяснилось позже, рефлекс не стал проявляться совершенно беспрепятственно. Сокращения еще оставались толчкообразными, сохранялся сильный страх перед непроизвольным откидыванием головы назад, то есть перед позицией самоотречения. Прошло еще немного времени до тех пор, пока пациент сменил сопротивление на мягкие гармоничные движения. Теперь было покончено и с остатком нарушений, который прежде не проявлялся с такой отчетливостью. Жесткая, напоминавшая удары форма сокращений сопутствовала психической позиции, которая формулировалась следующим образом: "Мужчина жесток и неуступчив, всякая готовность отдаться - женское свойство". Вслед за осознанием ошибочности этой позиции ликвидировался и уходивший корнями в детство конфликт с отцом. С одной стороны, больной чувствовал, что отец защищает его и обеспечивает ему безопасность. При любой сколь угодно трудной ситуации он имел возможность "отступления" в родительский дом. Но одновременно он стремился к самостоятельности и независимости от отца, ощущая свою потребность в защите как нечто женственное и желая избавиться от нее.

Так друг другу противостояли стремление к самостоятельности и пассивно-феминистическая потребность в защите. Оба проявлялись в форме рефлекса оргазма. Разрешение психического конфликта последовало одновременно с устранением жесткой, подобной удару, формы рефлекса и его "разоблачения" как отпора мягкому отдающемуся движению. Когда пациент сам пережил в рефлексе самоотречение, его охватило сильное замешательство. "Я никогда бы не подумал, - сказал он, - что мужчина может отдаваться. Я всегда считал такое действие признаком женской сексуальности". Следовательно, его собственная женственность, которой он давал отпор, была связана с естественной формой оргастического самоотречения, из-за чего это последнее и нарушалось. Интересно, как в психической структуре больною отражалась и закреплялась двойная общественная мораль. В официальных общественных воззрениях "отдаваться" - эмоциональная характеристика женщины, а быть "неуступчиво жестким" - мужчины. Общественная идеология не в силах представить себе самостоятельного человека отдающимся, а отдающегося человека - самостоятельным. Подобно тому, как женщины в соответствии с этим отождествлением хотят протестовать против своей женственности и быть мужественными, так и мужчины защищаются от своего естественного сексуального ритма из страха показаться женственными. Отсюда и черпает свое мнимое оправдание различный подход к сексуальной жизни мужчины и женщины.

В последующие месяцы произошло совершенствование каждой черты характера пациента. Он перестал пить без меры, но в компании, бывало, не отказывался от спиртного. Сначала ему удалось сделать более сносными отношения со своей женой, но потом он связал жизнь с другой женщиной и, полный интереса к жизни и воодушевления, приступил к новой работе.

Поверхностность полностью исчезла. Теперь этот человек не мог, как раньше, вести праздные беседы в ресторанах или предаваться другим столь же бессодержательным занятиям. Я хотел бы со всей настоятельностью подчеркнуть, что мне и в голову не приходило осуществлять моральное руководство пациентом или как-то влиять на него. Я сам был ошарашен спонтанным изменением его сущности в направлении к серьезности и деловитости. Теперь он постиг основные понятия сексуальной экономики не столько в результате своего действительно длительного лечения, но - и это можно утверждать со спокойной совестью - стихийно, благодаря изменению структуры характера, новому телесному ощущению, встав на точку зрения вновь обретенной вегетативной подвижности.

Я практикую технику вегетотерапии уже на протяжении шести лет, применяя ее по отношению к студентам и больным, и могу констатировать, что она представляет собой важное завоевание при лечении неврозов характера. Результаты лечения лучше, чем прежде, а само оно занимает меньше времени. Некоторые врачи и педагоги уже овладели техникой вегетотерапии, основанной на анализе характера.

Прежде чем я обрисую детали этой техники, потребуется вкратце изложить некоторые принципиально важные факты. Их знание объяснит нам смысл каждого отдельного технического шага, которые иначе сами по себе могут показаться бессмысленными.

Вегетотерапевтическое лечение мышечных положений совершенно определенным образом переплетается с работой над характерологическими позициями. Первое, следовательно, никоим образом не исключает вторую, или, иными словами, означает ту же работу в более глубоком слое биологического организма. Ведь в соответствии с нашими представлениями, основанными на анализе характера, характерологический и мышечный панцирь совершенно идентичны. Вегетотерапию можно было бы с полным основанием назвать анализом характера в сфере биопсихического функционирования.

Но есть и явление, контрастирующее с идентичностью характерологического и мышечного панцирей. Как характерологические позиции могут быть сняты с помощью ослабления мышечного панциря, так и, наоборот, мышечные позиции могут разрушиться благодаря ослаблению характерологического своеобразия. Специалист, испытавший силу мышечной вегетотерапии, чувствует искушение пожертвовать ради нее работой над ликвидацией характерологических окостенений. Но практика скоро покажет, что исключительность одной или другой формы работы недопустима. В одних случаях работы с пациентами будет с самого начала преобладать работа над мышечными позициями, в других - над поведением. Мы встречаем и третий тип больных, у которых попеременно проходит работа частично над мышечной, частично над характерологической сферой. Но значение и объем работы над мышечным панцирем увеличиваются в конце лечения. Она концентрируется на задаче снова вызвать функционирование рефлекса оргазма, данного от природы, но разрушенного у всех душевнобольных. Эта задача решается весьма различными способами.

В ходе усилий, цель которых - вызвать рефлекс оргазма, постигаются многочисленные детали. Именно они и позволяют сравнить правильное понимание естественного движения с неестественным, невротически-судорожным. Вегетативный импульс и вегетативное торможение того же импульса могут быть локализованы в одной и той же группе мышц. Например, в сгорбленном положении и соответствующем наклоне головы может заключаться как импульс, побуждающий ударить кого-либо, так и его торможение. Конфликт между влечением и отпором, о котором мы столь точно знаем в результате наблюдения над психической сферой, в точности отражается в физиологическом поведении. В других случаях импульс и торможение распределяются по разным группам мышц. Встречаются, например, больные, у который вегетативный импульс выражается в непроизвольных сокращениях мышц надчревной области. Но торможение этого вегетативного импульса следует искать в другом месте - например, оно вызывается судорожными сокращениями матки, которые можно ощутить в форме отдельных шарообразных желваков при тщательной пальпации подчревной области. Речь идет о вегетативно гипертоническом состоянии мускулатуры. Желвак исчезает в ходе формирования рефлекса оргазма. Иногда бывает также, что желвак формируется и снова исчезает во время одного и того же сеанса.

Упомянуть об этом было особенно важно, так как рефлекс оргазма в значительной степени вызывается благодаря усилению вегетативных торможений. Больной ведь ничего не знает о блокаде своих мышц. Он должен сначала почувствовать ее, прежде чем сможет обратить на нее внимание. Попытки усилить вегетативные импульсы перед ликвидацией торможений оказались бы бессмысленными.

Чтобы облегчить понимание проблемы, мы хотим воспользоваться следующим примером. Змея или червь демонстрируют волнообразное ритмическое движение, подчиняющее себе весь организм. Представим себе теперь, что некоторые сегменты тела парализованы или каким-либо образом зафиксированы, так что они не могут двигаться в ритме всего тела. Тогда и остальная часть тела не двигалась бы, как прежде; общий ритм был бы нарушен блокированием отдельных групп мышц. Следовательно, полнота телесной гармонии и подвижности зависит от единства, целостности и ненарушимости телесных импульсов. Человек, таз которого жестко зафиксирован, может быть сколь угодно подвижен, если говорить о других частях тела, но его позиция и движение заторможены. Рефлекс оргазма заключается как раз в том, что волна возбуждения и движения стекает от вегетативного центра через голову, шею, грудь, над- и под-чревную область до таза и далее до ног. Если эта волна сдерживается, замедляется или блокируется на каком-либо месте, то рефлекс "расщепляется". Наши больные обычно демонстрируют не одно, а многие такого рода блокады и торможения рефлекса оргазма в различных участках тела. Торможение регулярно проявляется в двух участках тела - в горле и в заднем проходе. Можно только предполагать, но не утверждать наверняка, что это связано с эмбриональной природой обоих отверстий. Как известно, конец пищевода и кишечника - два конечных отверстия кишечника первобытного животного.

Сначала разыскиваются и разъясняются отдельные участки торможения рефлекса оргазма, а затем тело само ищет путь, который предписывает ему ход вегетативного возбуждения. Вызывает крайнее удивление "логичность", с которой тело собирает воедино компоненты рефлекса. Если, например, снимается жесткость затылка и пациенту разъясняется смысл судорожного сокращения горла или подбородка, то почти регулярно на груди или плечах возникает какой-то импульс. По прошествии небольшого времени его удерживает на этом же месте соответствующее торможение. При ликвидации вновь появившегося торможения заметным становится импульс на животе - до тех пор, пока и он не натолкнется на торможение. Таким образом, можно убедиться в том, что ослабление вегетативной подвижности таза невозможно до ликвидации функций торможения, располагающихся выше.

Нельзя, однако, слишком схематически воспринимать данное описание. Конечно, каждое ослабление торможения делает возможным некоторый вегетативный импульс, движущийся "дальше вниз". Но точно так же судорога горла может быть снята зачастую лишь в том случае, если вегетативные импульсы уже прорвались. При внезапном проявлении новых вегетативных импульсов с несомненностью дают себя знать скрытые до сих пор торможения. В ряде случаев тяжелые судороги горла выявлялись не ранее, чем заявляло о себе вегетативное возбуждение таза. Более сильная возбудимость мобилизует остаток имеющихся механизмов блокирования.

В данной связи особенно важны заменяющие движения, Очень часто вегетативный импульс инсценируется там, где имеется лишь заученное, наполовину произвольное движение. Основной вегетативный импульс вызывается только в том случае, если заменяющее движение идентифицировано и устранено. Например, очень многие больные страдают от длительного напряжения мускулатуры челюсти, придающего нижней половине их лиц "злое выражение". При попытке сдвинуть подбородок книзу замечается сильное сопротивление, жесткость. Если предложить больному попеременно открывать и закрывать рот, он начнет выполнять это движение только после некоторого колебания и с явным напряжением. Но надо позволить пережить такое искусственное открывание и закрывание рта, прежде чем удастся убедить больного в том, что у него заторможена подвижность подбородка.

Таким образом, произвольные движения групп мышц могут функционировать как форма отпора непроизвольным. Точно так же непроизвольные мышечные действия могут проявляться как защита от других, столь же непроизвольных. Таково, например, ритмическое движение мускулатуры губ ("тик"), представляющее собой защиту от пристального взгляда. Произвольные мышечные действия также вполне могут находиться в русле непроизвольных, и, следовательно, сознательное подражание движению таза может вызвать вегетативное движение таза.

Основной принцип высвобождения рефлекса оргазма заключается в следующем:

1. Отыскание торможений и участков расщепления, препятствующих проявлению рефлекса оргазма как единого целого.

2. Усиление непроизвольных механизмов торможения и импульсивных движений - как, например, вращения таза - способных высвободить заторможенный общий вегетативный импульс.

Важнейшим средством высвобождения рефлекса оргазма является техника дыхания, которая стала мне ясна сама собой в процессе работы. Нет ни одного невротика, который мог бы глубоко и равномерно выдыхать. В сознании этих больных угнездились результаты всех мыслимых манипуляций, препятствующие глубокому выдоху. Эти люди выдыхают прерывисто или слишком быстро возвращаются от выдоха к вдоху. Некоторые больные следующим образом описывают испытываемое при этом торможение: "Похоже, будто морская волна наталкивается на каменную глыбу. Дальше не идет".

Ощущение этого торможения гнездится в надчревной области или в середине живота. При глубоком выдохе в животе появляются ощущения удовольствия или страха. Задача блокады дыхания в том и состоит, чтобы избежать их. Для подготовки и проявления рефлекса оргазма у своих пациентов я предлагаю им сначала вдохнуть и "почувствовать душевный подъем" в этом состоянии. Если больных призывают глубоко дышать, они обычно искусственно задерживают дыхание или "выталкивают" выдох. Это произвольное поведение служит только тому, чтобы воспрепятствовать естественному вегетативному ритму дыхания. Он оказывается "разоблаченным" как торможение, и больного побуждают "дышать обычно", то есть не делать дыхательных упражнений, чего ему хотелось бы. После 5-10 вдохов дыхание, как правило, углубляется и начинают проявляться первые признаки торможения. При окончании естественного глубокого выдоха голова сама собой подается вперед. Больные же не могут позволить голове естественным образом двинуться вперед. Они вытягивают ее вперед, чтобы не откинуться назад, или делают резкое движение в сторону - во всяком случае, нечто другое, чем то, что предписывается естественным движением.

Плечи при глубоком выдохе расслабляются и мягко подаются вперед. Наши больные удерживают плечи именно в конце выдоха, высоко поднимают их, короче говоря, совершают различные движения плечами, чтобы не допустить спонтанного вегетативного движения.

Другое средство высвобождения рефлекса оргазма - легкое надавливание на надчревную область. Я помещаю пальцы обеих рук примерно на середину расстояния между пупком и канавкой грудного хряща, прошу глубоко вдохнуть и затем так же глубоко выдохнуть. Во время выдоха я постепенно и плавно вдавливаю надчревную область. При этом у разных больных обнаруживаются весьма различные реакции. У некоторых наблюдается тяжелое ощущение давления в солнечном сплетении, у других обнаруживается встречное движение посредством опустошения крестца. Речь идет о тех же больных, которые при половом акте подавляют всякое оргастическое возбуждение с помощью втягивания таза и опустошения крестца. Есть больные, у которых после надавливания на надчревную область в течение некоторого времени констатируются волнообразные сокращения в животе. Благодаря этому может быть случайно высвобожден рефлекс оргазма. Как правило, после глубокого выдоха размягчается прежде твердая брюшная стенка. Она легче вдавливается. Пациенты говорят, что "чувствуют себя лучше", но это можно воспринять всерьез только с определенной оговоркой. В моей практике укоренилась формулировка, которую больные спонтанно понимают. Я приглашаю их всецело "последовать за мной". Поза тех, кто следует, точно такая же, как и тех, кто отдается: голова скользит назад, плечи двигаются вперед и вверх, середина живота втягивается, таз выдвигается и ноги раздвигаются сами собой. Глубокий выдох приносит с собой позу (сексуальной) готовности отдаться. Таким образом, торможение оргазма у людей, не способных отдаться, объясняется задержкой дыхания в тот момент, когда возбуждение достигает кульминации.

Многие больные держат крестец пустым, так что таз уходит назад, а живот выпячивается. Если подложить руку под середину I крестца и попросить больного придавить ее, то почувствуется сопротивление: готовность следовать выражает в положении тела то же, что и готовность отдаться при половом акте или в Состоянии сексуального возбуждения. Если, например, больной "схватил" позицию готовности отдаться и принял ее, то создана первая предпосылка для пробуждения рефлекса оргазма. Легкое открывание рта содействует формированию позиции, свойственной готовности отдаться. В ходе этой работы возникают многочисленные новые торможения, например, многие пациенты сводят брови, судорожно вытягивают ноги и т. д. Таким образом, нельзя сперва "вполне корректно" устранить торможения, чтобы затем вновь обрести рефлекс оргазма. Напротив, в процессе нового объединения расщепленных элементов оргастической ритмики всего тела сначала выявляются все мышечные действия и торможения, которые на протяжении предшествующей жизни пациента препятствовали развитию его сексуальной функции и вегетативной подвижности.

Только в ходе этой работы проявляются способы, которые пациенты применяли в детстве, чтобы совладать со своими инстинктивными побуждениями и "страхами в животе". Сколь героически они в свое время подавляли в себе "дьявола" - сексуальное удовольствие, столь же бессмысленно смело защищаются они теперь от достигнутой способности к обретению этого удовольствия. Я называю только некоторые часто встречающиеся формы, в которых проявляется действие телесного механизма вытеснения. Если возбуждения, возникающие в животе во время формирования рефлекса оргазма, оказываются слишком сильными, то некоторые пациенты устремляют пристальный и пустой взгляд в угол или за окно. Если разбираться в этом поведении, то пациенты вспомнят, что они осознанно практиковали такие действия, когда им приходилось учиться обуздывать свою ярость в отношении родителей, братьев и сестер или учителей. Длительная задержка дыхания, а также удержание в неподвижности головы и плеч считались героическими проявлениями самообладания. "Стиснуть зубы" становилось моральным требованием. В данном случае словарный состав языка непосредственно отражает телесный процесс самообладания. Определенные фразы, которые обыкновенно можно услышать в процессе традиционного воспитания, в точности представляют то, что мы описываем как формирование мышечного панциря.

Дети сначала отвергают типичные увещевания, среди которых "мужчина должен владеть собой", "большой мальчик не плачет", "возьми себя в руки", "не распускайся", "ты не должен показывать свой страх", "надо стиснуть зубы", "переноси все это с улыбкой", "выше голову", затем против воли принимают их и начинают им следовать. Эти заповеди ослабляют характерологическую основу ребенка, губят его дух, разрушают в нем жизнь, превращая в хорошо воспитанную куклу.

Мать рассказала мне о своей 11-летней дочери, которая до 5 лет воспитывалась при строгом запрете онанизма. Девочке было примерно 9 лет, когда она посмотрела детский спектакль, где действовал волшебник с искусственно удлиненными и неодинаковыми пальцами. Уже тогда ее возбуждал вид указательного пальца чрезмерной величины, и стоило с тех пор возникнуть представлениям о страхе, как появлялся и волшебник.

"Знаешь, - говорила девочка матери, - если я пугаюсь, это всегда начинается с живота (при этом она скрючилась, как от боли). Тогда я не могу пошевелиться, просто ничем не могу шевельнуть. Могу играть только с маленькой штучкой внизу (девочка имела в виду клитор), и ее я тяну и дергаю туда-сюда, как бешеная. Волшебник говорит: "Тебе нельзя двигаться, ты можешь двигать только то, что там, внизу". Если страх все усиливается, я хочу включить свет. Но каждое резкое движение вызывает новый страх. Только если я двигаюсь очень осторожно, становится лучше. Если же наконец я включила свет и достаточно наигралась с тем, что внизу, я все больше успокаиваюсь, и наконец все проходит. Волшебник - он вроде няни, которая всегда говорит. "Тебе нельзя двигаться, лежи тихо" (делает строгое лицо). Если я просто клала руки под одеяло, она приходила и вынимала их".

Так как девочка почти весь день держала руку на половых органах, мать спросила, почему она это делает. Мать не знала, что дочка так часто предается своему занятию, и описала в разговоре со мной ее различные ощущения. "Иногда я только получаю удовольствие от игры, и тогда мне не надо ни тянуть, ни дергать. Но когда я застываю от страха, то приходится изо всей силы тереть и дергать внизу. Теперь, когда все ушли и нет никого, с кем я могу все обсудить, страх постоянно усиливается и приходится все время что-то делать внизу". Несколько позже она добавила: "Когда приходит страх, я становлюсь очень упрямой. Тогда мне хочется бороться против чего-то, но я не знаю, против чего. Только не подумай, что я хочу бороться против волшебника (по словам матери, его она вообще не упоминала), уж слишком я его боюсь. Хочется бороться против чего-то, чего я не знаю". Этот ребенок дает хорошее описание ощущений, испытываемых в животе, и способа, которым он, с помощью воображаемого волшебника, пытается контролировать их.

Пусть другой пример покажет значение дыхания для деятельности аппарата ганглий живота. У одного пациента в ходе продолжительного повторного выдоха проявилась сильная чувствительностъ тазовой области. Он привык реагировать на это сдерживанием дыхания. Даже при самом легком прикосновении бедру или подчревной области он рефлекторно содрогался. Когда же я просил его сделать несколько глубоких выдохов, ой не реагировал на прикосновение. При новой задержке дыхания быстро восстанавливалась возбудимость тазовой области. Это могло повторяться сколь угодно часто, и такая клиническая деталь свидетельствовала о многом. Благодаря глубокому вдоху накапливается биологическая энергия центров вегетативного возбуждения, в результате чего усиливается рефлексоподобная реакция. После повторного выдоха ликвидируется застой, а с ним и боязливая возбудимость. Таким образом, барьер в глубине выдоха создает противоречие: он возникает из потребности заглушить приятное возбуждение центрального вегетативного аппарата, но именно этим и порождает возросшую готовность к страху и рефлекторную возбудимость. Тем самым становится понятной еще одна деталь превращения подавленной сексуальности в страх. Так же обстоит дело и с клиническим наблюдением, согласно которому при восстановлении способности испытывать удовольствие мы сначала наталкиваемся на физиологические рефлексы страха. Страх, являясь отрицанием полового возбуждения, в энергетическом отношении идентичен ему. Так называемая "нервная возбудимость" есть не что иное, как серия коротких замыканий в процессе отвода электрических зарядов ткани, вызванных существованием барьера на пути оргастической разрядки энергии. Отсюда ощущение "наэлектризованности".

У одного моего пациента характерологическое сопротивление на протяжении длительного времени выражалось в многоречивости. Рот при этом ощущался как "чужой", "мертвый", "не принадлежащий" человеку. Больной вновь и вновь проводил рукой по рту, будто желая убедиться в том, что он еще существует. При этом удовольствие от болтовни, от рассказывания разных историй оказалось попыткой преодолеть ощущение "мертвого рта". После устранения защитной функции рот начал спонтанно принимать младенческое положение сосания, которое сменялось жестким, злым выражением. Голова при этом резко наклонялась вправо. Однажды я почувствовал импульсивное желание взять пациента за шею, как бы убеждаясь, что там все в порядке. К моему величайшему удивлению, больной сразу же принял позу повешенного: голова безвольно свесилась в сторону, высунулся язык, а открытый рот оставался неподвижным. И это произошло не смотря на то, что я лишь прикоснулся к шее. Отсюда вел прямой путь к детскому страху пациента - боязни быть повешенным за совершенный проступок (онанизм).

Этот рефлекс возникал только в том случае, если одновременно задерживалось дыхание и предпринималась попытка избежать глубокого выдоха. Рефлексоподобная реакция исчезла, когда пациент начал постепенно преодолевать страх перед выдохом. Тем самым невротически заторможенная дыхательная деятельность становится центральным моментом невротического механизма вообще, причем в двойном смысле. Она блокирует вегетативную деятельность организма и создает в результате этого источник энергии симптомов и невротических фантазий всякого рода. Язык является одним из самых излюбленных средств для подавления возбуждения органов. Этим объясняется и невротическое навязчивое стремление говорить. В таких случаях я заставляю подавлять речь до тех пор, пока не наступит успокоение.

Другой больной страдал "очень плохим ощущением самого себя". Он чувствовал себя "свиньей". Его невроз в значительной мере заключался в неудачных попытках преодолеть это чувство с помощью назойливости. Патологическое поведение больного постоянно вызывало брань в его адрес, усиливая слабость самоощущения, и утверждало человека в такой позиции. Он начинал ломать голову над тем, что же такое говорят о нем люди, почему они так плохо относятся к нему, как он мог бы стать лучше и т. д. При этом пациент ощущал давление в груди, которое становилось тем сильнее, чем усерднее он старался преодолеть плохое самоощущение, заставляя себя размышлять. Прошло много времени, прежде чем мы вскрыли связь между принудительными раздумьями и "давлением в груди". Всему этому предшествовало телесное ощущение, которое он никогда не осознавал: "В груди начинает что-то двигаться, затем "стреляет" в голове, я ощущаю, что моя голова вот-вот лопнет. Вокруг глаз что-то вроде тумана. Я больше не могу думать и не способен ощущать то, что происходит вокруг меня. Я чувствую опасность утонуть, потерять себя и все, что вокруг меня". Такие состояния возникали всякий раз, если возбуждение не достигало половых органов и отводилось "вверх". Здесь находится физиологическая основа того, что психоаналитики понимают под "перемещением наверх". Вследствие этого невротического состояния возникали фантазии на тему гениальности, мечты о будущем могуществе и т. д. Они были тем более гротескными, чем менее совместимыми оказывались с реальными возможностями и результатами.

Существуют люди, ошибочно полагающие, что они никогда не испытывали известного грызущего ощущения и чувства тоски в надчревной области. Это большей частью жесткие, холодные, неотесанные натуры.

У меня было два пациента, сформировавших в себе патологическое принуждение к еде для того, чтобы подавить ощущения в животе. При возникновении ощущения страха или депрессии предпринимались все усилия, чтобы туго набить живот. Некоторые женщины (у мужчин я до сих пор не встречал подобного) после полового акта, не принесшего удовлетворения, должны, по выражению такой пациентки, "что-нибудь затолкать в брюхо". У других возникает ощущение, что "в кишках сидит что-то не желающее выходить".

Рефлекс оргазма наступает не сразу в полном объеме. Он, так сказать, состоит из отдельных частей общей функции. Сначала волна возбуждения только проходит от шеи через грудь и надчревную область к подчревной. Во время этого действия таз остается спокойным. Некоторые пациенты описывают данный процесс следующим образом: "Похоже, будто сокращение остановлено на определенном месте внизу". Таз не участвует в волнообразном возбуждении. Если поддаться торможению, обусловившему это состояние, то, как правило, можно будет установить, что таз зафиксирован во втянутом состоянии. Иногда с этим втягиванием таза связано искривление позвоночника, причем живот выступает вперед. Например, между крестцом и кушеткой можно без труда просунуть руку. Неподвижность таза создает впечатление безжизненности. В большинстве случаев с этим связано ощущение "пустоты в тазе" или "слабости в половых органах". Особенно резко такие явления дают себя знать у пациентов, страдающих хроническим запором. Мы лучше поймем эту связь, приняв во внимание, что хронический запор соответствует перевозбуждению симпатикуса. То же происходит и при зафиксированности таза. Пациенты не способны двигать одним лишь тазом. Они двигают одновременно животом, тазом и бедрами. Задача терапевтической работы в соответствии с этим заключается в том, чтобы довести до сознания больных общее ощущение запустелости, которым характеризуется возбуждение таза. Сначала они очень резко защищаются от всех попыток привести в движение только таз, в особенности двинуть его вперед и вверх. Сравнение этих случаев со случаями генитальной бесчувственности показывает, что отсутствие ощущений в гениталиях, чувство пустоты, бессилия в половых органах тем значительнее, чем меньше способность таза к движению. Такие больные, как правило, сталкиваются с тяжелыми нарушениями при половом акте. Женщины лежат неподвижно или преодолевают вегетативный барьер, препятствующий движению таза, с помощью усиленных одновременных движений туловища и таза. У мужчин нарушение выражается в быстрых, поспешных и произвольных движениях всей нижней части тела. Ни в одном из этих случаев не доказано наличие ощущения вегетативного оргастического течения.

Следует подчеркнуть некоторые детали этого явления: генитальная мускулатура сильно напряжена, так что отсутствуют сокращения, обычные при фрикцях. Напряжена и седалищная мускулатура. Невозбудимость часто преодолевается попытками пациентов вызвать произвольные сокращения и расслабления этих мышц.

Дно таза поднято с целью избежать свободного вегетативного течения в животе, идущего снизу. Таким же образом, с помощью фиксации диафрагмы сверху и напряжения мускулатуры брюшной стенки спереди, избегается это течение, идущее сверху.

Описанное положение таза регулярно возникало у моих пациентов в детстве из-за двух основных нарушений развития. Сначала оно подготавливалось жестоким воспитанием чистоплотности, если ребенка уже в самом раннем возрасте приучали контролировать свой стул. Точно так же и недержание, если борьба с ним сопровождается строгим наказанием, дает повод к судорожному сокращению таза. Но гораздо большее значение имеет судорожное сокращение таза, к которому прибегает ребенок, начиная бороться с генитальным возбуждением, превращающимся в повод для детского онанизма.

Каждое генитальное ощущение удовольствия подавляется хроническим судорожным сокращением тазовой мускулатуры. Доказательством этому служит то, что, если удается расслабить судорожное сокращение таза, сразу же появятся ощущения течения в гениталиях. Для достижения такого результата необходимо сначала ощутить фиксированное положение таза, то есть пациент должен непосредственно почувствовать, что он "держит таз в неподвижности". Затем должны быть обнаружены все произвольные движения, имеющие целью воспрепятствовать естественным вегетативным движениям таза. Так, например, одновременные движения живота, таза и бедер - самое важное и чаще всего употребляемое средство, призванное не допустить движения одним только тазом. Совершенно бесцельно заставлять больного заниматься упражнениями для таза, что чисто интуитивно пытаются делать некоторые учителя гимнастики. До тех пор, пока не устранены перекрывающие и оборонительные мышечные позиции и действия, естественное движение таза не может развиться.

Чем интенсивнее работа, проводимая по устранению торможения движения таза, тем полнее таз вовлекается в волну возбуждения. Он начинает участвовать в колебаниях и при этом двигается вперед и вверх без всякого содействия со стороны пациента, будто его поднимает к пупку какая-то чуждая сила. При этом бедра остаются спокойны. Очень важно уметь видеть различие между защитным движением таза и его естественным вегетативным движением. Если волна течет от шеи через живот до таза, то изменяется характер всего рефлекса, и если он до сих пор не приносил удовольствия, а подчас даже вызывал боль, то теперь начинает становиться приятным. Если до сих пор проявлялись защитные движения, например с помощью выпячивания живота и втягивания спины, то теперь все туловище напоминает рыбу, изогнувшуюся вперед. Гениталъные ощущения удовольствия и течения во всем организме, все усиливающиеся теперь, не оставляют сомнения в том, что мы имеем дело с естественным вегетативным движением, свойственным совокуплению. Оно по своему характеру полностью отлично от всех прежних реакций и рефлексов тела. Чувство пустоты в гениталиях быстрее или медленнее проходит, сменяясь на ощущение полноты и напора. Благодаря этому стихийно возникает способность к оргастическому переживанию при половом акте. Движения, которые при выполнении их отдельными группами мышц, представляют собой болезненные реакции тела и служат защите от сексуального удовольствия, превратившись в своей совокупности в волнообразное движение, являются основой стихийной вегетативной способности испытывать удовольствие. Истерическая дуга, при которой выгибаются живот и грудь, а плечи и таз уходят назад, становится теперь понятной как точная противоположность рефлексу оргазма.

До тех пор, пока это было мне непонятно, я был вынужден пытаться отчасти преодолевать торможение движения таза с помощью "упражнений". Неполнота результатов заставила меня отказаться от искусственных мер и искать причины торможения естественного движения. Отпор рефлексу оргазма обусловливает возникновение целого ряда вегетативных нарушений, как, например, хронического запора, мышечного ревматизма, ишиаса и т. п. Во многих случаях запор, существовавший десятилетиями, ликвидируется с развитием рефлекса оргазма. Полному развитию этого рефлекса часто предшествуют ощущения дурноты и головокружения, а также судороги шеи, изолированные сокращения мускулатуры живота, диафрагмы, таза и т. п. Но все эти симптомы исчезают с полным проявлением рефлекса оргазма. "Жесткий, мертвый, втянутый таз" входит в число наиболее часто встречающихся у человека вегетативных нарушений и является причиной люмбаго, ряда гормональных и других заболеваний. Его серьезная роль в возникновении столь часто встречающегося рака половых органов у женщин будет доказана в другом месте.

Следовательно, "умерщвление в тазу" имеет ту же функцию, что и "умерщвление" в животе, то есть недопущение аффектов, в особенности чувств страха и удовольствия. "Вегетативный центр" плотно охвачн окружающими органами. Освобождение наступает в результате ослабления жесткого охвата.

Теперь, благодаря тому, что различные явления и формы телесных позиций и проявлений осмысливаются в связи с рефлексом оргазма и отпором ему, стали ясны многие непонятные до сих пор процессы в терапевтической работе. Мне вспоминается диафрагмальный тик у 45-летней женщины, которую я лечил примерно 14 лет назад в Венской психоаналитической амбулатории и частично вылечил, сделав возможным для нее занятие онанизмом18. Со времени полового созревания, то есть более 30 лет, пациентка страдала сотрясениями диафрагмы, сопровождающимися звуками и представлявшими собой большую помеху нормальной жизни. Тик резко уменьшился, когда онанизм стал для нее возможным. Сегодня мне ясно, что выздоровление соответствовало частичной ликвидации барьера в диафрагме на пути вдоха. Тогда я мог только в самом общем виде сказать, что сексуальное удовлетворение устранило часть сексуального застоя и тем самым ослабило тик, но был не в состоянии сделать какие-либо выводы о том, в какой форме фиксируется этот застой, на каком месте он создал для себя возможность отвода и каким образом сексуальное удовлетворение уменьшило его.

Нынешний опыт вызывает в памяти случаи эпилепсии, при которых судорожные конвульсии с аурой, зарождающейся в животе, сотрясают тело, но я не мог отдать себе отчета в том, на каком участке тела, при выполнении какой функции и в какой связи с вегетативной нервной системой это происходило. Теперь мне стало ясно, что эпилептические сокращения представляют собой судороги вегетативного аппарата, при которых накопленная биопсихическая энергия разряжается только через мускулатуру, минуя гениталии. Эпилептический припадок представляет собой негенитальный мышечный оргазм19. Точно так же теперь прояснились случаи, иногда наблюдавшиеся при лечении метеоризма.

В очень многих случаях я сталкивался с ощущениями сдерживаемой злобности, которая, правда, ни разу не проявилась, и был не в состоянии сказать, где локализуется это ощущение. Лечение вегетативного поведения делает возможным телесную локализацию злобности. Существуют пациенты, выражающие глазами и щеками дружелюбие, чему, однако, резко противоречит выражение их рта и подбородка. Выражение в нижней части лица совершенно другое, нежели в верхней. Ликвидация такой позиции рта и подбородка высвобождает невероятную ярость. В других случаях ощущается неискренность общепринятой вежливости, скрывающей нечто противоположное - коварную злобу, которая проявлялась в запоре, существовавшем десятилетиями. Кишечник не работает, и его функционирование приходится на протяжении длительного времени поддерживать с помощью слабительного. Такие пациенты в детстве часто были вынуждены обуздывать свои аффекты ярости и "побеждать плохое в животе". Слова, которыми пациенты описывают свои ощущения, очень точно отражают заповеди, вбивавшиеся им в голову в детстве в процессе воспитания. Они говорят, например: "Живот плохой и злой, если он издает звуки". "Хорошо воспитанный" ребенок вместо того, чтобы вполне естественно ответить на такие звуки пуканьем, в результате наставлений вскоре отвыкает от этого, "сдерживая звуки в животе". Чтобы достичь этого, ребенок должен парализовать каждое возбуждение, появляющееся в животе, в том числе и генитальное половое возбуждение, втягивая живот, заставляя его "спрятаться в себя". Живот становится твердым и напряженным. Он "справился с плохим".

Стоило бы на примерах различных случаев очень подробно функционально и исторически изложить сложное развитие симптомов телесных позиций. Пока же мы удовлетворимся указанием на некоторые типичные факты.

В высшей степени поучительным будет увидеть, что тело функционирует, как единый организм, точно так же, как если бы оно могло быть расщеплено на части, причем одна часть функционировала бы вагически, другая - симпатически. У меня была пациентка, надчревную область которой удалось на определенной стадии лечения полностью расслабить. Женщина испытала определенные ощущения течения, брюшная стенка легко вдавливалась и т. д. Между надчревной областью, грудью и шеей больше не было прерывания ощущений, но подчревная область вела себя так, будто была отделена от них разграничительной линией. Здесь при вдавливании брюшной стенки ощущался твердый желвак величиной примерно с детскую голову. Сегодня было бы невозможно анатомически точно указать, как возникает такой желвак, то есть какие органы участвуют в его образовании, но его можно было прощупать.

На последующей стадии лечения бывали дни, когда желвак то появлялся, то исчезал. Он появлялся всякий раз в том случае, когда пациентка, движимая страхом, боролась с назревавшим половым возбуждением, а исчезал, если она чувствовала себя в состоянии допустить половое возбуждение.

Мне представляется целесообразным сделать предметом специального рассмотрения, основанным на новых материалах, телесные явления при шизофрении, в особенности ее кататонической форме. Кататонические стереотипы, болезненные навязчивые воспоминания, автоматизмы всякого рода объясняются возникновением мышечного панциря и прорывом вегетативной энергии. Так обстоит дело прежде всего с кататоническим припадком бешенства. При простых неврозах имеет место только поверхностное застывание вегетативной подвижности, оставляющее место внутренним возбуждениям и их отводу в "фантазии". Если процесс формирования панциря проникает глубже, блокирует центральные области биологического организма, то он полностью охватывает мускулатуру и затем имеются возможности только насильственного выхода (припадок бешенства, переживаемый как освобождение) или постепенное запустение жизненного аппарата.

К этим проблемам примыкает проблематика ряда органических заболеваний, например язвы желудка, мышечного ревматизма и рака.

Я не сомневаюсь, что психотерапевты в своей клинической практике могут наблюдать множество такого рода симптомов, но они не поддаются анализу каждый в отдельности, а постижимы только в связи с общей биологической функцией тела и ее отношениями с функциями страха и удовольствия. Невозможно постичь многообразную проблематику телесных поз и телесного проявления, понимая страх только как причину, а не - в первую очередь - как следствие сексуального застоя. Застой же означает не что иное, как торможение вегетативной экспансии и блокирование деятельности и подвижности центральных вегетативных органов. Отвод возбуждения блокирован, биологическая энергия связана.

Рефлекс оргазма является единым сокращением всего тела. В момент оргазма мы представляем собой не что иное, как сокращающуюся кучу плазмы. После 15 лет исследования оргазма удалось наконец дойти до биологического ядра душевных заболеваний. Рефлекс оргазма встречается у всех совокупляющихся живых существ. У ряда биологических организмов, расположенных еще ниже по лестнице эволюции, например у одноклеточных, он происходит в форме сокращений плазмы, о которых я говорил в другом месте20. Самой низкой ступенью, на которой его можно обнаружить, является деление яйца.

Определенные трудности вызывал ответ на вопрос о том, что приходит у более высокоразвитых организмов на место сжатия до шарообразной формы, если организм не может более сократиться, как простейшее, превратившись в шар. Многоклеточные, начиная с определенной ступени развития, имеют костный скелет. Это препятствует выполнению функции превращения в шар при сокращении, свойственной моллюскам и простейшим. Представим себе растяжимый шланг, до размеров которого вырос наш биологический пузырь. Введем по его длине очень гибкий стержень, способный, однако, гнуться только в одну сторону, который представляет собой позвоночный столб. Вызовем теперь в этом продольно вытянутом пузыре импульс к сокращению. Мы сможем увидеть, что у пузыря, если он, несмотря на неспособность к превращению в шар, захочет сократиться, будет только одна возможность - он должен быстро и очень сильно изогнуться. Рефлекс оргазма является не чем иным, если его рассматривать биологически. Это положение тела свойственно многим насекомым и прежде всего - в эмбриональной фазе развития.

Люди, больные истерией, с особенным предпочтением демонстрируют мышечные судороги в тех участках организма, где имеется кольцевая мускулатура, и очевиднее всего - в горле и на конце кишечника, то есть в двух местах, с точки зрения истории развития соответствующих двум отверстиям кишечника первобытного животного.

Наряду с этим бросается в глаза кольцевая мускулатура на входе в желудок и на выходе из него. В этих мышцах проявляются истерические спазмы, часто имеющие тяжелые последствия для общего состояния организма.

Участки тела, особенно предрасположенные к длительным сокращениям и биологически соответствующие очень примитивным ступеням развития, дают самый частый повод к невротическим судорогам. Если горло и конец кишечника блокированы, то оргастическое сокращение становится невозможным. Телесная "сдержанность" выражается в положении, противоположном рефлексу оргазма, - крестец пуст, жесткий затылок, блокированный задний проход, грудь выдвинута вперед, плечи напряжены. Истерическая дуга представляет собой полную противоположность рефлексу оргазма и прообраз отпора сексуальности. Каждый психический импульс функционально идентичен определенному психическому возбуждению.

Взгляд, в соответствии с которым психический аппарат функционирует сам по себе и воздействует на телесный аппарат, также функционирующий сам по себе, не может отражать действительное положение вещей. Нельзя представить себе прыжок из телесной сферы в душевную, так как неверно предположение о существовании двух отделенных друг от друга сфер. В столь же малой степени содержание душевной функции, например представление об ударе, может обрести телесное выражение, если само это представление уже не является выражением вегетативного импульса движения. Возникновение представления из вегетативного импульса относится к числу труднейших вопросов психологии. На основе клинического опыта можно с несомненностью констатировать, что как телесный симптом, так и психическое представление являются следствиями противоречий в функционировании вегетативной иннервации. Сказанному не противоречит тот факт, что телесный симптом можно устранить с помощью осознания его смысла, ведь любое изменение в сфере психических представлений неизбежно приводит к функционально идентичным изменениям вегетативного возбуждения. Следовательно, излечивает не одно только осознание представления, а изменение хода возбуждения. Тем самым образуется изложенная ниже последовательность функций в ходе действия психических представлений в телесной сфере:

а) Психическое возбуждение функционально идентично телесному.

б) Фиксация психического возбуждения происходит в результате закрепления определенного состояния вегетативной иннервации.

в) Измененное вегетативное состояние изменяет функцию органа.

г) "Психическое значение органического симптома" является не чем иным, как телесной позой, в которой выражается "психический смысл". (Психическая заторможенность выражается в вегетативной судорожности, ненависть - в определенной вегетативной позиции ненависти. Они идентичны и неотделимы друг от друга.).

д) Фиксация вегетативного состояния оказывает обратное воздействие на физическое состояние; восприятие реальной опасности функционирует идентично симпатикотонической иннервации, которая, со своей стороны, усиливает страх. Нарастающий страх формирует характерологический панцирь, что равнозначно связыванию вегетативной энергии в мышечном панцире. И это еще больше нарушает возможность отвода энергии, увеличивает напряжение и т. д.

Психическое и телесное функционируют в вегетативном отношении как обусловливающие друг друга и единые системы.

Попробуем пояснить сказанное на одном примере из клинической практики. Одна очень милая и сексуально привлекательная пациентка жаловалась на ощущение безобразия, так как она не чувствовала свое тело как нечто единое. Она описывала свое состояние следующим образом: "Каждая часть моего тела делает что хочет. Мои ноги здесь, голова там, а где мои руки, я никогда толком не знаю. Я не могу собрать свое тело". Таким образом, женщина страдала известными нарушениями чувства своего "Я", получающими особенно яркое выражение при шизоидной деперсонализации. В ходе вегето-терапевтической работы на лице пациентки выявились очень любопытные взаимоотношения между различными мышечными позициями. В самом начале лечения бросалось в глаза, как "равнодушно" было ее лицо. Выражение равнодушия постепенно настолько усилилось, что сама больная начала страдать от этого. Она смотрела равнодушным взглядом в угол комнаты или за окно, даже если с ней говорили о серьезных вещах. При этом выражение глаз было пустым, "отсутствующим". После тщательного разложения равнодушного выражения лица появилась новая черта, которая до тех пор едва обозначалась. Ротовая и подбородочная части лица приобрели иное выражение, чем глаза и лоб. После того как выражение лица приобрело большую четкость, стало ясно: рот и подбородок были "злыми", глаза же и лоб - "мертвыми". Эти слова отражали внутреннее ощущение пациентки.

Сначала я отделил положение мышц, обусловливавших выражение рта и подбородка. В ходе обработки выявилась невероятно сильная реакция сдерживавшейся до тех пор ярости при кусании, которую пациентка обращала на своих мужа и отца, не пережив, однако, этот импульс. Импульсы ярости, выражавшиеся, таким образом, в положении подбородка и рта, до лечения перекрывались позицией равнодушия на всем лице, ведь только устранение равнодушия и позволило проявиться выражению ярости у рта. Функция равнодушия заключалась в защите больной от постоянного воздействия мучительного ощущения ненависти, проявлявшегося у рта. Примерно через две недели лечения ротовой части злое выражение лица полностью исчезло в связи с выработкой у пациентки очень сильной реакции разочарования. Одна из черт ее характера заключалась в навязчивом стремлении требовать любви и злиться, если не удовлетворялись ее претензии. После разложения позиции рта и подбородка во всем теле начались преоргастические сокращения в виде змееподобных волнообразных движений, охвативших и таз. Половое же возбуждение осталось заторможенным в каком-то определенном месте. При поисках функции торможения постепенно с особой силой проявилось выражение лба и глаз, превратившееся в злой, наблюдающий, критический и внимательный взгляд. Теперь пациентка смогла отдать себе отчет в том, что она, собственно, никогда и не была в состоянии "потерять голову", так как все время была настороже.

Появление и проявление вегетативных телесных импульсов - несомненно, наиболее странный феномен, с которым мы сталкивались в вегетотерапии. Он плохо поддается описанию, его надо пережить в клинической практике. Итак, "мертвое" выражение лба было перекрыто "критическим". Следующий вопрос состоял в том, какова была функция "критического, злого" выражения лба. Осмысление деталей полового возбуждения пациентки показало, что "лоб следил как раз за тем, что делали половые органы". Строгое выражение глаз и лба выводилось из идентификации больной с ее весьма морализаторски и аскетически настроенным отцом. Он внушал ей с самых ранних лет, как опасно следовать сексуальным желаниям, говоря прежде всего о разрушении тела в результате заражения сифилисом. Следовательно, лоб стоял на страже вместо отца, если женщина обнаруживала готовность отдаться сексуальному возбуждению. Толкование, согласно которому больная идентифицировала себя с отцом, было недостаточным, ведь возникал следующий вопрос: почему эта идентификация проявлялась именно па лбу и что вело к сохранению этой функции в данный момент? Нам следует строго различать историческое объяснение какой-либо функции и ее актуальное динамическое объяснение. Речь идет о двух совершенно разных вещах. Мы не ликвидируем симптом, если только исторически поймем его. Нам не обойтись и без знания актуальных функциональных связей. (Не смешивать с "актуальным конфликтом"!) Выведение образа "внимательного лба" из детской идентификации с критически настроенным отцом ни в малой мере не повлияло бы на факт оргастического нарушения. Продолжение процесса излечения пациентки показало правильность этого взгляда - ведь в той мере, в какой мертвое выражение уступило место критическому, сначала обострялась общая защитная реакция на проявления сексуальности. Постепенно описанное строгое выражение стало сменяться оживленным, несколько детским выражением лба и глаз. Следовательно, женщина то оказывалась в согласии со своими сексуальными желаниями, то относилась к ним критически. С заменой критического выражения лба оживленным исчезло и торможение полового возбуждения.

Я столь подробно изложил этот случай потому, что он характерен для многочисленных нарушений процесса напряжения и заряда в генитальном аппарате. Стремление "держать голову выше" широко распространено.

Наша пациентка испытывала ощущение разделенного, лишенного внутренней взаимосвязи тела, не представляющего собой единого целого. Поэтому она была лишена сознания и ощущения своей сексуальной и вегетативной привлекательности. Почему стало возможным, что организм, представляющий собой единое целое, на уровне ощущений может "распасться"? Выражение "деперсонализация" само по себе ни о чем не говорит, так как оно само нуждается в объяснении. Мы должны задаться вопросом: как возникает такая ситуация, когда отдельные органы могут функционировать сами по себе, в отрыве от всего организма?

С помощью психологических объяснений мы не особенно продвинемся дальше, ведь психическое в своей аффективной функции полностью зависит от функций расширения и сокращения вегетативных жизненных структур. По своему строению они являются негомогенной системой. Экспериментальные и клинические результаты показывают, что процесс напряжения и заряда может охватить все тело точно так же, как и отдельный орган. Вегетативный аппарат может в надчревной области быть вагическим, в подчревной - симпатически гипертоническим. Он может также вызывать в плечах мышечное напряжение, а в ногах, напротив, расслабление или даже дряблость. Эта способность дана вегетативному аппарату именно ввиду его негомогенности. Зона рта может быть возбуждена в момент сексуального действия, а гениталии не возбуждены или не реагируют на возбуждение, и наоборот. Основываясь на сказанном, мы формируем прочную точку зрения, позволяющую оценивать функцию здоровья или болезни в сексуально-экономическом отношении. Несомненно, основным признаком психического и вегетативного здоровья является способность вегетативного организма в единстве и целиком следовать функции напряжения - заряда-разряда-спада напряжения. Напротив, исключения определенных органов или даже областей органов из целостности и единства вегетативной функции напряжения и заряда мы рассматриваем как патологические явления, если они имеют хронический характер и на длительное время нарушают функционирование всего организма.

Далее: клинический опыт учит, что нарушения чувства своего "Я" действительно исчезают только в том случае, если рефлекс оргазма развивается как единое целое. Тогда дело обстоит так, будто бы все органы и системы органов тела сведены воедино единственным ощущением, будь то в отношении сокращения или расширения.

При рассмотрении с такой позиции явление деперсонализации становится понятным и представляет собой незаряженность, то есть нарушение вегетативной иннервации отдельных органов или систем: кончиков пальцев, рук, головы, ног, половых органов и т. д. Неподлинность самоощущения проявляется и в прерывании в разных областях течения возбуждения в теле. Сказанное в особенности относится к двум участкам тела - к горлу, судорога которого препятствует движению волны возбуждения от груди к голове, и к тазовой мускулатуре, которая в случае своего судорожного сокращения нарушает ход возбуждения от живота к гениталиям и ногам.

На основе исследований с помощью методов аналитической психологии мы понимаем индивидуальную историю невроза, внешние условия его возникновения, внутренний мотив психического конфликта и, наконец, последствия вытеснения сексуальности, как, например, невротические симптомы и черты характера. Но мы не понимаем механизма, в результате действия которого детская судьба, внешняя травма или внутренний психический конфликт фиксируют болезненную реакцию как хроническую.

Мы видим женщин, "зациклившихся", несмотря на оптимальные сексуальные и экономические условия жизни, на своих неврозах. Мы видим детей из всех социальных слоев, не только становящихся, но и остающихся невротиками, хотя подчас они живут в наилучших сексуально-экономических условиях. Далее, мы сталкиваемся с "принуждением к повторению", явлением, о котором до сих пор размышляли и которое представляли только в мистических категориях, то есть с навязчивым стремлением многих людей вновь и вновь попадать в неблагоприятные ситуации. Ни одно из этих явлений не поддается объяснению с помощью воззрений, известных до сих пор.

И самым впечатляющим образом мы сталкиваемся с проявлением функции фиксации на неврозе в конце лечения при попытке формирования оргастической способности отдаться. Именно в тот момент, когда пациент должен был бы взяться за свое здоровье, возникают самые резкие отрицательные реакции. Больным владеет страх перед удовольствием, противоречащий жизненному принципу удовольствия.

Страх перед наказанием за сексуальные манипуляции, пережитый больным в детстве, закрепился в хронической форме как страх перед удовольствием. Мы помним, что удовольствие имеет свойство при торможении превращаться в неудовольствие. Если при очень сильной сексуальной возбудимости не удается достичь окончательного удовлетворения, то со временем возникает страх не только перед окончательным удовлетворением, но и перед предшествующим возбуждением. Сам приятный процесс возбуждения становится источником приятного ощущения. Обычно струящееся ощущение удовольствия тормозится мышечной судорогой, которая может быть чрезвычайно болезненной и, кроме того, усиливает застой. Отказ детей и подростков, переживающих пору полового созревания, от сексуальных манипуляций объясняется фиксацией судорожного состояния в гениталиях, превращающего любое приятное возбуждение, при сколь угодно правильном его интеллектуальном и эмоциональном понимании, в прямую противоположность. С этим связана неспособность переносить даже самое малое возбуждение. В судорожном мышечном действии при нарастании удовольствия и следует искать структурно-физиологическую основу покорности и скромности как свойств характера.

Следовательно, психопатологические состояния и симптомы являются следствием нарушения равновесия вегетативной (=сексуально-экономической) энергии. Каждое телесное повреждение затрагивает в то же время и самочувствие, и единство телесного ощущения, толкая и к компенсации нарушения. У всех невротиков нарушено вегетативное ощущение целостности, которое становится естественной и лучшей основой сильно развитого чувства собственного достоинства. Это выражается в самых различных формах, вплоть до полного расщепления личности. Между простейшими ощущениями холода или жесткости и шизофреническим расщеплением, бесконтактностью и деперсонализацией существуют различим не принципиального, а всего лишь количественного характера, которые выражаются и в качественной форме. С ощущением целостности связано ощущение непосредственного контакта с миром. С формированием единого рефлекса оргазма вновь возникают также утраченные в свое время ощущения глубины и серьезности. Пациенты вспоминают в этой связи время раннего детства, когда единство их телесного ощущения еще не было нарушено. Взволнованные и потрясенные, они рассказывают о том, как, будучи маленькими детьми, ощущали себя единым целым с миром, со всем, что их окружало, как чувствовали себя "живыми" и как в конце концов все это было уничтожено и сломано воспитанием. В расщеплении единства телесного ощущения под влиянием сексуального угнетения и в постоянном стремлении заново обрести контакт с самим собой и миром лежат субъективные корни всех религий, уничтожающих сексуальность. "Бог" является мистическим представлением о вегетативном созвучии "Я" с природой.

Я должен предоставить другим исследователям, сведущим в индийской и китайской культурах, поиск отдельных связей между угнетением сексуальности и внутренним миром их приверженцев. Клинические факты, которые я попытался здесь обрисовать, открывают широкую перспективу для понимания тех человеческих культур, в которых определенное единство во всем культурном круге формируют строгий семейный патриархат, жесточайшее сексуальное угнетение детей и подростков и идеология замкнутости и "самообладания". Это касается прежде всего индийцев, китайцев и японцев. Если есть намерение воспроизводить строгий патриархат, уничтожающий сексуальность, то этому социальному устройству надо самым жестким образом подавлять сексуальные побуждения детей. Результатом этого будут сильнейшие страх и ярость. Это противоречит патриархальной семейной культуре и требует идеологии самообладания, силы, позволяющей не изменять выражения лица даже при самой жестокой боли. Более того, требуется преодоление аффективной жизни вообще - как удовольствия, так и страха. Такой подход с наибольшей полнотой выражен в буддистской идеологии отсутствия страдания. С учетом этого становятся понятными и дыхательные упражнения йогов. Техника этого дыхательного церемониала представляет собой полную противоположность технике дыхания, которую мы применяем в процессе работы с нашими больными, чтобы снова высвободить вегетативные аффективные побуждения. Цель дыхательной практики йогов - победить аффективные побуждения, обрести покой. Ритуал напоминает навязчивые действия со свойственной им двойственностью. Как мне сообщали, противоположностью желаемой безаффектности выступает искусство достигать удовольствия, даже экстаза, с помощью определенной техники дыхания. Подобное маске, застывшее выражение лиц типичных индийцев, китайцев и японцев находит свое крайнее выражение в способности к бессознательному экстазу.

Тенденция техники йоги к распространению в Европе и Америке основывается на том, что люди, принадлежащие к соответствующим культурным кругам, ищут средств, позволяющих стать господами вегетативных побуждений и одновременно устранять страхи. Они не особенно далеки от понимания оргастической функции жизни.

Пренебрегая основательностью, как правило необходимой, нам надлежит указать на другое явление, играющее уничтожающую роль в нашей сегодняшней общественной жизни. Речь идет о предписываемой "военной выправке", которую особенно интенсивно пропагандируют и реализуют фашисты. "Военная выправка" представляет собой прямую противоположность естественной, подвижной, свободной позе. Затылок должен быть напряжен, голова вытянута вперед, глаза должны быть неподвижно и прямо устремлены в пустоту, выражение подбородка и рта должно быть насколько возможно "мужественным", грудь выпячена. Напряженные руки, вытянутые по швам, должны плотно прилегать к телу. Конечно, самым важным признаком, говорящим о намерениях, свойственных этой "военной технике", и заключающимся в угнетении сексуальности, является действующее повсюду предписание о втягивании живота и отведении таза назад. Ноги жестко напряжены. Представим себе на миг положение больных во время лечения, ведущих трудную борьбу с аффективными побуждениями и прилагающих все усилия, чтобы справиться с ними. Их плечи жестки, затылки напряжены, таз и живот втянуты, руки плотно прижаты к телу, ноги вытянуты. Перечисление признаков совпадения между военным и пациентом вегетотерапевта можно продолжить: растяжение ножных суставов представляет собой типичный клинический признак искусственного обуздания аффектов. Такую позу в то же время самым строгим образом предписывает прусский парадный марш.

Люди, получившие подобного рода физическое воспитание и следующие ему, не способны к естественным вегетативным побуждениям. Они превращаются в машины, беспрекословно выполняющие механические приемы, без раздумий отвечающие: "Так точно, господин полковник", - и механически стреляющие в своих братьев, отцов, матерей и сестер. Воспитание жесткой неестественной позы является одним из наиболее естественных средств, с помощью которого диктаторский общественный строй создает себе автоматически функционирующие организмы, не обладающие собственной волей. Это не "индивидуальный вопрос", а проблема, касающаяся самой сути формирования структуры характера современного человека. Она охватывает широкие культурные круги, разрушает жизнерадостность и способность к счастью в миллионах людей. Так можно провести единую линию, проходящую от неосознанно применяемых в детстве задержек дыхания, чтобы избежать онанирования, через мышечную блокаду у наших больных неврозами - до военной выправки национал-социалистов и всех других милитаристов и до уничтожающих их эффективность искусственных техник самообладания у представителей самых разных культурных кругов.

Я должен удовлетвориться этим беглым очерком. Не приходится сомневаться в том, что значение телесной позы для структурного воспроизводства общественного строя будет однажды осознано и найдет разрешение во всей своей широте.

Даже дети, как бы страстно они ни желали вегетативной живости и свободы, боятся их и добровольно возвращаются под иго подавления своих побуждений, если не находят соответствующего окружения, в котором могут относительно бесконфликтно проявлять свою живую природу. Одна из великих тайн массовой психологии заключается в том, что средний человек, средний ребенок, средний подросток и молодой человек куда охотнее откажутся от счастья, если стремление к радости жизни сталкивается со слишком сильной болью. Пропаганда счастья без понимания и формирования психических и социальных предпосылок живой жизни оставалась, таким образом, пустым разглагольствованием.

Никому не будут полезны "бури" против воспитания, которые могут поднять обладатели особенно "мятежных характеров".

Поэтому необходимо следующее:

1. Точное понимание механизмов, с помощью которых осуществляется патологическое обуздание аффектов.

2. Накопление в практической работе с детьми как можно более богатого опыта, касающегося отношения детей к своим естественным аффективным побуждениям в существующей ситуации.

3. Разработка воспитательных условий, обеспечивающих гармонию вегетативной живости и общительности.

4. Создание общественных и экономических предпосылок этого.

Человек весьма преуспел в создании машин и господстве над ними, но он до сих пор тщетно пытается понять самого себя. Без учета влияния на жизнь человека биологической энергии нельзя будет справиться с душевной чумой, которая делает таким безотрадным наше столетие. Путь научного исследования и решения жизненных проблем до-юг и труден, представляя собой в этом отношении прямую противоположность безапелляционному политиканству с его невежеством и наглостью. У нас есть основания надеяться, что науке однажды удастся научиться обращаться с биологической энергией так же, как сегодня она обращается с электричеством. Только тогда душевная чума, поражающая людей, окажется под контролем.

Мы достаточно хорошо разбираемся в сущности симпатикотонии, чтобы получить общее суммарное представление о ряде оргастических заболеваний, обязанных своим возникновением оргастической импотенции человека. Страх перед оргазмом создает хроническую симпатикотонию, которая, в свою очередь, порождает оргастическую импотенцию, фиксирующую, со своей стороны, как в порочном круге, симпатикотонию.

Основным признаком симпатикотонии является хроническая фиксация грудной клетки в положении вдоха и ограничение полного (вагусного) выдоха. Основной функцией симпатико-тонической фиксации груди на вдохе является недопущение возникновения ощущений органов и аффектов, которые спровоцировали бы нормальный ваготонический выдох. Из хронического состояния страха, в котором длительно пребывает организм, вытекают:

1. Гипертония сердечно-сосудистой системы.

Периферические сосуды сужены на протяжении длительного времени, и их участие в процессе сокращения и расширения ограничено, так что сердцу непрерывно приходится производить дополнительную работу, перегоняя кровь по застывшим сосудам. Быстро работающее сердце, высокое давление и склонность к стеснению в груди, вплоть до проявления сердечного страха в полном объеме, являются также симптомами базедовой болезни. Следует задаться вопросом о том, в какой степени функция щитовидной железы является исконной и в какой мере она сама представляет собой просто вторичный симптом общей симпатикотонии. Точно так же артериосклероз, при котором наблюдается обызвествление стенок сосудов, можно поразительно часто встретить у людей, много лет подряд страдающих функциональной гипертонией. Вполне вероятно, что даже порок сердечного клапана и другие формы органических заболеваний сердца представляют собой реакцию организма на хроническую гипертонию сосудистой системы.

2. Мышечный ревматизм.

В долгосрочной перспективе положения хронического вдоха недостаточно для того, чтобы справиться с биоэнергетическими возбуждениями автономной жизненной системы. Для поддержания сверхтонуса сосудов к нему присоединяются хроническое напряжение мышц и состояние мышечного панциря. Мышечная гипертония, длящаяся годами и десятилетиями, ведет к хронической контрактуре и образованию ревматических узлов в результате отложения твердого вещества на мышечных пучках. На этой последней стадии процесс развития ревматизма становится необратимым. В ходе вегетотерапии ревматизма обращает на себя внимание тот факт, что болезнь поражает группы мышц, несущие особую ответственность за подавление аффектов и ощущений. Мышечный ревматизм концентрируется на затылочной мускулатуре, между лопатками - на месте, где мышечное действие типично для втягивания плеч, то есть - с точки зрения анализа характера - для "самообладания" и "сдержанности". Заболевание предпочитает охватывать обе толстые шейные мышцы, идущие от затылка к ключице (Mm. Stemocleidomastiodei). При бессознательном продолжительном подавлении ярости эти мышцы оказываются в состоянии хронической гипертонии. Пациент-ревматик нашел для описываемой группы мышц удачное обозначение - "мускулы упрямства". К ним прибавляется еще действие жевательных мышц, хроническое напряжение которых придает нижней половине лица упрямое и ожесточенное выражение.

В нижней части тела особенно часто выдаются мышцы, втягивающие таз и создающие таким образом лордоз. Мы уже знаем, что хроническая пассивность таза имеет функцию недопущения полового возбуждения. Люмбаго требует в этой связи точного исследования. Его очень часто находят у пациентов, хронически напрягающих седалищную мускулатуру, чтобы сдержать анальные ощущения в заднем проходе. Следующая группа мышц, где часто встречается мышечный ревматизм, состоит из поверхностных и глубоких аддукторов бедер, вызывающих "сжатие ног". Их функция, практикуемая особенно часто женщинами, заключается в подавлении полового возбуждения. В вегетотерапевтической работе за ними закрепилось название "моральные мышцы". Венский анатом Юлиус Тандлер в шутку называл эти мышцы "custodes virginitatis" ("стражи девственности"). Эти мускулы как у страдающих мышечным ревматизмом, так и у очень многих больных неврозом характера на ощупь представляют собой толстые, не поддающиеся расслаблению и чувствительные к давлению желваки на верхней внутренней стороне бедер. В их число входят и мышцы-сгибатели, идущие от нижних тазовых костей к верхнему концу голени. Они оказываются в состоянии хронического сокращения, если должны быть подавлены ощущения органов на тазовом дне.

При хронически фиксированном положении вдоха большие передние грудные мышцы находятся в состоянии хронического напряжения и являются при прощупывании затвердевшими. Этим могут объясняться и с учетом этого могут ликвидироваться межреберные невралгии.

3. У нас есть все основания предполагать, что эмфизема легких с соответствующей ей бочкообразной формой раздувшейся грудной клетки представляет собой следствие чрезвычайно сильно зафиксированного хронического положения вдоха. Следует принимать во внимание то обстоятельство, что каждая хроническая фиксация определенного положения вредит эластичности ткани, что в случае эмфиземы касается эластичных волокон бронхов.

4. Невротическая бронхиальная астма - ее отношение к симпатикотонии еще не ясно.

5. Язва желудка

Хроническая симпатикотония идет рука об руку с избытком кислоты. Он обусловливает чрезмерную кислотность желудочного сока. Щелочность снижена, и слизистая оболочка желудка подвергается воздействию кислоты. Типичное место локализации язвы желудка - примерно в середине задней стенки желудка, а если говорить точно, то в области, за которой располагаются поджелудочная железа и солнечное сплетение. Все говорит в пользу того, что вегетативные нервы на задней стенке стягиваются в состоянии симпатикотонии, препятствуя тем самым сопротивлению воздействию кислоты на слизистую оболочку желудка. Язва желудка приобрела такую известность - как явление, сопутствующее хроническому нарушению аффектов, - что больше не приходится сомневаться в ее психосоматической природе.

6. Различные спазмы кольцевых мышц:

а) Судорожные приступы на входе в желудок, кардиоспазм, вызывающий кардиалгию, и пилороспазм на выходе из желудка.

б) Хронический запор вследствие прекращения или снижения функции напряжения и заряда в кишечнике. Он всегда сопутствует общей симпатикотонии и положению хронического вдоха, будучи одним из самых распространенных хронических заболеваний.

в) Геморрой как следствие хронического спазма сфинктера. Кровь механически застаивается в венах, расположенных периферически по отношению к судорожно сократившемуся Sphincter ani, стенки сосудов местами расширяются и уплотняются.

г) Вагинизм как выражение сокращения кольцевой мускулатуры влагалища.

7. В своей известной книге "Жизненные нервы" Мюллер рассматривает ряд заболеваний крови, как, например, хлороз и некоторые формы анемии (малокровия), в качестве симпатико-тонных заболеваний.

8. Избыток углекислоты в крови и тканях

Благодаря фундаментальным работам венского исследователя Варбурга о подавлении обмена веществ в раковой ткани стало понятно, что хронически ослабляемый выдох вследствие симпатикотонии представляет собой существенный компонент предрасположенности к раковым заболеваниям. Ограниченное внешнее дыхание имеет следствием плохое внутреннее дыхание. Плохо дышащие и плохо заряжающиеся органы должны быть в большей степени, чем хорошо дышащие, подвержены воздействию канцерогенных возбудителей. Связь между затрудненным выдохом у страдающих симпатикотонными неврозами характера и открытым Варбургом нарушением дыхания в органах, пораженных раком, стала исходным пунктом для изучения рака с позиций сексуальной экономики. Здесь я не могу углубляться в эту тему. В контексте данной книги важно отметить лишь в высшей степени важный факт, заключающийся в том, что рак у женщин поражает преимущественно половые органы. Связь злокачественных опухолей с фригидностью очевидна и известна многим гинекологам. Кроме того, и хронический запор является очень частой причиной возникновения раковых заболеваний кишечного тракта.

Это мое суммарное беглое изложение никоим образом не может заменить необходимость детальной разработки проблемы, что потребует сотрудничества многих врачей и исследователей. Мне представлялось важным указать на обширные области патологии органов, тесно связанные с нарушением функции оргазма. С моей точки зрения, следовало подчеркнуть связи, остававшиеся до сих пор без внимания со стороны общественности и медицины, и обратиться с призывом к врачам рассматривать сексуальные заболевания человека с той серьезностью, которой они заслуживают, побудить студентов-медиков должным образом изучать общую сексологию и учение об оргазме, для того чтобы их профессиональные знания отвечали насущным потребностям человечества. Необходимо, чтобы медик не застревал над рассматриваемым под микроскопом окрашенным срезом препарата, а был в состоянии правильно оценить увиденное в совокупности с автономной жизненной функцией всего организма. Он должен хорошо представлять эту функцию в ее биологической и психической составляющих, понимать возможности медицинского и социального воздействий, влияющих на функцию напряжения и заряда организма и составляющих его органов, и знать, что именно эти воздействия являются важнейшей формой влияния на здоровье людей или болезнь. Тогда бы психосоматическая медицина, представляющая собой сегодня специфическую область деятельности любителей и специалистов, смогла бы стать тем, чем она и обещает стать - общими рамками медицины будущего.

Разумеется, создание этих общих рамок неосуществимо до тех пор, пока и впредь сексуальную функцию живого организма будут смешивать с болезненными высказываниями невротиков и продукцией порноиндустрии.

Примечания:

1

"Уже виденное" (франц.) - термин психиатрии, характеризующий такое состояние, при котором новая ситуация, незнакомые явления или объекты кажутся ранее виденными.

2

"В подобных случаях речь всегда идет о гениталиях, всегда! всегда! всегда!" (фр.)

18

Wilhelm Reich. Dei Tick als Onanieaquivalent. - "Zeitschrift fur Sexualwissenschaft", 1924.

19

Wilhelm Reich. Uber den epileptischen Anfall. ("Internationale Zeitschrift fttr Psychoanalyse", 17, 1931. S. 263).

20

Wilhelm Reih. Die Bione. Sexpol-Verlag, 193S. S. 205.