Как вы объясните неспособность ребёнка «стать человеком» после того, как он какое-то время воспитывался животными?

Такие случаи – одни из наиболее часто приводимых аргументов в полемике относительно наличия и важности человеческих инстинктов. Вот, дескать, видите – значит всё воспитывается!

Действительно, не единожды случалось, что ребёнок в раннем детстве оказывался на воспитании у животных, после чего они уже не могли стать людьми в социальном смысле этого слова. Сходный эффект оказывает лишение ребенка в младенчестве и раннем детстве вообще всякой социальной среды, будь то в лице животных или людей, более того – подобное явление возникает и в случае приматов, особенно – гоминид. Лишённая примера взрослых особей самка гориллы тоже не вырастает полноценной матерью своему детёнышу.

Здесь нужно обратить внимание на то, что последующие педагогические усилия оказываются крайне малоэффективными. Это говорит о том, что усвоение ребёнком многих поведенческих черт носит импринтный характер, то есть – при рождении они заданы не абсолютно жёстко, однако после запечатлевания оказываются практически некорректируемыми, что придаёт им прямое сходство с чисто инстинктивными. Можно также вспомнить пример монахини, тайно родившей в женском монастыре мальчика, но тщательно маскировавшая его под девочку, что привело к тому, что в итоге из мальчика выросла в гендерном смысле девочка. Можно ли рассматривать эти примеры как свидетельство практического отсутствия у человека инстинктивно-мотивированных поступков? Разумеется, нет. Эти примеры доказывают лишь то, что глубокое перевоспитание ребёнка, особенно – в раннем детстве – возможно. Но не более того. Нет никаких доказательств того, что столь же глубокое перевоспитание происходит всегда и в каждом случае. В подавляющем большинстве случаев дети воспитываются в стихийно складывающемся окружении, формирование стиля отношений в котором начинается с инстинктивных «затравок», и которые, после их усвоения частью окружения начинали играть роль импринтеров, усиливая врождённые тенденции реагирования у всех остальных. Хотя, если бы в нужное время ребёнок был подвергнут целенаправленным, достаточно мощным и квалифицированным перевоспитательным усилиям, то эти врождённые тенденции могли бы быть полностью подавлены. Могли бы! Но мало кто из фактических воспитателей этим занимается – сплошь и рядом такой фактический воспитатель сознательно (или нет) играет на инстинктивных струнах ребёнка.

Впрочем, в случае истинных инстинктов, такое перевоспитание обратимо, и требует регулярной поддержки. К примеру, страх змей у всех приматов инстинктивен, однако если обезьяны, выросшие в неволе, никогда не видели змей, то этот страх не формируется. Но если такой обезьяне показать фильм, где бы другая обезьяна демонстрировала страх перед змеёй, то и эта необученная обезьяна тоже начинает бояться змей. Но если фильм смонтировать так, чтобы дикая обезьяна демонстрировала реакцию страха на другой предмет, инстинктивного страха перед которым у приматов нет (к примеру – на кролика), то у необученной обезьяны страх на кролика не формируется. Можно также вспомнить сильное и очень жизненное (хотя и не основанное на реальных фактах) произведение У. Голдинга «Повелитель мух» («Lord of the flies»), где процесс такого культурного регресса показан очень наглядно.

Почему же у вышеназванных детей, после возвращения их к людям не происходит такого же возврата к «человеческому» стилю поведения? Потому, что по настоящему культурные отношения в нашем обществе не являются инстинктивными! О чём я собственно не перестаю повторять во всех своих текстах. Однако из факта импринтности и воспитанности каких-то культурных компонент отношений в нашем обществе отнюдь не следует, что импринтным и тем более – сознательным воспринятым является весь их спектр, не говоря уж о так называемых «некультурных» проявлениях.