Это интервью с Эриком и Денизой будет последним в книге, поскольку оно включает немало проблемных вопросов и множество счастливых и трудных моментов — почти все, что только можно представить себе в жизни супругов, отношения которых длятся целых пятнадцать лет. Вступив в брак в возрасте девятнадцати и двадцати одного года соответственно, поначалу они были во власти своих ожиданий. Через пять лет супружеской жизни у Де- низы началось «психическое расстройство», и отношения между ними стали чрезвычайно холодными и бессмыс­ленными. Психотерапия помогла Денизе восстановиться как личности, и впервые она действительно смогла отста­ивать себя в браке. Эрик, употребляя марихуану, из очень рационального интеллектуала превратился в человека, который воспринимает свое целостное «Я», прислушива­ется к своим чувствам и естественным ритмам, и это тоже укрепило их брак. С другой стороны, много раз казалось, что брак близок к распаду. Они оба пробовали секс с другими партнерами (и делились друг с другом своим опытом) и, что интересно, в результате обнаружили, что оба стали в большей степени сторонниками моногамии. Сейчас они собираются начать совершенно новую жизнь в другой стране, и это вызывает у них некоторые опасе­ния. Даже такое пунктирное описание их брака дает представление о том, что это был очень сложный жизненный процесс чрезвычайно обогащающего брака двух, теперь очень независимых людей.

Мне хотелось бы сказать несколько слов о моем обще­нии с этими людьми.

Впервые я с ними познакомился у наших общих зна­комых лет десять назад и, если бы меня тогда спросили, предсказал, что их брак — неудачный и должен распасть­ся очень скоро (это к вопросу о надежности прогнозов и диагнозов!).

После этой первой встречи я случайно встретил Эрика в связи с профессиональными делами, а однажды мы очень удачно поработали вместе при организации одной конференции.

Были и поводы для разногласий в нашей работе, но в целом я считаю Эрика человеком ярким, разумным, готовым пойти на обдуманные компромиссы, работать с которым одно удовольствие.

В последние годы мы встречались лишь изредка и только в обществе, однако меня глубоко заинтересовали изменения, преобразившие обоих супругов. Если бы на­ши встречи происходили через год, как оно часто и быва­ло, у меня бы возникло полное впечатление, что Эрик и Дениза уже совсем другие люди, чем те, которыми они были годом прежде. Этот процесс удивительного превра­щения побудил меня написать им письмо с предложением принять участие в интервью. К моей радости, они согла­сились, но я оказался совершенно не готов к богатству и обилию материала, который они предоставили так сво­бодно и открыто. В других главах я многое редактировал, компоновал элементы, связанные друг с другом, даже если они не были изложены последовательно. Часто я прерывал интервью, чтобы сделать свои собственные комментарии. Тем не менее в случае с Эриком и Денизой материал излагался так естественно и так плавно переме­щался от одного аспекта их опыта к другому, что я не Делал почти никакого редактирования, за исключением изменения некоторых деталей, нарушающих аноним­ность. Я просто включил заголовки, которые указы­вают, что тема изменилась, чтобы облегчить читателю поиск интересного для него материала. Итак, без долгого предисловия позвольте мне предоставить слово Эрику и Денизе. Свои комментарии я приберегу на конец главы.

Эрик. Представляешь, Карл, когда мы летели сюда се­годня, я вспомнил, что это интервью как раз приходится на пятнадцатую годовщину нашей свадьбы, которая будет в следующем месяце, к тому же это момент, когда мы рас­стаемся со всем, что сохраняло структуру нашего брака. Мы продаем свой дом, мы продаем всю нашу собствен­ность, мы оставляем наших друзей, работу, профессио­нальные позиции — мы покидаем страну, в которой мы встретились и обручились, и мы начинаем совершенно новый путь, по сути, совсем одни: только мы и наши дети, и какие-то наши элементарные умения и личные качест­ва. И мне кажется, одним из наиболее важных аспектов нашего брака и способов его дальнейшего развития является тот факт, что он не будет более включен в неко­торую структуру поля определенного места, имущества, круга старых друзей и так далее. Вместо этого мы взяли и расстались с прежней структурой и собираемся начать что-то совершенно новое. Произошел полный поворот в наших отношениях к миру вокруг нас.

Я (к Денизе). Это просто поражает меня, и я хотел бы знать твою реакцию на его слова.

Дениза. Я не думала так об этом, но меня страшит наш переезд тем, что мы остаемся только своей семьей и опираться сможем исключительно друг на друга. Нам не смогут помогать близкие друзья. В этом смысле мы чувст­вуем себя первопроходцами. Я не думала, что так далеко заведет нас наш брак, и особенно тревожит то, что касает­ся нас четверых как семьи, то, что мы собираемся сделать этот прыжок, причем даже неизвестно куда.

Эрик. У нас никогда не было спокойного брака. Мы всегда много ссорились, конфликтовали, причем до­вольно сильно, но за последние несколько лет мы на­учились воспринимать это положительно, как то, что ведет к росту и не дает скучать друг с другом и относить­ся друг к другу безразлично. Мы научились относиться с долей юмора к конфликтам, которые сначала были очень горькими для нас. И отчасти одна из причин, ко­торая позволила нам относиться к конфликтам с юмо­ром, заключалась в том, что мы всегда знали, что в нашей жизни есть нечто большее, чем супружеские от­ношения. Это значит, что если я действительно бешусь из-за Денизы, я должен уединиться на неделю, и она сделает то же самое, отдохнет от меня пару дней. Мы пойдем к друзьям или переключим свое внимание на ка­кие-то другие вещи. А теперь, в последние два месяца, когда возникает нечто подобное, мы говорим себе: «Че­рез два месяца мы собираемся отправиться практически на край света, туда, где мы будем изолированы от всего, к чему мы привыкли, и единственное, что у нас будет, — это мы сами и наши дети». И теперь, когда мы собира­емся ссориться по какому-нибудь поводу или Дениза делает что-то не так, как мне бы хотелось, и я сержусь на нее, я сразу думаю: «Мой Бог, хочу ли я отправляться с этой женщиной куда-то и жить где-то на краю света?» В некотором смысле город, городская жизнь, професси­ональная жизнь, друзья помогают снять излишнее на­пряжение, возникающее в супружеской жизни. И когда вы начинаете понимать, что такой поддержки у вас уже не будет, по крайней мере некоторое время, что вы от­правляетесь туда, где вы никогда не были раньше, где вы изолированы, где совершенно иная культура и вокруг вообще мало людей, тогда брак становится замкнутым пространством вокруг вас.

Например, есть два типа ссор, по крайней мере у нас, и подозреваю, что у многих других тоже. Один из них, когда вы действительно сердитесь и обижаетесь,— тогда вы чувствуете, что просто ненавидите друг друга. И весь гнев, который накопился из-за разных причин, выходит наружу. А другой тип ссор, когда что-то задевает нас за живое, настолько подлинное, истинное, во что мы верим, что мы не в силах больше терпеть и делать видимость, мириться с нечестностью, с неосуществлен­ными замыслами, которые продолжаются изо дня в день. И вы говорите: «У меня будет это, и на меньшее я не согласен».

И это происходит сейчас, когда мы говорим: «Боже, это нужно исправить, или это будет смертельным для нас». Это наш последний шанс, может быть, это слишком драматично звучит, чтобы решить, действительно ли наши проблемы настолько неразрешимы, что мы не можем жить вместе. Потому что теперь нам действительно придется жить вместе. И в ближайшие два-три года не сможем играть в супружеские игры. Мы должны будем на самом деле «приклеиться» друг к другу, как никогда преж­де. Вот о чем я говорю.

Я (к Денизе). А что ты думаешь по этому поводу?

Дениза. Я с ним согласна, хотя не думала об этом именно таким образом. Кое-что из этого знакомо, потому что я слышала это во время нашей последней ссоры, но это звучало не так окончательно.

Я. Расскажи об этом немного подробнее.

Дениза. Эрик сказал, что все это пришло ему в голо­ву во время нашей последней ссоры. Я реагировала, но я не провоцировала его — он сам пришел к этому. Я пред­полагала, что будет трудно, но я не думала, что это вообще может разрушить наш брак и повлиять на него больше, чем что-либо другое. Вот в чем разница. Мне не кажется, что это может разъединить нас больше, чем что-то еще. Мы уже прошли через такие испытания огнем и не раз собирались расстаться, так что уже со всем справимся.

Эрик. Хорошо, скажу. Почему это важно для меня. Я считаю, существует все-таки большая разница между тем, как ты отправляешься в другую страну и как я отправляюсь в другую страну. Ты вполне уверена и зна­ешь, чего ты хочешь и что ты найдешь это там. Ты соби­раешься завести себе участок земли и копаться себе на нем, то есть ты собираешься заниматься какими-то очень простыми и естественными вещами, о которых ты давно мечтала. И все это сосредоточено вокруг семьи. И в этом ты чувствуешь себя вполне уверенно и спокой­но. Прекрасно. Но я еду с совершенно другими чувства­ми, связанными с работой, которой мне предстоит там заняться. Для меня очень много значат каждодневные радость и энтузиазм, связанные с общением с моими друзьями, поддерживающими и вдохновляющими меня, профессиональными успехами, работой и общением со студентами. Очевидно, это связано с тем, что я очень люблю то социальное окружение, с которым нам прихо­дится общаться. Но я не думаю, что то же самое будет и там. По крайней мере, некоторое время нам придется чувствовать себя иностранцами в чужой стране, а мне еще будет и очень одиноко в плане интеллектуального общения. Я не думаю, что сразу встречу там людей, с ко­торыми смогу найти общий язык. Я думаю, что это опять будет очень непростой путь поисков друзей и уста­новления связей, очень медленный путь по узкому и длинному мосту. И значит, что поддержку мне придет­ся получать только дома, рассчитывая только на тебя и на детей. Поэтому, рассматривая все эти возможности, я говорю: «Bay! У нас все должно получаться. Поскольку если я начну сердиться дома, то это будет настоящий ад». Я не смогу переключаться на что-то другое — вот в чем дело.

Эрик. Меня посетила еще одна мысль, когда мы лете­ли сюда. Мне кажется, что мы прошли через три основные стадии в нашем браке.

Эрик. Для меня совершенно очевидно, что первая стадия нашего брака, все наше поведение, ожидания и отношение друг к другу определялись социальными пра вилами. Я имею в виду, что, когда мы вступали в брак, у нас уже были некоторые готовые представления о том, как мы должны относиться друг к другу и что чувствовать, какие у нас должны быть сексуальные отношения, как часто они должны быть. Мы были научены не только родителями, но и всей нашей культурой, что мужчина — это тот, кто много занимается сексом, ну и соответствен но относится к другим. И мы жили в соответствии с этой структурой общественных правил, по некоторому готово­му шаблону, приблизительно пять или шесть лет, пока это совершенно не разрушило нас. В целом это оказалось катастрофическим для нас. И что говорить, если Дениза закончила психическим расстройством, а я мучился и был совершенно несчастным.

Эрик. И мы сознательно от этого отказались. Это значит, что наступил момент, когда мы оба в достаточной степени излечились от этого кризиса, сели напротив и очень спокойно сказали друг другу: «Эта чушь, про которую нам говорили, что она должна быть основой на­шего брака, совсем не годится. Нам нужно найти другой способ строить наши отношения». И с этого момента мы стали всерьез посещать «группы встреч», тренинги; не­много увлеклись наркотиками — травкой и ЛСД; попро­бовали сексуальные отношения вне брака. Мы сказали себе: «Позволим себе открываться любым отношениям и посмотрим, что получится». Это был чувственный период нашего брака, время открытости тому, что наши чувства говорят нам о том, как надо на самом деле жить, несмотря на разные общественные шаблоны.

Эрик. Я думаю, сейчас мы вступаем в другую фазу. Чувственная жизнь — это то, о чем обычно говорят как о чувственном осознавании или когда увеличивается ваша восприимчивость, когда вы узнаете, как что-то замедлить или как глубже проникать в суть вещей. Повышенная сенситивность, повышенное осознавание. Я думаю, мы выходим из этой чувственной фазы в следующую фазу на­шего поведения, жизненного стиля, главным принципом которой можно назвать следование естественным внут­ренним ритмам наших тел. Даже в таких вещах, как еда. Мы стремимся есть теперь, только когда мы проголода­лись. У нас нет завтрака, обеда и ужина. Иногда мы совсем не едим, а другой раз объедаемся целый день. И мы стре­мимся заниматься сексом тогда, когда мы действительно этого хотим, а не так: «Сейчас ночь, мы одни, давай заниматься любовью». Или: «У нас не было секса три дня, Можно уже и позволить себе». И отношения с детьми стали более естественными. Сам не знаю почему, но это ^так. Несомненно, все это случилось отчасти благодаря биоэнергетике и йоге, но, кроме того, мы все больше ^и больше отдаляемся от общественных стереотипов, так долго оказывавших на нас влияние. Через период некото­рого хаоса, вызванного открытием наших чувств, мы пришли к тому, что стали больше прислушиваться к самим себе, к своей биологии, к устройству нашего брака, к тому, как мы относимся друг к другу. По-моему, это так, а ты как считаешь, Дениза?

Дениза. Да.

Я (к Денизе). Не знаю, согласна ли ты с его делением вашей супружеской жизни на три фазы, но я бы хотел, чтобы ты прокомментировала некоторые начальные периоды вашего брака, когда вы стремились жить по пра­вилам.

Дениза. Приблизительно через пять лет супружес­кой жизни у меня возникло психическое расстройство. И вплоть до этого момента я жила в каком-то наивном тумане. Я не понимала, почему муж чувствует себя пло­хо, почему мы не уживаемся вместе, поскольку сама я чувствовала себя вполне удовлетворенной нашим ста­тус-кво. Эти первые пять лет были так давно, их не вер­нуть, но я помню несоответствие в нашем восприятии друг друга накануне пятой годовщины нашей свадьбы. Я не помню всего, чем ты был тогда недоволен. Потому что в то время все мое внимание занимал маленький Алан, появившийся на второй год нашего брака, он за­нимал почти все мое время, и от него зависел ритм мое­го дня. Но я согласна с тобой по поводу социальных норм. Я помню, читала книги и стремилась примеривать их к жизни, ожидая, что жизнь будет соответствовать неким социальным нормам. То, что считается нормаль­ным и средним, то и правильно. Помнится, читала Спока, стараясь выполнять все его рекомендации с Ала­ном. В результате мое психическое расстройство стало некоей границей, переходным моментом, и теперь, пройдя терапию и перейдя в другую фазу своей жизни, я с этим соглашусь.

Я. Я бы хотел задать один вопрос в этом месте. Ты чув­ствовала, что все идет, как и должно быть, и что ты жи­вешь нормальной семейной жизнью — несомненно, с проблемами, но вполне удовлетворительно. Как это привело к психическому расстройству?

Дениза (после паузы). Тогда я приписывала себе го­раздо больше зрелости, чем ее у меня было на самом деле. Это несомненно! Трудно даже представить себе, насколь­ко я была инфантильной в то время. Помню, когда я выходила замуж, я считала себя намного более взрослой и умеющей справляться с проблемами, чем это выясни­лось впоследствии. Потом я поняла, что я совсем не была такой уж взрослой, как мне казалось. Я не умела решать конфликты, и мы зацикливались на одних и тех же про­блемах. Не помню точно, когда у нас возник серьезный супружеский кризис и в чем он проявлялся. Не могу воспроизвести, что я тогда чувствовала. Но я уверена, что какие-то проблемы определенно обозначились, потому что на пятый год нашей свадьбы я сказала: «Хорошо, если ты такой несчастный, может быть, нам лучше раз­вестись?» Видно, это возникло из чего-то постепенно, но я не...

Эрик (прерывает ее). А я сказал: «Прекрасная идея!» (Смеется.)

Дениза (продолжает). Но проблемы были не только в самом браке, проблемы были в религии, в религиозных поисках, в том, что мои родители не поняли меня и этих поисков.

Эрик. Я думаю, что брак был второстепенной причи­ной ее расстройства. Я думаю, что оно было инициирова­но религиозными проблемами и она сфокусировала внимание на...

Я. Вы происходите из достаточно консервативной...

Эрик. ...ортодоксально религиозной среды. Дениза проходила через очень долгий период чувства большой вины, поскольку под моим влиянием отказалась от этого, но так ничего и не нашла взамен. Я совсем не считаю, что пользоваться губной помадой и делать подобные этому вещи грешно. А родители приставали к ней: «Хорошо, так во что же ты веришь? За что ты продала свое первородст­во? Ты действительно отдала его дешево. У Эрика нет никакой жизненной философии» — и тому подобное. В конечном счете она стала больше читать и думать и стала говорить уже с некоторым пониманием о своих убеждениях. Пройдя этот период, она решила: «Теперь я могу найти общий язык со своими родителями, ведь я уже в состоянии делиться с ними тем, что происходит у меня внутри». Конечно, когда она попыталась это сделать, у нее ничего не получилось.

Я. Я признаю все, что вы сказали о религиозном аспекте, но сейчас мне было бы интересно узнать о том моменте, когда Дениза сказала: «Хорошо, может быть, лучше нам развестись»,— на что ты ответил: «Прекрасная идея!» Ведь именно это действительно привело к трещине в ваших отношениях.

Дениза. Это все было в одно и то же время. Разговор с моими родителями произошел за два-три дня до годов­щины нашей свадьбы. Но я хотела бы сейчас сказать о том, что мы сейчас оба осознаем: этот кризис сохранил наш брак. Потому что после этого мы стали полностью другими людьми просто до удивления. После того как я снова вернулась в нормальное состояние, у нас как будто появился шанс наконец построить наши отношения в браке. До этого, как правильно заметил Эрик, мы, несо­мненно, не могли этого сделать.

Я. А кем ты была до того? Ты говоришь, что после кри­зиса наконец стала человеком и появился шанс укрепить ваш брак? А какой ты была до этого?

Дениза (после долгой паузы). Никто раньше меня об этом не спрашивал. Я никогда это не выражала словами. Я определенно была созданием своих родителей, это не­сомненно. Я действительно многое ценила в себе, но во многих отношениях... Я думаю, что на самом деле не лю­била себя. Но я чувствовала себя хорошим человеком.

Я. Частично потому, что во всем следовала родитель­ским моделям?

Дениза. Да, я была «пай-девочкой». Какой я была? (Пауза и замешательство.) Это трудно сказать. Я соглаша­лась с тем, что думали обо мне другие, и поэтому мне труд­но ответить на это с теперешней позиции, ведь тогда я восприняла их модели меня. Сначала это были мои роди­тели и затем Эрик. И когда все вылилось в конфликт, затем, через пять лет, все это открылось.

Эрик. У Денизы было очень мало индивидуальности, она лишь соответствовала ожиданиям других людей. Ее родители навязывали ей одно, а я другое, и это приводило к внутреннему конфликту и разрывало Денизу на части. У нее возникло шизофреническое раздвоение, индуциро­ванное извне. Что-то нужно было выбирать.

Эрик. Знаешь, Карл, наш брак всегда спасали кри­зисы. Если припомнить наиболее разрушительные и ужасные вещи, которые только могут происходить в браке, то все это было в нашем браке, и благодаря именно этим моментам произошел выход на новый Уровень наших взаимоотношений. И почти всегда происходит так, что в эти периоды кризисов ты стано­вишься более живым, настолько энергичным и настоль­ко отчаянным, что происходит нечто новое. В остальное время ты только стремишься соответствовать и подстра­иваться.

Я. Иногда наступают моменты, когда нужно сталки­ваться с проблемами лицом к лицу.

Эрик. Когда у нее случилось психическое расстройст­во, все старое отошло. И все нужно было начинать снова. Все старые основы не работали, так что мы должны были найти новые... Затем, во время периода, о котором я уже упоминал, когда у нас был широкий круг общения с другими людьми, мы сблизились с другой супружеской парой. Ситуация в целом была очень драматической и тревожной, благодаря чему у нас появились новые представления друг о друге и наши отношения стали более честными.

Я. И возник новый вид кризиса.

Эрик. Это был, несомненно, кризис. Причем кризис, который угрожал нашему супружескому союзу. Но его результатом стал такой уровень честности в наших отно­шениях друг с другом, обмене фантазиями, нашими стра­хами, нашими мечтами о других партнерах, о любовных делах и тому подобном, что это совершенно изменило саму основу наших отношений. Затем возникали другие ситуации реального кризиса.

Дениза. Я думаю, причина того, что кризисы шли нам на пользу, была в том, что мы действительно сильно этого хотели, мы не прятали хвост и добивались своего. Мы не бросились убегать, не испугались, выдержали са­мый трудный этап. А было бы гораздо легче все бросить и бежать без оглядки. Например, Эрик очень сильно ис­кушался все бросить, когда у меня началось психическое расстройство, он сам рассказал мне об этом. И я думала плюнуть на все и бежать, когда была история с другой парой, о которой рассказывал Эрик. Бежать от боли. Но если ты можешь пересилить боль и выдержать, то бу­дешь вознагражден. При этом что-то должно быть очень прочным и в тебе самой, и в отношениях, иначе не вы­держать. Нужно бороться так же сильно, какова сама любовь.

Я. Как ты думаешь, что лежит в основе вашей глубо­кой привязанности, которая так отчетливо слышится мне, когда ты рассказываешь о вас? Когда все, казалось бы, ле­тит в тартарары, ты в сломленном состоянии, а ваш брак переживает кризис из-за другой пары? Почему вы продол­жаете работать и хотите двигаться дальше в ваших отно­шениях? Как ты сама сказала, вы действительно работали, и это произвело на меня впечатление, хоть я и смотрел лишь со стороны. Но все-таки почему?

Дениза. Такая карма (смеется). Несомненно, что у нас кармическая связь. В глубине души я в этом нисколько не сомневаюсь. Если ты можешь в это поверить, то поверь. Это легкий ответ, но я недавно поверила в реинкарнацию. Такой взгляд на вещи, несомненно, мог бы объяснить многое, через что нам пришлось пройти. Мы, без всякого сомнения, многим обязаны друг другу.

Эрик. Я думаю, одна из причин достаточно простая — социологическая причина. Мы оба происходим из орто­доксально религиозной среды, где важны строгие обяза­тельства и принципы. Во времена нашего детства развод был совершенно немыслимым явлением. И мы выросли с такими представлениями, которые проникли очень глубоко в систему ценностей, так что отсюда и привя­занность. Вторая причина состоит в том, что мы очень подходим друг другу сексуально. Причем мы оба имели достаточно сексуального опыта с другими людьми, чтобы понять: у нас особые отношения, и дело тут совсем не в нашей неискушенности. Для меня важна еще одна причина, которую мне трудно сформулировать, но я попытаюсь. Я провожу много времени с разными людь­ми — студентами, коллегами и многими другими, и все они время от времени становятся мне скучны. Все, без ис­ключений. Я просто устаю с ними, и мне хочется побыть одному. Никогда я не чувствовал ничего подобного с Де- низой. Мне никогда с ней не было скучно в течение всех пятнадцати лет. Я ненавидел ее, иногда она даже бесила меня. Я мог считать ее злой и все разрушающей, но я ни­когда с ней не скучал. Никогда не было так, чтобы мне за­хотелось быть где-нибудь еще, а не с ней только потому, что мне стало скучно. Бывало иногда, что мне хотелось уйти оттого, что я злился или что-то вроде того, но только не из-за скуки. Так вот, если говорить точнее, у нас всегда сохраняется очень тесная и прочная связь на каком-то глубинном уровне. Я, кстати, тоже верю в карму, как и Де­низа. Я думаю, есть некоторые тайны в нашей биологиче­ской природе, о которых мы мало что знаем. И еще мне кажется, что когда двое людей связываются через детей, устанавливается действительно близкая связь. Причем это не абстракция и не общественные представления. Это то, что действительно происходит на уровне биологии. Види­мо, потому что отношения друг к другу определяются уже третьим человеком, в котором соединены ваши гены и ва­ша биология.

Дениза. Значит, ты думаешь, что мы теперь уже сов­сем не те, что были, когда только поженились?

Эрик. Совсем другие. И мне кажется, у нас есть теперь новая причина, чтобы оставаться вместе, как и для любой пары, имеющей детей. Я убежден, что человек совершает страшное насилие над глубинным устройством мира, ког­да расторгает отношения, в которые включены дети. Так что это была одной из причин, из-за которой фактически в последний раз у нас был серьезный кризис, когда я уже был близок к разводу и собирался бежать. Мучаясь по это­му поводу, я твердо поверил и почувствовал эту связь. Я не смог бы порвать это на сознательном, рассудочном уров­не, понимаешь. Я думаю, мы оба стали более мистически воспринимать многое, но мистицизм наш был несколько разным. Я больше склонен к некоей биологической мис­тике, а Дениза к астральной.

Я. Да, это действительно интересно. Теперь бы я хотел вернуться к другому вопросу. Как ты сама сказала, до того как у тебя развилось психическое расстройство, ты была человеком, созданным другими людьми. Ты упомянула, что прошла психотерапию. Именно она помогла тебе стать независимой личностью или ты сама достигла этого? Другими словами, как тебе удалось стать совсем другим человеком по сравнению с тем, какой ты была в начале ва­ших отношений?

Дениза. Конечно, прежде всего благодаря различным формам психотерапии. Я проходила несколько лет стан­дартную психотерапию у двух разных терапевтов. Потом полтора года был перерыв. А затем шесть месяцев курса биоэнергетической терапии в сочетании с обычной тера­пией. Эти шесть месяцев стали краеугольным камнем. За этот период я стала совсем другим человеком и окон­чательно сформировалась как личность. И еще хочу до­бавить, что мне очень помогло чтение твоей книги «О становлении личности». Это, кажется, было еще до того, как я начала проходить курс психотерапии. Книга оказала на меня очень сильное воздействие. Это было первое, что навело меня на мысль, что ответ находится внутри меня, а не вовне и что я могу доверять себе. Я по­мню, что влияние ее было просто фантастическим! Это было пробуждение моей личности. Читая эту книгу, я по­няла, что могу довериться какой-то части себя, а затем развить ее и привести к полному расцвету, что и произо­шло в последующие годы... Наш брак был ценным для меня в тот период, но я не могла... Я обычно приписыва­ла Эрику все права на достижения. Но в данном случае я могу кое-что отнести на его счет, но не все. В основном это мой личный успех. Пару раз я посещала психотера­певта без его согласия и даже против его воли, и в этом было существенное отличие. Затем я поняла, что могла стоять хоть в какой-то степени на своих ногах и не пола­гаться во всем на его одобрение, чтобы что-то сделать. И для меня достаточно важно, что в этом моя заслуга. Устраивает тебя такой ответ?

Я. Хорошо, если ты вспомнишь еще что-то, я буду рад это услышать, но пока это можно считать частичным ответом. Хочется просто заметить, как бы в сторону: по- моему, превращение из такого безличного существа, слеп­ленного другими людьми, в человека в полном смысле этого слова — это одна из наиболее увлекательных вещей, которые могут произойти в жизни.

Эрик. Я хотел бы кое-что пояснить по поводу психо­терапии Денизы. Как мне показалось, первые годы тера­пии у доктора Г. действительно помогли ей справляться со многими проблемами и каким-то образом приспосо­биться к реальному миру. Проблемы не так уже стали расстраивать ее, и она научилась ими управлять. И бла­годаря этому у нее появился досуг, в котором она могла начать радоваться жизни и находить долю счастья. Мы стали хорошо проводить время вместе, развлекаться, де­лать что-то вдвоем. Мы научились привносить в жизнь немного игры. До этого времени вся энергия Денизы уходила на поддержание болезненной организации ее характера, как кто-то верно сказал. То есть она исполь­зовала всю энергию на поддержание защитных механиз­мов. Но зато вторая фаза терапии, когда она занималась биоэнергетикой и йогой, это было уже совсем другое дело. Тут не было ничего общего с приспособлением или преодолением. Это был путь к тому, чтобы начать выра­щивать некоторые силы в самой себе. Это означает поз­волить раскрыться тому, что развивалось внутри. Первая фаза терапии должна помочь ей защититься от слишком жестокого мира, а вторая фаза стала началом процесса раскрытия. Ее занятия биоэнергетикой действительно стали поворотным пунктом в ее жизни.

Тем не менее мы еще не поговорили об эпизоде с Мар­гарет, который был критическим моментом во всем, что случилось с ними.

Дениза. Вот тогда я впервые сказала «нет». Я много раз говорила «да», но никогда не говорила «нет». Это произошло три года тому назад. Я тогда еще не занима­лась биоэнергетикой. Мыс Эриком побывали только на одном занятии. Мы знали о том, что она есть, и немно­го пробовали заниматься, но я еще... Эрик влюбился в студентку из своего колледжа, и это происходило в течение нескольких месяцев без моего ведома. Я верну­лась назад после поездки к моим родителям, куда я отвезла детей на несколько месяцев. Когда я вернулась назад и он рассказал мне об этом, то я догадалась, что это чувство сильнее, чем его прежние любовные исто­рии с другими женщинами. Это действительно разрыва­ло его на части. Но лучше ты сам расскажи об этом... Что в результате получилось...

Я. Расскажи свою часть этого, как все это восприни­малось тобой.

Дениза. Я была ужасно потрясена. Я совершенно не была готова к этому. Сначала я попыталась отстранить­ся. Это был первый или второй год его преподавания в колледже в другом городе. Он обычно уезжал туда на три дня и затем возвращался домой. И ты знаешь, я бы­ла очень горда, что мой муж настолько свободен и я до­веряю ему, поэтому то, что он мне рассказал, просто привело меня в шок. Оглядываясь назад, я понимаю, что было очень глупо и наивно с моей стороны не ожидать ничего подобного. Но я предпочитала прятать голову в песок.

Я. У меня есть один вопрос. Очевидно, что тут дело было не в том, что у него появилась девушка, не это тебя потрясло, ведь такое случалось и раньше, если я правиль­но тебя понял. Все дело было в том, что он действительно очень сильно увлекся этой девушкой.

Дениза. Да, это правда. Но я хотела еще кое-что доба­вить. Одна из причин моего потрясения была в том, что мы уже пару лет не пробовали изменять друг другу, и я думала, что мы все больше и больше приближаемся к мо­ногамии, я так, например, уж точно. Я не понимала, что у Эрика все было не так, как у меня. Это было неожидан­но. Ведь прошло уже около двух лет с тех пор, как было нечто подобное. Тогда мы решили, что продолжение ис­следований таких отношений слишком болезненно и не стоит той эмоциональной энергии, которая на него тра­тится. Такой стиль жизни требовал слишком много сил, и мы решили отказаться от него. Во всяком случае, в ре­зультате этого кризиса я попыталась как-то воспринять идею о возможности отношений сразу у нас троих. И я за­шла настолько далеко, насколько могла в согласии на та­кие отношения. Насколько я помню, из этого ничего не получилось, прежде всего из-за самого Эрика. Он не хотел трехсторонних отношений. Но я не могла примириться с тем, что он вел двойную жизнь, отдельно с ней и отдель­но со мной. Если бы все были вместе — это одно дело, но иметь две разные семьи, в разных местах, с двумя раз­ными женщинами — я просто не могла согласиться с этим. В результате я сказала «нет», и точка. И это было настоящее «нет». Я никогда в жизни не чувствовала себя такой сильной.

Эрик. Но такая жизнь была мне очень по душе. Это было невероятно привлекательно. С одной стороны, жить со своей семьей, с Денизой. А в то же время уезжать на три дня в неделю и жить с другой женщиной, которую я очень полюбил, которая возбуждала меня совсем по-другому, и ее вполне устраивал такой образ жизни. Это было дьявольски привлекательно для меня, настолько, что я упорно настаивал на своем. И я действительно говорил тогда: «Это то, что мне нужно, это моя природа — то, что я хочу и могу, так почему бы нет?» Еще я говаривал: «В та­кой жизни есть особое возбуждение и сила, которая мне очень нравится, это очень заводит». Казалось, «нет» Дени­зы происходило от каких-то старых общественных запре­тов и от ревности. Наверное, ты знаешь, что чувствуют, оказавшись в такой ситуации. В результате я сказал: «Я не собираюсь расставаться с этим прекрасным шансом в моей жизни, чтобы продолжать жить по этим дурацким правилам, от которых мы давно уже отказались, и подда­ваться твоему чувству опасности для себя». И ты знаешь, я продолжаю утверждать Денизе, что в некотором смысле наши отношения никогда не были лучше, чем в течение этого периода. Я сказал тогда: «Против чего ты возража­ешь? Это не более чем простая ревность и страх, а все это мелкие чувства». Что тогда было! Дениза превратилась в разъяренную львицу, властную и сильную, отстаиваю­щую свое право на то, что она хочет и чего требует. И эта сила ее и мощь порождали особое очарование, которого никогда прежде не было. Ты знаешь, сила моей личности всегда была проклятием нашего брака. Что там какая-то Дениза? Что она вообще значит? Кроме того, что она лишь эхо других людей. И отношения между нами стали такими мощными и интенсивными, что я даже забывал о другой женщине. Я имею в виду, что когда я не виделся с Маргарет дня три или четыре и мы погружались с Дени- зой в эти страсти, то я даже не хотел видеть Маргарет, хотя и была такая возможность. Я хотел оставаться с Денизой, с тем, что происходило между нами. Дениза оказалась прижатой к стенке, в результате чего из этого кризиса возникла такая сила. И вместо того чтобы рассы­паться на части, как это бывало раньше, она воспряла, оставила все свои «аспекты и атрибуты» и явилась воору­женной и в блеске славы. Здесь, как я понимаю, вы могли бы поговорить о возможной подсознательной мотивации и о чем-то подобном. Но я знаю, что в течение многих лет, после психического расстройства Денизы, и потом, когда это повторялось во второй и в третий раз, у меня были ночные страхи, что Дениза снова сорвется, что она слиш­ком слаба. Я понимал, что должен быть очень осторож­ным, что я не должен делать ничего такого, что может уг­рожать ей, я был в ловушке из-за ее болезни. Понимаешь, для меня это было западней. Я не решался флиртовать с другими женщинами, это могло испугать ее слишком сильно и вовсе выбить из колеи. Я не осмеливался быть слабым и безответственным, говоря, например: «Катись все к чертям. Надоело работать, хочу быть бродягой», — потому что Дениза могла не справиться с этим. Вполне возможно, что в некотором смысле я стремился выско­чить из этой ловушки. И что же случилось, когда я все- таки попытался из нее выбраться. Дениза прошла через это, и мне стало вполне очевидно, что я могу больше ничего подобного не бояться.

Дениза. В ту ночь, когда я пошла прогуляться, я, дей­ствительно, гуляла, он знал, что со мной все в порядке.

Эрик. Это не было так просто.

Дениза (перебивает). Я так делала и раньше.

Эрик. Да, но тогда было другое дело. Я был готов уйти и жить с Маргарет, но твоя сила и красота, когда ты наста­ивала на своем и проявила себя во всей полноте,— все это поразило меня. Вот что случилось. Но видишь, это другой пример, подтверждающий мои слова о том, что все разви­тие нашего брака происходило из самых ужасных кризисов.

Я. Как я понял из твоих слов, это то, что еще до истории с Маргарет ты был скован в своем поведении болезнью Денизы. И я бы хотел спросить тебя, Дениза, действительно ли ты была больна?

Дениза. Да, у меня тоже были серьезные сомнения, не знаю, правда, подходит ли в данном случае это слово.

Я на самом деле не знаю, что ответить на этот вопрос. Но я хотела бы сказать тебе одну вещь, Карл. В последний раз это было в конце истории с Маргарет, и на меня вдруг на­шло — мы пили весь вечер и отчаянно пытались решить нашу проблему. Это уже было после того, как он сказал: «Хорошо, пусть будет по-твоему. Я останусь, я откажусь от нее». Но мы были все еще захвачены этой проблемой. И я начала чувствовать, что я теряю свои границы, свое «Я». Возникли самые странные ощущения. И помню, раска­чиваясь в кресле, с бокалом в руке, я сказала себе: «Bay, да у меня есть выбор. Я могу взять и «заболеть» и вызвать массу проблем. В этом деле у меня есть выбор». Оглядываясь назад и вспоминая свой первый срыв и два следующих, я понимаю, что тогда в первый раз поняла — какая-то часть меня выбирала такой путь. А затем появи­лось ощущение, что у меня есть силы делать или не делать этого и понимание того, что я именно не хочу так. И в те­чение дня или около того я пришла в себя. Я перестала расползаться. Но это было большим открытием — что я могу выбирать. И тогда я по-другому посмотрела на свои прошлые действия и поняла, что я причиняла много боли, но и себя ранила этим тоже. Хотя, думаю, это связано с моей общей слабостью, я была не в состоянии вынести все, что со мной происходило. Я была настолько зависима от обстоятельств, так легко поддавалась внушениям окружающих людей, что смогла наконец почувствовать жалость к себе или к кому-то еще лишь тогда, когда стала больше понимать почему.

Я (Эрику). Вообще-то, я не планировал говорить об этом до конца разговора, но все-таки я сейчас хочу услы­шать твои комментарии по этой теме. Помнится, первый раз я вас увидел у Пита, в домике на побережье. На той ве­черинке вы были оба, но говорил я только с тобой, Эрик, ты произвел тогда на меня большое впечатление. Но я был очень озадачен и, когда ушел домой, просто поражен тем, как ты говорил о Денизе. Узнав, что я психолог, ты захотел сообщить мне ее диагноз, я уже забыл его к чертям, и ка­кие она принимает лекарства, и как часто и тому подоб­ное. Но меня поразило не то, что ты говорил, а то, как ты об этом говорил — как о чем-то очень хрупком, что требу­ет постоянной заботы и внимания. Это не звучало безуча­стно, но это было устрашающе объективно, и это совсем не походило на какое-либо супружество. Вот какое впечатление сложилось у меня, и мне интересны твои комментарии по этому поводу.

Эрик. Я сейчас вспоминаю тот период. В то время я был очень и очень ответственным и очень озлобленным. Я не любил тогда Денизу так, как я теперь это понимаю. Я любил ее раньше, когда мы только поженились, потому что она восхищала меня и трогала, и у нас были все эти ро­мантические идеи. А потом, после психического расст­ройства, я больше не любил ее. Я имею в виду, что она превратилась в проблему, а мы не любим проблемы. Да, мы не любим и тех, кто постоянно создает проблемы. Она стала тем, кто наполнял мою жизнь угрозами, страхом, трудностями и одиночеством. В результате я стал злым и ожесточенным. Но все-таки во мне было достаточно внутренней честности, которая требовала изменить ситу­ацию. Я хотел, чтобы она поправилась, чтобы у меня не было больше страхов. Это часть обязательства.

У меня тогда была некоторая стойкость, которая по­могла нам продержаться какое-то время. А потом у Дени­зы появилась своя, и мы еще сколько-то продержались, может быть, я еще расскажу об этом. В течение первых трех или четырех лет, на самом деле ее болезнь продолжа­лась около четырех лет вместе с двумя последующими осложнениями, я просто тащил на своей спине чертову обезьяну, то есть взвалил все на себя, включая риск ока­заться с маленькими детьми и сумасшедшей женой на ру­ках. Если уж не с психически больной, то с женщиной с большими сдвигами.

Я достаточно встречал людей со сдвигами, чтобы представить себе, какой это мог быть ад. И я застрял в этом. Я не сбежал и пытался заставить себя делать что нужно, я совершил массу глупостей и много хороших ве­щей. Ты знаешь, я искал настоящую помощь и не оболь­щался мыслью, что терапия способна магически решить все вопросы.

Эрик. Затем, когда стало совершенно очевидно, что Дениза поправится, наступил период ее восстановления. Это было вскоре после истории с Гилбертом и Верой, супружеской парой, с которой мы одно время имели че­тырехсторонние отношения. Я тогда просто сломался. И я начал сильно пить, каждый вечер напивался до полного одурения, по утрам мучился тяжелым похмельем, и несколько раз доходило до настоящих припадков — алкоголь позволял мне полностью распускаться. Я заби­рался под кровать, сворачивался калачиком на полу, кричал, плакал, скреб ногтями ковер и мебель, при этом отказывался делать хоть что-нибудь. Я тогда не работал, У меня не было никакой ответственности, ничего. И Де­низа прошла через все это. Я имею в виду, что она тогда взяла ответственность за все на себя. Так она преодолела и это испытание.

Дениза. Я бы хотела кое-что добавить к этому. Эти последние два или три года, когда я наконец стала полноценной личностью, существующей независимо от Эрика, впервые я могла быть взрослой, и это позволило ему быть Ребенком. За последние пару лет он часто вел себя по-дет­ски, прежде у него никогда не было такой свободы. Так что мы поменялись местами. То я подолгу играла роль родителя для его внутреннего ребенка, а когда он насы­щался этим по горло, мы вновь возвращались к отноше­ниям взрослый-взрослый. Но это произошло только в последние два-три года, когда я смогла стать взрослой, и это позволило ему быть ребенком или быть больным, или чокнутым, или попсиховать, или быть безответствен­ным. Теперь я думаю, что он навсегда избавился от этой чертовой обезьяны на шее.

Эрик. Я никогда об этом раньше не думал, Дениза. Я имею в виду, что мне казалось, что карьерный успех поз­волил мне стать более ребячливым. То есть у меня хорошо шли финансовые дела, и поэтому я могу быть более сво­бодным, поиграть, например, быть в чем-то безответст­венным, отправиться вдруг в двухнедельный отпуск, если мне этого захотелось, могу поиграть в теннис вместо рабо­ты. Ты знаешь, я запросто могу вести себя как ребенок, но никогда не думал о том, что это ты позволила мне это, но это действительно так, ты права.

Дениза (смеясь). Конечно, негодяй!

Эрик. Я имею в виду, что ты тоже для меня в неко­тором смысле мама: ты ведешь дом и позволяешь мне порезвиться иногда.

Я. Может быть, сейчас хороший момент, чтобы сде­лать перерыв.

Они. Ладно.

Я. За время перерыва я успел подумать только о том, что те эксперименты со свободными отношениями, столь интересующие многих молодых людей и через которые вы уже прошли, не представляют для вас большого интереса.

Но все же мне кажется, что этим молодым людям будет полезно услышать от вас кое-что о том, какие проблемы при этом у вас были и почему же вы все-таки от этого от­казались.

Дениза. Первое, что мне хотелось бы сказать: в таких отношениях для меня очень важно, чтобы все три челове­ка любили друг друга, только в этом случае для меня это возможно. Другими словами, когда Эрик был влюблен в Присциллу, мы с ней были как сестры.

И для меня было важным, чтобы я могла разделить чувства Эрика. Если бы это был кто-то, кто угрожал мне, или если бы я чувствовала себя униженной, то я даже и не пыталась бы, для меня невозможно было даже предста­вить наши отношения втроем. Это же относится и к Эрику. Он должен уважать и симпатизировать человеку, которого я полюбила, прежде чем включить его в свою по­вседневную реальность. Это первое, что приходит мне на ум. Я все это очень ясно помню. Я все еще думаю, что это могло бы произойти, и мне кажется, что это обогащает жизненный опыт, углубляет ощущение жизни. Но еще я думаю, мы слишком много с этим играли. В браке должны быть достаточно сильны обязательства, ничего не должно быть в нем неисправного, потому что это приводит к его разрушению. Когда мы попробовали такие отношения с другой супружеской парой, у которых было лишь одно слабое звено в браке, то все из-за этого провалилось, один из них на самом деле не был готов к этому.

Но я думаю, что вообще это может быть прекрасным экспериментом. Хотя так трудно быть уверенной в других людях, а тем более в самой себе. Поэтому если вы вовле­чены в подобные отношения, это всегда игра с огнем. Но я верю, безусловно, я верю, что когда-нибудь мы отва­жимся на это. И это будет более успешно, чем было,— я имею в виду не только нас с Эриком, но и супружеские пары вообще.

Я. Из твоих слов становится ясно, что все четыре человека в таких отношениях должны быть зрелыми лич­ностями, для того чтобы это вообще стало возможно. Позволь мне прояснить некоторые факты. Когда вы нача­ли отношения с этой парой, у тебя были отношения с мужчиной, а у Эрика с женщиной, не так ли?

Дениза (кивает). О'кей. Я думаю также, что в четвер­ках дела обстоят лучше, чем в тройках. Но это чрезвычай­но трудно найти двух людей, которые живут в таком согласии. Намного проще найти одинокого человека. У нас никогда не было двух любовных треугольников. Другими словами, у Эрика была своя любовница, а у меня любовник, они просто присоединились к нашему браку — между собой у них ничего не было. В какой-то момент мы попытались соединить всех вместе, но из этого ничего не получилось. Единственное, что плохо в тройках,— это то, что кто-то один всегда себя чувствовал ущемленным. А если оба имеют партнера вне брака, это переносится намного легче.

Эрик. Я не знаю, ты говоришь, что люди должны быть по-настоящему зрелыми для этого, а может быть, и наобо­рот, незрелыми. Я слышал вчера от студентов колледжа подробности одной ситуации. Там есть одна девушка, ко­торая находит кайф исключительно в оргиях. Два или три мужчины и она либо две и три женщины и мужчина. Она считает, что это замечательный секс. Таким способом можно избавиться от всяких комплексов и т. д. Я так счи­таю, если вы хотите рассматривать секс как игру и ничего больше — прекрасно. Но для нас с Денизой секс намного больше, чем просто игра, способ расслабиться и получить удовольствие. Для нас это глубокая связь, которую может испортить любая профанация. Пожалуй, это лучшая фор­мулировка: секс деградирует от всякой профанации.

Эрик. Разрешите мне теперь рассказать о наших вне­брачных отношениях. У меня всегда были любовницы. Правда, я никогда не чувствовал, что мне непременно нужны любовницы. Я не имею склонности высматривать себе женщин для любовных дел. Но на протяжении пят­надцати лет нашего брака у меня бывали любовницы, просто те, кого я встречал и влюблялся. Это, на мой взгляд, совершенно не зависело от наших отношений с Денизой. Обычно это происходило как раз, когда между нами были хорошие отношения. В эти периоды я чувство­вал себя особенно счастливым, полным энергии, жизни, любви. И мои любовные отношения были все без исклю­чения очень хорошим опытом для меня. И было пару раз, когда я считал, что это наилучшее, что может быть вообще в мире,— вот как раз и случай с Маргарет, о котором мы недавно рассказывали. Но, черт побери, я не хочу, чтобы у Денизы были любовники. Я имею в виду, что я и думать не хочу о том, что она может быть с другим мужчиной. Я всегда ревную. При одной только мысли о том, что она вместе с Гасом или Эдом, у меня все внутри переворачива­ется. И наконец, мы пришли к забавному соглашению. Мы решили, что мои связи с любовницами и, если Дени­за захочет, ее связи с любовниками могут дополнять наш брак — нет оснований считать их разрушительными. Тем не менее мы не свободны, мы не можем независимо делать свой выбор. Есть определенные типы реакций, ко­торые кажутся запрограммированными в наших телах, и ревность — одна из них, горькая, ужасная ревность. И в результате пару лет назад мы пришли к такому выво­ду: если вдруг мы влюбляемся серьезно на стороне, то сохраняем это в тайне друг от друга и держим все при себе. Мы не будем обсуждать возможную тройку или возможность впустить еще кого-то в наш брак или объединиться с другой супружеской парой. Если Дениза кого-то встретит или я и эта связь окажется достаточно сильной, мы будем сохранять это в тайне, а если не смо­жем, то просто откажемся от этого.

Я (перебивая). Ты имеешь в виду в тайне друг от друга?

Эрик. Да. И я думаю, это значит, что такие связи про­сто будут затруднены, ведь никто из нас не умеет держать что-то в тайне от другого. Кроме того, если мы договори­лись, что это будет тайной, то это подразумевает, что при­дется лгать или вводить в заблуждение. А это разрушает отношения и вообще трудновыполнимо. Но я также ду­маю, что решение может состоять и в том, чтобы открыть­ся друг другу, как считает Дениза, поскольку я не думаю, что это будет для нас переносимо. Еще странная вещь, Карл, что контроль, который мы осуществляем друг за другом — на самом деле контроль за любовными связями на стороне,— во многом мучительный для нас, ведь это единственный контроль, который существует в наших от­ношениях. Большинство пар, которые я знаю, действи­тельно пытаются контролировать поведение друг друга в обществе, способ одеваться, работу и то, как она выпол­няется. Мы не делаем этого. Мы не делаем почти ничего из этого. Дениза может неделями заниматься тем, что ей вздумается, без каких бы то ни было требований с моей стороны, что она должна делать что-то другое. И она обращается со мной так же. Я могу быть любым: от сумас­шедшего пророка, бегающего по пляжу без одежды, до самого дисциплинированного ученого, преподающего студентам, и она принимает все это как должное. Что бы ни было, ты представляешь?

Я. Я думаю, что мой собственный брак во многом сохранился в жизнеспособном и даже жизнерадостном виде, хотя и в нем есть свои взлеты и падения, благодаря тому, что у нас нет потребности контролировать друг друга. И в этом вся разница. Если я хочу делать глу­пости — я делаю их. Мне даже и в голову не придет, что Элен будет против этого возражать.

Я (обращаясь к Денизе). Я вот о чем хочу тебя спросить: Эрик очень свободно рассказал о своих чувствах, когда у тебя были отношения с другими мужчинами. А что ты чувствовала, когда узнавала, что у него дела с кем- то еще?

Дениза. Я пытаюсь вспомнить. Когда я об этом узна­ла в первый раз, я не могу...

Я (перебивая). Ты узнала об этом от него?

Дениза. Да, от него. Но он не рассказывал мне о неко­торых связях, только несколько лет спустя. Когда была история с Маргарет, я знала обо всем, но до того о многом я даже и не догадывалась. Я знала только о наиболее важ­ных отношениях, потому что это как-то отражалось на всем нашем образе жизни. И они-то как раз угрожали нашему браку. Первое впечатление было такое: я чувство­вала себя очень расстроенной, как будто у меня отобрали то, что было моим по праву. Но потом боль уменьшилась. Если ты возвращаешься к этим переживаниям, начина­ешь их бередить, то возникает невыносимая боль. Но поскольку речь шла об очень дорогом для меня человеке, я старалась этого не делать. У меня была история в тре- нинговой группе, и тогда я узнала, что это такое, когда любишь двух людей одновременно совсем по-разному, но одновременно. Так я узнала, что это возможно. Поэто­му, когда я узнала про Эрика, я понимала, что это не уменьшает его любви ко мне. Я сравнивала свою ситуа­цию и его и видела, что моя любовь совсем не уменьшает­ся от того, что у меня было с Эдом. Я просто старалась перенести это на отношение Эрика ко мне, когда я была с кем-то, кто мне интересен. И это помогало мне понем­ногу преодолеть боль и вообще со всем этим справиться и действительно поверить в то, что можно жить и любить несколько людей одновременно. Правда, сексуальный аспект этой ситуации достаточно непрост. Потому что это очень личное. Мы никогда не ложились втроем в кровать. Это всегда были отношения один на один. Вот почему для Эрика всегда было трудным разбираться со своими двумя женщинами одновременно. Я не сомневаюсь, что это одна из причин, поскольку он такое сексуальное созда­ние. Я всегда хотела, чтобы это происходило как-то по- домашнему. Моя идея состояла в том, чтобы привести другую женщину к нам в дом.

Это было бы прекрасно, если бы у нее были дети от Эрика или что-то вроде того. В двух случаях я была близ­ка к таким отношениям с Верой и Прис. Я хотела и была способна это сделать. В конечном счете и с Маргарет тоже, но Эрик тогда не был готов к этому.

Я. Я бы хотел уточнить одну вещь. Ты уже очень мно­гое разъяснила. Но можешь ли ты рассказать мне немного подробнее, чтобы я мог почувствовать нюансы, о том, что это была за боль, и твой взгляд на это.

Дениза. Я стыжусь этого, потому что я думала, она происходит из собственнических чувств, а я пытаюсь быть выше этого. Тем не менее передо мной встал выбор, пото­му что, по мнению Эрика, именно в период, когда я испы­тывала собственнические чувства во время эпизода с Маргарет, я и была на вершине своей славы и во мне открылась потрясающая сила. Поэтому часть меня все еще пытается справиться с этим. Но пока ничего не выхо­дит, к моему удовлетворению. Но я думаю, что боль осталась, потому что такое воспринимается как удар по своей личности. Как будто у тебя что-то отобрали, что бы­ло по праву твоим. Но если можешь пройти эту точку, то мне кажется...

Я. А что было отнято?

Дениза. Ну, это что-то вроде уверенности, основан­ной на старых нормах, что секс внутри семейной пары священный, а вмешательство чужого человека нарушает эту изначальную святость. И я все еще не могу расстаться с этим.

Эрик. Я не думаю, что это только религиозные представления или что-то в этом роде. Когда мы с Дени- зой занимаемся любовью — правда, иногда мы просто трахаемся и засыпаем,— но когда мы действительно любим друг друга, то возникает особая интимность и полная открытость и нежность и мы становимся чем-то единым.

Но этого совершенно не происходит, когда участвуют больше чем один человек. Уже нет той подлинности чувств. В глубине сексуальных отношений как бы содержится чувство, что это то, что касается только меня и тебя, я не знаю почему, но это так. Во всяком случае, для меня это так. И если это не является исключительным событием, то это уже совсем другое, суть меняется.

Дениза. Да, это именно то, что и я говорила, все меня­ется. И то, что происходит, и то, что вокруг. Когда вы любите двух разных людей, и с обоими есть сексуальные отношения, и вы на самом деле их любите, тогда все меня­ется, как ты сказал.

Эрик. Это парадокс. С одной стороны, то, как мы лю­били друг друга прошлой ночью, и все мои чувства по это­му поводу, что я полностью предан тебе и привязан и мне ничего не нужно, только ты,— мы перетекали друг в друга и сливались друг с другом. Я имею в виду, что значит по­ловой акт. Теперь, предположим, сегодня вечером я иду куда-то и занимаюсь любовью с другой женщиной, и у ме­ня возникают те же ощущения уже с ней. Это очень стран­но. Я имею в виду, что кажется, этого не может быть. Но так происходит, это возможно. Вот почему я говорю, что это парадокс. Мне известен этот опыт: испытывать такие чувства к двум женщинам одновременно. Понима­ешь, две женщины очень близко, и ты их обеих очень лю­бишь. И все же мне кажется, что тут что-то неправильно, что-то не так, как надо. Но, черт побери, я не знаю, что именно.

Дениза. Я хочу сказать, что у меня не было такого опыта, о котором говорит Эрик,— одновременного слия­ния с двумя сразу. У меня никогда такого не было.

Эрик. Да, вот интересная вещь, о которой, может быть, стоит сказать, Карл, в этом разговоре о наших вне­брачных отношениях. У Денизы было, кажется, всего че­тыре или пять интимных связей, но они в основном не были удовлетворительными. Они не были счастливыми. У меня же, напротив, они были вполне удачными. Мои отношения с другими женщинами на самом деле были вполне хороши. Так вот, я не знаю сейчас, было ли это случайным или нет. И поэтому у нас разное отношение к этой проблеме в целом. Я думаю, я даже точно знаю, что я могу быть совершенно счастлив, имея любовниц. И у меня их нет только потому, что Дениза этого не при­емлет. С другой стороны, я тоже не хочу, чтобы она этим занималась.

Я. Я бы хотел понять, что для тебя значит один термин, который ты использовала. Что для тебя значат собствен­нические чувства?

Дениза. Когда у тебя есть что-то, оно должно быть в тебе. Это твое. Да, это твое. И собственность означает, что это твое.

Я. Возможно, что-то вроде бриллианта, которым ты не можешь управлять, но тем не менее он твой, эта драгоцен­ность твоя. Или ты понимаешь собственность в таком смысле — это мое, значит, я могу управлять этим?

Дениза. Да, по большей части я хочу этим управлять. То есть я имею в виду, что у меня есть такая склонность. Одна из моих целей — попытаться уйти от этого. Я не хо­чу руководить Эриком. Потому что я понимаю, что наи­большее счастье, которое я могу дать ему, это свобода, и в этом еще одна моя особенность. И у меня такое же впечатление и реакция, когда другие люди слышали, что с нами происходило. Кроме того, как мне кажется, у меня есть еще одно уникальное качество — это способность де­литься. Я имею в виду, я могу полюбить эту другую жен­щину. Но много раз было так, что другие женщины не могли делиться Эриком со мной. Они не могли поставить себя на мое место, поэтому они не согласны с такими трехсторонними отношениями.

Эрик (перебивает). Кто?

Дениза. Прис, например. Она сама сказала, что не способна на это.

Эрик. Да, но это потому, что она очень хотела завести ребенка и что это может привести к разного рода социаль­ным проблемам.

Дениза. Но я также слышала такую фразу: «Если бы я была на твоем месте, я бы не смогла делать то, что дела­ешь ты».

Я. Это очень метко и наводит на определенные мысли. Есть еще один вопрос, который хочется задать, хотя я не хотел бы вас прерывать (Пауза.) Ты сказал, Эрик, что ты курил травку и пробовал ЛСД? Как ты ощущаешь, это влияло тем или иным образом на ваш брак?

Эрик. Вполне возможно, Карл, что точно так же я мог быть иконоборцем. Я думаю, что травка и ЛСД, ве­роятно, более сильно влияли на наш брак, чем все остальное, о чем мы говорили. Отчасти это потому, что некоторые проблемы нашего брака в ранние годы, за ис­ключением тех, которые мы уже обсуждали и которые связаны с Денизой, были моими личными проблемами, и травка оказалась здесь эффективным противоядием. Эта проблема была внутри меня. Я хотел, чтобы все делалось по-моему. У меня был сверханалитический, сверхрациональный ум спорщика, во многом сухой и мертвый с пристрастием к самому мыслительному процессу. Я не чувствовал своего тела, не слышал музы­ку, я на самом деле не понимал, как прикасаться к вещам, как смотреть на них. И конечно, я все время возмущался Денизой, потому что она не могла быть ни анализирующей, ни критически и оценивающе мысля­щей. Поскольку она была способна целый день играть на фортепьяно или возиться с детьми, гулять по пля­жу — ну разве так можно жить!

И вот когда я начал курить травку, я сказал себе: «Ого, оказывается, Дениза знает некоторые вещи, кото­рые мне неведомы!» И тогда травка помогла мне изба­виться от сверханалитического мышления и позволила мне стать более чувственным человеком, подобно Дени­зе. Я научился уважать ее способ жизни, чего никогда не делал раньше. А ЛСД — это другая история. Он просто изменил мою самоидентификацию, достаточно слож­ным способом, что позволило даже несколько изменить внутреннюю структуру. Но травка сильно повлияла на нашу совместную жизнь — она была важным аспектом и частью нашего брака. Теперь, правда, Дениза совсем не курит травку, а я курю много, почти каждый день. И это очень приятно. Каким-то образом, когда я курю травку, наши отношения становятся лучше. Это меняет для меня многие вещи. Я становлюсь более сосредото­ченным на том, что происходит в данный момент, ста­новлюсь более открытым ко всему — так на некоторых людей действует алкоголь. Я чувствую больше желания поговорить обо всем на свете, поделиться идеями или просто поболтать. Обычно я более скрытный, замкну­тый. А с помощью травки я становлюсь намного общи­тельнее.

Дениза. С тех пор как семь лет назад он начал пробо­вать ЛСД и курить травку, его поведение во многом изме­нилось. Теперь ему не нужно курить каждый день, чтобы войти в контакт со мной.

Эрик. Многое из того, что теперь меня привлекает, возникло благодаря травке. Например, любовь к рок-музыке. Не могу сказать, чтобы я не любил ее раньше, я просто не знал о ней, я никогда ее не слушал. Это было мне неведомо. А теперь я действительно люблю рок. И множество подобных вещей тоже. Я думаю, что трав­ка сильно повлияла на меня в тот чувственный период, о котором я говорил раньше. Биоэнергетика была еще одной важной вещью, которая тогда оказала сильное влияние на меня.

Я. Позволь мне задать один вопрос, просто чтобы мне убедиться, что я правильно тебя понимаю. Я понимаю, что ЛСД слишком долгая история, и ты не хочешь в нее углубляться, и похоже, он больше повлиял на тебя, чем на ваш брак. А травка действительно превратила тебя из «го­ловного человека» в целостную личность и настроила на взаимоотношения.

Эрик. Может быть, здесь стоит провести параллель. Представь себе пророка, который в одиночестве поднима­ется на вершину: идет и смотрит на мир, постигает кос­мос — это с одной стороны. А с другой стороны, представь себе какого-нибудь донжуана, который только и занят тем, что поет, танцует, ест и занимается любовью. ЛСД скорее походит на вершину, где ты говоришь: «Вот, теперь я по-другому вижу космос и самого себя, понимаю, что я значу и что вокруг меня». А травка более веселая вещь, просто немного пения и танцев. Это способ изменить свои представления, стереотипы, которые программиру­ют наше поведение, и открыться для нового опыта обще­ния и чувствования.

Дениза. В отличие от алкоголя, который снимает ба­рьеры и позволяет стать раскованнее, но при этом мертвит тебя, травка оживляет. (Пауза.)

Я. Это, конечно, изменит направление разговора, но мне хотелось бы узнать кое-что. Сколько вам лет?

Дениза. Мне тридцать четыре.

Эрик. А мне тридцать шесть.

Дениза. Нам было девятнадцать с половиной и двад­цать один с половиной соответственно, когда мы пожени­лись.

Эрик. Тут, наверное, нужно сделать еще одно замеча­ние: если бы я сейчас встретил Денизу такой, какой она была, когда ей было девятнадцать лет, или она встретила меня таким, каким я был в двадцать один, мы бы, пожа­луй, показались друг другу очень непривлекательными людьми! Это интересная идея, Карл, и об этом мы много между собой говорили. Обычно люди считают, что если супруги поженились очень молодыми, то со временем они отдаляются друг от друга. А если они поженились уже в более зрелом возрасте, то они прошли уже основные изменения, поэтому у них более прочная основа для брака. А с нами случилось так, что мы оба пережили драматические и глубокие изменения, но изменялись мы параллельно. Поэтому получилась совсем необычная игра, понимаешь?

Я. Я действительно это хорошо понимаю, потому что мы часто с женой говорим о том же самом. Если бы каж­дый из нас встретил другого в том возрасте, когда мы поженились, то, упаси Господь, у нас бы ничего не полу­чилось. Мы просто бы нисколько не заинтересовались друг другом. Но мы очень удачно развивались вместе.

И Элен часто мне говорит мои же слова: «Что бы подума­ли об этом люди в нашем родном городе!»

Эрик. Мы думали об этом то же самое в связи с тем, что я теперь обозначаю в кавычках как «расстройство Денизы». То есть теперь мы каждый день делаем массу вещей, которые десять лет назад мы бы запретили друг другу. Мы бы сочли это сумасшествием. Теперь мы прини­маем это как нормальную часть своей жизни, поскольку мы изменили свои взгляды на жизнь.

Эрик (продолжает). Я думаю, что люди обычно говорят о браке как о некоем институте, структуре, а ведь это не так: брак скорее процесс. Это последова­тельный процесс, в котором люди участвуют, и никогда не знаешь, куда они направятся дальше. Но мне кажет­ся, можно определить, каким будет этот процесс. Если думаешь о браке как о ряде процессов, в которых люди решают участвовать, например: сексуальная жизнь, интимность, деторождение, разделение экономической ответственности, выбор места, где собираетесь жить, и тому подобное,— это ведь очень определенные про­цессы.

И тогда вы говорите: «Прекрасно, значит, брак состо­ит из таких процессов, вот и все». Вы начинаете все это. Вот это и есть брак. Тогда у вас совсем другое отношение к браку, чем если бы вы говорили: «Это институт» или «Это некая структура».

Я. У меня нет вопросов, но я буду рад, если ты расска­жешь об этом более подробно.

Эрик. Когда мы говорим об успехе нашего брака, то звучит это немного самоуверенно, но брак действи­тельно удачный, и мы действительно счастливы, нам просто повезло. Мне только исполнилось тридцать шесть лет, а Денизе тридцать четыре. Мы оба в прекрас­ной физической форме, яркие, очень симпатичные,— мы значительно лучше смотримся и более привлека­тельны сексуально, чем когда нам было девятнадцать и двадцать один. Я имею в виду, что нам многое было да­но от природы, и нам не нужно рассказывать о том, сколько мы всего проделали, чтобы у нас получилось так, как есть. Мы действительно жили при очень благо­приятных обстоятельствах. Но конечно, мы сделали много правильных выборов.

Дениза (перебивая). О'кей, но мы так выглядим и так живем в свои тридцать шесть и тридцать четыре именно потому, что мы работали над этим. Многое из того, что есть сейчас, произошло именно потому, что мы совершали определенные поступки, делали выбор. На­пример, мы обратились к психотерапии и к различным формам личностного роста. Поэтому я считаю, что во многом тут наша заслуга. Ведь мы столько раз могли сорваться.

Я. Я соглашусь с тобой, Дениза. Ведь ты могла пре­вратиться в женщину с измученным лицом и сжатыми губами, а Эрик мог так и остаться «головастиком», каким он был, когда мы встретились с ним впервые. Но нет, напротив, вы оба невероятно изменились. И будьте уверены, в этом есть и ваша заслуга. Что каса­ется вашей внешности, то я думаю, что вы сами отчасти ее создали. А если говорить о здоровье, то вам просто очень повезло. Конечно, в этом есть много везения, я этого не отрицаю, но, с другой стороны, вы сами создали такой динамично развивающийся брак, это случилось не просто само собой, благодаря случаю или потому что вы оба симпатичные или почему-либо еще. Вы сами сделали себя симпатичными.

Эрик. Карл, я хотел сказать кое-что еще по поводу нашего брака. Это будет своеобразный анализ или оценка отношений. Мы оба, в известной степени, свободны от условностей в социальной и интеллектуальной сфере, особенно если учесть наше окружение и образ жизни. Мы не выбираем стандартные пути. Мы можем себе позволить быть свободными благодаря тому, что мы нахо­дим понимание в своей собственной семье. Сила и воз­можности, которые дает нам наш брак, позволяют нам действовать так, что во многих социальных ситуациях мы выглядим белыми воронами. И мне кажется, что это на­много важнее, чем обычно думают большинство людей. Например, когда я вижу человека, скованного услов­ностями, напуганного, неуверенного, не знающего, куда ему двигаться, все время опасающегося оценки окружа­ющих, то могу предсказать, что его брак окажется не очень-то удачным. Потому что в другом случае он вел бы себя иначе. В нем ощущалось бы ядро, личность и смысл его жизни. А остальное было бы второстепенным, каким оно и должно быть.

Я. Я думаю, что эта идея редко высказывается, и, по- моему, в этом есть большая доля истины: если у вас есть надежный плацдарм, выражаясь военным языком, вы можете позволить себе любые «разведывательные вылаз­ки». А если нет, то волей-неволей вам придется быть очень осторожным.

Эрик. Я не боюсь потерять работу. Мое «Я» не ограни­чивается учеными степенями или моими публикациями, оно определяется моей женой и детьми. Это значит для меня намного больше, чем все остальное.

Я. Такое бывает ужасно редко. (Пауза.) Хорошо, на этом можно закончить нашу беседу.

Некоторые заключительные комментарии Эрика — сильные утверждения, и к ним стоит осторожно вернуться еще раз. Этот весьма уни­кальный брак прошел через различные напряжен­ные этапы, и похоже, что благодаря этому партне­ры приобрели мудрость и опыт, которые могут оказаться интересными и полезными для каждого из нас. Я хотел бы обратить внимание на некото­рые моменты их брака, которые показались мне определяющими, хотя ваши реакции могли быть совсем другими и вы могли составить себе другое представление об этом. Для каждого из моих утверждений я даю заголовок раздела, так что, ес­ли захотите, вы сможете вернуться к тексту, чтобы составить свое мнение о моих мыслях.

Совершенно необычным является то, что Эрик и Дениза выстроили свой собственный мир вокруг их брака, а не спрашивали социальное окружение, какими они должны быть или как им вести себя. Они не строили свой брак в соответствии с обще­ственными ожиданиями и даже в соответствии с ожиданиями давних друзей. Они прислушива­лись к своему внутреннему ритму, чтобы опреде­лить, каким будет их поведение и их взаимоотно­шения. Это смелый способ жизни (что они сами полностью признают), и многие просто испуга­лись бы попробовать этот путь. Тем не менее Эрик и Дениза понимают, что общество и друзья могут служить своеобразным убежищем от брачной жиз­ни, но они не собираются пользоваться этим (см. «Движение первопроходцев» и «Жизнь по внут­ренним ритмам»).

Они на своем собственном опыте убедились, какими могут быть катастрофические последствия попытки жить в соответствии с родительскими или культурными ожиданиями. И хотя Дениза в тече­ние пяти лет была вполне «удовлетворена» своей жизнью, семьей и детьми, это не спасло ее от «пси­хического расстройства» (см. «Период социальных ожиданий»).

Этот брак очень хорошо иллюстрирует то, что, как правило, почти все молодые пары вступают в брак, переоценивая свою психологическую зре­лость и недооценивая свои детские, ребячьи каче­ства. Это вполне естественно. Здесь важен лишь один вопрос, как они будут преодолевать свою естественную неготовность к серьезным и продол­жительным отношениям.

В жизни Денизы, несомненно, проявился глубокий конфликт, к которому могут привести различия во взглядах, особенно в религиозных взглядах. В добавление к этому полная невозмож­ность реального и свободного общения при таких жестких религиозных представлениях, как это было с ее родителями.

Для меня было особенно важным осознание Эриком и Денизой, что часто именно кризис сохранял их брак. Важно отметить, что их брак спасал не сам по себе кризис, а то, что они исполь­зовали каждый кризис как возможность для роста. Неважно, осознанно или неосознанно, но в тече­ние этого критического периода они становились более открытыми друг с другом и вместе с тем про­являли себя как более независимые личности и благодаря этому способные для отношений на более высоком уровне. Два способа борьбы между ними демонстрируют различие между ссорой- борьбой, в которой присутствует только лишь оже­сточение, и ссорой-борьбой, дающей возможность продвижения вперед (см. «Брак, сохраненный бла­годаря кризисам»).

Так же как и во многих других браках, рассмат­ривавшихся выше, у Эрика и Денизы присутствует почти отчаянная потребность стать личностями и найти внутреннюю точку отсчета, когда «пра­вильность» и «неправильность» взятого курса определяются соотнесением со своим собствен­ным жизненным опытом, а не с оценками окружа­ющих. Это означает, как хорошо заметила Дениза, начать доверять своему внутреннему «Я», которое благодаря любви и вниманию должно расцвести. Довольно поразительно, что она достигла такого уровня общения со своим собственным «Я», что могла уже осознавать, в каких случаях она позво­ляла исчезать своему «Я», а в каких случаях выби­рала поощрять или не поощрять проявления своей «психической болезни» (см. «Как ты стала лич­ностью?», «Я могу выбрать болезнь»).

Уверен, что один вопрос вызовет у читателей жаркие споры. А именно: откуда у Эрика и Денизы возникло желание преодолевать каждый кризис, работать над этим, а не бежать или упускать все из- под контроля? Религиозное воспитание? Культур­ные установки? Жизненная стойкость? Или?

Их собственные объяснения причин глубокой привязанности кажутся мне часто слабыми и до­вольно противоречивыми. Дениза объясняет их связь друг с другом мистической кармой, идущей, возможно, из прежних инкарнаций. Для Эрика это результат глубоко укоренившегося (с детства) убеждения, что брак должен быть последним и единственным. Но он также считает, что их взаи­мопонимание основано на фантастически хоро­ших сексуальных взаимоотношениях. В другом месте он приписывает это глубокой биологиче­ской связи, образовавшейся благодаря рождению общих детей и общей ответственности за них. Еще он приводит другое объяснение: Дениза — это единственная женщина, с которой ему никогда не бывает скучно, хотя временами она приводит его в ярость. Взятые порознь или вместе, эти доводы не кажутся мне достаточно удовлетворительными объяснениями того очевидного факта, что оба су­пруга хотят работать для совершенствования своих отношений и готовы пройти через конфлик­ты, боль и разлад, чтобы достичь желаемого (см. «Связующая нить — различные взгляды»). По­трясающе интересен процесс перемен в их сексу­альных и любовных взаимоотношениях. Дениза впервые открыла для себя, что возможно любить двух мужчин одновременно. Но ее смиренное от­ношение к частым интрижкам Эрика необычно, особенно учитывая ее готовность делить своего мужчину с другой женщиной, к которой она испы­тывает теплые и дружелюбные отношения. Но затем, по мере роста ее независимости, она обна­ружила, что не может позволить Эрику вести две разные жизни и любить Маргарет так же, как и ее саму. Тогда, по словам Эрика, она превратилась в «рассвирепевшую львицу», и он вдруг увидел в этом силу, в ее способности сказать «Нет!» и в ее готовности оставить его, если надо. Увидел ту сво­бодную и независимую личность, которую он все­гда хотел в ней видеть, не «болезненную», как прежде, а способную стать равноправным партне­ром в жизни и любви. И он предпочел это двойной любви, которая прежде была для него так романти­чески привлекательна (см. «Эпизод с Маргарет» и «Любовники на стороне»).

Интересно, что оба супруга обнаружили со вре­менем, что попытки жить сексуально свободной жизнью с другой парой отнимают слишком много психической энергии. Они по-прежнему считают, что достижение таких взаимоотношений, похожих на групповой брак в некоторых коммунах, хотя и заманчиво, но уж слишком затруднительно (см. «Любовники на стороне»).

Хотя каждый из них был «полон желаний», чтобы у супруга был «другой», постепенно выясни­лось, что все эти желания носят исключительно теоретический характер. Эрик испытал в полной мере самую примитивную ревность, когда узнал, что у Денизы есть любовник. А Дениза, хотя и сты­дилась своих чувств, ощущала боль по поводу его отношений с другой женщиной, притом что у нее тоже в это время были такие же связи с другими мужчинами. Она чувствовала, что это не только от­бирает у нее нечто, принадлежащее ей, но и проти­воречит, тут она употребляла очень странное для современной женщины выражение «святости тех любовных отношений, которые у них были». Эрик соглашается с этим с почти лирическим описани­ем их глубокой сексуальной гармонии. Однако он видит в этом парадокс, поскольку знает, что может чувствовать то же самое с другими женщинами (см. «Ревность Эрика», «Страдания Денизы и ее чувство собственности», «Парадокс»),

В результате они пришли к довольно ориги­нальной установке. Если кто-то из них почувству­ет такое сильное влечение к партнеру на стороне, что захочет довести его до завершения в сексуаль­ных отношениях, пусть так и будет. Но они пред­почитают хранить такие отношения в тайне друг от друга, просто боясь принести слишком много боли и обид. Кроме того, такое коварство дается им нелегко, потому что они удивительно привержены полной откровенности друг с другом. В конце концов это делает их еще более моногамными.

Они достигли в настоящий момент, после обстоятельных размышлений и с учетом своего бо­гатого опыта, такого состояния, когда решили, что будут контролировать друг друга только в одном случае: «Мы не хотим любовников на стороне». По их утверждениям, это очень поверхностный контроль, но они сами этого хотят. Я отмечу, что в данном случае решение существует для них са­мих. Они не пытаются говорить другим людям, что тем нужно делать. Во всех других аспектах они пре­доставляют друг другу полную свободу быть неза­висимой личностью, вести себя так, как считают нужным, без попыток хоть в чем-то ограничивать друг друга. Совершенно ясно, что это брак без нытья; ссоры, конфликты — да, но нытье — нет. Возможно, что в их браке и присутствует доля собственничества, но они стараются от этого изба­виться, а не культивировать его (см. «Что такое собственнические чувства?»).

Несомненно, что Эрик отзывается с некото­рым пренебрежением о псевдофилософах, кото­рые видят в сексе просто способ избавиться от не­которых «комплексов», отчасти потому, что сами они с Денизой стремятся сделать свои сексуальные отношения по-настоящему значительными. Он считает такое понимание инфантильным и приво­дящим к деградации того опыта, который, по его мнению, может быть гораздо более серьезным.

Позвольте мне перейти к другой важной теме, которая была затронута в этой беседе. Эрик очень наглядно описывает ловушку, в которую попадает человек, когда он стремится нести непосредствен­ную ответственность за психологическое состоя­ние своего партнера, того, кто рядом. Эрик не может управлять или предотвратить «психическое расстройство» Денизы, но он чувствует себя ответ­ственным за это и сам попадает в зависимость. Это «обезьяна на спине». Он уже не может свободно действовать, потому что это может ухудшить со­стояние Денизы. Может быть, она бессознательно управляет им, используя свое поведение? В данном случае мы, конечно, не можем этого знать. Многие родители проходят через подобного рода мучи­тельные ситуации со своими детьми-подростками. Чувствовать свою полную ответственность, но, не имея достаточной власти и возможности кон­тролировать, что является естественными состав­ляющими ответственности,— вот действительно мучительная ситуация (см. «Эрик и «болезнь» Де­низы»).

Можно судить о том, насколько Эрик был напряжен в этой ситуации, по его реакции на про­явления новой, независимой силы Денизы. У него действительно слегка «поехала крыша», когда он предоставил Денизе ответственность за него. Пол­ная реализация Денизы как личности не только в том, что она может быть теперь равноправным партнером Эрика, но также стать ему «матерью», когда он чувствует себя по-детски безответственно или «психует», а также относиться к нему как ко взрослому, когда он этого хочет. Это все так далеко от прежней Денизы (см. «Последствия»),

Возможно, я сделаю шаг в сторону от нашей те­мы, но я чувствую, что здесь очень важно отметить тот факт, что «нервные срывы», «психические расстройства», «шизофрения» («раздвоение лич­ности») и тому подобное часто не имеют отно­шения, за исключением редких случаев, к психи­ческим заболеваниям.

Обстоятельства могут быть настолько тяже­лыми, или конфликт настолько сильным, или «Я» настолько неизвестным или слабым, что причуд­ливое поведение может быть единственным спосо­бом справиться с ситуацией и как-то владеть собой в этом мире. Но это отличается от физической бо­лезни. Попытка Денизы жить по модели ее родите­лей и конфликт между этой ее личностью и той, что приемлема для Эрика, ее «психическое расстройство», затем постепенное раскрытие и взращи­вание своего собственного «Я» и превращение ее в сильную, энергичную, привлекательную женщи­ну — классический пример этого (см. «Я могу вы­брать болезнь»).

Позвольте мне обратиться теперь к другой те­ме, в которой я, правда, далек от понимания экс­перта. Совершенно ясно, что курение «травки» по­могло Эрику стать более цельным человеком и оценить богатство эмоциональных аспектов в жизни Денизы, и это улучшило их брак во многих отношениях. Я слышал похожие рассказы и от дру­гих. Похоже, что употребление Эриком ЛСД было сильным переживанием, но это не оказало сильно­го влияния на их брак. Холодный, рациональный, очень рассудочный Эрик, которого я когда-то знал, превратился в теплого, эмоционального и целостного человека. Если марихуана в какой-то степени здесь причастна, тогда она, несомненно, помогла и их браку, и Эрику как личности (см. «Роль наркотиков»).

Один из признаков огромного изменения и развития их брака — это то, что, по мнению каждого, если бы теперь они встретили друг друга такими, какими они были в девятнадцать и в двадцать один год, то они оказались бы совершен­но непривлекательны один другому. Я думаю, так и должно быть в любом развивающемся браке (см. «Юность и «за тридцать»).

Когда уже в конце беседы Эрик описывает брак как процесс, а не как раз и навсегда установленную структуру, я не могу определить это лучшим обра­зом. Я могу лишь от всего сердца согласиться с этим утверждением, сказать «Аминь!» и посове­товать прочитать его еще раз. Так же я отношусь и к его последним высказываниям. Брак, который непрерывно преображается благодаря участию каждого супруга, несомненно, один из лучших ис­точников уверенности, которые только человек может найти. Имея такую опору, он может смело затевать что-то новое, проявлять творчество в самых разных сферах жизни, может свободно работать над изменением своего мира, может рис­ковать, поскольку он знает, что всегда вернется в свой дом, к безопасным отношениям. Причем и эти отношения должны всегда находиться в из­менении, быть динамичными, а не статичными. Сердцевина этого непрерывно цветущего спокой­ствия, на мой взгляд,— это лучшее в браке (см. «Брак как процесс» и «Выводы Эрика»).