Глава 8

Классический пример немецкой пропаганды

В те августовские и сентябрьские дни Германия не собиралась немедленно ввергать Турцию в войну. Будучи чрезвычайно заинтересованным в благополучии турецкого народа и сохранении мира, я телеграфировал в Вашингтон, спрашивая разрешения использовать свое влияние, чтобы сохранить нейтралитет Турции. Ответ был следующим: я могу это сделать при условии, что буду действовать неофициально и только по причине человеколюбия. Поскольку послы Англии и Франции прилагали все свои силы, чтобы удержать Турцию от участия в войне, я знал, что мое вмешательство не вызовет недовольства британского правительства. Однако Германия могла счесть вмешательство с моей стороны проявлением враждебности. Поэтому я спросил Вангенхайма, могут ли возникнуть какие-либо возражения против этого у Германии.

Его ответ удивил меня, хотя под конец я понял, что он имел в виду.

– Нет, совсем нет, – ответил он. – Больше всего Германия хочет, чтобы Турция сохраняла нейтралитет.

Без сомнения, политика Турции в тот момент полностью соответствовала немецким планам. Вангенхайм постоянно усиливал свое влияние на турецкий кабинет, и Турция следовала тем курсом, который больше всего соответствовал немецким целям. Политика Германии заключалась в том, чтобы держать Антанту в состоянии неуверенности – члены Антанты никогда не знали, как поведет себя Турция: будет ли она сохранять нейтралитет или вступит в войну на стороне Германии. Из-за того, что позиция Турции была неясна, Россия была вынуждена держать большие силы на Кавказе, Англия – усиливать свое присутствие в Египте и Индии и держать значительную часть флота при входе в Дарданеллы. Все это прекрасно соответствовало немецким планам, поскольку отсутствие этих сил значительно ослабляло Англию и Россию на Европейском фронте. Сейчас я говорю о периоде времени до битвы на Марне, когда Германия полагала, что сумеет победить Францию и Россию при помощи своего союзника – Австрии, и, таким образом, добиться победы, которая позволит им управлять будущим Европы. Если бы Турция в это время действительно принимала участие в военных операциях, то она не смогла бы сделать большего для достижения этой победы, чем удерживая значительные российские и английские силы вдалеке от театров военных действий. Но если бы Германия достигла этой легкой победы с помощью Турции, то вскоре смогла бы обнаружить, что ее новый друг является для нее преградой. Турция определенно потребовала бы компенсации и не была бы скромной в своих запросах. Вполне вероятно, что требования ее были бы следующими: полный контроль над Египтом и, возможно, возвращение балканских территорий. Подобные события сильно бы помешали планам кайзера. Таким образом, он не был заинтересован в том, чтобы Турция была его действительным соратником, за исключением того случая, если ему не удастся добиться ожидаемого триумфа. Но если Россия добьется большого успеха в борьбе с Австрией, тогда активный союз с Турцией будет иметь большую ценность, в особенности если для ее вступления будет выбрано такое время, которое позволило бы сделать своими союзниками также Болгарию и Румынию. Пока же Вангенхайм ждал, превращая Турцию в потенциального союзника, усиливая ее армию и готовясь использовать ее в любой момент, когда ее участие принесет максимальное преимущество. Если Германия не сможет выиграть войну без помощи Турции, Германия была готова принять ее как своего друга. Если же она сможет победить без Турции, тогда ей не придется платить туркам за их помощь. Пока же самым разумным было держать Турцию в боевой готовности на случай, если турецкие силы будут необходимы для немецкого успеха.

Имевшая место дуэль между Германией и Антантой за благосклонность Турции была неравноценной. Дело было в том, что Германия одержала победу, незаконно проведя «Гебен» и «Бреслау» в Мраморное море. Английский, французский и российский послы прекрасно понимали это и знали, что не смогут сделать Турцию активным сторонником Антанты. Вероятно, они даже этого не хотели, но надеялись, что она сохранит нейтралитет. Именно этого они всеми силами старались добиться.

– Вы уже достаточно навоевались, – говорили они Талаату и Энверу. – Вы принимали участие в двух войнах за последние четыре года. Вы полностью разрушите свою страну, если примете участие и в этой.

Антанта могла предложить Турции лишь одну вещь, в надежде на сохранность ее нейтралитета, – это была гарантия целостности Оттоманской империи. Для послов Антанты демонстрация нежелательности вступления Турции в войну компенсировалась осторожностью в вопросе присутствия в ее водах «Гебена» и «Бреслау». Да, они регулярно выступали против присутствия этих кораблей, но каждый раз турецкие офицеры отвечали, что это турецкие суда.

– Если это так, – настаивал сэр Луи Маллет, и аргумент его был – комар носа не подточит, – тогда почему вы не убрали немецкие команды?

Великий визирь отвечал, что так и планировалось. Турецкие экипажи, которые были отправлены на строящиеся в Англии корабли, говорил он, сейчас возвращаются в Турцию. По прибытии в Константинополь они тотчас же будут отправлены на «Гебен» и «Бреслау». Но проходили дни и недели, турецкие экипажи уже вернулись домой, и все же экипажи крейсеров состояли из немцев. Эта помощь и поддержка не обманули представителей британского и французского дипломатических корпусов. Присутствие «Гебена» и «Бреслау» было постоянным casus belli[9], но послы Антанты не требовали свои паспорта, поскольку такое действие ускорило бы кризис, которого они так старались избежать, – вступление Турции в войну на стороне Германии. К сожалению, обещание Антанты гарантировать целостность Турции не помогло им переманить Турцию на свою сторону.

– Они пообещали, что после Балканских войн мы не будем разорваны на части, – говорил мне Талаат. – А сейчас видите, что случилось с европейской частью Турции?

Вангенхайм тоже постоянно упоминал этот факт.

– Вы не можете доверять ничему из того, что они говорят, – говорил он Талаату и Энверу. – Разве они все не нарушили данное ими слово год назад?

После чего он тонко начинал играть на эмоциях, которые приводили в волнение любого турка. Потомки османцев вряд ли будут походить на кого-то из тех людей, которых я когда– либо знал. Они не ненавидят, они не любят, они не испытывают ни к кому в течение долгого времени ни враждебности, ни привязанности. Они лишь боятся. И вполне понятно, что они приписывают остальным мотивы своего собственного поведения.

– Как вы глупы, – говорил Вангенхайм Талаату и Энверу, обсуждая позицию Англии. – Разве вы не понимаете, почему англичане не хотят, чтобы вы вмешивались? Это потому, что они вас боятся. Разве вы не видите, что с помощью Германии вы вновь стали великой военной державой? Неудивительно, что Англия не хочет с вами сражаться.

Он так часто повторял это, что в конце концов они поверили, поскольку этот аргумент не только полностью объяснял им позицию Англии, но и льстил турецкой гордости.

Какой бы ни была позиция Энвера и Талаата, я думаю, что среди населения Турции Англия и Франция были популярнее, чем Германия. Султан был против войны; наследник, Юсуф Иззеддин, разделял просоюзнические настроения; великий визирь, Саид Халим, больше благоволил Англии, чем Германии; о Джемале, третьем члене правящего триумвирата, говорили, что он франкофил – он недавно вернулся из Парижа, где прием, устроенный в честь его приезда, здорово польстил ему. Большинство членов кабинета также не испытывали энтузиазма в отношении Германии. Общественное мнение, насколько оно вообще существовало в Турции, считало Англию, а не Германию историческим другом Турции. Поэтому Вангенхайму нужно было преодолеть еще множество препятствий. И избранные им методы борьбы лучше всего демонстрируют образ действия немецких пропагандистов. Он начал массированную общественную кампанию против Англии, Франции и России. Я уже описывал чувства, испытанные турками после потери своих кораблей в Англии. Теперь Вангенхайм и его агенты заполняли купленные ими полосы в газетах атаками на Англию, обвиняя ее в том, что та забрала их корабли. Вся турецкая пресса быстро переходила под контроль Германии. Вангенхайм приобрел «Икдам», одну из крупнейших турецких газет, которая немедленно начала петь дифирамбы Германии и оскорблять Антанту. «Османишер ллойд», издаваемый на французском и немецком, стал печатным органом немецкого посольства. Несмотря на то что турецкая конституция гарантировала свободу прессе, была установлена цензура в пользу государств оси. Всем турецким редакторам было приказано писать в пользу Германии, и они подчинялись этим указаниям. «Жён турк», газета проантантовской направленности, издаваемая на французском, была ликвидирована. Турецкие газеты преувеличивали немецкие победы и лгали об остальных; они постоянно печатали новости о поражениях Антанты, большинство из которых были выдуманы. Вечером Вангенхайм и Паллавичини показывали мне официальные телеграммы, в которых детально рассказывалось о военных операциях, а утром, заглянув в газеты, я находил искаженные в пользу Германии новости. Некий барон Оппенхайм путешествовал по всей Турции и настраивал людей против Англии и Франции. Он якобы был археологом, в то время как на самом деле повсюду создавал конторы – источники клеветы и злословия, направленные против Антанты. На стенах висели огромные карты, демонстрирующие территории Турции, потерянные в течение этого века. Россия изображалась нацией, ответственной за эти «кражи». Особое внимание уделялось тому, что Англия стала другом России. Издавались картинки, на которых силы Антанты изображались в виде жадных животных, хватающих бедную Турцию. Энвер был объявлен «героем», вернувшим Адрианополь; Германию изображали другом Турции; кайзер внезапно стал «хаджи Вильгельмом», великим защитником ислама, даже появились истории, согласно которым он принял ислам. Турецкие народные массы были проинформированы, что мусульмане Индии и Египта собирались поднять бунт и свергнуть английских «тиранов». Турецких людей на улице учили говорить «Gott Strafe England»[10]. В течение всего этого времени побуждающей силой такой позорной кампании были немецкие деньги.

Но Германия не только отравляла умы турецких жителей, но и присваивала себе турецкие военные ресурсы. Я уже описывал, как в январе 1914 года кайзер подмял под себя турецкую армию и реформировал ее для участия в европейской войне. Теперь же он хотел сделать то же самое с турецким военно-морским флотом. В августе Вангенхайм хвастался передо мной:

– Теперь мы контролируем и турецкую армию, и флот.

К тому времени, когда прибыли «Гебен» и «Бреслау», английская миссия во главе с адмиралом Лимпусом уже усердно трудилась над восстановлением турецкого флота. Вскоре после этого Лимпус и его коллеги были бесцеремонно освобождены от занимаемых должностей. Это было сделано более чем постыдно, поскольку к ним не проявили даже самой обычной учтивости. Английские морские офицеры тихо и незаметно покинули Константинополь и отправились в Англию – все, за исключением самого адмирала, который был вынужден остаться из-за болезни своей дочери.

Каждой ночью вагоны с немцами прибывали из Берлина в Константинополь. Вскоре немцев стало 3800 человек, большинство из них было отправлено на турецкий военно-морской флот и на изготовление боеприпасов. Каждую ночь они ходили в кафе, а в предрассветные часы шатались по улицам Константинополя, распевая немецкие патриотические песни. Многие из них были искусными механиками. Они немедленно отправились ремонтировать эсминцы и другие корабли, с целью восстановить их для войны. У британской фирмы «Армстронг и Виккерс» был великолепный док в Константинополе, теперь же немцы забрали его себе. Сутки напролет мы слышали, как идет работа. Постоянный шум мешал спать. Перед Вангенхаймом открылась еще одна прекрасная возможность отравить умы Энвера, Талаата и Джемаля. Он объявил, что немецкие рабочие обнаружили турецкие корабли в очень плачевном состоянии. Естественно, в этом он винил английскую морскую миссию. Он сказал, что Англия позволила обветшать турецкому флоту, и утверждал, что это часть тщательно продуманного английского плана по разрушению Турции!

– Смотрите! – возвышал он голос. – Видите, что немцы сделали для турецкой армии. А теперь посмотрите, что англичане сделали с вашими кораблями!

На самом же деле это была ложь. Адмирал Лимпус усердно работал над усовершенствованием этого флота и достиг в этом направлении больших результатов.

Все это время немцы работали в Дарданеллах, пытаясь усилить укрепления и подготовиться к возможной атаке Антанты. Сентябрь незаметно перешел в октябрь, и турецкое правительство практически перестало быть во главе Оттоманской империи. Я действительно верю, что самые влиятельные люди в тот момент находились на борту немецкого торгового судна «Генерал». Он был пришвартован в бухте Золотой Рог, рядом с Галатским мостом. Была построена времянка, ведущая на его палубу. Я очень хорошо знал одного из постоянных гостей этого корабля – американца, который, проходя в посольство, развлекал меня историями о происходящем на его борту.

«Генерал», как сказал мне этот американец, фактически был немецким клубом или отелем. Офицеры «Гебена» и «Бреслау», а также те, кого послали командовать турецкими кораблями, ели и спали на его борту. Адмирал Сушон, который привел немецкие крейсеры в Константинополь, руководил этими сборищами. Сушон происходил из французских гугенотов. Это был невысокий, опрятный и приятный на вид моряк, всегда полный энергии и очень внимательный. Немецкая страсть к порядку и скрупулезность сочетались в нем с галльской сердечностью и жизнерадостностью. Естественно, в вечерние посиделки на «Генерале» он привносил определенное оживление. А пиво и шампанское, которые раздавались по таким случаям, развязывали язык офицерам. Судя по их разговорам, они не питали никаких иллюзий относительно того, кто на самом деле контролировал турецкий флот. С каждой ночью их нетерпение все росло. Они говорили, что если Турция сейчас же не атакует Россию, то они заставят ее сделать это. Они рассказывали, как отправили немецкие корабли в Черное море, в надежде побудить российский флот совершить какие-либо действия, которые сделали бы войну неизбежной. В конце октября мой друг рассказал мне, что уже нет возможности избежать военных действий. Турецкий флот укомплектован и готов к действию, все подготовлено, а импульсивность kriegslustige[11] немецких офицеров больше невозможно сдерживать.

– Они ведут себя вызывающе, как мальчишки, и постоянно лезут в драку! – говорил Сушок.