Глава 24

Уничтожение нации

Уничтожение армян как нации в 1915 году вызвало определенные трудности, которых не было во время избиений, устраиваемых турками в 1895 году и в другие годы. В тот ранний период армяне не располагали достаточной мощью или средствами сопротивления. В те дни армянам не разрешалось проходить военное обучение, служить в турецкой армии или носить оружие… В начале 1915 года в каждом турецком городе были тысячи армян, которые прошли военное обучение в качестве солдат, имели ружья, пистолеты и другое оружие для самозащиты. События в Ване еще раз показали, что эти люди могут с успехом применять свое оружие… Для того чтобы план уничтожения нации мог иметь успех, должны были быть предварительно сделаны два шага: во всех крупных и небольших городах необходимо было лишить всех армянских солдат средств защиты и изъять у них уже имевшееся оружие. Прежде чем уничтожить армян, нужно было их обезоружить.

В начале 1915 года армянские солдаты в турецкой армии получили новый статус. До этого времени большинство из них было строевиками, но теперь у них отобрали оружие, и они были превращены в рабочих. Они вдруг обнаружили, что теперь вместо того, чтобы служить… в качестве артиллеристов и кавалеристов, их стали использовать как вьючных животных.

На них легла вся тяжесть поставок для армии, и, шатаясь под тяжестью груза, подгоняемые плетками и штыками турок, они должны были, превозмогая усталость, с трудом тащиться в горы Кавказа. Иногда им, обремененным своей ношей, приходилось прокладывать свой путь через снег, который с головой закрывал их. Фактически они были вынуждены все время находиться на открытом воздухе и спать на голой земле, если их надсмотрщики, непрерывно будившие их уколами штыка, не лишали их и этой возможности. Их кормили только отбросами; если они от слабости не могли подняться, то их оставляли там, где они лежали, а их турецкие притеснители задерживались, конечно, только для того, чтобы украсть вещи – брали даже одежду. Если кому-либо из отставших в пути солдат удавалось добраться до места назначения, то их не убивали только в редких случаях. Чаще всего, однако, армянских солдат убивали значительно раньше, ибо стало обычной практикой хладнокровно расстреливать их. Почти во всех случаях придерживались одной и той же процедуры. То здесь, то там собирали партии в 50—100 человек, связывали их вместе по 4 человека и затем уводили в уединенное место неподалеку от селения. Внезапно воздух сотрясался от звуков ружейных выстрелов, и турецкие солдаты, сопровождавшие их, вскоре возвращались в лагерь. Те, кого посылали хоронить трупы убитых, находили их почти всегда совершенно голыми, так как турки, как правило, снимали с них всю одежду. В некоторых известных мне случаях убийцы усугубляли страдания своих жертв тем, что заставляли их перед расстрелом рыть себе могилы.

Разрешите мне сослаться на эпизод, содержащийся в одном из докладов наших консулов и вошедший в отчеты Государственного департамента США. В начале июля 2 тысячи армянских «amele» – так турки называют солдат, которые были превращены в рабочих, – направили из Харберда на строительство дорог. Армяне, жители этого города, поняли, что это означает, и обратились к губернатору с просьбой пощадить солдат. Но этот чиновник заявил, что они могут не беспокоиться; он даже попросил германского миссионера господина Эхемана рассеять панику, дав ему честное слово, что бывшие солдаты будут иметь защиту. Господин Эхеман поверил губернатору и рассеял опасения народа. Но в действительности все эти 2 тысячи человек были убиты, а их тела брошены в пропасть. Убежало только несколько человек, и благодаря им весть об этой резне стала известна миру. Через несколько дней после этого в Диарбекир были отправлены еще 2 тысячи солдат. Единственной целью отправки этих людей за пределы населенных пунктов было их убийство. Для того чтобы у них не оставалось сил для сопротивления или для бегства, этих бедных людей подвергали систематическому голоду. Агенты правительства опережали эти партии, извещая курдов о том, что караван приближается, и приказывая им выполнить возложенную на них задачу… По всей Турции предпринимались усилия по планомерному истреблению всех здоровых мужчин не только для того, чтобы уничтожить все мужское население, способное воспроизвести новое поколение армян, но также и для того, чтобы сделать эту часть населения беззащитной.

Как бы ужасны ни были эти убийства безоружных солдат, они были гораздо милосерднее жестокого обращения с армянами, подозреваемыми в укрытии оружия. Естественно, что христиане были встревожены, когда в селениях и городах вывесили приказы с требованием сдать властям по месту жительства все имевшееся оружие. Хотя этот приказ и распространялся на всех жителей, армяне прекрасно понимали, что может произойти, если они останутся безоружными в соседстве с мусульманами, которым разрешат оставить при себе оружие. Во многих случаях, однако, преследуемые гонениями люди послушно выполнили приказ, а затем турецкие власти почти радостно демонстрировали эти ружья как доказательство того, что готовился «бунт», и бросили свои жертвы в тюрьму по обвинению в государственной измене. Тысячи людей не смогли принести оружие просто потому, что у них его не было; в то же время еще большее число людей упорно отказалось сдать оружие не потому, что они замышляли бунт, а потому, что намеревались защищать свою жизнь, а также честь своих жен от посягательств, которые, как им было известно, уже готовились. Наказания, которым подверглись эти непокорные, составляют одну из наиболее отвратительных глав современной истории. Большинство из нас полагает, что пытка давно уже перестала быть административной или судебной мерой, но я не думаю, чтобы в самые мрачные эпохи наблюдались более ужасные сцены, чем те, которые теперь имели место во всей Турции. Для турецких полицейских не существовало ничего святого; под предлогом поисков спрятанного оружия они врывались в церкви, крайне пренебрежительно обращались с алтарями и священной утварью и даже устраивали пародийные церемонии с имитацией христианских таинств. Они избивали священников до бесчувствия, обвиняя их в том, что те являются зачинщиками мятежа. Когда полицейским не удавалось обнаружить оружие в церквах, они иногда вооружали епископов и священников ружьями, пистолетами и саблями, а затем предавали их военному суду якобы за незаконное хранение оружия, причем в таком виде этих людей водили по улицам с явной целью вызвать фанатический гнев толпы. С женщинами полицейские обращались так же жестоко и непристойно, как и с мужчинами. Описываются случаи, когда женщин, обвиняемых в укрытии оружия, раздевали догола и били только что срезанными с дерева прутьями, причем этому наказанию подвергались даже беременные женщины. Эти поиски оружия так часто сопровождались надругательствами над женщинами, что армянские женщины и девушки при приближении полицейских обычно убегали в леса, прятались в горах или в горных пещерах.

Прелюдией к этим поискам, во всех селениях и городах, являлся арест и заключение в тюрьму всех здоровых мужчин. Их мучители проявляли дьявольскую изобретательность, пытаясь заставить свои жертвы объявить себя «бунтовщиками» и указать место, где спрятано оружие. Обычно пленника помещали в комнату, где по обе стороны от него становилось по два турка. Истязания начинались с ударов по пяткам. Эта форма истязаний до сих пор была неизвестна на Востоке; она заключается в ударах тонким прутом по подошвам ног. Сначала боль незначительна, но, так как процесс избиения методично продолжается, она переходит в ужаснейшее страдание, ступни распухают и горят, как от огня, и нередки случаи, когда после такой пытки их приходится ампутировать. Полицейские бьют свою жертву-армянина по пяткам до тех пор, пока он не потеряет сознание; затем, прыская водой в лицо, они приводят его в чувство и снова продолжают пытку. Если им не удавалось таким образом заставить свою жертву сознаться, то они применяли другие многочисленные методы истязаний. Они выдергивали брови и бороду, ногти, жгли грудь докрасна раскаленным железом, вырывали куски мяса раскаленными щипцами, а затем поливали раны горячим маслом. В некоторых случаях полицейские прибивали гвоздями руки и ноги к кускам дерева, очевидно имитируя распятие Христа, и в то время, как их жертвы корчились в муках, кричали им: «Пусть теперь твой Христос придет и поможет тебе».

Эти и другие жестокости, от описания которых я воздерживаюсь, обычно совершались в ночное время. Турки располагались вокруг тюрем, били в барабаны и свистели, чтобы до жителей селений не доходили вопли страдающих людей.

В тысячах случаев армяне терпели эти мучения и отказывались сдать свое оружие просто потому, что им нечего было сдавать. Однако они не могли убедить в этом своих мучителей. Поэтому для армян стало обычаем накануне обысков покупать оружие у своих соседей-турок с тем, чтобы сдать его властям во избежание столь страшных наказаний.

Однажды по поводу происходящего я имел беседу с одним ответственным чиновником-турком, который рассказал мне о применяемых пытках. Он не скрывал, что правительство одобряет их, и, как и все турки из правящего класса, сам горячо одобрял такое обращение с ненавистным ему народом. Этот чиновник сказал, что все подробности пыток обсуждались на ночном заседании в штаб-квартире комитета партии «Единение и прогресс». Каждый новый метод причинения боли расценивается как превосходное открытие, и чиновники постоянно ломают голову над тем, чтобы изобрести какую-нибудь новую пытку. Он рассказал мне, что они даже обращались к отчетам испанской инквизиции и других исторических учреждений, касающихся истязаний, и перенимали все, что находили там. Он не сказал мне, кому досталась награда в этом ужасном состязании, но прочная репутация, которую завоевал себе по всей Армении Джевдет-бей, вали Вана, о деятельности которого в этом районе я уже рассказывал, дает ему право на превосходство в невиданной подлости. По всей стране Джевдет был известен как «подковщик из Башкале», так как этот знаток по части пыток изобрел то, что, конечно, было шедевром, лучшим из всего известного ранее: именно он подбивал лошадиные подковы к ступням своих жертв-армян.

Но все же эти случаи были лишь частью того, что газеты обычно называли армянскими ужасами; они являлись только подготовительными шагами в деле уничтожения нации.

Младотурки проявили большую изобретательность, чем их предшественник Абдул-Хамид. Свергнутый султан просто приказывал «убивать, убивать», в то время как турецкая демократия действовала по совершенно новому плану. Вместо неприкрытой резни армян они решили выслать их. На юге и юго-востоке Оттоманской империи находятся Сирийская пустыня и Месопотамская долина. Хотя часть этой местности была некогда районом процветающей цивилизации, за последние пять веков все пришло здесь в упадок, что вообще являлось жребием любой страны, подпавшей под турецкое владычество; теперь здесь простиралась безлюдная пустыня без городов и селений или каких-либо иных признаков жизни… Только самые усердные рабочие, потратив много лет, могли бы превратить эту пустыню в место, пригодное для постоянного обитания сколько-нибудь значительного числа людей. Центральное правительство объявило теперь о своем намерении собрать более 2 миллионов армян из нескольких областей империи и перевезти их в этот заброшенный и негостеприимный район. Даже если бы оно предприняло такое переселение с добрыми намерениями, то и это явилось бы верхом жестокости и несправедливости. Но дело в том, что турки никогда и не думали о том, чтобы позволить армянам наладить жизнь в этой новой стране. Они знали, что подавляющее большинство их ни за что не достигнет пункта своего назначения, а те, кто достигнет его, либо умрут от жажды и голода, либо будут убиты дикими исповедующими ислам племенами. Истинной целью депортации было ограбление и уничтожение; это действительно являлось лишь новым методом резни. Когда турецкие власти отдавали приказ об этих высылках, они фактически выносили смертный приговор целому народу; они это прекрасно понимали и в разговорах со мной не делали особых попыток скрыть этот факт. Высылка происходила в течение всей весны и лета 1915 года. Она не коснулась только больших городов – Константинополя, Смирны и Алеппо; все же другие места, где имелась хоть одна армянская семья, стали ареной неописуемых трагедий. Едва ли были сделаны исключения хотя бы для одного армянина, независимо от его образования, благосостояния или классовой принадлежности. В некоторых селениях за один или два дня до высылки вывешивались приказы, обязывающие все армянское население явиться в определенное место в назначенный час, а в других местах городской глашатай проходил по улицам и зачитывал приказ. В некоторых местах не делалось ни малейшего предупреждения об этом.

Перед домом армян появлялись полицейские и приказывали всем его обитателям следовать за ними. Женщин, занятых своей домашней работой, уводили, не давая им возможности переодеться. Полиция появлялась перед ними так же неожиданно, как было неожиданным извержение Везувия для Помпеи. Женщины отрывались от корыт, детей выгоняли прямо из постели, в печи оставался недопеченным хлеб, обед семьи – незаконченным, дети забирались прямо из школьного класса, оставив учебники открытыми, мужчины были вынуждены бросать свои плуги посреди поля и оставлять скот в горах. Даже женщин, только что родивших, заставляли вставать с постели и идти с новорожденными детьми на руках. Из своих домашних пожитков люди успевали второпях захватить с собой лишь шаль, одеяло и, возможно, немного пищи. На их неистовые вопрошания «Куда мы идем?» жандармы удостаивали их только одним ответом: «Во внутренние области страны».

В некоторых случаях выселенцам давалось несколько часов и в исключительных случаях – несколько дней для того, чтобы распорядиться своим имуществом и домашними вещами. Но то, что происходило после этого, сводилось к открытому грабежу. Они могли продать вещи только туркам, и поскольку как покупатель, так и продающий знали, что накопленное за всю жизнь добро должно быть продано за один или два дня, то продажа происходила по ценам, составляющим лишь небольшую долю настоящей стоимости вещей. Швейная машина продавалась за 1 или 2 доллара, корова – за 1 доллар, меблировка всего дома – за скудные гроши. Во многих случаях армянам запрещалось продавать, а туркам покупать даже по этим смехотворно низким ценам под тем предлогом, что правительство якобы намеревается продать эти домашние вещи, чтобы заплатить кредиторам армян. Их мебель перевозилась на склады или выставлялась в публичных местах, где расхищалась турками. Правительственные чиновники предупреждали армян, что, поскольку депортация является временной мерой и они по окончании войны вернутся обратно, им не разрешается продавать свои дома. Но не успевали бывшие хозяева домов покинуть селение, как в их квартиры вселялись магометане-переселенцы из других областей Турции. Аналогичным образом все ценные вещи армян – деньги, кольца, часы и драгоценности – забирались полицией якобы для «надежного хранения» до возвращения их хозяев, а затем распределялись между турками. Но этот грабеж причинял высланным сравнительно меньше страданий, ибо им приходилось видеть гораздо более ужасные и душераздирающие вещи. Систематическое истребление мужчин продолжалось. Уничтожению подвергались и те мужчины, которые уцелели во время предыдущих казней, о чем речь шла выше. Установилась практика, когда еще до отправления каравана юношей отделяли от своих семей, связывали вместе по четыре человека, уводили на окраины селения и там расстреливали. Беспрерывно происходили массовые казни без суда; единственная вина этих жертв заключалась в том, что они армяне. Особую страсть проявляли полицейские в уничтожении образованных и влиятельных людей. Я беспрерывно получал сообщения о таких казнях от американских консулов и миссионеров, и многие события, которые они описывали, никогда не изгладятся из моей памяти. В Ангоре все мужчины-армяне в возрасте от 15 до 70 лет были арестованы, связаны по 4 человека и уведены по дороге в направлении Кесарии. Когда через пять-шесть часов они достигли уединенной долины, на них напала толпа… с дубинами, молотками, топорами, косами, лопатами и пилами. Упомянутые инструменты не только способствовали более мучительной смерти, чем ружья и пистолеты, но, как хвастались сами турки, были более приемлемыми со стороны экономичности, ибо отпадала необходимость тратить порох и пули. Таким способом они уничтожили все мужское население Ангоры, включая богатых и образованных мужчин, а их страшно изуродованные тела были оставлены в долине на пожирание диким зверям… В Трапезунде мужчины были посажены в лодки и отправлены в Черное море. С ними в лодках были полицейские, которые расстреливали их, а трупы сбрасывали в воду.

Поэтому, когда давали сигнал к отправлению караванов, почти всегда они состояли исключительно из женщин, детей и стариков. Всякий, кто захотел бы спасти их от ожидавшей участи, был бы убит на месте. Когда караван отправлялся в путь, глава города нередко иронически желал им «приятного путешествия». Иногда до отправления каравана женщинам предлагали принять магометанскую веру. Но даже в тех случаях, когда некоторые соглашались на это, их земные мучения не заканчивались. Вновь обращенную принуждали отдать своих детей в так называемый «мусульманский приют» и в доказательство искренности своего перехода в другую веру согласиться с тем, чтобы они обучались там. От нее требовалось также, чтобы она вышла замуж за мусульманина. Если никто из магометан не предлагал ей замужества, то ее отправляли в изгнание, независимо от принятия ею ислама… Караваны этих несчастных двинулись из тысяч армянских городов и селений, запрудив все дороги, ведущие на юг; по мере продвижения они оставляли за собой огромное облако пыли и брошенные остатки вещей: стулья, одеяла, постельное белье, домашнюю утварь и другие мешающие им вещи, как бы отмечавшие их путь. Когда караваны только начали движение, люди еще походили на человеческие существа, но через несколько часов дорожная пыль покрывала их лица и одежду, грязь облепляла их ноги, и медленно двигающаяся толпа людей, зачастую согнутых от усталости или сошедших с ума от жестокости их «защитников», напоминала разновидность каких-то новых и странных животных. В течение всех шести месяцев – с апреля до октября 1915 года, – наиболее удобных для передвижения, все дороги Малой Азии фактически были заполнены этими ужасными толпами изгнанных. Их можно было видеть в долинах, в горах, шагающими неведомо куда, понимающими только, что любая дорога ведет их к смерти. В ужасных обстоятельствах, о чем подробно было рассказано выше, армянское население покидало селение за селением, город за городом. Насколько нам удалось установить, за шесть месяцев в это ужасное путешествие в Сирийскую пустыню отправилось около 1,2 миллиона человек.

«Молитесь за нас, – говорили они, покидая свои очаги, в которых жили их предки еще около 2500 лет тому назад. – В этом мире мы больше не увидимся, но встретимся когда– нибудь. Молитесь за нас!»

Не успели армяне покинуть свои родные селения, как начались новые мучения. Дороги, по которым им пришлось идти, были немного шире тропинки для осла, и то, что несколько часов назад было подобием стройной процессии, превращалось в беспорядочную толпу людей. Женщины были отделены от своих детей, а мужья – от жен. Старики вскоре потеряли связь со своими семьями и, быстро устав, натрудили ноги. Турки – кучера воловьих повозок путем вымогательства заполучили последние деньги своих нанимателей, неожиданно высаживали их и, сбрасывая пожитки на дорогу, возвращались в свои селения за другими жертвами. Таким образом, за короткое время фактически все – и молодые, и старики – были вынуждены идти пешком. Жандармы, которых правительство приставило якобы для защиты высланных, через несколько часов становились их мучителями. Они шли за своими жертвами с обнаженными штыками, подгоняя ими любого, кто проявлял намерение замедлить шаг, а тех, кто пытался отдохнуть или падал от усталости на дороге, с безграничной жестокостью принуждали догонять двигающуюся толпу. Они кололи штыком даже беременных женщин; если некоторые из них, как это часто случалось, рожали на дороге, их заставляли немедленно вставать и двигаться дальше…

Жестокость полицейских возрастала, видимо, потому, что путешествие затягивалось, казалось, они возмущались тем, что часть их жертв еще остается в живых.

Часто полицейские убивали штыком любого, кто падал на дороге. Армяне умирали сотнями от голода и жажды. Даже когда они подходили к рекам, жандармы не разрешали им пить, чтобы помучить их. Горячие солнечные лучи пустыни обжигали их полуобнаженные тела, а их босые ноги так болели от горячего песка пустыни, что тысячи людей падали и умирали на месте или были убиваемы там, где падали. Таким образом, через несколько дней то, что было процессией нормальных человеческих существ, превратилось в бредущие толпы покрытых пылью скелетов, жадно ищущих пищу, съедающих любые отбросы, которые попадались им по пути, сошедших с ума от тех ужасов, которыми был полон каждый час их существования, страдающих всеми болезнями, какими сопровождаются подобные трудности и лишения, но все еще подгоняемых плетками, прикладами и штыками своих мучителей.

По мере своего продвижения они оставляли позади себя другой караван – караван мертвых и непохороненных трупов стариков и женщин, умерших в последней стадии тифа, дизентерии и холеры, маленьких детей, лежащих на спине и исторгающих свой последний жалкий вопль о пище и воде. Некоторые женщины протягивали своих детей незнакомым людям, умоляя взять их и спасти от мучителей, и, получив отказ, бросали их в колодцы или оставляли в кустарниках, чтобы иметь таким образом возможность, по крайней мере, спокойно умереть. Девушки продавались в рабство, зачастую примерно за 8 центов… Цепь лагерей, переполненных больными и умирающими людьми, лежащими вперемешку с незахороненными или наполовину захороненными трупами, – вот чем был отмечен путь движущихся толп. За ними постоянно следовали летящие в воздухе стаи стервятников и одичавшие собаки, которые вместе со стервятниками накидывались на трупы умерших. Наиболее страшные сцены происходили у рек, особенно у Евфрата. Иногда при переправе полицейские сталкивали женщин в воду, расстреливая всех, кто, плывя к берегу, пытался спастись. Часто женщины спасали свою честь, с детьми на руках бросаясь в реку. Я приведу место из отчета консула: «В последнюю неделю июня из Эрзерума были отправлены в изгнание последовательно несколько партий, и большинство этих людей было убито по дороге; их либо расстреляли, либо утопили. Мадам Заруи, пожилая богатая дама, сброшенная в Евфрат, спаслась, уцепившись за подводный камень. Ей удалось добраться до берега, вернуться в Эрзерум и спрятаться там в доме своих друзей-турок. Она рассказывала князю Аргутинскому, представителю Всероссийского союза городов в Эрзеруме, что не может вспоминать без содрогания, как сотни детей были заколоты штыками турок и брошены в воды Евфрата и как мужчины и женщины, раздетые догола и связанные вместе по сотням, были расстреляны и сброшены в реку. Она рассказала, что в одном месте около Ерзнка, там, где Евфрат делает поворот, тысячи трупов образовали некое подобие плотины, так что река отклонилась от своего русла примерно на сто метров».

Абсурдными являются заверения турецкого правительства о том, что оно якобы серьезно намеревалось переселить армян на новые места; характер обращения с конвоируемыми ясно показывает, что истинной целью Энвера и Талаата было уничтожение армян. Сколько людей из переселяемых на юг достигло пункта своего назначения в таких возмутительных условиях? Пример одного каравана показывает, как продуманно этот план депортации был преобразован в план уничтожения. Сообщения о подробностях, о которых идет речь, были получены мной непосредственно от американского консула в Алеппо, и эти документы находятся теперь в Государственном департаменте в Вашингтоне. 1 июня из Харберда вышла конвоируемая партия из 3 тысяч армян, главным образом женщин, девушек и детей. Следуя своей обычной практике, правительство направило с ними эскорт из 70 жандармов под командой турецкого бея.

Практика уже показала, что эти полицейские вели себя отнюдь не как защитники высланных, а скорее как их мучители и палачи. Не успел караван тронуться в путь, как бей собрал у высланных 400 лир якобы для того, чтобы надежнее оберегать их до прихода в Малатию; отняв у них единственное, что могло обеспечить им пищу в дороге, он сбежал, оставив их на произвол полицейских.

На всем пути до Расул-Айна, который стал первой остановкой на багдадской линии, жизнь этих несчастных высланных была сплошным ужасом. Впереди каравана ехали полицейские, предупреждавшие полудикие горные племена о том, что приближаются несколько тысяч армянских женщин и девушек. Девушек начали похищать… На караван нападали горцы, которые насиловали, убивали женщин, причем к этой дикой оргии присоединились сами полицейские. Несколько мужчин из каравана один за другим были убиты…

Наконец, пресытившись за тридцать дней грабежами, побоями, насилием и убийствами своих жертв, полицейские совсем покинули их. Через два дня на эту партию напали курды и согнали вместе всех оставшихся в живых мужчин, которых оказалось около 150 человек в возрасте от 15 до 90 лет; их сразу же увели в сторону и перебили всех до одного. Но в тот же самый день к партии, шедшей из Харберда, присоединилась другая партия из Себастии, увеличив тем самым численность каравана до 18 тысяч человек…

В течение следующих пяти дней они не видели ни кусочка хлеба и ни капли воды. «Сотни людей умерли по дороге, – говорится в отчете, – их языки стали похожими на кусочек древесного угля, и, когда через пять дней они подошли к источнику, естественно, вся партия кинулась к нему. Но здесь полицейские, преградив им путь, не дали возможности выпить хотя бы каплю воды. Они намеревались продавать воду по цене от одной до трех лир за чашку, а иногда, получив деньги, отказывались давать воду. В другом месте, где были колодцы, женщины бросались прямо в колодцы, так как не было веревки или ведра, чтобы зачерпнуть воду. Они тонули в колодцах, и, хотя их трупы оставались там, люди все же пили воду из этих колодцев… Когда эти люди, совершенно нагие, шли мимо одного арабского селения, арабы, сжалившись над ними, дали им обрывки старой одежды, чтобы они могли прикрыть свою наготу. Некоторые из высланных, у которых еще были деньги, покупали себе кое-какую одежду, но все же многие голыми прошли весь путь до города Алеппо. Бедные женщины, стыдясь своей наготы, едва могли идти: все они шли согнувшись вдвое».

На семнадцатый день эти бедные создания достигли Алеппо. Из объединенного каравана в 18 тысяч человек пункта своего назначения достигли только 150 женщин и детей. Некоторые наиболее привлекательные из оставшихся в живых стали пленницами курдов и турок, все же остальные погибли.

Я рассказал отнюдь не самые ужасные подробности, так как полное описание этих оргий садистов, жертвами которых явились армяне мужчины и женщины, никак не может быть опубликовано в каком-либо американском издании. Этот несчастный, обреченный народ ежедневно испытывал на себе все преступления, какие только может изобрести извращенный инстинкт человеческого ума, и все утонченные пытки и мучения, какие только может себе представить самое богатое воображение. Я уверен, что во всей истории человечества нет такого числа ужасающих фактов. Великие избиения и гонения, наблюдавшиеся в прошлом, кажутся почти ничтожными по сравнению со страданиями армянского народа в 1915 году. Резня альбигойцев в начале XIII века всегда считалась одним из самых печальных событий в истории. Во время этой вспышки фанатизма было убито около 60 тысяч человек. В Варфоломеевскую ночь лишилось жизни около 30 тысяч человеческих созданий. Во время «Сицилийской вечерни», которая всегда фигурирует как одна из наиболее жестоких вспышек насилия, было уничтожено 8 тысяч человек. Целые тома написаны об испанской инквизиции времен Торквемады, и все же за восемнадцать лет его пребывания у власти было казнено немногим более 8 тысяч еретиков. Возможно, что депортация армян более всего напоминает лишь одно событие – это изгнание евреев из Испании Фердинандом и Изабеллой. Согласно Прескотту, из своих домов были изгнаны и рассеяны по всей Африке и Европе 160 тысяч человек. Однако все эти гонения кажутся незначительными в сравнении со страданиями армян, среди которых было уничтожено по меньшей мере 600 тысяч, а возможно, и 1 миллион человек.

Если внести некоторые изменения в изложенное здесь об армянах, мы получили бы истории греков и сирийцев. В действительности греки были первыми жертвами националистической идеи. Я уже описывал, как за несколько месяцев до начала европейской войны османское правительство начало переселять турецкоподданных греков с побережья Малой Азии… В течение трех или четырех месяцев более 100 тысяч греков были выселены из мест, где они жили столетиями, и переселены на побережье Средиземного моря, а оттуда на греческие острова и во внутренние области страны… Возможно, вследствие того, что цивилизованный мир не протестовал против этих переселений, турки впоследствии решили применить тот же метод, но в еще больших масштабах, не только к грекам, но и к армянам, сирийцам, несторианцам и к представителям других подвластных им народов. Действительно, Бедри-бей, префект полиции Константинополя, сам рассказывал одному из моих секретарей, что они решили применить подобный метод ко всем другим народам империи…