«Боже, как быстро это действует?!»

Таким Карпенко еще не видели. Неразговорчив, замкнут. Ни с кем не хочет разговаривать. Лежит перед телевизором, нажимает ежесекундно на пульт, ни одну программу не смотрит… Даже с сыном, характер которого очень напоминал его – спокойный, уравновешенный, – почти не разговаривал. Он и сам себя не узнавал. Что-то замкнуло в нем, оборвалось. Страна катится в пропасть. Необходимы срочные кардинальные меры экономического плана, чтобы хотя бы затормозить падение. А эта усатая сволочь делает вид, что в стране все в порядке; катит на работу к 10, после пробежки на роликах, в 14.00 – служба по управлению государством заканчивается очередной тренировкой.

Он иногда вспоминал Верховный совет. Когда его избрали зампредседателя и Лукашенко бросил в его сторону: «Далеко пойдешь…». А он в ответ: «Ты, говнюк, уже далеко пошел…» И это – Президенту. Окружающие вздрогнули: «Ген, не надо так, этот скот злопамятный…» Карпенко рассмеялся: «Пошел он со своей злопамятностью…»

Витя Гончар непонятно на что рассчитывает. Когда ему сказали, что Гончар тусуется с Лукашенко, он сперва не поверил, а потом спросил: «Витя, ты что, спятил?» А он в ответ: «Гена, тебе на этом этапе ничего не светит… Может, попозже. А нашему быдлу такой идиот и нужен. Ничего, что страшен, косноязычен. Мы его побреем, помоем, костюм фирменный купим. Будет ездить под Президентским флагом и выполнять все наши команды» Он ему тогда сказал, что он слабо себе представляет психологию психопатов, от них можно ожидать всего, чего хочешь, а в конце разговора послал Витьку на три буквы. И правильно сделал. Сейчас Витек отрезвел и пошел в открытую оппозицию Лукашенко. Да видно, поздно понял.

Его размышления прервал телефонный звонок. Это Захаренко.

– Геннадий Дмитриевич, можно приеду?

– Приезжай…

Этот тоже был рядом. Но совсем другой человек. Офицер. Поверил – пошел. Разуверился, на вопрос: «Вы выполните любой мой приказ?», ответил Президенту: «Только в соответствии с конституцией» И ушел. Сейчас много работает. Создает союз офицеров. Хорошо, что зайдет. Затея опасная. Слишком опасная и в то же время нужная… Надо поговорить…

В дверь позвонили. Очень быстро доехал. Карпенко открыл дверь. Рука попала в жесткие объятия руки Захаренко.

Захаренко прошел в комнату. Карпенко поставил на стол бутылку коньяка.

– Может, по рюмке?

– Давайте, Геннадий Дмитриевич, – и тут же вопрос: – Как решили с выборами, пойдете?

Выпили по глотку коньяка. Карпенко молчал, потом сказал:

– Решение принято – не пойду. Кампания очень странная, заранее провалы, результат не предвидится…

– Правильно, – согласился Захаренко, – я тут со своими мужиками разговаривал. Они тоже такое решение поддерживают.

– Спасибо, Юра… Я рад, что мы вместе. Сам знаешь, всякое было… А сейчас вместе! Спасибо, что заехал, трудные у меня были дни. Да и сейчас в душе полный раздрай…

Выпили еще по рюмке. Он внимательно посмотрел на Захаренко:

– Тут еще один разговор. Он как бы такой… Можно его воспринимать или совсем наоборот. Твое дело. Но вообщем-то не только твое… Хорошая затея – союз офицеров. Люди тебя знают, верят тебе, пойдут в союз. Но какая это сила?! Усатый дьявол и его команда отдают себе отчет, что это… Надо быть поосторожнее, внимательнее… Подбери ребят, тебе есть из кого, пускай будут рядом… Смотри, Сиваковская бригада стала убирать синих. Тех самых, кто ему бабки на выборы давал. Дальше пойдут, дальше, Юра…

Захаренко закурил:

– Если уж на то пошло, так кто я для них по сравнению с вами, Геннадий Дмитриевич? Вы конкурент, а я так, вождь недовольных офицеров…

Карпенко рассмеялся:

– У каждого недовольного офицера есть кое-что… А у людей, которые поддерживают меня, – ничего нет…

Захаренко задумался. Сказал:

– О многом мы в бытность мою министром с этим человеком, простите меня за высокое слово, говорили… Вы знаете, мне кажется, он способен на все. И вам надо быть осторожнее. Чует мое сердце неладное. Ребята говорят, группу они создали нешуточную. Головорезы. В Чили такой не было. Платят бешеные деньги, инструкции выдают такие… Говорю тебе, Геннадий Дмитриевич, как профессионал. Этот на все пойдет. Представь себе, меня, министра, несколько раз просил: «Своди на расстрел. Посмотреть хочу». Ты бы видел его в эти минуты – глаза горят, кровью наливаются… После этого какая-то дьявольская сила в него вселялась…

– Я тоже слышал об этом, – сказал Карпенко. – Твой союз офицеров должен быть противовесом. Не силовым, конечно… А вообще-то, если говорить серьезно, он на самое-самое не пойдет. Внимательно смотрят за всем из Москвы, да и Запад совсем рядом. Побоится… Документы по продаже оружия и все остальное, что ты мне передал, я возьму с собой в Варшаву и постараюсь там озвучить.

Некоторое время сидели молча. Захаренко надел черный кожаный плащ, сказал:

– Я тоже рад, что мы вместе, Геннадий Дмитриевич. И дай бог, что на наших похоронах его не будет.

Карпенко улыбнулся:

– Ладно, ладно… Это божье дело. Пускай бог и разбирается…

Он снова остался один. Включил одну программу телевизора, вторую… Решительно нажал кнопку. Экран погас. Внизу под окнами завыли сирены. Президентский кортеж прибыл к тренировочному залу.

Неожиданное письмо из Евросоюза. Его приглашали на крупную международную встречу в Варшаве. Туда приглашались только Президенты и главы парламентов. От Беларуси пригласили его и Шипука. Ему передали, что от этой информации Лукашенко просто заколотило: это что – намек? Нервничай, нервничай, Лукишка, уходит твое время, уходит. А по сути это самое время и не приходило.

Карпенко усиленно готовился к поездке. Его квартира напоминала штаб. Сотни звонков в день, журналисты, дипломаты, соратники.

В понедельник позвонил Игорь Осинский, попросил назначить время встречи. Бывший главный редактор газеты «Советская Белоруссия» давал дай бог какую рекламу Лукашенко, Кебича трясло от злобы, а потом чего-то там с Лукашкой не поделили. В числе других главных редакторов выводили из кабинета при помощи спецназа. Официально обвинили в казнокрадстве: отправил большую сумму денег какой-то фирме за бумагу, тысяч двести долларов, не меньше, но редакция не увидела ни денег, ни бумаги…

Позвонил одному своему близкому другу, сказал:

– Подъезжай ко мне попозже. В понедельник в 9 утра у меня будет Осинский.

– На кой он тебе… Вспомни, когда был корреспондентом АПН, Женька Будинас, такой же корреспондент, ему в рожу на партсобрании плюнул, обвинив в стукачестве… А потом корреспондентом ТАСС из Минска укатил в Берлин… Сам понимаешь, кого туда и под какой крышей посылали… Да гэбист он штатный… Не смотри, что Лука выгнал. Сценарий там был специальный. С голоду не дохнет, крутится где надо…

Карпенко усмехнулся: какими все стали подозрительными. Или их всех Лука этим заразил. Вредно, когда на вершине власти больной человек, зараза от него распространяется очень быстро.

– Успокойся, старик, – сказал Карпенко. – Надо работать со всеми, кто полезен, понимаешь? А вдруг что-то толковое предложит, хрен с ним, что гэбист. Опыт у парня немалый…

Ровно в девять часов утра перед ним был Осинский. Строгий костюм, отливает протез глаза. Интересно, при каких обстоятельствах он глаз потерял?

– Несомненно, вы первое лицо в оппозиции, Геннадий Дмитриевич, – она, как таковая, и дня прожить без вас не может… Люди смотрят на все эти партии, на их лидеров, как на отработанный шлак. Тем более, что большинство лидеров выходцы из команды Лукашенко. Этим людям никто и никогда не поверит. Я вращаюсь не только в среде журналистов, а и простых людей, Знаете ли, профессия такая…

Карпенко с интересом рассматривал его. Кто его послал, зачем? Или, в самом деле, сам пришел?

– Полностью с вами согласен, – сказал Карпенко. – Нужен сегодня, как бы это получше сказать, третий путь в борьбе с режимом. Людей от слова «оппозиция» в том виде, как она есть, воротит. Поэтому мы создали теневой кабинет, еще одну общественную организацию, которая занимается экономикой, поиском путей выхода из экономического кризиса…

Игорь Осинский внимательно слушал его. Когда Карпенко закончил, сказал:

– Вам, Геннадий Дмитриевич, пора думать о создании своего имиджа… Популярность у людей, особенно в городах, велика, но далеко на этом не уедешь… Я готов помочь в разработке такой темы, пускай она не покажется вам, громкой, как идеология Геннадия Карпенко…

– Ради бога, приму все полезное…

– Дайте мне несколько недель. Бумаги предстанут перед вами.

– Условились.

Осинский ушел. Карпенко закрыл за ним дверь, подумал: «Что еще за чертовщина! „Идеология Геннадия Карпенко“! Прав был приятель, скорее всего, прав, кто-то его прислал. Но кто? Надо бы спросить у своих ребят…» Есть кое-кто и в КГБ, и в Совбезе, кто его своевременно информирует…

В тот же день раздался еще один звонок. Звонила журналистка Н.

– Геннадий Дмитриевич, я хотела бы с вами встретиться.

На мгновение он задумался. Какая-то атака этих журналистов… А впрочем, отказывать женщине нельзя…

– Хорошо. Давайте встретимся. Перезвоните завтра… Я назову время и место.

Дома принимать ее не хотелось. Люда, жена его, как-то косо посматривает на всех этих журналисток… Позвонил Лене Кошелю, смолевичскому родственнику, имеющему в центре города, недалеко от стадиона «Динамо» собственный пивзаводик, коттедж при нем, где Леня одновременно имел офис и квартиру.

– Ленчик, тут у меня одна встреча должна быть… С дамой… Нет, нет, не из той оперы. Журналистка, интервью… Ты там на среду, часов на одиннадцать, приготовь что-нибудь… Чуток закуски, бутылочку сухого вина, кофе…

– Хорошо, Гена… Все будет как обычно, не подведу…

Он легко перескочил бордюр у гостиницы «Юбилейная», сел в «мерседес».

Карпенко едва не опоздал. Дама с блокнотом уже ждала его у офиса Кошеля.

Он вышел из машины, поцеловал ей руку.

Леня Кошель провел их в огромный зал, обставленный диванами и увешанный картинами.

Журналистка посмотрела по сторонам:

– Очень приятный дом… Чувствуется по всему, есть хозяин, и не только в доме…

– Он делает прекрасное пиво… Не хуже чешского… Только вот не дают человеку развернуться… Налоги, проверки, зависть…

Они сели за стол. Карпенко налил вина, сказал:

– Извините, компанию не составлю… Диета… Она никак не среагировала на его слова, сказала:

– Я пришла помочь вам. Вы победите, но вам нужна собственная партия. Партия деловых людей, совсем не то, чем была «Народная згода». Партия должна быть построена по европейскому типу…

Карпенко с грустью посмотрел на нее. Он уже жалел, что пошел на эту встречу. Дочь Кошеля принесла кофе.

– Секунду, мне надо позвонить. – сказал Карпенко и вышел. Позвонил своему другу:

– Я скоро освобожусь, жди.

Он вернулся в зал. Отпил из чашки кофе.

– Так вы предлагаете мне создать партию, а я-то думал, что это будет интервью…

Она развела руками:

– Речь идет совсем о другом.

Он сделал глоток. Она, внимательно глядя на него, вздрогнула. Кровь ударила в голову. Что она сделала? У Карпенко затуманился взгляд:

– Простите, мне надо выйти…

Оставшись одна, она сжала руки… От боли пальцы омертвели. Через несколько минут он вышел из туалета, опираясь на стены. Взгляда никакого. Хотел что-то сказать, но не смог, рухнул на пол…

Она взяла чашку с кофе и вышла. Вернулась через минут пять, подумала: «Боже, как быстро это действует?!», и закричала во весь голос:

– Скорую, срочно скорую!