При какой совокупности условий, по мнению Коминтерна, коммунисты должны предпринять попытку захвата власти? Поставленный в такой форме вопрос несколько упрощен, но достаточно предположить, что в Третьем интернационале он действительно стоял перед коммунистами, так же как и перед любыми другими последователями учения Маркса вообще, и проблема предпосылок захвата власти становится актуальной.

Значение термина «предпосылки». Коммунисты не думали, что они действуют изолированно от всех, если можно так сказать, и что единственной предпосылкой к действию стала бы их собственная воля. Прежде чем на повестку дня можно было бы поставить вопрос о захвате власти, должны были возникнуть определенные предпосылки. По мнению коммунистов, проблема «легитимности» сводилась лишь к попытке перехода власти от правящих кругов общества к коммунистам.

Сначала нужно было обсудить два вопроса, напрямую связанные с понятием «предпосылки захвата власти», значение которого мы объясним в дальнейшем. Первый вопрос связан с тем, что, по мнению представителей Коминтерна, должны были сложиться условия, при которых попытка захвата власти будет успешной. Избегая прямых заявлений о том, что при определенных условиях любая попытка революционного захвата власти неизбежно будет победоносной, Коминтерн явно стремился указать на те условия или предпосылки, без которых революционная попытка будет обречена на провал. Второй вопрос касается того, что данное понятие «предпосылки захвата власти» применимо лишь в том случае, когда захват власти осуществляется в пределах относительно большого территориально-политического образования. В большинстве случаев, особенно это относится к капиталистическим странам, такой единицей выступает все суверенное государство. Представители Коминтерна, кажется, всерьез не питали надежд на то, что возможно, к примеру, успешно захватить власть только на половине территории Германии; в такой ситуации длительные стабильные отношения между революционными и контрреволюционными силами не считались возможными. В капиталистическом государстве с великолепно развитой системой коммуникаций, очевидно, было бы трудно найти другую альтернативу вооруженному восстанию «или все, или ничего». Но в отсталых районах, особенно со слаборазвитыми коммуникациями и труднопроходимой местностью, захват власти, по мнению коммунистов, мог бы быть успешным в отдельной области или районе, как это произошло в советском Китае в 30-х годах XX века¹.

При исследовании проблемы предпосылок необходимо принять во внимание общие взгляды и философию истории, которой придерживались лидеры Коминтерна. Эта философия истории должна показать, в какой области действуют субъективные законы, зависящие от воли человека, и в какой объективные законы, не зависящие от воли человека. Субъективные и объективные законы действуют вместе, если только не появляется философия либо полностью детерминированная (то есть согласно которой ход истории зависит только от волеизъявления человека), либо полностью отрицающая роль человека в процессе социальных изменений (то есть признающая лишь действие объективных законов). Соотношение объективных и субъективных законов в работах Маркса не определено с достаточной точностью, но всеми признается то, что Маркс действительно говорит о существовании определенных «законов» социально-экономического развития. Некоторые исследователи полагают, что эти «законы», неоспоримо, имеют первичное значение для Маркса, что он предстает законченным детерминистом, полностью подчиняющим волю человека и его деятельность действию каких-то безликих сил. С другой стороны, Маркс отрицательно относился к тем, кто считал человека марионеткой, и неоднократно настаивал на том, что человек сам является творцом истории. Здесь Маркс отчасти выступает волюнтаристом, полагающим, что бытие в немалой степени определяется волей человека и его деятельностью. Мы не будем выяснять в этом исследовании, был ли Маркс прежде всего детерминистом или волюнтаристом, но надо признать, что эта проблема – одна из главных проблем философии, хотя Коминтерн провозгласил ее своей собственной.

Проблема предпосылок, если рассматривать ее более подробно, включает следующие составляющие: 1) воздействие объективных законов на принятие решения о захвате власти революционным путем и 2) соотношение свободного и сознательного руководства как со стороны революционно настроенных людей и групп в обществе, так и со стороны их противников и тех, кто придерживался нейтральной позиции.

Позиция Маркса по этому вопросу представлена в авторитетном заявлении в предисловии к его работе «Критика политической экономии», написанной в 1859 году. В этом предисловии Маркс изложил некоторые фундаментальные положения, показывающие его взгляды на историю². Особенно уместными в этой связи кажутся следующие слова: «Ни одна общественная форма не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Поэтому человечество ставит себе только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо или, по крайней мере, находятся в процессе становления»³.

В знаменитой периодизации Маркса пяти этапов истории человечества за капиталистическим обществом (четвертый этап) должно следовать социалистическое общество (пятый этап). В XIX веке марксист в Европе, таким образом, неизбежно ставил вопрос: является ли капитализм достаточно зрелым в той или иной стране, чтобы его можно было свергнуть с помощью пролетарской революции и учредить социалистическую систему? Российские меньшевики, задавая себе тот же вопрос в 1917 году, пришли к выводу, что в то время было бы ошибкой предпринять попытку низвержения капитализма в России.

Конечно, очень трудно судить о степени зрелости той или иной экономической системы в рамках конкретного общества. Марксисты для определения степени зрелости капитализма использовали один простой критерий, а именно численный состав по отношению к остальной части населения пролетариата (пролетариат – наемные работники, лишенные средств производства, живущие за счет продажи рабочей силы предпринимателям). В «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс предсказали, что зрелость капитализма будет сопровождаться двумя другими социальными событиями: исчезновением среднего класса и разделением остальной части общества на два класса: один – состоящий из сокращающейся по численности буржуазии, а другой – из постоянно увеличивающегося числа пролетариев. На последнем этапе развития капитализма пролетариат будет составлять бoльшую часть населения, и поэтому накануне социалистической революции он будет в преобладающем большинстве.

Маркс внес еще больший вклад в проблему предпосылок, настаивая на том, что с полным развитием производительных способностей капитализма в рядах пролетариата созреет непримиримое желание захватить власть. Не принимая во внимание вопрос о роли коммунистической партии в появлении этой революционной воли, мы можем увидеть другую чрезвычайно важную предпосылку захвата власти. Высказав, таким образом, ряд суждений по этой трудной проблеме, Маркс заставил своих духовных наследников, лидеров Коминтерна, обратиться к решению этого же вопроса.

Взгляд Коминтерна на предпосылки. Далее в этой главе будет подробно рассмотрена проблема предпосылок для определенных типов обществ и революций. Сейчас полезно будет просто указать на общие взгляды Коминтерна в период с 1928 по 1943 год относительно предпосылок захвата власти коммунистами.

Прежде всего надо сказать, что Коминтерн не принимал высказывания Маркса о том, что общество на определенной ступени своего развития должно показать, что производительные силы достигли полной зрелости, и это должно произойти прежде, чем эта стадия развития общества может быть заменена другой. («На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями или – что является только юридическим выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции». – К. Маркс.) Коминтерн принял концепцию «слабого звена» в цепи империализма, где было легче осуществить решительный революционный прорыв. Согласно этому понятию революции, устанавливающие коммунистическую власть и ведущие рано или поздно к созданию социалистической экономики, вспыхнули бы там, где капиталистическая система была ослаблена. Концепция «слабого звена» капитализма вовсе не предполагала, что это будет страна, в которой капитализм был развит наиболее высоко. Это могла бы быть колониальная страна с зачатками капиталистической экономики. Сталин в 1924 году предположил, что цепь может прорваться в Индии или в Германии⁴. В 1917 году Россия действительно отвечала такой характеристике. В тот год, согласно программе Коминтерна, цепь империалистического фронта была прорвана в его самом слабом звене – в царской России⁵. В работе Сталина «Об основах ленинизма», которую так восхваляют в литературе Коминтерна, автор отклонил представление о том, что революция сначала должна начаться там, где «капитализм более развит, где пролетариев столько-то процентов, а крестьян столько-то и так дальше»⁶. Действительно, те, кто придерживался такого мнения, были объектом нескрываемого презрения. Например, в 1933 году один из редакторов «Коммунистического интернационала» A. Мартынов организовал серьезное наступление на «фатализм» и «хвостизм»⁷, проявляемые лидерами Второго интернационала перед Первой мировой войной. Он писал, что, преклоняясь перед спонтанностью исторического процесса, они (лидеры Второго интернационала) полагали, что материальные условия для социалистической революции созреют только в то далекое время... когда крупное капиталистическое производство полностью вытеснит мелкое, большинство крестьян пролетаризируется, пролетариат в капиталистических странах будет включать в себя значительное большинство населения и социал-демократические партии завоюют большинство в парламенте и т. д.⁸

Программа Коминтерна, признавая тот факт, что доля «эксплуатируемых» в обществе должна составлять большинство населения, нигде не заявляла о том, что пролетариат должен составлять большинство населения или даже большинство «эксплуатируемых масс». Отклонение положения о том, что в передовом капиталистическом обществе рабочий класс в конечном счете превзошел бы численностью все другие классы, вместе взятые, было явным опровержением точки зрения, долго пользовавшейся популярностью в марксистских кругах. До большевистской революции 1917 года, как указывал Исаак Дойчер, все марксисты считали, что рабочий класс не мог и не должен был пытаться захватить власть прежде, чем он станет большинством населения⁹.

C понятием «слабое звено» было тесно связано понятие «мировая система капитализма», являвшееся главным, основополагающим в литературе Коминтерна¹⁰. Оно помогает объяснять концепцию «самого слабого звена». В теории Коминтерна существование «мировой системы капитализма» было характерной особенностью капитализма на его последней стадии, так называемой эпохи империализма. Капитализм на этой заключительной стадии понимался не как совокупность отдельных национальных экономических систем, а как мировая экономика, все более и более выходящая за пределы политических границ государств и стремящаяся, хотя и напрасно, к созданию всемирного треста, способного управлять международной экономической сетью. Как «мировая система», капитализм представлялся загнивающим и умирающим, несмотря на то что в определенных территориально-политических единицах развитие капитализма могло бы быть еще на зачаточной стадии или, если капитализм продвинулся дальше в своем развитии, он не достиг еще полной зрелости. Мировой упадок капитализма дает возможность коммунистической партии захватить власть при определенных условиях, в пределах национального образования, независимо от зрелости или незрелости капитализма в этой стране. Страны, в которых хотя бы в какой-либо степени развит капиталистический способ производства, включены во многие связи с другими капиталистическими странами в мировой системе капитализма. Если капитализм интегрирован в мировую систему и если эта мировая система определяется упаднической, то любое звено в этой цепи созрело для революции. Таков вывод Коминтерна.

Понятие «слабое звено» действительно выдающееся. Оно предоставляет свободу действия коммунистам. Больше перед коммунистами в отдельно взятой стране не стоял вопрос о том, чтобы отсрочить попытку захватить власть до тех пор, пока капиталистическая система той страны полностью созреет. Революция происходит в «самом слабом звене», и «самым слабым звеном» в любой момент может стать страна, в которой капиталистическая система производства переживает неизбежные свойственные ей трудности.

Те, кто мог бы подвергнуть сомнению это интересное понятие «самое слабое звено» и связанное с ним понятие «мировая система» капитализма, сталкивались с дилеммой, принимают ли они большевистскую революцию 1917 года как подлинную пролетарскую революцию или нет, так как вряд ли можно было говорить о том, что до 1917 года капитализм в России достиг передового уровня развития или находился на одном уровне с западноевропейским капитализмом. И нельзя было игнорировать тот факт, что сильные пережитки «феодализма», в том значении, в каком этот термин понимался марксистами, сохранялись в российской экономике вплоть до 1917 года. Очевидным становится то, что понятие «слабое звено» предложило своего рода разумное объяснение захвата власти большевиками в полуотсталой России.

Утверждая, что вопрос захвата власти никак не соотносится со зрелостью производительных сил в обществе, Коминтерн никогда не говорил о том, что вообще не существовало никаких предпосылок. Напротив, в течение всего периода существования с 1928 по 1943 год Коминтерн в своих доктринах и директивах настойчиво повторял, что при попытке захвата власти должны иметься в наличии три предпосылки: 1) ситуация острого кризиса, в котором положение «правящих кругов» подвергалось серьезной опасности в данном обществе; 2) наличие коммунистической партии, обладающей определенными характерными признаками; 3) массовая поддержка от значительной части недовольных классов или групп в обществе. Поскольку Коминтерн обычно говорил о том, что эти предпосылки должны сначала созреть в обществе, здесь также присутствует фактор времени. Эти предпосылки должны были достигнуть определенного уровня развития, который чрезвычайно трудно определить, прежде чем может быть предпринят успешный захват власти.

Из этих трех предпосылок первые две можно назвать постоянными, поскольку они оставались в силе без всяких изменений для всех типов обществ; третью можно назвать изменяющейся предпосылкой, потому что массовая поддержка варьировалась от общества к обществу и зависела от конкретной стадии экономического развития. Эти два удобных термина – постоянные и изменяющиеся предпосылки – будут использоваться впоследствии при нашем подробном анализе трех предпосылок захвата власти. Но сейчас мы кратко охарактеризуем терминологию Коминтерна, которая несколько отличается от нашей трактовки этих понятий.

Идеологи Коминтерна обычно делили предпосылки на объективные и субъективные. В объективных предпосылках речь шла о ситуации чрезвычайного кризиса, в субъективных же говорилось о роли коммунистической партии и об «организации» партией массовой поддержки революции среди населения. Эта терминология могла ввести в заблуждение, так как выражаемые массами чувства негодования и ненависти по отношению к капиталистической системе попадали под категорию объективных, а не субъективных факторов. Только тогда, когда такие чувства стали именоваться классовым сознанием – термин, принятый коммунистическим руководством, – такие предпосылки перешли в разряд субъективных. В литературе Коминтерна имеется большое количество свидетельств о том, что субъективный фактор всегда связывался с деятельностью коммунистической партии или, если смотреть шире, с классом или классами, которые приняли ее доктрины и ее лидерство. После чего такой класс стал называться классом, «обладающим классовым сознанием», или субъективно осознающим свою роль и обязанности. Его сопротивление существующему режиму больше не было слепым и спонтанным, а вдумчивым и организованным.

Тогда, в сущности, в качестве субъективного фактора выступала коммунистическая партия. Как было заявлено в передовой статье «Коммунистического интернационала» в 1931 году, «объективные условия» являются для нас очень благоприятными, но субъективный фактор (готовность коммунистических партий к предстоящим крупным сражениям во главе рабочего класса) очень сильно отстает от темпа разворачивающихся событий¹¹. Член ИККИ Лозовский, глава Красного интернационала профсоюзов (Профинтерна), в 1929 году на десятом пленуме так описывал ситуацию в Великобритании: «Но британский пролетариат не может автоматически избавиться от своих иллюзий. Объективная ситуация, конечно, благоприятна для революции, но, чтобы ускорить процесс, необходимо вмешательство субъективного фактора, то есть коммунистической партии»¹². Еще в одной передовой статье в теоретическом журнале Коминтерна различались «объективно благоприятные факторы» и «недостаточная зрелость субъективного фактора – коммунистических партий»¹³.

Предпосылки, кратко охарактеризованные нами, далее будут описываться довольно внимательно. Но сейчас, в качестве необходимой преамбулы дальнейшего подробного исследования предпосылок, мы охарактеризуем различные типы революций и типы обществ согласно взглядам Коминтерна на мировую революцию.

«Буржуазно-демократическая» и «пролетарская социалистическая» революция. Даже при беглом прочтении практически всей коммунистической литературы можно заметить частое использование терминов «буржуазно-демократическая» и «пролетарская социалистическая революция». Нередко Коминтерн заменял термин «буржуазно-демократическая революция» на просто «буржуазная революция»; аналогично «пролетарская революция» или «социалистическая революция» использовались вместо термина «пролетарская социалистическая революция». Среди всех используемых Коминтерном терминов именно эти весьма неопределенны и запутанны, поэтому мы сейчас их разграничим. Далее везде в тексте они будут заключены в кавычки для того, чтобы показать радикальное отличие в использовании этих терминов в литературе Коминтерна и в общепринятом понимании. Позднее мы уточним эти различия. Но можно указать прямо сейчас на то, что, независимо от их использования, эти два термина отражают представление о том, что в изучаемый период не все общества являлись одинаковыми; скорее наоборот, они находились на различных этапах развития, которым соответствовали неодинаковые типы революций.

Чтобы понять термины «буржуазно-демократическая революция» и «пролетарская социалистическая революция», необходимо еще раз обратиться к Марксу в связи с тем, что лидеры Коминтерна считали его своим главным идеологом и Маркс использовал эти термины в особом, специфическом значении. Термин Маркса «буржуазная революция» обозначал революционный процесс, в результате которого третья (феодальная) стадия в развитии человеческого общества будет заменена его четвертой (капиталистической) стадией. Термин «пролетарская революция» использовался для обозначения революционного процесса, в результате которого четвертая (капиталистическая) стадия развития общества будет заменена на пятую (социалистическую) стадию. Использование Марксом этих терминов придавало им ясность, и впоследствии они широко использовались его последователями в социалистическом движении. Вероятно, можно сказать и о том, что большинство ученых-немарксистов в общем соглашались с теми значениями, в которых Маркс употреблял эти термины.

Явные отличия «пролетарской социалистической» от «буржуазно-демократической» революции, обычно признаваемые Марксом и его последователями, помимо коммунистов, можно суммировать следующим образом.

1. Политика. В марксистском понимании «буржуазно-демократическая» революция завершила королевский абсолютизм или правление аристократии. Буржуазия, пришедшая на смену аристократии, обеспечила соблюдение прав, перечисленных в билле о правах, парламентское правление и независимую судебную систему. Для марксиста классическим случаем такой революции является Французская революция 1789 года. «Буржуазно-демократическая» революция тесно связана по времени с развитием капитализма в каждой территориально-политической единице. В результате «пролетарской социалистической» революции свергается буржуазное правление и устанавливается диктатура пролетариата. Эта форма правления считалась большевиками временной, и она должна была стать демократичной по отношению ко всем «труженикам» и диктаторской по отношению к имущим классам. В конечном итоге пролетарское государство отомрет.

2. Экономика. «Буржуазно-демократическая» революция – это восстание против феодализма и меркантилизма. Требованиями ее становятся минимальное вмешательство правительства в экономическую сферу и укрепление и разъяснение понятия «частная собственность». Земельная реформа, направленная на разделение крупных поместий на маленькие участки земли для распределения их среди остро нуждающихся в земле крестьян, также является отличительной особенностью этой революции. «Пролетарская социалистическая» революция – восстание против общей «анархии» капитализма, представляющей собой результат существования частной собственности на природные ресурсы, оборудование и другие средства производства. Частная собственность обобществляется, устанавливается государственная собственность на средства производства. «Анархия» капитализма заменяется введением плановой экономики. Цель производства состоит не в получении прибыли, а в удовлетворении потребностей и нужд человека. В конечном итоге отпадает потребность в каком-либо принуждении, так как сформированы добровольные производственные объединения (артели).

3. Общество. «Буржуазно-демократическая» революция разрушает привилегии, существовавшие при старом режиме, для того чтобы предоставить равные права всем людям, но, по мнению марксистов, фактически только буржуазии. «Пролетарская социалистическая» революция положит конец превосходству буржуазии и предоставит пролетариям самую большую власть в обществе и самое высокое положение. Одна из конечных целей «социалистической» революции – дальнейшее преобразование всех классов в одну всеобъемлющую категорию свободных «тружеников».

Эти различия между «буржуазно-демократической» и «пролетарской социалистической» революциями ни в коей мере не исчерпывают всех различий между ними, но они должны помочь разъяснению содержания этих терминов в том значении, в котором марксисты, не являвшиеся коммунистами, привыкли их использовать. Необходимо по-настоящему понять, что, когда Маркс использовал термин «буржуазно-демократическое» (общество) с целью характеристики общества в данную эпоху, он подразумевал, что буржуазный класс был правящим классом в течение всей той эпохи в этом типе общества. Может показаться, что главное отличие здесь уже отчетливо видно; однако читатель поймет, сколь значительно использование коммунистами термина «буржуазно-демократическая» отличается от обычного использования, когда он обнаруживает, что коммунисты, говоря о предстоящей «буржуазно-демократической» революции, фактически подразумевают революцию под руководством коммунистов от имени пролетариата и других небуржуазных слоев общества.

Теперь мы рассмотрим значение этих терминов в материалах Коминтерна. «Буржуазно-демократическая» революция – это революция, происходящая в обществах, в которых капитализм, как правило, достиг невысокого уровня развития. Руководство «буржуазно-демократической» революцией должно осуществляться коммунистической партией, если такая революция имеет шанс на успешное завершение. На этапе мирового капиталистического развития после Первой мировой войны больше нельзя рассчитывать на то, что буржуазия будет играть подлинно революционную роль. Революция, под руководством коммунистов, совершается не от имени буржуазии, а от имени пролетариата, широких крестьянских масс и других слоев общества, которое попадают под широкую категорию «тружеников». Цели «буржуазно-демократической» революции не преследуют установления индивидуалистического капитализма, а скорее установление контролируемой экономики, которая постепенно перейдет к социализму через длительный переходный период.

«Социалистическая пролетарская» революция происходит в обществах, в которых капитализм достиг высокого развития, по мнению Коминтерна. Руководство «социалистической пролетарской» революцией находится в руках коммунистической партии. Революция совершается от имени пролетариата и беднейшего крестьянства. Цели революции включают отмену частной собственности на средства производства и скорейшее построение социализма за короткий переходный период.

Вышеупомянутые определения намеренно упрощены, но далее мы рассмотрим их подробно. Коминтерн использовал их без изменения на протяжении всего периода своей истории с 1928 по 1943 год, и те значения, которые мы привели выше, сохраняют актуальность на протяжении всего исследуемого периода.

Передовое капиталистическое общество. Программа Коминтерна 1928 года выделила четыре типа обществ, в которых должен был разворачиваться мировой революционный процесс: 1) высокоразвитые или передовые капиталистические общества; 2) общества со средним развитием капитализма;

3) отсталые, полуколониальные и колониальные общества;

4) очень отсталые, примитивные общества¹⁴. В дискуссиях Коминтерна первые три типа обществ, безусловно, представлены как самые важные; четвертому типу фактически не было уделено должного внимания. Вот общие для всех типов обществ вопросы, на которые нам предстоит дать ответы: «Каковы были особенности данного типа общества согласно Коминтерну? Какой тип революции – «буржуазно-демократическая» или «социалистическая пролетарская» – соответствовал каждому типу общества?»

Начнем с общества с высоким уровнем развития капитализма. В литературе Коминтерна с 1928 года и далее, включая программу 1928 года, вряд ли кто-либо найдет полностью удовлетворившее его определение этого типа общества. Более точными представляются определения для второго и третьего типа стран. Очевидно, Коминтерн посчитал термин «развитая капиталистическая страна» настолько знакомым и понятным, что счел излишним подробно разъяснять его.

Программа, пытаясь дать наиболее полное определение, говорит о том, что развитое капиталистическое общество характеризуется преобладанием мощных производительных сил, в высшей степени централизованным производством, в то время как небольшое производство имеет небольшое значение, – таков установившийся буржуазно-демократический политический порядок¹⁵. В программе в качестве примера таких стран приводятся Соединенные Штаты, Германия и Великобритания.

Что касается экономических условий, программа не дает подробного объяснения, за исключением того, что в таком обществе преобладает «высокоцентрализованное производство» над небольшими предприятиями. Тенденции к централизации и концентрации, конечно, знакомые особенности капитализма, приведенные Марксом, когда он давал характеристику капитализма на его зрелой стадии. Что касается других экономических критериев передового капиталистического общества, осталось множество вопросов, на которые Коминтерн не дал ответа. Какой процент от его производства должен приходиться на промышленность, а какой на сельское хозяйство? До какой степени должна быть развита тяжелая промышленность? Какой уровень развития должен быть достигнут в секторе экономики, называемом сферой обслуживания¹⁶, то есть в тех видах деятельности, которые занимаются движением товаров от производителя к потребителю – транспорт и т. д.? В литературе Коминтерна не было сделано ни одной попытки, чтобы дать хотя бы приблизительные ответы на эти вопросы. Создается впечатление, что представители Коминтерна вообще предпочли не давать точных объяснений по этим вопросам.

Тип революции, соответствующий передовому капиталистическому обществу, – «социалистическая пролетарская» революция.

Общество со средним уровнем развития капитализма. Программа 1928 года предложила только краткое и очень расплывчатое определение страны со средним уровнем развития капитализма. К таким странам относились те страны, в которых «сохранялись существенные остатки полуфеодальных отношений в сельском хозяйстве, с определенным минимумом материальных предпосылок, необходимых для социалистического строительства, и с еще не законченной буржуазно-демократической революцией»¹⁷. Под «существенными остатками полуфеодальных отношений в сельском хозяйстве» понимались либо широко распространенная задолженность крестьян и их безземельность, либо небольшие, «крошечные» наделы крестьян вкупе с преобладанием крупных земельных участков у лиц, не относившихся к крестьянам, либо отсутствие узаконенных юридически прав крестьян на их землю. «Определенный минимум предпосылок, необходимых для социалистического строительства» должен означать – и здесь снова программа высказывается весьма неопределенно – по крайней мере зачатки крупной промышленности в нескольких сферах промышленного производства, включая не только производство товаров народного потребления, но также и средств производства. Трудно понять, как страна может обладать минимальной основой для развития социалистической экономики, не имея промышленности, производящей хотя бы минимум средств производства. «Незаконченная буржуазно-демократическая революция» может указывать на отказ буржуазии стать правящим классом. Также это может свидетельствовать об отсутствии или частичном наличии таких «буржуазных» прав, как свобода слова, собраний, печати и «буржуазных» институтов типа парламента, обеспечение тайного голосования при выборах, независимой судебной власти и т. п. Наконец, это может указывать на провал в решении проблем национальных меньшинств. В качестве примеров этого второго типа общества программа приводит следующие страны: Испания, Португалия, Польша, Венгрия и Балканы¹⁸.

Общество со средним уровнем развития капитализма поставило много проблем перед теоретиками Коминтерна. По имеющимся свидетельствам понятно, что задача определения правильного типа революции для этого типа общества оказалась для них довольно трудной. Первоначально, в проекте программы 1928 года, второму типу общества соответствовала «буржуазно-демократическая» революция, которая потом «перерастет» в «социалистическую» революцию¹⁹. Ни природа, ни скорость процесса «перерастания» не ясны. Решение, предложенное проектом программы, вызвало много споров как на VI конгрессе, так и в программной комиссии. Особенно эти вопросы касались Польши и Болгарии. Некоторые делегаты утверждали, что «социалистическая» революция была на повестке дня в обеих странах. Бухарин ответил на критику проекта программы, признавая, что поступили возражения на то, к какому типу общества отнести Польшу и Болгарию. Он предложил, что надо проявлять больше гибкости в вопросе о типе революции, подходящей для стран второй группы²⁰.

«Больше гибкости» было проявлено в заключительной версии программы. Простая альтернатива: либо «буржуазно-демократическая», либо «социалистическая пролетарская» революция – была отклонена для стран этого типа. Вместо этого программа говорит о довольно сложном революционном процессе, в котором возможны были два пути: «В некоторых таких странах возможен процесс более или менее быстрого перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую революцию; в других – пролетарская революция [возможна], но необходимо решать большое количество задач, которые стоят перед буржуазно-демократической революцией»²¹.

В общем существовало две возможности для общества со средним уровнем развития капитализма. Одна возможность открывалась перед обществом, которое было недостаточно развито, экономически и политически, чтобы осуществить непосредственный переход к социализму после захвата власти коммунистами. В связи с этим в таком типе обществ должен быть определенный переходный период, получивший у Коминтерна определение «перерастание» «буржуазно-демократической» революции в «социалистическую» революцию.

Другая возможность открывалась перед обществом второго типа, которое развито настолько, что в нем может произойти революция – «пролетарская» с самого начала, хотя она могла столкнуться с решением значительного числа незавершенных задач «буржуазно-демократической» природы. Очевидно, что те общества, которым Коминтерн предопределил «пролетарскую» революцию, ставятся выше тех, которым предназначалась «буржуазно-демократическая» революция.

Для каких стран, входящих в эту вторую группу, Коминтерн считал приемлемой «пролетарскую» революцию? Каковы причины этого? В категорию таких стран попадают Польша, Венгрия и Болгария.

На VI конгрессе польские коммунисты решительно возразили против того места в проекте программы, в котором Польше было отведено место во второй группе обществ, и против предназначавшейся ей «буржуазно-демократической» революции. Любимый аргумент, приводимый польскими коммунистами, состоял в том, что Польша достигла (к 1928 году) более высокой стадии развития, чем Россия к 1917 году. Если большевистская революция, происшедшая в ноябре 1917 года, была «социалистической пролетарской» по своей природе, как это провозгласил Коминтерн, тогда, спорили польские коммунисты, развитию общества в Польше, безусловно, соответствует такой тип революции. При чтении речей польских делегатов создается впечатление, что, по их мнению, национальная честь Польши ставится под угрозу. Поляки приводили следующие аргументы: 1) капиталистические отношения в Польше были более сильно развиты в сельской местности и расслоение среди крестьянства было намного сильнее, чем в России до 1917 года, и 2) политическая система Польши находилась в состоянии полной гармонии с интересами буржуазии, тогда как в России до 1917 года существовала глубокая враждебность между либеральной буржуазией и царем, который, вместе с дворянством, доминировал в российской политической жизни²². Немецкий делегат Денгель указывал на другие, более определенные факторы в недавней польской истории: существование крупного капиталистического сельского хозяйства в западных районах Польши, которая прежде входила в состав Германской империи; опыт польского пролетариата в революции 1905 года в России; развитие фашизма в Польше и веры пролетариата в то, что буржуазия, а не феодализм был его главным врагом; и, наконец, существование в Польше многочисленной коммунистической партии, имеющей значительное влияние на пролетариат и часть крестьянства²³. Все эти указанные факторы, по словам Денгеля, свидетельствовали об уместности «социалистической» революции в Польше.

Авторитетное утверждение о природе революции, которая подошла бы для Польши, давалось в 1932 году в проекте программы Коммунистической партии Польши, который был составлен при помощи центральных органов Коминтерна. В этом документе было заявлено о том, что для Польши необходима «пролетарская» революция, связанная с завершением буржуазно-демократических задач. Этому решению было дано следующее объяснение: «Конфискация земли у владельцев и ее распределение среди крестьянства и освобождение эксплуатируемых наций – исторические задачи буржуазно-демократической революции. В современной Польше из-за широкого расслоения крестьянства, слияния землевладельцев с городской буржуазией, из-за буржуазного порядка польского государства – буржуазно-демократическая революция уже прошедший этап. Однако тот факт, что значительное, а среди угнетаемых наций подавляющее число задач все еще не решено, создает в Польше особое переплетение исторических условий, благодаря которым социалистическая пролетарская революция должна полностью завершить и покончить с задачами, стоящими перед буржуазно-демократической революцией»²⁴.

Положение дел в Венгрии особенно интересно. Программа 1928 года классифицировала венгерскую социалистическую революцию 1919 года как «пролетарскую»²⁵, и в других материалах Коминтерна недолгое коммунистическое правление в Венгрии было определено как «диктатура пролетариата»²⁶. Однако некоторые члены Коммунистической партии Венгрии во главе с коммунистом Блюмом (партийный псевдоним Лукача в тот период. – Примеч. пер.) в 1929 году высказали свой взгляд на то, что будущая революция, соответствующая типу общества в Венгрии, будет «буржуазно-демократической» по своей природе²⁷. В открытом письме от 26 октября 1929 года, обращенном к Коммунистической партии Венгрии, ИККИ предпринял действия официального характера с целью искоренения такого взгляда на революцию. Была осуждена позиция Блюма. ИККИ предназначал для Венгрии «пролетарскую» революцию, в ходе которой было бы ликвидировано «множество пережитков феодализма»²⁸. Для этой «пролетарской» революции самые существенные задачи «буржуазно-демократического» характера лежали бы в области «распределения и структурирования земельной собственности и организации труда в сельском хозяйстве». Что конкретно здесь имелось в виду, не ясно, но можно догадаться, что в этом утверждении говорится о развале больших имений (поместий). Но революция должна была пойти еще дальше и свергнуть капиталистическую систему. В открытом письме говорилось, что решающим обстоятельством для определения характера революции в Венгрии стало то, «что рабочий класс уже когда-то завоевывал государственную власть и устанавливал свою диктатуру». Авторы открытого письма находились, очевидно, под впечатлением венгерской революции 1919 года, которая обычно называлась «пролетарской» революцией. Не желая противоречить традиционным представлениям и, очевидно, чувствуя себя неловко, высказывая предложения о «буржуазно-демократической» революции в той стране, где когда-то смогла победить и некоторое время продержаться «пролетарская» революция, Коминтерн еще раз предназначил для Венгрии этот последний тип революции.

Болгарский коммунист Коларов возразил против того, чтобы классифицировать будущую болгарскую революцию как «буржуазно-демократическую». Главный аргумент Коларова в пользу «пролетарской» революции состоял в том, что в болгарском сельском хозяйстве вообще отсутствовали «полуфеодальные» элементы. «В Болгарии, – заявлял Коларов, – аграрная революция была уже завершена полстолетия назад»²⁹.

Кратко суммировать взгляды Коминтерна по этому вопросу можно следующим образом: «пролетарская» революция, которая решила бы некоторые задачи «буржуазно-демократической» революции в дополнение к решению своих собственных «пролетарских» задач, соответствовала обществу со средним уровнем развития капитализма, если это общество завершило большинство задач «буржуазно-демократической» революции. Главными задачами «буржуазно-демократической» революции были следующие: 1) достижение определенного уровня индустриального развития; 2) аграрная реформа, которая должна была уничтожить «полуфеодальные отношения» и раздел больших поместий; 3) учреждение демократических институтов в правительстве и 4) решение вопроса о национальных меньшинствах в тех странах, где этот вопрос стоял на повестке дня.

Обращаясь теперь к тем странам, которым назначалась «буржуазно-демократическая» революция, которая могла бы довольно быстро «перерасти» в «социалистическую пролетарскую» революцию, в качестве главных примеров можно назвать Испанию и Японию.

Природа современной испанской революции была определена испанским коммунистом Уртадой на двенадцатом пленуме ИККИ в 1932 году. Он заявил, что «основной особенностью испанской революции остается незаконченная буржуазно-демократическая революция и, главным образом, аграрная революция»³⁰. В Испании в ходе «буржуазно-демократической» революции были не завершены по крайней мере три задачи: в области землевладения, в вопросе о национальных меньшинствах и в правительственной сфере (бессменное феодально-монархическое правительство вплоть до революции в апреле 1931 года)³¹. «Буржуазно-демократический» характер испанской революции был подтвержден в 1936 году Эрколи (Тольятти), который указал на то, что испанский народ решал задачи «буржуазно-демократической» революции в особых условиях гражданской войны в Испании³².

С Японией дела обстояли еще сложнее. Довольно удивительно, что значительные успехи в области промышленного роста, достигнутые Японией, свидетельствовали о том, что она не могла быть отнесена к категории стран, которым предопределялась «пролетарская» революция. Главными отличительными чертами Японии являлись: ее «отсталая, азиатская, полуфеодальная» система сельского хозяйства и ее специфический политический режим, возглавляемый монархией, опирающейся на поддержку землевладельцев и буржуазии³³. Большой процент пролетариев в населении страны (приблизительно 50 процентов от общего числа)³⁴ никоим образом не повлиял на то, чтобы Коминтерн признал Японию страной, в которой должна была произойти пролетарская революция.

В 1927 году Коминтерн под руководством Бухарина опубликовал новые тезисы, в которых говорилось, что в тот период для Японии подходила «буржуазно-демократическая» революция³⁵. Впоследствии тезисы были подвергнуты пересмотру, и в 1931 году в проекте программы, выпущенном Центральным комитетом компартии Японии, было заявлено о том, что Японии соответствует «пролетарская» революция³⁶. Проект Центрального комитета критиковался в документе, названном «О ситуации в Японии и задачах Коммунистической партии Японии», который исходил от Западно-Европейского бюро Коминтерна и был опубликован в «Коммунистическом интернационале» в марте 1932 года. Цель документа заключалась в изменении характера революции в Японии и признания за ней права на «пролетарскую» революцию. Поднимая вопрос о природе японской революции, Западно-Европейское бюро уделило главное внимание «уникальности системы правления в Японии, которая представляет собой соединение необычно сильных элементов феодализма с хорошо развитым монополистическим капитализмом»³⁷. Система государственного правления в Японии во главе с монархией опиралась не только на «феодальный, паразитирующий класс землевладельцев», но также и на «хищническую буржуазию», которая быстро обогащалась. В то же самое время монархия сохраняла «свою собственную независимость, большую роль в управлении государством и абсолютизм, скрытый под псевдоконституционными формами правления»³⁸. Ошибка японских коммунистов состояла в недооценке роли монархии, в том, что они рассматривали японский парламент и министерства как государственные учреждения, независимые от монархии. Монархия в Японии была буржуазно-землевладельческой монархией, которая «довольно умело» представляла интересы обоих классов³⁹. Можно предположить, что Западно-Европейское бюро, кажется, пыталось высказать следующую точку зрения: монархия не была простым инструментом в руках двух классов, поддерживающих ее, а скорее представляла собой независимую политическую силу, продолжающую осуществлять деспотичную власть за спиной парламента.

Природа японской революции также была исследована в докладе Отто Куусинена, высокопоставленного лица в Коминтерне, на специальном заседании президиума, состоявшемся 7 марта 1932 года⁴⁰. Куусинен отметил как «чрезвычайно трудную» задачу определения характера революции, подходящей для Японии. Ссылаясь на мнение компартии Японии по этому вопросу, которое к тому моменту было осуждено, он точно указал на ее ошибку: партия принимала во внимание лишь единственный аспект экономики Японии, а именно – финансовый капитал⁴¹. Такое неполное представление о японской экономике привело к недооценке японской монархии и недооценке пережитков феодализма в Японии, а также к ошибочному выводу о том, что в Японии должна быть совершена «пролетарская» революция⁴².

После того как Куусинен высказал свою точку зрения по этому вопросу, он поддержал мнение Западно-Европейского бюро, настаивавшего на частично независимом положении японской монархии, гражданского и военного аппарата, возглавляемого ею. Каково, по мнению Куусинена, было отношение монархии к поддерживающим ее классам? «Монархический государственный аппарат является мощным оплотом существующей диктатуры эксплуататорских классов, он опирается на эти классы, представляет их интересы, существует в тесном союзе с верхушками буржуазии и землевладельцев». Но была ли монархия лишь номинальной главой государства, действия которой определялись группами буржуа и землевладельцев? Куусинен ответил на этот вопрос отрицательно, сказав, что монархия «довольно независима и играет большую роль в управлении государством, сохраняет свой абсолютизм, скрытый лишь внешними, псевдоконституционными формами»⁴³. Аргумент Куусинена не совсем последователен, поскольку он утверждал, что японская монархия представляла как свои собственные интересы, так и интересы буржуазии и землевладельцев. По мнению Куусинена, «относительная независимость» японской монархии была по крайней мере не меньше, чем российской монархии. Он утверждал, что сам Ленин считал ошибкой отождествлять российскую монархию с правлением имущих классов⁴⁴.

Для Испании и Японии главными аргументами, заставившими Коминтерн настаивать на «буржуазно-демократической» революции, были: потребность в широкой аграрной реформе и слабости буржуазии по отношению к богатым землевладельцам и монархии. Все же нужно сказать, что Коминтерн никогда не предлагал убедительный набор критериев, с помощью которых можно судить об уместности «буржуазно-демократической» революции для того или иного типа общества. Нерешительность Коминтерна в 1928 году в случаях Польши и Болгарии, так же как и позднее, в случае Японии, ясно указывает на неспособность Коминтерна установить необходимые критерии.

Колониальные, полуколониальные и зависимые общества. Помимо стран, которые демонстрируют либо высокий, либо средний уровень капиталистического развития, программа Коминтерна 1928 года также стремилась классифицировать те страны мира, в которых капитализм был еще в зачаточном проявлении. В проекте программы эта третья категория стран была названа «колониальными и полуколониальными странами», и в качестве примеров приводились Китай и Индия⁴⁵. Не было предпринято ни одной попытки провести различия между «колониальными» и «полуколониальными» странами. В литературе Коминтерна эти термины всегда употребляются вместе. Очевидно, использование термина «полуколониальный» являлось признанием Коминтерна формальной независимости таких стран, как Китай, который, с точки зрения Коминтерна, фактически был таким же зависимым от иностранного контроля, как, скажем, Индия. В окончательной версии программы группа таких стран была расширена и включала также «зависимые страны», в качестве типичных примеров были приведены Аргентина и Бразилия⁴⁶. Термин «зависимые страны» был, вероятно, принят из-за предложения Рикардо Парадеса, делегата, представлявшего Коммунистическую и Социалистическую партии Эквадора. Указывая на степень изменения зависимости латиноамериканских стран от империалистических государств, он предложил, чтобы было принято название «зависимые страны» для новой подгруппы стран⁴⁷. Этот термин должен был использоваться для тех стран, в экономику которых проник империализм, но которые все еще сохраняли более высокую степень политической независимости, чем колонии и полуколонии.

Согласно программе, страны, входящие в третью категорию, имели следующие основные особенности: 1) зачаточное (рудиментарное) или, в некоторых случаях, существенное развитие промышленности, которое было, однако, недостаточно «в значительном большинстве случаев для независимого социалистического строительства»; 2) господство в экономике страны так же, как в ее политической системе, феодально-средневековых отношений или «азиатского способа производства» и 3) концентрация в руках «иностранных империалистических групп самых важных промышленных предприятий, торговых и банковских учреждений, основных средств транспорта, латифундий и плантаций и т. д.»⁴⁸ Под «независимым социалистическим строительством» подразумевалось строительство социализма в определенной стране без внешней помощи от более передовой страны. Как известно, Сталин в его борьбе с Троцким настаивал на способности России строить социализм без внешней помощи. Согласно программе, можно было бы ожидать, что только меньшинство колоний, полуколоний и зависимых стран может построить социализм без помощи более передовых обществ и только, как указано ниже, после длительного периода «буржуазно-демократической» революции. Термины «феодально-средневековые отношения» и «отношения, основанные на «азиатском способе производства» относятся, соответственно, к третьим и первым стадиям в пятиэтапной периодизации Маркса человеческой истории⁴⁹.

Как заявлялось в программе, колониальным, полуколониальным и зависимым странам соответствовал буржуазно-демократический тип революции⁵⁰. Необходимо вспомнить, что этот термин означал для коммунистов революционный процесс под руководством коммунистов, а не под руководством буржуазии. Здесь термин «буржуазно-демократическая» относился к природе задач, стоящих перед революцией, а не к руководству этой революцией.

В колониальных, полуколониальных и зависимых странах Коминтерн уделял большое внимание двум очень важным формам революционной деятельности, попадавшим под категорию «буржуазно-демократическая». Это – революционное крестьянское движение, направленное против «феодализма и докапиталистических форм эксплуатации», и национально-освободительное движение, направленное против иностранного империализма⁵¹. Как будет показано ниже, оба этих движения, народные в истинном смысле этого слова, расценивались Коминтерном как мощные силы, которые должны были использоваться коммунистическим руководством.

Очень сложная «буржуазно-демократическая» революция в колониях, полуколониях и зависимых странах должна была в конечном итоге «перерасти» в «социалистическую пролетарскую» революцию. В программе не говорилось о продолжительности «буржуазно-демократического» этапа, но подчеркивалось, что «социалистический пролетарский» этап революции в большинстве случаев мог начаться только с помощью внешних сил, то есть при поддержке более передовых стран, которые были уже социалистическими⁵².

Наконец, можно отметить, что Коминтерн отклонил идею о том, что колониальные, полуколониальные и зависимые страны были готовы к «социалистической пролетарской» революции, так как такие общества, в которых еще не произошла «буржуазно-демократическая» революция, не могли просто пропустить необходимую стадию исторического развития. В 1928 году девятый пленум в своей резолюции по китайскому вопросу осудил намерения «перепрыгнуть» этап «буржуазно-демократической» революции в Китае. Пленум объяснил необходимость этого этапа на том основании, что несколько главных задач «буржуазно-демократической» революции не были завершены, а именно: аграрная революция и отмена феодальных отношений, объединение Китая и национальная независимость Китая⁵³. Невозможность перепрыгивания стадий в развитии общества, однако, не означала, что такие стадии не могли бы быть сокращены путем «перерастания» более низкой стадии в более высокую. Но эти пункты будут подробно освещены в четвертой части.

Отсталые общества. Программа Коминтерна завершила свою классификацию обществ, выделив также четвертую группу «еще более отсталых в экономическом отношении стран»⁵⁴. Этой категории, которой в другой литературе Коминтерна не уделялось почти никакого внимания, был посвящен только один параграф программы. Очевидно, эта категория должна была охватить самые примитивные формы развития общества на земном шаре – области, в которых все еще преобладали племенные отношения. В программе было сказано, что некоторые части Африканского континента относились к этой категории стран⁵⁵. Было указано, что в этих областях почти полностью отсутствовал пролетариат и практически не было никакой «национальной буржуазии»⁵⁶. Иностранный империализм играл роль военного оккупанта и управлял ими. В этих районах борьба за национальное освобождение имела, по мнению Коминтерна, главное значение.

В программе вкратце сказано, какое интересное будущее ждет такие самые отсталые области: «Национальное восстание и его победа могут открыть этим странам путь к социализму, минуя капиталистическую стадию развития, если фактически будет оказана большая помощь со стороны государств с диктатурой пролетариата»⁵⁷.

Для успешного захвата власти коммунистами необходимы были следующие постоянные предпосылки: наличие революционной ситуации и коммунистической партии с набором определенных минимальных характеристик (а именно: размер партии, идеологическая чистота ее рядов, правильная организационная структура, связь с массами и т. д.). Эти предпосылки считались необходимыми в любом типе общества.

Революционная ситуация. Определение, постоянно используемое Коминтерном в период с 1928 по 1943 год для точной характеристики природы революционной ситуации, было взято из брошюры Ленина «Детская болезнь «левизны» в коммунизме», опубликованной в 1920 году⁵⁸. Следующий отрывок, написанный в 1930 году A. Мартыновым, членом редакционной коллегии «Коммунистического интернационала», может послужить примером одобрения определения Ленина: «Ленин сформулировал методологические предпосылки для решения проблемы политического кризиса следующим образом: «Только когда низы не желают жить по-старому, а верхи не могут жить по-старому, лишь тогда революция может победить. Иначе эта истина выражается словами: революция невозможна без общенационального (и эксплуатируемых и эксплуататоров затрагивающего) кризиса».

Такой «общенациональный кризис» Ленин отождествлял с революционной ситуацией. Об особенностях национального кризиса, то есть революционной ситуации, Ленин написал еще раньше, в 1915 году, в своей статье «Крах II интернационала»:

«Каковы, вообще говоря, признаки революционной ситуации? Мы, наверное, не ошибемся, если укажем следующие три главные признака: 1) Невозможность для господствующих классов сохранить в неизменном виде свое господство; 2) Обострение, выше обычного, нужды и бедствий угнетенных классов; 3) Значительное повышение, в силу указанных причин, активности масс... Таковы – объективные признаки революционной ситуации»⁵⁹.

Мартынов в этой цитате представил самые важные признаки одной из двух постоянных предпосылок. Краткие, лаконичные изречения Ленина составляют основу классического определения, к которому обычно прибегал Коминтерн. Эти цитаты из произведений Ленина очень часто встречаются в материалах Коминтерна. Фактически они всегда оставались основой официальной точки зрения Коминтерна по этому вопросу⁶⁰.

Цитата из работы Ленина «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» подчеркивает национальный характер кризиса, который должен охватить не только «угнетаемые», но также и «правящие» классы в обществе. Таким образом, революционная ситуация – не только отражение серьезной нестабильности в верхушке общества, но также и глубокого недовольства, приводящего к массовой активности в более низких слоях общества. Рудольф Шлезингер указывает на то, что ситуация кризиса, которая приведет к революции, должна иметь хотя бы два признака: 1) положение низших слоев в существующем обществе должно быть настолько безнадежным, что они готовы принести «серьезные жертвы для своей эмансипации»; и 2) перспективы успешной революции должны проявляться через «очевидную неспособность существующих правящих классов справиться с ситуацией, из-за раскола в их рядах и между ними и их прежними сторонниками»⁶¹.

Можно ли с уверенностью сказать или нет, что, по мнению Ленина, в «правящих классах» произойдет такой серьезный раскол из-за политики, которую надо будет проводить в будущем, и из-за принятия каких-либо действий, с тем чтобы они больше не могли положиться на традиционные инструменты принуждения – полицию и вооруженные силы? Невозможность эффективного принятия решения и осуществления решения – вот, кажется, обоснованные причины кризиса «верхов». Эффективность вооруженных сил в момент попытки коммунистов захватить власть – важный фактор. Хотя в материалах Коминтерна не говорится о том, что одной из предпосылок захвата власти является одобрение этого захвата вооруженными силами, можно с уверенностью сказать, что основная масса вооруженных сил должна быть в состоянии разложения и по крайней мере равнодушно относиться к «правящим классам», даже если при этом они не питают симпатий к коммунистам. В армиях, созданных на основе закона о воинской повинности, можно было ожидать, что национальный кризис среди «эксплуатируемых масс» будет иметь серьезный отклик у рядовых солдат вооруженных сил. Можно добавить, что в программе Коминтерна просто утверждается то, что вооруженные восстания против правящих классов должны иметь «своей обязательной предпосылкой... усиленную революционную работу среди армии и флота»⁶².

Фраза Ленина «когда низы не желают жить по-старому» представляется довольно неясной. Она должна означать как минимум то, что негодование и неудовлетворенность, спровоцированные национальным кризисом, вызвали у всего населения сильное желание и решимость радикально и в массовом порядке изменить существующую ситуацию. Насколько сильно это желание перемен выразил Ленин в словах «значительное повышение... активности масс».

Среди членов Коминтерна не было никаких разногласий, в результате каких конечных причин произойдет революционный кризис, который, как предполагалось, вытекал из кризиса капиталистической системы. Обнищание масс и неизбежность экономических кризисов при капитализме – основные положения марксизма. Капитализм приносит войны и политические и социальные кризисы, всегда сопровождающие ее, – простая истина ленинизма.

Однако, согласно материалам Коминтерна, революционная ситуация, описанная выше, сама по себе еще не является достаточным условием победоносного захвата власти коммунистами. Ситуация кризиса была, конечно, необходимым условием предстоящей революции согласно Коминтерну, но все же не достаточным. Революционная ситуация представляла собой особое соединение экономических, социальных и политических процессов и событий, которые должны были быть взяты на вооружение коммунистической партией. Но ни одна ситуация, насколько бы серьезной она ни была, не признавалась тупиковой для правящих классов. Коммунисты не должны были вставать у руля власти, если можно так выразиться, автоматически, всякий раз, когда назревала революционная ситуация.

Основные черты коммунистической партии. Помимо наличия революционной ситуации, второй предпосылкой для захвата власти коммунистами, которую Коминтерн считал необходимой для любого общества, было наличие коммунистической партии, отвечающей определенным требованиям.

В обсуждении структуры Коминтерна в главе 2 было показано, что устав 1928 года создал в высшей степени централизованную организацию, с максимумом контроля, осуществляемого центром, и минимумом автономии, предоставляемой отдельным коммунистическим партиям. Эти коммунистические партии фактически расценивались просто как «секции» единой всемирной партии Коммунистического интернационала. Цель такого централизованного контроля состояла в том, чтобы сделать каждую секцию Коминтерна самым эффективным инструментом осуществления его воли.

Характер и первостепенную роль коммунистической партии в революционном движении можно кратко охарактеризовать, ответив на ряд вопросов. Во-первых, что представляет собой коммунистическая партия? «Партия является авангардом рабочего класса, состоящим из лучших, наиболее сознательных, активных и мужественных членов класса»⁶³. Такое определение дано в программе 1928 года. Во-вторых, действительно ли партия необходима для достижения целей коммунизма? Программа утверждает: «Успешная борьба Коммунистического интернационала за диктатуру пролетариата предполагает наличие сплоченной, закаленной в боях, дисциплинированной, централизованной, тесно связанной с массами коммунистической партии в каждой стране»⁶⁴. И наконец, почему необходима партия? Ответ на этот вопрос основан на известной брошюре Ленина «Что делать?», изданной в 1902 году. Ленин в этом одном из своих наиболее последовательных сочинений пишет, что пролетариат не мог «стихийно» добиться своего освобождения. Исключительно своими собственными силами пролетариат в состоянии выработать лишь «сознание тред-юнионистское». Чтобы направить пролетариат с тред-юнионистского пути на путь социал-демократический для того, чтобы он разрушил капиталистическую систему, перед чем он всегда остановился бы, если бы его не возглавила и им не руководила бы коммунистическая партия – авангард рабочего класса⁶⁵. Позиция Ленина всегда получала полное одобрение Коминтерна⁶⁶.

На XVII съезде ВКП(б) в 1934 году Сталин дальше объяснил потребность в коммунистической партии, когда он выступил с нападками на тех, кто полагал, что крушение капитализма произойдет автоматически. На этом съезде Сталин сделал заявление, которое неоднократно цитировалось на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году и впоследствии во второй половине 30-х годов в изданиях Коминтерна. Так как это заявление столь часто цитировалось и было чрезвычайно авторитетным, здесь стоит привести это утверждение Сталина. Оно цитировалось Вильгельмом Пиком на VII конгрессе Коминтерна:

«Некоторые товарищи думают, что, коль скоро имеется революционный кризис, буржуазия должна неминуемо попасть в безвыходное положение, что ее конец, стало быть, уже предопределен, что победа революции тем самым уже обеспечена и что им остается только ждать падения буржуазии и писать победные резолюции. Это глубокая ошибка. Победа революции никогда не приходит сама. Ее надо подготовить и завоевать. А подготовить и завоевать ее может только сильная пролетарская революционная партия. Бывают моменты, когда положение – революционное, власть буржуазии шатается до самого основания, а победа революции все же не приходит, так как нет налицо революционной партии пролетариата, достаточно сильной и авторитетной для того, чтобы повести за собой массы и взять власть в свои руки. Было бы неразумно думать, что подобные «случаи» не могут иметь места»⁶⁷.

Коммунистическая партия, следовательно, обязательна. Под ее руководством должен произойти переход от капитализма к социализму во всем мире. Она должна руководить даже «буржуазно-демократическими» революциями в менее развитых странах. Как будет показано далее, фактически Коминтерн придерживался мнения, что все будущие социальные изменения для того, чтобы считаться по-настоящему прогрессивными, должны были произойти под руководством и контролем коммунистической партии.

Если необходимость и важность коммунистической партии никогда не подвергалась сомнению в истории Коминтерна, какими же чертами должна была обладать идеальная коммунистическая партия, способная возглавить революционное движение и повести его за собой? Литература Коминтерна не оставляет сомнения, что коммунистическая партия, как ожидалось, должна достигнуть определенной идеологической зрелости и организационной силы прежде, чем она смогла бы успешно использовать революционную ситуацию. Эти стандарты – идеологический и организационный – были универсальными, независимо от типов общества и революций, которые надо было совершить сначала. Единая модель коммунистической партии должна быть приспособлена для таких разных стран, как, например, Соединенные Штаты, Болгария и Голландская Ост-Индия.

Рассматривая вначале вопрос об идеологической чистоте партии, мы можем привести определение «идеальной» коммунистической партии, данное Коминтерном: 1) принятие партией ортодоксальной теории марксизма; 2) отклонение ошибочной идеологии и 3) ее отношение к Советскому Союзу.

Большевистская версия марксизма была принята в первые годы Коминтерна как одна из форм ортодоксального марксизма. Российские большевики считались самыми успешными толкователями и разработчиками классического марксизма. Позднее, в большей степени из-за провала осуществления успешной революции в других местах и, как следствие, отсутствия конкурирующей группы марксистов во власти, ортодоксальный (правильный) марксизм отождествлялся исключительно с российским большевизмом. Дважды в своей истории Коминтерн менял свое определение ортодоксального (правильного) марксизма, чтобы включить в него сначала вклад Ленина и позднее вклад Сталина.

Как уже было указано в главе 3, ленинизм как термин стал употребляться Коминтерном, кажется, со времени V конгресса, состоявшегося в середине 1924 года, спустя несколько месяцев после смерти Ленина. Безусловно, идеи Ленина доминировали в теории Коминтерна с самого начала. Но только после его смерти руководство Коминтерна, очевидно, посчитало допустимым публично уравнять ортодоксальную (правильную) теорию с марксизмом-ленинизмом и подлинную коммунистическую партию с «большевистской» партией. Позже, в 1928 году, во введении к программе Коминтерна марксизм явно был сведен к ленинизму и было заявлено, что Коминтерн в своей теоретической и практической работе полностью и безоговорочно разделяет точку зрения революционного марксизма, который получил свое дальнейшее развитие в ленинизме, являвшемся марксизмом эпохи империализма и пролетарской революции⁶⁸.

Тремя возможными преемниками Ленина и главными проводниками «ортодоксальной» теории, по мнению Коминтерна, были Троцкий, Зиновьев и Бухарин. Все трое были не в состоянии удержаться в роли главных теоретиков марксизма в течение длительного отрезка времени. Троцкий и, в меньшей степени, Бухарин действительно выступали главными «еретиками», и их «еретические» взгляды поддерживались некоторое время не только в России, но и за ее пределами. Ослабленные и дискредитированные в свою очередь Сталиным, эти три потенциальных преемника Ленина в качестве главных теоретиков Коминтерна оказались беспомощными, предоставив Сталину свободу с тем, чтобы началась эра его господства в Коминтерне, так же как и в Советском Союзе.

То, что Сталин будет считаться главным теоретиком марксизма-ленинизма, было уже ясно на VI конгрессе Коминтерна в 1928 году. Здесь Сталин получил публичные признания лишь от горстки делегатов. Но в последующие годы он был всеми признан главным теоретиком марксизма, что было связано с усилением политического господства Сталина в Советской России. В начале 1930-х годов Коминтерн стал выделять Сталина своим «лидером», но делал это довольно сдержанно по сравнению с последующими годами. Типичным подтверждением роли Сталина в этот ранний период было замечание Тольятти на тринадцатом пленуме в декабре 1933 года: «У нас есть вождь, товарищ Сталин, который в области теории и практики является продолжателем большого революционного дела, начатого Марксом и Лениным»⁶⁹. Несдержанная и совершенно не прикрытая ничем лесть перед Сталиным на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году не позволяет сделать нам правильных выводов, но хвалебная речь Мануильского может быть выбрана из всех речей как самая характерная. Он заявил, что «каждое заявление, которое делает Сталин, не только ориентир на пути социалистического строительства в СССР, это также ориентир для обогащения и углубления марксистско-ленинской теории»⁷⁰. Сочинения Сталина, по утверждению Мануильского, были тем материалом, из которого передовые рабочие мира черпали свои знания, что было достаточно верно для того времени, так как «передовой» рабочий означало «коммунист».

Таким образом, коммунистическая теория не рассматривалась как законченная доктрина, навсегда оставшаяся неизменной после смерти Маркса и Энгельса. «Благодаря историческим условиям, – как указывал Мануильский на VII конгрессе, – Энгельс, как и Маркс, был не способен [создать], и не создал, законченное учение о стратегии и тактике революционного пролетариата»⁷¹. Но Ленин и Сталин были единственными людьми за всю четверть века истории Коминтерна, которые, как было отмечено, внесли оригинальный и существенный вклад в коммунистическую теорию. Теория могла бы с таким же успехом оставаться пока еще неоконченной, но тех коммунистов, которые были в состоянии развить ее дальше, как оказалось, было очень мало. Никакие другие деятели никогда не удостаивались в материалах Коминтерна звания теоретика.

Еретические и ложные доктрины в рядах коммунистов подверглись нападкам со стороны Коминтерна как оказывающие разлагающее, если даже не разрушительное, влияние на правильную коммунистическую стратегию и тактику. Связь между правильной теорией и правильным революционным поведением была подчеркнута Марксом и Лениным и была неоднократно подтверждена Коминтерном. Неправильные идеи и вытекающие из них неправильные методы были классифицированы Коминтерном или как «правые», или как «левые» тенденции, которые, если будут постоянно развиваться, станут отклонениями⁷². Хотя правый (консервативный) и левый (радикальный) уклоны, казалось, существовали практически всегда в истории Коминтерна, относительная важность этих двух категорий менялась. В период с 1928 по 1934 год официальный взгляд Коминтерна состоял в том, что правый уклон был намного серьезней, чем левый. Согласно Коминтерну, правый уклон повлек за собой недооценку революционного потенциала тех лет и неадекватную борьбу против социал-демократии⁷³. Левый уклон в этот период был описан как продолжение троцкизма и считался вторичной проблемой. В середине 1930-х годов, с началом периода рабочего фронта, главным был признан левый уклон, и он стал называться «левым сектантством» или «левым доктринерством». Короче говоря, этот термин использовался для характеристики тех коммунистов, которые, отвергая общие идеи и стратегию рабочего фронта, полагали, что Коминтерн, частично восстановив отношения с социалистами и либералами, потерял свой революционный характер и идеалы. После «левого сектантства» середины 1930-х годов, кажется, в дальнейшем не было никаких широко известных уклонов, если не считать оппозицию Договору о ненападении между Германией и СССР от 23 августа 1939 года или пакту Молотова – Риббентропа 1939 года⁷⁴.

Источником уклонистских тенденций, по мнению Коминтерна, оставался капитализм, или, если говорить об СССР, «капиталистические пережитки». Коминтерн настаивал на том, что ошибочная теория должна иметь объяснение в коммунистической материалистической философии. Мануильский в 1931 году назвал следующие причины правого уклона: давление капитализма на рабочий класс, существование реформистско настроенной социал-демократии (которая, по его словам, пока полностью не искоренена, будет неизбежно способствовать появлению реформистских рецидивов в рядах коммунистов), усиление классовой борьбы, которая принудила неустойчивые (шатающиеся) элементы в коммунистических партиях потерять веру⁷⁵. Эту формулировку можно считать типичным для Коминтерна объяснением причин появления «еретических взглядов» внутри коммунистических партий.

К идеологиям, которые Коминтерн осудил как ошибочные и недружеские, относятся следующие: социал-демократия, «мелкобуржуазные» радикальные идеологии, светские идеологии правящих классов (за пределами СССР) и религии. Все они считались опасными для революционного движения, так как, во-первых, боролись за влияние над рабочим классом и раскалывали трудящиеся массы и, во-вторых, уводили их с правильного революционного пути на тихий путь, который в лучшем случае мог привести к компромиссу с классовым врагом, а в худшем случае завести в тупик, приводящий только к политическому бессилию и поражению. Коммунистические партии инструктировались с тем, чтобы они безжалостно боролись с любым появлением этих идеологий в своих рядах. Руководимое коммунистами движение никогда не могло бы быть успешным, если бы в ряды его руководства, столь жизненно важного для успеха мировой революции, проникла ложная доктрина. Евгений Варга на VII конгрессе Коминтерна сказал, что «наша обязанность состоит в защите революционной теории Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина от какой-либо ревизионистской фальсификации. Это – одна из предпосылок нашей победы»⁷⁶.

«Социал-демократия» – термин, используемый для обозначения некоммунистических течений в социализме, которые были представлены различными социалистическими, социал-демократическими и трудовыми партиями. Большинство этих партий к 1928 году считало себя членами Социалистического рабочего интернационала, который был создан в 1923 году в качестве преемника Второго интернационала. Коминтерн опасался, что социал-демократия, расцениваемая им как чрезвычайно нереволюционная и предательски реформистская, будет опасным конкурентом за завоевание верности рабочего класса. Различные течения (фабианство, гильдейский социализм, австромарксизм и другие) в рамках того течения, которые Коминтерн называл социал-демократией, были описаны и осуждены в программе 1928 года⁷⁷.

«Мелкобуржуазный радикализм» – термин, использованный Коминтерном, включал в себя анархизм и революционный синдикализм⁷⁸, а также такие антиколониальные идеологии, как сунятсенизм (учение о трех принципах), пацифистский национализм Ганди (гандизм в Индии. – Примеч. пер.) и гарвизм в Соединенных Штатах, который «выставил» лозунг «Назад в Африку»⁷⁹. В программе Коминтерна сунятсенизм был осужден за его немарксистскую концепцию социализма и неспособность понять суть классовой борьбы. Гандизм, по мнению Коминтерна, неправильно отрицал классовую борьбу, был проникнут вредными религиозными представлениями и пацифизмом и видел выход не в движении в сторону прогресса – высокоразвитой, индустриализированной социалистической экономики, а в возврате к отсталым методам производства. Гарвизм, согласно программе Коминтерна, был «своеобразным негритянским «сионизмом», распространяющим «аристократические атрибуты несуществующего «негритянского королевства»⁸⁰.

Кроме борьбы с вредным влиянием социалистических и радикальных теорий, Коминтерн стремился оградить себя от любого влияния светских идеологий, созданных капиталистическими правящими группами. Эти идеологии варьировались от неофициальной группы идеологий под разными вольными определениями, которые можно назвать одним термином «капиталистический фольклор», до более определенной, динамической, контрреволюционной доктрины – фашизм⁸¹. Последний был назван идеологией «финансового капитала», то есть капитализмом на его последней, упаднической стадии⁸².

Что касается отношения Коминтерна к религии, возможно, необходимо просто заметить, что Коминтерн был враждебен ко всем формам религии и идеалистической философии.

Эти идеологии расценивались как вредные влияния, с которыми надо бороться как внутри партии, так и за ее пределами, и они должны были уничтожаться повсеместно, если они появлялись в рядах коммунистов. Непрерывная кампания, направленная на то, чтобы оградить коммунистические партии от этих ложных доктрин, получила название «большевизация», об этом мы уже говорили. В литературе Коминтерна бесконечно повторялось требование о том, что только «большевистская» партия могла успешно возглавить революцию. В 1934 году теоретический журнал Коминтерна в своей передовице проследил историю «большевизации» коммунистических партий и отметил причины успеха, достигнутого ими на пути достижения этой цели⁸³. Передовица начиналась с повторения знакомого заявления о том, что во время основания Коминтерна только Всероссийская коммунистическая партия (большевиков) была по-настоящему «большевистской»⁸⁴. Более поздние победы «большевизации» в других коммунистических партиях приписывались следующим факторам: революционному опыту коммунистических партий, Коминтерну под руководством Ленина и Сталина, точнее, прямому вмешательству товарища Сталина, который приходил на помощь партиям всякий раз в трудный момент, и, наконец, «победам», одержанным Коммунистической партией Советского Союза ВКП(б)⁸⁵.

«Большевизация» считалась предпосылкой для достижения партией успеха в революции. В обращении, выпущенном ИККИ по случаю десятой годовщины Коминтерна, говорилось о том, что без «большевизации» партии не смогут произвести реальных лидеров, «способных подготовить массы для грядущей революционной борьбы и возглавить их в этой борьбе за установление диктатуры пролетариата»⁸⁶.

Если марксизм, развитый Лениным и Сталиным, составил бы ортодоксальную (подлинную) доктрину и если «большевизация» была бы средством достижения и сохранения чистоты теории, все же остается третья черта, характерная для подлинного марксизма, о которой прямо не говорится, но она нуждается в том, чтобы уделить ей внимание. Эта черта подлинного марксизма – положительное и благоприятное отношение любой коммунистической партии к СССР и Коммунистической партии Советского Союза. Из многочисленных документальных свидетельств Коминтерна следует, что невозможно считать коммунистическую партию эффективной революционной силой, если она будет критически настроена по отношению к СССР или недружелюбна к нему. Все конгрессы и пленумы, манифесты по случаю празднования Первого мая, все официальные заявления Коминтерна выражали согласие в главном: полная гармония интересов между различными коммунистическими партиями и революционными движениями под руководством коммунистов с одной стороны и СССР и КПСС – с другой. Программа Коминтерна 1928 года обязывала мировой пролетариат защищать СССР как оплот мировой революции⁸⁷. В 1935 году это положение было более подробно представлено в решении, принятом VII Всемирным конгрессом Коминтерна:

«Как в мирных условиях, так и в условиях войны, направленной против СССР, укрепление СССР, усиление его власти и уверенность в его победе во всех сферах и на каждом участке борьбы полностью и неразрывно совпадает с интересами рабочих всего мира... эти условия вносят свой вклад в триумф мировой пролетарской революции, победу социализма во всем мире»⁸⁸.

Возможно, самое поразительное заявление о применении этой доктрины было сделано на VII конгрессе Коминтерна Тольятти, в котором он, в сущности, отрицал необходимость подобной тактики со стороны СССР и со стороны революционного движения в других странах. Утверждая, что существовало «полное тождество цели» между «мирной политикой» СССР и политикой коммунистов и рабочего класса в капиталистических странах, Тольятти продолжал:

«Но это тождество цели ни в коем случае не означало, что в любой конкретный момент должно быть полное совпадение во всех действиях и по всем вопросам между тактикой пролетариата и коммунистических партий, которые все еще борются за власть, и конкретными тактическими мерами советского пролетариата и ВКП(б), которые уже удерживают власть в своих руках в Советском Союзе»⁸⁹.

Конечно, почти любое действие КПСС и СССР могло бы быть объяснено и защищено Коминтерном как действие, предназначенное для сохранения и усиления СССР как оплота мирового революционного движения. Пока Коминтерн провозглашал Советский Союз частью мирового революционного коммунистического движения (эти заявления были сделаны неоднократно), сохранение и укрепление Советского Союза означало также сохранение и укрепление мирового коммунистического движения. Таким образом, соглашение между СССР и нацистской Германией, в то время когда коммунистические партии боролись против фашизма, можно было бы объяснить усилием защитить Советский Союз от опасной войны и, следовательно, сохранить в целости оплот мировой революции. Проблема сводится в основном к вопросу веры – веры зарубежных коммунистов в СССР и КПСС, как наиболее верных и преданных участников мирового революционного процесса. Если бы эта вера оставалась непоколебимой, то коммунисты расценивали бы все без исключения действия СССР и КПСС правильными. Поскольку мы видели, что одним из признаков идеальной коммунистической партии и была непоколебимая вера в Советский Союз и в его коммунистическую партию.

Однако верность марксистско-ленинской идеологии не была единственной предпосылкой для партийного руководства с целью захвата власти. Если верность идеологии позволила бы коммунистической партии правильно судить об изменяющихся силах в экономике и политике, хорошая организация была необходима для того, чтобы стратегия и цели партии стали целями массового движения. Иначе коммунистическая партия рисковала бы потерпеть неудачу в своей попытке захватить власть, несмотря на наличие благоприятных обстоятельств (таких как революционная ситуация). По словам немецкого коммуниста Вильгельма Пика, организационная слабость могла бы означать, что «коммунистические партии могли не соответствовать огромным задачам, которые налагала бы на них политическая ситуация с тем, чтобы возглавить массы»⁹⁰.

Организационные основы отдельных партий были приняты до 1928 года, и основные документы по этому вопросу относятся к тому раннему периоду⁹¹. Эти основы искренне защищались и им следовали в период с 1928 по 1943 год; поэтому сейчас необходимо их вкратце охарактеризовать. Важно принять во внимание, что Коминтерн настаивал на принципах организации, которая могла быть применима ко всем коммунистическим партиям. Организационные тезисы 1921 года, признавая, что национальные особенности в некоторой степени способствовали бы организационной дифференциации партий, особое значение придавали тому, что необходимы были общие для всех партий правила организации, сплачивающие все партии воедино⁹². Этими правилами и принципами организации были следующие:

1. Демократический централизм. Этот термин, используемый для обозначения принципов, управляющих внутренними партийными отношениями, получил двусмысленное определение как «объединение пролетарской демократии и централизма»⁹³. Он был описан как в высшей степени предпочтительная альтернатива злу, исходящему от несгибаемой, бюрократической партийной структуры с одной стороны и от анархического подхода к организации с другой стороны. Материалы Коминтерна в целом не оставляют сомнений, что демократический централизм означал централизованный контроль, осуществляемый небольшим по численности партийным руководством над хорошо дисциплинированными рядовыми членами партии.

2. Трудовая обязанность (повинность). Каждый коммунист должен ежедневно участвовать в революционном процессе, тесно связывая свою деятельность с жизнью «трудящихся масс». Простое принятие коммунистической программы рассматривалось лишь «только как заявление о намерении стать коммунистом», и оно должно быть подкреплено делами⁹⁴. Вера без работы мертва.

3. Ячейки как самая лучшая форма организации. Фактически партийные ячейки должны были быть образованы по месту работы пролетариата и других «тружеников». Работа по созданию партийных ячеек должна проводиться в «главных городах и центрах, где сосредоточены трудящиеся массы, работающие в тяжелой промышленности»⁹⁵. Это требование, обращенное ко всем партиям, конечно, служит для того, чтобы подчеркнуть ведущую роль пролетариата, независимо от того, является ли существующее общество капиталистическим, полукапиталистическим или даже феодальным. Фабричные или заводские ячейки были привилегированными единицами первичной партийной организации. Настойчивое требование Коминтерна о соблюдении этого пункта имеет длинную историю. Неоднократно превозносились достоинства фабричной ячейки по сравнению с теми недостатками, которые имели ячейки по месту жительства⁹⁶. Коммунистическая партия Китая, отрезанная от городских центров в течение долгого периода своей истории перед Второй мировой войной, может послужить примером при описании тех трудностей, которые стояли перед организаторами фабричных ячеек в колониальных и полуколониальных странах⁹⁷. В очень отсталых в экономическом отношении странах, где фактически не было пролетариата, конечно, не существовало никаких фабричных ячеек. В этих регионах партии обычно не назывались «коммунистическими» и принимались в Коминтерн только как «сочувствующие» (с совещательным голосом)⁹⁸.

4. Сочетание легальной и нелегальной работы. Находящиеся на легальном положении коммунистические партии не должны были ограничивать свою деятельность рамками «буржуазных» законов; «революционная» законность должна была отвергнуть ограничения, наложенные «буржуазной» законностью. Партии, находящиеся на нелегальном положении, не должны были пренебрегать возможностями любой легальной деятельности, однако она должна быть ограничена. В действительности Коминтерн стремился создать партии, способные функционировать как легально, так и нелегально.

Упомянутые выше идеологические и организационные черты «идеальной» коммунистической партии, в соответствии со стандартами Коминтерна, не должны, конечно, создавать впечатление, что такие «идеальные» партии существовали в период между 1928 и 1943 годами (конечно, за исключением Коммунистической партии Советского Союза, которая сама была объектом чисток). Материалы Коминтерна предлагают значительное количество свидетельств о том, что во всех секциях Коминтерна состояние дел было неудовлетворительным. Все же обсужденные выше особенности надо рассматривать как нечто желаемое каждой коммунистической партией в ее борьбе за захват власти.

Итак, нами закончен анализ общих предпосылок, необходимых для захвата власти коммунистами в любом обществе. Теперь мы должны обсудить те предпосылки, которые изменяются в соответствии с этапом развития общества.

Если коммунистическая партия действовала без поддержки со стороны беспартийных, считалось, что она была неспособной осуществить захват власти в любом обществе. Такая поддержка должна быть массовой и должна исходить от определенных социальных классов и групп. Последовательный в своем отказе от авантюризма путчистов, Коминтерн неоднократно подтверждал важность массовой деятельности в любой попытке под руководством коммунистов захватить власть. Коминтерн точно не называл те социальные слои в обществе, от которых партия должна получить поддержку, но всегда настаивал, что такая поддержка обязательна.

К социальным группам, которые должны поддержать коммунистов при попытке захватить власть, относятся: 1) пролетариат, 2) союзники пролетариата и 3) «нейтральные» группы. Мы можем обсудить их роль.

В обществах с высоким уровнем развития капитализма. В них, насколько мы знаем, на повестке дня стояла «пролетарская» революция. Коммунистическая партия должна быть лидером и осуществлять контроль над пролетариатом и также над всеми другими революционными силами. Пролетариат был назван главной «движущей силой» революции. Она требовала лидерства коммунистической партии, активной поддержки от определенных социальных групп и нейтрализации (то есть сведения активности к минимуму) других социальных групп. Само собой разумеется, что ожидалась воинственная оппозиция определенных элементов, особенно буржуазного класса, и она действительно расценивалась как неизбежная, так как Коминтерн всегда отрицал возможность мирного перехода от капитализма к социализму (см. главу 9).

Из чтения материалов Коминтерна становится ясно, что он придерживался определения пролетариата, данного Марксом. Пролетариат был социальной группой, обеспечивающей современные капиталистические предприятия рабочей силой; он не обладал никакими существенными средствами производства, средства к существованию были получены исключительно или почти исключительно за счет заработной платы взамен своей рабочей силы. Этим термином всегда называли индустриальных рабочих (рабочие, получавшие заработную плату в сельском хозяйстве, именовались сельскохозяйственным пролетариатом и никогда просто пролетариатом). Авторы программы 1928 года, очевидно, считали, что термин так хорошо был понятен, что они не предложили никакого определения⁹⁹. Термин «рабочие» или «рабочий класс» часто использовался в материалах Коминтерна как альтернативная форма. Но под «тружениками» или «трудящимися массами» Коминтерн подразумевал более широкие группы населения, включавшие помимо пролетариата другие «эксплуатируемые» категории населения.

Время от времени Коминтерн недвусмысленно оценивал политическую роль пролетариата: он считался главной революционной силой в передовых капиталистических странах. Что же тогда было нужно коммунистической партии от пролетариата в тот момент, когда власть должна была быть вырвана из рук буржуазии, правящего класса в капиталистическом обществе? Ответ на этот вопрос неоднократно давался в материалах Коминтерна: большинство пролетариата должно оказывать партии активную поддержку. Как будет продемонстрировано ниже, термин «большинство» не должен был пониматься буквально. В программе Коминтерна говорилось о том, что для того, «чтобы разрешить историческую задачу завоевания диктатуры пролетариата», партия как авангард пролетариата должна завоевать под свое влияние «большинство членов собственного класса, в том числе женщин-работниц и рабочей молодежи»¹⁰⁰. Коминтерн неукоснительно следовал этой формуле. При этом он стремился сделать абсолютно ясной главную предпосылку захвата власти. «Неправильно думать, – заявлял Мануильский в 1935 году, – что не надо опираться на большинство рабочего класса»¹⁰¹.

Что же тогда означала фраза «завоевание поддержки большинства пролетариата»? Какое свидетельство могло бы убедить Коминтерн, что определенная коммунистическая партия обладала такой поддержкой? (Другой вопрос: с помощью каких средств надо было завоевать это большинство – относится к стратегии и тактике и будет рассмотрен в главах 5 – 8.)

Термин «большинство» не объяснялся в программе. Весьма вероятно, что у многих рядовых коммунистов создавалось впечатление, что имелось в виду простое численное большинство, статистически обоснованное. Однако теоретики и ораторы Коминтерна часто уравнивали термин «большинство» с термином «самые решительные слои» пролетариата. Например, Мануильский в 1928 году писал, что задача завоевания большинства рабочего класса означает завоевание авангарда этого класса¹⁰². В передовице журнала «Коммунистический интернационал» в 1929 году использовался термин «самые решительные слои» как эквивалент понятия «большинство»¹⁰³. Часто делались заявления, что такое толкование термина является ленинским. Например, в передовице журнала «Коммунистический интернационал» говорилось о защите Лениным захвата власти большевиками в 1917 году. Ленин неоднократно повторял, что до и после Октябрьской революции для решительной борьбы за власть вполне достаточно было заручиться поддержкой большинства из числа самых решительных представителей пролетариата в главных центрах страны¹⁰⁴. Мартынов, член редакционного комитета журнала «Коммунистический интернационал», подтвердил эту точку зрения в последующей статье, в которой он определил большинство в «ленинском смысле слова, как завоевание самых решительных слоев пролетариата»¹⁰⁵.

На десятом пленуме в 1929 году Мануильский выступил с интересной речью, полностью посвященной проблеме завоевания большинства пролетариата¹⁰⁶. Его замечания проясняют многое. Поднимая вопрос о том, могла ли при капитализме коммунистическая партия самостоятельно охватить большинство рабочего класса «организационно», то есть чтобы они стали членами партии, он ответил, что это было бы невозможно¹⁰⁷. Вопрос здесь ставился о влиянии, а необходимое влияние над большинством пролетариата могло быть установлено через беспартийные организации под партийным руководством. Мануильский также возражал, что поддержку рабочего класса можно измерить цифрами. Коммунистическая партия не нуждалась в формальной поддержке большинства; кроме того, при капитализме нельзя ожидать полностью свободных выборов. Критерии Мануильского в основном сводились к результатам: если коммунистическая партия могла бы возглавлять массовые забастовки, марши и другие демонстрации, в которых участвовало бы большое количество рабочих, на основании этих данных партия могла бы сделать заявление, что она выражает чувства большинства рабочего класса.

Таким образом, термин «большинство» представляется неопределенным и не поддающимся проверке. Будучи таковым, он мог использоваться по-разному во всех видах пропагандистской и просветительной партийной литературы и мог вводить в заблуждение. По словам Кнорина, члена ИККИ, ни одна из коммунистических партий не завоевала до 1931 года поддержку большинства рабочих; но Коммунистическая партия Германии, самая успешная из всех, подошла к тому, что завоевала большинство рабочего класса среди самых решительных представителей этого класса¹⁰⁸. В 1933 году Пятницкий попытался объяснить отсутствие пролетарского восстания под руководством коммунистов в Германии против прихода Гитлера к власти, говоря о том, что Коммунистическая партия Германии тогда не обладала поддержкой большинства пролетариата¹⁰⁹. Обходившийся без данных, поддающихся проверке, Коминтерн мог игнорировать мнение всех, кто выражал несогласие с этим заявлением.

Остается еще один вопрос. Где надо было искать «решительные слои» пролетариата? В ответе на этот вопрос Мануильский перечислял следующие слои как самые решительные: рабочие, занятые в металлургических, транспортных, химических отраслях промышленности и электропромышленности, а также шахтеры и рабочие военных заводов. Географически партия должна искать поддержку в главных индустриальных центрах, там, где победы пролетариата оказали бы большое влияние на остальную часть страны. Мануильский полагал, что мощная пролетарская поддержка в двух или трех революционных центрах в западной капиталистической стране не была бы достаточна для успешного захвата власти коммунистической партией, как это было в старой России; революция сейчас нуждалась в такой поддержке во многих таких центрах¹¹⁰. Важными также были рабочие, занятые в сфере коммуникации, например в почтовой, телеграфной и телефонной связи, а также те, кто работал в гаванях и на железнодорожных узлах. В общем, Мануильский выступал за перетягивание на сторону коммунистов тех рабочих, которые выполняли самые важные работы для обеспечения нормального функционирования данного предприятия¹¹¹.

Один автор перечислил самые важные отрасли экономики в Соединенных Штатах: горная, автомобильная, металлургическая и текстильная промышленность и морской транспорт, а также самые важные центры: Нью-Йорк, Питсбург, Кливленд, Чикаго и Детройт. Автор предупредил, что без завоевания на свою сторону рабочих в этих отраслях промышленности будет невозможно говорить о победе «большинства» пролетариата в Америке¹¹².

Теперь мы можем выяснить, какие же еще социальные группы, по мнению Коминтерна, необходимо было завоевать на свою сторону с тем, чтобы они оказали поддержку при захвате власти во время «социалистической пролетарской» революции. Эти союзники должны были быть привлечены из непролетарских, но «трудящихся» и «эксплуатируемых» слоев населения. Используя выражение, одобренное Коминтерном, Коммунистическая партия и ее пролетарские сторонники должны были осуществить «гегемонию» над этими союзниками. Согласно программе Коминтерна:

«Завоевание диктатуры пролетариата предполагает также осуществление гегемонии пролетариата над широкими кругами трудящихся масс. Для этого коммунистическая партия должна завоевать под свое влияние массы городской и деревенской бедноты, низших слоев интеллигенции, так называемого «мелкого люда», то есть мелкобуржуазных слоев вообще. Особенно большое значение имеет работа по обеспечению влияния партии среди крестьянства. Коммунистическая партия должна заручиться полной поддержкой наиболее близких пролетариату слоев деревни, а именно – сельскохозяйственных рабочих и деревенской бедноты... Решение всех этих задач пролетариатом... представляется обязательной предпосылкой победоносной коммунистической революции»¹¹³.

Тогда в качестве главного условия победы программа выдвигает условие о значительной поддержке революции со стороны низших слоев буржуазии, интеллигенции и крестьянства. В материалах Коминтерна никогда точно не говорилось о том, насколько широкой и всеохватывающей должна быть поддержка непролетарских слоев населения, чтобы сделать возможным захват власти коммунистами. Термин «гегемония», конечно, подразумевал, что коммунистическая партия, как «авангард» пролетариата, будет руководить и управлять другими социальными группами, которые, как считал Коминтерн, были не способны осуществлять независимую политическую деятельность. Программа говорила об осуществлении такой гегемонии «над широкими кругами трудящихся масс», а также о том, что необходимо заручиться «полной поддержкой» со стороны сельскохозяйственных рабочих и деревенской бедноты. Невозможно точно установить, какой процент от каждой группы трудящихся, помимо пролетариев, должен был оказать поддержку коммунистической партии и ее пролетарским последователям прежде, чем она могла прийти к власти. В одном случае Мануильский в действительности недвусмысленно заявлял, что пролетариат мог свергнуть буржуазию до завоевания большинства среди непролетарских слоев населения – других «тружеников»¹¹⁴.

Городская мелкая буржуазия, как подразделение буржуазного класса, по мнению Коминтерна, включала такие категории, как мелкие торговцы и владельцы магазинов, мастеровые и ремесленники, работающие не по найму, конторские служащие и вообще «белые воротнички», а также часть таких профессиональных групп, как преподаватели, адвокаты, доктора, дантисты и низшие слои интеллигенции вообще¹¹⁵.

Читая материалы Коминтерна, можно выявить определенные черты городской мелкой буржуазии. У этой социальной категории, согласно Коминтерну, вообще был низкий или, в лучшем случае, скромный уровень жизни, демонстрирующий, что эта категория не получила прибыль от капиталистической системы, а скорее была «эксплуатируемой». Мелкая буржуазия, в большинстве своем, не была в положении «эксплуататора» по отношению к рабочему классу, и ее можно было бы убедить в том, что у нее есть определенные общие интересы с рабочими. Она не была «независимой» политической силой, как крупная буржуазия и пролетариат, но оставалась нерешительным элементом, который мог бы следовать или за буржуазией, или за пролетариатом во время кризиса¹¹⁶.

Крестьянство представляет собой более неоднородную массу. Как было указано в главе 3, Коминтерн в 1920 году сделал довольно пространное заявление, названное «Аграрный вопрос», в котором крестьянство было разделено на три главные группы. Эта классификация использовалась также в период с 1928 по 1943 год. К этим трем категориям относились «трудящиеся и эксплуатируемые» крестьяне, среднее крестьянство и крупное или зажиточное крестьянство, часто называемое «кулаками». Экономические интересы этих групп были разными, хотя они разделяли общую крестьянскую культуру. Именно в категории «трудящихся и эксплуатируемых» крестьян программа 1928 года видела основных союзников пролетариата в деревне при захвате власти коммунистами в странах с высоким уровнем развития капитализма. Эта категория включала безземельный сельскохозяйственный пролетариат, который, как и наемные рабочие на капиталистических сельскохозяйственных предприятиях, считался самой близкой по духу к промышленному пролетариату; полупролетарское, или «парцеллярное», крестьянство, маленькие наделы земли которых не позволяли им обеспечить себя продовольствием и заставляли их искать дополнительный доход своим наемным трудом; и мелкое крестьянство, имевшее или арендовавшее достаточное количество земли, чтобы прокормить свои семьи, но неспособное нанять дополнительных, наемных работников, не входящих в состав семьи¹¹⁷.

Главные из этих трех категорий – «трудящиеся и эксплуатируемые» крестьяне – считались важными союзниками в «пролетарской» революции. О важности крестьянства как союзника пролетариев говорилось неоднократно. Подробный анализ вопроса о союзниках-крестьянах был предложен на одиннадцатом пленуме ИККИ Коларовым, который был главным уполномоченным Коминтерна по крестьянскому вопросу. Он особо подчеркивал, что отношения между пролетариатом и союзным крестьянством строятся на основе совпадения интересов. Коларов утверждал, что для трудящегося крестьянства не может быть никакого спасения от бедности и притеснения... без борьбы под руководством пролетариата. Аналогично он заявлял, что пролетариат не может обеспечить свою победу над буржуазией без поддержки со стороны эксплуатируемой и угнетаемой части деревни¹¹⁸. С уверенностью можно сказать, что Коминтерн считал более ценным завоевание на свою сторону крестьян, чем завоевание союзников среди масс непролетарской городской бедноты. Для Кнорина на одиннадцатом пленуме это был центральный вопрос в деле завоевания пролетариатом поддержки от других классов¹¹⁹.

Ища поддержки от городского пролетариата и других «трудящихся масс», коммунистическая партия ожидала, что она тем самым ослабит силы оппозиции, «нейтрализует» определенные слои общества. Нейтрализация означала сведение роли этих социальных групп к пассивной, с тем чтобы, когда будет предпринят захват власти, нейтрализованные группы не оказали помощь буржуазии. Программа 1928 года не указывала, какие категории населения должны были быть нейтрализованы, кроме средних слоев крестьянства¹²⁰. Эта категория, которая в состоянии была поддерживать хороший уровень жизни, занимаясь сельским хозяйством, а иногда даже получать небольшую прибыль и нанимать наемную рабочую силу, не считалась потенциальным союзником коммунистической партии в странах с высоким уровнем развития капитализма и в лучшем случае была нейтральным наблюдателем. Экономические интересы среднего крестьянина делали его ненадежной силой, но, действуя осторожно, предполагалось, что возможно нейтрализовать влияние, которое оказывает на него капитализм, как на владельца собственности.

Программа ничего не сообщает о нейтрализации какой-либо городской группы населения. Фактически в литературе Коминтерна почти ничего не говорится по этому вопросу. Однако в одном случае передовица журнала Коминтерна призвала к нейтрализации «среднего слоя» городской мелкой буржуазии¹²¹. Видимо, Коминтерн полагал, что линия фронта между революционными и нереволюционными силами была намного более ясно очерчена в городах, чем в сельских районах, и маловероятно, что будет существовать второй «нейтральный» слой населения. Кроме того, Коминтерн, несомненно, полагал, что важность нейтрализованного слоя населения в городах будет намного меньше, чем в сельской местности, так как там были бы сконцентрированы революционные силы пролетариата.

В заключение можно сказать о том, что Коминтерн настаивал на необходимости широкой массовой поддержки захвата власти коммунистами в странах с высоким уровнем развития капитализма. Все же он отказывался использовать любые цифры при оценке возможности такой поддержки, и, сохраняя, таким образом, для себя максимум свободы и минимум сдерживающих факторов относительно оценки, мог ли быть предпринят захват власти? Чтобы оставаться преданным марксистскому наследию, было важно не свести захват власти к государственному перевороту или путчу. В то же самое время существование массовой поддержки не было предназначено для ограничения лидерства и осуществления контроля над партией, которая, как явный авангард пролетариата, должна была осуществить гегемонию над остальной частью пролетариата и, кроме того, должна была осуществить «пролетарскую» гегемонию над непролетарскими сторонниками.

В странах со средним уровнем развития капитализма. В этой второй категории стран проблема организации под руководством коммунистов революционных сил, требовавшихся для захвата власти коммунистами, значительно более сложная, чем в случае стран с высоким уровнем развития капитализма. Во-первых, доступные материалы Коминтерна неточны и неполны в освещении всех проблем, имеющих отношение к странам со средним уровнем развития капитализма. Очевидно, большинство спикеров и теоретиков Коминтерна полагали, что существует две основные категории стран: капиталистические страны (включающие все типы) и колониальные страны. Они были склонны расценивать страны со средним уровнем развития капитализма как особую подкатегорию стран капиталистического мира, и мы проследим черты, отличающие эти страны от стран с высоким уровнем развития капитализма.

Другим фактором, усложняющим дело, как мы уже видели, является существование двух возможных путей революционного развития обществ со средним уровнем развития капитализма. Один путь – путь «социалистической» революции, в которой революционеры, возглавляемые коммунистами, в начальный период после захвата власти сталкивались с первоочередной задачей завершения определенных незаконченных задач «буржуазно-демократической» революции (как, например, ликвидация феодализма) в дополнение к главной задаче победы социализма и коммунизма. Другой путь (соответствующий обществам с более ограниченным развитием капитализма) – путь возглавляемой коммунистами «буржуазно-демократической» революции, способной вскоре после захвата власти коммунистами перейти границу, отделяющую задачи «буржуазно-демократической» революции от задач «социалистической пролетарской» революции.

В обоих типах революций коммунистические партии должны были возглавить и контролировать революционное движение. Главной движущей силой обеих революций должен был стать пролетариат, пусть даже небольшой по численности. Эти особенности были верны не только для «социалистических пролетарских» революций, которые были на повестке дня, например, в Венгрии¹²² и в Болгарии¹²³, но также и для «буржуазно-демократических» революций, например в Испании¹²⁴ и Югославии¹²⁵. Таким образом, ясно, что Коминтерн отклонил лидерство буржуазии в «буржуазно-демократической» революции¹²⁶. Коммунистическая партия и пролетариат под ее контролем должен был занять положение гегемона не только в «социалистической пролетарской» революции, но даже и в «буржуазно-демократической» революции, которая должна была перерасти в «социалистическую пролетарскую» революцию. Эта возросшая роль пролетариата радикально отличалась от его роли в так называемых буржуазных революциях XIX столетия, как во Франции в 1830 и 1848 годах, в которых пролетариат играл второстепенную роль – поддерживал буржуазию, возглавлявшую революцию.

До захвата власти в стране со средним уровнем развития капитализма коммунистическим партиям было предписано завоевать «большинство» пролетариата под свое влияние. Это «большинство», как и в случае стран с высоким уровнем развития капитализма, обычно называлось термином «решительные слои» пролетариата. Уникальность Коммунистической партии Болгарии заключается в том, что она была единственной партией, которой, согласно имеющимся свидетельствам, удалось завоевать на свою сторону большинство пролетариата в своей стране¹²⁷.

Что касается непролетарских союзников, то главное внимание в материалах Коминтерна уделялось крестьянству и национальным меньшинствам. Программа Коминтерна подчеркнула важность для революции крестьянских восстаний, игравших, в общем, «очень большую, а иногда решающую роль»¹²⁸. Это утверждение можно подкрепить большим количеством свидетельств. На самом деле особая роль приписывается крестьянству как союзнику пролетариата в «буржуазно-демократической» и в «социалистической пролетарской» революциях, которые отличают вторую категорию стран. Этого надо ожидать, так как эта категория обществ охватывала страны Восточной и Южной Европы (за исключением Италии и СССР), где пролетариат был немногочисленным и где в экономике преобладало сельское хозяйство. Доля крестьянства по отношению к остальной части населения была намного выше, чем в передовых капиталистических странах.

Невозможно с точностью определить, над какими категориями крестьянского населения должна была быть осуществлена гегемония пролетариата прежде, чем может быть предпринят захват власти коммунистами. В программе 1928 года этот вопрос не конкретизируется. Материалы Коминтерна не дают точной информации по этому вопросу, и большинство теоретиков Коминтерна просто упоминали об осуществлении гегемонии над «основной массой» крестьянства, точно не определяя категорий. В 1932 году Мартынов в своей статье пролил свет на этот вопрос. Он привел формулировку Ленина и Сталина, касающуюся проблемы союзников-крестьян. В «буржуазно-демократической» революции, утверждал Мартынов, пролетариат объединяется со всем крестьянством против монархии, землевладельцев и феодализма. В «социалистической пролетарской» революции крестьянские союзники ограничены самыми бедными крестьянскими слоями, в то время как средний крестьянин будет нейтрализован и жестокая борьба будет направлена против богатого крестьянина, или «кулака»¹²⁹. Такая ясность и точность редко присутствует в материалах Коминтерна. Даже в странах, в которых должна была свершиться «буржуазно-демократическая» революция, почти никогда союзником пролетариата не называлось все крестьянство, а лишь беднейшие крестьяне или широкие круги крестьянских масс. Например, в Югославии, где на повестке дня стояла «буржуазно-демократическая» революция, ожидалось, что коммунисты завоюют под свое влияние не только самые бедные слои крестьянства, но также и среднего крестьянина. Кулак, или зажиточный крестьянин, не был включен в союзники¹³⁰. Возможно сделать вывод о том, что для обществ со средним уровнем развития капитализма, в которых должна свершиться «социалистическая пролетарская» революция, предпосылкой захвата власти коммунистами являлась широкая поддержка только от самых бедных слоев крестьянства; в тех же странах, в которых должна свершиться «буржуазно-демократическая» революция, требовалась поддержка как от самого бедного, так и от среднего крестьянства.

В странах со средним уровнем развития капитализма, в дополнение к установлению гегемонии над широким крестьянским движением, коммунистическая партия должна была установить гегемонию над национальными меньшинствами. Большинство этих стран имело проблемы с национальными меньшинствами: например, украинцы и белорусы в Польше, хорваты, словенцы и македонцы в Югославии и каталонцы в Испании. «Одним из самых существенных условий для победы революции на Балканах» было «соединение национальных революций с пролетариатом и революционной борьбой трудового крестьянства»¹³¹. Руководство движением национальных меньшинств, борющихся за достижение автономии или даже за полную независимость, нельзя в любом случае оставить национальной буржуазии. Коммунистическая партия и ее пролетарские сторонники, как со стороны «угнетающей» нации, так и «угнетаемой» нации, должны были выступить как единственные истинные, последовательные и неподкупные защитники национальной независимости. По мнению Коларова, национальный вопрос в этих странах был «по существу крестьянским вопросом»¹³². Под этим он подразумевал то, что угнетаемые национальные меньшинства в большинстве своем были крестьянами. Согласно докладу Куусинена на президиуме ИККИ, коммунистические партии должны были связать национальный вопрос с социальными вопросами революции и прямо выступить за полную национальную независимость для меньшинств¹³³.

Надо было также найти союзников среди низших слоев мелкой городской буржуазии. Но недостаток материала по этой социальной категории сильно выделяется на фоне данных, которые имеются по союзникам среди крестьянства и национальных меньшинств. Это свидетельствует о том, что Коминтерн рассматривал революционное движение как борьбу под руководством коммунистов промышленного пролетариата, осуществляющего гегемонию над массовым крестьянским движением (термин, не получивший в материалах Коминтерна конкретизации), и при поддержке национальных меньшинств.

На основании очень скудных материалов, имеющихся в нашем распоряжении, нельзя сделать никаких важных выводов по поводу нейтрализации специфических социальных групп в обществе со средним уровнем развития капитализма.

В колониальных, полуколониальных и зависимых странах. Поскольку, как мы уже видели, отличительными особенностями этих обществ, по мнению Коминтерна, было их подчинение иностранному империалистическому контролю и вытекающее отсюда отсутствие подлинного национального суверенитета, преобладание феодальной, докапиталистической экономики, прежде всего аграрной, в рамках которой, однако, уже началось элементарное развитие капитализма, а также преобладающее большинство крестьянского населения, вместе с небольшой по численностью буржуазией и пролетариатом, Коминтерн считал, что для этих стран на повестке дня стояла «буржуазно-демократическая» революция под контролем коммунистов.

Первый важный вопрос, на который будет дан ответ, – это вопрос о лидерстве в революционном движении в этих странах. Исторически движущая сила таких революционных движений, вовлеченных в борьбу за национальную независимость, состояла в значительной степени из образованных городских средних классов, то есть национальной буржуазии. Интеллигенция и торговцы и, в некоторых случаях, военные выступали лидерами таких появляющихся национальных антиколониальных движений во второй половине XIX и в начале XX столетия, например: партия ВАФД в Египте, Индийский национальный конгресс и «Сарекат ислам» в Голландской Ост-Индии¹³⁴. Коминтерн признал, что в годы после Первой мировой войны поднялась волна национальных выступлений в Египте, Индии, Турции, Голландской Ост-Индии и в других местах под руководством буржуазии. Роль пролетариата пока что сводилась к поддержке буржуазии¹³⁵. Но к 1928 году Коминтерн пришел к выводу о том, что национальная буржуазия неизбежно должна рано или поздно перейти в контрреволюционный лагерь, не завершив задач «буржуазно-демократической» революции (включая раздел больших наделов земли и распределение их среди крестьян), и что коммунистическая партия при поддержке пролетариата должна выступить лидером революции и осуществить гегемонию над группой союзников, главными среди которых должны были стать крестьянские массы, которым коммунистическая партия обещала бы раздел земель¹³⁶.

Эти выводы по большей части стали результатом провала в Китае в 1927 году сотрудничества между коммунистами и партией Гоминьдан. Китайская революция вновь была в центре внимания на девятом пленуме в начале 1928 года, и при ее обсуждении докладчиками на VI конгрессе Коминтерна ситуация выглядела угрожающей. Действия Чан Кайши, положившего конец сотрудничеству с коммунистами, начавшемуся в 1923 году, вызвали самые серьезные сомнения по поводу всей теории сотрудничества между национальной буржуазией и возглавляемыми коммунистами силами в любых зависимых и колониальных странах.

VI конгресс предположил, что «буржуазно-демократические» движения в этих странах пройдут два этапа перед тем, как коммунисты захватят власть. Первый этап: гегемония буржуазии и пролетариат, играющий зависимую роль, и второй, поздний, высший этап под руководством коммунистов и гегемонией пролетариата, с буржуазией, перешедшей в лагерь контрреволюции¹³⁷. Скорость перехода от одного этапа к другому зависела от роста численности коммунистической партии и революционного опыта рабочего класса и крестьянства, а также насколько большой процент рабочего класса и крестьянства был охвачен организациями, находящимися под контролем партии¹³⁸. Куусинен считал, что китайская революция достигла к 1928 году наивысшей стадии, а Кантонское восстание (Гуанчжоуское восстание. – Примеч. пер.), происшедшее в декабре 1927 года, является примером независимого коммунистического руководства, в то время как, по мнению Куусинена, индийская революция находилась все еще на первом этапе¹³⁹. Йенбайское восстание в феврале 1930 года в Индокитае изображалось как последнее революционное выступление в этой колонии, которое возглавлялось буржуазными националистами, в связи с тем что они пошли на примирение с французским империализмом, уступив тем самым коммунистам руководство движением¹⁴⁰.

Расстановку сил в колониальных, полуколониальных и зависимых странах можно охарактеризовать следующими терминами: антиреволюционные, колеблющиеся и революционные элементы¹⁴¹. Антиреволюционные силы в литературе Коминтерна именовались как «феодальные империалистические» и включали власть иностранных империалистов, местных феодалов и крупных землевладельцев и в большинстве этих стран ту часть местного среднего класса, известную как компрадоры. Компрадоры, в значительной степени занятые в коммерции и в торговле, экономически зависели от империалистов. Колеблющиеся элементы, состоявшие из остатков местной буржуазии, обычно называемой «национально-реформистской» буржуазией, которые экономически были связаны с промышленностью, а не с коммерцией и торговлей, характеризовались как «оппортунистические, склонные к большим колебаниям и колеблющиеся между империализмом и революцией»¹⁴². Этот класс, как предупреждал Коминтерн, неизбежно бросит революцию и капитулирует перед империалистами. Однако их нерешительная оппозиция империалистам могла бы некоторое время быть использована и коммунистическими партиями¹⁴³. Мелкая буржуазия и мелкобуржуазная интеллигенция расценивались, особенно это касается самых низших слоев этой прослойки, как возможные союзники коммунистической партии и пролетариата при захвате власти.

Революционные силы должны были находиться под гегемонией пролетариата, руководимого коммунистами. Термины «большинство пролетариата» или «решающие слои» используются здесь в таком же туманном значении, как и ранее, что было отмечено нами ранее при обсуждении стран с высоким уровнем развития капитализма. В крестьянстве пролетариат должен был иметь своего самого важного союзника¹⁴⁴. В тезисах по колониальному вопросу указывается на возможность того, «что в первый период борьбы крестьянства против землевладельцев пролетариат может повести за собой все крестьянство. Но в ходе дальнейшей борьбы некоторые верхние слои крестьянства могут переметнуться в контрреволюционный лагерь»¹⁴⁵. Ясно, что Коминтерн ожидал, что подавляющая масса крестьянства поддержит пролетариат и партию на начальном этапе захвата власти коммунистами. Самым важным союзником пролетариата, поддерживающим коммунистическую партию, называлось крестьянство.

Обсудив теорию Коминтерна о предпосылках захвата власти коммунистами в каждом типе стран, мы можем обратиться к анализу взглядов Коминтерна относительно того, как коммунистические партии наилучшим образом могут достигнуть этих предпосылок и приблизить их.

¹ См. интересные дебаты об особенностях революции в зависимых регионах, представленных на страницах «Коммунистического интернационала» в 1935 году: Миро В. Борьба за создание внутренних советских районов в полуколониальных странах // КИ. 1935. 1 января. С. 38 – 45; и Ли. К вопросу об условиях создания внутренних советских районов в полуколониальных странах (ответ т. В. Миро) // КИ. 1935. 10 января. С. 40 – 51.

² Federn. The materialist Conception of History. P. 1 – 3.

³ Ibid. P. 2 (одиннадцатый пункт у Федерна).

⁴ Сталин. Об основах ленинизма. С. 21. В этом исследовании произведения Сталина цитируются по одиннадцатому изданию собр. соч. Сталина.

⁵ Кун. КИВД. С. 9.

⁶ Сталин. Об основах ленинизма. С. 21.

⁷ Хвостизм означает для коммунистов пассивное ожидание или отставание от хода событий, а не сознательные усилия по руководству, контролю или даже ускорению революционного процесса.

⁸ Мартынов А. Ленин, Люксембург и Либкнехт // КИ. 1933. 10 января. С. 14.

⁹ Deutscher. The Prophet Armed. P. 156.

¹⁰ Используется, например, в заголовке к главе 1 программы Коминтерна, в которой обсуждается это понятие. См.: Кун. КИВД. С. 4 – 9.

¹¹ Как использовать чрезвычайно благоприятную ситуацию, как преодолевать отставание // КИ. 1931. 20 апреля. С. 10.

¹² X пленум. Т. I. С. 118.

¹³ Путь Коминтерна // КИ. 1929. № 9 – 10. С. 12.

¹⁴ Кун. КИВД. С. 29 – 30.

¹⁵ Там же. С. 29.

¹⁶ В этом смысле, например, используется в хорошо известном издании: Clarke. The Conditions of Economic Progress.

¹⁷ Кун. КИВД. С. 29.

¹⁸ Проект программы 1928 года выделяет лишь Россию (до 1917 года) и Польшу. Инпрекор. 1928. 6 июля. С. 559.

¹⁹ Там же.

²⁰ VI конгресс. Т. III. С. 150.

²¹ Кун. КИВД. С. 29.

²² VI конгресс. Т. III. С. 35.

²³ Там же. С. 47.

²⁴ Проект программы компартии Польши (секции Коммунистического интернационала) // КИ. 1932. 30 августа. С. 71.

²⁵ Кун. КИВД. С. 9.

²⁶ Об этой диктатуре см.: Borkenau. World Communism. P. 108 – 133.

²⁷ Коммунистический интернационал перед VII Всемирным конгрессом: Материалы. С. 149 – 150.

²⁸ Эта и последующие цитаты в этом параграфе приведены из «Открытого письма к членам Коммунистической партии Венгрии», напечатанного в КИ. 22 ноября. С. 67 – 69.

²⁹ VI конгресс. Т. III. С. 107.

³⁰ XII пленум. Т. II. С. 83.

³¹ Там же. Пик в своем докладе на VII конгрессе в 1935 году точно указал на начало испанской буржуазно-демократической революции в 1931 году, когда была свергнута монархия. VII конгресс. С. 42.

³² Эрколи. Об особенностях испанской революции. КИ. 1936. Октябрь. С. 14 – 16.

³³ См. анализ в передовой статье Коминтерна «Положение в Японии и задачи КПЯ» // КИ. 1932. 30 марта. С. 3 – 12.

³⁴ См. доклад Куусинена: XII пленум. Т. I. С. 23.

³⁵ Swearingen and Langer. Red Flag in Japan. P. 26.

³⁶ Ibid. P. 43 – 44. Причины этого изменения неясны. Сомнительно, что это изменение основано единственно на желании Коминтерна очистить тезисы японцев от «бухаринских» взглядов, как предполагают теоретики Коминтерна. С участием Бухарина нескольким странам предназначался определенный тип революции, который оставался приемлемым для Коминтерна даже после изгнания Бухарина. Предполагаемые грехи Бухарина относились к другим сферам.

³⁷ Магъяр. Программные документы коммунистических партий Востока. С. 241.

³⁸ Там же.

³⁹ Там же. С. 241.

⁴⁰ Доклад, сначала не опубликованный в периодических изданиях Коминтерна, приводится в кн.: Миф и Войтинский. Современная Япония. С. 26 – 38.

⁴¹ Там же. С. 32.

⁴² Там же. С. 33.

⁴³ Там же. С. 34.

⁴⁴ Там же.

⁴⁵ Инпрекор. 1928. 6 июня. С. 559.

⁴⁶ Кун. КИВД. С. 30.

⁴⁷ VI конгресс. Т. IV. С. 220.

⁴⁸ Кун. КИВД. С. 30.

⁴⁹ Критический анализ пяти этапов развития общества (пяти общественно-экономических формаций) Маркса см. в кн.: Federn. The materialist Conception of History. Chapter V. Полное обсуждение «азиатского способа производства» см.: Wittfogel. Oriental Despotism: A Comparative Study of Total Power, особенно глава IX.

⁵⁰ Кун. КИВД. С. 30.

⁵¹ Там же.

⁵² Там же.

⁵³ Там же. С. 763.

⁵⁴ Там же.

⁵⁵ Возможно, под эту категорию попадает Абиссиния. См. описание, данное Эрколи (Тольятти) на VII конгрессе Коминтерна: Абиссиния в экономическом и политическом отношении отсталая страна. Пока что нет никаких свидетельств о национально-освободительном или даже демократическом движении. Более того, это – страна, в которой переход от феодального общества, основой которого являются наполовину независимые племена, к централизованной монархии идет довольно медленно. VII конгресс. С. 413.

⁵⁶ В понимании Коминтерна «национальная буржуазия» – это буржуазия, состоящая из коренного населения колоний или любой другой отсталой страны, находящейся под контролем империалистических стран. Иностранная буржуазия, представляющая капиталистические страны, также присутствует в колониях. «Национальная буржуазия» одновременно проявляет верность как патриотической антиимпериалистической борьбе, так и буржуазному классу, к которому принадлежат как «национальная буржуазия», так и иностранная буржуазия.

⁵⁷ Кун. КИВД. С. 30.

⁵⁸ Ленин. Сочинения. Т. XXV. С. 165 – 250.

⁵⁹ Мартынов А. Проблема перерастания мирового экономического кризиса в политический // КИ. 1930. 20 декабря. С. 8.

⁶⁰ См. например, тезисы под заголовком «Меры борьбы с опасностью империалистических войн», принятые на VI конгрессе Коминтерна, в которых утверждается: необходимо наличие революционной ситуации, то есть кризис среди правящих классов, спровоцированный, например, военным поражением, чрезвычайное ухудшение положения масс и их угнетение и увеличение активности масс в их готовности бороться за свержение правительства революционным путем. Кун. КИВД. С. 808.

⁶¹ Schlesinger. Marx: His time and Ours. P. 256.

⁶² Кун. КИВД. С. 43.

⁶³ Там же. С. 41.

⁶⁴ Там же.

⁶⁵ Ленин. Что делать? // Сочинения. Т. IV. С. 359 – 509. Ленин, используя определенные высказывания Карла Каутского, говорил о том, что пролетариат самостоятельно может лишь выработать «тред-юнионистское сознание», которое приведет пролетариат к борьбе за более высокую зарплату и лучшие условия труда, но не к свержению капитализма.

⁶⁶ См. например, статью В. Кнорина, члена ИККИ, под заголовком «II съезд РСДРП и международная социал-демократия» // КИ. 1933. 10 августа. С. 3 – 11; а также замечания Мануильского на VII конгрессе Коминтерна // VII конгресс. С. 262 – 263.

⁶⁷ Там же. С. 51 – 52. См. также: Сталин. Об основах ленинизма. С. 481.

⁶⁸ Кун. КИВД. С. 3.

⁶⁹ XIII пленум. С. 583.

⁷⁰ VII конгресс. С. 277.

⁷¹ Там же. С. 273.

⁷² Согласно Коминтерну, существует две основные группы еретиков, состоящих из уклонистов или оппозиционеров главной линии партии. Эти группы делятся на левых и правых. Различие между ними не совсем ясны. В общем говоря, левые уклонисты, или оппозиция, отличаются чрезвычайной фракционностью и, следовательно, вредны, так как требуют слепого следования доктрине без учета требований реальной жизни. Таким образом, грехи левых состояли в том, что они неоправданно призывали к наступлению, в то время как предпосылки революции отсутствовали, и в этом проявлялся их крайний оптимизм, в то время как правые проявляли чрезмерную осторожность и склонны были пессимистически рассматривать возможности революционных изменений. И левые и правые, конечно, уклонялись от линии партии, которая всегда являлась «правильной», однако непостоянной, как это может показаться некоммунистам, и это сбивает их с толку.

⁷³ См. также о правом уклоне в этот период: Ленстрер. О правой опасности в Коминтерне и Нордман и Ленский. Правый уклон в Коминтерне.

⁷⁴ Тем одним коммунистом, который, как сообщалось, выступал против этого договора, был венгр Ласло Радек, который был впоследствии исключен из коммунистической партии. Позднее он был восстановлен в партии во время движения Сопротивления против Гитлера и стал одним из главных лидеров в «Венгерской народной демократии»; он был казнен как предатель в 1951 году, но был «посмертно реабилитирован» в 1956 году. Rajk rehabilite // Est et Ouest. 1956. May 1 – 15. P. 7.

⁷⁵ XI пленум. Т. I. С. 41.

⁷⁶ VII конгресс. С. 355.

⁷⁷ Кун. КИВД. С. 38 – 40.

⁷⁸ Революционный синдикализм имеет много общего с анархизмом, но отличается от строгого анархизма своими взглядами на профсоюзы, считая их высшей формой организации рабочего класса как до утопической власти рабочих, так и во время нее.

⁷⁹ О гарвизме см.: Edmund David Cronon. Black Moses: The Story of Marcus Garvey and the Universal Negro Improvement Association. Madison: Universiry of Wisconsin Press, 1955.

⁸⁰ Кун. КИВД. С. 40 – 41.

⁸¹ Коммунисты не были свободны от влияния фашизма, что самым наилучшим образом иллюстрирует случай с Дориотом, французским коммунистом. Ypsilon. Pattern for World Revolution. P. 211 – 218.

⁸² На VII конгрессе в 1935 году Димитров заметил, что самой реакционной разновидностью фашизма предстал фашизм в Германии. VII конгресс. С. 126.

⁸³ Мировая партия пролетариата нового типа // КИ. 1934. 10 марта. С. 3 – 7.

⁸⁴ Там же. С. 3.

⁸⁵ Там же. С. 7.

⁸⁶ Инпрекор. 1929. 8 марта. С. 224.

⁸⁷ Кун. КИВД. С. 35.

⁸⁸ VII конгресс. С. 602 – 603.

⁸⁹ Там же. С. 427.

⁹⁰ Там же. С. 56.

⁹¹ Самыми важными документами являются следующие: «Двадцать одно условие приема в Коммунистический интернационал» – документ утвержден II конгрессом в 1920 году; «Организационная структура коммунистических партий, методы и содержание их работы» – документ принят на III конгрессе в 1921 году и «Перестройка партий на основе ячеек» – документ принят на V конгрессе в 1924 году. Эти документы имеются в сб.: Кун. КИВД.

⁹² Там же. С. 202.

⁹³ Там же. Исторически этот термин использовался в большевистских кругах еще в 1905 году. В 1919 году было дано окончательное определение, включенное в устав Российской коммунистической партии. См.: Moore. Soviet Politics – the Dilemma of Power. P. 64 – 70.

⁹⁴ Кун. КИВД. С. 204. Члены партии должны платить членские взносы и подписываться на партийную газету.

⁹⁵ Там же. С. 219.

⁹⁶ На IV конгрессе было заявлено, что ни одна коммунистическая партия не может считаться серьезной и организованной массовой коммунистической партией, если у нее нет стабильных ячеек на заводах, фабриках, шахтах и железных дорогах и т. д. Там же. С. 302.

⁹⁷ См. очень интересную дискуссию по этой проблеме о «пролетарской основе» в Коммунистической партии Китая в кн.: Schwartz. Chinese Communist and Rise of Mao. P. 191 – 199.

⁹⁸ Например, Народная революционная партия очень отсталой и удаленной республики Тува, лежащей на северо-востоке Монголии, была в 1935 году принята как секция Коминтерна «на правах сочувствующей партии». VII конгресс. С. 604. Тува была аннексирована СССР во время Второй мировой войны.

⁹⁹ Известный политолог Реймонд Арон говорил о различиях между термином «пролетариат», используемым для обозначения промышленных рабочих, и использованием этого термина Тойнби для обозначения состояния, характеризуемого чувствами дегуманизации, лишения наследства и исключения из общества. Он указывает, что эти два определения совпадают с Марксом. См.: Aron. Workers, Proletariat, and Intellectuals Diogenes. 1955. № 10. P. 31 – 46. Очевидно, что Коминтерн, несмотря на значительные улучшения в судьбе промышленных рабочих с середины XIX века, преданно продолжает следовать определению «пролетариата», данному Марксом.

¹⁰⁰ Кун. КИВД. С. 41.

¹⁰¹ VII конгресс. С. 264.

¹⁰² Инпрекор. 1928. 28 июня. С. 664.

¹⁰³ 1 мая – 1 августа // КИ. 1929. 20 июня. С. 4.

¹⁰⁴ Большевистский огонь по оппортунизму // КИ. 1932. 30 августа. С. 6. См. также в том же самом выпуске статью Ал. Грюнберга и Вл. Кучумова «Теория и тактика т. Яблонского».

¹⁰⁵ Мартынов А. Переключение на боевую тактическую установку – переход на «русский путь» // КИ. 1932. 30 октября. С. 29.

¹⁰⁶ X пленум. Т. I. С. 43 – 49.

¹⁰⁷ Важная резолюция II конгресса Коминтерна «Роль коммунистической партии в пролетарской революции» утверждала, что перед захватом власти «коммунистическая партия, как правило, будет иметь в своих рядах только меньшинство рабочих». Кун. КИВД. С. 105.

¹⁰⁸ XI пленум. Т. I. С. 398 – 399.

¹⁰⁹ Пятницкий О. О современном положении в Германии // КИ. 1933. 10 июня. С. 51.

¹¹⁰ X пленум. Т. I. С. 47.

¹¹¹ Там же. С. 48.

¹¹² Мингулин. Очередные вопросы Компартии Северо-Американских Соединенных Штатов // КИ. 1933. 20 октября. С. 92.

¹¹³ Кун. КИВД. С. 42.

¹¹⁴ X пленум. Т. I. С. 46.

¹¹⁵ Типичное утверждение см. у Т. Нейбауэра в кн.: Наша работа среди мелкобуржуазных средних слоев // КИ. 1931. 20 марта. С. 32.

¹¹⁶ Например, Торез на VII конгрессе 1935 года утверждал, что неоспорим тот факт, что народные массы в городе и деревне, средние классы и в особенности крестьяне играют очень важную историческую роль. Но эта роль никогда не была независимой. Они либо попадают под влияние крупной буржуазии, капитала и становятся инструментом его политики либо союзниками рабочего класса. VII конгресс. С. 214.

¹¹⁷ Кун. КИВД. С. 132 – 133.

¹¹⁸ XI пленум. Т. I. С. 347.

¹¹⁹ Там же. С. 408.

¹²⁰ Кун. КИВД. С. 42.

¹²¹ Идеологические ошибки и пробелы при проведении решений XI пленума ИККИ // КИ. 1932. 20 февраля. С. 13.

¹²² Магъяр Л. Аграрная политика диктатуры в Венгрии // КИ. 1929. 22 марта. С. 21 – 22.

¹²³ Искров П. Компартия Болгарии перед решающими боями // КИ. 1932. 20 ноября. С. 37.

¹²⁴ Нерешенные задачи испанской революции (к IV съезду КП Испании) // КИ. 1932. 30 января. С. 30.

¹²⁵ Бошкович Б. IV съезд КПЮ // КИ. 1929. 25 января. С. 43.

¹²⁶ Хорошо известно, что Ленин и Троцкий в своих оценках революции 1905 года в России пришли к заключению, что буржуазия не способна успешно осуществить буржуазно-демократическую революцию в России и что она должна быть осуществлена другими, более революционными классами. См.: Carr. The Bolshevik Revolution, 1917 – 1923. Vol. I. P. 53 – 60.

¹²⁷ Искров П. КП Болгарии завоевала большинство пролетариата // КИ. 1933. 10 августа. С. 28. В это время (1933) партия насчитывала 3832 члена. См.: Аликханов Г. Об организационном состоянии компартии на Балканах // КИ. 1934. 20 апреля. С. 66.

¹²⁸ Кун. КИВД. С. 29. В программе не упоминаются другие возможные союзники.

¹²⁹ Мартынов А. Стратегия и тактика в борьбе с кулачеством // КИ. 1932. 20 сентября. С. 21.

¹³⁰ Бошкович Б. Компартия Югославии в условиях военно-фашистской диктатуры // КИ. 1930. 31 июня. С. 55.

¹³¹ Инпрекор. 1929. 10 мая. С. 493.

¹³² XI пленум. Т. I. С. 209.

¹³³ Куусинен О. О национальном вопросе в капиталистической Европе // КИ. 1931. 20 августа. С. 13 – 16.

¹³⁴ Seton-Watson. From Lenin to Malenkov. P. 123 – 126.

¹³⁵ Кун. КИВД. С. 849.

¹³⁶ См. в особенности речи Куусинена, главного докладчика по колониальному вопросу на VI конгрессе. См.: VI конгресс. Т. IV. С. 6 – 30, 505 – 529. Он ссылается на гегемонию пролетариата в колониальном революционном движении как на «главную идею» тезисов по этому вопросу. Там же. С. 505 – 506.

¹³⁷ Кун. КИВД. С. 853.

¹³⁸ Там же.

¹³⁹ VI конгресс. Т. IV. С. 525 – 526.

¹⁴⁰ Васильева В. В преддверии индокитайской революции // КИ. 1931. 20 февраля. С. 60.

¹⁴¹ Этот взгляд базируется главным образом на тезисах о революционном движении и колониальных и полуколониальных странах, принятых на VI конгрессе в 1928 году. См.: Кун. КИВД. С. 832 – 870 и особенно с. 846 – 850.

¹⁴² Там же. С. 346.

¹⁴³ В соответствии с программой 1928 года временные соглашения могли бы быть заключены с буржуазией, но «лишь постольку, поскольку она не препятствует революционной организации рабочих и крестьян и [буржуазия] ведет действительную борьбу против империализма». Кун. КИВД. С. 43.

¹⁴⁴ Крестьянство вместе с пролетариатом, его союзником, является движущей силой революции. Там же.

¹⁴⁵ Там же. С. 347.

В повседневной деятельности коммунистическая партия в некоммунистической стране ставила перед собой двоякую задачу: 1) достижение ближайших целей и 2) подготовка к возможной попытке захватить власть. Неоднократно в материалах Коминтерна говорилось о тесной связи между текущей политикой и практической деятельностью коммунистов и их усилиями в будущем, когда они предпримут попытку захвата власти. Достижение ближайших целей, таких как улучшение условий труда, могло означать, что коммунистами завоевано влияние над важным слоем населения. В отличие от большинства политических партий, которые принимают существующее устройство общества и ищут способы, как действовать в нем, коммунистическая партия проявляет бескомпромиссную враждебность по отношению ко всем некоммунистическим обществам и смело провозглашает свой разрыв по фундаментальным вопросам с главными институтами этих обществ. Члены коммунистических партий всегда помнят о главной цели – свержении существующего социального строя и построении коммунистического общества. Стратегия и тактика коммунистических партий в каждый конкретный момент должна определяться не только решением текущих задач, но также и конечной целью – подготовкой захвата власти коммунистами в будущем.

В качестве свидетельства усилий коммунистов по подготовке субъективных предпосылок мы проанализируем изменяющуюся модель стратегии и тактики Коминтерна, которая, безусловно, отражает его взгляды на развитие двух лагерей: некоммунистического и коммунистического. Некоммунистический мир, находящийся во власти капиталистической экономической системы, в коммунистической теории считался изначально враждебным по отношению к деятельности мирового революционного движения под руководством коммунистов, его целям и задачам. Коммунистический мир – СССР, по определению Коминтерна, был доброжелательно настроен по отношению к мировому революционному движению и считал себя его неотъемлемой частью. В конечном итоге можно сказать, что условия, при которых развивалась стратегия и тактика коммунистических партий, определялись изменяющимся благосостоянием этих двух антагонистических миров.

В стратегии Коминтерна после 1928 года можно выделить четыре периода: 1928 – 1934 годы, 1935 – 1939 годы, вторая половина 1939 – середина 1941 года, середина 1941 – май 1943 года. Эта периодизация последовательно отражает основные изменения во взглядах Коминтерна в течение пятнадцати лет изучаемого периода. Анализ каждого периода будет строиться по одному плану:

1) сначала будет дана общая характеристика периода, включая краткий обзор основных направлений развития в некоммунистическом мире и СССР;

2) затем приведена оценка Коминтерном основных направлений развития в некоммунистическом мире и в СССР и как этот фактор влияет на революционное движение;

3) и, наконец, будут освещены основные направления стратегии и тактики Коминтерна в этот период. Мы не ставим цель написать подробную историю стратегии и тактики Коминтерна, цель состоит в том, чтобы схематично представить эту модель и соотнести ее с более важным вопросом – о мировой революции.

Ситуация в некоммунистическом мире. Очевидно, что самым важным и значительным событием в экономике капиталистического общества в период с 1928 по 1934 год и после Первой мировой войны была Великая депрессия, начавшаяся в Соединенных Штатах в 1929 году и впоследствии распространившаяся в Европе и других частях мира¹. Это событие вызвало самые разнообразные реакции во всем мире: как в экономике, так и в социальной, политической и интеллектуальной сферах. Падение рынка ценных бумаг на Нью-Йоркской фондовой бирже в октябре 1929 года стало настоящей катастрофой и сыграло роль детонатора, буквально взорвавшего слабые звенья в капиталистическом мире, вызвавшие подобные взрывы по всему миру. По словам президента Кулиджа на конгрессе в декабре 1928 года², далее уже было невозможно ни американцам, ни другим смотреть на настоящее с удовлетворением и на будущее с оптимизмом.

Америка и Западная Европа – два главных оплота мирового капитализма – были сильно ослаблены. В первое десятилетие после Первой мировой войны не наступило полного оздоровления ни американской, ни европейской экономики, несмотря на общее оздоровление экономики после депрессии первых послевоенных лет. Хронический спад поразил сельское хозяйство практически на два десятилетия с 1920 по 1940 год. В Европе после 1926 года росла безработица. Задолго до 1929 года волна экономического подъема, последовавшая за депрессией 1920 – 1921 годов, снова отхлынула. Но довольно быстрое прекращение экспорта американского капитала, особенно в Европу, вызвало серьезные трудности во всем мире. В частности, послевоенное экономическое возрождение в Германии было в значительной степени подорвано, что очень сильно отразилось на всей Европе. Другое предпринятое американцами действие, установление крайне высоких ставок таможенного тарифа в истории Соединенных Штатов (закон Смута – Хоули, принят в 1930 году), имело чрезвычайно вредные последствия. По словам двух специалистов по международным отношениям: «Ни в коем случае не будет преувеличением сказать, что закон Смута – Хоули «О тарифах» более, чем какая-либо другая мера, был ответствен за самую разрушительную депрессию, которую когда-либо знал мир»³. Капиталистическая Европа была еще сильнее ввергнута в экономический кризис. Крах финансовой системы усилился в связи с банкротством австрийского Кредит-Анштальт-банка в начале 1931 года и последовавшим за ним банкротством крупного Данатбанка в Германии.

Известно, как развивалась депрессия. Уровень развития мировой экономики достиг самого низкого уровня в 1932 – 1933 годах, затем ее состояние изменялось к лучшему вплоть до 1937 года, потом снова наступило ухудшение. Что касается мирового промышленного производства (за исключением СССР), если принять 1929 год за 100 процентов, в 1932 году наблюдалось устойчивое падение до 63 процентов и последовавший подъем до 104 процентов в 1937 году и спад до 93 процентов в следующий год⁴. Безработица в эти годы достигла беспрецедентного уровня. В США, главном капиталистическом государстве, общий объем производства сократился на треть по сравнению с 1929 годом, и тринадцать миллионов человек оказались безработными, то есть почти каждый четвертый из трудоспособного населения⁵.

Полной или частичной реакцией на мировой экономический кризис явился целый ряд важных событий. В сфере экономики странам не удалось достигнуть какого-либо международного сотрудничества для того, чтобы противодействовать этому кризису, и, как следствие, они прибегли к решению проблем в национальном масштабе. Явно прослеживалась возрастающая роль правительств в экономической и социальной сферах, как в демократических, так и в недемократических странах. Более того, между странами развернулось соревнование за экономическую самостоятельность, насколько это было возможно. Наступил крутой спад в международной торговле.

В сфере политики мощный толчок был дан росту радикальных и тоталитарных движений. Нестабильность и ненадежность в области экономики сказалась на политике. После 1929 года усилились черты диктаторства и тоталитаризма, появившиеся уже в 1920 году, и они быстро распространились на большей части территории Европы. Практически бескровный приход к власти Гитлера в январе 1933 года был самым ужасающим примером успехов все нарастающей антидемократической волны.

На арене международной политики в период с 1928 по 1934 год произошел переход к еще более неспокойному периоду, характеризуемому провалом Лиги Наций, как в достижении эффективного международного разоружения, так и в сохранении мира. Два события: разразившаяся в 1931 году война между Китаем и Японией и появление агрессивной и ревизионистской нацистской Германии – указывали на окончание периода Версальского мирного договора, Локарнских договоров и Договора девяти держав.

Положение в Советском Союзе. Обратимся сейчас к ситуации в Советском Союзе. 1928 – 1934 годы – период, называемый «сталинской революцией». Его обычно связывают с большими экономическими преобразованиями – высоким темпом индустриализации и быстрой коллективизацией, которые Сталин заставил ВКП(б) принять и осуществлять на практике. Эта программа, так же как и план Сталина по построению социалистической экономики, была ответом Сталина на тяжелые экономические трудности, переживаемые СССР, в особенности уменьшение количества зерна на рынке. Во многом экономическая революция в Советском Союзе в этот период вызвала больший подъем в обществе, чем завоевание власти большевиками в период с 1917 по 1921 год. Первый пятилетний план (октябрь 1928 – конец 1932 года) во многом завершил план реконструкции быстро растущей социалистической экономики. В 1934 году главным стал лозунг о «победе» социализма в СССР, лозунг об авторитете партии отошел на второй план⁶. Это заявление с одобрением было воспринято XVII съездом партии, состоявшимся в феврале того же года, а затем получило распространение за рубежом во всех публикациях Коминтерна и коммунистической партии, в которых противопоставлялось «строительство социализма» в СССР крайне негативным чертам капитализма во время Великой депрессии.

Начало сталинской революции, совершенной ценой бесчисленного количества жертв и страданий людей, сопровождалось заключительным этапом политической революции Сталина, то есть концентрацией власти в своих руках и потерей власти главными соратниками Ленина. С исключением Троцкого из партии в октябре 1927 года, а затем из ИККИ Сталин устранил своего главного соперника. Чистка партии, направленная против «троцкистов», лишила его последователей блестящего лидера революции. Затем последовал разгром левых уклонистов⁷. Сталин получил поддержку от «правого крыла» политбюро, под руководством Бухарина. Впоследствии правые уклонисты, как в Советском Союзе, так и в Коминтерне, подверглись чистке в 1929 – 1930 годах⁸. Сталин и его соратники образовали сталинское политбюро к 1930 году⁹.

Что касается внешней политики СССР в эти годы, то она определяется изоляцией, в которой он оказался, и угрозой развязывания войны против Советского Союза. Отвечая на это, СССР искал пути, чтобы показать себя проводником дела мира. Внешним проявлением миролюбивой политики было подписание в этот период пакта Келлога – Бриана, протокола Литвинова и нескольких договоров о нейтралитете. Примирившись с присутствием японского агрессора в Маньчжурии, Советский Союз провел переговоры и завершил продажу своей доли в строительстве Китайско-Восточной железной дороги в 1933 – 1935 годах. СССР также стремился к поддержанию нормальных отношений с нацистской Германией в 1933 году, несмотря на явные антибольшевистские настроения Гитлера. В заключение можно отметить, что Советский Союз надеялся в начале этого периода обеспечить себе выгодные торговые соглашения с другими странами, с тем чтобы укрепить достижения первого пятилетнего плана.

Следует заметить, что в 1933 – 1934 годах советские лидеры более активно искали себе соратников, чтобы уравновесить опасность, исходившую от более агрессивных государств. Открыто Советский Союз выразил желание подписать договор о статус-кво и присоединиться к обязательствам о коллективной безопасности. В ноябре 1933 года были установлены дипломатические отношения с Соединенными Штатами. В течение 1934 года Советский Союз пытался установить систему безопасности в Восточной Европе и в сентябре того же года вступил в Лигу Наций. К 1934 году период изоляции сошел на нет.

Оценка Коминтерном «мирового капитализма»: третий период. Коминтерн утверждал, что первый период в послевоенном развитии капитализма подошел к концу в последние месяцы 1923 года¹⁰. Поражение пролетариата в Германии и Болгарии в тот год завершили первый раунд послевоенного революционного подъема. Следующий период, с 1924 года по 1928 год, был охарактеризован как этап временной, частичной стабилизации капиталистического мира, в течение которого пролетариат занимал оборонительные позиции. В 1928 году концепция нового, третьего периода послевоенного развития капитализма впервые широко обсуждалась на VI конгрессе Коминтерна.

Основные черты третьего периода были описаны в тезисах Коминтерна под названием «Международная ситуация и задачи Коммунистического интернационала»¹¹. Что касается перспектив революции в этот период, в тезисах говорилось о двух основных событиях: резком обострении противоречий капитализма после его временной частичной стабилизации, достигнутой им во второй период своей послевоенной истории, и нарастании и неизбежном наступлении нового раунда войн и революций. Было предсказано, что надвигающийся кризис капиталистической системы будет сопровождаться переходом революционных сил от выжидательной позиции, характеризовавшей второй период, к наступательной позиции, результатом которой, по мнению Коминтерна, должны стать более успешные революционные выступления, чем в первый период.

Взгляды Коминтерна на развитие капитализма в третий период были довольно запутанными. Капитализм демонстрирует как положительные, так и отрицательные черты, хотя последние в конечном итоге должны возобладать. К положительным чертам капитализма относится рост капиталистического производства, уже превысившего довоенный уровень и которое будет продолжать расти еще некоторое время, стимулируемое развитием технологий¹². Но, в отличие от ситуации, преобладавшей во второй период, отрицательные тенденции капитализма нельзя больше будет сдерживать, и по мере их накопления временная, частичная стабилизация раннего периода сойдет на нет. В соответствии с предсказаниями Коминтерна даже успехи капитализма должны будут привести к глубочайшим трудностям, так как капитализм будет сталкиваться с нарастающими серьезными «противоречиями» между ростом производительных сил и неспособностью рынков развиваться с ними на одном уровне. Так называемый период реконструкции в СССР, начатый в 1928 году первым пятилетним планом, должен еще больше помешать капиталистическим странам, так как лишит последних рынков сбыта.

Что касается структуры капитализма, то, по ожиданиям Коминтерна, в третий период должны наблюдаться две главные тенденции. Одна касается развития разных монополистических объединений. Коминтерн, использовавший высокопарную лексику, назвал этот процесс «картелизацией» и «трестификацией». Эта тенденция должна распространиться за пределами одной страны и выйти на международный уровень¹³.

Другая тенденция названа Коминтерном «тенденцией огосударствления капитализма». Деятели Коминтерна довольно вольно трактовали эту фразу, используя ее для обозначения мер различного характера, принимаемых в капиталистической системе. В упомянутых выше тезисах говорилось о двух формах государственного капитализма. Государственный капитализм, в прямом значении слова, означает государственное владение предприятиями, например такими, как электростанции. Эта форма государственного капитализма вполне понятна. Другая форма, упомянутая в тезисах, характеризовалась еще большим слиянием¹⁴ капиталистических монополий с государством¹⁵. Это неоднозначное утверждение вызывает некоторые вопросы. Что подразумевалось под «слиянием» монополий и государственных органов? Является ли этот процесс слияния видимым (то есть имеются ли налицо, как следствия этого слияния, организационные изменения), или это просто более тесная связь между кадрами, работающими в монополиях, и государственными кадрами? Согласно знакомому утверждению марксистов о том, что капиталисты всегда оказывают влияние на правительства при капиталистическом строе, какой новый тип отношений между экономикой и политикой имелся в виду?¹⁶

Чтобы еще больше запутать термин, Бухарин на девятом пленуме в начале 1928 года предположил, что «слияние» означает сближение между антиреволюционными трудовыми организациями и правительствами капиталистических стран¹⁷.

Очевидно, что термин «государственный капитализм» довольно свободно трактовался Коминтерном для обозначения разнообразных явлений. Возможно, государственный капитализм в понимании Коминтерна означал сознательную и скоординированную борьбу в беспрецедентном масштабе правительства, монополий, антиреволюционно настроенных лидеров профсоюзов против экономических беспорядков и революционных движений с целью приобретения больших прибылей на основе более гармоничной и регулируемой капиталистической системы. Следовательно, государственный капитализм – это предпринимаемое усилие по контролю с помощью политических решений безликой экономической власти «слепых» рыночных сил¹⁸.

То, что такие усилия капитализма по самоорганизации в третий период закончатся провалом, Коминтерн считал неизбежным. Противоречия внутри капитализма, хотя временно контролируемые и ослабленные во второй период, в третий период должны были безмерно возрасти. Увеличивающееся производство приведет к резкой конкурентной борьбе за рынки сбыта, во время которой капиталистические государства прибегнут к насилию друг против друга, против «трудящихся масс» и Советского Союза. Как следствие этого – войны и революции.

Как уже было сказано, два других процесса, первоначально политических, характеризуют напряженную борьбу в третий период. По терминологии Коминтерна – это «фашизация» и «радикализация». Эти слова часто встречаются в литературе Коминтерна этого периода. Первый процесс будет распространяться среди «эксплуататоров», второй – среди промышленных рабочих, или, проще говоря, среди эксплуатируемых. Взятые вместе, они могут послужить проявлением политической поляризации общества.

Фашизация, по определению программы, «террористическая диктатура наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала»¹⁹. Она явилась результатом возрастающих стремлений со стороны правящих кругов общества отойти от парламентской формы правления и использовать методы «прямой диктатуры, идеологически замаскированной под «национальной идеей»²⁰. Фашисты использовали методы социальной демагогии (например, антисемитизм) и создали свою многостороннюю доктрину, апеллирующую к средним классам общества, интеллигентам и даже к определенной части рабочего класса. Функция фашизма – контрреволюционная. Главная задача фашизма – уничтожение революционного пролетарского авангарда, то есть коммунистов²¹. Фашизм может, временно и до того, как он придет к власти, использовать антикапиталистические настроения. Конечно, в 1928 году образцом фашистского государства служила Италия, находившаяся под властью Муссолини. С точки зрения Коминтерна, обращение к фашистским методам было спровоцировано так называемым общим кризисом капитализма, который, как полагали, начался во время Первой мировой войны.

Процесс радикализации был охарактеризован как одновременно развивающийся среди пролетариата и других «тружеников» вообще. Их преследование и эксплуатация «фашиствующими капиталистами» должны были спровоцировать всплеск борьбы пролетариата против капитализма. Главными чертами радикализации были демонстрации, забастовки, бунты и другие виды деятельности, которые показывали полное решимости намерение со стороны рабочего класса и других «тружеников» не подчиняться буржуазным законам и желание с их стороны нарушать законы для защиты своих предполагаемых интересов.

Из материалов Коминтерна нельзя с достаточной степенью определенности узнать происхождение концепции третьего периода в послевоенном развитии капитализма. Очевидно, что характерные особенности третьего периода совпадают с характерными особенностями первого пятилетнего плана. Оба представляют собой качание влево²². Военная угроза середины 1927 года, как оказалось, начала этап еще больших опасений Коминтерна по поводу антисоветской войны, которая будет развязана капиталистами на этом третьем этапе. Военная угроза также послужила одобрению в СССР первого пятилетнего плана.

На XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 года Сталин и Бухарин выступили с речами, в которых они описали новый период развития капитализма, отмеченный усилением «противоречий», обострением классовой борьбы и началом войны²³. Именно Бухарин представил основную концепцию третьего периода на VI конгрессе Коминтерна, но вскоре он был обвинен в «ошибках» относительно этого третьего периода. Нет свидетельств, что Сталин когда-либо выступал с обращением на VI конгрессе, хотя он был представлен делегатом. В 1929 году, после того как Сталин открыто обвинил Бухарина в «правом уклоне», в Коминтерне началась кампания для того, чтобы показать Сталина создателем концепции третьего периода²⁴. В любом случае, не может быть сомнения, что идея о новом, третьем периоде появилась в политбюро ВКП(б), а не где-либо еще.

Концепция третьего периода, следовательно, тесно была связана с историей о борьбе Сталина за власть, как внутри ВКП(б), так и внутри Коминтерна. Атака на ошибочную позицию Бухарина относительно природы третьего периода была инициирована Сталиным, высказавшим свои упреки в апреле 1929 года на партконференции²⁵. Впоследствии критика была подхвачена некоторыми высокопоставленными руководителями Коминтерна на десятом пленуме ИККИ в июле 1929 года, а также на страницах теоретического журнала Коминтерна²⁶. Последствиями этой кампании стало изгнание Бухарина из президиума Исполкома Коммунистического интернационала и из политбюро ЦК ВКП(б) и изгнание его сторонников из Коминтерна²⁷. Последний этап «сталинизации» Коминтерна начался.

Чтобы прояснить позицию Коминтерна в третий период, можно кратко остановиться на «ошибках» Бухарина. Главное обвинение Сталина сводилось к тому, что Бухарин не принял основную идею о том, что в третий период произойдет распад частичной стабилизации капитализма, достигнутой им во второй период²⁸. Десятый пленум ИККИ добавил еще ряд обвинений: 1) в том, что Бухарин верит в способность капитализма самоорганизоваться в пределах капиталистической страны и уничтожить в пределах одной страны «анархию» капиталистической системы; 2) как следствие этого, по мнению Бухарина, возможно искоренение противоречий в пределах одной капиталистической страны и продолжение противоречий возможно только в отношениях между странами; 3) Бухарин занял пессимистическую и деструктивную позицию по отношению к власти рабочего класса²⁹. Очевидно, что, если «противоречия» существовали только в отношениях между странами, возможности совершения революций под руководством коммунистов должны были создаваться впредь лишь войнами, являющимися результатом «внешних противоречий» между капиталистическими странами или между одной или более капиталистическими странами и Советским Союзом и больше революции не могут появиться в результате экономических кризисов мирного времени как следствие «внутренних противоречий». Для Коминтерна такая гипотеза казалась вредной и ошибочной, так как Бухарин якобы утверждал, что Маркс всегда отрицал способность капиталистов сотрудничать друг с другом и устранить, даже в пределах одной страны, предполагаемую анархию капиталистического способа производства. Приписываемые Бухарину взгляды серьезно бы ограничили возможности совершения революций, которые напрямую бы зависели от войн. Коминтерн, отклоняя «ошибки» Бухарина, поддерживал точку зрения о все большем расшатывании капиталистической стабилизации, которая приведет к революции, как в мирное время, так и во время войны³⁰.

Сформулировав доктрину третьего периода и осудив еретические взгляды правых уклонистов, Коминтерн впоследствии искал доказательства в капиталистических странах, что их предсказания были правильными. На каждом пленуме ИККИ делались заявления по этому вопросу, и ведущий экономист Коминтерна Евгений Варга на страницах «Инпрекора» публиковал довольно интересные информативные ежеквартальные экономические исследования.

На десятом пленуме ИККИ, состоявшемся в июле 1929 года, еще раз была дана точно такая же характеристика третьему периоду, как и на VI конгрессе. Этот пленум был последним перед великим финансовым крахом в Америке, который случился в октябре, но никоим образом не предсказал этот крах, ограничившись обычной дискуссией на тему «обострения основных противоречий капитализма»³¹. В мае 1929 года Варга, дававший научные прогнозы, в первой четверти того года усмотрел некоторые признаки улучшения в экономике ряда крупных капиталистических стран, но заметил также и рост безработицы³². Обратив внимание на Соединенные Штаты, он отметил широкомасштабные спекуляции на фондовой бирже и с точностью заметил, что неизбежно, рано или поздно... непременно произойдет крах фондовой биржи, который явится началом серьезного кризиса³³. Три месяца спустя Варга вернулся к вопросу о спекуляциях на фондовой бирже, что вместе с кризисом в американском сельском хозяйстве, в строительстве и в совокупности с перепроизводством нефти и автомобилей они серьезно повредят нынешнему периоду делового оживления³⁴. Он чувствовал, что этот деловой бум в Соединенных Штатах, «вероятно, продлится до осени, а может быть, и до конца года». В то же самое время он заявил, что налицо признаки надвигающегося серьезного экономического кризиса, который случится, скорее всего, через год³⁵.

В феврале 1930 года расширенный президиум ИККИ заседал почти три недели, очевидно обсуждая международный экономический кризис, который тогда только что начался. Президиум нашел в американском кризисе важное подтверждение взглядов Коминтерна и опровержение всех альтернативных взглядов. Президиум утверждал, что экономический кризис, который начался три месяца назад... в Северной Америке, пока набирает силу и, достигнув своей высшей точки, обнажит тем самым главные противоречия мирового капитализма, уничтожив легенду буржуазии о «постоянном процветании» Северо-Американских Соединенных Штатов (Хувер) и нанесет сокрушительный удар по теории социал-демократов об «организованном капитализме»³⁶. Нет сомнения в том, что Коминтерн с ликованием воспринял доказательства своего предсказания краха капитализма и укрепился в уверенности, что используемые им аналитические методы заслуживают доверия. Казалось, история подтверждала концепцию Коминтерна третьего периода. Об этом явном подтверждении концепции Коминтерна и о той уверенности, которую она вселила в него, следует помнить, если кто-то захочет понять, почему позднее Коминтерн не хотел отказываться от стратегии и тактики третьего периода. В феврале 1930 года в своем докладе Варга сообщал о том, что в Америке, которая была главной надеждой европейской буржуазии и тех ренегатов-коммунистов, полагавших, что она является исключением и ей не грозит предстоящий всеобщий упадок капитализма, разразился кризис. Причинами прошлых успехов американского капитализма, писал он, являются несметные природные богатства Соединенных Штатов и большие возможности внутреннего потребительского рынка; теперь, когда последний стал расшатываться, противоречия между потреблением и производительными силами стали катастрофическими³⁷.

Позднее в заявлениях Коминтерна была сделана попытка определить время, когда в капиталистическом мире закончился период временной стабилизации. На одиннадцатом пленуме, состоявшемся в марте – апреле 1931 года, Мануильский провозгласил, что капиталистический мир приближается к концу периода стабилизации³⁸. Двенадцатому пленуму, состоявшемуся в сентябре 1932 года, осталось лишь выступить с заявлением, что конец капиталистической стабилизации уже наступил³⁹. Тринадцатый пленум, собравшийся в декабре 1933 года, пошел еще дальше, объявив, что мировой кризис привел к дальнейшему разрушению капиталистической системы во всем мире⁴⁰. Но Куусинен признал, что в 1933 году наблюдался рост промышленного производства в ряде стран⁴¹. В феврале 1934 года Мануильский, выступая с докладом на XVII съезде ВКП(б) от русской секции ИККИ, заметил, что самый низкий порог экономического кризиса пройден в 1932 году⁴².

Потенциальные возможности совершения революции вследствие серьезных кризисов, переживаемых мировым капитализмом, казались Коминтерну огромными. Капиталисты, столкнувшиеся с растущими социальными волнениями и невозможностью поддержания их прежней относительно легкой системы социального контроля, все более и более были вынуждены, согласно Коминтерну, снимать с себя маску диктатуры, скрываемой до настоящего времени, и начать поддерживать фашистские движения. В этой постоянно меняющейся, нестабильной социальной обстановке Коминтерн видел серьезные трудности, стоящие перед капитализмом, и прекрасные открывающиеся для себя возможности.

Оценка Коминтерном роли ВКП(б) (КПСС) и СССР в мировой революции. Большой акцент в этом исследовании делается на тех крепких узах, которые связывали Коминтерн и СССР. Особо подчеркивалось, что Коминтерн, ставивший перед собой цель добиться свершения мировой революции под руководством коммунистов, принял философию марксизма-ленинизма в интерпретации ВКП(б) и искал, как бы применить ее на практике. Также мы говорили о том, что Коминтерн рассматривал Советский Союз как основу мировой революции под руководством коммунистов. Настойчивое утверждение Коминтерна о реальности крайне важного, многостороннего сотрудничества между мировым революционным движением (мировой революцией) и Советским государством под управлением коммунистов кажется вполне очевидным. Как же тогда Коминтерн определил революционную роль ВКП(б) (КПСС) и СССР?

Отвечая на этот вопрос, необходимо осветить следующие вопросы: 1) личную роль Сталина как главного теоретика Коминтерна; 2) дидактическую и вдохновляющую роль большевистского опыта внутри страны; 3) международное влияние СССР – дипломатическое, экономическое и военное – на некоммунистические государства, окружающие его. Оправданием отдельного раздела, посвященного Сталину, может послужить его уникальная роль в этот период – период сталинской эры Коминтерна.

Можно отметить, что, несмотря на фактическое замалчивание источниками Коминтерна прямой практической помощи от ВКП(б) другим коммунистическим партиям, ВКП(б) действительно предоставляла важную практическую помощь в форме личного участия в руководстве Коминтерна, оказывала финансовую помощь другим партиям, занималась материальным обеспечением штаб-квартиры Коминтерна (включая здания, секретарский штат, оборудование и т. п.), обучала иностранных коммунистов в советских партийных школах, помогала публикации периодических изданий Коминтерна⁴³.

I. Личная роль Сталина. Следует отметить, что после 1929 года не было опубликовано ни одной речи Сталина, произнесенной им, когда он занимал высокий пост в Коминтерне. Он, однако, остался членом президиума ИККИ и, бесспорно, контролировал Коминтерн.

Именно в этот период (1928 – 1934 годы) началось низкопоклонство перед Сталиным со стороны Коминтерна. Безусловно, на VI конгрессе этого еще не было, и Бухарин больше, чем Сталин, находился тогда в центре внимания. Но после победы Сталина над правыми в СССР и в Коминтерне в 1929 году, по случаю празднования пятидесятилетия Сталина в декабре 1929 года в Коминтерне началась эпоха поклонения Сталину (культ личности). В Советском Союзе культ личности Сталина также наблюдался в этот же период. Он закончился лишь после роспуска Коминтерна в 1943 году.

В декабре 1929 года передовица теоретического журнала, издаваемого ИККИ, провозгласила Сталина «лидером» Коммунистического интернационала и объяснила вклад Сталина в международное революционное движение: разработку национального вопроса, борьбу с Троцким и с его идеей «перманентной революции», разработку вопроса о строительстве социализма в одной стране, борьбу с правым уклоном в Коминтерне и, наконец, его «ведущую роль и прямое участие... в подготовке программы Коммунистического интернационала»⁴⁴.

Власть Сталина как главного идеолога мировой революции стала распространяться с огромной быстротой. Его главные речи, даже те, которые относились исключительно к внутренним делам в СССР, перепечатывались органами Коминтерна. Сталин стал самым лучшим интерпретатором идей Ленина, и коммунист обвинялся в идеологическом уклонизме, если он невнимательно читал все, что было сказано или написано товарищем Сталиным, и все, что было написано и сказано товарищем Лениным⁴⁵. Сталину приписывалась особенно заслуга в том, что он стимулировал изучение революционной теории в Коминтерне своей статьей в советском журнале «Пролетарская революция», в которой он защищал ленинизм от идеологических искажений⁴⁶.

В период между 1929 и 1934 годами встречается огромное количество утверждений о заслугах Сталина. Сталину поклонялись все до единого, и он не имел соперников. Суммируя причины такого массового поклонения, можно назвать следующие: совмещение им трех должностей: руководителя СССР, Коминтерна и всех трудящихся мира; его творческий вклад в марксизм-ленинизм; и его толкование Маркса и Ленина и в целом его роль защитника веры (то есть чистоты марксизма-ленинизма. – Примеч. пер.).

2. Ценность опыта большевиков. Как можно было ожидать, в материалах Коминтерна в эти годы с 1928 по 1934 много говорится о первом пятилетнем плане. Этот период в истории Коминтерна приблизительно совпадает с так называемым периодом реконструкции в СССР, то есть со времени начала первого пятилетнего плана в октябре 1928 года до провозглашения «победы социализма» на XVII съезде в январе – феврале 1934 года. Для пролетариев всех стран переход к социалистической экономике был очень важным шагом, значительным примером, способствующим решению практических задач переходного периода.

На расширенном президиуме⁴⁷ в феврале 1930 года первый пятилетний план был признан не только великим достижением трудящихся Союза Советских Социалистических Республик, но также всего международного пролетариата. Среди других достижений советского опыта президиумом было отмечено успешное проведение массовой коллективизации, которая, как считал президиум, не могла не послужить призывом к действию пролетариата и угнетаемых крестьянских масс всех стран, борющихся за установление мировой диктатуры пролетариата. Все секции Коминтерна стремились к овладению незаменимого опыта ВКП(б) по проблемам социалистического строительства. Чем сильнее экономически становился СССР, тем сильнее стала бы привлекательность социализма и революционного пути для пролетариата и эксплуатируемых масс в капиталистических странах, вступающих теперь в полосу серьезного экономического кризиса⁴⁸.

Оценки, сходные с приведенными выше, довольно часто встречаются во всех материалах Коминтерна того периода. Руководство Коминтерна едва ли можно обвинять за извлечение максимума прибылей из любой нестабильности в некоммунистических странах и то, что он делал акцент на экономических достижениях СССР, несомненно преувеличивая их. Если рушился капитализм, «оплот» мировой революции укреплялся, так как, по заявлению двенадцатого пленума, грандиозные победы рабочих и колхозников в Советском Союзе – это лучшая поддержка борющимся массам капиталистических и колониальных стран⁴⁹.

3. Влияние СССР на некоммунистические государства. С 1928 по 1934 год Коминтерн нарисовал картину все возрастающей экономической и военной мощи СССР, которая заставила капиталистические державы признать важность его участия в мировых делах. Признание капиталистических стран в 1932 году было облачено в форму пактов о ненападении, которые интерпретировались как свидетельство последовательной миролюбивой политики СССР и временной отсрочки войны против Советского Союза⁵⁰. Отсрочка войны считалась выгодной по двум главным причинам. Она давала возможность СССР двигаться дальше на пути строительства социализма и позволяла развиваться коммунистическим партиям за границей. В этом смысле говорилось, что пакты имеют значение для достижения целей мировой революции. Факт признания Соединенными Штатами СССР и установление дипломатических отношений между ними в ноябре 1933 года интерпретировался как еще один признак возрастающей роли СССР в международных отношениях. Более того, экономический рост СССР, по мнению Коминтерна, оказывал пагубное влияние на ослабленные экономики в некоммунистическом мире. Не поддавшись империалистическому влиянию, СССР лишил мировой капитализм огромного рынка, когда тот особенно нуждался в нем. Это обстоятельство, достаточно важное в первые годы существования социализма, в годы Великой депрессии стало еще более значительным⁵¹.

Можно задать еще один вопрос роли СССР в мировом революционном процессе. Указывал ли когда-либо Коминтерн на то, что СССР должен вести наступательную войну с целью создания революционных ситуаций в других странах и оказания помощи коммунистическим партиям для осуществления ими захвата власти? Конечно, Коминтерн занимал постоянную позицию, для развития революционной ситуации условия военного времени намного благоприятнее, чем условия мирного времени. Один из авторов, писавший от лица Коминтерна в 1928 году, утверждал, что созревание настоящей революционной ситуации в той или иной стране возможно не только в результате войны (она неизбежна в результате войны)⁵². В анализе Коминтерном третьего периода война и революция всегда были тесно связаны. Но ни при каких обстоятельствах Коминтерн не утверждал и не предполагал, что СССР должен предпринять наступательную революционную войну. И никогда не предполагалось, что коммунисты не должны противостоять войне между капиталистическими странами и между коалицией капиталистических государств и СССР на том основании, что такие войны должны создать благоприятные революционные ситуации.

Тезисы 1928 года по вопросам войны под заголовком «Средства борьбы с опасностью империалистических войн» были самой тщательной разработкой военного вопроса в 1928 – 1934 годах. Несмотря на утверждение о неизбежности войны при капиталистической системе, тезисы отвергали, как «бессмысленную клевету», обвинение в том, что коммунисты подстрекают к войне, надеясь тем самым ускорить революционный процесс⁵³.

В капиталистических странах. Обсуждая коммунистическую стратегию и тактику, удобно будет объединить страны с высоким и средним уровнем развития капитализма. Если эти два типа государств рассматривать по отдельности, не избежать многочисленных повторений, что принесет мало пользы, так как главный вопрос, который нас интересует, состоит в рассмотрении общей модели стратегии и тактики коммунистов, сходной для обоих типов обществ.

В каждом таком обществе коммунистическая партия, помимо наращивания собственной силы, ставила перед собой следующие задачи: 1) установление влияния на значительную часть пролетариата, хотя не обязательно большинства, как это было показано в главе 4; 2) установление влияния на другие слои населения с целью привлечения на свою сторону дополнительных союзников, необходимых для захвата власти в будущем; и 3) защита СССР.

Эти задачи были интегрированы во всеобъемлющую модель стратегии и тактики, которая соответствует определенным четко установленным понятиям в обозримом будущем. В 1928 году и далее вплоть до 1934 года Коминтерн очень строго придерживался мнения, основанного на следующих положениях: 1) не существовало значительной разницы между буржуазными демократиями (например, в Англии) и фашистскими диктатурами (например, в Италии) – обе представлялись по-настоящему диктаторскими системами буржуазного правления: одна замаскированная, другая открытая; 2) буржуазная демократия и ее избирательная система правления и гражданские права были бессмысленными для пролетариата, поэтому их не стоило защищать; 3) не существовало реальной альтернативы фашизму, за исключением борьбы за социализм с помощью захвата коммунистами власти. Следует отметить эти пункты, так как они значительно отличаются от заявлений следующего периода, 1935 – 1939 годов. Они явно и скрыто воплощались в резолюциях каждого пленума, начиная с девятого пленума, состоявшегося в феврале 1928 года, до тринадцатого пленума, состоявшегося в декабре 1933 года, так же как в резолюциях VI конгресса Коминтерна 1928 года.

В свете ожиданий Коминтерном кризисов капитализма, войн и усиливающегося угнетения пролетариата, что, по настоянию Коминтерна, должно было стать выходом из создавшегося положения? Ответ может быть следующим: Коминтерн приказал коммунистическим партиям подготовиться к вооруженному восстанию против капиталистического порядка. Такое восстание возможно, конечно, при существовании «революционной ситуации». Коммунистические партии должны ускорить те предпосылки, которые зависели от их волеизъявления.

Выступая за упомянутый выше выход, Коминтерн отвергал выбор «меньшего зла». Это означает, что Коминтерн отказался подражать социал-демократам, которые предпринимали защиту демократических институтов (парламентская избирательная форма правления, гражданские права и т. п.) до тех пор, пока эта более мягкая форма буржуазного правления не уступила место фашистской диктатуре. Буржуазное правление в любой форме, будучи демократичным или фашистским, отвергалось Коминтерном. Тринадцатый пленум, состоявшийся в декабре 1933 года, изучая события, происшедшие со времени проведения двенадцатого пленума в прошлом году, не делал разницы между фашистскими правительствами и буржуазными демократиями, несмотря на то что после успешного прихода к власти германского фашизма в январе 1933 года последовал разгон Коммунистической партии Германии. В своих «Тезисах о фашизме, военной опасности и задачах коммунистических партий» пленум суммировал свои взгляды в лозунге «за революционный выход из кризиса – за советскую власть»⁵⁴. Этот взгляд был выражен в начале 1934 года, но в течение года этот взгляд подвергся существенным изменениям.

Как же может быть решена проблема завоевания под свое влияние значительной части пролетариата? Существовало два пути решения этой проблемы. Один путь отрицания – сокращение до минимума некоммунистического влияния над пролетариатом. Некоммунистическое влияние включало в себя влияние социал-демократических партий, «реформистских» лидеров профсоюзов или фашистов. Другой путь был позитивным – деятельность коммунистической партии в интересах пролетариата с тем, чтобы добиться его поддержки.

В 1928 году Коминтерн призвал к созданию среди пролетариата единого фронта «снизу». Под этим подразумевалось объединение пролетариата под руководством лишь только коммунистической партии, как партии действующей независимо и воинственно настроенной по отношению ко всем другим политическим партиям и движениям. Девятый пленум, состоявшийся в феврале 1928 года, инструктировал Коммунистическую партию Франции и Великобритании инициировать единый фронт «снизу»⁵⁵. VI конгресс Коминтерна заявил об обязательности создания такой формы всем Коминтерном⁵⁶.

Единый фронт «снизу» явился радикальным отступлением от стратегии предшествующих лет, когда объединенный фронт сверху рассматривался как полезное соглашение. В сущности, единый фронт «сверху» – это краткосрочные соглашения между руководством Коминтерна и социал-демократическими партиями за совместные действия, направленные на защиту интересов рабочего класса. Сейчас отношение коммунистов ужесточилось по отношению к социал-демократам, которые жестоко критиковались за якобы защиту капиталистического порядка. VI конгресс чувствовал, что развивался процесс фашизации среди социалистов. Двенадцатый пленум, состоявшийся в 1932 году, обвинил социал-демократов в том, что они являются «главной социальной поддержкой буржуазии»⁵⁷. На тринадцатом пленуме в 1933 году Куусинен утверждал, что социалисты и фашисты преследовали одну и ту же цель и отличались только тем, что социалисты предпочитали «буржуазно-демократическую» форму правления⁵⁸. Термины «социал-фашисты» и «социал-демократы» употреблялись как синонимичные. Особенно предательским было левое крыло социал-демократии, которое, согласно Коминтерну, преступно обманывало рабочих разговорами о революции, а не помогало революции делами. В целом социал-демократия, а не фашизм рассматривалась как самый серьезный враг коммунистической партии в рамках рабочего движения. Коминтерн говорил следующее: нет революции без поддержки со стороны пролетариата и нет поддержки со стороны пролетариата без искоренения влияния социал-демократов. «Главный удар», по словам двенадцатого пленума, был направлен против социал-демократов⁵⁹.

Ожидалось, что коммунистическая партия завоюет доверие пролетариата и продемонстрирует «предательскую» природу социал-демократии путем независимого руководства забастовками, демонстрациями и другими формы протеста, займется обучением пролетариата, преобразует его в воинственный класс. В борьбе за ближайшие цели пролетариата партия должна привести пролетариат к более высокому уровню классового сознания. Независимая линия должна была проводиться партией в профсоюзах, фабричных советах и в других организациях рабочего класса.

Десятый пленум, состоявшийся в июле 1929 года, дальше развил тактику о проведении независимой линии в рабочем движении. В тех странах, где профсоюзное движение было уже расколото, и там, где существовала хорошо развитая профсоюзная организация под руководством коммунистов вместе с «реформистской» (антикоммунистической), деятельность коммунистов должна была быть сосредоточена на укреплении коммунистического профсоюзного движения как единственно независимого в политическом отношении надежного защитника рабочего класса. Все усилия должны быть направлены на размежевание с «реформистами». Там, где профсоюзное движение не было серьезно расколото, а находилось в руках «реформистов», коммунисты должны были работать внутри «реформистских» организаций и искать пути создания «оппозиции» под контролем коммунистов. Накануне забастовок коммунисты должны были формировать «комитеты борьбы» с целью возглавить эти забастовки. Такие комитеты, созданные на временной основе, должны были лишить «реформистское» руководство любой возможности предать забастовку. Там, где рабочие были в большей степени неорганизованны, особые усилия должны были быть направлены на создание новых, руководимых коммунистами профсоюзов. Коммунисты должны были также предпринять попытку взять под свой контроль фабричные (заводские) комитеты, которые, будучи постоянными организациями всех рабочих предприятия, могли наиболее эффективно чинить препятствия руководству или обеспечить оппозицию трудящихся ему⁶⁰.

Стоит заметить, что стратегия Коминтерна направляла свой «главный удар» против социал-демократии как своего самого опасного врага, а не против фашизма, что вызвало опасения в Коминтерне. Например, на тринадцатом пленуме, состоявшемся в декабре 1933 года, Мануильский признал, что некоторые были не согласны с осуждением социал-демократии как «главного социального пособника буржуазии» ввиду расправы с ней, учиненной Гитлером в Германии. Мануильский ответил, что немецкие социал-демократы оставались главной социальной поддержкой немецкой буржуазии, и, хотя она была изгнана из рейхстага, не изменила своего отношения к коммунистической партии, Советскому Союзу, к пролетарской революции и к классовой борьбе и, следовательно, продолжала раскалывать рабочее движение, помогая таким образом буржуазии⁶¹. Мануильский не допускал того, что социал-демократия могла противостоять как фашизму, так и коммунизму. Пока она не перешла на сторону коммунистической партии, социал-демократия «объективно» оставалась главным сторонником буржуазного правления по отношению к рабочему классу.

Проведение независимой политической линии, то есть действий, направленных на разрыв с социал-демократией и против нее как главного соперника коммунистической партии за влияние над рабочим классом, предполагало также решение других главных задач, связанных с завоеванием союзников среди непролетарских слоев и для защиты Советского Союза. Конечно, не поддерживались абсолютно никакие отношения с буржуазными партиями. Коммунистическая партия должна создать организации под своим контролем среди крестьянства и мелкой буржуазии. Работая в тесном сотрудничестве с массами за решение ближайших целей, актуальных для них, и соединяя борьбу за эти цели с кампанией, направленной на защиту СССР, ожидалось, что коммунистическая партия решит таким образом две цели одновременно: добиться осуществления большего влияния со своей стороны, большей симпатии и поддержки к Советскому Союзу.

Изменения и отклонения от этой общей линии можно обнаружить в отчетах, издаваемых Коминтерном в 1928 – 1934 годах. Десятый пленум, состоявшийся в июле 1929 года, и расширенный президиум, собравшийся в феврале 1930 года, отразили чрезвычайно левый, сектантский этап. Не только социал-демократия, особенно ее левое крыло, были подвергнуты суровому осуждению, но внутри коммунистических партий главными еретиками были признаны правые уклонисты (включая социал-демократическое влияние)⁶². По контрасту с ними, более сдержанную позицию заняли одиннадцатый пленум (март – апрель 1931 года) и двенадцатый пленум (сентябрь 1932 года), на которых настаивалось на проведении более тщательного разграничения между социал-демократическим руководством и рядовыми членами социал-демократических партий, и коммунистические партии должны были бороться против как левых, так и правых уклонистов⁶³. В Германии был принят более умеренный и менее сектантский лозунг о «народной революции»⁶⁴. В марте 1933 года, после прихода к власти Гитлера, Коминтерн сделал еще одну попытку сблизиться с правыми. В манифесте «За единый фронт против фашизма!» коммунистическим партиям было дано указание предпринять «еще одну попытку» создания единого фронта, направив предложения исполнительным комитетам социал-демократических партий⁶⁵. Таким образом, единый фронт был опять разрешен «сверху», хотя только на короткое время. Несколько коммунистических партий в действительности выступили с такими предложениями, но фактически они оказались безуспешными. Сильно оскорбленные социал-демократы подвергли большому сомнению честные намерения коммунистов⁶⁶. В изданном вскоре манифесте ко дню празднования Первого мая ИККИ выразил свое крайнее разочарование в связи с отсутствием какого-либо должного ответа. Еще более серьезные обвинения снова обрушились на социалистов, и был восстановлен единый фронт «снизу»⁶⁷. Эта враждебная линия была продолжена тринадцатым пленумом, состоявшимся в конце 1933 года. Ставя в вину социал-демократии победу фашистов в Германии, пленум объявил правый оппортунизм главным еретиком и призвал к созданию единого фронта «снизу»⁶⁸.

В колониальных, полуколониальных и зависимых государствах. Как упоминалось в главе 4, негативный опыт сотрудничества партии Гоминьдан и коммунистов в Китае, силой расторгнутого Чан Кайши в 1927 году, требовал пересмотра коммунистической стратегии и тактики в колониальной сфере⁶⁹.

В 1928 году Коминтерн провел важные дискуссии по китайскому вопросу на девятом пленуме ИККИ в феврале и на VI Всемирном конгрессе в июле, на которых была разработана новая модель стратегии и тактики в отношении таких государств.

Первоначальными результатами такого обсуждения стали: 1) осуждение в самых сильных выражениях колеблющейся и непоследовательной природы национальной буржуазии, которая, как заявлялось, неизбежно предаст революционное движение, перейдя в контрреволюционный, империалистический лагерь; и 2) настойчивое требование установления «гегемонии пролетариата», то есть гегемонии коммунистической партии в колониальных революциях⁷⁰.

Новая линия позволяла лишь временное и осторожное сотрудничество с национальной, реформистско настроенной буржуазией и мелкобуржуазными партиями в колониях. Такое сотрудничество допускалось лишь в том случае, если коммунистическая партия сохраняла свою независимость. На буржуазные партии необходимо смотреть крайне подозрительно, сотрудничество с ними возможно лишь в том случае, если они ведут действительную борьбу против империализма. Коммунистическая партия должна быть начеку, чтобы при первых же признаках буржуазной нерешительности (шатания) тут же разоблачить ее. Особо подчеркивалось, что рано или поздно буржуазные партии переметнутся в контрреволюционный лагерь, и поэтому они никоим образом не могли быть расценены последовательными и постоянными сторонниками так называемой «буржуазно-демократической» революции⁷¹.

В 1924 – 1927 годах в Китае Гоминьдан первоначально рассматривался Коминтерном как движение, с которым Коммунистическая партия Китая должна сотрудничать. Гоминьдан сначала был определен как блок, состоящий из четырех классов: буржуазии, городской мелкой буржуазии, крестьянства и пролетариата⁷². Позднее после того, как Чан Кайши в апреле 1927 года совершил переворот и обрушился с террором на коммунистов, Гоминьдан был назван блоком трех классов: пролетариата, крестьянства и городской мелкой буржуазии⁷³. Уже в этот период союза трех классов, в мае 1927 года, Коммунистическая партия Китая получила инструкции от восьмого пленума ИККИ о том, что она должна обеспечить «гегемонию пролетариата в революционной борьбе» посредством достижения этой гегемонии в союзе с Гоминьданом⁷⁴. В 1928 году, как уже было сказано выше, стратегия изменилась. Новая стратегия призывала коммунистов добиться гегемонии в руководстве рабочим движением самостоятельно, вне союза с Гоминьданом.

Пример Китая здесь выделен особо, потому что Коминтерн уделял ему основное внимание и советовал другим коммунистическим партиям в колониальном мире изучать опыт Коммунистической партии Китая.

Какими путями должны были коммунистические партии достигнуть своих главных целей: завоевания поддержки среди пролетариата и расширения своего влияния на непролетарские слои населения, – одновременно ведя борьбу за защиту СССР? Тезисы по колониальному вопросу, принятые VI конгрессом Коминтерна, нацеливали коммунистические партии на борьбу за единоличное руководство пролетарской борьбой через участие в забастовках, демонстрациях и тому подобном, на проведение революционной пропаганды в профсоюзах, находящихся под контролем буржуазии, и на создание новых, находящихся под контролем коммунистов профсоюзов среди неорганизованных рабочих.

Среди крестьянских масс, бывших самым важным союзником коммунистической партии, она должна была попытаться вести работу среди крестьянских объединений и комитетов. Однако партия не должна делиться на два лагеря: пролетарскую и крестьянскую партии, а бороться за то, чтобы основу партии составляли пролетарии. В определенных случаях, однако, должны быть созданы революционные комитеты действия, координирующие деятельность рабочих и крестьянских организаций. В этот период подъема могут быть избраны советы рабочих и крестьянских депутатов⁷⁵.

В своих тезисах VI конгресс также сказал об особой форме партийной работы среди таких категорий, как молодежь, женщины, дети, среди различных групп трудящихся в колониальных странах⁷⁶.

Ясно, что в 1928 году Коминтерн смело выступил за руководство коммунистической партией революционным движением в колониях, полуколониях и зависимых странах. Термин, используемый для обозначения этой гегемонии коммунистической партии, получил название «гегемония пролетариата». Эта модель стратегии и тактики нашла свое наивысшее выражение в Китае, где в 1931 году на значительной территории была провозглашена советская республика в годовщину Великой Октябрьской революции 1917 года в России⁷⁷.

В последующих директивах Коминтерна одобрялась правильность избранной тактики. Десятый пленум призвал коммунистические партии единолично возглавить колониальную борьбу за независимость, за освобождение национальных комитетов из-под влияния национальной буржуазии и социал-реформистских элементов⁷⁸. Одиннадцатый пленум, выразив удовлетворение ростом советов в Китае, обязал индийских коммунистов захватить контроль над «революционно-освободительным» движением и заявил, что в Северном Индокитае, «где влияние китайской революции особенно сильно», советы уже формируются⁷⁹. Двенадцатый пленум дал подобные приказы коммунистическим партиям колониальных стран. Сделав акцент на недавней японской агрессии в Маньчжурии, пленум обратился к коммунистам в Китае, Формозе (Тайвань. – Примеч. пер.) и в Корее с тем, чтобы они сотрудничали с Коммунистической партией Японии с целью установления контроля коммунистов над антиимпериалистическими и национально-освободительными движениями в этих странах⁸⁰.

Можно провести параллель между борьбой за единоличное влияние коммунистических партий капиталистических стран и схожей борьбой в колониальных странах. Такая всеобъемлющая модель коммунистической стратегии и тактики в период с 1928 по 1934 год подробно отражена во всех решениях и тезисах различных пленумов, состоявшихся в указанный период, и указывала на то, что коммунисты должны были действовать самостоятельно, а после 1929 года оптимизм коммунистов усилился благодаря Великой депрессии. Мы не ставили перед собой задачу описать применение этой всеобъемлющей модели коммунистической стратегии и тактики в каждой отдельной стране, так как подобное описание выходит за рамки данного исследования. Но, как утверждает Боркенау, «основные особенности новой стратегии и тактики были одинаковыми везде»⁸¹.

Новая тактическая линия Коминтерна появилась в 1934 году. Старая стратегия, направленная на установление единоличного контроля коммунистов над рабочим и освободительным движением во всех странах, была отменена, и, возможно, без большого сожаления, так как в период с 1928 по 1934 год не было успешных примеров такого контроля, за исключением образования Китайской Советской Республики в 1931 году. В тот же самый период наблюдается полный провал тактической линии, проводимой коммунистами в Германии и в других западных странах⁸².

¹ Подробный анализ 1929 года см. в кн.: Galbraith. The Great Crash.

² Цит. по кн.: Galbraith. The Great Crash. P. 6.

³ Sharp and Kirk. Contemporary International Politics. P. 368. «Этот закон заставил другие нации принять разнообразные краткосрочные меры, совокупный эффект которых должен был разрушить меры, предпринимаемые каждой отдельной страной для защиты своих экономик, таким образом ставя все страны в еще более худшие условия, чем раньше. Более того... закон о тарифах Смута – Хоули способствовал тому, что мир оказался в самых плохих условиях, какие только можно было представить, особенно в психологическом плане, сделав практически невозможным любое серьезное рассмотрение совместных, долгосрочных мер, принятие которых, возможно, было бы достаточно для спасения положения».

⁴ Year Book of Labour Statistics. 1943 – 1944. P. 250..

⁵ Galbraith. The Great Crash. P. 172.

⁶ См. отчет о достижениях социализма в Истории Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): Краткий курс. С. 320 – 321.

⁷ Часто в коммунистической литературе назывался «антипартийным блоком троцкистов и зиновьевцев». Там же. С. 280 – 285.

⁸ Часто называлась «бухаринско-рыковская антипартийная группа». Там же. С. 291 – 295. Рыков был в то время председателем Совета Народных Комиссаров. Он сменил на этом посту Ленина в советском правительстве.

⁹ Самыми компетентными, но прямо противоположно толкующими события представляются биографии Сталина, написанные Дойчером и Суварини. См.: Deutscher’s. Stalin: A political Biography and Souvarine’s. Stalin: A Critical Study of bolshevism.

¹⁰ Кун. КИВД. С. 770.

¹¹ Там же. С. 769 – 793.

¹² Там же. С. 769.

¹³ Там же. С. 770.

¹⁴ Сращивание означает слияние.

¹⁵ Кун. КИВД. С. 770.

¹⁶ Возможно, хороший пример с точки зрения Коминтерна «сращивания» экономики и политики – политическая организация германского бизнеса во время правления нацистов и преобразование ее в иерархическую структуру, действующую как две организации в составе одной: как самоуправляющаяся организация и как орган государства. См.: Neumann. Behemoth. С. 201. «С юридической точки зрения организации выполняли двоякую задачу, как и любой орган с самоуправлением в германском праве. Они выполняли функции самоуправления и также государственные функции, которые были делегированы им властями».

¹⁷ Инпрекор. 1928. 25 февраля. С. 214.

¹⁸ См.: Neumann. Behemoth. С. 181 – 186. Более подробный и правдивый анализ государственного капитализма см. также в заключении исследования американского политолога: Pollock. State Capitalism: Its Possibilities and Limitations», Study in Philosophy and Social Science, IX, 200 – 225. По его мнению, «государственный капитализм» – более правильный термин, чем «управленческий капитализм», «административный капитализм», «неомеркантилизм», «государственный социализм» и т. д., для определения той формы капитализма, при которой «государство берет на себя важные функции частного капитализма» и при котором «получение процентов с прибыли все еще играет важную роль». Там же. С. 201. Государственный капитализм, который может быть либо тоталитарным, либо демократическим, не является социализмом. Однако он отличается от капитализма по крайней мере двумя ключевыми вопросами: 1) автономный рынок лишается функции управления, которая заменяется системой прямого управления; 2) эта система управления передается государству, которое использует старые и новые методы, включая «псевдорынок» для того, чтобы регулировать производство и потребление.

¹⁹ Кун. КИВД. С. 12.

²⁰ Там же.

²¹ Там же.

²² Боркенау утверждает, что качание Коминтерна влево в 1928 «году произошло по причине внутрипартийной фракционной борьбы в России, и ни по какой другой причине». European Communism. С. 72.

²³ Доклад Сталина опубликован в X томе его Полного собрания сочинений. Его замечания по третьему периоду находятся на с. 271 – 291. Речь Бухарина можно найти в «Инпрекоре». 1927. 29 декабря и 1928. 5 января.

²⁴ См., например: Куусинен О.В. Новый период и поворот в политике Коминтерна (под руководством тов. Сталина) // КИ. 1930. 24 января. С. 3 – 19; и замечания Вильгельма Пика на VII конгрессе Коминтерна. VII конгресс. С. 17.

²⁵ Сталин. Сочинения. Т. XII. С. 19 – 26.

²⁶ На десятом пленуме главными докладчиками были Мануильский, Молотов, Куусинен и Тельман. Эти четверо могли бы временно составить квадрумвират в верхах Коминтерна; они признали коллективный характер своей работы. См.: На подъеме (Итоги X пленума ИККИ) // КИ. 1929. 31 июля. С. 3. Мануильский выступил с яростными нападками на Бухарина.

²⁷ Среди главных лиц Коминтерна, осужденных как правые уклонисты, были помимо Бухарина Сера (Италия), Хамберт Дроз (Швейцария) и Гитлоу (США). Все четверо были исключены в июле 1929 года из президиума ИККИ. По мнению сталинского большинства Коминтерна, общими грехами всех этих лидеров правого уклона была переоценка силы капитализма в третий период и недооценка возможностей коммунистической революции.

²⁸ Этот обвинение довольно некорректно. Бухарин открыто предсказывал войны и бедствия капитализма в своей речи на XV съезде ВКП(б). См.: XV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков): стенографический отчет. С. 57. Боркенау заблуждается, утверждая, что согласно Бухарину «третий период означал, что капитализм находился в состоянии большого экономического подъема, и это свидетельствовало о его успехах, в соответствии с довоенными взглядами (Мировой коммунизм. С. 336). Далее он утверждает, что «для того, чтобы добиться полного краха Бухарина и его сторонников, была создана военная обстановка» (Там же. С. 337). Но «военная обстановка» уже была создана в 1927 году, и сам Бухарин на VI конгрессе неоднократно настойчиво говорил об опасности войны.

²⁹ «Ошибки» Бухарина, как в СССР, так и в Коминтерне, были описаны в резолюции пленума, в результате чего он был лишен возможности работать в Коминтерне. См.: Кун. КИВД. С. 911 – 912.

³⁰ Правильная оценка подлинной позиции Бухарина по этим вопросам – дело будущего. Ее можно дать после тщательного изучения его сочинений, начиная с книги «Экономика переходного периода», опубликованной в 1920 году. Такой анализ не входит в предмет данного исследования. Выводы, основанные лишь на сочинениях и речах Бухарина, как руководителя Коминтерна, были бы неполными и рискованными. Бухарин не был независим в своих взглядах на VI конгрессе Коминтерна, и его проект тезисов о международной ситуации (автору этот источник был недоступен) получил двадцать поправок от делегатов конгресса от СССР. См.: Сталин. Сочинения. Т. XII. С. 20. Полный список трудов Бухарина см.: Sidney Heitman. An Annotated Bibliography of Nikolai I. Bukharin’s Published Works. Colorado: Fort Collins, 1958.

³¹ Кун. КИВД. C. 876 – 881.

³² Инпрекор. 1929. 28 мая. С. 544.

³³ Там же. С. 546.

³⁴ Там же. 28 августа. С. 917.

³⁵ Там же. С. 930.

³⁶ Кун. КИВД. С. 915.

³⁷ Инпрекор. 1930. 20 февраля. С. 125 – 126.

³⁸ XI пленум. Т. I. С. 5.

³⁹ XII пленум. Т. III. С. 163.

⁴⁰ XII пленум. С. 589.

⁴¹ Там же. С. 4.

⁴² Socialism Victorous. P. 299.

⁴³ См. недавнее свидетельство о такой практической помощи в работе: Nollau. Die Internationale. P. 133 – 150.

⁴⁴ Сталин (к пятидесятилетию со дня рождения) // КИ. 1929. 31 декабря. С. 7 – 12. «Первый раз было заявлено, что Сталин сыграл самую важную роль в создании программы: точность соблюдения марксистско-ленинской теории при редактировании Сталиным программы... привела к тому, что едва ли кто-либо свернувший с марксистско-ленинского пути преуспел бы в том, что ухватился бы за ту или иную «неясную» формулировку в программе». Там же. С. 12.

⁴⁵ Идеологические ошибки и пробелы при проведении решений XI пленума ИККИ // КИ. 1932. 20 февраля. С. 23.

⁴⁶ Мартынов А. Как Ленин в эпоху первой революции боролся за ее «перерастание» и против центризма // КИ. 1931. 30 декабря. С. 21.

⁴⁷ Единственное «расширенное» заседание президиума, о котором имеется отчет.

⁴⁸ Кун. КИВД. С. 947 – 951.

⁴⁹ Там же. С. 995.

⁵⁰ Новая победа мирной политики СССР – новые успехи мирового пролетариата // КИ. 1932. 10 декабря. С. 3 – 11.

⁵¹ Кун. КИВД. С. 990 – 991.

⁵² Рейнберг. Некоторые уроки вооруженного восстания на Востоке // КИ. 1928. 29 июня. С. 75. Курсив автора.

⁵³ Кун. КИВД. С. 799.

⁵⁴ XIII пленум. С. 594.

⁵⁵ См.: Кун. КИВД. С. 755 – 763.

⁵⁶ Там же. С. 782.

⁵⁷ XII пленум. Т. III. С. 165.

⁵⁸ XIII пленум. С. 21.

⁵⁹ XII пленум. Т. III. С. 165.

⁶⁰ Тезисы по этому вопросу, иллюстрирующие надлежащим образом вопрос о профсоюзах в этот период, см.: Кун. КИВД. С. 782 – 783, 888 – 908, 921 – 925, 982 – 990.

⁶¹ XIII пленум. С. 312.

⁶² Кун. КИВД. С. 884 – 888, 921 – 923.

⁶³ Там же. С. 963 – 964, 976 – 979.

⁶⁴ Там же. С. 959.

⁶⁵ Инпрекор. 1933. 9 марта. С. 261 – 262.

⁶⁶ См.: Инпрекор. 1933. 31 марта.

⁶⁷ Там же. 28 апреля. С. 427 – 428.

⁶⁸ Там же. 1934. 5 января. С. 15.

⁶⁹ Самое последнее и самое подробное описание этого сотрудничества и его провала см.: Brandt. Stalin’s Failure in China, 1924 – 1927.

⁷⁰ См. интересную дискуссию о «пролетарской гегемонии» в великолепной работе: Schwartz. Chinese Communism and the Rise of Mao. P. 113 – 115. По утверждению Шварца, эта фраза «означает, что только одному пролетариату дается отдельный политический голос... это означает, что только коммунистическая партия может и должна захватить высоты политической власти» (Там же. С. 113 – 114). Это утверждение отождествляет гегемонию с диктатурой, и оно, безусловно, применимо к ситуации, последующей за захватом власти. Перед захватом власти такое определение гегемонии кажется слишком сильным.

⁷¹ Кун. КИВД. С. 43.

⁷² См. например, резолюцию по китайскому вопросу, принятую на шестом пленуме ИККИ в 1926 году. Кун. КИВД. С. 619 – 623.

⁷³ Гоминьдан в Китае в точности является той специфической китайской организационной формой, в которой пролетариат сотрудничает напрямую с мелкой буржуазией и крестьянством. «Вопросы Китайской революции», принятые на восьмом пленуме ИККИ в мае 1927 года. См.: Кун. КИВД. С. 723.

⁷⁴ Там же.

⁷⁵ Первые советы в Китае были созданы в 1927 году.

⁷⁶ Предыдущие параграфы основаны на этих тезисах. См.: Кун. КИВД. С. 456 – 460.

⁷⁷ Историю Китайской Советской Республики с самого ее основания до ее официального роспуска в 1937 году см.: North. Moscow and Chinese Communists. C. 147 – 180 и McLane. Soviet Policy. С. 5 – 100.

⁷⁸ Кун. КИВД. С. 905.

⁷⁹ Там же. С. 959 – 960.

⁸⁰ Там же. С. 981, 992.

⁸¹ Borkenau. World Communism. P. 374. См. эту основную и бесценную работу, здесь и далее, посвященную истории Коминтерна в эти годы.

⁸² Историю коммунизма в Германии с 1929 по 1933 год см. в подробном исследовании: Flechtheim. Die Kommunistische Partei Deutschlands in der Weimarer Republik. C. 150 – 184. Флехтайм указывает на то, что Коммунистическая партия Германии в 1932 и 1933 годах предложила совместные действия другим партиям и организациям (единый фронт «сверху») против нацистов. Такие предложения поступили слишком поздно, не внушали доверия и не привели ни к каким результатам. Там же. С. 178. См. также: Anderson. Hammer or Anvil. C. 127 – 159.

Пять лет, предшествовавшие Второй мировой войне, стали последними мрачными годами перемирия между войнами. Стабильность, закон и мир быстро уступали место насилию, агрессии и войне. Как в коммунистическом, так и в некоммунистическом мире выражение «человек человеку волк» поддерживалось всеми, что было крайне неприятно. Жестокость фашистов в нацистской Германии и коммунистический террор в Советской России были самыми крайними проявлениями безрассудности человека. Одно большое противоречие между двумя мирами стало очевидным к 1939 году: отсутствие единства пронизывало капиталистический лагерь, а в СССР в большей степени, чем когда-либо, наблюдался тоталитаризм.

Ситуация в некоммунистическом мире. Возможно, самой значительной особенностью 30-х годов XX века был заметный и повсеместный поворот от демократии к диктатуре. К 1935 году почти во всей Центральной и Центрально-Восточной Европе к власти стали приходить правые. В Испании, где гражданская война продолжалась с 1936 до 1939 года, снова победил фашизм. В Восточной и Северной Европе, в Чехословакии, в Соединенных Штатах и в британских доминионах демократические институты продолжали существовать, хотя во Франции иногда подвергались опасности. Становилось все труднее поддерживать политическую стабильность в той стране, где сменявшие друг друга правительства пытались справиться с финансовыми проблемами и угрозой со стороны агрессивной Германии. Среди главных капиталистических стран Соединенные Штаты и Великобритания наилучшим образом поддерживали свои демократические системы.

Великая депрессия, начавшаяся в 1929 году, вызвала проблемы во всех странах некоммунистического мира перед началом Второй мировой войны. Безработица, финансовый хаос, депрессия в сельском хозяйстве продолжали наводнять мир. Сравнительно небольшой подъем в области промышленного производства отмечался только в 1937 году по сравнению с 1929 годом. Столкнувшись с постоянными экономическими проблемами, государства продолжали прибегать к усилению правительственного контроля в экономике своих стран.

Международная политика в этот период сталкивалась с неудачными и временами с нерешительными усилиями тех стран, которые желали сохранить статус-кво против агрессивно-настроенных стран – Италии, Германии и Японии. Советская Россия и Соединенные Штаты, в прошлом немного изолированные, обратили усиленное внимание на международный дисбаланс сил в мире. В ухудшающейся политической ситуации среди американской нации преобладали настроения изоляционизма, а не желание играть главную роль в мире. С другой стороны, Советский Союз изменил свою позицию, встав на путь обеспечения коллективной безопасности и решения международных проблем мирными средствами. Вступив в Лигу Наций в 1934 году, пытаясь найти выход из безвыходного положения по созданию системы безопасности в Восточной Европе, он подписал два договора (пакта) – один с Францией, другой с Чехословакией – в мае 1935 года.

Для агрессивных государств этот период был успешным: Италия в Эфиопии, Япония в Китае, Германия в Австрии, Чехословакии и потом в Польше. Используя инцидент на границе в 1934 году, на следующий год Италия захватила Эфиопию с принадлежащей итальянцам Сомали, несмотря на неодобрение и применение Лигой Наций экономических санкций, пренебрегла мнением всего мира и безжалостно лишила независимости своего слабого соседа. В июле 1937 года японские силы атаковали китайские военные силы около моста Марко Поло в Пейпине, и таким образом Япония начала длительную необъявленную войну, которая закончилась через восемь лет в связи с окончанием Второй мировой войны. В Европе Гитлер захватил Австрию в марте 1938 года, заставив Францию и Англию сохранять политику умиротворения на конференции в Мюнхене в сентябре 1938 года, в то время как он захватил большие территории Чехословакии и в марте 1939 года завершил разрушение этого государства. Агрессивным силам слабо сопротивлялись. Мемель и Албания оказались последними довоенными жертвами.

Советский Союз наиболее остро ощущал провал политики коллективной безопасности во время Мюнхенской конференции, на которую он не был приглашен. Государственные деятели на Западе не доверяли советским обещаниям помочь Чехословакии, оспаривали эффективность советских вооруженных сил из-за проведенной чистки в ее рядах на процессах 1937 года и вообще сомневались, сможет ли страна, руководимая коммунистами, быть надежным партнером в противостоянии Гитлеру. Также некоторые с удовлетворением рассматривали перспективу расширения Германии за счет Советского Союза. В течение 1939 года советские лидеры пошли на сближение с нацистской Германией в качестве альтернативы коллективной безопасности. Появившийся в результате этого договор между Германией и Советским Союзом (Советско-нацистский пакт), подписанный в 1939 году, был самым циничным проявлением того, насколько опасным было состояние дел в мире и какой опасности подвергалась демократия.

Ситуация в Советском Союзе. Два главных события выделяются в истории Советского Союза этого периода. Одно – продолжающийся впечатляющий рост экономики, особенно промышленности. Успешно завершилась первая пятилетка, затем последовала вторая и третья. Советские лидеры главный акцент делали на производстве средств производства, а не товаров народного потребления. Заявив в 1934 году на XVII съезде ВКП(б), что социализм построен, советское руководство в 1939 году посчитало, что страна находится на пути к коммунизму.

Другим важным событием была дальнейшая консолидация личного правления Сталина. После убийства члена политбюро Кирова в декабре 1934 года начался период жестоких арестов и чисток без суда и следствия. Самыми крайними проявлениями этой кровавой резни были «большие чистки» 1936, 1937 и 1938 годов. Большинство из самых выдающихся «старых большевиков» Октябрьской революции 1917 года и Гражданской войны 1918 – 1921 годов стали жертвами этих чисток. Зиновьев и Бухарин, бывшие лидеры Коминтерна, возможно, были самыми известными. Троцкий, находившийся в изгнании, был заочно приговорен к смертной казни. Более 50 процентов высших офицеров Красной армии были уничтожены в результате чисток¹. Не ограниченное никем, диктаторское правление Сталина было более террористическим, чем когда-либо. Конституция Сталина 1936 года, провозглашенная как самая демократическая в мире, на практике не предложила никаких ограничений деспотизму Сталина. Но, оставив вопрос о личном правлении Сталина, можно отметить, что власть и функции Советского государства очень укрепились в эти годы и оказывали большое воздействие, как положительное, так и отрицательное, на жизнь каждого советского гражданина.

Оценка Коминтерном мирового капитализма: угроза войны. В период с 1928 по 1934 год в своем анализе ситуации в «капиталистическом мире» Коминтерн делал акцент на экономических, а не на политических факторах. В следующий период с 1935 по 1939 год отмечается резкий поворот: политические факторы становятся главными и остаются таковыми все эти годы. Причина такой озабоченностью политикой, а не экономикой может быть во многом объяснена тем фактом, что более серьезная угроза безопасности СССР становится тогда все более очевидной. Такой угрозой была нацистская Германия, чьи лидеры не делали никаких усилий, чтобы скрыть свое желание завоевать и эксплуатировать «родину социализма».

Однако Коминтерн также продолжал говорить об экономических трудностях мира капитализма и повторил некоторые знакомые понятия. Об этом можно вкратце сказать следующее. Коминтерн регулярно утверждал, что капитализм не мог бы подняться выше той степени стабилизации, которая была достигнута им во второй половине 1920-х годов. В 1935 году было заявлено о том, что не произошло циклического восстановления экономики, как во время капиталистических депрессий, невзирая на то что прошло шесть лет². В марте 1937 года Варга предсказал, что новый кризис произойдет либо в этом году, либо непременно случится в следующем, 1938 году³. Возрождая старую тему, он отвергнул замечание о том, что капиталистическая экономика в таком случае могла бы стать плановой, с тем чтобы предотвратить кризис⁴. Капитализм при правлении буржуазии не способен, по его словам, самоорганизоваться с тем, чтобы стать жизнеспособной системой.

Более широкая дискуссия была посвящена фашизму, который согласно теории Коминтерна всегда рассматривался как доказательство капиталистической нестабильности. Фашизм, как утверждалось, указывал на существование слабости и паники среди правящих кругов, которые более не могли контролировать дела «обычными» средствами. На тринадцатом пленуме ИККИ в 1933 году фашизм был назван «открытой террористической диктатурой наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала...»⁵. Димитров поддержал эту интерпретацию на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году. Но на тринадцатом пленуме во время предшествующего периода Коминтерн видел решения проблемы фашизма в незамедлительной борьбе за «пролетарскую революцию» и разрушение капиталистической системы, Димитров должен был выработать новое определение, обеспечивающее победу над фашизмом в рамках самой капиталистической системы. Программа Димитрова, в которой приводились основные направления стратегической линии в 1935 – 1939 годах, будет исследована ниже. Но важно отметить, что Коминтерн в этот период проводил значительное различие между буржуазной парламентской демократией, буржуазным правлением и фашистской диктатурой. Это различие, как мы уже видели, в предшествующий период не проводилось.

Если Коминтерн стал понимать, что между традиционной формой буржуазного правления и фашистскими диктатурами существовало качественное различие, в международной политике он также начал различать роль агрессивных фашистских государств (Германия, Италия и Япония) и неагрессивных капиталистических государств (Британия, Франция, Соединенные Штаты и другие). Не все международные альянсы империалистических государств рассматривались одинаково отрицательно. Различие начало проявляться в начале 1934 года, когда «Инпрекор» перепечатал речь Литвинова перед ВЦИК (Центральным исполнительным комитетом), в которой он указал, что не все капиталистические государства всегда испытывают желание воевать⁶. Государства, хотя и империалистические, могут на время стать пацифистскими в тот или иной период. Вскоре Германия и Япония были названы главными подстрекателями войны⁷.

К 1935 году в документах Коминтерна стало говориться о непримиримой борьбе между «поджигателями войны» – силами мирового фашизма (фашистские диктатуры и движения) и антифашистскими силами. В антифашистские силы входили коммунистические партии, СССР, международный пролетариат и другие элементы «эксплуатируемых масс» и при определенных условиях не настроенные агрессивно государства, социал-демократические партии и разнообразные слои буржуазного класса⁸.

Часть концепции о гигантской всемирной борьбе между силами мира и силами войны – не что иное, как отказ Коминтерна от взглядов на институты буржуазного общества, которых он придерживался ранее. Мы уже отметили новую, но ограниченную оценку Коминтерном традиционной буржуазной демократии. Коминтерн признал и скромную роль Лиги Наций, повторяя известные слова Сталина, выступившего в поддержку Лиги Наций, во время интервью с корреспондентом Уолтером Дюранти⁹.

Коминтерн перешел на такую позицию, когда нейтралитет уже невозможен. Нейтралитет маленьких государств, таких как Скандинавские страны, был, следовательно, признан знаком враждебности по отношению к делу демократии и мира¹⁰. Нейтралитет признавался бессмысленным, потому что агрессивные государства стремились не только к колониальным завоеваниям, но и к завоеванию Европы. Так же как и колониальную, антиимпериалистическую войну считали справедливой войной. Димитров заявлял, что для капиталистического государства национальная, антифашистская война также была бы справедливой¹¹.

На фоне политической нестабильности в капиталистическом мире Коминтерн продолжал говорить в период между 1934 и 1939 годами о «назревании» новых «подъемов» в революционном движении¹². Однако надо отметить одну важную деталь: Коминтерн не требовал того, чтобы нестабильность в мире капитализма была использована для достижения ближайших целей захвата власти коммунистами, поменяв их на более скромные, но временные цели. Эти новые направления в стратегии и тактике Коминтерна будут рассмотрены далее.

Оценка Коминтерном роли КПСС и СССР в мировой революции. Охарактеризовав взгляды Коминтерна по вопросу о главных чертах капиталистического мира, мы можем сейчас обратиться к оценке Коминтерном роли КПСС И СССР в этот период.

1. Личная роль Сталина. На VII конгрессе Коминтерна в 1935 году лесть перед Сталиным была откровенной, ничем не прикрытой. Его превосходство в Коминтерне еще более, чем когда-либо, получило признание от спикеров. Практически в каждой речи высказывалось уважение к Сталину. Он сам, хотя и был советским делегатом конгресса и был переизбран в ИККИ, не обратился с речью к делегатам¹³.

Позднее Сталину была приписана заслуга в разработке основных направлений новой генеральной линии, провозглашенной VII конгрессом, которой следовали в течение последующих четырех лет¹⁴. Однако можно отметить, что не проводилось никакой кампании, чтобы предать гласности роль Сталина. На VII конгрессе Сталин лично не отождествлял себя с новой линией – созданием «антифашистского народного фронта» (что будет обсуждено нами далее). Но генеральный секретарь Коминтерна Димитров заявил об этом.

Среди публикаций Сталина в этот период, получивших широкое распространение среди коммунистических партий мира, была «История Всероссийской коммунистической партии (большевиков): Краткий курс»¹⁵. Эта работа, приписываемая Сталину вплоть до его смерти, в действительности была написана комиссией ЦК партии, о чем было заявлено Хрущевым в его «секретном» докладе на XX съезде КПСС¹⁶.

Другое сочинение, которому придавалась особая важность в деле руководства коммунистами, было сочинение Сталина «Об основах ленинизма», которое Бела Кун назвал руководством для большевизации Коминтерна и его секций¹⁷. Мануильский на VII конгрессе Коминтерна также охарактеризовал его как руководство для пролетарских революционеров во всем мире¹⁸. Эта главная работа Сталина появилась в 1924 году. Речи Сталина перед членами ВКП(б) были обязательными для чтения всеми коммунистическими партиями – членами Коминтерна¹⁹.

В своем важном обращении к VII съезду по случаю сороковой годовщины со дня смерти Фридриха Энгельса Мануильский назвал Сталина теоретиком этапа построения социализма, последовавшего за «пролетарской» революцией. Его вклад в теорию этого переходного этапа на пути к коммунизму превосходил вклад Маркса, Энгельса и Ленина. Мануильский говорил, что ни в «Критике готской программы» [Маркса], ни в работах Энгельса, ни у Ленина в работе «Государство и революция» не поднимались те конкретные проблемы первого этапа строительства коммунизма, которые с величайшей смелостью и глубиной были подняты Сталиным²⁰.

Роль Сталина как советского государственного деятеля превозносилась в публикациях Коминтерна за так называемую сталинскую Конституцию 1936 года. Определенные демократические статьи этой Конституции, обеспечивающие всеобщее избирательное право и тайное голосование, прекрасно сочетались с антифашистской борьбой, проводимой Коминтерном, за учреждение демократических институтов. Сталин стал играть новую роль не просто лидера «трудящихся масс», а лидера прогрессивного человечества, борющегося с фашизмом. Изменение в терминологии – один из примеров инноваций в области терминологии, используемой Коминтерном в этот период.

Судебные процессы во время «большой чистки» в Советском Союзе в 1936, 1937 и 1938 годах получили широкое освещение в «Инпрекоре». Полное одобрение в периодических изданиях Коминтерна официальных объяснений чисток, даваемых советским руководством, показывает готовность Коминтерна принять методы Сталина для устранения оппозиции. Нет необходимости добавлять, что таким образом нарисована ясная картина понимания Коминтерном сталинской демократии.

2. Ценность советского большевистского опыта. В этот период с готовностью были подтверждены традиционные оценки универсальной применимости советского большевистского опыта, превосходство ВКП(б) по сравнению с другими коммунистическими партиями и ее методологический и вдохновенный вклад в дело руководства социализмом в Советском Союзе. Учение Маркса и Энгельса, заявлял Мануильский на VII конгрессе, правит, не вызывая никаких возражений, на шестой части суши, поддерживаемое мощным государством, социалистической экономикой, богатства которой исчисляются миллиардами²¹. И то же самое учение работало везде. По словам Мануильского, во всех странах это учение разрушает цепи рабов с тем, чтобы они могли опоясать весь мир²². Все же растущий опыт других коммунистических партий не устранял необходимости тщательного изучения российского большевизма. В передовой статье в теоретическом журнале Коминтерна заявлялось: «Естественно, что каждый съезд, каждый пленум Центрального комитета КПСС является для всех секций Коммунистического интернационала событием, которое заставляет их обдумывать снова и снова свои собственные проблемы и пытаться извлечь из опыта великой братской партии практические уроки для себя»²³.

Помимо подтверждения в уже знакомой нам манере непрерывающейся универсальной ценности советского большевистского опыта, Коминтерн сконцентрировался на советских экономических достижениях и советской Конституции 1936 года как самых важных моментах в этот период. Дальнейшее строительство социализма в СССР демонстрировало, по мнению Коминтерна, как могли бы быть решены практические проблемы. СССР, прокладывая путь другим коммунистическим партиям, в действительности облегчал будущую работу этих партий после того, как они сами завоюют власть. Советский социализм также оказывал непосредственную помощь мировой революции тем, что он оказывал вдохновляющее воздействие на рабочих и «тружеников» всего мира. Для этих людей социализм не просто некая волшебно изобретенная доктрина, доктрина, которая должна все еще быть проверена опытом; он уже существует на обширной территории, простирающейся от реки Березины до Владивостока²⁴. В манифесте Коминтерна по случаю двадцатой годовщины большевистской революции заявлялось, что «победа социализма» в СССР «наполняет трудящиеся массы капиталистических стран пламенным энтузиазмом». Пролетарии, крестьяне и «трудовая интеллигенция» становились уверенными, что их спасение лежит только в том пути, который уже проложен большевистским опытом²⁵. Такая вера, как заявлял манифест, продолжила бы расти по мере возрастания экономической мощи СССР.

По мнению Коминтерна, точно такое же влияние на трудящихся всего мира оказало принятие новой советской Конституции 1936 года. Решение расширить «пролетарскую демократию путем введения равного и прямого избирательного права и тайного голосования» было «мощным оружием, которым коммунистические партии в капиталистических странах могут воспользоваться в их борьбе против фашизма»²⁶. Слова Сталина о международном революционном значении новой советской Конституции были перепечатаны в «Инпрекоре»²⁷. В материалах Коминтерна много раз проводилось сравнение «советской демократии» и «фашизма» в капиталистических странах.

3. Влияние СССР на некоммунистические государства. В период с 1935 по 1939 год главное влияние СССР на внешний мир, по мнению Коминтерна, сводилось к большому влиянию на дело мира и к сдерживанию агрессивных государств. Этот сдерживающий фактор, как полагал Коминтерн, объяснялся двумя причинами: способностью СССР вести войну и страхом агрессоров, что война против Советского Союза будет означать революцию в их собственных странах.

О большой способности Советского Союза вести войну хвастливо заявлялось снова и снова. Манифест ИККИ по случаю двадцать первой годовщины большевистской революции назвал Красную армию «самой сильной армией в мире» и напомнил аудитории о победах, одержанных Красной армией над японской армией вблизи озера Хасан в 1938 году²⁸.

Аргумент, что агрессоры воздержались от нападения на СССР из-за опасения, что внутри их стран вспыхнут революции, был не нов, но к нему было добавлено то, что в конце 1930-х годов Коминтерн представил СССР защитником не только мировой революции, но также и всех «миролюбивых», «антифашистских» или «демократических» сил в мире. Утверждалось, что большие массы людей, выходящие за категории рабочих и «тружеников», такие как широкие слои буржуазии, теперь смотрели на СССР как на лидера в антифашистской борьбе. Нападение на СССР вызвало бы враждебное отношение к агрессору не только со стороны тех, кто хотел установления социализма, но также и тех, кто был предан демократии (при капитализме)²⁹.

Важное значение СССР в деле поддержания мира и отсрочки начала войны, по мнению Коминтерна, заключалось в выигрыше времени, в течение которого революционные силы в мире могли бы стать сильнее. В этом смысле любой сдерживающий фактор, оказываемый СССР на капиталистические государства, отвечал интересам мировой революции.

Использование советских вооруженных сил от имени мировой революции не было предусмотрено Коминтерном, за исключением лишь того случая, когда в мирное время будет совершено нападение на СССР. Солдат Красной армии понимал, что, защищая СССР, он боролся за общее дело рабочего класса всех стран мира³⁰. Таким образом, Красная армия изображалась как сила, предназначенная для защиты Советского Союза и только косвенно для защиты мировой революции. Можно заметить, что в этот период Коминтерн широко публиковал интервью Сталина – Говарда в марте 1936 года, во время которого Сталин сказал: «Экспорт революции не имеет смысла»³¹. Один член ИККИ высказался более подробно: «Утверждение о том, что Советский Союз и его Красная армия поставили перед собой задачу экспорта революции в Европу, относится к самым грязным пропагандистским изобретениям немецкого фашизма» ³².

Только в случае нападения на СССР советские вооруженные силы должны были взять на себя революционную миссию за пределами СССР. После того как СССР подвергся бы нападению, Красная армия не только сокрушила бы захватчиков «на своей собственной территории», но и продемонстрировала бы миру, как она выполняет «международные задачи», помогая освобождать тех, кто оказался в фашистском рабстве³³.

Вышеупомянутые утверждения, кажется, серьезно ограничивают возможность использования советских вооруженных сил в интересах мировой революции, потому что для начала такой деятельности военные должны были ждать нападения на СССР. Это обстоятельство нужно, однако, рассмотреть в свете внешней политики СССР в этот период. Коминтерну трудно было бы в этот период заявлять о положительной роли наступления советских вооруженных сил. Конечно, о такой положительной роли ясно заявлено в материалах, получивших самое широкое одобрение Коминтерна, а именно в сочинениях и речах Ленина и Сталина. Например, Сталин в работе «Октябрьская революция и тактика российских коммунистов», написанной в 1924 году, повторяет и полностью подтверждает слова Ленина о том, что «победоносный пролетариат» в одной стране мог бы в случае необходимости использовать вооруженные силы против других (капиталистических) государств³⁴. Здесь не говорится о чисто оборонительной роли вооруженных сил.

В капиталистических странах. На VII конгрессе Коминтерна, который собрался летом 1935 года, были сформулированы основные характерные особенности этого периода (середина 1934 – осень 1939 года). В своем докладе на конгрессе от имени ИККИ Вильгельм Пик, лидер немецких коммунистов, поднял основной вопрос: каковы перспективы мирового развития и мировой революции?³⁵ Отвечая на него, он в действительности охарактеризовал основные направления политики Коминтерна в последующие четыре года. Он сделал заявление по следующим пунктам: 1) капиталистическая система была «до основания расшатана» Великой депрессией; 2) рост фашизма в капиталистическом мире приблизил мир к войне; 3) СССР «стал самым мощным и самым важным фактором в мировой борьбе за социализм»; 4) соотношение сил в мировом масштабе изменилось в пользу социализма, а капитализм оказался в невыгодном положении; 5) революционный кризис еще полностью не созрел, но назревал во всем мире³⁶. В свете такой благоприятной перспективы Пик и другие лидеры Коминтерна на конгрессе снова и снова подчеркивали, что необходим не скорейший захват власти коммунистами, а подготовка к более позднему захвату власти. По словам Пика, «никакая социальная система не падет сама по себе, какой бы загнившей она ни была. Она должна быть свергнута. Никакой революционный кризис не может принести победу пролетариату, если пролетариат не сможет организовать эту победу и одержать ее»³⁷. Чтобы убедить всех в необходимости такой подготовки, докладчики на VII конгрессе неоднократно повторяют выдержку из речи Сталина на XVII съезде ВКП(б) в 1934 году, в которой советский диктатор придал особое значение необходимости подготовки к захвату власти. Эти слова Сталина, уже приведенные нами в главе 4 «Предпосылки», с. 123, наиболее часто цитировались на VII конгрессе. В последующие четыре года они пользовались особой популярностью у членов Коминтерна в их стремлении сосредоточить внимание коммунистов на тщательной подготовке революции. Таким образом, был отодвинут на далекое будущее захват власти, который должен быть предпринят только после тщательно проведенной, достаточной предварительной работы.

Определенные положения, лежащие в основе стратегии и тактики нового периода, противоречили основным положениям стратегии и тактики предыдущего периода. Во-первых, продолжающееся и растущее волнение рабочих и «трудящихся масс», которое могло бы привести к попытке захвата власти, не включалось коммунистами в повестку дня, как раньше; скорее, как это было показано выше, подчеркивалась необходимость подготовки к такой попытке. Во-вторых, было проведено качественное различие между демократией и фашизмом, как двумя формами буржуазного правления; однако демократические права и институты при капитализме, по мнению коммунистов, хотя и не совершенные, тем не менее считались полезными для рабочего класса и всех «тружеников» и должны были защищаться коммунистами и их последователями от нападок фашистов. В-третьих, поражение фашизма больше не требовало полного разрушения капитализма, а только необходимо было провести чистку той системы, в результате которой должна была быть создана «новая демократия». Как будет нами показано дальше, ни одно из этих положений не предполагало, что капитализм в конечном итоге не должен был быть заменен социализмом, хотя ближайшая цель была не разрушение, а чистка капитализма.

Затем последовал четырехлетний период в истории Коминтерна, во время которого коммунистическая партия в каждой капиталистической стране, как было предписано, должна была создать широкое, антифашистское, народное движение. Это движение преследовало двойную цель защиты существующих демократических привилегий от любого нападения со стороны фашизма в рамках одной страны и защиты национальной независимости от агрессивных фашистских государств. Более гибкая модель стратегии и тактики пришла на смену довольно жесткой и лишенной гибкости модели, которой придерживались в 1928 – 1934 годах. Много интересных идей и институтов появилось в течение этого антифашистского периода в истории Коминтерна, что будет показано далее.

Чтобы не переоценить нововведения этого периода, хорошо бы всегда помнить, что Коминтерн воспринимал новую модель стратегии и тактики как подготовку к окончательному захвату власти коммунистами. Планировавшийся ранее захват власти не был отменен, а только отложен на время. Главный разработчик новой линии, принятой в 1935 году, Димитров заявлял, что «у нас, коммунистов, есть другие конечные цели, помимо защиты демократии... но в борьбе за наши цели мы готовы бороться совместно за любые очередные задачи, которые, когда они будут реализованы, ослабят положение фашизма и усилят положение пролетариата»³⁸. Низвержение мирового капитализма оставалось задачей будущего. Выступая с комментариями по поводу усилий по созданию широкого антифашистского народного фронта, передовая статья в теоретическом журнале Коминтерна в 1938 году подтвердила, что эта борьба «в своем дальнейшем развитии неизбежно приведет к низвержению загнивающего капитализма» (курсив автора)³⁹.

В стратегии и тактике нового периода сохранились основные цели коммунистов, предшествовавшие захвату власти: завоевание поддержки со стороны пролетариата и от определенных непролетарских слоев населения и защита Советского Союза. Но появились новые формы деятельности с целью достижения этих постоянных целей, так же как и новые временные цели защиты демократии и национальной независимости от фашизма. Эти новые формы – рабочий или народный фронт, правительство народного фронта и демократия нового типа. В дополнение к ним новая стратегия предусматривала также создание единого фронта «сверху».

Напомним еще раз, что понятие единый фронт «сверху» было старым и означало совместные усилия рабочего класса с целью достижения временных целей посредством заключения временных соглашений с социал-демократическими и «реформистскими» лидерами пролетарского движения. Возрождение этого типа единого фронта казалось коммунистам катастрофой, так как означало отклонение от тактики 1928 – 1934 годов, направленной против социалистов.

Оправданием этого нового отношения к лидерам социал-демократии могла послужить лишь ориентация на левое, прокоммунистически настроенное крыло в рядах социал-демократов, и это должно было в полной мере использоваться коммунистами. Однако, по мнению Коминтерна, все еще оставалось правое крыло социал-демократии, которое не желало отказываться от сотрудничества с буржуазией⁴⁰. Требованием, которое выдвигал Коминтерн по созданию единого фронта с социал-демократическими лидерами, была активная борьба, направленная «против фашизма, против наступления капитала, против угрозы войны, против классового врага»⁴¹. Однако не выдвигалось требование о том, чтобы социал-демократы приняли концепцию коммунистов о пролетарской революции и диктатуре пролетариата. Как можно заметить, тактика единого фронта не требовала от коммунистов отказа от публичной критики «реакционных» секций социал-демократии⁴², и при этом она не означала, что коммунисты должны были оставить «свою независимую работу в сфере коммунистического образования, организации и мобилизации масс»⁴³.

Народный фронт – еще более широкое движение, основанное на базе единого рабочего фронта, но включающее также крестьянство, мелкую буржуазию, интеллигенцию – все слои, которые на деле приняли программу борьбы с фашизмом. В период с 1935 по 1939 год народный фронт был фронтом сверху, то есть он был основан на соглашении между коммунистами, социалистами и буржуазными партийными лидерами⁴⁴.

Правительство народного фронта⁴⁵ было самым смелым и новым понятием. Оно рассматривалось как правительство, основанное на широком антифашистском народном движении; коммунистические партии могли бы участвовать в этом правительстве наряду с другими партиями, входящими в народный фронт. Это понятие не было синонимично с понятием «диктатура пролетариата» и должно было появиться, если использовать фразу Димитрова, «накануне» захвата власти коммунистами. Оно должно было стать прежде всего «правительством борьбы против фашизма и реакции»⁴⁶.

При каких условиях, как это было задумано Коминтерном, могло бы возникнуть такое правительство? Димитров полагал, что там, где мог бы развиться умеренный политический кризис с тем, чтобы коммунисты могли использовать его ограниченно, но не до той степени, когда коммунисты могли бы захватить власть. Три главных условия для формирования правительства народного фронта были названы Димитровым: буржуазный государственный аппарат уже должен быть «дезорганизован и парализован» до такой степени, что буржуазия не смогла бы предотвратить формирование такого правительства; «широкие массы» должны были быть в состоянии неистово восстать против фашизма и реакции, хотя не готовы были к восстанию под руководством коммунистической партии за победу советской власти; и «значительное большинство» рядовых членов партий, входящих в народный фронт, должно было разделять точку зрения о «безжалостных мерах, направленных против фашистов и других реакционеров», в то же самое время сотрудничая с коммунистами и против антикоммунистических секций в своих собственных партиях⁴⁷.

Замечательное в понятии «правительство народного фронта» – это то, что оно упраздняло исключительность коммунистов по отношению к другим партиям и к предреволюционным правительствам. Оно также разрешало коммунистам входить в состав правительства, при определенных условиях, перед захватом власти коммунистами. Выдвинутое Димитровым условие о промежуточном кризисе, обычно имевшем место перед подлинной революционной ситуацией (что обсуждалось нами в главе 4 как предпосылка захвата власти коммунистами), разрешало коммунистам действовать в рамках предреволюционной правительственной структуры, а не за ее пределами, прежде чем будет предпринята окончательная попытка захвата власти коммунистами. Новая модель политической деятельности коммунистов позволяла использовать до настоящего времени не использованную поддержку масс и открывала новые пути к захвату власти коммунистами⁴⁸.

В функцию правительства народного фронта не должно было входить разрушение капитализма, но она предусматривала очистку капитализма от «фашизма» и «экономической основы фашизма». Результатом должна была явиться «демократия нового типа»⁴⁹, занимающая промежуточное положение между буржуазной демократией и советской демократией. Экономические реформы, о которых позднее говорилось в различных программах разных стран, предполагали, что «демократия нового типа» должна была стать своего рода государством всеобщего благоденствия и включала такие реформы, как ограниченная национализация экономики, налоговые реформы за счет богачей, восьмичасовой рабочий день, минимальная заработная плата, социальное страхование и раздача земли бедному и безземельному крестьянству⁵⁰.

Эти новые понятия и институты не появились внезапно. Период с начала 1934 года до VII конгресса Коминтерна, состоявшегося в середине 1935 года, может быть рассмотрен как переходный период между сектантством более раннего периода (1928 – 1934 годы) и антифашистским периодом 1935 – 1939 годов⁵¹. Эта последовательность стадий в переходный период характеризуется следующими особенностями: 1) переходом от единого фронта снизу к единому фронту сверху, в то время как цель низвержения капитализма остается неизменной; 2) развитием самого понятия народного фронта; 3) изменением ближайшей цели: низвержение капитализма заменено на понятие «чистка» и 4) расширением понятия «правительство народного фронта», в котором могли бы участвовать коммунисты. После того как Димитров произнес свою речь на VII конгрессе в 1935 году, переходный период был в значительной степени завершен⁵².

Позиция защиты буржуазной демократии, недавно занятая Коминтерном, носила условный и временный характер и была тесно связана с вновь возникшим интересом к определенным национальным традициям, а также служила оправданием Коминтерном оборонительных войн со стороны неагрессивных капиталистических государств для отражения нападения агрессивных капиталистических государств. Открытие в национальной «буржуазной» традиции достойных внимания элементов привело к некоторым интересным проявлениям коммунистического патриотизма. Французские коммунисты эксплуатировали «принципы 1789 года»; американские коммунисты – наследие Вашингтона, Джефферсона и Линкольна. Готвальд, будущий коммунистический президент Чехословакии, объединил классовую борьбу с наследием национального движения чехов следующим образом: «Когда чешская нация достигала вершины своей славы? В дни хусситов во время совершения ими революции, когда в плебейской манере они свели счеты с чешскими лордами!»⁵³ Прониклись ли коммунисты национальными идеями? До некоторой степени да. Как заявлял в 1935 году Димитров, коммунисты были «непримиримыми противниками в принципе буржуазного национализма во всех его формах. Но мы не сторонники национального нигилизма»⁵⁴.

Войны между капиталистическими государствами прежде расценивались как «несправедливые» войны, в которых у пролетариата и «тружеников» вообще не было никаких причин бороться за защиту национальных интересов. Их деятельность в таких случаях должна была быть направлена на гражданскую войну, то есть, на низвержение буржуазии в каждой стране. Коминтерн придерживался новой тактики, разработанной на VII конгрессе, до начала Второй мировой войны. Она гласила, что войны для защиты национальных интересов были возможны и среди капиталистических государств и что пролетарии должны были защищать свою страну (хотя она находилась под буржуазным правлением) от нападения агрессивного государства. Согласно решению VII конгресса, по сообщению Эрколи о войне: «Коммунист должен показать, что рабочий класс продолжает последовательную борьбу для защиты национальной свободы и независимости всего народа». Резолюция далее гласила:

«Если какое-нибудь слабое государство подвергнется нападению со стороны одной или более крупной империалистической державы, которая хочет уничтожить его национальную независимость... война, которую ведет национальная буржуазия этой страны для отражения нападения, может принять характер освободительной войны, и в нее должны вмешаться рабочий класс и коммунисты этой страны. Продолжая непримиримую борьбу по охране экономических и политических прав рабочих, трудового крестьянства и национальных меньшинств, задача коммунистов данной страны заключается в том, чтобы в то же самое время находиться в передних рядах борцов за национальную независимость и вести освободительную войну до конца»⁵⁵.

Фундамент ленинизма был подведен под такую тактику. Указывалось, что Ленин говорил не только о возможности национальных войн против империализма даже в Европе, но также и о революционном характере таких войн и об обязанности рабочего класса по защите национальной свободы в таких войнах⁵⁶. Таким образом, Коминтерн побуждал не только на словах к национальной независимости. Сопротивление агрессору стало самым важным политическим вопросом этого периода⁵⁷.

Очевидно, следовало бы ожидать в материалах Коминтерна использование лексики, в корне отличающейся от предыдущего периода. Слова «пролетарская революция», «диктатура пролетариата», «социал-фашист» и другие основные коммунистические термины в конце 1930-х годов все чаще вытеснялись менее специфическими словами коммунистического словаря, в котором заметно преобладали такие термины, как «антифашизм», «демократия», «независимость», «мир» и «справедливость». Не следует полагать, что словарь Коминтерна изменился полностью – старые термины все еще использовались, – но он был «смягчен», стал менее воинственным и поэтому более приемлемым для большего количества людей.

Как было указано выше, особенности новой модели стратегии и тактики вполне бы могли произвести ошибочное впечатление. Некоторые лица, наблюдавшие за процессами в мировом коммунистическом движении, совершили ошибку в отношении средств, используемых коммунистами. Они полагали, что Коминтерн теперь принял программу мирного, демократического развития общества, которое постепенно приведет к коммунизму. Другие наблюдатели сделали ошибку относительно окончательных целей – они полагали, что Коминтерн оставил идею борьбы за мировой коммунизм. Внимательное чтение доклада на VII конгрессе, так же как и материалов Коминтерна следующих четырех лет, показывает, что Коминтерн все еще настаивал на необходимости насильственного свержения капитализма с помощью революции под руководством коммунистов и установления коммунистической диктатуры и все еще сохранял как главную и конечную цель установление мирового коммунизма⁵⁸.

На VII конгрессе Димитров явно отрицал, что народный фронт был переходным этапом на пути к социализму и коммунизму, который сделает ненужной «пролетарскую» революцию⁵⁹. «Пролетарская» революция оставалась на повестке дня. «Мы хотим, – заявлял он, – вовлечь все более и более широкие массы в революционную классовую борьбу и повести их к пролетарской революции, которая как отправная точка отвечает их жизненным интересам и потребностям⁶⁰. Чешский коммунист Сланский согласился, что окончательные надежды коммунистов могли быть осуществлены только «через революционное низвержение буржуазии»⁶¹. Манифест к Первому мая, изданный ИККИ в 1937 году, объявлял: «Прозвучал погребальный колокол по капитализму. Он – препятствие на пути прогресса человечества и должен быть свергнут. Только революционное низвержение капитализма и его замена социализмом положит конец эксплуатации человека человеком и войне»⁶². Передовая статья в журнале Коминтерна в 1938 году обязывала коммунистов следовать за Лениным, не теряя из виду «конечные цели пролетарского движения», независимо от того, каковы могли бы быть ближайшие цели⁶³. Эти примеры могут показаться достаточно убедительными, чтобы продемонстрировать, что ни мировая революция, ни коммунизм, ни необходимость в насильственном низвержении капитализма не были забыты Коминтерном в этот период и оставались главными целями коммунистов.

Можно задать еще один, последний вопрос. Так как народный фронт и правительство народного фронта должны были бы стать лишь временными институтами до захвата власти коммунистами, как же должны были коммунисты покончить со своим союзом с некоммунистами в народном фронте и в коалиционном правительстве и перейти к захвату власти посредством «пролетарской» революции? На этот вопрос трудно дать ответ. Конечно, ясно, что коммунисты, как ожидалось, в высшей степени эксплуатируют политический кризис, который дал начало народному фронту и правительству народного фронта. Димитров называл правительство народного фронта правительством «накануне победы пролетариата» и настаивал, что такое правительство никоим образом не должно было ограничивать деятельность коммунистической партии⁶⁴. По мнению лидера французских коммунистов Тореза, оно должно было стать правительством ради «продвижения масс к диктатуре пролетариата, к советской республике»⁶⁵. Вильгельм Пик предложил, чтобы в ходе борьбы против фашизма природа массовых сил, которые будут участвовать в этой борьбе, имела самое большое значение в решении вопроса о форме государственной власти после того, как Гитлер будет низвергнут⁶⁶. Другими словами, могла бы развиться возможность, что Коммунистическая партия Германии, в своей борьбе против Гитлера, получила бы поддержку, если сочла бы это необходимым, для захвата власти коммунистами. К сожалению, в материалах Коминтерна не содержится определенных утверждений о технике захвата власти коммунистами после организации народного фронта или правительства народного фронта.

В заключение можно сказать, что для коммунистических партий в капиталистических странах в период с 1935 по 1939 год Коминтерн наметил творческую, гибкую программу стратегии и тактики, в которой коммунистам разрешали эксплуатировать символы патриотизма, принимать на себя роль защитников национальной независимости, нападать на фашизм, не выдвигая в качестве требования низвержение капитализма, и, самое важное, вступать в союзы с другими партиями на основе фронтов или на основе правительства, в котором могли бы участвовать и коммунисты. При всем этом была сохранена главная цель установления мирового коммунизма путем проведения революции, и о новой модели стратегии и тактики говорилось как о превосходной подготовке к такому завершению хода событий⁶⁷.

В колониальных, полуколониальных и зависимых странах. Обсуждение новой модели стратегии и тактики коммунистов в колониальном мире можно начать, вкратце обозначив ее как новую позицию Коминтерна, подробно описанную выше, но в отношении колониальных стран.

Ван Мин, член президиума ИККИ, был основным докладчиком на VII конгрессе Коминтерна по ситуации в колониальном мире. Он поставил в качестве главной задачи перед коммунистами колоний создание «антиимпериалистического единого народного фронта». Такой фронт должен был быть создан для того, чтобы встретить «яростное наступление империализма», направленное против колоний, и скоординировать социальное волнение и «национально-освободительное» движение в этих областях⁶⁸.

Можно отметить некоторые черты сходства между новой коммунистической стратегией в капиталистических странах и в колониальном мире. Во-первых, антиимпериалистический единый народный фронт, как и народный фронт в капиталистических странах, должен был представлять собой широкую коалицию, включающую несколько политических групп и партий. Фронт должен был быть основан на общей борьбе всех партий против империализма за национальную независимость. Во-вторых, план по созданию антиимпериалистического народного фронта предполагал, что часть буржуазии могла бы стать временным союзником коммунистов в колониях, так же как и план по созданию народного фронта в капиталистических странах предполагал, что некоторые социалисты и часть буржуазии могли бы стать временными союзниками коммунистов. В-третьих, оба типа фронтов указывали на создание правительств народного фронта. В-четвертых, после создания правительства народного фронта был предсказан временный период «новой демократии» как в колониях, так и в капиталистических странах. В-пятых, прямые попытки достижения конечных целей коммунистических партий должны были быть отложены на поздний срок, но не оставлены совсем, как в капиталистических, так и в колониальных странах.

Новая модель стратегии и тактики в колониях может быть лучше понята на основе анализа конкретных примеров. Индия, Китай и Бразилия могли бы послужить основными примерами колониальных, полуколониальных и зависимых стран соответственно.

В Индии созданная незадолго до созыва VII конгресса Коминтерна коммунистическая партия уже делала попытку развития антиимпериалистического фронта, но этим усилиям, по словам Ван Мина, помешали допущенные сначала серьезные ошибки. Например, Коммунистическая партия Индии в декабре 1934 года хотела образовать фронт с Индийским национальным конгрессом на основе программы, призывающей к созданию Индийской Советской Республики, конфискации больших поместий без компенсации и всеобщей забастовки. Эти требования далеко выходили за пределы полномочий антиимпериалистического фронта. Ван Мин возразил на положения этой программы так: «Такие требования со стороны наших индийских товарищей могут послужить примером, как не надо продолжать тактику антиимпериалистического единого фронта»⁶⁹. Правильная программа для Индии, согласно Ван Мину, должна включать борьбу против Законодательного акта правительства Индии от 1935 года, так же как и борьбу против сокращения заработной платы и удлинения рабочего дня, непосильных налогов и высокой арендной платы за землю; кроме того, должна была быть постоянная борьба за демократические привилегии и освобождение всех политических заключенных⁷⁰.

Достаточно сдержанный характер новой программы для Индии, вероятно, отражает различие во взглядах Коминтерна в это время на агрессивный японский империализм и относительно более умеренные формы империалистического правления, осуществляемого другими капиталистическими государствами. Империалистическая Англия, под властью которой находилась Индия, конечно, относилась к «неагрессивным» капиталистическим государствам и временно к лагерю мира.

Для Китая требовался более воинственный антиимпериалистический фронт. Ван Мин предложил, чтобы Центральный комитет Коммунистической партии Китая выпустил совместное с социалистическим правительством Китая обращение «кo всем людям, ко всем партиям, группам, войскам, массовым организациям, и всем знаменитым политическим и общественным лидерам, чтобы организовать вместе с нами всекитайское Народное правительство национального освобождения»⁷¹. Это предложение означало новую попытку достигнуть соглашения с Гоминьданом во главе с Чан Кайши. Новая тактика, принятая в 1935 году, заметно отличалась от чрезвычайно резких нападок на Гоминьдан во время предыдущего периода. Однако даже во время VII конгресса и после доклада Ван Мина китайский делегат все еще призывал к «широкому антиимпериалистическому и антигоминьдановскому единому фронту», чтобы бороться за правительство национального освобождения⁷². Своего рода перемирие между китайскими коммунистами и Гоминьданом было наконец достигнуто в 1937 году, который стал и годом советско-китайского соглашения о ненападении. Отношения между этими двумя партиями ухудшились в конце весны 1939 года, и последовала то останавливающаяся, то вспыхивающая вновь борьба между коммунистами и Гоминьданом⁷³.

Смысл новой политики Коминтерна для Китая был объяснен в последующих материалах, изданных Коминтерном, особенно в речах и письмах Ван Мина и Мао Цзэдуна. Вот, в общих чертах, какая картина предстает перед глазами. Китай все еще находился на «буржуазно-демократическом» этапе революции, и главной целью этого этапа была реализация известных «трех принципов» Сунь Ятсена: права людей или демократия, средства производства принадлежат народу (социализм) и национализация. На этом этапе революции в борьбе за достижение этих конечных целей временно стало возможным и желательным сотрудничество с Гоминьданом. Права людей (демократия), согласно Mao, означали создание демократического государства, в котором все граждане будут иметь равные права, включая голосование, независимо от их классового происхождения. Социализм (когда средства производства принадлежат народу), по его мнению, означает не отмену частной собственности, а полную занятость; улучшение условий труда; землю для крестьян; низкую арендную плату, низкие процентные ставки и низкие налоги; возможность каждого гражданина получить образование и развивать свои собственные способности. Национализация просто означала сопротивление империализму⁷⁴.

Чтобы сделать возможным сотрудничество с Гоминьданом, Коммунистическая партия Китая предлагала определенные уступки. Главная среди них – прекращение вооруженной борьбы против Гоминьдана, переименование и расширение коммунистического советского правительства, переименование коммунистической Красной армии и ее подчинение правительству Китайской республики в Нанкине и окончание насильственной конфискации больших состояний⁷⁵.

Следует отметить, что Mao не расценивал этот второй период сотрудничества коммунистов и Гоминьдана как постоянный и при этом он не принимал «три принципа» Сунь Ятсена в качестве конечных целей китайских коммунистов. Объединение трех классов (пролетариата, крестьянства и «демократических слоев» буржуазии), как полагали, было правильным в период антиимпериалистического фронта. Но коммунисты были «сторонниками революции, которая разовьется до более высокой стадии», и временный союз с «революционно настроенной буржуазией» был представлен только как мост, необходимый для будущего перехода к социализму⁷⁶. В том будущем переходе к социализму только коммунистическая партия могла осуществить гегемонию.

В Бразилии, типичной «зависимой» стране, как охарактеризовал ее Коминтерн, Ван Мин в качестве хорошего примера революционного антиимпериалистического союза классов в Латинской Америке привел недавно созданный Национальный освободительный союз. Он указал на обязательства Коммунистической партии Бразилии по дальнейшей консолидации единого фронта, по преодолению опасений в связи с созданием фронта среди «сектантских» членов партии, развитием массового движения в поддержку Союза и возведением этого движения «до самых высоких форм борьбы за власть» (курсив автора)⁷⁷. Эти последние фразы, конечно, еще раз подчеркивают динамический характер единого и народного фронтов, как в колониальном, так и в капиталистическом мире.

На VII конгрессе Ласерда, делегат из Бразилии, сравнил Национальный освободительный союз с Гоминьданом в 1925 году. Каждая партия представляла собой блок из нескольких классов, объединенных общим фронтом борьбы с империализмом, «латифундиями» и фашизмом. Он указал, что Союз боролся за демократическое правительство, которое не было бы социалистическим правительством⁷⁸.

Империалистическая деятельность Германии, Италии и Японии в Бразилии расценивалась тогда единственно опасной разновидностью империализма. Фактически Ласерда заявил, что «лозунг борьбы против любого империализма в настоящее время является в Бразилии троцкистским лозунгом, поскольку он разделяет антифашистский лагерь и ослабляет борьбу» против реального врага – агентов Германии, Японии и Италии⁷⁹. Программа, предложенная Народным правительством Бразилии, по национальному освобождению включала социальную реформу с ограниченной национализацией. Программа призвала к отказу от уплаты долгов иностранным государствам, к национализации предприятий, находящихся под контролем иностранного капитала, который «не подчинялся законам народного правительства». Социальные реформы для пролетариата включали восьмичасовой рабочий день, более высокую заработную плату, минимальную заработную плату, социальное страхование, национализацию важных муниципальных предприятий и «выполнение других требований пролетариата». Земельная реформа должна была быть проведена путем бескомпенсационной конфискации земли, принадлежащей «реакционным» крупным землевладельцам и «реакционным» церковным элементам; эта земля должна была быть распределена среди бедных рабочих и крестьян. Земля же, которая была отнята у индейцев силой, должна была быть им возвращена.

Основные гражданские свободы, равенство рас и наций и разделение церкви и государства также были обещаны в программе⁸⁰.

Программам для «зависимых» стран Латинской Америки часто недоставало точности. Некоторые фразы или слова, использованные в программах, предполагают более широкие меры, чем перечисленные. Например, фраза «выполнение других требований пролетариата», используемая в бразильской программе, может означать на деле более масштабную социальную революцию, чем довольно скромный список перечисленных мер в области трудового права. Точно так же слово «реакционер», определенное как «тот, кто выступает против эмансипации Бразилии и народа», позволяет интерпретировать его более широко и субъективно. Эти двусмысленности усиливают общее впечатление, что так называемые народные фронты, созданные и поддержанные коммунистами, предполагают, что в дальнейшем они встанут на путь коммунизма и их деятельность не будет преследовать изначально провозглашенные скромные цели.

В этот период Коминтерн говорил своим последователям о необходимости проведения гибкой стратегии и тактики во всех типах обществ. В тот период не столь озабоченные осуществлением обычных коммунистических целей и идеалов и более открыто связанные с атрибутами демократии, защитой национальных интересов, независимостью и антифашизмом коммунистические партии повсеместно завуалировали свою истинную роль в обществе, но добились большей поддержки со стороны народа. Как мы видели, единые фронты и народные фронты в капиталистических и колониальных странах явно были созданы Коминтерном как временные организации, ставшие ответом Коминтерна на чрезвычайную ситуацию, сложившуюся в тот период. Рассматривая ее в более широком масштабе, Коминтерн расценивал фронты как нечто ценное и полезное, облегчающее расширение коммунистического влияния и, таким образом, помогающее коммунистам в их борьбе за гегемонию в мировом революционном движении.

Пролить свет на обязательство Коминтерна по отношению к тактике народного фронта в тот период мог бы один заключительный вопрос. В феврале 1939 года руководство Коминтерна сочло нужным издать на английском, немецком и французском языках в отдельных выпусках сокращенный стенографический отчет о выступлениях на VII конгрессе, чтобы еще раз подтвердить избранную модель стратегии и тактики, которая была объявлена Димитровым в 1935 году. Независимо от того, что в период с 1935 по 1939 год, возможно, произошли изменения как в советской внешней политике, так и в интерпретации Сталиным мировых проблем, было ясно, и об этом неоднократно заявлялось, что идея антифашистского народного фронта оставалась основным направлением в политике международного коммунистического движения.

¹ Конкретные данные см.: Seton-Watson. From Lenin to Malenkov. P. 170, note 1. Также см.: «секретный» доклад на XX съезде КПСС в феврале 1956 года в кн.: Gruliow. Current Soviet Policies II. P. 172 – 188.

² Германия – главный поджигатель войны // КИ. 1935. 10 марта. С. 5.

³ Инпрекор. 1937. 10 марта. С. 283.

⁴ Там же. 17 апреля. С. 411.

⁵ VII конгресс. С. 126.

⁶ Инпрекор. 1934. 5 января. С. 20.

⁷ Магъяр Л. Фашизм, война и мировая политика Советского Союза // КИ. 1934. 10 февраля. С. 25.

⁸ Типичные группы антифашистских сил включали СССР, пролетариат капиталистических стран, «рабочие массы», народы в колониях и полуколониях, и самая важная группа в списке, правительства капиталистических стран, в тот момент выступающих против войны. Фронт мира должен победить! // КИ. 1936. Июль. С. 5 – 6.

⁹ «Сталин: «Мы не всегда и не при всех условиях занимаем отрицательное отношение к Лиге... Несмотря на выход Германии и Японии из Лиги, или, возможно, из-за этого, Лига может стать до некоторой степени тормозом для того, чтобы задержать или предотвратить военные действия». Инпрекор. 1934. 12 января. С. 43.

¹⁰ Магнус Р. Против лженейтралитета в Скандинавских странах // КИ. 1938. Сентябрь. С. 64.

¹¹ World News and Views. 1939. January 28. P. 68.

¹² См., например: VII конгресс. С. 18.

¹³ Можно отметить один забавный эпизод. В кратком стенографическом отчете VII конгресса Коминтерна при перечислении имен тех делегатов, которые были выбраны в президиум конгресса, с особой тщательностью отмечались аплодисменты, звучавшие всякий раз, когда называлась очередная фамилия. Отношение к делегатам выражалось разными степенями сравнения. Например, Фостер (США) получил лишь «аплодисменты», Марти (Франция) «громкие аплодисменты», Димитров (генеральный секретарь) «бурные аплодисменты, овации, крики «Ура!», в то время как Сталин получил «бурные продолжительные аплодисменты, овации, крики «Ура!». Там же. С. 6.

¹⁴ См.: Мануильский Д. Сталин и мировое коммунистическое движение // КИ. 1937. Апрель. С. 64; и Куусинен О. Двадцать лет Коммунистического Интернационала // World News and Views. 1939. March 18. P. 242.

¹⁵ Эта история ВКП(б), по словам Микояна на XVIII съезде КПСС, почти вся вышла из-под пера Сталина. World News and Views. 1939. March 23. P. 286 – 287. См. также: Мануильский Д. Краткий курс истории ВКП(б) за рубежом // КИ. 1939. Август – сентябрь. С. 132 – 137.

¹⁶ Gruliow. Current Soviet Policies II. P. 185.

¹⁷ Инпрекор. 1934. Июнь 29. С. 960.

¹⁸ VII конгресс. С. 278.

¹⁹ Исторический Пленум ЦК Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) // КИ. 1937. 3 марта. С. 34.

²⁰ VII конгресс. С. 276.

²¹ Там же. С. 279.

²² Там же.

²³ О лозунге овладения большевизмом и об изучении истории русской секции Коминтерна // КИ. 1937. Май. С. 8.

²⁴ VII конгресс. С. 525.

²⁵ Воззвание Исполнительного комитета Коммунистического интернационала // КИ. 1937. Октябрь – ноябрь. С. 11 – 12.

²⁶ VII конгресс. С. 537.

²⁷ Инпрекор. 1936. 12 декабря. С. 1483.

²⁸ World News and Views. 1938. November 5. P. 1204.

²⁹ См.: McKenzie. The Messianic Concept in the Third International, 1935 – 1939, также Simmons. Russian and Soviet Thought. P. 516 – 530.

³⁰ Эрнст Г. Масло и пушки // КИ. 1936. 10 февраля. С. 70.

³¹ Интервью было перепечатано в КИ. 1936. 25 марта. P. 7 – 11.

³² Флорин В. Борьба против фашизма – это борьба за мир // КИ. 1936. Июль. С. 17.

³³ World News and Views. 1939. 25 февраля. С. 166.

³⁴ Сталин. О проблеме ленинизма. С. 115 – 117.

³⁵ VII конгресс. С. 64.

³⁶ Там же. С. 64 – 71.

³⁷ Там же. С. 71.

³⁸ Там же. С. 553.

³⁹ «K третьей годовщине VII конгресса Коммунистического интернационала // КИ. 1938. Август. С. 22.

⁴⁰ VII конгресс. С. 176 – 177.

⁴¹ Там же. С. 143.

⁴² Там же. С. 577.

⁴³ Там же. С. 575.

⁴⁴ Там же. С. 149 – 150.

⁴⁵ Димитров на VII конгрессе использовал как термин «правительство единого фронта», так и термин «правительство народного фронта», не делая никаких различий. По-видимому, последнее правительство включило бы все антифашистские партии, а не только коммунистические и социал-демократические. Что касается функций правительств, в литературе Коминтерна не показано никаких различий между этими двумя правительствами. Поскольку термин «правительство народного фронта», безусловно, чаще используется в литературе Коминтерна этого периода, он сохранен нами в данном исследовании.

⁴⁶ VII конгресс. С. 174.

⁴⁷ Там же. С. 174 – 75. Курсив оригинала.

⁴⁸ Дальнейшее обсуждение см.: McKenzie. The Messianic Concept in the Third International, 1935 – 1939 и в исследовании Simmons. Russian and Soviet Thought. P. 523 – 25.

⁴⁹ Фраза «демократия нового типа» часто использовалась в материалах Коминтерна этого периода. Она оставлена здесь как удобный термин для обозначения реформ правительства народного фронта.

⁵⁰ В качестве примера таких программ см.: Джеймс Кэмпбелл. Борьба за народный фронт в Великобритании // КИ. 1938. 6 июня. С. 48 – 55; Закариадис Н. и Никис Г. Борьба и успехи народного фронта в Греции // КИ. 1936. 25 марта. С. 68 – 82; и Торез М. Народный фронт во Франции и задачи КПФ // КИ. Сентябрь. 1936. С. 46 – 56.

⁵¹ О начале новой стратегии во Франции см.: Borkenau. European Communism. P. 115 – 162.

⁵² Имеется ряд (противоречивых) свидетельств о серьезной борьбе среди руководства Коминтерна, развернувшейся до принятия новой модели стратегии и тактики. Боркенау называет Мануильского ведущим проводником (выразителем) новой «линии» и заявляет, что Мануильский «стоял особняком», так как ему противостояли Пятницкий и Бела Кун. (См.: European Communism. P. 123). С другой стороны, Эудосио Равинес, бывший перуанский коммунист, заявляет, что Мануильский без восторга отзывался о новой «линии», когда она обсуждалась в 1934 году; его оппозиция была поддержана Куусиненом, Пиком и Готвальдом. Равинес сообщает, что Димитров полностью выступал за идею народного фронта и был поддержан французскими и китайскими коммунистами и Эрлом Броудером. См.: Ravines. The Tenan Way, especially. P. 113 – 16 and 145 – 146 (особенно с. 113 – 116 и 145 – 146).

⁵³ VII конгресс. С. 322.

⁵⁴ Там же. С. 181.

⁵⁵ Там же. С. 593.

⁵⁶ Дело Ленина бессмертно // КИ. 1939. Январь, С. 11. Позиция Ленина была изложена в его критическом анализе «Брошюры Джаниуса» Розы Люксембург», написанном в 1916 году. См.: Ленин. Сочинения. Т. XIX. С. 178 – 190.

⁵⁷ См. например: Эрколи. «Сопротивление агрессору – основной вопрос в политической жизни Франции // КИ. 1939. Июль. С. 16.

⁵⁸ См. также мое обсуждение этого вопроса в работе The Soviet Union, the Comintern and World Revolution: 1935 // Political Science Quarterly, LXV. 1950. June. P. 214 – 237.

⁵⁹ VII конгресс. С. 178.

⁶⁰ Там же. С. 192.

⁶¹ Инпрекор. 1935. 28 августа. С. 1071.

⁶² Инпрекор. 1937. 1 мая. С. 446.

⁶³ Верность ленинизму – залог дальнейших побед // КИ. 1938. Февраль. С. 10 – 11.

⁶⁴ VII конгресс. С. 174.

⁶⁵ Торез М. К съезду компартии Франции // КИ. 1936. January 10. С. 34.

⁶⁶ Пик В. O народном фронте в Германии // КИ. 1937. Август. С. 33.

⁶⁷ Об истории народного фронта в Испании и Франции, где он получил самое большое распространение, см.: Borkenau. European Communism. P. 163 – 220; по Испании самый полный отчет: Cattell. Communism and the Spanish Civil War.

⁶⁸ VII конгресс. С. 280 – 285.

⁶⁹ Там же. С. 299.

⁷⁰ Там же. С. 299 – 300.

⁷¹ Мао Цзэдун в это время был председателем как Китайской Советской Республики, с самого ее основания в ноябре 1931 года, так и Центрального комитета Коммунистической партии Китая с января 1935 года. См.: Brandt et al. Chinese Communism. P. 37 – 38.

⁷² Инпрекор. 1935. 12 декабря. С. 1666. Китайские коммунисты медленно и неохотно шли на создание единого фронта с Чан Кайши. См.: McLane. Soviet Policy. P. 61 – 100.

⁷³ Brandt et al. Chinese Communism. P. 239 – 40.

⁷⁴ Мао Цзэдун. Новый этап развития антияпонской национальной войны и задачи компартии Китая // КИ. 1939. Апрель. С. 107 – 108. Это была речь Мао на шестом расширенном пленуме Центрального комитета Коммунистической партии Китая в ноябре 1938 года.

⁷⁵ Мао Цзэдун. Задачи общенационального антияпонского единого фронта в Китае на данном этапе // КИ. 1937. Сентябрь. С. 69. См. также: Ван Мин. Ключ к спасению китайского народа // КИ. 1937. Март. С. 49 – 56.

⁷⁶ См. статью Мао, процитированную выше. С. 70 – 73.

⁷⁷ VII конгресс. С. 296.

⁷⁸ Инпрекор. 1935. 2 декабря. С. 1601 – 1602.

⁷⁹ Ласерда Ф. Фашистский переворот в Бразилии // КИ. 1937. Декабрь. С. 52.

⁸⁰ Программа бразильского Народного правительства национального освобождения // Инпрекор. 1936. 18 апреля. С. 504.

Со времени нападения нацистов на Польшу в 1939 году до вторжения нацистов на территорию СССР в июне в 1941 году главным событием, конечно, было начало и быстрое развертывание Второй мировой войны, в некотором смысле уже начавшаяся с событий в Китае в 1937 году, участниками которой предстояло стать основным капиталистическим странам (за исключением на тот момент США). «Второй раунд» войн и революций, предсказанный VI конгрессом Коминтерна в 1928 году как неизбежное окончание этапа частичной стабилизации капитализма, казалось, был уже не за горами.

Ситуация в некоммунистическом мире. Необходимо кратко осветить общий ход событий в некоммунистическом мире с осени 1939 года до середины 1941 года для того, чтобы обсудить основную модель стратегии и тактики коммунистов.

Вторжение нацистов в Польшу 1 сентября 1939 года побудило Францию и Великобританию выступить с декларацией о начале войны с Германией через два дня, тем самым выполнив свои обязательства, данные Польше и ее вооруженным силам. Советские войска вступили в Восточную Польшу 17 сентября, за десять дней до того, как Варшава пала перед вермахтом.

На Западе, следуя плану длительной войны Sitzkrieg, Германия активизировала войну в апреле, мае и июне 1940 года, добившись полного успеха на континенте. Она с триумфом захватила Данию, Норвегию, Бельгию, Голландию, Люксембург и Францию. Подписание договора с Францией в Компьене 22 июня 1940 года завершило этот этап войны на Западе. Франция, теперь разделенная и частично оккупированная, была на время нейтрализована как воюющая сторона, хотя в некоторых французских колониях началось движение французского Сопротивления под руководством генерала Шарля де Голля. В этот период Британия последовательно отказывалась прекратить борьбу. Последовавшая неудача Гитлера в стремлении выиграть сражение с Великобританией осенью 1940 года частично объясняет его решение начать войну на Востоке против Советского Союза.

В сентябре 1940 года три главных государства-агрессора: Германия, Италия и Япония – заключили между собой десятилетний трехсторонний договор. Вслед за этим событием европейские государства, подписавшие договор, начали изыскивать пути, как взять под свой контроль Юго-Восточную Европу. Вновь вспыхнувшая война, начатая Италией против Греции в октябре 1940 года, была продолжена Германией, вторгшейся в Югославию в апреле 1941 года после отказа этой страны принять участие в трехстороннем договоре. Успех в Югославии и Греции завершил завоевание Юго-Восточной Европы странами оси зла. Между тем Япония взяла под свой контроль французский Индокитай.

Положение Великобритании, подвергшейся интенсивным воздушным бомбардировкам и боевым действиям со стороны подводного флота, отчасти было облегчено ростом военных настроений в США и предпринимаемых этой страной действий. Поправка, принятая в ноябре 1939 года (о продаже Соединенными Штатами военных материалов воевавшим странам за наличный расчет и при условии доставки не на американских судах (1939 – 1941 гг.). – Примеч. пер.) внесла изменения в Акт о нейтралитете, разрешив продажу оружия воюющим государствам. Почти через год, в сентябре 1940 года, Соединенные Штаты, выражая растущую обеспокоенность по поводу опасности, с которой столкнулась демократия в мире, предприняли еще два шага: обмен американских эсминцев на основе договоров о долгосрочной аренде из военно-морских и авиабаз, принадлежащих Великобритании, и принятие Закона о воинской повинности (1940 г.). Еще через полгода в марте 1941 года президентом Рузвельтом был подписан закон о ленд-лизе.

Можно провести параллель между возрастающим участием в войне Соединенных Штатов на стороне Великобритании и значительной дипломатической, экономической и пропагандистской помощью, оказываемой СССР державам оси в этот период.

Ситуация в Советском Союзе. В сентябре 1939 года Советский Союз выполнял второй год третьего пятилетнего плана, когда началась Вторая мировая война. Все усилия были направлены на увеличение выпуска продукции и улучшение обороноспособности страны. В июне 1940 года снова были возвращены восьмичасовой рабочий день и семидневная рабочая неделя. Гражданам стало труднее сменить место работы. Была введена система государственных трудовых ресурсов, обеспечивающая план по профессиональному обучению молодых людей и обязательной работе в течение четырех лет после обучения согласно правительственной директиве. В то же самое время Красная армия была увеличена и укреплена, офицеры получили большую власть.

Договор о ненападении, подписанный Германией и Советским Союзом 23 августа 1939 года, ознаменовал полный отказ от проводимой ранее «антифашистской» политики, отождествляемой с личностью Максима Литвинова. В пакте, содержавшем договор о ненападении сроком на десять лет, имелся также секретный протокол, обеспечивающий в итоге разделение Восточной Европы между СССР и Германией. В течение последующих двадцати двух месяцев Советский Союз солидаризировался с фашистским лагерем и оказывал ему разнообразную помощь. Независимо от того, что могло бы показаться дипломатическими тонкостями этого периода, можно сказать, что Вячеслав Молотов, новый советский министр иностранных дел, проводил внешнюю политику более благоприятную по отношению к Гитлеру, чем по отношению к демократическим государствам¹. Период с августа 1939 года до июня 1941 года был периодом важного, хотя и не без трений, дипломатического и экономического сотрудничества СССР с нацистской Германией.

После вторжения и аннексии Польши во второй половине 1939 года СССР получил вознаграждение. Так как договор дал СССР полную свободу действий, он использовал ее в полной мере в Финляндии, Эстонии, Латвии, Бессарабии и, согласно поправке, также и в Литве. Война с Финляндией 1939 – 1940 годов привела к новым территориальным завоеваниям со стороны СССР. В 1940 году Эстония, Латвия и Литва были вынуждены стать советскими социалистическими республиками. В этот же год Северная Буковина и Бессарабия были отторгнуты от Румынии и вошли в состав СССР. Эти территориальные приобретения стали возможны из-за «дипломатической революции» в августе 1939 года. На Дальнем Востоке ожидаемый долгое время договор о нейтралитете с Японией был подписан в апреле 1941 года, уменьшив страхи Москвы о возможной войне на два фронта.

Хотя СССР выполнил свои экономические договоренности с нацистской Германией в эти годы и не оказал никакого реального сопротивления экспансии Юго-Восточной Европы странами оси, он (СССР) отказался вступить в соглашение об отказе от своих интересов в Восточной Европе, особенно в Финляндии, Болгарии и в турецких проливах. Этот отказ в ноябре 1940 года усилил существующее недоверие, которое испытывал Гитлер по отношению к Советскому Союзу. Вскоре после этого последовало решение Германии захватить СССР, но следует отметить, что все же после долгих размышлений.

6 мая, незадолго до вторжения нацистов в Советский Союз, Сталин стал председателем Совета народных комиссаров. Возможно, этот решительный шаг, утвердивший Сталина на посту главы советского правительства, так же как и коммунистической партии, был предпринят для того, чтобы подчеркнуть единство советского руководства в те смутные времена.

Оценка Коминтерном «мира капитализма»: «вторая империалистическая война». Не вторжение Германии в Польшу 1 сентября 1939 года, а подписание договора между Советским Союзом и Германией неделей раньше – 23 августа – возвестило о новом периоде в истории Коминтерна. Этот договор (пакт), по существу, сделал войну неизбежной. Коммунистические партии были ошеломлены и удивлены как договором, так и войной. Большинству коммунистов показалось, что так долго ожидаемая агрессивная война по отношению к неагрессивным капиталистическим государствам со стороны фашистских государств была, наконец, развязана. Так как Коминтерн неоднократно заявлял о «справедливости» антифашистской, национальной войны, ничего не подозревающие рядовые коммунисты заняли патриотическую позицию. Один британский коммунист писал, что Гитлер развязал войну, и народы Франции и Великобритании поняли, что война может иметь только один конец – уничтожение фашизма². 16 сентября в издании «World News and Views» были опубликованы заявления скандинавских коммунистических партий в поддержку военных усилий, предпринимаемых Францией и Великобританией. Во Франции коммунисты продолжали линию антифашистской национальной борьбы вплоть до 19 сентября³.

Четыре недели спустя после подписания договора между СССР и Германией Коминтерн объяснил своим последователям свою новую позицию по отношению к войне. Авторитетное заявление о новой линии, проводимой Коминтерном, было сделано в статье Димитрова «Война и рабочий класс капиталистических стран»⁴. Назвав конфликт «второй империалистической войной», которая, по его словам, в действительности началась с нападения на Эфиопию, Испанию и Китай, Димитров определил войну следующим образом: «По своему характеру и сущности существующая война с обеих враждующих сторон является империалистической, несправедливой войной, несмотря на мошеннические лозунги, используемые правящими классами враждующих капиталистических государств». Буржуазия начала войну с целью нового раздела мира. Кажущиеся неагрессивными государства, такие как Великобритания, Франция и Соединенные Штаты, проводили политику отступления и умиротворения агрессора во второй половине 1930-х годов с целью избежать решительного столкновения со своими соперниками и повернуть последних против СССР. После падения Польши Димитров заявил, что британские и французские империалисты более других желали продолжения войны⁵. Анализ, проведенный Димитровым, с этих пор вплоть до вторжения нацистов на территорию России в июне 1941 года оставался основной линией Коминтерна. Война была империалистической войной, в которой интересы пролетариата совершенно не были учтены.

Последствия советско-германского договора, конечно, можно увидеть в преуменьшении Коминтерном агрессии Германии и в его суровом осуждении западных демократий. Коминтерн показал, что Москва безусловно доминирует над ним, проводя прогерманскую линию с сентября 1939 до июня 1941 года⁶. Если бы вы должны были ограничить чтение о периоде Второй мировой войны передовыми статьями, опубликованными в «Коммунистическом интернационале», едва ли вы смогли узнать, что существовало такое государство, как Германия, и что оно, безусловно, было самым сильным членом одной из двух воинственных коалиций⁷. Повсюду после объявления новой линии Коминтерна коммунистические партии прекратили антифашистское национальное движение.

Торез, оставивший службу в армии после провозглашения новой линии Коминтерна в январе 1941 года, все еще возлагал вину на французскую буржуазию. Он писал, что в сентябре 1939 года французская буржуазия, ранее сдавшая Испанию Франко, предав друг за другом своих союзников, объявила войну Германии под предлогом оказания помощи буржуазии и помещикам Польши, этой «тюрьмы народов»⁸.

То, до какой степени Коминтерн принял советско-германский пакт, проиллюстрировано в передовой статье, появившейся в журнале Коминтерна всего лишь за два месяца до вторжения Германии в Советскую Россию. В ней не упоминалось ни такое слово, как «фашизм», ни негативные замечания, направленные против Гитлера. Утверждая, что Югославия была «объектом военной атаки», передовая статья не называла агрессора. Интересы Германии на Балканах были описаны, но без осуждения⁹.

Оценка Коминтерном ВКП(б) и СССР в мировой революции. Как было упомянуто выше, на этом этапе Второй мировой войны Советский Союз смог расширить свои границы за счет ближайших соседей. Взгляд Коминтерна на эту экспансию был благоприятным, так как он считал это распространением революции на новые территории. В своей сокрушительной статье, определяющей природу войны, Димитров оправдал вторжение советских вооруженных сил в Восточную Польшу классовой борьбой. Яростно нападая на польское правительство как на реакционный и террористический режим, угнетающий и грабящий миллионы украинцев, белорусов и самих поляков, он утверждал, что действия СССР, вторгшегося в Польшу, были продиктованы интересами социализма и «трудящихся» всего мира¹⁰. Номинальный глава Коминтерна похвалил первое использование после 1921 года Красной армии для расширения границ социализма.

Еще одним примером использования советских вооруженных сил была война с Финляндией в 1939 году. Это особенно интересный случай, так как марионеточное Временное народное правительство было учреждено ВКП(б) 1 декабря в Териоки на финской территории вблизи границ СССР, но за линией советского военного фронта. Это самый хороший из имеющихся примеров использования советской военной силы для экспорта революции. Высокопоставленный представитель Коминтерна, Куусинен, член ИККИ, был поставлен во главе этого временного коммунистического правительства, созданного с целью его официального введения в должность в Финляндии¹¹. В своей программе марионеточное правительство обещало, что оно примет помощь со стороны советской Красной армии с целью свержения нынешнего правительства Финляндии, которое они назвали «палачами», для освобождения «финляндского народа»¹². Правительство Куусинена должно было в преобладающем большинстве или почти целиком состоять из коммунистов. Косвенное подтверждение этому было дано в программе правительства, в которой содержалось обещание, что, когда оно переберется в Хельсинки, правительство будет реорганизовано с тем, чтобы включить представителей всех партий и групп, участвующих в трудовом народном фронте¹³. Так как правительство Куусинена не могло добраться до Хельсинки, кроме как на штыках Красной армии, то сомнительно, что было бы позволено проявить такую терпимость по отношению к некоммунистическим партиям, если бы Финляндия оказалась оккупирована советской армией. Правительство в Териоки было искусственно созданным, что выражало лишь волю ВКП(б), а не народа Финляндии, и было распущено без объяснений в конце войны. Коммунистическая партия Советского Союза (ВКП(б), ища публичного оправдания своей агрессии против Финляндии, возможно, надеялась, что марионеточное правительство действительно привлечет на свою сторону массы в Финляндии. В этом она ошибалась, соответственно ошибалась и в своей оценке способности Финляндии оказать этому сопротивление.

Эти два случая представляют собой хороший пример, показывающий желание СССР использовать даже военную силу с целью расширения границ социализма (как это практиковалось в СССР), если риск казался не очень серьезным. Введение войск в Польшу не представляло почти никакого риска, так как немцы стремились поддерживать восстановленные отношения, согласно недавно заключенному договору. Ожидалось, что победа в войне с Финляндией будет одержана легко и она станет государством-сателлитом. Хотя было понятно, что возникли бы серьезные проблемы, если СССР попытался бы полностью лишить Финляндию независимости, поэтому правительство Куусинена было распущено. Конечно, экспансия со стороны СССР западных территорий в 1939 – 1940 годах не была единственной целью расширения границ «социализма». Очевидно, немаловажным фактором был фактор безопасности.

Некоторые противоречия, как могло показаться, существуют между постоянно повторяемыми Коминтерном характеристиками СССР как государства оплота мира и военной активностью советских вооруженных сил в Польше и Финляндии. Однако при каждом удобном случае Коминтерн рисовал СССР как восстановителя мира и порядка. В Польше ввод советских войск покончил с «анархией» и обеспечил закон и порядок для населения. В Финляндии советские военные действия, согласно Коминтерну, оказались результатом невыносимых провокаций со стороны финских войск.

Что касается отношения Коминтерна к ВКП(б) и СССР, можно отметить, что Коминтерн продолжал говорить о вдохновляющей и дидактической ценности опыта ВКП(б) и Советского Союза. Так же, как обычно, Коминтерн постоянно превозносил роль Сталина как главного теоретика международного коммунистического движения.

В материалах Коминтерна военных лет существовал негласный запрет на использование в коммунистическом словаре более воинственных и «революционных» выражений, так что в результате у любого создается впечатление о некоторой уклончивости или недостатке силы. Постоянное использование Коминтерном агрессивных слов и лозунгов в предшествовавшие периоды придавало определенную остроту и ясность идеям по сравнению с приглушенным тоном заявлений во время «второй империалистической войны». Не только тон и язык заявлений оставались расплывчатыми, что затрудняло их понимание, но и их содержание практически сводилось к провоцированию войны. Кажется неправильным отождествлять их со словом «теория». Становится чрезвычайно трудным вывести из этих разрозненных заявлений какую-либо последовательную теорию о мировой революции.

Чтобы объяснить это изменение, мы еще раз должны сослаться на советскую внешнюю политику и на самую важную проблему того времени – отношения с Германией. Сближение этих двух стран считалось временно выгодным для СССР и требовало не только замалчивания своих крайних антифашистских взглядов в предшествующий период, но также смягчения таких главных тем, как классовая борьба и мировая революция. Типичным в духе новых заявлений Коминтерна представляется часто повторяемый и довольно сдержанный лозунг «Мир, дружба, хлеб!».

Проблема состоит в следующем: означает ли отсутствие откровенных агрессивных заявлений, которые ранее делал Коминтерн относительно своих конечных целей, что он больше не ставил перед собой эти цели? Мы можем рассмотреть лишь одну конечную цель, а именно сохранение и дальнейшее расширение коммунистической системы. Говорится ли в материалах Коминтерна этого периода об отказе от этих целей или нет?

Пытаясь ответить на этот вопрос, необходимо сначала описать в общих чертах главные направления коммунистической стратегии в этот период. Оправданием этой стратегии послужило заявление Коминтерна о том, что коммунисты были преданы своими союзниками по единому и народному фронту. Это «предательство», то есть поддержка, оказываемая социал-демократами и другими партиями военным усилиям в отдельных капиталистических странах, сделало невозможным продолжение народного фронта сверху. Новая линия 1939 – 1941 годов призвала к созданию единого и народного фронтов снизу. Димитров говорил, что в нынешней ситуации единство рабочего класса может и должно быть достигнуто снизу, на основе развития движения самих рабочих масс и в решительной борьбе против предательства главных лидеров социал-демократических партий¹⁴. Яростная атака на социал-демократию и замалчивание сущности фашизма являются основными направлениями стратегии и тактики этого периода.

Какова же должна быть ближайшая цель народного фронта снизу? Первоначально борьба против империалистической войны. Как же эта борьба с войной должна стать победоносной? Димитров отвечал, что рабочий класс призван положить конец войне по-своему, в своих собственных интересах, в интересах всего трудящегося человечества и, таким образом, разрушить раз и навсегда главные причины, дающие начало империалистическим войнам¹⁵.

Фраза эта довольно туманная. Возможно, миссия, возложенная на пролетариат, призывала его к разрушению до основания капиталистической системы. Фраза «по-своему» могла бы означать единственно приемлемый для коммунистов способ – пролетарскую революцию. Под фразой «разрушение главных причин войны» можно понимать свержение капитализма с помощью революции под руководством коммунистов.

Эти призывы выражают конечные цели коммунистического движения, и подтверждение их в этот период Димитровым, хотя и в завуалированной форме, чрезвычайно важно. Другие свидетельства подтверждают это. В начале войны Коммунистическая партия Великобритании с необычайной откровенностью призывала рабочий класс к окончанию войны, свержению буржуазии и созданию социалистического общества¹⁶.

Эта модель стратегии в течение нескольких последующих лет предусматривала создание борющихся против войны народных фронтов, правительств народного фронта и «демократических государств нового типа», включая ограниченную социальную реформу. Как эти цели соотносятся с целью мировой революции?

Программа, принятая в Англии Народным конгрессом, состоявшимся в январе 1941 года, дает план действия «новой демократии». Это программа из восьми пунктов, включающая такие скромные цели, как увеличение заработной платы и улучшение социального обеспечения, системы противовоздушной обороны, «восстановление» прав профсоюзов, а также осуществление таких радикальных целей, как национализация банков, земли, транспорта и крупной промышленности, предоставление свободы Индии и другим колониям, установление дружеских отношений с СССР и создание национального правительства, по-настоящему представлявшего интересы «трудящегося населения»¹⁷. Последний пункт вызывает вопрос: могло ли какое-либо другое правительство, не находящееся под контролем коммунистов, по-настоящему представлять интересы «трудящихся» в соответствии с доктринами Коминтерна?

Еще одна типичная программа – так называемое Временное народное правительство Финляндии. Пункты этой программы похожи на приведенные выше, за исключением договора о взаимной помощи с СССР и народной армии. Ограничивал ли Коминтерн свою деятельность в Финляндии лишь созданием народного правительства и принятием программы? Или финские коммунисты с течением времени расширили бы цели программы и двинулись по пути социализма и коммунизма? Манифест коммунистической партии Финляндии, выпущенный в декабре 1939 года после образования правительства Куусинена, дает нам ответ: новое правительство должно было стать только первым шагом на пути продвижения к главным целям полного социального преобразования, которое в конечном итоге уничтожит капитализм и классовое деление¹⁸.

Если читатель все еще не полностью убежден, что Коминтерн сохранил свои главные революционные цели в этот период, тогда пусть он ознакомится с двумя чрезвычайно ценными исследованиями Коммунистической партии Франции в первые годы Второй мировой войны, проведенными А. Росси¹⁹. Пусть он прочитает главу «Социальная революция и национальное освобождение» во второй работе, в которой Росси, тщательно изучивший французскую коммунистическую литературу этого периода, показывает, что партия связывала непосредственную борьбу за национальное освобождение с конечными, неизменными целями социальной революции.

«До июня 1941 года французские коммунисты намерены захватить власть в виши. (Виши – общепринятое название фашистского коллаборационистского режима во Франции в июле 1940 – августе 1944 года, в период ее оккупации фашистскими войсками. Названо по городу Виши, где обосновалось правительство А.Ф. Петена. – Примеч. пер.). Затем подождать, пока СССР в мирное время добьется своей цели по подготовке к войне и сможет диктовать свои требования измученным войной воюющим сторонам и, таким образом, «расширить границы социализма» вплоть до того дня, когда Франция тоже окажется в этих границах. Внезапное нападение Гитлера на СССР нарушает этот план, но не меняет долгосрочных целей партии»²⁰.

Несколько слов можно сказать о стратегии Коминтерна в колониях, хотя источники Коминтерна по этому вопросу весьма скудные. В своей основной статье, определяющей характер нового периода, «Война и рабочий класс капиталистических стран» Димитров санкционировал продолжение народного фронта «сверху» в «колониальных и зависимых странах»²¹. Например, в Индии коммунистическая партия быстро двигалась по пути к народному фронту «снизу», заявляя, что Индийский национальный конгресс, который возглавляли Ганди и Неру, недостаточно боролся с вовлечением Индии в войну²². Позднее, однако, индийские коммунисты смягчили свое отношение к Национальному конгрессу. В соответствии с публикацией в журнале Коминтерна Национальный конгресс «под давлением масс» был вынужден воздержаться от поддержки военных усилий Великобритании²³. Речь Неру, направленная против Великобритании, с одобрением цитировалась «Коммунистическим интернационалом»²⁴. Требование по созданию народного фронта снова было выдвинуто, но никакого конкретного предложения в виде программы совместных действий в Индийский национальный конгресс не поступило.

В Китае в этот период Коминтерн предпринимал усилия для продолжения антияпонского народного фронта совместно с Гоминьданом. В основном модель коммунистической стратегии оставалась такой же, как и в 1935 – 1939 годах. Правительство антияпонского фронта должно быть не коммунистической диктатурой, а коалиционным правительством совместно с Гоминьданом и другими политическими силами Китая. Оно должно строиться на основе демократии и социального благополучия народа²⁵. Поддержание антияпонского фронта, безусловно, не было легкой задачей. В 1940 году Чжоу Эньлай счел необходимым назвать и подвергнуть суровой критике те силы в Китае, главным образом в Гоминьдане, которые одобрили капитуляцию Китая перед Японией. «Капитуляторы», по его словам, противостояли «демократическому» режиму в провинциях Шенси, Канс, Нинся (под контролем коммунистов) и Восьмой и Четвертой армиям (также под контролем коммунистов), но те и другие вдохновляли народ Китая на борьбу. Война с Японией, против которой выступали «капитуляторы», была войной за национальное освобождение и частью колониального восстания против империализма²⁶.

Стал более очевидным тот факт, что, несмотря на завуалированный характер литературы Коминтерна в этот период, стратегия и тактика Коминтерна не сводилась лишь к выполнению ближайших целей, конечные цели также не оставлялись без внимания. Как бы часто ни использовался довольно простой лозунг «Мир! Свобода! Хлеб!», Коминтерн обычно добавлял, что полная и окончательная реализация таких целей могла быть осуществлена лишь при содействии коммунистов и при их власти.

¹ См: Rossi. The Russo-German Alliance, August 1939 – June 1941. В качестве косвенного свидетельства он приводил факт о советской поддержке кампании мира, проводимой Германией во второй половине 1939 года. СССР протестовал против британской блокады, было оказано давление на Турцию со стороны Советов с тем, чтобы Турция не заключила договор о взаимной помощи с Великобританией и Францией, советская оппозиция в отношении поправки о лендлизе, принятой Рузвельтом. С. 210.

² World News and Views. 1939. September 9. С. 960, в том же самом выпуске Р. Бишоп призвал к созданию нового правительства, так как «народная война» нуждалась в «народном руководстве». Там же. С. 963.

³ Rossi. Les communistes francais pendant la drole de guerre. P. 46.

⁴ Димитров Г. Война и рабочий класс капиталистических стран // КИ. 1939. № 8 – 9. С. 24 – 34. Этот выпуск в действительности появился в октябре, а не в августе или сентябре, как это было указано. См. также: World News and Views. November 11, 1939. P. 1079 – 1083.

⁵ World News and Views. 1939. November 11. P. 1079 – 1080.

⁶ О деятельности коммунистов в этот период см.: Borkenau. European Commuinism. P. 233 – 264.

⁷ См., например: Новая фаза империалистической войны // КИ.

1940. № 5. С. 3 – 9. В американском издании, однако, появилась статья Ф. Флорина, в которой Германия вместе с Англией и Францией осуждалась за войну. См.: Даллин Д. Коминтерн в войне // Новый журнал.

1942. № 1. С. 254 – 255.

⁸ Торез М. 20 лет компартии Франции. 1941. № 1. С. 35.

⁹ Ко дню международной пролетарской солидарности // КИ.

1941. № 4. С. 11 – 12.

¹⁰ Димитров Г. Война и рабочий класс капиталистических стран // КИ. 1939. № 8 – 9.

¹¹ Еще один высокопоставленный финский коммунист, Арво Туоминен, который был кандидатом в президиум ИККИ, в это время отказался уехать из Стокгольма и поехать в Москву с тем, чтобы стать министром в правительстве Териоки. См. также его мемуары. Kremls Klockor. C. 338 – 341.

¹² Программа Народного Правительства Финляндии // World News And Views. 1939. December 9. P. 1130.

¹³ Там же.

¹⁴ Там же. 1939. November 11. P. 1082.

¹⁵ Там же. P. 1083. Резкий лозунг «Превратим империалистическую войну в войну гражданскую» не использовался в общественной пропаганде в этот период, но свободно использовался в самих коммунистических партиях, по словам Дугласа Хайда, бывшего высокопоставленного британского коммуниста. Письмо к автору от 14 июня 1955 года.

¹⁶ Задачи компартии в новой политической обстановке: Декларация ЦК компартии Англии // КИ. 1940. № 1. С. 124.

¹⁷ Литтл Л. Народный конгресс в Англии // КИ. 1941. № 1. С. 87.

¹⁸ Manifesto of the Communist Party of Finland // World News And Views. 1939. December 9. P. 1133.

¹⁹ Rossi. Les communistes francais pendant la drole de guerre and A Communist Party in Action.

²⁰ Rossi. A Communist Party in Action. P. 53.

²¹ World News and Views. 1939. November 11. P. 1081.

²² Masani. The Communist Party of India. P. 78.

²³ Каттель К. Индия в условиях войны // КИ. 1941. № 1. С. 64.

²⁴ Там же. С. 67 – 68.

²⁵ Трудности по поддержанию антияпонского фронта описаны в кн.: McLane. Soviet Policy. P. 137 – 155.

²⁶ Чжоу Эньлай. Против опасности раскола и капитуляции в Китае // КИ. 1940. № 3 – 4. С. 101 – 105.

Со времени нападения фашистов на Советский Союз 22 июня 1941 года до официального роспуска Коминтерна в мае 1943 года основное развитие в современном мире определялось продолжением Второй мировой войны и территориальной экспансией, вызванной ею. Самая великая капиталистическая держава, Соединенные Штаты Америки, вступила в войну. Фактически экономика любой страны, занимающей важное положение в мире, все больше и больше подчинялась требованиям войны. Главная цель политики – добиться победы над противником – глубоко изменила обычные направления экономической деятельности мирного времени.

Ситуация в некоммунистическом мире. После того как Советский Союз был вынужден из-за вторжения нацистов вступить в борьбу против Гитлера, обещания помощи и сотрудничества почти незамедлительно поступили от западных демократий. Ведущие капиталистические державы – Великобритания и Америка – рано приняли меры с целью поддержания советских военных усилий. Великобритания стала настоящим союзником Советского Союза, связанная военным пактом (соглашением). Соединенные Штаты расширили помощь по ленд-лизу СССР в сентябре 1941 года за три месяца до событий в Перл-Харборе. Будучи орудием демократии и после 7 декабря 1941 года, в качестве полноправной воюющей стороны, Соединенные Штаты предоставили Советскому Союзу в большом количестве военную помощь и продовольствие. Идеологические различия моментально отошли на второй план перед общей угрозой от нацистской Германии.

Большое желание стран западной демократии добиться демократического исхода войны нашло выражение в Атлантической хартии, подписанной в августе 1941 года. Этот документ – результат встречи Черчилля и Рузвельта в бухте Арджентейя (Ньюфаундленд) – содержит программу из восьми пунктов, подтверждающую поддержку США и Великобританией следующих положений: права на самоопределение всех народов, доступность сырья для всех государств, улучшение условий труда и общественной безопасности, разоружение и «установление более широкой, постоянной системы общей безопасности». Первоначально это был двусторонний договор. Впоследствии ему была оказана широчайшая поддержка хартии Декларацией Объединенных Наций, подписанной всеми главными и второстепенными союзниками в праздник Нового года в 1942 году. Обещая не заключать сепаратного мира с Гитлером, государства, подписавшие декларацию, включая Советскую Россию, подтвердили свою верность принципам Атлантической хартии.

В течение двух лет после нападения Германии на Советский Союз война с Гитлером проходила по трем фронтам: массированные наступления на российском фронте, воздушная бомбардировка «сердца Европы» и война в пустыне в Северной Африке. На Дальнем Востоке Россия не находилась в состоянии войны, японцы смогли быстро продвинуться по территории стран Юго-Восточной Азии, включая Бирму, и завоевать большую часть Ост-Индии, принадлежавшей Нидерландам.

К весне 1943 года разворачивающиеся силы коалиции против гитлеровской Германии и ее союзников почувствовали в себе больше сил. Успехи англичан и американцев в Северной Африке, сокрушающая победа советских войск в Сталинградской битве, завоевание американцами Соломоновых островов в Тихом океане – все эти три события вместе предвосхитили окончательную победу Объединенных Наций. Все же эти положительные завоевания не рассеяли атмосферу недоверия и подозрительности между членами «Большой тройки». Главным вопросом в эти годы был вопрос об англоамериканской высадке на европейском континенте (открытие второго фронта. – Примеч. пер.), требование, которое постоянно выдвигалось советским руководством. Другой неразрешенной проблемой оставалась Польша, то есть отношения между Москвой и польским правительством в изгнании в Лондоне, а также Катынь, кровавая бойня в Катынском лесу (место массового расстрела и захоронения польских офицеров, попавших в плен к Красной армии в 1939 году. – Примеч. пер.) и послевоенная польско-советская граница.

Чтобы устранить противоречия между непримиримыми идеологиями стран западной демократии и СССР, требовались более серьезные действия, чем неопределенно сформулированная декларация Объединенных Наций, требовался общий враг более сильный, чем даже вселяющая страх мощь нацистской Германии. По сути, необходимо было отказаться от основных идеологических взглядов и соответствующей им линии поведения. Ни одна из сторон не была заинтересована и не была способна на такое самопожертвование.

Положение в Советском Союзе. Мы уже вкратце охарактеризовали участие СССР в борьбе против Гитлера после нападения Германии в июне 1941 года. Сейчас можем отметить основные события, происходившие в самом Советском Союзе в этот период.

Начало войны с Германией естественно повлекло быстрый рост численности Красной армии, насчитывающей в июне 1941 года около шести миллионов. Те, кто не был облачен в военную форму, должны были трудиться на промышленных оборонных предприятиях. Вводилась мобилизация трудоспособного женского и мужского населения на период военного времени для работы на производстве и строительстве в соответствии с указом от 13 февраля 1942 года. Проявлялась большая забота о сохранении и усилении функционирования отраслей промышленности, необходимых для успешных военных действий. Это привело к массовой переброске заводов и оборудования в районы, находящиеся вдали от фронта. Военные нужды стали приоритетными по сравнению со всеми другими.

Вся полнота власти в период войны была сосредоточена в руках небольшого по численности Государственного комитета обороны. Председателем комитета на протяжении всей войны был Сталин.

Военную и промышленную мобилизацию сопровождали меры, направленные на укрепление морального духа граждан, верности и преданности коммунистическому государству. Интенсивная кампания была направлена на усиление патриотических чувств и национального самосознания. Многие дореволюционные российские герои сейчас были реабилитированы как герои, достойные уровня нового человека, созданного коммунистами. Знаменитые защитники Русской земли от иноземных захватчиков снова получили признание. Возможно, главным среди них был Александр Невский, который в XIII веке разгромил войска Ливонского ордена на льду Чудского озера. Были учреждены новые медали и ордена за военную доблесть, например орден Кутузова, главнокомандующего русской армией в войне с Наполеоном в 1812 году.

И религия была привлечена для достижения победы. Издание антирелигиозной периодики было прекращено. Церковь ответила согласием на призыв поддержать существующий режим и помочь наладить сотрудничество с населением.

Усилившийся «патриотизм» в Советском Союзе отражал отчаянные попытки советских лидеров мобилизовать активность по всем направлениям ради военных усилий. Возрождение традиционного патриотизма и ослабление давления на церковь, как показали послевоенные события, не подорвали коммунистической идеологии. Не было создано и государства в общепринятом понимании этого понятия, которое не преследовало бы амбициозных целей в отношении других государств.

Оценка Коминтерном «мирового капитализма»: фашизму дана другая оценка. Вторжение нацистов на «родину трудящихся» и «империалистическая война» для коммунистов представляли большую разницу. Война, наконец, стала справедливой не только для СССР и Коминтерна, но для всего «прогрессивного» человечества. Фашизм в материалах Коминтерна опять, как и раньше, стал главным объектом критики. Для оправдания военных усилий часто использовалась довольно обычная лексика, далекая от революционных призывов. Цели войны, как говорилось в передовой статье журнала, издаваемого ИККИ, состояли в защите человеческих ценностей, цивилизации и культуры. Без искоренения гитлеризма нет и не может быть никакого социального, политического или культурного прогресса. Следовательно, искоренение фашизма – неотвратимая и решающая цель всех народов, и решению этой задачи должны быть подчинены все остальные¹. Всемирный фронт государств и народов по борьбе с фашистскими агрессорами – вот так представлялась Коминтерну «новая» война.

Война против Гитлера стала для Коминтерна справедливой войной. Коммунисты всем сердцем присоединились к общему делу борьбы с нацистской Германией. На страницах журналов Коминтерна с легкостью выносились суждения о том, что правильно, а что нет. Государства, классы, политические партии и отдельные лица либо осуждались, либо восхвалялись в зависимости от той позиции, которую они занимали в вопросе о войне. Нейтралитет, в общем, осуждался, например в случае с латиноамериканскими государствами², хотя Швецию призывали продолжить проводить политику нейтралитета и прекратить делать уступки Германии³.

Вопрос о революции был отодвинут на задний план, и о ней упоминалось лишь тогда, когда это не ранило чувств некоммунистических союзников в борьбе с фашизмом и Гитлером. В истории Коминтерна реже, чем когда-либо, упоминались конечные цели революции. Главный вопрос данного исследования состоит в том, были ли эти конечные цели революции отодвинуты на второй план только на это время, или от них отказались навсегда. Многие авторы в странах западной демократии полагали, что произошел отказ от конечных целей, и Советский Союз стал наконец-то «нормальным» государством, ограничившись лишь осуществлением на практике ближайших целей.

На самом деле уже упомянутые раньше трудности в изучении идей Коминтерна в период с 1939 по 1941 год усилились в период с 1941 по 1943 год. Идеология Коминтерна после начала Второй мировой войны, говоря без преувеличений, – отраженная в опубликованных материалах, практически сошла на нет. Принимая во внимание тот факт, что советская внешняя политика и военные усилия выдвигали требования потише бить в революционный набат, практически полное подчинение журнала «Коммунистический интернационал» этим требованиям сильно бросается в глаза тому, кто читал материалы этого периодического издания с 1928 года. Материалы по колониальным революциям практически отсутствовали в этом журнале в период с середины 1941 по 1943 год, когда он прекратил свое существование. В этот период не вышло ни одной статьи, посвященной Китаю. Другое периодическое издание Коминтерна «World News and Views» в равной степени давало совершенно неудовлетворительную информацию в эти годы. Например, в течение всего 1942 года это еженедельное издание не поднимало тему мировой революции, едва упоминало о существовании Коминтерна и не опубликовало ежегодное приветствие от ИККИ в день празднования очередной годовщины Октябрьской (большевистской) революции. Трудно было бы убедить доверчивого читателя, который сравнил бы «World News and Views» 1942 года и «Инпрекор» 1929 года, в том, что оба периодических издания были центральными органами одного и того же революционного Интернационала. Получить полезную информацию и получить представление о взглядах Коминтерна, несмотря на эти серьезные трудности, все еще можно, внимательно читая опубликованные материалы.

В этот период Коминтерн считал КПСС и СССР двумя главными силами в борьбе против фашизма, сохраняя относительное молчание по вопросу о вкладе КПСС и СССР в мировую революцию. Для большей уверенности Советский Союз постоянно характеризовался как государство особого типа – социалистическое государство – и, следовательно, как государство с самой развитой экономической и общественной системой в мире. Все же Советский Союз не был единственным антифашистским государством; он был самым лучшим антифашистским государством и самым высшим продуктом «мирового исторического прогресса»⁴.

Даже самые подробные утверждения, касающиеся взаимоотношений между СССР и мировой революцией, довольно пространны и неясны. Например, говорили, что Советский Союз ведет человечество к лучшему будущему. Это сдержанное заявление, лишенное явного революционного содержания, было характерно для периода с 1941 по 1943 год. Пусть вдумчивый читатель печатных изданий Коминтерна сам сделает вывод о том, что Советским Союзом руководили люди, которые «хорошее общество» будущего характеризовали исключительно терминами коммунистической доктрины. Хотя невозможно найти какое-либо точное утверждение, подробно говорящее о конкретном вкладе КПСС и СССР в революцию под руководством коммунистов, нельзя не принимать во внимание тот факт, что читатели-коммунисты привыкли интерпретировать такое неопределенное выражение «руководство человечеством» очень специфично, то есть в соответствии с марксистско-ленинской теорией.

Однако много внимания уделялось вкладу советских вооруженных сил в борьбу против Гитлера. Красной армии, до этого не часто упоминавшейся в материалах Коминтерна, после июня 1941 года стали уделять пристальное внимание. Ее военные удачи подробно были описаны на страницах «Коммунистического интернационала» и «Инпрекора». Красную армию характеризовали не в узком смысле как классовую силу, а как армию, защищающую интересы всего человечества, борющегося с фашизмом. Передовица в журнале Коминтерна, занимавшегося теоретическими вопросами, утверждала в начале 1943 года, что целью Красной армии было освобождение народов с тем, чтобы дать им возможность выбрать свой путь развития. Было обещано, что со стороны Красной армии не будет совершено вмешательств во внутренние дела других народов⁵. Вклад советских вооруженных сил всегда описывался такими словами, как «освобождение от фашизма», и никогда как установление контроля коммунистов и строительство социализма в освобожденных странах.

Много, конечно, было сказано о том ободрении, которое оказывали советские военные победы на национально-освободительные движения в других странах. «Только после того, как Красная армия разрушила миф о непобедимости гитлеровской орды, – писал один автор весной 1943 года, – в Австрии более широко были внедрены активные формы борьбы»⁶. Торез писал в том же ключе: «Победоносное наступление Красной армии создало ситуацию, поставившую на повестку дня национальное восстание для освобождения Франции»⁷.

Нельзя сделать вывод о том, что Коминтерну не удалось представить КПСС самым преданным и искренним руководителем человечества, как и СССР самым передовым типом общества. Совсем наоборот. В этом смысле, воздерживаясь в значительной степени от специфической революционной и социалистической терминологии и сконцентрировавшись на ближайших целях борьбы с фашизмом, Коминтерн все еще пропагандировал советское руководство как самое лучшее и советское общество как самую лучшую модель будущего общества.

В основе новой стратегии Коминтерна после июня 1941 года лежала вера в то, что напряженная и неослабная борьба за победу над Гитлером стала приоритетной по отношению ко всем другим формам деятельности коммунистов. После нацистского вторжения в июне 1941 года был немедленно восстановлен народный фронт «сверху». Представляя собой широкую антифашистскую коалицию всех противников гитлеровской Германии и ее союзников (державы оси), народный фронт считал, что победа над фашизмом есть его ближайшая и самая важная цель. Сотрудничество в народном фронте коммунистических партий с другими политическими силами – социалистическими, буржуазными, протестантскими и католическими – полностью было поддержано Коминтерном. Единственным критерием такого сотрудничества выступала борьба против фашизма.

В странах, находившихся вне оккупации держав оси, коммунисты получили указания поддерживать военную и политическую деятельность существующих правительств, или в тех странах, где сохранялась политика нейтралитета, коммунисты должны были вдохновлять правительства и народ на проведение антифашистской борьбы. В странах, находящихся под оккупацией держав оси, коммунисты должны были бороться за создание правительств, основанных на широком национальном сопротивлении и антифашистской борьбе по всем фронтам.

Программы по созданию народных фронтов, так же как и правительств, основанных на народных фронтах, способствовали решению главной задачи – свержению фашизма, победоносному окончанию войны и построению общества, в котором стали бы возможными демократия и улучшение условий жизни. В литературе Коминтерна этого периода можно найти лишь смутные намеки на то, что коммунистические партии представляли собой нечто другое, чем просто обычную политическую партию, ставившую перед собой простые демократические цели. Они были скорее недемократичными партиями, ставившими перед собой неограниченные цели. Очевидно, мобилизация каких только возможно самых широких антифашистских коалиционных сил потребовала замалчивания более радикальных конечных целей мирового коммунизма. Означало ли замалчивание этих целей в официальных публикациях Коминтерна то, что эти цели были отложены, или что они раз и навсегда были забыты Коминтерном, остается важным вопросом.

Взгляд на общие черты программ народного фронта послужит доказательством того, что они практически все без исключения были коммунистическими по содержанию. В Италии программа широкого национального фронта борьбы с фашистами требовала окончания войны, «мер экономического характера», препятствующих возникновению будущих войн и бедности и прав граждан на участие в правительстве. Восстановление конституционных гарантий, таких как свободы слова, печати, собраний и религиозных верований, отмена дискриминации по расовому признаку являлись первоочередными задачами в программе народного фронта⁸.

В Норвегии было заявлено, что народный фронт ведет борьбу за свободные профсоюзы, социальные права, обеспечение продовольствием, более высокую зарплату и самоопределение и суверенитет⁹. В Югославии титоисты (сторонники маршала Тито. – Примеч. пер.) пообещали, что «самые важные вопросы общественной жизни и государственного устройства будут решаться свободно избранными представителями всего народа»¹⁰. Немецкое антифашистское движение было обязано бороться за демократические свободы, права людей и «восстановление национальной демократии»¹¹.

Вот типичные заявления того периода, опубликованные в изданиях Коминтерна и, следовательно, одобренные им. Что они означали? Означали ли они желание и намерение Коминтерна отказаться навсегда от поставленных ранее конечных целей и трансформацию коммунистических партий в нормальные политические организации, нацеленные на что-то более демократичное, чем однопартийная система и тотальная социальная перестройка общества?

За исключением примера послевоенного югославского общества, показавшего ложность всех югославских обещаний, политика народного фронта с 1941 по 1943 год может быть рассмотрена с двух сторон. Во-первых, следует помнить, что до войны Коминтерн и партии (секции), его составляющие, довольно специфически трактовали такие слова, как «демократия», «справедливость» и «права человека». Во всей истории Коминтерна определения, даваемые коммунистами, значительно отличались от обычных значений этих слов в общеупотребительном понимании другими людьми, не бывшими коммунистами. Во-вторых, следует помнить, что Коминтерн, в этот период выступавший за искоренение фашизма и искоренение демократии, никогда не говорил, какие средства надо использовать для достижения таких целей. До какой степени должно быть реорганизовано и реконструировано общество, чтобы подойти под определение демократии в понимании Коминтерна?

Следовательно, защита Коминтерном демократии и прав людей должна быть воспринята в том значении, которое руководство Коминтерна вкладывало в эти слова – и от которого оно никогда не отказывалось. Что же рядовой коммунист был вынужден понимать под настоящим значением слова «демократия»? Какая реорганизация необходима обществу для достижения демократии согласно мнению, навязанному Коминтерном рядовому коммунисту? Кто же должен управлять «подлинной» демократией, так защищаемой Коминтерном в довоенные годы? Изучая программы народных фронтов с этой точки зрения, мы неизбежно придем к выводу, что Коминтерн имел особое понимание того, что же означала подлинная демократия и как ее надо достичь.

Следует отметить, что в нескольких случаях в период с 1941 по 1943 год пролетариат и коммунистическая партия выбирались Коминтерном в качестве основной составляющей народного фронта и как самые последовательные борцы в антифашистской борьбе. Эрколи (Тольятти), ведущий итальянский коммунист, вновь произнес традиционные слова о том, что пролетариат самый прогрессивный класс, во время обсуждения итальянского антифашистского движения. Главным условием успеха в антифашистской борьбе, согласно его заявлению, является вступление в эту борьбу широких трудящихся масс, индустриального пролетариата городов и сельскохозяйственного пролетариата деревень, как грозной решающей силы¹². Точно так же Коммунистическая партия Великобритании была охарактеризована как партия рабочего класса и, следовательно, была единственной по-настоящему независимой, эффективно работающей организацией¹³.

Что касается особых случаев движения антифашистского Сопротивления и целей такого движения в оккупированных нацистами частях Европы, существует одно уникальное свидетельство – бывшего члена президиума ИККИ Арво Туоминена¹⁴. Этот бывший финский коммунист – единственный из высокопоставленных лидеров Коминтерна в период с 1928 по 1943 год оставивший воспоминания. Туоминен, порвавший в конце концов с Коминтерном в 1940 году, заявил, что движение Сопротивления против Гитлера в глазах руководства Коминтерна было не чем иным, как борьбой за мировую революцию. Ссылаясь на датских коммунистов, он сказал следующее: «Москва заверила этих лидеров, что Вторая мировая война принесет окончательную победу Советского Союза и коммунизма во всем мире. Следовательно, движение Сопротивления, по мнению датских коммунистов, было не чем иным, как борьбой за мировую революцию. Я сам могу подтвердить, что такие заверения действительно давались Москвой, потому что в начале войны я был генеральным секретарем Коммунистической партии Финляндии, занимал ответственный пост в Коминтерне, был кандидатом в члены президиума ИККИ. Другими словами, я был одним из тех, кто принимал эти заверения»¹⁵.

Это уникальное свидетельство – самое откровенное из доступных свидетельств о существовании тесной связи между движением Сопротивления и борьбой коммунистов за мировую революцию. Конечно, это свидетельство носит единичный характер. Наиболее вероятным кажется тот факт, что коммунистов втайне вдохновляли на то, чтобы они рассматривали борьбу против Гитлера как этап в более крупномасштабной борьбе за мировой коммунизм. Конечно, можно с уверенностью сказать, что для рядовых коммунистов такое представление об антифашистской кампании несло в себе большую притягательную силу.

Коминтерн нацеливал коммунистические партии в колониальных странах на создание широкого антифашистского фронта. Программы были похожи на программы коммунистических партий в капиталистических странах, за исключением еще одной цели – национальной независимости. Естественно, главный пункт – создание единого антияпонского фронта.

По большей части те же самые проблемы стояли перед колониальными антифашистскими фронтами, так же как и в развитых странах. Каковы же были тайные помыслы народных фронтов в колониальных областях? Были ли они постоянными или временными организациями, специально созданными для облегчения окончательного захвата власти коммунистической партией? Снова кажется оправданным тот же самый метод анализа: что такие термины, как «национальная независимость» и «демократия», означали для Коминтерна в прошлом? Не продолжали ли коммунисты в колониальных странах думать, из-за отсутствия новых определений, данных Коминтерном, что «подлинная» независимость и «подлинная» демократия основаны на установлении коммунистического правления?

Однако случай с Китаем может вызвать некоторые сомнения, так как Коммунистическая партия Китая отрицала, что намерена установить коммунистическое правление, и настаивала на том, что сотрудничество с партией Гоминьдан будет продолжено даже после победы над Японией. Проанализируем речь Мао, произнесенную им в ноябре 1941 года, в которой он заявил, что мы внедряем не коммунизм, а «три народных принципа» (Сунь Ятсена). Далее он сказал, что Коммунистическая партия Китая не следует «однопартийной политике», но выступает за «демократическое сотрудничество» со всеми антияпонскими элементами¹⁶. Такое сотрудничество, как часто утверждалось, должно было продолжиться и после того, как война победоносно закончится, когда несколько групп в народном фронте должны были заняться «национальной перестройкой» Китая¹⁷. Лучшее доказательство того, насколько постоянным должно было стать такое послевоенное сотрудничество, надо искать в истории послевоенного Китая. Использование фразы «национальная перестройка», возможно, также указывает на временный характер такого сотрудничества. Когда «перестройка» Китая была завершена, наступил новый этап развития страны, и на этом этапе коммунисты могли бы двигаться навстречу своим конечным целям.

Материалы Коминтерна по Индии в этот период довольно скудные¹⁸. В 1942 году был снят наложенный в 1934 году запрет на Коммунистическую партию Индии, что с одобрением приветствовалось британским коммунистом Беном Брэдли. Он утверждал, что «главная проблема, стоящая перед человечеством», – это нанести поражение Гитлеру и его союзникам. Победа в войне была «предварительным условием достижения независимости Индии и установления в ней полной демократии¹⁹. «Независимость» и «полная демократия» могут быть осуществлены коммунистами только при необходимых условиях, а именно коммунистическом руководстве и власти коммунистов; читатель-коммунист «World News and Views» мог бы продолжить интерпретировать эти слова в соответствии с тем содержанием, которое вкладывал Коминтерн в эти определения.

Суммируя вышесказанное, можно сказать, что Коминтерн в этот период не рассматривал ранее планировавшийся захват власти коммунистами в качестве реальной или достаточной причины мировой революции. Однако он в действительности рассматривал активное и искреннее участие коммунистов в борьбе за победу над Гитлером и фашизмом как чрезвычайно правильный шаг, направленный на достижение конечных целей, которые ставило перед собой мировое коммунистическое движение. Полагали, что борьба против Гитлера сохранит и упрочит положение Советского Союза в качестве лидера всего «прогрессивного человечества» и будет способствовать росту репутации коммунистической партии как самого яростного противника фашизма и самого преданного защитника интересов людей.

Упомянутые выше свидетельства в достаточной мере показывают степень подчиненности Коминтерна и его изданий требованиям советской внешней политики военных лет. Сам Коминтерн в этот период находился в процессе роспуска. Осенью 1941 года исполком Коминтерна был эвакуирован из Москвы в Уфу, столицу Башкирской Автономной Советской Социалистической Республики, находящейся в 1300 км к востоку от Москвы²⁰. В этом отдаленном от центра городе «главный штаб» мировой революционной организации доживал свои последние дни. В мае 1943 года Коминтерн был официально распущен. Таким образом, была завершена его четвертьвековая история.

Как же объяснялся столь решительный шаг самим Коминтерном? Решение президиума ИККИ, опубликованное в форме предложения к коммунистическим партиям с предложением распустить Коминтерн, можно найти в последнем выпуске «Коммунистического интернационала»²¹. В документе утверждается, что дальнейшее существование Коминтерна перестало быть целесообразным и даже стало «препятствием для дальнейшего усиления национальных рабочих партий». В качестве причин названы следующие: 1) рост и политическая зрелость коммунистических партий и их руководящих кадров в отдельных странах; 2) противоречие между положением Коминтерна как единого руководящего центра и разнообразием ситуаций в различных странах (фундаментальных различий в историческом пути развития в различных странах мира), ставшее очевидным еще до войны; 3) каждая коммунистическая партия могла лучше осуществлять борьбу с Гитлером изнутри, учитывая специфику каждой страны.

Президиум одобрил решение, принятое в ноябре 1940 года Коммунистической партией США, выйти из состава Коминтерна и заявил, что некоторые секции Коминтерна подняли вопрос о роспуске Коминтерна как единого руководящего центра международного рабочего движения. Как говорилось в заявлении президиума, коммунисты «никогда не были сторонниками сохранения изживших себя организационных форм». Президиум ИККИ внес на утверждение секций Коммунистического интернационала предложение о роспуске Коминтерна.

Документ о роспуске Коминтерна подписали следующие члены президиума ИККИ в количестве 12 человек: Клемент Готвальд, Георгий Димитров, Андрей Жданов, Василь Коларов, Иоганн Коплениг, Отто Куусинен, Дмитрий Мануильский, Андре Марти, Вильгельм Пик, Морис Торез, Вильгельм Флорин и Эрколи (Пальмиро Тольятти). Затем последовало заявление о том, что к настоящему решению присоединились следующие представители коммунистических партий: Бьянко (Италия), Долорес Ибаррури (Испания), Летинен (Финляндия), Паукер (Румыния) и Ракоши (Венгрия)²². Документ был датирован 15 мая 1943 года.

Таким образом, подошло к концу наше обсуждение основных моделей стратегии и тактики Коминтерна. Общие выводы по этой теме будут сделаны в заключительной главе. Сейчас мы обратимся к проблеме захвата власти коммунистами.

¹ Единый фронт народов против гитлеровского фашизма // КИ. 1941. № 6 – 7. С. 16.

² World News and Views. 1942. January 17. P. 47.

³ Там же. 1942. October 31. P. 431.

⁴ Там же. 1942. November 7. P. 435.

⁵ Великая армия великого народа // КИ. 1943. № 2 – 3. С. 10.

⁶ Шиллинг Ф. Австрия в гитлеровской войне // КИ. 1943. № 2 – 3. С. 38.

⁷ Торез М. Наступление Красной армии и освободительная борьба французского народа // КИ. 1943. № 2 – 3. С. 13.

⁸ World News and Views. 1942. December 19. P. 482.

⁹ Там же. February 28. P. 136.

¹⁰ Единый антигитлеровский фронт народов // КИ. 1943. № 2 – 3. С. 61.

¹¹ World News and Views. December 12. 1942. P. 475.

¹² Эрколи М. «Фашистская Италия накануне банкротства // КИ. 1942. № 1 – 2. С. 36.

¹³ World News and Views. 1942. May 23. P. 243.

¹⁴ В действительности кандидат в члены президиума, был избран вскоре после VII конгресса Коминтерна 1935 года. См.: Lazitch. Les Partis communistes d’Europe, 1919 – 1955. С. 42.

¹⁵ Tuominen. The North European Communist Parties // Occidente. 1955. XI. May – June. P. 204.

¹⁶ World News and Views. 1942. January 3. P. 13.

¹⁷ Там же. December 19. P. 486.

¹⁸ Историю развития коммунистических воззрений в Индии в этот период см.: Masani. The Communist Party of India. P. 80 – 86 и Overstreet and Windmiller. Communism in India. P. 191 – 222.

¹⁹ World News and Views. 1942. August 1. P. 326.

²⁰ Leonhadr. Child of the Revolution. P. 163. Автор описывает свое пребывание в Школе Коминтерна в Уфе на с. 163 – 239. Леонхард. Дети революции. С. 163.

²¹ Последним номером «Коммунистического интернационала» явился № 5 – 6. 1943 год. Текст документа о роспуске Коминтерна см.: С. 8 – 10.

²² Леонхард, следовательно, не точен, когда он утверждает, что зарубежные лидеры Коминтерна в 1943 году в Уфе «были собраны не для того, чтобы подписать документ». Leonhard. Child of the Revolution. P. 219. Он упоминает Долорес Ибаррури, Анну Паукер и Матиаса Ракоши как представителей ИККИ в то время.