Как патер Сидоний крестит сербов

Явился без вызова ДРАГИЧ Сретенко, помощник портного из Церемошняка, община и уезд Нашице, 19-ти лет, и 20 марта 1942 года дал следующие показания:

“В прошлом году однажды ночью, перед православным праздником св. Петра и Павла, усташи ворвались в дом православного священника в Нашице, его имя — Джока, а фамилии я не знаю. Усташи выманили его из дома, сказав ему, что повезут к уездному начальству на допрос. Втолкнули его в автомобиль, повезли по направлению к Феричанцу и когда доехали до села Мартин, там его убили, а труп бросили в придорожную канаву. По трупу видно было, что священника закололи, а именно — вонзили ему нож в шею и поворачивали. Потом ему отрезали одну лопатку.

Сразу после убийства сербского православного священника из Нашице в Церемошняк прибыл монах-францисканец, патер Сидоний, который уговаривал сербов перейти в римско-католическую веру, так как другого спасения у них нет, и говорил им: “Видите, люди, вы своего священника потеряли, вам теперь не остается ничего другого, кроме как перейти в римско-католическую веру, иначе и вы погибнете”. Народ пообещал ему, что перейдет. Он перед отъездом сказал, чтобы все, кто перейдет в римско-католическую веру, подписались и чтобы ждали его перед римско-католической церковью в Церемошняке, когда он снова туда приедет.

Через некоторое время патер Сидоний снова приехал в Церемошняк, но его никто из сербов не ждал. Он тогда разозлился и сербам в селе открыто грозил словами: “Я буду не я, если всех вас не прогоню, еще увидите, что вас ждет”.

После этого на православное Преображение, 19 августа 1941 года, ночью прибыли вооруженные усташи из Нашице в Церемошняк, где их поджидали усташи из Церемошняка. Они сразу же ворвались в дом Докича Жарко, земледельца, и убили его и его сына Стеву, тогда как второй сын Жарко от них убежал. Пользуясь случаем, они ограбили дом покойного Жарко Докича. Взяли копченое мясо, колбасу, два хлеба и пальто его сына Стевы. В ту же ночь они угнали 18 сербов — мужчин, женщин и детей — в лагерь в Славонска-Пожегу. Всех их связали веревкой и по пути до села Лонджица били. Некоторые из сербов потом вернулись в свои дома после того, как перешли в римско-католическую веру. Когда остальные сербы из Церемошняка увидели, что у них нет другого выхода, как перейти в католическую веру, они пошли к патеру Сидонию и сказали ему, что перейдут в римско-католическую веру. Он им сказал, что они должны это немедленно сделать, иначе с ними случится то же самое, что и с теми сербами, которых прогнали из их имений. После этого все сербы из Церемошняка перешли в римско-католическую веру. Сербы должны регулярно ходить в римско-католическую церковь, так как их к этому принуждает патер Сидоний. Он их наставляет в римско-католическом вероучении.

Патер Сидоний объезжал вместе с вооруженными усташами и остальные села в уездах Нашице, Славонска-Пожега и Подравска-Слатина и принуждал народ переходить в римско-католическую веру, угрожая, что всех их перебьют или изгонят, со словами: “Все отправитесь через Дрину или в Дрину”.

Для того, чтобы запугать сербов и таким образом заставить их перейти в римско-католическую веру, усташи в сговоре с патером Сидонием многих сербов убили, многих подвергли ужасным пыткам. Так в селе Ивановац, уезд Сл. — Пожега, схватили 18 сербов, согнали в лес и там убили. В селе Стойчиновцы, уезд Сл. — Пожега, убили крестьян Радивойца Саву и Драгича Срету. В селе Латиновцы, уезд Сл. — Пожега, истязали еще одного крестьянина, имя которому Драган. Ему связали вместе руки и ноги, просунули под ногами палку и в этом положении так сильно били, что он и сейчас еще тяжело болен. Другим в этом селе вырывали руки и ногти на руках клещами. Котрлянца Мирко увели в Сл. — Пожегу, и дальше о нем ничего не известно.

Однажды прошлым летом усташи пришли в село Сушине, уезд Нашице, взяли шесть крестьян и отвели их на местное кладбище, где заставили выкопать могилу, а затем убили их и тела в эту могилу закопали. Имен убитых я не знаю.

Под таким ужасным давлением сербы из уездов Нашице, Сл. — Пожега и Подравска-Слатина сдались, и все перешли в римско-католическую веру. Мне известно, что сербская православная церковь в селе Лонджица превращена в римско-католическую. Сербский православный монастырь в Сл. — Ораховице превращен в усташский лагерь.

В феврале 1942 года усташи в местечке Гавия, община Феричанцы, уезд Нашице, схватили 32 серба и отвели в какой-то лагерь. Больше об их судьбе ничего не известно.

В феврале 1942 года усташи пришли в село Горня-Мотична, уезд Нашице, и двоим сербам подсунули в стог сена бомбы и обвинили в том, что это их бомбы. Оба эти серба, зная, что их ждет, бежали в лес, а их семьи усташи угнали в лагерь. Дома сербов, которые насильно выселены в Сербию, усташи разграбили и все их вещи, как и скот, между собой поделили.

В лесах в Славонии появились сербские четники. Это сербы, которые от усташей бежали в лес. Хорваты, сторонники д-ра Мачека, недовольны нынешним режимом в Хорватии, и они тоже большей частью ушли в лес, так как не хотят идти в армию, говоря, что они будут служить в армии, только когда вернется д-р Мачек, а Павеличу служить не будут. Патер Сидоний заставляет сербов идти в лес и сражаться с четниками, потому что усташи в лес идти боятся. В преследованиях сербов особо отличились усташи: патер Сидоний, монах-францисканец из Нашице; Искра Паво; Блажевич Илия; Шарич Йозо; Бркич Лука лично стрелял в упомянутого Докича Жарко и его сына Стеву. И еще: Вукманович Франьо, шофер; Лончаревич Славко, мясник; Главати Йозо, земледелец; Хрипкош Штефо, земледелец, — все из Нашице.

Я 19 марта 1942 года покинул село Церемошняк и отправился в Сербию, потому что не хотел сражаться с четниками, как это требует от нас патер Сидоний, а кроме того, я как серб нигде не мог найти работу.

В путь я отправился с пропуском, который получил в уездной управе в Нашице. Пропуск был до Земуна. Из Земуна я добрался до Белграда с помощью одного кондуктора и прибыл в Белград 19 марта 1942 года вечером. Собираюсь дальше продолжить путь в Велика-Кикинду, где у меня есть кум, Катанич Дмитра…

Больше мне нечего добавить, а все сказанное могу подтвердить под присягой”.