Этого хотели генералы

Теперь о том, что Мехлис якобы мешал нашим прославленным полководцам гениально командовать, мешал тем, что "вмешивался в оперативные вопросы", то есть отменял приказы этих полководцев, давал свои и тем самым командовал он, а не официальные командующие. Эта мыслишка подспудно проводится в мемуарах, вот, к примеру, Ю. Рубцов сообщает:

"Свидетелем тяжелой моральной обстановки, созданной в Крыму во многом усилиями представителя Ставки ВГК, стал в апреле 1942 года нарком ВМФ адмирал Кузнецов. Вот что пишет он в книге мемуаров «Накануне»: «И вот мы в штабе фронта. Там царила неразбериха. Командующий Крымским фронтом Д.Т. Козлов уже находился «в кармане» у Мехлиса, который вмешивался буквально во все оперативные дела. Начальник штаба П.П. Вечный не знал, чьи приказы выполнять ~ командующего или Мехлиса. Маршал С.М. Буденный (главком Северо-Кавказского направления, в чьем подчинении находился Крымский фронт. — Ю.Р.) тоже ничего не смог сделать. Мехлис не желал ему подчиняться, ссылаясь на то, что получает указания прямо из Ставки".

Кузнецову, как видите, так хотелось обгадить Мехлиса, что он уже не соображал, какими идиотами выставил себя и Будённого. Сталин послал их не свидетелями на свадьбу Мехлиса и Козлова, а для выяснения того, что мешает подготовке наступления в Крыму. Если Кузнецов увидел, что Мехлис "вмешивается в оперативные дела", то обязан был шифровкой немедленно сообщить об этом Сталину или сообщить во время доклада об обстановке в Крыму, который он сделал Сталину по возвращении в Москву. Но Кузнецов в своих мемуарах ни словом об этом не обмолвился, т. е. ситуацию с управлением на Крымском фронте тогда, в мае 1942 года, он считал, безусловно, правильной.

Во втором томе своих мемуаров ("Курсом к победе") Кузнецов уже забыл, о чём писал в первом, и характеризует Мехлиса так:

"27 апреля, побывав в Новороссийске, я возвратился в Краснодар, а на следующий день мы с Буденным вылетели на Керченский полуостров.

Самолет, управляемый отличным летчиком В.Г. Грачевым, оторвался от взлетной полосы и, не набирая высоты, лег на курс. Невысокий кустарник мелькал почти под самыми колесами. Когда перелетели пролив, заметили несколько немецких самолетов: они только что бомбили в Керчи причалы и аэродром. Не задерживаясь, мы выехали в село Ленинское, где размещался командный пункт фронта. С.М. Буденного встретил командующий фронтом генерал-лейтенант Д Т. Козлов. Едва начались деловые разговоры, как представитель Ставки Л.3. Мехлис взял инициативу в свои руки, решительным тоном внося то или иное предложение. Таков уж был у него характер.

Всякие разговоры о возможности успешного наступления немцев и нашем вынужденном отходе Л.3. Мехлис считал вредными, а меры предосторожности — излишними. Было наивно думать, что врагу неизвестно о нахождении штаба фронта в селе Ленинском. Логичнее было предположить, что противник умышленно не бомбит Ленинское, откладывая это до решительного момента. Именно так, с бомбежки КП, он начал наступление на Феодосию в январе 1942 года. А Мехлис уверял, что гитлеровцы не только ничего не знают о местонахождении штаба, но что нам и дальше удастся удержать это в секрете".

И всё. Но, между прочим, и о том, что Мехлис не хочет перенести штаб фронта в более безопасное место, Кузнецов тоже обязан был донести Сталину, но молчит о таком докладе, следовательно, и это враньё. Враньём являются и умные разговоры Кузнецова насчёт "возможности успешного наступления немцев", — именно полководцы, а не Мехлис, ничего не хотели об этом слышать, ведь накануне этого наступления вопреки полководцам именно Мехлис настоял на том, чтобы против немецкого наступления хоть какие-то меры были приняты.

Интересно, что маршал Василевский, в отличие от прославленного адмирала Кузнецова, в своих мемуарах даже косвенно не упрекает Мехлиса в том, что тот, якобы, "вмешивался в оперативные дела" и мешал командовать полководцам. Со стороны Василевского такое было бы уж очень большой наглостью. Во-первых, он ведь привёл телеграмму Сталина, в которой тот упрекает Мехлиса в обратном — в том, что Мехлис не вмешался в оперативное управление, т. е. не взял на себя управление фронтом. (Помните: "Если "вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать", а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы ещё не поняли, что вы посланы на Крымфоронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки".)

Само собой, что и Рубцов процитировал эту телеграмму Сталина, но поскольку он, бедный, не понимает смысла даже простых слов, то этот упрёк Сталина Мехлису в том, что Мехлис не вмешался "в оперативные дела", у Рубцова вполне сочетается с собственными упрёками в том, что Мехлис "вмешивался в оперативные дела". Ну, так устроены мозги у "приобщившихся".

Во-вторых, маршал Василевский не мог упрекнуть Мехлиса в том, что тот "вмешивался в оперативные дела" Крымфронта потому, что это не Мехлис, а он, Василевский, в них вмешивался. Вы же помните телеграмму, в которой Москва не только указывала Козлову и Мехлису, что делать, но даже определяла, в каком месте им надлежит находиться. Рубцов, не соображая, к счастью, что именно он цитирует, приводит выдержки и вот из такого документа.

«По распоряжению тов. Мехлиса все оперативные планы, директивы и иные распоряжения войскам фронта проверяются и санкционируются им, — информировал Козлов заместителя начальника Генштаба Василевского. И, явно дезориентированный таким поворотом событий, спрашивал: — Следует ли в данном случае представлять на утверждение Народному Комиссару оперативные планы, свои предложения о предстоящей деятельности войск или все указания по всем вопросам жизни и деятельности войск получать от него непосредственно на месте?».

Как видите, Козлов не возмущается таким положением дел, а радостно информирует Ставку, что Мехлис очень добросовестно относится к своим обязанностям и в курсе абсолютно всех оперативных дел фронта. Из этого же документа видно, что до Мехлиса все оперативные дела согласовывал или не согласовывал, т. е. вмешивался в них, Василевский. Козлова это мало устраивало, так как в случае неудач, ответственность на Генштаб переложить можно ("Вы же сами мне всё согласовали!"), но не просто, поскольку Василевский будет отбиваться: "Вам там на месте было видней, чем нам в Москве, так почему вы нас не предупредили и т. д." И деваться некуда — на месте действительно виднее. А тут такое счастье — Мехлис приехал! Теперь у Мехлиса можно всё утвердить, а потом заявлять: "Представитель Ставки нам всё согласовал, а он же был тут и всё видел!" Генштаб, однако, на это не купился, не передал Мехлису своё единоличное право вмешиваться в оперативные дела Крымфронта. Таким образом, у Мехлиса оставалось только одно: докладывать в Москве своё видение дел на Крымском фронте и давать свои предложения о том, как эти дела улучшить. Поэтому-то и Василевский в своих мемуарах помалкивает на тему того, кто именно «вмешивался в оперативные дела».