Простите, что отвлек вас, и давайте вернемся к использован...

Простите, что отвлек вас, и давайте вернемся к использованию иностранных слов в военном деле. В самом начале, когда иностранные слова (повторю — безо всякой нужды в них) вводились Петром I (а также до и после него) для описания армейских и боевых понятий, их смысл мог быть ясен и являться таким же, как и на родине этих слов, а мог резко изменяться уже при переносе. Возьмем слово «офицеры».

На Западе, особенно у немцев, у которых русские цари позаимствовали это слово, все солдаты, как рядовые, так и те, кто ими командовал, были в сегодняшнем понимании «контрактники» — наемники. Солдат — воин, нанятый за сольдо — за золотые монеты. По окончании срока контракта или при его неисполнении нанимающей стороной, он мог уйти и наняться в другую армию. Армия была фирмой, создаваемой бароном, графом или князем для выполнения определенных работ, и все в ней были наемные работники, но с разными функциями: одни непосредственно дрались, другие ими командовали. У немцев появилась потребность дать последнему понятию слово, а поскольку у них уже в 16-м веке появилось слово для государственных служащих «офицер» (от латинского officium — должность), то они перенесли это слово и на солдат, имеющих командную должность.

Но в Россию это слово начало заноситься в 17-м веке и сразу в регулярную армию — в «полки нового строя», а в этой армии уже не было наемников, и в ней все, включая рядовых, имели государственную должность — в ней все были офицерами в первичном немецком понимании этого слова. Присмотритесь к американским детективам: в них граждане обращаются даже к рядовым полицейским словом «офицер». И это совершенно естественно, поскольку и рядовой полицейский имеет эту должность в государстве. Таким образом, России слово «офицер» уже тогда подходило как корове седло. Ведь было точное слово «служивый», которым народ, кстати, и называл военнослужащих — служащих царю. Были слова «воин, боец, ратник», было, в частности, слово «военачальник», прекрасно описывающее понятие «дающий команды». На кой ляд требовались еще и слова «солдаты» и «офицеры»?

Однако в начале слово офицеры, по крайней мере, хотя бы внутри армии, использовалось точно в таком же значении, как и на своей родине — у немцев. Офицерами были все, имеющие право и обязанность приказывать — от капрала до полковника. (Генералами у немцев были, как правило, сами владельцы армий.) Единственно, Петр I русских офицеров разделил на младших, старший и руководящих — на унтер-офицеров, обер-офицеров и штаб-офицеров. Зачем это было сделано, и боевые задачи унтер-, обер- и штаб-офицеров мы рассмотрим ниже, а сейчас отметим, что более-менее ясное понятие того, кто такой офицер, держалось в умах военнослужащих, пожалуй, до начала 19-го века, а на официальном уровне — до Октябрьской революции.

Начали большевики абсолютно правильно — они восстановили истинные боевые задачи офицеров, ликвидировав все воинские звания и само иностранное слово «офицер», заменив его тоже иностранным, но более ясным для русских словом «командир». Однако, как это можно понять из дальнейшего хода истории, ностальгирующим по своему паразитическому состоянию бывшим царским офицерам и алчущим паразитировать рабоче-крестьянским командирам ну очень хотелось иметь твердую базу паразитирования. И Красная Армия добивается введения персональных, выраженных иностранными словами воинских званий, которые не имеют никакого боевого или военного смысла и их единственный смысл — получение из казны денег, вне зависимости от своей боевой и военной полезности. А сказав «а», вскоре сказали и «б», правда, не без пропагандистской необходимости. В 1943 году ввели и слово «офицер», которое уже не имело не только военного смысла, но и вообще никакого смысла, кроме антиобщественного смысла выделения части служивых в отдельную касту, с целью более удобного грабежа казны собственной страны.

После войны военные паразиты натянули казенное одеяло на себя — теперь младшие офицеры (унтеры) начинаются с младшего лейтенанта, старшие — с майора и высшие — с генерал-майора. Черную кость — рядовых, сержантов, старшин и прапорщиков — они вообще выкинули из числа государственных служащих — из числа имеющих должность в государстве. Но тогда, кто эти должностные лица? Взводами у нас в армии могут командовать сержанты и прапорщики (последних и ввели для командования взводами), а также все лейтенанты от младшего до старшего. Но если лейтенант это офицер, т. е. человек, имеющий должность в государстве, в данном случае — должность командира взвода, то тогда прапорщик, занимающий эту же должность в государстве, но не являющийся офицером, — он кто? Конь в пальто! — ответят вам наши военные мыслители. Почему?! По кочану! — добавят они же.

Если раздел между офицерами и остальными провести по уровню образования, то оно в данном случае не имеет ни малейшего значения — во время войны офицеры без образования дрались лучше, чем в среднем офицеры, окончившие военные училища и академии (ведь потому их, «необразованных», и сделали офицерами). Да и в мирное время нет больших проблем стать лейтенантом без окончания военного училища. То есть нынешнее понятие «офицер» не имеет ни малейшего отношения к боевым должностям, поскольку официально предусмотрено, что ту же самую офицерскую работу могут делать и не офицеры, причем, еще и лучше, чем офицеры.

Это результат применения в родном языке иностранного слова. Называй мы солдат, как таковых, более точным и понятным нам словом «воины», а тех, кто ими командует в бою общим словом «военачальники», мы бы не имели сегодняшнего идиотизма, когда одни и те же командиры без малейших оснований называются по-разному. Военачальниками были бы, как при Петре I, и сержант, и маршал. Но ликвидируй мы понятие «офицеры», и возникнут проблемы в очереди к закромам Родины. Бесчисленные работники министерства обороны, штабов, военкоматов, преподаватели и т. д., чье участие в боях не предусматривается, и кто не дает приказов никаким воинам, — они какие воины и военачальники? Ясно, что никакие. А вот офицеры они замечательные, так сказать, «тоже защитники Родины». Ну и защищают они ее, естественно, не как защитники, а как «тоже защитники».

Я сделал столь пространное вступление, чтобы вы, так сказать, если и не почувствовали, то, по крайней мере, заподозрили разницу. Мы говорим: «Немецкий офицер», — мы говорим: «Советский (российский) офицер», — и полагаем, что это одно и то же. Но на самом деле это не только не одно и то же, но это и рядом не лежало. А путаем мы их потому, что, с одной стороны, запутали сами себя «умными» иностранными словами, а с другой стороны, из-за нежелания попробовать понять образ мысли немца.

Последнее сделать очень непросто (по меньшей мере, мне), тут даже одну, малопонятную нам особенность, нельзя раскрыть, не вторгнувшись в другие, такие же малопонятные особенности. Поэтому я не буду (поскольку просто не смогу) «раскладывать все по полочкам» — мне придется обращать ваше внимание на характерные обстоятельства без подробного их рассмотрения, а в конце сводить их воедино в надежде, что при этом они дополнят друг друга и сделаются более понятными.