Следующий текст — это фрагмент выступления субкоманданте Маркоса перед Международной гражданской комиссией наблюдателей за соблюдением прав человека в Ла-Реалидад, Чьяпас, 20 ноября 1999 г., его наброски были опубликованы в письмах 5.1 и 5.2 в ноябре того же года, под названием: «Чьяпас: война: i. Между спутником и микроскопом, взгляд другого» и «ii. Машина этноцида». Любая схожесть с войной сегодняшней — случайное совпадение.

Согласно нашей концепции, так называемые мировые войны, будь то Первая, Вторая или же те, что мы называем Третьей и Четвертой, обладают многими постоянными характеристиками.

Одна из них — это завоевание территорий и их реорганизация. Если вы посмотрите на карту мира, то увидите, что после окончания любой из мировых войн в мире происходили не только территориальные изменения, но и перемены в обустройстве этих территорий. После Первой мировой войны возникла одна карта мира, а после Второй мировой — другая.

В результате окончания того, что мы решаемся назвать Третьей мировой войной, а другие называют «холодной войной», тоже состоялось завоевание и последующая реорганизация территорий. Это произошло в конце 80-х и совпало с распадом социалистического лагеря, возглавлявшегося Советским Союзом. И с началом 90-х, начало вырисовываться то, что мы называем Четвертой мировой войной.

Другая отличительная черта — это уничтожение противника. В случае Второй мировой войны это был нацизм, а Третьей — все, что было известно как СССР и социалистический лагерь, противостоявшие капиталистическому миру.

Третья отличительная черта — это управление завоеванным. В момент, когда территории завоеваны, необходимо начать управлять ими так, чтобы это было выгодно победителю. Мы часто используем термин «завоевание», потому что являемся экспертами в этом деле. Государства, которые раньше назывались национальными, всегда стремились к завоеванию коренных народов. Несмотря на эти постоянные черты, существует ряд переменных, изменяющихся от одной войны к другой — стратегия, участники, то есть стороны, применяемое ими вооружение, и, наконец, тактика. Несмотря на постоянное изменение тактики, она всегда проявляется, и для понимания сути той или иной войны можно изучать.

Третья мировая или «холодная» война занимает период с 1946 года (или, если угодно, с бомбы сброшенной на Хиросиму в 1945 году) до 1985–1990 годов. Это большая мировая война, состоявшая из множества войн локальных. И, как все остальные, она закончилась завоеванием территорий и уничтожением противника. Следующий шаг — переход к управлению завоеванным и реорганизация территорий. В этой войне были следующие участники: во-первых, две сверхдержавы — Соединенные Штаты и Советский Союз со своими сателлитами; во-вторых, большинство европейских государств; в-третьих, Латинская Америка, Африка и часть Азии и Океании. Страны периферии вращались вокруг США или СССР, согласно тому, что их больше устраивало. За сверхдежавами и странами периферии находились зрители и жертвы, то есть остальной мир. Борьба между сверхдержавами не всегда происходила напрямую. Часто она осуществлялась посредством других стран. Тогда как крупные промышленно развитые государства присоединялись к одному или другому блоку, остальные страны и их население выступали в качестве зрителей или жертв. Основными характеристиками этой войны было: первое — гонка вооружений и второе — локальные войны. Обладая ядерным оружием две сверхдержавы соревновались между собой в том, сколько раз они могут уничтожить мир. Формой давления на противника, была демонстрация превосходящей его силы. И в то же время в разных местах планеты развязывались локальные войны, за которыми стояли сверхдержавы.

Как всем нам известно, результатом оказались поражение и распад СССР и победа США, вокруг которых сегодня объединено подавляющее большинство стран. Именно в этот момент начинается то, что мы называем Четвертой мировой войной. И здесь возникает одна проблема. Результатом предыдущей войны должен был стать монополярный мир — одна страна должна доминировать над всеми остальными, в мире, где у нее нет противников, — но для того, чтобы это стало реальностью, монополярный мир должен осуществить то, что известно как «глобализация». Представьте себе мир как большую завоеванную территорию, где противник уничтожен. Этим новым миром необходимо управлять, поэтому он должен быть глобализирован. Поэтому обращаются к информатике, которая в истории развития человечества столь же важна, как когда-то изобретение паровой машины. Информатика позволяет находиться в любом из мест одновременно, больше нет границ и ни временных, ни территориальных преград. Благодаря информатике начинается процесс глобализации. Стираются разделения, различия, национальные государства — и мир превращается в то, что довольно точно называют мировой деревней.

Концепцию, которая дает основания для глобализации, мы называем «неолиберализмом». Это новая религия, которая позволит, чтобы этот процесс был доведен до конца. В Четвертой мировой войне опять завоевываются территории, уничтожают противника и управляют уже захваченными землями.

Вопрос в том, какие территории необходимо завоевывать и кто является противником. Поскольку предыдущий противник уже исчез, мы утверждаем, что нынешним противником является человечество. Четвертая мировая война уничтожает человечество по мере того, как глобализация является универсализацией рынка. Все человеческое, что возникает на пути рыночной логики, объявляется враждебным и подлежит уничтожению. В этом смысле все мы являемся противником, который должен быть побежден — индейцы, не индейцы, наблюдатели за соблюдением прав человека, учителя, интеллектуалы, артисты. Любой, считающий себя свободным и таковым не являющийся.

В этой Четвертой мировой войне применяется то, что мы называем «разрушением». Территории разрушаются и освобождаются от людей. Во время войны территорию противника необходимо разрушить, превратить в пустыню. Но не просто из страсти к разрушению, а для того чтобы потом восстановить и заново упорядочить. В чем состоит основная проблема глобализации монополярного мира? В национальных государствах, сопротивлениях, культурах, формах взаимоотношений внутри каждого из народов, во всем том, что делает их разными. Разве может эта деревня стать мировой и весь мир одинаковым, если все такие разные? Когда мы говорим о необходимости разрушить и опустошить национальные государства, это не обязательно означает физическое уничтожение людей, но обязательно — это уничтожение различных форм человеческих взаимоотношений. После разрушения необходимо восстанавление. Восстановить территории и отвести на них людям место, которое определят законы рынка, — именно к этому ведет глобализация.

Первое препятствие — это национальные государства: необходимо напасть на них и их разрушить. Нужно уничтожить все, что делает государство «национальным», — язык, культуру, экономику, политическую структуру и социальную ткань. Национальные языки больше не нужны, необходимо их ликвидировать и утвердить новый язык. Вопреки тому, что можно подумать, этот язык — не английский, этот язык — информатика. Надо свести к одному все языки, перевести их на язык информатики, даже если этот язык — английский. Все культурные аспекты, делающие француза французом, итальянца — итальянцем, датчанина — датчанином, мексиканца — мексиканцем должны быть разрушены, потому что это барьеры, мешающие доступу к глобализированному рынку. Вопрос уже не в том, как создать один рынок для французов, а другой — для англичан или для итальянцев. Нужно создать один-единственный рынок, где один и тот же человек сможет потреблять один и тот же продукт в любой части мира и где этот человек будет вести себя как гражданин мира, а не как гражданин национального государства.

Это значит, что история культур, история традиций сталкивается с этим процессом и является в Четвертой Мировой войне противником. Особенно серьезно это для Европы, где проживают народы с очень давними традициями. Французская, итальянская, английская, немецкая, испанская и прочие культурные логики — все, что не может быть изложено в теминах информатики и рынка — являются для глобализации препятствиями. Товары будут теперь циркулировать по информационным каналам, и все остальное должно быть или убрано, или отложено в сторону. Национальные государства обладали собственной экономической структурой и тем, что называлось «национальной буржуазией», — капиталистами, проживавшими в своей стране и там же получавшими свою прибыль. Так продолжаться больше не может: если вопросы экономики решаются на мировом уровне, экономическая политика любого национального государства, которое попытается защитить интересы своих национальных капиталов, будет объявлена врагом. Договор о свободной торговле и то, что привело к Европейскому Союзу и евро — все это симптомы глобализации экономики, хотя, как это происходит с Европой, речь вначале заходит лишь о региональной глобализации. Национальные государства пытаются выстраивать свои политические взаимоотношения, но политические взаимоотношения теперь уже не годятся. Я не определяю их как плохие или хорошие: дело в том, что эти политические взаимоотношения являются препятствием для действия рыночных законов. Национальный политический класс уже стар и должен быть заменен. Напрягите вашу память и попытайтесь припомнить имя хотя бы одного сегодняшнего крупного европейского государственного деятеля. Скорее всего, вам это не удастся. Самые главные персонажи Европы евро — это такие личности как банкир, президент Бундесбанка. То, что он скажет, предопределит политику президентов и премьер-министров разных стран Европы.

И если социальная ткань сейчас разорвана, былые отношения взаимопомощи, делавшие возможным сосуществование внутри национальных государств, сегодня тоже рвутся. И это питает различные кампании, направленные против гомосексуалистов и лесбиянок, против мигрантов, различные кампании ксенофобии. Все, что раньше находилось в определенном равновесии, разлетается вдребезги в момент, когда эта война атакует национальное государство и превращает его в нечто совершенно другое.

Речь идет о сведении всех к общему знаменателю, о превращении всех нас в существа совершенно одинаковые и об утверждении в мире только одного образа жизни. Главным развлечением при этом должна стать информатика: информатика должна стать работой, главной человеческой ценностью должно стать количество кредитных карточек, а также покупательная и производительная способность. В случае с преподавателями это очень просто. Уже неважно, у кого больше знаний и опыта, сейчас главное — кто проводит больше исследований, от этого зависят зарплаты, социальная защита и место в университете.

Все это тесно связано с североамериканской моделью. Тем не менее, Четвертая мировая война приводит к противоположному эффекту, называемому нами «расщеплением». Парадоксальным образом мир не превращается в единое целое, а наоборот, раскалывается на множество частей. Несмотря на то что, как предполагается, граждане мира должны становиться все более похожими друг на друга, из существующих ныне различий возникают все новые и новые — гомосексуалисты и лесбиянки, молодежь, мигранты. Национальные государства действуют как одно большое государство-земля-акционерное общество, дробящее нас на множество осколков.

Если вы посмотрите на карту мира этого периода — периода окончания Третьей мировой войны — и проанализируете историю последних восьми лет, вы увидите, что произошел значительный передел мира, особенно в Европе, но не только там. Там, где раньше была одна страна — сейчас их стало много, и карта мира продолжает дробиться. Таков парадоксальный результат Четвертой мировой войны. Вместо глобализации мир раскалывается и вместо того, чтобы под действием этого механизма все жители мира становились все более одинаковы и подчиненными ему, между ними возникает все больше и больше различий. Глобализация и неолиберализм превращают мир в архипелаг. И этому необходимо навязать рыночную логику, подвести все под общий знаменатель. Это мы называем «финансовой бомбой».

Одновременно с возникновением людей, отличных от других, умножаются различия. У каждого молодого человека — своя любимая группа, свои понятия о жизни, например, в каждой стране есть панки и скинхеды. Сейчас отличные не только отличны, но и множат свои различия и ищут собственную идентичность. Очевидно, что Четвертая мировая война не предлагает им зеркало, где они могут увидеть, что объединяет их с остальным человечеством, напротив — им предлагается разбитое зеркало. И каждый выбирает доставшийся ему осколок и с ним — свое поведение в жизни. Пока власть чувствует, что в ее руках — контроль над архипелагом, над людьми, не над территориями, — она за себя спокойна.

Мир разлетается на множество осколков, больших и маленьких. Уже не существует континентов в том смысле, что кто-то чувствует себя европейцем, африканцем или американцем. То, что предлагает глобализация неолиберализма, — это сеть, сплетенная финансовым капиталом или, если угодно, финансовой властью. Если в этом ее узле — кризис, его эффект будет амортизирован остальной ее частью. Если в одной из стран существует определенный уровень благополучия, его эффект не распространится на остальные страны. Таким образом, эта сеть не действенна, все то, что нам об этом говорили — ложь мирового масштаба, речь, столько раз повторенная лидерами Латинской Америки, будь то Менем, Фухимори, Седильо или другие руководители соответствующих моральных качеств. В действительности оказывается, что сеть эта сделала национальные государства гораздо более уязвимыми. Сейчас она заканчивает их уничтожение, и на этот раз — за счет внутренних эффектов. И любые усилия любой из стран по достижению внутреннего равновесия и поиск собственного пути для своего народа оказываются тщетными. Все зависит от того, что произойдет в одном из японских банков, от того, как поведет себя русская мафия или спекулянт в Сиднее. Так или иначе, национальные государства не могут спастись, приговор им окончателен и обжалованию не подлежит. Когда национальное государство соглашается на вступление в эту сеть — потому что нет другого выхода, его к этому вынуждают, хочет оно того или нет, — оно подписывает собственное свидетельство о смерти.

В результате мировой рынок стремится к одному — к превращению всех этих островов не в страны, а в свои торговые центры. Можно попасть из одной страны в другую и увидеть везде одни и те же продукты, уже нет никакой разницы. В Париже и в Сан-Кристобале-де-Лас-Касас можно потреблять одно и то же; находясь в Сан-Кристобале-де-Лас-Касас, можно в то же время быть и в Париже и узнавать одни и те же новости. Это — конец национальных государств. И не только их — это конец людей, из которых состоят эти государства. Единственное, что важно, — это закон рынка; именно он определяет, что если ты производишь столько-то — то стоишь столько-то, а если потребляешь столько-то — то стоишь столько-то. Достоинство, сопротивление, солидарность — помехи. Все, что мешает превращению человека в машину по производству и покупке товаров, — это враг, который должен быть уничтожен. Поэтому мы говорим, что противником в Четвертой мировой войне является весь род человеческий. Не уничтожая его физически, она уничтожает в нем все человеческое.

Но, как это ни парадоксально, с разрушением национальных государств достоинство, сопротивление и солидарность возникают вновь и вновь. И нет уз более сильных и прочных, чем те, что существуют между группами отличных от других — между гомосексуалистами, лесбиянками, молодежью и мигрантами. Поэтому эта война ведется и против тех, кто отличается. Именно в этом — причины мощных расистских кампаний в Европе и Соединенных Штатах против тех, у кого смуглая кожа, тех, кто говорит на другом языке или принадлежит к другой культуре. В том, что остается от национальных государств, ксенофобия культивируется в виде угроз вроде: «Эти турецкие мигранты хотят отобрать у тебя работу», «Эти мексиканские мигранты приехали к нам, чтобы насиловать, воровать и распространять среди нас свои дурные привычки». Национальные государства или то немногое, что от них остается, поручают новым гражданам мира миссию избавления от миргантов. И потому процветают такие группы, как Ку-Клукс-Клан, и ко власти приходят персонажи такой выдающейся порядочности, как Берлускони. Все они привносят свой вклад в кампанию ксенофобии. Ненависть к другим, преследования всех, отличных от остальных, становятся мировым явлением. Перед лицом этой агрессии различия множатся и укрепляются. Я не хочу квалифицировать это как что-то хорошее или плохое, но сегодня это так.

В чисто военном отношении, у Третьей мировой войны была своя логика. В первую очередь эта война была конвенциональной, строившейся на том, что каждая сторона выставляет своих солдат, они сражаются и выживший побеждает. Это происходило на одной специально отведенной для этого территории, которой, в случае сил Оргенизации Североатлантического альянса, НАТО, и сил Варшавского договора, являлась Европа. С началом этой конвенциональной, то есть ведущейся между армиями, войны, была начата и гонка вооружений.

Рассмотрим некоторые детали. Это (показывает винтовку) — полуавтоматическое оружие и называется оно АР-15, автоматическая винтовка. Ее создали для войны во Вьетнаме, и разобрать ее можно очень быстро (разбирает ее) — раз, и готово. Когда ее сделали, североамериканцы думали о сценарии конвенциональной войны, то есть о столкновении крупных воинских контингентов. «Отправим много солдат, бросим их в бой и кто-нибудь да останется.» В то же время, Варшавский договор разрабатывал автомат Калашникова, известный больше, как АК-47, оружие с большой огневой мощью на коротких дистанциях, до 400 метров. Советская концепция подразумевала волновые атаки войск: сначала выдвигалась и открывала огонь первая линия, и если она гибла, в бой вступали вторая и третья. Побеждал тот, у кого больше солдат. Тогда североамериканцы пришли к выводу что «старая винтовка «Гаранд» времен Второй мировой войны нам уже не годится. Теперь нам нужно оружие с большой огневой мощью для коротких дистанций». Так они разработали АР-15 и испытали ее во Вьетнаме. Но она себя не оправдала. Когда их атаковал «Вьетконг», механизм не закрывался и вместо выстрела винтовка просто щелкала. Но это был не фотоаппарат, а оружие. Потом они попытались решить эту проблему с помощью модели М-16А1. Здесь загвоздка заключалась в том, что в этой винтовке используются два вида патронов. Один, гражданский, сечением в 2,223 дюйма — их можно купить в любом магазине Соединенных Штатов. И другой — 5,56-миллиметровый, находящийся исключительно на вооружении сил НАТО. Эта пуля очень эффективна и у нее есть одна хитрость. Целью войны является нанесение противнику потерь, а не убийство его солдат, потому что потерей в армии считается просто вывод солдата из строя, когда он уже не может воевать. Женевская конвенция — договор с целью гуманизации войны — запрещает разрывные пули, потому что когда они попадают в цель, они гораздо более разрушительны и смертельны, чем обычные пули с твердым сердечником.

«Поскольку цель в повышении числа раненых и понижении убитых, — сказали в Женеве, — запретим разрывные пули». Попадение пули с твердым сердечником выводит тебя из строя, ты являешься потерей, но если только пуля не поражает жизненно важный центр, тебя не убивает. Для выполнения Женевской конвенции и осуществления своей хитрости североамериканцы создали пулю с мягким сердечником, которая, входя в человеческое тело, надламывается и начинает вращаться. Входное отверстие одного размера, а выходное — намного больше. Эта пуля намного хуже разрывной и не нарушает договоров. Тем не менее, если она попадает тебе в руку — ты остаешься без руки. Пуля 162 может пробить тебя насквозь, но только ранит, эта же разрывает тебя на куски. И, как бы случайно, мексиканское правительство только что закупило 16 тысяч этих пуль.

То есть, для каждого конкретного сценария создавалось соответствующее оружие. Предположим, что ядерное оружие использовать не хотели. Что же использовали? Большие количества солдат против больших количеств солдат. И так были созданы доктрины конвенциональной войны НАТО и Варшавского договора.

Второй возможностью была ограниченная ядерная война, война с использованием ядерного оружия, но только в определенных местах. Между двумя сверхдержавами существовала договоренность не атаковать друг друга на собственных территориях, а вести войну исключительно на территории нейтральной. Излишне говорить, что этой территорией была Европа. Именно там должны были падать бомбы, а там уж было бы видно, кто останется в живых в Европе Западной и в той, что называлась Восточной.

И последней возможностью Третьей Мировой войны была всеобщая ядерная война, оказавшаяся большим бизнесом, бизнесом века. Логика ядерной войны заключалась в том, что в ней не могло быть победителя, неважно кто начинал; как бы он ни начинал, другой обязательно успел бы ответить. Взаимное разрушение было гарантировано, и с самого начала стороны просто отказались от такой возможности. И этот вариант превратился в то, что в терминах военной дипломатии стало называться «политикой сдерживания».

Для того чтобы Советы не использовали против них свое ядерное оружие, североамериканцы создали много собственного ядерного оружия, и чтобы североамериканцы не использовали это ядерное оружие, Советы создали еще больше ядерного оружия, и так по нарастающей. Называлось это оружие межконтинентальным баллистическим, были это ракеты готовые лететь из России в Соединенные Штаты и из Соединенных Штатов в Россию. Стоили они бешеных денег и сейчас уже ни на что не годны. Существовали и другие виды ядерного оружия для местного использования, которые должны были быть применены в Европе в случае локальной ядерной войны.

В момент начала этой фазы, в 1945 году, такая война имела определенный смысл, потому что Европа была разделена на две части. Военная стратегия — а говорим мы сейчас об аспектах чисто военных, — заключалась в следующем: некоторые продвинутые посты непосредственно перед позициями противника, за ними — постоянная статегическая линия, и уже за ней — тылы, в данном случае Соединенные Штаты или Советский Союз. Со статегической линии производилось снабжение продвинутых постов. В воздухе 24 часа в сутки находились огромные «летающие крепости» Б-52, с ядерными бомбами на борту, которые благодаря дозаправке в воздухе не нуждались в посадке. Кроме того, существовали пакты. Пакт НАТО, Варшавский договор и СЕАТО (Организация договора о Юго-Восточной Азии), — что-то вроде НАТО для азиатских стран. Эта схема вводила в действие локальные войны. Все это имело свою логику, и было логично воевать во Вьетнаме, который был одним из согласованных сценариев. В роли продвинутых постов выступали местные армии или повстанцы, функцию статегических линий выполняли линии подпольной или легальной поставки оружия, и в роли тыла выступали две сверхдержавы. Была еще договоренность о зонах, которым отводилась роль зрителей. Наиболее очевидные примеры этих локальных войн — латиноамериканские диктатуры, азиатские конфликты, в частности, Вьетнам, и войны в Африке. Казалось, это не имело абсолютно никакой логики, потому что в большинстве случаев было совершенно непонятно, что происходит, но все происходившие события были частью схемы конвенциональной войны.

Именно в это время — и это важно — разрабатывается новая концепция «тотальной войны»: в военную доктрину включаются невоенные элементы. Например, во Вьетнаме, начиная с наступления в праздник Тет (1968 год) и заканчивая взятием Сайгона (1975 год), средства массовой информации превращаются в новый очень важный фронт боевых действий. Так, среди военных получает распространение идея, что только одной военной мощи недостаточно — необходимо включить в войну и другие элементы, такие, как средства массовой информации, и что противника можно атаковать и средствами экономическими, и политическими и даже дипломатическими, где особая роль отводится Организации Объединенных Наций и международным организациям. Некоторые страны организовали акты саботажа, чтобы добиться осуждения и обвинений в адрес других, что было названо «дипломатической войной».

Все эти войны следовали логике домино. Как ни несерьезно это звучит, казалось, два соперника играют в домино с остальным миром. Один из противников клал свою костяшку и другой старался ответить своей, чтобы осложнить сопернику продолжение игры. Это — логика посвещенного персонажа по имени Киссинджер, государственного секретаря правительства США времен войны во Вьетнаме, говорившего: «Мы не можем уйти из Вьетнама, потому что это значило бы сдать другим партию домино в Юго-Восточной Азии». И поэтому они сделали во Вьетнаме то, что сделали.

Кроме этого, предпринимались попытки возродить логику Второй мировой войны. Для большинства населения ее логика была окрашена героизмом. В ней — образ морской пехоты, освобождающей Францию от диктатуры, освобождающей Италию от дуче, освобождающей Германию от военных, со всех сторон наступающей Красной Армии. Разумеется, смыслом Второй мировой было уничтожение врага, угрожавшего всему человечеству — национал-социализма. Поэтому локальные войны попытались в том или ином виде возродить мысль «мы защищаем свободный мир», но на этот раз роль национал-социализма отводилась Москве. И Москва, в свою очередь, делала то же самое: обе сверхдержавы старались использовать как аргумент «демократию» и «свободный мир» согласно собственным понятиям.

Потом наступает Четвертая мировая война, аннулирующая все предыдущее, потому что мир уже стал другим и ту же самую стратегию применить невозможно. Концепция «тотальной войны» развивается дальше — теперь это уже не только война на всех фронтах, но и война, которая может вестись в любом месте, тотальная война, при которой в игру включен весь мир. «Тотальная война» значит: война в любой момент, в любом месте и при любых обстоятельствах. Уже не существует идеи боя за какое-то конкретное место, бой может быть дан в любой момент; больше нет логики эскалации конфликта и обмена угрозами, захвата позиций и попыток наступления. Конфликт может возникнуть в любой момент и при любых обстоятельствах. Он может быть вызван какой-нибудь внутренней проблемой, каким-нибудь диктатором, всем тем, чем были вызваны войны последних пяти лет — от Косово до войны в Персидском заливе. Таким образом отменяется вся военная рутина «холодной войны».

В рамках Четвертой мировой войны невозможно вести войну, исходя из критериев Третьей, потому что сейчас мне уже необходимо воевать в любом месте, я не знаю, ни куда попаду, ни когда это случится, я должен действовать быстро, об обстоятельствах, ждущих меня в этой войне, мне тоже ничего неизвестно. Чтобы решить эту проблему, военные разработали сначала войну «быстрого развертывания». Примером этого может служить война в Персидском заливе, потребовавшая большого накопления военной силы в короткий промежуток времени, крупномасштабных боевых действий в течение короткого времени, завоевания территорий и отхода. Вторжение в Панаму — это другой пример действия этих сил «быстрого развертывания». Кстати, в НАТО тоже есть контингент, именуемый «силами быстрого реагирования». Быстрое развертывание заключается в том, что мощь колоссальной военной машины обрушивается на врага и не делает различия между детской больницей и заводом по производству химического оружия. Это происходило в Ираке — умные бомбы оказались достаточно глупы и не различали цели. И на этом военные остановились, потому что поняли, что обходится им это очень дорого и толку от этого мало. В Ираке они осуществили развертывание, но завоевания территорий не было. Возникли проблемы с местными протестами, появились международные наблюдатели за соблюдением прав человека.

И военные вынуждены были отступить. Вьетнам их уже научил тому, что настаивать в таких случаях неразумно. «Нет, мы уже не можем этого делать», — сказали они. Тогда они перешли к статегии «проекции силы». «Вместо того, чтобы создавать североамериканские базы по всему миру, сконцентрируем лучше все в одну большую континентальную силу, которая в течение считанных дней и часов сможет перебросить наши боевые соединения в любую точку мира». И действительно, за четыре дня они могли доставить в самое отдаленное место планеты дивизию из четырех или пяти тысяч солдат и больше, с каждым разом все больше.

Но если проекция силы опирается на своих, то есть североамериканских солдат — возникает проблема. Они считают, что если конфликт не будет разрешен быстро и начнут приходить цинковые гробы, как во время Вьетнамской войны, — это сможет вызвать множество внутренних протестов как в Соединенных Штатах, так и за их пределами. Для того чтобы избежать этих проблем, военные отказались от идеи проекции силы, преследуя при этом, насколько мы понимаем, чисто меркантильный интерес. Они подсчитывали не масштабы уничтожения живой силы или природы, а степень ущерба своему имиджу. Таким образом, идея войны-проекции была отложена в сторону, и они перешли к разработке новой военной модели с участием местных солдат плюс международная поддержка плюс участие еще одной наднациональной инстанции. Уже не нужно никуда отправлять солдат, потому что воевать можно будет за счет чужих солдат, местных, оказывать им поддержку согласно потребностям, возникающим в ходе конфликта, и не использовать схему, при которой войну объявляет одна страна, — необходимо прибегнуть к международной инстанции, такой как ООН или НАТО. Таким образом, получается, что местные солдаты делают грязную работу, а в новостях появляются североамериканцы и получаемая ими международная поддержка. Такая вот модель. Протестовать уже бесполезно — эти войны не ведет правительство Соединенных Штатов, это война НАТО, и кроме того, единственное, что делает НАТО — это оказание услуг и помощь ООН.

Реорганизация армий во всем мире проводится для того, чтобы они смогли, пользуясь международной поддержкой, под наднациональным прикрытием и под видом гуманитарной войны принять участие в локальном конфликте. Речь сейчас идет о спасении населения от геноцида путем его уничтожения. Именно это произошло в Косово. Милошевич начал войну против человечества — «если мы воюем с Милошевичем, значит, мы защищаем человечество». Это был аргумент, использованный генералами НАТО и принесший столько проблем европейским левым, — выступить против бомбардировок НАТО значило для них поддержать Милошевича, и поэтому они предпочли поддержать бомбардировки НАТО. И, как вам известно, Милошевича вооружили Соединенные Штаты. В действующей сегодня военной концепции весь мир — будь то Шри Ланка или любая самая отдаленная страна планеты — является задним двором, потому что процесс глобализации вызывает эффект одновременности. И проблема как раз в этом: все, что бы ни произошло в этом глобализированном мире, в любом его месте затрагивает интересы нового мирового порядка. Мир уже перестал быть миром, он — деревня, и все очень близко. Поэтому главный полицейский мира, в частности, Соединенные Штаты, имеют право на вмешательство в любой момент, в любом месте и при любых обстоятельствах. Они могут воспринять как угрозу своей внутренней безопасности все что угодно, например, они могут решить, что восстание индейцев в Чьяпасе или тамилов на Шри Ланке или что угодно другое является для них непосредственной угрозой. Любое движение в любом месте планеты, причем совершенно необязательно вооруженное, может быть воспринято ими как угроза их внутренней безопасности.

Что же случилось? Почему исчезли старые военные стратегии и концепции? Посмотрим.

«Театр военных действой» — это термин, указывающий на место, где ведется война. В Третьей мировой войне театром военных действой была Европа. Сейчас уже неизвестно, где может вспыхнуть конфликт, это может произойти в любом месте и не обязательно в Европе. Поэтому военная доктрина переходит от того, что называлось «системой», к тому, что они называют «гибкостью». «Я должен быть готов действовать как угодно и в любой момент. Одной схемы мене уже недостаточно, мне необходимо множество схем, причем не только чтобы выстроить ответ на определенные события, но и чтобы выстроить множество военных ответов на определенные события». И здесь открывается широкое поле действия для информатики. Эта перемена вызывает переход от систематического, квадратного и жесткого к гибкому, к тому, что может измениться с минуты на минуту. И это определит всю новую военную доктрину армий, воинских корпусов и солдат. Это является одним из основных элементов Четвертой мировой войны. Другой ее элемент — это переход от «стратегии сдерживания» к стратегии «расширения» или «распространения»; речь идет уже не только о завоевании территорий и сдерживании противника, сейчас важно суметь распространить конфликт на то, что они называют «невоенными акциями». В случае с Чьяпасом это выражено в постоянном снятии и назначении губернаторов и муниципальных президентов, с изменением тактики в отношении прав человека, средств массовой информации и т. д.

В новую военную концепцию включена интенсификация завоевания территорий. Это значит, что уже недостаточно покончить только с САНО и ее военными силами, нужно заняться еще и церковью, неправительственными организациями, международными наблюдателями, прессой, мирным населением и т. д. Уже нет мирных жителей и нейтральных сил. Весь мир — участник конфликта.

Это подразумевает то, что национальные армии уже не годятся, потому что им уже не надо защищать национальные государства. Если национальных государств больше нет, что им защищать? Согласно новой доктрине, национальным армиям отводится роль местной полиции. В случае Мексики это хорошо заметно: мексиканская армия все больше занята чисто полицейской деятельностью, такой как борьба с наркобизнесом, или же возникает новый орган по борьбе с организованной преступностью, который называется Федеральной полицией по предупреждению преступности и состоит из военных. Речь, стало быть, о превращении национальных армий в полицию, в стиле североамериканского комикса о Суперкопе. Когда будет проведена реорганизация армии в бывшей Югославии, она превратится в местную полицию, и НАТО станет ее Суперкопом, говоря политическим языком — ее старшим партнером. Звездой в этих случаях является наднациональная инстанция — НАТО или армия США, местные армии — это часть массовки.

Но национальные армии были созданы исходя из доктрины «национальной безопасности». В случае наличия врага или угрозы безопасности страны их дело было поддерживать эту безопасность, иногда перед лицом внешнего противника, а иногда перед внутренним врагом, дестабилизирующим страну изнутри. В этом заключалась доктрина Третьей мировой войны или «холодной войны». Учитывая этот момент, в рядах национальных армий был развит определенный уровень национального сознания, затрудняющий их сегодняшнее превращение в полицейских друзей Суперкопа. Поэтому доктрину национальной безопасности необходимо превратить в доктрину «национальной стабильности». Дело уже не в защите страны. Поскольку главным врагом национальной стабильности является наркобизнес и это мировое явление, национальные армии, дейсвующие в рамках доктрины национальной стабильности, готовы к получению международной помощи и к международному вмешательству в других странах.

Во всем мире существует проблема реорганизации национальных армий. Сейчас мы спустимся к Америке и оттуда — к Латинской Америке. Процесс этот в общих чертах тот же, что и в Европе в случае войны НАТО в Косово. В Латинской Америке существует Организация американских государств, ОАГ, обладающая Системой защиты полушария. Согласно идее бывшего аргентинского президента Менема, все латиноамериканские страны находятся под угрозой, и нам необходимо объединиться, лишить наши армии национального сознания и под знаменем доктрины общей защиты полушария и под предлогом борьбы с наркобизнесом создать одну большую армию. Учитывая, что речь идет о гибкости, то есть о готовности начать войну в любой момент, в любом месте и при любых обстоятельствах, начинаются совместные военные маневры. Эта система защиты полушария должна покончить с немногими до сих пор существующими бастионами национальной обороны. В Европе это было Косово, в случае Латинской Америки это Колумбия и Чьяпас. Как создать эту систему защиты полушария? Есть два пути. В Колумбии, где существует угроза наркобизнеса, правительство обращается ко всем с просьбой о помощи: «Необходимо вмешаться, потому что наркобизнес — это угроза на только для Колумбии, но и для всего континента». В случае Чьяпаса применяется формула тотальной войны. Все являются ее участниками, нет нейтральных — или ты союзник, или ты противник.

Дробя, превращая мир в архипелаг, финансовая власть стремится к созданию нового торгового центра в Чьяпасе, Белизе и Гватемале, который будет развивать туризм и контролировать природные богатства.

Кроме того, что в этих местах много нефти и урана, проблема в том, что еще здесь много индейцев. И индейцы, мало того что не говорят по-испански, не хотят иметь кредитных карточек, ничего не производят, заняты выращиванием маиса, фасоли, перца и кофе, и, кроме того, у них хватает наглости танцевать под маримбу и не пользоваться при этом компьютером. Они не потребители и не производители. Они излишни. А все излишнее должно быть уничтожено. Но они не хотят ни уходить, ни переставать быть индейцами. Более того, их борьба — не за власть. Они борются за то, чтобы их признали как индейские народы, чтобы признали их право на существование, не заставляя превращаться в других. Но проблема в том, что здесь, на этой территории пребывающей в состоянии войны, на сапатистской территории, находятся основные индейские культуры, их языки и богатейшие нефтяные месторождения. В САНО участвуют индейские народы — цельталь, цоциль, тохолабаль, чоль, соке, мам, — и метисы. Это карта Чьяпаса — общины с индейским населением, нефтью, ураном и ценными породами дерева. И этих индейцев надо убрать отсюда, потому что они не воспринимают землю так, как это понимает неолиберализм. Для неолиберализма все является товаром, все продается и эксплуатируется. А эти индейцы смеют говорить «нет», потому что земля — это мать, потому что она хранит их культуру, потому что в ней живет их история и потому что в ней живут их мертвые. Сплошной абсурд, который не вмещается ни в один из компьютеров и не котируется ни на одной из бирж. И совершенно невозможно убедить этих индейцев в том, чтобы они вернулись к благоразумию, научить их думать правильно — не хотят и всё! И даже восстали с оружием в руках. Именно поэтому, считаем мы, мексиканское правительство не хочет мира; то, чего оно хочет — это покончить с этим противником, опустошить эту территорию, а потом вновь организовать ее и превратить в большой торговый центр, в гипермаркет юго-востока Мексики. САНО поддерживает индейские народы, поэтому она тоже является врагом, но не главным. Договориться с САНО было бы недостаточно, тем более, что договориться с САНО значило бы отказ от захвата территории богатой нефтью, ураном и ценными породами дерева. Поэтому они этого не допустили и не допустят.

Интервью Матильде Камподонико и Эдуардо Бласине — корреспондентам уругвайского журнала «Эль-Обсервадор».

«Уругвайцы, уругвайцы! — говорит субкоманданте Маркос, — я ждал вас, и вы ждали меня. И вот мы здесь». Так началась беседа, которую провел с «Эль-Обсервадором» сапатистский лидер, в течение беседы его непритворная усталость не раз сменилась шуткой, хотя все это было выдержано в гораздо более серьезных тонах, чем известные телевизионные интервью

Встреча была назначена в четверг 15 марта на 18 часов, но из-за с трудом сдерживаемого нетерпения журналист и фотограф пришли на полчаса раньше.

Разговор начался на факультете Антропологии Столичного университета Мехико с пунктуалностью, превзошедшей ожидания журналистов. После контроля на входе, оба были проведены в маленький амфитеатр, на сцене которого находились приветственные рисунки, детская картина и длинный лоскут материи с текстом Эдуардо Галеано. Автор «Вскрытых вен Латинской Америки» не будучи пророком в своем отечестве, является таковым на сапатистских территориях.

После пяти минут ожидания, на лестнице, ведущей к маленькой сцене возникли силуэты Маркоса и команданте Тачо (его наиболее частой компании), где уже стояли заранее подготовленные пять стульев.

В беседе Маркос признал, что скучает по сельве, что городской смог не дает дышать, что он устал от маски, которую, находясь в столице, вынужден носить постоянно. В течение всего разговора он произвел впечатление очень спокойного и убежденного в своих словах человека, постоянно глядя в глаза собеседника и используя жесты одной руки, для выражения своих идей, и в другой руке держа свою неразлучную трубку.

К чему на самом деле стремится САНО? Вы говорите о демократии, свободе и справедливости, но все эти требования кажутся очень общими.

Нужно различать то, к чему стремится САНО, и то, чего хотят сапатисты. САНО хочет избавиться от буквы «А» в своем названии, перестать быть армией, а сапатисты хотят добиться одной очень простой вещи — изменить мир. Сделать его таким, каким он должен быть, круглым, для того чтобы в него вместилось все, что должно вместиться. Но говоря более конкретно, это не только наша задача. Как САНО, мы хотим прийти к диалогу и справедливым, серьезным, ответственным переговорам, которые позволят нам и правительству найти достойное решение этой проблемы. Это позволило бы дать очень ясный сигнал остальному миру, что диалог — это наилучший путь преодоления конфликтов. Это не только избежание кровопролития, но и совместное созидание. Это было бы очень ясным сигналом и для других вооруженных групп.

В этом другом мире, который вы себе представляете, есть предприниматели?

Есть, есть. Мы считаем, что в мире не может быть такого, чтобы цвет кожи, волос, язык, на котором говорят или форма одежды, культура были поводом к тому, чтобы тебя ценили больше или меньше. Если ты создаешь свое богатство собственным трудом, а не за счет других, то почему для тебя не будет места в этом мире? Мы не предлагаем никакой социалистической системы, мы предлагаем нечто более сложное, более трудное для построения — отношения равенства между людьми.

Это значит, вы изменили свои идеи? Когда в молодости вы решили избрать путь сельвы, вы считали что нужно установить социализм?

Да, верно. Мы попали сюда с марксистско-ленинистским менталитетом, как, кажется, все военно-политические организации Латинской Америки в 60-е и 70-е годы. И это мышление было подшлифовано. Мы были… (рисует в воздухе указательным пальцем квадрат) марксистами-ленинистами, а индейская реальность начала шлифовать края и превратила его в нечто круглое.

Эта шлифовка была мягкой или в какой-то момент индейцы вам сказали так: «Знаете что, ваши идеи не имеют ничего общего с нашими»?

Был момент выживания. Мы не могли наводить мосты, говорить и слушать. Мы не воспринимали другие понятия. Как будто мы говорили на разных языках, и с той стороны не было точки отсчета, исходя из которой можно было перевести то, о чем говорилось. Нам первым приходилось принимать понятия других, их мировосприятие и, исходя из этого, заново выстраивать наш язык. В момент, когда нам удалось принять это мировосприятие и эти культурные понятия, многое изменилось. Нам не ставили ультиматумов типа «Не приноси сюда этого», нам говорили: «Мы тебя не понимаем». Построение диалога началось в момент, когда мы уже разделяли основные идеи индейцев.

После падения Берлинской стены число этнических конфликтов умножилось. Как вы можете это объяснить?

Нам продали колоссальную ложь: нам сказали, что в борьбе между капитализмом и социализмом победил капитализм и то, что за этим следует, — это один-единственный рынок, один-единственный мир, мировая деревня, больше нет границ, больше нет разделенных между собой стран, люди свободно переезжают с места на место. А на самом деле границы умножаются, мир превратился не в мировую деревню, а в архипелаг, на котором перемещаться свободно могут только капитал и войны. Не возник человек более разумный, а наоборот, расцвели самые примитивные и иррациональные человеческие проявления, такие как различные виды фундаментализмов. Повсюду мы становимся свидетелями этнических конфликтов. Ложь заключается в том, что это совершенно не то, что нам продали: нам пообещали одну глобализацию, а то, что происходит, — это глобализация полностью ей противоположная. Происходящее сегодня неизбежно разрушает человеческое будущее. Когда мы говорим, что боремся против неолиберализма, мы делаем это потому, что как человечество мы должны противостоять этой ставке на истощение. На планете уже не будет мира, как в период «холодной войны». Войн сейчас больше, чем раньше, и они более жестоки, абсурдны и кровавы. И, что парадоксально, люди сейчас более циничны. Например, я не могу поверить, что жители Европы не просто с безразличием наблюдали за бомбежками НАТО в Косово, но и поддержали их, потому что попали в демагогическую ловушку, что быть против НАТО это значит поддерживать Милошевича.

Вы не считаете, что косовары были жертвами этнической чистки?

Выход был не в уничтожении обоих народов. В тот период одним североамериканским адмиралом было сделано заявление, в котором — чтобы говорить конкретно — он привел цифру: четыре тысячи пораженных целей. Четыреста целей были военными. Так чем же были остальные? В результате, формой спасения косоваров стало их уничтожение. Можно было найти другой выход, потому что смысл прогресса человечества именно в этом. Но выбор между двумя войнами — войной НАТО и войной Милошевича — это ловушка. Можно было достичь договоренности, не означавшей смерти и разрушения. Используя боксерские термины, эти события в сердце Европы можно рассматривать как удар в печень. Так или иначе, люди привыкают, к тому что теперь это будет так: будут абсурдные войны, главный полицейский придет наводить порядок, и в то время как главный полицейский планеты, которым хотят стать Соединенные Штаты, будет становиться все высокомернее, в разных местах будет возникать все больше фундаменталистских организаций и движений.

Вы думаете что они будут расти?

Я думаю, что глобализация разрушила основы национальных государств и превратила каждую страну в пустыню, где каждый борется за выживание. Это создает питательную среду для движений, предлагающих для выживания самые абсурдные из путей — дискриминацию по цвету кожи, национальности, языку или религии.

Вы говорите, что Сапатистская Армия хочет избавиться от «А» и не хочет становиться политической партией. Какой в этом случае путь ей остается, какова структура сапатизма в будущем?

Это вызов, который все мы приняли. Я не говорю, что мы уже решили этот вопрос, но для нас абсолютно ясно то, чего мы не хотим: мы не хотим быть армией, но не хотим вступать и в политические игры, потому что власть уже не принадлежит правительству. Неважно, кто правит, а кто не правит а просто управляет. В этой схеме главная проблема в том, какое место в ней занимают люди. Мы думаем, что для того чтобы начать изменение мира, можно организоваться, не приходя ко власти и не командуя сверху. Мы думаем что ключ к решению — в организации людей начиная с самого низа; таким образом, нужно двигаться к поставленным целям и решать возникающие проблемы. Как мы это сделаем — не знаю, но я уверен, что мы этого добьемся.

САНО готова к войне против бедности? У нее есть подготовленный план развития?

В этой сфере правительства и соответствующие институты должны поучиться у наших крестьян. Мы говорим о земле, которая в течение веков обрабатывалась мотыгой, корчеванием, вырубкой леса и выжиганием, где никогда не использовали ни одной из современных технологий. Мы думаем, что есть много порядочных людей, готовых искать решения проблемы наподобие этой полтонны кукурузы на гектар, что в двенадцать раз меньше того, что производится, например, в Соединенных Штатах. Это нас не беспокоит, потому что мы знаем: для того, чтобы избежать войны, мы можем расчитывать на многих, и мы думаем, что для того, чтобы строить мир, мы тоже сможем положиться на многих. За эти семь лет индейские общины намного опередили нас в решении многих вопросов и нашли выход из множества ситуаций, казавшихся нам в свое время совершенно безвыходными. Они создали пути продажи своих товаров, разрывающие военное окружение. Мы думаем, что эта тенденция к выживанию поможет найти ответы.

Как возникла мысль о маске?

Она появилась за несколько дней до захвата Сан-Кристобаля 1 января 1994 года. Сначала идея заключалась в том, чтобы защитить руководство САНО, состоявшее из индейцев, многих из которых могли узнать в их селениях. В этой зоне действует много ультраправых боевиков. Потом стало очевидно, что лучше защитить всех. Кроме того, для гор это достаточно удобно, потому что там очень холодно. Черный цвет был выбран заранее — символы играют в сапатизме важную роль. Маска черная, потому что этот цвет обычно презираем и потому что он похож на цвет земли. Начиная с 1 января 1994 года маска естественно заменила красный палиакате (платок) — изначальный символ движения.

Вы называли индейского старика по имени Антонио, как одного из ваших советников на первых этапах жизни в сельве. Существуют ли другие индейские старики — ваши советники?

Мы постоянно находимся в контакте с индейцами и всегда беседуем с уважаемыми жителями. Обычно мы говорим с самыми старшими. Это естественно, потому что мы постоянно общаемся с индейцами и часто спускаемся в деревни, особенно, когда нужно принимать решения. Нужно выслушивать мнения деревенских старейшин. Антонио был первым; познакомились мы случайно, когда я охотился один в лесу, и с тех пор между нами завязалась дружба, продлившаяся до его смерти в 1994 году от туберкулеза.

У вас есть контакты с шаманами?

Нет. Люди в общинах очень рациональны и не прибегают к магии. За исключением магии слова в виде метафор.

Как вы представляете свою старость?

Не знаю. Мне бы хотелось иметь детей, так что я представляю себе ее с детьми и внуками, рассказывая им всю эту историю, правду обо всем этом. Может быть, я слишком большой оптимист и думаю, что до старости мне далеко (улыбки), но на этот счет у меня нет каких-то особых мыслей.

Вы представляете свою старость в сельве или в городе?

Сейчас я представляю ее там, в сельве, с моими товарищами.

Вы скучаете по чему-то из городской жизни?

По кино. Даже не по просмотру фильмов, а по самому процессу похода в кино: сидеть в кресло в зале и в предвкушении фильма есть из пакетика поп-корн. По этому я больше всего скучаю. Но сейчас я бы сказал, что скучаю по жизни там, в сельве. Мне трудно дышать этим воздухом, смог щиплет глаза. Там я могу быть без маски, все знают меня таким, какой я есть, безо всех этих причиндалов, связанных с маской.

Что вы чувствуете, когда видите футболки и массу других товаров с вашим портретом или вашим именем?

Спрашиваю цену и мне предлагают скидки. Две по цене одной! (улыбки). Сейчас так много безработицы и полубезработицы, и я не вижу ничего плохого в том, что кто-то зарабатывает на жизнь таким образом. Есть люди, которые нисят футболки с другими портретами, например, музыкантов и мудрецов, с которыми я не могу тягаться, скажем, Эйнштейна. Для меня все это не так уж важно, но я бы с удовольствием носил футболку с «Роллинг Стоунз». Когда я вижу по телевидению рекламу, использующую мой образ для продажи мебели или чего-то подобного — это мне неприятно.

Часто погружаетесь в Интернет?

Я — нет, но многие из моих товарищей — да.

Это — ваш основной источник информации?

Да. Кстати, я лучше информирован там, чем будучи здесь, в Мехико. С помощью Интернета мне готовят информацию из газет и альтернативных сайтов независимой информации, и потом, сравнивая одно с другим, можно составить более полную панораму происходящего.

У вас были встречи и беседы с французским крестьянским лидером Жозе Бове. Вы боретесь за одно и то же?

И да, и нет. Очевидно, что ситуации, с которыми сталкиваются французские крестьяне очень отличны от наших. Но это то, что неолиберализм предлагает нам в качестве будущего: превращение земли в некую фабрику, на которой все — сплошное производство, использование трансгенных продуктов элементов и никакого обновления.

Вы против любого использования генетически измененных продуктов?

Дело в том, что транснациональные корпорации рассматривают человечество как подопытного кролика. Они экспериментируют на всех нас и на целых регионах. Если эксперимент окончится неудачей — под угрозой здоровье миллионов людей, природа и целые цепи питания. Если эксперимент будет успешным — всю прибыль получат корпорации.

Правда ли, что в первую ночь вашей партизанской жизни вам пришлось очень долго идти с тяжелым рюкзаком и вы были на грани дезертирства?

Да, я рассказывал об этом и под видом вымысла ушел от темы, сказав, что не нашел обратного пути. Рюкзак не был тяжелым, но на самом деле, когда в такой ситуации ты вдруг замечаешь, что попал в место, для тебя совершенно чужое, оно может показаться тебе враждебным. Но это только вначале. Потом ты уже начинаешь воспринимать его как свое собственное.

Вы поддерживаете отношения с родственниками или друзьями детства?

Нет. Я полностью порвал с этим миром. Моя семья — это мои товарищи.

Если бы вам на несколько минут дали слово в Организации Объединенных Наций, что бы вы сказали?

Что они — сборище воров, которые под прикрытием распространения мира распространяют войну, как в Косово, и что организаций, занятых распространением войны, достаточно и без них. Что если у них есть хоть немного достоинства, они должны покинуть здание, в котором заседают, и поджечь его, — и пусть нации сами ищут какую-нибудь организацию, которая их объединит.

Мы пришли.

Мы здесь.

Мы — Индейский Национальный конгресс[83] и вместе с ним сапатисты — приветствуем тебя.

То, что собор, у подножия которого мы стоим, находится именно там — не случайность. Это потому что, как и с самого начала — правительство находится за нашей спиной.

Иногда в виде военных вертолетов, иногда в виде боевиков, иногда в виде бомбардировщиков, иногда в виде танков, иногда в виде солдат, иногда в виде полиции, иногда с предложениями по купле-продаже совести, иногда с предложениями о сдаче, иногда с ложью, иногда с шумными декларациями, иногда с забвением, иногда с молчанием выжидания. Иногда, как сегодня, с молчанием бессилия.

Поэтому правительство никогда не видит нас, поэтому оно нас не слышит.

Если бы оно немного ускорило свои шаги, быть может, оно бы нас догнало.

Тогда бы оно смогло увидеть нас и услышать.

Смогло бы заметить долгий и твердый горизонт тех, кого постоянно преследуют, но которые не отчаиваются, потому что знают, что избранный ими путь невозможен без внимания и терпения.

Брат, сестра:

Индеец, рабочий, крестьянин, учитель, студент, поселенец, домохозяйка, водитель, рыбак, таксист, грузчик, чиновник, служащий, уличный торговец, нищий, безработный, работник средств информации, профессионал, служитель культа, гомосексуалист, лесбиянка, транссексуал, артист, интеллектуал, участник, активист, моряк, солдат, спортсмен, законодатель, мужчина, женщина, ребенок, юноша, старик.

Брат, сестра из Индейского Национального конгресса, радуги лучшего что есть в индейских народах Мексики:

Лучше бы нас здесь не было.

(Я уверен, что услышав это, тот кто сейчас ест за моей спиной, впервые начинает бешенно аплодировать. Так что я повторю…)

Лучше бы нас здесь не было.

Лучше бы вместо нас находились здесь индейские сапатистские общины, их семь лет борьбы и сопротивления, их глаза и их уши.

Сапатистские селения, мужчины, дети, женщины и старики, базы поддержки Сапатистской Армии Национального Освобождения, чьих шагов мы эхо, чьего голоса мы слово, чьего взгляда мы силуэты, чьего слуха мы слух.

Те, кто должны были бы здесь находиться — это женщины и мужчины-повстанцы, их неуходящая тень, их молчаливая сила, их восставшая память.

Женщины и мужчины-повстанцы, составляющие регулярные соединения САНО и являющиеся стражем и сердцем наших народов.

Это они заслуживают право видеть вас, слушать вас и говорить с вами.

Лучше бы нас здесь не было.

И тем не менее, мы здесь.

И мы вместе с ними, с теми, кто живет по всей индейской Мексике.

Индейские народы, первейшие из нас, первейшие из жителей, первейшие создатели слов, первейшие из слушателей.

Те, кто будучи первыми, кажутся последними и умирают последними…

Братья и сестры индейцы.

ТЕНЕК.

Издалека пришли мы.

ТЛАУИКА.

Пересекая время.

ТЛАПАНЕКО.

Землю шагов наших.

ТОХОЛАБАЛЬ.

Мы — лук и стрела.

ТОТОНАКО.

Ветер бредущий.

ТРИКИ.

Мы — сердце и кровь.

ЦЕЛЬТАЛЬ.

Воин и страж.

ЦОЦИЛЬ.

Товарищеское объятие.

ВИКСАРИТАРИ

Побежденными нас считали.

ЯКИ.

Немыми.

САПОТЕКО.

Замолчавшими.

СОКЕ.

Много времени в наших руках.

МАЙЯ.

Мы пришли сюда назвать себя.

КУМИАЙ.

Мы пришли сюда сказать «это мы».

МАЙО.

Мы пришли сюда чтобы нас видели.

МАСАУА.

Сюда, чтобы видеть, что нас видят.

МАСАТЕКО.

Здесь шаги наши называют наше имя.

МИШЕ.

Это мы:

Каждый

Цветущий среди холмов

Поющий

Хранитель и возделыватель древнего слова

Надежный собеседник

Сотворенный из маиса

Живущий в горах

Ступающий по земле

Привыкший делить свои мысли с другими

Настоящий мы

Истинный человек

Предок

Властелин сети

Уважающий историю

Чьи обычаи скромны

Привыкший говорить с цветами

Ставший дождем

Накопивший достаточно знаний чтобы решать

Охотник со стрелами

Ставший песком

Ставший рекой

Ставший пустыней

Ставший морем

Другой

Отличный

Человек

Быстрый путник

Ставший людьми

Ставший горами

Раскрасивший свое тело

Говорящий истинное слово

У кого три сердца

Кто отец и старший брат

Бредущий в ночи

Работающий

Человеческий человек

Спускающийся с облаков

Которому дано слово

Привыкший делиться кровью и мыслью

Сын солнца

Идущий из одного конца в другой

Странствующий в тумане

Хранящий тайну

Оттачивающий свое слово

Правящий в горах

Брат, сестра.

АМУСГО.

Все это называет наше имя.

КОРА.

И даже больше.

КУИКАТЕКО

Имя, которое раньше едва было слышно.

ЧИНАНТЕКО

Другое имя заслоняло наше.

ЧОЧОЛЬТЕКО.

Мы пришли сюда быть собой с теми кто был нами

ЧОЛЬ.

Мы зеркало, чтобы видеть себя и быть собой.

ЧОНТАЛЬ.

Мы цвет цвета земли.

ГУАРИХИО.

Здесь не будет больше стыда из-за цвета кожи.

УАСТЕКО.

Языка.

УАВЕ.

Одежды.

КИКАПУ.

Танца.

КУКАПА.

Песни.

МАМЕ.

Роста.

МАТЛАЦИНКА.

Истории.

МИШТЕКО

Здесь не будет больше печали.

НАУАТЛЬ

Вместо нее здесь гордость нашего цвета, цвета земли.

НЬАНЬУ

Вместо нее здесь достоинство видеть как нас видят в нашем цвете, цвете земли.

O'OДАМ

Вместо нее голос и вдохновение.

ПАМЕ

Здесь не будет больше тишины.

ПОПОЛУКА

Здесь голос.

ПУРЕПЕЧА

Здесь место, скрытое раньше.

РАРАМУРИ

Здесь смуглый свет, время и чувства.

Индейские брат, сестра:

Неиндейские брат, сестра:

Мы здесь, чтобы сказать, что мы здесь.

И когда мы говорим «мы здесь», мы называем и других.

Мексиканские брат, сестра, немексиканские брат, сестра:

Это «мы здесь» мы говорим вместе с тобой, потому что мы вместе.

Индейские и неиндейские брат, сестра:

Мы зеркало.

Мы здесь, чтобы увидеть и показать себя, чтобы ты увидев нас увидел себя, чтобы другой встретил себя в нашем взгляде.

Мы здесь и мы зеркало.

Не реальность, лишь ее отражение.

Не свет, лишь его отблеск.

Не путь, лишь несколько шагов.

Не указатель, а лишь одно из стольких направлений, ведущих в завтра.

Брат, сестра из города Мехико:

Когда мы говорим «это мы», тем самым мы говорим и «мы не из тех» и «этими мы не будем».

Поэтому было бы хорошо, если бы те, кто там, наверху, ставшие голосом денег, записали наши слова, выслушали их внимательно и внимательно посмотрели на то, чего видеть не хотят.

Мы не из тех, кто стремится придти ко власти и оттуда навязывать другим свои путь и слово, этими мы не будем.

Мы не из тех, кто назначает цену достоинству собственному или чужому и превращает свою борьбу в рынок, где политика — это занятие торговцев, борющихся не за идеи, а за клиентов, этими мы не будем.

Мы не из тех, кто ждет прощения и подачки от тех, кто делает вид что помогает, хотя на самом деле покупает и кто не прощает, а унижает другого, этими мы не будем.

Мы не из тех, кто наивно ждет, что сверху на нас снизойдут справедливость, которая может расти только снизу, свобода, которая достижима только вместе со всеми, и демократия, борьба за которую велась на всех этажах и всегда, этими мы не будем.

Мы не из тех, кто является проходящей модой, которая превратившись в грустную песенку прячется в календарь поражений, листаемый в нашей стране любителями ностальгии, этими мы не будем.

Мы не из тех, кто является хитрым просчетом, симулирующим слово, и спрятанную в нем очередную ложь, мы не из тех, кто является притворным миром, стремящимся к вечной войне, мы не из тех, кто говорит «три» и потом «два» или «четыре» или «все» или «ничего», этими мы не будем.

Мы не из тех, кто превращается в завтрашних раскаявшихся, кто становится самым гротескным отражением власти, кто симулирует «благоразумие» и «осторожность», хотя речь всего-навсего об обыкновенной купле-продаже, этими мы не будем.

Мы есть и будем лишь одними из многих в этом походе.

Индейского достоинства.

Цвета земли.

Проявившего и разбудившего множество мексик, которые в Мексике скрываются и болят.

Мы не их представитель.

Мы еще один голос среди всех этих голосов.

Эхо, повторяющее достоинство всех голосов.

С ними мы складываемся, умножаемся с ними.

Мы голос и эхо.

Размышление и крик.

Мы всегда будем этим..

Мы можем быть с лицами или без лиц, с оружием или без, но мы сапатисты и всегда ими будем.

90 лет назад власть имущие спрашивали одного из тех кто снизу по имени Сапата: «По чьему разрешению, господа?»

И те кто снизу, мы отвечали и отвечаем: «По нашему».

И по нашему разрешению, ровно 90 лет назад мы назвали себя «повстанцами».

И сегодня мы повторяем это: мы повстанцы.

И будем повстанцами.

Но мы хотим быть ими вместе со всеми, кто тоже является нами.

Без войны как пути и дома.

Потому что так говорит цвет земли: у борьбы есть много путей и лишь одно направление — стать цветом всех цветов, одевающих землю.

Брат, сестра:

Там, наверху, говорят, что это конец очередной бури, что все проходит, кроме того, конечно, что они постоянно над нами.

Там, наверху, говорят, что ты здесь из простого любопытства, чтобы слушать не слыша, говорят что нас мало, что мы слабы, что мы не более чем фотография, забавный случай, спектакль, скоропортящийся продукт, чей срок годности близок к истечению.

Там, наверху, говорят, что ты оставишь нас одних и что в одиночестве и с пустыми руками мы вернемся на земли откуда пришли.

Там, наверху, говорят, что забвение это поражение и ожидают момента, когда ты забудешь и тем самым нанесешь поражение нам и себе.

И еще там, наверху, знают, но не хотят говорить: не будет больше забвения и поражение не станет венцом для цвета земли.

Но не хотят они говорить этого, потому что сказать это значило бы для них признать это, и признать это, значит увидеть, что все изменилось и на этот раз не для того, чтобы ничего не менялось, а для того чтобы все изменяясь менялось.

Это движение, движение цвета земли — твое и раз оно твое, значит оно и наше.

Сейчас, и это то, чего они боятся, уже нет ни «вас» ни «нас», потому что все мы уже стали цветом цвета земли.

Пришло время, чтобы Фокс и те, кому он служит, слушали и услышали нас.

Пришло время, чтобы Фокс и те, кто им командует, нас увидели

Наше слово говорит об одном.

Наши глаза смотрят об одном.

О конституционном признании индейских прав и культуры.

О достойном месте для цвета земли.

Пришло время, чтобы эта страна перестала быть позором, одетым только в цвет денег.

Пришло время индейских народов, народов цвета земли, время всех цветов, тех что внизу и тех что сохраняют свои цвета несмотря на цвет денег.

Мы повстанцы, потому что сама земля восстает, когда ее продают и покупают, будто это не земля и будто на ней нет цвета, ставшего нами, цвета земли.

Город Мехико!

Мы здесь, мы восставший цвет земли, который требует:

Демократии!

Свободы!

Справедливости!

Мексика!

Мы пришли ни для того чтобы говорить что тебе делать, ни для того чтобы вести тебя куда-либо за собой, мы пришли чтобы скромно и с уважением попросить тебя о помощи, чтобы ты не позволил новых рассветов без достойного места для нас, тех кто цвета земли, на этом флаге.

С площади Сокало города Мехико

Подпольный Революционный Индейский комитет — Генеральное командование Сапатистской Армии Национального Освобождения

Мексика, март 2001 г.

Г. Гарсиа Маркес: Через семь лет после того, как Сапатистская Армия Национального Освобождения заявила, что однажды победно войдет в Мехико, вы вступаете в столицу и попадаете на абсолютно заполненную народом площадь Сокало. Что вы почувствовали, когда поднялись на подмостки и увидели весь этот спектакль?

Субкоманданте Маркос: Следуя сапатистской традиции антикульминаций, место возле церквушки, где мы находились, оказалось самым неудобным местом на площади для того, чтобы смотреть демонстрацию. Было много солнца, висел смог, у всех нас болела голова и мы были очень обеспокоены, подсчитывая, сколько из стоящих перед нами уже успели упасть в обморок. Я сказал моему товарищу, команданте Тачо, что мы должны поторопиться, иначе к моменту нашего выступления на площади уже просто никого не останется. Мы не видели всей панорамы. Расстояние, которое по причинам безопасности отделяло нас от людей, оказалось и расстоянием эмоциональным: мы не знали о том, что происходит на Сокало, до того самого момента, пока на следующий день сами не прочитали хронику и не увидели фотографий. Судя по тому, что рассказали нам об этом моменте другие, мы думаем, что это действительно было кульминацией одного из этапов, что наша речь и наше слово в этот день были правильными, наиболее соответстующими моменту, что мы разочаровали тех, кто ждал от нас захвата Дворца или призыва к всеобщему восстанию.

Но разочаровали мы и тех, кто думал, что наша речь ограничится лишь поэзией и лирикой. Думаю, что достигнутый баланс был достаточным; так или иначе, 11 марта САНО смогла говорить на Сокало, но не о 2001 годе, а о том, что пока еще не наступило — об всеобщем ощущении, вызванном окончательным поражением расизма в Мексике, которое должно превратиться в государственную политику, в политику образования, в чувство всего мексиканского общества. Это в каком-то смысле уже решено, но осталась еще одна незаконченная часть. Как говорим мы, военные, основная битва уже выиграна, но осталось дать еще несколько боев. Наконец, думаю, что Сокало 11 марта показало нам, что мы были правы, отложив оружие в сторону, что не оружие вызвало такую поддержку со стороны общества, что наша ставка на мирную мобилизацию была правильной и что это дает результаты. Теперь осталось, чтобы это стало поняло мексиканскому государству и, в частности, правительству.

Г. Гарсиа Маркес: Вы использовали выражение «как говорим мы, военные». Для нас, колумбийцев, которые привыкли слышать речи наших партизан, ваши слова мало похожи на военную лексику. Что от военных есть в вас и вашем движении, и как вы можете описать войну, в которой участвовали?

Субкоманданте Маркос: Мы сформировались внутри армии, Сапатистской Армии Национального Освобождения. Это военная структура. Субкоманданте Маркос — военный командир армии. Но, в любом случае, наша армия — это армия совершенно другая, потому что мы стремимся как раз к тому, чтобы перестать быть армией. Военный — это абсурдная личность, потому что он должен прибегать к оружию, чтобы убедить другого в том, что его истина — единственная, которой нужно следовать. В этом смысле, если будущее нашего движения — военное, то у него нет будущего. Если САНО продолжит свое существование как вооруженная военная сила, это станет ее поражением. Поражением, в смысле поражения ее идейных позиций, ее взгляда на мир. И кроме этого, и еще худшим чем это стало бы, если бы САНО пришла к власти и начала править, как революционная армия. Для нас это было бы поражением.

То, что могло считаться успехом для военно-политической организации 60-х и 70-х, когда возникли национально-освободительные движения, для нас стало бы поражением. Мы видели, как эти победы приводили к провалам или поражениям, скрытыми под собственной маской. То, что оставалось всегда нерешенным — это роль людей, роль гражданского общества, роль народа. И наконец, это было всегда борьбой между двумя гегемониями. Репрессивная власть, которая все решает за общество сверху, и группа просветвленных, которые хотят наставить страну на путь истинный, отстраняет первую группу от власти, берет власть в свои руки и тоже сверху начинает решать все за других. Для нас это — борьба гегемоний, и всегда в ней есть «плохие» и «хорошие»: те, кто побеждают, — хорошие, те, кто терпит поражение, — плохие. Но для остальной части общества в принципе ничего не меняется. Для САНО наступил момент, когда она оказалась превзойдена самим сапатизмом. Буква А в этой аббревиатуре уменьшается, ее руки оказываются связаны, причем настолько, что мобилизация без оружия не только не становится для нас трудностью, и мы даже испытываем от этого определенное облегчение. Да и патронташи становятся намного легче, чем раньше, и весомость военной риторики, неизбежной с стороны любой вооруженной группировки во время диалога с гражданскими, становится куда меньше. Нельзя восстановить ни мир, ни общество, ни национальные государства, разрушенные сегодня, если исходить из вопроса, кто на этот раз навяжет свою гегемонию обществу. Мир, и в частности Мексика, состоит из разных людей и групп, и отношения, которые нужно построить между этими разными группами и людьми, должны опираться на уважение и терпимость, то есть на элементы, которых нет в выступлениях военно-политическох организаций периода 60-х и 70-х. Как это обычно происходит, реальность предъявила свой счет, и для вооруженных национально-освободительных движений цена оказалась очень высокой.

Г. Гарсиа Маркес: Кажется, у вас есть различия с традиционными левыми движениями и в отношении социальных групп, которые эти движения представляют. Так ли это?

Субкоманданте Маркос: Опишу в общих чертах два большие упущения в позиции латиноамериканского левого революционного движения. Одно из них — индейские народы, к которым мы относимся, и другие группы, предположительно являющиеся меньшинствами. Хотя, если бы все мы поснимали маски, мы бы перестали казаться такими меньшинствами, как это происходит в случае гомосексуалистов, лесбиянок, транссексуалов. И дело не только в том, что эти группы не упоминались в речах представителей левых латиноамериканских движений тех времен, движений, существующих и сегодня; кроме этого было предложено теоретическое обоснование того, что тогда было марксизмом-ленинизмом: обходиться без них и видеть их как часть процесса, от которой нужно будет избавиться. Гомосексуалист, например, подозревался в предательстве, считался элементом, вредным как для движения, так и для социалистического государства. Индеец являлся элементом отсталым, тормозящим развитие производительных сил… и т. д. и т. п… Поэтому предлагалось покончить с этими группами, в одном случае — путем создания центров заключения или перевоспитания, и в другом — путем их ассимиляции в производительный процесс и превращения в квалифицированную рабочую силу. В пролетариат, используя ту терминологию.

Г. Гарсиа Маркес: Партизаны обычно говорят от имени большинства. И хотя вы могли бы говорить от имени бедняков или эксплуатируемых, вы всегда выступаете от имени меньшинств. Почему?

Субкоманданте Маркос: Предполагается, что любой авангард является представителем большинства. В нашем случае, мы думаем, что это не просто ошибочно, но и в лучшем случае остается не более чем благим пожеланием, а в худшем — это очевидный обман. И по мере того, как в игру вступают реальные социальные силы, становится ясно, что авангард — не такой уж и авангард, и что те, кто им, по идее, представлены, не ощущают этого представительства. И в той степени, в которой САНО отказывается от идеи становиться авангардом, она признает реальный горизонт своего влияния. Считать, что мы можем быть авангардом, то есть что мы можем говорить от имени тех, кто нами не является, — это политическая мастурбация. А в некоторых случаях не происходит и этого, потому что это даже не доставляет удовольствия онанизма. Единственный, кто может получить удовольствие от раздачи подобных прокламаций — это сам раздающий, потому что читает и воспринимает их всерьез обычно только он сам. Мы стараемся быть честными с собой. Кто-то может сказать, что это вопрос человеческой добродетели. Нет. Мы бы могли быть циниками и говорить, что честность дала нам результат когда мы сказали что представляем только индейские сапатистские общины одной территории на юго-востоке Мексики. Но наши слова достигли слуха и многих других. И мы этого добились. Но не более. Во время всего нашего длинного перехода, мы всегда говорили людям и самим себе, что не можем и не должны начинать возглавлять или становиться знаменем стольких разных примеров борьбы, с которыми мы столкнулись. Мы предполагали, что Мексика «которая снизу», уже находилась на грани, что скопилось много несправедливости, много возмущения, много ран… До начала похода мы представляли себе, что когда он начнется, нам нужно будет тащить за собой плуг, чтобы поднимать землю и все это повылезет наружу. Мы должны были вести себя честно и сказать людям, что не пришли, чтобы все это возглавить. Мы пришли только затем, чтобы возглавить это требование, — и уже вокруг этого могут возникнуть и другие. Но это уже другая история.

Г. Гарсиа Маркес: Ваши походные речи создавались от места к месту и так до прибытия в Мехико, или же вы с самого начала подготовили их в такой последовательности и последняя не обязательно должна была стать самой острой?

Субкоманданте Маркос: Существуют две версии: официальная и реальная. По официальной, именно в этот момент нам стало ясно, что нужно делать, а по реальной — мы готовили эту речь все эти семь лет. Наступил момент, когда сапатизм САНО оказался превзойден многими факторами. Мы уже не соответствовали ни тому, чем были до 1994 года, ни тому, чем были в первые дни 1994 года, когда вели бои, просто мы чувствовали, что за эти семь лет мы взяли на себя ряд этических обязательств. Произошло следующее: сначала мы хотели захватить с собой плуг, но в нужный момент мы не сумели его достать. А когда начался поход, было достаточно коснуться земли ногой, как все это проросло. На каждой площади мы повторяли: «Мы не пришли руководить вами, мы не пришли указывать вам, что делать, наоборот, мы пришли просить вашей помощи». Несмотря на это, в течение всего перехода мы получали пачки требований и петиций, которые накапливались со времен еще предшествующих мексиканской революции, в ожидании того, кто придет и решит все проблемы. И если свести все речи, произнесенные нами с начала сапатистского похода до сегодняшнего дня в одну фразу, получится: «Никто этого за нас не сделает». Чтобы это стало возможным, нужно изменить нынешние организационные формы, изменить сам принцип политической деятельности. Когда мы говорим лидерам «нет», мы говорим «нет» и себе самим.

Г. Гарсиа Маркес: Вы и сапатисты находитесь сейчас на вершине популярности: только что в Мексике ИРП была отстранена от власти, в конгрессе рассматривается проект закона, который должен определить права индейского населения и вот-вот могут начаться предлагаемые вами переговоры. Какой вам видится картина событий?

Субкоманданте Маркос: Как борьба и спор между часами, отмечающими время прихода на работу служащих фирмы, то есть часами Фокса, и нашими часами, которые песочные. Вопрос в том, подстроимся ли мы под часы, служащие для отметки прихода на работу служащих или Фокс подстроится под песочные часы. Но не произойдет ни того, ни другого. Нам нужно понять — ему и нам, что необходимо сделать другие часы, часы — совместного согласия, и что эти часы будут отсчитывать ритм процесса диалога и, наконец, время мира. Мы находимся на их территории, на территории центра политической власти, где политики существуют в привычной для них среде. И в политике — по крайней мере в этом виде политики — мы являемся организацией совершенно неэффективной. Мы неуклюжи, косноязычны и искренни. Нам противостоят те, кто прекрасно владеет всеми этими премудростями. Это опять-таки спор между тем, о каком виде политической деятельности идет речь: о том, который предлагают нам политики, или о том, который хотим предложить мы. Повторяю, думаю, что не удастся ни то, ни другое. Когда мы начали войну, нам пришлось бросить вызов правительству. Сейчас, чтобы построить мир, мы вынуждены бросать вызов не только правительству, но и всему мексиканскому государству. Не существует стола, вокруг которого можно сесть и вести с правительством диалог. Мы должны создать этот стол. Наша задача убедить правительство в том, что такой стол необходим, что правительство должно сесть за него и что оно от этого выиграет. И если оно этого не сделает, то проиграет.

Г. Гарсиа Маркес: Кто должен быть за этим столом?

Субкоманданте Маркос: С одной стороны — правительство, а с другой — мы.

Г. Гарсиа Маркес: Когда Фокс говорит, что хочет разговаривать с вами и что готов принять вас во дворце или встретится с вами в месте, которое вы выберете, он отвергает идею этого стола?

Субкоманданте Маркос: Он хочет сказать только, что ему не терпится получить свой кусок миротворческого пирога: вместо того, чтобы перейти к диалогу и переговорам, он гоняется за популярностью. Фокс хочет фотографии и чтобы она была во всех газетах. Мир не построить за счет организации коньюктурных мероприятий, он возможен только путем диалога. Не позированием перед камерами, а путем подачи сигналов, садясь вместе за стол и всерьез занимаясь этим. Мы готовы говорить с Фоксом, если он возьмет на себя ответственность за диалог и за переговоры до их окончания. Но мы бы хотели его спросить: кто будет править страной в течение всего того времени, когда вы будете заседать с нами, что уже само по себе будет достаточно сложным процессом? Ладно, что я вам, колумбийцам, буду об этом рассказывать? Вы сами знаете, что переговоры и диалог в условиях вооруженного конфликта полны препятствий, и что глава исполнительной власти не может посвятить этому все свое время. Пусть назначит уполномоченного и мы вместе с этим уполномоченным начнем работу. Но такого желания нет. У нас никогда не было романтических мечтаний о фотографии с Висенте Фоксом.

Г. Гарсиа Маркес: Учитывая длительность этого процесса, что вы собираетесь делать дальше — останетесь в этой партизанской одежде в университете? Как обычно проходит ваш день?

Субкоманданте Маркос: Встаю, даю интервью и ложусь спать (смех). Мы ведем беседы со многими из тех групп, которые я вам называл. Со множеством миров и субмиров, преследуемыми и отвергаемыми, с теми, кого затронуло слово сапатистов. Поэтому у нас здесь два стола и один из этих вращающихся стульев на колесиках, которыми пользовались в годы моей молодости. Сейчас за одним столом мы беседуем с Национальным конгрессом, а за другим — с общинами Мехико. Но нас волнует то, что Конгресс обращается с нами как и со всяким, кто хочет попасть на прием: нам велят подождать, потому что все заняты другими делами. Если это так, это может причинить очень много вреда, потому что на карту поставлены не только права индейцев. Это будет очень неудачная шутка, потому что в таком случае оскорбленными почувствуют себя слишком многие. И люди не допустят, чтобы внимание на них обращали только в дни выборов. Кроме того, это было бы сигналом для других, более радикальных военно-политических групп, которые всегда считали любые политические переговоры сдачей позиций.

Г. Гарсиа Маркес: Немного отвлечемся. Вы говорите, что в годы вашей молодости были вращающиеся стулья. Сколько вам лет?

Субкоманданте Маркос: Мне 518 лет… (улыбки).

Г. Гарсиа Маркес: Диалог, который вы предлагаете, должен найти новые механизмы участия народа в принятии решений или вы ждете решений правительства, которые считаете необходимыми для страны?

Субкоманданте Маркос: Вести диалог для нас значит просто-напросто договориться о том, чтобы спор между нами и ними переместился в другую сферу. Экономическая модель не является темой диалога. Вопрос лишь в том, как мы будем вести этот спор. Это то, что Висенте Фокс должен понять. За столом диалога мы не превратимся в фоксистов. То, чего можно добиться за этим столом — с достоинством избавиться от черной маски и чтобы ни я и никто другой не был вынужден обращаться после этого к военной риторике. Задача не только в создании стола, кроме этого, мы должны создать и собеседника. Мы должны создать его как государственного человека, а не как продукт рынка высоких технологий или творение имиджмейкеров. Это непросто. Война была проще. Но в войне намного больше непоправимого. В политике всегда можно что-то исправить.

Г. Гарсиа Маркес: Вы странно одеты: потертый платок на шее и изношенная фуражка. На вас — фонарик, который здесь не нужен, аппарат связи, похожий на какую-то очень сложную систему, и на каждой руке — часы. Это символы? Что все это значит?

Субкоманданте Маркос: Фонарь, потому что нас держат в дыре, где нет света, и радио для того, чтобы мои консультанты по имиджу диктовали мне ответы на вопросы журналистов. Нет. Серьезно. Это — «уоки-токи», связанный с системой безопасности и нашими людьми в сельве, чтобы они могли дать нам знать, если возникнет какая-то проблема. Нам много раз угрожали смертью. Семь лет назад, когда мы взяли Сан-Кристобаль-де-лас-Касас, палиакате был новым и красным. А фуражка — та, с которой я попал в Лакандонскую сельву 18 лет назад. И с одними из этих часов тоже. Другие часы я ношу с тех пор, как начало действовать прекращение огня. Когда время на этих двух часах совпадет, это будет значить, что сапатизм в виде армии закончился и наступает новый этап, новые часы и новое время.

Г. Гарсиа Маркес: Каково ваше видение колумбийского партизанского движения и, в целом, военного конфликта в нашей стране?

Субкоманданте Маркос: Отсюда видно очень мало. То, что просачивается через средства массовой информации: процесс диалога и переговоры, которые сейчас ведутся, трудности, возникающие в этом процессе. По тому, что удается узнать, думаю, что это очень традиционный диалог, в нем нет новизны. За столом сидят двое, и в то же самое время они же сами вводят в действие свои военные силы, чтобы создать себе более выгодную позицию за столом переговоров. Или наоборот, потому что нам не известно, что на самом деле в голове у каждого из них. Может быть, стол переговоров создает более выгодные ситуации для военных столкновений. Мы не обращаем особого внимания на то, что колумбийских партизан обвиняют в связях с наркобизнесом, потому что это не первый раз, когда кого-то обвиняют в этих вещах, а потом вдруг оказывается, что это не так. Мы оставляем за собой право в этом сомневаться. Мы не определяем их как «хороших» или «плохих», но выстраиваем дистанцию между ними и нами, точно так же, как и между нами и другими вооруженными группировками в Мексике, поскольку считаем неэтичным думать, что ради победы революции хороши все средства. Все, включая захват мирных жителей, например. Неэтично полагать, что захват власти любой революционной группой позволит затем считать любые ее действия добром. Мы не думаем, что цель оправдывает средства. В конце концом, мы думаем, что средства это и есть цель. Мы выстраиваем нашу цель одновременно со средствами, ради которых боремся. В этом смысле, цена, которую мы придаем слову, честности и искренности, очень высока, хотя иногда мы грешим наивностью. Например, 1 января 1994 года, перед тем, как атаковать армию, мы предупредили ее об этом. И нам не поверили. Иногда это дает результат, иногда — нет. Но нас удовлетворяет то, что как организация, мы, таким образом, выстраиваем свой собственный стиль.

Г. Гарсиа Маркес: Вы считаете возможным вести переговоры о мире во время войны, как это происходит в Колумбии?

Субкоманданте Маркос: Отсюда очень удобно и очень безответственно рассуждать о том, что там происходит. Успех в диалоге и переговорах невозможен, если стороны не отказались от идеи победить противника. Если одна из сторон использует диалога, как схватку, для того чтобы посмотреть, кто кого положит на лопатки, — этот диалог рано или поздно развалится. В этом случае военная конфронтация переносится на стол переговоров. Для того, чтобы добиться успеха в процессе диалога и переговоров, обе стороны должны исходить из обоюдного согласия в том, что ни одна из них не может победить другую. И нужно найти выход, который будет значить победу для обеих сторон, или, в худшем случае — поражение для обоих. Но прекратится настоящая конфронтация. Конечно, это трудно, особенно для движений, которые существуют уже очень много лет, как колумбийские партизаны. И с одной, и другой стороны — много ран, много неоплаченных долгов, но думаю, никогда не поздно попытаться.

Г. Гарсиа Маркес: И среди всего этого у вас остается время на чтение?

Субкоманданте Маркос: Да, потому что без этого… что нам остается делать? В армиях прошлого военный использовал свободное время для чистки оружия и приведения в порядок боеприпасов. В этом случае, поскольку наше оружие — слово, мы постоянно зависим от этого арсенала и в любой момент должны быть наготове.

Г. Гарсиа Маркес: Все что вы говорите, форма и содержание ваших речей, выдают очень серьезную и давнюю литературную подготовку. Как и откуда это взялось?

Субкоманданте Маркос: Это связано с детством. В нашей семье слову придавалась особое значение. Язык был средством выглянуть в большой мир. Мы научились чтению не в школе, а читая газеты. Мои отец и мать рано дали нам в руки книги, которые позволили увидеть многое другое… Так или иначе, мы осознали язык не как средство общения, а как средство для того, чтобы что-то строить. Это было скорее удовольствием, чем обязанностью. Потом, когда наступила пора катакомб и споров с буржуазными интеллектуалами, слово ценилось мало. Оно оставалось отодвинутым на второй план. Но когда мы попали в индейские общины, язык сработал как катапульта. Ты замечаешь в этот момент, что тебе не хватает слов, чтобы выразить очень многое и это заставляет тебя работать над языком. Вновь и вновь возвращаться к словам, чтобы собирать и разбирать их.

Г. Гарсиа Маркес: А не наоборот? Не оказалось ли это владение словом тем, что позволило открыть этот новый этап?

Субкоманданте Маркос: Получается, как в миксере. Ты не знеашь, что было заброшено туда первым, но то, что уже есть, — это готовый коктейль.

Г. Гарсиа Маркес: Мы бы могли поговорить о вашей семье?

Субкоманданте Маркос: Семья принадлежала к «среднему классу». Отец, глава семьи, — учитель сельской школы в период карденизма,[84] когда, как он выражался, учителям резали уши за то, что они все коммунисты. Мать, тоже сельская учительница, выйдя замуж, переехала к нему, и вместе они стали обычной семьей «среднего класса». Хочу сказать этим, что семья наша не испытывала особых трудностей. Жили мы в провинции, где культурный горизонт ограничен страничкой новостей местной газеты. Большим миром был Мехико и его книжные магазины, потому что это оказывалось самой привлекательной частью в наших посещениях столицы. В провинции тоже иногда бывали книжные ярмарки, и там мы тоже кое-что находили. Гарсиа Маркес, Фуэнтес, Монсильваис, Варгас Льоса (независимо от того, что он думает[85]) — это лишь некоторые из авторов, которые появляются в моей жизни благодаря родителям. Нас усаживали читать эти книги. «Сто лет одиночества» — для того, чтобы объяснить, чем была провинция тех времен. «Смерть Артемио Круса» — чтобы понять, что случилось с революцией. «Накопившиеся дни» — чтобы знать, что происходит со «средним классом». И «Город и псы» был в определенном смысле нашим обнаженным портретом. Все это происходило в нашем доме. Мы входили в мир точно так же, как входили в литературу. Я думаю, что это нас отметило. Мы выглядывали в мир не через кабель новостей, а через роман, эссе, стихотворение. Это сделало нас совсем другими. Такую вот призму поставили перед нами родители, а кто-то другой может поставить призму средств массовой информации или черную призму, чтобы не видеть, что происходит.

Г. Гарсиа Маркес: На каком месте среди ваших любимых книг находится «Дон Кихот»?

Субкоманданте Маркос: Когда мне исполнилось 12 лет, мне подарили одну книгу, очень красивую, в твердой обложке. Это был «Дон Кихот Ламанчский». Я читал его и раньше, но в детских изданиях. Это была дорогая книга, особый подарок, из тех, что, спрятанный, где-то ждет своего часа. Шекспир пришел потом. Но если по порядку, то я бы сказал, что вначале в литературе у меня было то, что называется латиноамериканским бумом. Затем Сервантес, затем — Гарсиа Лорка и уже потом наступил этап поэзии. Так что вы (указывает на Гарсиа Маркеса) — тоже соучастник всего этого.

Г. Гарсиа Маркес: Среди этих авторов были экзистенциалисты и Сартр?

Субкоманданте Маркос: Нет. К этому мы пришли позже. К книгам экзистенциалистов, и до этого — к литературе революционной, мы пришли уже очень испорченными, как сказали бы ортодоксы. Так что к Марксу и к Энгельсу мы пришли уже очень развращенными литературой, ее сарказмом, ее юмором.

Г. Гарсиа Маркес: И книг по политической теории вы не читали?

Субкоманданте Маркос: На первом этапе, нет. От азов мы перешли к литературе, оттуда — к теоретическим и политическим текстам и так, пока меня не приняли в подготовительный класс.

Г. Гарсиа Маркес: Ваши товарищи думали, что вы были или могли быть коммунистом?

Субкоманданте Маркос: Нет, думаю, что нет. Может быть, максимум, что могли мне сказать, это что я как редиска — красный снаружи и белый внутри.

Г. Гарсиа Маркес: Что вы сейчас читаете?

Субкоманданте Маркос: Всегда со мной «Дон Кихот» и обычно ношу «Цыганское романсеро» Гарсиа Лорки. «Дон Кихот» это лучшая книга по политической теории; после него следуют «Гамлет» и «Макбет». Нет лучшего способа понять мексиканскую политическую систему, ее трагические и комические стороны, чем читая «Гамлета», «Макбет» и «Дон Кихота». Лучше любой статьи по политическому анализу.

Г. Гарсиа Маркес: Вы пишете от руки или на компьютере?

Субкоманданте Маркос: На компьютере. Только во время этого похода пришлось писать много от руки, потому что не было времени для работы. Делаю один черновик, затем другой и еще и еще. Похоже на шутку, но окончательный вариант получается примерно с седьмого раза.

Г. Гарсиа Маркес: Какую книгу вы пишете?

Субкоманданте Маркос: Я пытался написать одну абсурдистскую вещь, чтобы объяснить нашу суть самим себе, исходя при этом из нас самих, что почти невозможно. Но мы должны рассказать о парадоксе, которым являемся. Почему революционная армия не собирается захватывать власть, почему армия не воюет, если это ее работа? И обо всех парадоксах, с которыми мы столкнулись: что мы выросли и стали сильными именно среди той части общества, которая совершенно далека от потоков культуры.

Г. Гарсиа Маркес: Если весь мир знает, кто вы, зачем маска?

Субкоманданте Маркос: Это такой штришок кокетства. Никто не знает, кто я, да никого это и не волнует. Здесь важно лишь кем является субкоманданте Маркос, а не кем он был.

Мексика.

29 апреля 2001 г.

Народу Мексики

Народам и правительствам мира

Братья и сестры!

САНО ознакомилась с текстом Конституционной реформы о правах и культуре индейцев, только что принятой государственным Конгрессом. Вот наша позиция:

Первое. — Принятая государственным Конгрессом Конституционная реформа совершенно не соответствует ни требованиям индейских народов Мексики, ни Индейского Национального конгресса, ни САНО, ни мексиканского и международного гражданского общества, участвовавших в мобилизациях последних дней.

Второе. — Вышеупомянутая Реформа предает Договоренности Сан-Андреса[86] в целом и так называемую «Инициативу закона КОКОПА»[87] в частности, в ее основных пунктах: автономия и самоопределение, индейские народы, как субъект гражданского права, земли и территории, использование природных ресурсов, свободное избрание муниципальных властей и право на создание региональных ассоциаций, среди прочих.

Третье. — Реформа не допускает реализации прав индейцев и представляет собой тяжелое оскорбление индейским народам, национальному и международному гражданскому обществу и общественному мнению, поскольку презирает мобилизацию и беспецендентный консенсус, возникшие в последнее время в поддержку требований индейцев.

Четвертое. — Сеньор Фокс приветствовал нынешнюю реформу, зная что она даже отдаленно не напоминает ту, что он представил когда-то как свою собственную. Таким образом было продемонстрировано, что Фокс только делал вид, что поддерживает «Инициативу КОКОПА», пока обсуждал с самыми консервативными из представленных в Конгрессе групп текст реформы, не признающей прав индейцев.

Пятое. — Этой реформой федеральные законодатели и фоксистское правительство закрывают двери диалога и мира, поскольку отказываются от разрешения одной из причин, вызвавших сапатистское восстание, оправдывают существование в Мексике различных вооруженных групп, аннулируя процесс и результаты диалога и переговоров, уходят от исторической ответственности по оплате долга, который числится за Мексикой уже почти двести лет ее независимой истории и претендуют разобщить национальное индейское движение путем передачи локальным конгрессам штатов обязанности законодателя федерального.

Шестое. — САНО заявляет о своем непризнании этой Конституционной реформы о правах и культуре индейцев, лишенной духа Договоренности Сан-Андреса, отрицающей «Инициативу закона КОКОПА», полностью презирающей мексиканское и международное общественное требование признания прав и культуры индейцев, саботирует только что начавшийся процесс сближения между федеральным правительством и САНО, предает надежды на мирное урегулирование войны в Чьяпасе и демонстрирует полный разрыв между народными требованиями и интересами класса политиков.

Седьмое. — В связи с этим, САНО заявляет о следующем:

А). — Что она отдала распоряжение архитектору Фернандо Яньесу Муньосу полностью прекратить работу по связи между САНО и главой государства. Контактов между САНО и правительством Фокса больше не будет.

Б). — Что САНО не вернется на путь диалога с федеральным правительством до тех пор, пока права и культура индейцев не будут признаны конституционно, согласно так называемой «Инициативе закона КОКОПА».

В). — Что сапатисты продолжат сопротивление.

Восьмое.- Мы призываем национальное и международное гражданское общество организоваться и путем выступлений в Мексике и в мире, вместе с САНО потребовать от мексиканского правительства дать задний ход законодательному издевательству и выполнить свои обязательства по конституционному признанию прав и культуры индейцев.

Девятое. — Мы обращаемся с отдельным призывом к братьям и сестрам из Индейского Национального конгресса организоваться и сохранить формы гражданского сопротивления на всей мексиканской территории.

Демократии!

Свободы!

Справедливости!

С гор юго-востока Мексики,

от имени Подпольного Революционного Индейского комитета -

Генерального Командования Сапатистской Армии Национального Освобождения.

Субкоманданте Маркос

Мексика, апрель 2001 г.

12 октября 2002 г.

Сапатистская Армия Национального Освобождения.

Мексика

Анхелю Луису Ларе, по прозвищу Русский.

От Супа Маркоса.

Русский! Брат! Во-первых, мы обнимаем тебя. Во-вторых, прими наш дружеский совет: мне кажется, было бы неплохо, если бы ты немедленно сменил свой псевдоним, потому что если, не дай бог, чеченцы тебя с кем-то спутают — прощай, Агуаскальентес, и прощай один из лучших рокеров современности.

Этот день (12 октября), когда я начинаю писать тебе эти строки, не случаен (ничто не случайно у сапатистов), как не случаен и этот абсурдный мост, что я пытаюсь протянуть к вам сейчас туда, где вы работаете, готовя открытие Агуаскальентес в Мадриде.

Я уверен, что все у вас пройдет хорошо, и что отсутствие этого недоумка Аснара (которому, как следует из его имени, единственное чего не хватает — это реветь по-ослиному[88]) и скупого королька Хуана Карлоса пройдет незамеченным даже для журнала «Ола».[89]

Но передай всем, сопровождающим тебя в этом славном проекте, пусть не грустят. Вот-вот должен выйти журнал «Ребельдия», в котором наверняка будут страницы светской хроники, куда вы сможете добавить вкладыши, позволяющие поместить фотографии бракосочетания инфанты в раздел «детских праздников».

Что же касается остального, то вышеуказанный журнал «Ребельдия» наверняка будет последователен и его первой непокорностью окажется непокорность[90] правилам орфографии, так что постарайтесь не вкладывать особо в платную вставку. Конечно, если там будут фотографии, он будет стоить дороже (но пусть тогда они будут хотя бы порно), и еще я вынужден предупредить тебя, что цена его будет не в евро, а в марках,[91] т. к. предпочтение все-же отдается твердой валюте.

Так что, в случае отсутствия на открытии Агуаскальентес представителей королевского двора, — просьба сдержать рыдания. И думаю, что там будет множество мужчин, женщин, детей и стариков со всего Иберийского полуострова, и не только оттуда. И если все они там будут — мероприятие наверняка пройдет успешно. Хотя я вынужден предупредить тебя еще и о том, что в случае любого успеха тех, кто внизу, всегда и неизбежно появляется полиция. Потому что тем, кто внизу, как гласит не помню точно какой декрет, опубликованный короной не помню точно когда, положены только слезы и смирение, и в ритме, который бодро зададут дубинки гражданской гвардии, все будут направлены со своими Агуаскальентес кто в тюрьму, а кто на кладбище — места, подготовленные испанской «демократией» для тех иберийцев, кто сопротивляется.

Я прекрасно знаю, что на празднике непокорности, именуемом Агуаскальентес, будут не только жители Испанского государства, однако они, несомненно, будут большинством.

Мы присутствовать не сможем, потому что планируем в ближайшие числа вторжение в Европу, и как ты можешь себе представить, здесь у всех уже полностью собран экипаж (если конечно, экипажем можно назвать две сумки с лепешками, порцию прогорклой фасоли, две бутылки посоля[92] и ко всему этому — умеренную дозу перца), тем не менее ни у кого из присутствующих нет под рукой спасательного круга. Наиболее предусмотрительные запасаются таблетками от качки и наивно спрашивают, будут ли «остановки для санитарных нужд».

Но дело даже не в этом, моя проблема состоит в том, что я не могу убедить их, что на каяках (лодках, сделанных из выдолбленых вручную стволов деревьев) нам далеко не уплыть.

И кроме того нельзя не учесть, что Чьяпас не имеет выхода к Атлантическому океану, и из-за того, что у нас нет денег для оплаты пошлины за пользование Панамским каналом, нам придется плыть в обход через Тихий океан, мимо берегов Филипин, Индии, Африки и сделать первый привал на Канарских островах.

А добираться до вас по суше было бы дурным тоном. Нам бы пришлось пересечь Монголию, развалины СССР — где следовало бы хорошо знать кому можно, а кому нельзя говорить, что мы направляемся в гости к «Русскому», — Восточную Европу, заглянуть во Францию, чтобы запастись «Шато Неф дю Пап, урожая 69» (начинаю уже каламбурить даже с марками вин), забрести за макаронами в Италию и потом карабкаться через Пиренеи. И не то чтобы нам не нравилась идея подобной прогулки, просто такие длительные блуждания приводят к износу военной формы.

Но пока в среде будущего экипажа царит энтузиазм, и он почти столь же интенсивен, как и рвота (действительно, я вижу одного товарища, которого рвет, и спрашиваю его почему, ведь мы еще не отчалили. «Это я тренируюсь», — отвечает мне он с этой безукоризненной логикой, характерной для жителей гор юго-востока Мексики).

О чем это я говорил? Ах да, о том, что мы не сможем приехать на открытие Агуаскальентес. Потому что мы сейчас, как сказал этот товарищ, «тренируемся» к экспедиции. Но о наших планах вторжения на полуостров Иберия ты, конечно, никому не рассказывай (сначала, разумеется, мы посетим Лансароте, чтобы испить кофейку с Сарамаго и Пилар[93]), ты же знаешь, каковы нравы монархии — время от времени она начинает нервничать и выдумывает себе разные каникулы в сопровождении всяческих инфант и шутов (я имею в виду Фелипика Гонсалеса и Пепика Аснара,[94] который, повторяю, даже в своем имени несет печать чьего-то проклятия).

Хотя неучтивые слова о монархии и могут тебе стоить как минимум изгнания из зала, потому что как это вам пришло в голову делать Агуаскальентес в месте окупас,[95] ведь место проведения мероприятия должно принадлежать людям достойным, но — и пусть ни у кого в этом не будет сомнений — благородства куда больше в любом доме окупас, чем во дворце Эль-Эскориаль.[96]

Пам! Опять я связался с монархией. Не буду больше этого делать, по той же причине, по которой если влезешь в мусорный ящик, потом от тебя обязательно будет много вони, и от нее невозможно избавиться даже при помощи фальшивых духов, продающихся в Корте-Инглес.[97]

Ладно, скажем наше «да» пиратству, и наше «нет» — разбреданию мыслей, так что, возвращаясь к нити этого монолога, у которого большой плюс в том, что ты не можешь ни слова возразить мне, как если бы ты находился перед славной гражданской гвардией, которая, если позволишь, не является ни гвардией, ни гражданской, но уже и так известно, что мир власти полон противоречий.

Что? Что я опять ушел от ответа? Ты прав, просто сама перспектива лишиться этой моей порции галисийского бульона, который начинают распределять, вновь разогрев, потому что ни у кого не осталось ни гроша на что-то еще, меня вводит в состояние, скажем, беспокойства.

Я говорил тебе, что дата этого письма не случайна, и что если я начал это письмо — приветствие открытию проекта Агуаскальентес 12 октября, на то есть причины.

Некоторые группы общественности ошибочно считают, что виновницей нынешней ситуации индейских народов Мексики является испанская конкиста. И дело даже не в том, что Эрнан Кортес и другие подонки меча и креста, его сопровождавшие, явились нашими благодетелями, нет, конечно, но просто в сравнении с нынешними неолиберальными правителями, все они — почти что сестры милосердия.

От честных мужчин и женщин Испании мы знаем только слово братства, только солидарность безо всяких предварительных условий, только готовность слышать, всегда протянутые к нам руки для помощи, приветствия, объятия.

Так что, да простит меня отец Идальго,[98] мы, сапатисты, говорим: «Долой неолибералов! Да здравствуют гачупины![99]».

Представляю, что к вам приедет та каталонская группа, которая ужасно играет ранчеры,[100] хотя конечно в исполнении чамбы[101] ей нет равных… И будет еще множество других — из Галисии, из Астурии, из Кантабрии, из Андалусии, из Мурсии, из Эстремадуры, из Валенсии, из Арагона, из Ла-Риохи, из Кастилии-и-Леона, из Кастилии-Ла-Манча, из Наварры, с Балеарских островов, с Канарских островов и из Мадрида. Всем им передай наш огромный привет. Потому что благодаря стольким и таким прекрасным нашим братьям и сестрам, и ото всей бесконечной нежности, что чувствуем по отношению к ним, мы становимся сильнее и лучше.

Что? Что я не включил в этот список Страну Басков? Нет, я хочу попросить тебя, чтобы этим братьям и сестрам ты передал наше особое обращение.

Мне хорошо известно, что этот придворный шут, называющий себя судьей Гарсоном, действуя рука об руку с испанским политическим классом (который так же смешон, как и королевский двор, но только без этого скромного очарования — Как ваше здоровье графиня? — Хорошо, граф, я совершенно не скучаю по шуту Фелипику, потому что этот Пепик ничуть не хуже. Кстати, граф, вам следовало бы застегнуть ширинку, чтобы не приведи господь вы не поимели простуду, единственное что вы можете здесь при дворе поиметь, — и т. д.) осуществляет политику настоящего государственного терроризма, что не может оставить равнодушным ни одного честного человека.

Да, клоун Гарсон объявил нелегальной политическую борьбу в Стране Басков. После всего этого кривляния в шоу для дураков об аресте Пиночета (единственное, что он сделал — это устроил Пиночету отпуск за счет государства), теперь он демонстрирует свою настоящую фашистскую сущность, лишив баскский народ права на политическую борьбу за свои законные права.

И я не говорю это все просто так. Здесь мы познакомились со многими баскскими братьями и сестрами. Они были в наших лагерях мира. Они приехали сюда не для того, чтобы говорить нам, что нам делать, чтобы учить нас делать бомбы или готовить покушения.

Потому что здесь наши единственные бомбы — это чьяпаски,[102] которые, в отличие от юкатанок, никогда и ни с чем не рифмуются.

Потому что Оливио[103] заходит и говорит мне, что если я дам ему шоколадки с орехом, которые мне передали, потому что по слухам я оооо-чень тяжело болен, он мне продекламирует бомбу. «Давай», — говорю я ему, видя, что шоколадки уже цвелые. И Оливио с чувством начинает: «Бомба, бомба: у меня во дворе зацветает апельсин, а сестра твоя — красавица».

Я обижаюсь, не столько за свою сестру, сколько за полное отсутствие рифмы и ритма, но шоколадки Оливио все же даю…

Кроме того, единственные покушения здесь — это против музыкального вкуса, когда я беру гитару и запеваю своим несравненным баритоном «всегда, когда лишку выпью, выходит со мной все не так, тебя одну лишь ищу я, но лезу в чужой гамак». Если Ману Чао[104] это когда-нибудь услышит — он наверняка немедленно подпишет со мной контракт. Конечно, он готов на все что угодно, только бы не платить нам за те две струны, что он порвал, когда пытался исполнить вместе с сапатистами «Шизофреническую корову». Или это была «Бешеная корова»? Хорошо, если он там будет — привет Ману и скажи ему, что мы простим ему эти струны, при нашей ближайшей встрече на следующей остановке, которая, как известно, называется «Надежда».

И если Ману не захочет подписывать со мной контракт, я уйду в группу Ампаро. Хотя, наверное, придется поменять ее название, и вместо «Ампаронойи» ее назовут «Ампарофобией» из-за того, что мои критики тоже глобализируются.

И наконец, единственное, что нам не хватает, чтобы быть террористами — это призвания, а не средств.

И вот, здесь у нас были братья из Страны Басков и все они вели себя достойно, как и подобает баскам…

Не знаю, будет ли там в вас Фермин Мугуруса, я помню, как один раз, когда он был здесь, его спросили, откуда он, и он сказал «баск», и когда его спросили, «баск из Испании или баск из Франции», Фермин, не колеблясь ни минуты, ответил: «баск из Страны Басков».

Я искал что-нибудь на баскском языке, чтобы отправить это как привет братьям и сестрам из Страны Басков, но почти ничего не нашел, не знаю, может быть проблема в моем словаре, но я искал слово «достоинство» по-баскски и в сапатистском словаре нашел «Эускаль Эрриа[105]». Так что спроси их, на правильном ли я пути или мне лучше вернуться.

И наконец, то чего не знает ни Гарсон, ни его шефы, это то, что иногда достоинство превращается в ежа и ай! — что ждет того, кто попытается растоптать его.

Итак, как я раньше говорил, Агуаскальентес должен стать праздником сопротивления — идея, которая совершенно не нравится политическим партиям…

— Все они — мошенники! — перебивает меня Дурито.

— Но… подожди, Дурито, я не говорю о мексиканских политических партиях.

— Я не об этих мошенниках говорю тебе, а о страницах порно в Интернете.

— Но, Дурито, у нас в сельве нет Интернета.

— У нас нет… Звучит похоже на заявления Европейского Союза. А у меня есть. Немного изобретательности и кое-что еще превратили один из моих усиков-антенн в мощный спутниковый модем.

— И могу я знать, постмодерный странствующий рыцарь, почему страницы порно в Интернете — мошенничество?

— Потому что нет ни одной с жучихами, уже не говоря даже о полностью обнаженных, даже в этом белье типа «зубной нити», как его называют.

— Белье… — повторяю я, пытаясь избежать неизбежного, то есть вмешательства Дурито в то, что я пишу, для чего у него более чем достаточно лапок и упрямства.

— Посмотрим….. мммммм…. мммм…. — начинает свое мычание Дурито, уже сидя у меня на плече. — Русский? Ты пишешь Путину? Я бы тебе не советовал, а вдруг он применит по тебе эти газы, которые еще даже хуже, чем те, что испускаешь ты, когда объедаешься фасоли.

Я протестую:

— Слушай, Дурито, давай не разглашать интимных подробностей, потому что у меня здесь есть письмо, которое отправил тебе Пентагон с просьбой о формуле для создания супертоксичных газов.

— Да, но я отказался. Потому что мой газ, это как моя любовь, он не продается и не покупается, я дарю его кому хочу, потому что я бескорыстен и отдаю вещи, не задумываясь о том, заслуживают ли их другие, — говорит Дурито с сильным андалусским акцентом.

После небольшой паузы он добавляет:

— И какова тема твоего писания?

— Ну это… о непокорности и Агуаскальентес, который откроют в Мадриде, — отвечаю я, зараженный ритмом фламенко, который задает дождь над нашим навесом.

— В Мадриде? В каком из Мадридов? В Мадриде Аснара и гражданской гвардии? Или в Мадриде несогласном?

— В несогласном, конечно. Хотя не удивлюсь, если Аснар захочет сунуть туда свои копыта.

— Прекрасно! — Дурито начинает аплодировать и танцевать, да так, что Федерико Гарсиа Лорка воскресает и пишет неизвестную и никем неопубликованную Песню Эпилептического Жука.

Закончив танец, Дурито командует:

— Пиши! Сейчас я тебе продиктую мое выступление.

— Но Дурито, тебя нет в программе. И даже в числе приглашенных тоже.

— Конечно, потому что русские меня не любят. Но это неважно. Давай, пиши. Заглавие: «Непокорность и стулья».

— «Стулья»? Дурито, опять ты собираешься…

— Молчать! Идея основана на одном материале, который мы с Сарамаго написали в конце прошлого века, и называется он «Стул».

— Сарамаго? Ты имеешь в виду Жозе Сарамаго, писателя? — спрашиваю я в смятении.

— Конечно, или ты знаешь какого-то другого Сарамаго? Вот, в тот день мы с ним выпили столько, что в конце концов свалились оба с вышеупомянутого стула, и уже на полу, со всей этой перпективой и трезвостью тех, кто внизу, я говорю ему: «Пепе, это вино лягается больше, чем мул Аснара», но он ничего не ответил, потому что искал свои очки. И тогда я сказал ему: «У меня рождается идея, поторопись, Жозе, идеи — они, как фасоль с сосиской, если не успеешь, придет другой и пообедает ими». Наконец Сарамаго нашел свои очки, и мы вместе сели и придали форму этому рассказу, и если я не ошибаюсь, случилось все это в начале восьмидесятых. Конечно, под текстом можно найти только его имя; дело в том. что мы, жуки, принципиально не согласны с концепцией авторских прав.

Я пытаюсь сократить рассуждения Дурито и тороплю его:

— Заглавие готово. Что дальше?

— Итак, речь идет о том, что позиция, которую занимает личность по отношению к стульям, это как раз та, что определяет еe в плане политическом. Революционер (именно так, с большой буквы) презирает стулья обычные и говорит себе и другим: «мне некогда рассиживать, тяжелая миссия Истории (именно так, с большой буквы), доверенная мне, не позволяет мне отвлекаться на разные глупости». И так он проводит жизнь, пока не доберется до стула Власти, собьет выстрелом сидевшего там до него и потом насупив, как при запоре, брови, сядет на этот стул и скажет себе и другим: История (именно так, с большой буквы) закончилась. Во всем без исключения появляется смысл. Я на Стуле (именно так, с большой буквы) и я — кульминация всех времен». И так продолжается, пока не появится следующий Революционер (именно так, с большой буквы), не собьет его со стула и история (именно так, с маленькой буквы) не повторится.

В отличие от него, непокорный (именно так, с маленькой буквы), когда смотрит на обычный стул, внимательно его разглядывает, потом уходит и возвращается с другим стулом, после этого он приносит еще множество стульев, и вскоре все это становится уже похоже на вечеринку, потому что пришли многие непокорные и они начинают обмениваться кофе, табаком и словом, и тогда, именно в момент, когда все начинают чувтвовать себя удобно, среди них возникает какое-то беспокойство, как будто они наткнулись на червей в цветной капусте, и неизвестно отчего это — от кофе, табака или слова, но все вдруг поднимаются со стульев и продолжают свой путь. Пока не найдут следующий обычный стул и та же история снова не повторится.

И есть только одно различие — когда непокорный натыкается на Стул Власти (именно так, с большой буквы), он внимательно его рассматривает, изучает, но вместо того, чтобы усесться на него, уходит и возвращается с пилкой для ногтей и с завидным терпением начинает подпиливать его ножки, пока они не станут такими тонкими, чтобы сломаться, когда кто-то сядет на этот стул, что и происходит почти сразу же. Там-там…

— Там-там? Но, Дурито…

— Ничего, ничего. Я знаю, что все это пока сыровато и что теория должна быть отшлифована. Но в моем случае — это метатеория. Может быть, меня обвинят в анархизме, но пусть тогда мой доклад станет скромным посвящением старым испанским анархистам, тем, кто всегда молчит о своем героизме, и который от этого ничуть не умаляется.

Дурито заканчивает, хотя я уверен, что он предпочел бы кончить.

— Но отставим каламбуры. На чем мы остановились, когда эта чешуекрылая назойливость меня перебила?

— Ах, да! На том, что Агуаскальентес — это праздник непокорности.

— В этом случае, дорогой мой чеченец, нам с тобой необходимо определить, что такое непокорность.

— Может быть достаточно, чтобы ты просто посмотрел на всех этих мужчин и женщин, которые взялись за строительство этого Агуаскальентес, и на тех кто будет участвовать в его открытии (в закрытии нет, потому что эту часть работы наверняка возьмет на себя полиция), чтобы у тебя появилось его определение, но поскольку это все-таки письмо, я должен попытаться определить это словами, которые какими бы выразительными они ни оказались, никогда не смогут быть так убедительны, как взгляды.

И в поисках текста, который пригодился бы мне для этого, я нашел книгу, которую отдолжил мне когда-то Хавьер Элорриага.[106]

Книжка называется «Новая Эфиопия» и автор ее — баскский поэт по имени Бернардо Атскага. И есть там поэма, под названием «Регге бабочек», где говорится о бабочках, летящих в открытое море, у которых не будет места куда сесть, потому что в этом море нет ни скал, ни островов.

Ладно, пусть простит меня дон Бернардо, если мой синтез не так удачен, как его регге, но он достаточен для того, что я хочу сказать тебе:

Непокорность — как бабочка, летящая в сторону моря без скал и островов. Она знает, что ей некуда будет сесть, и все-таки ее полет прям и уверен.

И нет, ни бабочка, ни непокорность не безумны и не самоубийственны, дело в том, что они знают, что найдут где сесть, что там, впереди, есть островок не обнаруженный ни одним из спутников

И островок этот — братская непокорность, которая наверняка всплывет, именно в момент когда бабочка, то есть летающая непокорность, начнет терять силы.

И тогда летающая непокорность, то есть морская бабочка, станет частью этого всплывшего островка, и превратится, таким образом, в опору для другой бабочки, которая, победив последние сомнения, уже направляет свой полет к морю.

И это не выходило бы за рамки любопытной статьи в книгах по биологии, если бы не то, что, как сказал не помню точно кто, — что обычно из взмахов крыльев бабочки рождаются большие ураганы.

Своим полетом летающая непокорность, то есть бабочка, говорит НЕТ!

Нет логике.

Нет осторожности.

Нет бездействию.

Нет конформизму.

И ничто, абсолютно ничто в мире не может быть прекраснее, чем сама возможность увидеть отвагу этого полета, понять какой вызов им брошен, почувствовать начало этого ветра и увидеть, как начинают дрожать под этим небом не листья на деревьях, а коленки у власть имущих, которые до этого момента наивно думали, что бабочки улетают в море, чтобы умереть.

Вот так, дорогой мой москвич, и еще известно, что бабочки, как и непокорность, заразительны.

И бабочки, как и непокорность, бывают разных цветов.

Есть синие, которые выбрали этот цвет, чтобы небо и море поспорили между собой.

Есть желтые, мечтающие об объятии солнца.

Есть красные, окрашенные в цвет непокорной крови.

Есть коричневые, несущие на своих крыльях цвет земли.

Есть зеленые, потому что в этот цвет привыкла окрашиваться надежда.

И все они — жизнь, жизнь, которая сияет совершенно независимо от того цвета, в который окрашена.

И есть полеты всех цветов.

И порой бабочки отовсюду собираются вместе и возникает радуга.

И работа бабочек, как это написано в любой уважающей себя энциклопедии, заключается в том, чтобы опустить радугу как можно ниже, чтобы дети могли научиться летать.

И, говоря о бабочках и о непокорностях, я думаю, что когда вы все окажетесь в цирке, то есть в суде, перед шутом Гарсоном, и вас спросят, что вы делали в Агуаскальентес, ответьте, что летали.

И даже если тебя отправят в депортационный полет в Чечню, смех, который за этим последует, будет слышен до самых гор юго-востока Мексики.

И за улыбку, брат, как и за музыку, нужно быть благодарным.

И, говоря о музыке, насколько мне известно, среди правительств Мексики, Испании, Италии и Франции вошел в моду танец рака, что заключается, грубо говоря, в движении бедер и плечей против направления хода часовой стрелки.

И еще — если увидишь Мануэля Васкеса Монтальбана[107] — пожми ему руку от нашего имени.

Скажи ему, что мне стало известно, что недавно Фокс спросил его, не знает ли он почему Маркос и сапатисты молчат, и что он ему ответил: «Они не молчат, дело в том, что вы не слышите».

Заодно скажи ему, что копченые колбасы сильно отличаются от алмазов, в том смысле, что они не вечны и те, что он нам прислал, уже давно закончились, и что если он не расщедрится, скажем, на каких-нибудь 5 килограммов, то мы его и Пепе Карвальо[108] захватим в заложники.

Или, лучше, нет. Потому что нас тогда назовут террористами и Буш вместе с ООН развяжут новую «гуманитарную» войну. Лучше пусть просто отправит нам колбасу, а я пришлю ему за это рецепт Марко’c Спешл, который неоднократно и бесполезно просил у меня шеф-повар Его Величества.

Все, буду прощаться. Не забудь сообщить мне, в какую тюрьму вас отправят. Для того, чтобы когда мы доберемся до Испании…

Нет, не думай, что адрес тюрьмы мне нужен для того, чтобы освободить вас, наоборот, мы придем проверить надежно ли вы заперты, потому что все вы — безумцы. Подумать только, открыть Агуаскальентес в Мадриде… Не хватало только, чтобы вы додумались до создания в тюрьме автономного муниципалитета.

И еще — сигареты мы передать вам не сможем. Но лепешки и посоль — без проблем.

Ладно. Привет, и если речь о царствовании — пусть царит непокорность.

Из гор юго-востока Мексики.

Субкоманданте Маркос

Мексика, октябрь 2002 г.

P.S. Эва спрашивает, есть ли в Испанском Государстве (представь себе, так и сказала) видеомагнитофоны, потому что она хочет взять с собой свою коллекцию фильмов о Педро Инфанте. Я сказал ей, что есть, но там — другая система. Она удивлена: «А разве там не неолиберальное правительство?». Я не ответил ей, но спрашиваю себя: «Команданте Эва: как мне быть?»

Другой P.S.

Не думай, что я не знаю, что в Агуаскальентес прибудут сопротивляющиеся из Италии, Франции, Греции, Швейцарии, Германии, Дании, Швеции, Англии, Ирландии, Португалии, Бельгии, Голландии и т. д. Передай им всем привет и скажи, что если они будут плохо себя вести, мы их тоже… тоже вторгнемся. Будем глобализировать цвелую лепешку и прогорклый посоль. И посмотрим как в географической прогрессии начнет расти число глобалофобов.

Еще раз привет.

Суп, тренируясь перед плаванием, рвет цвелым ореховым шоколадом, который Оливио оставил брошенным.

Субкоманданте Маркос!

Я не буду спорить с вами по поводу того, что вы называете меня «придворным шутом». Я предпочитаю видеть мое имя даже как шута, но тесно и открыто связанного с демократией, чем скрывать его за ложным сопротивлением, насилием, ложью, незнанием, недостатком этики и порядочности и прочими чертами, которые вы каждый раз все в большей степени проявляете.

Как вы можете оскорблять безнаказанно весь испанский народ, который вот уже более 30 лет страдает от язвы терроризма? Или может быть, никто не говорил вам о 853 людях, убитых при помощи автобомб, пистолетов, автоматов, гранатометов и т. д., трусливо в спину или выстрелом в затылок? Как вы можете не замечать десятки убитых детей, более 4 тысяч раненых и изувеченных, и других граждан и гражданок, потерявших свое имущество и свободу? Что вы скажете тем, кто сегодня, 3 декабря 2002 г. стал жертвой новй террористической вылазки в Сантандере?

Где в вашем письме слова, хотя бы несколько слов сочувствия этим жертвам терроризма? Их нет, потому что вы (в своем репрессивном фундаментализме, исполненном авторитаризма и высокомерия) накапливаете ненависть к этим жертвам или ко всем тем, кто не такой, как вы или не думает так, как вы.

Единственное, чего вы добъетесь с такими предложениями, как в написанном вами сектантском письме, — это того, что вас услышат или прочитают лишь те, кто уже заранее во всем с вами согласен, или те, кто подпитывает друг друга, так как делаете это вы, вирусом насилия, ненависти и нетерпимости. Так не строится ни государство, ни демократия, так не создается страна, не завоевываются сердца граждан. Единственное, чего можно этим добиться — это посеять зло деформированного и мертворожденного политического проекта, навсегда предать тех, о защите кого вы говорите, тех, кто заслуживает самого глубокого уважения. В результате таких поступков вы потеряете даже тех, кто следует за миражом обещанного вами будущего. Из-за проявляемой вами крайней нетерпимости дело защиты индейцев оказывается под серьезной угрозой.

И вы говорите о непокорности! Знаете, я понимаю непокорность, как то, что практикуется ежедневно в борьбе за защиту правового государства, в условиях демократии и за демократию, применяя принцип равенства перед законом, презумпции невиновности и независимости судебной власти. Это и есть непокорность, осуществляемая многими женщинами и мужчинами, ищущими пути к другому и лучшему миру. И мы все вместе стараемся укрепить систему юридических гарантий, которая объединит нас как народ со множеством различий и в рамках многонационального государства.

Может быть, вы не знаете (или вас неправильно проинформировали ваши друзья или вы не слышали или не читали все новости или тексты, которые следует), но настоящие герои Страны Басков и настоящие непокорные — это не террористы, которых вы защищаете, а их жертвы, мужчины и женщины, пытающиеся защитить демократический путь или упрочить институты или развивать свободу мнений или работать без страха всяческого давления на них или преследований со стороны других. Те, кого вы эвфемистически называете «баскскими непокорными» — это существа, безупречно подчиняющиеся стратегии самого несправедливого и дьявольского насилия из всех, что существуют в Европе.

Нет, господин Маркос, в Испании не преследуются идеи, не преследуется никто за то что он думает, во что верит, с чем не согласен. Кажется что вам, и другим, таким как вы, строящим свои речи, основываясь на канувшем в прошлое отвергнутого всеми нами франкизме, мешает то, что этот этап в Испании уже преодолен и здесь существует свобода, контроль над властью и правовое государство, и терроризм в Испании преследуется согласно закону, исходя из закона и с соблюдением всех гарантий и процедур, предусмотренных юрисдикцией. И я уверяю вас, что эти юридические порядки — одни из самых строгих в мире. Здесь есть Конституционный суд, Европейский трибунал по правам человека и еще — ответственность судей и всех граждан и гражданок. Здесь всем есть место, даже сторонникам отделения, но всегда — с позиций ненасилия и борьбы политической. Если вы не понимаете этого, то вы не сознаете что говорите. Так что не говорите о «непокорности» тех, кто убивает, похищает и ранит невинных избирательно или же систематически; или тех кто занимался уничтожением целых групп населения. Их мы называем преступниками против человечности и они должны преследоваться и подвергаться следствию и суду.

Вы оскорбили тех, кто активно участвовал в строительстве испанской демократии: короля Испании и двух председателей правительства — Фелипе Гонсалеса и Хосе Мария Аснара, среди прочих. Безжалостные эпитеты, которыми вы воспользовались, унижают не их, а вас. У каждого из нас есть недостатки, но не пытайтесь унизить понапрасну тех, кто в Испании пребывал и пребывает на исторической сцене, всегда с уважением относясь к тем, кто мыслит и действует по-другому; любой из них и другие, действующие в моей стране с открытым лицом, делают куда больше, чем вы для своего «движения». Ваше упоминание о деле Пиночета является тоже демагогическим и показывает ваше, граничащее с полнейшей жестокостью, презрение по отношению к жертвам. Нет сомнения, вы ошиблись окопом; и несмотря на все свои песнопения о собственных «подвигах», террористы и те, кто как вы, их защищает, не обладают правотой, имеющейся у нас, их противников. Вы говорите о достоинстве и непокорности, но думаю, что вы ошиблись в терминах, если применяете их к убийцам и сознательным террористам, и, разумеется, вы лишаете самого себя права быть примером достоинства и непокорности, которое некоторые из нас ошибочно отождествляли с вами.

Хочу признаться вам, господин Маркос, что для меня вы были олицетворением другого, чего-то подобного лучу согласованности. Сейчас я признаю свою грубейшую ошибку. Я вас отождествлял с той категорией, которой вы не заслуживаете. Вы — не более, чем тонущий корабль. Когда-то, в самом начале, во главе своей «Армии» когда вы пользовались симпатиями многих (в том числе и моей), у вас была возможность направить борьбу за защиту прав индейцев в правильное русло, но вы ошиблись путем, и сегодня нам известно, почему. Чтобы быть разоблаченным, вам не нужно снимать маску — просто вы не верите ни в элементарные права человека, ни в демократию, ни даже в гражданские права вашего собственного народа.

Я не являюсь, как вы утверждаете, ни «фашистом», ни «государственным террористом». Никогда в жизни я не брал в руки оружие (разве что для охоты на перепелов). По сути своей я — пацифист. Я всегда стремлюсь заставить действовать закон и требую его безукоризненного выполнения в условиях демократичексого общественного государства, что является моим долгом и обязанностью, как профессионала права. Уже 22 года я нахожусь на общественной службе и 14 из них я, используя оружие закона, посвятил борьбе с наркобизнесом, организованной преступностью, коррупцией, терроризмом и преступлениями государственными и против человечества. В этой долгой борьбе я мог совершать ошибки, но в отличие от вас, я всегда действовал с открытым лицом, отвечая за свои слова и принимая на себя ответственность за мои ошибки. Вы же трусливо прячетесь в некоем укрытии, что превращает вас в странное экзотическое существо, скрытое за маской и дурацкой трубкой.

Я не привык давать советы, но на этот раз позволю себе один — избавьтесь от этого маскарадного костюма, оставьте ваше укрытие, покажите, что вы лидер, откройте лицо, и встетьтесь лицом к лицу с мексиканским обществом, защищайте свои идеи в равных с другими условиях, скажите оружию «прощай», позвольте своим людям быть свободными, не похищайте и не пачкайте демократию. И как «гачупин гачупину» (потому что не сомневаюсь, что в ваших венах течет «гачупинская» кровь), и с величайшим уважением и восхищением по отношению к Мексике, прекрасной стране, перед которой у нас, испанцев, включая басков, такой большой долг, вызываю вас на открытую дискуссию, когда вы хотите и где вы хотите, чтобы лицом к лицу, без масок и карнавальных нарядов мы смогли говорить о терроризме, непокорности, достоинстве, борьбе, повстанческих движениях, политике, законности и всех тех ценностях, что служат для строительства страны и демократии и для защиты прав тех, у кого нет ничего. «Сегодня — это всегда еще», говорил Антонио Мачадо. У меня есть еще робкая надежда на то, что к вам вернется кажется утраченный вами рассудок и вместе с ним — ваша демократическая сущность, которая может быть когда-то у вас была.

Фернандо Бальтасар Гарсон Реаль

Член Верховного суда

3 декабря 2002 г.

Сапатистская Армия Национального Освобождения.

Мексика

Г-ну Фернандо Бальтасару Гарсону Реалю, члену Верховного суда, отдел № 5, Национальная Аудиенция, к. Гарсиа Гутьеррес 1 28.004, Мадрид, Испания.

Господин Бальтасар Гарсон!

Я прочитал адресованное мне письмо, датированное 3 декабря текущего года и опубликованное 6 декабря в мексиканской газете «Эль-Универсаль». В нем вы, кроме разнообразных оскорблений в мой адрес, сообщаете что вызываете меня на дискуссию, место и время которой будут определены на мой выбор.

Я сообщаю вам, что принимаю ваш вызов и (как того требуют законы странствующего рыцарства), будучи рыцарем, которому брошен вызов, условия дуэли должен определить я.

Они следующие:

ПЕРВОЕ: Дебаты состоятся на Канарских островах, а конкретно на острове Лансароте с 3 по 10 апреля 2003 г.

ВТОРОЕ: Господин Фернандо Бальтасар Гарсон Реаль должен обеспечить гарантии со стороны как испанского, так и мексиканского правительств, необходимые и достаточные для того, чтобы вызванный на дуэль рыцарь, а также шестеро его оруженосцев смогли прибыть на место встречи и после ее окончания без проблем вернуться назад. Расходы по перемещению и размещению субкоманданте Маркоса и его делегации берет на себя САНО, для чего у них уже готовы каяки, лепешки, фасоль и посоль; кроме того для ночлега странствующего (или плавающего) рыцаря будет достаточно крыши в виде славного канарского неба.

ТРЕТЬЕ: В том же месте, где состоятся дебаты, параллельно, но не одновременно с ними, будет проведена встреча между всеми политическими, социальными и культурными участниками баскского конфликта, которые пожелают в ней участвовать. Темой встречи станет следующая: «Страна Басков: пути».

ЧЕТВЕРТОЕ: Господин Фернандо Бальтасар Гарсон Реаль должен принять участие, слушать и выступить на вышеуказанной встрече. Кроме того, он должен предпринять усилия, чтобы убедить испанское правительство внести свой вклад в создании благоприятного климата для проведения этой встречи, принять меры по разрядке и направить на эту встечу делегацию соотетствующего уровня. У этой делегации может не быть полномочий для принятия решений, но мы хотим попросить ее, чтобы она выслушала и участвовала в беседах с другими сторонами.

ПЯТОЕ: Рыцарь субкоманданте Маркос должен принять участие в вышеуказанной встрече, но только в виде слушателя, поскольку ее тема — это исключительно внутренний вопрос баскского народа. Кроме того, субкоманданте Маркос должен будет обратиться к баскской организации Эускади Та Аскатасуна (более известной по своей аббревиатуре ЭТА), с просьбой об объявлении ей одностороннего перемирия на 177 дней, период, в течение которого ЭТА не должна будет осуществлять ни одной военной акции. Перемирие ЭТА должно начаться в полночь 24 декабря 2002 г.

Точно так же, субкоманданте Маркос должен будет обратиться к политическим и общественным организациям басков, к басксому народу в целом, предлагая им организовать эту акцию и принять в ней участие.

Кроме того, субкоманданте Маркос обратится к испанскому и баскскому гражданскому обществу с просьбой о всеобщем участии в кампании «Шанс слову», целью которой будет оказание давления на испанское правительство и на ЭТА, с тем чтобы они создали на всем иберийском полуострове условия, позволяющие провести эту встречу.

ШЕСТОЕ: Победитель дебатов будет избран жюри, которое будет состоять из семи человек, и все они будут гражданами Испании. Субкоманданте Маркос уступает господину Фернандо Бальтасару Гарсону Реалю право назначить четверых из семи членов жюри и выбрать из них председателя жюри, то есть того, кто в случае ничьей по причине воздержания от голосования со стороны жюри, отдаст свой решающий голос в пользу того, кого посчитает победителем дебатов. Трое других членов жюри будут приглашены САНО.

СЕДЬМОЕ: Если господин Фернандо Бальтасар Гарсон Реаль победит в честном бою субкоманданте Маркоса — у него будет право один раз сорвать с него маску перед кем захочет. Кроме того, субкоманданте Маркос принесет ему публичные извинения и сдастся в руки испанского правосудия для того чтобы его подвергли пыткам (именно тем, которым подвергают задержанных басков) и ответит на все обвинения, отраженные в письме господина Гарсона Реаля от 3 апреля 2003 г.

Если же наоборот, господин Фернандо Бальтасар Гарсон Реаль будет побежден в честном бою субкоманданте Маркосом, он обязуется обеспечить юридическую поддержку САНО в ее требованиях, что явилось бы для сапатистов последним мирным выходом, и которые будут представлены в международные юридические инстанции с целью добиться признания прав и культуры индейцев, которые в нарушение всех международных законов и здравого смысла, были отвегнуты всеми тремя ветвями власти мексиканского правительства.

Кроме того, если вы посчитаете это возможным и у вас будет желание — вы сможете официально представить САНО перед вышеназванными международными инстанциями ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО в вопросах, связанных с требованием юридического признания наших прав и культуры.

Кроме того, будут представлены иски о преступлениях против человечества против господина Эрнесто Седильо Понсе де Леона, ответственного за бойню в Актеале (произошедшую в горах юго-востока Мексики в декабре 1997 г.), когда были хладнокровно убиты 45 индейских детей, женщин, мужчин и стариков. Как вы можете вспомнить, только что господин Седильо за свое участие в бойне, был награжден господином Хосе Мария Аснаром, председателем испанского правительства.

Точно также будут представлены иски против председателей испанского правительства, которые во время правления в Мексике господина Седильо, были соучастниками этого и других преступлений против индейских народов Мексики.

Эти условия не подлежат обсуждению. Господин Фернандо Бальтасар Гарсон Реаль должен будет в разумный срок ответить, принимает он их или нет. В отличие от этого, детали дебатов могут быть согласованы в ходе консультаций между рабочим группами вызвавшего и вызванного на дуэль.

Господин Фернандо Бальтасар Гарсон Реаль, как вы можете видеть по копиям писем, прилагаемым к этому, я уже начал выполнять взятые на себя обязательства.

Говоря как гачупин с гачупином, поскольку в моих венах есть четверть испанской крови, надеюсь, что вы поймете меня и подтвердите вашу готовность провести встречу, на которую вы меня вызвали.

У вас есть возможность выбора: поставить ваши знания и умения на службу делу справедливому и благородному (и заодно показать, что международное правосудие служит не только для оправдания войн и покрытия преступников) или остаться на вашем нынешнем месте, принимая милости от тех, кто сверху, становящиеся кровью и болью тех, кто снизу.

Достаточно. Счастливо, и пусть все это пригодится, чтобы дать шанс слову.

Из гор юго-востока Мексики.

Субкоманданте Маркос

Декабрь 2002 г.

P.S. Знайте, ваша милость, что все оскорбления, которым вы подвергли меня в своем письме, мне совершенно без-раз-лич-ны. Единственное, что причинило мне боль, и немалую — это ваши слова о «дурацкой трубке». Поэтому я уже начал делать себе другую, новую, которая, вот увидите, произведет фурор, когда я впервые испытаю ее на Гран-Виа или на Рамблас. Кстати, курить перед Земным шаром разрешается?

Еще один P.S. Еще меня озаботили слова о «тонущем корабле». Вы хотите сказать, что обозреваемые мной сейчас берега — это не остров Эль-Йерро (считавшийся краем земли до открытия Америки), а берега острова Ява? Я же говорил недавно, когда мы проплывали мимо Каракатау, что из любви к дороге и переменам мы выбрали самый длинный из путей. Вздох.

Сапатистская Армия Национального Освобождения.

7 декабря 2002 г.

Баскской военно-политической организации Эускади Та Аскатасуна (ЭТА).

Страна Басков.

От: Субкоманданте Маркоса. Мексика.

Дамы и господа!

Пишу вам от имени детей, стариков, женщин и мужчин Сапатистской Армии Национального Освобождения из Мексики.

Как вам, может быть, уже известно, совсем недавно в одном нашем послании, прочитанном на испанской территории, мы коснулись темы борьбы баскского народа за свою независимость. Несмотря на то, что в тексте ясно говорилось, что речь идет о политической, а не о вооруженной борьбе басков, наши слова были сознательно двусмысленными относительно того, что связано с действиями вашей организации ЭТА.

Целью этой нашей двусмысленности было создание той ситуации, которую нам удалось создать. Мы прекрасно сознаем, что подвергли риску тот моральный капитал, которым мы, сапатисты, пользуемся во всем мире, и в частности, на Иберийском полуострове, но это было нам совершенно необходимо… тогда.

Вам и нам хорошо известно, что САНО не только не осуществляла и никогда не осуществит ни одной вооруженной акции против гражданского населения. Кроме этого, вы знаете и о том, что мы осуждаем подобные нападения, при которых обычно большинство жертв даже не знает, за что им приходится умирать.

Ваши действия привели к немалому числу жертв среди гражданского населения. Среди них были люди, симпатизировавшие нашему делу, которые, как и все остальные безоружные жертвы, погибли в отчаянии неведения, за что.

Мы считаем справедливой и законной борьбу баскского народа за независимость, но эта благородная цель, как впрочем и никакая другая, не оправдывает принесение в жертву жизней гражданских лиц. Это не только не дает никакого политического выигрыша — даже если бы и давало — человеческая цена все равно непомерно высока. Мы осуждаем все военные действия, наносящие ущерб гражданским лицам. И в равной степени осуждаем их, от кого бы они не исходили: от ЭТА или от испанского государства, от Аль-Каиды или от Джорджа Буша, от израильтян или от палестинцев, от кого бы то ни было, кто под различными именами или аббревиатурами, ссылаясь на разные государственные, идеологические или религиозные причины, убивает ни в чем не повинных детей, женщин, стариков и мужчин.

Конечно, мне известно, что в списки мертвых и раненных, составленных испанским правительством, не включены тысячи басков убитых, подвергнутых пыткам и пропавших без вести, после того как они были задержаны органами государственной безопасности. Тем не менее, я не пишу вам, чтобы сравнивать счета мертвых. В этом мы превосходим и одних и других, потому что число погибших после испанской конкисты мексиканских индейцев — миллионы. И мы не предлагаем нашим мертвым ни с кем соревноваться.

Обращаюсь я к вам не для того, чтобы говорить о прошлом.

Несколько дней назад испанский судья Фернандо Бальтасар Гарсон Реаль предложил мне участвовать в публичных дебатах. Я согласился и поставил как одно из условий для этого, организацию встечи между всеми политическими, общественными и культурными силами участвующими или заинтересованными в разрешении конфликта в Стране Басков, с тем чтобы все они смогли встретиться и выслушать мнения друг друга по поводу путей выхода.

Поэтому я, от имени всех моих товарищей, прошу вас объявить одностороннее перемирие на период 177 дней, начиная с полуночи 24 декабря 2002 года. Кроме того, я прошу вас взять на себя публичные обязательства не проводить в этот период никаких военных операций, и внести таким образом, свой вклад в создание атмосферы, благоприятной для этой встречи, то есть дать шанс слову.

Было бы хорошо, если бы Эускади Та Аскатасуна отправила одного или нескольких делегатов на встречу «Страна Басков: пути», но не для того, чтобы вести переговоры и о чем-то договариваться, а просто, чтобы слушать и говорить. Я знаю, что это связано с риском, но если вы готовы к гибели или тюрьме во время проводимых вами вооруженных акций, не вижу причин, почему нельзя рискнуть тем же ради акции политической.

Я не прошу вас о том, чтобы вы сдались, или сложили оружие, или отказались от своих убеждений. Я прошу вас только о том, чтобы вы дали шанс слову и выразили таким образом свое уважение к огромному риску, которому подвергаемя в этом случае мы, сапатисты. Если вы с этим не согласны — я лично предлагаю вам себя в качестве подходящей мишени для ближайшего покушения. Вы можете обвинить меня в «коллаборационизме» с испанским государством (что, тем не менее, выглядит достаточно парадоксальным — ведь испанские власти обвиняют меня в «апологетике терроризма»). Повод не важен. С нашей стороны не будет ни обид, ни мести, по крайней мере, я буду знать, за что умираю. Жду вашего ответа.

Все. Получите наш привет и дайте слову шанс.

Из гор юго-востока Мексики.

Субкоманданте Маркос

Мексика, декабрь 2002 г.

Сапатистская Армия Национального Освобождения

7 декабря 2002 г.

Всем политическим, общественным, культурным и религиозным силам Страны Басков, независимо от их идеологии.

От: Субкоманданте Маркоса.

Дамы, господа и дети!

Я пишу вам от имени Сапатистской Армии Национального Освобождения, для того чтобы сделать вам предложение объединиться и взять на себя организацию гражданской мобилизации «ШАНС СЛОВУ», цель которой добиться от ЭТА и от испанского правительства создания атмосферы благоприятной для проведения встречи «Страна Басков: пути».

Проведение этой встречи планируется с 3 по 7 апреля на острове Лансароте, Канарские острова, и ее единственной целью будет попытка изменить логику войны, царящую в сегодняшнем мире.

Еще мы предлагаев вам, чтобы вы превратили эту втречу в вашу собственную, чтобы вы организовали ее и участвовали в ней, в той мере и форме, какие посчитаете нужными.

Предполагается, что проведение этой встречи является одним из условий, поставленных нами для осуществления публичных дебатов, на которые нас вызвал судья Бальтасар Гарсон, но если они не состоятся или будут сорваны в результате какого-нибудь неожиданного препятствия или несчастного случая, мы убедительно просим вас провести эту встречу в наиболее удобные для вас место и время.

Не вдаюсь в детали, чтобы не повторять то, что вы и так прочитаете в письмах, которые я прилагаю к этому.

Мы уверны что в случае успеха этой инициативы, она превратится в луч надежды для всех народов земли.

Еще раз передаю вам наш привет, выражая вам наше искреннее уважение и восхищение.

Счастливо и… разве не стоит дать слову шанс?

Из гор юго-востока Мексики.

Субкоманданте Маркос

Мексика, декабрь 2002 г.

Сапатистская Армия Национального Освобождения

Мексика

7 декабря 2002 г.

Гражданскому обществу Испании и Страны Басков,

Полуостров Иберия, планета Земля.

От: Субкоманданте Маркоса

Мексика

Дамы, господа и дети!

Я пишу вам от имени стариков, женщин, детей и мужчин Сапатистской Армии Национального Освобождения, чтобы передать вам наш привет.

Недавно одно наше письмо, прочитанное в мадридском Агуаскальентес, вызвало полемику и многие нас осудили из-за того, что это послание было двусмысленным по отношению к действиям баскской организации ЭТА. Несмотря на то, что в самом начале нашего письма мы предупреждали, что «ничто не случайно у сапатистов», и что мы ясно говорили о политической, а не вооруженной борьбе баскского народа, отсутствие нашего прямого осуждения терроризма было итерпретировано как поддержка ЭТА и ее действий со стороны САНО.

Я должен сказать вам, что эта двусмысленность и общий тон письма были преднамеренными. Мы хотели разбудить испанский темперамент одного человека и таким образом запустить в действие одну честную и благородную инициативу, которая в той ее части, что касается нас, является быть может последним шансом добиться мирным и достойным путем выполнения наших требований, которые состоят, как всем известно, в признании прав и культуры индейцев. Вам хорошо известно, что мы не практикуем терроризма и множество раз в письменной и устной форме осуждали террор, от кого бы он не исходил. И если на этот раз мы этого не сделали — это по причине, которая уже всем хорошо видна.

Мы хотим искренне попросить прощения у родственников жертв ЭТА и испанского государства, среди которых есть немало симпатизирующих нашему делу, за то, что эта двусмысленность выглядела недостатком уважения к их боли. И мы от всего сердца желаем, чтобы они нас поняли и когда-нибудь простили за это.

Кроме того, мы сожалеем еще, что их страдание стало объектом манипуляции со стороны испанского правительства, чтобы отвлечь общественное мнение и скрыть таким образом свое преступное бессилие в преодолении последствий экологической катастрофы, жертвой которой стал благородный галисийский народ, доказавший что можно самим организоваться и решить эту проблему, тем временем как правители заняты позированием для светской хроники мадридских газет.

Как вам известно, судья Фернандо Бальтасар Гарсон Реаль вызвал меня для участия в открытых дебатах на разные темы. Мы решили принять этот вызов и выдвинули в качестве одного из условий проведение встречи между участниками баскского конфликта и всеми заинтересованными в его разрешении сторонами, чтобы все они могли встретиться, слышать друг друга и разговаривать друг с другом без бомб, выстрелов и приказов о задержании. Тема встречи — «Страна Басков: пути».

Для проведения этой встречи я уже обратился к баскской организации ЭТА с письмом, в котором содержится наша просьба об объявлении ими одностороннего перемирия на 177 дней (начиная с 24 декабря этого года), чтобы таким образом создать атмосферу, благоприятную для проведения этой встречи.

Мы считаем, что необходимо что-то сделать для изменения доминирующей в сегодняшнем мире преступной логики. С террором можно бороться путем террора, но победить его таким образом невозможно. Можно найти аргументы для оправдания пыток, убийств, насильственного исчезновения, но покончить таким образом с теми, кто исходя из своих идеологических или религиозеых аргументов оправдывает убийства других — невозможно.

В сегодняшнем мире нам пытаются внушить, что существует одно-единственное окончательное решение, однако оно, как и все остальные «окончательные решения» является ловушкой. Нас заставляют сделать выбор между одним террором или другим, и критика одного террора предполагает поддержку террора другого. В этом конкретном случае нас заставляют сделать выбор между терроризмом ЭТА и терроризмом испанского государства, и если мы отказываемся поддерживать одних — нас тут же обвиняют в том, что мы являемся пособниками других. Но вы, как и мы, знаете, что настоящий выход — не в поддержке тех или других из них, а в том, что может быть построено как новый путь, как новый мир.

И было бы прекрасно, справедливо и поучительно, если бы в этом разобщенном мире, где смерть и разрушение только обмениваются между собой аргументами и абсурдом (где осуждение карательных мер Буша считается эквивалентом поддержки фундаменталистского бреда Бин Ладена) если бы на полуострове Иберия удалось создать пространство чтобы дать шанс слову.

Было бы прекрасно, если бы достойные жители полуострова Иберия сказали всему миру, что дать слову шанс возможно и необходимо.

По всем этим причинам мы призываем вас ко всеобщей мобилизации на всех испанских землях чтобы потребовать от испанского правительства и от ЭТА одного — дать шанс слову.

Все. Счастливо и (если не сейчас, то когда?) нужно дать шанс слову.

Из гор юго-востока Мексики.

Субкоманданте Маркос

Мексика, декабрь 2002 г.

Сапатистская Армия Национального Освобождения

7 декабря 2002 г.

Всем левым политическим, общественным, культурным организациям Страны Басков (абертсалям).

От: Субкоманданте Маркоса.

Мексика.

Братья и сестры!

Я пишу вам от имени детей, стариков, женщин и мужчин Сапатистской Армии Национального Освобождения и выражаю всем вам наше искреннее уважение и восхищение.

Думаю, что не ошибусь, предположив, что вам известно о полемике, возникшей после прочтения письма сапатистов в конце ноября этого года в мадридском Агуаскальентес.

Как вы увидите в прилагаемом здесь письме, я принял вызов, брошенный мне судьей Бальтасаром Гарсоном. Поскольку вызов был брошен мне и, следовательно, мне определять условия поединка, я ответил ему, что одним из этих условий является проведение, параллельно нашим дебатам, встречи между всеми политическими и культурными силами, участвующими в конфликте в Стране Басков и готовыми пойти на эту встречу. Еще я написал ЭТА с просьбой об объявлении ими одностороннего перемирия на 177 дней (начиная с 24 декабря этого года), чтобы таким образом создать атмосферу, благоприятную для проведения этой встречи

Это — если вкратце. Детали вы можете узнать из вышеупомянутых писем. Но именно вам я пишу по разным причинам.

Кроме приглашения участвовать во встрече, я пишу вам, чтобы попросить вас присоединиться к нашей просьбе к ЭТА, поскольку у вас есть для этого больше морального авторитета и престижа, чем у меня.

Кроме этого, я прошу вас, чтобы вы проявляя всю возможную терпимость и открытость, постарались объединить как можно больше различных сил для организации и осуществления этой акции. Я прошу об этом вас, потому что исторически левые всегда были лучшими организаторами, чем правые. Темы, сроки и прочие детали встречи быть определены в результате совместного решения всех сил, желающих дать слову шанс.

Мне хорошо известно, что в отличие от мексиканских парламентских левых, у вас есть альтернативный политический проект, который заключается не только в борьбе за независимость басков, но и в построении более справедливой, более демократической и более свободной, то есть более человечной, системы. Поэтому я обращаюсь к вам, к вашему опыту, к вашей решимости в борьбе, к вашему героизму и к вашему моральному авторитету, которым — и я в этом не сомневаюсь — вы пользуетесь среди благородного народа басков. И в том, что есть иные, совершенно новые пути для завоевания независимости басков, я тоже не сомневаюсь.

И еще я не сомневаюсь в том, что эти пути сейчас закрыты из-за террора с одной и другой стороны, которые подпитывают друг друга.

Поэтому я прошу вас, чтобы вы говорили и слушали себя и других. Я прошу вас не отказываться от ваших убеждений и проектов, а познакомить с ними других в пространстве, за создание которого должны бороться вместе все без исключения честные мужчины и женщины.

Я прошу вас бороться, чтобы это пространство стало реальностью. Никто при этом ничего не потеряет (за исключением нас, сапатистов, но это — наша профессия), а выиграть можно будет многое.

Я прошу вас сделать самые большие усилия, чтобы дать шанс слову.

И еще (да, я знаю что становлюсь уже попрошайкой, но пользуясь вашим благородством…) прошу вас, что даже если все обстоятельства сложатся против и ничего из того, что мы сейчас затеваем, не получится, вы как хотите, но создайте все-таки это пространство и пригласите туда всех, кто захочет, чтобы вместе говорить и вместе слушать то, что одни и другие могут сказать и то, что должны услышать.

Все. Счастливо и хотя я понимаю, что это похоже на лозунг для уличной демонстрации, но нужно дать шанс слову.

Из гор юго-востока Мексики.

Субкоманданте Маркос

Мексика, декабрь 2002 г.

Эускади Та Аскатасуна (Баскская Родина и Свобода) Сапатистской Армии Национального Освобождения. Достоинство. Уважение. Солидарность. Агур т’эрди!

Мы пишем вам эти строки в ответ на то, что вы нам отправили посредством публикации в мексиканской газете «Ла Хорнада» 9 декабря прошлого года.

Язык может быть средством общения. Кроме того это средство, способное вредить и унижать. Есть удары, которые болезненны и есть слова, которые еще более болезненны. Есть удары, которые ранят и слова, которые убивают.

Наш язык (не тот, который мы используем для общения с вами, с вами мы говорим на языке вам понятном) это эускара, баскский, язык наворрум. Это язык старый и молодой. Когда латинский и греческий языки, мертвые сегодня, были языками власти, как сегодня английский и испанский, наш язык уже годился с незапамятных времен, чтобы сказать «Гора» и «Река»: «Мендиа», «Ибаиа».

«Вода» это «Ур»

«Земля» это «Лур»

«Снег» это «Элур»

И когда мы встречаемся с кем-то, мы говорим ему «Каихо», «Агур» (и как ни странно, это последнее слово значит и «Прощай»).

Можете внести в свой сапатистский словарь, что «Достоинство» переводится на баскский как «Дуинтасуна».

И «Эускаль Эрриа» это Народ Басков. Мы, борющиеся всеми средствами за свободу нашего народа, предпочитаем говорить, что Эускаль Эрриа это Народ Эускары, нашего языка. Нашего языка на нашей земле. Свободной.

И наши дети видят нас в борьбе. Иногда не видя нас (в испанских и французксих застенках, в подполье, в обыденной жизни нашего общества потребительства). Но они все понимают без слов. Наверняка, как и вы, дети САНО. Наш народ — древний народ. Земли, на которых мы живем, открыты и защищены горами, долинами, и своими жителями, которые отказываются жить под ярмом и сами хотят решать все свои вопросы.

Корни нашего народа уходят глубоко в Историю. Так глубоко, что мы почти уверены, что где-то во чреве Земли наши корни обнимают корни народа Чьяпаса.

И именно оттуда рождается наше уважение к народу вашему, народу, который выжил благодаря вам. Потому что в его мозолистых руках, в его усталых глазах, в его седине мы видим руки, глаза и седину наших отцов и дедов и их предков.

Мы знаем, что вы не всегда были правы, что были у вас моменты, когда принятые вами решения были ошибочными, что вы боролись изо всех своих сил даже с собственным страхом. Но прежде всего мы знаем, что: Исан сирелако гара эта гарелако исанго дира. Это можно перевести приблизительно так: мы есть благодаря тому что вы были и вы будете благодаря тому что мы есть. И это заставляет нас уважать вас.

«Уважение» можно перевести как «Бехирунеа».

Мы принадлежим этой земле, и настолько, что любой, попадающий на нашу землю, становится, если хочет, одним из наших. Нас делает басками не цвет кожи. С определенной иронией мы могли бы сказать, что басками мы остаемся за счет нашего упорства в борьбе за свободу.

Достоинство борющегося народа вызывает у нас чувство уважения. Наша организация приняла помощь и солидарность сотен и тысяч мужчин и женщин со всего мира. Мужчин и женщин, которые, в большинстве случаев, должны были перешагнуть через траншеи дезинформации и всяческие оскорбления, чтобы в конце концов понять нашу освободительную борьбу, наши методы и наши цели справедливости и свободы.

Иногда мы действительно похожи на народ-эгоист. «В самой Европе бороться с оружием в руках! Чего им еще не хватает?» — могут воскликнуть многие, имея в виду уровень жизни, достигнутый в Европе за счет грабежа народов мира.

Мы хотим свободы. Просто-напросто. Свободы решать свою судьбу, как народ. Каким образом организовываться, каким образом жить и как исправить чудовищную несправедливость, творимую европейскими государствами.

Наша солидарность с борьбой народа Чьяпаса безусловна. Мы никогда не будем вам говорить что и как вы должны делать (если вы сами нас об этом не попросите). Мы всегда сделаем все от нас зависящее, чтобы помочь вам в вашей борьбе.

И «Солидарность» переводится как «Элькартасуна».

Вам должно быть известно, что недавно, один из членов вашей Армии, в частности субкоманданте Маркос нам написал послание (точнее принялся писать и написал целую кучу всего, но единственное что для нас важно, это то что сделал он это от вашего имени) и поскольку мы вовсе не стронники воинских чинов, отвечаем субкоманданте прямо в нижеследующих линиях:

После детального изучения как письма, направленного нашей организации, так и других писем, опубликованных в той же газете, ЭТА заявляет следующее:

— У нас есть серьезные сомнения по поводу истинных целей диалога, предложенного вами на канарском острове Лансароте. Нам кажется скорее, что это ваш отчаянный маневр для привлечения внимания мира, пользуясь для этого резонансом, который вызывает все, связанное с баскским конфликтом, особенно в Испании.

— Публичная и без каких-либо предварительных консультаций форма, в которой вы сделали это предложение, отражает ваше глубокое неуважение к народу басков и ко всем нам, из разных организаций борющимся в той или иной форме за свободу.

— ЭТА всегда готова слушать, говорить и вести диалог, выражая волю народа басков и его организаций. Доказательство этого — различные инициативы, с которыми мы выступали в течение всех этих лет борьбы. Например: переговоры в Алжире в 1989 году, предложение Демократической Альтернативы в 1995 году, политическая инициатива приостановки вооруженных выступлений в 1998 и 1999 годах…

— Мы не отказываемся от выдвижения и поддержки новых инициатив в будущем. Наша воля к справедливому и полному разрешению конфликта неизменна. Но предложения эти должны быть серьезны и должны опираться на широкую поддержку, должны быть оправданными, общественно легитимными.

— Еще мы хотим ясно сказать вам, что в нас совершенно не интересует становиться частью какой-либо «пантомимы» или «оперетты», чтобы завоевать благосклонность первых полос международной прессы, сайтов или стать темой дизайна очередной модной футболки на мадридской Гран Виа.

— Со своей стороны мы готовы сделать все от нас зависящее, чтобы САНО была лучше информирована о конфликте, существующем между Страной Басков и французским и испанским государствами.

— Если что-то нужно глобализовать в этом мире, то это справедливость и уважение. И в этом наши повстанческие или революционные организации должны начинать с самих себя. ЭТА никогда не вмешивалась в принятие решений другими революционными или повстанческими организациями за пределами нашей страны. Всегда мы ограничивались выражением полной солидарности с борьбой других и в то же время опыт других обогащал нас. Мы всегда испытывали симпатию и выражали солидарность с организациями и людьми, которые как в Мексике, так и в Испании и в других местах планеты Земля борются теми путями, которые как считают нужными, за более справедливый мир и за свободу для всех народов.

На этом мы прощаемся. Примите повстанческий и революционный привет от европейских индейцев. Агур.

Да здравствует свободный Чьяпас!

Гора Эускаль Эрриа аскатута![109] –

Эускаль Эрриа,

1 января 2003 года (ничто не случайно)

Эускади Та Аскатасуна

Э.Т.А.

C 9 по 12 января 2003 г.

Баскской военно-политической организации Эускади Та Аскатасуна (ЭТА).

Страна Басков.

От: Сапатистской Армии Национального Освобождения.

Мексика.

Дамы и господа:

Мы получили письмо, которое с датой 1 января 2003 года вы нам отправили посредством информационных агентств, газет, сайтов и т. д. Мы узнали о существовании вашего послания 6 января, но его полный текст смогли прочитать только после его публикации в мексиканской газете «Ла Хорнада». Отвечая вам, мы имеем в виду этот вариант письма.

Новость эта пришла к нам неожиданно, как обычно приходят сюда новости. Я сидел в туалете и размышлял, что будет, если ЭТА воспользуется моим обещанием и исполнит мое пожелание как раз в момент справления мною нужд, именуемых физиологическими. Я представлял себе заголовки газет на следующий день: «Смерть Супа, ставшего жертвой собственного испражнения» и после этого выстрел (это такое журналистское выражение, а не то, что вы подумали): «Обосрался» (разумеется, газеты блюдущие хороший тон и нравственность напишут «Обкакался»). И после этого все газеты опубликуют траурную декларацию, подписанную светлейшими и изящнейшими умами Мексики и Испании, где будет сказано, что «мы всегда утверждали, что этот тип — полный засранец». Короче, я был полностью погружен в подобные размышления, когда пришли за мной наши команданте Тачо, Мистер и Брус Ли (а не Брюс Ли, как пишут многие!) и сообщили:

— Есть новости. ЭТА уже ответила.

— Да? И что они говорят?

— Они тебя ругают.

— А… ну это уже стало международным видом спорта. И еще, почему это «тебя ругают»? Должно быть «нас ругают», разве я говорю не от имени эсаэно?

— Нет, ругают тебя. Наш договор был такой: все возмущения и обиды — тебе, все поздравления — нам, — сказал Мистер, и добавил: — Может быть, кто-нибудь пришлет нам полный вариант письма. Да и получение этого заняло достаточно много времени, особенно, если учесть, что мы «постмодернистские» партизаны и «покорители киберпространства, владеющие всеми новейшими технологиями».

Они достали письмо, прочитали и с саркастическим «Уй!» передали его мне.

Тачо спросил: — С чего это они говорят, что «мы знаем, что вы не всегда были правы»?

Омар с улыбкой ответил: — Я думаю, что потому что мы ошиблись, назначив Супа нашим представителем.

Взрыв нашего смеха наверняка докатился даже до Страны Басков.

Команданте Давид подошел ко мне и утешил:

— Не обращай внимания, они шутят.

Команданта Эстер попыталась что-то сказать, но очередной приступ смеха помешал ей. Зато команданта Фиделия предложила мне чаю и сказала:

— Надо ответить им, особенно по поводу детей САНО.

— И еще об этом, — говорит Тачо и отмечает фломастером, который когда-то принадлежал дивизионному генералу Абсалону Кастельяносу (генералу мексиканской федеральной армии, известному своими убийствами индейцев и преследованием, пытками, тюрьмами и казнями для всех несогласных, который был захвачен в плен сапатистскими силами в 1994 году, был судим и приговорен к тому, чтобы до конца своих дней носить прощение тех, кто были его жертвами) некоторые параграфы вашего письма.

Так что мы сообщаем вам следующее:

Первое. — Хочу вас проинформировать, что дети САНО не понимают всего без слов, как вы ошибочно предполагаете в своем письме.

Мы обращаемся с ними как с детьми. Это власть имущие своей войной обращаются с ними как со взрослыми. Мы говорим с ними. Мы учим их тому, что слово, вместе с любовью и достоинством является тем элементом, что делает из нас людей. Мы не учим их воевать. Точнее, учим воевать, но словом. Они учатся. Они знают, что если мы сегодня заняты войной, то это лишь для того чтобы им не пришлось этого делать. И они говорят и, кроме того, слушают.

В отличие от того что вы говорите, мы учим их, что слова не убивают, но слова можно убить и вместе с убийством слова можно убить и человека.

Мы учим их тому, что в мире есть столько слов, сколько в нем цветов и столько же в нем есть разных идей, и мир этот создан для того, чтобы в нем рождались слова. Что идеи бывают разные и что мы должны уважать их.

Что есть те, которые претендуют на то, чтобы их идеи были единственно правильными и преследуют, заключают в тюрьмы и убивают (всегда прикрываясь соображениями «государственной важности», беззаконными законами или «высокими целями») тех, кто думает по-другому.

И мы учим их говорить правду, то есть, говорить сердцем. Потому что ложь это одна из форм убийства слова.

На языке людей-летучих мышей, тех для кого слово служит в пути ориентиром, цоцилей, говорить правду звучит как «ЙАЛЕЛЬ ТА МЕЛЕЙ».

Мы учим их говорить и слушать. Потому что тот, кто только говорит и не слушает, в конце концов начинает думать, что только то, что он говорит — это единственная правда.

На языке цоцилей, тех, кто слушая другого ориентируют свой путь, слушать сердцем звучит как «ЙАТЕЛЬ ТАХЛОК ЭЛЬ КООНТИК».

Произнося и слушая слова мы узнаем кто мы, откуда пришли и куда направляемся. Так же мы узнаем и о другом, о его пути и его мире. Произнося и слушая слова мы слушаем жизнь.

Второе. — Я вижу, что у вас есть чувство юмора и что вы разоблачили нас: мы, сапатисты, поскольку на нас никогда не обращала внимания ни местная ни международная пресса, решили «использовать» баскский конфликт, который как известно вызывает обилие восторженных отзывов в мировой прессе.[110] Более того, с момента, когда мы впервые публично коснулись темы политической борьбы Эускаль Эрриа,[111] количество положительных комментариев в адрес сапатистов на улице и в местной и международной прессе немедленно начало расти.[112]

Насчет того, что вы не хотите становиться частью какой-либо «пантомимы» или «оперетты», это понятно. Вам больше нравятся трагедии.

По поводу того, что вы отказываетесь «стать темой дизайна очередной модной футболки на мадридской Гран Виа», это срывает наш план открытия стенда по продаже сапатистских сувениров на вышеупомянутой улице (благодаря которому мы хотели покрыть дорожные расходы). Кроме того, я сомневаюсь, что кто-то решится надеть на себя футболку с ЭТА в качестве темы дизайна (и не из-за нехватки симпатизирующих вам — они есть и мы помним об этом, — а потому что если объявляют вне закона Батасуну, за то, что она не осуждает вооруженную борьбу ЭТА, представьте себе, что сделают с тем, кто будет в футболке с текстом «Гора ЭТА[113]»). Насчет остального — мы совершенно не собирались просить у вас автографы или бороться с кем бы то ни было за место на трибуне рядом с вами.

Серьезность встречи гарантировалась тем, что ее организаторами должны были являться не мы (поскольку мы специализируемся исключительно на сарсуэлах и театре абсурда), а общественные и политические силы басков, которым мы открыто предложили организовать и осуществить эту встречу, даже если дебаты с Гарсоном окажутся невозможными, будь то по причине помех со стороны правительств Испании и Мексики или же из-за его личного несогласия или несогласия ЭТА.

Третье. — «Публичная и без каких-либо предварительных консультаций форма», в которой была выдвинута наша инициатива ШАНС СЛОВУ — обычная манера действия сапатистов. Мы не любители предварительных закулисных переговоров, чтобы потом делать вид, что что-то предлагаем, когда все было договорено заранее.

Кроме того, у нас нет ни средств, ни желания, ни обязанностей «консультироваться» с ЭТА до того как говорить.

Потому что мы, сапатисты, завоевали наше право на слово: говорить то, что считаем нужным, о чем считаем нужным и когда считаем нужным.

И для этого мы ни у кого не должны просить ни разрешений, ни консультаций. Ни у Аснара, ни у короля Хуана Карлоса, ни у судьи Гарсона, ни у ЭТА.

Четвертое. — Насчет того, что мы выразили наше «неуважение к народу басков», кроме вас нас обвинил в этом и Гарсон (который, следуя подобной логике, должен объявить сам себя вне закона, из-за совпадения его аргументов с аргументами ЭТА) и все правые силы Испании и Страны Басков.

Это происходит видимо из-за того, что дать шанс слову противоречит интересам тех, кто с якобы противоположных позиций, превратил смерть слова в свой бизнес и свое алиби.

Потому что испанское правительство убивает слово, когда преследует баскский язык эускера или наворрум, когда преследует и бросает в тюрьмы журналистов «позволяющих себе» затрагивать тему басков с разных точек зрения и когда пытает заключенных, чтобы добиться признаний в том, что хочет услышать от них испанская «юстиция».

И ЭТА убивает слово когда убивает тех, кто борется с ней не оружием, а словом.

Пятое. — насчет того, что ЭТА готова «сделать все от нее зависящее, чтобы САНО была лучше информирована о конфликте, существующем между Страной Басков и французским и испанским государствами», мы отказываемся от этого предложения. Мы никого не просим о том, чтобы нас информировали. Мы информированы, и лучше чем многие предполагают. И если мы не делимся этой информацией, которая является и мнением тоже, то это только потому что один из наших принципов состоит в том, что решение вопросов каждой страны — это дело ее народа и поэтому мы указали, что мы не собирались говорить на встрече «Шанс слову».

Но раз вы уже так готовы информировать, думаю что в первую очередь вы должны были бы проинформировать о происходящем сам народ басков.

Мы попросили о шансе слову. Для этого мы должны были обратиться к разным участникам баскского конфликта. Мы это сделали, потому что это наш долг, а вовсе не из-за того что нам доставляет большое удовольствие писать Гарсону или ЭТА. И так или иначе, с различных позиций политического и интеллектуального спектра Мексики, Испании и Страны Басков (включая и вас), многие воспользовались этим шансом и сказали свое слово (хотя большинство сделало это чтобы бранить нас). Так что будь то чье-то нелюбезное брюзжание или безапеляционное вещание, шанс слову уже дается. И это как раз то, чего мы хотели.

Шестое. — К вопросу о представительстве.

Судья Гарсон утверждает, что он представляет испанский и баскский народы (и добавляет к этому представительству короля, Пепика и Фелипика) и если я оскорбляю вышеупомянутых, то я оскорбляю и всех испанцев и всех басков.

ЭТА утверждает, что представляет баскский народ и если мы оскорбляем ее, предлагая дать шанс слову, значит мы оскорбляем весь народ басков.

Я не знаю, согласны ли баскский и испанский народы быть представляемыми одними или другими. Им, а не нам, решать это.

В отличие от судьи Гарсона и от вас, мы не представляем никого, за исключением самих себя. Мы не представляем весь мексиканский народ (в этой стране есть множество политических и общественных организаций). Мы не представляем левые силы Мексики (кроме нас есть и другие последовательные левые организации). Мы не представляем мексиканское движение вооруженной борьбы (существуют по крайней мере еще 14 левых военно-политических организаций). Мы не представляем все индейские народы Мексики (к счастью, в Мексике есть много индейских организаций, и некоторые из них лучше организованы, чем САНО).

Так что мы никогда не говорили, что глупости которые нам посвящали, как Гарсон, так и вы, оскорбляют «народ Мексики» или «индейские народы». Это касается только нас и мы не прячемся ни за какие предполагаемые представительства, которые в большинстве случаев самопровозглашаются, тем временем как сами «представляемые» не имеют об этом ни малейшего понятия.

Седьмое. — Нам известно, что в ансамбле мировых революционных организаций и авангардов, для нас, сапатистов, нет места даже в самом его арьергарде. Мы не переживаем по этому поводу. Наоборот, мы удовлетворены этим.

Нас не печалит признание того, что наши идеи и предложения не устремлены в вечность и что существуют в мире другие идеи и предложения, которые лучше наших.

Так что мы отказались от роли авангарда и не стремимся заставить других принять нашу точку зрения путем любого аргумента, отличного от убеждения.

Наше оружие — не для навязания идей или форм жизни, а для защиты наших идей и нашего образа видеть мир и строить с ним отношения, и конечно же мы можем многому научиться у других, и кроме этого нам есть и чему научить.

Не у нас вы должны требовать уважения. Вы ведь видите, что как «революционный авангард» мы полный провал, так что наше уважение вам совершенно ни к чему.

И если у кого-то вы должны завоевать уважение, то это у вашего народа. И одно дело это «уважение», и совершенно другое дело это «страх».

Мы знаем, что вы рассержены, потому что думаете, что мы не воспринимаем вас всерьез, но это не ваша вина. Мы в принципе не принимаем всерьез никого, включая и нас самих.

Потому что тот, кто воспринимает себя всерьез, в конце концов начинает думать, что его правда должна быть истиной для всех и навсегда. И рано или поздно, направляет свою энергию не на то, чтобы его истина родилась, выросла, принесла плоды и умерла (потому что ни одна из земных истин не может быть ни абсолютной, ни вечной), а на то, чтобы убивать всех тех, кто позволяет себе усомниться в его истине.

Мы не видим причин спрашивать вас о том, что и как нам делать. Чему вы можете научить нас? Убивать журналистов за то что они критикуют вашу борьбу? Оправдывать детские смерти целями «правого дела»?

Нам не нужны ни ваша поддержки, ни ваша солидарность, и мы не хотим их. С нами уже солидарны и нас уже поддерживают многие люди в Мексике и в мире.

Наша борьба обладает кодексом чести, унаследованным нами от наших предков-воинов, который среди прочего содержит в себе следующее: не покушаться на жизнь гражданских лиц (даже если они занимают посты в правительствах, которые нас угнетают), не совершать преступлений для обеспечения себя ресурсами (мы не грабим даже продуктовые лавки) и не отвечать пулями на слова (пусть даже самые лживые и ранящие из слов).

Можно было бы подумать, что отказавшись от столь традиционных «революционных» методов, мы отказываемся от развития нашей борьбы. Но в тусклом свете нашей истории, складывается впенчатление, что мы продвинулись в этом куда больше тех, кто привык прибегать к подобным аргументам (в большей степени, чтобы доказать свои радикализм и непримиримость, чем из-за их эффективности для достижения цели).

Разумеется, наши враги (которых немало, и которые находятся не только в Мексике) давно желают, чтобы мы прибегли к этим методам. Не было бы для них ничего приятнее новости, о том, что САНО превратилась в индейский и мексиканский вариант ЭТА. Кстати, с тех пор, как мы обратились к теме борьбы народа басков, нас не прекращают в этом обвинять.

К несчастью для них, это не так. И этого не будет.

На языке ночных воинов «Бороться не теряя чести» звучит как «ПАСК’ОП ТА СКОТОЛЬ ЛЕКИЛАЛЬ».

Это все. Привет и мы не собираемся никого учить, что ему делать, мы только просим дать шанс слову. И если вы этого не хотите, дело ваше.

С гор юго-востока Мексики и, нравится это кому-то или нет, от имени детей, мужяин, женщин и стариков САНО

Субкоманданте Маркос.

Главная казарма Сапатистской Армии

Национального Освобождения.

Мексика, январь 2003 г.

P.S. Пока не забыл (Тачо мне только что напомнил), по поводу вашей концовки «Да здравствует свободный Чьяпас!». Мы просим вас не об уважении, а о знании географии. Чьяпас — это штат на юго-востоке Мексики. Никто не собирается бороться за освобождение Чьяпаса (хотя нет, один раз это предложила чьяпасская ИРП, возмущенная тем, что мексиканская федеральная армия не решалась нас уничтожить), и тем более сапатисты. Мы не хотим независимости от Мексики. Мы хотим быть ее частью, но оставаясь теми, кем являемся: индейцами. Поэтому, поскольку мы боремся за Мексику, за индейские народы Мексики и за всех мужчин и женщин Мексики, независимо от того индейцы они или нет, правильная концовка должна была быть: «Да здравствует Мексика и ее индейцы!»

P.S. «СЛУЧАЙНЫЙ». Видимо, что-то случилось раньше, в дни, когда это письмо было начато и закончено.

ЕЩЕ ОДИН P.S. Хотя это должно быть уже всем очевидно, в любом случае хотелось бы подчеркнуть: срать я хотел на все революционные авангарды планеты.

САПАТИСТСКАЯ АРМИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ

МЕКСИКА

ДЕКАБРЬ: СТОЛИЧНЫЙ ОКРУГ,

ДВЕНАДЦАТЫЙ ЭТАП

(Картина вторая: Мехико, декабрь Актеаля или почему Страна Басков)

(ФРАГМЕНТ)

В сентябре 2002 года, за несколько часов до того как постановление Верховного суда Мексики об индейской реформе было опубликовано, САНО (Сапатистская Армия Национального Освобождения) узнала о содержании и смысле этой резолюции: три ветви государственной власти объединились, чтобы провозгласить окончательный отказ от пути диалога и переговоров для решения проблемы сапатистского восстания.

Узнав это, мы немедленно начали подготовку одного из вариантов действий, предусмотренного нами с конца 2001 года: попытаться решить на международном уровне то, что не удалось на национальном. Следуя этому плану, САНО собиралась отправить в Европу делегацию чтобы обратиться в международные организмы, и опираясь на помощь тех, кто в Мексике и мире симпатизируют делу индейцев, постараться добиться признания их прав и культуры. Поход, который готовился должен был стать похож на проведенный в 2001 году, но было в нем и одно существенное различие: если при мобилизациях 2001 года САНО полностью ограничилась индейской тематикой, в походе международном мы собирались связать эту тему с другими случаями борьбы, существующими в мире и в частности с теми, цель которых заключена в достижения признания различий, и особенно с теми, что были связаны с сопротивлением подготовки войны против Ирака.

Мы считали Европу местом, где общественное мнение может остановить стремления международного милитаризма, сломить его логику и думали что эта ситуация могла бы распространиться оттуда на другие части мира. И не потому, что мы чувствовали себя способными стать основателями подобного международного движения, просто мы считали что можем, как и множество других общественных сил, уже действовующих в Европе, внести свой вклад в его создание. Мы думали, что это было возможностью нашего более прямого участия в строительстве мира, к который вместятся все миры. Иными словами, мы не собрались в Европу чтобы «хорошо себя вести», мы готовили в путь наше слово непокорности. Вопрос заключался только в том, каким образом и когда. Мы были всем этим заняты, когда 2 ноября 2002 года, в день Мертвых, к нашему Генеральному Командованию обратился один человек.

Выполняя существующую договоренность, мы не можем говорить о его личности, можем только сказать, что он был очень близок к кругам политической и экономической власти между 1993 и 1996 годами. Получив наше обещание о неразглашении его имени, этот человек в общих чертах сказал, что обладает информацией, которая может быть полезна САНО. И добавил, что (цитирую дословно): «Если вас это интересует, сообщите. Речь идет об Актеале». Поскольку это был не первый случай, когда противники правительства передавали нам информацию, иногда она была истинной, иногда ложной, мы просто ответили ему, чтобы он отправил нам все то, что ему известно. И вот что он сообщил нам:

В ближайшие после февраля 1995 года месяцы, после предательства Седильо переговоров с САНО и последовавшего за ним военного наступления,[114] после конца спектакля с арестом Рауля Салинаса де Гортари,[115] генералы Ренан Кастильо (военный командир и фактичексий правитель Чьяпаса) и Сервантес Агирре (госсекретарь по обороне), настаивали на необходимости активизировать группы ультраправых боевиков, чтобы начались их столкновнеия с сапатистами (Ренан Кастильо обучался в США, а Сервантес Агирре в то время переживал бурный медовый месяц со своим североамериканским коллегой, поэтому этот план который назывался в то время «проект Колумбия» пользовался поддержкой Госдепартамента США).

Тем не менее, Седильо не решался. В этом же, 1995 году, в Мексике появился один высокопоставленный персонаж испанского правительства. «Ближайший друг президента», — говорит, передавший нам эту информацию, «он был участником совещаний, где затрагивались важнейшие государственные вопросы».

На одном из этих совещаний Седильо затронул тему сапатистов и сложность, которую представляли для него попытки покончить с ними, поскольку общественное мнение было на их стороне. Персонаж из испанского правительства ответил на это, что сначало нужно подорвать авторитет сапатистов, а затем нанести удар. Седильо напомнил испанскому персонажу историю 9 февраля и ее последствия. Испанец объяснил, что он имел в виду нечто другое, то есть, если сапатисты борются ради индейцев, необходимо сделать так, чтобы они боролись против индейцев. В Испании, — сказал он, — мы создали специальные группы, ставшие противовесом баскским сепаратистам. Седильо сказал, что знает о существовании АГО (Антитеррористических групп освобождения) и о том что в Испании ведется расследование об ответственности правительства в похищениях и убийствах членов ЭТА. Испанец не смутился и ответил, что похищать и убивать убийц — вовсе не преступление, а услуга обществу. Он добавил, что АГО занимались и другим — организацией покушений, в которых потом обвиняли ЭТА. Седильо спросил знал ли об этом король. Испанец ответил: «Король знает то, что ему выгодно знать, и делает вид что не знает того, что знать ему не выгодно», и добавил, что в принципе это не так страшно, всего несколько дней скандалов в прессе и все, и если погибшие — террористы — никто в эту тему не будет особо углубляться, есть трудные решения, оправданные соображениями государственной важности.

Седильо заметил, что в этом случае такой вариант не подходит, потому что сапатисты — не террористы. «Сделайте их террористами, — сказал испанец и продолжил: — Нужно сделать следующее: надо создать вооруженную группу индейцев, заставить ее вступить в бои с сапатистами и когда появятся жертвы, для умиротворения индейцев в ход вступят войска, и все». Испанец добавил: «мы готовы помочь вам некоторыми советами, в конце концов, у нас есть кое-какой опыт. И, естественно, мы ждем от вашего правительства ответных шагов, например экстрадиции членов ЭТА, живущих в вашей стране». Седильо сказал, что нет точной уверенности, что эти граждане действительно члены ЭТА. «Это не проблема, — ответил испанец, — мы это обеспечим», и добавил, что его правительство готово поддержать мексиканское правительство в коммерческих переговорах с Европой и закончил свою речь фразой: «Эрнесто, если мы, испанцы, в чем-то и специалисты, то это — в уничтожении индейцев».

Этим заканчивалась полученная нами информация. Остальное легко складывается само: Седильо дает распоряжение об активизации групп боевиков, испанское правительство выступает как советник и мексиканское правительство увеличивает эсктрадицию предполагаемых членов ЭТА.

22 декабря 1997 года, группа боевиков выступает в поход с целью нападения на сапатистов. Сапатисты отходят, чтобы не допустить столкновения между индейцами и предупреждают несапатистов об угрозе. В Актеале остаются члены организации Лас-Абехас, безоружные и уверенные, что им ничего не угрожает, поскольку они нейтральны. Резня начинается и заканчивается, все это время полиция и военные терпеливо ожидают момента «начать умиротворение» когда начнутся «столкновения» среди индейцев. Благодаря средствам массовой информации, правда раскрывается почти сразу. Новость обходит весь мир и потрясает каждого порядочного человека. Единственное, что повторяет в Лос-Пинос[116] Седильо: «Почему женщины и дети?».

Когда еще не высохла кровь Актеаля, Фелипе Гонсалес в интервью мексиканскому журналисту Луису Фернандесу Наварро (Ла-Хорнада, 10 марта 1998 г.) сказал о бойне следующее: «Это всегда потрясает. Мы живем в эру глобализации средств информации, оказывающих на людей огромное воздействие. Величие Мексики в том, что подобное событие — это новость, беспокоящая всех. В то же время, на других широтах есть гораздо более серьезные ситуации и они не заслуживают первых страниц газет или просто не могут преодолеть этих коммуникационных барьеров». Так что все это — проблема преувеличений в средствах информации…

Человеком, беседовавшим с Седильо об АГО, боевиках и экстрадитации басков был Фелипе Гонсалес Маркес? Кто-то другой из его правительства? Вот некоторые воспоминания, вырванные из предыдущих календарей:

1995 г.: в Испании резолюция Арбитражного суда дает правительству Фелипе Гонсалеса право не передавать документацию, связанную с Антитеррористическими группами освобождения. Созданные 6 июля 1983 г., АГО несут ответственность за по крайней мере 40 покушений, приведших к 28 смертям между 1983 и 1987 гг. В октябре 1995 г. Эрнесто Седильо проводит личную встречу с Фелипе Гонсалесом в Барилоче, в Аргентине, во время проведения Пятой Латиноамериканской Встречи глав государств.

1996 г., январь: обвиненные в ведении «грязной войны» против ЭТА, жалуются, что вся эта тема АГО — заговор для свержения тогдашнего президента Фелипе Гонсалеса. ИСРП (Испанская Социалистическая Рабочая партия) сохраняет в списках кандидатов в депутаты Хосе Баррионуэво, бывшего министра внутренних дел и Рафаэля Веру, бывшего секретаря по государственной безопасности, находящихся под следствием по обвинению в терроризме. Эрнесто Седильо Понсе де Леон совершает свой первый государственный визит как главы государства в Мексику.

Февраль: арестован Хайме Иррибарен, депутат от Эрри Батасуна, обвиненный в сожжении экскаватора. В эти же дни по распоряжению судьи Бальтасара Гарсона, обвиняющего его в связях с Эускади Та Аскатасуна (ЭТА), задержан руководитель Батасуна Хон Идигорас. Среди «преступных» деяний Игидораса значится исполнение националистической песни во время посещения в 1981 году Герники королем Хуаном Карлосом. Появляется видеокассета, на которой члены ЭТА предлагают начать мирные переговоры с испанским государством. Фелипе Гонсалес не верит опросам, показывающим преимущества НП (Народной партии) по отношению к ИСРП. В марте ИСРП Гонсалеса проигрывает выборы в пользу НП Аснара. Испанский певец Рафаэль следующим образом выражает надежды, связанные с Аснаром: «Я уверен, что справедливость в отношении памяти Франко будет восстановлена».

Июль 1996 г.: испанская юстиция приговаривает к 122 годам тюрьмы Хосе Кольдо Мартина Кармону, депортированного из Мексики в 1995 г. Вместе с Лурдес Чуррукой Кольдо был обвинен в организации трех покушений, не приведших ни к одной жертве. В эти же дни трое молодых басков отданы под суд, за поджог полицейской машины. Наказание, потребованное для них колеблется между 111 и 592 годами тюрьмы.

В этом же году публикуется книга журналиста Хуана Гаспарини «Рольдан — Паэса, швейцарский след». Книга разоблачает некоторые аспекты внутренней коррупции в правительстве Фелипе Гонсалеса, в частности случай Луиса Рольдана, бывшего директора Гражданской Гвардии. Среди предприятий, дававших взятки — фирма Сименс. Один из ее адвокатов, Ульрих Кохли, кроме продажи противопехотных мин Саддаму Хусейну, отмывал деньги для семьи Салинаса де Гортари. Фелипе Гонсалес выступает в защиту своего друга Карлоса Салинаса де Гортари, восхищаясь его политикой.

1998 г., июль: Хосе Баррионуэво и Рафаэль Вера, связанные с АГО, приговорены к 10 годам тюрьмы. В течение судебного процесса Фелипе Гонсалес выступает как свидетель и неоднократно ссылается на соображения государственной важности, как оправдание для принятия тяжелых решений в критических ситуациях.

В марте 1999 г., журналистская фото (Ла Хорнада, Педро Вальтьерра) представляет Седильо, приветствующего Фелипе Гонсалеса в сопровождении довольного взгляда бывшего израильского премьер-министра Шимона Переса.

В октябре 2000 г. Седильо и Фелипе Гонсалес обедают в шикарном ресторане района Поланко в городе Мехико.

25 октября 2001 г. журналист Рауль Трехо Деларбре в «Сосьедад и Подер» сообщает, что испанская ПРИСА и мексиканская Телевиса[117] договорились о привлечении испанских финансов в мексиканскую радиокампанию. Присутствуют президент Фокс, президенты Телевисы и ПРИСА, а также Карлос Слим Элу,[118] Фелипе Гонсалес Маркес и Лино Корроди.[119] Таким образом нарушается 31 статья пункта VI федерального закона. Еще присутствует Хуан Луис Себриан, автор книги о Фелипе Гонсалесе «Будущее уже не то, чем было раньше» и советник-представитель ПРИСА.

В феврале 2000 г. Седильо осуществляет свой второй официальный визит в Испанию. На ужине с Аснаром, Седильо вспоминает о своей втрече с ним, теперь уже президентом испанского правительства, в конце 1994 года, и благодарит Испанию за поддержку Мексики в переговорах с Европейским Союзом о Соглашении о свободной торговле. Король и Аснар благодарят Седильо за «помощь» Мексики в экстрадиции предполагаемых членов ЭТА.

В течение шестилетия правления Седильо, с 1994 по 2000 г., по обвинению в принадлежности к ЭТА в Испанию депортированы многие баски и у Международная Амнистия обладает свидетельствами о том, что они были подвергнуты пыткам.

В декабре 2002 г. судья Бальтасар Гарсон выступает в защиту короля, Фелипе Гонсалеса и Хосе Мариа Аснара, называя их «выдающимися демократами».

В феврале 2003 г. Аснар отправляется в Мексику, чтобы встретиться с Висенте Фоксом. Средства информации предлагают версию о том, что испанский президент попробует убедить мексиканского, чтобы он поддержал войну в Ираке. Истинная причина этой поездки в другом: Аснар прибывает в Мексику, чтобы убедить Фокса не позволить сапатистам отправиться в Испанию.

(Источники информации: мексиканская газета Ла Хорнада, 1996–2003 гг., журналисты Педро Мигель, Луис Хавьер Гарридо, Маркос Ройтман, Кира Нуньес, Хайме Авилес, Армандо Г. Техеда, Роса Эльвира Варгас и Луис Эрнандес Наварро. Информационные агентства: Афп, Анса, Эфе, Рейтерс, Ипс, Ап.)

Оценив эту информацию, САНО решает, что поездка в Европу должна начинаться с Испании и что должна быть затронута тема Страны Басков. Мы хотели задать некоторые очевидные вопросы и постараться уточнить степень ответственности испанского правительства.

Таким образом мы ответили на вопрос, который многие задавали нам: «Почему САНО обращается к теме Страны Басков?». Это испанское правительство, а не мы, привнесло баскский вопрос в тематику борьбы мексиканских индейцев.

Поэтому мы, сапатисты, посчитали своим долгом отправиться в Испанию, чтобы доказать королю, Фелипе Гонсалесу, Хосе Марии Аснару и Бальтасару Гарсону, что они лгут в том, что «если в чем-то испанцы специалисты, то это — в уничтожении индейцев», поскольку мы живы и продолжаем сопротивляться.

Бойню в Испании мы спровоцировать не могли, но дебаты — да. Поэтому мы решили выступить с инициативой «Шанс слову». Существовала и еще одна проблема — тема басков была табу среди прогрессивных сил, и могла быть затронута только в контексте осуждения терроризма ЭТА, осторожно забывая о двух нюансах: первый — это государственный терроризм испанского государства и второй в том, что ЭТА — не единственная сила, борющаяся за независимость Эускаль Эрриа.

Мы понимали, что затрагивая тему басков, мы можем вызвать раздражение многих, но считали, что в этом заключался наш долг. Кроме того, у нас были и другие вопросы, на которые хотелось получить ответ. 17 ноября 2002 года во время презентации мексиканского журнала «Ребельдия», мы упомянули о долге и намекнули к чему в ближайшее время обратится наше слово. Через несколько дней после этого мы устроили провокацию, главной целью которой являлся Фелипе Гонсалес. Спровоцировать Гонсалеса нам не удалось, вместо него среагировал раненный в свое эго судья Бальтасар Гарсон. Письмо в мадридский Агуаскалентес отражало стремление сапатистов попасть в Европу и затрагивало тему басков. После этого случилось то что случилось.

САНО никогда не собиралась ни быть посредником в баскском конфликте, ни тем более учить басков, что им делать и чего не делать. Мы лишь просили дать шанс слову.

Наше предложение могло быть неуклюжим или наивным или же и тем и другим одновременно, но никогда оно не было бесчестным и не хотело быть неуважительным. Это не наш стиль.

В этом заключалась цель сапатистов, без какой-либо двойной игры или секретных предворительных договоренностей. Информацию, которую нам удалось собрать, мы собирались обнародовать при передаче судебных исков в международные организмы.

Поэтому в отношение критики, которая незамедлительно обрушилась на нас со всех сторон, осуждая нас за то, что мы вмешиваемся в то, в чем не разбираемся, мы ответили, что знаем о баскском вопросе больше, чем многие считают, имея в виду связь Страна Басков — Чьяпас, связь между терроризмом испанского государства и терроризмом мексиканского, то есть терроризм международный.

И если сейчас мы открываем все это, это потому что мы решили отказаться от нашей поездки на полуостров Иберия.

Наша инициатива была чистой и честной (в качестве морального гаранта у нас есть наша собственная история), но она очень быстро оказалась окружена осуждением и непониманием многих из тех, которые считают себя прогрессивными деятелями, которые под давлением средств информации не пожелали дожидаться развязки этой истории. Для них у нас — только грустный, идущий от всего сердца упрек и ничего больше, мы не можем хранить обиду на тех, кто в других ситуациях не раз проявлял щедрость и благородство.

Правые выполнили свою работу и благословили наше предложение, сатанизируя его и нас вместе с ним, публикуя его и вызывая безпрецендентные дебаты.

Со стороны левых нашлись те, кто подло и мелочно предположил, что отмежевание, сделанное САНО по отношению к ЭТА было условием испанского правительства, чтобы позволить поездку сапатистской делегации на земли Иберии. В нашем отмежевании от левого терроризма нет ничего нового, оно существует со времен создания САНО, почти 20 лет назад, и даже больше.

Если сегодня мы должны отказаться от участия во встрече «Шанс слову», это не из-за того что критика, упреки или мелочные обвинения лишают нас сна. Это вызвано тем, что исходя из нашей этики мы не можем участвовать во встрече, идея проведения которой не будет опираться на поддержку ВСЕХ национальных сил Страны Басков и вместо того, чтобы стать пространством для дискуссии и размышления о путях будущего Страны Басков, рискует превратиться в трибунал для суда над отсутствующими.

Ответственность за неспособность убедить в участии организации басков лежит целиком и полностью на САНО, в частности на ее представителе — Маркосе (без военного звания, для тех, кому это не нравится). Наше слово, вместо того чтобы убедить в участии, ранило многих честных и благородных людей в Стране Басков. Несмотря на то что мы никогда не хотели этого, это случилось. Мы искренне сожалеем об этом.

Мы хотим попросить прощения у всех тех в Стране Басков, кому мы причинили боль. Хотелось бы, чтобы однажды они смогли простить нас, потому что прощение между братьями не оставляет места для обид.

Насчет вызова на проведение дебатов, сделанного нам судьей Гарсоном, мы прождали достаточно времени. Судья Гарсон, несмотря на то, что был инициатором, предпочел сохранить молчание. Таким образом он доказал, что он хорош только для того, чтобы допрашивать после пыток заключенных, чтобы фотографироваться с семьями жертв терроризма и чтобы проводить кампанию по самовыдвижению на Нобелевскую премию Мира, но не решается вступать в дебаты с тем, у кого есть хоть чуть-чуть мозгов. И это не потому что я владею словом лучше него, дело просто в том, что он привык манипулировать законами, когда ему не хватает собственных аргументов. Раньше мы обвиняли Гарсона в том, что он придворный шут. Мы ошибались. Он всего лишь болтун и трус.

Мы хотим поблагодарить организации баскских левых Эрри Батасуна и Аскапена, которые оказались единственными, положительно ответившими на нашу инициативу (или, по крайней мере, единственные, сообщившие нам об этом), а так же всех тех, кто от себя лично или от имени своих коллективов, поддержал наше предложение.

Может быть однажды мы научимся подбирать нужные слова, чтобы выразить те нежность, уважение и восхищение, которые чувствуем по отношению к народу басков и его политической и культурной борьбе.

Может быть однажды эта встреча станет возможной, и слову будет дан шанс и найдутся пути завтрашней независимости, демократии, свободы и справедливости, которых заслуживает народ басков и все народы мира.

Из гор юго-востока Мексики.

Субкоманданте Маркос.

Мексика, 24 февраля 2003 г.

Век XXI. Новый век повторяет привычки своего предшественника — политические предложения строятся на подчинении или исключении других. Что нового? Как и раньше, сегодня прибегают к войне, лжи, притворству, смерти. Власть заставляет повторяться одну и ту же историю и пытается убедить нас в том, что на этот раз все будет по-другому.

Подготовленный неолиберализмом проект переустройства мира — не что иное как повторение попытки построить Вавилонскую башню. Согласно рассказу о Сотворении мира, люди, решившие подняться до небес, договорились осуществить неслыханный проект — построить башню такой высоты, что достигнет неба. Христианский бог наказал их за эту гордыню разнообразием. Люди, говорившие на разных языках, не смогли продолжить строительство и отказались от этой затеи.

Неолиберализм претендует повторить то же самое, но не для того чтобы достичь невозможного неба, а с тем, чтобы окончательно избавиться от разнообразия, которое считает проклятием, и чтобы обеспечить бесконечность и неизменность сложившейся в мире власти. Мечта о вечности — величайшее стремление любой власти, известное с самого с начала письменной истории.

Но идея неолиберальной Вавилонской башни обусловлена не только необходимостью достичь всеобщей однородности, требуемой для ее построения. Одинаковость, разрушающая разнородность — это одинаковость в сравнении с одной-единственной моделью. «Сделаемся точно такими же как это», говорит нам новая религия, религия денег. Люди не должны быть похожи ни сами на себя, ни одни на других, а именнно на эту схему, которую навязывает тот, кто подчиняет их, кто правит ими, кто находится на вершине этой башни, именуемой современным миром. Внизу находятся все отличные. И единственное равенство, допустимое на нижних этажах — это равенство в праве отказаться от этих отличий или пожизненно их стыдиться в случае отказа от отказа.

Новый бог денег повторяет немного переделанные изначальные проклятия: да будет осужден другой, отличный. В роли ада — тюремная камера или могила. Бум возрастания прибыли крупных транснациональных корпораций сопровождается обычно бумом роста количества тюрем и кладбищ.

В строительстве этой новой Вавилонской башни, одна из главных задач для всех — почтение и предупредительность по отношению к тому, кто командует стройкой. А тот кто командует, делает это только благодаря тому, что компенсирует нехватку правоты избытком силы. Всеобщая задача в том, чтобы все цвета загримировались и окрасились в тусклый цвет денег, или же остались каждый при своем цвете, но покрытые густым мраком стыда. Макияж или чужие наряды. То же самое предлагается для гомосексуалистов, лесбиянок, мигрантов, мусульман, индейцев, «цветных» людей, мужчин, женщин, детей, стариков, инвалидов и прочих, именуемых в разных местах мира «другими».

В этом и заключен проект глобализации — превратить планету в новую Вавилонскую башню. Во всех отношениях. Однородную в по своему образу мысли, по своей культуре и по своим эталонам. Под началом того, чьи аргументы не в правоте, а в силе.

Если в предысторической Вавилонской башне единогласие было возможным благодаря общему слову (один язык), в Вавилонской башне неолиберальной консенсус приобретается при помощи аргументов силы, угроз, преступлений, войны.

Поскольку жить в мире — значит сосуществовать с другим, стоящий перед нами выбор невелик и состоит из всего двух вариантов: подчинять или подчиняться. Но для варианта первого квоты закончились и членство для участия в нем передается по наследству. Зато для того, чтобы подчиняться, всегда достаточно вакансий и единственное предварительное условие — отказ или сокрытие собственных различий.

Но есть отличные, отказывающие это сделать. Для тех, кто живет в башне и не находится на вершине, есть достаточно форм наказания этих «неадаптированных» — осуждение или безразличие, цинизм или лицемерие. По законам неолиберальной башни, возможность признания различий наказуема. Единственный разрешенный путь — подчинение.

Национальное государство в современную эпоху — это карточный домик на неолиберальном ветру. Местные политические элиты делают вид, что у них еще есть право принятия решений по поводу формы и высоты этого строения, но экономическая власть уже давно перестала интересоваться их игрой и дает местным политиками и их последователям возможность развлекаться… этой не принадлежащей им колодой карт. В конце концов — единственная интересующая их стройка — это новая Вавилонская башня и пока хватает сырья для ее строительства (то есть разрушенных и заселенных смертью территорий), прорабы и комиссары национальных политик могут продолжать свой спектакль (который, правда, является одним из наиболее дорогих и наименее популярных в мире).

В строительстве новой башни архитектура — это война для отличных, камни — наши кости и раствор — наша кровь. За личиной великого архитектора скрыт великий убийца (который не называет себя «Богом» только чтобы избежать обвинений в ложной скромности).

В библейском рассказе христианский бог наказывает гордыню людей разнообразием. В современной истории власти, бог — не более чем агент паблик релейшенз войны (которая может называться современной исключительно благодаря числу мертвых и квоте разрушений производимых в минуту).

Кажется, совершенно неважно, когда закончилась предыстория — три года или двадцать веков назад. Там, наверху, те, кто являются одновременно и властью и роком, задались задачей убедить нас в том, что несмотря на все на свете календари, всегда повторяется одна и та же история. Уничтожение отличного — всегда модно и современно. И хотя в принципе, нет никакого существенного отличия между катапультами Римской империи и «умными бомбами» Буша, сейчас технологический прогресс выполняет роль нового капеллана (пытаясь придать черты благодеяния преступлениям) и театрального декоратора (бомбардировки по телевидению превращаются в «потрясающее пиротехническое шоу» — цит. CNN) оккупационных войск.

Независимо от того, замечаем это мы или нет, власть создает и навязывает новую географию слов. Названия остаются теми же, но называемое изменилось.

Так ошибка является политической доктриной, а правота становится ересью. Отличный является сейчас противным, а другой — врагом. Демократия — это единогласие при подчинении. Свобода — это только свобода скрыть наши различия. Мир — это пассивное подчинение. И война — это сегодня педагогический метод изучения географии.

Там, где не хватает аргументов — вовсю расцветают догмы. Догма сначала поддерживает цель, после изменяет ее и наконец превращает ее в рок. В бинокль власти виден всегда один и тот же горизонт, вечный и неизменный. Линза власти — это зеркало. Отличное всегда будет неожиданным и неожиданное всегда будет вызывать страх. И страх всегда будет источником догмы для подавления неожиданного. В бинокль власти мир является плоским, враждебным и грязным.

Если государственный деятель не может войти в историю своими гуманитарными деяниями, он войдет в нее своими преступлениями. История власти, таким образом, повторяется — вчерашние «великие вожди» сегодня являются средоточием всех низостей и вероломства. И сегодняшние «просветвленные Богом» завтра станут еретиками.

Меняются слова и меняются картины. Раньше, во времена географии статуй, догмы высекались на камне, чтобы увековечить величие своих фанатиков. Появляясь сегодня на первых страницах журналов и газет, и в телевизионных и радионовостях, догма сама хранит о себе память в библитечных отделах периодики, и всегда готова служить в качестве алиби для последователей фундаменталистских кошмаров.

Согласно современной государственной теории, люди рождаются разными. Их внедрение в общество осуществляется путем образовательного процесса, который привел бы в ужас администрацию самого строгого из исправительных домов для несовершеннолетних. Усилия всего государственного аппарата направлены на «выравнивание» человека, то есть на приведение его в максимальное соответствие требованиям правящей власти. Уровень его общественного успеха измеряется, таким образом, согласно тому, насколько он близок или далек от существующей модели. Однородность эта не в том, чтобы мы все были равны между собой, а в том, чтобы мы все в равной степени старались быть похожими на эту модель. А моделью является тот, кто полностью подстраивает себя под власть. Гегемония этой власти — не только в том, что лишь она одна правит, но и в том, что все мы изо всех сил стараемся ей подчиняться.

И именно в этом суть такой однородности— не у всех нас есть одни и те же богатства (не говоря уже о том, что немногие обладают ими за счет многих), не у всех — одни и те же возможности, но у всех нас — один и тот же хозяин и одно и то же стремление к подчинению ему (что одна из форм сказать «служению ему»).

Когда сравнивают общество с семьей и говорят нам, что должны существовать правила совместной жизни, «забывают» обычно, что проблема как раз в «этих» определенных правилах. И здесь слова начинают изменять свою географию и обозначают уже не то, что значили раньше, а то, чего хочет от них власть.

В определенный момент современной истории законность замещает собой легитимность и когда законность нарушается теми, кто сверху, это значит, что законы должны быть переделаны. Когда же законность нарушается теми, кто снизу, законы должны быть применены… чтобы наказать нарушителя.

Для географии власти мы рождаемся не в какой-то части света, а с возможностью или без возможности доминировать какую-то его часть. Если раньше аргументом превосходства была принадлежность к определенной расе, то сегодня — это принадлежность к определенной географии. Живущие на севере, живут не на севере географическом, а на севере социальном, то есть, находятся вверху. Те, кто живет на юге, находятся внизу. География упростилась до двух понятий — верх и низ. Верхнее место узко и в него мало кто помещается. Место нижнее настолько просторно, что охватывает любой уголок планеты и готово вместить все человечество.

В современной Вавилонской башне обществом высшим считается не то, в котором больше научных, культурных и артистических достижений, лучшие условия жизни и более гармоничное сосуществование, а то, которое завоевывает другие.

В современную эпоху власть ведет многочисленные захватнические войны. Говоря «многочисленные», я имею ввиду не «многие», а «в разных местах и в разной форме». Поэтому, мировые войны сегодня являются более мировыми, чем когда бы то ни было раньше. И если победитель всегда остается одним и тем же, побежденных оказывается все больше и находятся они в самых разных местах. Даже пространства присваивают себе бомбометательные характеристики — те кто сбрасывает бомбы, находятся на севере, «вверху» башни, те же, на кого ни падают, находятся внизу, на юге.

Но меняют географию не бомбы. Бомбы изменяют лишь ее передел, контроль над ней. Здесь, на этом пространстве, исчерченном точками и стрелками, сегодня правит один, а завтра будет править другой. Это называется «геополитикой». Географические карты указывают не столько природные богатства, людей, культуры и истории, сколько тех или того, кто является хозяином всего этого.

Все человечество для власти — это ребенок, который может быть послушным или непослушным. Бомбы лишь напоминают человеческому детенышу о том, насколько целесообразно быть одним и насколько нецелесообразно быть другим.

Сегодня оказывается, что у иракских гражданских лиц, мужчин, детей, женщин и стариков, и у процветающего североамериканского предпринимателя есть нечто общее. Он производит крылатые ракеты, а они их получают. Армии Соединенных Штатов и Великобритании — это лишь милые почтальоны, объединяющие две столь взаимноудаленныe точки. Так что нам остается лишь поблагодарить таких людей, как Буш, Блэр и Аснар, за то, что они побеспокоились родиться в наше время. Без них современная география была бы просто невозможна.

Но эта война — не против Ирака, точнее, не только против Ирака. Она против любой попытки, в настоящем или в будущем, не подчиняться. Это война против неподчинения, то есть, против человечества. Эта война является мировой как из-за множества вызываемой ею последствий, так и, и прежде всего, из-за этого «нет!», которое она вызывает.

Трагикомическая ось Буш-Блэр-Аснар и более мелкие мошенники из некоторых западных «демократий», развязавшие эту войну, уже потерпели свое первое поражение. Они попытались убедить нас в том, что Ирак находится на Ближнем Востоке и не вышло. Как гласит любой уважающий себя географический справочник, Ирак находится в Европе, в Соединенных Штатах, в Океании, в Латинской Америке, в горах юго-востока Мексики и в этом непокорном всемирном «нет!», рисующем новую карту мира, где достоинство и стыд превращаются в дом и знамя.

Демонстрации по всей планете подтверждают, кроме всего прочего, что эта война направлена против человечества.

И если кто-то лучше всех усвоил, что Ирак находится сегодня в любом месте планеты — это молодежь. Пока другие смотрели на карты и утешались, подсчитывая, сколько тысяч километров отделяет Багдад от их собственных домов, молодежь поняла, что цель этих бомб (разрывных и дезинформационных) — не только территория Ирака, но и наше право быть другими.

И когда молодой человек пишет «нет!» на транспаранте, в виде граффити, в тетради, в голосе, он говорит не только «нет войне в Ираке!», но и «нет новой Вавилонской башне!», «нет единообразию!», «нет единовластию!». Потому что пользующиеся этим «нет!», как кистью, с этим «нет!» в руках и во взгляде, пишут и предвосхищают новую географию.

Как Полифем, циклоп из греческой мифологии, власть превращает ненависть к отличному в свой единственный глаз. Она сегодня действительно очень сильна и кажется непобедимой. Но как когда-то давно уже случилось с Полифемом, некий призрак, по имени «никто», бросает вызов сегодняшней власти.

Потому что когда власть имущие говорят о других, они называют иx обычно презрительной кличкой «никто». И этим самым «никем» стала уже большая часть планеты. Если деньги хотят воссоздать мир в виде башни, удовлетворяющей их высокомерие, «никто», который вращает колесо истории, тоже мечтает о другом мире, но круглом, способном с достоинством, то есть, с уважением, вместить в себя все существующие в нем различия. Не о небе мечты человечества, а о земле.

И таким образом «никто» подтачивает фундамент новой Вавилонской башни.

Потому что земля кругла для того чтобы вращаться.

В мире, который вот-вот родится, в отличие от мира этого и всех предыдущих, чье создание приписывается различным богам, когда кто-то спросит: «кто создал этот мир?», ответом будет: «никто».

И чтобы предсказать этот мир и начать его строить, необходимо смотреть в географии времени далеко вперед. Тот, кто вверху, близорук и ошибается, когда путает зеркало с биноклем. Тот, кто внизу, «никто», пока даже не встает на цыпочки, чтобы предугадать то, что наступит.

Потому что бинокль непокорного не годится даже для того, чтобы увидеть на несколько шагов вперед. Потому что это всего лишь калейдоскоп, где цвета, фигуры и свет, становятся сообщниками и творцами, они — не причиндалы пророка, а помощники интуиции — мир, история и жизнь обретут незнакомые нам пока, но столь желанные нами формы и образ. Через этот калейдоскоп непокорный видит дальше, чем власть имущий в свой цифровой бинокль; потому что непокорный видит завтрашнее.

Непокорные бредут в сегодняшней ночи истории, но это необходимо для того, чтобы войти в утро. Тени не мешают им начинать что-то делать уже сейчас и из этого сейчас начинать создавать собственную географию.

Непокорные не собираются заниматься исправлением ошибок или заново переписывать историю, чтобы поменять слова на слова и провести очередной передел географии, они просто ищут другую, новую карту, в которой будет место для всех слов.

Карту, в которой различия в форме произнесения слова «жизнь» будет зависеть не от того, чьи уста его произносят, а станут частью его общего произношения.

Потому что музыка рождается не из одной-единственной ноты, а из многих, и танец никогда не возникнет из одного—единственного па, даже если его повторять до изнеможения.

Так и мир, который обязательно наступит, будет ни чем иным, как открытым для всех концертом, построенным из слов и множества взглядов в этой, совершенно другой географии…

Из Ирака гор юго-востока Мексики

и глядя на небо, потемневшее от самолетов

и боевых вертолетов Операции Сентинела

Субкоманданте Маркос

Мексика, март 2003 г.

Мексика.

Апрель 2003.

Народу Мексики:

Народам мира:

Братья и сестры:

Нарушая законы международного права, разума и человечности, правительства Соединенных Штатов и Великобритании, при поддержке правительств других стран мира, вторглись в Ирак. Нападение на Ирак — это лишь еще одна страница в либретто террора, подготовленном властью денег для всей планеты.

В эти минуты большинством прямых жертв войны оказывается гражданское население — мужчины, женщины, дети и старики. Разрушения, творимые вооруженными силами Соединенных Штатов и Великобритании, приведут к новым смертям среди мирных жителей и к большей нищете иракского народа.

Честные люди всей планеты выразили свое возмущение по отношению к этой войне. И при этом, самое твердое «нет!» войне прозвучало со стороны молодежи, женщин и детей.

Как никогда ранее в истории, эта война вызвало всеобщее чувство осуждения, что подтверждается непрерывными выступлениями, проходящими на всех пяти континентах, результаты которых, тем не менее, пока не видны.

Несколько дней назад, в рамках множества других антивоенных акций, группа людей из разных стран опубликовали декларацию «Приложим усилия для достижения мира и справедливости», документ, являющийся попыткой определения четкой и универсальной позиции против войны в Ираке. Одно из множества достоинств этого документа заключается в том, что он выходит далеко за рамки коньюктурной ситуации, вызванной нынешним военным конфликтом, и призывает к серьезному и всеобщему размышлению по поводу неолиберализма и разрушительных последствий глобализации, предлагая организацию широкого обсуждения этих тем «снизу», то есть с простыми людьми, а не с политическими кругами.

Авторы этой декларации сказали, что их цель — распространение ее среди всех людей мира, которые против войны, включая сапатистов.

Учитывая все вышеуказанное, САНО заявляет:

ПЕРВОЕ. САНО приветствует эту всемирную инициативу и все выступления, направленные против смерти и разрушений на Ближнем Востоке.

ВТОРОЕ. Исходя из этого САНО подписывает декларацию «Приложим усилия для достижения мира и справедливости», без каких бы то ни было условий. Подпольный Революционный Индейский Комитет — Генеральное Командование САНО в лице своего представителя подтверждает слово своих 77 команданте и с этого момента берется за распространение этого материала в 2 тысячах 222 сапатистских деревнях и общинах всей Мексики.

ТРЕТЬЕ. САНО призывает мексиканское и международное гражданское общество ознакомиться с этой декларацией и обсудить, дополнить и подписать ее. Наше особое обращение и просьба поддержать эту декларацию и распространить ее по всему миру — к молодежи, женщинам и детям.

ЧЕТВЕРТОЕ. САНО обращается лично к каждому и ко всем общественным и неправительственным организациям Мексики с предложением начать национальную кампанию по распространению документа «Приложим усилия для достижения мира и справедливости», предлагая обсудить, дополнить и подписать его.

С особой просьбой САНО обращается к Сапатистскому Фронту Национального Освобождения (СФНО), чтобы он вместе с другими общественными организациями, группами и частными лицами, независимыми и критичными по отношению к политическим партиям, установил информационные столы, организовал обсуждение и сбор подписей, принял участие в создании бригад, которые с той же целью, начали бы посещение учебных заведений, заводов, магазинов, деревень, хуторов, общин, любых мест, где есть порядочные и благородные люди, чтобы предложить им присоединиться к этому осуждению войны. САНО предлагает так же, чтобы организаторы этих столов и бригад информировали других и обсуждали с ними не только тему войны в Ираке, но и пагубные последствия неолиберальной политики и глобализации на наших землях, разоблачая местных сообщников и соучастников этой политики смерти и разрушения.

ПЯТОЕ. САНО обращается к комитетам солидарности с сапатистской борьбой в Европе, Латинской Америке и во всем мире, чтобы искренне попросить их, чтобы они, по мере своих возможностей и воображения, распространили этот манифест, и организовали его обсуждение, дополнение и подписание в своих собственных странах.

Отдельно САНО с искренним уважением обращается к североамериканскому и британскому народам, а также к организациям, частным лицам, артистам, интеллектуалам и религиозным деятелям этих стран, чтобы попросить их о том, чтобы подписав этот документ, или же каким-то другим образом, они отмежевались от преступного сумасшествия своих правительств.

ШЕСТОЕ. САНО предлагает разным организациям и группам, создающимся сейчас для координации усилий и осуществления совместных акций, регулярно информировать общественное мнение о проводимых акциях и количестве собранных подписей, и сообщать об этом на электронный адрес создателей документа: http://www.zmag.org.

СЕДЬМОЕ. САНО предлагает к 1 мая 2003 года, дню Международной солидарности трудящихся, подготовить общемировой доклад о развитии этой инициативы.

Братья и сестры!

Мы не можем молчать перед лицом происходящего сегодня. Пока наши правительства делают вид, что заботятся о мире, пока наши правительства борются между собой за передел того, что останется от разрушенной страны, пока наши правительства высказывают свои сожаления в связи с войной… из-за возможных потерь прибыли крупных предприятий, пока наши правительства избегают открытого и прямого осуждения тех, кто развязал войну против всего человечества, мы не можем позволить того, чтобы цинизм и безразличие стали новой религией.

Некоторым подписание документа может показаться чем-то слишком малым и незначительным, но кроме подписи предлагается еще и обсуждение и дополнение этого текста, подписать эту декларацию вовсе не значит сделать это взамен других акций, наоборот, она должна послужить тому, чтобы в этих акциях участвовали как можно больше людей, чтобы как можно больше людей заставили услышать свой голос и чтобы как можно больше людей вступило в это движение, ставшее мировым, как и война, которая породила его возникновение. Для сапатистов важно не столько число подписей, сколько непокорность и вызов, который ими брошен. Всеми средствами, во всех местах, на всех языках и всеми цветами скажем — Нет войне!

Демократии!

Свободы!

Справедливости!

Из гор юго-востока Мексики.

От имени Подпольного Революционного Индейского Комитета — Генерального Командования Сапатистской Армии Национального Освобождения.

Субкоманданте Маркос

Мексика. Апрель 2003.

Возможность создания движения, достаточно мощного для того чтобы остановить войну в Ираке или успешно предотвратить следующие войны в Сирии, Иране или Венесуэле зависит от множества факторов. Наверное, один из важнейших из них связан с количеством участников этого движения.

Чтобы эффективно противостоять тем, кто сегодня стоит у власти, наше движение непрерывно растет в числе, уровне сознания и ответственности его участников. Мы должны выйти на тех, кто против войны, но до сих пор не предпринял в связи с этим никаких действий. Мы должны выйти на тех, кто потрясен происходящим, но до сих пор не знает, как выразить свое несогласие с войной и политикой, на которую она опирается. Мы должны выйти на тех, кто сейчас поддерживает войну, но не знаком ни с ее контекстом, ни с предшествовавшей ей исторической ситуацией и не представляет ее последствий.

Таким образом, главная наша задача, кроме демонстраций, — это говорить с людьми, выслушивать их убеждения, их сомнения и мнения, и в процессе этого постараться донести до них альтернативную точку зрения, способную разбудить критическое восприятие реальности и чувство солидарности с другими. Мы должны искать тех, чьих адресов у нас нет. Мы должны стучаться в каждую дверь наших районов. Мы должны делать это вновь и вновь. Мы должны говорить об этом с нашими товарищами по работе, с теми, кого встречаем, когда идем за покупками, с нашими соседями, с теми, кто сидит возле нас в университетской аудитории или за соседней партой в школе и вообще, где угодно. Мы должны организоваться.

На другом, более высоком уровне, наши коллективные усилия тоже должны привести нас к новым группам людей, отличным от нас. Наши демонстрации, вместо того чтобы концентрироваться только в центрах городов, должны пройти через другие, новые районы. Во время этих демонстраций мы должны говорить с теми, кто станет невольными зрителями этих акций. Тысячи групп могут направиться в различные торговые центры, установить там информационные столики, чтобы говорить с людьми их посещающими. Разговаривать и разговаривать. Это является основой для достижения все более мощных демонстраций, все более глубокого уровня убежденности, что увеличит в итоге политическую цену войны для правящих элит, а для нас откроет новые возможности действия.

Если 100 или 500 или 5 тысяч или 50 тысяч человек окажутся готовы, в качестве метода давления на правящие элиты, блокировать улицы или доступ в административные здания, при постоянно растущей поддержке населения, это будет прекрасно, особенно если объект этой кампании — часть военной машины, как в случае перекрытия железных дорог в Европе, когда по ним перевозилось военное оборудование. Но разве не могли бы те же самые люди выйти разговаривать с населением за день до или на один день после подобных акций, чтобы распространить эти идеи и добиться того, чтобы другие тоже стали их активными участниками?

Наши демонстрации создают контекст, который облегчает контакт с населением, а наша цель — организация населения. Несмотря на всю свою важность демонстрации, митинги и блокады не приводят сами по себе к организации. Для того, чтобы выслушать различные видения реальности и изменить менталитет, необходимо, чтобы мы сначала выслушали других, а затем дать нашу точку зрения и все аргументы по поводу происходящего. Еще нам нужно научиться относиться с пониманием и искренним уважением к разным позициям, отличным от наших. Необходимо разговаривать.

Чтобы победить в борьбе с этой войной, и кроме нее — с последующей и вообще с основными причинами войн и несправедливости, нам необходимы сотни тысяч убежденных и последовательных членов движения. Но даже тогда, когда мы будем долго говорить с теми, кто с нами не согласен, каким образом мы сможем оценить наши реальные достижения и что сможет стать отправной точкой нашего разговора с незнакомыми людьми?

Одной из возможных для нас техник может стать подготовка на планетарном уровне некой декларации с целью ее всеобщего подписания, текст который стал бы своевремен сегодня и в то же время не устарел бы в зависимости от коньюктуры момента. Нечто, что было бы конкретно и специфично, но в то же время — достаточно универсально, дабы быть понятным во всех странах, и еще — достаточно глубоко, чтобы назвало основные причины, мешающие людям активно включиться в движение за мир и справедливость.

Могло бы быть что-то наподобие этого:

«Я поддерживаю идеи мира и справедливости.

Я поддерживаю идеи демократии и автономии. Считаю, что ни Соединенные Штаты, ни какая другая страна не должна ни игнорировать волеизъявление народа, ни нарушать или подтачивать принципы международного права, пытаясь добиться голосов на Совете Безопасности путем угроз или подкупа.

Я сторонник идеи интернационализма. Я против того, чтобы любая из стран расширяла по миру сеть военных баз, которая постоянно растет и приводит к накоплению беспрецендентного военного арсенала во всем мире.

Я поддерживаю идеи равенства. Я считаю, что ни Соединенные Штаты, ни одна другая страна в мире должна стремиться быть империей. Я не считаю, что Соединенные Штаты должны контролировать посредством североамериканских корпораций нефть Ближнего Востока и использовать ее как аргумент для достижения политического контроля над другими странами.

Я поддерживаю идеи свободы. Я являюсь противником жестоких режимов в Ираке и любой другой стране, но в то же время я являюсь и противником новой доктрины «превентивных войн», гарантирующей продолжение очень опасного конфликта и являющейся причиной того, что во многих частях планеты Соединенные Штаты воспринимаются, как главная угроза миру. Я являюсь сторонником демократической внешней политики, поддерживающей народное сопротивление империализму, диктатуре и любой форме политического фундаментализма.

Я являюсь сторонником солидарности между людьми. Я заявляю о своей солидарности со всеми бедными и всеми исключенными. Несмотря на кампанию массовой дезинформации, против этой несправедливой, незаконной и аморальной войны выступают миллионы и я хочу присоединить мой голос к их голосам. Я заявляю о своей поддержке религиозных и духовных лидеров всего мира, трудящихся мира и огромного большинства населения разных стран мира, выступающих против этой войны.

Я являюсь сторонником разнообразия. Я хочу чтобы был положен конец расизму, направленному на иммигрантов и людей, у которых отличный от моего цвет кожи. Я хочу прекращения репрессий, как в моей стране, так и во всех странах.

Я выступаю за мир. Я выступаю против этой войны и против всех условий, менталитетов и институтов, которые создают и поддерживают войны и несправедливость.

Я выступаю за поддержание экологического равновесия. Я против вырубки лесов, загрязнения почвы и воды, истощения натуральных ресурсов, нарушения биологического разнообразия, элементов, от которых зависит жизнь.

Я выступаю за справедливость. Я выступаю против экономических, политических и культурных институтов, насаждающих менталитет крысиных бегов, огромного экономического и социального неравенства, всеобщего правления корпораций, извлечения прибыли за счет рабского труда, неравенства по религиозному и половому признаку.

Я сторонник политики, которая направит деньги, тратящиеся сегодня на военные расходы, в сферу образования, здравоохранения, на строительство домов и создание рабочих мест.

Я выступаю за мир, деятельность политических, экономических и общественныех институтов которого будет направлена на укрепление взаимопомощи между людьми, достижение равенства, поощрение гражданского участия в принятии решений, сохранение разнообразия и практику полной демократии.

Я выступаю за мир и справедливость, и кроме того, беру на себя обязательства приложить усилия для достижения мира и справедливости.»

Если миллион или больше миллиона человек в разных странах мира поймут суть этого манифеста и смогут объединиться вокруг изложенных в нем идей, это вызовет очень мощный резонанс как в ближайшем так и в более отдаленном будущем. Это усилит наше движение и даст ему новый позитивный импульс. Мы должны всеми доступными нам средствами организовываться, организовываться, организовываться, особенно среди тех, кто еще не организовался.

Этот манифест уже подписали более 100 интеллектуалов мира, среди них: Ноам Хомски, Тарик Али, Том Хайден, Эдуардо Галеано, Арудхати Рой, Ховард Зин и др.

По мере того, как ветшают календари Власти и крупные корпорации средств массовой информации чередуют возглавляемые и организуемые мировым классом политиков фарсы и трагедии, внизу, у широкого и просторного подножия покачнувшейся современной Вавилонской башни не прекращается движение. И хотя зачастую его голос походит пока лишь на невнятное бормотание, многие вновь обретают слово и способность быть зеркалом и стеклом. В то время как сверху диктуется политика разобщения, в подвале мира все те, кто другие, находят себя и другого — того, кто, отличаясь, тоже — другой и тоже внизу.

Участвуя в воссоздании слова-зеркала и слова-стекла, Сапатистская Армия Национального Освобождения вернулась к диалогу с социальными и политическими движениями и организациями мира. На этом начальном этапе, вместе с братьями и сестрами из Мексики, Италии, Франции, Германии, Швейцарии, Испании, Аргентины и Соединенных Штатов мы готовим совместную тематику для обсуждения.

Речь не идет ни о заключении политических или программных договоренностей, ни о попытке создания новой версии Интернационала. Задача — не в объединении теоретических концепций или приведении понятий к общему знаменателю, а в нахождении и/или создании общих тем для обсуждения. Речь идет о строительстве теоретических и практических образов, которые могут быть видимы и ощутимы из разных мест.

В качестве вклада в эту работу САНО представляет эти семь размышлений. Стремясь «застолбить» их в пространстве и времени, мы признаем свою теоретическую и практическую ограниченность, и прежде всего то, что нашему видению недостает глобальности. Но это наш первый вклад в создание мировой повестки дня.

Мы благодарим мексиканский журнал «Ребельдия», предоставивший свои страницы для публикации этих размышлений, а также все итальянские, французские, испанские, североамериканские и латиноамериканские издания, делающие то же самое.

О месте теории (и теоретического анализа) в политических и общественных движениях обычно забывают. Тем не менее, все то, что зачастую выглядит чем-то совершенно очевидным, обычно таковым не является, в этом случае, речь о проблеме влияния теории на практику и теоретическом «рикошете» последней. Кроме того, проблема теории — это еще и проблема того, кто ее создает.

Я не отождествляю понятия «теоретик» или «теоретический аналитик» с понятием «интеллектуал». Второе гораздо шире. Теоретик — это всегда интеллектуал, но интеллектуал совершенно не обязательно должен быть теоретиком.

У интеллектуала (и, разумеется, у теоретика) всегда есть право на выражение своего мнения по поводу различных социальных движений. И это не только его право, это его долг. Некоторые интеллектуалы заходят в этом гораздо дальше и превращаются в новых «политических комиссаров» мысли и действия, судя о других категориями «добра» и «зла». Их «оценки» связаны с тем, на каком месте они находятся сейчас и тем, на каком им хотелось бы находиться.

Мы думаем, что то или иное социальное движение не должно ни «возвращать» оценок, получаемых от других, ни давать «оценивающих» его интеллектуалам определения как «хороших» или «плохих», согласно тому, как они оценивают движение. Антиинтеллектуализм — это не более чем собственная неосознанная апология, которая как таковая, лишь определяет уровень «половозрелости» движения.

Мы считаем, что слова оставляют следы, следы определяют пути, а пути требуют определений и обязательств. Отдающие свое слово в поддержку или против того или иного движения, обязаны не только произнести его вслух, но и, помня о своих целях, постараться «заострить» его. «Ради чего?» и «Против чего?» — вопросы, которые должны сопровождать такое слово. И не для того, чтобы приглушить или заставить его замолчать, а как раз чтобы дополнить его и сделать более действенным, то есть, что бы то, что говорится, было услышано теми, кем это должно быть услышано.

Создавать ту или иную теорию изнутри общественного или политического движения — это не одно и то же, что делать то же самое из академии. Я говорю «академия» не в смысле «стерильности» или научной «объективности» (несуществующих); а только чтобы указать на место в пространстве размышления и производства идей, того что возникает «вне» движения. И это «вне» не значит, что нет «симпатий» или «антипатий», просто эти идеи рождаются не изнутри движения, а по поводу движения. Так, академический аналитик оценивает достоинства и недостатки, достижения и ошибки движений прошлого и настоящего и, кроме того, пытается предсказать пути и результаты.

Порой некоторые академические аналитики стремятся руководить движением, то есть хотят, чтобы движение следовало их указаниям. В этом случае, главный упрек академика, в случае если движение ему «не подчиняется» заключается в том, что все «ошибки» движения вызваны тем, что его участники не видят того, что для него, академика, совершенно очевидно. Зачастую (не всегда, конечно), эти кабинетные аналитики характеризуются недостатком памяти и порядочности. Сегодня они говорят и предсказывают одно, завтра происходит противоположное, такой аналитик обычно теряет память и начинает теоретизировать заново, начисто забыв о том, что утверждал совсем недавно. И кроме того, он ведет себя нечестно, не побеспокоившись выразить минимальное уважение к своим читателям или слушателям. Он никогда не скажет: «вчера я сказал то-то, чего не произошло, произошло противопроложное сказанному мной, я ошибся». Цепляясь за «сегодняшнюю актуальность» новостей фильтруемых средствами массовой информации, кабинетный теорик стремиться «забыть» о своих вчерашних утверждениях. В теории этот академик производит некий эквивалент фаст-фуд, «пищи-мусора» для интеллекта, которая не питает, а лишь развлекает.

В других случаях, некоторые движения отказываются от собственной спонтанности и следуют теоретическим выкладкам академии. Обычно это приносит больше вреда, чем пользы. Если академия ошибается, она скоро «забывает» об этом, если же ошибается движение — оно терпит поражение. Иногда руководства движений ищут некого «теоретического алиби», то есть того, что способно придать веса и согласованности их практике, и обращаются к академии с просьбой обеспечить им это. В этих случаях теория становится апологией, лишенной всякой критики, зато с обильным риторическим содержанием.

Мы считаем, что движение должно создавать свои собственные теоретические размышления (но не собственную апологию). В них может быть включено то, что не может быть создано кабинетным теоретиком — трансформирующая практика самого движения.

Мы предпочитаем слушать тех и беседовать с теми, кто размышляет и создает свой теоретический анализ внутри и вместе с движениями и организациями, а не вне, или еще хуже, за счет этих движений. Тем не менее, мы привыкли выслушивать все мнения, обращая внимание не столько на то, кто их высказывает, сколько на то, откуда они высказываются.

В наших теоретических размышлениях мы говорим не о чем-то свершившемся и неизбежном, а о том, что видим как тенденции. Тенденции, которые не только не превратились в нечто всеобщее и абсолютное (пока), но и могут быть (и должны быть) изменены.

Темой наших сапатистских теоретических размышлений обычно являемся не мы сами, а реальность, в которой мы действуем. И характер этих размышлений является приближенным, ограниченным во времени, в пространстве, в концепциях и в структуре этих концепций. Поэтому мы отвергаем все попытки подавать то что мы говорим и делаем, как нечто универсальное и неизменное во времени.

Ответы на вопросы о сапатизме содержатся не в наших размышлениях, а в нашей практике. И в нашем случае, эта практика обладает мощным моральным, этическим зарядом. То есть, мы стремимся (не всегда удачно, конечно) к действиям, согласованным не только с нашим теоретическим анализом, но и с тем, что мы считаем нашим долгом. Мы стараемся быть последовательными, всегда. Может быть поэтому мы не прагматики (прагматизмом называют «практику без теории и без принципов»).

Авангарды чувствуют, что должны руководить чем-то или кем-то (и в этом отношении они очень похожи на академических теоретиков). Авангарды стремятся ко власти и работают на это. Некоторые из них даже готовы заплатить соответствующую цену за собственные ошибки и отклонения в своей политической деятельности. Академия обычно платить не готова.

Мы чувствуем, что наш долг — в том, чтобы начинать, продолжать, сопровождать, находить и открывать пространства для чего-то и для кого-то, включая и нас самих.

Прогулка, пусть даже совершенно повествовательная, по различным сопротивлениям страны или планеты, это не только пространство для воображения, в ней более чем реальность настоящего, угадываются черты будущего.

Участники этой прогулки и соучастники этого воображения, могут видеть то, чего не видно тем, кто занят сложением и вычитанием за письменными столами общественных наук, они могут видеть, что хотя несомненно важны и путник, и его шаг, особенно важны дорога, ее направление, ее цель. Когда мы рассказываем, анализируем, обсуждаем и спорим, мы делаем это не только, чтобы понять суть происходящего, но и чтобы, и даже в первую очередь для того, чтобы постараться изменить это настоящее.

Теоретической размышление о теории именуется «метатеорией». Метатеория сапатистов — это наша практика.

В умирающем календаре национальных государств власть принимать решения принадлежала классу политиков. Она учитывала в свою очередь мнение других властей — экономической, идеологической и общественной, но обладала по отношению к ним некоторой степенью автономии. Эта относительная автономия давала власти возможность «видеть дальше» и вести национальные общества к определенному будущему. В этом будущем, власть экономическая не только оставалась властью, но и становилась все более и более мощной.

В искусстве политики артист полиса — правитель, был специализированным вожаком, знатоком гуманитарных наук и искусств, включая военное. Мудрость правления заключалась в адекватном обращении к различным ресурсам государственной власти. Большее или меньшее обращение к одному или нескольким из этих ресурсов определяло стиль правления. Равновесие между управлением, политикой и репрессиями характеризовало продвинутую демократию. Большой удельный вес политики, малый — управления и скрытые репрессии имели место в случае популистского режима. Массовые репрессии и ничего в сфере политики и управления были типичны для военной диктатуры.

В те времена в международном разделении труда странам «развитого» капитализма, в качестве правителей соответствовали государственные мужи (или жены), странам же «неполноценного» капитализма полагалось иметь правительства горилл. Военные диктатуры отражали истинное лицо современности — лицо чудовища, жаждущего крови. Демократии не только были масками, скрывавшими эту иную, подлинную суть тех, кто их носит, но и готовили народы к новому этапу развития, когда деньги найдут лучшие условия для самоувеличения.

Глобализация отмечена не только революцией цифровых технологий. Всегда существовавшее стремление Денег к транснационализации нашло пути и условия, позволяющие разрушить преграды на пути к их мечте — завоевать своей логикой всю планету. Одна из этих помех — границы и национальные государства являлись и являются объектом мировой войны (четвертой). Национальные государства вступают в эту войну, испытывая острейшую нехватку средств экономических, политических, военных, идеологических и, как показали последние войны и соглашения о свободной торговле, средств юридической защиты.

История не закончилась падением Берлинской стены и крушением социалистического лагеря. Основной задачей войны, развязанной Деньгами является достижение нового мирового порядка, и на поле битвы лежит тяжело раненное и взывающее о помощи национальное государство.

«Обществом Власти» мы называем правящую группу, заменившую класс политиков в функции принятия фундаментальных решений. Речь идет о группе, узурпирующей всю экономическую власть, причем на уровне не какой-то одной страны, а множества. Обладающее строгой внутренней организацией (подобно модели «акционерного общества закрытого типа»), Общество Власти разработало собственные цели и методы для их достижения. Несмотря на то, что процесс его формирования и консолидации еще не закончен, Общество Власти стремится занять свободное пространство, оставленное национальными государствами и их классами политиков. Общество Власти контролирует финансовые организации (и в результате этого, целые страны), средства связи, промышленные и коммерческие корпорации, образовательные центры, армии, а также государственную и частную полицию. Общество Власти стремится к созданию планетарного государства с соответствующим наднациональным правительством, но не предпринимает никаких действий для достижения этого.

Несмотря на то что глобализация оказалась травматическим опытом для всего человечества, основной ее удар пришелся по Обществу Власти. Измотанное усилиями перескочить, без каких бы то ни было посредников, от уровня кварталов и общин к гиперполису, от местного ко всепланетному (пока создается Супранациональное правительство), Общество Власти вновь пытается укрыться внутри одного умирающего национального государства. Национальное государство Общеста Власти создает лишь видимость собственной мощи, что уже само по себе является достаточно шизофреничным симптомом. Государство-нация в метрополиях не более чем голограмма.

Национальное Государство, существовавшее в течение десятилетий, как пример стабильности, сегодня находится на грани исчезновения. Но его голограмма продолжает подпитываться догмами, ведущими между собой борьбу за право заполнить пустоту, созданную и акцентируемую глобализацией. Объединение мира во времени и пространстве является для Власти элементом, который она до сих пор не в состоянии переварить. «Другие» находятся уже не в «других» местах, а везде и всегда. А «другой» для Власти — это всегда угроза. Как от нее защититься? Прибегнув к голограмме Нации и обвиняя «другого» в том, что он агрессор. Так, одним из аргументов мистера Буша для оправдания войн против Афганистана и Ирака, было то, что эти страны угрожали североамериканской нации. Но, если отвлечься от «реальности» созданной CNN, над Кабулом и Багдадом развеваются сегодня не столько звездно-полосатые флаги, сколько штандарты крупных транснациональных корпораций.

В голограмме государства-нации, главная ложь современности — это так называемая «индивидуальная свобода», находящаяся на самом деле в тюрьме, которая, будучи глобальной, не становится от этого менее суровой. Роль личности при этом настолько смазывается, что никакой вчерашний имидж «героев», не способен дать ни малейшей возможности выделиться. «Self made man» («человека, создающего себя самого») больше не существует, и поскольку говорить о «self made corporation»(«корпорации, создающей саму себя») невозможно, перспективы общественного роста стремительно сокращаются. В чем надежда? Вернуться к обсуждению всего этого на уровне улицы или квартала? Вряд ли, фрагментация оказалась столь беспощадной и бесконтрольной, что даже эти минимальные ячейки идентичности оказались серьезно нарушены. На семейно-домашнем уровне? Где и как? Телевидение вошло туда как хозяин, через парадную дверь, интернет, как шпион просочился через щели кибернетического пространства. В недавнем прошлом почти все дома планеты подверглись вторжению британских и североамериканских войск, оккупировавших Ирак.

Государство-нация, присвоившее себе сегодня звание «божественной руки Провидения» (Соединенные Штаты Америки), существует только по телевидению, по радио, в некоторых газетах и журналах… и в кино. На фабрике грез крупных информационных концернов президенты мудры и обаятельны, справедливость всегда торжествует, общество свергает тирана, неповиновение — немедленный и эффективный ответ на любую несправедливость и «и жили они долго и счастливо» остается обещанным национальному обществу результатом. На самом же деле, все происходит как раз наоборот.

Где герои вторжения в Афганистан? Где герои оккупации Ирака? Это при том, что 11 сентября 2001 года имело своих героев, которыми оказались пожарники и жители Нью-Йорка, спасавшие жизни жертв мессианского бреда. Но поскольку эти настоящие герои Власть не интересуют, они были быстро забыты. Для Власти «герой» — это завоеватель (в смысле — разрушитель), а не спаситель (в смысле — создатель). И образ покрытого копотью пожарника, работающего среди руин нью-йоркских башен-близнецов, был заменен на образ танка, сваливающего статую Хусейна в Багдаде.

Современный полис (используя термин «полис» вместо слова «город», я хочу подчеркнуть, что имею в виду пространство именно городских экономических, идеологических, культурных, религиозных и политических отношений) сохранил от полиса классического (вспомните Платона) лишь одну-единственную поверхностную черту — образ овец (народа) и пастуха (правителя).

Но современность изрядно изменила Платоновы образы. Сейчас речь идет лишь о промышленном комплексе: некоторые овцы подлежат стрижке, других забивают на мясо, а «больных» изолируют, уничтожают и «сжигают», чтобы они не заразили остальных.

Неолиберализм выглядит, как эффективный администратор этой бойни-загона, являющихся современным полисом, и объясняет, что единственный путь к достижению этой эффективности — в постоянном нарушении и расширении границ полиса (разумеется, путем вторжений) в масштабах всей планеты — Гиперполис.

Но дело в том, что «администратор» (правитель-пастух) рехнулся и решил забить всех овец сразу, хотя хозяин съесть всех не сможет… и хотя назавтра овец не ни для стрижки, ни для забоя уже не останется. Прежний политик — политик прошлого — (я имею в виду не период «до рождества Христова», а конец ХХ века), был специалистом в области поддержания оптимальных условий для роста стада, он заботился о том, чтобы всегда были овцы и для стрижки и для забоя. И чтоб они не восстали.

Сегодняшний неополитик — это уже не просвещенный пастух, а невежественный волк (и даже не в овечьей шкуре), уверенный в своей безнаказанности, и уже не довольствующийся съедением лишь той части стада, которую ему отдадут, и не выполняющий ни одной из своих основных обязанностей. Поэтому стадо скоро или исчезнет или… восстанет.

Не стоит ли подумать о том, что задача не в «гуманизации» этого загона-фабрики-бойни современного полиса, а в разрушении самой этой логики, в том, чтобы сорвать с себя овечью шкуру и уже без овец обнаружить, что пастух-мясник-подстригальщик не только совершенно бесполезен, но вреден и опасен?

Логика национальных государств заключалась (в общих чертах) в следующем: полис-город объединял вокруг себя территорию (а не наоборот), провинция объединяла несколько полисов, страна объединяла провинции. Таким образом, полис-город был минимальной ячейкой нации-страны, а полис-столица навязывала ей свою логику.

Существовало в те времена подобие общей цели — один или несколько элементов, объединявших этот полис внутри себя, точно так же как и элементы, объединявшие государство-нацию (территория, язык, денежная единица, политико-правовая система, культура, история, и так далее). Эти элементы подвеглись эррозии и подрыву (нередко в прямом смысле) со стороны глобализации.

Но что произошло с полисом при сегодняшнем истощении (доходящем почти до исчезновения) национального государства? И что было первым — полис или национальное государство? Истощение одного или истощение другого? Это не важно. По крайней мере для того, о чем мы сейчас говорим. Была ли вызвана фрагментация (и поэтому, тенденция к исчезновению) национального государства фрагментацией полиса или наоборот? Это другая тема.

Как и в национальном государстве, в полисе потеряно то, что накапливалось в течение долгого исторического периода. Сегодня каждый отдельно взятый полис — это не более чем беспорядочная и хаотическая фрагментация, замещение одних полисов другими, которые не только различны между собой, но зачастую и противоположны.

Власть Денег требует для себя особого пространства, которое не только послужит ей зеркалом ее величия и благополучия, но и защитит ее от «других» полисов (принадлежащих «другим»), находящихся вокруг нее и «угрожающих» ей. Эти «другие» полисы не похожи на варварские общины былых времен. Полис Денег пытается подчинить их своей логике и нуждается в них, но одновременно с этим он и боится их.

Там, где раньше находилось национальное государство (или шла с ним борьба за пространство) сегодня есть лишь беспорядочное скопление полисов. Полисы Денег сегодняшнего мира — это «дома» Общества Власти. Тем не менее там, где раньше существовала юридическая и институционная система, регулировавшая внутреннюю жизнь национальных государств и отношения между ними (международная юридическая структура), сегодня нет ничего.

Международная юридическая структура устарела и место ее занимает сейчас постоянно импровизируемая «юридическая» система Капитала: дикая и беспощадная конкуренция при помощи любых средств, в числе которых — война.

В чем суть программ общественной безопасности городов, если не в защите тех, у кого есть все, от тех, у кого нет ничего? «Мутатис мутанди», программы национальной безопасности, перестали быть программами защиты одной нации от других и превратились в программы борьбы всех против всех и повсюду. Образ города, окруженного (и испытывающего угрозу) поясами нищеты и образ нации, которой угрожают другие страны, начали совпадать. Бедность и недовольство (этих «других», не желающих просто по-хорошему исчезнуть) находятся уже не на периферии, их уже можно встретить почти в любом месте городов… и стран.

Дело в том, что «реорганизация», проводимая властями полисов, этих разрозненных фрагментов, в качестве репетиции или тренировки для национальной реорганизации, бесполезна. Ибо их настоящая задача — не столько в реорганизации, сколько в стремлении изолировать «вредные» элементы, сводя к минимуму резонанс, который могут создать в полисе денег их протесты, борьба и сопротивление.

Те, кто правит городом, на самом деле лишь администрирует процесс фрагментации полиса, в надежде перейти к администрации процесса национальной фрагментации.

Приватизация городских пространств не что иное, как страх, нарушающий свою собственную логику. Полис превратился в хаотичный архипелаг. «Сосуществование» среди меньшинства возможно благодаря совместному страху перед «другим». Да здравствуют частные улицы! За ними последуют частные кварталы, города, провинции, нации, мир… все приватизированное, то есть изолированное и защищенное от «другого». Но даже состоятельный сосед рано или поздно тоже превратится в одного из «других».

Чего не смогла ядерная война, того добьются корпорации. Разрушив все, включая и источник собственного богатства.

Таков мир, не вмещающий ни одного из миров, даже своего собственного. Таков проект Гиперполиса, встающего над руинами государства-нации.

Неужели больше нет национальных целей, способных объединить полисы, нации, общества? Или уже не осталось политиков, способных провозгласить эти цели? В недоверии к политике — хотя это уже нечто куда большее, чем просто недоверие — появляется все больше элементов осуждения и ненависти. Рядовой гражданин все чаще начинает переходить от безразличия к суете политиков, к осуждению, принимающему все более «выразительные» формы. «Стадо» сопротивляется новой логике.

Вчера политик определял общую цель. Сегодня, пытаясь делать то же самое, но терпит поражение. Почему? Может быть, потому, что он добился собственной дискредитации? Или, точнее, проституировав цель, он еще в большей степени, проституировал политику как вид деятельности.

Не способный воспринять реальность, как точку отсчета, современный класс политиков создает себя из голограммы, размеры которой отвечают не масштабам его стремлений, а величине сегодняшнего календаря. Правитель деревни не отказался от мысли править городом, провинцией, нацией, целым миром… Дело лишь в том, что его сегодняшний день решается в деревне… и придется ждать ближайших выборов, чтобы сделать следующий шаг.

Если прежде у национального государства была возможность «видеть дальше» и создавать условия, необходимые для того, чтобы капитал производился «ин крещендо» и получал помощь в преодолении своих периодических кризисов, то разрушение основ национального государства больше не позволяет ему справиться с этой задачей.

Общественный «корабль» терпит крушение, и проблема не только в нехватке подходящего капитана, но и в том, что оказывается, что кто-то украл штурвал и его нигде невозможно найти. Если деньги стали динамитом, «операторами» по снесению здания были политики. Разрушив фундамент национального государства, традиционный класс политиков разрушил и основу своего существования. Сегодня всемогущие политические атлеты, не веря своим глазам, глядят на… недалекого торгаша, не имеющего ни малейшего понятия об искусстве управления государством, который даже не победил, а просто заменил их.

Традиционный класс политиков не способен восстановить основы национального государства. Как хищная птица, он довольствуется сегодня кормежкой за счет грабежа стран, и роется в грязи и крови, на которых строится империя денег. Пока он откармливается, бог денег ждет его за столом… в виде блюда.

Свобода рынка претерпела одну удивительную метаморфозу: человек теперь свободен выбирать в какой торговый центр ему идти, но в любом из них магазины и марки продуктов всегда будут одними и теми же. Старая сказка о свободе, проистекающей из тирании торговли, «свободы спроса и предложения», стала неактуальной.

Основы «западных демократий» подорваны. На их обломках проводятся кампании и выборы. Избирательная пиротехника вспыхивает так высоко, что уже не может осветить руин того, что когда-то называлось политической деятельностью.

Точно так же основа деятельности правительств — государственные соображения — уже никого не интересуют, их место занято соображениями рыночными, определяющими сегодня политику. Зачем нанимать на работу политиков, если маркетологи понимают новую логику Власти гораздо лучше?

Политик, то есть профессионал в вопросах государства, был заменен управляющим. В результате государственное видение дел, исходя из чисто рыночной логики, кажется полным безумием (управляющий — это лишь вчерашний приказчик, глубоко «убежденнный», что успех фирмы — это его личный успех), и таким образом горизонты сужаются и снижаются во всех измерениях.

Депутаты и сенаторы уже не создают законов, эту задачу выполняет «лобби», состоящее из помощников и советников.

Сироты и вдовцы — традиционные политики и их интеллектуалы чешут шевелюры (у кого таковые остались) и пытаются придумать себе новые алиби, чтобы предложить их на рынке идей. Но напрасно — там слишком слишком много продавцов и не видно ни одного покупателя.

Обращение к традиционному классу политиков с предложением стать «союзниками» в борьбе сопротивления стало бы неплохим упражнением по… ностальгии. Обратиться с тем же к неополитикам было бы симптомом шизофрении. Там, вверху, делать совершенно нечего, разве что можно создавать видимость того, что, может быть, что-то возможно еще сделать.

Но есть люди, которые заняты тем, что сначала придумывают существование штурвала, а потом пытается занять место за ним. Есть те, кто его ищет, уверенные, что он лежит брошенный где-то рядом. И еще есть те, кто делает из острова не убежище для самолюбования, а корабль, плывущий чтобы встретиться с другим островом, и еще одним, и еще одним …

IV. Война.

В атмосфере постмодернистского стресса Общества Власти, война — это диван для отдыха. Катарсис смерти и разрушения облегчает самочувствие, но не лечит. Сегодняшние кризисы куда серьезнее кризисов прошлого, поэтому радикальный выход из них — война, предлагаемая Властью, опаснее войн прошлого.

Сегодня глобализация — величайший в истории обман — не предпринимает ни малейшей попытки оправдать происходящее. Спустя тысячелетия после возникновения слова и вместе с ним разумных аргументов грубая сила вновь занимает решающее место в истории.

В истории консолидации Власти, человеческое сообщество превратилось в сосуществование. Война делает это еще более очевидным. Схема пары «подчиняющий-подчиненный» определяет сейчас отношения внутри мирового устройства и стремится стать новым критерием «человечества» даже для самых разрозненных из фрагментов планетарного общества.

Пустое пространство, оставленное государственными деятелями, согласно голограмме национального государства, сегодня оказывается занятым управляющими и карьеристами. Однако в ситуации кажущейся капиталистической упорядоченности, военные стратеги корпораций (новое поколение, которое уже не только читает и старается применять на практике Суня-Цзы, но и обладает достаточными материальными ресурсами, чтобы выполнить все необходимые для этого передислокации и маневры) предусматривают войны военные (наряду с войнами экономическими, идеологическими, психологическими, дипломатическими и др.) в качестве одного из элементов своей маркетинговой стратегии.

Рыночная логика (максимальная прибыль — всегда и любой ценой!) замещает традиционную военную (разрушение боеспособности противника). А в случае, если международное право этому мешает, оно должно быть или проигнорировано или уничтожено. Времена обоснованных оправданий закончились, сейчас можно не придавать особого значения ни «моральным», ни даже «политическим» оправданиям войны. Международные организации превратились в бесполезные и обременительные памятники прошлого.

Для Общества Власти, человек может быть либо клиентом, либо преступником. Для поощрения первого и уничтожения второго, политики придают незаконному насилию Власти видимость законности. Война уже не требует законов, которые ее «оправдали бы» или «признали бы правомочной», достаточно лишь того, чтобы политики объявили ее и подписали соответствующие приказы.

Если правительство Соединенных Штатов присвоило себе роль «полицейского» в Гиперполисе, следовало бы задаться вопросами: какой порядок оно стремится поддерживать? Чью собственность собирается защищать? Каких преступников будет преследовать? И какой закон даст ему право на подобные действия? То есть кто они — те «другие», от которых должно защищаться Общество Власти.

Для ведения войны нет худших командующих, чем профессиональные военные. Поэтому и раньше самыми великими из генералов и истинными победителями в войнах (не сражавшимися на поле брани) были политики, государственные люди. Но если сегодня их больше не осталось, то кто же командует нынешней войной за мировое господство? Сомневаюсь, что кто-нибудь, находясь в здравом рассудке, будет утверждать, что войной в Ираке командовали Буш или Рамсфелд.

Таким образом одно из двух — командуют или военные, или невоенные. Если это военные — результат можно будет увидеть очень скоро. Военный не останавливается, пока противник не будет полностью уничтожен. Уничтожить его полностью — значит, не нанести ему поражение, а именно уничтожить его, покончить с ним, ликвидировать. В этом случае выход из настоящего кризиса — лишь прелюдия к кризису куда большему, кошмар которого просто неописуем.

Если же это не военные, то кто же? Можно ответить — корпорации. Логика корпораций обычно подавляет логику индивидуальную и заставляет ее действовать в своих интересах. Как живое и разумное существо, корпорация дрессирует своих членов для движения в заданном направлении. В каком? К прибыли. При этой логике деньги направляются туда, где есть лучшие условия для быстрой, растущей и постоянной прибыли. Очевидно, что на этом пути, рано или поздно одна корпорация сталкивается с другой.

Станут ли итоги иракской войны разрешением кризиса в отношениях между крупными корпорациями? Нет, по крайней мере в ближайшем будущем. Продолжительность отвлекающего эффекта этого конфликта для претензий национального-государства-претендующего-стать-супернациональным равна времени рекламного ролика.

«Мы уже победили Ирак, — скажут граждане Соединенных Штатов, — а теперь? Новая война? Где? Это и есть новый мировой порядок? Война, ведущаяся везде и постоянно, прерываемая только рекламными объявлениями?»

Бессильно свалившееся на диван войны, Общество Власти перебирает свои комплексы и страхи. И у тех и других множество имен и лиц, но есть один общий знаменатель — «другой». До глобализации этот «другой» находился где-то очень далеко во времени и пространстве, но сейчас хаотическое строительство Гиперполиса привело его сюда — на «задний двор» Общества Власти.

Культура «другого» становится ненавистным зеркалом. Но не потому, что отражает власть во всей ее алчности и жестокости, а потому что рассказывает историю «другого». Другой не только не зависит от навязываемого ему извне «я» Власти, но и обладает своей собственной историей и достоинством, даже не подозревая о существовании этого «я» или его возникновении в будущем.

В Обществе Власти за маской личного успеха скрыто, поражение человека в его искусстве жить вместе с другими, в его коллективной сущности. А маска, в свою очередь, скрывает тот факт, что успех этот стал возможен за счет разрушения другого, коллективного существа. В течение десятилетий в воображении Власти слово «коллективное» отождествлялось с такими понятиями, как «злое», «незаконное», «ненавидящее», «жестокое», «беспощадное». «Другой» — это облик восставшего Люцибелла из новой «Библии» Власти (проповедующей не искупление, но подчинение), поэтому необходимо вновь изгнать его из рая. Вместо пылающего меча — крылатые ракеты.

Настоящее лицо «другого» — это его культура. Язык, верования, ценности, традиции, история создают коллективное тело народа и позволяют ему отличаться от иных народов и, исходя из этого отличия, общаться с ними. Нация без культуры — это нация без лица: без глаз, без ушей, без носа, без губ… и без мозга.

Разрушение культуры «другого» — самая полная форма его уничтожения. Грабеж культурных сокровищ Ирака не был результатом недосмотра или упущения со стороны оккупационных войск. Это была еще одна боевая операция.

В великих войнах великие тираны и палачи прилагали особые усилия к разрушению культуры. Схожесть между ненавистью к культуре у Гитлера и у Буша не результат того, что оба обладают одинаковыми чертами сумасшествия. Схожесть — в проектах подчинения мира, вдохновлявшие когда-то одного и не дающие покоя другому.

Культура — одна из немногих вещей, до сих пор поддерживающих жизнь в национальном государстве. Уничтожение культуры станет контрольным выстрелом. И никто не придет на похороны. Причем не из несознательности, а из-за нехватки «рейтинга».

Стартовыми военными событиями нового века не стали ни крушение башен-близнецов, ни бесславный и мало кому интересный спектакль с памятником Хусейну. XXI век начался глобализированным «нет войне!», вернувшим человечеству его сущность и объединившим его во имя единой цели. Никогда раньше в истории человечества, такое мощное «нет!» не потрясало планету.

Начиная с интеллектуалов всех мастей и величин и заканчивая неграмотными жителями самых безвестных уголков земли, «нет!» превратилось в мост, объединивший общины, деревни, поселки, города, провинции, страны и континенты. В манифестах и манифестациях это «нет!» стремилось отстоять превосходство разума перед силой.

Хотя это «нет!» частично угасло с оккупацией Багдада, в его все еще звучащем эхе больше надежды, чем бессилия. Тем не менее с тех пор многие переместились в пространстве теории и поменяли вопрос: «Что делать, чтобы остановить войну?» на другой: «Где произойдет следующее вторжение?».

Есть люди, наивно считающие, что заявления правительства Соединенных Штатов об отсутствии у него намерений применять военную силу в отношении Кубы, говорят о том, что можно не опасаться североамериканской военной акции против карибского острова. Однако стремление североамериканского правительства вторгнуться на Кубу и оккупировать ее реально. И это нечто большее, чем просто стремление. Сегодня это уже планы, с маршрутами, сроками, контингентами, этапами и целями, частичными и последовательными. Куба не просто территория, подлежащая завоеванию. Это вызов. Недопустимая вмятина на шикарном автомобиле неолиберальной современности. А морские пехотинцы — жестянщики. Если эти планы осуществятся, станет очевидно, как сейчас в Ираке, что целью было не свержение господина Кастро Руса и даже не изменение политического режима.

Вторжение и оккупация Кубы (или любой другой точки мировой географии) больше не нуждается в прикрытии в виде заявлений интеллектуалов «обеспокоенных» действиями национального государства (возможно, единственного, оставшегося таковым в Латинской Америке), направленными на усиление внутреннего контроля.

Если североамериканское правительство даже не смутилось от осторожного возражения ООН и правительств «первого мира», и не поколебалось перед прямым осуждением миллионов людей всей планеты, никакие протесты никаких интеллектуалов его не остановят (говоря о Кубе, несколько дней назад стало известно о «геройском» акте израильских солдат — казни одного палестинца выстрелом в затылок. Палестинцу было 17 месяцев от роду. Кем-то была сделана какая-нибудь декларация, какой-нибудь манифест с возмущенными подписями? Избирательный ужас? Усталость сердца? Или это самое «осуждаем в любом месте и от кого бы ни исходило» раз и навсегда включает все и каждую дозы террора, спускающегося сверху на тех, кто снизу? Достаточно просто сказать «нет» и всё?).

Этот террор не остановят выступления протеста, какими бы массовыми и продолжительными они ни были, даже внутри самих Соединенных Штатов.

Я хочу сказать, ОДНОГО ЭТОГО НЕДОСТАТОЧНО.

Главный элемент заключен в готовности жертвы к сопротивлению, гибкости ее ума, способного комбинировать различные формы сопротивления и еще в том, что может выглядеть достаточно «субъективным», — в воле людей, ставших жертвой. Таким образом, земли, оказавшиеся целью захвата (будь то Сирия, Куба, Иран, горы юго-востока Мексики) должны превратиться в территорию сопротивления. И я имею в виду не количество окопов, оружия, засад и систем безопасности (которые, тем не менее, тоже нужны), а о готовности («духа», сказали бы некоторые) людей к сопротивлению.

Кризисы наступают раньше, чем приходит их осознание, но размышления о последствиях или выходах из этих кризисов превращаются в политические действия. Массовое пренебрежение классом политиков — это не отказ от занятия политикой, а лишь отказ от определенной формы делания политики.

Если сегодня, на крайне ограниченном горизонте календаря Власти не виден никакой новый способ делания политики, то это совешенно не значит, что его нет вообще, что он не рождается в немногих (или многих) фрагментах различных человеческих обществ нынешнего мира.

В истории человечества все непокорности казались бесполезными не только накануне, но и во время самых глубоких ночей отчаяния. Но парадокс времени в том, что течет оно в нашу пользу. Если мы способны в это поверить.

Могут рухнуть многие статуи, но если поколения сохранят и укрепят свою решимость, победа непокорности окажется возможной. У нее не будет конкретной даты и не будет никаких торжественных парадов, просто возможности аппарата, превращающего собственный механизм в проект нового порядка, в какой-то момент полностью истощатся.

Я не проповедую пустую надежду. Я лишь хочу, чтобы все мы вспомнили мировую историю, и в каждой из стран — историю национальную.

Мы победим не потому, что это наша судьба, или потому, что так написано в наших соответствующих повстанческих или революционных библиях, а потому, что мы работаем и боремся ради этой победы.

Для этого необходимо чуть-чуть уважения к другому, который со своей, другой стороны, сопротивляется тому же. И побольше скромности, чтобы помнить, что у этого другого нам всегда есть чему научиться. И мудрость, чтобы не копировать, а создавать собственные теорию и практику, в которых не будет высокомерия, которые смогут признать ограниченность наших собственных горизонтов, но будут содержать инструменты, необходимые для их расширения.

Задача не в укреплении сегодняшних статуй, а в том, чтобы работать ради мира, в котором статуи будут служить лишь для того, чтобы на них гадили птицы.

Мир, в который поместится множество непокорностей. Не интернационал непокорности, а многооцветное знамя, музыка из множества разных мелодий. И если сегодня в ее звучании немало диссонансов, то это только потому, что календарь тех, кто внизу, пока лишь начинает создание партитуры, где каждая нота найдет свое место, свой объем, и главное — свою связность с другими нотами.

История далеко не закончилась. А в будущем — достойное, братское со-бытие разных человеческих существ станет возможно не в результате войн, направленных на подчинение другого, а благодаря этому «нет!» рожденному из стольких сердец, и как когда-то в давние времена, благодаря общему делу и вместе с ним — из жажды жизни… ради человечества, против неолиберализма.

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос.

Мексика

20 июля 2003 г.

Национальной и международной прессе.

Дамы и господа!

Не делайте вид, что вам безразлично. Я знаю, что все это время вы скучали и по мне и по моим неудачным шуткам. Перестаньте страдать, я опять с вами. И поскольку прекрасно могу себе представить, как вам скучно от этой трагикомедии, именуемой мексиканской политической жизнью, я вернусь к моему игривому и жизнерадостному стилю, который всегда был отрадой для больших и маленьких.

Мне известно, что директора ваших редакций растеряны. И это понятно — как сразу решить, где следует публиковать новости о Гордильо и «новой ИРП»,[120] о «самосамоубийстве» Дигны Очоа,[121] о проблемах Блэра и о «самосамоубийстве» Келли[122] (похоже, это уже эпидемия) и о дележе добычи, которой являются назначения «руководства политических партий». В какую рубрику следует отнести эти новости? В криминальную хронику? В светскую жизнь? В юмористический вкладыш? В общем, задачи перед ними стоящие — не из простых. Проэтому великодушно передаю вам некоторые «утечки информации», но не выдавайте ее источника, иначе после этого меня, в лучшем британском стиле, просто постараются убрать. Да нет, что вы, не за что. Конечно.

ПЕРВОЕ. Что сапатисты попросили сообщить министру иностранных дел Луису Эрнесто Дербесу, что «повторное провозглашение» им плана «Пуэбла — Панама» было бесполезно, потому что на повстанческих землях его осуществление не будет допущено. Они говорят, что у них достаточно средств и организованности, чтобы помешать реализации вышеупомянутого плана. И это не угроза, а предсказание.

ВТОРОЕ. Что Генеральное Командование САНО отправило послание бандам боевиков, копошащимся в Чьяпасе. И в послании говорится более-менее следующее: «Закон Талиона гласил «глаз за глаз и зуб за зуб», но мы, поскольку находимся сейчас в скидке, предлагаем «два глаза за глаз и челюсть за зуб», так что если вас это устраивает, решайтесь.

ТРЕТЬЕ. Что знаменитое (в горах юго-востока Мексики) и неуловимое (на шкале приемника) «Повстанческое Радио. Голос САНО» в ближайшем будущем начнет свое вещание на коротких волнах интергалактического пространства. Что у Супа будет специальная часовая музыкальная программа и выходить в эфир она будет как обычно, ночью. Что нет, петь Суп не будет, он предложит слушателям музыкальную фонограмму в сопровождении сказок и рассказов. Что программа «Дурито ДЖ» сейчас под вопросом, потому что жук начинает выделываться и не подписывает контракт (он требует программы по 24 часа в день).

ЧЕТВЕРТОЕ. Что мы просим мексиканское и международное гражданское общество освободить дни 8, 9 и 10 августа. Почему — неизвестно.

С гор юго-востока Мексики

СупМаркос

Мексика, июль 2003 г.

Мексика.

20 июля 2003 г.

Народу Мексики

Народам мира

Братья и сестры!

Несколько месяцев назад мы заявили связях и соглашениях, существующих между правительствами Мексики и Испании с целью подавления борьбы мексиканских индейцев в обмен на экстрадицию басков, проживающих в нашей стране. Бойня в Актеале, в Чьяпасе, в декабре 1997 года и неоправданные и незаконные депортации басков мексиканским правительством в конце 90-х стали последними штрихами к модели глобализации, навязываемой нам властью.

В последние дни, правительство сеньора Фокса, именующее себя «правительством перемен» продолжило эту позорную традицию произвольных задержаний и выдворений из Мексики басков, обвиняемых испанским государством в совершении преступлений. Депортируемые баски подвергаются пыткам сначала со стороны мексиканской полиции, а затем, по прибытии в Испанию, со стороны гражданской гвардии, как это было доказано в случае сеньора Хосе Мигеля Этксеандиа Меабе, по поводу чего этот «видный деятель» в сфере защиты прав человека, по имени Бальтасар Гарсон, не сказал ни слова. Случай сеньора Лоренсо Льоны Олальде, находящегося сегодня в тюрьме в городе Мехико — вообще верх произвола, потому что его обвиняют в преступлениях в период, когда его не было на испанской территории, и кроме того, у него мексиканское гражданство.

Несколько дней назад многие баски были задержаны и похищены мексиканской полицией, чтобы после предстать перед обвинением в сотрудничестве с баскской военно-политической организацией ЭТА. Доказательства, для оправдания этих задержаний, приводимые мексиканским и испанским правительствами, столь же прочны как и те, что были представлены Бушем и Блэром для оправдания нападения на Ирак, то есть — фальшивы.

Одновременно с этими арестами и выдворениями, резко возросла активность банд боевиков в юго-восточном мексиканском штате Чьяпас. В частности в чьяпасской зоне Лос-Альтос, в районе муниципалитетов Ченало, Пантело и Канкук боевики находятся в состоянии лихорадочной деятельности, что говорит о планах подготовки аргессии.

В качестве главных целей своих будущих нападений боевики указали лагеря беженцев в Сан-Педро-Поло, так называемый «Восьмой лагерь» и Актеаль, и уже несколько ночей подряд они собираются, чтобы пьянствовать, после чего открывают стрельбу в воздух дабы набраться мужества. В то же самое время, армейские гарнизоны и государственная полиция, находящиеся в этой зоне, прекратили патрулирование и наглухо закрылись в своих казармах, наверняка чтобы заявить после, что «мы ничего не слышали».

Таким образом, сегодняшняя «атмосфера» очень напоминает ту, что была накануне бойни в Актеале, Ченало, Чьяпас, в результате которой 45 мужчин, женщин и детей были зверски убиты боевиками.

САНО уже предупредила лидеров боевиков, что на этот раз безнаказанности не будет.

Мы призываем гражданское общество Мексики и мира потребовать от мексиканского и испанского правительств положить конец этой порочной связи, угрожающей вновь окрасить кровью невинных землю Лос-Альтос Чьяпаса.

Демократии!

Свободы!

Справедливости!

От имени Подпольного Революционного Индейского комитета -

Генерального Командования Сапатистской Армии Национального Освобождения

От имени Автономных Советов Сапатистских Повстанческих автономных муниципалитетов.

Субкоманданте Маркос

Мексика, июль 2003 г.

Мексика.

29 июля 2003 г.

Народу Мексики

Народам мира

Братья и сестры!

Вот наше слово:

Первое. — Как было показано, мир глобализированной власти вступил в самую агрессивную стадию своего развития, превратив войну в основное орудие контроля над другими. Тем не менее, агрессия против иракского народа продемонстрировала не только истинные разрушительные стремления нынешней глобализации, но и вызвала всемирное возмущение, величайшее в истории человечества. Несмотря на павшие статуи, мировое сопротивление выживает и растет. Борьба сапатистов — лишь малая часть многочисленных проявлений человеческого достоинства по всей планете.

Второе. — В нашей стране, класс мексиканских политиков (куда включены все зарегистрированные политические партии и три ветви государственной власти) предал надежды миллионов мексиканцев и тысяч людей из других стран на конституционное признание прав и культуры индейских народов Мексики. Недавно, абсолютно оторванные от реальности, мексикальные политики еще раз прекрасно продемонстрировали свою бесконечную способность выставлять себя в качестве посмешища, проведя самую комичную в истории Мексики избирательную кампанию. Высокий уровень воздержавшихся при голосовании на выборах прошлого 6 июля 2003 года был естественной народной реакцией на это, то чего они до сих пор не хотят видеть.

Третье. — Учитывая все это, САНО решила полностью прекратить любые контакты с федеральным правительством и политическими партиями, и сапатистские общины утвердили свое решение о превращении сопротивления в свою основную форму борьбы. В соответствующих коммюнике, оглашенных членами ПРИК-ГК САНО первого января этого года в городе Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас, Чьяпас, мы, сапатисты, подтверждаем наше качество повстанцев и заявляем, что несмотря на глупость и слепоту мексиканских политиков, так называемые «Договоренности Сан-Андреса о правах и культуре индейцев» (подписанные федеральным правительством и САНО 16 февраля 1996 года и отраженных в так называемой «Инициативе закона КОКОПА») на повстанческих территориях будут выполняться.

Четвертое. — Пользуясь этим случаем, мы, сапатисты, настаиваем на нашем праве выражать нашу солидарность со справедливой борьбой народов Мексики и мира, это — по отношению к тем, кто требует от нас ограничиться темой мексиканских индейцев. В мире мы выражаем нашу полную поддержку защитникам независимости Венесуэлы, народу Ирака и всем, кто борется и сопротивляется власти денег. В Мексике мы выражаем нашу поддержку братьям и сестрам, индейцам в первую очередь, сопротивляющимся во всей стране.

Пятое. — В течение этих месяцев, индейские сапатистские повстанческие общины, участники САНО, подготовили серию изменений, связанных со внутренней реорганизацией и с отношениями с национальным и международным гражданским обществом, и готовы публично проинформировать об этом.

Шестое. — Для объявления и объяснения этих изменений, 30 автономных сапатистских муниципалитетов обратились к ПРИК-ГК САНО с просьбой о том, чтобы субкоманданте Маркос временно выполнил, кроме своей роли представителя САНО, функции представителя автономных муниципалитетов. Согласно этому, начиная с сегодняшнего дня и в течение нескольких ближайших дней будут опубликованы соответствующие тексты, которые будут подписаны субкоманданте Маркосом от имени ПРИК-ГК САНО и автономных сапатистских повстанческих муниципалитетов.

Седьмое. — Братьев и сестер, которые в Мексике и других местах мира поддерживают с нами, связанные с совместными проектами, переписку и отношения, а также тех, кто из Мексики и других мест мира обратился к САНО с просьбой о нашем слове и/или участии в различных международных инициативах, направленных против глобализации власти, просим о понимании и терпении, потому что пока эти изменения не будут объявлены и не начнут действовать, мы не сможем уделить им того внимания, которого они заслуживают.

Это все… на сейчас.

Демократии!

Свободы!

Справедливости!

От имени Подпольного Революционного Индейского комитета -

Генерального Командования Сапатистской Армии Национального Освобождения,

От имени автономных сапатистских повстанческих муниципалитетов,

Субкоманданте Маркос

Мексика, июль 2003 г.

В горах юго-востока Мексики светает.

Неторопливо, своим медленным но уверенным движением, луна позволяет темной простыни ночи спуститься с ее тела, чтобы все увидели наконец зрелую наготу ее света. Вот она ложится на краешек неба, с единственным желанием смотреть и чтобы на нее смотрели, что значит прикасаться и чтобы к ней прикасались. Единственное, что может свет — это выделить себе противоположное, поэтому там, внизу одинокая тень протягивает руку облаку и шепчет ему:

«Иди со мной, сердцем своим посмотри туда, куда указывает тебе мой взгляд, иди по моему следу и усни у меня на руках. Там, вверху, звезды и луна превращаются в улитку, которая — одновременно и источник и судьба. Смотри и слушай. Эта земля — достойная и восставшая. Мужчины и женщины, которые живут на ней — точно такие же, как и многие другие мужчины и женщины мира. Давай пройдем дальше, чтобы увидеть и услышать их сейчас, когда время зависло между ночью и днем, когда рассвет царит над этими землями.

Осторожно с лужами и грязью. Ступай лучше след в след, следы в этом, как и многих других случаях, знают больше. Слышишь смех? Это пара, повторяющая в это время древний ритуал любви. Он шепчет что-то, она смеется и этот смех — как песня. Потом тишина, потом вздохи и приглушенные стоны. Или как раз наоборот — сначала вздохи и стоны, а потом шепот и смех. Но пройдем дальше, ведь любви не нужны никакие свидетели, кроме жадного слияния тел и взглядов, а солнечный свет не заботясь о времени, обнажает любые тени.

Подойди сюда. Давай присядем здесь, я хочу тебе кое-что рассказать. Мы — на восставших землях. Здесь живут и борются эти самые, зовущие себя «сапатистами». Они очень другие, эти сапатисты… и многих обычно доводят до отчаяния. Вместо того, чтобы ткать свою историю из казней, смерти и разрушения, они стремятся жить. И многочисленные авангарды мира хватаются за голову, потому что в этом «победа или смерть» сапатисты и не побеждают, и не умирают, но и не сдаются, и изо всех сил избегают как мученичества, так и сдачи врагу. Совершенно другие они. И даже этот самый, о котором говорят, что он их лидер, некий Суп Маркос, больше похож на Кантинфласа или Педро Инфанте, чем на Эмилиано Сапату или Че Гевару. И нечего даже говорить, что никто не принимает их всерьез, потому что впереди всех в насмешках над ними — они сами.

Они — восставшие индейцы. Таким образом, они рвут с традиционной схемой, которая сначала из Европы, а потом всеми другими, одетыми в цвет денег, была навязана им, чтобы смотреть и быть смотримыми.

Так что их не удовлетворяет ни «сатанизированный» образ жертвоприносителей людей дабы ублажить своих богов, ни образ несчастного индейца с протянутой рукой, в ожидании милостыни от того у кого есть все, ни образ простодушного дикаря, развращенного современностью, ни образ младенца, умиляющего взрослых своим бормотанием, ни образ покорного пеона всех асьенд, ранящих историю Мексики, ни образ умелого ремесленника, чьи работы украсят стены дома того, кто на самом деле его презирает, ни образ невежды, который не может высказывать своего мнения на темы, выходящие за границы ограниченного горизонта его географии, ни образ труса, трепещущего перед ликом богов небесных и земных.

Потому что представь себе, сизый странник, что эти индейцы умудряются раздражать даже тех, кто симпатизирует их делу. Потому что они не подчиняются. Когда от них ждут слов, они молчат. Когда ожидают их молчания, они говорят. Когда от них ждут руководства, они отступают назад. Когда ожидают, что они останутся позади, они заходят с другой стороны. Когда ожидают, что они ограничатся своей географией, они обращаются ко всему миру и борьбе других. То есть, довольными они никого не оставляют никого. И кажется, это их не особенно волнует. По настоящему их волнует лишь быть в согласии с своим сердцем, поэтому они следуют путями, которое оно им указывает. Кажется, именно это они сейчас и делают. Везде на дорогах возникают люди. Они приходят и уходят, обмениваясь скупыми приветствиями. Проводят долгие часы на собраниях, ассамблеях или чем-то в этом духе. Входят туда с хмурыми лицами и выходят с сообщническими улыбками.

Ммм…

И что бы там ни было, наверняка то, что они будут говорить или делать, понравится далеко не всем. Кроме того, как говорит Суп, специальность сапатистов — в том чтобы создавать проблемы и потом искать, кому их решать. Так что от этих собраний можно ожидать только новых проблем…

Может быть, если мы посмотрим внимательно, нам удастся угадать, в чем дело. Сапатисты — очень другие, не знаю говорила ли я тебе об этом раньше, дело в том что они представляют себе некоторые вещи раньше, чем эти вещи возникают на самом деле и думают, что называя их, эти вещи могут обрести жизнь и пуститься в путь… и да, создавать проблемы. Так что они наверняка уже себе что-то представили и будут начинать действовать так, будто это уже существует, и никто ничего не поймет, пока не пройдет время, потому что на самом деле, однажды названное, начинает обретать плоть, жизнь и будущее.

Таким образом, мы можем попробовать найти какую-нибудь подсказку… Нет, не знаю, где искать ее… Мне кажется, они привыкли смотреть ушами и слушать взглядом. Да, я понимаю, что звучит немного сложно, но сейчас мне не приходит на ум ничего лучшего. Поднимайся, пойдем дальше.

Смотри, вон там ручей образует воронку и в ее середине пляшет луна в своем кривом танце. Воронка… или улитка.

В этих краях говорят, что старейшие из стариков говорят, что другие их очень давние предки говорили, что самые первые люди этой земли особенно ценили фигуру улитки. Говорят, что говорят, что говорили, что улитка представляет собой вход в сердце, потому что именно сердцем называли знание самые первые из людей. И говорят, что говорят, что говорили, что улитка представляет собой еще и выход из сердца в мир, потому что именно миром называли жизнь самые первые из людей. И еще, говорят, что говорят, что говорили, что улиткой называли коллектив, для того, чтобы слово шло от одного к другому и рождалось согласие. И кроме того, говорят, что говорят, что говорили, что улитка помогала уху услышать даже самое дальнее из слов. Это то, что говорят, что говорят, что говорили. Я не знаю. Я иду, держа тебя за руку, и показываю тебе то, что видит мой слух и что слышит мой взгляд. И вижу и слышу улитку, пу’й, как называют ее на здешнем языке.

Шш… Тишина. Рассвет уже уступает свое место дню. Да, я знаю, что еще темно, но посмотри, как в этих домах вспыхивают понемногу огни очагов. Поскольку сейчас мы тени укрытые тенью, никто нас не видит, но если бы нас увидели, нас наверняка угостили бы кофе, который всегда так кстати в эти холода Как и твои пальцы, переплетающиеся у меня в руке с моими. Смотри, луна уже соскользнула на запад, укрыв за горами свою беременность светом. Пора уходить, время скрыть наши шаги в пещере, месте освобождения страсти и замены одной усталости на другую, более приятную. Пойдем, там я всем своим телом и словом буду шептать тебе: «Как хотел бы я быть/радостью, среди стольких/радостью среди всех/радостью для тебя/любовью, любовью, любовью/любовью твоей любви/но/ я лишь тот, кто я есть»/(Педро Салинас «Слова для тебя»). Там мы уже ничего не увидим, но в полусне страсти, приплывшей в надежный порт, мы сможем услышать то, что в последние дни беспокоит этих сапатистов, занятых переделыванием всего на свете, даже самого времени, и вновь, как знамя, поднимающих другой календарь… календарь сопротивления.»

Тень и свет уходят. Они не заметили, что в одном из домов тусклый огонек горел всю ночь. Сейчас, внутри, группа мужчин и женщин разделяют между собой кофе и тишину, точно так же как только что разделяли слово.

В течение долгих часов, эти существа со смуглым сердцем создавали своими мыслями огромную улитку. Начавшись с тематики международной, их взгляд и мысль уходили вовнутрь, проходя последовательно через национальное, региональное и местное, пока они не пришли к тому, что они называют «Вотан. Хранитель и сердце народа», к сапатистским селениям. Так, начиная с самого внешнего из витков улитки, обсуждались такие слова, как «глобализация», «война для подчинения», «сопротивление», «экономика», «город», «село», «политическая ситуация» и другие, постепенно стиравшиеся после конкретного вопроса «- Ясно, или есть вопросы?». В конце пути извне вовнутрь улитки, в центре улитки осталась только одна аббревиатура «САНО». После этого возникают предложения, и в мыслях и сердцах возникают окна и двери, видимые лишь им (среди прочих причин, из-за того, что их пока не существует). Рассеянные и несовпадающие между собой слова начинают искать общий, коллективный путь. Кто-то спрашивает «- Договорились?» «Да», подтверждает голос уже коллективный. Вновь начинается путь по спирали улитки, но на этот раз в противоположном направлении, наружу. Тряпка для вытирания лишнего тоже следует этим путем, пока на старой школьной доске не останется одна-единственная фраза, кажущаяся бредом для многих, но для этих мужчин и женщин именно в ней главный смысл их борьбы: «Мир, в который вместятся многие миры». И сейчас будет принято решение.

Тишина и ожидание. В ночной дождь выходит одна из теней. Короткая вспышка света едва освещает ее взгляд. И в вернувшуюся темноту поднимаются кольца дыма из ее рта. Заложив руки за спину, она начинает ходить взад и вперед. Несколько минут назад там, внутри, было принято решение об одной смерти…

Несколько дней назад, Сапатистская Армия Национального Освобождения приняла решение о смерти так называемых Агуаскальентес в Ла-Реалидад, Овентике, Ла-Гарруче, Морелии и Роберто-Барриос. Все они находятся на восставшей территории. Решение о ликвидации «Агуаскальентес» было принято в результате долгих размышлений…

8 августа 1994 года, на сессии Национальной Демократической Конвенции, проведенной в Гуадалупе-Тепейак, команданте Тачо, от имени Подпольного Революционного Индейского комитета — Генерального Командования Сапатистской Армии Национального Освобождения, в присутствии шести тысяч человек, прибывших из разных мест Мексики и мира, открыл первый Агуаскальентес и передал его национальному и международному гражданскому обществу.

Многие так и не познакомились с этим первым Агуаскальентес, некоторые потому что не смогли приехать, другие потому что были тогда слишком молоды (если вам сейчас 24 года, то есть пошел 25, то тогда вам было 14 лет, то есть шел 15), а был это выдающийся корабль. Он стоял на мели на краю одного из холмов и его гигантские белые паруса были готовы к пересечению семи морей. Над капитанским мостиком гордо и вызывающе реял «веселый Роджер». Вправо и влево раскрывались как крылья огромные национальные флаги Мексиканских Соединенных Штатов. На нем были собственные библиотека, клиника, уборные, оросительные системы, фоновая музыка (в которой настойчиво сменяли одна другую две темы: «Странница с косой» и «Меченые карты»), и по некоторым слухам, была даже оборудована площадка для покушений. Общая фигура строения напоминала, благодаря тому что мы называли «косым домом», как я когда-то рассказывал, гигантскую улитку. На самом деле, «косой дом» не был косым, в нем существовал разлом, напоминавший на первый взгляд архитектурную ошибку, но с высоты можно было видеть спираль, сформированную его конструкциями. Экипаж первого «Агуаскальентеса» состоял из индивидуумов и «индивидуумш» без лица, очевидных нарушителей морских и земных законов, а его капитаном был самый выдающийся из всех пиратов, когда-либо бороздивших океаны — заплата на месте отсутствующего правого глаза, черная борода с серебристыми проборами, выступающий нос, крюк-кошка в одной руке и сабля в другой, одна нога настоящая, другая деревянная, пистолет за поясом и трубка в зубах.

Процесс прихода к строительству этого первого Агуаскальентес был случайным… и болезненным. И я имею в виду не его физическое построение (осуществленное в рекордные сроки и без телерекламы), а концептуальное. Объясняю:

Мы, после 10 лет нашей подготовки убивать и умирать, пользования и использования всех видов оружия, производства взрывчатки, проведения стратегических и тактических военных маневров, то есть после подготовки к ведению войны, в результате первых же дней боев подверглись вторжению настоящей армии сначала журналистов, а затем — мужчин и женщин самого различного социального, культурного и национального происхождения. Это было после известных «диалогов в Церкви» в феврале-марте 1994 года. Журналисты с перерывами разной продолжительности продолжили появляться, но присутствие другого странного явления, называемого нами «гражданским обществом», чтобы провести различие между ним и классом политиков и в то же время не замыкать его в рамках тех или иных социальных классов, было всегда постоянным.

Мы учились и, думаю, это гражданское общество тоже. Мы учились слушать и говорить, точно так же, думаю, как и гражданское общество. Думаю еще, что это обучение для нас было менее сложным.

В конце концов, происхождение САНО было следующим — группа «просветвленных», прибывших из города чтобы «освободить» эксплуатируемых, столкнувшись с реальностью индейских общин, оказалась похожей больше на перегоревшие фонарики чем на «просветвленных». Сколько времени заняло наше понимание того, что мы должны были сначала научиться слушать, а только потом говорить? Трудно сказать точно, прошло немало лун, но, думаю, это заняло в общей сложности не меньше двух лет. То есть, то что в 1984 году было классическим революционным партизанским отрядом (вооруженное восстание масс, захват власти, установление социализма сверху, множество статуй, обилие героев и мучеников, чистки, и т. д., в общем, счастливый мир), в 1986 году было уже вооруженной группой, в подавляющем большинстве индейской, внимательно слушающей и едва произносящей свои первые слова со своим новым учителем — индейскими народами.

Думаю, я уже много раз раньше рассказывал эту часть процесса организации (или «реорганизации») САНО. Но сейчас я повторяю это не для того чтобы надоедать вам собственными ностальгическими воспоминаниями, а чтобы попробовать объяснить как мы пришли к строительству первого Агуаскальентеса и потом к их распространению на сапатистских, то есть на восставших, землях.

Всем этим я хочу сказать, что главным актом в создании САНО было наше обучение сначала слушать, а потом — говорить. Думаю, что мы научились этому тогда хорошо и поэтому добились успеха. При помощи этого нового инструмента, созданного нами из слов, которым мы научились, САНО вскоре превратилась в организацию не только, насчитывающую тысячи бойцов, но и со всей очевидностью «слившуюся» с индейскими общинами. Иными словами, мы перестали быть «иностранцами» и превратились в часть этого забытого страной и миром уголка — гор юго-востока Мексики.

Наступил момент, я не могу сказать когда точно, когда уже не было так, что с одной стороны САНО и с другой — индейские общины, а все мы уже являлись просто сапатистами. Вспоминая этот период, я неизбежно становлюсь схематичен. Надеюсь у нас еще будет другая возможность и другое средство, чтобы описывая этот процесс более подробно, вспомнить, что, в нем, конечно, было немало противоречий, просчетов и провалов.

Итак, мы находились еще в процессе, так сказать, обучения (хотя, думаю, мы никогда не прекращаем учиться), когда у «вновь появившегося» Карлоса Салинаса де Гортари (в те времена, президента Мексики, благодаря неслыханной фальсификации результатов выборов) возникает «блестящая» идея провести реформы, которые закончились лишением права крестьян на землю.

Последствия этого в уже сапатистских общинах оказались просто чудовищными. Для нас (обратите внимание, я уже не делаю различия между общинами и САНО), земля — это не товар, она обладает множеством культурных, религиозных и исторических черт, объяснять которые я сейчас не буду. Так что неожиданно ряды наших регулярных войск начали расти в геометрической прогрессии.

И не только они, стала расти и нищета, и вместе с ней смерть, особенно среди детей младше пятилетнего возраста. По возложенным на меня в то время обязанностям, я должен был по радио проводить перекличку уже сотен селений, и не было ни дня, когда одно из них не сообщало бы нам о смерти мальчика, девочки, матери. Как на войне. Потом мы поняли, что это действительно была война. Неолиберальная модель, которую со всеми присущими ему цинизмом и развязностью возглавил Карлос Салинас де Гортари, стала для нас настоящей войной на уничтожение, этноцидом, в результате которого уничтожались целые индейские народы. Поэтому, когда мы говорим о «неолиберальной бомбе», мы знаем о чем говорим.

Представляю себе (и найдутся серьезные исследователи, которые смогут привести точные цифры и провести исчерпывающий анализ), что то же самое происходило во всех индейских общинах Мексики. Разница заключалась лишь в том, что мы были вооружены и подготовлены к войне. Одно стихотворение Марио Бенедетти гласит, что мы не всегда делаем то, что хотим, что мы не всегда можем, но всегда имеем право не делать того, чего не хотим. И в нашем случае, мы не хотели умирать… или, точнее, не хотели умирать таким образом.

Я уже говорил когда-то раньше, о том как важна для нас память. И поэтому смерть от забвения была (и остается) для нас худшей из смертей. Я знаю, что это звучит апокалиптично, и многие найдут в этих моих словах мученический оттенок, но на самом деле, мы оказались в тот момент перед выбором, но не между жизнью и смертью, а между одним видом смерти и другим. Решение, коллективное, и обсужденное с каждым из, в те времена, десятков тысяч сапатистов, это уже история — именно оно вызвало тот взрыв на рассвете первого января 1994 года

Ммм. Мне кажется, я отвлекаюсь, потому что задача этого текста — сообщить вам, что мы приняли решение о смерти сапатистских Агуаскальентес. И не только сообщить, но и постараться объяснить вам, почему. Так что будьте великодушны и читайте дальше.

Загнанные в угол, мы выступили в ту ночь 1994 года, ясно представляя себе только две вещи — первая заключалась в том, что нас уничтожат, и вторая — в том, что это привлечет внимание порядочных людей к преступлению, которое будучи молчаливым и находясь вдали от средств информации, является от того не менее кровавым — геноцид тысяч семей мексиканских индейцев. Так, как я это говорю, может привести к мысли, что у нас было (или есть) призвание мучеников, приносящих себя в жертву ради других.

На самом деле, это не так. Потому что хотя, если здраво рассуждать, у нас не было ни малейшего военного шанса на успех, наше сердце думало не о смерти, а о жизни, и поскольку мы были (и остаемся) сапатистами и, следовательно, привыкли всегда и во всем сомневаться, мы думали, что можем ошибаться в том, что нас обязательно уничтожат, и что, может быть, восстанет народ всей Мексики. Но, откровенно говоря, это наше сомнение было слишком маленьким, чтобы реально предположить то, что произошло на самом деле.

А произошло именно то, что послужило причиной создания первого Агуаскальентес и остальных, за ним последовавших. Думаю, нет необходимости повторять описание того, что произошло. Я почти уверен (хотя обычно я почти ни в чем не уверен), что читающий эти строки в чем-то или во многом связан с тем, что произошло.

Так что сделайте усилие и поставьте себя на наше место — долгие годы готовиться стрелять из оружия и вдруг оказывается, что основным оружием становится слово. И об этом просто только говорить, вот сейчас я перечитываю то, что написал и кажется, что все произошло как-то само по себе и естественно, как силлогизм из тех, которым учат школьников. На самом же деле, в тот период, поверьте мне, все было далеко не так просто. Пришлось очень много спорить… и мы продолжаем это делать. Но дело в том, что воин никогда не забывает того, чему его учили, и как я уже объяснил раньше, мы научились слушать и говорить. Так что тогда, как сказал не помню кто, история, уставшая от долгого пути, повторялась, и мы вновь были, как в самом ее начале, то есть, вынуждены опять учиться.

И мы узнали, например, что мы были другими, и что было множество других, отличных от нас, и в то же время различных между собой. То есть, почти немедленно после бомб («это были не бомбы, а ракеты», поспешили тогда уточнить некоторые скурпулезные интеллектуалы, критиковавшие прессу за то, что она писала о «бомбежках индейских общин») на нас обрушилось такое невероятное разнообразие организаций и персонажей, что мы не раз подумали, что действительно, возможно было бы лучше, если бы нас, как и предполагалось, сразу просто уничтожили.

Один боец определил это в совершенно сапатистских терминах в апреле того 1994 года. Он пришел доложить мне о прибытии каравана гражданского общества. Я спросил его, сколько их (их нужно было где-то разместить) и кто они (я спрашивал не об имени каждого, а об организациях или группах, к которым они принадлежали). Повстанец задумался, чтобы сначала взвесить вопрос, а потом решить, как лучше на него ответить. Это обычно занимает какое-то время, и я зажег трубку. После долгой паузы, этот товарищ сказал: «Их до фига и они — это полный улёт». Думаю, что бесполезно распространяться о вселенной количественных значений научного понятия «до фига», но словом «улет» повстанец хотел выразить не свое отрицательное отношение или настроения прибывших, а определял композицию состава группы. Что значит «улёт»? спросил я его. «Улёт», ответил он, «Там хватает… всех… понемногу… и их там до фига», закончил он, чтобы я понял что нет более точного научного термина, чтобы определить лучше разнообразия, вторгшегося на восставшую территорию. Вторжение повторилось вновь и вновь. Иногда их было действительно до фига. В других случаях, их было больше, чем до фига. Но всегда это был, прибегая к неологизму, использованному повстанцем, «полный улёт».

Тогда мы почувствовали, что у нас нет выбора, что мы должны были научиться, и эта учеба должна была стать делом немедленным и срочным. Так, мы подумали о школе, где мы стали бы учениками, и этот «улёт» учителем. К июню 1994 года мы были уже готовы (то есть, мы не слишком быстры, чтобы понять, что нам необходимо учиться) и родилась известная «Вторая Декларация Лакандонской Сельвы», в которой был призыв к созданию «Национальной Демократической Конвенции» (НДК).

История НДК — тема для другого рассказа, я называю ее просто чтобы сориентировать вас во времени и пространстве. Пространство. Да, это было частью проблемы в нашей учебе. То есть, нам было необходимо пространство, чтобы научиться слушать и говорить с этим разнообразием, которое мы называем «гражданским обществом». Тогда мы договорились создать такое пространство и назвать его Агуаскальентес, поскольку это должно было стать главным помещением Национальной Демократической Конвенции (в честь места проведения Конвенции мексиканских революционных сил второго десятилетия ХХ века). Но идея Агуаскальентес шла дальше этого. Мы хотели иметь пространство для диалога с гражданским обществом. И слово «диалог» значило еще научиться слушать другого и научиться говорить с ним. Тем не менее, пространство Агуаскальентес было связано с коньюктурной политической инициативой, и многие предположили, что когда эта инициатива была исчерпана, существование Агуаскальентес потеряло смысл. Очень немногие вернулись в Агуаскальентес Гуадалупе-Тепейак. Потом было предательство Седильо 9 февраля 1995 года и Агуаскальентес был практически полностью разрушен федеральными войсками. На его месте были построены военные казармы.

Но если есть что-то характеризующее сапатистов, то это настойчивость («или глупое упрямство», подумают некоторые). Так что не прошло и года, как новые Агуаскальентес возникли в разных местах восставшей территории — Овентик, Ла-Реалидад, Ла-Гарруча, Роберто-Барриос, Морелия. Тогда Агуаскальентес действительно стали тем, чем должны были являться — пространством для встречи и диалога с национальным и международным гражданским обществом. Кроме своей функции центров крупных инициатив и встреч в памятные даты, они превратились в место повседневной встречи «гражданских обществ» и сапатистов.

И не только. Другие Агуаскальентес возникли в других точках национальной территории (сразу вспоминаю «Каса-дель-Лаго», созданный организацией КЛЕТА[125] и самый новый, под названием «Охо-де-Агуа» в университетском городке Мексиканского Национального Автономного Университета — оба в Мехико), и мира (самый последний в Мадриде, Испании). Те, кто создал и сохранил эти пространства, должны быть недовольны, читая сейчас о том, что сапатисты приговорили Агуаскальентес к смерти. Но они будут неправы, рассердившись на нас, потому что у сапатистов полных смертей не бывает.

Я говорил вам, что мы стараемся научиться в результате наших встреч с национальным и международным гражданским обществом. Но мы ожидаем еще и того, что оно тоже будет учиться. Сапатистское движение возникло, кроме всего прочего, и из требования уважения. И уважение мы получали далеко не всегда. Нет, нас никто не оскорблял. Или по крайней мере, никто сознательно не стремился к этому. Просто дело в том, что жалость для нас — это вызов, а милостыня — пощечина. Потому что, параллельно с возникновением и работой этих пространств встречи, которыми являлись Агуаскальентес, в некоторой части гражданского общества сохранился, как мы его называем, «синдром Золушки». Из баула воспоминаний достаю фрагменты письма, написанного мной больше 9 лет назад: «Мы не упрекаем вас ни в чем (представителей гражданского общества, приезжающих в общины), мы знаем, что вы серьезно рискуете, направляясь на встречу с нами и привозя помощь гражданским жителям, находящимся по эту сторону. Но боль наша не от нашей бедности, а от того, что видим в других то, чего другие не видят, все ту же сиротливость свободы и демократии, все ту же нехватку справедливости. (…) Из того, чем наши люди приобрели, благодаря этой войне, храню пример «гуманитарной помощи» для чьяпасских индейцев, прибывший сюда пару недель назад — импортную туфельку розового цвета на тонком каблуке, размера 6,5… без пары. Я все время ношу ее в своем рюкзаке, чтобы напоминать себе в перерывах между интервью, фоторепортажами и предполагаемыми сексуальными отвлечениями, чем мы стали для страны после первого января — Золушкой. (…) Эти добрые люди, искренне отправляющие нам импортную туфельку розового цвета на тонком каблуке, размера 6,5, без пары… думают, что мы по нашей бедности примем все что угодно, благотворительность и милостыню. Как сказать всем этим добрым людям, что нет, что мы не хотим продолжать жить за счет стыда Мексики?.. На эту часть нужно наложить немного макияжа, чтобы выглядело поприличнее… Нет, мы не хотим так жить дальше.»

Это было в апреле 1994 года. Тогда мы думали, что это вопрос времени, что люди поймут, что индейцы-сапатисты имеют собственное достоинство и ищут не милостыни, а уважения. Вторая розовая туфелька так никогда и не пришла, и первая осталась без пары, и в Агуаскальентес скапливаются испорченные компьютеры, просроченные лекарства, экстравагантная (для нас) одежда, не годящаяся даже для театральных представлений («показов», говорят здесь) и, конечно же, непарная обувь. И продолжают поступать такие же вещи, как будто эти люди говорили «бедненькие, они очень нуждаются, наверняка им сгодится все что угодно, а мне этот хлам мешает».

Еще бывает милостыня более более замысловатая. Ее раздачей заняты некоторые неправительственные организации и международные организмы. Она состоит, грубо говоря в том, что они сами решают, что именно нужно общинам, и даже не спросив ничьего мнения, навязывают не только определенные проекты, но и время и формы их осуществления. Представьте себе отчаяние общины, которой нужна питьевая вода, а ей навязывают библиотеку, или которой нужна школа для детей, а ей дают курс лечения травами.

Несколько месяцев назад, один левый интеллектуал писал, что гражданское общество должно мобилизоваться, чтобы достичь выполнения Договоренностей в Сан-Андрес, потому что индейские сапатистские общины очень страдают (внимание — не потому что это было бы справедливо для индейских народов Мексики, а для того, чтобы сапатисты не испытывали притеснений).

Минуточку. Если бы сапатистские общины захотели, в них был бы самый высокий в Латинской Америке уровень жизни. Представьте, сколько было бы готово вложить правительство, чтобы добиться нашей сдачи и сделать много фотографий и телевизионных роликов, в которых Фокс или Мартита занимались бы очередной саморекламой, тем временем, как страна разваливается у них в руках. Какой суммы не заплатил бы нам «вновь появившийся» сегодня Карлос Салинас де Гортари, чтобы закончить свой мандат не с грузом убийств Колосио[126] и Руиса Массьеу,[127] а с фотографией подписания мира с сапатистами, и Супа, сдающему свое оружие (может быть, то, что было дано ему Богом?) тому, кто разорил миллионы мексиканцев? Сколько не предложил бы нам Седильо, за картинку своего триумфального въезда в Ла-Реалидад, чтобы отвлечь всех от экономического кризиса, в который он вверг страну? Сколько не был бы готов заплатить «котлетник» Альборес,[128] чтобы сапатисты согласились с его эфимерной «ремуниципализацией», которую он навязал во время своего трагикомического правления?

Нет. Предложений по покупке своей совести сапатисты получили более чем достаточно, и тем не менее они продолжают сопротивление, превращая свою бедность (для тех, кто научится видеть) в урок достоинства и щедрости. Потому что сапатисты говорят «для всех всё, для нас ничего», и если они это говорят, значит так и живут. Конституционного признания прав и культуры индейцев и улучшения условий жизни — для всех индейских народов Мексики, а не только для индейцев-сапатистов. Демократии, свободы и справедливости — к которым мы так стремимся, — для всех мексиканцев, а не только для нас.

Многим мы пытались объяснить, что цель сопротивления сапатистских общин в том, чтобы вызвать не жалость, а уважение. Здесь сейчас бедность — оружие, выбранное нашими народами для достижения двух задач: чтобы продемонстрировать, что мы не ищем асистенциализма, и чтобы показать собственным примером, что можно править и быть управляемым без паразита, называющего себя правителем. Хотя эта тема сопротивления, как формы борьбы, тоже не является задачей этого текста.

Поддержка, которой мы ждем — это для строительства малой части того мира, в который вместятся все миры. Это поддержка политическая, а не милостыня.

Часть индейской автономии (о которой речь в известном «Законе Кокопа») — это способность к самоуправлению, то есть осуществлению гармоничного развития общественной группы. Сапатистские общины давно заняты этим и не раз доказывали, что могут справляться с этими функциями куда лучше, чем те, кто называют себя правительством. Помощь индейским общинам не должна восприниматься, как помощь умственно неполноценным, которые сами не знают, что им нужно (и поэтому надо сказать им, что они должны получить) или детям, которым нужно сказать, что они должны есть, в котором часу и каким образом, чему им надо учиться, что они должны говорить и что должны думать (хотя я сильно сомневаюсь, что сегодня остаются еще дети, способные согласиться с таким). Но именно так рассуждают некоторые неправительственные организации и значительная часть организмов, финансирующих проекты общин.

За проекты отвечают сапатистские общины (и есть немало неправительственных организаций, могущих засвидетельствовать это), они их начинают, делают их продуктивными и направлено это на благо коллектива, а не на личную выгоду. Те, кто поддерживает одну или несколько сапатистских общин, поддерживает не только улучшение материального положения того или иного коллектива, но и проект гораздо более простой, и вместе с этим несравненно более всеобъемлющий — строительство нового мира, в который вместятся многие миры, в котором милостыня и подачки других станут частью научно-фантастических романов… или прошлого, ненужного и забываемого.

Со смертью Агуаскальентес умирает и «синдром Золушки» некоторых «гражданских обществ» и патернализм некоторых национальных и международных неправительственных организаций. По крайней мере, они умирают для сапатистских общин, которые с этого момента больше не получат подачек и не позволят навязывания им проектов.

По этой и по другим причинам, которые мы увидим потом, ближайшего 8 августа 2003 года, в день рождения первого Агуаскальентес, будет объявлено о смерти Агуаскальентесов. Праздник (потому что есть смерти, которые нужно праздновать) будет в Овентике и приглашаются все те, кто эти десять лет поддерживал восставшие общины, будь то проекты, лагеря мира, караваны, просто внимание к ним или товарищеское слово, все что угодно, за исключением жалости и милостыни.

9 августа 2003 года родится нечто другое. Но об этом я расскажу вам завтра. Точнее, чуть позже, потому что здесь, в горах юго-востока Мексики, достойном уголке родины, восставшей земле, убежище нарушителей закона (всключая закон притяжения) и кусочке великой мировой головоломки сопротивления ради человечества и против неолиберализма, уже рассветает.

Идет дождь. Этот бесконечный дождь июля, седьмого месяца года. Я дрожу у костра, пpоворачиваясь вокруг собственной оси, как цыпленок на веретеле, чтобы хоть немного обсохнуть. Вышло так, что собрание с комитетами закончилось очень поздно, глубокой ночью, и наш лагерь находился довольно далеко от места собрания. Когда мы выходили, дождя не было, но кажется, он дожидался нас. Ливень обрушился как раз, когда мы были в середине пути, то есть когда было совершенно все равно идти дальше, или возвращаться. Повстанцы зашли под навесы, чтобы переодеть промокшие униформы. А я нет, и не потому что я такой герой, а по глупости, потому что желая облегчить вес моего рюкзака, я не взял сменной одежды. И вот я здесь, в роли «цыпленка а-ля Синалоа». Причем, все это совершенно безрезультатно, потому что по непонятно какой причине, моя фуражка во время дождя впитывает воду, как губка, и сама выжимает ее на меня, как только я захожу под крышу. Так что под навесом, под которым разведен костер, у меня есть собственный персональный дождь. Но эти странности меня уже давно не удивляют. В конце концов мы на сапатистских землях, где абсурд так же постоянен, как и дождь, особенно в седьмом месяце года. Сейчас я подбросил еще дров в огонь, причем совсем не в переносном смысле, и языки пламени грозятся поджечь крышу. «Нет худа, которое не может ухудшиться», напоминаю я себе поговорку Дурито и выхожу.

Дождь снаружи кончился, но под моей фуражкой начинается настоящий потоп. Я пытаюсь зажечь трубку, держа ее вертикально, чтобы не намочить, когда подходит майор Роландо. Он смотрит на меня. Потом на небо (оно уже совершенно чистое, и луна напоминает полуночное солнце). Потом опять на меня. Я понимаю его удивление и говорю: «Это фуражка». Роландо говорит: «Ммм», что значит нечто наподобие: «Ааа». Но вот появляются еще повстанцы, и конечно гитара (кстати, совершенно сухая) и все начинают петь. Роландо и ваш слуга перед недовольной публикой затягиваем дуэтом «Чанклу», потому что здешний «хит парад» предпочитает кумбии, корридо и нортеньяс.

Ввиду провала моего дебюта в как певца, я ушел в угол и последовал мудрому совету Монарха, который, вслед за Роландо, сначала посмотрел на меня, потом на небо, потом опять на меня и сказал только: «Сними кепку, Суп». Я снял ее, и этот приватный дождь, разумеется закончился. Монарх ушел к остальным. Я сказал капитану Хосе Луису (который выполняет задачу моей охраны), чтобы он шел отдыхать, что на сегодня все закончилось. Капитан ушел, но не отдыхать, а до утра предаваться песнопениям.

Так я остался один. Еще дрожа от холода, но по крайней мере уже без освежающих струй. Я попытался зажечь трубку, на этот раз придав ей правильную, горизонтальную форму, но оказалось, что зажигалка промокла и выжать хоть какую-нибудь искорку из нее просто невозможно. Я пробормотал: «ммм… да… я уже не в состоянии даже трубку зажечь, наверняка мой «секс имидж» упадет окончательно». И вместо карманного экземпляра «Камасутры» я начал искать в карманах брюк (которых множество) сухую зажигалку, когда возле самого моего лица, вдруг вспыхнул другой огонек.

За светом я узнал лицо старика Антонио, приблизил трубку к зажженной спичке и вдыхая сказал старику Антонио: «Холодно». «Да», — ответил он, и другой спичкой зажег свою сигарету, сделанную при помощи его крутилки. При свете спички старик Антонио задержал свой взгляд на мне, потом посмотрел на небо, потом опять на меня и ничего не сказал. Я тоже молчал. Наверняка старик Антонио уже как и я привык к абсурдным явлениям, населяющим юго-восток Мексики. Неожиданный порыв ветра погасил огонь и мы остались при свете луны, похожей на стершийся топор, глядя, как дым скребет мрак. Мы уселись на ствол поваленного дерева. Кажется, мы провели какое-то время молча, не помню точно, и я не заметил момента, когда старик Антонио начал рассказывать мне…

«Как говорили самые старшие из нас, небо необходимо поддерживать, чтобы оно не упало. То есть небо не держится само по себе, время от времени оно обессиливает и как бы падает в обморок и просто опускается вниз, как осенние листья с деревьев, и тогда повсюду начинаются сплошные несчастья, пропадают посевы маиса, дожди размывают все, солнце сжигает землю, начинает всем править война, побеждaет ложь, смерть отправляется в путь и боль думает свою думу. Говорили самые старшие из нас, что это случается, потому что боги, создавшие мир, первые из первых, столько сил отдали для его создания, что когда закончили, у них уже не было сил, чтобы доделать небо, то есть крышу нашего дома и сделали его на скорую руку, и с тех пор небо над землей ненадежно, как эти пластиковые крыши. Поэтому небо не всегда держится над нами, иногда оно начинает падать. И знай, что когда это случается, ветры и воды сбиваются с пути, огонь мечется в беспокойстве и земля встает на дыбы и бросается из стороны в сторону, не зная на что опереться.

Поэтому сказали пришедшие задолго до нас, что четыре бога окрашенные в разные цвета вернулись в мир и превратившись в гигантов, встали на четырех углах света и подняли небо на руки, чтобы оно больше не падало и было спокойным и ровным, чтобы легко брелось по нему солнцу, луне, звездам и нашим мечтам.

Но бывает, говорили пришедшие задолго до нас, что иногда один или некоторые из бакабе, держателей неба, начинают дремать или отвлекаются, засмотревшись на одну из туч, и не держат свой угол неба, то есть крыши мира, как положено, и тогда небо, то есть крыша мира, начинает провисать и опускаться на землю, и солнце, луна и звезды теряют свой путь и сбиваются с дороги.

Так было с самого начала, поэтому самые первые из богов, те, что создали мир, поручили одному из держателей неба постоянно следить за ним, и если небо начинает опускаться, он должен будить других держателей, чтобы они не позволили небу упасть.

Поэтому этот держатель неба никогда не спит, он всегда начеку и будит других, если видит, что зло спускается на землю. И говорят самые старшие из нас, что на груди этого держателя неба всегда подвешена раковина улитки и через нее он слушает звуки и тишину мира и через нее он зовет или будит других держателей, если слышит, что что-то где-то не в порядке.

И говорят самые первые из нас, что чтобы не уснуть этот держатель неба постоянно ходит вовнутрь и наружу своего сердца, путями, проложенными у него в груди, и говорят эти древние учителя, что этот держатель неба научил мужчин и женщин слову и письму, потому что, говорят они, пока по миру идет слово, зло может быть побеждено и этот мир может быть в порядке.

Поэтому слово этого бессонного держателя неба, хранящего мир от зла, не путешествут просто так в ту или иную сторону, а постоянно идет к себе самому вовнутрь, следуя линиям сердца и постоянно идет наружу, следуя линиям разума, и говорят древние мудрецы, что у сердца мужчин и женщин форма улитки и что те у кого настоящее сердце и добрый разум, обращаются и к тому и другому, будя богов и людей, чтобы следили за тем, чтобы в мире все было правильно. Поэтому тот, кто бодрствует, пока остальные спят, постоянно прибегает к помощи своей раковины улитки, которая полезна для многих вещей, но прежде всего она нужна чтобы не забывать».

С этими последними словами старик Антонио взял палочку и что-то нарисовал на земле. Старик Антонио уходит и я вместе с ним. Солнце на востоке едва выглядывает, как бы проверяя, кто не спит, есть ли кто-то следящий за тем, чтобы в мире опять все стало все на свои места.

Я вернулся к этому месту во время завтрака, когда солнце уже высушило землю и мою фуражку. На земле возле поваленного ствола я увидел рисунок старика Антонио. Это была спираль с глубоко прочерченными изгибами, то есть улитка.

Когда я вернулся на собрание комитетов, солнце уже находилось на середине своего пути. На рассвете вчерашнего дня было принято решение о смерти Агуаскальентес, сейчас обсуждаля вопрос рождения Улиток, которые кроме задач, недавно стоявших перед Агуаскальентес должны будут взять на себя и другие, новые функции. Таким образом, Улитки станут чем-то наподобие дверей для входа в общины и для выхода общин в остальной мир; они будут неким подобием сигнала, который будет отправлять в даль наше слово и слышать слово того, кто находится далеко от нас. Но прежде всего их задача будет в том, чтобы напоминать нам о том, что мы должны постоянно бодрствовать и следить за тем, чтобы в мирах, населяющих мир, было все в порядке.

Комитеты каждой из зон собрались, чтобы дать имя каждой из соответствующих Улиток. Это будут долгие часы предложений, споров по поводу перевода, улыбок, обид и голосований. Я знаю, что это надолго, поэтому ухожу и прошу, чтобы мне сообщили, когда договорятся.

Уже в казарме, после обеда, Монарх сообщает мне на десерт, что нашел какую-то «очень классную» заводь чтобы сходить искупаться и п.т. Услышав это Роландо, которого обычно не загнать в воду ни кнутом, ни пряником, вдруг ни с того ни сего загорается этой идеей и говорит «Пойдем».

Я все это скептически выслушал (это не впервые Монарх навязывает нам свои хотелочки), но поскольку все равно надо ждать, пока комитеты между собой договорятся, я тоже говорю «Пойдем». Хосе Луис обещает догнать нас позже, потому что он еще не ел, так что мы отправляемся втроем, то есть Роландо, Монарх и я. Проходим через луг и впереди — ничего. Проходим через кукурузное поле и впереди — опять ничего. Я говорю Роландо: «К концу войны, наверное, доберемся». Монарх отвечает: «Это уже здесь, совсем рядом».

Наконец мы пришли. Заводь находится как раз посередине брода реки, через который постоянно перегоняют скот, и в результате она полна грязи и коровьего и лошадиного навоза. Мы с Роландо в унисон протестуем. Монарх защищается: «Вчера этого не было». Я говорю: «Да и вообще уже становится холодно, я купаться не буду». Роландо, который растерял весь свой энтузиазм еще по дороге, напоминает, что грязь, как утверждает Пипорро,[129] защищает от пуль, поддерживает меня своим: «Я тоже не буду». Тогда Монарх выступает с зажигательной речью о долге и не знаю чем еще и что «несмотря на трудности и лишения…». Я говорю ему: «Что общего между долгом и дурацкой заводью?». И тогда он добивет нас, говоря нам: «А, слабо значит».

Лучше бы он этого не говорил. Роландо снимает с себя одежду, скрипя зубами, как разьяренный кабан и я закусываю трубку и раздеваюсь. Мы входим в воду больше из гордости, чем по желанию. Как можем купаемся, но грязь придает нашим волосам форму, способную вызвать зависть у самого радикального из панков. Появляется Хосе Луис и говорит нам с берега: «Водичка так себе». Мы с Роландо хором отвечает, «А, слабо значит». Так что Хосе Луис тоже лезет в грязную заводь. Выбравшись на берег, мы вспоминаем, что ни у кого нет с собой ничего, чтобы вытереться. Роландо говорит: «Ничего, нас вытрет ветер», так что мы только обуваемся, вешаем на себя пистолеты и начинаем возвращаться, совершенно голые, выставив наши прелести на всеобщее обозрение, обсыхая на солнце.

Вдруг Хосе Луис, шедший впереди, предупреждает «идут люди». Мы одеваем маски и продолжаем путь. Это была группа девушек, которые шли стирать к реке. Разумеется, они смеялись до изнеможения и что-то сказали на своем языке. Я спросил у Монарха, расслышал ли он, что они сказали, и он ответил, что они сказали: «Вон идет Суп». Ммм… утверждаю, что они узнали меня по трубке, потому, что поверьте, я не давал поводов узнавать меня ни по чему другому.

На подходе к казарме мы оделись, хотя совершенно не успели обсохнуть, но зачем понапрасну беспокоить другую половину. Нам сообщили, что собрания комитетов закончились. У каждой Улитки было уже свое имя:

Улитка Ла-Реалидад, сапатистов тохолабалей, цельталей и маме будет называться «МАТЬ МОРСКИХ УЛИТОК НАШЕЙ МЕЧТЫ», то есть «С-НАН КСОЧ БАХ ПАМАН ХА ТЕЗ ВАЙЧИМЕЛ КУ’УНТИК».

Улитка Морелии, сапатистов цельталей, цоцилей и тохолабалей будет называться «ВИХРЬ НАШИХ СЛОВ», то есть «МУК’УЛ ПУЙ ЗУТУ’ИК ХУ’УН ХС’ОПТИК».

Улитка Гарручи сапатистов цельталей будет называться «СОПРОТИВЛЕНИЕ РАДИ НОВОГО РАССВЕТА», то есть «ТЕ ПУЙ ТАС МАЛИЙЕЛ ЙАС ПАС ЙАЧ’ИЛ САКАЛ КИНАЛ».

Улитка Роберто-Барриоса сапатистов чолей, соке и цельталей будет называться «УЛИТКА, ГОВОРЯЩАЯ ДЛЯ ВСЕХ», то есть «ТЕ ПУЙ ЙАКС СКО’ПХ ЙУ’УН ПИСИЛТИК» (на цельтале), и «ПУЙ МУИТИТ’АН ЧА ’АН ТИ ЛАК ПЕХТЕЛ» (на чоле).

Улитка Овентика цоцилей и цельталей будет называться «СОПРОТИВЛЕНИЕ И НЕПОКОРНОСТЬ ВО ИМЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА», то есть «ТА ТЗИКЕЛ ВОКОЛИЛ КСЧИУК ХТОЙБАИЛТИК СВЕНТА СЛЕКИЛАЛ СХУНУЛ БАЛУМИЛ».

Этим вечером обошлось без дождя и солнце смогло уйти без проблем, соскользнув по гладкому небу прямо в свой дом, спрятанный за горами. Взошла луна и, хотя это кажется невероятным, рассвет согрел горы юго-востока Мексики.

Уже много лет индейские сапатистские общины заняты процессом создания своей автономии. Автономия для нас — это не фрагментация страны или сепаратизм, а осуществление права на правление и самоуправление, отраженного в 39 статье Политической конституции Мексиканских Соединенных Штатов.

С самого начала нашего восстания и даже задолго до него индейцы-сапатисты настаивали на том, что они мексиканцы… но кроме того, они еще и индейцы. Это значит что мы требуем для себя места среди мексиканской нации, но при этом хотим оставаться теми, кем являемся.

Пресловутый сапатистский проект «Нации Майя» существует только на бумаге самых тупых военных из мексиканской федеральной армии, которые, зная, что война что они ведут против нас, незаконна, пользуются этим бедным аргументом, чтобы убедить свои войска в том, что атакуя нас, они защищают Мексику. Тем не менее, высшему военному командованию и его разведывательным службам известно, что САНО стремится не к отделению от Мексики, а, как гласит его полное имя, к «национальному освобождению».

Тем не менее, сепаратный проект по отделению юго-востока Мексики все-таки существует, и заключается он в применении на наших землях неолиберальной доктрины и возглавляется федеральным правительством. Сегодняшний так называемый «План Пуэбла — Панама» это ничто иное, как план фрагментации страны, в котором юго-востоку Мексики отведена функция «охотничьих угодий» для транснационального капитала.

Согласно проекту по фрагментации осуществляемого правительством (что и является истинной повесткой дня политических партий и трех ветвей власти, не отраженной в прессе), Мексика будет разделена на три части: Север, штаты которого будут подчинены произодственной и коммерческой логике США, Центр, станет поставщиком потребителей средней и высокой покупательной способности и Юг-Юго-Восток, будет территорией подлежащей завоеванию для контроля над природными ресурсами, которые при глобализированном разрушении окружающей среды с каждым днем становятся все более ценными: вода, воздух и земля (дерево, нефть, уран… и люди).

Говоря очень схематично и лаконично, план состоит в том, чтобы превратить север в большую макилу,[130] центр — в гигантский торговый центр, а юг и юго-восток в огромное поместье.

Но одно дело — планы на бумаге, и другое — реальность. Прожорливость крупного капитала, коррумпированность политиков, неэффективность государственных чиновников и растущее сопротивление групп, коллективов и общин, помешали его полному осуществлению, и там где он удался, его прочность сравнима с прочностью картонной сценографии, подвешенной на булавках.

Поскольку сейчас для Власти нет термина более модного, чем «самоубийство», можно сказать, что нет лучшей концепции, чтобы определить план, подготовленный для нашей страны политиками и предпринимателями — самоубийство. Глобализация денег требует разрушения национального государства. Последнее в течении длительного времени было (кроме всего прочего) окопом, в котором капиталы национальные защищались, чтобы выживать и расти. Но от этого окопа уже почти ничего не осталось.

В сельской местности крупные агропромышленники разоряют мелких и средних производителей. Тем не менее, скоро придет час и крупной национальной агропромышленности. В городах, «моллы», т. е. гигантские торговые центры, не только уничтожают мелких и средних торговцев, но и «поглощают» крупные национальные торговые предприятия. Не говоря уже о национальной промышленности, находящейся на последнем издыхании.

Пред лицом всего этого, стратегия национального капитала выглядит весьма наивно, чтобы не сказать глупо. Он распределяет средства среди всего спектра политических партий, обеспечивая таким образом (или по крайней мере, считая, что обеспечивает), ситуацию, при которой какой бы цвет ни пришел ко власти, власть эта будет использована в пользу цвета денег. Так крупные мексиканские предприниматели финансируют одновременно и ИРП и ПНД[131] и ПДР[132] и любую другую партию, имеющую хоть малейший шанс взойти на правительственные или парламентские подмостки.

На своих совещаниях (как на свадьбах времена североамериканской мафии, которые служили поводом для того, чтобы боссы заключали между собой договора и разрешали свои конфликты) мексиканские финансовые боссы поздравляют друг друга; у них в руках весь местный политический класс. Но сейчас я вынужден сообщить им одну плохую новость — как показал прикрытый только что скандал с «Друзьями Фокса»,[133] самые большие деньги придут с другой стороны. И если тот кто платит, командует, то тот кто платит больше и командует больше. Таким образом, эти пролитики примут законы в зависимости от сумм, на получаемых ими чеках. Рано или поздно, крупные иностранные капиталы постараются овладеть всем, начав с разорения и поглощения тех, кто имеет больше. И все это будет проходить под защитой соответственно принятых законов. Политики стали, причем уже достаточно давно, покорными служащими… того кто больше заплатит. И ошибаются национальные предприниматели, думая что иностранный капитал удовлетворится контролем над энергетикой и нефтью. Новая мировая власть хочет владеть всем. Так что от капитала национального останется лишь воспоминание или в лучшем случае какая-нибудь невысокая должность в каком-нибудь совете правления.

Умирающий национальный капитал в своей исторической слепоте с ужасом видит любую форму общественной организации. Дома богатых мексиканцев защищены сложными системами безопасности. Они боятся, что рука, которая отнимет то что у них есть, придет снизу. Пользуясь своим правом на шизофрению, богатые мексиканцы не только выдают истинное происхождение своего благосостояния, но и показывают свою близорукость. Да, они будут лишены всего, но не в результате маловероятного взрыва народного гнева, а благодаря алчности, превосходящей их алчность, тех, чье богатство несоизмеримо больше. Несчастье войдет в их шикарные особняки не крадучись ночью, а через парадную дверь и в рабочее время. Вор окажется не нищим парией, а процветающим банкиром.

Тем, кто лишит всего слимов, самбрано, ромо, салинасов плиего, аскаррага, салинасов де гортари и других немногочисленных представителей мира богатых мексиканцев, не говорит на цельтале, цоциле, чоле или тохолабале, и кожа его вовсе не смуглая. Более того, он даже не говорит по-испански. Этот вор говорит по-английски, кожа его цвета зеленого доллара, учился он в иностранных университетах и привык блистать изящными манерами на светских приемах..

И не помогут ни армия, ни полиция. Армия и полиция готовятся и тренируются для сражений с повстанческими силами, но худший враг мексиканского капитала, то есть тот кто уничтожит его полностью, исповедует одну с ним идеологию — дикий капитализм.

С другой стороны, уже началось оттеснение традиционного класса политиков. Если государство рассматривается, как предприятие, лучше пусть им управляют не политики, а управляющие. И на неофирме «национальное-государство. com», политическое искусство уже никого не интересует.

Политики прошлого уже поняли это и стремятся укрыться в свои соответствующие региональные или местные окопы. Но неолиберальный ураган настигнет их и там. Тем временем капитал национальный продолжит самолюбование за банкетными столами. И наверное так никогда и не поймет, что один из приглашенных обязательно станет его могильщиком.

Поэтому напрасны ожидания тех, кто сегодня вздыхает о том, чтобы национальные предприниматели, политики или «республиканские институты» защитили национальное государство. И первые, и вторые, и третьи полностью опьянены голограммой национальной власти и не способны понять, что очень скоро все они будут изгнаны из особняков, которыми сегодня владеют.

Мы, сапатисты, несколько раз отзывались о «Плане Пуэбла — Панама», как о проекте уже провалившемся. Причины этого следующие:

Первая в том, что пресловутый план уже сам по себе достаточно минирован собственными противоречиями и любая попытка его осуществления приведет лишь к обострению социальных выступлений.

Вторая в том, что план предполагает уверенность в том, что на севере и в центре страны уже все решено и никто этому не возражает. Это ложь. Пути сопротивления и неприятия пересекают всю территорию страны и выражаются даже там, где казалось, что «прогресс» победил окончательно.

И еще одна в том, что по крайней мере здесь, в горах юго-востока Мексики осуществление этого плана не будет допущено ни при каких условиях.

Мы совершенно не возражаем против того, чтобы Дербес[134] и Тейлор[135] продолжали разводить предпринимателей при помощи вышеупомянутого плана и чтобы различные чиновники получали свою зарплату при работе над трупом. Наше дело было предупредить, и пусть каждый сам думает что хочет.

Главный план правительства это не «План Пуэбла — Панама». Этот служит лишь для развлечения части государственной бюрократии и для того, чтобы местные предприниматели причастились мельничным жерновом в том что на этот раз правительство наконец сделает что-то для улучшения экономики.

На самом деле, главный план президентской пары[136] состоит в проекте совершенно отличном от «ППП», он — в том чтобы покончить со всеми и без того слабыми механизмами защиты национальной экономики, полностью отдаться на волю глобализированного беспорядка и немного смягчить, за счет проповедей и подачек, чудовищные последствия мировой войны, уже разорившей многие страны.

Если для Карлоса Салинаса де Гортари проектом его правления был «Пронасоль» (вспомните, даже начала создаваться «партия Солидарности»),[137] для фоксизма это «фонд Вперед, Мексика»,[138] руководимый Мартой Саагун де Фокс. «Пронасоль» являлся просто институционализированной милостыней. От «Вперед, Мексики» в дополнение к этому — сильная вонь затхлой подворотни.

Правительственные планы, как правило, сложны и напыщены, но единственное, что скрыто за столькими словами — это высокие зарплаты чиновников. Единственное для чего годятся эти планы — это для открытия офисов, публикций коммюнике и создания видимости того, что что-то делается ради людей. Правящие правя забывают, что главное качество любого хорошего плана — это его простота и доступность.

Так что в ответ на «План Пуэбла — Панама» в частности и вообще в ответ весь глобальный план фрагментации мексиканского государства, Сапатистская Армия Национального Освобождения выдвигает… «План Ла Реалидад — Тихуана» («РеалиТи», в аббревиатуре).

План состоит в объединении всех сопротивлений, существующих в нашей стране и в восстановлении снизу и вместе с ними Мексики. Во всех штатах страны есть мужчины, женщины, дети и старики, которые не сдаются и, хотя никому не известны их имена, борются за демократию, свободу и справедливость. Наш план состоит в том чтобы говорить с ними и слушать их.

«План Ла Реалидад — Тихуана» не требует ни бюджета, ни чиновников, ни офисов. Он опирается только на людей, которые на своем месте, в свое время и методами, которые считают правильными, сопротивляются и помнят, что родина — это общая история, а не фирма с филиалами. И история — это не только прошлое. Она еще и прежде всего — будущее.

Как в корридо о белом коне,[139] но отправляясь из Ла Реалидад (вместо Гвадалахары), сапатистские слово и слух пересекут всю территорию страны, от Канкуна и Тапачулы до Матаморос и Ла-Паса, доберутся до Тихуаны, пройдут через Росарито и доберутся до Энсенады.

И не только. Поскольку в наши скромные стремления входит и содействие при построении мира, в который поместятся многие миры, у нас еще есть планы для пяти континентов.

Для севера Американского континента у нас есть «План Морелия — Северный Полюс». Он всключает США и Канаду.

Для Центральной Америки, Карибского бассейна и Южной Америки у нас есть «План Ла-Гарруча — Огненная земля».

Для Европы и Африки у нас есть «План Овентик — Москва» (на восток отсюда, с заездом в Канкун в сентябре этого года[140]).

Для Азии и Океании у нас есть «План Роберто-Барриос — Нью-Дели» (на запад отсюда).

Для всех пяти континентов наш план один и тот же: борьба против неолиберализма и за человечество.

Для галактик у нас тоже есть план, но мы пока не можем придумать для него названия «Земля — Альфа Центавра?». Наш межгалактический план так же прост, как и предыдущие и заключается в общих чертах в том, чтобы нам не было стыдно называть себя людьми.

Излишне было бы говорить, что у наших планов масса преимуществ — они не требуют бюджетных затрат, директоров, и осуществляются без торжественных перерезаний лент, без скучных церемоний, без статуй и без того, чтобы, пока уважаемая публика вовсю развлекается, музыкальная группа сдержала желание сыграть, на этот раз в ритме кумбии,[141] эту, где говорится «Уже виден горизонт…[142]».

Чьяпас, Мексика, Американский континент, планета Земля, Солнечная система, галактика… галактика… Как называется наша галактика?

P.S. Насчет порочных планов. 25 июля исполняется 9 лет со дня покушения на кандидата в губернаторы Чьяпаса Амадо Авенданьо Фигероа.[143] Это стоило жизни борцам за гражданские права Агустину Рубио, Эрнесто Фонсеке и Ригоберто Маурисио. Виновные на свободе. Не знаю как вы, но мы не забываем.

История индейских сапатистских повстанческих муниципалитетов сравнительно молода, им исполнилось семь лет и идет восьмой. Несмотря на то, что об их создании было объявлено при прорыве окружения в декабре 1994 года, начало их реального фукционирования заняло еще некоторое время.

Сегодня осуществление индейской автономии на сапатистских землях стало реальностью и мы можем с гордостью сказать, что процесс этот был возглавлен самими общинами. При этом САНО лишь сопровождало их и вмешивалась только в случае конфликтов или серьезных отклонений. Поэтому представительство САНО не совпадало с представительством автономных общин. Общины сами выступали с разоблачениями, просьбами, разъяснениями, заключали соглашения и договора о побратимстве (многие индейские сапатистские повстанческие муниципалитеты поддерживают родственные отношения с муниципалитетами других стран, в основном Италии). И если сейчас автономные власти обратились к САНО с просьбой о выполнении функций по их представительству — это лишь потому, что они вступили в новый, более высокий этап развития организации и когда эта реальность стала всеобщей, один или несколько муниципалитетов не могли заявить об этом от имени всех. Поэтому мы договорились о том, что САНО сообщит об этих сегодняшних переменах.

Проблемы предыдущего периода автономных властей можно разделить на два типа; те, что были связаны с их отношениями с мексиканским и международным гражданским обществом, и те, что были связаны с их самоуправлением, то есть отношения с сапатистскими и несапатистскими общинами.

В отношениях с мексиканским и международным гражданским обществом, главная проблема заключается в том, что развитие автономных муниципалитетов, общин из которых они состоят и сапатистских семей, в них живущих, неравномерно. То есть, более известные автономные муниципалитеты (как например те, что были центрами уже не существующих Агуаскальентес) или те, что более доступны (расположенные ближе к городам или к которым есть дороги) получают больше проектов и больше поддержки. То же самое происходит и с общинами. Самые известные из них, и те, что находятся возле шоссе пользуются большим вниманием со стороны «гражданских обществ».

В случае сапатистских семей, обычно бывает, что представители «гражданского обществ», во время посещения общин, работы над проектами или проживания в «лагерях по поддержанию мира», устанавливает особые отношения с одной или несколькими семьями общины. Логично, что благодаря их приглашению для участия в совместных проектах, подаркам и особому вниманию, у этих семей появляются преимущества над другими, хотя и те и эти являются сапатистскими. Кроме того, часто те, у кого из-за должности, занимаемой в общине, автономном муниципалитете, регионе или зоне больше контактов с гражданским обществом, получают больше внимания и всяческих «подарков», чем другие, что дает повод для обсуждения этого в общинах и не соответствует сапатистскому критерию «каждому по потребности».

Я хочу пояснить здесь, что речь идет ни о каких-то порочных связях, ни о том, что кто-то высокомерно назвал «антиповстанческой борьбой из благих намерений», мы говорим о нормальных для человеческих отношений вещах. Тем не менее, если мы сами не создадим противовеса для этих привилегированных отношений, они могут нарушить равновесие в общественной жизни.

Что касается отношений с сапатистскими общинами, принцип «править подчиняясь» применялся безо всяких исключений. Власти должны были контролировать выполнение договоренностей общин, их решения должны были сообщаться регулярно и «вес» коллектива, вместе с «глашатаем», действовавшим в каждой из общин, превращались в надежного контролера, уйти от взгляда которого очень сложно. Тем не менее, бывали случаи когда кто-то позволял себе нарушить эти правила и ступить на путь коррупции. Но обычно длилось это недолго. В общинах невозможно скрыть факта незаконного обогащения. Виновный наказывался тем, что его обязывали сделать коллективным и вернуть общине то, что он незаконно присвоил.

Если же коррумпировался, отклонялся от этих норм или, используя местный термин «становился безельником» кто-то из властей, он немедленно снимался с должности и заменялся другим. В сапатистских общинах должности властей никак не оплачиваются (в течение периода, когда кто-то занимает руководящий пост, община помогает ему в содержании семьи), воспринимаются всеми как работа в пользу коллектива и их занимающие постоянно меняются. Нередко коллектив назначает на эти должности в наказание за инертность или неучастие кого-то из своих членов в решении общих вопросов, например, когда кто-то регулярно отсутствует на общинных ассамблеях, его наказывают, назначая на должность муниципального агента или общинного уполномоченного.

Эта форма «самоуправления» (которую я здесь крайне резюмирую) — не изобретение или нечто привнесенное САНО. Она происходит из гораздо более давних времен, и когда родилась САНО, она здесь уже довольно давно действовала, правда, только на уровне каждой из общин.

И уже в результате быстрого роста САНО (который, как я уже объяснял, происходил в конце 80-х), эта практика с местного уровня, распространяется на региональный. Действуя, через местных (т. е. ответственных за организацию в каждой из общин), региональных (ответственных за группу общин) и зональных (ответственных за группу регионов) уполномоченных, САНО увидела, что те, кто не справлялись с работой, естественным путем заменялись другими. Хотя, поскольку речь шла о военно-политической организации, в этом случае окончательное решение принималось командованием.

Этим я хочу сказать, что военная структура САНО в некоторой степени «заражала» традицию демократии и самоуправления. САНО была, если можно так выразиться, одним из «антидемократических» элементов в прямых демократических отношениях общин (другой антидемократический элемент — это Церковь, но эта тема для отдельного разговора).

Когда автономные муниципалитеты начинают действовать, правительство самоуправления не только переходит с местного уровня на региональный, но и отрывается (в смысле тенденции) от «тени» структуры военной. САНО никоим образом не вмешивается в процесс назначения или снятия с должностей автономных властей и, исходя из того, что САНО принципиально не стремится ко власти, она только ограничивается контролем над тем, чтобы никто из военного командования или членов Подпольного Революционного Индейского комитета не занимал никаких руководящих постов в общинах или автономных муниципалитетах. Те кто решают участвовать в автономных правительствах, должны полностью отказаться от организационных должностей внутри САНО.

Не буду долго распространяться по поводу функционирования Автономных Советов, у них в качестве поручительства своя собственная форма работы («своя манера», говорим мы), и немало национальных и международных «гражданских обществ» являются свидетелями их работы и сотрудничают с ними напрямую.

Тем не менее, я не хочу, чтобы из всего этого сложилось впечатление, что речь идет о чем-то совершенном и чтобы вы это идеализировали. «Править подчиняясь» на сапатистких землях — это лишь тенденция, не застрахованная от всяческих спадов-и-подьемов, противоречий и отклонений, но эта тенденция — ведущая. То, что она сработала в пользу общин, говорит тот факт, что им удалось выжить в тех экстремальных условиях преследований, запугивания и бедности, каких в мировой истории немного. И они не только выжили, автономные советы смогли, при фундаментальной поддержке «гражданских обществ», справиться с титанической задачей — создать материальные условия для сопротивления.

Ответственные за правление на повстанческой территории, без какой бы то ни было институционной поддержки и в условиях преследований и запугивания, автономные советы сосредоточили свою деятельность на двух главных аспектах — здравоохранении и образовании.

В сфере здравоохранения, они не ограничились строительством больниц и аптек (всегда при поддержке «гражданских обществ», не будем забывать об этом), но и сформировали собственных ответственных за вопросы по охране здоровья и проводят постоянные кампании по общественной гигиене и профилактике болезней.

Одна из этих кампаний чуть не закончилась для меня критикой на ассамблее (не знаю, известно ли вам, что значит быть критикуемым на ассамблее, если нет, могу лишь сказать что ад должен быть чем-то похожим) и попадением «под взгляд» общины (то есть, когда все на тебя смотрят, но этим взглядом, от которого мороз по коже, в общем, нечто вроде чистилища). Это было, кажется в Ла-Реалидад, я находился там временно и переночевал в одном из домов, которые есть у компас[144] для таких случаев. В этот день «комитет по здравоохранению» общины проверил туалеты каждого дома (была договоренность, во избежание распространения болезней, засыпать регулярно туалеты известью или пеплом). Разумеется, в нашем туалете не было ни извести, ни пепла. «Комитет по здравоохранению» мне сказал любезным тоном: «товарищ субкоманданте Маркос, выполняя договоренность общины мы проверяли туалеты и в вашем туалете нет ни извести, ни пепла, поэтому вы должны исправить это и завтра мы придем и проверим». Я начал что-то бормотать о срочной поездке, о хромоте моего коня, о незаконченных коммюнике, о перемещениях военных, о боевиках и не помню о чем еще. Члены «комитета по здравоохранению» терпеливо все это выслушали, и когда я замолчал только сказали: «это все, товарищ субкоманданте Маркос». Разумеется, на следующий день, когда «комитет по здравоохранению» вернулся, в туалете были пепел, известь, песок… не хватало только цемента, и то, лишь потому, что мне его не удалось найти, а то бы я просто залил навсегда этот злосчастный туалет цементом.

В области образования, на землях, на которых никогда не было ни школ, ни тем более, учителей, Автономные Советы (при помощи «гражданских обществ», я не устану напоминать об этом) построили школы, подготовили ответственных за образование и в некоторых случаях даже разработали собственные образовательные и педагогические программы. Учебники по обучению грамоте и книги с текстами составляются самими «комитетами по образованию» и ответственными за образование, при участии представителей «гражданских обществ», являющихся специалистами в этих вопросах. В некоторых из регионов (не во всех, правда), удалось добиться даже того, что девочки, традиционно отлученные от всех процессов познания, тоже начали ходить в школу. Несмотря на то, что женщин уже не продают и все они свободно выбирают себе мужа, на сапатистских землях все еще существует то, что феминисты называют «дискриминацией по половому признаку». Так называемый «революционный закон о женщинах» еще весьма далек от выполнения.

Продолжая разговор об образовании, в некоторых местах сапатистские базы договорились с учителями из демократической части Профсоюза Учителей (с теми, кто не являются сторонниками Гордильо) о том, чтобы те не занимались антиповстанческой деятельностью и уважали образовательные содержания, рекомендованные Автономными Советами. Эти демократичексие учителя (сапатисты, потому что как бы они себя не называли, они тоже сапатисты) смогли соблюсти эту договоренность и прекрасно выполнили свою работу.

Это правда, что ни службы здравоохранения, ни службы образования не коснулись пока всех сапатистских общин, но их значительное число, большинство, уже имеет возможность достать лекарство, принять врача и при необходимости найти машину, чтобы в случае серьезной болезни или несчастного случая отвезти пациента в город. Ликвидация безграмотности и начальная школа — явление все еще далеко не повсеместное, но в одном из регионов уже есть даже автономная средняя школа, и она в эти самые дни «выпускает» новое поколение учеников, среди которых есть и мужчины и (внимание!) индейские женщины.

Несколько дней назад мне показали учебные дипломы и грамоты Средней Автономной Повстанческой школы. Мое скромное мнение заключалось в том, что все эти документы лучше делать из жевательной резинки, потому что вверху они озаглавлены «САНО. Сапатистская Армия Национального Освобождения», и ниже читается (по испански и на цоциле) «Автономная Повстанческая Сапатистская Образовательная Система Национального Освобождения» (имеется в виду та, что действует в Лос-Альтос, потому что в других зонах есть другие образовательные системы) подтверждает, что ученик (-ица) _________________ успешно прошел (-ла) три года обучения Автономной средней школы, согласно Сапатистским Планам и Программам в САПСШ, Средней Автономной Повстанческой Сапатистской школы «1 января 1994 г.» получив среднюю оценку в _____ баллов. За это наша Образовательная Система благодарит его (ее) за приложенные усилия и вклад в борьбу по сопротивлению и призывает его (ее) поделиться с нашими народами тем, что народ ему (ей) дал». И дальше читается: «За образование, которое освобождает! За научное и народное образование! Я приду на службу моему народу». Так что в случае задержания властями, ученик не только не сможет показать этот документ, но еще и должен будет съесть его, поэтому лучше его делать из жевательной резинки. Есть еще аттестат (называемый здесь «признанием»), в котором перечислены предметы (на самом деле, это не предметы, а «аттестации»), которые преподаются: гуманизм, спорт, искусство, размышления о реальности, общественные науки, природоведение, размышления о родном языке, общение, математика и производство и общественно-полезная деятельность. Существуют только две оценки: «А» («аттестация апробирована») и «АНА» («аттестация не апробирована»). Я знаю, что «Аны», живущие в мире обидятся, но я ничего не могу с этим сделать, как я уже говорил, автономия есть автономия.

Образование бесплатно и «комитеты по образованию» стремятся (повторяю, с помощью «гражданских обществ»,) к тому чтобы у каждого ученика без какой либо платы за это, была своя собственная тетрадь и своя собственная ручка.

В сфере здравоохранения предпринимаются усилия, чтобы оно тоже было полностью бесплатным. В некоторых сапатистских клиниках консультации, лекарства и операции (когда они необходимы и их проведение в наших условиях возможно) уже полностью бесплатны и во всех остальных оплачивается только стоимость лекарства. Консультации и услуги врачей бесплатны всегда. Наши клиники опираются на поддержку и прямое участие специалистов, хирургов, врачей, медсестер и медбратьев из мексиканского и международного гражданского общества, а так же на студентов и выпускников факультетов медицины и одонтологии из УНАМ,[145] УАМ[146] и других высших учебных заведений. Работающие в наших клиниках врачи не берут за это ни одного песо и часто сами из своего кармана покрывают многие расходы.

Я знаю, что читая это, многие уже подумали, что это становится похожим на правительственный отчет, и необходимо только добавить, что «число бедных сократилось» или какой-нибудь «фоксизм» наподобие. Но нет, число бедных здесь возрасло, потому что возрасло число сапатистов, а одно влечет за собой другое.

Поэтому я хочу напомнить, что все это происходит в условиях крайней бедности, постоянной нехватки технических возможностей и знаний, кроме того, правительство делает все от него зависящее, чтобы блокировать проекты, происходящие из других стран.

Недавно мне рассказывали некоторые «гражданские общества», каких страданий им стоила доставка сюда холодильника, работающего на солнечной энергии. Проект состоит в организации прививок для детей, но в большинстве общин нет электроэнергии, или если она есть, нет холодильника. А холодильник нужен для сохранения вакцин до момента их инъекции. И для того, чтобы привезти сюда этот холодильник, было необходимо осуществить целую массу бюрократических процедур и, как нами выяснилось, в стране есть только одна организация, которая имеет право быстро и просто доставить все что угодно из-за границы — это «Фонд Вперед, Мексика» Марты Саагун де Фокс. Разумеется, к этому рекламному агентству никто обращаться не стал. Все бюрократические процедуры были пройдены, и холодильник пусть поздно, но доберется сюда и все прививки будут сделаны.

Кроме тем образования и здравоохранения, Автономные Советы рассматривают и проблемы, связанные с землей, работой и торговлей, где тоже есть сдвиги к лучшему. Рассматривают они и вопросы жилищного строительства и питания, темы в которых мы пока продвинулись очень слабо. Значительно больше успехов у нас в сферах культуры и информации. Развитие культуры строится главным образом на защите нашего языка и культурных традиций. Информация — это служба вещания на индейских языках различных сапатистских радиостанций. Кроме этого регулярно и вперемешку с разными видами музыки, передаются призывы, требующие уважения к женщинам со стороны мужчин и призывы к женщинам организовываться и требовать уважения своих прав. И мы не хотим хвастаться, но наше освещение войны в Ираке, является гораздо более полным, чем у CNN (что, в принципе, мало что значит).

Автономные Советы отвечают и за правосудие. Результаты в этой сфере разные. В некоторых местах (например в Сан-Андрес-Сакамчен-де-лос-Побрес), даже ирписты обращаются за этим к автономным властям, потому что как они говорят: «автономы действительно разбираются и решают «проблему»». В других местах, как я сейчас объясню, у нас есть проблемы.

Если отношения Автономных Советов даже с сапатистскими общинами полны противоречий, то их отношения с общинами несапатистскими характеризуются постоянными трениями и конфликтами.

В кабинетах неправительственных организаций по защите прав человека (и в Генеральном Командовании САНО) скопилось немало жалоб на сапатистов, обвинений их в предполагаемых нарушениях прав человека, несправедливостях и произволе. В случае жалоб, поступающих в наше Командование, они направляются в зональные комитеты, для расследования их обоснованности, и в случае подтверждения этого, вопрос разрешается путем организации встречи и поиска компромисса между конфликтующими сторонами.

Но в случае организаций по защите прав человека бывает немало сомнений и путаницы, потому что непонятно обычно куда обращаться — к САНО или к Автономным Советам. И они правы (защитники прав человека), потому что в этом вопросе у нас не было ясности. Есть проблема и в различиях между позитивным правом и так называемыми «обычаями и нравами» (как говорят юристы) и «путем доброго разума» (как говорим мы). Решение этого вопроса ложится на тех, кто превратил защиту прав человека в смысл своей жизни. Или в смысл своей смерти, как в случае с Дигной Очоа (которая для специального прокурора была не более чем чиновником — как будто быть чиновником, это что-то унизительное, но для жертв политических репрессий она была и остается тем кем она являлась — защитницей). Но в том, что касается четкого определения, куда и к кому следует обращаться в случае этих жалоб, это вопрос сапатистов. И на днях будет объявлено, каким образом они попытаются решить эту проблему.

Как видите, проблем, с которыми сталкивается индейская автономия на сапатистских территориях, немало. Для попытки решения некоторых из них, в ее структуре и работе были осуществлены серьезные изменения. Но об этом я расскажу вам позже, сейчас я хотел только сделать краткое описание момента, на котором мы находимся.

Все эти длинные объяснения связаны с тем, что строительство индейской автономии было делом не только сапатистов. Если руководство процессом зависело исключительно от общин, его осуществление опиралось на поддержку многих других.

Если восстание 1 января 1994 года стало возможным благодаря конспиративному соучастию десятков тысяч индейцев, строительство автономии на повстанческой территории становится возможным благодаря соучастию сотен тысяч людей разных цветов кожи, разных национальностей, разных культур, разных языков, и наконец, разных миров.

Благодаря им и их поддержке, стало возможным (во всем хорошем, потому что все плохое — ответственность только наша) пусть не решение требований восставших индейцев сапатистов, но некоторое улучшение условий их жизни, и главное, то, что они смогли выжить и сегодня развивают еще одну, быть может, самую маленькую, из альтернатив, пред лицом мира, исключающего «других», то есть, индейцев, молодежь, женщин, детей, мигрантов, трудящихся, учителей, крестьян, таксистов, торговцев, безработных, гомосексуалистов, лесбиянок, транссексуалов, честных и порядочных служителей культа, прогрессивных артистов и интеллектуалов, и _____________ (добавьте сами, кого не хватает).

Для всех этих мужчин и женщин (и для тех, кто не является ни мужчинами, ни женщинами), тоже должен быть диплом с примерно следующими словами: «Сапатистская Армия Национального Освобождения и Индейские Повстанческие Сапатистские общины подтверждают, что _________ (имя соучастника или соучастницы), является нашим братом (сестрой) и что у него (нее) на этих землях есть дом в виде смуглого сердца, как пища для достоинства, как знамя сопротивления и как один из завтрашних дней, когда в мир поместятся многие миры. Выдано на сапатистских землях и под сапатистским небом в такой-то день, такого-то месяца, такого-то года и так далее» и с подписью сапатистов, умеющих писать, те кто не умеет — поставит отпечаток пальца. А я бы в одном из уголков добавил:

А я бы в одном из уголков добавил:

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

Мексика, июль 2003 г

В каждой из пяти Улиток, которые вот-вот родятся на повстанческой территории, ведутся спешные работы, чтобы успеть все закончить в срок (как сказал мне один компа из комитета: «все будет немного готово, но не очень, но немного достаточно»). Опираясь в большей степени на энтузиазм, чем на умения, строятся, красятся (или перекрашиваются) здания, проводятся уборки, укладки и наведения порядка. Постоянное звучание молотка-пилы-лопаты-сеялки смешивается в горах юго-востока Мексики с фоновым музыкальным аккомпанементом, который от места к месту меняется. Там, например, слушают «Лос Букис» и «Лос Темерариос», с другой стороны — «Лос Тигрес дель Норте» и «Эль Дуэто Кастильо», там дальше — Филиберто Ремихио, «Лос Накос», Габино Паломареса, и Оскара Чавеса, ближе сюда — «Мадерас Ребельдес» (это сапатистская музыкальная группа, которая ко всеобщему изумлению семимильными шагами продвигается по лестнице местного «хит-парада», правда не удается пока выяснить, вверх или вниз).

И в каждой из «Улиток» хорошо видно новое строение. Так называемый «Дом Хунты Хорошего Правительства». Насколько удается разглядеть, в каждой зоне будет по одной «Хунте Хорошего Правительства», которые отражают организационные усилия общин не только для решения проблем связанных с автономией, но и стремление построить более прямой мост между ними и остальным миром.

Так что:

Для создания противовеса неравномерному развитию автономных муниципалитетов и общин.

Для посредничества в конфликтах, которые могут возникнуть между разными автономными муниципалитетами или между муниципалитетами автономными и правительственными.

Для рассмотрения жалоб на Автономные Советы за нарушения прав человека, протестов и несогласий с их действиями, для расследования обоснованности всего этого и даче указаний Автономным Повстанческим Сапатистским Советам по исправлению этих ошибок и для контроля над выполнением этих указаний. Для контроля над осуществлением проектов и общественных работ в Автономных Повстанческих Сапатистских муниципалитетах, следя за соблюдением согласованных общинами сроков и форм работы; и с целью поиска поддержки социальным проектам Автономных Повстанческих Сапатистских муниципалитетов.

Для контроля над исполнением законов, которые по совместному согласию общин, действуют в Повстанческих Сапатистских муниципалитетах.

Для приема и сопровождения национального и международного гражданского общества при посещении общин, осуществлении производственных проектов, установлении лагерей мира, проведении научных исследований (внимание — тех из них, что приносят пользу общинам) и любой другой деятельности, разрешенной в повстанческих общинах. По договоренности с ПРИК-ГК САНО для разрешения и активизации участия товарищей из Автономных Повстанческих Сапатистских муниципалитетов в акциях и мероприятиях, проводимых вне повстанческих общин, и для отбора и подготовки этих товарищей.

В общем, для того, чтобы следить за тем, чтобы тот, кто правит на повстанческой территории, правил подчиняясь, 9 августа 2003 г. будут созданы так называемые «Хунты Хорошего Правительства».

Местом их нахождения станут Улитки, каждой повстанческой зоне будет соответствовать одна хунта, и в состав каждой из хунт войдет по одному или двум делегатам из каждого Автономного Совета этой зоны.

Эксклюзивными функциями правительства Автономных Повстанческих Сапатистских муниципалитетов остаются: осуществление правосудия, здравоохранение, образование, жилищное строительство, вопросы связанные с землей, трудоустройство, питание, торговля, информация и культура, передвижение в зоне.

Подпольный Революционный Индейский комитет в каждой зоне будет следить за работой Хунт Хорошего Правительства, с целью избежания фактов коррупции, нетерпимости, произвола, несправедливости и отклонений от сапатистского принципа «править подчиняясь».

У каждой Хунты Хорошего Правительства, есть свое название, выбранное соответствующими Автономными Советами:

Хунта Хорошего Правительства Сельва Фронтериса (включающая зону от Маркес-де-Комильяс, регион Монтес-Асулес, все муниципалитеты, граничащие с Гватемалой до Тапачулы) называется «К НАДЕЖДЕ» и объединяет автономные муниципалитеты «Хенераль Эмилиано Сапата», «Сан-Педро де Мичоакан», «Либертад де лос Пуэблос Майяс», «Тьерра и Либертад».

Хунта Хорошего Правительства Цоц Чох (включающая часть территорий, на которых находятся правительственные муниципалитеты Окосинго, Альтамирано, Чаналь, Ошчук, Уиштан, Чилон, Теописка, Аматенанго-дель-Валье) называется «СЕРДЦЕ РАДУГИ НАДЕЖДЫ» (на местном языке: «Йот?ан те ксохобиль ю?ун те смальюэль») и объединяет автономные муниципалитеты «17 де Новиембре», «Примеро де Энеро», «Эрнесто Че Гевара», «Ольга Исабель», «Лусио Кабаньяс», «Мигель Идальго», «Висенте Герреро».

Хунта Хорошего Правительства Сельва Цельталь (включающая часть территорий, на которых находится правительственный муниципалитет Окосинго) называется «ДОРОГА БУДУЩЕГО» (на местном языке: «Те с?белаль ликсамбаэль») и объединяет автономные муниципалитеты «Франсиско Гомес», «Сан-Мануэль», «Франсиско Вилья» и «Рикардо Флорес Магон».

Хунта Хорошего Правительства Сона Норте де Чьяпас (включающая часть территорий, на которых находятся правительственные муниципалитеты севера Чьяпаса, от Паленке до Аматана) называется «НОВОЕ СЕМЯ КОТОРОЕ ПРОРАСТЕТ» (на цельтале «яч?иль ц? унибиль те якс бат?п?олук» и на чоле «Ци Хиба Пакабаль Микахель Полель») и объединяет автономные муниципалитеты «Висенте Герреро», «Дель Трабахо», «Ла-Монтанья», «Сан-Хосе эн Ребельдия», «Ла-Пас», «Бенито Хуарес», «Франсиско Вилья».

Хунта Хорошего Правительства Альтос де Чьяпас (включающая часть территорий, на которых находятся правительственные муниципалитеты региона Лос-Альтос-де-Чьяпас и доходящая до Чьяпа-де-Корсо, Тукстлы-Гутьеррес, Берриосабаль-Окосокуаутлы и Синталапы), называется «ЦЕНТРАЛЬНОЕ СЕРДЦЕ САПАТИСТОВ ПЕРЕД МИРОМ» (на местном языке: «Та ололь йоон сапатиста тас тук?иль сат йелоб схунуль балумиль») и объединяет автономные муниципалитеты «Сан-Андрес Сакамчен де лос Побрес», «Сан-Хуан де ла Либертад», «Сан-Педро Поло», «Санта-Катарина», «Магдалена де ла Пас», «16 де Фебреро» и «Сан-Хуан Апостоль Канкук».

Первыми постановлениями Хунт Хорошего Правительства являются следующие:

Первое. — Больше не будет позволено, чтобы материальная поддержка со стороны национального и международного гражданского общества направлялась на имя какого-либо частного лица или какой-то конкретной общине или какому-то конкретному автономному муниципалитету. После оценки ситуации общин, Хунта Хорошего Правительства решит, где именно существует большая потребность в этой поддержке. Хунта Хорошего Правительства будет облагать все проекты так называемым «братским налогом», который составит 10 % от общей суммы проекта. Иными словами, если какая-то община, муниципалитет или коллектив получают экономическую помощь в осуществлении какого-то проекта, они должны будут передать 10 % от этой суммы Хунте Хорошего Правительства, с тем чтобы она передала эти средства другой общине, которая поддержки не получает. Цель этого — уравнять по мере возможности экономическое развитие повстанческих общин. И, разумеется, объедки, подачки и милостыня приниматься не будут. Навязание проектов тоже не будет допущено.

Второе. — В качестве сапатистов и сапатистских будут признаны только лица, общины, кооперативы и производственно-торговые общества, зарегистрированные в одной из Хунт Хорошего Правительства. Таким образом удастся избежать повторения ситуаций, при которых за сапатистов выдают себя не только не сапатисты, но и те, кто являются антисапатистами (как в случае некоторых кооперативов по производству и продаже органического кофе). Излишки или просто часть дохода от продажи продукции сапатистских кооперативов и предприятий будут передаваться Хунтам Хорошего Правительства для поддержки товарищей, которые не могут продать свои продукты или не получают никакой материальной поддержки.

Третье. — Участились случаи, когда нечестные люди обманывают национальное и международное гражданское общество, представляясь в городах как «сапатисты» якобы направленные с «особой или секретной миссией» просить деньги для больных, проектов, поездок и тому подобного. Иногда они предлагают даже военную подготовку в ложных «явочных квартирах» САНО в городе Мехико. В первом случае обманутыми оказываются интеллектуалы, артисты, разного рода профессионалы и даже некоторые чиновники местных властей. Во втором случае, жертвами становятся учащиеся и студенты. САНО заявляет, что никаких «явочных квартир» в городе Мехико у нее нет, и что она не предлагает никакой военной подготовки. Эти плохие люди, согласно имеющейся у нас информации, связаны с бандитизмом, и деньги, которые они просят якобы для общин, используются ими для личной выгоды. САНО уже начала свое расследование,[147] чтобы установить ответственность тех, кто пользуясь ее именем обманывает хороших и честных людей. Поскольку для выяснения того, является ли то или иное лицо частью САНО или ее баз поддержки и правда или нет, то что говорит, связаться с Генеральным Командованием САНО сложно, сейчас будет достаточно обратиться с запросом в одну из Хунт Хорошего Правительства (ту, что соответствует зоне, откуда представляется «обманщик»), и в течение минут будет дан ответ правда это или нет и является ли он сапатистом. Для этого Хунты Хорошего Правительства выдадут сертификаты и удостоверения, и тем не менее, это должно всегда проверяться.

Эти и другие решения будут приняты Хунтами Хорошего Правительства (которые так называются, не потому что они сами по себе такие «хорошие», а чтобы установить четкое различие между собой и «негодным правительством»).

Так что теперь уже «гражданским обществам» известно, с кем они должны договариваться по поводу проектов, лагерей мира, посещений, материальной поддержки и т. д. Защитники прав человека уже знают, кому передавать приходящие к ним жалобы и от кого они должны ждать ответа. Армия и полиция уже знают, на кого им следует нападать (имея только при этом ввиду, что в этом случае обязательно вмешаемся и мы, то есть САНО). Средства информации, говорящие то, что им платят, чтобы говорили, уже знают на кого клеветать и/или кого игнорировать. Честные средства информации уже знают куда обращаться с просьбами об интервью или репортажах в общинах. Федеральное правительство и его «уполномоченный» уже знают, что должны вести себя как будто ничего не происходит. И Власть Денег уже знает какого нового врага ей бояться.

Шум и суета продолжаются. Где-то рядом кто-то крутит ручку приемника и вдруг становится четко слышно: «Говорит Повстанческое Радио, голос тех, кто без голоса, мы передаем из одного из мест в горах юго-востока Мексики», потом в знакомом ритме «Уже виден горизонт» звучит маримба. На какой-то момент товарищи прекращают работу и обмениваются мнениями на своем языке. Это длится всего несколько секунд. И вновь возвращается шум работы.

Любопытно. Вдруг мне начинает казаться, что эти мужчины и женщины заняты не строительством нескольких домов. Кажется, это новый мир, который подымают они среди всего этого шума. Но может быть и нет. Может быть, это на самом деле всего несколько построек, а то что мне показалось — не более, чем игра света и тени, которые расстилает рассвет над общинами, где рождаются сегодня Улитки.

Я ухожу в один из темных углов и зажигаю трубку и сомнение. И вдруг слышу, как сам себе говорю: «Может быть нет… но может быть и да…»

Он здесь! Вернулся! Целую вечность не радовавший нас своим неповторимым стилем! С вами! Единственный! Неклонируемый! Несравненный! Долгожданный! Пооовторррррный поооостскрррррррррриптум! Даааа! Виват! Ура! Браво! Счастье какое! (Предполагается, что в этот момент уважаемая публика не выдерживает и взрывается овацией).

P.S. ПРОТЯГИВАЮЩИЙ РУКУ И СЛОВО. — Официальный: вы формально приглашены на отмечание смерти Агуаскальентес и на праздник рождения Улиток и начала существования Хунт Хорошего Правительства. Состоится это в Овентике, в Автономном муниципалитете «Сан-Андрес Сакамчен де лос Побрес» сапатистского и повстанческого Чьяпаса 8, 9 и 10 августа 2003 года. То есть, как мы здесь говорим, прибытие 8, праздник 9 и возвращение 10. На входе в Улитку Овентика есть плакат, гласящий: «Вы находитесь на Повстанческой Сапатистской территории, здесь командует народ и правительство подчиняется» (я хочу повесить один похожий в наших лагерях, но с надписью: «Здесь командует Суп и каждый делает то, что ему вздумается». Вздох.)

P.S. РАСКРЫВАЮЩИЙ СЕКРЕТНУЮ ИНФОРМАЦИЮ. — На празднике, согласно последним докладам наших разведслужб, будут присутствовать Автономные Советы ВСЕХ повстанческих сапатистских муниципалитетов, Подпольный Революционный Индейский комитет — Генеральное Командование Сапатистской Армии Национального Освобождения и несколько тысяч участников баз поддержки. Будет мало речей и много песен (ходят настойчивые слухи, что прибудут музыкальные сапатистские группы из разных мест и устроят такой гипер-мега-магна-супер-пупер концерт, единственный повод которого — радость продолжать быть живыми и сопротивляться, что по сравнению с ним любой концерт техно — это просто детсадовский полдник с куклами и пасочками).

На тот маловероятный случай, если вы вдруг тоже захотите участвовать и разделить эту радость с нарушителями закона, вам будет полезно выслушать следующие рекомендации:

P.S. КАК ОБЫЧНО, НЕМНОГО СГУЩАЮЩИЙ КРАСКИ, ВЕДУЩИЙ РЕЧЬ О ЗОНТАХ (ИЗ-ЗА ДОЖДЯ, РАЗУМЕЕТСЯ).- Почва на сапатистских землях, является не только достойной и повстанческой, но еще и холодной и влажной. Праздники там настолько заразительны, что даже дождь не выдерживает и тоже принимает участие, начинаясь обычно в самом разгаре танца или какой-нибудь зажигательной речи. Поэтому было бы совсем неплохо, если бы у вас, кроме легких для танцев ног, были бы с собой еще и какие-нибудь зонтик, клеенка, ветровка, плащ, дождевик и что угодно другое, пригодное чтобы укрыться сверху и снизу. Один из этих ужасных «спальных мешков» будет вам очень полезен, особенно если у вас будет возможность простелить что-нибудь между вами и дождем и между вами и землей.

P.S. КОТОРЫЙ СЕЙЧАС ПЕРЕКРЕСТИТСЯ. — Единственная крыша, гарантированная на сапатистских землях, это та, что натягивает держатель неба (согласно старику Антонио), и учитывая объясненное в предыдущем постскриптуме, в эти дни и ночи льет так, будто бы здесь в избытке было не достоинство, а жажда. Поэтому вы должны быть морально готовы к тому чтобы спать (пречистая дева Мария!) под одной крышей и в таком тесном смешении со многими другими, что римские оргии по сравнению с этим покажутся невинными детскими шалостями.

Или, чтобы удачно провести ждущие вас считаные моменты тишины и спокойствия, вы можете взять с собой палатку (которые обычно очень практичны, потому что с первыми же каплями дождя они отправляются в плавание по морям грязи).

P.S. готовящий торт «МАРКО?С СПЕШЛ». — Единственной пищей, изобилующей под сапатистским небом, является надежда. Но поскольку, согласно последним научным исследованиям, рекомендуется сбалансированная диета, где надежда должна дополняться калориями, углеродами, витаминами, углеводородами и тому подобным, вы поступите правильно, если возьмете с собой соответствующий рацион из консервов, концентратов, черепах, галет и прочего, потому что может быть, единственное, что может быть вам удастся здесь найти — это лепешки (и то, в лучшем случае).

P.S. НАСТРАИВАЮЩИЙ. — Если он у вас есть, возьмите с собой коротковолновый радиоприемник (или отдолжите его у кого-нибудь, или в крайнем случае купите на улице у какого-нибудь мелкого торговца — в этом случае качество бывает лучше, чем при покупках в крупных торговых центрах), потому что 9 августа, мы пока еще не определились, во сколько точно, прозвучит первая межгалактическая трансляция «Повстанческого Радио». Даже если вы решите наказать нас бичом своего безразличия и не приедете, где бы вы ни находились вы сможете настроиться на нашу волну. Точная полоса частот: 49 метров, 5.8 мегагерц на коротких волнах. Поскольку наша трансляция не оставит равнодушным даже правительство, повторяйте на шкале приемника движения бедер в ритме кумбии, пока нас не найдете.

P.S. ОБОДРЯЮЩИЙ.- В программе намечаемых торжеств предусмотрен чемпионат по баскетболу. На нем определится как победитель лучшая команда (примечание: любая иностранная команда, которой вздумается выигрывать у местных, то есть у сапатистов, будет захвачена в плен, ее заставят прослушать полностью программу «Фокс с тобой»,[148] после чего она будет объявлена «незаконной» и ее победа будет аннулирована). Участвуй! Поддерживай твою любимую команду! (примечание: любое выражение поддержки или симпатии уважаемой публики по отношению к любой из команд, не являющейся местной, то есть сапатистской, будет подлежать единодушному осуждению и ответственные за это будут задержаны и направлены на ближайшую ассамблею с целью быть там критикуемым и попасть «под взгляд»). Ожидается присутствие команд со всей планеты (Соединенные Штаты, Эускаль Эрриа, Испания, Франция, Италия, УНАМ, УАМ, ПОЛИ,[149] ЭНА,[150] «гражданские общества», и др.), включая звезду из «Средней Автономной Повстанческой Сапатистской школы имени Первого января тысяча девятьсот девяносто четвертого года» (когда закончат представлять ее название, команда противника уже уснет)! И уже почти наверняка известно, что финал будет между САНО и САНО (для обеспечения этого, среди других команд будут распределены щедрые порции скисшего посоля). Ходят слухи, что уже начинается серьезная борьба между крупными международными концернами спортивных новостей за право на трансляцию, но эксклюзивность, кажется, уже передана Сапатистской Системе Интергалактического телевидения. Говорят еще, что ставки в Лас-Вегасе соответствуют 7 раз по 7[151] против 0,0001 (разумеется, в пользу сапатистов).

Все. Привет и если вы не сможете присутствовать, не волнуйтесь, все равно вы будете с нами.

(Продолжения не следует)

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

Мексика, июль 2003 г

Овентик, Чьяпас, 9 августа 2003 г.

МЕКСИКА

Сапатистским Хунтам Хорошего Правительства:

Автономным Cапатистским Повстанческим муниципалитетам:

Национальному и международному гражданскому обществу:

Братья и сестры!

Примите это приветствие от меня и от всех офицеров, повстанцев и милисианос нашей Сапатистской Армии Национального Освобождения.

Мы поздравляем вас с рождением Хунт Хорошего Правительства. Это очень важный шаг вперед в нашей борьбе за признание прав и культуры мексиканских индейцев и хорошая форма попытки решения имеющихся проблем. И мы поздравляем всех присутствующих, потому что этот шаг вперед стал возможен и за счет поддержки «гражданских обществ» Мексики и всего мира.

Как вы помните, месяц назад, в июле этого года, советы 30 автономных сапатистских повстанческих муниципалитетов обратились к Подпольному Революционному Индейскому комитету — Генеральному Командованию САНО с просьбой о том, чтобы я стал на время и их представителем тоже.

Цель заключалась в объяснении мексиканскому и международному гражданскому обществу сути изменений, происходивших на повстанческой территории в течение последних 9 месяцев, и которые сегодня уже стали реальностью.

Сейчас мы видим что кое-что уже удалось объяснить, Хунты Хорошего Правительства созданы и они начинают действовать в первых Улитках Сопротивления, рождающихся сегодня на повстанческой территории. Мы уверены, что новые Улитки будут возникать сейчас по всей Мексике и по всему миру, потому что перед лицом Власти, мы, сапатисты, рисуем сегодня улитки.

Мы считаем, что как САНО, мы уже выполнили нашу часть работы, связанную с этими изменениями.

Мы создали Улитки, построили дома Хунт Хорошего Правительства и попытались объяснить немного, в чем именно заключаются изменения.

Так что сейчас я возвращаю им слух, голос и взгляд. Начиная с этого момента все, связанное с автономными сапатистскими повстанческими муниципалитетами, будет решаться непосредственно их властями и Хунтами Хорошего Правительства, с ними нужно будет обсуждать все вопросы автономных муниципалитетов, такие как проекты, посещения, кооперативы, конфликты и т. д.

Сапатистская Армия Национального Освобождения не может быть голосом тех, кто правит, то есть голосом власти, даже если те, кто правят, правят подчиняясь и являются хорошим правительством.

САНО говорит от имени тех, кто снизу, от имени тех, кем правят, от имени сапатистских народов, тех кто является ее кровью и сердцем, ее путем и ее разумом.

Наша работа в том, чтобы защищать их, поэтому мы Сапатистская Армия, Вотан-Сапата, страж и сердце народа.

Так что, начиная с этого момента я перестаю быть представителем автономных сапатистских повстанческих муниципалитетов. У них уже есть кому говорить, причем хорошо, от их имени.

Как военный командир сапатистских войск я сообщаю вам, что начиная с этого момента Автономные Советы уже не смогут обращаться к нашим солдатам для того чтобы они выполненяли задачи, относящиеся к компетенции правительства. Поэтому они должны будут постараться, как это должны делать все хорошие правительства, в своем правлении обращаться не к силе, а к разуму.

Армии должны быть использовны для того чтобы защищаться, а не для того чтобы править. Армия не должна выполнять функций полиции или агентства правительственного министерства.

В связи с этим, и как вам отдельно сообщат наши команданте, нами будут ликвидированы все заставы и контрольно-пропускные пункты, по распоряжению автономных властей поддерживавшиеся нашими силами на дорогах и шоссе, кроме того мы перестаем нести ответственность за сбор налогов у частных лиц.

Начиная с этого момента заставы и контрольно-пропускные пункты будут восстанавливаться нами только в случаях объявлния всеобщей тревоги.

Нашей работой и нашим долгом остается защита общин от агрессии негодного правительства, боевиков и всех тех, кто желает причинить им зло. Ради этого мы родились, ради этого мы живем, ради этого мы готовы умереть.

Мне нет необходимости говорить, что в Мексике и в мире есть много хороших людей, которые смотрят на вас. Есть в их взгляде уважение и надежда. Уважение, потому что когда все думали, что вы побеждены, вы продолжали двигаться вперед, потому что несмотря на постоянные преследования оружием и ложью, вы создали хорошее правительство. И надежда, потому что в сравнении с правительствами и политиками, которые лишь лгут и воруют, вы можете стать хорошим примером того, как править подчиняясь.

Мы просим вас, чтобы вы работали с этим чистым разумом, чтобы никогда не потерять это уважение и всегда поддерживать эту надежду.

И наконец хочу сказать вам, что для меня было большой честью являться вашим представителем.

Это все, что я хотел сказать и жду критики или чего положено.

С гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

Мексика, август 2003 г.

Сапатистская Армия Национального Освобождения

Мексика

10 ноября 2003 г.

Доброе утро, добрый день, добрый вечер. К вам обращается Суп Маркос. Добро пожаловать.

(……………………………)

…Слова, которые я сейчас пишу и говорю, обращены ко всем тем, кто не состоя в рядах САНО, вместе с нами разделяет, защищает и старается воплотить в жизнь идею построения мира, в который вместятся все миры. Это определение может звучать и по другому — мы хотим дня рождения, в который поместятся все дни рождения.

Так что начнем наш праздник так, как всегда начинались все дни рождения в горах юго-востока Мексики 20 лет назад, то есть, с рассказывания историй.

Согласно нашему календарю, история САНО до начала войны, делится на семь этапов.

Первый этап заключался в отборе тех, кто должны были создать САНО. Это было приблизительно в 1982 году. Проводились практические занятия в сельве, продолжавшиеся по одному или двум месяцам, в ходе которых оценивалась готовность участников, чтобы определиться с теми, кто «положит начало». Второй этап — это так называемая «имплантация», то есть само учреждение САНО.

Сегодня 10 ноября 2003 года.

Давайте вместе представим себе, что в один из дней, такой же как и сегодняшний, но 20 лет назад, в 1983 году, группа людей готовила в одном из явочных домов экипировку, которую нужно было взять в горы юго-востока Мексики. Может быть, этот день 20 лет назад, проходил в уточнении возможных трудностей, накоплении информации о дорогах, альтернативных путях, погоде, определялись сроки, приказы, правила. 20 лет назад, может быть как раз в это же время, эти люди садились в машину и начинали путь в сторону Чьяпаса. Если бы мы могли там быть, мы наверное спросили бы у них, что они собираются делать. И они бы наверняка нам ответили: «создавать Сапатистскую Армию Национального Освобождения». Они ждали 15 лет, чтобы произнести эти слова.

Теперь представим себе, что 10 ноября 1983 года они пускаются в путь. Через несколько дней они добираются до конца проселочной дороги, выгружают свои вещи, прощаются с водителем фразой наподобие «до свидания», и потом, одев рюкзаки начинают подъем на один из горных хребтов, пересекающих с наклоном к западу, Лакандонскую сельву. Через несколько часов дороги с 25 килограммами веса за спиной, они уже глубоко в горах разбивают свой первый лагерь. Да, может быть в этот день было холодно и даже шел дождь.

Сегодня, 20 лет назад, под гигантские деревья спускается ночь, и при помощи карманных фонариков эти мужчины и женщины натягивают на веревки клееночную крышу, привязывают гамаки, ищут сухие дрова и поджигая кулек из целлофана разводят костер. При его свете командир записывает в походный дневник нечто вроде: «17 ноября 1983 г. Столько-то метров над уровнем моря. Дождливо. Разбит лагерь. Без новостей.» В верхней левой части листа, на котором он пишет, появляется название этой первой остановки в путешествии, которое как всем известно, обещает быть очень долгим. Не было никакой особенной церемонии, но в этот день и в этот час была создана Сапатистская Армия Национального Освобождения.

Наверняка кто-то предложил для этого лагеря какое-то название. Мы этого не знаем. Нам известно только, что эта группа состояла из 6 человек. Первые 6 повстанцев, пять мужчин и одна женщина. Из этих 6, трое были метисами и трое — индейцами. Пропорция 50 % метисов и 50 % индейцев в наших рядах не повторялась больше в течение всех 20 лет истории САНО, впрочем как и пропорция женщин (менее 20 % в эти первые дни). Сейчас, через двадцать лет после того 17 ноября, процентное соотношение должно составлять приблизительно 98,9 % индейцев и 1 % метисов. Пропорция женщин уже приближается к 45 %.

Как назывался тот первый лагерь САНО? Те первые 6 повстанцев до сих пор спорят на эту тему. Как я потом понял, названия давались лагерям безо всякой логики, и совершенно естественным путем и без обид избегались названия апокалиптические или пророческие. Например, ни один из лагерей не был назван «Первое января 1994 года».

Согласно рассазам тех первых шестерых, однажды один из них отправился на разведку в поисках места для нового лагеря. Повстанец вернулся, говоря, что найденное им место «просто мечта». Все отправились туда, и прибыв на место оказались посередине болота. Тогда они сказали ему, что «это не мечта, а кошмар». Поэтому лагерь был назван «Кошмаром». Это происходило примерно в первые месяцы 1984 года. Имя этого повстанца было Педро. Потом он стал младшим лейтенантом, лейтенантом, младшим капитаном, капитаном и субкоманданте. С этим званием и будучи начальником Сапатстского Генерального штаба он погиб в бою первого января 1994 года при взятии Лас-Маргаритас, в Чьяпасе, в Мексике.

На третьем этапе, еще задолго до восстания, мы были заняты решением задач по выживанию, то есть охотой, рыбной ловлей и собирательством диких фруктов и растений. В это время мы учились узнавать местность, то есть ориентации, походам, топографии. И еще на этом этапе мы изучали военную стратегию и тактику по учебникам североамериканской и мексиканской федеральной армий, учились обращаться с различными видами огнестрельного оружия, и кроме того, занимались так называемыми «боевыми искусствами». И еще мы изучали историю Мексики и в целом, честно говоря, вели весьма насыщенную культурную жизнь.

Я попал в Лакандонскую сельву уже на этом, третьем этапе, в 1984 году. Где-то в августе-сентябре того года, примерно через 9 месяцев после прибытия первой группы. Мы пришли с двумя товарищами — одной индианкой чоль и одним индейцем из народа цоциль. Если я не ошибаюсь, к моменту нашего прибытия САНО состояла из 7 членов, постоянно находившихся в горах и двоих еще, которые постоянно «поднимались» и «спускались» в город с письмами и продуктам. Через селения мы проходили по ночам, притворяясь инженерами.

Наши лагеря в те времена были относительно просты: был интендентский участок или кухня, спальни, участок для упражнений, медпункт, участок 25 и 50 и поле огня для обороны. Наверное, кто-то из слушающих меня спросит, что это за участок 25 и 50. Дело в том, что для справления нужд, именуемых «первичными», нужно было на определенное расстояние удаляться от лагеря. Чтобы сходить по-маленькому нужно было отходить на 25 метров, а чтобы сходить по-большому — на 50 метров, и кроме того, необходимо было выкопать мачете ямку и после закопать туда «продукт». Конечно, все эти нормы действовали, когда нас было, как говорится «горсть» мужчин и женщин, то есть когда наше общее число не превышало десяти. Позднее, мы начали строить туалеты в местах более отдаленных, но термины «25» и «50» остались.

Был у нас один лагерь, называвшийся «Очаг», потому что там мы соорудили наш первый очаг. До этого, огонь разводился прямо на земле и котелки (два больших — один для фасоли и другой для подстреленной дичи или пойманной рыбы) подвешивались к перекладинам из связанных бамбкукрвых палок. Но потом нас стало больше и мы вступили в «эру очага». К этому моменту в списках САНО числилось уже целых 12 бойцов.

Через некоторое время, в лагере, который назывался «Новобранцы» (потому что новые бойцы сначала попадали туда), мы вступили в «эру колеса». Потому что мы смастерили при помощи одних мачете деревянное колесо и сделали тачку, чтобы возить камни к траншеям. Но видимо, времена были такие — колесо наше вышло достаточно квадратным и камни все-таки пришлось таскать на спине.

Другой лагерь назывался «Беби Док»,[152] в честь того, кто разорил, с благословения Соединенных Штатов, гаитянские земли. Все началось с того, что мы шли с колоной новобранцев чтобы разбить новый лагерь возле одного селения. По дороге мы наткнулись на стадо диких свиней. Партизанская колонна среагировала умело и организованно, то есть тот, кто шел впереди закричал «свиньи!» и в панике, ставшей его двигателем и горючим, взобрался на ближайшее дерево, с тем проворством, какое никогда больше за ним не наблюдалось. Другие мужественно бросились бежать… в противоположную от противника, то есть кабанов, сторону. Некоторые открыли огонь и подстрелили двух диких свиней. При вражеском отступлении, то есть когда кабаны ушли, на поле боя остался один брошенный поросенок, величиной с домашнего кота. Мы его приняли в семью и назвали «Беби Док», потому что события совпали с годовщиной смерти «Папы Дока» Дювалье, оставившего мясную лавку в наследство своему отпрыску. Мы разбили лагерь и занялись подготовкой ужина. А поросенок очень к нам привязался, видимо, из-за нашего запаха.

Другой лагерь тех лет был назван «Молодежный», потому что там была создана первая группа молодых повстанцев, которые назвали ее «Повстанческая Молодежь Юга». Раз в неделю молодые повстанцы собирались петь, танцевать, читать, заниматься спортом и проводить разные конкурсы.

17 ноября 1984 года, 19 лет назад мы впервые отпраздновали день рождения САНО. Нас было 9. Кажется, это было в лагере, который назывался «Маргарет Тетчер», потому что поблизости мы поймали обезьянку, которая, клянусь вам, была просто клоном «железной леди».

На следующий год мы отпраздновали этот день в лагере под названием «Ватапиль», потому что так называется растение, из листьев которого мы сделали обертку для продуктов.

Я был тогда младшим капитаном, мы находились в месте под названием Сьерра-дель-Альмендро, а основная колонна была в других горах. В моем подчинении было трое повстанцев. Если математические познания меня не подводят, в этом лагере нас было четверо. Мы отмечали праздник с галетами, кофе, пиноле с сахаром и кохолой,[153] которую подстрелили утром. Звучали песни и стихи. Один пел или декламировал, а трое других аплодировали со скукой, достойной какого-нибудь лучшего повода. Когда подошла моя очередь, я произнес торжественную речь, единственными аргументами которой были комары и окружавшее нас одиночество, и в ней я заверил присутствующих, что однажды нас будут тысячи и слово наше обойдет мир. Остальные трое согласились, но не со мной, а с тем, что съеденная мной галета наверняка была совершенно заплесневевшей, плесень оказала на меня соответствующий эффект и поэтому я брежу. Помню, что после этого всю ночь шел дождь.

Во время четвертого этапа, были установлены первые контакты с селениями нашей зоны. Сначала мы беседовали с кем-то одним из местных, а потом со всей его семьей. От семьи мы переходили к селению. И от селения — к региону. Так постепенно, наше присутствие превратилось в секрет полишинеля и в коллективный заговор. На этом этапе, протекавшем в то же время, что и третий, САНО уже не была той, какой мы ее представляли в самом начале. К этому моменту мы уже успели потерпеть поражение от индейских общин и в результате этого поражения САНО начала расти в геометрической прогрессии и становиться «очень другой», то есть, колесо все больше стесывалось, пока наконец не стало круглым, чтобы делать наконец то, что должно делать каждое колесо — вращаться.

Пятый этап — это этап стремительного роста САНО. Из-за политических и социальных условий ему способствовавших, наш рост вышел за пределы Лакандонской сельвы и мы добрались до Лос-Альтос[154] и до северных районов Чьяпаса. Шестой этап — это голосование в пользу войны и подготовка к ней, включая так называемый «бой в Корральчене»[155] в мае 1993 года, когда произошли наши первые столкновения с федеральной армией.

Два года назад, во время Похода за Достоинство индейцев, в одном из мест, через которые мы прошли, я увидел одну странную толстую бутылку, похожую на кастрюлю с узким горлышком. Инкрустированная осколками зеркала, мне кажется, она была из глины. На свету, каждое зеркальце этой кастрюли-бутылки отражало свою особенную картинку. Все ее окружавшее каким-то новым особым образом в ней отражалось и в то же время все это отражение напоминало радугу изображений. Казалось, множество маленьких историй объединились чтобы, не теряя своих различий, стать частью одной большой истории. Я подумал, что наверное история САНО может быть рассказана, увидена и проанализирована, неким подобным этой кастрюле-бутылке образом…

… Канун того первого января, был седьмым этапом САНО.

Помню, что ночь 30 декабря 1993 года застала меня на шоссе Окосинго — Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас. Тот день я провел на позициях, занятых нами в окрестностях Окосинго. По радио я проверил обстановку наших войск, которые были сосредоточены в различных пунктах на краю шоссе, вдоль ущелий Пативица, Монте-Либано и Лас-Тасас. Эти войска принадлежали Третьему пехотному полку и состояли приблизительно из 1500 бойцов. Миссия третьего полка заключалась во взятии Окосинго. Но до этого, «по дороге» они должны были захватить местные поместья и овладеть оружием «белой гвардии» помещиков. Мне доложили, что над селением Сан-Мигель кружил вертолет федеральной армии, видимо, внимание пилота привлекло скопление машин в этом селении. С раннего утра 29 числа, все машины, въезжавшие в район ущелий, не возвращались, все они были «отдолжены» для мобилизации войск третьего полка. Третий полк полностью состоял из индейцев цельталей.

Заодно я проверил позиции Батальона номер восемь (входившего в состав Пятого полка), который сначала должен был захватить муниципальный центр Альтамирано, а после этого на марше взять Чаналь, Ошчук и Уиштан, с тем чтобы участвовать в нападении на казармы Ранчо-Нуэво, в окрестностях Сан-Кристобаля. Восьмой батальон был усиленным. Во взятии Альтамирано должны были участвовать около 600 бойцов, часть из которых должна была остаться в захваченном пункте. При дальнейшем наступлении к ним должны были присоединиться другие товарищи и атака Ранчо-Нуэво планировалась группой из приблизительно 500 повстанцев. Большинство в Восьмом батальоне составляли цельтали.

Находясь на шоссе, я задержался немного на самом высоком его участке и связался по радио с Двадцать четвертым батальоном (тоже относившимся к Пятому полку), чья миссия заключалась в захвате муниципального центра Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас и в совместном нападении (вместе с Восьмым батальоном) на военные казармы Ранчо-Нуэво. Двадцать четвертый батальон тоже был усиленным. Он состоял из почти 1000 бойцов, все из которых происходили из зоны Лос-Альтос и были индейцами-цоцилями.

Добравшись до Сан-Кристобаля, я объехал его по окраинам и попал на позицию, которую должна была занять Генеральная казарма командования САНО. Оттуда я связался по радио с командиром Первого полка, субкоманданте Педро, начальником сапатистского генерального штаба и вторым по старшинству в командовании САНО. Его миссия заключалась в захвате центра Лас-Маргаритас и в наступлении и атаке на военные казармы в Комитане. Первый полк состоял из 12000 бойцов, большинство которых были тохолабалями.

Кроме того, в так называемом «втором стратегическом резерве» оставался еще один батальон, состоявший из индейцев чолей, а в глубине наших баз в горах, в зонах проживания цельталей, тохолабалей, цоцилей и чолей, находилось еще три батальона, являвшихся «первым стратегическим резервом».

Таким образом, САНО впервые заявляет о себе публично, имея более 4500 бойцов на первой линии огня, составлявших так называемую Двадцать первую сапатистскую пехотную дивизию и примерно 2000 бойцов резерва.

Ночью 31 декабря 1993 года я подтвердил приказ о наступлении и время его начала. Резюмируя — САНО должна была атаковать одновременно четыре муниципальных центра и еще три «по дороге», подавить сопротивление полицейских и военных сил в этих пунктах и напасть на две крупные казармы федеральной армии. Дата: 31 декабря 1993 года Время: 24:00.

Утро 31 декабря 1993 года было посвящено уходу с городских позиций, занятых нашими людьми в некоторых местах. Около 14:00 различные полки подтвердили по радио Генеральному командованию свою готовность. В 17:00 начался обратный отсчет времени — это время было названо «Минус 7». С этого момента полностью прекращалась связь со всеми полками. Следующий радиоконтакт был запланирован на «Плюс 7», 07:00 первого января 1994 года…. с теми, кто останется в живых…

… К этим первым минутам 1994 года мы готовились 10 лет. Вот-вот наступит январь 2004 года. Скоро исполнятся 10 лет войны. 10 лет подготовки и 10 лет войны, 20 лет.

Но я не буду сейчас говорить ни о первых 10 годах, ни о последовавших за ними, ни о всех 20 в сумме. Более того, я не буду говорить ни о годах, ни о датах, ни о календарях. Я буду говорить сейчас об одном человеке, о солдате-повстанце, о сапатисте. Я не буду говорить много. Не могу. Пока не могу. Его звали Педро и он погиб в бою. У него было звание субкоманданте и в момент своей гибели он являлся начальником сапатистского генерального штаба и вторым после меня в командовании. Я не буду говорить, что он не умер. Он умер и я не хотел, чтобы он умирал. Но, как и все наши мертвые, Педро бродит по этим местам и время от времени появляется среди нас, и говорит, и шутит, и становится серьезным, и просит еще кофе и зажигает очередную сигарету. Сейчас он здесь. Сейчас 26 октября и это его день рожденья. Я говорю ему: «За здоровье именинника». Он поднимает свою чашку с кофе и отвечает мне: «За здоровье, Суб». Я не знаю, зачем я придумал себе имя «Маркос», если никто меня так не называет, все говорят мне «Суб» и разные производные. Мы беседуем с Педро. Я рассказываю ему и он рассказывает мне. Вспоминаем. Смеемся. Становимся серьезными. Иногда я браню его. Я браню его за недисциплинированность, потому что я не приказывал ему, чтобы он умирал, а он умер. Он не подчинился. И поэтому я браню его. Он только шире открывает глаза и говорит мне «что делать». Да, что делать. Тогда я показываю ему карту. Ему всегда нравится смотреть карты. Я показываю ему, как мы выросли. Он улыбается.

Хосуэ подходит, здоровается и поздравляет «с днем рождения товарищ субкоманданте Педро». Педро смеется и говорит: «пока ты все это выговоришь, наступит следующий день рожденья». Педро смотрит на Хосуэ и на меня. Я молча соглашаюсь.

Проходит несколько секунд и мы уже не празднуем дня рожденья. Втроем мы понимаемся на холм. На привале Хосуэ говорит: «Скоро исполнятся 10 лет с начала войны». Педро ничего не говорит и только зажигает сигарету. Хосуэ добавляет «И 20 лет с рождения САНО. Надо устроить танцы».

«20 и 10, — повторяю я медленно, и добавляю, — и те, что нам остались…».

И вот мы уже на вершине холма. Хосуэ снимает рюкзак. Я зажигаю трубку и показываю рукой вдаль. Педро смотрит туда, встает и говорит себе и нам: «Да, уже виден горизонт…».[156]

Уходит Педро. Хосуэ снова поднимает свой рюкзак и говорит мне, что нужно продолжать путь.

Да, конечно же да, нужно продолжать путь…

Это все. Если вы заскучали, приходите завтра, 11 ноября на выставку произведений графического искусства, которые будут разыграны в лотерею в Доме Культуры им. Хесуса Рейеса Эролеса и на танцы 14 числа в Салоне Лос-Анхелес.[157]

И если вы и там заскучаете, значит вы уже готовы стать депутатами, сенаторами и кандидатами в президенты Мексики.

Ладно, я ухожу, потому что уже звучат первые аккорды «Крапленных карт» и если задержусь еще, то наверняка останусь без моей порции торта и конфет.

Привет! И счастливой встречи с нами и с собой.

С гор юго-востока Мексики

И надувая пузыри, чтобы не рассказывали, что я уже не дышу.

Субкоманданте Маркос

Мексика, ноябрь 2003 г. 20 и 10.

Коммюнике подпольного Революционного Индейского Комитета — Генерального Командования Сапатистской Армии Национального Освобождения.

Мексика.

14 февраля 2004 г.

Народу Мексики

Народам мира

Братья и сестры!

Подпольный Революционный Индейский комитет — Генеральное Командование Сапатистской Армии Национального Освобождения в этот день, посвященный нашим товарищам, павшим в борьбе, говорит свое слово.

В десятую годовщину с начала войны против забвения, САНО обращает свою память к сапатистам павшим за эти 10 лет войны. На частной церемонии, 2 января текущего года, повстанцы, офицеры и команданте почтили их память перед некоторыми из могил и в селениях, являющихся свидетелями рождения, взросления и борьбы наших товарищей.

Сегодня — 14 февраля, день который мы каждый год посвящаем памяти о боли нашей борьбы — памяти наших мертвых.

В связи с этим Генеральное Командование Сапатистской Армии публикует сегодня полный список сапатистов, павших в боях 1994 года, погибших и пропавших без вести

ПЕРВОЕ. В боях в районе Окосинго мы потеряли 34 бойца. Из них двое скончались от ран в наших полевых госпиталях (погибшие в бою, ПБ) и другие 32 пропавшие в бою (ПРБ).

Как известно, по крайней мере пятеро из этих пропавших товарищей были казнены без суда и следствия по приказу в то время бригадного генерала Луиса Умберто Портильо Леаля, начальника Тридцатой военной зоны. Осуществление убийств было поручено в то время майору пехоты Адальберто Пересу Наве, казнившему по крайней мере пятерых индейцев-сапатистов. Приказы генерала Портильо Леаля заключались в том, чтобы не брать пленных и убивать всех без разбора, вооруженнных и безоружных. Другие сапатистские бойцы были казнены в то время младшим капитаном пехоты федеральной армии Лодехарио Сальвадором Эстрадой.

Выполняя приказ Портильо Леаля, федеральные войска убили восьмерых человек в больнице мексиканского института социального страхования Окосинго, перепутав их с сапатистами. На самом деле, это были члены полиции службы общественной безопасности штата, раненные при захвате муниципального центра Окосинго, и которым, соблюдая законы войны и кодекс воинской чести, САНО предоставила медицинскую помощь. По обвинению в этом преступлении военная полиция казнила младшего лейтенанта пехоты Хименеса Моралеса.

Эта информация была получена из личного дела Хесуса Вальеса Баэны А76-804-703, подписанного Бертой А. Суньигой, иммигационным судьей исполнительного офиса по вопросам иммиграции департамента Юстиции Соединенных Штатов Америки, датированного 19 марта 1999 года. В этом документе содержится рассказ офицера Хесуса Вальеса Баэны о причинах его дезертирства из рядов федеральной армии после угроз смерти со стороны в то время полковника Бокарандо Бенавидеса. Как и в случае с офицером Вальесом Баэной, были и другие военные, отказавшиеся выполнять приказы об убийствах. О дальнейшей судьбе этих офицеров неизвестно.

В продолжение мы приводим боевые имена, полные имена и места рождения павших в боях в районе Окосинго:

ВТОРОЕ. В боях в районе Лас-Маргаритас у нас был один погибший в бою. Кроме того, в дни последовавшие за взятием Лас-Маргаритас сапатистскими войсками, когда федералы восстановили свой контроль над этим пунктом, офицер федеральной армии майор Теран похитил, подверг пыткам и казнил в колонии Агуа-Приета милисианос Эдуардо Гомеса Эрнандеса и Хорхе Мариано Солиса Лопеса. Нашим товарищам отрезали уши и языки.

В продолжение мы приводим боевые имена, полные имена и места рождения павших в боях в районе Лас-Маргаритас:

Задержанные, подвергнутые пыткам и убитые федеральными войсками в Лас-Маргаритас:

ТРЕТЬЕ. Кроме сапатистов, погибших в боях в районе федеральных казарм Ранчо-Нуэво, в общине Морелия, относившейся тогда к муниципалитету Альтамирано, 7 января 1994 года федеральная армия вошла в общину и похитила Севериано Сантиса Гомеса (60 лет), Эрмелиндо Сантиса Гомеса (65 лет) и Себастьяна Лопеса Сантиса (45 лет), являвшихся участниками гражданской базы поддержки САНО. Через некоторое время были найдены их останки, со следами пыток и очевидными свидельствами того, что задержанные были казнены. Анализ останков был проведен специалистами из организации «Physicians for Human Rights». В продолжение мы приводим боевые имена, полные имена и место рождения сапатистов, павших в боях в Альтамирано, Ранчо-Нуэво и Морелии:

Задержанные армией, подвергнутые пыткам и убитые федеральными войсками в Альтамирано:

Погибшие или без вести пропавшие в боях в районе Альтамирано и Ранчо-Нуэво:

ЧЕТВЕРТОЕ. В тот же период войска САНО нанесли федеральным силам следующие потери — по крайней мере 27 убитых и 40 раненых. Кроме того, жизнь 180 солдат и полицейских, сдавшихся сапатистам, была сохранена (среди них дивизионный генерал Абсалон Кастельянос Домингес) и вскоре все они были освобождены.

ПЯТОЕ. Через десять лет после начала войны против забвения и в этот день, посвященный нашим павшим в борьбе, САНО чтит память этих сапатистов, в большинстве своем индейцев Чьяпаса, отдавшим жизни ради индейских народов и ради…

Демократии!

Свободы!

Справедливости!

С гор юго-востока Мексики,

от имени Подпольного Революционного Индейского комитета -

Генерального Командования Сапатистской Армии Национального Освобождения.

Субкоманданте Маркос

Сапатистская Армия Национального Освобождения.

Мексика.

30 апреля 2004 г.

Донье Консепсьон Вильяфуэрте,

Сан-Кристобаль-де-Лас-Касас,

Чьяпас,

Мексика.

Донья Кончита!

Примите вместе со всей вашей семьей наше объятие, которое, несмотря на все расстояния, не становится от этого менее теплым и братским.

Я отправляю вам письмо и коммюнике.

Это одно из тех писем и одно из тех коммюнике, которые было бы лучше никогда не писать.

И как для нас это обычно, молчание скажет больше, чем слова.

Будьте здоровы и тишина эта пусть обнимет вас.

С гор юго-востока Мексики,

Субкоманданте Маркос

Мексика, апрель 2004 г. 20 и 10.[158]

Мексика.

Апрель 2004 г.

Родственникам и друзьям дона Амадо Авенданьо Фигероа

Народу Мексики

Народам мира

Братья и сестры!

С большой печалью узнали мы о кончине сеньора дона Амадо Авенданьо Фигероа, общественного борца и чьяпасского, то есть мексиканского, журналиста.

Еще задолго до рассвета, с которого началась война против забвения, дон Амадо был небезразличен к боли индейцев Чьяпаса. Вместе с доньей Консепсьон Вильяфуэрте и с теми, кто вместе с ними двоими делал газету «Тьемпо», он сумел услышать, когда большинство были глухи и смог увидеть, когда многие были слепы.

Поэтому с публичного начала нашего восстания мы выбрали его газету, как средство, чтобы представить остальным наше слово. И не из-за того что он, и те, кто с ним работали, были согласны с нами, а потому что они были согласны говорить правду. Некоторое время спустя, дон Амадо был выдвинут на пост губернатора штата Чьяпас. Лишенный победы в результате подлога, он продолжал сопротивляться и в течение периода своего губернаторства он подготовил проект новой государственной конституции для Чьяпаса. Это документ, которым мы сегодня пользуемся. В течение действия своего мандата и после его истечения, он продолжал следить с уважением и вниманием за процессом сапатистской борьбы.

С кончиной дона Амадо Мексика потеряла последовательного борца, Чьяпас — одного из своих лучших сыновей, индейские народы — брата и сапатисты — товарища.

Вечная память дону Амадо.

С гор юго-востока Мексики,

от имени Подпольного Революционного Индейского комитета -

Генерального Командования Сапатистской Армии Национального Освобождения.

Субкоманданте Маркос

Мексика, апрель 2004 г. 20 и 10.

Мексика.

Апрель 2004 г.

Кому дойдет.

Этот вечер был бурого цвета. То есть, казалось, вот-вот он уйдет. Новость скрипучим голосом радиотранзистора хрустнула как сломанная ветка в этой псевдоночи сапатистского апреля. Показалось, что помехи на какие-то секунды прекратились, как раз в момент когда прозвучало: «Дон Амадо уже умер».

Так мне сообщили, что дон Амадо «уже умер». Может быть.

Может быть, дон Амадо уже умер и то, что я услышал как раз в момент, когда апрель сворачивает за угол календаря чтобы пропасть до следующего года, была вовсе не сломанная ветка, а новость о его смерти. Но если это была сломанная ветка, я мог бы подумать, что может быть, дон Амадо не умер, а просто свернул за один из углов, и хотя мы не сможем увидеть его сейчас, в следующем году он к нам вернется.

Мы узнали дона Амадо раньше, чем впервые увидели его.

Мы узнали его благодаря его слову. Его слово было прочно, как на стене, подвешено на листе времени. Мы, тогда еще скрытые, потому что наши лица были открыты, приблизились к этой стене времени и коснулись его сердца, то есть, его слова. Мы видели, что это слово нас увидело. Но не теми, кем мы были тогда и не теми, кто мы сегодня, а наш дом из боли и отчаяния, наше сердце.

Когда мы открылись, скрыв наши лица, мы увидели его. Была глубокая ночь первого января 1994 года. Он пришел, в шарфе, в очках, в куртке или пиджаке (не помню точно) и с записной книжкой. Он задал нам несколько вопросов. Что-то записал. Я спросил его: «Дон Амадо?». Не помню, что он мне ответил. Он почти не говорил. Но его взгляд говорил о многом. Не было в нем ни смертного приговора, который многие нам уже пророчили в те первые часы, ни осуждения, ни одобрения. Было в этом взгляде нечто наподобие… попытки понять. Каждый раз, когда я встречал его потом, его взгляд оставался тем же. Пытаться понять другого — это форма уважать его. И дон Амадо уважал нас.

И это уважение было взаимно. Или есть. Потому что, может быть, он умер. Но может быть, и нет.

После этого, после новости или сломанной ветки, ночь оказалась на редкость долгой. Она как бы растягивалась, но не для того чтобы взбодриться, а с тем чтобы проникнуть во все уголки, даже в те, что скрыты в самой глубине нашего существа.

На следующий день… не помню, давно был этот следующий день или недавно. Время, то есть календарь, часто нас обманывает. Но я рассказываю вам, что на этот самый следующий день в одном из селений сносили один из старых домов. Вскоре от него осталась только груда панелей, досок и собаки с любопытством их обнюхивающие.

Ко мне подошел старик Антонио, все еще не выпуская из рук молотка и мачете, посмотрел на развалины и сказал: «Этот домик уже отжил свое и сейчас остается только его история, история его борьбы и его сопротивления». Старик Антонио принял огонек моей зажигалки поднесенной к его сигарете и продолжил: «То же самое происходит, когда мы умираем, ничего не остается, только история того, что мы сделали и того что сделать не успели… время каждого из нас».

Если дон Амадо умер, он оставил нас без своего дома и нам осталась только его история. Но у дона Амадо была, или есть, одна проблема, которой далеко не каждый может похвастаться. Вместо сердца у него был дом, иногда притворявшийся газетой «Тьемпо», иногда — листом судебного дела, иногда — повстанческим правительством, а иногда — рассказчиком историй.

И в своем доме, то есть, в своем сердце, дон Амадо уже давно открыл окна и двери для тех, кто цвета земли, и с ними разделил он крышу, взгляд, слух и слово.

Мне говорят, что дон Амадо уже умер. Может быть, да. А может быть и нет, может он и не умер. Кто знает.

Может быть, в его сердце, то есть, в его доме, уже не осталось для нас крыши, что он уже не посмотрит на нас в окно, что мы не войдем уже в его дверь и не сядем за стол, как раньше, пока снаружи будет дождь, холод, солнце, тучи. А может быть, и нет, может, он не умер и потом, за каким-нибудь из углов ждет нас еще его дом, то есть, его сердце, с этим шумом, который принято называть «жизнью».

Я, честно говоря, не знаю, умер он или нет, но знаю, что его история, его время находятся здесь, с нами, с теми, кто вошел в его дом, потому что он открыл нам двери и сделал он это потому что так он решил, так ему захотелось. Потому что есть сердца, которые так велики, что бьются только когда находятся вместе с другими.

Таким был дон Амадо… Или такой он есть… Я, честно говоря, не знаю… Смерть… может быть, да… может быть, нет…

Поэтому, сегодня ночью я лишь подобрал с земли сломанную ветку и посадил ее возле моего дома. Но не потому что думаю что она еще может прорасти, а потому что это знак для дона Амадо, чтобы он знал, что когда вернется из-за того угла за который ушел, среди нас он найдет сердце, то есть, как здесь принято говорить, «дом».

Все, дон Амадо. Счастливо и добро пожаловать.

С гор юго-востока Мексики,

Субкоманданте Маркос

Мексика, апрель 2004 г. 20 и 10.

P.S. Мы остались с чувством, как будто не успели завершить объятие. Как с наступившей внезапно тишиной… Вы слышите?…

Под защитой дождя светотень бредет по спирали, вычерчивая на своем пути контуры улитки. Входит? Выходит? Как знать. Кажется, что она говорит или пишет кому-то, кого нет. Посмотрим… Закончился праздник. Музыканты уходят, хотя здесь еще остается немного шума. Завтрашний день будет таким же, как и все остальные в этом месяце: появляющееся время от времени солнце, как будто подглядывает за нами — смотрит, что мы делаем, и после этого тучи, и дождь неожиданно покрывают нас нас с ног до головы, словно играя с нами в игру «замри». До поры, когда солнце поднимется в своей пижаме из облаков, остается пока достаточно времени. И есть еще время до того, как эти облака прольют свои воспоминания и вздохи на тени и свет, встающие снизу. Праздник гаснет понемногу, как бы отступая в ночь, как будто шум (мелодия шагов по луже) спрашивает «кто идет» и тишина отвечает молча «это я». Точно так же понемногу разливается в ночи стрекотание сверчков. Поэтому погоди немного, оставь свою талию на моей руке еще на несколько секунд. Посмотри на беспорядок рассыпанных в небе звезд, небо, умывающее смуглое лицо тени, луну, подмигивающую нам своим светом из-за туч. Слышишь? Остается только стрекотание ночи, последние капли дождя, с очевидным запозданием стучащие по жестяным крышам, пес, имитирующий эхо своего лая при сообщничестве других. Иди сюда, давай еще раз пройдемся, превратим наш взгляд в свидетельство. Зажги огонек сознания, сумей увидеть то что видно и чего не видно. Внимание! Вот уже появляются первые буквы.

Предполагается, что должен возникнуть экран, звук, изображение и пульт дистанционного управления. Предполагается, но… вместо экрана и пульта дистанционного управления появляется лист цветного картона, на котором можно прочитать:

САПАТИСТСКАЯ СИСТЕМА МЕЖГАЛАКТИЧЕСКОГО ТЕЛЕВИДЕНИЯ ПРЕДСТАВЛЯЕТ…..

НОВЕЙШИЙ ИЗ ВИДЕОФИЛЬМОВ!

Светотень меняет это объявление на другое, на котором написано, на этот раз курсивом:

ОТСУТСТВИЕ АУДИО И ИЗОБРАЖЕНИЯ В ВИДЕОФИЛЬМЕ ВЫЗВАНО НЕ НЕДОСТАТКАМИ ТЕХНОЛОГИИ, А ТЕМ, ЧТО НАЗЫВАЕТСЯ «ТЕХНОЛОГИЕЙ СОПРОТИВЛЕНИЯ».

Ммм, такое вот видео, без изображения и без звука… Начиная с этого момента «альтернативное видео» будет представлено на последующих картонных вывесках, исписанных буквами разного типа, размера и цвета. Постарайтесь сесть поудобнее и читайте…

Вероятно будущие поколения мексиканцев об этом уже не узнают (благодаря преступной реформе в системе средней школы[159]), но культурная легенда о создании Мексики не имеет ничего общего со смешением наций. Она не связана ни с жестокой испанской конкистой, ни с военными вторженями, ни с явными или скрытыми вариантами имперских амбиций иных держав — Северо-Американских Соединенных Штатов, Франции, Англии, Германии.

Еще меньше у него общего с глупыми постановлениями (при смене каждого из правительств) о конце истории, которая, как предполагалось, завершалась на каждом из имен их авторов: Агустин де Итурбиде,[160] Антонио Лопес де Санта Анна,[161] Максимилиан Габсбург,[162] Карлос Салинас де Гортари (или на званиях любого из тех, чья позиция «неважно как меня зовут, но меня знают как кульминацию всех времен»).

Нет, исторический, культурный и символический ориентир этой нации — индейские: на одном островке орел пожирает змею, и пьедесталом ему служит кактус. Этот образ станет щитом, знаменем, синонимом, коллективным зеркалом и культурным якорем мексиканцев, начиная с ХIХ века и до нынешней зари века ХХI. Как гласит легенда, на месте, где был увиден этот знак, мешики[163] основали Теночтитлан.[164] Бог Уицилопочтли[165] (именуемый так же «Синее Небо» и представленный солнцем) победил Копиля.[166] Сердце побежденного было посеяно в землю и превратилось в кактус. Мешики, происходившие из Ацтлана («Обители Цапель») станут известны потом как «ацтеки» и это название превратится через некоторое время синонимом слова «мексиканцы». Поэтому сегодня, когда в амосфере всеобщего хаоса двадцать первый век лепечет свои первые годы, эти символы напоминают нам, что Мексика была основана на островке. И на том же островке, где она провела всю свою долгую историю, мексиканская нация сталкивается сегодня с очередной попыткой ее разрушения, имеющей сегодня в качестве алиби слово «модернизация». И, как и во всех войнах, атаке власть имущего подвергаются в первую очередь две главные цели — правда… и календарь.

Быстрый просмотр основных сюжетов «национальной жизни», представленных средствами массовой информации (в частности, телевидением), вызывает чувство хаоса, анахронизма и бессмысленности. Действующий календарь отмечает середину 2004 года, но программа напоминает нам то середину века ХIХ, то середину года 2006.[167]

Разница между левыми и правыми заключается в том, что одни из них появляются на видео, а другие нет.

Некоторые повороты дела Аумады не только подтверждают актерские качества руководства Революционно-демократической партии (РДП), их провинициальность, стоящую в очереди, чтобы не опоздать на частный самолет растлителя совершенолетних, их доморощенное упадочничество (ирписты и пээндисты потешались над пластиковыми и матерчатыми сумками и чемоданами, как будто бы не было, говорят, кибернетических финансовых систем и банковских счетов на Каймановых островах) и безотказный метод покрытия одного скандала другим еще большим (заговор — в любом смысле, несомненный — это медийный умывальник).

Отдельное спасибо Аумаде следует сказать за то, что благодаря ему федеральное правительство еще раз показало себя во всей красе, предпочитая судебному разбирательству скандал в прессе, демонстрируя истинную политическую величину (лилипутскую) «динамического дуэта» (Криля и Дербеса[169]), и обнажая уязвимость мексиканского государства в результате спровоцированного их правительством международного кризиса из-за обострения отношений с правительством Кубы. И самое главное — дело Аумады это лишь один из множества случаев в длинном списке того, чем класс политиков разрушает календарьь — 2006 год станет самым длинным годом в истории, и начался он в январе года 2004. Причиной того, что интриги Карлоса Аумады, «видеофила по призванию» (согласно Монсиваису[170]), стали достоянием общественности было отнюдь не стремление к справедливости или жажда правды. Причиной было стремление нанести удар по имиджу Лопеса Обрадора.[171] Потому что, если речь идет просто о случаях коррупции, скрытых и объявленных — Институционно-революционная партия (ИРП) ничуть не отстает по рейтингу. В так называемом Пемексгейте улик более чем достаточно, не хватает только видео. В грязной войне Диаса Ордаса-Эчеверрии-Лопеса Портильо-де ла Мадрида-Салинаса де Гортари-Седильо[174] есть неопровержимые доказательства, но правосудие как обычно поспешило скорее перевернуть эту неудобную для всех страницу. В многочисленных фальсификациях результатов выборов нет сомнений, но на скамье подсудимых не осталось свободных мест. У коррупции, ставшей правительством, есть юридические гарантии, которые невозможно превратить в лозунги избирательных кампаний. И партия Национального Действия (ПНД) оспаривает свое место в программе. И случаи с организацией «Вперед, Мексика», Национальной Лотереей[175] и отвлечения средств из общественных фондов для Провиды[176] были, как нам поспешно объясняют, проблемой отделов по связям с общественностью и «скандальной прессы».

К своему величайшему сожалению, три основные политические партии Мексики, борются между собой за лидерство в скандале с той же страстью, с которой раньше они боролись за голоса. И кажется, что некому сделать им отдолжения, проинформировав их о том, что кризис мексиканского государства приводит, кроме всего прочего, и даже прежде всего, к кризису класса политиков. Если период выборов 2006 года оказался перенесен на 2004 — это не по причине неожиданно возникшей в этом потребности, а из-за того, что стремление опередить события перестало быть преррогативой одних только журналистов.

Разница между прошлым и будущим заключается в том, что первое уже побывало в исповедальне.

Если борьба за власть иногда заставляет нас забежать на годы вперед, сегодняшние правые не забывают о своем деле и помогают нам отступить на десятилетия и века назад.

Будучи мировыми чемпионами в области двойной морали, правые силы пытаются навязать мексиканскому обществу систему ценностей, опирающуюся на сектантство вместо интеграции, философию телесериала вместо научного познания, нетерпимость вместо уважения к отличному, расизм вместо человеческих ценностей, подачку вместо справедливости, затхлый угол вместо свежего воздуха, лицемерие вместо честности. То есть — средневековье, но с интернетом и телевидением последних технологий. И если кто-то думает, что сфера деятельности правых сил ограничена областью культуры, в которой она не знала ничего кроме поражений (любое мероприятие или представление бойкотируемое конфессиональными правыми имеет гарантированный успех), или встречается исключительно в рядах ПНД и ретроградских иерархиях Католической церкви, то он наивен… и безответственен. Начиная от «Легионеров Христа»[177] и заканчивая «Юнке»,[178] и не забывая, разумеется, об «Опус Деи»[179] и «Провиде», правые силы уже не довольствуются простым завоеванием «умов и сердец». Они захватывают пространство власти, набирают и натаскивают группы ультраправых боевиков и руководят (иногда с открытым цинизмом, а иногда в скрытой форме) политическими, предпринимательскими, медийными и социальными группами.

Вобщем, правые силы растут, множатся и не умирают.

Более того. Правые силы возрождаются при сообщничестве одного просвещенного оппортуниста, являющегося ректором Мексиканского национального автономного университета, УНАМ (и будущим кандидатом в президенты страны) Хуана Рамона де ла Фуэнте, и близких ему университетских групп. После недавнего убийства молодого студента УНАМ Ноэля Павеля Гонсалеса Гонсалеса, кровавая рука правой группы Юнке оказалась укрыта только благодаря пособничеству Генеральной прокуратуры Столичного округа (принадлежащей РДП, считающей себя левой), которая кроме ежедневных появлений по радио, телевидению и в прессе, раздает «самоубийства» как пресс-бюллетени. Вместе с Павелем и его семьей, в ожидании остаются Дигна Очоа и ее близкие. С горечью они сталкиваются с тем, о чем многие молчат — алхимией, представляющей ложь, как юридические истины.

Наблюдая за действиями правителей, можно увидеть, что если раньше борьба между партиями шла за «центр», то сегодня все борятся за право быть правым. И, очевидно, что кроме тенденции к коррупции и авторитаризму, политиков объединяет еще одна черта — культ средств массовой информации.

Разница между демократией и рейтингом заключается в… в… в… есть какая-то разница?

Политические изменения в Мексике конца ХХ века и начала века ХХI можно оценить наблюдая за отношениями между правительством и средствами массовой информации. В «золотой век» ирпизма («предмодерность», называют его некоторые) всем правила одна-единственная партия. «Модерность» внесла в средства информации некоторые изменения и стало удобнее править ВМЕСТЕ со средствами массовой информации. Через некоторое время роль коммуникации возросла еще больше и политическая власть оказалась фактически подчинена средствам массовой информации. И сегодня, во времена «постмодерности», средства массовой информации являются инстанцией, КОТОРАЯ правит, а политики — лишь труппа, подчиняющаяся не только законам жанра, но и темам, определяющимся для них телевидением, радио и печатной прессой (в этом порядке и по этому расписанию).

Нечто очевидное — национальная повестка дня (то, что является наиболее важным и наиболее срочным для страны, как это должно быть показано, как это должно быть разрешено, при помощи какого метода, в каком порядке приоритетов, и за какое время, то есть, повестка главных национальных тем) уже решается не в узких эксклюзивных кругах класса политиков (как это было раньше), ни тем более внизу, населением (как это никогда не делалось, хотя должно было бы делаться всегда), а на уровне правлений крупных коммуникационных предприятий.

Если раньше телевидение, радио и печатные издания находились в большинстве своем закованными в кандалы авторитарной политической системы, то сейчас, благодаря социальной борьбе и заслугам многих честных журналистов существует некая относительная свобода (жестоко атакуемая со всех сторон, причем так, что профессия журналиста должна была бы считаться сегодня профессией «повышенного риска») для того чтобы затрагивать такие темы о которых раньше и не мечталось и делать это творчески, критически и глубоко (хотя все это вместе встречается не так часто). Поэтому следует воспользоваться случаем, чтобы поприветствовать неравнодушную журналистику (она все еще встречается), которая не раздумывая бросает вызов власти в момент сообщения новостей, передачи репортажа или подготовки хроники.

Увеличив свое влияние и моральный авторитет, эта честная журналистика, привлекла к себе внимание со стороны власти. Различными, более или менее хитрыми путями политики пытаются привлечь ее на свою сторону. Но журналисты, в отличие от политиков, обычно не такие глупцы. Они понимают, что политики не имеют представления о том, что происходит в реальной жизни. Поэтому остаются те, кто продолжает занимать по отношению ко власти все ту же критическую позицию, но есть и те, кто предлагает ей свои услуги. Эти последние, как правило, привыкли называть себя «голосом общества».

«Общественное мнение» — это прикрытие, при помощи которого некоторые средства массовой информации выдают свои частные критерии и интересы одной единственной группы, за пожелания всего населения. Сводки новостей и «столы обозревателей» постепенно подменили собой демократию (правительство народа, для народа и ради народа), включая даже демократию избирательную. Всенародно избираемые посты будут скоро определяться не количеством отдающихся голосов, а числом звонков из аудитории (вместо бутерброда, бутылки пепси-колы и кепки или футболки, являвшихся предмодерной атрибутикой того или иного кандидата, в будущем раз сорок напечатают ваш лотерейный билет для розыгрыша лотереи на право посещения цирка Сан-Ласаро[180]).

И речь здесь не о каком-то постоянном злонамеренном обмане, значительное количество журналистов, ведущих политических колонок и обозревателей являются людьми честными, критически мыслящими и действительно озабоченными проблемами общества. Иначе они не пользовались бы уважением телезрителей, радиослушателей и читателей. Но есть и те, кто журналистом вовсе и не является и чье восприятие действительности совпадает со взглядом малой привелигерованной группы, которая видит проблему извне… и сверху.

В ситуации, при которой правительство не правит, постоянно возростающее значение журналиста в обществе, ставит его в положении эквилибриста, идущего по тонкой линии, отделяющей этику от цинизма. И, наедине с зеркалом, каждый знает о себе, кто он есть.

Жизненно важная роль журналистики оказалась «похищеной» медийными монополиями. Рейтинг средств массовой информации — заслуга работающих в них журналистов, а не авторов рекламных роликов, поставлен на службу политического маркетинга, что особенно заметно во время избирательных периодов (а избирательным сейчас является весь календарь, даже когда в обозримом будущем нет никаких выборов). Таким образом, рекламный имидж заменяет принципы и политические программы и превращается в нечто самое главное и нередко «толкает» целую политическую партию в объятия того, кто «одет» в «самые народные» одежды (так было с ПНД по отношению к Фоксу, так происходит сейчас с РДП по отношению к Лопесу Обрадору и ИРП… ИРП… наверняка скоро кого-нибудь себе найдет.).

Вывод: Разница между «предмодерностью» и «постмодерностью» заключается в том, что в течение первой у политиков были те, кто им готовил речи, а во время второй у них есть те, кто делает для них рекламные ролики.

Тем не менее, объятия средств массовой информации и класса политиков могут оказаться смертельными… для самих средств массовой информации. Опьяненные прямой привилегированной связью с политической властью журналисты воспринимают ее порой как свой единственный адресат и забывают о своей социальной функции. И если эта тенденция сохранится, не пройдет много времени до той поры, когда единственными заинтересованными в этих новостях останутся только другие журналисты (с сожалением вынужден сообщить им о том, что политики не смотрят, не читают и не слушают новостей, у них всегда есть ответственный или ответственная, который или которая регулярно готовит им резюме). И точно так же, как сегодняшние политики обходятся без тех, кем они правят, так и завтрашние средства массовой информации обойдутся без аудитории. Тогда они поздравят друг друга и, глядя на себя в зеркало другого, скажут себе: «Какие мы важные!»

Разница между прогрессивным и фашистским средством массовой информации заключается в употреблении ими личных местоимений я, мне, меня, со мной…

«Демонстрация против преступности»,[181] названная многими «исторической» (хотя эту честь ей удалось удержать всего на несколько дней, пока уход в отставку Дурасо[182] не отправил ее, как говорим мы, журналисты, «во внутрь»), вызвала некоторые дебаты (которые на самом деле оказались интенсивным обменом эпитетами) о роли средств массовой информации.

После угрозы народным восстанием в ответ на в любом случае несправедливый, неоправданный и незаконный процесс по лишению Лопеса Обрадора парламентской неприкосновенности, РДП и ближайшие к ней группы призвали выразить свое возмущение путем организации так называемой «Молчаливой Демонстрации». Эта мобилизация была полным успехом в смысле участия в ней… зажиточных слоев. Столько времени, потраченного на завоевание этого сектора (Джульяни, «вторые этажи», исторический центр города Мехико, строительный бум в Санта-Фе, «Хьюстон» западной части Столичного округа[183]), и в результате он, неблагодарный, выходит на улицы протестовать по поводу роста преступности.

Наступает момент проведения демонстрации и правые, которые всегда готовы к капитализации всего, брошенного левыми, пытаются ею воспользоваться (неудачно, как выяснилось впоследствии). К этому добавляются средства массовой информации. Кстати, огромное большинство манифестантов выходят на улицу благодаря призывам телевидения, радио и прессы. Есть средства информации, которые это делают в рамках «демонстрации силы» перед Лопесом Обрадором и стремятся «приручить» его, и есть другие, делающие это просто из собственной последовательности, считая адресатами демонстрации федеральное, региональное и муниципальное правительства.

Значительная часть участников демонстрации принадлежала к обеспеченным слоям мексиканского общества (улицы, прилегающие к Реформе[184] и историческому центру, занятые автомобилями с шоферами и телохранителями, изнывающими в ожидании, десятки припаркованных автобусов из частных школ, роскошные рестораны, переполненные до, во время и после демонстрации, как сказал мне один свидетель: «это было как торговый центр, но колоссальных размеров»). Конечно же была использована и старая мексиканская традиция по «сгону» и «добровольно-принудительному участию по списку» (крупные магазины торговых центров «освободили» от работы своих служащих, отправившихся на демонстрацию). И тем не менее, требования, прозвучавшие на этой демонстрация оказались вовсе не те, которых ожидали правые. Нет, демонстранты не выступили против экспроприации частных предприятий, налогов на предметы роскоши, законов, заставляющих фирмы платить достойные зарплаты, поддержки нефтью кубинского правительства или с требованием того, чтобы «розовое» правительство ушло в отставку. Вышедшие на улицы люди выступили против преступности. Да, это были отнюдь не массы бедняков, но в таком случае что, пусть свободно грабят, похищают и убивают всех, кто не беден?

В течение многих лет РДП боялась улиц. Любая демонстрация, не направленная в поддержку этой партии или ее руководства, воспринималась ею с ревностью. В результате сатанизации студенческого движения УНАМ в 1999 году (поскольку студенты не позволили РДП руководить собой) и многих лет разрушения социальных организаций, улицы оказываются во власти у тех, кого кого столько пытались ублажить — тех, у кого и власть и возможности.

С другой стороны, успех этой демонстрации в первую очередь оказался сюрпризом для самих средств массовой информации. Телевиса догадалась лишь провести круглый стол на тему «Что будет дальше, после демонстрации?» и попросить трех поросят (Фернандеса де Севальоса, Джексона и Ортегу[185]) взять на себя обязательства договориться о совместном плане борьбы с преступностью. Ожидать сегодня чего-то о этих персонажей! Это как верить в НЛО…

Средства массовой информации нередко шли на конфронтацию с правительством города Мехико. Показ видеосъемок в связи с делом Аумады и репортажи на тему преступности — только некоторые из примеров. «Демонстрация Молчания» лишь подлила масла в огонь. От этого до обвинения некоторых средств информации, в частности Телевисы, в том, что они — «черная рука фашизма» оставался всего один шаг…, который незамедлительно был сделан.

Тем не менее, при внимательном прочтении информации, опубликованной некоторыми из средств, можно сделать следующий вывод: «Кроника», «любимая» газета Лопеса Обрадора, по крайней мере уже два шестилетних периода настаивает на том, чего сегодня требует ИРП — чтобы юридические тяжбы проводились не средствами массовой информации, а судебными инстанциями. «Реформа», другая газета, весьма «ценимая» АМЛО,[186] документально продемонстрировало коррупцию не только РДП, но и всего политического спектра. «Эль Универсаль» содержит в своих рядах достойную команду репортеров и обозревателей. «Ла Хорнада» не прекращает выполнения своего долга перед обществом (уже почти 20 лет) и эта газета остается наиболее посещаемой кибернетической аудиторией. Телевиса в последовавшие после демонстрации дни в своих новостях продолжила и углубила тему обвинений Лопеса Обрадора против продаж Банамекса и Банкомера.[187] Через несколько недель репортеры Телевисы провели рассследование вопроса об отвлечении средств, изначально направленых на борьбу против СПИДа, на счета правой организации Провида, документально доказали существование практики подпольных абортов в клиниках этой организации, которая, как предполагалось всегда против них боролась. И этих примеров куда больше, чем существующего эфирного времени.

С другой стороны, Телевиса организовала пошлое и вульгарное освещение свадьбы журналистки Летисии с одним из членов испанской королевской семьи (извините, забыл его имя, может быть в туалете…) затратив на это средства, которых не была удостоена тема покушений 11 марта. И приняла участие в освещении сказки для дурачков об НЛО, которых якобы наблюдали мексиканские ВВС. Кроме того, в одном из своих специальных репортажей, посвященных теме уличных торговцев, возглавила новую опасную моду, которой стала криминализация бедности. В репортаже были показаны уличные торговцы и мойщики машин, таким образом, будто большинство из них являются ворами и грабителями. И в качестве подтверждения информации о вручении, сеньор Эбрард[188] (который, если я не ошибаюсь, является шефом полиции «Города Надежды»[189]) отдает сегодня все находящиеся в его распоряжении силы преследованию и наказанию бедных. Таким образом, борьба с преступностью превращается в борьбу с бедняками… и вновь преследуется всю та же цель — ублажение другой, привилегированной части общества.

Так что, кажется, ни то и ни другое из этих утверждений не соответствуют действительености. Ни Телевиса, ни другие электронные или печатные средства информации не являются авангардом фашизма в Мексике, как заявляет об этом РДП. Однако ни Телевиса, ни другие электронные или печатные средства информации не являются также и социальным и информационным «авангардом демократизции», как привыкли называть себя их ведущие, обозреватели и издатели. Точно так же, правительство Лопеса Обрадора колеблется сейчас между поддержкой неимущих, социальными программами и культурными инициативами, которые можно только приветствовать, с одной стороны, и с другой — авторитаризмом и преследованием бедняков путем проведения полицейских операций, съемки которых напоминают репортажи приходящие из Ирака, оккупированного английскими и североамериканскими войсками. Нет, и одни и другие находятся пока в процессе самоопределения.

Но средства массовой информации и политики заняты не только навязыванием нам идеи о том, что бедность это синоним преступности. Каждый день происходят политические и финансовые скандалы, за которыми не следует ни малейшего уголовного наказания и все сводится лишь к моральному осуждению. Уже давно не обсуждается, был ли тот или иной поступок морально допустимым, вопрос лишь в том, был он легален или же нет. Мексиканская юридическая система вместе со всем государством продолжает погружаться в пучину разложения, в которой и судьями и законами покрывается все, в том числе и преступления против человечества. Физическое устранение противников с последующим сокрытием их тел и репрессии (с участием в них среди прочих президента Эчеверрии), финансовые махинации (как в случае с Национальной лотереей), отвлечение средств (как в случае с ПНД в отношении Провиды), грабеж, преподносимый нам в виде юридических соглашений (как в случае, когда жертвой стали трудящиеся государственной системы социального страхования[190]) и все, что накопилось в этой сегодняшней программе, все это оказывается разрешено нынешней «властью закона», и в результате чего властями безответственно взращивается социальная обида.

В это же самое время, скрываясь за надуманной виртуальной повесткой дня средств информации, осуществляется другая, настоящая повестка — разрушение мексиканского государства…

Вне этой программы есть люди, коллективы, группы и народы, которые понимают, что за этой, предполагаемой «национальной повесткой дня», скрыта другая, реальная, которая заключена, грубо говоря, в разрушении Мексики как страны. Они знают, что стремительное и беспощадное разрушение национального государства, осуществляемое классом политиков, лишенных стыда и воображения (и нередко сопровождаемое некоторыми средствами массовой информации и всей юридической системой) приведет к хаосу и кошмару с которыми не сравнится ни один из фильмов ужасов.

Тонущее в неолиберальном море, мексиканское государство с каждым днем погружается с все глубже и все меньше походит на себя и все больше становится похожим на ничто. Страна, история создания которой началась на островке посредине озера, тонет в водах, которые являются для нее чужими.

Но есть мексиканки и мексиканцы, которые сопротивляются. Не без трудностей, со множеством ошибок и моментов горечи, неизбежных при выполнении того, что принято считать долгом, они строят маленькие пространства, островки, на которых можно мечтать, бороться, работать. Островки, на которых завтрашняя Мексика снова станет Мексикой, может быть немного другой, немного более хорошей, но Мексикой.

Мы будем говорить об одном из таких островков сопротивления, не лучшем и не единственном. Мы будем говорить об автономии индейских сапатистских общин. об Улитках и о Хунтах Хорошего Правительства, о наших недостатках, ошибках и о достигнутом, и нашим единственным видеосигналом станет взгляд, принимающий наше слово, и наши единственным аудио станут уши и сердца тех, кто не находясь здесь физически, все равно остаются рядом с нами.

(Продолжение следует…)

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

Мексика, август 2004 г. 20 и 10.

Хорошо, согласен, я был слишком снисходителен по отношению к зеркалу. Но я не хотел этим сказать, что в течение первого года деятельности Улиток и Хунт Хорошего Правительства, у нас было всего две проблемы, ошибки или недостатка, речь здесь пойдет о двух недостатках, которые в нашей политической работе стали уже хроническими (и которые диаметрально противоречат нашим принципам) — это с одной стороны — роль женщин, и с другой — отношения между военно-политической структурой и автономными правительствами.

Те, кто был в контакте с Улитками или Хунтами Хорошего Правительства наверняка назовут и множество других наших недостатков, но одна их часть связана с самой динамикой сопротивления, другая состоит из ошибок, которые, по крайней мере как тенденция, уже находятсяна пути к исправлению и третья — это ошибки, таковыми не являющиеся (то есть то, что мы делаем нарочно).

Не думаю, что некоторые из наших ошибок могут быть оправданы войной, сопротивлением и подпольем. Это, например, наша уже традиционная невежливость. Очень часто бывает, что кто-то из тех кто добрался до Улиток и пытается встретиться с Хунтами Хорошего Правительства, проводит долгое время в ожидании ответа на вопрос примут его или нет. Кроме того, часто нам присылают вопросы и ответа на них никогда не приходит («по крайней мере вы должны были бы отвечать, что не ответите» — просило-возмущалось одно «гражданское общество»).

Это может звучать анекдотично, но для того, кто чтобы попасть на наши земли порой должен был пересечь океан (и вовсе не в метафорическом смысле), совершенно не смешно что его не принимают. Я думаю, это на самом деле стало одной из здешних «привычек», но этот вопрос уже решается; недавно была создана специальная комиссия, которая, пока Хунта Хорошего Правительства «перенастраивается», принимает всех, кто к нам приезжает (при условии, что они не от федерального правительства). Тем не менее, работа этой «комиссии по приемам» (состоящей почти всегда из членов ПИРК) была не одинаково эффективной в разных Улитках и более чем одному «гражданскому обществу» приходилось надолго оставаться в ожидании. Но, поверьте, мы осознаем это и стараемся, чтобы этого больше не происходило… или, по крайней мере, не так часто как раньше.

С другой стороны, нельзя забывать, что наше движение — повстанческое и подпольное. Если добавить к этому многие поколения тех, кто становились жертвами обманов и предательств, можно понять естественное недоверие по отношению к новым посетителям, и то что у них заранее просят данные и рекомендации, которые могут помочь прояснить нам добрые или злые намерения вновь прибывших. То, в чем некоторые видят бюрократические тенденции ХХП и автономных советов, является на самом деле логикой поведения атакуемых и преследуемых.

Есть еще одна «ошибка», обнаруженная «гражданскими обществами», особенно неправительственными организациями, которые работают с общинами, которая таковой не является.

Я имею ввиду тот факт, что члены Хунт Хорошего Правительства постоянно меняются. После «дежурства», продолжающегося от 8 до 15 дней (в зависимости от зоны), состав хунты меняется; те, кто в ней все это время находился, возвращаются к своей работе в автономном совете, а руководить в ХХП начинают другие.

«Когда мы, наконец, договорились с одной командой», говорят «гражданские общества», «ее меняют на другую и надо начинать все заново; нет преемственности правления, потому что после того как в течении одной недели достигается договоренность с одной хунтой, на следующей неделе ее место занимает хунта другая». Есть те, кто не вдается в детали и делает вывод: «Хунты Хорошего Правительства это полный бардак».

Один из членов «комиссии по наблюдению» (команды ПИРК, ответственной за поддержку ХХП в каждой зоне) рассказывал мне: «Нам бывает очень трудно, потому, что когда одна команда наконец начинает разбираться в сути работы хунты, она немедленно заменяется на другую и новым надо опять объяснять все сначала. То есть, как только автономные власти начинают нормально работать, немедленно меняется состав совета и все приходится делать заново». Вы скажете мне, что я пытаюсь выкрутиться, но это на самом деле было задумано именно так. Конечно же план состоял не в том, чтобы хунты были, пользуясь термином «гражданских обществ» бардаком. План заключается в том, чтобы работа ХХП являлась ротационной для всех членов всех автономных советов каждой зоны. Это делается для того, чтобы работа правительства не являлась эксклюзивным занятием какой-то одной группы избранных, чтобы не было «профессиональных» правителей, чтобы это обучение было для как можно большего числа участников, и чтобы избавиться от самой идеи о том, что функции правительства могут осуществляться только какими-то «особыми людьми».

На самом деле, почти всегда, когда уже все члены автономного совета научились быть хорошим правительством, в общинах проходят новые выборы и все власти меняются. Те, кто научились править возвращаются к своей обычной крестьянской работе, а новые начинают постигать все заново.

Если проанализировать это все внимательно, вы увидите, что речь о процессе, в котором целые народы учатся править.

Его преимущества? Одно из них, например, в том, что становится намного сложнее, чтобы кто-то из представителей власти не начал лукавить и с аргументом «сложности» задач правительства не проинформировал бы общины о трате средств или о принятии решений. Чем больше всем известно будет о том, в чем заключается работа правительства, тем труднее станет обман и ложь. И тем больше будет контроль над правительством со стороны тех, кем правят.

Осложняется и коррупция. Если вы смогли коррумпировать одного члена ХХП, то вам придется коррумпировать и все остальные автономные власти, то есть все постоянно меняющиеся команды, потому что «договориться» с кем-то одним вам абсолютно ничего не гарантирует (коррупция тоже требует «преемственности»). Когда вы закончите коррумпировать все советы, вам опять придется начинать все сначала, потому, что к этому моменту уже поменяются власти общин, и то, что было «решено» с предыдущими потеряет всякую силу. Так что на практике вам придется коррумпировать всех взрослых жителей сапатистских общин. Хотя, конечно, возможно, что к моменту, когда вы этого добьетесь, уже подрастут дети и вам придется опять все начинать сначала…

Мы хорошо понимаем, что этот метод осложняет осуществление некоторых проектов, но зато у нас есть школа правительства, которая в будущем даст результаты в виде новой формы делания политики. Кроме того эта «ошибка» помогла нам избежать коррупции, которая возникает обычно у любой власти.

Я знаю, что это займет немало времени. Но для тех, кто как сапатисты, строит свои планы на десятилетия, несколько лет это не совсем так много.

Другая «ошибка», которая таковой не является, связана с тем, что когда порой в Хунту Хорошего Правительства обращаются с просьбой сделать заявление о поддержке того или иного движения или организации, и эта просьба остается неудовлетворенной. Или когда приглашают какую-нибудь из ХХП на политические акции, и на эти приглашения поступает отказ. Это происходит не потому, что хунта не хочет кого-то поддержать или в чем-то участвовать. Это вызвано просто-напросто тем, что в компетенцию Хунт Хорошего Правительства не входит участие в подобных акциях, потому что тогда это представляло бы мнение всех сапатистских общин, а не только тех, которые находятся в юрисдикции одной из хунт, и ХХП не могут брать на себя полномочий, которые им не соответствуют. Кроме того, в большинстве случаев просьбы или приглашения приходят на имя САНО, но САНО — это одно, а хунты — это другое. Так что не огорчайтесь, все мы учимся. Несмотря на то, что обычно принято думать, настоящие ошибки, лежащие исключительно на нашей ответственности, это те, которые труднее всего исправить.

В начале этой второй части видео я говорил, что одна из проблем, не решенных нами в течение многих лет, связана с ролью женщин. Участие женщин в работе организационного руководства остается низким, и в некоторых автономных советах и ХХП практически нулевым. И хотя это вовсе не является результатом влияния САНО на жизнь общин, мы считаем что решение этой проблемы лежит и на нашей ответственности.

Если в Подпольных Индейских Революционных комитетах зоны процент участия женщин колеблется между 33 и 40 %, в автономных советах и в Хунтах Хорошего Правительства он составляет, в среднем, меньше 1 %. При назначении региональных комиссариатов и муниципальных уполномоченных, женщины по-прежнему остаются неучтенными. Работа правительства до сих пор остается преррогативой мужчин… Нет, мы вовсе не сторонники лозунгов о «завоевании женщинами власти», которые столь в моде сейчас там, наверху, просто до сих пор нами не создано пространства для того, чтобы участие женщин в социальной сапатистской базе было реально отражено должностями в правительстве.

Но не только это. Несмотря на то, что сапатистские женщины играли и играют ключевую роль в нашем сопротивлении, уважение их прав остается, в некоторых случаях, пустыми декларациями на бумаге. Насилие внутри семей уменьшилось, это правда, но произошло это в большей степени из-за ограничений на употребление спиртного, чем в результате новой семейной культуры.

Кроме того, для женщин остается ограниченной возможность их участия в мероприятиях, требующих их выхода из родного селения.

И дело здесь не в каких-то писаных или формальных запретах, просто, о женщине выходящей из селения без сопровождения мужа или без детей, плохо говорят и плохо думают. Я имею в виду даже не «экстрасапатистские» мероприятия, на участие в которых есть серьезные ограничения, распространяющиеся и на мужчин. Я говорю о курсах и встречах, организуемых САНО, ХХП, автономными муниципалитетами, женскими кооперативами и самими селениями.

Это наш позор, но мы стараемся быть честными — на сегодняшний день в отношение уважения к женщине нам гордиться нечем, пока нам не удалось создать условия для ее полноценного человеческого развития, не построено новой культуры, при которой были бы признаны все способности и достоинства, являвшиеся когда-то преррогативой одних мужчин.

Несмотря на то, что судя по всему, решение этой задачи затянется надолго, мы надеемся, что однажды сможем с удовлетворением сказать, что смогли добиться изменения и этого аспекта жизни.

И уже только ради этого, имело смысл все это затевать.

Настоящий «вклад» САНО (плохой, разумеется) в жизнь общин и процесс их автономии — это отношения между военно-политической структурой и гражданскими автономными правительствами.

Изначально наша идея заключалась в том, что САНО должна была сопровождать и поддерживать общины в построении их автономии. Тем не менее, такое сопровождение превращается нередко в руководство, совет в приказ… и помощь в помеху. Я уже говорил, что пирамидальная иерархическая структура не характерна для индейских общин. Но на практике выходит так, что САНО как военно-политическая и подпольная организация до сих пор заражает своим вертикализмом процессы, которые должны и могут быть полностью демократическими. В некоторых хунтах и Улитках были случаи, когда команданте из ПИРК принимали решения, на которые у них нет полномочий и создавали для хунты проблемы. «Править, подчиняясь» — это тенденция, которая продолжает сталкиваться с нами самими поднятыми стенами.

Эти две проблемы требуют нашего особого внимания, и, разумеется, принятия мер для их решения. В них нельзя винить ни военное окружение, ни сопротивление, ни врага, ни неолиберализм, ни политические партии, ни средства массовой информации, ни плохое настроение, сопровождающее нас обычно с утра, когда ночью рядом с нами не было тех, с кем бы хотелось быть…

Это все. Я старался быть очень краток, потому что в признании собственных ошибок следует быть сдержанным… несдержанность лучше проявлять в их решении.

Привет! Счастливо, и я понимаю, что вам пока не понятно. Поэтому я и начал с фразы «терпение — искусство воина».

(Продолжение следует…)

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

Мексика, август 2004 г. 20 и 10.

P.S. Вот видите, разве мы не выглядели симпатичнее, когда молчали? Но что делать, мы говорим то, что думаем и чувствуем. Сколько еще людей и организаций могут сказать о себе то же самое?

На плече у ночи появилась луна, но всего на мгновение. Тучи раскрылись, как открываются занавески и ночное тело озарило свой след и свет. В небе остался след как отметина от зубов на плече, когда, в полете страсти, мы не знаем падаем или взлетаем.

20 лет назад с трудом поднявшись на первый холм, чтобы углубиться в горы юго-востока Мексики, я присел на изгибе тропы. Время? Не помню точно, кажется, это был один из тех моментов, когда ночь говорит нам все-хватит-уже-сверчков-лучше-я-пойду-спать, а до рассвета еще очень далеко. То есть, это было глубокой ночью.

Пока я пытался успокоить дыхание и сердцебиение, я думал о том, что хорошо бы выбрать для себя какую-нибудь более спокойную профессию. В конце концов, эти горы прекрасно существовали и до моего прихода и, наверняка, они не будут по мне скучать.

Должен вам признаться, что в тот раз я не разжигал трубку. Более того, я даже не пошелохнулся. И не из-за военной дисциплины, а потому что у меня болело все мое, в те годы прекрасное, тело. Приобретая новую привычку, поддерживаемую мною до сих пор (при помощи железной самодисциплины) я начал проклинать собственную способность впутываться в проблемы.

Во время этого занятия, то есть, среди вздохов и жалоб, я увидел идущего вверх по холму человека со связкой маиса на спине. Связка выглядела тяжелой и человек этот шел сгорбленный. Меня освободили от груза на середине пути, чтобы не задерживать нашего перехода, но тяжестью висел на мне не рюкзак, а вся моя жизнь. Потом, не помню через сколько времени, когда мне вновь позволили присесть передохнуть, я опять увидел этого человека, на этот раз он спускался и уже без груза. Но он продолжал идти сгорбленным. «Да!», — подумал я (единственное, что я мог сделать, не вызывая во всем теле боли), «таким и я со временем стану, я потеряю свой мужественный вид и мое будущее в качестве секс- символа станет как выборы, то есть полным фарсом».

И действительно, всего через несколько месяцев я уже ходил как вопросительный знак. Но не из-за веса рюкзака, а чтобы не цеплять носом ветки и стебли камыша.

Примерно через год я познакомился со Стариком Антонио. Однажды ночью я вышел к его хижине, чтобы взять лепешек и пиноле. В те времена мы не появлялись открыто в селениях и всего несколько индейцев знали о нашем существовании. Старик Антонио предложил проводить меня до лагеря, так что груз был разделен на две части и при помощи мекапаля[191] закрепил свою часть на спине. Я затолкал мой мешок в рюкзак, потому что научиться пользоваться мекапалем оказалось совсем не просто. Освещая путь фонариком мы добрались до начала пастбища, где начинались деревья. В ожидании рассвета мы остановились у одного ручья.

Не помню, откуда возникла тема, но Старик Антонио объяснил мне, что индейцы ходят всегда как бы сгорбленными, даже тогда когда не несут никакого груза, потому что носят на своих плечах благо других.

Я спросил его, что это значит и Старик Антонио рассказал мне, что первые из богов, те, которые создали мир, сделали мужчин и женщин из маиса таким образом, чтобы они всегда двигались вперед только вместе, в коллективе. И он объяснил мне, что двигаться вперед вместе, в коллективе, это значит всегда думать о другом, о товарище. «Поэтому индейцы ходят сгорбленными», сказал Старик Антонио, «потому что носят они на плечах свое сердце и сердце всех». Тогда я подумал, что для такого веса двух плечей должно быть недостаточно.

Прошло время, и вместе с ним произошли известные события. Мы готовились воевать и первое поражение нанесли нам эти индейцы. Мы, как и они, ходили сгорбленными, но мы при этом сгибались под тяжестью нашей самоуверенности, а они — потому, что носили нас на себе (хотя у нас об этом не было ни малейшего понятия). И тогда мы стали ими, а они стали нами. И мы начали идти вместе, сгорбленные, но зная, что для этого веса двух плечей недостаточно. И наконец 1 января 1994 г. мы восстали с оружием в руках… чтобы искать еще одно плечо, которое помогло бы нам двигаться вперед, то есть быть.

Как и у основания мексиканского государства, у современной истории индейских сапатистских общин тоже будет своя легенда об основании — у людей, которые живут на этих землях есть три плеча.

К двум плечам, имеющимся обычно у людей, сапатисты добавили третье — плечо национальных и международных «гражданских обществ». В одной из следующих частей этого «странного» видео я расскажу о том, чего добились сапатистские общины. И будет видно, что этого немало, когда-то мы о таком даже и не мечтали.

Но сейчас я хочу сказать вам, что это стало возможным, благодаря тому, что «кто-то» подставил нам свое плечо.

Мы думаем, что нам повезло. С самого своего начала, наше движение пользовалось поддержкой и симпатией сотен тысяч людей пяти континентов. Эти симпатии и эта поддержка смогли преодолеть препятствия в виде личных трудностей, физических расстояний, культурных и лингвистических различий, границ, паспортов, разницы политических взглядов, преград, созданных федеральным и местным правительствами, военных застав, запугиваний, угроз и вооруженных нападений, нашего недоверия, нашей невежливости, нашего непонимания другого, нашей неуклюжести.

Нет, несмотря на все это (и многое другое, о чем каждый сам знает лично), «гражданские общества» Мексики и мира работали с нами, для и ради нас. И делали они это не в качестве благотворительности, не из жалости, не в силу политической моды, не ради рекламы, а потому что в той или иной степени они сделали своим дело, которое для нас одних оказывается слишком велико — строительство мира, в котором вместятся все миры, то есть, мира, который понесет на себе сердца всех.

Изо всех самых неожиданных уголков Мексики и планеты, с островков, удерживающихся на плаву несмотря на неолиберальный ураган, чтобы посетить Улитки и поговорить с Хунтами Хорошего Правительства (для проектов, взносов, прояснения вопросов или просто чтобы познакомиться с процессом строительства автономии) в течение года сюда прибыли люди и организации из по крайней мере 43 стран, включая нашу, которая называется Мексикой. Мужчины и женщины, как в виде личной инициативы, так и представляя различные организации из Испании, Германии, Страны Басков, Словении, Италии, Швейцарии, Шотландии, Соединенных Штатов Америки, Дании, Бельгии, Финляндии, Австралии, Аргентины, Франции, Канады, Польши, Швеции, Голландии, Норвегии, Бразилии, Гватемалы, Турции, Чили, Колумбии, Сальвадора, Перу, Греции, Португалии, Японии, Северной Африки (так написано в докладе, не знаю какой страны точно), Никарагуа, Англии, Уругвая, Боливии, Австрии, Новой Зеландии, Израиля, Ирана, Чешской республики и изо всех штатов Мексики, подставили свое плечо вместе с двумя плечами общин, чтобы начать радикальное изменение условий жизни индейцев-сапатистов.

Таким образом, в течение одного года, в Улитки и Хунты Хорошего Правительства (ХХП) прибыли (иногда с производственными проектами, иногда с финансовыми взносами, иногда с внимательным и уважительным слухом, иногда с братским словом, иногда с любопытством, иногда с научным интересом и иногда с желанием решать проблемы путем уважительного диалога и поисков договоренности между равными) тысячи людей, как лично от себя, так и от имени общественных и неправительственных организаций, организаций гуманитарной помощи и по защите прав человека, кооперативов, муниципальных властей из других штатов Мексики и других частей мира, дипломатического корпуса других стран, исследователей, артистов, музыкантов, интеллектуалов, религиозных деятелей, мелких собственников, служащих, рабочих, домохозяек или «домохозяев», сексуальных работниц, рыночных продавцов, уличных торговцев, футболистов, студентов, учителей, врачей, медсестер, предпринимателей, наемных работников, региональных властей и многих других.

Таким образом, например, в случае Овентика, Улитка сообщает, что в ней в течение года были приняты 2921 человек из других стран и 1537 из Мексики, не считая товарищей из сапатистских баз поддержки, которые обращаются к хунте для решения различных проблем.

У третьего плеча сапатистской борьбы много цветов, говорит оно на многих языках, смотрит множеством глаз и идет вместе со многими.

Именно им мы хотим, кроме нашей благодарности, передать сейчас…

Итак, подошел момент подводить счеты. Прошу вас о снисходительности, потому что для подготовки этого доклада мне пришлось проверить счета всех хунт, и у каждой из них свой способ составления дебетов и кредитов. В общем, это оказалось совсем не просто, но в любом случае, для уточнения любых деталей вы можете обратиться, начиная с 16 сентября этого года, в любую из Улиток.

Пять Хунт Хорошего Правительства, действующих на сапатистских территориях, докладывают о том, что в общей сложности в течение года ими было получено почти 12 с половиной миллионов песо,[192] потрачено около 10 миллионов и остаток составляет около 2 с половиной миллионов.

В счетах, представленных ХХП, есть серьезные различия. Это вызвано тем, что некоторые из хунт сообщили обо всех деньгах, о которых им известно, то есть они включили в счета то, что получили напрямую они сами и то, что получили Автономные Повстанческие Сапатистские муниципалитеты (Апосаму) с разрешения Хунт Хорошего Правительства. Другие хунты доложили только о том, что было получено ими напрямую, не включая полученного Апосаму.

В объемах полученных разными ХХП сумм тоже есть значительные различия; в некоторых случаях это происходит из-за того, что есть хунты (наример хунты Лос-Альтос и Пограничной Сельвы), которые соответствуют очень большой территории, в других — из-за того, что их представительства более известны «гражданским обществам» (Овентик и Ла-Реалидад) и в других — потому что разница между уровнем организационного развития между разными зонами пока еще очень велика.

Так что в приблизительных цифрах (и округленных, потому что компас докладывают с точностью до каждого сентаво), у нас есть следующая информация о финансах каждой из хунт в течение первого года работы:

На что были потрачены эти деньги? Немного позднее я расскажу об этом. Пока лишь хочу заверить, что ни песо из них не ушло на чье-то личное обогащение.

Автономные власти, сменяющие друг друга для руководства Хунтами Хорошего Правительства, в дни пребывания на работе в Улитках удовлетворяют свои личные потребности за счет вкладов жителей наших селений или поддержки САНО. Средний ежедневный расход на человека (не считая билета для проезда из общины в Улитку и обратно), например, для одного члена хунты в Ла-Гарруче, составляет менее восьми песо (в других местах эта сумма немного выше). В случае Овентика она составляет ноль песо, потому что власти приносят с собой свои лепешки, фасоль и кофе, когда у них есть (когда нет — с ними делятся те, у кого есть).

Сравните это с тем, что, например, получает в Мехико директор МИСC[193] (которому платят за то, что он избавляет трудящихся этой организации от их социальных завоеваний), или например с тем, сколько стоят полотенца в резиденции президента нашей страны или например с тем, сколько платят за комплект постельных принадлежностей в доме у среднего функционера фоксистского правительства за границей или с тем, что зарабатывает депутат или сенатор.

Конечно, наши власти не пользуются услугами телохранителей, не оплачивают советников, не покупают себе последние модели автомобилей, не питаются в модных ресторанах и не назначают членов своих семей на руководящие должности. То есть, совершенно не обязательно, чтобы работа по правлению была связана с роскошью.

Упоминание о «третьем плече» было бы не полным, если бы я не вспомнил тех, кто, хотя наше молчание подталкивало стольких к версиям о «потере направления», «хаосе», «внутренних чистках», «исчезновении» или слуху, ставшему в последнее время таким модным, остался внимателен и готов постараться понять суть происходящей здесь борьбы (и формы и сроки, которыми она ведется).

Слышать, то что другой говорит и особенно то, о чем он молчит, возможно только среди тех, кто делит между собой путь и, иногда, груз.

Я имею ввиду тех, кто имея наверняка более важные дела, сохранил время и внимание необходимые для того, чтобы услышать и увидеть тех, кого обычно не слышно и не видно (или только во время «важных» мероприятий).

Тем, о ком я говорю, в сентябре этого года, как и мне, исполнится 20 лет. В первой части я мельком уже упомянул о них, потому что для нас они — это не просто средство массовой информации. Я имею в виду тех, кто работает в мексиканской газете «Ла-Хорнада».

Как и многие мужчины и женщины, поддерживающую борьбу индейских народов (и поэтому сапатистскую борьбу тоже), сотрудники «Ла-Хорнады» не обращаются к теме сапатизма по причине моды или медийного рассчета. Их вклад выходит далеко за рамки чисто журналистской деятельности, и соответствует тому, что многие назвали бы «этикой долга», потому что рожден он стремлением к реальным и справедливым переменам, а не поиском экономической или политической выгоды. Было бы несправедливо утверждать, что только сотрудники «Ла-Хорнады» были щедры и честны с нами, хочу только сказать, что они всегда были последовательны и в мире мало, очень мало тех, кто мог бы сказать это о себе и оставаться таким же в течение 20 лет.

Я знаю, что забегаю вперед, но я почти уверен, что в день своего рождения именинница, «Ла-Хорнада», проснется со страницами полными поздравлений с двадцатилетием, которые придут ей отовсюду, и вряд ли у нее найдется место для поздравлений, которые пошлем ей мы, самые маленькие из ее братьев. Поэтому мы забегаем вперед и в этот ее «не день рожденья» мы отправляем всем ее сотрудникам и сотрудницам наше объятие, только одно, но из тех, что даются только среди братьев, когда говорятся те вещи, которых обычно не говорится. И вместе с ним идет и мое личное объятие, с надеждой дать его когда-нибудь персонально (желательно не пост мортем) всем и каждому (-ой) из сотрудников «Ла-Хорнады».

И поскольку «кто рано встает, тому лучше синица в руке» (что, не так? извините, просто непоследовательность правительственного кабинета так заразительна), просим для себя того же в момент раздачи торта, который, как мы знаем, как бы велик ни был, всегда меньше сердца, которое несут они на себе. В общем, счастливого дня рождения (и не пейте слишком много, скоро начнут происходить события, которые потребуют вашего внимательного и честного слуха и взгляда).

И всем «гражданским обществам» — поздравления с днем рождения Улиток и Хунт Хорошего Правительства. И спасибо за третье плечо.

Все. Счастливо и если у пиньяты — лицо Буша, передайте мне пожалуйста палку.

(Продолжение следует…)

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

Мексика, август 2004 г. 20 и 10.

P.S. Мой день рожденья пройдет в категории между легким и средним, будет прокисший посоль, и не потому что это мне нравится, а потому что такие вот шутники иногда наши компас.

(Клевета: обман, подтасовка фактов или ложь с целью причинения кому-то вреда)

На самом деле, их было и будет гораздо больше, но эти четыре оказались главными, сфабрикованными правыми интеллектуалами, судьями, законодателями и правителями, чтобы оправдать несоблюдение Договоренностей Сан-Андреса, инициативы закона Кокопы и дискредитировать выполнение этих договоренностей сапатистскими индейскими общинами путем создания Улиток и Хунт Хорошего Правительства в августе 2003 года.

Они, как сегодняшние пифии, предсказали нам, что результатом этого станет расчленение мексиканского государства, возникновение одного государства «проМаркос» внутри другого (так называлась статья, опубликованная в августе 2003 г. в газете, являющейся собственностью Аумады и не совсем уместно называющейся «Эль-Индепендьенте»), рост конфликтов между общинами и нарушение индивидуальных прав человека из-за осуществления прав коллективных.

Согласно всему этому, САНО занималась подготовкой военно-политического наступления, которое подразумевало нападение на казармы федеральной армии в Сан-Андресе и прочие глупости в том же духе. Многие встревожились, в том числе армия, военно-воздушные силы, флот, федеральная полиция, было введено состояние повышенной боевой готовности, получены приказы об арестах, подготовлены полицейские операции, выделены деньги для покупки молчания и слов. Было сделано немало заявлений, которые спустя несколько минут сами себе противоречили, и после опровергались заявлениями еще более противоречивыми (в этом деле отличились многие, но несомненным чемпионом стал и остался Сантьяго Криль). В атмосфере всеобщей истерии были выслушаны сплетни, выдававшиеся за доклады спецслужб и доклады спецслужб, выдававшиеся за сплетни. В те дни юго-восток Мексики находился всего в нескольких словах от превращения вновь (как в 1994, как в 1995 и как в 1998) в театр военных действий.

Но нашелся некто, кто сверху и извне сказал этим планам нет, объяснив что речь не о военной, а о политической инициативе, и что состоит она ни в чем ином, как осуществление на практике договоренности, достигнутой федеральным правительством и САНО еще в феврале 1996 года, просто делается это на 7 лет позднее.

Кто-то другой посоветовал не мешать этому, дождаться его провала и приготовить свое «я же вам говорил» одновременно с военным наступлением федеральных сил на сапатистские позиции.

То, о чем я рассказываю, на самом деле произошло примерно год назад в июле и августе, на совещаниях кабинета Висенте Фокса.

Как стало теперь очевидно, они решили просто дожидаться нашего провала. И как обычно, когда по отношению к нам делаются военные или политические просчеты, они ошиблись.

Мы не только не провалились — кроме значительного улучшения условий жизни индейских общин, сегодня у нас есть еще и практические и сравнительные аргументы, чтобы доказать безосновательность клеветнических заявлений, на которых опирается отказ от выполнения Закона Кокопы

Несколько лет назад, один из членов Верховного Суда страны, этой инстанции для раздачи безнаказанности среди власть имущих (правда, безукоризненно отредактированной юридически), следующим образом аргументировал свою позицию против конституционного признания прав индейцев: «Это расчленило бы мексиканское государство, на его территории возникло бы множество стран и местных законов в каждой из них. В конце концов, это привело бы к балканизации страны».

Можно подумать, что он имел ввиду наркобизнес и его связь с властями и судьями, но нет, он говорил о недопустимости признания существования индейских народов Мексики, признания их коллективных прав.

Созданием Улиток и Хунт Хорошего Правительства, мы, сапатисты, решили осуществить на практике Договоренности Сан-Андреса и на деле показать, что мы стремимся быть частью Мексики (которой раньше мы не являлись, если, разумеется, не переставали быть самими собой).

Через год после рождения Улиток и хунт, наша страна действительно расчленена. Но не по причине индейской автономии, а из-за настоящей внутренней войны, безжалостного разрушения основ государства — таких, как контроль над природными ресурсами, социальной политикой, и национальной экономикой. Эти три основы национальной независимости, ослабленные в ходе сепаратистских и имперских войн, подрываются сегодня всеми тремя ветвями государственной власти.

Национальный контроль над нефтью и энергоносителями, например, — одна из целей проекта конституционной реформы, мертвым грузом лежащей сегодня в Конгрессе. Социальная политика (или государство общественного благосостояния) превратилась в нечто смехотворное — институты, занимающиеся этим вопросом сегодня стали всего-навсего благотворительными организациями, занятыми раздачей подачек. В результате секретных пактов, сопровождаемых шумными медийными кампаниями, исчезают важнейшие исторические завоевания трудящихся (случай МИСС — самый последний, но далеко не единственный). Национальная экономика уже давно перестала таковой являться. Сегодняшнее национальное производство — это масса промышленных отходов и воспоминаний, торговля монополизирована крупными транснациональными предприятиями, банковская система пронизана иностранным капиталом, а скачки финансовой спекуляции полностью зависят от мировых и вовсе не национальных факторов.

В переводе — все меньше работы и качество ее все хуже, все больше безработицы и временной занятости, высокие цены, низкие зарплаты, импортируется то, что мы можем производить сами, производство ведется не столько для внутреннего потребления, сколько для мирового рынка, для которого мы — лишь еще один макроэкономический показатель. Бедность уже становится уделом не только трудящихся, но и мелких и средних предпринимателей, богатых мексиканцев становится все меньше, хотя делаются они все богаче.

Вывод — федеральное правительство отказалось от выполнения своих функций и национальное государство рушится от ударов сверху, а не снизу.

Существует только одно слово, способное назвать процесс столь глубоких перемен, навязываемых нашей стране сверху и без попытки малейшей консультации с теми, кто внизу. Это слово — контрреволюция.

Единственный выход из этой ситуации — это воссоздание нашей страны заново. Путем нового общественного пакта, новой Конституции, нового класса политиков и новой формы делания политики. То есть необходима программа действий, но не та, что рекламируют политики и средства массовой информации, а другая, выстроенная снизу, из реальной национальной проблематики. Как вы увидите из этой и последующих частей видео, ничто из сделанного Хунтами Хорошего Правительства и автономными повстанческими сапатистскими муниципалитетами не подтолкнуло национальное государство к расчленению.

Тот, кто правит хорошо, должен делать это для всех, а не только для тех, кто ему симпатизирует или участвует в одной с ним организации, не только для тех, кто относится к его народу, культуре, цвету или языку.

Согласно нашему разумению, борьба за включение одного не является борьбой за исключение другого. Поскольку существование метиса не должно предполагать исчезновения индейца, наше признание себя теми, кем мы являемся, не предполагает отрицание тех, кто на нас не похож. Эта же самая логика касается и того, что связано как с индейским так и с сапатистским вопросами.

Хунты Хорошего Правительства — доказательство того, что сапатизм не стремится ни возглавлять, ни причесывать под одну гребенку согласно своим идеям и понятиям, мир в котором мы живем.

ХХП родились, чтобы служить и сапатистам, и несапатистам и даже антисапатистам. Их цель — посредничество между властями и гражданами, а также между различными властями разных сфер и уровней. Они это делали и продолжают делать. Год назад, при праздновании рождения Улиток и хунт, команданте Давид пообещал уважение тем, кто будет нас уважать. Мы выполняем это обещание.

В результате, Хунты Хорошего Правительства установили отношения взаимного уважении с различными общественными организациями, со многими из официальных муниципальных правительств, действующих на той же территории что и автономные, и в некоторых случаях даже с правительством штата. С ними происходит постоянный обмен мнениями и ведется совместный поиск путей к решению возникающих проблем путем диалога.

В отличие от федерального правительства, чей «уполномоченный» занят превращением за казеный счет своей функции в посмешище, правительство штата решило не проводить медийных кампаний (против сапатизма) и предпочло дать сигналы доброй воли и терпеливо ждать. Зная, что задачи у сапатизма не местного, а федерального масштаба, правительство Чьяпаса решило не становиться частью проблемы, а наоборот, постараться стать частью ее решения.

Тем временем, как дона Луиса Альвареса дурачат некоторые ловкачи, и заставляя его верить, что у них есть контакт с САНО, выуживают из него деньги и возят его то в один, то в другой конец, обещая ему личную встречу с «этим самым» (Маркосом), и он безрезультатно пытается создать «крестьянскую силу» для ПНД, раздавая стройматериал и солнечные батареи, правительство штата создало настоящую линию контактов с сапатистскими общинами.

В принципе мы не возражаем, чтобы правительство Фокса платило зарплату самозванному «уполномоченному за мирный процесс», но мы думаем, что оно должно было бы пересмотреть род его деятельности — вместо того, чтобы платить ему за поиск диалога с сапатистами (чего он не делает), ему следовало бы платить с целью экономии расходов антисапатистов.

Хунты Хорошего Правительства действовали вместе с правительством штата Чьяпас как посредники в случаях с похищеными СИОАК в Лас-Маргаритас, в решении вопроса по возмещению ущерба жертвам нападения в Синакантане, в организации выплаты компенсации крестьянам, пострадавшим в результате строительства шоссе в зоне сельвы Цельталь, в решении вопроса о «велотакси» на побережье Чьяпаса и может быть еще в каких-то других вопросах, о которых я сейчас не могу вспомнить. Когда вы откроете отдельные отчеты каждой из хунт, вы все это увидете, здесь нет ничего секретного. Основная наша работа все это время была направлена на то, чтобы избежать столкновений между индейцами.

Сейчас проводятся мероприятия по расследованию случаев недавнего убийства одного товарища из базы поддержки в Поло и изнасилования 11-летней девочки в Чилоне.

Уважение — это прежде всего признание, и Хунты Хорошего Правительства признают существование и юрисдикцию правительства штата и официальных муниципалитетов, и в большинстве случаев, официальные муниципальные власти и правительства штата признают существование и юрисдикцию ХХП. Точно так же Хунты Хорошего Правительства признают существование и законность других организаций, уважают их и требуют к себе уважения.

Только так, с уважением, можно о чем-либо договариваться и затем выполнять эти договоренности.

Несмотря на то, что вначале это заняло немало времени, сегодня, как люди, так и организации, не являющиеся сапатистскими и даже наши противники знают, что для решения любых проблем они могут обратиться в ХХП, что никто их там не арестует и не задержит (ХХП — инстанции диалога, а не наказания), что их вопрос будет рассмотрен и скорее всего удастся найти справедливое решение. Если же кому-нибудь хочется кого-нибудь за что-нибудь наказать, он должен обращаться в официальный или же автономный муниципалитет, но если его цель — поиск решения проблемы путем диалога и договоренности, к его услугам — Хунта Хорошего Правительства.

БОЛЬШЕ КОНФЛИКТОВ?

Такой способ действия ХХП уже начинает давать результаты как в автономных, так и в официальных муниципалитетах. В решении общественных проблем между группами, общинами и организациями сегодня все меньше случаев обращения к силе или обмена заложниками, и все чаще вопросы решаются путем диалога. Таким образом, многие смогли убедиться, что значительная часть этих случаев — это отнюдь не конфликты между организациями, а личные проблемы, представляемые как организационные.

Самое дорогое, что у нас есть — это наше слово. Именно на нем построен моральный авторитет движения, которое стремится, разумеется, не без ошибок и срывов, к новой форме делания политики. Раньше, как нечто само собой разумеющееся, считалось, что любое нападение на нас имело под собой политическую подоплеку, поэтому тотчас же делалось публичное заявление и организовывались демонстрации. Сейчас мы сначала расследуем, замешаны в этом политические причины или же речь всего-навсего об обыкновенных уголовных преступлениях.

Для этого, через Секретариат по индейским народам, ХХП поддерживают постоянный канал связи с правительством штата Чьяпас. Когда происходит нападение на сапатистов и у нас нет возможности никакого контакта с агрессором, с тем, чтобы выяснить в чем была проблема и попытаться решить вопрос путем диалога, Хунты Хорошего Правительства дают автономным властям указание начать собственное расследование и в то же время передают всю им известную информацию властям штата. Пока нам не удается четко определить, в чем именно заключалась проблема, никто не делает никаких публичных заявлений, нет демонстраций или наказания виновных.

В случае, если проблема является не политической, а уголовной, разумное время мы выжидаем соответсвующей реакции правосудия штата. Если этого не происходит, в действие вступает правосудие сапатистское.

В случая, с которыми мы до сих пор имели дело, правосудие правительства Чьяпаса блистало своей медлительностью и неэффективностью. Создается впечатление, что юридический аппарат штата эффективен лишь для того, чтобы наказывать политических противников правительства Чьяпаса. В деле властей Синакантана, преступление которых было раскрыто фактически в момент и на месте его совершения и документально доказано, правительство штата ограничилось выплатой денежных компенсаций пострадавшим, но в том, что касается определения виновных в нападении и применения к ним уголовных санкций, до сих пор ничего не сделано. В случае Чилона, где во время столкновения между сапатистами и несапатистами была изнасилована 11-летняя девочка, проблема, послужившая причиной столкновения уже решена, вся информация о насильниках (включая медицинское заключение, подтверждающее факт изнасилования ребенка) была передана компетентным властям… и ничего (по крайней мере, к моменту, когда я пишу эти стоки). Насильники до сих пор разгуливают на свободе, несмотря на то, что организация, к которой они принадлежат, отвернулась от них (решив держаться подальше от этого вопроса).

Тем не менее, надо признать, что главные нападения на сапатистов в этом году происходили не со стороны федеральной армии, и не со стороны сил общественной безопасности штата (в случае убийства товарища в Поло боевиками, сейчас расследуется возможная политическая подоплека).

Как это не пародоксально, самые серьезные проблемы и вооруженные агрессии против нас велись в этом году со стороны организации и властей, принадлежащих к РДП — официальной СИОАК региона Лас-Маргаритас и официальных муниципальных властей Синакантана. В обоих случаях произошли нападения на сапатистов. В Лас-Маргаритас похитили наших товарищей, а в Синакантане по мирной демонстрации был открыт огонь.

Официальная СИОАК зоны Лас-Маргаритас (я делаю это уточнение, потому что с СИОАК других муниципалитетов мы пришли к пониманию и взаимному уважению) хотела просто поддержать свой статус самой коррумпированной в о всем муниципалитете, а руководство ее стремилось оставаться на своих постах за счет властей официальных.

В Синакантане правительство РДП спланировало засаду, в результате которой многие сапастисты получили пулевые ранениями. Погруженная в «кризис видео», общенациональная РДП сохранила сообщническое молчание и едва начало процесс для исключения из партии своего муниципального президента. В закрытых кругах РДП было сказано, что это плата сапастистов за то, что они не поддержали их партию на выборах. Значит, это и есть их избирательная платформа для всей страны к выборам 2006 года? Всем тем, кто откажет РДП в безусловной поддержке — пули и избиения? Непонятно.

С другими организациями, с которыми были и остаются трения и с которыми раньше отношения выяснялись при помощи следующей логики «возникает проблема, я захватываю одного из твоих, ты захватываешь одного из моих, потом мы их обмениваем и проблема остается нерешенной» (или «ты набираешь столько-то людей, я набираю столько-то, мы деремся и проблема остается нерешенной»), сейчас есть стремление к поиску диалога, происходит выслушивание версий обеих сторон, ищется мирное решение проблемы. Именно так, без столкновений или взаимных похищений. Таким образом были решены проблемы с такими организациями как ОРКАО, АРИК — Независимая, АРИК- ИРП, СНС и многими другими, из тех, что присутствуют на территории, где действуют ХХП и куда распространяется их влияние.

В отличие от предыдущих лет, конфликты между общинами и организациями на территориях Хунт Хорошего Правительства стали реже и сократились показатели преступности и безнаказанности. И дело не только в наказании преступников, главное в том, что устраняются причины возникновения конфликтов. Если вы мне не верите — обратитесь к подшивкам газет, в суды, общественные министерства, к властям тюрем, больниц и кладбищ. Сравните то, что было раньше, с тем, что происходит сейчас и сделайте свои собственные выводы.

Хорошее правительство не стремится к обеспечению безнаказанности для тех, кто ему симпатизирует и смысл его существования не в том, чтобы наказывать противников его идей и предложений. Иными словами, оно не занимается тем, что делает правительство федеральное, обеспечивающее безнаказанность преступникам, потому что они принадлежат к ПНД (например, Эстрада Кахигаль) или потому что договорилось с ИРП (например, Луис Эчеверриа), и стремящееся наказать одного из своих противников (Лопеса Обрадора) и не допустить его к выборам 2006 года.

Законы, действующие в Автономных Повстанческих Сапатистских муниципалитетах не только не противоречат юридическим нормам федерального и местного законодательства, но и во многих случаях, дополняют их.

Как я уже сказал, хорошее правительство создано не для того, чтобы обеспечивать безнаказанность своим и наказывать чужих.

В качестве примера и иллюстрации у меня в руках копия дела, которое рассматривалось автономным муниципальным судом Сан-Хуан-де-ла-Либертад, Чьяпас, 19 августа 2004 года и было направлено конституционному правительству штата Чьяпас с копиями для председателя муниципалитета Чальчиуитана и для муниципального суда Чальчиуитана. Все отражено в самом тексте (сохраняю его изначальную редакцию):

«Перед этими автономными органами и властями муниципального суда предстал гражданин А., база поддержки САНО, 17 лет, уроженец Холик’алума, муниципалитета Чальчиуитан, Чьяпас, 14 августа этого года местными властями этой общины, когда совершал 13 августа текущего года уголовное преступление, когда гражданин Б. из Партии Национального Действия (ПНД) вышел из своего дома за покупками на рынок Холитонтик и на обратном пути, когда шел по тротуару столкнулся этим молодым А., который поджидал его, спрятавшись в кустах, вооруженный своим длинноствольным оружием 22-го калибра, который попробовал выстрелить с расстояния 5 метров в гражданина Б. но это оружие является уже негодным.

Находясь в распоряжении автономных муниципальных судей, молодой А. объясняет, что пострадавший Б. сам является зачинщиком этой проблемы, потому что он вырубил 300 кустов кофе хорошего качества, являвшихся собственностью молодого А., и поэтому этот молодой человек был обижен на него в течение года. Мы, автономные судьи, считаем это серьезным преступлением, нарушающим порядок и революционную сапатистскую дисциплину, которое совершил гражданин А., в связи с чем мы подтвердили решение о его немедленном задержании, поскольку существуют доказательства его вины и он должен понести уголовную ответственность, но в момент задержания обвиняемого пострадавший Б. убежал от муниципальных судей, отказавшись таким образом от дачи показаний, как будто он не пострадавший, а виновный. Мы, автономные власти, готовы решить любой судебный вопрос и раскрыть любое уголовное преступление. В настоящий момент гражданин А. наказан лишением свободы (…). Оружие гражданина А. находится в руках автономных властей Сан-Хуан-де-ла-Либертад, оно в плохом состоянии, потому что уже не годится и будет уничтожено.»

Я думаю, уже есть или еще появятся серьезные юридические исследования, доказывающие, что между соблюдением одних и других нет никаких противоречий. Сейчас мы говорим о происходящих на наших глазах фактах и том, что делаем сами, и мы готовы, чтобы любой заинтересованный лично приехал сюда и проверил, влечет ли осуществление наших прав, прав индейских народов, нарушение какого-нибудь личного права.

Коллективные права (такие, как решение об использовании природных ресурсов и обращении с ними) не только не противоречат правам личным, но и дают возможность того, чтобы полное осуществление последних стало реальным для всех, а не только для узкой группы. Как станет видно из части текста, посвященной нашим достижениям, случаи нарушения личных прав на сапатистской территории не возросли. Возросло только качество жизни. Уважаются права на жизнь, на свободный выбор религии, на выбор принадлежности к любой политической партии, на свободу, соблюдаются презумпция невиновности, право на демонстрации, на несогласие, на любые различия, на свободное осуществление права на материнство.

Вместо того чтобы вступать в чисто юридические дискуссии, в этом году мы решили на деле показать, что знамя признания прав индейских народов, которое подняли мексиканские индейцы и вместе с ними многие другие, не несет с собой ни одной из угроз, в которых их пытались обвинить.

На сапатистских землях не происходит расчленения мексиканского государства. Наоборот, здесь рождается возможность его восстановления.

(Продолжение следует…)

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

Мексика, август 2004 г. 20 и 10.

За первый гoд существования Хунт Хорошего Правительства были формализованы некоторые внутренние соглашения, достигнутые уже достаточно давно и вышли постановления новые. Они связаны с сохранением лесов, борьбой с наркобизнесом и провозом нелегалов, проездом транспорта через сапатистские зоны и местными выборами муниципальных властей и депутатов в конгресс штата.

Воспроизвожу дословно один из действующих в Хунтах Хорошего Правительства законов. Его редакция может изменяться в зависимости от зоны, но суть остается той же:

Закон о сохранении деревьев, то есть, о защите природы

По решению Хунты Хорошего Правительства Сердце Радуги, этот закон действителен на всех без исключения территориях автономных повстанческих муниципалитетов; этот закон создан для того, чтобы защитить леса, потому что леса сохраняют воду, дают кислород, потому что это наша жизнь и еще это защита диких животных; поэтому все мы должны понять, что необходимо беречь наш лес на всех территориях автономных муниципалитетов.

Как Хунта Хорошего Правительства мы предлагаем каждому муниципалитету создать свой собственный питомник, чтобы помочь в выполнении этого закона.

1. Деревья могут быть срублены только для личных нужд, а не для продажи.

2. Мы обязаны беречь и сохранять леса, у нас есть право использовать деревья для личных потребностей с разрешения автономных властей.

3. За каждое срубленное дерево, их срубивший обязан посадить 2 маленьких деревца и ухаживать за ними.

4. На каждой из автономных территорий нарушение этого закона будет наказываться согласно местному регламенту.

5. Вырубка, без разрешения, одного дерева будет наказываться обязанностью посадить 20 деревьев.

6. Все разрешения будут выдаваться комиссией по земле и территориям.

Есть договоренность о том, что там, где есть место для посадки новых деревьев, каждый муниципалитет это сделает. Будут высажены такие деревья, в каких есть потребность в общине. Пространства, предназначенные для посадки деревьев будут местами удобными для семейных прогулок, например, берега рек.

Например, в Автономном Муниципалитете «17 ноября» у нас есть 4 центра по посадке новых деревьев, всего там было высажено 2 тысячи ростков кедра. Еще ирписты продолжают получать разрешение на 10 лет контракта, хотя мы пытались прекратить его, потому, что видим, что они хотят его использовать как повод для провокаций.

Несмотря на то, что закон был принят еще до начала войны, Хунты Хорошего Правительства формализовали запрет на наркобизнес. Дословно:

«Хунта Хорошего Правительства полностью запрещает на сапатистской территории выращивать, транспортировать и потреблять наркотики, те, кто будут это делать, согласно сапатистским законам, будут изгнаны с наших территорий. Базы поддержки сапатистов, у которых будут обнаружены посевы этой отравы будут изгнаны из организации и из общины, к которой принадлежат. Тоже самое наказание будет по отношению к тем, кто потребляет наркотики. Если будет обнаружен участок с посевами какого-либо наркотика, они будут уничтожены путем сжигания. Владелец посева должен будет покрыть все расходы по его уничтожению, такие как расходы на керосин для сжигания и будет исключен из организации. Потребляющий наркотики будет наказан десятью днями принудительных работ и будет на 6 месяцев исключен из организации. По решению Хунты Хорошего Правительства, каждый муниципалитет на ее территории ежегодно будет проводить инспекции, чтобы убедиться, что нет лиц, занимающихся этой нелегальной деятельностью».

В Хунтах Хорошего Правительства должны быть зарегистрированы все автомобили, проезжающие по сапатистской территории. Это мера для предотвращения нелегальной перевозки людей, наркотиков, оружия и леса. Благодаря этой системе контроля, Хунта Хорошего Правительства может определить автомобиль, используемый в преступной деятельности, провести расследование и, в случае подтверждения нарушения закона, если владельцы автомобиля сапатисты — наказать их согласно нашим законам, и, если они не сапатисты — сообщить об этом официальным властям.

Кроме того, сапатистская регистрация автомобилей позволила упорядочить работу общественного транспорта и помогла избежать конфликтов между различными организациями владельцев транспортных средств.

Для предотвращения превращения сапатистских зон в заповедники для угнанных машин и их последующей разборки на запчасти, ХХП выдают разрешение на проезд только тем водителям у кого в порядке все необходимые документы. То есть для того, чтобы зарегистрировать машину в ХХП, необходимо иметь регистрационный номер и технический паспорт. У водителя должно водительское удостоверение.

Несколько месяцев назад в Хунтах Хорошего Правительства, автономных советах и во всех сапатистских общинах был распространен следующий документ:

«В последнее время увеличилось количество нелегалов, которых незаконно провозят в Соединенные Штаты так называемые «койоты». Эти «койоты» — лица, занятые незаконными перевозками людей, у которых берут большие деньги в обмен на обещание перевезти их для работы в Соединенных Штатах.

В подавляющем большинстве случаев, «койоты» обманывают мужчин и женщин из Мексики и других стран Америки и оставляют их брошенными прямо в тайниках машин или же в пустыне, и эти мужчины и женщины (а иногда и дети) находят там ужасную смерть.

Кроме того известно, что «койоты» договариваются с властями федерального правительства Мексики, которые тоже участвуют в этом бизнесе. Мужчины и женщины, прибывающие сюда из других стран в поисках возможности попасть в Соединенные Штаты на работу, являются, в своем огромном большинстве, людьми бедными и простыми, и их права и достоинство ущемляются «койотами» и властями Мексики и Соединенных Штатов.

Поэтому было решено считать нелегальную перевозку через сапатистскую территорию людей, мексиканцев и иностранцев, тяжелым преступлением. Об этом решении было сообщено всем властям для того чтобы они следили за его выполнением, и все члены САНО, которые будут участвовать, помогать или укрывать тех, кто занимается нелегальной перевозкой людей, будут наказаны и, в крайних случаях, будут исключены из нашей организации. Комиссии по контролю ПИРК и Хунты Хорошего Правительства будут следить за тем, чтобы ни один сапатист, будь то участник баз поддержки, ответственный, член комитета или представитель автономной власти, не участвовал, не поддерживал или не покрывал нелегальной перевозки людей, потому что это преступление против человечества.

Все нелегальные перевозчики людей (или «койоты»), которые будут обнаружены и задержаны на сапатистской территории будут обязаны вернуть своим жертвам все деньги и после предупреждения отпущены. Если они совершат это преступление повторно, будет найден способ их выдачи компетентным властям, для наказания согласно мексиканским законам.

Все лица, мексиканцы или иностранцы, находившиеся в руках нелегальных перевозчиков будут освобождены и, по мере возможности, поддержаны (медицинская помощь, временное проживание и питание), и с ними будет проведена разъяснительная беседа для того чтобы они не позволяли себя обманывать в будущем.

Все люди, вне зависимости от их национальной принадлежности, имеют право свободного перемещения по сапатистским территориям, но обязаны придерживаться при этом законов Хунт Хорошего Правительства, автономных муниципалитетов и индейских общин.

Хунты Хорошего Правительства и автономные повстанческие сапатистские муниципалитеты сообщают об этих рекомендациях всем товарищам из баз поддержки сапатистов и членам других организаций, находящихся на сапатистской территории, нарушение вышеизложенного любым сапатистом повлечет за собой его непризнание, как товарища.»

Результаты? Вот примеры:

Из Хунты Хорошего Правительства в Морелии сообщают следующее:

«Насчет нелегалов без документов — в муниципалитете Эрнесто Че на территории задержали одного «койота», его на два дня арестовали и предупредили, что наказание в следующий раз будет большим, а людям без документов дали ночлег, питание, их предупредили о возможных опасностях дороги, и затем их отпустили. Был рассмотрен случай одного товарища, который продал им посоль по высокой цене, за эту ошибку этот товарищ был наказан.»

Из Ла-Гарручи:

««Койоты», которые будут обнаружены за обманом этих людей без документов будут задержаны для того чтобы они вернули им все деньги. На сапатистской территории полностью запрещена продажа еды, воды и ночлега людям без документов; они бедные как и мы, и мы обязаны не продавать, а дать им воду, еду и временный ночлег. В случае если кто-то из «койотов» будет задержан повторно, он будет выдан властям негодного правительства.»

Из Ла-Реалидад:

«С центральноамериканскими и латиноамериканскими нелегалами ХХП беседует, объясняя им, зачем она создана и чем занимается. Им объясняют, что ХХП это результат борьбы САНО. Как и гражданские власти и базы поддержки САНО. Им объясняют 7 принципов идеи править подчиняясь и суть автономии. Им объясняют, что они являются автономными властями и что борются против неолиберализма, Плана Пуэбла-Панама, и так далее. Им советуют, чтобы они не покидали свои земли, что безопаснее работать на своем клочке земли, что лучше бороться за демократию, свободу и справедливость в своих странах, что их американская мечта очень ненадежна, потому, что многие умерли по дороге, что с нами нет никаких проблем и что они могут здесь чувствовать себя свободно, потому что мы такие же, как и они, что здесь не будет позволено, чтобы у них крали деньги за эту поездку, потому что таким образом обогащались нечестные предприниматели. Мы им даем пищу, напитки, галеты. Тогда нелегалы начинают нам доверять и рассказывают нам о своей жизни, некоторые из них рассказывают, что слушали Повстанческое радио в своих странах. Они остаются благодарными. У «койотов», которых удается обнаружить, отбираются все их деньги, которые раздаются в равных частях всем центральноамерикансим нелегалам, предупреждая «койота», что если еще раз его застанут за этим занятием, он будет наказан.

В другом случае, когда через нашу территорию пешком переходила группа центральноамериканцев, с ними состоялся разговор и среди них был обнаружен один «койот», который сказал, что он гватемалец и вел с собой гондурасцев, гватемальцев и сальвадорцев и что у них он взял 1500 песо с каждого из 27 центральноамериканцев, его проверили и обнаружили у него сумму в 31905 песо, 700 кецалей и 31 доллар, все это было у него отобрано и распределено поровну среди нелегалов. В настоящее время у нас есть один задержанный перевозчик мексиканских мигрантов, который отбывает наказание 6 месяцев после предупреждения, которое ему однажды уже было сделано.»

5. О МЕСТНЫХ ВЫБОРАХ В ЧЬЯПАСЕ 3 ОКТЯБРЯ 2004 ГОДА

В июле этого года делегаты Государственного Избирательного Института Чьяпаса обратились в различные Хунты Хорошего Правительства, чтобы достичь договоренности, которая позволила бы им провести свою запланированную работу. Вот ответ, который был им направлен:

Государственный Избирательный Институт Чьяпаса, Мексика.

Исполнительный секретариат,

Тукстла-Гутьеррес, Чьяпас, Мексика.

Господа!

Мы пишем, чтобы сообщить вам о следующем:

1. Мы получили ваше любезное письмо, датированное 14 июля 2004 г., в котором вы уважительно обращаетесь к нам с просьбой о том, чтобы наша Хунта Хорошего Правительства оказала вам поддержку для облегчения работы вашего Государственного Избирательного Института на сапатистских землях.

2. Как вам известно, мы не верим в то, что выборы являются настоящим путем к переменам в интересах народа, но мы понимаем, что есть люди, которые до сих пор верят в это, как в путь для решения проблем мексиканского народа. Непопулярность политических партий так велика потому, что они борются только за свои интересы, а интересы большинства им безразличны, но, может быть, есть люди, которые до сих пор думают, что среди тех, кто наверху, остается еще немного порядочности.

3. Наша работа, как Хунты Хорошего Правительства, состоит в том, чтобы обеспечить уважение различных мнений и идей всех проживающих на сапатистских территориях, без различия сапатисты ли это, не сапатисты, или даже антисапатисты. Потому, что мы не хотим, чтобы все стали сапатистами насильно, мы хотим, чтобы каждый был тем, кем он сам хочет быть, но уважая других, и будучи уважаемым, независимо от различия мыслей и идей.

4. Поэтому мы ясно говорим вам, что для проведения вашей работы в общинах, являющихся частью автономных муниципалитетов, объединенных этой Хунтой Хорошего Правительства, и правильный список которых следующий: (список автономных муниципалитетов) у вас не будет никаких проблем. Мы только просим вас, чтобы точно также как мы уважаем тех, кто хочет голосовать, вы уважали мнение и тех, кто не хочет этого делать и не заставляли никого делать то, чего он делать не хочет.

5. Поэтому у вас уже есть гарантия того, что вы сможете без проблем выполнить свою работу на территории, соответствующей нашей Хунте Хорошего Правительства и вы увидите, что никто не будет чинить вам препятствий, конечно если вы всегда будете уважать волю общин.

В дни предшествующие выборам 3 октября 2004 года и в сам день выборов Государственный Избирательный Институт Чьяпаса сможет без каких бы то ни было препятствий со стороны сапатистских общин провести свою работу на территориях, соответствующих нашей Хунте Хорошего Правительства.

6. Кроме того, мы хотим вам сообщить, что в списке общин, которые вы нам передали вместе с вашим любезным письмом есть некоторые, соответствующие не нашей Хунте Хорошего Правительства, а (название другой ХХП), в связи с чем мы советуем вам обратиться к братьям и сестрам из этой Хунты Хорошего Правительства, чтобы получить их разрешение. Мы уверены, что они отнесутся к вам с тем же вниманием и уважением, как это делаем мы.

7. Как все мы видим, когда с обеих сторон существует взаимное уважение, всегда можно придти к пониманию. Мы, сапатисты, не хотим никому ничего навязывать, мы хотим только чтобы нас уважали и чтобы те, кто думают по-разному, всегда могли между собой договориться.

Мы благодарим вас за тон вашего письма и приветствуем вас.

С уважением,

(подписи членов соответствующей Хунты Хорошего Правительства).

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

Мексика, август 2004 г. 20 и 10.

Со времен колонии индейские народы Мексики жили в условиях крайней нищеты. Несмотря на то, что они были социальной группой, которая больше других внесла в борьбу за независимость, в войны сопротивления североамериканскому и французскому вторжениям и в мексиканскую революцию (и, если вы мне позволите, в сегодняшнюю демократизацию страны, хотя политики и средства информации оспаривают друг у друга право на собственный протагонизм), долги страны перед ними все это время лишь накапливались. Если кто-то отдавал свои жизни и смерти ради того, чтобы эта страна, называющаяся Мексикой могла быть построена как суверенная, свободная и независимая нация — это были индейцы.

Ни одно из движений не обернулось посмотреть что с ними сталось после побед или после поражений. Кто бы ни побеждал, индейские народы всегда проигрывали. Тот, кто обещал им лучшую жизнь, заканчивал, превращая их в рабов на своих поместьях. Тот, кто обещал им свободную родину, заканчивал, оставляя их в стороне. Тот, кто обещал им демократии, заканчивал, навязывая им правительства и законы. Но всегда, когда речь заходила о судьбах Мексики, индейцы не колебались и отдавали единственное, что у них было — свою кровь.

С момента приобретения Мексикой независимости до сегодняшнего дня прошло уже почти 200 лет. Прошло 200 лет, и остаются индейские народы, которые работают и умирают в условиях ничем не отличающихся от условий времен колонии. Земли, которые у них когда-то были, сегодня отняты, иногда насилием, а иногда обманом. Цвет, язык, одежда, образ жизни — все это было причиной стыда, насмешек, презрения. Слово «индеец» использовалось как оскорбление, как синоним слова «невежда», как человек с недостатком разума, способностей, рожденный лишь для подчинения, годный только на роли прислуги.

После всего этого единственное, что было бы странно — это если бы они не восстали с оружием в руках. И они это сделали. И несмотря на то, что они всегда были объектом издевательства и презрения со стороны тех, у кого белая кожа, они не превратили свою войну в войну против другого цвета. И несмотря на то, что они всегда были объектом обманов и жертвой лжи тех, кто говорит по-кастильски, они не направили свою войну против другой культуры. И несмотря на то, что они всегда были лишь прислугой в домах тех, у кого есть все, они не занялись разрушением. Они начали войну, свою войну. Они ведут ее до сих пор. Войну против забвения.

Этой стране повезло. Там, где другие разрушают, эти индейцы строят. Там, где другие разделяют, они объединяют. Там, где другие исключают, они включают. Там, где другие забывают, они помнят. Там, где другие являются тяжелой ношей для всех, они несут на себе, кроме прочего, груз нашей истории. И повезло САНО из-за того, что она получила в свое время по заслугам от этих самых индейцев. Потому, что если бы не…

Если кто-то оглянется посмотреть на них, он увидит обычных людей со множеством ошибок, дефектов, слабостей, падений, то есть, несовершенных. И проблема как раз в этом, потому что, если бы они являлись какими-то сверхмужчинами и сверхженщинами, тогда, конечно, была бы понятна причина того, чего они добились. Но поскольку они такие же как и все… как вам это сказать? Тогда каждый сам говорит себе: «я тоже должен что-то сделать… потому что никто другой этого за меня не сделает».

И именно этим заняты сейчас сапатистские народы. Они не ждут пока правительство разделит среди них обещания и подачки. Они работают, чтобы улучшить условия своей жизни и добиваются этого. Как это ни парадоксально, условия их жизни, хотя и очень далеки пока от идеальных, сегодня уже лучше, чем в тех общинах, которые получают федеральную «поддержку». И в этом можно убедиться воочию (видео, хоть и для чтения, все равно ограничены), и можно проверить.

Об этих достижениях, которые стали возможными благодаря «третьему плечу», я сейчас расскажу вам. Постараюсь при этом распространяться не слишком подробно (всегда я ставлю перед собой эту задачу, но стопка исписанных листков растет помимо моей воли), и предлагаю вам познакомиться с полными текстами докладов каждой из хунт, и, разумеется, посетить Улитки и общины и лично побеседовать с товарищами.

Два из достижений связаны со здравоохранением и образованием. «Забвения» различных федеральных правительств об этой сфере, стали причиной того, что слово «индеец» стало неким синонимом понятия «больной и безграмотный».

Благодаря поддержке «гражданских обществ», ситуация с охраной здоровья в наших общинах начало радикально изменяться. Там, где раньше была только смерть, сейчас начинает утверждаться жизнь. Там, где раньше была только безграмотность, сегодня пробиваются первые ростки знания. В общем там, где раньше совсем ничего не было, теперь начинает рождаться нечто новое и хорошее.

Например, в чьяпасских Лос-Альтос местная система здравоохранения обеспечивает всем бесплатное медицинское обслуживание, и, насколько это позволяют ресурсы, лекарства тоже бесплатны. Это стало возможным благодаря двум факторам:

Первый — это экономическая поддержка гражданского общества, позволяющая получать медицинское оборудование и лекарства.

И второй состоит в том, что вместо того, чтобы сосредотачивать все внимание только на лечении болезней, наша система здравоохранения направлена, в первую очередь, на их профилактику. Цель состоит в том, чтобы сократить количество болезней, и в результате — потребление лекарств. Хотя и не без трудностей, но бесплатное медицинское обслуживание было непрерывным весь год в Хунте Хорошего Правительства Лос-Альтос.

В пяти зонах, где действуют Хунты Хорошего Правительства проводятся кампании по гигиене, разъясняется необходимость пользования туалетами и уборки жилых помещений. Кроме того, ведутся кампании по борьбе с хроническими болезнями (такими как лешманиаз или язва чиклеров), эпидемиями и по своевременному определению рака молочной железы, хотя широкое распространение всего этого только начинается. Это стало возможным благодаря тому, что кроме экономической поддержки проекта по здравоохранению, существует и солидарная (и нередко героическая) помощь врачей-специалистов и медсестер, которые за счет своих отпусков отправляются на эти земли и дарят знания (акушеркам, костоправам, пропагандистам здоровья и работникам лабораторий) и здоровье нашим общинам.

Строятся региональные и муниципальные клиники, в них завозится оборудование и наши товарищи получают специальное обучение для того, чтобы суметь всем этим пользоваться. 1 августа в зоне тохолабалей была проведена первая хирургическая операция и сейчас готовится к открытию лаборатория по переработке лекарственных растений. Во всех зонах уже созданы аптеки, существующие за счет финансирования проектов и добровольных взносов.

В целом, все Хунты Хорошего Правительства постепенно добиваются того, чтобы в каждом автономном муниципалитете была собственная элементарная структура здравоохранения — пропагандисты здоровья, кампании по гигиене, профилактическая медицина, минигоспитали, аптеки, региональные клиники, врачи и другие специалисты.

Что касается образования, в этой сфере мы стараемся действовать так, как следовало бы действовать и в политике, то есть, снизу вверх. Во всех общинах строятся школы (в этом году на всей сапатистской территории было построено более 50 школ, но этого пока не достаточно) и дооборудуются уже существующие (в этом году около 300), готовятся пропагандисты образования (и проходят курсы по повышению квалификации), создаются центры среднего и технического образования (где, в отличие от официальных, изучаются исторические корни Мексики).

Школьные учителя и инженеры-строители, специалисты по педагогике, мужчины и женщины с обычными именами и лицами, индейцы в масках и без них, поднимают школы и знания там, где раньше была только неграмотность.

Приезжайте. Здесь вы сможете увидеть в различных общинах разных зон, как возникли клиника, аптека, школа, что здесь очень шумно, тому что одна доктор будет сейчас вести осмотр женщин, что «Марийя» уже научилась писать свое имя и может рассказать тебе, что у древних мексиканцев была очень великая культура, а сейчас она хочет попасть в среднюю автономную, но как знать, пошлют ли ее туда, что зубной уже в клинике и сейчас будет вырывать зубы и закрывать в них дырки, что вон там сейчас праздник, потому что приехали школьные доски, тетради, карандаши и книги, что Ленчо должен был умереть, но не умер и-он-умрет-своей-смертью-но-потом-то-есть-еще-не-сейчас-то-есть-что-потом-и-не-скоро, что в школе сейчас очень весело, что глазной врач уже приехал, что Андулио уже хнычет, потому что не может найти своего карандаша, что этот врач — педиатр и он объясняет одному товарищу, что он не лечит ноги, что Убер говорит «это не я» хотя никто его не спрашивал, брал ли он карандаш Андулио, что вот невопатолог и он помогает если у кого-то плохо с головой и он падает в обморок, что будут делать прививки всем детям, что в этих автобусах приехали пропагандисты, которые будут читать курс лекций в Улитке, то ли по образованию, то ли по здравоохранению, потому что «если бы вы знали, как часто здесь бывают то одни, то другие, и если бы вы знали, что раньше так не было, было все по-другому, на дорогах можно было встретить только коров и быков, только вы не обижайтесь… послушайте, а вы в самом деле не отсюда? да, а иногда это видно, но не беспокойтесь, я сейчас сам вам все объясню, понимаете, тогда в 1994 все мы индейцы восстали, то есть как мы говорим здесь, вся чернь… потому что сапатисты… а потом гражданские общества… и послушайте, не хотите посоля? Потому что я вам буду долго рассказывать…»

От срочного к важному. Главным вопросом, которым занято сейчас хорошее правительства чьяпасского Лос-Альтос занимает проблема беженцев (главным образом из Поло). Из почти 3 с половиной миллионов песо, истраченных Овентиком, около 2,5 миллионов были предназначены Поло. Эи деньги ушли не только на питание. Были построены и вступили в действие муниципальный сельскохозяйственный магазин и кооператив женщин-беженцев.

Хорошее правительство смотрит вперед и развивает проект фабрики по выпуску сборных блоков («то есть для того чтобы делать блоки для стройки», объясняют мне, когда я спрашиваю, не для того ли это чтобы остановить утечку мозгов из кабинета Фокса; я говорил, что вокруг них скитается немало «охотников за головами»).

Проект фабрики по выпуску сборных блоков может вызвать цепную реакцию. Кроме создания источника дохода для компас (которые не могут ходить на свои поля из-за угрозы со стороны боевиков), окажется значительно снижена себестоимость стройматериалов и можно будет повысить качество жилья. Но все это — на будущее, хотя фабрика по блокам в Поло строится уже сегодня.

Чтобы улучшить питание, в пяти зонах начинают действовать кооперативы по разведению свиней («нет, политиков мы не разводим», объясняют мне, упреждая логичный вопрос), кур, баранов («нет-нет, это не депутаты ПНД, голосующие за лишение парламентской неприкосновенности Лопеса Обрадора», говорят мне и до меня наконец доходит, что на этот раз мне лучше ни о чем больше не спрашивать), цыплят, крупных рогатый скот (то есть, коров, волов и прочих быков, разумеется, стараясь никого не обидеть), по выращиванию овощей и фруктовых деревьев.

Из Ла-Гарручи сообщают, что «в наших автономных муниципалитетах были подготовлены пропагандисты агроэкологии, чтобы у них был опыт охранять окружающую среду, такой как выращивать животных, как делать им прививки и как добиваться чтобы возвращенная нам земля стала более плодородной и поэтому у нас есть достижения во всех муниципалитетах».

Осуществляются проекты по проведению курсов для обучения изготовлению обуви, использованию машин по очищению риса, механике («мы уже починили трактор, теперь не хватает только бензина»), в зоне Ла-Реалидад действует программа под названием «курсы адекватной технологии, здоровья в жилище, экономии электроэнергии и повышения профессиональной квалификации», в рамках которой, кроме распределения баков с водой, производятся печи для экономии дров, во многих зонах даются курсы кузнечного дела, осуществляются проекты по обеспечению питьевой водой, проводятся уроки ткачества и разведения пчел.

Таким образом, в различных сферах и при поддержке «гражданских обществ» улучшаются наши земли, жилье и питание.

Говоря на языке сельвы: «на сегодня мы улучшили немного питание благодаря землям, которые освободились от больших поместий, поточу что так мы собираем больше маиса и фасоли и благодаря проектам по агроэкологии. Благодаря нашей организации удалось сильно уменьшить алкоголизм, что нам позволило больше тратить на питание те небольшие ресурсы, которые у нас есть. Еще мы смогли улучшить наши дома, хотя и бедные, но сегодня у нас лучшие крыши, дома теперь чище и участки возле них больше чтобы выращивать фруктовые деревья, овощи, цветы и иметь домашних животных».

С тремя этими элементами связана и коммерциализация.

Продукция сапатистских территорий перевозится на региональные склады (в зоне Ла-Реалидад один из складов называется «Все для всех», что, на мой взгляд является прямым приглашением к грабежу, другой называется Эль-Караколито», другой — «Дон Дурито»; зону Морелии называют «центром снабжения» и оттуда поступают кофе, панела, сувениры, вышивки, глиняная посуда, свечи, корзины, мебель — все что производится в общинах и все по низким ценам; в Роберто-Барриос есть три региональных склада), в проект развития которых включено приобретение собственного транспорта для перевозки товаров. Таким образом, растет число кооперативных магазинов и народных столовых.

Главные достижения сапатистской автономии периода Хунт Хорошего Правительства связаны, в первую очередь с улучшением условий жизни, но не только…

Но наверное, самое главное из наших достижений — это то, что мы учимся строить, не без ошибок и упущений, хорошее правительство:

«Мы научились решать наши проблемы, договариваться с другими организациями и властями и с нашими собственными общинами, в течении этого времени мы многому научились как править в каждом муниципалитете и мы увидели, что непросто плохим правителям подкупить нас, потому, что мы научились править по очереди и это наша форма правительства, и у всех этот опыт есть и над правительством есть контроль наблюдателя».

В течении всего года это было для нас большим уроком и теперь нас не купить за бутылку лимонада.

Другое, чему мы научились, это общаться с людьми из других культур и других стран…

«Мы научились посредством работы, решая проблемы, сначала мы волновались, раньше в каждом муниципалитете каждый организовывался по-своему, сейчас мы вместе из разных муниципалитетов научились работать на равных и еще мы научились говорить с другими людьми, которые не из нашей организации. Уже мы знаем, что они не наши враги, дело в том, что они обмануты, но мы видим, что они постепенно начинают понимать и постепенно приближаются к нам…»

«Каждый представитель муниципальной власти приносит в свой муниципалитет то, чему он научился, находясь в хунте, некоторые из нас научились составлять документы о договоренностях, готовить проекты, пользоваться такими аппаратами, как компьютер, интернет, ксерокс, телефон и другими аппаратами, которыми мы учимся пользоваться…»

«Мы ценим, что политически мы имеем преимущества, мы научились работать путем самопожертвования. В отличие раньше у нас было много ошибок, но сейчас мы постепенно учимся.

Выгоды, которые мы видим — все мы были правительством, у нас нет одного лидера, у нас коллективное правительство, так что среди всех мы учим других тому, что каждый из нас знает, есть справедливое распределение проектов, к нам обращаются общественные организации, которые когда не могут решить своих проблем обращаются в наш офис…»

«В Хунте Хорошего Правительства нам не нужен переводчик, мы здесь говорим на разных языках, так что к нам может обратиться любой человек, будь то цельталь, цоциль, тохолабаль или испаноговорящий, мы можем объясниться с ним на его родном языке…»

В этом состоят достижения, которые мы увидели и почувствовали за первых год действия Хунт Хорошего Правительства.

А что если я это все выдумываю, а вдруг я говорю обо всем этом для того, чтобы вы подумали, какие они хорошие и какие у них изменения?..

Поэтому я настаиваю, приезжайте, пройдитесь по нашим селениям и на этот раз уже сами добавьте звук и изображение в это видео…

(Продолжение следует…)

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

Мексика, август 2004 г. 20 и 10.

В Улитке IV были приняты 2 женщины-добровольки Ф. и В., они сообщили, что многому научились за дни пребывания в общинах, и что уезжают бороться в свои родные страны, Италию и Испанию, что увозят цветок слова в свой коллектив.

В Улитке IV, собрались 13 учителей, сотрудничающих с различными муниципалитетами, здесь практиковали обучение согласным буквам: Л — Ч — Х — Б — К — Н — Р — В. Эти буквы были изучены с мотивацией и презентацией естественных и искусственных предметов, слов или высказываний, чтобы научиться определять слоги в каждом слове, и было запланированно следующее собрание, его назначили на дни 20 и 21 в муниципалитете Мигель Идальго.

В муниципалитет Че Гевара отправилась комиссия в составе трех товарищей для расследования проблемы, возникшей в вышеуказанном муниципалитете в связи с посевом наркотика марихуана, их задача — выяснить правда ли то, что в пункте «Х», двое товарищей были задержаны за совершение этих ошибок и помещены в тюрьму муниципалитета Че Гевара. Товарищи операторы сняли произошедшее и передадут видео хунте. Власти этого муниципалитета должны будут решить вопрос о наказании нарушителей и передадут копию своего решения Хунте Хорошего Правительства; задержанные признают расход на проезд комиссии хунты размером в 600 песо.

Мы приняли сеньора И., из страны Алжир, который приехал приготовить блюдо кус-кус, в сопровождении делегации комитета солидарности из Франции.

Мы приняли сестру Н., из Швейцарии, из организации З., она передала вклад в 57 тысяч 790 песо для потребностей общин Северной Зоны, и каждому муниципалитету из этой суммы соответствует 6 тысяч 229, всего 10 муниципалитетов. Если это не появляется в отчете, это потому что мы добавили эту сумму к тому, что нам передал один брат из Мехико, и там все указано вместе.

Собрание комиссии чтобы придумать логотип для машины, которую назвали Непокорный маис, на языке чоль П’аталь ба ишим и на цельтале Тулан ишим. Участники образовательной программы Солнечное Семя передали нам 2 словаря, два земных шара и мир на подставке.

Мы приняли братьев из Японии, из организации солидарности с сапатистами, которые хотят работать над фресками. Сделали письмо для организации из Голландии о проекте девяти аптек, трех домов здоровья, подготовки медиков и одной машины скорой помощи.

Пришел товарищ Бенито из селения «Х» муниципалитета Франсиско Гомес. Тема: Проблема дров с официальной АРИК. По причине этой проблемы с дровами, женщины подрались в церкви, один мужчина из АРИК ударил одну сапатистскую женщину, а один товарищ из базы начал стычку с неким Артемио из официальной АРИК. Во время этого скандала одна ирпистская женщина разделась перед всеми, чтобы спровоцировать изнасилование. Это не привело к большим проблемам и компа Бенито не стал дожидаться прихода руководителей и прибыл сам.

Пришли сеньор В. и сеньор А. из Окосинго. Тема: сообщить о задержанном такси. Координатор по транспорту региона Окосинго сказал, что такси уже можно вывезти со стоянки, но раньше водитель должен подписать бумагу, где говорится, что он не работает как таксист. ХХП отправило координатору другой документ и копию делегату правительства штата, с тем, чтобы немедленно освободили такси, потому, что если не будут уважать честную работу, тогда люди будут становиться преступниками или политиками, или бедные люди будут собираться и восстанут с оружием как сапатисты в первый день января 94 года, так что пусть уважают работу таксиста.

Пришли в ХХП люди из организации РДП Окосинго, чтобы сообщить о краже 9 коней, 4 седел и 1 мотопилы. ХХП получило расследование автономному повстанческому сапатистскому муниципалитету Франсиско Гомес, и, когда нашли тех, кто украл, позвали хозяев, чтобы вернуть им их животных и вещи; они не согласились принять деньги, которые им предложили принять в обмен на вещи, а тем, кто украл, было сказано, чтобы они больше этого не делали, иначе они могут попасть в тюрьму.

Обратилась в ХХП сеньора Трансита по вопросу проблемы об участке земли с товарищами из базы поддержки из одного квартала Окосинго, площадью 8 на 15 на возвращенных землях; ХХП попросило у нее показать бумаги на собственность на этот участок, она ответила, что у нее нет никакого документа, подтверждающего, что она хозяйка, ХХП провела расследование и выяснилось, что этот участок ей продал тот, кто тоже не был хозяином и поэтому компас и остальные жители квартала разрушили дом, и она обратилась с 4 исками в министерство, тремя против баз поддержки и одним против жителя квартала, который не компа, после долгих переговоров ХХП предложила вернуть ей землю и материалы, если она заберет 4 иска, ей уже возвращены все ее вещи, а она не еще забрала одного из своих исков, того, что направлен против соседа, который н компа, потому, что он распускает о ней плохие слухи, ХХП требует исполнения заключенной договоренности, вне зависимости от того, что говорит или не говорит сосед. До сих пор ожидается выполнение этой договоренности.

Пришло руководство организации «Х», чтобы решить проблему об изнасиловании и о столкновении, вызванном проблемами из-за земли и им было сделано 3 предложения, которые они подписали с нами в виде договора: 1. Проблемой изнасилования займутся официальные власти, 2. Изгнанные со своих земель вернутся в свои дома и 3. Что все проблемы будут решаться путем мирного диалога.

Из 21 случая есть 16 разрешенных, 4 в ожидании разрешения и 1 не разрешенный.

Пришла Офелия с доктором чтобы узнать, есть ли уже разрешение для того чтобы показать печи, позволяющие экономить дрова. И мы дали это разрешение.

Приехали из журнала «Ребельдия» и потом из САНО, чтобы передать деньги, полученные в результате кампании, которая называется «20 и 10, пламя слова» и которые предназначены для Хунт Хорошего Правительства. Эти средства отправили САНО для того, чтобы она разделила их поровну между всеми хунтами. Потом с той же целью пришли из Молодежи Альтернативного Сопротивления из Мехико.

С представителями Альянса был обсужден проект завода по производству строительных блоков в Поло.

Автономный муниципалитет из Сан-Андреса Сакамчен просит отдолжить 10 тысяч песо для починки машин руководства.

Для помощи нуждающимся беженцам из Синакантана, из СИЕПАКа,[207] из ДЕСМИ,[208] из Германии, из Гранады, из Врачей Мира, из Общины Гражданской Ассоциации, от футболистов Италии из команды, которая называется Интернационале Милано, из США и от частных лиц пришли 616 тысяч 302,26 песо.

К нам пришла одна сеньора из Сьюдад-дель-Кармен, Кампече, чтобы рассказать о проблеме, которая у нее есть с одним сеньором из города Комитан: ей пообещали, что для нее получат ипотечный кредит и как гарантию договора она должна была передать документацию на свой дом в банк, в результате денег ей не передали, она потребовала возвращения документации, оставленной ею в банке, но ей ничего не вернули, потому что ее деньги все-таки попали в руки исполнителя, но ей ничего не досталось, ХХП посоветовало ей обратиться лучше в одну организацию по защите прав человека, потому, что в этом деле были нарушены ее права, ей порекомендовали Фрайба, и до настоящего момента неизвестно, обратилась она туда или нет.

Солидарные товарищи, которые построили турбину в Ла-Реалидад, приехали посмотреть как она работает и после беседы с ХХП вернулись.

Приехали солидарные люди из Австралии, они хотели знать об автономии и о том, что такое править подчиняясь, мы им подробно объяснили, они выглядели очень удивленными и сказали, что увезут этот опыт для распространения в своей стране. Еще приехали из Аргентины, Франции, Канады и Польши, чтобы побольше узнать об автономии.

Приехали из Страны Басков, чтобы посмотреть что происходит с проектами, которые они поддерживают, они вернулись довольными, потому, что видят, что договоренность выполняется.

Приехали студенты из УНАМ, УПН[209] и Поли, чтобы побеседовать и чтобы им объяснили о том, что значит править подчиняясь и об автономии.

Вместе с Роландо мы заходим поздороваться с доньей Хулией. Она проводит меня в свой дом-зал-столовую-кухню-спальню. Она наливает кофе и начинает рассказывать. О детях, внуках, правнуках, о том, как это было, когда к ней в дом вошли солдаты и «я смотрела ему в глаза вот так прямо (и хмурит свои седые брови) и сказала ему «а ну, давай, доставай твой пистолет и стреляй в меня, давай», но он не достал пистолета, иначе я бы вам всего этого здесь не рассказывала». Она продолжает говорить о том, как ее сын скрывался чтобы носить лепешки повстанцам в горы, о том, как начали организовываться селения, о том как проголосовали за войну, о том как все ушли воевать в город, о том как велось сопротивление, о том как началась создаваться автономия, о том как Улитки… Я уже собрался было достать трубку и табак, как вдруг она замолчала и спросила меня: — «Вы идете говорить с Супом?» я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Роландо, который начинает чесать усы, пытаясь скрыть смех. Оставляю трубку и табак в сумке. — «Да», — говорю ей. — «А, тогда когда вы его увидите, передайте ему мои привет и благословение, потому, что непонятно, где этот проклятый шляется, что столько дней ко мне не заходит», — говорит она и дает мне несколько тамалей[210] «для Супа». Мы прощаемся. Уже на лугу я говорю Роландо: — «Если ты не перестанешь смеяться, ты отсюда не уйдешь». «Все равно все умрем», — говорит он мне со смехом и уходит вперед. И уже с разумного расстояния кричит мне: — «Не забудь передать привет Супу!». Уже в домике Командования я смотрю на себя в зеркальце и говорю ему и себе: — «Мы уже не те, кем были раньше» и вздыхаю… А что мне еще оставалось делать.

Глубокая ночь. Я наткнулся на Моя, который тоже не может уснуть. Войска уже давно отправились на отдых. Вдали лишь угадывается тень часового. Мы говорим с Моем о мертвых, наших мертвых. Я говорю ему, что любой из них был лучше меня. Что сейчас от нас ушел Элеасар, который, казалось, уже начинал выздоравливать и вдруг взял да умер. Потому что смерть сюда никогда не приходит постепенно, она возникает всегда неожиданно, в полный рост, хлопая дверью, и ты всегда остаешься, глядя на ее следы и думая, что лучше она забрала бы тебя, а не его, того, кто умер. Элеасар был лучше меня. Как и Педро, и Уго, и Фреди и Альваро и все, чьих имен я не хочу называть, потому что к чему наследовать мертвых? Элеасар, который в кровати еще пытался по-военному поприветствовать нас и который утром попросил нас поставить ему музыку. Мой говорит мне, что у меня мокрое лицо. Рукавом я смахиваю капли и говорю: — «Это дождь». Мой закуривает сигарету, а я трубку. Небо, которому больно от стольких звезд, не плачет, а просто смотрит в смуглое зеркало луны.

Сказав, увидев и выслушав все предыдущее, находясь в почти здравом рассудке и более-менее хорошей физической форме, я подтверждаю, что все показанное в этом «очень другом» видео и то, что рассказанное мной о сапатистах является верным, доказуемым и, в данном случае, осуждабельным. Единственное, что может быть отнесено на счет фантазии или воображения, это само существование того, кто это пишет, но поскольку сегодня уже хорошо известно, что мы, привидения, существа вполне безобидные, по крайней мере, до тех пор пока как сказал не помню кто, мы умираем чтобы жить. Подтверждаю.

Видео, показанное для всей галактики из мексиканского юго-восточного штата Чьяпас, в четвертом году ХХ1 века, через 20 лет после рождения и через 10 после начала, когда август становится влажным и у обнимающей нас страны болит надежда (потому что то, что болит у мира в целом — это Буш).

Примечание: У настоящего видео нет авторских прав и оно может быть воспроизведено полностью или частично где вам захочется, столько раз, сколько вам захочется, и с кем вам захочется. Если же вы последуете этому предложению и поведете себя соответствующим образом и вас посадят за это в тюрьму, это уже не будет ответственностью дистрибьютера видео, которым является, как это уже было сказано, Сапатистская Система Интергалактического Телевидения.

Все. Привет и если чего-то не хватило — добавьте по вкусу.

(Продолжение следует…)

Из гор юго-востока Мексики

Субкоманданте Маркос

Мексика, август 2004 г. 20 и 10.

Когда, после последних титров, экран становится синим (ладно, я помню что это лист цветного картона, но предполагается, что мы продолжаем эту тему с видео), и остаются совсем немногие из тех, кто не расходится в ожидании чего-то еще (как видите, бывают видео, которые продолжают что-то показывать даже после собственного окончания). И вот теперь, когда его никто (включая меня) не ждет, на экране (то есть, на картонке) возникает жук и произносит следующую речь:

Тише! Тише! Не нужно аплодисментов. Дамы, сдержите свои вздохи, кавалеры, не покаывайте своей зависти, дети перестаньте поливать инсектицидом ваши афиши со спайдерменом. Успокойтесь. Потому, что я, великий Дон Дурито Лакандонский пробуду с вами всего несколько секунд и с одной-единственной целью поднять рейтинг этого… видео?

На самом деле эту часть мы добавили только из вредности, чтобы опровергнуть предсказания тех, кто думал, что частей будет всего семь, потому что самые первые из богов и тра-та-та… Так что вот перед вами восьмая и совершенно не исключено, что после нее появится шестая.[211]

От имени Руководящего Комитета Сапатистской Системы Интергалактического Телевидения, мы не просим у вас прощения за то, что отвлекли и нарушили ваши планы. Скоро мы опять позволим вам вернуться к этой столь «увлекательной» программе лишений парламентских неприкосновенностей, перерезания ленточек, получения серебряных медалей, неудержимого продвижения «партии стадионной ложи Университетского городка» (согласно тому, что сообщают со щепок галерки) и last but not least,[212] правительственному докладу (хотя не совсем понимаю, зачем вы все это смотрите, если уже и так известен конец этого телесериала).

В маловероятном случае, если кто-то захочет смотреть нашу программу и дальше, у него будет возможность увидеть… в прямой трансляции!.. Сапааааааатистскую Олииииимпиаду! Да, под девизом «ниже всех, медленнее всех, слабее всех» сапатисты покажут почему они так долго тренировались, чтобы проиграть. Обратитесь только к своей совести и вы это увидите, где бы не находились. Тот, кто позвонит первым получит, кроме права на нашу эксклюзивную программу, афишу (скромных пропорций, то есть, всего пять на пять метров), подписанную самим мной, причем в позе, для определения которой не хватит никаких «иксов» (применяйте ограничения).

Не переключайте, мы вернемся…

(Продолжения не следует… то есть да, но потом)

Из гор юго-востока Мексики

Суп, бегущий в туалет по вине тамалей, стараясь не бежать слишком быстро, чтобы занять второе место (потому что может хотя бы так нас услышат с первого раза).

Мексика, август 2004 г., 20 и 10.

Мы пришли сюда, чтобы спросить у родины, нашей родины, почему она оставила нас одних стольких и на столько лет? Почему она оставила нас наедине со столькими смертями? И хотим еще раз, через вас, спросить ее, почему необходимо убивать и умирать для того чтобы вы, и через вас весь мир, услышал Рамону, которая здесь и говорит такие ужасные вещи, как то, что индейские женщины хотят жить, хотят учиться, хотят больниц, хотят лекарства, хотят школ, хотят пищи, хотят уважения, хотят достоинства?

В этот седьмой год войны с забвением,
мы повторяем кто мы.
Мы ветер. Не грудь, что нами дышит.
Мы слово. Не губы, что нас произносят.
Мы шаг. Не ноги, что нами ступают.
Мы биение. Не сердце, что нами стучит.
Мы мост. Не земли, что соединяются.
Мы путь. Не точка прибытия или ухода.
Мы место. Не тот, кто его занимает.
Нас не существует. Мы просто есть.
Мы семикратность седьмого раза.
Мы повторение зеркала. Мы отражение.
Мы рука, едва приоткрывающая окно.
Мы мир, стучащийся в завтрашнюю дверь.

Сапатистский стих

Примечания:

1

Порфиристская диктатура — Порфирио Диас (1830–1915) мексиканский политик и генерал, герой войны с североамериканскими захватчиками, шесть раз переизбирался на пост президента, установив в конце концов единоличную диктатуру, защищавшую интересы крупного иностранного капитала, проводившую репрессии против трудящихся. Свергнут в результате народного восстания 1910 г. Его ближайшее окружение составляли «ученые»-технократы, убедившие диктатора в своем праве на принятия решений об экономическом и политическом развитии страны, без учета мнения населения.

2

Реформа — имеются в виду законы об Аграрной реформе, принятые в 1856 г при президенте Бенито Хуаресе.

8

Массовые убийства железнодорожных рабочих в 1958 году — речь идет о подавлении правительство Вальехистского движения железнодорожников в конце 50-х.

9

Убийства в 1968 г. — студентов — в ночь на 2 октября 1968 г. на площади Трех Культур (Тлателолько) в Мехико армия открыла огонь по мирной массовой манифестации студентов, требовавших демократизации страны. Точное число погибших до сих пор невозможно установить, большинство историков сходятся на том, что их было более 400.

10

Верховный и незаконный лидер Карлос Салинас де Гортари — президент Мексики с 1988 по 1994 г, который пришел к власти в результате фальсификации результатов президентских выборов 1987 г.

11

ПИРК — Подпольный Индейский Революционный Комитет

12

Галио — Галио Бермудес, государственный секретарь конца 60-х, известный своей демагогией и умением манипулировать «новостями

13

«Нексос» — популярный в Мексике журнал

14

Событие 15 мая — посещение сапатистской казармы кандидатом от Революционно-демократической партии Куаутемоком Карденасом.

15

Асадо — южноамериканское блюдо: мясо, жаренное на решетке.

16

Старик Антонио — реально существовавший персонаж, индеец цоциль, проживавший в одной из общин Лакандонской сельвы, который сыграл решающую роль в становлении нынешей личности Маркоса. Его гид и наставник в первые годы пребывания в горах. С его помощью Маркосу пришлось преодолеть множество идеологических и культурный стереотипов и приблизиться к неизвестной ему ранее реальности мира индейских общин Лакандонской сельвы, с их мировосприятием, историей, системой ценностей, социальными отношениями и богатейшей мифологией, столь отличными от нашей иудейско-христианской культуры. Старик Антонио появляется в большинстве литературных произведений Маркоса, как носитель мудрости и гуманизма коренных народов, неизвестных «цивилизованному миру» других культур и цивилизаций человечества, подлежащих сегодня уничтожению по причине их бесполезности для нынешней рыночной глобализации.

17

«Чьяпас — юго-восток двух ветров, грозы и предсказания» — эссе о истории Чьяпаса, написанное Маркосом в 1993 г.

18

Седена — мексиканское министерство обороны (Secretaria de Defensa Nacional)

19

Посоль — мексиканский напиток из кукурузной муки, какао, сахара и воды.

20

Суп — Одно из прозвищ Субкоманданте Маркоса, производное от «субкоманданте».

21

намек на осуществленную партией власти подтасовку результата президентских выборов 1988 г., когда стране официально было заявлено, что все компьютеры, контролирующие процесс «вышли из строя».

83

Индейский Национальный конгресс — крупнейшая индейская организация Мексики, возникшая под влиянием и после восстания сапатистов 1 января 1994 г., одна из центральных задач которой — добиться принятия Закона о правах и культуре индейцев.

84

Период правления президента Ласаро Карденаса (1934–1940)

85

Перуанский писатель Марио Варгас Льоса является давнишним защитником неолиберальной модели и не раз критиковал Маркоса и сапатистов.

86

Договоренности Сан-Андреса — Договор подписанный 16 февраля 1996 г. в городке Сан-Андрес делегациями САНО и федерального правительства о «необходимости новых отношений между индейскими народами и государством» и направлении на общественное обсуждение и в конгресс пакета документов о конституционном признании прав и культуры индейских народов Мексики.

87

Инициатива закона КОКОПА — Законодательная инициатива конституционного признании прав и культуры индейцев, выдвинутая группой юристов из 4 основных политических партий страны — участников «Комиссии по согласию и умиротворению» во время диалога в Сан-Андресе. Была полностью принята и поддержана САНО.

88

Поскольку фамилия Председателя правительства Испании Аснар (Aznar), здесь игра слов посторенная на том, что осел по-испански (azno), а реветь по-ослиному — ребуснар (rebuznar)

89

Журнал «Ола» — Модный испанский журнал на темы светских фривольностей

90

В переводе с испанского Rebeldia — непокорность

91

Тоже игра слов марки (в см. немецкие денежные единицы), по-испански пишутся и произносятся как «маркос» (marcos)

92

Посоль- Напиток из кукурузной муки, популярный на юге Мексики.

93

Сарамаго и Пилар- Жозе Сарамаго, известный португальский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе, симпатизирующий сапатистам, Пилар — его жена и переводчик на испанский

94

Фелипик Гонсалес и Пепик Аснар — уничижительно-уменьшительное

обращение с именами бывшего председателя правительства Испании Фелипе Гонсалеса и нынешнего — Хосе Мария Аснара

95

Окупас- леворадикальное движение бездомных и иностранных иммигрантов в Европе, занимающих пустующие дома и поселяющихся в них

96

Эль-Эскориаль — Мадридский королевский дворец.

97

Корте Инглес — Название сети торговых центров в Испании, которое в дословном переводе значит «английский королевский двор»

98

Отец Идальго — Мексиканский священник, один из героев борьбы за независимость от Испании

99

Гачупины — Так в Мексике называют испанцев и потомков иммигрантов из Испании

100

Ранчера — одна из разновидностей мексиканской фольклорной музыки

101

Чамба — На испанском молодежном жаргоне — работа

102

Бомбы — Народные куплеты типа частушек, в Чьяпасе они называются «чьяпасками», а на Юкатане «юкатанками»

103

Оливио — Один из детей сапатистского селения Ла-Реалидад, персонаж многих текстов Маркоса

104

Ману Чао — популярный испано-французский левый музыкант и автор текстов, симпатизирующий сапатистам

105

Эускаль Эрриа — народ басков, на языке эускади

106

Хавьер Элорриага — один из основателей руководитель Сапатистского Фронта Национального Освобождения и член редакции журнала «Ребельдия».

107

Мануэль Васкес Монтальбан — (1939–2003) известный испанский писатель, поэт и журналист, симпатизировавший сапатистам, автор книги интервью с Маркосом «Субкоманданте Маркос — рыцарь зеркал».

108

Пепе Карвальо — литературный персонаж из ряда романов Мануэля Васкеса Монтальбана, выдающийся сыщик и повар (сам Васкес Монтальбан тоже являлся автром нескольких книг кулинарных рецептов)

109

Да здравствует свободный народ басков! на языке эускади

110

Ирония Маркоса; количество международных публикаций, и уровень интереса и симпатий к сапатистам в Мексике и за ее пределами несравненно выше, чем к новостям, связанным с организацией ЭТА.

111

Эускаль Эрриа — название Страны Басков на языке эускади

112

Еще одна ирония Маркоса, связанная с тем, что после его обращения к баскской тематике в известном письме, многие из друзей и сторонников сапатистов среагировали на это весьма критически, считая тон и содержимое письма неадекватным или же просто обвиняя его в серьезной политической ошибке.

113

Гора ЭТА! — Да здравствует ЭТА! на языке эускади.

114

11 февраля 1995 г. во время проведения переговоров о мирном урегулировании конфликта между сапатистами и представителем мексиканского правительства Эстебаном Моктесумой Барраганом, президент Эрнесто Седильо приказал федеральным войскам атаковать Гуадалупе Тепейак, где находился штаб Генерального командования САНО с целью уничтожения сапатистского руководства. Результат — оккупация военными и разрушение многих селений, бегство более 30 000 местных жителей в горы.

115

Рауль Салинас де Гортари — брат мексиканского президента (1988–1994) Карлоса Салинаса де Гортари, арестованный в феврале 1995 г. по обвинению в организации убийства в 1994 г. генерального секретаря ИРП Хосе Франсиско Руиса Массьеу.

116

Лос-Пинос — резиденция мексиканских президентов

117

ПРИСА и Телевиса — ПРИСА — крупнейшая информационная корпорация Испании, Телевиса — одна из ведущих информационных компаний Мексики

118

Карлос Слим Элу — мексиканский магнат, самый богатый в Латинской Америке человек, состояние которого равно, согласно данным журнала Форбс, 13 млрд. Долларов, владелец крупнейшей в Мексике частной телекоммуникационной копании Телмекс.

119

Лино Корроди — крупный мексиканский предприниматель, бывший коллега президента Висенте Фокса по работе в Кока Кола Компани.

120

Гордильо и «новой ИРП» — Эльба Эстер Гордильо — одна из активнейших лидеров ИРП, известная своим крайним политическим оппортунизмом и обвиняемая в соучастии в убийствах преподавателей-оппозиционеров, выступившая с инициативой об «обновлении» ИРП

121

Дигна Очоа — мексиканский юрист, выдающаяся защитница прав человека, убитая в Мехико 19 октября 2001 г. в собственном кабинете в возрасте 37 лет, сначала власти пытались представит ее смерть, как самоубийство, виновные до сих пор не найдены.

122

Келли — доктор Дэвид Келли, советник британского Минобороны эксперта по вооружениям, разоблачивший в ряде интервью для ВВС подтасовки в нашумевшем «иракском досье», был найден мертвым 18 июля 2003 г. Официальная версия причины его смерти — самоубийство.

125

КЛЕТА — независимая культурная организация Центр Свободного Театрального и Артистического Экспериментирования (Centro de Libre Experimentacion Teatral y Artistica)

126

Колосио — кандидат в президенты от ИРП, являвшийся безусловным лидером в президентской гонке 1994 г., убитый 23 марта 1994 г. Несмотря на официальную версию об «одном убийце», вскрытие показало две смертельные раны от выстрелов с двух противопроложных сторон. Убийство сих пор не раскрыто.

127

Руис Массьеу — сенатор Хосе Франсиско Руис Массьеу, убитый 28 сентября 1994 г. Убийство сих пор не раскрыто.

128

Альборес — Роберто Альборес Гильен, губернатор Чьяпаса с 1988 по 2000 гг., в настоящее время находится под следствием за подтверждение многочисленных фактов коррупции во время пребывания у власти.

129

Пипорро — псевдоним популярного мексиканского певца и актера Эулалио Гонсалеса (род. В 1921 г.)

130

Макила — мексиканское название сборочного предприятия. На севере Мексики, вдоль границы находятся тысячи сборочных производствах фирм США. Сборка — трудоемкая ручная работа, поэтому предприниматели США ведут ее руками мексиканцев, чей труд во много раз дешевле.

131

ПНД — правящая правая партия Национального Действия

132

ПДР — партия Демократической Революции, левоцентристская оппозиционная партия

133

Друзья Фокса — ассоциация близких президенту Висенте Фоксу предпринимателей и политиков, возникшая для поддержки его кандидатуры, многие из них после победы заняли высокие посты в правительстве и были уличены в коррупции и нелегальных перечеслениях денег из-за рубежа в поддержку политических кампаний.

134

Луис Эрнесто Дербес — министр иностранных дел Мексики.

135

Джон Тейлор — зааминистра финансов США

136

президентская пара — супруга Висенте Фокса Марта Саагун активно участвует в политической жизни, возглавляя ряд крупных проектов, выдвинутых правительством ее мужа

137

Проект «Пронасоль» — Испанская аббревиатура «Национальной программы солидарности», провозглашенной президентом Карлосом Салинасом де Гортари в конце 1988 г. после «победы» на выборах, достигнутой путем крупнейшей в истории Мексики фальификации результатов, когда вся компьютерная система подсчета голосов в решающий момент «вышла из строя». Целью программы провозглашалось преодоление крайней бедности и правительская помощь крестьянским организациям и общинам. Программа была использована для раскола политической оппозиции ИРП путем раздачи подачек организациям, проявлявшим лояльность по отношению к властям. Ни в коем случае не были затронуты причины нищеты мексиканской провинции. Колоссальный бырократический аппарат, созданный для осуществления Пронасоль, разворовал большую часть средств и программа провалилась.

138

«Фонд Вперед, Мексика» — организация, ставящая перед собой те же жадачи, что и Пронасоль, созданная правительством Висенте Фокса и возглавляемая его супругой Мартой Саагун де Фокс.

139

Корридо о белом коне — корридо — популярный в Мексике песенный жанр, корридо о белом коне — модная баллада Хосе Альфредо Хименеса о коне сбросившем с себя всадника и проскакавше через всю Мексику, в этом предложении Маркос перефразирует содержание корридо.

140

С заездом в Канкун в сентябре этого года — с 10 по 14 сентября 2003 г. в мексиканском курортном городе Канкун проводилась Пятая втреча встреча министров торговли стран-членов Всемирной торговой организации, сопровождавшаяся протестами участников десятков социальных движений и организаций, прибывших в эти дни в Канкун.

141

Кумбия — национальный колумбийский танец, популярный во многих странах Латинской Америки.

142

«Уже виден горизонт…» — начальные слова сапатистского гимна.

143

Покушение на кандидата в губернаторы Чьяпаса Амадо Авенданьо Фигероа — выдающийся мексиканский юрист и журналист, создатель еженедельника «Тьемпо» и Центра по защите прав человека Фрай Бартоломе де Лас Касас, возглавленного епископом Сан-Кристобаля Самуэлем Руисом. С помента сапатистского восстания 1 января 1994 г. редакция «Тьемпо» превратилась в главный канал информации о происходящем в Чьяпасе. «Тьемпо» стал первым печатным изданием Мексики, начавшим публиковать коммюнике и декларации САНО. После многократного посещения Лакандонской сельвы, Амадо Авенданьо был выдвинут ПДР на пост губернатора Чьяпаса. 25 июня 1994 г. во время проведения избирательной кампании трейлер врезался в машину, где находился Амадо Авенданьо с четырьмя товарищами, трое из которых в результате погибли. Амадо Авенданьо на несколько месяцев лишился речи и остался инвалидом. Вскоре появились доказательства, что покушение было организовано ИРП с участием Эдуардо Робледо — его конкурента по избирательной кампании и Хорхе Эрнандеса, бывшего воспитанника и ученика Авенданьо, получившего вскоре в качестве награды пост директора Министерства Юстиции штата Чьяпас. В результате очередной фальсификации при подсчете голосов, пост губернатора занял Эдуардо Робледо. В этот же день 8 декабря 1994 г. сапатисты признали Амадо Авенданьо в качестве «повстанческого губернатора» и предложили ему возглавить Народное правительство штата Чьяпас. Когда через три месяца после выборов детали фальсификации вскрылись, Робледо вынужден был с позором уйти в отставку. Из-за травм полученных при покушении Амадо Авенданьо долго и тяжело болел и умер от кровоизлияния в мозг 29 апреля 2004 г.

144

Компас — множественное число от компа, уменьшительное от компаньеро — товарищ

145

УНАМ — Universidad Nacional Autonoma de Mexico, Мексиканский Национальный Автономный университет

146

УАМ — Universidad Autonoma Metropolitana, Столичный Автономный университет

147

САНО уже начала свое расследование — 24 июня 2004 г Сапатистский Фронт Национального Освобождения опубликовал и распространил через дружественные издания и сайты фотографии некоторых из аферистов, собиравших в Мехико деньги «от имени команданте Себедео». Этот материал постарались отправить всем организациям и лицам, так или иначе участвоваших в акциях солидарности с сапатистами.

148

«Фокс с тобой» — еженедельная субботняя радиопрограмма Президента Мексики

149

ПОЛИ — Национальный Политехнический институт

150

ЭНА — Национальная школа Антропологии и Истории

151

7 раз по 7 — намек на политическое эссе Маркоса «7 голосов 7»

152

«Беби Док» — прозвище Жана-Клода Дювалье, гаитянского диктатора, в возрасте 18 лет унаследовавшем «пожизненное президентство» от отца Франсуа Дювалье («Папы Дока»). В результате 29-летнего правления династии Дювалье десятки тысяч гаитянцев були убиты проправительсвенными военными группами «тонтон-макуты» и «леропарды», Дювалье присвоили себе сотни миллионов долларов из государственной казны. Был свегнут в 1986 г. в результате военного переворота и получил с семьей убежище во Франции.

153

Кохола — птица, живущая в сельве юга Мексики

154

Лос-Альтос — горный район в центральной части штата Чьяпас

155

«Бой в Корральчене» — 24 мая 1993 г. в горной местности Корральчен (муниципалитет Окосинго), федеральная армия во время проведения учений случайно наткнулась на сапатистский лагерь Лас-Калабасас. В завязавшейся перестрелке погиб один повстанец и два солдата. Эти события замалчивались правительством, потому что признание того, что на юге Мексики существуют партизанские группы могло поставить под угрозу подписание договора НАФТА с США.

156

«Уже виден горизонт…» — начальные слова сапатистского гимна.

157

11 ноября на выставку произведений графического искусства, которые будут разыграны в лотерею в Доме Культуры им. Хесуса Рейеса Эролеса и на танцы 14 числа в Салоне Лос-Анхелес — в рамках празднования 20-летия основания САНО и 10-ти летия восстания 1 января 1994 г. в ряде городов Мексики и мира прошли акции по сбору средств в пользу только что созданных Хунт Хорошего Правительства, органив самоуправления сапатистских общин Чьяпаса. В этом случае речь об организованной графическими художниками Мехико выставке-лотерейном розыгрыше их работ для поддержки социальных программ на сапатистских территориях.

158

20 и 10 — В 2004 году исполнилось 10 лет с начала вооруженного восстания 1 января 1994 г и 20 лет со дня создания Сапатистской Армии Национального Освобождения.

159

Реформа в системе средней школы — предложенная президентом Фоксом школьная реформа предполагает сведение к минимуму изучение истории древних культур и цивилизаций.

160

Агустин де Итурбиде — общественный деятель (1783–1824), сын испанца и мексиканки, боровшийся против независимости Мексики от испанской короны. После победы сторонников независимости, попытался стать императором Мексики, но был свергнут.

161

Антонио Лопес де Санта Ана — мексиканский военный и политик (1795–1876), трижды являвшийся президентом, в ходе его военного поражения Мексика лишилась Техаса, поддерживал консервативные аристократические круги и в конце жизни возглавил военный переворот, попытавшись стать диктатором.

162

Максимилиан Габсбург — австрийский принц, которого французские интервенты назначили императором Мексики.

163

мешики — индейский народ, положивший начало культуре ацтеков

164

Теночтитлан — древняя столица империи ацтеков, находившаяся на территории современного Мехико.

165

Уицилопочтли — главный бог мешиков, занимавший центральное место в религии ацтеков. В его честь приносились многочисленные человеческие жертвоприношения

166

Копиль — ацтекский бог, согласно легенде, восставший против Уицилопочтли, чтобы отомстить за смерть своей матери. Победивший его Уицилопочтли вырвал его сердце и бросил его в воды озера Текскоко.

167

2006 год — год следующих президентских выборов в Мексике.

169

Криль и Дербес — Сантьяго Криль — глава правительственного секретариата Мексики, Луис Эрнесто Дербес — министр иностранных дел Мексики

170

Карлос Монсиваис — один из крупнейших писателей, мыслителей и культурологов современной Мексики (1938 г.р.). Симпатизирует сапатистам и неоднократно встречался с Маркосом.

171

Андрес Мануэль Лопес Обрадор — нынешний председатель правительства города Мехико, член РДП, кандидат в президенты страны на будущих выборах, является политиком с одним из самых высоких в стране рейтингов.

174

Диаса Ордаса-Эчеверрии-Лопеса Портильо-де ла Мадрида-Салинаса де Гортари-Седильо — мексиканские президенты времен последнего периода диктатуры ИРП

175

Случай с Национальной Лотереей — скандал, связанный с незаконным перечислением средств со счета государственной лотереи в адрес частного фонда «Вперед, Мексика», возглавляемого супругой президента Фокса

176

Отвлечения средств из общественных фондов для Провиды — правительство Фокса незаконно перечислило частной консервативной католической организации Провида сумму в 3 млн. долларов, «отстегнув» их от средств, предназначавшихся для покупки лекарств для больных СПИДом

177

«Легионеры Христа» — мексиканская крайне правая и консервативная католическая организация

178

«Юнке» — секретная ультраправая католическая организация, активно участвующая в политической жизни Мексики

179

«Опус Деи» — ультрареакционная конфессия Римской католической церкви, созданная в 1928 году в Испании Хосемарией Эскрива де Балагером, распространенная сегодня по всему миру и занимающая крайне правые и консервативные позиции

180

Цирк Сан-Ласаро — имеется в виду Национальный конгресс Мексики, именуемый дворцом Сан-Ласаро

181

«Демонстрация против преступности» — 27 июня 2004 г. в Мехико прошла «Демонстрация против преступности», к участию в которой прихзвали более 80 различных организаций, в ней участвовало почти 300 тысяч человек

182

Альфонсо Дурасо — личный секретарь президента Фокса и пресс-секретарь правительства

183

Джульяни, «вторые этажи», исторический центр города Мехико, строительный бум в Санта-Фе, «Хьюстон» западной части Столичного округа — богатые дорогие районы мексиканской столицы

184

Реформа — одна из центральных улиц Мехико

185

Диего Фернандес де Севальос, Энрике Джексон и Хесус Ортега — мексиканские сенаторы

186

АМЛО — прозвище Андреса Мануэля Лопеса Обрадора из инициалов его полного имени

187

Банамекс и Банкомер — мексиканские банки

188

Марсело Эбрард — директор секретариата полиции Мехико

189

«Город Надежды» — распространенное поэтическое название Мехико

190

Случай, когда жертвой стали трудящиеся государственной системы социального страхования — в рамках курса на приватизацию всей социальной сферы, мексиканский конгресс принял закон о сокращении пенсий трудящихся Мексиканского Института Социального Страхования (МИСС)

191

мекапаль — лента из плотной материи или кожи, одевающаяся на лоб, чтобы удерживать на спине груз

192

песо — в августе 2004 года один доллар США стоил приблизительно 11,4 мексиканских песо

193

МИСC — Мексиканский Институт Социального Страхования

207

СИЕПАК — Система взаимного сообщения сетей электроэнергии между странами Центральной Америки

208

ДЕСМИ — «Социальное экономическое развитие мексиканских индейцев», неправительственная организация

209

УПН — Национальный педагогический университет

210

тамаль — латиноамериканское блюдо из толченой кукурузы с различными ингредьетами, обычно завернутй в банановый лист

211

Не исключено, что после нее появится шестая — из-за путаницы в ходе публикаций различных частей этого «видео», после шестой части оказалась опубликованной восьмая, и только после нее — седьмая.

212

last but not least — последний, но не наименее важный (англ.).