Знакомство ребенка со смертью и Воскресением

И.Г. Для малышей смерть невместима. Я знал детей, которые были напуганы рассказами о смерти, и потом этот страх оставался надолго, если не навсегда. Таких людей я встречал и среди взрослых, даже проходящих оглашение. Они говорили, как трудно им просто подойти к храму. Потом, ближе к концу оглашения, вспоминали, что в детстве им говорили про смерть, неосторожно связывая ее с храмом, потому что «храм — место, где покойники». И люди десятилетиями боялись войти в храм.

Как маленьких детей готовить к знакомству со смертью и с воскресением?

О.В. Мне очень понравилось, как этот вопрос решал митрополит Антоний в беседах «Жизнь, болезнь, смерть». Там он описывает ситуацию, когда родители не хотели допустить внуков к их любимой умершей бабушке. Они боялись, что это испугает и травмирует детей. Владыка много говорил с родителями, пока не убедил их привести детей к ней, пообещав взять на себя ответственность «за все последствия». Все обернулось радостью, потому что дети увидели на лице бабушки неземной покой, ощутили необычную тишину у гроба. И дети вышли оттуда другими. Шли запуганные, с недоверием, страхом, а в тот момент, когда они соприкоснулись с этой тайной, случилось удивительное. Поэтому нельзя идти по пути запрета.

Мир сейчас, конечно, хочет удовольствия, приятной жизни, люди восклицают: «Какая приятная обстановка! Какие приятные встречи!» А смерть — это неприятно. Поэтому возникает реакция: долой! Люди думают, что они уводят детей от чего–то страшного, а на самом деле они уводят их от жизни. Смерть надо увидеть и понять, что она не исчезает, она присутствует.

М.Г. И тогда смерть тоже оказывается частью жизни.

О.В. Да, конечно, так рассудить может только человек верующий. А неверующий будет отстаивать свое право не травмировать детей.

Так поступают, например, в Германии. Все делается для того, чтобы смерть прошла как бы незаметно. Чтобы, например, никакой земли на похоронах не было, потому что это не эстетично. Все выстлано зеленым сукном, как газон. И вместо земли — корзиночки с лепестками роз и белых хризантем. Хотят, чтобы это было красиво. Смерть предпочитают забыть. Тогда не понятно, куда ушел человек. Если продолжать эту логику, человек ушел — и забыт. Не надо о нем больше думать.

Детям можно сказать, что этот человек не уходит от нас, он с нами остается.

– Ты же любила дедушку. А разве теперь не любишь? Представь себе, что дедушка уехал в какую–то страну. Разве тогда ты не думаешь о нем? Так и сейчас, он просто от нас ушел. Когда ты уезжала в лагерь, уходила в поход, мы тебя тоже не видели, но ты же была! Мы знали, что мы встретимся с тобой. Но можно встретиться через короткое время, а можно — через очень долгое. Может пройти не месяц, а годы.

С детьми можно говорить таким языком, если, конечно, он не затемняет и не усложняет смысл. И Священное Писание также использует язык метафор, поэтических образов.

Короткое время, в 70–х годах, я служил алтарником в Подмосковье, в замечательном местечке Татаринцево за Бронницами. Это был кладбищенский храм в дворянской усадьбе, фамильное место, где хоронили всех — и господ, и слуг. Однажды привезли отпевать молодого мужчину, Николая. Священник этого храма, отец Михаил, не говорил длинной проповеди, просто подошел ко гробу и тихо сказал: «Николай, жди нас!» Вот и вся проповедь. Это — как разлука, расставание. Николай — он живой, и поэтому священник обращается к нему, к живому.

И.Г. Очень непросто рассказывать детям о Воскресении Христовом. Можно рассказать малышам почти как сказку — и они поверят! Они всему, что рассказывают им взрослые, да еще те, кого они любят, верят. Но страшно, что Воскресение займет в их сознании то же место, что Дед Мороз и Снегурочка, Баба Яга и Кащей, как любая хорошая сказка. Тем более, что в сказках погибшие герои нередко оживают. Но потом, в более старшем возрасте, уйдут в область сказочного, выдуманного, Дед Мороз и другие любимые персонажи, а вмести с ними и Христос, Его Воскресение.

О.В. — Ты ложишься спать. Ты все время будешь спать? Откуда ты знаешь, что тебе надо встать?

М.Г. — Утро настанет, и ты встанешь!

О.В. Так и можно сказать:

– Ты видишь, какая жизнь у человека интересная: когда ты ложишься спать, то, как будто умираешь: во сне же не двигаются, не разговаривают, не едят, — все уходит, а утром встаешь — как бы воскресаешь.

И.Г. А не опасно ли это? Я знал одну семью, там сказали ребенку, что смерть — это как сон. И он был так напуган, что стал бояться засыпать.

О.В. А как же говорят: «Восстани, спящий!»? И потом Успение Божией Матери — это что такое? Сон.

Можно привлечь детей к уборке могил на кладбище. У нас в Карсаве в лютеранской части кладбища есть надгробие, где написано: «Спи, покуда не придет и не разбудит тебя Христос». Думаю, если бы дети увидели такую надпись, то это уже первый шаг, чтобы начать разговор о Воскресении. На кладбище они увидят не только могилы взрослых, но и детей. Это также подвигнет их к вопросу.

Воскресение можно объяснить очень просто — без видимого света, без ангелов. «Когда ты утром просыпаешься, ты опять видишь и бабушку, и маму, и братика. Вот и в Воскресении ты их всех увидишь. И, самое главное, мы не только их увидим, но и Христа». При этом надо тонко почувствовать, о ком сказать сначала — о Христе или о бабушке. Это — по ситуации. Самое главное, что здесь нужно говорить об этой встрече, потому что Воскресение — это встреча, но уже с преображенным миром.

М.Г. А как сказать ребенку о преображении? Об этом воскресшем теле? Когда он видит, что гроб реально опускают в землю? Это же очень сложно — рассказать, что потом тело каким–то образом станет другим. Или лучше с детьми об этом не говорить?

О.В. Это в зависимости от того, какие они вопросы зададут и как зададут. Здесь надо ситуативно смотреть, потому что даже если какое–то блестящее объяснение будет, оно все равно может не сработать.

И.Г. Батюшка, а как Вы впервые встретились с Воскресением Христовым?

О.В. Я видел посмертные маски Достоевского, Толстого. Меня удивило, что на лице Достоевского я не увидел никакой печати смерти. Он улыбается. Есть гипс, и есть то, что не связано с этим веществом. В уголках губ таится такая улыбка, которая говорит о Встрече. А у Толстого лицо хмурое, это видно даже на маске.

И.Г. Это у Вас был первый опыт встречи с Воскресением?

О.В. Нет, впервые с Воскресением я встретился через богослужение в Храме.

Я очень любил посещать пасхальные службы в Троице–Сергиевой Лавре. В этом ликовании чувствовалось, что оно не физическое, а духовное. Все исполнялось света. Пел не весь народ, а только семинаристы, но поскольку их было много, то создавалось впечатление, что все в храме поют. Эта атмосфера духовной радости передавала победу Жизни с большой буквы.

И.Г. А в искусстве отображается Воскресение? Я имею в виду искусство, далекое от христианства. Например, японское.

О.В. Японские пейзажи как бы дематериализованы, одухотворены. В них присутствует тайна Преображения. Чувствуется, что это уже преображенный мир, уже по Воскресении.

И.Г. Или еще тот мир, который не пал.