Преображение мира через преображение души

О.В. Современный человек хочет создать что–то красивое в этом мире, но — сам по себе, занимаясь самовыражением и самоутверждением, отключившись от Бога. Он преподносит миру свои страсти — в музыке, в живописи, в кино, и т. д. У людей полно своих страстей, а их еще навязывают извне. И человек взрывается от перегрузок.

Если человек пишет картину, художественное произведение, музыку без Бога, то его творения будет плодом мира сего, а не плодом вечной жизни. Христос говорит: «Без Меня не можете творить ничего»[18]. А современный человек дерзает быть самодостаточным, делая себя центром мира. Он находится в богоборческом состоянии, хочет поклонения себе, не стесняется искать славы человеческой и ищет ее, а не славы Божией. Это — болезнь духовная.

Кризис современного искусства заключается в том, что религиозное сознание человека находится на очень низком уровне. Сейчас господствующая религия — это религия материализма и поклонение человеку. «Бог нам не нужен!» Поэтому современная культура и искусство находятся в глубоком упадке. Идет их расчеловечивание. Мы живем сейчас в постхристианскую эпоху не потому, что Христос ушел из жизни — Он всегда с нами — а потому, что люди ушли от Христа. Устраивают жизнь недуховную, поэтому не могут создать таких произведений, которые могли бы научить истинной жизни.

Вне Церкви красоты быть не может, потому что красота это Бог. Когда Достоевский говорил, что «красота спасет мир», то он имел в виду Бога, а не то, что думает об этом светский человек. Он считает, что красота это внешняя оболочка. Но красота — явление сокровенное, которое может проявиться и во внешнем, но проявиться в той гармонии, когда и форма, и содержание соединены, их невозможно отделить. Что возникает раньше: форма или содержание? — «Что?» и «как?» рождается одновременно. Поэтому, чтобы создать настоящую культуру, настоящее искусство, человек должен одухотвориться, т. е. он должен это делать не сам, не своими силами, а вместе с Богом. И тогда мы будем иметь истинное произведение искусства, как явление духовное.

Как пишет Марина Цветаева в статье «Искусство при свете совести», в XIX веке к писателю шли, как к учителю жизни, и получали ответы на очень сложные жизненные вопросы. Цветаева, не будучи церковным человеком, все же имела духовную интуицию, чтобы сказать правду и о себе, и о состоянии современной литературы и искусства. Будучи гениальным поэтом, она говорила, что «быть человеком важнее, потому что нужнее».

Я думаю, что каждый писатель должен быть учителем жизни. Надо стараться не низводить творчество на обыденный уровень, а открывать в своих произведениях смысл жизни, давать возможность человеку познать самого себя и одухотвориться. Конечно, если писатель только душевный — он может преподнести читателю только уровень жизни душевного человека. Но истинный писатель должен быть духовным человеком, чтобы поднимать читателя на более высокую ступень жизни, жизни духовной.

Какая душа у писателя, таким будет и его произведение. Какая будет душа у народа, такая создастся жизнь. Потому что общественную жизнь человек творит сам. Когда говорят: «общество рождает личность», то это ошибка, потому что ее сотворить может только Господь, а уже она способна создать духовную жизнь в себе и вокруг себя. Весь вопрос современной жизни заключается в том, чтобы ее преобразить, одухотворить. Наш единственный Целитель уже явился в мир и спас его. Важно, чтобы человек принял Его, стал Его сотрудником и вместе с Ним исцелял больной, израненный грехом мир.

Если человек живет с Богом и в Боге одухотворяется, то все в нем красиво. Старец Силуан Афонский был малограмотный человек, только две зимы ходил в школу. Но я читал свидетельство о нем одного епископа, что в старце не было ни одного грубого движения души — ни внутреннего, ни внешнего. Откуда такая деликатность, откуда сие? Это Дух!

Это не та этическая выучка и тщательное изучение правил поведения, которые удобны только в контактировании, а не в общении. Общение в Боге, в Духе Святом не предполагает таких скучных занятий. Это отменено Духом Святым.

В церкви имеются правила, но они не должны заслонять Духа Святого. Мир и человек станут красивы тогда, когда человек будет с Богом. Без Бога и человек разрушается, и мир, и жизнь — все превращается в суету. Тогда заедает спешка. Как говорит Е. Евтушенко в своем стихотворении:

Проклятье века — это спешка, и человек, стирая пот ,

По жизни мечется как пешка, попав затравленно в цейтнот. Поспешно пьют, поспешно любят, и опускается душа.

Поэт делает такой вывод:

…Пойми: забегавшийся — жалок, остановившийся — велик.

Я тут, конечно, не могу согласиться с остановкой. Но ее нельзя здесь понимать в абсолютном смысле. Просто нужно иногда, действительно, остановиться, чтобы задуматься. Но не оставаться в этом недвижимом состоянии. Заканчивается стихотворение таким призывом:

О, человек, чье имя свято!

Подняв глаза с молитвой ввысь,

Среди распада и разврата, –

Остановись! Остановись!

Т.е. не иди к пропасти, остановись на грани гибели.

Люди, которые хотят понять, что такое красота и смутно ее чувствуют, приходят в Церковь и ищут ее там, потому что красота, предлагавшаяся, например, искусством соцреализма, была обманом. Люди же хотели знать, где найти истинную красоту? И они шли в Церковь. Интуиция им подсказывала, что только там ее можно найти.

Но в храме иногда можно увидеть много безвкусицы: неудачные росписи, искажения в архитектуре, в пении платных хоров, которые не являют красоту, а, наоборот, искажают ее, стараются показать только свои голоса.

И.Г. Беда — не столько в том, что бывают неудачные иконы или архитектура храмов или плохое пение, а в том, что для многих в церкви потерян их смысл. Архимандрит Зинон говорит о том, что икона литургически как бы выпала из церкви. Для многих даже церковных людей она с легкостью заменяется на открытку, лишь бы она была благообразная и «задрапированная». Часто крохотная, чуть ли не с почтовую марку неразборчивая икона обволакивается огромным количеством фольги, мишуры и становится любимой иконой дома или в храме. И если бы это делали только люди, не имеющие воспитания и образования!

Кажется иногда, что церковь, вслед за обществом, тоже в каком–то смысле перешла в постхристианскую эпоху. Она не чувствует нужды в истинной красоте. Речь идет о церкви, конечно, не с большой буквы, а об «эмпирическом» православии, как его назвал однажды один священник. Сможет ли наша историческая церковь преодолеть это или нет, мы не знаем, но детей мы вводим именно туда, другой же у нас нет! И дети начинают знакомиться не с истинной красотой, а с каким–то суррогатом. И воспринимают подмену красоты как норму, вот что ужасно!

О.В. Главное в церкви — это не пение, не икона даже, потому что человек может быть слепым или глухим. Мария Египетская ушла в пустыню. Какие там были иконы? Она предстояла перед Богом. Может быть, ангелы и пели там, и она слышала их пение, это — тайна. Но дело не в этом. Все это — ниже Бога. Самое главное в Церкви — это Христос и человек. Какие у нас отношения со Христом? Живем ли мы с Ним, стал ли Он для нас жизнью, а не просто идеологией? Христианство тоже можно идеологизировать!

Самое главное в нашей жизни — единение со Христом и друг с другом. Мы называем это общением. Я думаю, что сейчас в церкви есть кризис общения. А без общения нет и Церкви. Без общения она может превратиться в религиозное учреждение. Когда нет общения, люди пытаются искать его. Плохо, что они делают это, не начиная с себя. Они ищут внешнего разрешения вопроса — идут в секты или создают общение на таком уровне, на котором нет настоящего христианства.

Современный человек сам себя мучает одиночеством. Но он не одинок, потому что Бог всегда с человеком, с любым: с тем, кто познал Его и с тем, кто не познал. О не познавших Бога, не встретивших Христа и не соединившихся с Ним, о. Александр Мень говорил как о тех людях, которые живут с Богом анонимно, инкогнито. Но наступит время, когда и они встретятся с Богом, и тогда они будут жить не только природной, душевной жизнью, но и духовной — выстроится и горизонталь, и вертикаль. Люди, приходившие в церковь в поисках красоты, часто искали лишь оболочку, но не искали Бога как источника красоты.

Одна женщина мне рассказывала, как она попросила свою подругу отвести ее в церковь, и та привела ее в храм на богослужение, стала с радостью показывать иконы, и говорит:

- Сейчас будут петь Херувимскую, на такой–то распев!

Та смотрела на все и говорит:

- Ты мне показываешь иконы, архитектуру, пение. Но ты мне покажи Церковь!

У нее уже пробуждалось правильное представление о том, что есть Церковь. А ее подруге нечего было показать, потому что она, хотя и ходила в храм, но была одиночкой, ее совершенно не интересовало, кто рядом с ней молится. Она не понимала, что такое общение, не стремилась к нему.

И.Г. Иными словами, Вы утверждаете, что красота, искусство в церкви возродятся после того, как возродится истинное общение — общение в Духе Святом, которое в ранней Церкви называли «общением святых»?

О.В. Человек невоцерковленный не может создать такое произведение, которое могло бы быть признано Церковью как раскрывающее полноту и Истину жизни. Каким бы одаренным человек ни был, он не может быть совершеннее нашего единственного Учителя. Но если все его творчество устремлено к Богу и посвящается Богу, то, даже если нет ощутимой степени совершенства, все равно его произведение духовное и церковное.

Каждый христианин своей жизнью должен быть свидетелем красоты. Красоты Самого Бога. Если человек приходит к Богу, то он понимает, что познание духовного мира выше познания материального мира. Тогда он скажет, как блаженный Августин в «Исповеди»: «Господи, прости, что я возлюбил творение больше, чем Тебя Самого!» Даже из шедевров живописи, литературы, музыки нельзя делать кумира.

Примечания:

1

Один из самых известных протестантских богословов (1886–1968).

18

Ин 15.5