Ойкуменой называли древние греки обитаемую землю. «Краем Ойкумены» были для них нынешние степи Причерноморья, где обитали таинственные киммерийцы и гипербореи, «самые северные жители» планеты…

Шли века. Эстафета знания, принятая от греков арабами, а затем европейцами, передавалась от народа к народу, от поколения к поколению, от ученого к ученому. И все дальше на север и восток отодвигался этот «край Ойкумены», пока не дошел до Северо-Восточной Сибири, оконечности величайшего на планете Евразиатского материка. За многие тысячелетия до того, как родилась античная география (не говоря уже о географии европейской), этот «край земли» был заселен людьми. В незапамятные времена пришли сюда охотники, одетые в звериные шкуры, вооруженные орудиями из камня. Они стали его первыми жителями — и первыми исследователями.

Конечно, человек палеолита, древнекаменного века, не вел научных изысканий, не возводил города на вечной мерзлоте, не прокладывал трассы и не строил атомных электростанций. Он и не подозревал о возможностях экологии и геологии, лингвистики и океанологии, равно как и многих других наук, с помощью которых в наши дни идет успешное открытие и освоение нашего Северо-Востока. И все-таки первобытный человек был по природе своей исследователем, хотя и не организовывая специальных экспедиций и не составлял научных отчетов о своих открытиях. Чтобы выжить на «краю земли», в неимоверно трудных условиях, ему приходилось открывать окружающий мир, изучать природные условия, знать, какие травы и плоды съедобны, какие звери опасны, а какие нет, когда начинают замерзать реки и когда вскрываться, как ловить рыбу в них, как защищаться от жестоких морозов… Словом, первобытный человек, открыватель «края земли», образующего ныне Магаданскую область, был стихийным исследователем, соединяя в себе, разумеется чисто интуитивно, и гидролога, и мерзлотоведа, и ихтиолога, и эколога, и ботаника.

Одна за другой приходили волны поселенцев на «край Ойкумены», то сменяя друг друга, то оседая здесь и мирно сосуществуя. Некоторые из них шли дальше на восток, туда, где начинался новый мир — Америка, справедливо именуемая Новым Светом, на протяжении последующих тысячелетий получавшим мощные импульсы развития из прародины людей — Старого Света. Другие пришельцы остались на Северо-Востоке навсегда, смешиваясь с более древним населением и внося свой посильный вклад в освоение и заселение этого далекого и сурового края.

Археологи утверждают, что более десяти тысяч лет назад, в эпоху великого оледенения, Северо-Восток Азии был заселен человеком. Найдены следы множества различных культур, сложившихся здесь, чьи истоки находятся далеко на юг и запад от Колымы, Чукотки и Камчатки. Этнографы приводят убедительные доказательства тому, что законными наследниками традиций освоения «края Ойкумены», начатого много тысяч лет назад, являются многочисленные народности, населяющие этот край, — эвены и эвенки, коряки и ительмены, чукчи и эскимосы, юкагиры и якуты.

Открытие Северо-Востока Азии, восходящее корнями к глубочайшей древности и неразрывно связанное с его освоением, продолжается и поныне. Только в отличие от первобытных людей, бывших «стихийными» геологами, гидрологами, экологами и т. д., в наши дни открытие это идет во всеоружии современных знаний и осуществляет его даже не отряд, а целая армия ученых и специалистов… Впрочем, второе открытие Северо-Востока Азии, вслед за первобытными людьми и народностями, не имевшими письменности, началось, если мерить время темпами развития науки, достаточно давно. И осуществили его в поразительно короткое время люди, быть может, не слишком сильные в грамоте и тогдашних науках, но наделенные достаточной отвагой, смекалкой и удалью, чтобы пройти по всем направлениям Колымскую, Чукотскую и Камчатскую землицу. Людьми этими были русские казаки и землепроходцы.

В конце XVI столетия казаки во главе с атаманом Ермаком проникли в Сибирь. Прошло немногим более полувека — и казачьи суда бороздили воды Тихого океана!

В 1636 году в надежде отыскать «Теплое море» двинулся из Томска на восток, через Якутск, казачий отряд под началом атамана Дмитрия Копылова. Сделав остановку на реке Алдан, Копылов посылает на разведку томского казака Ивана Москвитина «со товарищи». Москвитин со спутниками плывет по реке Мае, правому притоку Алдана, затем, через тайгу и горы, пересекает Якутию и видит большое море-окиян, по тунгусскому языку — «Ламу», о котором говорили казакам местные жители. Это залив величайшего океана планеты — Охотское море. Разбив лагерь к западу от нынешнего города Охотск, Иван Москвитин изучает берега Охотского моря от устья реки Уда на юге и до Тауйской губы на востоке. Так, в 1639 году было совершено открытие Тихого океана с востока (напомним, что немногим более ста лет до того европейцы — Магеллан и Бальбоа — открыли этот океан с запада, причем узкий Панамский перешеек, который пересек Бальбоа, ни в какое сравнение не идет с бескрайними таежными просторами, которые преодолели казаки).

В то же самое время, в тридцатые годы XVII столетия, казаки выходят к берегам Студеного моря — Северного Ледовитого океана. Енисейский казак Елисей Буза сплавляется по реке Лена до моря Лаптевых, открывает устье Яны и Янский залив, реку Оленек и входит в контакт с юкагирами, одним из древнейших (если не самым древним) народов Сибири, прежде неизвестным русским (правда, открытие рек Яны и Оленек совершено ранее, ибо за несколько лет до Бузы устье первым обнаружил казак Ребров, а вторым — Перфирьев).

Одновременно с Елисеем Бузой в 1638 году казачий отряд под началом Посника Иванова-Губаря переваливает на конях «Камень» — Верхоянский хребет, разделяющий бассейны Лены и Яны, и двигается вдоль течения Яны на север. Затем, прослышав об «Юкагирской землице людной на Индигирь-реке», Посник совершает переход от Яны до Индигирки и возвращается в Якутск, принеся известия об этой неведомой прежде реке, «в которую многие реки впали, а по всем тем рекам живут многие пешие и оленные люди».

Спутники Посника, оставшиеся зимовать на Индигирке, в 1640 году осваивают среднее течение реки, на следующий год доходят до ее устья, а в 1642 году, выйдя в Восточно-Сибирское море, на кочах добираются до устья Алазеи, где встречаются еще с одним народом, неизвестным русским (не говоря уже о жителях Западной Европы, которым все народы великой Сибири казались «татарами» не только в XVII, но и в XVIII столетии — вспомните Татарский пролив у Сахалина, который обязан своим именем Лаперузу, считавшему Дальний Восток «Татарией»!).

В 1644 году служилый человек Михаил Стадухин добирается до устья великой реки «Ковыми», то есть Колымы. В низовьях ее он ставит зимовье, получившее название Нижне-Колымска, которому суждено стать отправным пунктом для казачьих странствий на восток, вдоль берегов Сибири, и на юг, по притокам Колымы, к Охотскому морю. Отсюда, из Нижне-Колымска, двинулись в 1648 году кочи под командованием Семена Дежнева, совершившего одно из величайших географических открытий — открытие пролива, разделяющего Старый и Новый Свет и соединяющего два океана — Северный Ледовитый и Тихий.

Сведения о Семене Дежневе скудны. Мы не знаем ни точной даты его рождения, ни места рождения (правда, некоторые историки называют его родиной Устюг Великий — на том лишь шатком основании, что в одной из челобитных Дежнев говорит, что его племянник «живет на Устюге Великом ни в тягле, ни в посаде — скитается меж двор с женою своею»). О молодости Дежнева мы также ничего не знаем. Первые сведения о нем относятся к тому времени, когда он поступил на казачью службу в Сибири — Дежневу в ту пору было под тридцать. Начал он служить в Тобольске, затем перешел в Енисейск, а оттуда в Якутск.

Из Якутска Дежнев совершил, в составе казачьих отрядов, несколько походов на реки бассейна Лены, побывал на Яне, Моме, Индигирке, Колыме. А затем из Нижне-Колымска отправился на поиски «большой собольной реки». И хотя первая экспедиция закончилась неудачей — льды не позволили Дежневу и его спутникам проникнуть далеко на восток от устья Колымы, — в 1648 году под началом Дежнева и Федота Попова из Нижне-Колымска отправилась новая экспедиция. Все дальше и дальше на восток продвигались суда Дежнева. Было пройдено Чукотское море и обнаружен «Большой Каменный Нос» — северная оконечность гигантского Евразийского материка.

«А с Ковымы-реки идти морем на Анандырь-реку, и есть Нос, вышел в море далеко… а противу того Носу есть два острова, а на тех островах живут чухчи, а ирезываны у них зубы, прорезываны губы, кость рыбий зуб, а лежит тот Нос промеж север на полуношник. А с русскую сторону Носа признака: вышла речка, становье тут у чукоч сделано, что башни из кости китовой. Нос поворотит крутом, к Анандыре-реке подлегло. А доброго побегу от Носа до Анандыра-реки трои сутки, а более нет» — так описал Семен Дежнев «Большой Каменный Нос», ныне по праву носящий имя его первооткрывателя.

Буря в Беринговом проливе «разнесла без вести» суда Дежнева и Попова. «И носило меня, Семейку, по морю после Покрова богородицы всюду неволею и выбросило на берег в передний конец за Анандырь-реку. А было нас на коче всех двадцать пять человек. И пошли мы вое в гору, сами путь себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы. И шел я, бедный Семейка, с товарищи до Анандыря-реки ровно десять недель, и попали на Анандырь-реку вниз близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет. И с голоду мы, бедные, врозь разбрелись. И вверх по Анандыре пошло двенадцать человек, и ходили двадцать ден, людей и аргишниц, дорог иноземских не видали и воротились назад, и, не дошед, за три дня, днища до стану, обночевались, почали в снегу ямы копать» — так повествует Дежнев о своих злоключениях.

Прозимовав на Анадыре, Дежнев и его спутники построили суда и на них поднялись вверх по реке. Там они открыли богатейшее лежбище моржей и обнаружили массу «заморной кости» — ископаемых клыков моржей. В 1660 году с грузом «костяной казны» отправились в обратный путь: сухим путем до Колымы, оттуда морем на Нижнюю Лену. Только в 1664 году добрался Семен Дежнев до Москвы, помимо сведений о далеких, прежде неведомых землях сдав в казну почти триста пудов моржовых клыков.

С 1641 по 1660 год не получал Дежнев никакого жалованья. И теперь царское правительство «по-царски» с ним рассчиталось. Дежнев сдал в казну моржовых клыков на 17 340 рублей серебром. Жалованье за 19-летнюю службу было отпущено ему в размере… 126 рублей 20 копеек. И этой суммы ему не выплатили полностью, ограничившись выдачей из казны 38 рублей. Зато было приказано царем «за его Сенькину службу и на прииск рыбья зуба, за кость и за раны поверстать в атаманы», а само открытие Дежнева было забыто.

Федота Попова, спутника Дежнева, как уже говорилось выше, «на море разнесло без вести». Дежнева буря забросила «за Анадырь-реку». Попова та же буря занесла еще дальше, к берегам неведомой дотоле Камчатки. Тут он прожил по меньшей мере одну зиму. Потом «Федот и служилый человек Герасим померли цингою, а иные товарищи побиты, и остались невеликие люди и побежали в лодках с одною душою, не знаю де куда…»

Сообщение это приводит Дежнев в 1654 году. Но открытие Камчатки, так же как и открытие «Большого Каменного Носа», было забыто. И только в самом конце XVII века казачий пятидесятник Владимир Васильевич Атласов делает вторичное открытие земли Камчатской, в своих «скасках» подробно, точно и метко описав географию Камчатки и ее жителей.

В свой поход на Камчатку Атласов выступил на оленях из Анадырского острога в 1697 году. Миновав реку Пенжину, Атласов двинулся по восточному побережью Пенжинской губы на юг. Потом он пересек полуостров и от берегов Охотского моря вышел к берегам Тихого океана — к Берингову морю. Тут он послал часть людей вдоль побережья, а сам вернулся к побережью Охотскому и двинулся на юг вдоль западного побережья Камчатки. Затем отряд вновь соединился и под началом Атласова пошел вверх по реке Тигилю до Срединного хребта, перевалил через него в районе Ключевской сопки, оказался в долине реки Камчатки. Тут, пересев на струги, Атласов и его люди вместе с коренными камчадалами двинулись вниз по Камчатке-реке. Целью похода было «замирение» камчадалских племен, «чтобы они жили в совете». Поход этот прошел успешно.

Исследовав низовья Камчатки, Атласов повернул назад, перевалил Срединный хребет, преследуя похитителей его оленей. Олени были отбиты, а казаки двинулись опять на юг. Тут произошла первая встреча с «курильскими мужиками», то есть айнами, одним из самых загадочных народов планеты. Не дойдя всего лишь сотню километров до южной оконечности полуострова, Атласов повернул назад, ибо припасы его были на исходе. Поход закончился возвращением в Анадырский острог, а затем в Якутск. Более трех лет продлился поход Атласова по Камчатке, путь от Якутска через Анадырь на Камчатку и обратно превысил 11 тысяч километров.

Атласов отправился в Москву, чтобы рассказать о своих открытиях, и был послан на Камчатку вновь, назначенный казачьим головой. Однако «камчатский Ермак», как назвал его Пушкин, был схвачен по обвинению в грабеже купца и пять лет, до 1707 года, просидел в тюрьме. И только когда до начальства в Москве дошли сведения о бесчинствах, творимых на Камчатке.

Атласова освободили и послали «прежние вины заслуживать». Однако Атласов был посажен в тюрьму бунтовщиками, бежал оттуда и укрылся в Нижне-Камчатске. В начале 1711 года Атласов был убит взбунтовавшимися казаками, не желавшими признавать его власть. «Не доехав за полверсты, отправили они трех казаков к нему с письмом, предписав им убить его, когда станет он читать, — писал Пушкин. — Но они застали его спящим и зарезали. Так погиб камчатский Ермак!»

А дело, начатое им — открытие Камчатки, — завершили те люди, что убили «камчатского Ермака». Данило Анциферов и Иван Козыревский, чтобы заслужить прощение за бунт, дошли в том же 1711 году до южной оконечности Камчатского полуострова, а оттуда «через переливы» добрались на байдарах до самого северного из Курильских островов.

Открытие Дежнева осталось неизвестным миру. О нем нет никаких упоминаний в деловых документах конца XVII — начала XVIII века. В грамотах якутскому воеводе, относящихся к 1698 и 1700 годам, предписывается выяснить, возможно ли совершить плавание вдоль берегов Сибири от Лены на восток до Колымы. Не знали о подвиге Дежнева ни члены Адмиралтейств-коллегии, основанной Петром I, ни сибирские старожилы, ни первопроходцы, плававшие в Охотском море, вдоль Камчатки и на Курильские острова. В 1724 году, незадолго перед смертью, Петр Великий вспомнил «то, о чем мыслил давно и что другие дела предпринять мешали, то есть о дороге через Ледовитое море в Китай и Индию… Не будем ли мы в исследованиях такого пути счастливее голландцев и англичан».

Петр тотчас же издал приказ об организации экспедиции, во главе которой ставит своего давнего соратника капитан-командора Витуса Ионссена Беринга, вот уже двадцать лет как состоящего на русской службе под именем Ивана Ивановича. За три недели до смерти пишет Петр собственноручную инструкцию:

«1. Надлежит на Камчатке или в другом тамож месте сделать один или два бота с палубами.

2. На оных ботах (плыть) возле земли, которая идет на норд, и по чаянию (понеже оной конца не знают), кажется, что та земля — часть Америки.

3. И для того искать, где оная сошлась с Америкою, и чтоб доехать до какого города Европейских владений, или, ежели увидят какой корабль европейский, проведать от него, как оный кюст (берег) называют, и взять на письме и самим побывать на берегу и взять подлинною ведомость и, поставя на карту, приезжать сюды».

Соединяется ли Новый Свет со Старым? Вопросом этим стали задаваться вскоре после того, как европейцы узнали о существовании Америки и Тихого океана. На одних картах, например на знаменитом глобусе Мартина Бехайма, Азия от Америки отделена. На других, наоборот, рисовали сплошной мост суши, соединяющий материки. Разрешить загадку предстояло экспедиции Беринга.

Через всю великую Россию, Сибирь шли ее участники, пока два года спустя после выхода из Петербурга не добрались до Охотска. В июле 1728 года бот «Святой Гавриил» вышел из устья реки Камчатки и отправился на северо-восток. Сначала были обнаружены залив Креста и бухта Провидения в Анадырском заливе. После месячного плавания в проливе, позднее названном Беринговым, обнаружен был остров Святого Лаврентия. А вскоре земля из виду была потеряна. Ни поворота азиатского берега к западу, ни берега Америки Беринг не увидел. На совете мнения разделились. Лейтенант Чириков считал, что нужно плыть до устья Колымы или до льдов, «понеже известно, что в Северном море всегда ходят льды», а затем стать на зимовку. Однако победила другая точка зрения: поворачивать назад, ибо «к Чукотскому или Восточному углу земли никакой не подошло».

Обратный путь в Нижне-Камчатск экспедиция сделала быстро — за две недели. Перезимовав в Нижне-Камчатске, Беринг сделал еще одну попытку достичь Америки, но вскоре повернул на юг из-за ветров и туманов, обогнул Камчатку с юга, а затем завершил экспедицию в Охотске.

Каковы же были ее итоги? «При анализе научных итогов экспедиции необходимо исходить из того, была ли достигнута главная цель, — пишет ленинградский исследователь Е. Г. Кушнарев в книге “В поисках пролива”. — Из всего изложенного явствует, что моряки не до конца решили свою основную задачу — не привезли неопровержимых доказательств существования пролива между Азией и Америкой». И тем не менее, говоря словами того же автора, эта первая в России крупная научная морская экспедиция, «использовавшая опыт отважных русских землепроходцев и мореходов, сыграла важную роль в дальнейшем исследовании и освоении Дальнего Востока, северной части Тихого океана, а затем и Северо-Западной Америки».

Уже в ходе экспедиции Беринга была организована и послана экспедиция под командованием Шестакова. Затем Шестаков принял от Беринга продовольствие и корабли, после того как сам Беринг отправился в Петербург докладывать об итогах экспедиции. «Наследники Беринга» завершили открытие Берингова пролива. В 1732 году Иван Федоров и Михаил Гвоздев побывали на азиатском берегу пролива, завершили открытие островов Диомида и видели юрты на берегу северо-западной оконечности Америки.

Иван Федоров умер от цинги в феврале 1733 года. Его дневник с подробными записями был найден спустя восемь лет, и по нему была составлена первая карта Берингова пролива. На ней четко показана Чукотка на Востоке, «Большая земля» на западе и «о. св. Диомида» в проливе, разделяющем Азиатский материк и «Большую землю».

В 1733 году Беринг становится во главе новой экспедиции — ее называют Великой Северной, а порой — Второй Камчатской экспедицией. Беринг и «данный в товарищи» Алексей Ильич Чириков должны были произвести «обыскивание американских берегов». Второй помощник Беринга, Мартын Шпанберг, должен был положить на карту Курильские острова, а затем произвести «обсервацию и изыскание пути до Японии». Несколько отрядов направлялись на север, чтобы нанести на карту очертания земли Российской от Архангельска и до Камчатки «для подыскания известий, имеется ли проход Северным морем». Был сформирован и еще один отряд — «Академический», целью которого было изучение внутренних народов Сибири.

Вторая Камчатская экспедиция свои основные задачи выполнила. Были сделаны открытия, вошедшие в золотой фонд эпохи Великих географических открытий. Академический отряд включал в свой состав известного ученого-историка академика Г. Ф. Миллера. Миллер сделал огромный вклад в изучение Сибири — ее истории, этнографии, археологии. Он написал монументальную «Историю Сибири», ставшую классическим трудом, а также ряд трудов по археологии. Миллер нашел в архивах имя Семена Дежнева и первым высказал мысль, что именно этому человеку принадлежит честь открытия Берингова пролива. Другой участник Академического отряда, Иоганн Георг Гмелин, описал и исследовал Забайкалье, Якутию, Эвенкию, собрал большой археологический и этнографический материал, а также богатые коллекции по своей прямой научной специальности (Гмелин был натуралист-естественник).

Огромный вклад в изучение Камчатки сделал Степан Петрович Крашенинников, сын простого солдата, начавший научную деятельность студентом. Двадцатидвухлетним юношей отправился он в составе Академического отряда в Сибирь. Двадцати шести лет, испытав кораблекрушение и различные бедствия, достиг он Камчатки, где в течение нескольких лет исследовал ее фауну, флору, жителей. Крашенинникова по праву называют одним из основоположников русской науки и «колумбом Камчатки».

«Общая длина пройденного Крашенинниковым камчатского побережья была 1700 км, а внутренних учтенных маршрутов — более 3500 км, — пишет историк географических открытий И. П. Магидович. — При этом Крашенинников один представлял собой комплексную экспедицию: он выступал то как геолог и географ (в самом широком смысле этого слова), то как ботаник и зоолог, то как историк и этнограф, то как лингвист».

Отряды, исследовавшие север России и Сибири, проделали колоссальную работу. Первый отряд исследовал побережья студеных Баренцева и Карского мснрей, обогнул с запада и востока полуостров Ямал и проник в устье Оби. Второй отряд изучил возможность водного пути от Оби к Енисею. Третий совершил важнейшие открытия между устьями Лены и Енисея, одним из которых было открытие мыса Челюскина — самой северной точки Евразии. Четвертый отряд получил задание описать северные берега Азии на восток от Лены вплоть до пролива между Азией и Америкой. Под командованием Дмитрия Лаптева было совершено плавание вдоль побережья от Лены до Колымы и положен на карту огромный участок Восточно-Сибирского моря. Все эти открытия позволяют совершенно справедливо именовать экспедицию, продлившуюся много лет, Великой. Но величайшими были открытия, сделанные Берингом и Чириковым в районе Берингова моря.

Этнографы и лингвисты с удивлением обнаружили, что жители Северо-Западной Америки называют белых людей словом «косак», то есть казак. Казаки добирались до берегов Северо-Западной Америки задолго до «официальных» открывателей этих земель. К сожалению, мы не знаем имени первого «русского колумба». Зато судьба другого «русского колумба» нам хорошо известна.

Только в 1741 году, спустя восемь лет после отъезда из Петербурга, мог начать Беринг плавание в поисках берегов Америки. Суда экспедиции «Святой Петр» под началом Беринга и «Святой Павел» под командованием Чирикова вскоре разлучились. В ночь с 15 на 16 июля Чириков на 55-м градусе 36-й минуте северной широты увидел горы и лес на большой земле, спускавшейся к морю, и совершенно справедливо решил, что земля эта — Америка. 17 июля «Святой Петр» под командованием Беринга подошел к берегу другой неизвестной земли, с борта его была хорошо видна обширная суша с заснеженными горами. Так, с промежутком в одни сутки Беринг и Чириков независимо друг от друга сделали открытие Америки — Аляски и Алеутских островов.

Беринг вскоре повернул на юг, так как команда начала страдать от цинги, не хватало пресной воды и сам капитан-командор чувствовал, что заболевает. Двигаясь от Америки к Камчатке, Беринг и его спутники открыли остров в океане. Решено было сделать остановку, ибо только десяток человек мог держаться на ногах. Целый месяц лежал больной Беринг в землянке. Один человек умирал за другим, и 8 декабря 1741 года скончался сам командор. В честь его остров был назван островом Беринга, а вся группа островов, в которую он входил, — Командорскими. Остальным участникам экспедиции удалось добраться до Камчатки.

Более счастливым оказалось плавание Чирикова. Первой землей, которую открыло его судно, оказался остров, носящий ныне имя Принца Уэльского. Затем был открыт остров Чичагова, а затем и материковая земля — Аляска. Чириков, хотя так и не встретился с Берингом, шел буквально по его пятам, открывая вслед за командором Алеутские острова и побережье Аляски. Делал он и открытия, не повторявшие открытия Беринга: например, обнаружил и положил на карту полуостров Кенай и группу Алеутских островов — Лисьих, Андреяновских, Ближних. Осенью 1741 года Чириков вернулся на Камчатку, откуда на следующий год совершил второе плавание к Алеутским островам, из-за туманов и ветров быстро повернул назад и вторично, после Беринга, который в ту пору был уже мертв, открыл остров Беринга. Рапорт А. И. Чирикова в Адмиралтейств-коллегию от 7 декабря 1741 года о результатах его плавания ученые называют первым в истории описанием северо-западных берегов Америки.

Чириков за свои заслуги был произведен в капитан-командоры (и пять лет по окончании своего великого плавания добивался разрешения вернуться в Петербург!). Здоровье его было подорвано туберкулезом и цингой, и два года спустя после возвращения в Петербург он умер, лишь на семь лет пережив Беринга — хотя Чириков был моложе на 22 года.

После Беринга и Чирикова важные открытия были сделаны в Америке русскими промышленниками, они завершили открытие Алеутских островов, а затем, после основания Российско-Американской компании, не только открыли Аляску, но и сделали ее русской землей, впоследствии проданной царским правительством Соединенным Штатам Америки.

Эпоха великих географических открытий, сделанных русскими в XVII–XVIII веках в области «края Ойкумены», завершилась… Но вслед за ней настал XIX век, открывший новую эпоху — эпоху открытия этого края не «с воды», а «с суши». Среди первооткрывателей на первом месте по праву стоит Иван Дементьевич Черский.

Черский в молодости за участие в польском восстании был сослан в Сибирь и зачислен в Омский линейный батальон. Под влиянием известного исследователя Азии Г. Н. Потанина он занялся геологией. В течение четырех лет детально изучал геологию берегов Байкала, а затем — Прибайкалья. Живя в Иркутске как политический ссыльный, Черский познакомился с Маврой Павловной, ставшей спутницей его жизни.

В восьмидесятые годы прошлого столетия Черский становится одним из известнейших знатоков геологии и палеонтологии Сибири. В 1885 году ему объявляется амнистия, и Черский с женой и сыном переезжает в Петербург. Его, однако, манят неизведанные просторы Сибири. Он планирует экспедицию, хотя и болен туберкулезом. И вот в 1891 году, больной, вместе с женой и двенадцатилетним сыном направляется в экспедицию на Колыму, бывшую в ту пору для науки почти сплошным «белым пятном».

Путь до Колымы был нелегок. Приходилось к тому же время от времени останавливаться для того, чтобы подлечиться. Черские добираются до Иркутска, затем Якутска и отправляются на Колыму. Они ведут ежедневные научные наблюдения (Мавра Павловна — зоологические, Иван Дементьевич — геологические, гидрологические, палеонтологические и многие другие). Перевалив Верхоянский хребет, экспедиция достигает Оймякона. Это полпути до Верхне-Колымска, где Черские намерены зимовать.

Экспедиция переваливает через неизвестный хребет, возвышавшийся на две тысячи метров и более, затем движется по Нерскому плоскогорью и открывает Момский хребет и хребет Улахан-Чистай. Сделаны важные открытия в районе между двумя великими реками — Индигиркой и Колымой. В конце августа 1891 года экспедиция достигает Верхне-Колымска, состоящего «из семи изб, одной юрты и старой церкви».

Устроившись на зимовку в самой большой избе, Черский принимается за составление геологической карты и профиля пройденных маршрутов по дневникам, изучает быт местных жителей, записывает песни и сказания, а также готовится к экспедиции следующего года — сплаву по Колыме. Он планирует летом исследовать течение Колымы, зиму 1892/93 года провести на Индигирке, а затем, спустившись вниз по ней до Русского устья, на следующую зимовку выйти в Верхоянск. А пока, как отчет за первый сезон, высылает в Академию наук неопровержимые доказательства того, что горы, пройденные им летом, являются Индигиро-Колымским отрогом Яблонова хребта, который прежде совершенно неправильно наносился на карты.

Отъезд назначен на 1 июня 1892 года. Однако чем ближе этот день, тем сильней симптомы болезни Черского. Ученый был ослаблен до такой степени, что письма диктовал жене и догадывался, что, если так будет продолжаться, дни его сочтены.

«25 мая я сделал распоряжение, чтобы, невзирая на мою смерть, где бы таковая ни состоялась, экспедиция под управлением моей жены продолжала бы путь свой вниз по Колыме. Только по возвращении обратно в Средне-Колымск экспедиция должна считаться оконченною (разумеется, если меня уже не будет)», — извещает Черский секретаря Академии наук накануне выезда.

Отбыли в намеченный срок. Лодки приставали к обнажениям на берегах. Мавра Павловна отбирала с помощью сына и проводника образцы горных пород и приносила мужу. Черский их рассматривал и вел дневник — выйти на берег у него уже не было сил. 10 июня экспедиция прибывает в Средне-Колымск, затем движется дальше вниз по Колыме.

Черскому становится все хуже и хуже. Двадцатого июня Мавра Павловна делает запись: «С сегодняшнего дня муж передал дневник мне, так как сам не в состоянии вписывать наблюдения». А дальше, день за днем, появляются наряду с записями обычными записи, являющиеся подлинным гимном человеческому духу: «21 июня. Сегодня мужу хуже. 23 июня. Мужу хуже. Силы его слабеют. 24 июня. Боюсь, доживет ли муж до завтра. Боже мой, что будет дальше! 25 июня. Всю ночь муж не мог уснуть: его мучили сильные спазмы. Отплыли в 8 часов утра».

В тот же день в дневнике сделана еще одна запись: «Пристали в 3 часа 30 минут к речке Прорве. Муж умирает. Он скончался в 10 часов 10 минут вечера»… Черского похоронили вблизи заимки Колымская. Из бревна соорудили некое подобие гроба, могилу выдолбили в мерзлой земле топором. Ныне в том месте, где умер Черский, сооружен памятник-обелиск с надписью: «Выдающемуся исследователю Сибири, Колымы, Индигирки и Яны, геологу и географу Ивану Дементьевичу Черскому (1845–1892) от благодарных потомков».

Мавра Павловна находит в себе силы довести экспедиционные исследования до Нижне-Колымска, как это и было завещано мужем. В честь этой мужественной женщины названа гора в Якутии, а в честь самого Черского — поселок в низовье Колымы, морской порт и база геологов. Именем Черского по праву назван и величественный горный хребет, открытие которого было одним из последних великих географических открытий нашего века.

В 1926 году сын академика В. А. Обручева Сергей Владимирович Обручев отправился в экспедицию на Индигирку. Маршрут ее намечен несколько северо-восточнее тех мест, которые прошел Черский. Начав сплав по Индигирке, Обручев обнаружил, что вместо равнины, показанной на картах, по обоим берегам реки на большом расстоянии высятся «громадные горы с пятнами снега на вершинах высотой не менее чем две тысячи метров».

Сопоставив это с наблюдениями Черского и его геологическими данными, Обручев пришел к выводу, что перед ним огромный горный хребет, который он называл хребтом Черского. Правда, позже возникла дискуссия об этом хребте. В существовании гор, прежде неизвестных ученым, естественно, после открытия Обручева никто не сомневался, имя Черского также никем не оспаривалось — дискуссия шла о том, можно ли называть эти горы хребтом или же это «обширное нагорье, выполненное примерно одинаковой высоты возвышенностями, среди которых возвышаются отдельные гранитные массивы».

В итоге решено говорить о «горной системе Черского», или, как пишется на современных картах, о «цепях Черского» — грандиозной системе, протянувшейся на добрую тысячу километров в длину и на триста километров в ширину, от якутской Яны до магаданской Тахтоямы.

Грандиозной горной системой Черского не ограничились открытия, сделанные С. В. Обручевым «на краю Ойкумены». В 1929 году он возглавил новую экспедицию в бассейн реки Колымы. Несмотря на то что по низовьям Колымы плавали еще землепроходцы XVII столетия, течение этой сибирской реки, ее истоки и притоки были неведомы даже в двадцатых годах нашего столетия. Перевалив через хребет Тас-Кыстабыт, открытый Черским, Обручев добрался до реки Аян-Юрях, по которой сплавился на лодке до ее слияния с Кулу, которое, собственно, и образует Колыму.

Обручев затем преодолел Большие Колымские пороги там, где ныне находится Колымская ГЭС и разольется Колымское рукотворное море, и сплавился до впадения в Колыму реки Омолон. Затем он вернулся в Средне-Колымок, где зазимовал, а в феврале 1930 года двинулся по зимнику вверх по Колыме до устья реки Коркодон, потом по долине этой реки на восток и в верховьях ее открыл невысокие неизвестные прежде горы. Перевалив через них, Обручев добрался до верховий реки Омолон — и тем самым пересек с северо-запада на юго-восток обширное Юкагирское плоскогорье. Сплавившись до Омолона, вплоть до впадения в Колыму, он спустился по течению Колымы до ее устья и стал, таким образом, первым человеком, который прошел всю Колыму от истоков до устья.

В 1932–1933 годах Обручев провел исследования Чукотки, на сей раз — с борта самолета. Это позволило не только быстро положить на карту местность, прежде малоизученную, но и открыть обширное Анадырское плоскогорье.

Шаг за шагом на восток продвигались золотоискатели по России. Нашли золото в Олонецком крае, на берегу Выг-озера. За время разработки рудника добыто 74 килограмма драгоценного металла. Но это было только начало. В 1745 году рудное золото находит Ерофей Марков, и на Урале разрабатывается Березовское месторождение, вскоре превратившееся в «золотую каторгу» для крепостных крестьян. В начале XIX века на Урале было свыше двух сотен приисков, а к середине прошлого столетия Россия становится главным поставщиком золота на мировой рынок. К этому времени золотоносные районы были открыты на Алтае, в Забайкалье, Горной Шории, в Казахстане.

Во второй половине прошлого века и в начале века нынешнего открыты были перспективные месторождения золота в Восточной Сибири: на Лене, Олекме, Витиме, в Бодайбо. Только один лишь прииск мог выдать за пять лет работы 8 тонн золота (сравните с 74 килограммами первого русского рудника, разрабатывавшегося полвека!). В двадцатые годы рождаются слухи о том, что искатели фарта, старатели, хищнически добывают золото на Колыме. Проверить эти слухи была послана Колымская экспедиция Геологического комитета во главе с Юрием Александровичем Билибиным. Четвертого июля 1928 года она разбила лагерь на берегу Охотского побережья, в устье реки Олы. День высадки экспедиции — памятная дата в истории открытия и освоения «Края Ойкумены». Ибо находки, сделанные Билибиным и его товарищами, привели к решающим переменам в судьбах Северо-Востока Азии.

Приобретя оленей у якутов, кочевавших в тех местах, экспедиция Билибина двинулась в глубь практически необжитого и не положенного на карты края. Затем начался изнурительный сплав на плотах, через пороги и перекаты. В первой половине сентября геологи добрались до Среднекана, где зазимовали вместе со старательскими артелями, искавшими золото в этих местах.

Летом 1929 года, ровно через год после того, как экспедиция отплыла к устью Олы из Владивостока, было найдено перспективное месторождение на притоке реки Утиной — и в честь этого события ручей, а затем и прииск получили имя Юбилейный. Открытие было сделано С. Д. Раковским. Вслед за тем еще одно месторождение было обнаружено на другом притоке Утиной, ручье Холодный. Признаки золота были обнаружены и в других местах этого района… Но только зимой, вернувшись в свой родной Ленинград и проделав тщательный анализ данных, смог оценить Билибин масштабы своего открытия и оценить перспективы добычи золота на Колыме.

«Получились цифры, которые меня самого приводили сначала в священный ужас. Но каким бы путем я ни пробовал их выводить, результат получался примерно один и тот же. В конце концов я с этими цифрами примирился и положил их в основу составленного мною “Плана развития геологоразведочных работ на Колыме”, — вспоминал впоследствии Билибин. — Для характеристики этого плана можно отметить, что в первый же год его существования я предусматривал капиталовложения на разведку в размере 4,5 млн. руб. и при прогрессивном их увеличении считал возможным обеспечить на 1939 год запасами россыпную добычу на Колыме».

О том, насколько справедлив оказался прогноз Билибина, об оплате золотом «векселя», выданного им стране, о рождении столицы Колымского края, Магадане, о преобразовании Колымы и Чукотки написано немало книг и статей, и нет никакой нужды их повторять. Открытие, сделанное Билибиным и его коллегами, положило начало геологическому освоению «края Ойкумены».

Вполне понятно, что прежде всего шел поиск золота, так необходимого стране. Золотые россыпи вслед за Среднеканом были открыты в других местах края и составили славу «Золотой Колымы». Прииски возникают на реках Теньке и Тирехтяхе, Дебине и Мальдяке, Берелехе и многих других, входящих в бассейн великой реки. А когда геологи смогли проследить «золотые следы» огромного вулканического пояса на восток, то оказалось, что он захватывает бассейн Индигирки и Яны!

«В последние пятнадцать лет на Северо-Востоке была изучена неизвестная золоторудная провинция. Она связана с древним вулканическим поясом, протянувшимся по северному побережью Охотского моря и затем через верховья рек Омолон, Анадырь, Чаун, Амгуэма до самой восточной точки нашей страны на Чукотском полуострове. Геологи назвали его Охотско-Чукотским вулканическим поясом. Этот гигант бушевал многие десятки миллионов лет. Только предсмертная его агония длилась несколько миллионов лет. В то время многие участки Охотского побережья и Чукотки были залиты лентами черных и темно-серых базальтов. Период же расцвета его сил ознаменовался щедрыми извержениями разноцветных лав и туфов», — пишет доктор геолого-минералогических наук А. А. Сидоров.

Знание истории вулканических поясов позволяет геологам делать «золотой прогноз» и в отношении Камчатки: вслед за Колымой и Чукоткой здесь начинает рождаться добыча этого драгоценного металла, и она имеет большие перспективы. И не только «прогноз на золото» позволяет делать это заключение: вместе с золотом в вулканических поясах Северо-Востока должны быть серебро, ртуть, олово и другие металлы, не менее ценные. Действительно, «край Ойкумены» оказался настоящей сокровищницей, ключи к которой с успехом ищут геологи.

«По интенсивности оловянного оруденения Север Дальнего Востока относится к перспективным, — оловорудным провинциям читаем мы в академической монографии “Север Дальнего Востока”, изданной под редакцией академика Н. А. Шило. — Олово является одним из наиболее типичных элементов Верхояно-Чукотокой складчатой области и Охотско-Чукотокого вулканогенного пояса; помимо известного здесь весьма значительного количества собственно оловянных рудоцроявлений, оно широко распространено в месторождениях других металлов, присутствуя в них в качестве второстепенного компонента; особенно типична его примесь в месторождениях вольфрама, молибдена, полиметаллов и т. д.»

Олово-вольфрамовые месторождения открыты на Чукотке, и, хотя лишь Иультин поставляет львиную долю вольфрама, геологи не теряют надежды открыть его новые богатые залежи. Началась промышленная добыча серебра на руднике «Дукат». «Ртутное оруденение Северо-Востока в последние годы приобретает все более важное значение благодаря находкам перспективных месторождений и рудопроявлений на Чукотке, Корякском нагорье и в Северо-Восточной Якутии… Таким образом, ртуть наряду с золотом, оловом и вольфрамом будет определять профиль горной промышленности Севера Дальнего Востока» — свидетельствует цитировавшаяся нами монография под редакцией Н. А. Шило.

На «краю Ойкумены» найдены богатейшие запасы каменного и бурого угля. Общий запас их на Северо-Востоке нашей страны оценивается цифрой порядка 500 миллиардов тонн! Перспективны открытия иридия, молибдена, хрома, асбеста. На Камчатке открыты запасы самородной серы. Геологи надеются открыть на равнинах Колымской, Анадырской, Приморской низменностей месторождения нефти и газа, также и на Камчатке, где проявления нефти уже зафиксированы. Нефть и газ могут быть открыты и на дне омывающих «край Ойкумены» морей — Восточно-Сибирского, Чукотского, Берингова. Есть перспектива открыть месторождение марганца, железа, мышьяка, висмута, меди, свинца, цинка, фосфоритов и т. д.

Все эти открытия сделали — и несомненно еще сделают — геологи, которых по праву можно назвать «главными открывателями» Северо-Востока. Ибо именно они вслед за первыми пришельцами в этот край, а затем коренными жителями этих мест — чукчами, эскимосами, эвенками, эвенами и другими народами — «прочесали» его необъятные просторы во всех направлениях, по всем рекам, малым и большим. И не просто прошли по ним, но и дали наименования бесчисленным ручьям, горам и озерам, долинам и сопкам, положив их на карту.

Вечным памятником этим первопроходцам стали имена на карте Магаданской области, о которых так увлекательно рассказывает книга Б. Г. Щербинина и В. В. Леонтьева, справедливо названная ими «Там, где геологи прошли». Именно им, геологам, предстоит дальнейшее открытие «края Ойкумены» там, где порой еще не ступала нога человека и где могут быть скрыты новые сокровища недр.

Чтобы геологи могли вести поиск месторождений, будь то золото, ртуть, асбест или какое-либо другое полезное ископаемое, не вслепую, нужно иметь правильное представление о геологической структуре данного района. А его невозможно составить без понимания тех процессов, которые происходили многие миллионы и даже сотни миллионов лет назад. Вот почему открытия геологов-практиков на «краю Ойкумены» всегда шли рядом с открытиями геологов-теоретиков, способных дать правильный прогноз на тот или иной металл.

Об этом красноречиво говорит история открытия главного богатства Магаданской области — золота. Каким бы «фартом» ни обладал Билибин, не имей он геологического образования и таланта ученого-исследователя, никогда бы не удалось ему сделать открытия в масштабах, позволивших преобразить весь край. Не только старатели-практики, но и многие геологи сомневались в том, что на Чукотке может быть открыт «второй Клондайк», или «новая Колыма». Ибо Чукотка богата оловом, а там, где олово, считалось, промышленного золота быть не может. Потребовалась борьба с отжившими теориями и представлениями, прежде чем были открыты золотые кладовые Чукотки (вспомните «Территорию» Олега Куваева и борьбу героев романа за новую золотоносную провинцию!). А сейчас ученые прогнозируют открытие месторождений на Камчатке, опять-таки опираясь на теоретические расчеты и прогноз, построенный на знании геологической истории региона. Вот почему так много внимания этой истории уделяли такие выдающиеся ученые, как учитель Билибина академик Сергей Сергеевич Смирнов, сам Ю. А. Билибин, С. В. Обручев, а во главе целой плеяды ученых, исследующих геологию Северо-Востока, ныне стоит руководитель Дальневосточного научного центра академик Н. А. Шило.

Благодаря труду ученых-теоретиков и практиков-поисковиков, геологов и топографов, вулканологов и сейсмологов, геофизиков и географов составлены карты, где представлены «срезы» по различным эпохам и эрам истории нашей планеты, всего огромного региона, занимающего около 10 процентов всей территории страны. Выявлены платформы, формировавшиеся в непредставимо древнее время — около 1 миллиарда 700 миллионов лет назад, и образования, сложившиеся буквально на глазах «человека разумного», чей возраст восходит к эпохе динозавров, и структуры, возникшие во время последнего оледенения. Удалось «вписать» геологическую историю региона в общую историю нашей планеты начиная с ее первых шагов.

Север Дальнего Востока — территория Магаданской и Камчатской областей — занимает особое положение в геологических структурах планеты Земля. На западе от нее находится древнейшая Сибирская платформа, на востоке — величайший океан нашей планеты — Тихий с его особой океанической корой, принципиально отличающейся от коры материков. А между ними, древнейшей сушей и древнейшим водным бассейном Земли, находится «край Ойкумены». И эта обширная территория, говоря словами специалистов, хотя принадлежит к Тихоокеанскому сегменту земной коры, тем не менее охватывает и зону перехода от континента к океанической впадине, что и определяет особенности ее геологического строения, тектоническую историю и главнейшие закономерности размещения полезных ископаемых.

На стыке материка и океана находится Охотско-Чукотокий вулканогенный пояс, идущий вдоль северного побережья Охотского моря и оттуда, через полуостров Тайгонос, уходящий на Чукотку. Его история и судьбы тесным образом связаны с историей Тихого океана, вулканической деятельностью, не прекращающейся и по сей день, о чем так убедительно говорят огнедышащие горы Камчатки. А это означает, что познание «пульса недр» в этом регионе должно быть неразрывно связано с познанием «пульса пучин», с изучением процессов, происходящих на дне океана и его морей, их подводных структур и рельефов.

Великие океанографические открытия сделаны во второй половине XX столетия. На карту положены грандиозные хребты и вулканы, колоссальные трещины в земной коре и глубоководные желоба, в которых может утонуть самая большая гора планеты. Эпоха великих океанографических открытий не оставила без внимания И моря, омывающие Магаданскую область: Берингово, Охотское, Чукотское.

В Беринговом море океанологи обнаружили удивительно плоские равнины, покрытые небольшим слоем осадков. Уклон дна здесь настолько мал, что, по словам «отца морской геологии» известного ученого Ф. Шепарда, эту область можно назвать «самым плоским» районом планеты. Вместе с тем в том же Беринговом море можно обнаружить подводные горы, глубоководные участки, а в районе Берингова пролива — сложный расчлененный рельеф, напоминающий рельеф суши. Подводные долины, продолжающие долины рек, текущих по суше, открыты были в Чукотском море, в том числе возле устья Колымы. Найдены в Чукотском море и подводные горы и совершенно ровные участки дна, покрытые осадками.

Но особенно интересные открытия сделаны были на дне Охотского моря. На юге его глубины превышают три километра, на севере, в том числе у Магадана и Олы, измеряются несколькими десятками метров. Центральная же часть Охотского моря распадается на различные участки, сильно отличающиеся друг от друга. Тут и глубоководные впадины, шельф возле берегов Сахалина, и подводные возвышенности, желоба, и одинокий остров Ионы, надводная вершина мощной подводной горы.

Самое же поразительное открытие на дне Охотского моря сделали, однако, не ученые, изучающие подводные структуры и рельеф, а геофизики после того, как «прозондировали» кору. О том, что мелководные участки моря являются затопленными районами суши, ученые знали давно. Уровень Мирового океана после окончания последнего оледенения поднялся, и прибрежные низменные участки оказались под водой. Различные ученые по-разному оценивают степень этого поднятия: одни называют цифру в 110 метров, другие — в 130–150, третьи — в 180 (и разговор об этом еще будет впереди). Но никому, однако, не приходило бы в голову искать затопленную сушу на глубине в километр или даже полтора километра.

Но вот геофизики разработали метод, позволяющий определять, какого рода кора на дне морском — материковая или океаническая, лишенная гранитного слоя и потому гораздо более тонкая (на материках она до 70 километров, в глубинах океана — 5–6, а то и 3 километра). Каково же было удивление ученых, когда в Охотском море они обнаружили материковую кору на глубинах в 1300–1500 метров! Очевидно, что ни о каком затоплении после поднятия уровня Мирового океана тут и речи быть не может. Зато несомненно опускание огромного массива суши в результате движений земной коры.

Однако на берегах Охотского моря найдены и следы отступления моря от берегов. Формирование же этих берегов, по словам специалистов, происходило в недавние времена и не завершилось по сей день.

Исследование рельефа дна и строения коры морей, омывающих «край Ойкумены», стало возможным лишь после появления современных средств техники. Изучение же их поверхности, течений, ледовитости, приливов, штормов, ветров началось гораздо раньше. Ведь плавать по студеному морю Охотскому русские люди начали уже в XVII столетии, а в следующем веке и в Охотском, и в Чукотском, и в Беринговом морях появились русские суда, оснащенные исследовательской аппаратурой. Однако окончательное суждение обо всех многочисленных, сложных и взаимосвязанных «параметрах», обеспечивающих безопасное плавание и позволяющих дать прогноз туманам, штормам и нашествию льдов, мы получили лишь совсем недавно. Причем открытие это не завершено, о чем может судить любой житель прибрежных районов Магаданской области.

Продолжается и открытие вод суши, изучение гидрологии «края Ойкумены». Проникновение русских сюда началось по рекам, но освоение этих рек с позиций науки началось поздней. Только в двадцатые — тридцатые годы удалось провести четкие водоразделы между бассейнами Колымы и Индигирки, Анадыря и Колымы, распутать сложную паутину рек Чукотки. И лишь совсем недавно удалось в полном объеме оценить площадь бассейна рек, установить источники питания, режим стока, точно определить длину рек.

Рекордсменом по длине, как и следовало ожидать, оказалась Колыма. От слияния Аян-Юряха и Кулу до Восточно-Сибирского моря пролегло 2129 километров! Самый большой приток Колымы Омолон не уступает многим европейским рекам: его длина 1114 километров (длина Рейна — 1320 километров, Сены — 780 километров, Темзы — 334 километра). А вторая после Колымы по длине и площади бассейна река Магаданской области Анадырь имеет длину 1150 километров. Гораздо короче реки, впадающие в Охотское море, — их длина не превышает 200–350 километров (многочисленные же реки Камчатки и того короче, их длина редко превышает 100–150 километров).

Знание гидрологических режимов, пусть и не академическое, необходимо было уже первым жителям края. Когда станет река и плавать по ней будет невозможно? Когда начнут вскрываться льды и можно будет двинуться дальше на стругах? Когда, какие паводки на той или иной реке? Если двигаться не вплавь по реке, а по зимнику, есть ли на ней полыньи (а ведь они, к изумлению и первопроходцев, и современных ученых, есть на реках в течение всей зимы, несмотря на то что морозы достигают пятидесяти градусов!)?

Когда началась добыча золота на Колыме, речная вода стала выступать в новом качестве. «Добыча золота на Севере Дальнего Востока ведется открытым способом — путем механического улавливания. Поэтому производство горных работ во многом зависит от погодных условий и наличия воды для промывки песков. Россыпи приурочены к долинам рек, и разработка их связана с отводом русла и постройкой целого комплекса гидротехнических сооружений, которые предназначены, во-первых, для отвода паводковых вод (руслоотводные, нагорные, разрезные и капитальные канавы, плотины и дамбы), во-вторых, для подачи к промывочным устройствам (водозаводные канавы, насосные установки, зумпфы, отстойники)». Вполне понятно, что необходимо знать и сроки паводков, и их мощность, и режим любой реки, на которой стоит прииск, а не только судоходных Колымы или Анадыря.

Наконец, еще в одном качестве стала выступать речная вода после того, как началось строительство Колымской ГЭС. Рукотворное Колымское море ставит перед гидрологами новые задачи, и не снившиеся казакам, плывшим на своих судах по Колыме. А так как энергетические ресурсы края велики, то, вне всякого сомнения, предстоит новое гидрологическое открытие рек — открытие, вслед за которым идет их освоение.

Наледи — точно такое же зимнее чудо «края Ойкумены», как и незамерзающие в пятидесятиградусные морозы полыньи. Возникают они и на перемерзающих и на неперемерзающих реках. При этом они способны изменить рельеф долины, в которой течет река, изменить ее русло. Наледи разрушают дороги и инженерные сооружения. Причем размеры некоторых наледей весьма велики: на реке Яблон зафиксирована наледь длиной в 35 километров и шириной более километра, на реке Танюрер — длиной в 20 километров и шириной около трех!

В настоящее время составлена специальная карта наледей Северо-Востока и идет интенсивное изучение этого явления, которое жители Колымы по праву причисляют к стихийным бедствиям. Еще более интенсивно и детально изучается другое удивительное явление, связанное со льдом — вечная мерзлота.

Вечную мерзлоту в Сибири обнаружил около 250 лет назад ее «научный первооткрыватель» Даниил Готлиб Мессершмидт, посланный Петром Первым для изучения «всех трех царств естества» Сибири. За исключением небольших участков побережья Берингова и Охотского морей вся территория Магаданской области находится в районе вечной мерзлоты. Чем дальше от Тихоокеанского побережья, тем мощнее толща вечной мерзлоты. На равнинах она достигает 230–270 метров, а под вершинами гор — 600 метров. Несмотря на то что вечной мерзлотой ученые заинтересовались еще со времени Мессершмидта, она по сей день преподносит самые неожиданные сюрпризы и открытия.

Одним из таких поразительных открытий был так называемый термокарст озер — активное вытаивание мощных льдов, скрытых под землею. Открытие это было сделано учеными Магадана и заставило по-новому посмотреть на прошлое, настоящее и будущее тундры.

Как может таять вечная мерзлота в условиях Крайнего Севера? Летом тает снег, и на поверхности собирается вода. Если грунт достаточно насыщен льдом, то вода начинает протаивать этот лед. «Вечномерзлая земля на редкость динамична. Зимой она раскалывается от морозов на бесчисленные куски, напоминая бескрайнюю шахматную доску или полосу аэродрома, покрытую бетонными блоками с температурными швами между ними. Но в отличие от аэродрома летом швы в тундре не сходятся. В них уже успел накопиться подземный лед. Поскольку он прочнее мерзлых суглинков, супесей и тем более глин, то на поверхность тундры по мере температурного расширения блоков выдавливается не лед, а окружающая земля. В мерзлом теле равнины из года в год разрастаются все более мощные лабиринты ледяных клиньев — полигональные ледяные жилы. Над ними на угрюмом лице северной земли мы видим валики из вывороченного грунта, — пишет магаданский ученый Савелий Томирдиаро, один из открывателей озерного термокарста. — Когда жилы разрастаются в ширину до 4–5 м, валики настолько поднимаются над землей, что создают систему замкнутых ванн. Влаги много, и все они заполняются водой. Дальнейшее — дело времени. Вода прибывает, а ванна больше аккумулирует солнечного тепла, больше прогревается вечная мерзлота. Наконец таяние захватывает разросшиеся подземные ледяные жилы, и тогда проваливаются перемычки, ванны соединяются».

С этого момента процесс становится необратимым: подземные льды гибнут, за счет их разрастаются термокарстовые озера. Соединившиеся «ванны» наглядно демонстрируют процесс превращения количества в качество. Чем больше озеро, образовавшееся из растаявших ледяных жил, тем быстрее оно растет. Волны озера поглощают все новые и новые жилы, порой берега такого озера отступают на двадцать метров по всему периметру за один сезон.

Почему же такие озера не «съели» всю тундру, если процесс разрастания термокарста необратим и чем больше времени прошло с момента рождения озера, тем быстрее оно увеличивается? Потому, отвечают исследователи термокарста, что, стоит такому озеру встретить на своем пути овраг или долину, оно за несколько дней вытекает туда — ведь термокарстовые озера хотя и широки, но мелководны. Вместо озера остается просторная котловина, которую называют якутским словом — алас. В котловине этой начинают расти великолепные травы… а затем начинается наступление вечной мерзлоты.

Тундровый мох заползает в котловину, заполняет полегшую траву. Точно плотный ковер он постепенно охватывает почву. Травы гибнут, луг превращается в моховое болото, и вновь хозяйкой почвы становится вечная мерзлота… Этот природный цикл, длящийся тысячелетия, ученые Магадана предлагают сделать управляемым. Цитировавшимся нами С. В. Томирдиаро получено авторское свидетельство на способ создания долговременных луговых угодий. По самым скромным подсчетам, только в Нижнеанадырской тундре миллион гектаров осушаемых озерных котловин.

Вечная мерзлота из врага может превратиться в союзника. Это показывает не только изучение термокарста, но и опыт строительства жилых домов на Крайнем Севере. Самое главное — знать «законы льда», и тогда он станет служить человеку.

«Открытие льда» не ограничивается изучением наледей и вечной мерзлоты. Льды сковывают реки и моря, омывающие Магаданскую область. Ледники покрывают вершины гор и хребтов. Свыше тысячи ледников покрывают территорию Магаданской и Камчатской областей. Ледники Камчатки занимают четвертое место в стране и по размаху превосходят ледники заснеженного Алтая. Площадь ледников вершин цепей Черского около 150 квадратных километров. Глубинные районы Колымы находятся совсем недалеко от «полюса холода» — якутского поселка Оймякон. И все-таки не одними льдами определяется климат «края Ойкумены». Только в последние годы удалось ученым-климатологам разобраться в сложной «кухне погоды» северо-восточной оконечности величайшего Евразийского материка, с одной стороны, и соседа Великого океана — с другой. Если же учесть, что помимо «стыка» континента и океана есть еще один океан — арктический, станет ясно, что прогноз погоды в этих краях — дело далеко не простое и не надежное.

Климат Северо-Востока Азии определяется тройным влиянием: над Северным Ледовитым океаном постоянно холодный и сухой арктический воздух; над Тихим океаном — воздух океанический; наконец, с материка приходит материковый воздух, зимой еще более холодный и сухой, чем воздух арктический (ведь он-то дует со стороны полюса холода!).

Внутренние районы гигантской горной дуги, какой являются нагорья Северо-Востока, получают очень мало осадков. Они же сильней всего выстуживаются зимой. Так что полюс холода является и полюсом континентальности. Не слишком сильно от климатических условий Оймякона отличается климат глубинных районов Колымы. Средняя температура января здесь держится в пределах 50 градусов мороза, малейшая оплошность может привести к обморожениям. Особенно если градусник показывает за —50° (при таких морозах даже аборигены здешних мест не рискуют пускаться в дорогу, хотя «морозоустойчивость» воспитывалась у них из поколения в поколение).

Чем дальше на восток и ближе к океану, тем больше осадков выпадает и тем слабее становится мороз. Но вместе с тем усиливаются и ветры. Если зима в глубине Колымы почти не знает ветров и пурги, то прибрежные районы «продуваются» со всех сторон. По числу дней с метелями (в некоторых пунктах — более 90) Охотское побережье стоит на одном из первых мест в Союзе. Каждый год наблюдаются здесь ураганы со скоростью ветра более 40 метров в секунду, а один раз в двадцать лет — превышающей 50 метров в секунду!

Климат Чукотки соединяет, хотя и в несколько смягченном варианте, неприятности климата глубинки Колымы и Охотского побережья. Сильные ветры и метели, гололеды и жестокие морозы, внезапные оттепели и обильные снегопады, холодная и сырая весна, немногим более теплое и, к счастью, малооблачное лето — таков климат Чукотки.

В настоящее время ученые, изучив все «прелести» климата Северо-Востока, предлагают различные меры по его улучшению. Это и воздействие на ледовый покров Арктики, и местная «мелиорация климата» путем воздействия на снежный покров, которая уже начинает применяться в сельском хозяйстве, на открытых горных работах, где «всемерное использование солнечной радиации весной и в начале лета позволяет добиваться значительного удешевления переработки горной массы благодаря интенсификации солнечного оттаивания мерзлых грунтов».

Естественно, что при таком суровом климате сурова и природа Северо-Востока. Иной она и не может быть при жестоких морозах и неистовых ветрах, вечной мерзлоте и замерзающих морях, окружающих три четверти границ «края Ойкумены». Всего лишь 1000 видов растений насчитывается на просторах Магаданской области.

Правда, почти ежегодно список этот увеличивается, ибо до самого последнего времени Магаданская область, в особенности Чукотка, была изучена плохо. На Камчатке ботанические исследования начаты были еще Крашенинниковым, там работал крупнейший советский ботаник академик В. Л. Комаров, и своеобразная природа полуострова (где насчитывается около 900 видов, из них лишь 600 общих с растениями Магаданской области) неплохо изучена. Исследователи же северо-восточного выступа Евразии были в основном либо геологами, либо этнографами. Ботаническое открытие Северо-Востока началось, по существу, лишь в 50–60-е годы нашего века и продолжается по сей день. Его авторами стали ботаники землеустроительных экспедиций, Якутского филиала Сибирского отделения Академии наук СССР и Лаборатории Крайнего Севера Ботанического института АН СССР в Ленинграде, возглавляемые профессором Б. А. Юрцевым (о том, как наука о растениях делается в значительной мере «ногами, обутыми в тяжелые болотные сапоги», увлекательно рассказывает книга молодого ленинградского ученого Юрия Кожевникова «За растениями по Чукотке», изданная в Магадане в 1978 году).

Тундра — лесотундра — тайга — таковы три ботанико-географические зоны Северо-Востока Азии. Но только в центре «края Ойкумены» прослеживается привычное школьное деление: сначала тайга, севернее — лесотундра, а еще севернее — тундра. Влияние морей, гор, геологическое прошлое смещают эту классическую схему. Поэтому с таким трудом удается выделять различные районы, и ботаническая карта региона разнообразна, запутана и пестра. Характернейший тому пример — лишь недавно открытая ботаниками Чукотка.

Во-первых, Чукотка является частью огромного Берингийского сектора, отличного от флоры, лежащей к югу Камчатки, и от растительности Восточно-Сибирской флористической области. Свыше двухсот видов растений встречается повсеместно по всей Чукотке, и они образуют ядро ее флоры. Но на территории самой Чукотки — и это во-вторых — можно выделить две, отличающиеся друг от друга зоны: Континентально-Чукотскую и Берингийско-Чукотскую, между которыми находится переходная зона, расположенная в области хребта Искатень, нижнего и среднего течения Амгуэмы, Иультинокого горного массива и Ванкаремской низменности. Флора Континентальной и Берингоморской Чукотки, в свою очередь, делится на округа: Западночукотский, Центральночукотский, Нижнеанадырский, Крайневосточный и т. д. Можно представить, сколько сил положили ученые, чтобы осуществить такое деление — ведь проводилось оно не на глазок, в каждом районе Чукотки надо было собрать образцы не отдельных растений, как это делается для обычного гербария, а целых комплексов. Ибо только в комплексе можно судить, чем отличается флора одного участка от другого.

Высокогорные каменистые пустыни, занимающие 1/5 территории Магаданской области, где в царстве камня могут выжить лишайники да мхи, а по склонам ютятся тундровые лужайки… Высокогорные и арктические тундры, чьей отличительной особенностью являются распластанные и прижатые к земле кустарнички, высотой своею лишь немногим отличающиеся от яруса лишайников и мхов… Кочкарные тундры, покрывающие почти треть территории Чукотки, с их обязательной пушицей и осокой… Крупнокустарниковые тундры с кедровым стлаником, березкой Миддендорфа, рододендронами, ольховником, бузинолистной рябиной… Леса и редколесья, где основной лесообразующей породой является даурская лиственница… Прирусловые заросли кустарников с русской, сухолюбивой, колымской, копьевидной, и другими ивами, образующими вдоль течения реки полог высотой до трех метров… Болота и разнообразные луга — крупнотравные, разнотравно-вейниковые, осоково-злаковые, заболоченные… Таковы основные типы растительности «края Ойкумены», познание которой важно не только для науки, но и для практики — ведь недаром же первооткрывателями флоры стали сотрудники землеустроительных экспедиций!

Одним из самых удивительных открытий, сделанных ботаниками на Северо-Востоке, были так называемые чозениево-тополевые леса. Особенно поражают они на Чукотке. Представьте себе, что среди унылой тундры вы встречаете рощу, удивительно похожую на ту, что изобразил Куинджи на картине «Березовая роща»!

Чозения — дальневосточная древесная порода из семейства ивовых (прежде она именовалась ивой кореянкой). Это стройное, напоминающее русскую березку дерево с узкими листьями и шелушащейся корой. У старых чозений кора отваливается крупными кусками и ствол становится мохнатым. Средняя высота деревьев — порядка 10–12 метров, диаметр ствола невелик — 15–20 сантиметров.

Откуда взялась ива кореянка на Чукотке? Очевидно, что это остаток прежней растительности, когда-то бывшей на полуострове. Подобного рода остаточных, реликтовых растений немало не только на Чукотке, но и повсеместно на Северо-Востоке. Эти «живые ископаемые» интересуют не только ботанику, изучающую живущие растения, но и палеоботанику, изучающую растения исчезнувшие. А открытие, сделанное палеоботаниками в последние годы, было весьма неожиданным. Чозения и тополь душистый, папоротники, зеленые мхи, плауны, грушанки, встречающиеся в тайге, — все это последние из могикан так называемой тургайской флоры, распространенной от Урала до Чукотки и Аляски.

В ту пору — до начала четвертичного периода с его великими оледенениями — не было привычного «зеленого моря тайги», покрывающего необъятные просторы Сибири. И на Урале, и в Сибири, и на Камчатке, и на Колыме, и на Чукотке росли каштаны и буки, над которыми возвышались гигантские величественные секвойи. Потом, лишь с началом похолодания, они исчезли, и на смену им пришли хвойные леса, родилась тайга.

Вполне понятно, что климат в ту эпоху был иным. Древними климатами занимается особая дисциплина — палеоклиматология, неразрывно связанная с палеоботаникой. Причем ее открытия также были весьма неожиданными. Теплый климат третичного периода сменился эпохой оледенений — об этом ученые знали давно. В ту пору гигантские ледники, подобные нынешним ледникам Антарктиды или Гренландии, покрыли Скандинавию и вторглись на территорию Западной Европы, России, доходя до ее южных районов и даже до Центральной Украины… Аксиомою считалось, что уж Сибирь, а тем более ее северо-восточная окраина, была целиком и полностью подо льдами.

Но каким же образом удалось выжить чозении на Чукотке? Как сохранились другие реликтовые растения «края Ойкумены»? Значит, в ныне холодном краю в эпоху великих оледенений покров ледников не был сплошным, в то время как «теплые» Западная Европа и Россия с Украиной покрыты были сплошным панцирем льдов?

Палеогляциологи, изучающие древние оледенения, не пришли к единому выводу о мощности ледников в Европе. Однако никто ныне не сомневается в том, что в краю вечной мерзлоты в эпоху великих оледенений, включая самое последнее, не было сплошного панциря льда. Об этом убедительно свидетельствуют «живые ископаемые» Чукотки и Колымы.

Впрочем, данные в пользу этого утверждения дает еще одна наука о прошлом — палеонтология, изучающая вымерших животных. В эпоху великих оледенений на северо-востоке Азии паслись огромные шерстистые носороги, волосатые слоны — мамонты, яки, овцебыки, не говоря уже о более мелких животных. Все они должны были кормиться, а ледник, конечно, такого прокорма им дать не мог.

Кстати сказать, над этим вопросом ломали головы уже первые открыватели края: казаки, находя кости лошадей и бизонов, принимали их за остатки домашних животных. И было казакам «неведомо, чем сей скот инородцы кормили». Теперь же, в свете данных палеоботаники, палеоклиматологии, палеонтологии, мы имеем возможность проводить реконструкцию жизни, протекавшей на «краю Ойкумены» многие десятки и сотни тысяч лет назад.

Северо-Восток Азии преподнес еще один сюрприз ученым.

Деление животных на вымерших и ныне здравствующих весьма четко. Палеонтолог изучает кости и черепа, зоолог — труп животного, если его не удается наблюдать живым. Но открытия в вечной мерзлоте заставили пересмотреть эту, казалось бы, неопровержимую схему.

История открытия знаменитого березовского мамонта хорошо известна, и нет необходимости ее повторять. Напомним лишь, что изучить и доставить это подлинное «чудо», пролежавшее в вечной мерзлоте чуть ли не сорок тысяч лет неповрежденным, было поручено не «специалисту по костям», палеонтологу, а старшему зоологу Зоологического музея Академии наук О. Ф. Герцу, и он со своей задачей справился блестяще, о чем наглядно свидетельствует чучело березовского мамонта, выставленное в ленинградском Зоологическом музее.

«Охота за мамонтами» продолжается и по сей день. Последняя сенсационная находка сохранившегося трупа мамонтенка была сделана на Колыме в 1977 году. Бульдозерист Анатолий Логачев спас для науки уникальный экспонат, ныне также выставленный в Зоологическом музее. Вне всякого сомнения, будут сделаны новые находки, и наши знания о мамонтах пополнятся. Ученые не теряют надежды отыскать когда-нибудь в вечной мерзлоте сохранившиеся туши других животных, современных мамонтам и ныне вымерших: шерстистого носорога, первобытного бизона.

Открытия предстоит сделать не только в вечной мерзлоте. В состав экспедиции Беринга, кончившейся гибелью ее руководителя, входил Георг Вильгельм Стеллер, зоолог и врач. Во время зимовки на острове Беринга Стеллер написал работу под названием «О морских животных». В ней приводились данные о различных животных, обитающих «на краю света», на земле и в омывающих эту землю морях. Многие из этих животных, например голубые песцы, были научному миру в ту пору неведомы. И со времен Стеллера образ жизни, анатомия и морфология этих животных достаточно хорошо изучены. Однако одно животное, которое открыл Стеллер, изучению не поддается — по той простой причине, что оно было истреблено в течение нескольких десятков лет, прошедших после открытия Командорских островов. Это — морская корова (называемая в честь ее первооткрывателя морской коровой Стеллера), родственница дюгоней и ламантинов, живущих в южном полушарии планеты, существо длиной до девяти метров и весом до трех с половиной тонн, питающееся водорослями.

И хотя энтузиасты не теряют надежды открыть корову Стеллера заново, считая, что отдельные особи все-таки могли избежать тотальной бойни, какую учинили этим безобидным животным промышленники на Командорских островах, по мнению зоологов, этот энтузиазм не имеет никакой научной основы.

Печальная участь морской коровы едва-едва не постигла других уникальных морских животных «края Ойкумены» — калана (морской выдры) и котика. Хищническое истребление их шло вплоть до XX столетия, и они оказались на грани исчезновения. Потребовалось вмешательство правительств нескольких стран, чтобы прекратить бойню. А сейчас зоология тщательно изучает образ жизни этих животных, чтобы разумными мерами можно было восстановить численность котиков и каланов и вести их промысел без ущерба для жизни вида.

Открытия в области зоологии предстоят и среди сухопутных животных. Мы и сейчас знаем о животных, населяющих Северо-Восток, не так-то уж много. «Детальное изучение распределения по территории, численности, динамики популяций, экологии и биоценотических связей животных Севера Дальнего Востока — основная задача будущих исследований» — так заявляют специалисты.

После открытия остатков животных, населявших «край Ойкумены» в ледниковую эпоху, стал вопрос и о поисках следов людей каменного века, современников мамонта и шерстистых носорогов. Если человек палеолита охотился на мамонтов и других животных в Западной Европе, о чем так ярко рассказывают знаменитые «картинные галереи», найденные в Пиренейских пещерах, быть может, он, вслед за дикими животными, населявшими Сибирь, пришел и на Северо-Восток Азии?

Поиск древнейших жителей Магаданской области — одна из увлекательнейших страниц «книги открытий», далеко еще не завершенной. И он тем интереснее, что с каменным веком на «краю Ойкумены» исследователи столкнулись, так сказать, лицом к лицу. Ибо коренное население северо-восточной оконечности Евразии до знакомства с русскими не знало металла и пользовалось орудиями из камня и кости!

Исай Игнатьев еще в середине XVII века с удивлением отметил, что у чукчей Чаунской губы «пешни да топоры» сделаны из моржового зуба. Атласов в конце того же века говорит, что у коряков «луки и стрелы костяные и каменные». В течение четырех лет наблюдал «живой» каменный век Крашенинников на Камчатке. Но это — наблюдения этнографов, и об их открытиях речь будет впереди. Археологов же интересуют древности, памятники, оставленные исчезнувшими народами, следы исчезнувших цивилизаций и культур.

Впрочем, на Камчатке «живой» каменный век после того, как ее коренные жители столкнулись с русскими первопроходцами и поселенцами, исчез довольно-таки быстро. «Спустя сто лет после работ С. П. Крашенинникова потребовались уже специальные разведки и раскопки для обнаружения на Камчатке следов каменного века, — пишет профессор Н. Н. Диков. — О многочисленных руинах ительменских жилищ как об археологических памятниках впервые упоминает В. Головин, заметивший их на заданном берегу Камчатки между Большерецком и Кихчигой. К. Дитмар обнаруживает огромное количество подобных руин, так называемых юртовищ, в виде глубоких, заросших травой ям на восточном берегу Южной Камчатки… В течение последующих 50–60 лет, до начала XX в., от различных лиц поступают все новые и новые сведения о старых ительменских юртовищах и отдельных находках древних вещей во многих местах Камчатского полуострова и на соседних ему островах».

Подобного же рода отрывочные сведения поступают и с Чукотского полуострова. Еще в конце XVII века Г. А. Сарычев находит развалины каменных землянок вблизи устья Колымы и раскапывает одну из них. В XIX веке с Чукотки поступают древние вещи, сделанные из кости, камня или нефрита. Но только после 1953 года, когда была образована Магаданская область, на территории ее начались по-настоящему спланированные и научные раскопки (Камчатке в этом отношении больше повезло: в 1910–1911 годах здесь вели раскопки три исследователя-археолога, в 1918 году проводил археологические изыскания В. К. Арсеньев, в 20–30-е годы активно работало Краеведческое общество изучения Камчатки и т. д.).

С 1953 года по сей день ведется систематическое обследование необъятных просторов Колымы и Чукотки, посылаются ежегодные археологические экспедиции, археологи-любители и местные жители оказывают посильную помощь ученым. В 1960 году в Магадане был организован Северо-Восточный комплексный научно-исследовательский институт, и в его состав вошла археологическая лаборатория.

Даже краткое описание археологических памятников, известных ныне на Северо-Востоке Азии, заняло два объемистых тома (они вышли в издательстве «Наука» в 1977 и 1979 году и принадлежат Н. Н. Дикову, внесшему решающий вклад в археологическое открытие края). Назовем лишь несколько памятников, уже известных ученым.

Памятники палеолита на Камчатке (не «ительменского», который наблюдал Крашенинников, а имеющего возраст более десятка тысяч лет!)… Древние стоянки в долине реки Амгуэма… Стоянки морских охотников на острове Беринга… Древние стоянки в бассейне реки Колымы… Наскальные изображения, петроглифы, на реже Пегтымель… Стоянки неолита, «новокаменного века», в районе Авачинской губы… Памятники в долине реки Ванкарем… Археологические памятники на острове Айон… Следы Оквикской культуры на побережье Берингова пролива… Неолитические и более поздние памятники в бассейне реки Анадырь… Древние стоянки в низовьях реки Пенжина… Стоянка древних эскимосов у Чертова оврага на острове Врангеля… Неолитическая стоянка неподалеку от устья реки Вавжарем… Древнеэскимосский могильник возле Уэлена… Раскопки в районе затопления Колымской ГЭС, принесшие сенсационные находки палеолита… Памятники пережиточного неолита на морском побережье Чукотки…

Мы могли бы продолжать этот список, хотя и приведенные памятники достаточно красноречиво говорят о размахе археологических работ.

А ведь не менее интересные раскопки ведутся и к западу от «края Ойкумены», в Якутии, где обнаружены следы пребывания человека давностью порядка тридцати тысяч лет, и южнее, на побережье Охотского моря, где Р. С. Васильевскому удалось проследить развитие культурных традиций от неолита до современности, и восточнее, в Америке — на Аляске и на Алеутских островах, причем на последних с успехом работала совместная советско-американская археологическая экспедиция во главе с академиком А. П. Окладниковым и профессором В. Лафлиным.

Все эти раскопки преследуют одну общую цель: проследить заселение огромных просторов Сибири и Дальнего Востока, проследить, на протяжении веков и тысячелетий, показать развитие и преемственность культур и традиций. И в свете последних открытий археологов Северо-Восток страны предстает не забытым богом и людьми краем, а одним из звеньев великой цепи народов и культур, связывающей воедино все человечество за много тысяч лет до появления современных средств связи и до эпохи Великих географических открытий.

Мы уже говорили о том, что на Северо-Востоке первые исследователи могли наблюдать «живой» каменный век. И век этот быстро исчез после того, как коренные жители вошли в контакт с русскими казаками и землепроходцами. Вот почему так ценны записи и сообщения всех тех, кто имел счастливую возможность видеть этот каменный век «живым». Проследив же за записями, сделанными различными авторами на протяжении XVII–XX веков, мы можем наглядно представить, как менялся образ жизни аборигенов «края Ойкумены» под влиянием контактов с более развитой культурой.

Правда, из сообщений первых землепроходцев мы можем добывать очень скудные сведения: этнографами они не были, их интересовали моржовый зуб, пушнина, речные и сухопутные дороги. И все-таки некоторые из них оставили нам весьма ценные и точные описания быта, одежды, занятий народов, населяющих Северо-Восток. Вот, например, как описывает в одной из своих «скасок» Владимир Атласов камчадалов, с которыми он впервые встретился в 1697 году: «одежду носят соболью, и лисью, и оленью, а пушат то платье собаками. А юрты у них зимние землянки, а летние на столбах вышиною от земли сажени по три, намощено досками и покрыто еловым корьем, а ходят в те юрты по лестницам. И юрты поблизку, а в одном месте юрт ста по два и по три и по четыре. А питаются рыбою и зверем; а едят рыбу сырую, мерзлую. А в зиму рыбу запасают сырую: кладут в ямы и засыпают землею, и та рыба изноет. И тое рыбу, вынимая, кладут в колоды, наливают водою и, разжегши каменья, кладут в те колоды и нагревают и ту рыбу с той водой размешивают и пьют. А от тое рыбы исходит смрадный дух… А ружье у них — луки усовые китовые, стрелы каменные и костяные, а железа у них не родится».

В XVIII столетии были сделаны первые научные описания народов Северо-Востока. Лучшим в мировой литературе XVIII века описанием неизвестной страны признан монументальный труд С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки», вскоре после выхода переведенный на четыре европейских языка (но, увы, сам автор так и не дождался при жизни публикации этого труда на русском языке: Крашенинников умер в 1755 году, а его «Описание» увидело свет в 1756 году).

В конце восьмидесятых годов XVIII века была направлена Северо-Восточная Географическая экспедиция, одной из задач которой было: «Сколько возможно сведать о земле чукочей, силе и нравах сего народа». Экспедиция эта, известная также как экспедиция Биллингса — Сарычева, собрала помимо ботанических и зоологических коллекций коллекцию этнографическую — и не только «в земле чукочей», но и на Алеутских островах. Были сделаны и ценнейшие этнографические записи, касающиеся чукчей, записи слов чукотского, эскимосского, алеутского языков. (К сожалению, записям экспедиции не повезло: в полном объеме они были опубликованы только почти спустя два века — в Магаданском книжном издательстве в 1978 году!)

И все же, несмотря на отдельные записи и наблюдения, сделанные казаками, землепроходцами, капитанами, купцами и другими людьми, побывавшими на Северо-Востоке, вплоть до начала нашего века жизнь народностей, населяющих территорию нынешней Магаданской области, была почти сплошным «белым пятном» для науки. Ученые были лучше осведомлены о быте, нравах, верованиях далеких папуасов Новой Гвинеи или индейцев джунглей Амазонии, чем о жизни чукчей, коряков, юкагиров, эскимосов, эвенов.

Этнографическое открытие «края Ойкумены» было сделано В. И. Иохельсоном и В. Г. Богоразом только на рубеже XIX и XX столетия. И Иохельсон и Богораз были сосланы за политическую деятельность на Северо-Восток, где и стали собирать фольклор, изучать быт и язык, обычаи и верования народов, среди которых они жили. Так же как их собрат по несчастью Л. Я. Штернберг, сосланный на Сахалин, из студентов, отправленных на погибель, но благодаря мужеству, любознательности и силе духа не сломившихся, они превратились в ученых, сначала известных только узкому кругу отечественных специалистов, затем стали учеными с мировым именем.

Перу Иохельсона принадлежит трехтомная монография, посвященная юкагирам, большое число работ как на русском, так и на иностранных языках, посвященных чукчам, алеутам, корякам, ительменам. Богораз является автором многотомной монографии «Чукчи» и многочисленных научных работ, посвященных не только этнографическому описанию, но и проблемам истории и происхождения народов Северо-Востока.

В начале XX столетия Чукотка, какой ее застали Иохельсон и Богораз, по уровню развития культуры не далеко ушла от того «живого каменного века», какой наблюдал в XVIII столетии Крашенинников. На ее территории не было ни одного населенного пункта в современном понимании этого слова. Население вело кочевой или полукочевой образ жизни, уклад хозяйства был натуральным. Лодки делались из дерева и моржовых шкур, посуда — из дерева, шили костяными иглами, стрелы, ножи, гарпуны, топоры эскимосы и чукчи изготовляли из камня и кости.

Этот уклад и образ жизни стал решительным образом меняться после Октября. И не только у чукчей и эскимосов, но и у других народов Северо-Востока, кочевавших по тайге. Если «каменный век» исчез на Камчатке за какое-то столетие, то на Чукотке и Колыме для его исчезновения понадобилось лишь десятилетие. Труды Иохельсона и Богораза, ставшие классическими, превратились из академического описания жизни народов Севера в исторические документы, убедительнейшее свидетельство перемен, произошедших за годы Советской власти… Но это отнюдь не означало, что после Иохельсона и Богораза этнографам на «краю Ойкумены» больше делать нечего.

Во-первых, далеко не все население охотно и безоговорочно совершило скачок из каменного века в век двадцатый. Оставались старики, одевающиеся по старинке, хранящие древние традиции и верящие в духов, демонов и т. д. Во-вторых, даже те, кто хотел жить по-новому, должен был сделать целый ряд психологических, социальных и т. п. «ломок» — не так-то просто отказаться от старого уклада, прежнего образа жизни, от представлений, внушенных с детства. В-третьих, именно ученый-этнограф мог быть консультантом и советчиком, помогающим коренному населению совершать переход из каменного века в век двадцатый.

К чести советских этнографов надо сказать, что они в годы культурного строительства (на Чукотке, в частности, и на Северо-Востоке страны вообще) оказывали всемерную помощь как местным органам власти, проводящим социальные преобразования, так и населению, которое эти преобразования должны были охватить.

Прошлое безвозвратно, и теперь, быть может, только самые старые люди хранят прежние представления, помнят ту жизнь, что была когда-то на «краю Ойкумены» (отлично сознавая, что тогда они бы до нынешних своих лет не дожили: «раньше такие старики, как я, если не могли пасти оленей, становились лишними, и их душили»). И теперь, в наши дни, ученые стремятся всеми силами зафиксировать уходящее прошлое, как неоценимый материал для науки, как наглядное свидетельство перемен. И если это касается песен, сказаний, преданий как образцы народного творчества.

Впрочем, не только как фольклор интересуют ученых древние песни, сказания и предания чукчей, эскимосов, коряков и других народностей. «Значение мифов, сказок, исторических преданий и других форм фольклора при изучении этнографии народов Севера трудно переоценить. Уместно в этой связи напомнить, что в прошлом ни одна из народностей Севера не имела своей письменности. Исключая лопарей и отчасти ненцев, ни одна из них не была до XVII в. непосредственно связана с цивилизованными народами. Поэтому наука почти не располагает никакими письменными сведениями о народностях Севера ранее XVII в. Отсюда, естественно, то исключительное значение, которое придается всем видам устного творчества народностей Севера как историко-этнографическому источнику, нередко единственному, — пишет известный знаток народов Севера И. С. Вдовин. — Мы сейчас уже ощущаем большие пробелы в фольклористике Сибири. Фольклор народностей Севера изучается крайне недостаточно. Например, мы ничего почти не знаем о фольклоре ительменов, кереков, манси; мало что можем сказать о фольклоре коряков, нивхов и других народностей Севера. Необходимо заниматься собиранием фольклора народностей Севера, и заниматься организованно. Будущие поколения ученых не простят нам нашей медлительности и неорганизованности, а наука понесет непоправимую утрату ценнейших памятников культуры и быта народов, которые во многом еще остаются научной загадкой».

Этот горячий и вполне справедливый призыв прозвучал со страниц академического сборника «Фольклор и этнография», увидевшего свет в 1970 году. А в 1974-м выходит в свет академический сборник. «Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки», объемом в 646 страниц, где приводится свыше двухсот текстов — образцы фольклора азиатских эскимосов, чукчей, кереков, коряков и ительменов (вспомните слова Вдовина о фольклоре трех последних народностей!). В 1979 году публикуется, в том же издательстве «Наука», монография нашего крупнейшего фольклориста Е. М. Мелетинского «Палеоазиатский мифологический эпос», посвященная обзору и анализу одного из популярнейших персонажей фольклора народностей Чукотки, Камчатки и Аляски — Ворону.

Открытие фольклора продолжается, ведется запись новых текстов и открытие записей старых, считавшихся утерянными, сопоставление рассказов «о старине» с показаниями первых открывателей Сибири, сравнение мифов различных народностей, позволяющее выявлять древнейшие культурные контакты между народами, судить об их взаимовлиянии или кровном родстве.

Открытия продолжаются не только в фольклоре «края Ойкумены». Здесь обитает множество народностей, у каждой — свой язык, который, в свою очередь, делится на различные диалекты, наречия, говоры. Провести границы между ними не так-то уж легко. Например, до сих пор нет среди лингвистов единогласного мнения о том, являются ли самостоятельными языками керекский и олоюторский. Одни считают их диалектами языка коряков (ибо коряки, несмотря на свою малочисленность, изъясняются на многих диалектах). Другие, например П. Я. Скорик в монографии «Палеоазиатские языки» (пятый том серии «Языки народов СССР»), считают языки кереков и олюторцев не диалектами корякского, а самостоятельными языками.

Еще больше работы предстоит лингвистам, занимающимся проблемами родства языков «края Ойкумены». Ведь родство языков, если оно установлено, у различных народов говорит об их общем происхождении. Но пока что достоверно и убедительно удалось доказать родство языка эскимосов и алеутов (так называемые «эскалеутские языки») и языка чукчей и коряков (а также керекского и олюторского, если считать их самостоятельными языками). Родство языка ительменов с чукотским и корякским одни исследователи признают, другие считают многие черты сходства этих языков лишь результатом древних контактов. С другой стороны, существует так называемая ностратическая (от слова «ностер» — наш) теория, согласно которой большинство языков Евразии находится между собой в родстве, хотя и очень древнем. И одной из ветвей грандиозной «сверхсемьи» языков — наряду с индоевропейскими, тюркскими, уральскими, семито-хамитскими, монгольскими, тунгусо-маньчжурскими — являются и языки чукчей, коряков, ительменов, а возможно, и эскимосов и алеутов.

Словари могут порой заменять лопаты археологов, позволяя ученым воскрешать «дела давно минувших дней» не хуже, чем раскопки в земле. В языке ительменов орудия из камня называются одними словами, а металлические — другими (есть отдельное слово для ножа из камня и металлического, то же слово для топора и т. д.). Причем названия для металлических орудий заимствованы из русского языка. Очевидно, что прежде ительмены металлов не знали, а заимствовали их у русских.

Правда, об этом говорят и данные этнографии, истории, археологии. Словари, однако, могут дать сведения о тех событиях, какие не могут быть восстановлены на сей день этнографическими, археологическими данными. Когда первые исследователи столкнулись с чукчами, они отмечали, что этот народ делится на «чукоч оленных» и «чукоч сидячих», или «морских». Под последними подразумевались эскимосы. Однако и чукчи не только пасли оленей, но и занимались морским промыслом. Кто же у кого перенял искусство мореходства — эскимосы у чукчей или чукчи у эскимосов?

Древние черепа, найденные археологами при раскопках могильников, ответить на этот вопрос не могут — и чукчи и эскимосы принадлежат к одному расовому типу. Не скажут об этом и предметы быта, орудия и т. п. — они легко заимствуются одним народом у другого. Зато анализ словарей, проведенный лингвистами, убедительно ответил на этот вопрос. В языке эскимосов существует детальнейшая терминология, связанная с морским промыслом (только для моржа есть полтора десятка разных слов: «морж, спящий в воде», «морж на льдине», «морж-самец» и т. п.). У чукчей такого богатства в терминологии нет — зато язык содержит десятки наименований оленей по возрасту, масти, полу, повадкам и т. д. Ясно, что с глубочайшей древности эскимосы занимались морским промыслом, а чукчи — оленеводством!

О былом расселении народов могут поведать не только словари, но и географические названия. Науку, изучающую их, — топонимику называют иногда «историей на плоскости карты». Топонимические открытия на «краю Ойкумены» далеко не завершены, предстоит расшифровать немало названий и «приписать» их к тому или иному народу. Возьмем, к примеру, старейшее из сохранившихся поселений Магаданской области «мать Магадана» — Олу. Очевидно, что название поселка дано по одноименной реке. А какой народ назвал реку? Это важно знать историкам края, так как именно названия рек переживают века и тысячелетия и являются самыми надежными указателями на то, какой народ первым освоил тот или иной регион.

Однако у специалистов нет единого мнения по поводу происхождения названия Ола. Одни выводят его из языка коряков, другие — эвенов, третьи — к тому древнему периоду, когда языки чукчей и коряков еще не разошлись на две самостоятельные ветви. Так что здесь, в области топонимии «края Ойкумены», предстоит непочатый край работы, хотя и ученые и краеведы внесли большой вклад в собирание и расшифровку наименований, покрывающих карту Магаданской области.

Мы не раз говорили о там, что народы Северо-Востока не имели своей письменности. Однако они широко пользовались «языком рисунков», пиктографией. В конце прошлого столетия ссыльный С. М. Шаргородский обнаружил у юкагиров своеобразную письменность, которой пользовались девушки для передачи любовных посланий. Иохельсон опубликовал шесть таких посланий, или тосов. Ныне ни одна история письма не обходится без упоминания этого удивительного средства общения.

В историю попала и письменность, изобретенная чукотским пастухом Тыневилем. Сначала ученым было известно лишь несколько деревянных дощечек, покрытых знаками рисуночного письма, — их опубликовал в 1934 году знаменитый исследователь Северо-Востока В. Г. Богораз. И лишь много поздней, уже после войны, выяснилось, что Тыневиль сумел обзавестись бумагою и оставил множество записей, постоянно усложняя и совершенствуя свое письмо. («Подвиг Тыневиля» — так назвал автор этих строк раздел в своей «Книге о букве», вышедшей в 1975 году в издательстве «Советская Россия» и посвященной грамматологии, науке о письме).

Помимо уникальных письменностей и «языка рисунков», пиктографии, жители Северо-Востока пользовались и наскальными изображениями, нанося их на камни, — петроглифами. Первая сенсационная находка петроглифов в «краю Ойкумены» была сделана недавно в долине реки Пегтымель, и речь о ней еще впереди. Но нет сомнения в том, что в будущем будут открыты и новые собрания петроглифов — а вместе с ними прочитана еще одна страница древнейшей истории края.

Не только в прошлое устремлен взгляд открывателей. Вы не раз уже, видимо, убеждались в том, как неразрывно переплетаются прошлое, настоящее и будущее в исследованиях ученых. Наука стремится к «спланированному будущему» края. Огромное внимание уделяется экологии — ведь природа Севера, экстремальные условия, в которых находится все живое, от лишайников и мхов до человека, ставит задачи, решение которых не допускает скороспелых и непродуманных шагов.

Какие социальные — а быть может, и биологические — механизмы позволили коренным жителям этих мест, не знающим металлов и гончарного круга, освоить край, выжить в экстремальных условиях? Что из этого опыта может быть взято на вооружение человеком XX века?

Вопросы эти имеют непосредственное отношение к прошлому — так же как к настоящему и будущему…