Мамонт — «чудо номер один» древней фауны Сибири. «Чудом номер два» можно смело назвать другое огромное животное, ныне — обитающее только в тропиках, — носорога. Представьте себе зверя, весящего около трех тонн, длиной свыше трех с половиною метров, высотой в холке более полутора метров, покрытого густой шерстью, вооруженного двумя рогами, передний из которых достигал 130 сантиметров!

Родиной волосатого носорога вероятнее всего была Центральная Азия и Северный Китай. Отсюда носороги стали распространяться на север и запад, в Сибирь и Европу и, подобно слонам, предкам мамонтов, постепенно приспособились к жизни в холодном климате.

В 1771 году возле города Вилюйска охотники-якуты нашли в вечной мерзлоте хорошо сохранившуюся тушу мохнатого рогатого зверя. Голова и две ноги носорога доставлены были в Иркутск и переданы академику П. С. Палласу. Желая лучше сохранить останки, Паллас распорядился высушить их в духовой печи. Но шерсть от этого сгорела, а конечности обуглились.

Минуло более века, и в 150 километрах севернее Верхоянска на берегу реки Халбуй сибирский купец Н. С. Горохов обнаружил в 1877 году великолепно сохранившийся труп носорога, покрытого густой и длинной шерстью рыже-бурого цвета. От носорога отделили голову и передали ее в Иркутск, откуда она попала в Зоологический музей Академии наук (Ленинград). Туловище носорога пропало.

Совершенно неожиданно волосатые носороги были открыты в Галиции, лежащей в нескольких тысячах километрах к западу и югу от прежних мест находок. В 1907 году из шахты, где добывалась окисленная нефть — озокерит, — извлекли переднюю часть туловища и голову носорога. В 1929 году в соседней шахте сначала найдены были кости скелета носорога, а затем и полный труп, лежащий на спине со вздернутой головой и поджатыми ногами. По всей вероятности, носороги Галиции попали в глубокие ямы, — заполненные водой и загустевшей нефтью, и «законсервировались», пропитавшись нефтью и солью.

Волосатые носороги были более редки, чем мамонты. Их скелеты и остатки замороженных тел встречаются в три — пять раз реже, чем скелеты и туши мамонтов. Специалисты подсчитали, что соотношение числа мамонтов к числу носорогов можно выразить пропорцией 3:1. Зато численность бизонов и диких лошадей в десять раз превышала численность волосатых носорогов и более чем в три раза — численность мамонтов.

Бизоны хорошо известны нам по фильмам и романам, посвященным Дикому Западу: многомиллионные стада этих массивных, весящих более двух тонн животных бродили еще в прошлом столетии по прериям Северной Америки. Известны бизоны и по замечательным красочным росписям, оставленным людьми древнекаменного века — палеолита — на стенах пещер Пиренеев, Южной Франции и Северной Испании. Раскопки обнаружили останки бизонов в Предкавказье и на Русской равнине, в Поволжье и Прибайкалье, в Южной Сибири и на севере Якутии. В 1971 году в вечной мерзлоте на обрывистом берегу реки Индигирки был найден труп молодой бизонихи с кожей, щерстью и кишечником, сохранившим растительную пищу.

Постоянными спутниками мамонтов, столь же многочисленными, как и бизоны, были дикие лошади. И подобно бизонам они паслись на огромной территории, от Британских островов, в пору великого оледенения бывшими частью Западной Европы, до Аляски и далее к югу, вплоть до Мексики. Лошадь — вид удивительно пластичный, и в зависимости от природных условий тот или иной регион населяли различные виды лошадей, приспособившиеся к местности и климату. В Западной Европе обитала большеголовая, небольшого роста лошадка со стоячей гривой и толстыми ногами. На Русской равнине паслась крупная, с широкими копытами лошадь Громова, названная так в честь известного советского исследователя животных ледникового периода. Вплоть до конца XVIII — начала XIX века в лесах Польши и Белоруссии сохранялись лесные тарпаны, а до середины прошлого века в степях Украины жили степные тарпаны, мышастые дикие кони со стоячей гривой и темным ремнем по хребту. На Северо-Востоке Азии и на Аляске в последнюю ледниковую эпоху жил особый вид лошади — покрытая шерстью лошадь Черского, названная так в память ученого, впервые описавшего череп и скелет вымершего животного.

Впрочем, вымершего ли? В 1965 году горняки на прииске в долине реки Селирикан, в верховьях Индигирки, наткнулись на задние ноги и хвост лошади, свисавшие с потолка штольни. Зоологи, прибывшие к месту находки, извлекли переднюю часть туловища и шеи животного, затем обнаружили и ноги. Тщательному анализу труп лошади Черского был подвергнут в Зоологическом музее Академии наук в Ленинграде. И этот анализ показал, что эта лошадь, жившая 37 000 лет назад, удивительно близка современной породе якутских низкорослых лошадок, способных переносить жесточайшие морозы, пастись без каких-либо укрытий в Арктике и добывать себе корм из-под снега. Возможно, лошадь Черского была одомашнена якутами, пришедшими в XIV столетии из Предбайкалья и верховий Лены на свою нынешнюю родину, и стала родоначальником современных якутских лошадей. Или, быть может, якутская лошадь — это гибрид дикой лошади Черского и обычных лошадей; вопрос о происхождении ее окончательно не решен. Зато нам хорошо известно другое копытное животное, пережившее и мамонтов, и волосатых носорогов, и диких мохнатых лошадей, — современник ледникового периода. Это — северный олень.

В эпоху последнего оледенения северные олени занимали огромную территорию, не уступавшую зонам распространения бизонов в диких лошадей. Но и сейчас они распространены на обширном пространстве севера Евразии и Америки: от Норвегии и Кольского полуострова до Охотского побережья, Аляски и Канады (в Новом Свете диких оленей называют индейским словом «карибу»). Следы оленей, как вы помните, привели Ивана Ляхова на Новосибирские острова. Исследователи Северо-Востока Сибири прошлого века запечатлели величественную картину миграций диких оленей, стада которых занимали пространство до ста верст. В начале нашего столетия численность карибу в Северной Америке превышала два миллиона голов. И в наши дни, в последней четверти XX века, в тундрах Советского Союза мигрируют около 700 тысяч диких северных оленей (только один из подвидов их — новоземельский занесен в «Красную книгу» охраны вымирающих и редких видов). На Аляске насчитывается 300 тысяч карибу, а в Канаде — около двухсот тысяч.

Гораздо меньше численность и много уже ареал обитания других современников мамонтов — овцебыков. В ледниковый период их стада бродили по территории всей Европы, Северной Азии и Аляски, южная граница их обитания доходила до Киева, Куйбышева, Среднего Урала. Сейчас же эти удивительные животные, одетые, в плотную шерстяную «шубу», сохранились лишь на северо-востоке Гренландии, на севере Канады и на островах Канадского Арктического архипелага. Сохранилось около десяти тысяч овцебыков, хотя ученые наших дней начинают успешно разводить овцебыков на месте их прежнего обитания — на островах Шпицбергенского архипелага, на острове Врангеля и полуострове Таймыр.

«Живым ископаемым», современником мамонтов и волосатых носорогов, является и «степная антилопа» — сайгак. Сайгаки живут в полынных степях и полупустынях Калмыкии, Казахстана, Монголии, но в эпоху последнего оледенения их стада кочевали на территории от берегов Атлантики до Аляски и от Новосибирских островов, в ту пору бывших частью «мамонтова материка», до Ирана и Китая.

Находки костей сайгаков вместе с костями мамонтов, овцебыков, северных оленей удивляли и продолжают удивлять зоологов. Каким образом могли жить совместно приспособленные к суровым условиям Арктики, покрытые густой шерстью коренастые овцебыки, — чьим последним убежищем стали безлюдные районы Крайнего Сервера, и легконогие антилопы-сайгаки, ныне обитающие в сухих и жарких степях и полупустынях?

В «Книге мамонтов» мы приводили расчеты профессора Верещагина, оценивающего численность мамонтов, обитавших на Северо-Востоке Сибири. Если сделать поправку на то, что удается обнаружить лишь 3–5 процентов бивней, оставшихся от этих гигантов, численность мамонтов в этих краях будет равна примерно 50 000 голов.

Добавьте к ним 10–15 тысяч волосатых носорогов, более 150 тысяч диких лошадей, свыше 100 тысяч северных оленей, 150 тысяч бизонов, 100 тысяч овцебыков, 50 000 сайгаков. Все эти крупные травоядные животные «мамонтовой фауны» одновременно паслись в эпоху последнего оледенения, а кроме них на Северо-Востоке Сибири обитало неисчислимое множество сурков, сусликов, леммингов, также питавшихся в основном растительной пищей (травоядными животными, в свою очередь, питались хищники «мамонтовой флоры» — росомаха и песец, волк и пещерный лев, чьи кости найдены далеко на севере, на Новосибирских островах).

Какие обширные и обильные пастбища должны были быть в ту пору, пору жесточайших морозов и огромных «ледяных лишаев», на земле, ныне являющейся унылой тундрой и арктической пустыней? Ведь климат должен был быть еще более суровым, чем сейчас, в послеледниковую эпоху! И что это был за ландшафт, позволявший жить бок о бок песцу и льву, овцебыку и сайгаку, мамонту и лошади, бизону и волосатому носорогу?

Только в последнее время после долгих споров, поисков, неожиданных находок ученым нашей страны и в первую очередь тем, кто работает на Севере, удалось найти «ключ» к загадке «мамонтовой фауны». И «ключ» этот — в комплексном подходе к ее решению, к учету самых разных факторов и фактов, даваемых геологией, гляциологией, зоологией, палеонтологией, ботаникой, экологией, мерзлотоведением, климатологией и другими науками, вплоть до истории географических открытий, казалось бы, столь далекой от проблем вымирания мамонтов и их современников.

В настоящее время географы, зоологи, ботаники и климатологи разметили территорию Северо-Восточной Сибири на четкие зоны. В каждой из них свой климат, своя растительность, свой животный мир. На крайнем севере побережья, на острове Врангеля и на Новосибирских островах тянется зона полярных пустынь и арктической тундры. Здесь не растут деревья, почти совсем отсутствуют мхи, лишайники и трава. Животный мир представлен современниками мамонтов — песцами и леммингами, а также обитателями Арктики — белыми медведями и моржами.

Южнее тянется широкая полоса тундры. «Низкие температуры, короткое лето и небольшое количество осадков, суровая зима с частыми метелями, неглубокий, но сильно уплотненный снеговой покров, близкое залегание вечной мерзлоты и сравнительно большая заболоченность равнин — вот далеко не полный перечень условий, в которых формируется растительность тундры. Здесь отсутствуют не только древесные высокоствольные породы, но и относительно крупные кустарники, — читаем мы в монографии, посвященной Северу Дальнего Востока. — По выровненным, слабо дренированным водоразделам и шлейфам гор — от побережий до западных окраин Анадырского плоскогорья и к югу от Гижигинской губы (до границы расселения лиственницы) — развита своеобразная, не имеющая аналогов в европейской части СССР, осоково-пушицевая мелкокочкарная тундра из пушицы влагалищной и осоки траурной. Особенно широко развита осоково-пушицевая тундра в пределах Чукотского автономного округа, где образует подзону субарктической (гипоарктической) тундры». На плоских низменных побережьях Якутии и вблизи их раскинулась тундра, поросшая мохом кочкарников или мелким кустарником. Много тут и озер, постоянно меняющих свои очертания, размывающих берега, сложенные вечной мерзлотой.

Обитатели тундры — это и животные Арктики вроде лемминга и песца, и северные олени, как дикие, так и домашние, а также различные птицы вроде пуночек, гаг, куликов-песочников, плавунчиков и т. д. И чем дальше на юг, тем меньше становится типичных жителей Арктики, ибо меняется и климат, и растительность. На смену безлесной тундре приходит лесотундра, промежуточная зона между тундрою и сибирской тайгой, с ее лиственницами и кедрами, елями и березами, соболями и бурундуками, лосями и медведями, глухарями и дятлами.

Полярные пустыни — арктические тундры — тундры — лесотундры — тайга… Эти зоны в основном соответствуют широтным поясам планеты, располагаясь «ярусами» с севера на юг. Еще южнее лежат степи и полупустыни, места обитания сайгаков, современников мамонтов. Отдельные представители «мамонтовой фауны» сохранились на Крайнем Севере, например песец, другие заняли зону тундры, например северный олень, третьи нашли убежище в арктических пустынях, например овцебык, четвертые, например сайгак, напротив, прекрасно себя чувствуют в жарких и сухих полупустынях, пятые, такие, как бизоны, сохранились в прериях Северной Америки. Но ни в одной из нынешних зон эти животные не смогли бы жить вместе. Очевидно, что в эпоху последнего оледенения природные условия были иными, чем ныне, иным был климат, по-иному располагались зоны. Недавними исследованиями доктора географических наук А. А. Величко установлено: в ту пору существовала одна огромная «сверхзона», протянувшаяся от берегов Атлантики до Аляски и Канады с запада на восток и от Новосибирских островов до Центральной Азии и Украины с севера на юг.

«Перегляциальный», то есть «приледниковый, окололедниковый» — так называют характерный ландшафт местности, находящейся поблизости от могучих ледников, где ключом била своеобразная жизнь. «У самой кромки льда начиналась бескрайняя тундра, страна болот и бесконечных озер, блестевших, как звезды в небе, среди мхов и редких перелесков, состоявших из низких чахлых кустов полярной ивы, карликовой березы, а далее на восток — даурской лиственницы, — читаем мы в первом томе академической “Истории Сибири”, вышедшем в 1968 году. — В лесотундре и тундре приледниковой области находили пищу водоплавающие птицы и табупы копытных зверей. Уже по самой кромке льда бродили группами мускусные быки, вся жизнь которых проходила на ледяном массиве. Уходя от гнуса, в летнее время шли навстречу ледяным обрывам, от которых струился спасительный холод, тысячные стада северных оленей. Настоящий охотничий рай, подлинное эльдорадо для первобытного охотника простиралось далее к югу, от края ледника, где оформился своеобразный, никогда более не повторявшийся “мамонтовый” фаунистический комплекс. На первом месте в этом “удивительно выдержанном”, по словам зоологов, комплексе животных, существовавшем от Северного Китая до Испании, от моря Лаптевых до Монголии, находились два гигантских зверя — мамонт и носорог».

В последние годы стало ясно, что «приледниковый», перегляциальный ландшафт был распространен не только вблизи ледников, но охватывал сотни тысяч километров пространств Евразии. И характерен он был не «бескрайней тундрой» с болотами и озерами, не лесотундрой с ее редкими перелесками, а совершенно необычным для наших дней комплексом, который получил название «тундростепь» или «тундро-луго-степь». Ибо в нем имелись черты, свойственные современным тундрам, лугам и степям, но признаки эти соединялись воедино в сочетании, несвойственном нынешним ландшафтам. Лишь кое-где в Сибири и на Аляске сохранились, в виде своеобразных «живых ископаемых», остатки былой тундростепи, в эпоху последнего оледенения занимавшей огромные пространства Старого и Нового Света, а также сотни тысяч километров суши, ныне превратившейся в район покрытого водами Ледовитого океана полярного шельфа.

Мы сравнивали мамонтов, законсервировавшихся в вечной мерзлоте, со своеобразными «машинами времени», позволяющими восстановить не только облик и внутреннее строение покрытых шерстью сибирских слонов, но и условия их обитания. Чем питались мамонты и другие крупные травоядные животные, населявшие бесплодные ныне пространства арктического побережья Сибири и Аляски, остров Врангеля и Новосибирские острова?

Этот вопрос приходил в голову еще казакам, когда они в XVII столетии стали проникать на побережья морей, омывающих Восточную Сибирь. Находя «во множестве» кости лошадей и бизонов, они принимали их за останки домашнего скота и задумывались над тем, «чем сей скот инородцы кормили». В «Путешествии геодезиста Пшеницына и промышленника Санникова по островам Ледовитого океана», опубликованном в «Сибирском вестнике» за 1822 год, мы читаем: «В довольном расстоянии от берегов на возвышенных местах находили лошадиные, буйволовые, бычачьи и овечьи головы и кости в великом множестве, по коим должно заключить, что сих животных были здесь целые стада. Но как они могли питаться в такой бесплодной И суровой стране, то сие не иначе изъяснить можно, как только тем предположением, что тогда климат здесь был гораздо умереннее, и сии стада рогатого скота, вероятно, были современниками мамонтам, которых кости во множестве находят».

В желудке Березовского мамонта и между его зубами найдены были остатки последнего обеда, который съел этот гигант более сорока тысяч лет назад. Анализ показал, что пищей мамонту служила в основном трава, осока, камыши и… свежие цветки лютика. В чудом сохранившихся внутренностях Шандринского мамонта ученые обнаружили непереваренную пищу: злаки со спелыми семенами. Травами в основном питался волосатый носорог, найденный на реке Халбуй, к северу от Верхоянска. Спорово-пыльцевой анализ пищевых остатков из зубов этого носорога, проведенный советскими учеными, показал, что пищей ему служили злаки, полынь, лютики, папоротники и плавуны и лишь в небольшом количестве — ветви березы и ольхи. Это означает, что и мамонты, и волосатые носороги паслись на безлесной территории, на лугах или в степях.

В наши дни территории эти представляют собой либо заполярную тундру, либо лесотундру.

Вот это обстоятельство больше всего мешало правильно решить главную загадку мамонтового материка до самых последних лет. Как можно было себе представить пышные высокотравные, изобилующие кормом степи или даже прерии в Арктике? Ведь тундра там оттого, что там очень холодно, — эту простую истину мы усвоили еще в школе! А в ледниковую эпоху, когда даже на месте Ленинграда и Москвы стояли ледники, как в Антарктиде, тогда могло ли быть в Арктике теплее? Нет, конечно, — считало большинство ученых. Они рисовали на своих картах, посвященных природной ситуации ледниковых эпох, на западе Арктики — ледники (об этих «ледяных лишаях» мы уже говорили), а в восточном секторе Арктики, на сибирском и аляскинском шельфе… — ну, конечно, не степь, а самую суровую арктическую тундру или чаще всего — мертвую арктическую пустыню. Это мы видим на картах даже таких выдающихся исследователей природы Якутии, как ботаники М. Н. Караваев и С. 3. Скрябин, помещенных в их монографии «Растительный мир Якутии». Даже в такой обобщающей и полной монографии по природе Арктики, как книга ленинградского географа профессора Е. С. Короткевича «Полярные пустыни», изданной в Ленинграде уже в 1972 году, мы читаем о природе острова Котельный и прилегающей территории обсыхавшего шельфа следующее: «Во время оледенения на низменность спускались ледниковые языки… на не покрытых льдом территориях сохранялась растительность арктических пустынь». А как же мамонты и другие травоядные? А вспомните тот отрывок из «путешествия геодезиста Пшеницына»… что мы приводили выше: «тогда климат здесь был гораздо умереннее». Вот эта точка зрения о жизни мамонтов в Арктике не в ледниковые эпохи, не в разгаре холода на Земле, а в теплые межледниковья, в эпохи резкого потепления климата и господствовала в науке еще до 1972 года. В той же монографии Е. С. Короткевича за 1972 год об этом сказано так: «…с дальнейшим улучшением климата на остров, бывший в это время частью материка, проникает растительность южных кустарниковых тундр, а вместе с ней и мамонтовый комплекс». Тем более представлялось невероятным, что этот комплекс погиб с потеплением. Сам председатель Комитета по изучению мамонтовой фауны проф. Н. К. Верещагин рассматривал тогда в своих статьях вероятность вымирания мамонтов в результате генеративного истощения популяции. Зато в специальной обобщающей работе «О происхождении мамонтовых кладбищ», опубликованной в 1972 году в Киеве, он пишет о новой для науки концепции, родившейся в 1970 году в далеком Магадане в результате специальных исследований в Арктике группы магаданских ученых: «Магаданский мерзлотовед С. В. Томирдиаро (1970 г.) развивает гипотезу значительного размораживания арктического бассейна в конце плейстоцена (конец ледникового времени), следствием чего явилось увлажнение климата и заболачивание прежде сухих арктических тундростепей. Прежние необозримые и пышные травяные пастбища заменялись моховыми болотами и бесконечными термокарстовыми озерами. Морские волны шельфовой зоны размывали толщи грунтовых льдов, отвоевывая у материка ежегодно тысячи гектаров. По этой концепции, вымирание мамонтов, волосатых носорогов, зубров, овцебыков могло быть обусловлено на северо-востоке Сибири именно коренными перестройками ландшафтов в конце плейстоцена». Вот эта выдвинутая в Магадане еще в 1970 году и вначале казавшаяся явным парадоксом концепция С. В. Томирдиаро ныне стала общепризнанной в науке как у нас, так и за рубежом. Хотя споры и страсти кипели вокруг нее не один год. Итак, в результате размораживания, а говоря проще — вскрытия от векового ледяного панциря великого Арктического океана былая тундростепь распалась на зоны, хорошо известные жителям Сибири. Но кое-где, как показали исследования известного советского ботаника Б. А. Юрцева, в арктических тундрах Северо-Востока Азии и по сей день сохранились «ледниковые» реликты лугостепи, тундростепи и даже степи. Например, в Чаунской низменности, в тундровой части Анюйского нагорья, в межгорных котловинах Амгуэмы, на острове Айон, в юго-западной и центральной частях острова Врангеля. Что же касается островов степи в Южной Якутии, то о них знали давно. «Степные участки Якутии в глубине лесной зоны — явление парадоксального порядка. Как выяснилось, эти островные степи являются реликтами позднеледникового периода, — пишут М. Н. Караваев и С. 3. Скрябина в книге “Растительный мир Якутии”. — Степные группировки и их характерные растения, включая ковыль, заходили далеко на Северо-Восток за Верхоянский хребет, были развиты по Чукотке и Аляске и соединялись с американскими прериями». Но, как мы уже говорили, мост для степей эти авторы прокладывали не в Арктике, а много южнее.

Своеобразные «острова» тундростепи можно обнаружить вплоть до 68–69 градусов северной широты в бассейнах рек Яны, Индигирки, Колымы. Растения этих «островов» степи в тундре и тайге близки или одинаковы с растениями «островов» степей в бассейне реки Юкон на Аляске, которые также являются остатками былого ландшафта тундростепи, охватывавшего низменности Аляски.

«Мамонтовая фауна» не могла существовать без «мамонтовой флоры», обеспечивавшей травоядных животных пищей. Но эта «мамонтовая флора», в свою очередь, требовала подходящего климата и почв, на которых могли бы произрастать обильные степные и луговые травы. Фундаментом, на котором держалось все «мамонтовое благополучие» фауны и флоры, был лесс.

Лессом называют однородную, неслоистую, тонкозернистую известковую осадочную породу светло-желтого или палевого цвета. Лессы распространены главным образом в степях и полупустынях Европы и Азии, в прериях Северной Америки и пампасах Южной. Слои лесса бывают от нескольких сантиметров до ста и более метров.

Долины великих рек, таких, как Днепр, или Хуанхэ и другие, сложены в основном лессом. И, хотя их воды несут с собой мириады мелких частиц мелкозема, песка, полевого шпата и т. д., которые оседают в дельте, не вода, а ветер является основным творцом лессовых почв. Эоловое, «ветровое», а не аллювиальное, «водное», происхождение имеют лессовые равнины Евразии и Северной Америки.

Для образования «ледяных лишаев», покрывающих тысячи квадратных километров толщами льда, нужна вода. Именно эта вода, оседая на панцире материковых ледников, питает их и позволяет расти «ледяному лишаю». Климат ледниковой эпохи характерен не только низкими температурами, но и сухостью: ведь влагу дождей и туманов «выпивают» ледники.

В летние месяцы циклоны с их восходящими токами воздуха выносили в атмосферу частицы мелкозема — пылеватые, глинистые, песчаные. В зимние месяцы бушевали антициклоны с их нисходящими, «приземными» ветрами. Частицы мелкозема выдувались за пределы степей, полупустынь и пустынь и осаждались в тундростепи, по склонам и долинам рек.

В том, что лессы Западной Европы образовывались не водой, а ветром, не сомневается в наши дни ни один специалист. Реки Западной Европы не могли бы принести столько лесса, сколько находим мы его в этом регионе. Гораздо более мощны и полноводны реки Восточной Европы и Западной Сибири с такими гигантами, как Волга или Обь. Но, как подчеркивают специалисты, во время максимального развития последнего оледенения «на Русской равнине речной сток резко сократился», полностью пересохли мелкие местные речные долины, а образование лессовых дюн «при полном или почти полном отсутствии стока интенсивно проявилось в таких северных и ныне обильно увлажненных районах, как долина р. Припять».

«Ледяные лишаи» поглощают не только влагу в атмосфере, но и воды рек, речушек и ручьев, столь обильных в нынешних Польше, Белоруссии, средней полосе России. Осушается и «страна болот» — Западная Сибирь. Здесь «в то время полностью или почти полностью прекращается сток по таким крупным долинам рек, как Тобол и Ишим», не существует в эпоху последнего оледенения «водораздельных озер, в том числе и таких крупных, как оз. Чаны», дюны возникают далеко на севере, например в Кондинской низине.

Мелеют и пересыхают реки не только в Евразии, но и в Северной Америке, ибо здесь миллионы тонн влаги требует колоссальный «ледяной лишай» — Лаврентьевский ледниковый щит, в период своего наибольшего распространения покрывший почти всю северную и центральную часть материка, за исключением Аляски, и слившийся с Гренландским «лишаем» воедино. Ветры нагоняют на свободные ото льда территории нынешнего юга и юга-востока США массы мелкозема, образуя толщи лесса.

Естественно, что и в Восточной Сибири должен был происходить подобный же процесс. «Обезвоживаются» бассейны великих рек — Лены, Индигирки, Колымы, Анадыря, Яны. Не только, тундростепь, но полупустыни и даже пустыни образуются на территории Якутии (остатки их — так называемые тукуланы, дюнные пески сохранились на междуречье Лены и Вилюя до наших дней).

И все-таки до последнего времени считалось, что обширнейшие пространства восточносибирских низменностей и равнин Якутии и Чукотки обязаны своей почвой не ветрам, приносившим лесс из пустынь и полупустынь, а речным водам. Понадобились многие годы работы С. В. Томирдиаро и возглавляемого им коллектива магаданских мерзлотоведов, чтобы доказать не «речное», а «эоловое» происхождение лессов Восточной Сибири. Этой проблеме посвящены три специальные книги (монографии) С. В. Томирдиаро, изданные в Магадане и в Москве в 1972, 1978 и 1980 годах. Из них наиболее полная и широко используемая нами книга «Лессово-ледовая формация Восточной Сибири в позднем плейстоцене и голоцене», изданная в Москве издательством «Наука» в 1980 году.

Итак, посмотрим на величественную картину, которую рисует открыватель эоловых мерзлотных лессов в Арктике и Субарктике заведующий лабораторией мерзлотоведения Северо-Восточного комплексного научно-исследовательского института АН СССР Савелий Владимирович Томирдиаро.

Льды сковывают воды Северного Ледовитого океана в эпоху последнего оледенения в единый, не тающий даже летом массив. Далеко к северу, включая Северную Землю, Новосибирские острова и остров Врангеля, простирается территория «мамонтова материка», большая часть которого стала ныне шельфом. Четыре месяца, как и в наши дни, длится полярный день с его незаходящим солнцем. Но небо над «мамонтовым материком» не облачное, как ныне, и оно не похоже на голубое небо ясного солнечного дня. Затянутое красноватой пыльной мглой, оно невольно заставляет вспоминать пейзаж Марса. Это — мириады песчинок и пылинок, которые сдувает с осушившегося после рождения «ледяных лишаев» полярного шельфа грандиозный арктический суховей.

Естественно, что климат Арктики в эпоху оледенений был еще более холодным, чем сейчас. Льды, ныне дрейфующие, спаялись в неподвижную, огромной толщины плиту, покрывшую Северный Ледовитый океан. В ее центре «установился великий полярный антициклон — значительно более мощный, чем тот, который стоит нынче в Антарктиде. Холодный воздух начал скатываться к югу, но под влиянием вращения Земли повернул так, что образовался постоянный восточный ветер высоких широт, который опять же известен нам по шестому континенту. А в верхних слоях атмосферы создалась своеобразная всасывающая воронка обратного направления. Вот здесь-то гигантский “пылесос” и стал “перерабатывать” в сухом воздухе взвешенные частицы, распределяя их по ледяному панцирю. Ведь как раз в тот период и происходило — и не только в Арктике, но и в средних широтах — грандиозное накопление ветровой пыли, которая и образовала известные в геологии лессовые отложения Европы. Так стала рождаться Арктида». Таковы основные выводы С. В. Томирдиаро.

О том, что ветры могут переносить колоссальное количество мелкозема, наглядно говорят так называемые «черные бури», связанные с северным антициклоном, что обрушиваются на территорию Евразии и Северной Америки. Иногда за месяц они перемещают столько мелкозема почвы, что на сотни километров оставляют гряды «барханов», сложенных черноземом. Порой эти черноземные «барханы» до крыш засыпают одноэтажные дома деревень и селений. Можно представить, сколько лесса смогли нанести на льды Арктики и низменные равнины Северо-Восточной Азии и Аляски суховеи, дувшие в течение тысячелетий, которые длился последний ледниковый период.

Мы говорили о «марсианском» пейзаже с его красноватым небом. «Марсианскими» были и температуры в этих местах. Зимой они доходили до ста градусов ниже нуля! Зато летом в сердце Арктики было тепло и даже жарко, так же, как ныне жарко на «полюсе холода», в Оймяконе, хотя зимой тут свирепствуют морозы.

Солнечные лучи светят достаточно сильно и в Арктике, но они отражаются льдами, имеющими высокую отражательную способность. Слой лесса покрывает льды Арктики в эпоху оледенения. Солнце обогревает эту почву в течение четырёх месяцев. И температура воздуха даже в самых глубинных, близких к полюсу районах доходит до 30–40 градусов тепла. Лесс — почва необычайно плодородная, стоит только снабдить ее влагой. А влага эта на «мамонтовом материке» есть, только приносят ее не дожди, а росы и иней, выпадавшие, по исследованиям С. В. Томирдиаро, не только на поверхности земли (ведь роса и сейчас очень обильна именно в зоне сухих степей), а и в глубоких морозобойных трещинах в вечной мерзлоте. Ведь мы должны помнить, что мамонтовые степи были особым явлением природы — они развивались на вечной мерзлоте. Скапливавшийся в морозобойных трещинах подземный лед образовывал растущие из года в год мощные ледяные жилы. Но летом в самую жару и сухость верха этих жил немного подтаивали. Этого было достаточно, чтобы увлажнить почву. Создавалось подземное увлажнение, как, скажем, в оазисах Сахары. Для деревьев и даже кустов глубина летнего оттаивания мерзлоты и подземных льдов была слишком мала. Зато для роста трав условия были исключительные.

Под самой почвой стоял мерзлотный водоупор, а сверху — круглосуточное заполярное солнце!

И в Арктике расцветала пышная растительность «тундро-лугостепи», способная прокормить стада мамонтов, волосатых носорогов, диких лошадей, северных оленей, овцебыков, сайгаков и т. д. Так была решена главная загадка роста изобильных трав при крайней сухости климата.

Но вот наступает долгая полярная ночь. Чем будут питаться травоядные животные? Ответ на это С. В. Томирдиаро получил, опираясь на то, что климат ледниковой эпохи был очень сухим не только летом, а и зимой. Снег не засыпал просторы тундростепи, сухая трава стояла на корню и служила пищей мамонтам и их спутникам (вспомним, что и в Центральной Азии — Бурятии, Туве, Монголии — перепады температуры между суровой зимой и жарким летом достигают 100 градусов, а сухой континентальный климат позволяет кормиться в бесснежных степях огромным стадам домашних животных).

«Парадоксальным, но неоспоримым теперь выводом является то, что именно ледниковые эпохи обеспечивали особо высокую биологическую продуктивность больших пространств суши» — говорится в одном из последних решений Советского Комитета по изучению мамонтов и «мамонтовой флоры». Эти «большие пространства суши» занимали не только районы Евразии и Америки, которые и по сей день являются житницами планеты, но и огромные просторы Арктики, ныне почти пустынные.

Быть может, знание прошлого, как это бывало не раз, поможет изменить настоящее для того, чтобы будущее стало лучше? Нельзя ли если не целиком, то хотя бы частично восстановить «мамонтовую фауну» и «мамонтовую флору»?

В 1973 году в итальянских газетах появилась сенсационная весть: «Русские уже скрестили мамонтов с индийскими слонами и гонят гибридное стадо с востока в Москву, причем по дороге оно снабжается при помощи вертолетов»… Разумеется, это было очередной газетной «уткой». И тем не менее находки трупов мамонтов в вечной мерзлоте заставляют многих людей задаваться вопросом: а нельзя ли оживить замороженного мамонта?

Разумеется, реанимация животного, погибшего десять, двадцать, а то и сорок тысяч лет назад, невозможна (в печати иногда проскальзывали сообщения о том, что оживали тритоны, пролежавшие со времени последнего ледникового периода в вечной мерзлоте, но на самом деле эти тритоны — сибирские углозубы, необычайно выносливые к холоду, — были нашими современниками, просто-напросто зимовавшие в расщелинах и свалившиеся в ископаемый лед, который действительно образовался в эпоху оледенения). Речь должна идти не об оживлении погибшего сибирского слона, а о «воскрешении вида». Мясо мамонтов, находимых в вечной мерзлоте, выглядит очень свежим, его с аппетитом поедают ездовые собаки, песцы, волки, а члены нью-йоркского Клуба исследователей отважились даже отведать «мамонтовый бифштекс», изготовленный из кусков мяса замороженного мамонта, найденного на Аляске. Быть может, когда-нибудь посчастливится найти труп мамонта со свежими семенниками или мамонтихи со свежими яичниками и скрестить это «генетическое сокровище» с генами родственных мамонтам индийского или африканского слона?

Идея эта сама по себе не противоречит законам биологии. Искусственное осеменение с успехом проводится генетиками и селекционерами. «Таким образом, теоретически вопрос, казалось бы, может быть решен положительно, и со временем, используя для подсадки мамонтова кода индийских и африканских слонов, ученые могут попытаться развести полумохнатых гибридов, а затем и чистую линию мамонтов», — пишет профессор Н. К. Верещагин, замечая при этом, что «семенники и яичники мамонтов находились глубоко в брюшной полости и при гибели особи неизбежно подвергались процессу разложения в первую очередь».

Совершенно неизвестно, продолжает далее наш крупнейший специалист по мамонтам, смогут ли половые и соматические клетки даже у идеально замороженного трупа мамонта сохранить жизнеспособность в течение 8–10 тысячелетий как минимум (!), а поэтому только лишь «при невероятно счастливом стечении большого числа обстоятельств можно рассчитывать на успех попыток воскрешения мамонтов». Еще меньше шансов на «воскрешение» имеет волосатый сибирский носорог. И все-таки ученые наших дней начинают успешно работать над «воскрешением» «мамонтовой фауны», только не во всем ее безвозвратно исчезнувшем комплексе, восстанавливая популяции животных, некогда столь многочисленных на Северо-Востоке Сибири…

Мы уже говорили о том, что овцебыки в наши дни обитают не только в местах своего последнего убежища, безлюдных землях Гренландии и островов Канадского Арктического архипелага, но и вернулись на территории, где они некогда жили: Шпицберген, Таймыр, остров Врангеля. Магаданские ученые поднимают вопрос о том, чтобы на территории нашей страны стал жить другой могучий представитель «мамонтовой фауны» — бизон. Точнее, лесной бизон, родич степного, приспособившийся к лесным условиям обитания после того, как тундростепи стали вытесняться тундрой на севере и тайгой на юге. Сейчас лесные бизоны живут только в Канаде. В низовьях Колымы, однако, очень часто находят кости и скелеты лесных бизонов, идентичные канадскому. В районе этих массовых находок и предлагается провести опыт «реакклиматизации».

«Здесь, на левобережье Колымы, расположена Халлерчинская тундра, заросшая редкими кустарниками и деревьями, — пишут С. В. Томирдиаро и заведующий лабораторией териологии Института биологических проблем Севера АН СССР Ф. Б. Чернявский. — Песок под относительно тонким моховым покровом создает твердый грунт, обеспечивающий быстрое и легкое, передвижение бизонов даже при самом сильном сезонном оттаивании и увлажнении почвы. Здесь много озер с удобными для водоемов песчаными берегами и чистой водой. Зимой снежный покров тонок, трава повсеместно выступает из-под снега. Крупные массивы леса расположены рядом, за южной границей тундры. Их тоже целесообразно включить в состав территории бизоньего заповедника. Сюда же следует отнести и значительную лесную территорию правобережья Колымы в пределах Омолоно-Анюйского междуречья, где еще пять тысяч лет назад также в изобилии обитали эти бизоны».

Северный олень, современник мамонтов, смог пережить гибель тундростепи потому, что перешел на питание ягелем вместо исчезнувших трав и злаков. Остатки этих трав и злаков, как мы уже говорили, находят в желудке замерзших мамонтов и волосатых носорогов. Ботаники, изучая растительность Северо-Востока Сибири, открыли отдельные участки «мамонтовых трав», сумевшие сохраниться среди моря мхов и лишайников.

Нельзя ли восстановить луга, на которых паслись вымершие мамонты и северные олени, а также другие крупные животные? Ведь трава на этих лугах достигала почти человеческого роста, была сочна и питательна, и ее, вне всякого сомнения, стали бы есть и коровы, и лошади, и олени!

На территории Магаданской области, впервые в мире, начаты работы по восстановлению «мамонтовых пастбищ», хотя пастись на них будут не северные слоны, а полезные домашние животные. Но рассказу об этом восстановлении «тундростепи», неразрывно связанному с изучением вечной мерзлоты, мы посвятим отдельную главу. Она носит название «Книга термокарста», ибо именно термокарст стал «ключом» не только к загадке гибели «мамонтова материка», на и к восстановлению «мамонтовых пастбищ».