Часть 8. ПОЛИТИКА открывает более глубокую «правду», чем история фактов. Это пони...

Часть 8. ПОЛИТИКА

открывает более глубокую «правду», чем история фактов. Это понимали уже при жизни героя:

Странник [...] утонул в море анекдотов о нем, которых чем более — тем гуще они заволакивают от нас существо дела. [...]. В этом-то и заключается главное, — и чем выше гора анекдотов, тем все они становятся необъяснимее, и тем это главное вырастает в силе и значительности [...] Перед глазами России происходит не «анекдот», а история страшной серьезности[209].

Взятое курсивом слово история показывает, что хочет и чего не может написать Василий Розанов. В самом деле, историю Распутина написать почти так же трудно, как написать историю царя Энея или историю Иванушки-дурачка. Можно написать историю вымысла, и невозможно написать историю фактов, которых почти нет; но этот «анекдот», взятый в целом, и есть «история страшной серьезности». Другой проницательный современник вспоминал так: «История с Распутиным была широко распространена. Я не люблю этой истории; в том, как рассказывалась она, было видно духовное гниение народа»[210]. В этих двух фразах дважды упоминается ключевое слово, и Виктор Шкловский играет с его омонимией: не история Распутина, а история с Распутиным, Не то, что и как было, а то, что и как рассказывалось; не события как история, а история как нарратив.

РАСПУТИН И ФУКО

Кем бы ни был Распутин, ему удалось породить необыкновенное количество речи. Речь, сначала устная, потом письменная, размножалась большими тиражами и переписывалась из издания в издание. Речь подчиняется своим законам, не совпадающим с движением событий. Она имеет внеличную силу. В ситуации Распутина особенно ясно виден тезис, который защищал Мишель Фуко применительно к совсем иным проблемам и эпохам: субъект формируется дискурсом, а не психологией; своим местом в конфигурации культурных сил, а не личными вкусами, привычками и желаниями. По крайней мере такой субъект, который входит в историю; и в той мере, в какой он туда входит. Индивидуальные особенности важны в той мере, в какой они были замечены, оценены, поняты; удостоились обсуждения и подражания; и перестали быть особенностями, а стали вариантом культурной нормы.

Для людей, вхожих в салоны артистической и политической элиты, Распутин был близкой реальностью в течение многих лет. Столичная интеллигенция узнала о нем, по-видимому, в 1907 году; тогда произошло его сближение с царской семьей, и тогда же о нем впервые услышал Сергей Булгаков, бывший депутатом Думы[211]. Распутину давались полярные, но неизменно крайние характеристики. Приятель Бло

Распутин

ка Евгений Иванов уподоблял Распутина русскому богатырю и называл Ильей Муромцем[212]. Но мать Блока считала Распутина «главным виновником всех наших бед»[213] и всерьез считала не то чертом, не то антихристом; в марте 1916 года она писала подруге: «Россия совсем никем не управляется [...] А знаете, что бывает на пустом месте? Кто там возникает, знаете? Вот он и управляет»[214]. Георгий Чулков в 1915 назвал свой анти-распутинский роман Сатана. Сергей Булгаков устами своих героев рассказывал, что «давно и неотразимо» чувствовал за Распутиным мистический заговор, шабаш бесовский, соловьевского антихриста[215]. Такое восприятие было скорее общепринятым, чем оригинальным. В 1916 году статс-секретарь МИДа говорил французскому послу в России: «я тоже начинаю верить, что Распутин антихрист»[216].

Нет сомнений, что взгляды Распутина были далеки от ортодоксальных. Тем более интересно, что он их отнюдь не скрывал, а скорее демонстрировал. У него, говорили при дворе, «какая-то своя вера, не такая, как у всех нас»[217]. Вера эта воспринималась как подлинно народная вера; и вместе с тем в ней была некая виртуозность. По словам шефа полиции, Распутин «чувствовал в себе молитвенный экстаз лишь в момент наивысшего удовлетворения своих болезненно-порочных наклонностей». Белецкий знал, как Распутин учил девушек-неофи-ток: «человек, впитывая в себя грязь и порок, этим путем внедрял в себя телесные грехи, с которыми он боролся, и тем самым совершал "преображение" своей души»[218]. Иными словами, человеку следует совершить плотский грех, чтобы перенести его из души в свою телесную оболочку и этим совершить спасительное преображение души. В обратном переводе с французского идея Распутина звучит кристально ясно: «Одним только раскаяньем мы можем спастись. Нам, значит, надо согрешить, чтоб иметь повод покаяться [...] Как покаяться, предварительно не согрешивши»[219].

Более всего слова и дела Распутина похожи на учение хлыстовского пророка Василия Радаева, осужденного в 1853 году. «Христос принял плоть Адама [...] и я принял плоть и делаю плотское, чтобы этим грех истребить», — говорил Радаев, используя тела своих поклонниц. Врачи признали его психически здоровым, он был наказан плетьми и отправлен в Сибирь, причем за ним добровольно последовала его

Примечания:

2

' 3. Фрейд. Из истории одного детского невроза — 3. Фрейд Психоаналитические зтюды. Минск: Беларусь, 1991.

20

1 В. Десницкий. Неосуществленный художественный замысел М. Горького. Роман о российском Жан Вальжане, добродетельном каторжнике — Горький. Материалы и исследования. Москва-Ленинград, 1941, 3, 376.

21

И. В. Никитина. Последам героев М. Горького. Горький: Волго-Вятское изд-во, 1981, 100—101.

209

В. В. Розанов. Апокалиптическая секта (хлысты и скопцы). Петербург, 1914, 205.

210

1 В. Шкловский Сентиментальное путешествие. Москва: Новости, 1990, 26.

211

С. Булгаков. Агония — в его: Христианский социализм. Новосибирск: Наука, 1991, 306.

212

В. В. Розанов. Апокалиптическая секта (хлысты и скопцы). Петербург, 1914, 205.

213

С. Булгаков. Агония — в его: Христианский социализм. Новосибирск: Наука, 1991, 306.

214

С. Булгаков. Агония — в его: Христианский социализм. Новосибирск: Наука, 1991, 306.

215

С. Булгаков. На пиру богов (Pro и conira). Современные диалоги. Киев: Летопись, 1918; цит.по републикации в: С. Булгаков. Христианский социализм. Новосибирск: Наука, 1991, 256, 265.

216

Это был А В. Кривошеий. Антихристом называл Распутина и министр иностранных дел С. Д. Сазонов: см.: М. Палеолог. Распутин. Воспоминания. Москва: изд-во «Девятое января», 1923, 63. За этим следовали и иностранные наблюдатели, даже самые осведомленные; ср.: Rene Fuelop-Miller. Rasputin: The Holy Devil. New York: Garden City, 1928.

217

В. H. Коковцов. Из моего прошлого. Воспоминания 1903—1919 гг. Москва: Наука, 1992, 2, 289.

218

С. П. Белецкий. Воспоминания — Архив русской революции. Берлин, 1923 (Те рра-Политиздат: Москва, 1991), 20.

219

Палеолог. Распутин, 19