Опубликованный впервые еще в 1942 году роман известного советского писателя В. Яна «...

Опубликованный впервые еще в 1942 году роман известного советского писателя В. Яна «Батый» явился второй частью его трилогии о широкомасштабных ордынских завоеваниях, происходивших в Азии и Европе в первой половине ХIII века.

На этот раз внимание писателя привлекли грандиозные походы ордынских полчищ в Восточную Европу, в частности походы 1237–1238 годов на территории Северо-Восточной Руси, осуществлявшиеся под руководством продолжателя дела Чингисхана — его внука хана Батыя.

Как и первая часть трилогии, роман «Батый» основан на противопоставлении двух феодальных государственных систем, находившихся на разных стадиях исторического развития — раннефеодальной Монгольской империи, все еще достаточно «централизованной», обладавшей многочисленной, хорошо организованной на основе десятичной системы армией, и комплекса русских княжеств, переживавших стадию феодальной раздробленности и не способных вследствие этого выставить против грозного противника большого, политически сплоченного войска. Поскольку в этом противопоставлении двух систем феодальной государственности, находившихся на разных уровнях развития, автор видел, как и многие историки, одну из решающих причин торжества ордынских захватчиков на русских землях, он самым внимательным образом прослеживает в романе политическую жизнь обеих этих систем перед вторжением Батыя в Восточную Европу, выявляет специфику их исторического бытия, определяет различные их политические возможности, отнюдь не одинаковые стратегические цели.

Как и в предшествующей части трилогии, автор раскрывает в романе «Батый» сложную политическую обстановку в Ордынской державе, рассказывает об активной деятельности ее правителей в политической и военной сферах, прослеживает предысторию появления ордынских полчищ в Поволжье и на русских землях в конце 30-х годов XIII века. Много внимания автор уделяет непосредственной подготовке ордынских ханов к наступлению на страны Европы, подготовке, происходившей как на международной арене, так и внутри самой империи. В романе отмечается умелое преодоление Батыем некоторых трудностей внутриполитического порядка, в частности установление этим ханом нужного ему соотношения сил в самом правящем доме Чингисидов.

Автор воссоздает картину сложных отношений в правящей элите Ордынской державы, показывает назревавшие противоречия между отдельными Чингисидами, но пока еще таких противоречий, которые не разрушали относительной целостности империи. Так, автор верно фиксировал в романе тот факт, что намечавшийся конфликт между Чингисханом и его старшим сыном — ханом Джучи не привел к распаду Ордынской державы. Не привел, по мнению автора, не только потому, что жизнь этих двух ордынских правителей оборвалась почти одновременно, но также еще и потому, что преемники Чингисхана — его внук хан Батый и один из его младших сыновей — хан Угедей — встали тогда на путь тесного сотрудничества, на путь совместного руководства империей, при котором Угедей выступал в роли верховного ее главы с резиденцией в Каракоруме, а Батый в роли его реального соправителя, на долю которого выпало не только пребывание на землях Дешт-и-Кипчака, но и непосредственное осуществление завоевательной программы Чингисхана в Европе.

Правда, давая верное истолкование общих тенденций тогдашнего развития раннефеодальной Ордынской державы, в частности тенденции сохранения ее относительного единства, автор допустил все же некоторую непоследовательность в интерпретации самого факта превращения хана Батыя в соправителя Угедея, в главнокомандующего монгольскими войсками. Явно выходя за рамки имеющихся реальных исторических фактов, автор сопроводил повествование о приходе к власти Батыя рассказами об активном противодействии этому со стороны Чингисидов, о вынужденном его удалении от политической жизни, о прямом покушении на жизнь этого хана при возведении его на престол. Все это представляется писательским вымыслом. Однако и этот допущенный автором вымысел не помешал ему дать в целом верную картину главных линий политического развития раннефеодальной Монгольской империи накануне и во время походов Батыя в Европу.

Автор признает, что создание «дуумвирата» Батыя — Угедея отнюдь не означало установления реального двоевластия в Ордынской державе, тем более не означало государственного «раздвоения» самой империи, не знаменовало еще ее раскола. Более того, само создание такого «дуумвирата» предопределило «мирное» выдвижение Батыя на пост командующего всеми монгольскими войсками в западной части империи, обусловило подчинение ему всех «принцев крови» — Чингисидов, позволило ему стать орудием ордынских феодалов в осуществлении широких завоевательных планов в Европе — планов, выдвинутых еще самим Чингисханом.

Уже в первых главах своего романа автор показал социально-политическую сущность «Завещания Чингисхана», раскрыл широкую завоевательную программу раннефеодальной Монгольской империи, которую Чингисхан успел осуществить лишь частично. Вместе с тем он показал, что заинтересованность ордынских феодалов в реализации всей этой программы сохранялась и после смерти Чингисхана: отсюда полная преемственность политических замыслов Чингисхана с реальной политикой его первых наследников, в частности с воинственной политикой Угедея и Батыя на европейском континенте. Единство их действий в те годы четко зафиксировал один из восточных авторов, почти современник той эпохи Рашид-ад-Дин. «Благословенный взгляд (каана Угедея), — писал он, — остановился на том, чтобы из царевичей Бату, Менгу и Гаюк хан сообща с другими царевичами и многочисленным войском отправились в области кипчаков, русских, булар (поляков), маджар, башгирд, асов, Судак и те края для завоевания таковых»…

Таким образом, для осуществления завоевательных планов Орды у хана Батыя были большие возможности. В его подчинении находились фактически почти все Чингисиды. В его распоряжении была та же армия, что и при его грозном предшественнике: весьма многочисленная, по тем временам хорошо вооруженная, а главное, высокодисциплинированная армия, структура которой четко определялась «нормами» «десятичной системы». Итальянский дипломат Плано Карпини, посетивший Монгольскую империю в 40-е годы ХIII в., сделал по данному поводу весьма любопытные записи. «Чингисхан, — писал он, — установил, чтобы десять человек повиновались одному, который называется по-нашему десятником; над десятью же десятниками поставляется один, который называется сотником, над десятью сотниками один, который называется тысячником, а над десятью тысячниками поставляется также один, а это число называется у них „тьмою“». Далее П. Карпини отмечал, что каждый десяток был связан круговой порукой: воины, которые не оказывали поддержки своим товарищам по десятку, подвергались казни. В войске господствовал принцип единоначалия. Следует также иметь в виду, что монгольская армия по тем временам была хорошо вооружена, кроме обычного оружия, она располагала стенобитными орудиями — таранами, способными разрушать деревянные укрепления, городские ворота русских крепостей. В армии Батыя существовала особая тактика ведения боя — ордынские военачальники часто создавали видимость отступления или даже «бегства» своих войск, а когда противник начинал преследовать «отступающих» монголов, они неожиданно переходили в контрнаступление, окружали силы «преследования» и, как правило, наносили им весьма ощутимые удары. Кроме того, монгольские войска широко применяли тактику террора, прибегая к истреблению почти всего населения тех городов, которые оказывали им сопротивление.

Все эти особенности ордынской тактики и стратегии получили отражение на страницах романа. Они зафиксированы уже в первых его главах, раскрывающих подготовку Батыя к походам в Восточную Европу, а также прослеживающих передвижение его огромной армии из центральных областей Ордынской державы на территорию Поволжья, а затем и к главной цели военной кампании 1237–1238 годов — к русским землям. Эти особенности поведения ордынских военачальников хорошо показаны и в основной части романа.

Но, обрисовав таким образом политику раннефеодальной империи монголов накануне и во время походов хана Батыя в Восточную Европу, автор не мог не уделить большого внимания политической жизни и русских земель в этот период — период значительной их продвинутости в развитии материального производства и духовной культуры, в развитии самих феодальных отношений, а вместе с тем время распыления «национальных» сил страны, пора феодальной анархии и княжеских распрей, эпоха ослабления обороноспособности Руси в целом.

Хорошо изучив данный этап политической жизни русских княжеств, автор сумел своими писательскими средствами воссоздать исторически достоверную картину напряженной борьбы между тогдашними князьями феодальной Руси, показать, что князья великого Владимирского княжения постоянно находились в скрытом или явном соперничестве с князьями Рязанскими, Черниговскими, Киевскими и т. д., сумел раскрыть и особое положение в системе русских княжеств Новгородской боярской республики, приглашавшей к себе после событий 1136 года в качестве князей-наместников не только представителей Киевского княжеского дома, но также представителей других явно усилившихся в тот период княжеских домов, успешно выступавших претендентами на общерусское лидерство, на ведущую роль в политической жизни русской земли в целом (например, князей Черниговских, Владимирских и т. д.).

Естественно, что в условиях такого распыления национальных сил русская земля не имела возможности выставить против многочисленного сплоченного ордынского войска «равновеликую» армию, способную эффективно защитить свою страну.

Весьма показательно, что, когда ордынские правители, овладев Поволжьем, стали угрожать непосредственно Рязани, просьбы рязанских князей о помощи, обращенные к Владимирскому и Черниговскому княжеским домам, не нашли там должного отклика. Владимирский князь Юрий, сын знаменитого Всеволода Большое гнездо, уклонился от оказания помощи Рязанской земле, надеясь, видимо, на то, что атака ордынцев ограничится Рязанью, а если она и распространится на Владимирское княжество, то он справится с этой угрозой своими силами. Князь Юрий Всеволодович «не послуша князей рязанских мольбы, но хоте сам особь сотворити брань», — писал летописец. Примерно такую же позицию заняли и южнорусские князья, в частности князь Михаил Черниговский. «Поглощена бысть мудрость, могущих строити ратные дела, — читаем мы в летописи, — и крепких сердца в слабость женскую преложишася, и сего ради не един от князей русских друг к другу не поиде на помощь».

Так, оставшись в изоляции, Рязань вынуждена была встретить армию Батыя с явно недостаточными средствами обороны. 16 декабря 1237 г. ордынцы приступили к осаде Рязани. Несмотря на героическое сопротивление всех жителей этого города, 21 декабря он был взят, сожжен и разрушен. Значительная часть его населения была истреблена. Здесь погиб и сам рязанский князь Юрий Ингваревич.

Теперь перед армиями Батыя был открыт путь для дальнейшего продвижения в глубь Северо-восточной Руси, путь на стольный город Владимир и другие ее центры. Вверх по Оке Батый двинулся на Коломну, где его встретили владимиро-суздальские войска сына Владимирского князя — Всеволода Юрьевича. Уступая ордынцам в численности, в стратегических расчетах, Всеволод проиграл битву хану Батыю и, конечно, не защитил Коломну, которая была так же, как и Рязань, сожжена и разрушена противником. Пользуясь тем, что владимирский князь Юрий Всеволодович потерял часть своих полков под Коломной, а другую часть вывел из Владимира на берега реки Сити, хан Батый стал быстро продвигаться на север, к столице Северо-восточной Руси. Он с ходу взял Москву, разорил и сжег ее, потом направился к самому городу Владимиру который после пятидневной осады также оказался в ордынских руках (7 февраля 1238 г.). Автору хорошо удались сцены защиты Владимира, показ массового героизма жителей этого города — выходцев из народа. Вместе с тем писатель нашел нужные средства для раскрытия коварства и жестокости завоевателей.

После овладения стольным городом Владимиром ордынцы захватили Суздаль, Переяславль, Ростов, Ярославль, Городец и стали двигаться непосредственно к лагерю русских князей, созданному на берегах реки Сити в пространстве между Угличем (на Волге) и Бежичи (на Мологе). 4 марта 1238 г. произошло решительное сражение, в ходе которого русская армия была разбита. Великий князь Владимирский — Юрий Всеволодович был убит, его судьбу разделили и другие князья; князья, оставшиеся в живых, оказались в плену.

Значительный интерес представляют страницы романа, описывающие движение ордынцев в сторону Новгорода, рассказывающие о колебаниях Батыя по поводу целесообразности продолжения «урусутской» кампании в условиях наступившей весенней распутицы. Объясняя принятое Бату-ханом решение не наступать на Новгород, автор присоединяется к тем историкам, которые связывают этот шаг ордынского правителя только с географическими и климатическими факторами. Не исключено, однако, что данное решение Батыя было обусловлено и другими причинами, в частности учетом особого положения Новгорода в системе русских княжеств, пониманием того обстоятельства, что влиять на политику Новгородской боярской республики можно было тогда и с помощью «великих княжений», одно из которых уже находилось под контролем ордынского правителя.

Интересным представляется также и описание отхода ордынских войск, особое внимание автора к факту семинедельной осады ордынцами сравнительно небольшого города Козельска. Автор прав, когда такое длительное сопротивление маленького города победоносным ордынским войскам связывает с тревогой Бату-хана по поводу перспектив ордынского властвования над русскими землями. Писатель вкладывает в уста хана Батыя весьма любопытное рассуждение по поводу неудачной осады Козельска. «Злой город! — говорил он. — Надо стереть его с лица земли! Если я оставлю без наказания этих дерзких разбойников, — здесь будет тлеть постоянный костер неповиновения и тайных заговоров. Тогда и булгары, и мордва, и Рязань, и Владимир, и прочие сто городов — все начнут точить рогатины, чтобы ударить меня в спину, когда я поведу войска дальше на запад. Пусть знают злобные урусуты, что никто не останется без наказания за сопротивление моей священной власти…»

И тот факт, что Козельск в конце концов был взят, разрушен, население его истреблено, выглядит в романе как осуществление угроз Батыя, как реализация его размышлений по поводу необходимости поддерживать власть Орды над русской землей самыми жестокими мерами.

Таким образом, Батый после кампании 1237–1238 годов мог торжествовать победу, мог считать себя обладателем значительных территорий Восточной Европы, в частности Поволжья, Северо-восточной Руси. Однако достигнутый успех достался ему дорогой ценой. Бату-хан столкнулся тогда не только с героическим сопротивлением защитников Рязани, Москвы, Владимира, Козельска, но также с широкой волной партизанского движения, с активным противодействием широких слоев народа. Наиболее ярким примером этому была боевая деятельность рязанского отряда Евпатия Коловрата. На страницах романа фигурируют и другие герои-борцы, вышедшие из народа. Это Дикорос, Торопка, Звяга. Впечатляют и героические образы женщин в романе: Вешнянки, Опаленихи, Прокуды, активно участвовавших в сопротивлении врагу. Запоминается и мужественное поведение рязанской молодой княгини Евпраксии, зафиксированное в литературных памятниках того времени.

Роман В. Яна «Батый», как и остальные части его трилогии, пользуется устойчивой популярностью у читателей. Секрет успеха этих его произведений, видимо, не только в литературном таланте писателя, но и в том, что при воссоздании грозных событий первой половины ХIII в. он добивался максимального приближения своего повествования к реальной исторической действительности. Надо сказать, что добивался он этого главным образом одним средством — самым тщательным изучением полюбившейся ему эпохи, исследованием ее литературы, различных письменных источников, историографии.

В самом деле, его роман «Батый», как и другие его произведения, посвященные данной тематике, был основан на самом внимательном анализе литературных памятников той поры. Писатель исследовал весь комплекс доступных нам восточных источников, прежде всего сочинений арабских и персидских авторов, подготовленных к изданию еще Тизенгаузеном. Вместе с тем автор глубоко исследовал древнерусские литературные памятники, связанные с эпохой вторжения ордынских полчищ на русские земли. Разумеется, издавая свой роман в 1942 г., он не мог ознакомиться с послевоенными публикациями работ В. Л. Комаровича, Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, посвященных исследованию этого круга произведений древнерусской литературы, тем не менее, являясь опытным литератором, автор сам многое сделал для верного раскрытия идеологической и художественной ценности этих памятников. Так, уже в «Чингисхане» при изложении первого крупного столкновения татаро-монголов с русскими войсками в 1223 г. он опирался на результаты своего изучения летописной «Повести о битве на Калке», а в романе «Батый» он использовал свое осмысление таких памятников, как «Повести о Николе Заразском» и входившей в их состав «Повести о разорении Рязани Батыем», как летописные рассказы об осаде и гибели ряда русских городов (прежде всего Владимира, Козельска, Рязани).

Именно в этих произведениях древнерусской литературы автор черпал сведения не только о ходе военной кампании 1237–1238 гг., завершившейся установлением ордынского господства над значительной частью русских земель, но и о начинавшемся в этих тяжелых условиях хозяйственном восстановлении Руси, об отдельных вспышках партизанского движения, о признаках устойчивого сохранения русским народом «национального» самосознания. Именно эти памятники позволили автору поместить в последней главе своего романа раздел о хозяйственном оживлении страны («Русь строится»), о боевых действиях рязанских партизан под предводительством Евпатия Коловрата, о духовной жизни населения Руси, о живучести идеи единства и целостности русской земли.

Таким образом в своем романе «Батый» В. Ян нарисовал интересную и впечатляющую картину еще одного важного этапа ордынской экспансии, совершавшейся на европейском континенте в 30-е годы ХIII в., вместе с тем он изобразил ход героической борьбы населения русской земли против захватчиков, борьбы, в силу ряда социально-политических причин так и не остановившей противника.

Имея в виду раскрытие в романе этих двух важнейших аспектов избранной автором темы, мы должны еще раз подчеркнуть, что писатель нашел нужные художнические средства, чтобы сделать наглядными масштабы и характер исторического столкновения раннефеодальной Ордынской державы с русскими землями, переживавшими период феодальной раздробленности, чтобы показать, с одной стороны, всю тяжесть положения русского народа, оказавшегося под пятой сильного и жестокого врага, а с другой — способность этого народа и в столь трудных условиях сохранить свое национальное самосознание, свою культуру, свою волю к борьбе за освобождение, за восстановление независимости родной земли.

Все это делает роман В. Яна «Батый» одним из интересных явлений отечественной художественной литературы, одним из значительных произведений советской исторической романистики.