Глава 6.

Стократ смертен

В ту же секунду Петропавел упал лицом вниз, не успев даже сообразить, что произошло, но почуяв недоброе. И действительно: его принялись чем-то охаживать по спине. Это было совсем не больно, но причиняло беспокойство неприятного характера. Петропавел пару раз вскрикнул, – скорее, для порядка – и услышал: «Не ори; не дама!», причем голос был детский. Петропавла явно с трудом перевернули лицом кверху. Перед ним стоял златокудрый мальчонка лет пяти с черной' повязкой на одном глазу и приветливо улыбался. Это он накинул на Петропавла лассо. Длинная розга валялась рядом. Ребенок держался за рукоять огромного ножа, воткнутого в землю неподалеку. Петропавлу сделалось нехорошо – и он неожиданно для себя подобострастно предложил:

– Хочешь, будем с тобой на «ты», мальчик?

– Я и так с тобой на «ты», – ухмыльнулся ребенок.

– Зовут-то тебя как?

– Дитя-без-Глаза, – беспечно ответил малыш и, выхватив нож из земли, одним махом рассек туловище проползавшей мимо гусеницы, по размеру напоминавшей длинный товарный поезд. Две части гусеницы расползлись в разные стороны и зажили там самостоятельно.

– Это которое у семи нянек? – догадался Петропавел.

Дитя-без-Глаза хмыкнуло:

– Смотри-ка, что вспомнил!.. Нету уже семи нянек. Умерли.

Последнее слово прозвучало очень зловеще, и, начав волноваться, Петропавел спросил как мог безразлично:

– От чего же они умерли, мальчик?

– От страха, – неохотно сообщил тот, видимо имея все-таки некоторое отношение к смерти семи нянек. Потом он подошел к Петропавлу и опять воткнул нож в землю, слева от него.

– Что ты собираешься делать? – струхнул Петропавел.

– Зарежу тебя и сожру, – сказало Дитя-без-Глаза и по-детски рассмеялось.

Петропавел затрясся и покрылся холодным потом.

– Ты же еще маленький! – еле вымолвил он.

– Сожру тебя – и буду большой, – пообещало милое дитя и вынуло нож из земли.

– Ты не сделаешь этого!.. Это очень жестоко.

– Пустяки! – опять рассмеялось дитя. – А впрочем… Я могу и не делать этого, если ты выполнишь три моих желания.

В ужасе от такого предложения Петропавел замотал головой, сразу представив себе, какие желания могут быть у этого ребенка. А тот, не обращая внимания на Петропавла, продолжал:

– У меня такие три желания. Во-первых, я хочу есть, во-вторых, писать и, в-третьих, спать.

…С Петропавлом немедленно случилась истерика. Придя в себя, он сказал:

– Я выполню три твоих желания, только сначала развяжи меня.

– Нет, так выполняй, а то потом опять связывать – это долго, – ответил смышленый малыш.

Петропавел задумался, потом произнес:

– Посмотри вокруг. Где-то тут поблизости есть яблоня. Если на ней что-нибудь растет, пойди и съешь это.

Дерево оказалось в двух шагах. С интересом наблюдая за дальнейшими событиями, Петропавел увидел, как ребенок подошел и выполнил его распоряжение. Ел он что-то мелкое – жадно и неаккуратно.

– Наелся? – спросил Петропавел, когда ребенок съел один плод.

– Нет еще! – и Дитя-без-Глаза принялось срывать обильные, по-видимому, плоды собственного воображения. Наконец оно удовлетворенно крякнуло:

– Порядок. Теперь писать.

– Зайди за дерево, – наставлял малыша Петропавел, – расстегни штанишки, а дальше все само собой получится.

Тот отсутствовал с полчаса, потом вернулся очень довольный и сказал:

– Ну, все. Теперь спать.

– Нет уж, – осмелел Петропавел. – Развяжи веревки, потом ложись где хочешь и закрой глаза.

– Да я же пошутил! – засмеялось Дитя-без-Глаза. – Ты несвязанный лежишь. Вставай!..

Петропавел попробовал встать – и действительно встал: веревки упали на землю. Дитя-без-Глаза посапывало рядом. Тогда как ни в чем не бывало он двинулся восвояси и, почувствовав себя в безопасности, даже засвистел, но, как оказалось, преждевременно, потому что из кустов тотчас вышел навстречу ему огромного роста седой старик с повязкой на одном глазу и маленьким фруктовым ножом в правой руке. Подойдя к Петропавлу, старик хихикнул и задал вопрос:

– Что такое «Висит груша в темнице, а коза на улице»?

Петропавел не нашелся как ответить.

– Это трудная загадка! – ухмыльнулся старик. – Отгадки ее не знает никто. Даже я.

– Какой же смысл загадывать загадку, если никто не знает отгадку?

– Так чтобы узнать!.. – Старик выразил лицом недоумение. – Бессмысленно, скорее, загадывать загадку, отгадка которой известна. Но, так или иначе, ты не отгадал – и тебе придется умереть.

– Да вы что – сговорились, что ли?! – вырвалось у Петропавла. – Сколько можно с этим шутить?

А старик со словами «Хорошенькие шутки, ничего не скажешь!» неожиданно всадил фруктовый нож в грудь Петропавла. «Я умираю», – как-то вяло, без испуга подумал тот и упал навзничь. Боли не ощущалось – ощущалось только некоторое неудобство в груди от присутствия ножа, вонзенного по самую рукояточку. Петропавел полежал на земле и с любопытством спросил у старика:

– Вы убили меня?

Старик поправил повязку на глазу:

– Да не суетись ты! Лежишь себе на земле – и лежи. Не в земле же пока! Вот закопаю тебя – тогда и поймешь. – Он удалился в кусты, принес ржавую лопату и деловито спросил: – Где копать могилу?

Вытащив из груди сухой и холодный нож, Петропавел потер потревоженное место и сказал:

– Хватит паясничать, товарищ. Не смешно это.

– Пока не смешно – потом смешно будет, – пообещал старик, начиная рыть могилу где попало.

– Вас как зовут? – сменил тему Петропавел.

– Старик-без-Глаза.

Петропавел, вглядевшись в него, действительно обнаружил некоторое сходство с опочившим невдалеке младенцем.

– Это когда же Вы успели состариться? Вы ведь спали!

– Во сне, – не отвлекаясь, ответил Старик-без-Глаза. – А что?

– Времени маловато прошло, вот что!

– Не твое дело, сколько моего времени прошло!

Старик говорил уже из довольно глубокой ямы.

– Ты бы лучше за своим временем следил, пока был жив. – Старик-без-Глаза засунул руку в карман и извлек оттуда предмет, видимо, мешавший ему работать. Это была рогатка.

– Забавы золотого детства! – сентиментально вздохнул он и, смахнув слезинку, зашвырнул рогатку в кусты. Потом снова принялся копать, хотя в могиле мог бы уже разместиться небольшой областной центр.

Петропавел заглянул в могилу:

– Если это для меня, то довольно. У Вас глазомер плохой.

– Нахал, – спокойно заметил Старик-без-Глаза. – Я жизнь прожил! Пожил бы ты с мое… замечания делать!

– Ну, положим, с Ваше-то я пожил: времени, между прочим, одинаково прошло – как для Вас так и для меня. – Петропавел улыбнулся просвещенной улыбкой.

– Ты, малец, мое время с твоим не путай. Я за свое время всякого повидал, а ты за свое – обнаглел только. Да и что ты вообще о времени знаешь? Необратимость да непрерывность… На этом, милый мой, у нас далеко не уедешь. Рассказал бы я тебе, да ты умер уже. – И Старик-без-Глаза углубился в могилу

Внезапно Петропавел отчаянно соскучился с этим стариком. Он махнул рукой и пошел себе восвояси, однако, не пройдя и нескольких шагов, услышал позади себя тяжелое дыхание – и вот Старик-без-Глаза загородил ему дорогу.

– Отойдите, – устало сказал Петропавел.

– Тебя могила ждет, – напомнил старик, вытирая руки о штаны. – Ты скончался. Вернись назад, в ДОЛИНУ РОЗГ.

– Куда вернуться?

– В ДОЛИНУ РОЗГ – это то место, где мы с тобой познакомились, и где ты потом умер.

Петропавел решительно двинулся в обход старика, не желая продолжать разговор. Но тот цепко схватил его за руку и убедительно попросил:

– Пойдем…

– Да оставьте Вы меня в покое! – крикнул Петропавел. – Не драться же мне с Вами!

– Вот еще, драться! – возмутился Старик-без-Глаза. – Хорошенький поворот! – и он ловко скрутил Петропавлу руки за спиной. Суставы хрустнули, сделалось ужасно больно.

– Да Вы что – с ума сошли? – взревел Петропавел, корчась от боли.

– Это отдельный вопрос, – уточнил Старик-без-Глаза. – Сейчас мы не будем его обсуждать. Сейчас мы будем тебя хоронить. – И он потащил извивающегося Петропавла к могиле. Сопротивляться сильному старику было бесполезно.

– Я уже пригласил на твои похороны друзей, – объяснялся Старик-без-Глаза по дороге. – Они соберутся с минуты на минуту.

– Но я не хочу умирать! – возмущался Петропавел.

– Вопрос так вообще не стоит, – приговаривал непреклонный старик. – У тебя все в прошлом.

Петропавел искал какой-нибудь веский аргумент, и ему показалось, что он нашел его:

– Но я же разговариваю!

– Не разговаривай, – снял противоречие Старик-без-Глаза.

Дело приняло совсем плохой оборот. Приходилось верить в серьезность стариковских намерений.

– Нет, я одного не понимаю, – хорохорился Петропавел, – почему именно меня надо хоронить.

– А кого ты еще можешь предложить? – заинтересовался Старик-без-Глаза.

– Да хоть Вас! – в общем, справедливо замети Петропавел.

После некоторых раздумий Старик-без-Глаза покачал головой, еще дальше отводя Петропавлу руку за спину.

– Меня нельзя. Во-первых, я гостей назвал. Нехорошо, если они придут, а я в могиле. Во-вторых, меня тут уже раз двести хоронили – так что это вряд ли кого-нибудь увлечет.

– Тогда, – заторопился Петропавел, – надо похоронить этого… как его… Пластилина! То есть хотя бы одного из пластилинов – пусть остальные живут. Их там пруд пруди!

– Неплохая идея, – одобрил Старик-без-Глаза и непоследовательно закончил: – Но мы все-таки похороним тебя. – Они уже подошли к самому краю могилы. Старик-без-Глаза поднял глаз к нему и с уверенностью произнес: – Раба твоего могила исправит! – после чего изо всех своих нечеловеческих сил столкнул Петропавла в яму.

Естественно, что тот немедленно начал выкарабкиваться оттуда, но своевременно получил от Старика-без-Глаза ржавой лопатой – хоть и не больно, но очень сильно. Снова скатившись в яму и взирая оттуда на готового повторить удар старика, Петропавел оставил попытки выбраться и залег на дно.

Комочек земли сорвался с края могилы. Петропавел поднял голову и увидел над собой старое лицо Гнома Небесного. Тот с удовлетворением констатировал: – Успокоился! – и исчез из поля зрения. Поблизости от могилы послышались голоса: кажется, друзья начали собираться. Именно этого почему-то не выдержал Петропавел. Он выскочил из могилы и принялся выкрикивать бессвязные и обидные слова:

– Бандиты! Убийцы! Мафия! Нашли себе развлечение – живых людей хоронить!..

Петропавлу захотелось каждому сказать что-нибудь отдельно гадкое, но слова подбирались с трудом и со всей очевидностью не достигали цели. Когда он умолк, в тишине прозвучал недоуменный вопрос Гуллипута:

– Чего он так разоряется?

– Ему очень дорога его жизнь, – мрачно пояснил Старик-без-Глаза.

– Разве ее у него отнимают? – еще больше удивился Гуллипут.

Тут уже вмешаться пришлось Петропавлу:

– Но если хоронят… если смерть, – значит, уже не жизнь, значит, жизнь отнимают!

– Да успокойтесь Вы, – сказал Пластилин Мира в облике младенца с честным лицом. – Кому нужна Ваша жизнь!.. А кроме того, для справки: смерть – это далеко не всегда не-жизнь, равно как и жизнь – далеко не всегда не-смерть. Бывает смерть, которая – жизнь, и жизнь, которая – смерть. И еще… почему Вы думаете, что смерть – это надолго?

– Ну как же: человек умирает только один раз! – Петропавел расхохотался бы, если б вопрос не стоял так трагически.

Шармен, оторвавшись от маленького человека, которого она лобзала, прижимая к земле, как бы между прочим заметила:

– Французы говорят, что всякая разлука – это маленькая смерть, – и снова вернулась к своему занятию.

– А из того, что Сократ смертен, следует, что не Сократ – стократ смертен, – скаламбурил в обычной своей манере Ой ли-Лукой ли.

– Да ну его, в самом деле! – воскликнул вдруг Гном Небесный. – Он психованный. Я же предупреждал, когда узнал, кого хороним, что не надо его хоронить! Как будто больше уж и похоронить некого… Меня похороните: я очень люблю возрождаться, это так освежает!

– Да Вас сто раз хоронили! – вмешался Пластилин Мира. – Каждому хочется взглянуть на мир по-новому. Похороните меня: меня в этом облике еще никогда не хоронили!

– Можно в конце концов вообще никого не хоронить, – подало голос Белое Безмозглое.

– Я зря могилу копал? – обиделся Старик-без-Глаза.

– Почему зря? – продолжало оно. – Пусть так постоит: была бы могила – желающие всегда найдутся!..

Пока шли эти препирательства, в атмосфере начали происходить волнения… Тонкий и длинный, как игла, звук проткнул пространство.