|
||||
|
Глава 5 Экономика и общество Основу экономики Парфии составляли сельское хозяйство и торговля. Промышленность играла очень маленькую роль. Большинство обитателей империи жили за счет сельскохозяйственных работ в качестве независимых земледельцев или пастухов, как «крепостные» крупных землевладельцев, в некоторых случаях – как рабы. Разводили овец, коз, крупный рогатый скот, свиней, лошадей, ослов и верблюдов, выращивали зерновые культуры, рис, фрукты и овощи. Большинство обрабатываемых земель империи требовали орошения, которое восполняло бы недостаточно обильные дожди и маловодные реки. Вот почему в Западной Азии орошение приобрело огромное значение. В самом Иране вода часто подводилась по подземным каналам. Именно такие каналы Артабан I пытался разрушить, отступая в сторону Парсы перед Антиохом III. Замасп, сатрап Суз в 1/2 г. н. э., был удостоен статуи и стихотворной надписи за то, что подвел воду реки Гондейсо к землям Суз (фото 7). Мельчайшие подробности относительно прав на воду в винограднике Копание записаны в пергаменте из Авромана. Внимательное исследование Дьяльского района Ирака показало, чего можно было добиться с помощью разумного использования водных ресурсов в древности. В селевкидский и парфянский периоды состояние этих мест было значительно улучшено. Почти с полной уверенностью можно утверждать, что для подъема воды для орошения использовалась тягловая сила и по целой сети каналов вода уходила все дальше и дальше от главных рек. Такая обширная система, естественно, требовала очистки и ремонта. По берегам Вавилонии уже тогда должны были расти сады, полные финиковых пальм. Рис. 14. Рисунки из частных домов в Дура-Европос, иллюстрирующие торговлю с помощью караванов и кораблей. Когда рассматривается общая картина торговых перевозок между Средиземноморьем и Дальним и Ближним Востоком после падения империи Селевкидов, парфяне выступают главным образом как посредники, а не как производители. В ранний период парфяне, несомненно, торговали с селевкидскими купцами. Коммерческие контакты с Китаем были прочно налажены еще до конца II в. до н. э. (рис. 14). Чжан Цень и другие сообщали о готовности парфян вести торговлю. Их повозки, караваны и корабли появлялись в соседних землях, они отправляли диковинные подарки – страусиные яйца и фокусников, чтобы возбудить любопытство китайского императора. Шелковый путь между Китаем и Средиземноморьем начал действовать. Дружественные посольства и подарки продолжают упоминаться в китайских источниках I и II вв. н. э. Китайцам были известны парфянские монеты: еще до 150 г. н. э. надпись с парфянской монеты была скопирована в качестве украшения китайской бронзы. Коммерческие контакты Парфии с Индией документированы не так хорошо. Тем не менее, индийские монеты стали использовать квадратные очертания греческой буквы омикрон в тот же период (I в. до н. э.), что и парфянские. Парфия была связана с Индией по суше большой дорогой от Бактры до Баригазы и морским путем от Харакса до устья Инда, и это путешествие занимало не менее сорока дней. К северу от Ирана парфянские монеты обнаруживаются во многих местах, а произведения искусства – на юге России, особенно в Ольвии, где была сделана важная находка – изделия из резной кости. На западе после 70—60 гг. до н. э. лежала Римская империя. Помимо обычных путей от Вавилонии до севера Сирии приобрел популярность более короткий караванный путь через сирийскую пустыню и римский оазисный город Пальмиру. Там огромное количество надписей освещают торговые пути этих мест. Пальмирцы регулярно посещали многие города запада Парфии: от Хатры в Месопотамии до Вавилона, Селевкии, Вологезии и Харакса в Вавилонии и Мисене. Упоминаются также лежащие дальше Сузы и даже северо-запад Индии (который называют Скифией из-за поселившихся там племен саков, или скифов). В Парфии известны и другие торговые пути (рис. 15). Самый важный соединял два конца Великого шелкового пути. Стоянки и караван-сараи вдоль дороги указаны в «Парфянских станциях» Исидора, написанных приблизительно в I в. до н. э. или около 70 г. н. э. Исидор ведет нас от Антиохии на Оронте через Евфрат и парфянскую границу у Зевгмы, а затем на юго-восток в Селевкию (на что уходило по меньшей мере пятнадцать дней). Затем мы поворачиваем на северо-восток к Экбатане, Pare, Нисе и Мерву. Оттуда Исидор ведет нас через бывшие парфянские территории в юге Афганистана до границы Индии. Однако китайское ответвление этого пути, которое Исидор игнорирует, отходило за Мервом в сторону Бактрии (Балха), «Матери городов», после чего шло к Каменной Башне (Ташкурган), Турфану, по китайскому Таджикистану к самому Китаю. Многочисленные менее значимые дороги и альтернативные пути ответвлялись от главной артерии в восточной части за Парфией и в особенности на западе Парфии, так что нижеприведенная карта приводит только основные направления дорог. Важный путь на западе Парфии, естественно, соединял Харакс с Селевкией. Оттуда шла дорога на север в Хатру, где упоминается о Мисене. Монеты, обнаруженные в Сузах, чеканились главным образом в самих Сузах, Селевкии или Хараксе, что говорит об оживленной торговле, которая шла по этой дороге. Наконец, Страбон неоднократно упоминает еще об одной дороге от Персеполя до Кармании. Действительно, около Кермана было обнаружено парфянское поселение, расположенное в гранитных скалах. Логично предположить, что дальше эта дорога шла через Сейстан в Индию, однако фактов, которые бы это подтверждали, пока не найдено. Отрывок официальных китайских записей часто цитируют для того, чтобы показать, что сухопутный Великий шелковый путь надолго закрывался или оказывался под угрозой со стороны враждебного парфянского правительства. Это чепуха. Этот отрывок в Ханьшу читается так: «(Римские императоры) всегда хотели отправить посольства в Китай, но Аньши (парфяне) хотели торговать с ними китайскими шелками и по этой причине останавливали их послания. Это длилось до 166 г. н. э., когда царь Тациня (Римской империи) Ань-Тун (Марк Аврелий Антонин) отправил свое посольство… С этого времени начинаются прямые контакты с этой страной». Итак, китайцы говорят, что парфяне не позволяли им напрямую связываться с римлянами. Парфяне не были так слепы к собственным интересам, чтобы уничтожить торговлю Востока и Запада, приносившую им большой доход. Они держали двух своих главных покупателей на расстоянии друг от друга во избежание неприятного для них сравнения цен. В китайских и пальмирских документах говорится о постоянном и мирном перемещении по территории Парфии, которое не зависело от политических соображений и границ. Конечно, внутренние неурядицы и нападение римлян на западные границы время от времени должны были делать торговые пути опасными и даже непроходимыми, но всегда ненадолго: экономические интересы обычно перевешивают политические. Если нужно окончательное доказательство того, что Великий шелковый путь оставался открытым, его дают богатые археологические находки на местах крупных парфянских городов по всей территории Парфянского царства. В Пальмире и Хатре по-прежнему стоят великолепные здания. Там и в других местах (от Мерва и Нисы до Суз, Селевкии, Ашшура и других) делались открытия в области архитектуры и искусства, причем настолько значимые, что заслуживают отдельных глав в этой книге. Парфянские цари не стали бы создавать скальные рельефы в Бехистане, если бы мимо них не проезжали люди, которые могли их видеть. Более старые города продолжали процветать, новые города возникали из поселков или даже, как Хатра и Вологезия, из ничего. Многочисленные скульптуры запада Парфии также свидетельствуют о богатстве местных торговцев и правителей, чьи откормленные тела и пухлые животы навсегда запечатлены в скульптурных изображениях (фото 45, 54). Рис. 15. Города, области и торговые пути Парфянского царства. Подробности работы купцов-караванщиков иллюстрируют надписи из Пальмиры. Типичным примером может служить одна, помещенная под почетным скульптурным изображением. Она звучит так: «Это статуя Таймарсу, сына Тайма, начальника каравана. Ее поставили караванщики, которые шли с ним из Харакса, потому что он дал им в долг 300 золотых динариев в старом весе… в месяц нисан, 504 года» (апрель 193 г. н. э.). Таймарсу, как и многие другие, способствовал развитию торговли, давая деньги взаймы и обеспечивая охрану караванов и купцов, даже лично возглавляя караваны. Чиновник из Дура, занимавший должность арабарха, должен был также отвечать за наведение порядка в пустыне и защиту торговцев. Китайцы отмечали, что купцы Римской Сирии были честными и получали удесятеренный доход от торговли с Парфией и Индией. Некоторое представление о товарах, служивших предметом этой торговли, можно получить по документам того времени и археологическим находкам. Длинная надпись, известная как Пальмирский тариф и датированная 137 г. н. э., содержит перечисление городских налогов на ввозимые товары. Главной единицей измерения является поклажа верблюда. Груз одной повозки считается равным грузу, перевозимому четырьмя верблюдами, а поклажа осла составляет половину верблюжьей (рис. 14). Рабы, сухофрукты, пурпур, благовония (тщательно различаемые), оливковое масло, жир, животные и шкуры, соль, пищевые продукты, сосновые шишки и бронзовые статуи фигурируют в качестве объектов торговли. Китайские записи пополняют этот список экзотическими животными, золотом, серебром, драгоценными камнями, коврами, «всевозможными ароматами», тонкими тканями и, конечно, китайскими шелками. Из Китая парфянские купцы вывозили также железо, абрикосы и персики, а обратно посылали товары, в числе которых были продукты виноградарства, гранаты, страусы и другие необычные вещи. Фрагмент утраченного «Описания Парфии» Исидора рассказывает о получении еще одного ценного товара – жемчуга из Персидского залива. «Периплюс Эритрейского моря», справочник, составленный около 60 г. н. э. для морских торговцев, курсирующих между Египтом и Индией, упоминает грузы в виде ценных пород дерева, тканей, текстильных красок и пряностей. В подтверждение этих сведений в гробницах и зданиях Пальмиры, Дура-Европос и других городов были обнаружены фрагменты тканого шелка и шелковых ниток из Китая, индийские ткани, стекло и камни – драгоценные и стразы. Эллинистические фигурки из Нисы, римские металлические изделия, стекло и гипсовые отливки из Бехрама в Афганистане могли проделать немалый путь в постоянно передвигающихся караванах. Торговля предметами роскоши проливает некоторый свет на экономику Парфии, в которой проявляются определенные экономические параллели с римским западом. Богатство сосредоточивалось в верхах общества. Семьи знати были главными потребителями и имели относительно невысокие запросы. В результате этого общество в целом не имело стимула для крупномасштабного производства: в создании машин необходимости не появлялось. Имелись рабы, которые выполняли простую и однообразную работу, поэтому технические навыки оставались минимальными. Редким свидетельством таких навыков является странный керамический кувшин овальной формы из Вавилонии. В нем содержались медь, железо и битум; он, вероятно, когда-то использовался как гальванический элемент для нанесения серебряного покрытия на медь. Конечно, должны были существовать крупные мастерские для производства необходимых для повседневной жизни товаров (как керамические изделия), но процессы, связанные с их изготовлением, были крайне примитивными. Перевозки были медленными и дорогостоящими, их затрудняли опасности от войн, грабителей и диких животных. Хотя простые изделия, такие, как керамические емкости с растительным маслом и вином, иногда перевозились на значительные расстояния: фрагменты кувшинов с печатями с греческих островов Родос и Тасос найдены в Нимруде, Сузах и Селевкии, постоянными предметами торговли были те товары, которые могли принести значительную прибыль. Кроме того, Парфянское царство в целом было экономически неоднородным, с перевесом в сторону западной части. Эта неуравновешенность имела политические последствия: Вавилония оказалась излюбленным трамплином для узурпаторов. Однако расцвет искусства и архитектуры свидетельствует о немалом благосостоянии начиная приблизительно с 50 г. до н. э., когда римляне осели в Сирии, до 150 г. н. э. Но прекращение использования тетрадрахм и значительное обесценивание серебряных монет с I в. н. э. и позже говорят нам о том, что экономические условия ухудшались. К 200 г. н. э. урон, нанесенный Римом, упадок многих городов, включая Вавилон, Селевкию, Ашшур и Сузы, полное обесценивание денег указывают на широко распространившийся кризис. Однако корабли и караваны продолжали свое движение по изменившимся маршрутам, и между 113 г. до н. э. и 164 г. н. э. в Дура-Европос не наблюдалось серьезного изменения уровня цен; Хатра, Пальмира и другие города продолжают процветать. Во главе парфянского общества стоял царь. Как правило, он был недоступен. Его трон был золотым, он спал на золотом ложе. Те, кому была дарована аудиенция, обязаны были подносить ему дары. На монетах царский убор изменяется с островерхой шапки саков через простую диадему до высокой тиары с драгоценными камнями (фото 6, 30, 31, 50—52). Вассалы подражали этим головным уборам; по рельефам Нимруд-Дага в Коммагене (ориентировочно 69—34 гг. до н. э.) ясно видно, что их формы и узоры имеют определенное значение и тщательно соблюдаются. Шею царя охватывало крученое металлическое ожерелье, одежды были богато украшены. Его подданные, согласно Юстиниану и Плутарху, делились на немногочисленное свободное население и большое количество рабов или зависимых людей, однако эти авторы описывали армию. Основой иранского общества была расширенная семья (или клан) и племя. Свободные люди, или азатаны, включали в себя вассальных царей, знать, царских чиновников и их семьи. Зависимые люди и рабы – это прислужники аристократов и крестьяне, прикрепленные к земле, которую они обрабатывают, то есть крепостные. О подлинном рабстве в Парфии говорит очень немногое (если мы исключим преимущественно греческий приграничный город Дура-Европос), хотя оно должно было существовать. Возможно, уже тогда действовало различие между рабами, захваченными в плен во время войны, и людьми, проданными в рабство за долги. Но в целом рабство в Парфии имело меньшее значение, чем «крепостничество». Эти «феодальные» отношения касались преимущественно иранской части общества с его разнообразными социальными делениями. Правящие в тот период Аршакиды вышли из северной группы иранцев. В Персиде поселилась другая группа, которая говорила на юго-западном диалекте среднеперсидского, который возник из древнеперсидского эры Ахеменидов (фото 6, 1, 11). Здесь сохранялись многие традиции древней Персии, что видно по монетам местных правителей. Когда они были вассалами Селевкидов, их монеты продолжали походить на те, что чеканили Ахемениды: на них присутствовали храм огня и крылатый символ древнего бога Ахурамазды (фото 6, n, nn). Под властью Парфии начинают вводиться монеты парфянской чеканки, но греческий язык не используется никогда. Для надписей применяют арамейское письмо, а позже – гетерографическое среднеперсидское. Правители именуют себя царями; их имена, в числе которых есть Дарий и Артаксеркс, напоминают о прежнем имперском величии. Рядом с иранцами жили другие народы и сообщества. На западе Парфии превалировали арамейцы, люди с семитским языком, которые населяли города и равнины вплоть до востока Элимаиды. В городах Вавилонии жили вавилоняне – тоже семиты. В пустыне под бдительным наблюдением парфянских властей кочевали арабы. Они постепенно просачивались в оседлые поселения Западной Азии и стали доминировать в обширных регионах Ближнего Востока. Например, в Пальмире половина личных имен уже арабская, но первым языком города еще остается арамейский, а правители Хатры на местных арамейских надписях носят титул «царь арабов». Еще один семитский элемент представляли собой евреи. Парфянами они были признаны как община и получили определенную местную автономию. Их было много на западе Парфии (это ясно из Талмуда), особенно – в Северной Вавилонии, и по всему Ирану. Глава общины отвечал за сбор налогов, назначение судей и решал многие вопросы. Евреям разрешалось казнить членов собственной общины. Они поддерживали тесные контакты со своими сородичами в Палестине. Греки жили в городах по всей империи, больше в тех, которые были основаны Александром и Селевкидами. В некоторых поселениях они, их культура и язык оставались доминирующими, по крайней мере до I в. н. э. Они составляли настолько влиятельный элемент империи, что лучшие правители со времен Митридата II считали разумным включать в свой титул определение «филэллин». Артабан III в знак недовольства греческими сообществами исключил это слово из своего наименования на монетах, хотя его преемники вскоре снова его вернули (фото 6, и). Парфяне, по словам Аммиана Марцеллина, были прекрасными строителями городов, что заставляет немедленно вспомнить Ктесифон, Вологезию, Хатру и перестроенные Нису и Мерв. Но даже самые крупные парфянские города в наши дни показались бы маленькими. Вероятная численность населения Селевкии, определенная Плинием в 600 тысяч, уменьшена до 800 тысяч при современной оценке, основанной на результатах раскопок. Во всех этих поселениях, древнейших или основанных греками или иранцами, население было сильно смешано как в расовом отношении, так и по политическим взглядам. Имена царей Мисены отражают большое разнообразие греческих и восточных этнических групп, из которых состояли и их подданные. Торговые города, такие, как Пальмира, сооружали базы и дома для своих собратьев-пальмирцев во всех основных торговых городах на западе Парфии: Вавилоне, Селевкии, Хараксе, Вологезии и других. В Дура-Европос зарегистрирована смесь имен греческого, семитского и иранского происхождения; такая смесь наверняка была характерна для многих городских поселений этой космополитической империи. Конечно, многие из этих поселений долго сохраняли свои особенности – греческие, вавилонские, ассирийские и другие. В Нисе на керамических черепках встречается множество иранских имен. Однако этническая однородность сохранялась только в деревнях и племенах. Что касается повседневной жизни парфянского общества, то древние авторы и археологические раскопки дают нам только отдельные, если можно так выразиться, кадры этой картины. Парфия, как и большинство азиатских культур, была миром мужчин. Юстиниан с наслаждением перечисляет дурные качества парфян. Они заносчивы, склонны к предательству и насилию, постоянно устраивают беспорядки. Мы узнаем и то, что они по природе молчаливы и склонны не говорить, а действовать. Женщины заперты в отдельных помещениях, а царских наложниц окружают охранники и евнухи. Юстиниан пишет, что женщинам не разрешается обедать с собственным мужем или появляться на людях. Безусловно, слова Юстиниана окрашены возмущением, но признаки притеснений женщин имеются (фото 35, 44). Из юридических документов Дура-Европос видно, что женщины, как правило, были неграмотны. Семитки уже носили накидки, однако видно, что лица они закрывали только во время религиозных обрядов. Любовь к детям отражают памятники, воздвигнутые по поводу их безвременной смерти. Как мы увидим, большинство домов строились из глиняных кирпичей и включали в себя внутренний двор, как это бывает и сейчас (рис. 16). По ночам свет давали многочисленные небольшие масляные лампы. Горшки и кувшины в Парфии поначалу были имитацией восточных и селевкидских изделий (фото 9, рис. 17). Однако постепенно утонченность греческих форм исчезла, и керамика стала грубее. Использовались украшения в виде бороздок, геометрических узоров и орнаментальных голов. Теперь часто применялись глазури, обычно синие и зеленые, но порой желтые и коричневые. Игрушечная посуда и коробки-копилки с прорезями для монет, найденные в Селевкии, выглядят совершенно современно. Иногда изготавливались действительно ценные сосуды. Хорошая мраморная ваза найдена в Сузах, а несколько прекрасных ритонов (рогов для питья), форма которых перешла от ахеменидских изделий, в Нисе и Демавенде (фото 8, 10, рис. 42). Парфяне много пили, но, по словам Юстиниана, в потреблении пищи себя ограничивали. В Нисе большое количество черепков, относящихся преимущественно к I в. до н. э., были найдены в винных лавках и вокруг них (рис. 12). На них записаны не только количество и год производства вина, но иногда даже указан виноградник, также упоминаются уксус и изюм. Там, где выращивались финики, производилось пальмовое вино. Парфяне ели мясо, добытое на охоте; хлеб, дрожжевой и пресный; свежие и сушеные фрукты и овощи. Те, кто мог, ели и рыбу. Им были известны свойства разнообразных трав и приправ, однако об их кухне ничего нельзя сказать. Рис. 16. Внутренний дворик дома в Ашшуре, демонстрирующий своды и плоскую крышу, на которую вела лестница. Начало III в. н. э. Общественные сословия аристократов и купцов наслаждались высоким качеством жизни, основой которого были торговля и эксплуатация крестьянства. Пышные статуи объявляют об их превосходстве. Героическая нагота могла сохраняться только для изображений вождей греческого и римского общества. Парфянская скульптура прежде всего являлась способом демонстрации богатства и роскошных украшений (фото 50, 52, 65). Как и царь Парфии, цари Хатры носят величественные головные уборы, обшитые жемчугом. Их туники и шаровары также покрыты драгоценными камнями (рис. 18, фото 4). Рис. 17. Обычные формы керамических сосудов эллинистического и раннепарфянского периодов из Вавилона. А – амфоры, примерно в 1/15 реального размера. В – меньшие сосуды, примерно 1/4 реального размера. Рис. 18. Мозаичная золотая пряжка или украшение сбруи с изображением орла, терзающего молодое животное. Длина 9 см. В Пальмире туники у мужчин и женщин покрыты обильной вышивкой. Шаровары были одеждой кочевников, удобной для верховой езды и низких температур, превалировавших на большей части кочевых территорий. При ношении в более жарких областях туника и шаровары могли изготавливаться из относительно тонких тканей. Для верховой езды надевались гамаши из кожи или ткани, которые закреплялись сложной системой завязок. Парфянский костюм завершал кинжал, который носили на боку (фото 30). На западе Парфии многие мужчины носили греческую одежду: тунику (хитон) и плащ (гиматий) – просторные одеяния, более подходящие для жаркой погоды, но они не подходили крестьянам или ремесленникам. Изображений этих людей в парфянском искусстве почти нет, но в Пальмире они носили короткую тунику, к которой могло прибавляться странное одеяние вроде саронга (фото 34). Со времен Митридата I парфянские мужчины носили бороды. Волосы обычно были длинными, и на изображениях они искусно уложены в волнистые пряди или в несколько рядов локонов. Женщины тщательно закутывались, как было принято в культурах Западной Азии. Они носили туники до лодыжек, накидку и часто вуаль. Очень популярным был головной убор, состоявший из металлической диадемы и высокого тюрбана, поверх которого надевались накидка или вуаль (фото 42, 43, 45, 46). Волосы у них обычно были уложены на греческий манер с пробором в центре. Драгоценности дополняли эффект (фото 11). Многие сложные изделия продолжали выполняться в эллинистическом греческом стиле. Однако парфянскими нововведениями стали серебряные браслеты с зернью, серебряная филигранная работа и украшения с бусинами (обнаруженные в Дура-Европос), а также большее внимание к цвету. В Сирии мастерские стекольщиков выпускали украшения из стеклянной массы, которые соединялись в гибкие цепи ожерелий и браслетов (фото 42, 45). В изобилии встречались амулеты. Хорошо одетые парфянки обилием драгоценностей могли соперничать с самыми причудливо наряженными красавицами эпохи короля Эдуарда. Мужчины также унизывали пальцы перстнями, а их одеяния и мягкая обувь были усеяны камнями и жемчугом. Однако ношение серег мужчинами оставалось обычаем деревенским, а не городским (рис. 19). Последние штрихи костюма завершала косметика (фото 42). Следы раскраски на рельефах усыпальниц в Пальмире показывают, что «красавица Пальмиры» пользовалась красной помадой для губ, обводила глаза черными линиями и румянила щеки. Мужчины также пользовались косметикой: Сурен, победитель Красса, шокировал римлян своим раскрашенным лицом и женственно уложенными волосами. По свидетельству Плиния, цари и волхвы использовали снадобье, состоявшее из растения гелиант и львиного жира с добавлением шафрана и пальмового вина: эта мазь должна была улучшить их внешность (надеемся, что они находили ее действенной). Еще более сложное умащение из двадцати семи ингредиентов использовалось во время коронации. Туалет завершали духи: сосуды для духов найдены в Селевкии. Рис. 19. Сланцевая палитра для косметики, украшенная головами правителя и царицы, имитирующими портреты с монет. Вероятно, I в. до н. э. или н. э. Чуть уменьшено по сравнению с реальными размерами. В дворцах и домах крупных купцов парфянские богачи пользовались золотой и серебряной посудой лучшего качества (фото 12—14). Сосуды украшали лиственные узоры (лавр, акант и виноградные лозы) или розетки и фигуры. Можно увидеть формы, перешедшие от ахеменидской и селевкидской эр. Украшение шкатулки, найденной в Шами, состояло из инкрустированных перламутровых фигур (фото 15). Играли на музыкальных инструментах, в том числе на лире, дудке, двойной дудке и барабане. Если верить Филострату, на стенах дворцов висели узорные гобелены; стены и полы покрывались лучшими коврами. Великолепный ковер IV в. до н. э. с ахеменидскими узорами, найденный в гробнице вождя в Пазырыке на юге России, и фрагмент ворсяного ковра из Дура-Европос говорят о том, что парфяне занимались этим благородным искусством. Времяпрепровождение парфянского монарха и знати было типичным для многих индоевропейских аристократий. В соответствии со своим кочевым происхождением, большую часть своей жизни они проводили в седле. «На лошадях они отправляются воевать, пировать, по личным и общественным делам, – пишет Юстиниан. – На них они путешествуют, остаются на месте, занимаются делами и болтают». (Пешком ходили только рабы.) Их главной страстью была охота (фото 4, 69). Они так увлекались этим занятием, что царь Вардан даже имел бестактность предложить изможденному философу Аполлонию Тианскому поехать на однодневную охоту в окрестностях Вавилона. Диких животных часто держали в огороженном парке. Монарх, не любивший коней и охоту, был неприемлем, и Вонона, воспитанного в Риме, вскоре отвергли именно по этой причине. Когда Артабан III временно вынужден был бежать в области к востоку от Каспия, он вполне мог прокормиться с помощью своего лука. Парфянские аристократы, наверное, любили и воевать, потому что при отсутствии внешней угрозы часто начинались внутренние неурядицы. Парадные одеяния знати всегда были очень сложными; крайне любопытно наблюдать за тем, как в позднепарфянский период развивается геральдика. Различные знаки знатных парфян представлены на огромном скальном рельефе Фирузабада, высеченном для увековечения победы Сасанида Арташира над последним парфянским монархом (фото 75). Потери во время внутренних войн, вероятно, не были слишком большими. Ко II в. н. э. помимо своих обычных развлечений аристократы, возможно, играли в поло. Пиры были еще одним очень популярным времяпрепровождением. На пирах барды исполняли героические баллады. Существовали целые эпические циклы, подобные тем, что легли в основу греческих поэм Гомера. Эти иранские баллады привели к появлению национального эпоса «Шахнаме» («Книги царей») Фирдоуси. О письменной парфянской литературе свидетельств нет, хотя весьма вероятно, что она существовала. Парфянские слова вошли в языки соседних народов. Некоторые монархи любили греческую культуру, и при их дворах шли представления греческих пьес. Греческий театр был открыт в Нисе; по легенде, Ород II устроил для армянского царя Артавазда представление «Вакханок» Еврипида. Однако интерес к чужой культуре был среди парфян исключением, а их собственная оставила после себя очень мало памятников. Какова была судьба иных культур в парфянскую эпоху? Упадок и разрушение культур Вавилонии, Ассирии и Греции в парфянский период представляют огромный интерес, поскольку сохранилось много фактов, которые позволяют нам очертить основные контуры этого упадка. Культурное влияние Вавилонии на западе Парфии было широким и глубоким. Там вавилоняне – семиты, любившие городскую жизнь, – сохранили свои древние обычаи и религию вплоть до нашей эры. Клинопись продолжала развиваться и сохранялась, как минимум, до VI в. н. э., когда глиняные таблички были наконец вытеснены пергаментом. Вместе с табличками исчезли и древние цилиндрические печати. Некоторые из использовавшихся печатей были очень древними: владелец лавки в Ниппуре имел образцы, относившиеся к касситской эре тысячелетней давности. Старинные религиозные ритуалы сохранялись, а вавилонские божества, меняя характер, оставались популярными во многих поселениях Западной Азии. Вавилонские законы широко использовались, а достижения науки и астрологии продолжали изучаться. Далее к северу в Ашшуре продолжало существовать уменьшившееся в размерах сообщество ассирийцев. Там они продолжали поклоняться своему богу Ашшуру и его супруге в новом храме на том же месте, где до катастроф 612 г. до н. э. это делали их предки. В 200—228 гг. н. э. ассирийцы по-прежнему пользовались такими величественными старинными личными именами, как Синахе-Эриба и Эсархаддон, которые трогательно напоминали об исчезнувшем великолепии этой нации воинов. Греческая культура, которую следом за Александром и Селевкидами несли в Азию солдаты и поселенцы, столкнулась с культурами Ирана и Вавилонии и не смогла их победить. Некоторое время жители Востока брали из греческой культуры то, что считали полезным, особенно для торговли: календарь, названия, организацию управления, судебную практику. Контракты из Дура-Европос и Авромана составлены по-гречески, хотя участвовавшие в них стороны могли быть жителями Востока. Плутарх говорит, что царь Артавазд Армянский писал греческие трагедии и истории, а многие (если не все) аршакидские монархи владели этим языком. В течение всего периода существования Парфянского царства на Востоке продолжали принимать греческие имена там, где писали и говорили по-гречески, или из соображений удобства. Однако сердца жителей Востока оставались незатронутыми. В основе своей греческая культура оставалась культурой для греков. В местах проживания греческих поселенцев существовали гимнасии, бани, литература, ораторское искусство и театры, там были греческие уложения и законы. Ямвлих, автор греческих любовных историй, жил в Вавилонии. Оратор Амфикрат посещал Селевкию, но, получив приглашение остаться и учить в этом городе, неуважительно заявил, что «дельфина в тазу не уместишь», и отбыл. Работы греческих авторов из Парфии использовались Страбоном, Трогом, Плутархом и другими. Греческие надписи с соблюдением ритма делались в честь бога Аполлона и иранского правителя Замаспа в Сузах. Две надписи в честь Замаспа даже имеют поэтический колорит дорических греческих словоформ. Одна из них датирована 1/2 г. н. э., однако некоторые термины и идеи стихов являются восточными. Письмо Артабана III городу Сузам, датированное декабрем 21 г. н. э., написано на хорошем греческом языке, однако адресовано чиновникам и жителям Суз, что является местным названием: Селевкидские греки называли этот город Селевкией на Евлее (реке). Но греческая надпись на монете из редкого выпуска Готарза II (около 38—51 гг. н. э.) сделана неграмотно, написание его имени было различным. В Дура-Европос греки оставались высшим слоем местного общества в течение всей парфянской оккупации. Греческая структура семьи сохранялась там по крайней мере до 33/32 г. до н. э., а македонско-греческие имена использовались и в более поздний период. Однако к концу I в. н. э. солнце эллинизма повсюду клонилось к закату. Греки оставались в своих городах, но их культура не оказывала глубокого влияния на народы, находившиеся вне этих городов. Они старались хранить свою греческую кровь – и это удавалось им все хуже. Они не слишком возражали против смешанных браков; если же потомство от такого брака становилось овосточенным, оно презрительно именовалось греками-полукровками. Одна за другой рушились цитадели эллинизма. Сузы примерно в 45 г. н. э. были поглощены царством Элимаида, к 215 г. н. э. они уже выступают как целиком парфянские. В 164—165 гг. город Дура-Европос окончательно захвачен, а Селевкию на Тигре разорили римляне. Греческие надписи исчезают в первой половине II в. н. э. Греческие строения, а также мотивы и стили греческого искусства, как мы увидим далее, уже давно были поглощены «парфянскими» архитектурой и искусством. Жители Селевкии приняли вавилонский обычай погребать мертвых в полу и стенах своих домов. Ко второй половине II в. не осталось почти ничего. Греческие надписи на царских монетах Парфии были варваризованы до неузнаваемости: совершенно очевидно, что изготовители чеканов больше их не понимали. Возможно, не будет слишком романтичным представить себе, что театры закрылись, а гимнасии опустели. Однако не все было утрачено, хотя очень многое преобразовалось. Язык выжил: греческий был одним из трех официальных языков на надписях первых сасанидских монархов, а некоторые сообщества продолжали решительно придерживаться селевкидского календаря. Эллинизм на Востоке продемонстрировал великолепную стойкость, хотя это направление изначально было обречено в лучших традициях греческих трагедий. |
|
||
Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке |
||||
|