Основными способами выплаты трудового налога – мита – были, как уже сказано, служба в армии, служба в общественных трудовых силах и работа на строительстве или в шахтах. Помимо этого были и другие задания, в число которых входил ремонт и обслуживание мостов, тамбо и станций часки (однако поскольку, как сообщает Пома, эту работу выполняли сыновья кураков, она, вероятно, не входила в мита или отработку в счет налога, но считалась более престижным занятием).

Услужение императору и его представителям, культу, жрецам или куракам, то есть оказание разнообразных личных услуг, также включалось в общую категорию работы в счет налога.

Личные слуги и обслуживающий персонал работали во дворцах императора, храмах, домах знати и всех тех, кто по своему положению в обществе был достоин такого внимания, на основе очередности. Количество слуг, обслуживающих какого-либо кураку или правительственного чиновника, зависело от его статуса, то есть от числа подчиненных ему семей. Обычно один митайо (слуга) полагался при 100 подчиненных единицах; токрикок апу был вправе рассчитывать примерно на 400 слуг.

Гарсиласо рассказывает, что на императорской службе были, к примеру, такие работники, как подметальщики, водоносы, лесорубы, повара, обслуживающие стол придворных, распорядители, привратники, хранители гардероба и драгоценностей, садовники, смотрители и другие. Те, кто брал на себя выполнение многих из этих задач, выступали не как индивидуумы, но как представители определенных деревень, которым вменялось в обязанность поставлять на такую работу достаточное количество способных и верных людей. Затем эти слуги отрабатывали столько дней, недель или месяцев, сколько насчитывалось соответствующим деревням в качестве налога. За любое их небрежение несла ответственность деревня, и все ее жители наказывались. Деревни, которые поставляли императорских слуг, располагались в непосредственной близости от Куско, в радиусе от 15 до 20 километров.

Другие повинности императору и правительству также распределялись по конкретным регионам империи. Танцовщиками императора были мужчины из Чумбавилка; рукуна и сора назначались, чтобы нести паланкин императора; мужчины из Тамбо были обязаны служить в силах, которые обеспечивали соблюдение законности и порядок во всей империи, – полиции инков. А личная охрана Сапа Инки набиралась из жителей отдаленной провинции Канари, которые были связаны обязательствами лояльности императору и на которых трудно было повлиять столичным политическим партиям Ханан и Урин Куско, чьи «генералы» могли составлять тайные заговоры.

Многие личные слуги императора вели свое происхождение от янакона. Это часто были уцелевшие жители провинций и деревень, оказывающие яростное сопротивление инкам или проявляющие вероломство, поднимая восстание против их власти. Они были помилованы и превратились в наследственных слуг, всецело принадлежащих Инке. Со временем они становились его верными приближенными и занимали престижное положение среди его домочадцев – и даже входили в администрацию. Пример их верности во время правления Уайны Капака был недвусмысленно зафиксирован в официальной исторической летописи инков и дошел до нас благодаря Муруа: в войне с каранки в Кито, когда каранки вышли из своей крепости и бросились в атаку, охрана Уайны Капака, состоящая из инкской аристократии, бросила его паланкин и сбежала, но его спасли янакона, которые увидели его лежащим на земле. Вернувшись в Томебамбу, Уайна Капак выразил свое недовольство гвардии, лишив ее провизии, тогда как янакона он осыпал подарками и предпочел их общество всем прочим. Распространение класса яна на множество профессий – к примеру, в их число входили пастухи, присматривавшие за животными Инки, и сельскохозяйственные рабочие, трудившиеся на землях правителя, – заставляет предположить, что они превращались в заметную новую силу в инкском обществе.

Среди жителей небольших городков и столиц были квалифицированные ремесленники, специализировавшиеся на изготовлении предметов роскоши: золотых и серебряных дел мастера, плотники, гранильщики драгоценных камней, а также опытные ткачи, вышивальщики и строители, выполнявшие работу для своих нанимателей – элиты, то есть главным образом императора, жрецов, кураков и наместников.

Они были освобождены от обычной выплаты податей и все свое рабочее время посвящали службе тем, кто обеспечивал их самих и их семьи всем необходимым, включая инструменты и материалы для их ремесла. Получить доступ в это сословие обычно можно было по наследству, как это обстояло и с большинством должностей и сословий империи. В записях, где говорится о прекрасных ремесленных изделиях, не указывают имена мастеров, за исключением авторства в архитектуре. Скорее подчеркивается непревзойденное мастерство племени в том или ином ремесле, передающееся по наследству, – к примеру, чиму были замечательными золотых дел мастерами, а колья – каменщиками.

Ни единого раза не упоминаются имена скульпторов. Все те немногие скульптуры, которые были изготовлены инками, обыкновенно вырезались из дерева. Существуют записи о том, как испанские священники уничтожали идолов, имеющих вид резных колонн, но ни один из них не сохранился до нашего времени, если не включать в эту категорию камни Интиуатана. В редких сохранившихся образцах скульптуры мы видим, как стиль избегает изображений, и так же, как в архитектуре, преобладает чувство массы, плоскости, функциональной формы. Наиболее выразительные образцы каменной резьбы обнаружены на стенах пещер и поверхностях скал, где в цельном массиве вырубались ступенчатые подножия, лестницы, угловые выемки, пазы и другие впечатляющие формы, среди которых – хотя только в исключительных случаях – попадались изображения пумы или змеи. В этой резьбе человек, казалось, отождествлял себя с природой, и творения его рук оказывались наравне с творениями ландшафта. Эстетически скульптурные компоненты также были составной частью прекрасной каменной кладки инков. Их мастера-каменотесы точно так же заслуживают звания художников, как и другие ремесленники.

Искусство каменщиков было чрезвычайно важной частью инкской архитектуры. Эти мастера находились на правительственном обеспечении, и их направляли на строительство наиболее важных зданий инков – императорских дворцов и храмов Солнца в самых привилегированных провинциальных столицах, – а также для обучения этому ремеслу коренных жителей. Каменщики работали в тесном сотрудничестве с силами мита: известно, что в великой крепости Саксайуаман для карьерных разработок, транспортировки и строительных работ ежегодно использовались 20 тысяч рабочих; сравнимое количество мужчин было занято и на строительстве других важных объектов в провинциях.

В карьерах работали тысячи людей. Немногое известно о методах или инструментах, использовавшихся для откалывания гранитных и андезитных блоков. Есть мнение, что для этого в камне высверливались отверстия, в которые вбивались деревянные клинья; затем на них лили воду, клинья расширялись, и камень раскалывался. Этому методу могло способствовать действие мороза, но в таком случае было бы труднее контролировать участок операции. Возможно, применялись также большие поперечные распорки. Чтобы просверлить отверстия по вышеуказанному методу, быстро вращали между ладонями камень в форме пестика или палочку, подсыпая песок и подливая воду; для этого нужен не настолько длинный инструмент, как может показаться.

Камни перемещали от карьера до места стройки с помощью канатов и деревянных кругляшей. При строительстве великой крепости Саксайуаман (как и вообще в регионе Куско) использовали три основных типа камня с различными характеристиками. Для постройки внешних стен – гигантские блоки диоритового порфира (некоторые из них были свыше 8 метров в высоту и ширину и весили более 200 тонн); их нашли и вырубили на месте строительства. Второй тип, известняк из Юкайя, добывавшийся примерно за 15 километров от крепости, стал материалом для фундаментов. Третий тип камня, черный андезит, который под влиянием погоды превратился в шоколадно-коричневый, использовался для внутренних построек. Его доставляли из сравнительно отдаленных карьеров Уаккото и Румиколка, расположенных соответственно в 15 и 35 километрах от Куско.

При транспортировке камня было задействовано великое множество людей. Подобные героические деяния запечатлены в легендах, подробно описывающих процесс перемещения так называемых «уставших камней». Это были особенно крупные блоки, которые, должно быть, доводили рабочих действительно до чрезмерной усталости. Один из самых громадных блоков, Каикуса, был взят, согласно Гарсиласо, из карьера «за пятнадцать лиг», на другом берегу реки Юкай. Камень невероятных размеров тащили 20 тысяч человек, из которых 3 тысячи погибли, и в конце концов, слишком «уставший», чтобы преодолеть последний склон, он был брошен у подножия холма Саксайуаман.

Инструменты каменотесов были просты. Под руководством мастеров-каменщиков камням придавали форму каменными молотами, предпочтительно из красного железняка. Когда требовалась гладкая поверхность, для шлифовки использовали песок и воду. Для измерений при подгонке блоков и разметке архитектурных деталей инки пользовались размерами человеческого тела. Согласно Роуву, они также знали и применяли логарифмическую линейку с произвольными единицами измерения и свинцовые отвесы (см. рис. 40). При выдалбливании некоторых пазов и отверстий в камне могли помочь бронзовые долота; но даже наилучшая бронза была слишком мягкой, чтобы прослужить достаточно долго и завершить безукоризненную обработку каменных блоков.

Существовали два основных типа каменной кладки, в которых мастерство каменщиков дошло до совершенства, и множество их вариаций, необходимых для различных целей строительства. Наиболее монументальный и скульптурный стиль представляла кладка из многоугольных блоков, часто огромных (обычно из известняка или диоритового порфира), используемых при возведении мощных внешних стен, основных опорных стенок террас и крепостных валов в цитаделях наподобие Саксайуамана. Громадные блоки неправильной формы обтесывались и устанавливались «индивидуально», каждый камень укладывался на опору, имевшую едва заметное чашевидное углубление, вытесанное с исключительной точностью. Из-за того, что стыки камней были заглублены, все сооружение обретало большую скульптурную притягательность, так что достигалось высокое качество текстуры и в то же время смягчалась неровность линий, тогда как массивность подчеркивалась игрой света. Некоторые блоки были обтесаны так, что имели до тридцати двух углов, к которым были подогнаны другие блоки.

Другой стиль каменной кладки – прямоугольный – имел совершенно иные характерные особенности. Прекрасный образец этого типа представляет собой храм Солнца, Кориканча, сложенный из почти правильных горизонтальных рядов камней. В кладке из обтесанных черных андезитовых блоков почти отсутствуют заглубленные стыки. Используемый при постройке прекраснейших дворцов и храмов, этот стиль, вероятно, возник из традиции вырезать квадратные куски дерна. Прямоугольная кладка применялась, как правило, для отдельно стоящих стен, но иногда и в опорных стенах.

Более мелкие блоки неправильной формы – вариация полигонального типа – также использовались в стенах, окружающих храмы и дворцы, и в опорных стенах. А иногда строители применяли комбинацию стилей кладки и типов камня в одной стене – при этом выявлена высокая корреляция физических свойств камня с типами кладки, и типов кладки – с функциональной прочностью.

В то время как многоугольные блоки требовалось тщательно обтесывать и подгонять, чтобы они соответствовали друг другу, обработка прямоугольных блоков могла заключаться в простой шлифовке методом истирания, после чего блоки были уже приблизительно подогнаны. В любом случае с краев затем снимали фаску, чтобы усилить эффект «завершенности» отшлифованных до гладкости затопленных стыков. Вес камней как при полигональной, так и при горизонтальной кладке уменьшался с возрастанием высоты.

При постройке стен использовались рычаги и наклонные земляные насыпи: самые тяжелые камни втаскивали по насыпям, доведенным до высоты стены, подкладывая деревянные кругляши. Строители также использовали небольшие толстые бронзовые ломики, именуемые чампи, чтобы обтесывать на месте камни, которые были слишком тяжелыми для поднятия их вручную. Ломы были достаточно прочными, чтобы пользоваться ими при перемещении каменных блоков, весящих 10–20 тонн, и упирались в небольшие выступы, оставленные на камнях, чтобы поднимать их на место. Эти бугорки обычно выступали снизу на поверхности камня, и иногда их оставляли в качестве декоративных деталей, вместо того чтобы отбивать.

Хотя инкские строители знали технику применения металлических скоб, которая была известна еще в среднем горизонте в Тиауанако, они редко пользовались ею, кроме, возможно, некоторых случаев в Кориканче и в храме Ольянтайтамбо, здание которого разрушили испанцы, искавшие «золото, которое строители заливали в трещины». Но на самом деле прекрасные стены возводили сухой кладкой, и между блоками нельзя было втиснуть даже булавку. В горах швы между камнями нередко обызвестлялись из-за влажной погоды, что, вероятно, и побудило испанцев заключить, что инки некогда использовали особый «клей». В то время как в некоторых стенах блоки были тщательно подогнаны как с внешней, так и с внутренней стороны, внутри стены камни слегка сужались, и щели заполняли небольшим количеством грязевого раствора.

Инженерные ухищрения мастеров-каменотесов хорошо иллюстрируются использованием техники замкового камня на стене в группе торреон в Мачу-Пикчу. Здесь очень искусный каменщик соединил торреон, полукруглое строение, с домом в два с половиной этажа. Стена, которая их связывает, выстроена из тщательно подобранных и пригнанных тесаных блоков из белого гранита. Среди прямоугольных по виду блоков нет математически правильных прямых углов или прямых линий. По прошествии времени дом, находящийся в южном конце стены, должен был отклониться от нее, отчего образовались бы трещины. Чтобы предотвратить это, каменотесы хитроумно сомкнули тесаные глыбы в точке наибольшего напряжения, изменив схему кладки – введя в практически прямоугольные ряды камни изогнутой формы, которые образовали серию скоб, долженствующих предотвратить соскальзывание обтесанных блоков и помешать дому отклониться.

Существовали способы изготовления и меньших по размеру каменных изделий, таких как топоры, навершия дубинок, прессы для дробления, ступы, пестики, каменные чаши, церемониальные блюда и статуэтки. Им придавали форму, обивая их каменными молотами и шлифуя песком и водой.

Скульптуры инков, отличающиеся превосходной пластикой, – это миниатюрные фигурки лам и альпака, пум и людей, вырезанных из камня или даже отлитых из бронзы, серебра или золота. Эти фигурки очень просты, однако отличаются выразительной стилизацией. Многочисленные небольшие статуэтки лам и альпака выполнялись из камня различного цвета и структуры, а в их спинах были выдолблены углубления, которые должны были наполняться жиром ламы или листьями коки – в качестве пожертвования. Дж. Роув предполагает, что искусно вырезанные каменные блюда предназначались также для ритуальных целей – чтобы собирать кровь принесенных в жертву животных. Некоторые из этих чаш были очень тяжелыми, но весьма гармоничными, смелых и необычных абстрактных форм, прекрасно отделанные и с полированной поверхностью. Другие были украшены рельефно выгравированными изображениями пум, змей, и в редких случаях вырезались целые сценки.

На территории Анд начиная с раннего горизонта (стиль чавин) большинство доступных металлов использовались для личных украшений или для религиозных пожертвований и ритуалов. Вскоре после того, как было изобретено литье, также появились медное оружие и инструменты. Как и все прочие американцы доколумбового периода, андские жители не применяли железо. Железо не встречается на земле в чистом виде, и нет ни единого свидетельства и, вероятно, не появится, что инки знали, как выплавлять железо. Если они наталкивались на тяжелые металлические руды, такие как красный железняк и метеоритное железо, то находили им применение.

Медь, олово, золото и серебро инки добывали в рудниках, а платину намывали в Эквадоре. Все золото, по обычаю, конфисковывалось правительством, и осуществляли это императорские уполномоченные: «Так как они ценили серебро и золото столь высоко, они приказали добывать его во многих краях провинций в больших количествах». Даже, как сообщается, посылали торговцев, чтобы те выискивали возможности для добывания металлов во вновь завоеванных провинциях. Сиеса утверждает, что, когда «множество индейцев отправляли на работу в шахты, остальных заставляли обрабатывать их поля», хотя нам известно из других источников, что в шахты стягивали рабочую силу из соседствующих провинций только на протяжении четырех месяцев в году, и работали там с полудня до захода солнца, поскольку холод на большой высоте был труднопереносим.

«Если кто-либо из индейцев в шахтах заболевал, он сразу получал позволение вернуться домой, и другой заступал на его место; но никого не отправляли в шахты, если он не был женат (не был главой семьи), так как его жены должны были заботиться о его пище и питье…. Кроме того, им было позволено на несколько дней в месяц прекращать работу, чтобы восстановить силы и отметить праздники. Этих индейцев замещали другие, когда наступал их черед». Эта выдержка, взятая из Сьесы, показывает, насколько велика была разница в описании тех же работ на рудниках, но уже под властью испанцев, которые выжимали из индейцев все силы, заставляя работать до тех пор, пока они не валились с ног.

Из-за того, что испанцами владела всепоглощающая страсть к драгоценным металлам, их наблюдения, естественно, сконцентрированы на этой теме. Хронисты упоминают три типа золотых приисков: такие, где золотые самородки были достаточно крупными, чтобы просто собирать их; рассыпи золотого песка, который необходимо было промывать, отделяя от земли; и третий тип – где золото смешано с другими металлами или вкраплено в породу. В записях Педро Санчо есть первые свидетельства очевидцев о том, как индейцы работали в шахтах около Чукиабо: «Шахты находятся в ущелье реки примерно на середине высоты склонов. Они сделаны наподобие пещер, входные отверстия которых получились при выскабливании земли [что было сделано] оленьими рогами, и затем ее выносили наружу в неких шкурах, сшитых в виде мешков [из шкуры ламы]… Для способа, которым они промывают [землю], они берут [струю] воды из реки, и на берегу они устанавливают очень гладкие каменные плиты, по которым пускают воду… и вода [отводимая по каналу] мало-помалу уносит землю, так что на каменных плитах остается только золото… Шахты уходят далеко в глубь земли [от 20 до 40 метров]… большая шахта, именуемая Уайна, уходит под землю на 80 метров. Они не имеют освещения и не шире, чем это необходимо, чтобы пробраться согнувшись одному человеку, и, пока тот человек, который находится в шахте, не выйдет наружу, никто другой войти не может. Людей, которые добывают здесь золото, до 50… от одного касика приходят 20, от другого 50… согласно тому, сколько у них есть… охрана [была установлена] вокруг шахт, чтобы ни один из тех, кто выносит золото, не мог уйти прочь незамеченным. Вечером, когда они возвращаются в свои дома в деревне, они входят через ворота, где стоят смотрители, отвечающие за золото, и от каждого человека они получают золото, которое у него с собой. Есть другие шахты, рассеянные по всей земле, похожие на колодцы, глубиной в рост человека, так что рабочий может просто доставать землю со дна и выбрасывать на поверхность».

Это сообщение было сделано первыми двумя испанцами, которые исследовали территорию Кольяо, когда они вернулись, принеся с собой землю, из которой добыли три песо золота. На основе этого испанцы рассудили, что после обучения индейцев более разумным методам разработки шахт они смогут получать до миллиона песо золота в год!

Обычай андских индейцев почитать все силы природы, достопримечательности местности, необыкновенные природные объекты проявлялся также и в их отношении к шахтам: рудные месторождения считались святилищами. Горам, которые содержали руду, как и самим месторождениям, поклонялись и приносили жертвы. Обитатели Анд молились им и просили их отдать свой металл. Для того чтобы эти уаки (святилища или святые места) давали больше металла, шахтеры в их честь устраивали религиозные церемонии, на которых пили и танцевали. Они не только поклонялись металлам, но и восхваляли породу, в которой те были найдены.

Инки выплавляли ряд металлов, используя уайра — цилиндрические печи, сделанные из терракоты с трубой из кирпича-сырца, примерно в метр высотой, с рядом отверстий по бокам. Раздробленная руда, переложенная древесным углем, помещалась внутрь уайры, и все это поджигалось. Руда выплавлялась на склонах, где была тяга от преобладающих ветров. Расплавленный металл оседал на дно и вытекал снизу цилиндра. Чтобы плавить и обогащать металлы, использовались и небольшие тигли.

Золотые и серебряные слитки отправлялись в Куско из Парна (Чили), Чукиабо (Ла-Пас) и Чукисака (Ла-Плата) – провинциальных столиц, расположенных в центрах наиболее богатых месторождениями округов. Некоторые металлы добывались в меньших количествах и во многих других провинциях империи. В то время как залежи олова были ограничены южными областями, медь, серебро и золото были распространены более широко.

То, каким образом инки обрабатывали металлы, показывает, что они разбирались в их свойствах: анализ бронзовых инструментов свидетельствует, что металлурги понимали, как воздействует различное процентное содержание олова на твердость и пластичность сплава. Затруднение с высокой температурой плавления платины они преодолевали, смешивая крупицы платины с золотым песком, многократно нагревая и обрабатывая смесь молотом, пока она не превращалась в однородную массу (спекание).

Чиму и инки обладали более широкими знаниями о различных процессах в технологии обработки металлов, нежели какие-либо другие народы доколумбовой Америки. В число их методов входили многие из тех, что используются и по сей день: ковка, отжиг, литье в открытых и закрытых формах, нечто вроде примитивной пайки, штамповка, золочение и даже своеобразная листовая обшивка. В то время как из драгоценных металлов разнообразными методами искусно изготавливались сложные декоративные изделия, то, что делалось из меди и бронзы, копировало форму древних каменных инструментов и оружия, и это наиболее отчетливая иллюстрация преемственности культуры андских индейцев по отношению к каменному веку.

Рис. 40. Предметы, отлитые из металла: а — топор; б и к — ножи туми; в — долото; г — зеркальце; д и з — щипцы; е и ж — шпильки тупу; и — свинцовые грузики

Формы отлитых из меди инструментов и оружия, которые ассоциируются непосредственно с инками, – это плоское трапециевидное лезвие топора, вытянутое с двух сторон для скрепления с рукоятью (см. рис. 40), и туми (нож) с ручкой, отходящей от лезвия под прямым углом. В этом случае искусно отливался декорированный черенок, а дальше оставлялось расширение, которое превращали в лезвие. Режущие кромки ножей, топоров и резцов отковывали и прокаливали, добиваясь максимальной твердости.

Кроме этого, инки отливали из металла такие орудия, как ломы, грузы для бола, навершия булав, зеркала, щипцы, иглы и колокольчики. Инкам был знаком метод литья «утрачиваемой восковой модели», которому они, вероятно, научились у чиму.

Рис. 41. Серебряная альпака, найденная на острове Титикака, высота 24 см

То, что предметов, отлитых инками из золота и серебра, известно мало, может частично объясняться их экспроприацией и громадной денежной стоимостью в постимперский период. Золото и серебро, которые использовались практически исключительно для предметов роскоши и ритуальных объектов, обычно обрабатывались ковкой, причем металл расплющивали в тонкие листы и штамповали украшения (см. рис. 41) – для этого применяли каменные молоты, а когда металл становился слишком хрупким, его отпускали путем нагрева почти до точки плавления, благодаря чему возвращалась пластичность. Желаемая форма объекта могла достигаться обрезанием металлического листа или проковкой его по деревянной форме, чтобы изобразить объем. Изделия дополнительно украшали, прочеканивая металл с изнанки, чтобы на лицевой стороне проявился рельефный узор. Предметы из листового металла могли комбинироваться из нескольких частей с помощью заклепок. Обычно для этого высверливались небольшие отверстия, но в литых изделиях отверстия были больше и отливались в форме. Кроме того, инки умели использовать пайку. Наиболее употребительным припоем для небольших работ была тонко измельченная медная окись или карбонат меди, которые смешивались с небольшим количеством органического связующего вещества. Смесь накладывалась на металлические части, которые требовалось соединить, а затем восстанавливалась в этом месте до металлической меди при помощи пламени и паяльной трубки. Инкам могла быть также знакома и техника листового металлического покрытия, распространение которой, по-видимому, ограничивалось территорией северного побережья Перу.

Инки практиковали и инкрустацию – в число немногих известных находок входят раковины, вправленные в серебро, серебряная инкрустация на бронзе, свинец в дереве, перегородчатая эмаль (лак, разделенный тонкими золотыми проволочками) на серебре. Редкий пример сплошного литья из серебра с примесью золота представляет собой мужская фигурка, инкрустированная раковинами, костью и золотом. На рис. 42 изображена статуэтка серебряного литья, инкрустированная золотом.

Рис. 42. Стоящая женская фигурка, серебряное литье, золотая инкрустация, высота 25 см

Золотые и серебряные предметы изготавливались для Сапа Инки, аристократии и святилищ. Золотой цвет был символическим цветом Солнца и Сапа Инки, а серебро играло ту же роль по отношению к Луне и койе.

Некоторые описания изделий из золота в храмах, дворцах и садах уже цитировались, следующее взято из Сиесы:

«Сокровища [в доме Сапа Инки] нагромождались в течение многих лет, так что вся обстановка дома правителя, даже кувшины для воды и кухонная утварь, была сделана из золота и серебра: и не только в этом одном месте, но во многих, особенно в столицах провинций, где множество золотых и серебряных дел мастеров занимались производством этих вещей. В их дворцах и жилых покоях были слитки этих металлов, а их одежда была покрыта узорами из серебра, изумрудов и бирюзы и другими драгоценными камнями большой величины. А у их жен были даже более роскошные украшения и личные вещи, а их паланкины были сплошь инкрустированы серебром, и золотом, и драгоценностями… а так как они соблюдали и придерживались своего обычая хоронить сокровища вместе с покойником, то легко поверить… что невероятные количества их были укрыты в могилах.

…Даже их барабаны и [скамейки], и музыкальные инструменты, и оружие были из этого металла, и ради вящего прославления своего государства… существовал закон, чтобы ни крупицы из золота и серебра, принесенного в Куско, нельзя было вынести из него под страхом смерти».

Для украшения делались браслеты на запястья и щиколотки, блестки, нашиваемые на платье, булавки тупу, которыми скрепляли женскую одежду; изготавливались подвески, которые носили на шее, наградные браслеты и серьги. Золотые и серебряные предметы раздавались императором в качестве подарков. Кроме того, были найдены небольшие, но исполненные динамики статуэтки, представляющие женщин, мужчин, лам, альпака и других животных, которые приносили в святилища в качестве подношений. Недавно в захоронении обнаружили нетронутой небольшую стоящую фигурку с руками, тесно прижатыми к груди, завернутую в покрывала; лицо ее выглядывало из-под головного убора из красных перьев. Можно предположить, что такие фигурки (см. рис. 43) являлись «куклами», которых нужно было одевать, и от них не требовалось, чтобы они обладали особыми художественными достоинствами.

Рис. 43. Стоящая женская фигурка из золота, высота 15 см

Кость ламы была наиболее доступным материалом для изготовления костяных инструментов и орудий, в число которых входили ложки, иглы, ткацкие челноки, веретена, флейты и бусины. Были и декоративные изделия из кости, в том числе статуэтки.

Раковины использовались главным образом для создания инкрустаций, для бусин и для небольших фигурок людей и животных, которые могли быть украшениями или пожертвованиями.

Дерево, несмотря на то что его ресурсы в некоторых андских регионах были весьма ограничены, использовалось инками для множества важных целей. Большие стволы вывозились из лесистых районов в счет податей и хранились в Куско, где из них делали опорные рамы под крыши, части ткацких станков, носилок, рукояти топоров, дубинок, трубы для воды, палки-копалки и мотыги, а также ложки, чашки и ушные вставки, украшенные перьями. Кроме этого, из дерева для жертвенных целей вырезались фигуры в форме человека.

Деревянные надгробия в форме сельскохозяйственых орудий и принадлежностей рода деятельности, затейливо вырезанные, раскрашенные краской и обшитые металлом, обнаружены на побережье. Поскольку они встречались только в захоронениях инкского периода и на них ссылались в отчетах, их тоже можно добавить к перечислению образцов инкской резьбы по дереву.

С художественной точки зрения наиболее значительными изделиями из дерева были кубки, и профессиональные резчики по дереву именовались керо-камайок (мастера кубков). На языке кечуа эти кубки называются керо. Простые и прочные, напоминающие по форме бокал без ножки, сверху шире, чем у основания, керо могли вместить от одного до двух литров чичи. Украшали кубки, гравируя на них линейные геометрические орнаменты или узоры из небольших отверстий, которые могли быть инкрустированы свинцом. Вырезанные рисунки – простые цветочные мотивы – заполнялись цветным лаком, закрепленным растительным клеем. Эти чаши, обычно используемые попарно, играли важную роль в общественной жизни, поскольку именно их поднимали, провозглашая ритуальные тосты.

Позже, в течение колониального периода, рисунки становились все более вычурными, живописные, раскрашенные сценки, покрытые лаком, изображали смешение испанских и инкских обычаев и представлений. Изображения фигур были динамичными, роспись выполнялась в несколько ярких цветов. Разработка этого интересного вида искусства в постинкский период могла явиться следствием того, что испанцы монополизировали запасы золота, так что инкская элита осталась без своих золотых кубков.

В горах не росли тыквы-горлянки, и инки их обычно не использовали. Тем не менее некоторое их количество доставлялось из теплых краев, где их выращивали, и применялось в ограниченных количествах для измерения объема; но все горшки и большинство емкостей для хранения были керамическими.

Считается, что формы и рисунки стандартных инкских гончарных изделий развивались на их родине, в регионе Куско, и археологи определяют их как «стиль инков из Куско». Хорошая глина для гончарных изделий в изобилии имелась здесь, и на большей части территории Анд обнаружены залежи глины различного качества. Наиболее известные гончарные изделия древней работы найдены в Сан-Себастиане, примернов в 5 километрах от Куско.

Гончарные изделия «инков из Куско» отлично сделаны вручную, без каких-либо технических приспособлений. Гончарный круг не был известен в древней Америке, а массовое производство отформованной керамики было региональной особенностью чиму. Гончарные изделия инков – тонкозернистые, очень прочные – имеют тщательно отполированную поверхность. Поверхностный слой глины обычно окислялся (обжигом в открытой яме или печи с циркуляцией воздуха) до розовато-красного или оранжевого цвета, середина же оставалась несколько сероватой. Поверхность большинства сосудов, за исключением кухонных горшков, была раскрашена цветной глинистой суспензией (жидким глиняным раствором), в которую были добавлены минеральные красители для получения белого, кремового, пурпурного, красного и черного цветов. Эти сосуды, именуемые «полихромными сосудами из Куско», были украшены повторяющимися геометрическими узорами – ромбиками, клетками и параллельно пересекающейся штриховкой. Треугольники и параллельные полоски различной ширины также являются общими мотивами, которыми разрисовывали сосуд или обводили его горлышко под кромкой. Искусно стилизованный мотив, изображающий растения, представлял собой вертикальную линию-ствол и отходящие от нее по диагонали две или три параллельные линии, из которых каждая заканчивалась бугорком (см. рис. 44).

Рис. 44. Арибаллус

Другие сосуды, гораздо более декоративные, разрисованные красивыми изображениями стилизованных животных, птиц или насекомых, которые вереницей следовали друг за другом или образовывали геометрические узоры, часто с использованием оранжевой глазури, изначально производились в окрестностях озера Титикака. Время от времени в керамике инков проявлялись разнообразные местные влияния, но гораздо более характерно, что в провинциях при изготовлении местной керамики для собственного использования и для распространения подражали инкским прототипам, так что результатом явилось большое разнообразие стилей позднего горизонта, более или менее подверженных влиянию престижного инкского стиля.

В Куско было разработано множество стандартных моделей – изящных и соответствующих требованиям функциональности. Самая известная и наиболее характерная – кувшин арибаллус. Он имел заостренное дно, длинное горлышко с расширяющимися краями и небольшими выступами, а сверху его можно было прикрывать плоской крышкой с высокой ручкой, сделанной петлей. Его использовали для переноски и хранения жидкостей. Для того чтобы носить арибаллус на спине, на нем укрепляли две небольшие ременные ручки, а ниже горлышка был выступ, вокруг которого можно было обматывать веревку (см. рис. 46). Кувшины-арибаллусы могли быть изготовлены любой величины – от размеров человеческого тела до миниатюрных кувшинчиков для жертвоприношений.

Рис. 45. Рисунок на тарелке

Рис. 46. Портретный сосуд, фигурка с арибаллусом на спине и керо в руке, из Пачакамака

Другой типовой моделью были тарелка или плоское блюдо. Они также имели по небольшой горизонтальной ручке на каждой стороне, или на одной стороне была рельефная ручка, а на другой пара выступов. Блюдо было украшено рисунками, адаптированными для округлой формы (см. рис. 45).

Также были широко распространены горшочки, бутылки и чашки (см. рис. 13). Для большей части этих емкостей делались крышки с петлеобразными ручками. Чаша для питья по форме походила на известный нам деревянный кубок керо, украшенный геометрическими орнаментами и густо изрисованный вокруг обода.

Еще одной особенностью внешнего вида гончарных изделий были лепные украшения. Ручки тарелок могли быть вылеплены в форме птичьих головок (часто – утиных), человеческих голов или просто бугорков. Головы пумы также использовались в качестве мотивов для ручек или, в более стилизованной форме, для выступов арибаллуса. Кувшины с горлышками оснащались глазами и носами.

Кухонные горшки, которые были сделаны из простой тяжелой глины, украшали только грубо стилизованными змеями, налепленными на бока, или бугорками. Кухонный горшок по форме представлял собой, как правило, большую чашу на подставке, с широкими горизонтальными петлеобразными ручками и плоской крышкой с ручкой. Чаши на подставке были самой различной формы: одни более округлые, другие – квадратные или многоугольные. Кроме этого, широко распространены были кухонные жаровни с широким отверстием сбоку и тремя толстыми цилиндрическими ножками (см. рис. 13).

Стандартная продукция производства инков была широко распространенна по всей империи и использовалась во всех крупных городах и тамбо. Но в малых поселениях, где, как правило, только государственные чиновники и кураки имели возможность приобрести такую керамику, ее найдено намного меньше. Более грубо сделанная местная продукция использовалась бок о бок с престижными изделиями инков, некоторые из черт которой она копировала. В частности, на побережье арибаллус претерпевает интересные изменения: к инкским формам добавляется реалистичная скульптура. На рис. 46 мы видим фигурку, которая держит керо и несет на спине арибаллус.

Других керамических предметов помимо посуды было немного – в основном это игральные кости, веретена и разливательные ковши.

Во влажном горном климате уцелело лишь несколько кусков ткани, изготовленной инками, но гораздо больше их найдено в прибрежных регионах империи. Благодаря сухому климату образцы тканых изделий инков сохранились здесь неповрежденными.

Шерсть являлась в горах главным сырьем для ткани. В основе ее естественной цветовой гаммы были коричневый, черный и белый цвета – если это шерсть верблюжьих. В небольших количествах шерсть получали также из меха вискачи и летучих мышей. На теплых землях выращивали хлопок шести натуральных цветов, который тоже был доступен инкам. Качество шерсти имело несколько степеней: руно викуньи брали, чтобы ткать самую тончайшую ткань, альпака оценивалась как второй сорт и обеспечивала основную массу обычной шерсти, а из грубой шерсти ламы делали в основном веревки и мешки для транспортировки продуктов. Растительные и, возможно, минеральные краски использовались широко, шерсть окрашивалась в самые яркие цвета, поскольку благодаря своей структуре она удерживает краситель лучше, чем хлопок. Для получения красителей молодые девушки собирали растения и окрашивали сырье до того, как сучили нить. Женщины пряли шерсть в любое время дня, в промежутках между другой работой, и даже когда гуляли или отдыхали. Волокна сучили вручную по часовой стрелке на тонких веретенах. Шерсть насаживалась на прялку – палочку с развилкой на конце – или обматывалась вокруг запястья. Нить вытягивали правой рукой, тогда как веретено свободно свисало или дергалось вверх-вниз, когда привязанную к нему нить скручивали (см. рис. 24). Толщина некоторых нитей не более чем в два-три раза превышала толщину современных машинных ниток. Использовались и одиночные нити, но чаще перед тем, как ткать, их скручивали вместе против часовой стрелки по две или больше.

Толщина нити зависила от того, что именно собирались ткать. На одеяла шла очень грубая нить – толщина ее в утке доходила иногда до 1 сантиметра. Ткань, из которой обычно делали одежду для повседневного ношения, называлась аваска. Сохранившиеся образцы свидетельствуют, что она чаще всего была одноцветной или в полоску за счет цвета нитей основы и утка, или на ней образовывались геометрические узоры, если в основу добавляли нити другого цвета. Вероятно, тяжелые ткани – стеганую или подбитую военную одежду – изготавливали мужчины.

Можно предположить, что инки усвоили некоторые ткацкие приемы, существовавшие в доинкские времена. Древние жители территории Перу умели пользоваться всеми теми приемами, какие только были в мире у мастеров, работавших на ручных ткацких станках. Наиболее совершенные образцы ткани и вышивок, обнаруженные на полуострове Паракас, датируются рубежом I – II вв. В период правления инков профессиональные ткачи и женщины из акльауаси создавали прекрасные ткани кумби для императора, жрецов и аристократии.

На кумби были вытканы многоцветные замысловатые узоры, обычно в технике гобелена. Такую ткань, вероятно, вырабатывали с использованием поплавков для пропуска нитей в схеме узора, а оставшееся свободное место могло быть после заткано или заполнено вышивкой из нитей других цветов. Обычно инкские ткани вышивкой не покрывались, но к нити утка часто крепились перья, или эти перья пришивали к ткани, что особенно нравилось инкам. Они вывозили цветные перья из джунглей, чтобы расшивать ими туники и накидки.

Но в обществе, где постоянно требовались ткани для одежды, которую носили в важных случаях, и где платье обозначало общественный и официальный ранг, рисунки и технические приемы неизбежно претерпевали стандартизацию. Только элита носила или использовала искусно сотканные и вышитые накидки, подобные тем, что найдены в захоронениях более чем тысячелетней давности.

Сложные технологии, известные древним перуанцам, включали технику гобелена (технику пропусков и вшивания) и ковровое переплетение. Вышивка выполнялась гладью, тамбурной строчкой, петлями или стебельчатым швом, образуя нечто вроде сетки, но на тканой основе. Техника пропусков использовалась в гобеленах и в легких тканях. На последних специализировались в области Чанкай на побережье, примерно в 1000–1532 гг. н. э. Здесь нити основы пересекались и скручивались вместе, образуя красивые кружевные узоры, включающие как абстрактные орнаменты, так и символические рисунки. Кроме этого, древние перуанцы знали технику парчи, в которой цветные рисунки дополнялись нитями каймы, и умели ткать двойную ткань. При создании двойной ткани два полотна ткутся одновременно на одном ткацком станке и в определенных точках нити основы переплетаются, отчего получается прямой и обратный узор; есть также примеры тройных и даже учетверенных тканей. Лоскутная техника, или техника смешанной ткани, и окраска узелков были известны с незапамятных времен. Техника батика, в которой участки, защищенные воском, остаются незакрашенными, использовалась главным образом на побережье. Простое вязание крючком и элементарная чулочная вязка также были известны. Нетканые методы плетения сетей, тесьмы, вязания крючком или на спицах, судя по найденным образцам, использовались по отдельности и в комбинации. Кайма оформлялась тканой полоской.

Древние тканые изделия показывают, что модели одежды сформировались уже во времена пещер Паракаса. Ткались куски, уже пригодные для использования, – прямоугольные или немного расширяющиеся за счет вплетения дополнительных нитей (см. рис. 47).

Рис. 47. Форма тканых отрезов была обычно прямоугольной, но можно было добиться некоторого разнообразия, стягивая нити утка или добавляя нити основы для расширения ткани

Ткацкий станок с ремнем, надеваемым на спину, также был известен за две тысячи лет до инкского периода, и пользовались им повсюду на территории Анд. Состоял он из двух параллельных реек, которые поддерживали нити основы: с одного конца он закреплялся на столбе, торчащем колышке или ветке, а с другого конца ко второй рейке был привязан ремень, проходящий вокруг талии ткача. Ткач или ткачиха, которые обычно сидели, могли варьировать натяжение нитей, наклоняясь вперед или откидываясь назад (см. рис. 24). Другой тип ткацкого станка, который ставили вертикально, инки также использовали. Он представлял собой вертикальную раму из четырех шестов, приставленную к стене, и применялся для изготовления широкой ткани кумби.

Рис. 48. Инкская шерстяная рубаха, 95 ? 80 см

Как выглядела одежда инков и какими она была украшена рисунками, уже говорилось ранее. На некоторых инкских туниках были мелкие повторяющиеся геометрические узоры, тогда как на других цветные участки были крупными, широкими и яркими (см. рис. 48). Из выбора цветов явствует, что инки больше предпочитали искусственно смешанные, изысканные цвета, чем теплые естественные тона, излюбленные более ранними культурами. Среди сохранившихся туник есть шедевры: точно выполненный рисунок на них рассчитывался специально, чтобы схема его совпадала с формой туники. Другие менее удачны. В изделиях, выполненных из перьев, придавать единообразие некоторым рисункам, которые иначе не представляли бы собой единого целого, могли яркие цвета, структура и блеск перьев, что свидетельствует об определенном недостатке свободы в обращении с материалом.

Иногда ткани также украшались металлическими деталями. Фигурки, вырезанные из тонких, расплющенных молотом листов золота и серебра, нашивали по схеме узора. Найдены также круговые золотые браслеты, которые, вероятно, тоже нашивали на ткань.

В плетении корзин и циновок инки были непревзойденными специалистами, но эти изделия они воспринимали как сугубо утилитарные и, по-видимому, не испытывали особого желания их украшать.

Краски применялись трех основных первичных цветов, а затем шерсть подвергалась последующему окрашиванию, чтобы смешивать первоначальные цвета: синий и желтый, красный и синий, желтый и красный давали соответственно зеленый, фиолетовый и оранжевый; чтобы варьировать тона или оттенки получившихся в результате окрашивания цветов, использовали также разнообразие естественной окраски шерсти и хлопка.

Вариации от небесно-голубого до густо-синего, вероятно, получались при погружении в слабый или крепкий раствор красителя индиго. Ткань, извлеченная из ванны с индиго, синела под окисляющим воздействием воздуха.

Красный цвет извлекался из растительного и животного сырья. Наилучшим из известных источников является кошениль, которая вырабатывается жучком и собирается с кактуса опунция. Кошениль дает слегка карминный красный или черный – в зависимости от того, какой закрепитель использовался.

Желтый краситель можно извлекать из коры Chinus mollis (ложное перечное дерево), но известны, вероятно, и другие вещества» (по Д'Оркуру).