КАФЕДРА ВАННАХА: Это сладкое слово — тезаурус

Автор: Ваннах Михаил

В эпоху бурного развития цифровых технологий бит, двоичная цифра, кажется чем-то исчезающе малым, теряющимся за многочисленными приставками гига— и даже тера. Но бит — это не так мало. Это то, что вдвое, вполовину уменьшает наше незнание об окружающем мире. А наше знание зависит от нашего тезауруса.

Тезаурус, от греческого thesauros, сокровище, лингвистами обычно употребляемое в латинизированой форме thesaurus — множество смысловыражающих единиц некоторого языка с заданной на нем системой семантических отношений. А в широком смысле Т. интерпретируют как описание системы знаний о действительности, которыми располагает индивидуальный носитель информации или группа носителей.

Самая минимизированная форма тезауруса используется практически во всех цифровых устройствах. Это — контрольный бит. Он, в форме, доступной простейшей схеме, говорит о четности (или нечетности) переданного сигнала.

Скупо?

Но даже эта лаконичность дает возможность отделить правильный сигнал от искаженного, правду — от лжи.

Более сложные формы — коды с исправлением ошибок, старшие виды RAID-массивов. А настоящий тезаурус — человеческие знания. О них занятную историю поведал в своих мемуарах Андре Мальро.

Мальро (Malraux, 1901—76) — блестящий французский писатель и политик. Его можно, прежде всего за роман «Условия человеческого существования», назвать связующим звеном между Паскалем, Ницше и Шпенглером и экзистенциалистами ХХ века. С равной страстностью он выступал против обеих форм тоталитаризма прошлого столетия — фашизма и коммунизма. Командовал эскадрильей добровольцев в республиканской Испании; партизанской, а потом армейской бригадой Свободной Франции; был министром культуры у де Голля с 1959 по 1969 гг.

А историю, о которой пойдет речь, рассказал ему в 1930-е Илья Эренбург, тогда — яркий писатель и союзник по антифашистской борьбе, еще не ставший придворным «борцом за мир» у известного кремлевского гуманиста Иосифа Сталина. Дело было в одном сибирском городке. Приехавший туда Эренбург с удивлением увидел кумачовые лозунги — «Долой половые сношения», «Половые сношения — хуже водки».

В клубе — лекция парторга о вреде половых отношений. «Половые сношения тянут нас назад. Время, потраченное на личную жизнь, отнято от индустриального и культурного строительства».

Удивленный Эренбург затащил парторга в комнатку за сценой и спросил — в чем дело?

Местные товарищи объяснили — пришла телеграмма, Сталин запретил половые сношения.

Где телеграмма?

На почте.

Идут на почту.

Начальница, розовощекая блондинка лет двадцати, с длиннющей косой.

Где телеграмма?

Уничтожена.

Почему?

Там была ошибка. В телеграмме было написано, что запрещаются половые сношения между мужчинами. Совсем в Москве на Центральном телеграфистки очумели, — возмущалась провинциальная барышня, — ну какие же между мужчинами могут быть половые сношения…

Вот гипертрофированная, в лучших традициях «карнавальной культуры» Михаила Михайловича Бахтина, иллюстрация роли тезауруса в функционировании каналов связи с помехами — классической задачи теории информации.

Не будем смеяться над сибирской простушкой. Автор этих строк (тоже не в Европе рожденный) сам помнит, как ржали мужики, когда подросток гордо выносил к охотничьему костру пару снятых дуплетом селезней, преследовавших один другого… И как, только спустя годы, мальчик понимал причину веселья, и в чем именно обвиняли эстетов на страницах прочитанного лет в семь «Швейка».

Но запомним — даже отметившая резкое несоответствие принятого сообщения с существующей в ее сознании моделью мира, прелестная почтарка обвинила во внесении ошибок столичных операторов, «человеческий фактор», а не стартстопные телеграфные аппараты, бывшие по тем временам хайтеком информационных технологий.

А более грамотный и более сведущий человек (такой, как Эренбург) смог бы извлечь из лаконичного, чуть ли не однобитового сообщения (было — можно, стало — уголовно наказуемо) и признак завершения эпохи революционной вольности и концентрации власти в руках сформировавшейся элиты, и готовность этой элиты использовать для своих целей традиционную, органически враждебную ей мораль, и методы, сугубо репрессивные, которыми будет навязываться эта мораль во имя укрепления этой власти.

Все дело — в тезаурусе. Подлинными ценностями этого мира являются знания ученого и честь воина. Их человек может потерять только по своей воле. (Остального — имущества, семьи, жизни — очень легко лишить. Чирканье спички, взмах малой саперной лопаты… )

И связь ценностей — давняя. Сократ сражался за Афины. Не знаю, назначал ли де Голль министром писателя Мальро или своего боевого товарища.

На страницах «КТ» недавно [А. Климов, Катарсис — это по гречески (#657, с.46)] было высказано замечание, что сохранившегося текста «Поэтики» Аристотеля недостаточно для установления подлинного значения понятия катарсис.

Но катарсис упоминается еще и в «Политике» того же автора (1341a23,b38—1342a15). И в греческих лексиконах. Понятие не для салонной болтовни. Очищение. Или кровавое, зарезанием ягненка, а то и девственницы (как Ифигении), или — от крови. Очень экзистенциально. И неслучайно политика — управление, максимально эффективное лишь на грани устойчивости, — грязна и кровава.