КАДРОВЫЕ ИГРЫ

Андропов сразу обнаружил непорядок во вверенном ему хозяй­стве: при Хрущеве чекистский аппарат слишком сократили! Шелепин и Семичастный расформировали местные органы госбезопасности там, где иностранных шпионов не было и быть не могло, где отсутствовали во­енные объекты, которые следовало охранять.

Андропов руководствовался иной логикой. Он не только хотел показать чекистам, что сделает все для усиления роли и процветания комитета. Он считал необходимым усиление контроля над всей стра­ной, восстановление структуры, существовавшей при Сталине.

Юрий Владимирович обратился с запиской к Брежневу:

«После создания КГБ при СМ СССР в марте 1954 года контрраз­ведывательные подразделения, особенно на местах, были численно за­метно сокращены. Если на момент создания Комитета госбезопасности в контрразведке работало 25 375 сотрудников, то в настоящее время 14 263. В то время как до 1954 года оперативные подразделения по линии контрразведки были во всех административных районах страны, то по состоянию на 25 июня с. г. на 3300 районов имеется 734 аппа­рата КГБ.

Во многих областях и республиках имеется по 1—3 городских (районных) аппарата, а в Бурятской, Марийской АССР, Белгородской, Курской, Орловской, Рязанской областях (РСФСР), Кара-Калпакской АССР, Кашка-Дарь-инской, Самаркандской, Хорезмской областях (Уз­бекской ССР), Кокчетавской, Северо-Казахстанской и Уральской обла­стях (Казахская ССР) ни в одном районе нет аппаратов КГБ.

Таким образом, контрразведывательная служба в большинстве районов страны не имеет своего низового звена».

Одно только перечисление областей свидетельствовало о том, как правы были предшественники Андропова, которые не хотели впу­стую тратить деньги и плодить рай- и горотделы, которым заведомо нечем будет заняться... Но на Старой площади и на Лубянке наступа­ли новые времена. Брежнев поддержал Андропова.

17 июля 1967 года политбюро согласилось с предложением но­вого председателя КГБ:

«Разрешить КГБ при СМ СССР в дополнение к имеющимся образо­вать в течение 1967 года 2000 аппаратов КГБ в городах и районах.

Считать целесообразным переименовать аппараты Уполномочен­ных КГБ в городах и районах в городские-районные отделы-отделен и я КГБ...»

В тот же день вышло столь же секретное постановление прави­тельства, подписанное Косыгиным:

«1. Увеличить штатную численность органов КГБ на 2250 еди­ниц, в том числе 5750 офицеров, 500 сержантов и вольнонаемных. Из них по центральному аппарату офицеров 100.

2. Ввести дополнительно в штаты КГБ 250 легковых автомоби­лей, в том числе 10 по центральному аппарату».

Главное, что сделал Андропов в КГБ, — вернул ведомству все­объемлющий характер. Компенсировал ущерб, нанесенный сокращениями, проведенными при Хрущеве, восстановил численность и затем еще больше увеличил аппарат комитета. Комитет вновь обрел ту тайную власть, которая была подорвана пренебрежительным отношением Хруще­ва к чекистам и их ведомству.

Из книги бывшего первого заместителя председателя КГБ Фи­липпа Бобкова можно узнать, чем же занимались местные органы КГБ. К примеру: женщина села на скамейку, не подозревая, что рядом при­сел иностранный турист. Ее тут же занесли в картотеку: связь с иностранцем. А это означало ограничения в приеме на работу, запрет на выезд за границу.

Служивший в инспекции КГБ Иосиф Леган пишет о том, как бри­гада инспекторского управления приехала в Горьковскую область, чтобы проверить работу чекистов городка Дзержинский. Выяснилось, чем занимались местные чекисты, выполняя указание областного управления.

«Горотдел, — вспоминает Леган, — информировал горком пар­тии, горисполком о сборе и вывозе на колхозные и совхозные поля куриного помета, ремонте тракторов и другой техники». Бригада при­шла к выводу, что горотдел занимается «вопросами, которые не отно­сились к компетенции органов государственной безопасности».

Начальник горьковского областного управления генерал-лейте­нант Юрий Георгиевич Данилов с мнением столичных проверяющих не согласился. Он упрекал их в том, что они «не понимают политику партии в отношении развития сельского хозяйства»:

— Невывоз куриного помета с птицефабрики приводит к тому, что куры отравляются и подыхают, скорлупа яиц становится тонкой, из-за этого случается большой процент их боя...

Вот еще одна история. Первый секретарь Пермского обкома Бо­рис Всеволодович Коноплев рассказывал, как для химического завода закупили оборудование в ФРГ. Установку оборудования должна была по контракту осуществить фирма-поставщик. Но визы западным немцам не дали. Решить вопрос, объяснил Борису Коноплеву заместитель мини­стра химической промышленности, может только председатель КГБ Ан­дропов.

Первый секретарь обкома в тот же день позвонил Андропову. Председатель КГБ обещал разобраться. На следующий день он перезво­нил Коноплеву:

— Согласия на приезд «фирмачей» дать не могу. Ты хорошо знаешь, в окружении каких предприятий и конструкторских бюро нахо­дится завод.

До Андропова КГБ был госкомитетом при Совете министров. Он добился повышения государственного статуса своего ведомства. 5 июля 1978 года указом президиума Верховного Совета СССР КГБ при Совете министров СССР был окончательно выведен из подчинения пра­вительству, получил особый надведомственный статус и стал назы­ваться просто: КГБ СССР. Территориальные органы госбезопасности стали именоваться управлениями по краям и областям. Указания КГБ стали обязательными для всех учреждений страны.

Андропов восстановил все районные звенья госбезопасности, которые были расформированы его предшественниками, отделы госбезо­пасности на крупных предприятиях и в высших учебных заведениях.

Андропов заботился о материальном благополучии своих подчи­ненных, и они отвечали ему полнейшей преданностью. Но еще больше были благодарны за то, что вырос престиж комитета. Разговоры о том, что творила госбезопасность при Сталине, отошли в прошлое. В истории органов остался только светлый образ рыцаря революции Фе­ликса Дзержинского, и служба в КГБ стала завидной.

Юрий Владимирович выступал редко, говорил спокойно и медленно. Абсолютное большинство его подчиненных никогда живьем председателя не видели. Им рисовался образ великого человека, си­дящего где-то в поднебесье.

Новый председатель произвел на подчиненных впечатление сво­ей находчивостью. Генерал Олег Данилович Калугин (сейчас он счита­ется предателем, а тогда был одним из выдвиженцев Андропова) опи­сал одну серьезную операцию. В КГБ получили сведения о том, что американцы хотят завербовать жену советского резидента, сыграв на ее необычных сексуальных пристрастиях: она остановила свой выбор на собаке. Совещание проводил сам Андропов. Председатель КГБ предложил смелое решение — отравить собаку. Но отечественная химия крепкий собачий организм не взяла, собаку только парализовало, к величайшему огорчению ее хозяйки...

Служба в КГБ казалась романтическим делом. Это подкрепля­лось сознанием собственной исключительности, причастности к че­му-то секретному, недоступному другим. Хотя низовых сотрудников ни о чем особом не информировали. Начальство и не хотело, чтобы подчи­ненные знаки что-то выходящее за рамки их прямых обязанностей. Зато им платили неплохую зарплату, давали квартиры, продоволь­ственные заказы, у КГБ были свои поликлиники, госпитали, ателье, дома отдыха и санатории, куда ездили практически бесплатно.

Начальник военной контрразведки генерал-лейтенант Иван Лаврентьевич Устинов жаловался Андропову, что офицеры-особисты не получают надбавку за воинское звание (см.: Красная звезда. 2004. 11 июня). Зато оклады особистов были выше, чем у остальных офице­ров. Но генерал Устинов доказывал Андропову, что отсутствие над­бавки — это безобразие, компрометация, моральное давление на его работников:

— Приходит наш товарищ к начфину и видит, что другим офице­рам деньги за звание дают, а ему нет! Хотя вместе служат, вместе все вопросы решают...

Сопротивлялось управление кадров КГБ: нельзя платить за звание только военным контрразведчикам, другие офицеры госбезопас­ности обидятся. Андропов добился, чтобы ввели денежное довольствие за звания всему аппарату комитета. В результате особисты стали по­лучать значительно больше армейских и флотских офицеров, среди ко­торых они служили. Симпатий это контрразведчикам не прибавило. Внутри комитета военных контрразведчиков опекал генерал Цинев, и они быстрее росли в званиях.

В 1975 году на коллегии КГБ рассматривался вопрос о работе особистов в Ракетных войсках стратегического назначения. Андропов согласился с предложением повысить руководителям особых отделов в ракетных войсках и оперативному составу штатные воинские звания на одну ступень. Таким образом, особисты оказывались в более высоких чинах, чем сами ракетчики. Потом это распространили и на военных контрразведчиков на подводном флоте. Генеральский корпус в КГБ рос как на дрожжах.

В КГБ при Андропове появилось большое количество генераль­ских должностей. Разрастался аппарат управления. В ноябре 1978 года в КГБ ввели три дополнительные должности заместителей предсе­дателя (для начальника разведки Крючкова, начальника контрразведки Григория Григоренко и главного кадровика Василия Лежепекова). В феврале 1982-го он получил еще одну должность заместителя предсе­дателя (для Филиппа Бобкова).

В системе военной контрразведки почти все должности началь­ников отделов преобразовали в генеральские, такого не было даже во время войны. У Андропова четыре заместителя стали генералами ар­мии. Это полководческо звание — не все знаменитые генералы времен Велико Отечественной его получили, а на Лубянке звезды р вались щедро.

Скажем, у Андропова был заместитель по оперативной технике Николай Павлович Емохонов. Он служил в войсках связи, участвовал в Параде Победы а 1945 году, занимался военной радиоэлектроникой, в 1964 году возглавил Центральный научно-исследовательский радиотех­нический институт, стал доктором технических наук, лауреатом Ле­нинской и Государственной премий. Андропов взял его в июле 1968 года начальником восьмого (шифровального) управления, Емохонову присвоили звание генерал-майора инженерно-технической службы. Че­рез три года Андропов расстался с прежним заместителем по опера­тивной технике генерал-лейтенантом Львом Ивановичем Панкратовым Панкратов всего два года работал на Горьковском машиностроительном заводе, откуда его взяли на партийную работу и с должности секре­таря обкома перевели в КГБ. Его не обидели — перевели заместителем министра радиопромышленности. А своим заместителем Андропов сделал Емохонова, чьи познания в современной электронике высоко ценил. Вскоре он стал генералом армии...

Итак, Брежнев поставил на важнейший пост полностью лояльно­го к нему человека. С этого направления Брежневу до самых послед­них дней ничто не угрожало. Леонид Ильич полностью доверял Андро­пову. Тем не менее он ввел в руководство КГБ группу генералов, ко­торые имели прямой доступ к генеральному секретарю и докладывали ему обо всем, что происходит в комитете. Они следили за своим на­чальником Юрием Андроповым и друг за другом. Таким образом Брежнев обезопасил себя от КГБ.

Главными ставленниками генерального секретаря в комитете были генерал Цинев, входивший в могущественный «днепропетровский клан», и генерал Цвигун, который работал с Леонидом Ильичом в Мол­давии.

Семен Кузьмич Цвигун родился в Винницкой области.

В 1937 году окончил исторический факультет Одесского педагоги­ческого института, год работал учителем, еще год директором школы в городе Кодыма Одесской области.

В ноябре 1939 года его взяли в НКВД и послали работать в Мол­давию. В начале войны он был сотрудником особого отдела на Южном фронте, в январе 1942 года его перевели в Смоленское областное управление НКВД, еще полгода он служил заместителем начальника особого отдела 387-й стрелковой дивизии на Сталинградском фронте. А в марте 1943 года его почему-то перебросили подальше от фронта — в разыскной отдел управления контрразведки Смерш Южно-Уральского военного округа.

В 1946 году вспомнили, что Семен Кузьмич служил в Молдавии, и отправили в Кишинев заместителем начальника 2-го отдела Министер­ства госбезопасности Молдавии. Вскоре в Кишиневе появился Леонид Ильич. Это была удача для обоих. Цвигун стал доверенным человеком Брежнева. Леонид Ильич всячески его продвигал. В октябре 1951 года Цвигуна произвели в заместители министра. Он проработал в Кишиневе до августа 1955 года, когда его перевели первым заместителем в КГБ Таджикистана. Через два года сделали председателем республиканско­го комитета.

В сентябре 1963 года Семичастный назначил его председателем КГБ Азербайджана. Цвигун ходил по комитету и со значением говорил:

— Семичастный отдал мне свою республику. Владимир Ефимович до работы в КГБ был вторым секретарем ЦК компартии Азербайджана.

Брежнев, став руководителем партии, хотел перевести Цвигуна в Москву. Но Семичастный продвижению Цвигуна и Цинева сопротивлял­ся, Владимир Ефимович чувствовал себя уверенно, он и по характеру был такой и к тому же принадлежал к мощной группе «комсомольцев», которые «днепропетровцев» недолюбливали.

Так что Семен Кузьмич оставался в Баку. Управиться с Цине­вым Семичастному оказалось труднее.

Владимир Ефимович рассказывал:

— У Цинева были дружки — секретарь парткома комитета и за­ведующий сектором отдела административных органов ЦК партии, кото­рый КГБ ведал. К ним примыкал

Виктор Иванович Алидин, тоже брежневский человек. Он был на­чальником седьмого управления — наружное наблюдение и охрана ди­пломатического корпуса. Алидин на меня обижен был, что я ему не давал на первый план продвинуться. А он все доказывал, что контрразведка начинается с наружного наблюдения. Алидин ко мне с этим пришел, я его отчитал. Тогда он на партактиве выступил. Я го­ворю: «Не хотел я это выносить, но Виктор Иванович напросился». И под аплодисменты я ему с шуткой-прибауткой все разъяснил... Он был с большим апломбом, но к амбиции ему не хватало амунииии. Он потом стал начальником важнейшего московского управления КГБ. Я бы его на такой ответственный пост никогда не посадил. Я знал его потолок и его способности,

Георгий Цинев возглавлял 3-е управление, но не был членом коллегии, и его люди на одном совещании подняли этот вопрос.

— А у меня в кабинете, — вспоминал Семичастный, — подклю­чены все залы для совещаний. Если идет какое-то оперативное сове­щание, я могу подключиться и послушать, что там говорят. Вдруг слышу, подчиненные Цинева говорят, что начальник третьего управле­ния должен быть членом коллегии Комитета госбезопасности. Я на следующее утро пришел и выдал им на полную катушку: «Я утвердил вам план совещания, разве там значится вопрос о структурных преоб­разованиях в комитете? Или о комплектовании коллегии КГБ? Разве это на вашем совещании решается? Если вам нечего обсуждать, закругляйтесь и заканчивайте. А кому быть членом коллегии — это позвольте мне решать»...

Цинев пришел к Семичастному, оправдывался, просил прощения, уверял, что он ни в чем не виноват. Председатель КГБ извинения не принял:

— Как это — не виноват? Это ты собрал совещание. Это твои подчиненные высказывались. Почему зашла речь о таких вопросах?

Семичастный попытался избавиться от Цинева и предложил на­значить его начальником Высшей школы КГБ. Тот покорно согласился. Через два дня Семичастному позвонил Брежнев:

— Володя, зачем ты выставляешь Цинева?

? Как выставляю? Я его на самостоятельную работу перевожу. А он что, к вам жаловаться приходил?

? Нет, он случайно...

? Как же случайно, Леонид Ильич? Он у вас три часа сидел на приеме.

? Откуда ты знаешь? — всерьез разозлился Брежнев, Леонид Ильич! Вы же знаете, что я за вами не слежу. Но прежде чем вам по­звонить, я в приемной спрашиваю, кто у вас. Я же не могу позвонить вам, если у вас в кабинете сидит иностранец или еще кто-то, при ком наш разговор будет неуместен. Я три часа спрашивал, мне отвечали: у Леонида Ильича генерал Цинев... Значит, он мне дал согласие, а к вам побежал жаловаться. Ну, как мне с ним работать?..

От Цинева Семичастный не сумел избавиться. А Цинев был вхож в дом Брежнева, стал другом семьи. После одной зарубежной поездки Брежнев позвонил Семичастному:

— Я хотел бы вас с Сашей (Шелепиным) пригласить на обед с супругами.

— Приглашайте, не откажемся.

— Хорошо, я сейчас Шелепину тоже скажу. Вечером Брежнев позвонил еще раз:

— Ты не будешь возражать, если на обеде и Цинев будет?

— Вы хозяин.

— Ну, он твой подчиненный, и Саша у него начальником был, — замялся Брежнев. — Может, неудобно?..

— Леонид Ильич, вы хозяин!..

— Когда мы пришли на квартиру Брежнева, — вспоминал Семи­частный, — Цинев уже был там. Мы с Шелепиным первый раз у первого секретаря дома, чувствовали себя как-то официально, даже оделись соответственно. А Цинев в своей тарелке. Галя (дочь Брежнева. — Л.М.) анекдоты начала рассказывать, он давай продолжать. Причем анекдоты такие... солдатские.

Георгий Карпович Цинев родился в Екатеринославе (Днепропет­ровск) по соседству с Брежневым. Они были почти ровесниками. Цинев окончил в Днепропетровске металлургический институт. После инсти­тута недолго работал на заводе имени Карла Либкнехта в Днепропет­ровске. Как и Брежнев, перешел на партийную работу. В 1939 году его поставили заведовать отделом металлургической промышленности Днепропетровского горкома, потом избрали первым секретарем райко­ма, а затем сделали секретарем горкома по кадрам. А секрета­рем обкома был Леонид Ильич Брежнев...

В 1941 году они оба ушли на фронт. Цинева назначили комис­саром артиллерийского полка, потом он стал заместителем начальника политуправления Калининского фронта, был начальником политотделов различных армий. С 1945 года служил в Союзнической комиссии по Ав­стрии начальником экономического отдела, в 1950-м стал замести­телем верховного комиссара от Советского Союза.

В 1951 году Цинев поступил в Военную академию Генерального штаба. Закончил он академию уже после смерти Сталина и ареста Бе­рии. Когда МВД очищали от бериевс-ких кадров, Цинева, как опытного политработника, распределили в военную контрразведку. Он уехал в Берлин начальником особого отдела Группы советских войск в Герма­нии, где провел пять лет. Два года он руководил Военным институтом КГБ, а с октября 1960 года служил в третьем управлении комитета госбезопасности. Когда Брежнев встал во главе партии, генерал-лей­тенант Цинев стал начальником военной контрразведки.

В отличие от Семичастного Андропов все понимал правильно. Через несколько дней после назначения председателем КГБ, 23 мая 1967 года, Андропов сделал своим заместителем Семена Цвигуна, а на следующий день, 24 мая, членом коллегии КГБ утвердили начальника военной контрразведки Георгия Цинева.

Георгий Цинев жаждал повышения, и Андропов освободил для него должность начальника второго главного управления (контрраз­ведка), которую занимал генерал-лейтенант Сергей Григорьевич Бан­ников, начинавший чекистскую службу еще в Смерш Наркомата воен­но-морского флота.

«С приходом Андропова, — писал будущий первый заместитель председателя КГБ Филипп Бобков, — давление на контрразведку резко усилилось, встал вопрос об освобождении Банникова, поговаривали об увольнении и других сотрудников. Я почувствовал, что надо мной тоже сгустились тучи. Очевидно, кое-кто считал меня человеком

Семичастного или кого-то там еще из прежних руководителей КГБ, и соответствующая информация поступила к Андропову.

Я понимал: в любую минуту меня могут уволить — и пригото­вился к этому».

Бобков напрасно беспокоился — его не тронули. А со своим заместителем Банниковым Юрий Владимирович через два месяца расстался. Банникова сделали заместителем председателя Верховного суда СССР. Так он не счел за труд получить профессиональное об­разование и в 1971 году, в пятьдесят лет, окончил Всесоюзный юри­дический заочный институт. В Верховном суде Сергей Банников оста­вил о себе хорошую память. На пленумах он сам откровенно говорил о том, что творится в стране (возможно, это была единственная ауди­тория в Москве, где звучали такие речи), и требовал того же от других судей. Банников был внимателен к человеческим судьбам — прислушивался к протестам, принесенным на приговоры по уголовным делам, и всегда голосовал за отмену или смягчение приговоров.

Вместо него начальником контрразведки стал Цинев, а военную контрразведку — по его же рекомендации — возглавил Виталий Васи­льевич Федорчук, которому суждено была со временем сменить Андро­пова на Лубянке.

Через несколько месяцев Андропов пригласил к себе первого зама Николая Захарова:

— Николай Степанович, у тебя большая нагрузка. Есть предложение ввести должность еще одного первого заместителя и немного тебя разгрузить.

Генерал-полковник Захаров понял, что вопрос уже решен. Он карьеру сделал при Хрущеве, для новой команды был чужим. Ответил дипломатично, что работы у него действительно много, но он на это не обижается:

— Решайте, Юрий Владимирович, сами, как лучше сделать структуру. С моей стороны возражений не будет.

Для Цвигуна, который уже стал генерал-лейтенантом, в конце ноября ввели дополнительную должность первого заместителя предсе­дателя. Прежние руководители комитета обходились одним первым за­мом.

- Отношения с Цвигуном, — вспоминал генерал Захаров, — у меня не сложились с самого начала. Он хотел быть первым из первых. Злился, когда в отсутствие Андропова заседания коллегии поручали вести мне. Крючков предупреждал меня, чтобы я не конфликтовал с Цвигуном. Я сказал, что голову склонять перед ним не намерен».

Заместители председателя КГБ ездили на ЗИМах. Цвигун первым пересел на «чайку», положенную министрам. В апреле 1970 года Заха­ров ушел из КГБ.

Зять Брежнева Юрий Михайлович Чурбанов вспоминает, что Цви­гун и Цинев часто бывали у Брежнева на даче: «Они пользовались особым расположением Леонида Ильича».

«Цвигун — рослый, несколько полноватый, с приятными чертами лица, — пишет генерал Борис Гераскин. — В действиях медлительный, сдержанный, говорил с заметным украинским акцентом... В отношениях с подчиненными нередко лукавил: в глаза говорил одно, а делал дру­гое.

Цинев, в противоположность Цвигуну, невысокого роста, обы­денной внешности, всегда с наголо бритой головой. Человек живого ума, не лишенный проницательности, весьма энергичный и подвижный. В нем уживались простота, доступность и обманчивая открытость с капризностью, непредсказуемостью, восприимчивостью к сплетням, властолюбием и болезненным стремлением постоянно быть на виду... Цинев никогда ничего не забывал, глубоко таил в себе недоброжела­тельство и всегда находил возможность свести личные счеты».

Николай Романович Миронов, который до своей гибели в октя­бре 1964 года в авиакатастрофе руководил отделом административных органов ЦК, знал Цинева еше по Днепропетровску. Он говорил в своем кругу:

— Там, где появляется Цинев, обязательно возникает рой под­халимов...

Цинев контролировал девятое управление КГБ и, как говорят, ведал прослушиванием высших государственных чиновников. Когда в 1982 году, после смерти Суслова, Андропов перейдет в ЦК, он будет пребывать в уверенности, что теперь и его подслушивают.

Цинев повсюду продвигал людей из военной контрразведки. По­сле того как лейтенант Ильин в 1969 году пытался застрелить Бреж­нева, начальник ленинградского управления КГБ (Ильин был из Ленин­града) Василий Тимофеевич Шумилов был снят с должности. По совету Цинева руководителем управления сделали начальника особого отдела Ленинградского военного округа Даниила Павлочича Носырева.

А на свое место в военной контрразведке Цинев посадил Вита­лия Васильевича Федорчука. Он проработал в третьем главном управ­лении до 1970 года, когда его назначили председателем КГБ Украины.

Владимир Семичастный:

- Я думаю, его отправили в Киев, чтобы он выжил Шелеста. Это была главная задача, чтобы освободить место для Щербицкого. Я уважал Щербицкого, он был выше Шелеста по общему развитию, но в его выдвижении сыграло роль то, что он из днепропетровской компа­нии.

Место Федорчука занял Иван Лаврентьевич Устинов, Прежде ру­ководивший управлением военной контрразведки Дальневосточного во­енного округа. У Цинева не сложились отношения с министром обороны маршалом Андреем Антоновичем Гречко, а Устинов с министром ладил. Циневу это не понравилось (см.: Красная звезда. 2004. 11 июня).

«Дело в том, что в руководстве Министерства обороны к гене­ралу Циневу проявлялась определенная сдержанность, даже, по воз­можности, ограничивалось его участие в проводившихся мероприятиях, — рассказывал Иван Устинов корреспонденту «Красной звезды». — Поэтому при решении Проблем государственной важности и отдельных вопросов я часто вынужден был исполнять роль связующего звена меж­ду председателем КГБ Андроповым и министром оборины Гречко... Вот эти деловые связи с руководством другого силового ведомства не по­нравились генералу Циневу».

Он высказал Андропову сомнение:

— Нет ли у Устинова сговора с военными?

После этого генералу Устинову пришлось из центральною аппа­рата уйти. Он выбрал себе хорошее место службы — начальником управления особых отделов Группы войск в Германии.

Цвигун и Цинев повсюду сопровождали Андропова. Конечно, эти люди не просто так вокруг Андропова крутились, они были соглядатая­ми Брежнева. Каждый шаг его и вздох Леонид Ильич знал...

— Я бы поставил вопрос принципиально: или этих уберите, или я уйду, — говорил Семичастный.

Андропов такого вопроса перед Брежневым не ставил, молчал, мирился с тем, что два его заместителя пересказывают Брежневу все, что происходит в комитете. Цинев с Цвигуном следили за тем, кого принимал Андропов, и без приглашения являлись к нему в кабинет на третьем этаже с высоким потолком и бюстом Дзержинского, когда к председателю приезжали такие влиятельные люди, как министр обороны Дмитрий Федорович Устинов или начальник 4-го главного управления при Министерстве здравоохранения академик Евгений Иванович Чазов.

Андропов понимал, что за каждым его шагом присматривают. Он вроде бы неплохо относился к своему бывшему подчиненному по отделу ЦК Александру Евгеньевичу Бовину. Но когда КГБ перехватил письмо Бовина, который жаловался, что вынужден тратить свой талант на службу ничтожествам (то есть в первую очередь генеральному секре­тарю), Юрий Владимирович поспешил доложить о письме Брежневу.

Еще один бывший подчиненный Андропова Георгий Аркадьевич Арбатов пытался разубедить председателя КГБ — зачем нести письмо генеральному? Юрий Владимирович объяснил:

— А я не уверен, что копия этого письма уже не передана Брежневу. Ведь КГБ — сложное учреждение, и за председателем тоже присматривают. Найдутся люди, которые доложат Леониду Ильичу, что председатель КГБ утаил нечто, касающееся лично генерального секре­таря.

Бовина убрали из аппарата ЦК.

«Андропов мог расположить к себе собеседника, — вспоминал Георгий Арбатов. — Не знаю случаев, когда бы он сознательно сделал подлость. Но оставить в беде, не заступиться за человека, даже к которому хорошо относился, Андропов мог.

Одна из его негативных черт — это нерешительность, даже страх, нередко проявлявшиеся не только в политических делах, но и когда надо было отстаивать людей, тем более идеи...

Мне кажется, Юрий Владимирович сам в глубине души это осо­знавал. И пытался найти себе какое-то оправдание. Такие компромис­сы, уступки, уход от борьбы он прежде m его оправдывал соображения­ми «тактической необходимости»...»

Генерал Вадим Кирпиченко писал, что постоянное присутствие рядом Цвигуна и Цинева ставило Андропова в сложное положение. Он должен был на них оглядываться, искать к мим особые подходы, зани­маться дипломатией вместо тою, чтобы требовать результатов в рабо­те. Они оба что-то щиюипно докладывали лично Брежневу. Это ставило Андропова в неудобное и щекотливое положение. Иногда Андропов жа­ловался на условия, в которых ему приходится работать... Но Юрий Владимирович терпел, он не позволил себе поссориться со своими опасными заместителями.

«Андропов, — считает Чазов, — избрал самый верный путь — он сделал и Цвигуна, и Цинева своими самыми близкими помощниками, по­стоянно подчеркивая свое уважение к ним и дружеское расположение. Уверен в том, что Брежнев высоко ценил и по-своему любил Андропо­ва, определенное значение имело и мнение двух его доверенных лю­дей».

В других подразделениях КГБ Цинева боялись и не любили. То­гдашний заместитель начальника разведки генерал-лейтенант Виталий Григорьевич Павлов вспоминал, как в семидесятых годах в Монреаль на всемирную выставку был командирован сотрудник внешней контрраз­ведки — присматривать за советскими сотрудниками выставки. Там же, в Монреале, в качестве туристки оказалась дочка Цинева. Контрраз­ведчик развелся и женился на дочери заместителя председателя КГБ,

Другим сотрудникам КГБ развод стоил бы как минимум партий­ного взыскания. Продвижение по службе и кпранкомандировки отклады­вались надолго. Но для зятя зампреда было сделано исключение. Его отправили в ГДР на генеральскую должность, откуда, по свидетель­ству генерала Павлова, «пошел поток жалоб сотрудников представи­тельства КГБ на недостойное поведение нового заместителя руководи­теля аппарата».

Цинев первым стал генерал-полковником — в октябре 1%7 года, Цвигун догнал его только через два года. Зато генералами армии они стали одновременно — в декабре 1978 года. А за год до этого оба получили «Золотые Звезды» Героя Социалистического Труда...

При этом Цвигун и Цинев между собой не ладили, особенно по­сле того, как Цвигун стал первым заместителем Андропова. Цинев за­видовал. Это тоже устраивало Брежнева.

Благодушный по характеру Цвигун никого особо не обижал, поэтому оставил по себе неплохую память. Семен Кузьмич увлекся ли­тературным творчеством. Жена Цвигуна писала прозу под псевдонимом Розалия Ермольева, и ои тоже захотел литературной славы. Сначала появились документальные книги о происках империалистических вра­гов, а потом романы и киносценарии под прозрачным псевдонимом С. Днепров. Осведомленные люди даже называли имена профессиональных писателей, которые «помогали» Цвигуну в литературном творчестве. Уверяют, что киносценарии за него сочинял Вадим Трунин, автор за­мечательного «Белорусского вокзала».

Книги Семена Кузьмича немедленно выходили в свет, а сцена­рии быстро воплощались в полнометражные художественные фильмы. Большей частью они были посвящены партизанскому движению, и самого Цвигуна стали считать видным партизаном, хотя войну он провел в тылу. В фильмах, поставленных по его сценариям, главного героя, которого Цвигун писал с себя, неизменно играл Вячеслав Тихонов. Семен Кузьмич ничем не был похож на популярного артиста, кумира тех лет, но, вероятно, в мечтах он видел себя именно таким...

Цвигун (под псевдонимом «генерал-полковник С.К. Мишин») был и главным военным консультантом знаменитого фильма «Семнадцать мгновений весны», поставленного Татьяной Лиозновой по сценарию Юлиана Семенова.

Олег Табаков, блистательно сыгравший в фильме «Семнадцать мгновений весны» роль начальника германской внешней разведки Шел­ленберга, рассказывал потом, что после просмотра картины Андропов отвел его в угол и укоризненно прошептал:

— Олег, так играть безнравственно...

Когда Александр Бовин впервые посетил Андропова на Лубянке, то, войдя в приемную председателя, не мог понять, где же кабинет Юрия Владимировича. Шкафы есть, а дверь в кабинет отсутствует. Оказывается, это такая мощная дверная коробка.

— У меня теперь есть свой самолет, — похвастался Юрий Вла­димирович перед бывшим подчиненным.

Он быстро вошел во вкус новой работы.

Андропов привык работать и в выходные дни. В одно HI первых воскресений он распорядился собрать руково-1ШIслей управлений и служб. Нашли не всех, потому что руководители КГБ жили на дачах, а телефонов не имели. Андропов распорядился установить им и го­родские телефоны, и аппараты правительственной связи, смонтировать радиотелефоны в автомобилях.

Вместе с Андроповым из ЦК пришла небольшая группа помощни­ков.

«Держались они на первых порах тесной стайкой, — припоминал Вадим Кирпиченко, — и все старались выяснить, нет ли вокруг Юрия Владимировича недоброжелательности или, не дай бог, не зреет ли какая крамола. Эта группа была предана ему лично и стремилась все­ми доступными средствами работать на повышение его авторитета, что порой выглядело даже смешным и наивным из-за прямолинейности в восхвалении достоинств нового председателя...»

Все его помощники и секретари — Павел Павлович Лаптев, Вик­тор Васильевич Шарапов, Евгений Иванович Калгин, Юрий Сергеевич Плеханов — стали в КГБ генералами.

Андропов любил в разговорах с сотрудниками поругать какого-то начальника среднего звена, ожидая, что в ответ скажет собесед­ник. Наверное, он нуждался в дополнительной информации о тех лю­дях, которые стояли вокруг него. Это еще раньше подметил и Федор Бурлацкий: Юрий Владимирович хотел знать все о людях, с которыми работал, и выслушивал любую информацию о них, от кого бы она ни исходила.

В августе 1967 года в одну из суббот дежуривший всю ночь полковник Эдуард Болеславович Нордман из второго главного управле­ния был вызван в приемную председателя — дать справку. Дежурный секретарь, тогда еще подполковник Юрий Сергеевич Плеханов, записал его сообщение и доложил Андропову. Тот пожелал лично поговорить с офицером. Распорядился принести чай и стал задавать вопросы о си­туации в главном управлении контрразведки. Нордман вспоминал, что он почувствовал себя неудобно — каково ему, полковнику, давать оценки генералам. Но Андропов ему сказал:

— Мы разговариваем как коммунист с коммунистом, а не как начальник с подчиненным.

И Нордман сказал, что думает о ситуации во втором главке.

Начальником секретариата Андропова стал его давний сотруд­ник Владимир Александрович Крючков. Он работал у Андропова еще в посольстве в Будапеште. Андропов уехал в Москву в 1957 году. А Крючков остался в посольстве. Но Юрий Владимирович не забыл подаю­щего надежды сотрудника. Через два года он, освоившись и пустив корни на Старой площади, пригласил Крючкова к себе: ему было при­готовлено место референта в секторе Венгрии и Румынии отдела ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалисти­ческих стран.

В 1963 году Крючков стал заведующим сектором, а в 1965-м поднялся еще на одну ступеньку и, наконец, занял ту должность, к которой он более всего был расположен: стал помощником секретаря ЦК Андропова. Он последовал за Андроповым в КГБ буквально через два дня. Он уже четыре года был помощником у Юрия Владимировича, и Андропов к нему привык. Крючков сначала получил прежнюю должность помощника, но уже в начале июля был назначен начальником секрета­риата председателя.

Кабинет Крючкова на третьем этаже находился прямо напротив председательского, приемная у них были общая. Владимир Александро­вич всегда был под рукой, готовый дать справку, напомнить, выпол­нить любое указание, проследить за движением бумаг, старательный, надежный, услужливый и безотказный исполнитель с прекрасной памя­тью. Генерал-майор Крючков произвел сильнейшее впечатление на бу­дущего начальника разведки Леонида Владимировича Шебаршина, кото­рый пришел с просьбой найти документ, переданный Андропову.

«Владимир Александрович удивил меня своей памятью, — писал Шебаршин. — Услышав название документа, попавшего к нему несколько месяцев назад, он немедленно открыл сейф и из толстенной пачки бу­маг сразу же достал именно то, что требовалось. Мне показалось, что я имею дело с человеком в какой-то степени необыкновенным».

9 августа 1971 года Крючков перешел в разведку, Андропов на­значил его первым заместителем начальника первого главного управ­ления.

Владимир Александрович описал в своих воспоминаниях, как июньским вечером его пригласил Андропов и сказал:

— Ну что же, больше тянуть нельзя. Пора определяться с тво­ей дальнейшей работой. Да и я понимаю, что в первом главном управ­лении действительно нужен свежий посетитель. Хотя ты и здесь мне тоже нужен. Как сам-то думаешь?

Крючкова ждала большая самостоятельная работа, пост первого зама был шагом к еще большим должностям. Но нгреход в разведку дался Крючкову трудно. Он вспоминал, как ему было «не по себе от мысли, что работать придется на некотором удалении» от Юрия Влади­мировича. Но Андропов уже принял решение.

К тому времени они трудились вместе семнадцать лет. Крючков боготворил начальника, привык к роли первого помощника, а тут предстояло самому принимать решения. По Владимир Александрович на­шел выход. Его сотрудники быстро заметили, что он по каждой мелочи советовался с Андроповым. Руководитель советской разведки по ха­рактеру, образу мышления и поведения так и остался помощником.

В последних числах декабря 1974 года Брежнев согласился с предложением Андропова утвердить Владимира Александровича Крючкова начальником первого главного управления и одновременно замести­телем председателя КГБ.

Новым начальником секретариата стал Павел Павлович Лаптев, который начинал в отделе ЦК рефентом по Албании. Лаптев сразу по­лучил звание полковника. У кадровых сотрудников КГБ путь к полков­ничьим погонам занимал лет двадцать. В феврале 1979 года Лаптев стал помощником Андропова по политбюро. Вместо Лаптева начальником секретариата сделали Евгения Дмитриевича Карпещенко.

Помощником в мае 1971 года Андропов взял проработавшего де­сять лет в «Правде» китаиста Виктора Васильсвича Шарапова. Юрий Владимирович обратил внимание на его публикации в главной партий­ной газете и пригласил к себе, объяснил:

— Надо будет и выступления готовить, и материалы для полит­бюро.

Как и Павел Лаптев, генерал-майор Шарапов последовал в 1982 году за Андроповым на Старую площадь. После смерти Андропова он был помощником по социалистическим странам и у Черненко, и у Горбачева, а в марте 1988 года отправился послом в Болгарию.

Секретарями работали Юрий Сергеевич Плеханов и Евгений Ива­нович Калган. Это были доверенные люди. Евгений Калгин сидел в приемной Андропова и в КГБ, и в ЦК. После смерти Андропова его вернули на Лубянку и назначили начальником 12-го отдела КГБ, кото­рый занимался прослушиванием телефонных разговоров и помещений, а также перехватом сообщений, передаваемых факсимильной связью. Во время августовского путча 1991 года Калгану поручили организовать прослушивание российских руководителей, начиная с Бориса Ельцина. Калгин приказ выполнил, поэтому после провала путча лишился рабо­ты.

Дежурным секретарем начинал и Юрий Плеханов, окончивший за­очно пединститут и перешедший с комсомольской работы на партийную. Его после смерти Андропова тоже вернули в КГБ. Он получил звание генерал-лейтенанта и стал начальником девятого управления, которое занималось охраной высшего руководства. После августовского путча, когда он приказал изолировать Горбачева в Форосе, он лишился зва­ния и наград и отсидел семнадцать месяцев в тюрьме Матросская Тишина. Впрочем, летом 2002-го президент Путин подписал указ о возвращении Плеханову звания генерал-лейтенанта, наград и пенсии. Но в день выхода президентского указа Плеханов умер, вероятно, и не узнав, что он опять генерал...

Андропов сменил, по существу, все руководство комитета, в том числе конечно же и начальника девятого управления — личной охраны генерального секретаря и политбюро.

2 июня 1967 года полковника Владимира Яковлевича Чекалова, ведавшего еще охраной Хрущева, освободили от должности. Его каби­нет занял генерал Сергей Николаевич Антонов. Артиллерист по воен­ной специальности, он в 1949 году окончил Военную академию броне­танковых и моторизованных войск и был зачислен в Высшую развед-школу Комитета информации при Совете министров (так в те времена именовалось ведомство, объединившее военную и политическую развед­ки).

Больше пятнадцати лет Антонов служил в разведке и ни к ка­ким комитетским кланам не принадлежал. Полгода он исполнял обязан­ности начальника управления, пока кнему присматривались. Утвердили Антонова только в конце февраля 1968 года.

Начальник девятки подчинялся непосредственно генеральному секретарю, получал от него приказания и по собственному разумению информировал об этом председателя КГБ. Начальнику девятого управ­ления подчинялся Кремлевский полк. Набирали в него только славян и только выходцев из рабоче-крестьянских семей. Подающих надежды отравляли в школу прапорщиков, после чего доверяли охрану объек­тов. Наиболее способных учили и брали в личную охрану.

В августе 1974 года Андропов сменил Антонова на Юрия Сторо­жева. Генерал-лейтенанта Антонова не стали обижать, формально его повысили — сделали заместителем председателя КГБ. Но подчинялось ему одно только 15-е управление, созданное в марте 1969 года. За­дача пятнадцатого управления — в случае ядерной войны спасти жизнь руководителей страны.

Сменили и начальника московского управления генерала Михаи­ла Петровича Светличного. По словам известного журналиста Ярослава Голованова, генерал был «человеком весьма проницательным и с чув­ством юмора». Но после того, как с поста первого секретаря столич­ного горкома убрали Николая Григорьевича Егорычева, разогнали и руководство управления.

Начальником московских чекистов сделали еще одного бывшего партийного работника генерал-лейтенанта Серафима Николаевича Ляли­на. Ему дважды не везло. В 1952 году его назначили заместителем министра госбезопасности, но, когда умер Сталин, министерство расформировали и его отправили советником в Польщу. В 1958 году его назначили заместителем председателя КГБ, а через год опять сняли и пересадили в кресло начальника оперативно-технического управления. Через четыре года Лялина сменил Виктор Иванович Али­дин, которого давно знал сам Брежнев.

Руководство комитета, как водится, укрепили партийными кад­рами. 8 июня 1967 года заведующего сектором отдела административ­ных органов ЦК Ардалиона Николаевича Малыгина утвердили замести­телем председателя КГБ. Профессиональный партийный работник, он начал работать в Министерстве госбезопасности еще в декабре 1951 года в должности начальника отдела кадров третьего управления. Потом в ЦК он руководил сектором, который ведал КГБ.

15 августа 1967 года скоропостижно скончался зампред КГБ по кадрам генерал-лейтенант Александр Иванович Перепелицын, которого еще Шелепин перевел из Белоруссии. Его место и занял Малыгин — ку­рировал управление кадров, хозяйственные и финансовые дела комите­та. В октябре ему присвоили звание генерал-майора.

Начальником управления кадров КГБ 21 июля 1967 года утвердили второго секретаря Днепропетровского обкома компартии Украины Виктора Михайловича Чебрикова. Он вспоминал, как его неожиданно вызвали в Москву, ничего не объяснив. Иван Васильевич Капитонов, секретарь ЦК по кадрам, привел приятно удивленного се­кретаря к Брежневу. Тот прочитал анкету Чебрикова, которая ему по­нравилась, как-никак выходец из Днепропетровска, задал несколько вопросов о делах в области и сказал:

— Юрия мы направили в КГБ. Нужно несколько человек, чтобы помочь ему укрепить органы.

21 июля постановлением Совета министров Чебриков был утвер­жден членом коллегии КГБ, через три дня приказом по КГБ назначен начальником управления кадров. Только формально его новый пост ка­зался невысоким — начальник управления в одном из ведомств. В ре­альности главный кадровик КГБ — ключевая должность. Недаром на него выразил желание взглянуть сам Брежнев. Одновременно прислали в КГБ еще нескольких партийных работников из разных областей и с разных должностей.

Чебриков был строгим, твердым, исполнительным, пунктуально соблюдающим партийные каноны работником. Его бывший охранник рассказал «Парламентской газете»: «Это был жесткий армейский чело­век. Строгий начальник. Никаких вопросов, сантиментов — только служим, устав и инструкции». Подчиненным общение с ним едва ли до­ставляло удовольствие.

? Чебриков скучный был человек, — вспоминает генерал Виктор Иваненко, — ни одного свежего слова от него добиться было невоз­можно. На совещании у него люди тосковали, выходили из его кабине­та с пустой головой...

Зато начальству главный кадровик нравился. Виктор Михайло­вич пришелся по душе Андропову своей надежностью и исполнительно­стью. Чебрикова, как днепропетровца, считали брежневским челове­ком, на самом деле он был душой и телом предан Андропову. Он не претендовал на лидерство, не примеривался к председательскому кре­слу и не занимался интригами.

У Цвигуна и Цинева был прямой контакт с генеральным секре­тарем, и они Андропову много крови попортили. Филипп Денисович Бобков — еще одна заметная фигура в КГБ — сам по себе был сильной личностью, а Чебриков никакой опасности для Андропова не представ­лял. Юрий Владимирович это оценил, привык полностью на него ло­миться и через год, в сентябре 1968 года, произвел его в замести­тели председателя. Чебриков курировал пятое управление, оператив­но-техническое, 10-й (учетно-архивный) отдел. В 1971 году Чебриков стал кандидатом в члены ЦК, через десять лет — членом ЦК. Высокий партийный статус был знаком председательского расположения.

Чебриков был, возможно, единственным человеком в руко­водстве комитета, которому Андропов доверял. Генерал Вадим Кирпи­ченко писал, что в роли заместителя председателя КГБ Чебриков руководил разработкой оперативной техники и борьбой с диссидент­ством. Его усилиями для нужд комитета был создан мощный оператив­но-технический комплекс. Виктор Михайлович в 19S0 году получил Го­сударственную премию по секретному списку. За что? На этот вопрос он никогда не отвечал. Люди знающие утверждают, что премию ему дали за строительство подземного пункта управления страной на слу­чай войны.

Юрий Владимирович конечно же нуждался в разных людях. Но на примере Чебрикова и Крючкова можно попытаться понять, какие каче­ства он ценил более всего. Общим у Крючкова и Чебрикова были ис­полнительность и преданность. В окружение Андропова входили более сильные фигуры, более яркие интеллектуалы, более умелые профессио­налы. Но на первые роли он выдвигал именно Чебрикова и Крючкова.

Вместо Чебрикова начальником управления кадров стал Влади­мир Петрович Пирожков. Он тоже был взят с партийной работы — с должности второго секретаря Алтайского крайкома. Потом Пирожкова самого произвели в зампреды, и на кадры поставили Гения Евгеньеви­ча Агеева. Тот до перехода в госбезопасность был вторым секретарем Иркутского горкома партии, хорошо играл в баскетбол и волейбол и неплохо в шахматы. Гения Агеева летом 1974 года утвердили освобо­жденным секретарем парткома КГБ, а кадры поручили Василию Яковле­вичу Лежепекову. Тот прежде был вторым секретарем Минского обкома партии, несколько лет прослужил начальником политуправления погра­ничных войск.

Иначе говоря, все кадровики были недавними партийными ра­ботниками, причем именно вторыми секретарями, которые по распреде­лению обязанностей ведали организационно-кадровыми вопросами. Это был один из способов контроля партийного аппарата над чекистами. Приходящие со стороны партийные секретари были чужаками в КГБ и должны были присматривать за тем, что происходило внутри системы госбезопасности.