Впрочем, все версии заканчиваются одним – незадолго до смерти Барков написал и оставил ...

Впрочем, все версии заканчиваются одним – незадолго до смерти Барков написал и оставил на самом видном месте в доме записку следующего содержания:

Жил грешно

И умер смешно:

Голову казнил сам,

А… оставил вам!

Слова записки вроде бы свидетельствуют в пользу первой версии о самоубийстве, хотя возможно, что автором записки был не сам Барков, а один из его подражателей, написавший ее уже после смерти Баркова.

Но так или иначе, достоверно известно только одно: умерший поэт был найден друзьями, и выглядел при этом крайне компрометирующее. Где он был похоронен и при каких обстоятельствах, исследователям выяснить не удалось.

Излишне говорить, что необычные обстоятельства смерти Баркова произвели в обществе фурор. Его друзья и поклонницы изо всех сил опровергали множащиеся нелепые слухи. Враги поэта тем временем злорадно потирали руки и всеми способами препятствовали попыткам установить истину.

Более того, после смерти Баркова некоторые писатели начали ему подражать, приписывая скандально известному поэту авторство своих произведений. Среди них были и весьма знатные господа – такие, как А. В. Олсуфьев, Ф. И. Дмитриев-Мамонов и И. П. Елагин.

Имя Баркова проставлялось на титульных листах сборников срамных стихотворений, лишь несколько из которых действительно были написаны усопшим. Как уже упоминалось выше, известное в наше время произведение «Лука Мудищев» на самом деле было написано отнюдь не самим Барковым, а его подражателем.

«Лука Мудищев» вызывает бурю восторга практически у всех поклонников срамных виршей и даже то, что с подлинным авторством произведения исследователи так и не разобрались, его принято считать одним из самых выдающихся шедевров барковского литературного стиля.

Один из составителей «срамных» сборников, Валерий Сажин высказал предположение, что подобное использование имени и репутации Баркова в совокупности с пародией на его творчество является не чем иным, как проявлением уважения к поэту со стороны его коллег-литераторов.

Эта версия более чем вероятна, поскольку многие писатели XVIII века в свое время неоднократно высказывали свои симпатии к создателю срамных виршей. Вот только у этой монеты была и обратная сторона. Так, например, всю ответственность за разгульную, похабную, мужиковатую, грубую и зачастую издевательскую поэтическую продукцию возлагали на Ивана Баркова, который к ней абсолютно никакого отношения не имел. Видимо, тут был расчет на то, что мертвый поэт возмущаться таким произволом не будет, а следовательно, ему можно приписать что угодно. Такой вот барковский парадокс является важной частью наследия поэта.

В современном мире, где на полях интеллектуальных сражений уверенно властвует наука, дух произведений Баркова не утратил своей первоначальной вызывающей колоритности. Напротив, пройдя сквозь века, не сгинув в бюрократических лабиринтах и препонах коммунизма, он не просто дошел но наших дней, но и расцвел с необыкновенной пышностью. Срамные вирши обросли традициями, вновь обрели своих почитателей и недоброжелателей, стали совершенствоваться охваченными вдохновением подражателями Баркова. Причина такого подъема барковского поэтического стиля в том, что он в чем-то соответствует тем потребностям, которые испытывают к поэзии широкие народные массы, иначе имя Баркова уже давно было бы забыто, как и его произведения.