Иван Семёнович Барков. «Жил грешно, и умер смешно…»

Иван Барков по праву считается одним из самых выдающихся поэтов России, хотя прославился он не теми произведениями, которые можно читать в школе или институте, наслаждаясь красивым слогом и идеально подобранными метафорами, а такими, которые обычно читают тайком.

Стихи Баркова поражают удивительным сочетанием сарказма, грубости и сквернословия. Во времена жизни поэта его произведения так и назывались – «срамные вирши». При жизни Барков был популярен в определенных кругах и терпимо воспринимался в других, но когда в России книгопечатание стало свободным, все изменилось – его практически забыли, так как вниманию читателей были предложены другие, более интересные и удобочитаемые произведения других авторов.

Однако литература вечна, и во все времена находились желающие ознакомиться с работами скандально известного Баркова, тем не менее в 1991 году российские читатели были все еще вынуждены ограничиваться прочтением ксерокопий текстов сомнительного достоинства и качества, но к началу 1992 года произведения Баркова стали печататься в таких солидных изданиях, как «Литературное обозрение» (выпустившее номер с откровенным эротическим содержанием, с Барковым в качестве центральной фигуры), «Библиотека», «Звезды», «Девичья игрушка», «Ладомир» и т. д.

Первые официально изданные стихи Баркова были почти моментально раскуплены. Но если для филологов, историков и поклонников необычного вольного жанра они были интересны сами по себе, то большинство читателей, как правило, смогло одолеть всего лишь по несколько произведений Баркова, сквернословность и однообразие которых порой угнетают.

Ценители срамных опусов были немало разочарованы, не обнаружив в изданиях поэмы о Луке Мудищеве, которая к тому времени уже была широко известна. Мало кто знает о том, что это знаменитое произведение на самом деле вышло из-под пера не Баркова, а одного из его почитателей и пародистов. Поэма была написана через несколько десятков лет после смерти поэта.

Талант Баркова уникален прежде всего тем, что он развился в совершенно неподходящих для этого условиях. Чтобы убедиться в этом, можно просмотреть его биографию, которая с точки зрения многих известных писателей, настолько не соответствует проявлениям его поэтического дара, что такое сочетание кажется в высшей степени парадоксальным.

Иван Семёнович Барков родился в 1732 году в семье петербургского священника. Пока мальчик был маленьким, он часто бывал в церкви, с интересом изучая иконы и молитвенники. Очаровательный малыш пользовался безусловной любовью прихожан, которые периодически подсовывали ему сладости и игрушки.

Когда маленький Иван немного подрос, его отправили на обучение в Александро-Невскую семинарию. Так поступали со всеми сыновьями лиц, имеющих духовное звание. В семинарии мальчик проявил себя как старательный, но непоседливый ученик. У него были и друзья, и враги, но в целом жизнь Ивана протекала спокойно.

Все изменилось весной 1748 года, когда в семинарию приехали И. А. Браун и М. В. Ломоносов. Эти ученые отбирали ребят для приема в Академию. Руководители семинарии отказалось направить Баркова для сдачи отборочного экзамена, поэтому молодой человек отважился без разрешения явиться к Михаилу Васильевичу и лично попросить его об испытаниях. Дерзкий и шустрый юноша необычайно понравился Ломоносову, и тот охотно разрешил пареньку пройти экзаменацию, после которой написал в канцелярию Академии: «Сего Апреля 24 дня приходил ко мне из Александровской Семинарии ученик Иван Барков и объявил… что весьма желает быть студентом при Академии Наук, и для того просил меня, чтоб я его екзаменовал. И по его желанию говорил я с ним по латине и задавал переводить с латинского на российский язык, из чего я усмотрел, что он имеет острое понятие и латинской язык столько знает, что профессорския лекции разуметь может… При том объявил он, что учится в школе Пиитике, и что он попов сын, от роду имеет 16 лет, а от вступления в Семинарию пятой год…». При этом ученый уверенно предполагал, что Барков и «в науках от других отметить себя может».

Четверых успешно сдавших отборочный экзамен семинаристов официально приняли в Академию. Их документы сдали в академическую канцелярию, которой было постановлено: «… написать их в академический список и обучаться им некоторое время в Гимназии, ибо оные от профессоров принимать лекции не гораздо еще в хорошем состоянии. Жалованья им производить по 3 руб. 50 коп. на месяц из положенной суммы на академических учеников».

Во время обучения в Академии Иван Барков был одним из самых старательных учеников. Юноша с огромным удовольствием изучал гуманитарные науки. Он учился на курсе красноречия и поэтики, который преподавал И. Э. Фишер, посещал лекции В. К. Тредиаковского, где познавал секреты стихосложения, с огромным энтузиазмом изучал работы авторов эпохи Античности и делал многочисленные переводы научных и религиозных текстов.

Тем не менее, несмотря на успехи в учебе, Иван Барков не был в числе любимчиков преподавателей, поскольку отличался крайне независимым и буйным нравом, который не считал необходимым скрывать от окружающих. Дисциплину Барков считал ненужной и ущемляющей его свободу. Один из преподавателей студента по этому поводу сказал, что молодой Иван «средних обычаев, но больше склонен к худым делам».

Но это еще не все. Барков, словно презирая свое церковное воспитание, начал регулярно напиваться, буйствовать в пьяном виде, драться и скандалить.

В 1751 году терпение ректора Академии С. П. Крашенинникова было подвергнуто жестокому испытанию. Как он сам позднее докладывал в канцелярию, Барков, уйдя без разрешения из Академии, явился домой к Крашенинникову и «с крайнею наглостию и невежеством учинил ему прегрубые и предосадные выговоры с угрозами, будто он его напрасно штрафует». Взбешенный поведением студента, ректор вызывал военный караул и быть бы пьяному студенту поротым, но в его затуманенном алкоголем мозгу вспыхнула оригинальная мысль. Повиснув на руках солдат, он во все горло заорал: «Слово и дело!». Этими поистине волшебными словами он дал понять, что имеет некоторые сведения о заговоре против трона. Излишне осведомленного школяра быстренько повязали и немедленно доставили «куда следует».

Перепуганный студент, попав в лапы государственных дознавателей, быстро убедился в том, что неуместные шутки могут обернуться тюрьмой, а то и каторгой. Барков моментально решил покаяться, что и сделал с большой артистичностью и подкупающей искренностью. Раздраженные следователи буквально пинками выгнали проштрафившегося студента на улицу и погрозили напоследок при повторении инцидента отдать юношу в матросы.

Шло время. Перепуганный Барков вел себя идеально даже на взыскательный взгляд Крашенинникова, но уже через год забыл обо всех обещаниях и дал себе волю. Во время одного из своих загулов он стал зачинщиком скандала и был наконец-то высечен, по выражению ректора, «за пьянство и за ссору в ночное время». Терпение Крашенинникова наконец-то лопнуло, и он с особым удовольствием в 1751 году вышвырнул Баркова из Академии.

Однако корректор Академии Алексей Барсов выразил несогласие с решением ректора и написал в канцелярию горячее и чрезвычайно жалостливое послание, где говорил, что Барков находится «в трезвом уме и состоянии и о прежних своих продерзостях сильно сожалеет». Служащие канцелярии сжалились над вовремя раскаявшимся студентом-недоучкой и отправили его набираться знаний в типографию при Академии. Поскольку Барков ранее проявил себя умным и талантливым студентом, ему позволили продолжить обучение под личным руководством С. П. Крашенинникова, а также заниматься на уроках немецкого и французского языков.

Между тем финансовые дела Баркова шли все хуже и хуже. Ему не хватало денег не только на водку, но и на приобретение предметов первой необходимости. Озабоченный Барков решил найти себе хорошо оплачиваемую работу. Он попросил перевести его из типографии на работу в канцелярию Академии. Понимая, что служащие канцелярии никоим образом не захотят видеть в своих рядах пьяницу и скандалиста, он решил уповать на жалость официальных лиц, и в своем прошении прочувствованно написал: «А понеже в убогом моем нынешнем состоянии определенным мне жалованьем, которого годовой оклад состоит токмо в тритцати шести рублях, содержать себя никоим почти образом не можно, ибо как пищею и платьем, так и квартиры нанять чем не имею…»

Как и предполагалось, канцелярия сжалилась над предприимчивым юнцом и постановила: «…оному ученику Баркову быть впредь до усмотрения в Канцелярии Академии Наук для переписки на бело случающихся дел, нежели он худые свои проступки оставит и в порученном ему деле явится прилежен, то без прибавки жалованья оставлен не будет…»

Так желание Баркова наконец было исполнено. Крашенинников, окончательно избавившись от беспокойного подопечного, вздохнул с облегчением.

Новые обязанности Ивана, занимающего должность копииста, не показались ему обременительными, скорее наоборот. Уверовавший в свою полную безнаказанность, Иван расслабился и опять пустился во все тяжкие. Его очередная эскапада закончилась арестом и громким скандалом. Теперь власти на полном серьезе собрались отдать нашкодившего буяна в матросы, но… судьба, а в данном случае канцелярия, опять сжалилась, постановив: «Понеже ученик Иван Барков за продерзости ево содержится при канцелярии под караулом, а ныне он в виностях своих признавается и впредь обещает поступать добропорядочно… да и для наступающего праздника Стыя Пасхи, из-под караула его свободить». А вот следующие строки постановления могли удивить кого угодно: «…и к производимому ево нынешнему жалованью к 36-ти рублям прибавить ему еще четырнадцать рублей…» Однако руководство канцелярии все же разумно решило подстраховаться и вписало в постановление предостережение, где говорилось о том, что если Барков будет повторять свои «продерзости», он «непременно отослан будет в матросскую вечную службу».

Прочитав постановление, Иван не на шутку задумался. Бросить пить и куролесить представлялось ему делом решительно невозможным, однако следить за собой получше было совершенно необходимо. Поэтому обеспокоенный Барков решил вплотную заняться работой, чтобы как можно больше занять свое время. И опять судьба пошла ему навстречу – у него появилась возможность поближе познакомиться с М. В. Ломоносовым, к которому чаще всего посылали молодого человека для снятия копий и переписки документов.

Ломоносов, уже давно упрашивающий Академию выделить ему помощника «для употребления по бумажным делам», искренне обрадовался присланному канцелярией Баркову. Тот, решивший стать идеальным переписчиком и панически боявшийся ссылки на корабль, некоторое время вел себя более чем прилично. Он не дерзил, послушно выполнял все распоряжения ученого и терпеливо избегал скандальных ситуаций. Ломоносов не мог нарадоваться на столь старательного и послушного подопечного, о чем незамедлительно сообщил в канцелярию, сопроводив записку благодарностью. Чиновники, немало удивленные таким поворотом событий, недоуменно жали плечами и оставили все как есть.

В этот период Иван старательно переписал «Древнюю российскую историю», написанную самим Ломоносовым, и всю «Российскую грамматику», а также скопировал Радзивилловскую летопись Нестора. На первый взгляд скучноватый процесс переписывания летописей и документов был для Баркова очень увлекательным в основном по причине того, что его работа сопровождалась красочными, эмоциональными и подробными комментариями Ломоносова, охотно занимавшегося с бывшим студентом.

При помощи Михаила Васильевича Барков приобрел ценный опыт исторического исследования и обширные знания по источниковедению. Чтобы скомпоновать свои новые знания, Иван самостоятельно написал свою первую научную работу, которая называлась «Краткая российская история». Она вышла в 1762 году и была высоко оценена Г. Ф. Миллером, который написал и опубликовал свою рецензию в известном научном журнале «Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах».

Миллер по достоинству оценил работу И. С. Баркова, сказав, что собранные, проанализированные и предложенные им факты гораздо более точные, чем приведенные в работе Вольтера «Истории Российской империи при Петре Великом».

Однако из-за сотрудничества с Ломоносовым Барков был все же вынужден расстаться с мечтой о прекращении практики длительных и частых запоев. Несмотря на впечатляющую репутацию и невероятный ум Ломоносова, этот ученый, так же как и Барков, с удовольствием потреблял спиртные напитки, а пребывая в сильном подпитии, выражался откровенно и неприлично. Достоверно известен факт, что Ломоносов однажды при встрече с И. Д. Шумахером, «сложив неприлично перста», демонстрировал собеседнику кукиш, сопровождая свой крайне недипломатичный жест сакраментальной фразой: «Накось, выкуси!»

Ломоносов нередко ругался со своими противниками-поэтами и, не выбирая выражений, говорил о них самые неприятные вещи, даже не догадываясь о том, что молодой Барков, слушая его, находил оправдание и собственному вульгарному поведению. Однако не только общение с Ломоносовым и попытки обуздать собственную бунтарскую натуру занимали много времени у Баркова. Вдохновленный очередной речью своего наставника, он вскоре решился взяться за Радзивилловскую летопись. Ее срочно требовалось отредактировать и подготовить к печати. Впрочем, она уже была хорошо знакома Ивану, поскольку ранее он переписывал ее по просьбе Ломоносова.

Академия планировала издать российские летописи для того, чтобы ознакомить с ними не только научные круги, но и более широкий и менее просвещенный круг читателей. Полный энтузиазма Барков проводил долгие часы, склонясь над рукописными страницами так хорошо ему знакомого научного труда. К сожалению, работой руководил не он сам, а И. И. Тауберт, поэтому Ивану приходилось точно выполнять все указания своего непосредственного начальника. Тауберт приказал Баркову исправить в тексте все непонятные выражения и слова, адаптировать к новым требованиям орфографию и заполнить имеющиеся в летописях пробелы сведениями из других исторических документов.

Радзивилловская летопись была издана в 1767 году, уже после ухода Баркова с работы при Академии. Эта научная популяризованная работа была во многом неточна, в основном из-за бесконечных поправок, внесенных Таубертом, но оказала большое влияние на мировоззрение широкой публики. Она позволяла всем желающим ознакомиться с отечественной историей и подготовила россиян к восприятию других публикаций исторических и научных рукописей.

В 1762 году Барков сочинил оду, посвященную дню рождения Петра III. Сразу после этого Ивана, по протекции Ломоносова, назначили в Академию переводчиком. Из-под его пера вышли художественные переводы произведений Горация, текстов речей Марка Аврелия, басен Эзопа и т. д.

Впервые попробовал себя в поэтическом жанре Барков еще в студенческие годы, однако никому свои произведения не показывал. Дело в том, что ему совершенно не нравилось писать произведения в одическом жанре, который наиболее ценился его современниками. Стихи Баркова, по мнению общественности, являлись ярким примером реализма эпохи классицизма. Они сочетали в себе уличную вульгарность и высокий стиль. Н. И. Новиков, который некоторое время общался с необычным поэтом, называл Баркова «человеком острым и отважным». Он же с гордостью отмечал, что Иван написал большое количество «невозможных в печати целых и мелких стихотворений в честь Вакха и Афродиты… все сии стихотворения у многих хранятся рукописными».

Необходимо отметить, что произведения Баркова стали пользоваться популярностью у читателей определенного круга не потому, что представляли собой оригинальное, ранее неизвестное поэтическое решение. Вероятно, что здесь важную роль сыграла поддержка Ломоносова, который с энтузиазмом воспринимал все начинания автора. Сатиры Баркова вызывали особое восхищение знаменитого ученого, особенно сатира, в которой высмеивался давний соперник Ломоносова В. К. Тредиаковский.

Известно, что так называемые непечатные произведения Ивана Баркова негласно одобрялись Ломоносовым. Более того, исследователи уверены, что именно благодаря такому колоссу науки, как Ломоносов, Барков стал основоположником «порнографического стиля».

О популярности Баркова можно судить не только по официальным отзывам о его творчестве, но и по многим байкам и анекдотам, которые пользовались огромной популярностью у народа. Эти юмористические рассказы с удовольствием обыгрывались авторами мемуаров достаточно влиятельных лиц XIX века. И если верить им, Барков был человеком самого «веселого и беспечного нрава».

Например, известно, что писатель А. П. Сумароков был очень высокого мнения о Баркове, как об ученом и литературном критике, а потому нередко просил его высказать мнение об очередном своем сочинении. По воспоминаниям одного из современников Баркова, в изложении современного автора Сергея Макеева обычно это выглядело следующим образом: «Барков пришел однажды к Сумарокову. “Сумароков великий человек! Сумароков первый русский стихотворец!” – сказал он ему. Обрадованный Сумароков велел тотчас подать ему водки, а Баркову только того и хотелось. Он напился пьян. Выходя, сказал он ему: “Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец – я, второй Ломоносов, а ты только что третий”. Сумароков чуть его не зарезал…»

Современники Баркова считали поэта крайне распутным. В народе была распространена легенда, что у Баркова было свое имение, куда он часто привозил подруг и собутыльников. Барков был пьяницей, но великолепным любовником, и именно он стал прообразом знаменитого Луки Мудищева.

Так же в некоторых мемуарах, написанных современниками Баркова, встречалась такая история: однажды Барков сочинил неприличные стихи про Григория Орлова и императрицу Екатерину. Оповещенная императрица рассердилась, велела привести к ней автора позорных виршей, закрылась с ним в спальне и велела охране никого не впускать. На исходе третьих суток Барков на подгибающихся ногах и без штанов вышел от императрицы, а вскоре был награжден графским титулом. Насколько достоверна эта история, не известно, но сплетники с большим удовольствием обсуждали ее при любой возможности, придумывая все новые и новые подробности.

Однако, по всей видимости, большинство шалостей и хулиганств, приписываемых Баркову – не более чем легенды. Достоверных сведений о жизни Баркова, не приукрашенной народными байками, известно крайне мало. Как уже было сказано выше, Михаил Васильевич Ломоносов на протяжении десяти лет открыто поощрял Баркова и покровительствовал ему. Со смертью Ломоносова звезда Баркова начала постепенно закатываться.

Руководство Академии и других официальных учреждений перестало снисходительно наблюдать за деятельностью грубого хамоватого поэта. Лишенный поддержки покровителя, Барков был изгнан с должности, занимаемой в Академии, что лишило его возможности зарабатывать себе на жизнь.

Некоторое время он жил в бедности, граничащей с нищетой, но тем не менее продолжал писать. Казалось, что чем больше поэт голодал, тем более язвительными и меткими становились его сатиры и пародии.

Как и у многих выдающихся людей, у Баркова имелись не только враги, доброжелатели, но и подражатели. Однако, несмотря на все усилия последних, никто так и не смог повторить в своем творчестве свойственное Баркову необычное сочетание непринужденного изящества и откровенной грубости.

В 1763 году Барков занимался переводом басен Федра и сатир Горация. Он также написал «Житие князя Антиоха Дмитриевича Кантемира», которое впоследствии приложил к своим «Сатирам». Стих Баркова был на удивление легким и гладким. В этом поэт очень походил на Сумарокова и Ломоносова. Однако слава его нашла только после издания его «срамных» стихов, о которых митрополит Евгений Болохвитинов отзывался с крайним осуждением и презрением.

Грубые стихи Баркова оказались в то время столь популярными, что для их обозначения был даже придуман особый термин – их стали называть «барковщина». В свое время Пушкин говорил, что Барков является одним из первых российских поэтов, отказавшихся от архаического стиля и начавших писать оригинальным народным живым языком.

Если внимательнее изучить дошедшие до настоящего времени произведения Баркова, их можно условно разделить на две группы: печатную и непечатную.

К печатной группе произведений относятся ода Петру III «На всерадостный день рождения», «Сокращение универсальной истории Гольберга», «Житие князя А. Дмитриевича Кантемира», стихотворные переводы с итальянского «Мир героев», «Федра, Августова отпущенника, нравоучительные басни», «Квинта Горация Флакка Сатиры или Беседы». Эти работы Баркова были хороши для его современников и возможно, для исследователей нашего времени, однако не они принесли славу поэту.

Превосходным примером печатных произведений Баркова является ода «Бахус». Она примечательна тем, что в ней нет ни одного грубого, а тем более нецензурного слова или выражения. Видимо, причина такого трепетного отношения к сюжету оды «Бахус» в том, что поэт в произведении писал о своей давней мечте, а не фантазировал на тему извращенных и грубых сексуальных игр.

Вышедший из-под пера Баркова, Бахус принимает любого желающего в свой храм, где и судебный исполнитель вершит свои нечистоплотные дела, «служа и правым, и виновным», и «солдат о службе тут не тужит», а рядом с ним находится «боец кулачный и подъячий».

И вот нетрезвый уже поэт и изрядно захмелевшие приверженцы Бахуса утирают пьяные слезы умиления, ибо:

Источник благостей толиких,

Вдруг составляя брань и мир,

Из малых делаешь великих,

Меняешь с рубищем мундир.

А раз уж дело дошло до традиционного российского гулянья с водкой и закуской, без драки оно никак не обойдется. Барков, и сам известный забияка, пьяница и скандалист, оставить такой поворот дел без внимания никак не мог, и вот было издано его очередное произведение – ода «Кулачному бойцу».

Ценитель и частый участник кулачных драк между посетителями кабаков, Барков ухитрился ярко и красочно передать настроение раззадоренных алкоголем, затмевающим разум, и яростью двух бойцов:

Нашла коса на твердый камень,

Нашел на доку дока тут,

Блестит в глазах их ярость, пламень,

Как оба страшны львы ревут…

Непечатная группа произведений Баркова сделала писателя знаменитым, не давая забвению охватить его творчество. В середине XVIII века россияне с некоторым удивлением, брезгливостью и интересом зачитывались стихотворными сатирами Баркова. Они были тем более интересны людям, поскольку, по мнению Н. И. Новикова, Барков создавал в первую очередь «остроумные и колкие сатиры, написанные прекрасными стихами, на глупости новейших русских поэтов».

Многие «сатирические сочинения» Баркова создают у читателей преувеличенно благодушное настроение за счет ироничных, но не злых мотивов. Например, в оде «Утренняя заря» они, разумеется, непристойны, но не производят неприятного впечатления:

Уже зари багряной путь

Открылся дремлющим денницам.

Зефир прохладный зачал дуть

Под юбки бабам и девицам…

…О утро, преблаженный час!

Дражайше нам златого века.

В тебе натуры сладкий глас

Зовет к работе человека.

Очень интересен сборник Баркова, посвященный Белинде: «…тебе, благословенная красавица, рассудил я принесть книгу сию, называемую “Девичья игрушка”. В этом произведении автор остроумно и прямым текстом объясняет читателю, что такое эта „игрушка“ и как в нее „играть“. Разумеется, прочитав весьма развратное творение поэта, Белинда была недовольна Барковым.

На что тот ответил: «Ты приняла книгу сию, развернула и, читая первый лист, переменяя свой вид, сердишься. Ты спыльчиво клянешь мою неблагопристойность и называешь юношем дерзновенным. Но вместе с сим усматриваю я, ты смеешься внутренно, тебе любо слышать вожделение сердца твоего». Может быть, именно такой реакции автор и ждал от всех своих читателей.

Н. И. Новиков, близко знакомый с творчеством Баркова, определил поэта как человека отважного и язвительного, который написал «множество целых и мелких стихотворений в честь Вакха и Афродиты, к чему веселый его нрав и беспечность много содействовали».

Но не только Новиков в своих мемуарах описывает работы Баркова. Карамзин, например, позволил себе назвать Баркова в своих рукописях русским Скарроном. В принципе, произведения Ивана можно назвать грубой и здоровой порнографией. И это будет самым точным определением, подразумевающим здоровые инстинкты людей и человеческую натуру, типичную для того времени.

Однако не только творчество «охальника-поэта» регулярно потрясало мораль и нравственность российского человека XVIII века. Словно бы подтверждая свою скандальную репутацию, Барков даже смерть свою обставил максимальным количеством интригующих несуразностей. Причем существует как минимум три различные версии этой смерти, весьма существенно отличающиеся друг от друга.

Итак, Иван Барков умер в 1768 году. К тому времени он уже ни дня не мог обойтись без алкоголя. Его здоровье сильно ухудшилось, а благосостояние так и не стало хорошим. Точная дата смерти поэта, к сожалению, осталась неизвестной.

Причина этого, видимо, в том, что факт кончины поэта долгое время оставался неподтвержденным, из-за попыток его последователей и подражателей скрыть от общественности изо всех сил неприглядную кончину своего наставника и вдохновителя.

Согласно самой распространенной версии, поэт, утомленный жизненными неурядицами, покончил собой. Версию самоубийства особенно отстаивали молодые дворяне – однокашники Пушкина. По их свидетельству можно заключить, что грубиян и охальник Иван Барков, решив покончить с собой, затопил камин, закрыл крышку, засунул в камин голову и отравился угарным газом.

Вероятно, причиной столь радикального сведения счетов с жизнью стала депрессия поэта, вызванная избытком в его крови алкоголя, проблемами в личной жизни и очередными неурядицами с издателями и критиками. Что же касается камина, скорее всего, в том состоянии, в котором пребывал Барков, было сложно подыскивать другие способы самоубийства, или же отравление угарным газом показалось ему наиболее быстрым и безболезненным способом покинуть опостылевший мир.

Согласно второй, не менее удивительной и скандальной, версии, Иван Барков перед смертью находился в состоянии длительного запоя. Почувствовав себя нехорошо, он отправился в нужник. Там у него неожиданно начался психический припадок. Потерявший над собой контроль, поэт упал, ударился головой, провалился в нужник и утонул. Что и говорить, очень некрасивая смерть, но более чем вероятная.

Достоверно известно, что на протяжении всей своей жизни Барков частенько злоупотреблял спиртными напитками, и можно справедливо предположить, что в роковой день он отправился в нужник в изрядном подпитии. Между тем санитарно-гигиенические приспособления XXI и XVIII веков сильно отличаются. Если для того, чтобы утонуть в современном унитазе, человеку необходимо приложить очень большие усилия, то провалиться сквозь ненадежный деревянный пол или упасть в дыру обычного примитивного «деревенского домика» просто, достаточно лишь поскользнуться или оступиться, а там все сделает сила земного притяжения. Скорее всего, так и произошло. Пьяный Барков зашел в нужник, неловко повернулся, оступился и упал.

Впрочем, возможно, события развивались и по-другому: Барков зашел в нужник, и у него начался припадок, который затуманил разум, сделал его движения судорожными и плохо контролируемыми. Было бы удивительно, если бы в таком состоянии писатель благополучно выбрался. В лучшем случае он получил бы множество синяков, ссадин, а то и переломов, в худшем же… Одно можно сказать точно, грязная, долгое время скрываемая смерть поэта подарила любителям сплетен великолепную тему для обсуждения.

Третья версия смерти Баркова – не менее компрометирующая, чем предыдущие две. Согласно ей, Барков умер в запущенном и дешевом публичном доме. Смерть его наступила в результате побоев.

Не секрет, что Барков был частым посетителем и игорных, и публичных домов, да и обычные женщины не обделяли его своим вниманием. Стало быть, тот факт, что умер он в публичном доме, совсем не удивителен. Более того, любитель побуянить и поскандалить, Барков мог с легкостью ввязаться в драку и погибнуть в ней. Так что третья версия смерти Баркова также вероятна, как и две предыдущие, хотя и кардинально отличается от них.