35. КОЛОНИСТЫ И ПИРАТЫ

Почему европейская история выглядит подчас общемировой? Да потому что европейцы, получив преимущества на морях, стали совать носы в дела всех остальных регионов. А народы и правители этих регионов в дела европейцев не лезли. Хотя события в разных странах по накалу страстей и масштабам ничуть не уступали Тридцатилетней войне или борьбе за Балтику. Так, во Вьетнаме в результате жестоких междоусобиц возникло государство Чиней. Государство Нгуеней воевало с Камбоджей. Бирманское королевство Таунгу ослабло в драках с царством Лансанг и не могло противостоять опустошительным набегам тайцев, из-за чего бирманцам пришлось перенести столицу из Пегу в г. Ава.

Индийскую империю Великих Моголов Шах-Джахан принял после свержения отца расшатанной. Крупные феодалы-джагириды разболтались, чувствовали себя почти самостоятельными властителями. Набрали силу и откупщики-ростовщики, в зависимость к которым попадали не только крестьяне, но и джагириды. А содержание пышного двора, возникшего при Акбаре и Джахангире, строительство дворцов и мечетей требовали новых средств. Для чего была узаконена система “подарков” от феодалов. А они, чтобы преподнести “подарки” и получить новые пожалования, влезали в долги к тем же ростовщикам. Разорвать этот замкнутый круг Шах-Джахан не мог, если бы и захотел — самого свергли бы. И он попытался найти выход из положения в возобновлении завоевательной политики деда. Подпитывать казну за счет соседей. Что было выгодно и джагиридам, получавшим возможность поправить материальное положение за счет добычи. Огромные армии Великого Могола двинулись на юг, на плоскогорье Декана. В 1633 г. было захвачено царство Ахмеднагар, в 1636 г. — княжества Биджапур и Голконда. И почти весь полуостров Индостан, кроме самой южной оконечности, оказался в составе империи.

А английскую Ост-Индскую компанию постигла очередная неприятность в связи с пиратством их короля. Карл I и его постельничий Портер после первых удачных рейдов организовали целое предприятие и послали в Красное море эскадру из 4 кораблей. Она ограбила 2 индийских судна, пассажиров и команды подвергали зверским пыткам, чтобы узнать, не спрятаны ли где-нибудь еще деньги. Шах-Джахан, узнав об этом, очень осерчал, весь персонал британской фактории в Сурате арестовали и держали под стражей, пока компания не внесла компенсацию, 170 тыс. рупий. Впрочем, и сама Ост-Индская компания пиратством не брезговала. Воспользовавшись затруднениями империи Мин, воевавшей на два фронта с собственными повстанцами и маньчжурами, английская эскадра бомбардировала порт Хумэнь. И если в прежние времена на такое безобразие китайцы ответили бы силой своего флота, то теперь они оказались беспомощны. Компания огнем орудий вынудила правительство на заключение торговых контрактов.

Ну а Карл пиратствовал, разумеется, не от хорошей жизни. Он и его фавориты изыскивали любые способы добыть деньги. Собирали таможенные пошлины — которые в Британии являлись традиционной статьей дохода королевского двора. Но парламент, прежде, чем его разогнали, успел принять закон, что таможенные доходы даются королю только на год, и купцы объявляли сбор пошлин “незаконным”, брыкались и увиливали от уплаты. Приближенные Карла придумали еще одну меру: лицам, имеющим не менее 40 фунтов земельного дохода, требовалось явиться ко двору для получения рыцарского звания. Под угрозой штрафа. А за возведение в рыцарство бралась плата. Откопали и забытый закон о “корабельных деньгах” — когда-то при угрозе войны собирались средства на флот в прибрежных графствах. Теперь этот налог решили распространить на всю Англию. Подданные возмутились, купец Гэмден отказался платить причитающиеся с него 20 шиллингов. Правда, суд над ним 7 голосами против 5 принял решение в пользу короля, но процесс вызвал скандал на всю Британию, “общественность” бурно выражала поддержку Гэмдену.

Надо сказать, что Англия была единственной крупной западной державой, которую пощадила Тридцатилетняя война. Ее не опустошали войска, как Германию, не разоряли налогами, как Францию. Жилось британцам довольно неплохо, а состоятельная их часть имела куда больше прав и “свобод”, чем в соседних странах. Но оппозиция накручивала сама себя и других теориями “борьбы с тиранией”, и внутренний кризис углублялся. Хотя и среди оппозиции единства не было. Умеренные — пресвитериане, ставили целью поставить монарха под контроль пресвитеров, то бишь свой. А тех, кто победнее, возвышение олигархов не устраивало, и появлялись более радикальные религиозно-политические течения. “Индепенденты” (независимые) задавались вопросом — если отменять власть епископов в церкви, зачем сохранять то же самое в государстве? И приходили к выводу о необходимости заменить монархию республикой. Дальше шли “левеллеры” (“уравнители”) — анархисты, вообще отрицавшие необходимость центральной власти и требовавшие полного самоуправления для каждой религиозной общины. А еще дальше шли разные секты — анабаптисты, браунисты, квакеры и пр., считавшие “спасенными” только себя, а весь прочий мир безнадежно погрязшим во грехах и уже погибшим, так что с ним можно было и не считаться.

Король и правительство упорно пытались навести порядок среди своих подданных. Священникам вменялся в обязанность строгий контроль за каждым шагом прихожан, за религиозной жизнью семей. Действовала цензура на письменное и устное слово. Несанкционированные сходки разгонялись. Поскольку в выборные мировые судьи графств тоже попадали оппозиционеры, делами противников власти активно занимались созданные еще Тюдорами Звездная палата и Верховная комиссия (одна по политическим, другая по религиозным преступлениям). Виновные в религиозном диссидентстве представали и перед епископскими судами. Правда, смертные казни не применялись. Оппозиционеров сажали, подвергали телесным наказаниям, членовредительству, а чаще всего штрафам и конфискациям — это больше отвечало интересам безденежного короля. Пуритане и сектанты от преследований по-прежнему бежали за рубеж, в 1630-х гг страну покинуло 65 тыс. чел. Значительная часть устремлялась по дорожке, проторенной предшественниками, за океан.

И Америка “обживалась”. Кроме англичан, голландцев, французов и испанцев тут появились еще и шведы. Канцлер Оксеншерна готов был расширять владения своей державы где угодно, и возникла Новая Швеция на месте современного штата Делавэр. Значительную роль в американских делах играли и пираты. Голландская Вест-Индская компания разгулялась вовсю, за 13 лет ее корабли захватили и потопили 550 судов, и не только испанских. Английским и французским джентльменам удачи конкурировать с ними было трудно. Но они захватили о. Тортуга, являвшийся великолепной базой у входа в Наветренный пролив. Начали отсюда терроризировать корабли, следующие из Америки по проливу между Кубой и Эспаньолой (Гаити), нападать на прибрежные поселения. Испанцы направили карательную экспедицию и очистили остров, пираты разбежались кто в море, кто на Эспаньолу. Но затем сорганизовались, внезапно напали и перебили оставленный на Тортуге гарнизон. Между французскими и английскими головорезами шли постоянные раздоры за главенство. Этим воспользовался губернатор французской колонии на о. Сен-Китс де Пуанси и обратился к пиратскому вожаку Левассеру (впоследствии британец Сабатини вывел его отрицательным героем в “Хрониках капитана Блада). Левассер получил 49 солдат, поднял над Тортугой французский флаг и стал правителем острова, превратившегося в главную пиратскую базу региона.

Британские “поборники свобод”, переселяясь в Америку, вели себя отвратительно. На побережье Коннектикута в 1637 г. был убит белый торговец — неизвестно кем, но свалили на индейцев-пекотов и начали против них войну. В нескольких стычках не добились успеха и применили геноцид. Окружили большое селение пекотов на р. Мистика и уничтожили всех жителей. По данным “бледнолицих” — 500 чел. На деле наверняка больше, поскольку вырезали поголовно, не щадя женщин и детей. Голландцы и шведы действовали не лучше. Для захвата и расширения территорий тоже принялись воевать с индейцами и значительно сократили численность племени делаваров.

Другие державы в вопросах раздела мира старались не отставать от конкурентов. Несмотря на слабость французского флота, Ришелье все же подталкивал колониальную политику, при нем французы утвердились в Гвиане, на о. Бурбон, высадились на Мадагаскаре. А испанцам на Филиппинах не давала покоя независимость племен моро, населявших о. Минданао. В 1637 г. губернатор Хуртадо де Коэсура снарядил большой флот с десантом, провозгласив целью “поставить моро на колени”. На защиту выступило все население острова во главе с султаном Кудратом. В бой вступили даже бабы и ребятня. И первый приступ отразили. Но во втором бою были разгромлены, раненый Кудрат бежал, а его жена с ребенком вместе с группой других женщин и девушек, дабы не попасть в руки врагов, бросилась со скалы. Тем не менее завоевателям удалось закрепиться только в нескольких прибрежных пунктах, в лесистые внутренние районы проникнуть они не смогли.

Эхо событий Тридцатилетней войны отзывалось и в колониях. Так, когда в 1637 г. против испанского владычества восстала Португалия, воззвав о помощи к Франции, Англии и Голландии, эти “союзники” откликнулись весьма оригинальным образом. Голландцы послали экспедиционный корпус в принадлежавшую португальцам Бразилию и захватили значительную часть побережья. Начали теснить португальцев и в Африке, отобрав у них владения в Анголе, Сан-Томе и других пунктах, “стратегически важных” с точки зрения рабов, вывозившихся отсюда в Бразилию. А эскадра английской Ост-Индской компании напала на Макао. Ее португальцы сумели отразить — ну что ж, тогда британцы повторили проверенный вариант. Направились к китайскому Кантону, навели орудия, и под угрозой бомбардировки им разрешили открыть здесь торговлю. Вскоре они получили разрешение вести торг и через Гуаньчжоу.

Властителям империи Мин было не до европейцев. Восстание в Китае ширилось. Мятежники оправились от поражений, подпитывались новыми сторонниками, в захваченных городах творили крутую расправу над сторонниками правительства. А маньчжуры, разгромив монголов, обратились на других китайских союзников. На торжества по случаю провозглашения своей империи Цин Абахай пригласил делегацию от корейского князя Инчжо. Но по традициям восточного церемониала подобное участие означало признание вассалитета. И приглашение отклонили. В ответ 100-тысячное маньчжурское войско вторглось в Корею. Инчжо бросил на произвол судьбы свою столицу Сеул, но сдаваться не пожелал. Князь и его окружение эвакуировали свои семьи и ценности на остров Канхвадо, а сами с 12-тыс. солдат укрылись в мощной крепости Намхан.

Маньчжуры взяли и подчистую разорили Сеул, осадили Намхан. Князь с фаворитами хорохорились, призывали стоять до конца, а все советники и офицеры, высказавшиеся за заключение мира, были казнены. Но боевого духа хватило ненадолго. Маньчжуры попросту переправились на о. Канхвадо, захватили семьи правящей верхушки, и она тотчас капитулировала. Инчжо признал себя вассалом Абахая, согласился разместить маньчжурские гарнизоны в своих городах, платить дань и поставлять вспомогательные войска. Весьма ценными вассалами стали и монголы — их заинтересовали богатой добычей в Китае, и их великолепная конница стала участвовать в маньчжурских походах.

Отвлечение Абахая против соседей дало империи Мин временную передышку и позволило сконцентрировать силы против повстанцев. Был разгромлен их вождь Гао Ин-сян. Его казнили, а всю армию, включая сдавшихся в плен, перебили до единого. Другие предводители мятежников, Чжан Сянь-чжун, Ли Цзы-чэн и прочие “полевые командиры” понесли ряд тяжелых поражений, сочли свое положение безвыходным и пошли на переговоры, принеся повинную. Правительство решило простить их и объявить амнистию их отрядам, абы наконец-то стабилизировать ситуацию в стране. Но в 1638 г. маньчжуры, усилившиеся за счет монголов и корейцев, опять прорвались через Великую Китайскую стену, грабя и разоряя все на своем пути. Минские армии перебросили против них. И амнистированные повстанческие командиры Чжан Сянь-чжун и Ли-Цзы-чэн, успевшие оправиться от ударов и восполнить потери, пришли к выводу, что для них настало самое подходящее время. Снова выступили против властей…

В Японии тоже было неспокойно. Но твердая власть Иэмицу Токугава удерживала страну под контролем. Важными мерами, не позволившими Японии сойти на гибельный путь других азиатских держав, стало и ограничение влияния европейцев. Здешние мореходы были частыми гостями в Китае, Индонезии, на Филиппинах, поэтому правительство хорошо знало о трагедиях Аомыня, Явы, Молуккских и Зондских островов. Да и деятельность иностранцев в самой “стране восходящего солнца” вызывала опасения сегуна. Голландцы, португальцы и англичане наперебой вербовали японских солдат-наемников для службы в своих компаниях. Были и случаи насильственного увоза японцев и продажи в другие страны. Несмотря на запреты, продолжалась миссионерская пропаганда.

Впрочем, не только и не столько миссионерская. Во все времена характерной особенностью западной цивилизации было стремление переучить “темных дикарей” — тех, кто предпочитает жить по-своему. Навязать всему миру собственные нравы, системы ценностей, образ мышления. И в Японию ползла обычная западническая зараза — сказки о высочайшей европейской культуре, науке, благосостоянии, мудром и просвещенном управлении. Что порождало “перестроечников”, наподобие китайских “дуньлиньдин”. Наконец, была выявлена связь иностранцев с сепаратистами острова Кюсю. Это переполнило чашу терпения сегуна, и были приняты новые законы против миссионеров. Их деятельность строго запрещалась, за донос на миссионера учреждалась огромная премия в 200–300 слитков серебра. Вводились дополнительные ограничения на контакты и торговлю с иностранцами. Японцам запрещалось покидать свою родину, а если покинул — возвращаться домой (кроме поездок по государственным нуждам, по специальным разрешениям).

Иезуиты ответили активизацией подстрекательской деятельности, и вспыхнули восстания на о. Кюсю. Обычно в литературе они квалифицируются как “крестьянские”. По составу участников — да. Но инициированы были иезуитской агентурой, пытавшейся использовать недовольство крестьян большими налогами и сепаратизм местных самураев в собственных целях. Так, из 40 тыс. мятежников, выступивших на полуострове Симбара (недалеко от Нагасаки) большинство оказалось христианами. Правительство бросило на них армию, разбитые повстанцы укрылись в замке Хара. А голландцы очень вовремя подсуетились, предложив сегуну свои корабли для перевозок его войск, бомбардировок и морской блокады полуострова. После нескольких месяцев осады Хара был взят, все защитники уничтожены. Подавили и другие очаги восстания на Кюсю. После чего Иэмицу Токугава в 1638-39 гг принял законы об окончательном закрытии страны.

Все иностранцы изгонялись. Это касалось и детей, прижитых японками от европейцев, и даже семей, усыновивших европейских детей. Указывалось, что “отпрыски южных варваров” не могут оставаться в Японии. Тех, кто не покинет страну в установленный срок, ожидала смерть. Чужеземным судам отныне вообще запрещалось заходить в японские порты под страхом их конфискации и казни экипажей. За помощь в подавлении восстания исключение сделали лишь для голландцев, которым дозволялось присылать в Нагасаки 1 корабль в год. Но торговать разрешалось только через правительственную компанию “Ито ваппу”, а остальным японцам любые контакты с европейцами возбранялись.

Впоследствии политика японского изоляционизма осуждалась большинством историков (конечно, западных). Указывалось, что она привела к техническому и культурному отставанию от “цивилизованных” держав. Хотя вопрос это весьма спорный. Ведь именно благодаря изоляции Япония продержалась от внедрения в свои дела европейцев 300 лет. Сохранив при этом настолько высокий культурный и нравственный потенциал, что даже в XIX в., когда барьеры рухнули, не превратилась в колонию и не попала в политическую зависимость от Запада. Оказавшись таким образом единственным древним государством Восточной Азии, которому удалось уцелеть. А техническое отставание преодолела очень быстро…

Ну а в XVII в. оснований держаться за “железным занавесом” хватало. Хищники удовлетворяли свои аппетиты без всяких “комплексов”. Испанцы на Филиппинах учинили кампанию резни китайских купцов и ремесленников, составлявших конкуренцию колонизаторам. И обвинили в этом самих же китайцев. Была предпринята и попытка покорить внутренние районы о. Минданао. Да только на этот раз моро разгромили пришельцев, отбив охоту повторять экспедиции. Испанцы пробовали закрепиться и на Тайване. Но его считали своей вотчиной голландцы и уничтожили основанную там факторию. И, в свою очередь, несколько раз нападали на Филиппины. Хотя такая добыча была им не по зубам, и налеты неизменно отбивались. И для очередной попытки зацепиться на Филиппинских островах голландцы решили использовать антииспанские настроения племен моро. Заключили союз с местным султаном, напали на испанский форт Холо и перебили гарнизон. Но моро очень быстро поняли, что их “друзья” еще большая сволочь, чем испанцы. И выгнали их вон. После чего о. Минданао остался “ничьим”, 250 лет сюда не совался никто, и население жило вполне независимо.

А британская Ост-Индская компания ловко воспользовалась финансовыми затруднениями индийской знати, которой требовались средства на содержание армий, гаремов, расчеты с ростовщиками, “подарки” падишаху. В 1639 г. англичане купили у местного правителя участок земли на Коромандельском берегу, построив здесь свою первую в Индии экстерриториальную крепость — форт Св. Георгия. Впоследствии — г. Мадрас. Так началось британское вторжение на полуостров Индостан. Незаметно, вроде — безобидно. Ну подумаешь — одна крепость…

Хотя в самой Англии обстановка становилась все хуже. В надежде увеличить количество земель для получения доходов (на чем рассчитывали погреть руки и фавориты) король дал добро на кампанию по осушению болот в ряде местностей. Но эти болотистые участки использовались крестьянами в качестве общинных выпасов для скота, и на деле предприятие вылилось в новый скачок “огораживаний”. Прокатились восстания в центральных, а потом и в восточных графствах. А противостояние с протестантами, среди которых были банкиры, купцы, предприниматели, вызвало побочные эффекты — отток за границу капитала, ухудшение состояние промышленности и торговли. Скакнула безработица. Несмотря на цензуру, по стране гуляли многочисленные листовки и памфлеты, требующие созыва парламента, “свободы совести”, церковных и правительственных реформ.

Нехватка денег вынуждала правительство нажать на Ирландию. Она в то время в полном смысле считалась колонией Англии, и там король имел право вполне “законно” вводить и собирать налоги. Но ирландцам и без того жилось хуже некуда. Их положение завоеванного народа ничем по сути не отличалось от индейцев. Правами они не обладали ни малейшими. Их обирали, как могли, сгоняли с земель, заселяемых англичанами. Или отдавали в рабство новым хозяевам их прежних наделов. Даже убийство ирландца англичанином влекло за собой лишь небольшой штраф. Недовольство там зрело постоянно. А в результате нового увеличения налогового гнета ирландцы не выдержали. Начались волнения и бунты. Король послал туда Стаффорда с карателями, но… ведь им тоже требовалось платить!

И в дополнение ко всем бедам допустил неосторожность архиепископ Лод. В рамках своих реформ по укреплению англиканской церкви и единообразию богослужения он подготовил модифицированный молитвенник. И после Англии попытался внедрить его в Шотландии — которая была объединена с Англией личной унией. Шотландские пресвитеры отказались его принять. Да ладно бы — просто отказались. Молитвенник они сочли поползновением на свои религиозные права и заключили между собой “ковентат” — договор о борьбе за торжество пуританства. Отменили у себя епископство и в 1639 г. объявили англичанам войну. Король стал собирать против них армию. Наскреб 20 тыс. солдат, но такой швали, что она почти вся разбежалась еще на марше, не вступая в бой.

Лишившись войска, опозорившийся Карл вынужден был заключить в Бервике перемирие с шотландцами. А Лондон по случаю поражения короля… устроил иллюминацию и народные гуляния. Взбешенный монарх вызвал из Ирландии Стаффорда, приказав ему проучить мятежников, как шотландских, так и своих. Но на солдат для такого “проучивания” денег тоже не было! И после 11 лет перерыва Карлу все же пришлось созвать парламент. Получивший название Короткого. Потому что в субсидиях на армию депутаты отказали, откровенно заявляя: “Чем хуже дела короля в Шотландии, тем лучше дела парламента в Англии”. И через 3 недели были распущены.